«Подумаешь, — думал Петька, артистом выступать! Это и не трудно. А вот другое дело, если настоящему петуху одёжки сшить да показать его другим петухам, это-то интереснее может быть!»
И приступил Петька к делу. Уйдёт мать на работу, а он — к швейной машинке и давай строчить. Для начала решил одеть петуха в матросы. Тельняшечного полотна не нашлось, но он изготовил его сам: навёл синие полосы на белом полотне, из него и скроил петушиную тельняшку. Бескозырку тоже сам смастерил, но лент, к несчастью, не нашлось, и когда Петька нарядил петуха, то похож тот стал не на матроса, а на арестанта в полосатой одежде. Петька посмеялся над арестантом-петухом, посадил его в плетушку и направился к другу Ваське.
— Пришёл? А чего не открывал? — обиженно спросил друг. Он уже не раз стучался к Петьке, чувствовал, что тот дома, но почему-то не откликается. — Ты же дома сидел?
— Дома, — ответил Петька. — Я секретным делом занимался.
— Каким? — заинтересовался Васька.
— А вот увидишь. Где ваш петух?
— А не знаю. Тут вышагивал.
Петух был у погреба. Петька раскрыл плетушку и выпустил на волю своего «арестанта». Васька, увидев его, долго не мог вымолвить ни слова, смотрел как ошалелый на чудную птицу, наконец спросил:
— Это что, Петь?
— Это мой петух, мой Пётр Петрович. Новая порода. Сейчас он покажет твоему силу.
Но Васькин петух сразу поджал одну ногу и завертел головой, выкатывая на новую породу то один, то другой глаз. Потом он упал, попятившись, закричал по-куриному и бросился наутёк. Петькин петух захлопал крыльями и попробовал кукарекнуть. Пение у него не получилось.
— Вот я балда! — Петька щёлкнул себя по лбу. — Тельняшку тесную сшил. Она ему горло стянула. Ладно, Петрович, не пой пока, перешью тебе одёжку, нормальная будет.
— Петь, а как? — проговорил Васька.
— Что «как»?
— Шил ты её как?
На машинке строчил! — гордо ответил Петька.
Как только друг ушёл, Васька засел за машинку…
А вечером ему здорово влетело. Его отец когда-то служил матросом и новую тельняшку, которую сын изрезал на петушиные одёжки, берёг к праздникам. Какой моряк, хоть и бывший, стерпит, чтобы в его тельняшку петуха одевали!