Глава 41 Кап-кап-кап...
Кап-кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап-кап-кап-кап...
Ещё чуть быстрее и уже не капельно, а струйно в мою вену жидкость из флакона польется.
Изумрудно-зеленая, даже на вид очень полезная.
Убавить бы нужно...
Где, медсестра-то?
С подружками курит?
Я бы тоже сейчас покурить не отказался...
А, может, так и надо? Почти струйно? Препарат-то, как Павел Иванович сказал, экспериментальный. Вот и подбирают оптимальную скорость введения...
Я лежал и на капельницу смотрел, больше мне делать сейчас было нечего.
В госпитале я уже неделю, в сознании — третий день. Так по истории болезни, а на самом деле я немного раньше начал звуки различать. Слышать, что говорят где-то рядом, обсуждают что-то.
Слышать слышал, а сам сказать ничего не мог. Ещё и не видел ничего. Боли не ощущал.
Точно сказать, сколько так было, не могу. Было и всё.
Потом и глаза в себя приходить стали. Сначала свет от темноты начал отличать, затем цветные туманные картинки появились. Как бы кто-то ко мне подошел, наклонился, что-то делает.
На четвертые сутки, так мне сказали, я глаза открыл. Лежал, говорят, тихо и спокойненько, ресничками похлопывал. Никого не беспокоил. Спросят меня чего — не отвечал, только улыбался в ответ. Радовался, наверное, что жив остался.
На пятый день отвечать на вопросы начал. Как зовут меня, кто я и прочее. Павла Ивановича, доктора моего, этим обрадовал.
Черт! Да где эта кикимора? Убавить капельницу-то надо! Как-то нехорошо мне становится...
А, вот и она...
— Всё ли нормально?
— Помедленнее сделайте, пожалуйста.
Пациент я вежливый, матом не ругаюсь, голос на персонал не повышаю.
— Сейчас, сейчас...
Кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап.
Кап-кап...
— Нормально?
— Нормально.
Правда — нормально, а то что-то голову у меня повело.
— Покурить ходили, Людмила Петровна?
Тащит от рыжей табачиной.
Улыбается ещё всеми своими веснушками, посмотреть даже приятно.
Вообще медсестра у меня... В прозекторскую если зайдет, над покойничками простынки вздыбятся.
— Завидуете?
Каков вопрос, таков и ответ. Я к ней на вы, она ко мне — тоже.
— Курить — здоровью вредить, — говорю с самым серьезным видом.
— Во-во, именно. Минздрав не рекомендует.
Так и жонглируем словечками, а жидкость во флаконе всё ниже опускается. Скоро уж докапает, вся в мой организм переместится.
— Завтра тебе вставать разрешат. Так Павел Иванович говорил, — переходит медсестра ни с того ни с сего на ты.
— Спасибо, — благодарю Людмилу за добрую весть.
Ноги у меня на месте, смогу встать. Руки, вот только правой нет до самого локтевого сустава.
Левая в целости и сохранности, а правой — только половинка.
В общем — вот так.
Плохо.
Плохо? Да не то слово!
Какой сейчас хирург из меня! Вернее, не сейчас, а был бы после окончания тут медицинского института...
Моя реакция на потерю конечности до локтя сейчас... смазанная. Загружен я специальными препаратами. На то, что стал инвалидом реагирую вяленько, как-то это пока для меня отвлеченно, будто не со мной произошло.
Павел Иванович, я это слышал, отдал распоряжение меня загружать и следить за мной. Были у них уже случаи неприятные с потерявшими руки-ноги. Нехорошее с собой ребятки делали.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап-кап.
Людмила новый флакон мне поставила капать. Сказала, что так Павлом Ивановичем велено.
Я и не спорю. Велено доктором, значит пациенту надо подчиняться, терпеливо выполнять все врачебные предписания.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап-кап.
Сейчас в меня добавляют что-то прозрачное.
— Людмила Петровна, воду льешь? На инвалиде безруком экономишь?
Это я под препаратами так шутить пытаюсь.
— Лежи уж, Серёжа. Всё правильно капаю.
Говорит, а сама в сторону смотрит, не хочет встречаться со мною глазами.
— Знаю я твоё правильно...
Говорю, а глаза сами у меня закрываются.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап...