Сапфирная роза

Эпилог

Этот год весна наступала неохотно, и нежданный поздний холод поморозил все фруктовые деревья, уничтожив все шансы на урожай. Лето выдалось мокрым и облачным, а жатва — скудной.

Армии западной Эозии вернулись домой из Лэморканда и, отложив подальше свои мечи, бывшие воины занялись тяжелыми земляными работами на неухоженных заросших полях, где теперь только чертополох и рос в изобилии. В Лэморканде разразились междоусобные войны, что, однако, ни для кого не было удивительным; в Пелосии вспыхнуло восстание; а нищих около церквей и у ворот городов на западе прибавилось.

Сефрения с удивлением узнала о беременности Эланы, и казалось, что эта новость расстроила и сбила с толку стирикскую волшебницу, отчего она стала излишне вспыльчивой, даже язвительной. В положенный срок Элана родила своего первого ребенка, девочку, которую Спархок назвал Даная. Сефрения с пристальным вниманием осмотрела новорожденную, и Спархоку почудилось, что его наставница несколько обескуражена тем, что ребенок оказался вполне нормальным и пышущим здоровьем.

Миртаи с тщанием пересмотрела распорядок дня королевы и добавила к ее прочим обязанностям кормление ребенка. Стоит упомянуть, что все фрейлины Эланы ревностно ненавидели Миртаи, хотя та ни словом, ни делом ни разу не обидела их.

Церковь вскоре оставила свой великий замысел похода на восток, а вместо этого обратила свои взоры и помыслы к югу. Мартэл вербовал в свою армию самых пылких и ревностных эшандистов, и его поражение в Чиреллосе привело к уничтожению почти всей секты, оставив Рендор готовым к обращению в новую веру. Однако, хотя Долмант отправлял своих священников в Рендор с миссией любви и мира, дух миротворчества продержался в большинстве его миссионеров лишь до тех пор, пока купол Базилики не исчез из виду. И они опустились до возмездия и насилия, карая огнем и мечом непокорных, и рендорцы отвечали им тем же. Вскоре гибельная участь стала постигать одного за другим из посланных Церковью священников, и все большие и большие отряды рыцарей Храма посылались в это южное королевство для защиты непрошеного духовенства и скудного братства новообращенных. Среди рендорцев вновь стали просыпаться эшандистские настроения, и поползли слухи о том, что снова вскрыты тайные склады оружия в пустыне.

Цивилизованные люди зачастую думают, что их города являются венцом их культуры, забывая о том, что основа любого королевства — земля, на которой оно зиждется. Когда разрушается хозяйство на селе, ухудшается и уровень жизни в целом; правительство ощущает нехватку денег в пустеющей казне и облагает народ непомерными налогами, переваливая еще более тяжкое бремя на плечи и без того страдающего крестьянства. Спархок и лорд Лэнда вели по этому поводу частые и жаркие споры, оканчивавшиеся порой взаимными обидами и длительным молчанием.

Со временем здоровье лорда Вэниона все ухудшалось. Но Сефрения окружила его своей заботой и вниманием, стараясь справиться с охватившей магистра немощью. Однако одним ненастным осенним утром, когда Данае исполнилось несколько месяцев, они бесследно исчезли, и когда у ворот Главного Замка Ордена Пандиона в Демосе показался стирик, одетый во все белое, и объявил, что принимает на себя обязанности Сефрении, самые печальные подозрения Спархока подтвердились. Несмотря на яростное сопротивление Спархока, ему временно передали вести дела его друга, но Долмант настаивал о возведении рыцаря в ранг магистра.

Улэф, Тиниен и Бевьер время от времени наезжали во дворец, и их рассказы о том, что твориться в их родных землях, были не более утешительны и радостны, чем те известия, что получал Спархок из отдаленных уголков Элении. Платим скорбно отчитывался, что его осведомители сообщили ему, что во всем королевстве, как, возможно, и за его пределами, процветали голод, эпидемии и разруха, и смуты в народе случаются почти повсеместно.

— Тяжелые времена, Спархок, — вздыхал толстяк и философски разводил руками. — И как бы мы ни старались сдержать их, тяжелые времена наступают снова и снова.

Как Спархок и обещал Кьюрику, вскоре четверо его старших сыновей приняли послушничество в Пандионском Ордене, и даже сопротивлявшийся Хэлед. Телэн был еще мал для военного обучения, и его оставили пока пажом во дворце, где Спархок мог бы за ним присматривать. Стрейджен, как всегда непредсказуемый, частенько объявлялся в Симмуре. Миртаи по-прежнему оберегала Элану и все так же со смехом уклонялась от регулярных свадебных предложений Кринга.

Годы шли, а жизнь не становилась лучше. За дождливым годом последовали три года засухи. Поставки еды все сокращались, а казна пустела день ото дня. Красивое бледное лицо Эланы казалось измученным и похудевшим, хотя Спархок делал все, что в его силах, чтобы переложить большую часть забот на свои плечи.

Стоял ясный морозный полдень самого конца зимы. Все утро этого дня Спархок посвятил яростному спору с графом Лэндийским о предложенном новом налоге. Старый лорд стал резким, даже оскорбительным, обвиняя Спархока в постоянном ущемлении правительства в его чрезмерной заботе о ленивом сельском люде. Спархок в конце концов выиграл спор, хотя это не принесло ему особого удовольствия, потому что каждая такая одержанная победа вбивала глубже клин между ним и его старым другом.

И теперь Спархок, в унынии и досаде, восседал в огромном кресле у огня в королевских покоях, задумчиво наблюдая за тем, что делает его четырехлетняя дочь, принцесса Даная. Его жена, Миртаи и Телэн отлучились по какому-то неотложному делу в город, и Спархок был один с его крошечной принцессой.

Даная росла серьезным степенным ребенком с блестящими черными волосами, огромными глазами, темными как ночь, и с маленьким ротиком, подобным алому бутону розы. Несмотря на всю свою степенность, такое нежное дитя, как Даная, часто дарило поцелуи и ласки своим родителям. Сейчас она расположилась рядом с очагом и играла со своим мячиком.

И именно этот очаг раскрыл Спархоку тайну своей маленькой дочери, и жизнь его навсегда изменилась. Даная слегка просчиталась, и ее мяч угодил прямо в каминную решетку. Ни сколь не смущаясь, она быстро подлетела к камину и прежде, чем отец смог остановить ее и даже вымолвить слово, она протянула к пламени руку и достала свою игрушку. Спархок вскочил на ноги и с волнением осмотрел ее руку.

— Что ты, отец? — спокойно спросила она. Принцесса Даная была не по годам развитым ребенком. Она рано заговорила, и к этому времени речь ее была осмысленной и даже слишком серьезной.

— Твоя рука! Ты обожгла ее! И как ты догадалась сунуть свою руку в огонь?!

— Да не обожглась я, — запротестовала она, подняв руку и пошевелив пальцами. — Видишь?

— Не подходи больше так близко к огню, — грозно проговорил он.

— Хорошо, отец, — она шевельнулась у Спархока в руках, чтобы ее отпустили, и, выбрав себе уголок поукромнее и безопаснее, вновь занялась игрой в мяч.

Озадаченный Спархок снова опустился в кресло. Можно сунуть руку в огонь и отдернуть ее так быстро, чтобы она не обожглась, но Даная вовсе не быстро отдернула свою руку. Спархок с удивлением и вниманием взглянул на своего ребенка. В последнее время он был слишком занят и мало уделял внимания дочке. А Даная была как раз в том возрасте, когда дети меняются быстро. Спархок во все глаза смотрел на свою маленькую дочку. И сердце его обожгло холодом. Не веря самому себе, он с трепетом подметил, что он и его жена были эленийцами, а их дочь — нет.

Он еще некоторое время, не шевелясь просидел в кресле, не отрывая взгляда от девочки-стирика, и в голову ему пришло одно-единственное объяснение этому.

— Афраэль? — ошеломленно проговорил он. Даная лишь слегка походила на Флейту, но Спархок не видел другого решения.

— Да, Спархок? — произнесла Даная без малейшего удивления в голосе.

— Что ты сделала с моей дочерью? — крикнул он, от волнения приподнявшись в кресле.

— Не глупи, Спархок, — спокойно осадила его малышка. — Я твоя дочь.

— Это невозможно. Как?..

— Ты же знаешь, что я — твоя дочь, отец. Ты был неподалеку, когда я родилась. И теперь уж не думаешь ли ты, что я — ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного? Или скворец, поселившийся в твоем гнезде, вытеснив твоего собственного птенца? Это глупое эленийское суеверие! Мы никогда так не поступаем.

Спархок старался овладеть своими чувствами.

— Так ты объяснишь мне? — как можно скорее проговорил он. — Или мне придется самому до всего додумываться?

— Успокойся, отец. Ты ведь хотел детей, не так ли?

— Ну…

— И мать-королева тоже. Она ведь должна была дать жизнь наследнику?

— Конечно, но…

— Но она не могла, ты знаешь.

— Что?

— Яд, который дал ей Энниас, сделал ее бесплодной. Ты даже и понятия не имел, как тяжело мне было справиться с этим. Почему, ты думаешь, Сефрения была так опечалена, когда узнала, что моя мать беременна? Конечно же она знала о действии яда, и всячески устраняла меня от вмешательства — возможно, в первую очередь из-за того, что вы с матерью — эленийцы, чем по какой-либо другой причине. Иногда Сефрения такая недалекая. Да, сядь ты, Спархок. Когда ты так сутулишься, то выглядишь очень нелепым. Либо сядь, либо встань. Не пари посередине.

Спархок опустился обратно в кресло, мысли беспорядочно проносились у него в голове.

— Но почему? — спросил он.

— Потому что я люблю тебя и маму. Ей было предопределено быть бездетной, поэтому мне пришлось немного изменить ее судьбу.

— Но ты также изменила и мою?

— Как же я могла? Ты — Анакха, помнишь? Никто не знает, какова твоя судьба. Ты всегда был для нас большой тайной. Многие полагали, что мы вообще не должны были тебе позволить родиться. Мне пришлось долгие века вести жаркие споры, чтобы переубедить других, что ты нам действительно необходим. — Она опустила голову и оглядела себя. — Полагаю, мне придется серьезно заняться собой и потихоньку взрослеть. До этого я была стириком, а стирики совсем не так относятся к этому как вы, эленийцы. Ведь если я теперь буду веками оставаться ребенком, полагаю, у вашего народа возникнут нехорошие слухи и толки. На этот раз придется расти и взрослеть как полагается у людей.

— На этот раз?

— Ну да. Я рождаюсь дюжины раз. — Она лукаво улыбнулась. — Это помогает мне оставаться такой юной. — Ее милое личико неожиданно посерьезнело. — Что-то просто ужасное произошло в Храме Азеша, отец, и мне хотелось поскорее где-нибудь укрыться. Чрево нашей мамы было самым прекрасным местом, где можно было спрятаться. Там было безопасно и спокойно.

— Так значит, ты знала, что должно было произойти в Земохе?

— Я знала, что что-то произойдет, и предусмотрела все возможности. — Она задумчиво поджала свои алые губы. — А это должно быть интересно, — протянула она. — Я до этого не была взрослой женщиной, а тем более — королевой. Жаль, что здесь нет моей сестры. Мне бы хотелось поговорить с ней об этом.

— Твоей сестры?

— Сефренией, — немного рассеянно проговорила малышка. — Она была старшей дочерью моих последних родителей. Ты знаешь, как хорошо иметь старшую сестру. Она всегда такая мудрая, и всегда прощает меня, когда я натворю глупостей.

Многое встало на свои места в голове Спархока, многое, чему раньше он не мог найти подходящего объяснения.

— Сколько лет Сефрении? — спросил он.

Она вздохнула.

— Ты сам знаешь, что я не отвечу на этот вопрос, Спархок. Кроме того, я и сама этого точно не знаю. Для нас годы значат не так много, как для вас. Хотя Сефрении уже точно несколько сотен лет, возможно даже тысяча, но какое это имеет значение.

— Где она теперь?

— Она ушла вместе с Вэнионом. Ты ведь знал, какие чувства они испытывают друг к другу?

— Да.

— Поразительно. Иногда, ты все же пользуешься своими глазами по назначению.

— И чем они занимаются?

— Они присматривают за делами по моей просьбе. Я ведь сейчас слишком занята. А Сефрения сможет отвечать на молитвы не хуже, чем я.

— У тебя все так просто… — беспомощно развел руками Спархок.

— Да, так оно и есть, отец. Это твой эленийский Бог воспринимает себя слишком серьезно. Я ни разу не видела, чтобы он улыбался. Мои верующие гораздо более благоразумны и понятливы. Они любят меня, поэтому они терпимы к моим ошибкам. — Она неожиданно рассмеялась, забралась к Спархоку на колени и поцеловала его. — Ты самый лучший отец, какой у меня когда-либо был, Спархок. Я спокойно могу разговаривать с тобой о таком, от чего у другого глаза бы на лоб вылезли. — Она склонила голову ему на грудь. — А что сейчас в действительности происходит, отец? Я знаю, что не все идет гладко, но Миртаи всегда укладывает меня спать днем, когда к тебе приходят с докладами, поэтому мне слишком мало что известно.

— Не лучшие времена настали, Афраэль, — печально проговорил Спархок. — Погода нас совсем не балует, в стране — голод, эпидемии… Кажется, все пошло кувырком. Если бы я был суеверным, я бы решил, что кто-то опутал наш мир злыми чарами, и оттого нам так не везет.

— Это вина моего семейства, Спархок, — вздохнула она. — Мы ощутили такую жалость по отношению к самим себе, после гибели Азеша, что не смогли сразу справиться со своими настроениями и приступить к обычным для себя делам. Думаю, настало время повзрослеть всем нам, я поговорю с ними и расскажу тебе о том, что мы решим.

— Было бы очень хорошо, — кивнул Спархок, все еще до конца не веря своим ушам.

— Хотя у нас еще осталась неразрешимой одна проблема, — сказала малышка.

— Только одна?

— Оставь. Я серьезно. Что нам сказать маме?

— О, Бог мой! — воскликнул Спархок. — Я совсем не подумал об этом.

— Нам придется решить это прямо сейчас, а я не могу решать все в поспешности. По-моему, ей будет очень сложно поверить во все это. Представь, что будет, если мы расскажем ей о том, что она бесплодна и что я появилась лишь по своему собственному желанию. Не разобьет ли это ее сердце, если мы расскажем ей кто я такая?

Спархок задумался. Он знал жену лучше, чем кто-либо другой в целом мире. Ледяной холодок проник в душу Спархока, едва он вспомнил ту нестерпимую боль, промелькнувшую в больших серых глаза Эланы, когда он сказал ей, что передавая ей кольцо не имел в виду ничего такого.

— Нет, — наконец проговорил он. — Мы не можем сказать ей правду.

— Я тоже так думала, но хотела знать и твое мнение.

— Кстати, — неожиданно вспомнил Спархок, — а почему ты и Элану позвала в тот сон? — про остров? И почему ей приснилось все то, что было в Храме Азеша? Такое впечатление, что она тоже была там.

— Она и была там, отец. Ей пришлось. Я же не могла покинуть ее и передвигаться без ее помощи. А теперь, позволь мне сойти.

Маленькая принцесса соскользнула с колен и подошла к окну.

— Подойди сюда, Спархок, — через мгновение позвала она его.

Спархок поднялся с кресла и присоединился к ней у окна.

— Что там? — спросил он.

— Мама возвращается. Она внизу, во дворе, с Миртаи и Телэном.

Спархок выглянул из окна.

— Да, — кивнул он.

— Ведь я когда-нибудь тоже стану королевой?

— Конечно, если только не решишь все это бросить и отправиться куда-нибудь пасти коз.

Она пропустила его усмешку мимо ушей.

— Тогда мне понадобится мой рыцарь и защитник.

— Думаю, да. Впрочем, я сам могу им стать для тебя.

— Когда тебе стукнет 80 лет? — фыркнула малышка. — Это ты сейчас такой бодрый и крепкий, отец, а потом, думаю, начнешь дряхлеть к старости…

— Не трави душу.

— Прости. А кроме того, мне тоже будет нужен принц-консорт?

— Да, таков обычай. Хотя почему мы говорим об этом сейчас?

— Мне нужен твой совет, отец, и твое согласие.

— Не слишком ли ты спешишь с этим? Ведь тебе всего четыре года.

— Для девочки думать об этом никогда не рано. — Она указала вниз на двор. — Думаю, вот тот, кто стоит сейчас внизу под нами, как нельзя лучше для меня подходит. — Голос ее звучал так, словно она выбирала новую ленту для волос.

— Телэн?

— А почему нет? Мне он нравится. Через несколько лет он станет рыцарем — сэр Телэн, вообрази себе только. Он немного смешной, но по-правде он гораздо лучше, чем кажется — а кроме того, я могу играть с ним, например в шашки, а не проводить все время в постели, как это делаете вы с мамой.

— Даная!

— А что? — она взглянула в лицо Спархоку. — Почему ты краснеешь, отец?

— Да так, ничего. Только ты все же следи за своими словами, юная леди, или я расскажу твоей матери о том, кто ты такая.

— Великолепно, — безмятежно проговорила она. — А я расскажу ей о Лильяс. Думаешь, ей это понравится?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Незаметно пролетела неделя. Спархок сидел, согнувшись над письменным столом в своей комнате, которую использовал под кабинет, просматривая бумаги с последним предложением Лэндийского — нелепая идея, что привела бы к увеличению состава правительства почти вдвое. Спархок оставил гневную надпись внизу листа: «Почему бы просто не сделать во всем королевстве каждого правительственным служащим? Тогда мы все дружно помрем с голоду».

Дверь отворилась, и в комнату вошла его дочь, волоча за собой изрядно потрепанную забавную игрушку, походившую на диковинного зверька.

— Я занят, Даная, — коротко проговорил Спархок.

Но она твердо прикрыла за собой дверь.

— Ну и брюзга же ты, Спархок, — заявила малышка.

Он быстро оглянулся, затем подошел к двери в смежную комнату, и плотно затворил ее.

— Прости, Афраэль, — извинился он. — Я просто устал и не в духе.

— Я заметила это, да и все в дворце тоже. — Девочка протянула ему свою игрушку. — Ты можешь пнуть ногой Ролло. Ему все равно, а тебе, может, полегчает.

Он рассмеялся и почувствовал себя немного глупым.

— Это Ролло, да? Твоя мать точно также таскала его за собой, пока из него не высыпались опилки.

— Мама снова набила его и отдала мне, — сказала Афраэль. — Кажется, мне полагается носить его всюду с собой, но не возьму в толк, почему? Лучше бы мне дали маленького козленка.

— Ну, хорошо. Все же я думаю, ты пришла сообщить мне нечто важное.

— Да. У меня был долгий разговор с моими родственниками.

Спархок с волнением подумал о том, сколько кроется за этой простой фразой.

— И что они сказали? — спросил он, даже не пытаясь скрыть своего волнения.

— Я бы не сказала, что они были благодушно настроены. Они все упрекают меня за то, что произошло в Земохе. Они даже и слушать не стали, когда я попыталась объяснить им, что это была твоя вина.

— Моя вина? Ну, спасибо.

— Они вовсе не собираются помогать нам, — продолжала Афраэль. — Так что, боюсь, всем придется заниматься тебе, Спархок, и мне.

— Нам придется возродить весь мир? Самим?

— Это не так уж сложно, отец. Я уже кое о чем позаботилась. Скоро наши друзья начнут съезжаться во дворец. Веди себя так, будто очень удивлен их приезду, и не позволяй им нас покидать до поры до времени.

— Они будут помогать нам?

— Они будут помогать мне, отец. Мне нужно, чтобы они окружили меня и питали меня своей любовью, а иначе у меня ничего не получится. Здравствуй, мама, — проговорила она, даже не повернувшись к двери.

— Даная, — пожурила Элана свою дочь, — ты же знаешь, что нельзя мешать отцу, когда он работает.

— Но Ролло хотел видеть его, мама, — не моргнув глазом соврала Даная. — Я сказала, что мы не должны мешать отцу, когда он занят, но ты же знаешь, какой этот Ролло. — Они произнесла эти слова так серьезно, что они прозвучали весьма убедительно. Затем она приподняла игрушку и пригрозила пальцем перед забавной мордочкой Ролло. — Плохой, плохой Ролло, — бранила она его.

Элана рассмеялась и бросилась к дочке.

— Ну не прелестна ли она? — счастливо проговорила королева и опустилась на колени, чтобы обнять малышку.

— О, да, — улыбнулся Спархок. — Она даже больше преуспела в этом, чем ты. — Он скроил печальную мину. — Думаю, такова уж моя судьба: обхаживать пару очень хитрых маленьких девочек.

Принцесса Даная и ее мать прижались друг к другу щека к щеке и лукаво улыбались Спархоку.

Уже на следующий день во дворец начали прибывать их друзья, и у каждого из них была своя веская причина приезда в Симмур. По большей части эти причины складывались из привезенных ими новостей, и в основном новостей плохих. Улэф прибыл на юг из Эмсата, чтобы сообщить, что годы беспробудного пьянства теперь берут свое и полностью прожгли печенку королю Воргуну.

— Он стал абрикосового цвета, — вздохнув, сказал им талесиец.

Тиниен поведал о том, что древний король Облер впал в старческое слабоумие, а Бевьер настойчиво утверждал, что, судя по последним известиям из Рендора, может вспыхнуть новое эшандистское восстание. Стрейджен же, напротив, сообщил, что дела его повернули к лучшему, и эта новость, вероятно, была хуже других.

Несмотря на плохие известия, старые друзья были рады собраться вновь все вместе. Об этом и думал Спархок, когда однажды утром, он осторожно соскользнул с постели, стараясь не разбудить свою жену. Правда, теперь ему оставалось слишком мало времени для сна, полночи он просиживал с друзьями, а утром поднимался рано, приступая к своим повседневным обязанностям.

— Закрой дверь, отец, — тихо произнесла Даная, когда он вышел из опочивальни. Она сидела, забравшись с ногами в огромное кресло у очага. На ней была ночная рубашка, а маленькие ножки принцессы были окрашены тем самым сказочным травяным соком.

Спархок кивнул, прикрыл поплотнее дверь и присоединился к ней у огня.

— Они собрались все, — сказала ему Даная. — Теперь мы можем приступить к делу.

— А что именно нам предстоит сделать?

— Ты должен предложить им отправиться за город верхом.

— Но придется как-то им объяснить это, Даная. Ведь погода совсем не располагает к приятным прогулкам.

— Ну так что ж, отец, придумай что-нибудь и предложи им. И все они воспримут это как блестящую идею — обещаю тебе. Отправляйся с ними по дороге в Демос. Сефрения, Вэнион и я присоединимся к вас чуть подальше от города.

— А нельзя ли внести немного ясности? Ты ведь уже здесь, с нами.

— И там я тоже буду.

— Ты хочешь сказать в двух местах одновременно?

— На самом деле это не так уж сложно, Спархок. Мы часто так делаем.

— Возможно, но не выдаст ли это всем твою тайну?

— Никто не догадается. Ведь я предстану перед ними как Флейта.

— Знаешь ли, нет уж такой большой разницы между тобой и Флейта.

— Для тебя, может, и нет, но другие смотрят на меня совсем другими глазами. — Она слезла с кресла. — Позаботься о том, что я тебе велела, Спархок, — сказала она ему, беззаботно взмахнув своей маленькой ручкой. Затем она направилась к двери, по-прежнему волоча за собой Ролло.

— Сдаюсь, — пробормотал Спархок.

— Я слышала это, отец, — небрежно бросила малышка, даже не обернувшись.

Все утро Спархок раздумывал как бы поудачней завести разговор о поездке с друзьями, но позже, когда все они собрались за завтраком, все разрешилось само собой. Келтэн сам предложил подходящее начало.

— Жаль, что нет возможности хоть на несколько дней выбраться из Симмура, — со вздохом проговорил светловолосый пандионец. Он взглянул на Элану. — Не хочу обидеть вас, ваше величество, но дворец — не совсем подходящее место для встречи друзей, дружеских сборищ. Ведь тут всякий раз как только разойдемся ли мы или разговоримся о чем-либо интересном, в дверь сует свой нос придворный и отвлекает внимание Спархока.

— Вот это ты верно сказал, — согласился Улэф. — Хорошая дружеская вечеринка подстать шумной ссоре в трактире. И какое уж там веселье, если постоянно ее прерывать.

Неожиданно мысль пришла в голову Спархоку.

— Ты действительно серьезно говорила со мной в тот день, любимая? — спросил он свою жену.

— Я всегда серьезна, Спархок. О каком дне ты говоришь?

— О том, когда ты предлагала мне герцогство.

— Я пытаюсь сделать это последние четыре года, но ведь у тебя всегда находится причина уклониться.

— Ну, возможно, дел было тогда слишком много, да к тому же не мешало бы для начала осмотреть свои будущие владения.

— Куда ты клонишь, Спархок? Сколько времени отказывался, и вдруг… — королева пожала плечами.

— Просто подумал, что нам и впрямь необходимо место для веселых встреч и пирушек, Элана. Это ведь по пути к Демосу, насколько я помню. Мы сможем и как следует осмотреть тот небольшой замок, что стоит на его земле.

— Мы? — переспросила Элана.

— Совет никогда не помешает человеку, когда ему предстоит принять ответственное решение, — исхитрился Спархок. — Я думаю, нам следует поехать всем вместе и решить, подходит ли этот замок для наших встреч. Что вы об этом думаете?

— Сила хорошего вожака кроется в его способности выдавать само собой разумеющееся за новшество, — растягивая слова произнес Стрейджен.

— Нам действительно стоило бы почаще выбираться из города, дорогая, — сказал Спархок своей жене. — Мы устроим себе небольшой отдых, да и причина для беспокойства у нас сейчас только одна: поставит ли Лэндийский две дюжины своих родственников на королевское обеспечение или нет, пока мы с вами разъезжаем, осматривая замки.

— Я желаю вам всех удовольствий мира, друзья мои, — сказал Платим. — Но натура у меня добрая, и сердце у меня обливается кровью, когда я вижу, как подо мной прогибается и ржет несчастная кобылка всякий раз, когда я пытаюсь взгромоздиться на нее. Уж лучше я останусь здесь и присмотрю за Лэндийским.

— Ты можешь ехать в экипаже, — посоветовала ему Миртаи.

— В каком еще экипаже? — спросила ее Элана.

— В том самом, в котором поедешь ты. Погода, сама знаешь, премерзкая.

— Мне не нужен экипаж!

Глаза Миртаи вспыхнули.

— Элана! — резко оборвала она. — Не спорь со мной!

— Но…

— Перестань, Элана!

— Ладно, Миртаи, — смиренно вздохнула королева.

Все собирались на загородную прогулку как на праздник. Даже Фарэн почувствовал это неожиданное всеобщее веселье и внес свою лепту в него, умудрившись наступить на обе ноги Спархока одновременно, когда тот пытался взобраться в седло.

Казалось, вся природа замерла в ожидании обновления, когда они тронулись в путь. Небо уже не выглядело таким угрюмым и пугающе мрачным, хотя по-прежнему было затянуто облаками, и жгучий мороз, обязательный теперь атрибут зимы, смягчился и стал вполне терпимым. В воздухе не чувствовалось ни дуновения ветерка, и Спархоку с трудом припомнился завороженный мир Тролля-Бога Гхномба, что сковал для них все вокруг по дороге к востоку от Палера.

Они оставили позади Симмур и направились по дороге, ведущей к городам Лэнда и Демосу. Спархок немного жалел о расстроившейся возможности увидеть собственными глазами свою дочь в двух местах одновременно. Миртаи решила, что погода слишком холодная и неустойчивая и не подходит для путешествия маленькой принцессы и что ей придется остаться во дворце на попечении своей няни. Спархок предвидел, что в недалеком будущем воли их обоих, тамульской великанши Миртаи и юной принцессы Данаи, непременно столкнутся. Впрочем, он даже с предвкушением ожидал это.

Они уже были неподалеку от того самого места, где в прошлом неожиданно натолкнулись на Ищейку, когда на обочине дороги заприметили Сефрению и Вэниона, сидящих около небольшого костерка, с Флейтой, как обычно усевшейся на раскидистой ветви растущего рядом дуба. Вэнион, заметно помолодевший и окрепший, поднялся, чтобы поприветствовать своих друзей. Как Спархок и ожидал, Вэнион был одет в белые стирикские одежды и меча при нем не было.

— Я смотрю, ты в порядке, — проговорил пандионец, спешиваясь.

— Да, терпимо, Спархок. А ты?

— Не жалуюсь, милорд.

А потом они оставили в стороне эту глупую щепетильность и просто обняли друг друга как в старые добрые времена. Остальные уже собирались вокруг них.

— Кого выбрали вместо меня магистром? — спросил Вэнион.

— Мы настоятельно советуем Курии избрать на это место Келтэна, милорд, — вкрадчиво проговорил Спархок.

— Что? — лицо Вэниона перекосилось от досады.

— Спархок, — упрекнула Элана своего мужа, — это жестоко.

— Он просто пытается повеселить нас, — кисло произнес Келтэн. — Но юмор его такой же кривой, как и его нос. На самом деле, именно на него возложены обязанности магистра.

— Слава Богу! — горячо воскликнул Вэнион.

— Долмант пытается убедить его остаться постоянным магистром Ордена, но наш друг все отнекивается, неся какой-то вздор о том, что и без того загружен делами.

— Если люди растянут меня еще чуть потоньше, то я стану прозрачным, — пожаловался Спархок.

Элана посматривала на Флейту с благоговейным трепетом. Малышка все еще восседала на дубовом ложе и ноги ее по-прежнему были перепачканы травяным соком.

— Она точно такая же, как и во сне, — прошептала Элана Спархоку.

— Она никогда не меняется, — ответил тот. — Во всяком случае, не так явно.

— Нам позволено говорить с ней? — спросила Элана с испугом в глазах.

— Почему вы стоите там и шепчетесь, Элана? — неожиданно раздался звонкий голос Флейты.

— Как мне к ней обратиться? — нервно прошептала королева Спархоку.

Тот пожал плечами.

— Мы зовем ее Флейта. Ее другое имя немного официально.

— Помоги мне спуститься вниз, Улэф, — повелела малышка.

— Да, Флейта, — тут же отозвался талесиец. Он подошел к дереву и, подхватив на руки маленькую Богиню, осторожно опустил ее на побуревшую от морозов пожухлую листву.

Флейта, как Даная, превосходно знала и Стрейджена, и Платима, и Миртаи, также как и свою маму, в отличии от них самих, которые не были знакомы с ней как с Флейтой. И разве такая озорная, вечно юная Богиня, как Афраэль, могла упустить такую великолепную возможность повеселиться. Она разговаривала с ними столь просто и бесцеремонно, что напустила на них еще большего благоговейного трепета и даже страха. На удивление всем, Миртаи казалась особенно ошеломленной.

— Ну, Элана, — под конец невозмутимо проговорила малышка, — мы так и будем стоять здесь, уставившись друг на друга? Ты даже не хочешь поблагодарить меня за такого великолепного мужа, которого я тебе обеспечила?

— Ты говоришь неправду, Афраэль, — выбранила ее Сефрения.

— Я знаю, дорогая сестра, но ведь это так весело.

Элана беспомощно рассмеялась и протянула свои руки к малышке. Флейта что-то радостно выкрикнула и бросилась в ее объятия.

Флейта и Сефрения разместились вместе с Эланой, Миртаи и Платимом в просторном экипаже, но прежде чем они тронулись в путь дальше, маленькая шустрая Богиня просунула голову в зашторенное окно.

— Телэн, — сладким голосом позвала она.

— Что? — настороженно откликнулся тот. Спархок немного представлял себе, что Телэн должен был сейчас чувствовать. Это одно из тех предчувствий, что охватывает молодых людей или оленей, когда они понимают, что на них открыли охоту.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам в экипаже? — медовым голоском предложила Афраэль.

Телэн встревожено посмотрел на Спархока.

— Ступай, — ободряюще кивнул ему Спархок. Телэн, конечно, был ему другом, но Даная — родной дочерью, в конце концов.

Они двинулись дальше. Проехав несколько миль, Спархок неожиданно ощутил смутное беспокойство. Столь хорошо известная с самой юности дорога показалась вдруг рыцарю чужой и незнакомой. Вновь и вновь попадались холмы, возвышающиеся там, где их раньше не было вовсе, а сейчас они проезжали мимо ухоженной фермы с процветающим хозяйством, которой Спархок никогда здесь не видел. Он решил сверить дорогу с картой.

— Что случилось? — спросил его Келтэн.

— Думаю, мы где-то неправильно свернули. В течении двадцати лет я изъездил эту дорогу вдоль и поперек, но что-то не узнаю этой местности.

— О, превосходно, Спархок, — с сарказмом проговорил Келтэн. Он обернулся и взглянул поверх плеча на остальных. — Наш славный предводитель умудрился заблудиться, — громогласно объявил он. — Мы слепо следовали за ним, скитаясь по всему свету, а он ухитрился потеряться в нескольких шагах от своего дома.

— Перестань, Келтэн. Мне, например, совсем не до смеха.

Они тщетно оглядывались по сторонам, пытаясь отыскать знакомые им места. Уже близились сумерки, а они не были готовы к ночевке под открытым небом. Тревожное чувство овладело Спархоком.

Флейта высунула голову из окна экипажа.

— Что случилось, Спархок? — спросила она.

— Нам нужно найти место для ночлега, — откликнулся рыцарь, — но за последние десять миль нам не встретилось на пути ни одной хижины или дома.

— Ну и продолжайте себе спокойно ехать вперед, — сказала малышка.

— Но уже скоро стемнеет, Флейта.

— Значит, надо поторопиться. — Она снова исчезла в экипаже.

Едва только начало смеркаться, они въехали на вершину холма и взглянули вниз на простиравшуюся прямо под ними долину, которую им никогда не доводилось встречать, проезжая по этой дороге. Земля внизу была покрыта травой и казалась слегка волнистой. Насколько хватало глаз, простиралась эта долина, усеянная то там, то тут небольшими островками белоствольных берез. Чуть ниже по холму стоял невысокий, крытый соломой дом, из окон его струился золотистый свет от зажженных свеч.

— Быть может, они приютят нас на ночь? — предположил Стрейджен.

— Поспешим же вперед, — раздался из экипажа нетерпеливый голос Флейты. — Ужин уже на столе, и если мы не поторопимся, он остынет.

— И часто она так обходится с людьми? — спросил Стрейджен.

— О, да, — сказал Спархок. — Это ее самое любимое занятие.

Если бы этот дом был чуть меньше, его можно было бы назвать обычной избой. Однако комнаты в нем оказались достаточно просторными, и их было много. Обстановка внутри дома не отличалась роскошью, была простая, но добротная, повсюду горели свечи в шандалах и в каждом добросовестно вычищенном камине плясали веселые языки пламени. Посреди самой большой комнаты помещался длинный стол, уставленный всевозможными яствами, как перед буйным пиршеством. Однако в доме не было ни души.

— Ну как, вам нравится? — взволнованно спросила Флейта.

— Как красиво и уютно! — воскликнула Элана, обнимая малышку.

— Я очень сожалею, — извинилась Флейта. — Но я не смогла пересилить себя, и вы не найдете на этом столе окорока. Я знаю, что вы, эленийцы, любите этим полакомиться, но…

— Не горюй, Флейта. Думаю, нам вполне хватит того, что здесь есть, — утешил ее Келтэн, окинув стол горящим взором. — Не так ли, Платим?

Толстяк в полном благоговении взирал на груды еды, возвышающиеся на столе.

— О, боже мой, конечно же да, Келтэн, — с готовностью согласился он. — Это просто пир горой, да и только.

Этим вечером все они съели гораздо больше, чем было полезно для них, и сидели, откинувшись на стульях, после трапезы, вздыхая и отдуваясь от самого приятного на свете затруднения.

Берит обошел вокруг стола и склонился к плечу Спархока.

— Она опять занимается этим, — пробормотал молодой рыцарь.

— Чем?

— Ну, вон огонь горит еще с тех пор как мы вошли в дом, и никто дров в очаги не подбрасывал, и свечи совсем не оплавились.

— Но это же, полагаю, ее дом, — пожал плечами Спархок.

— Я знаю, но… — Берит явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Все это как-то странно и необычно, — наконец выговорил он.

— Берит, — с мягкой улыбкой проговорил ему Спархок. — Мы только что ехали по несуществующей земле к невысокому дому, которого нет здесь в действительности, чтобы вкусить яств, которых никто не приготовлял, а ты беспокоишься о столь простых вещах, как незатухающие свечи и очаги, не нуждающиеся в дровах.

Берит рассмеялся и отправился обратно на свое место.

Вечно юная Богиня со всей серьезностью отнеслась к своим обязанностям хозяйки. Она с видимым беспокойством и хлопотливостью развела их по многочисленным комнатам дома, терпеливо и тщательно разъясняла даже то, что, по правде говоря, совсем не нуждалось объяснения.

— Она просто прелесть! — призналась Элана Спархоку, когда они остались наедине. — Она так мило хлопочет и беспокоится об уюте и удобствах для ее гостей.

— Стирики чуть более небрежны в этих вещах, — объяснил Спархок. — Флейта, по-правде, не привыкла к эленийцам, и мы заставляем ее нервничать. — Он улыбнулся. — Она очень старается произвести хорошее впечатление.

— Но она же Богиня! — удивленно воскликнула Элана.

— Да, и все равно нервничает.

— Это только мое воображение, или она и вправду очень похожа на нашу Данаю и также любит целоваться. — Элана помолчала. Неожиданно лицо ее просияло. — Нам положительно нужно познакомить их друг с другом. Вот увидишь, они полюбят друг друга и станут прекрасными подружками.

Спархок чуть не поперхнулся от такого предложения.

Ранним утром следующего дня Спархок неожиданно пробудился от знакомого стука копыт. Он выругался и спустил ноги с кровати.

— Что случилось, дорогой? — сонным голосом спросила Элана.

— Фарэн высвободился, — раздраженно ответил Спархок. — Ума не приложу как ему это удалось.

— Но ведь он не убежит?

— Ну как же он упустит такую возможность побегать и порезвиться целое утро где-нибудь подальше от меня! Потом-то, конечно, вернется. — Спархок надел халат и быстро подошел к окну. И только там он услышал звуки свирели Флейты.

Небо, раскинувшееся над этой таинственной долиной, покрывали серые облака, не сходившие с него все долгую зиму. Грязные, холодные и не предвещающие ничего хорошего, протянулись они от горизонта от горизонта до горизонта, подгоняемые шумливым ветром.

Неподалеку от дома раскинулся огромный луг, по которому широкими кругами носился в легком галопе Фарэн. Он был без седла и уздечки, и тревожная радость чувствовалась в его горделивом беге. Флейта сидела на его широкой блестящей спине; у губ ее была свирель. Она прильнула головой к холке Фарэна и отбивала такт своей маленькой ножкой по его чалому боку. Все это было уже хорошо знакомо Спархоку.

— Элана, — позвал он. — Думаю, тебе было бы интересно взглянуть на это.

Элана подошла к окну.

— Что же это она творит? — с тревогой воскликнула Элана. — Беги и останови ее, Спархок! Она же разобьется!

— Да нет, этого не случится, не беспокойся. Она и Фарэн уже забавлялись так раньше. Он не позволит ей упасть — даже если она этого захочет.

— Что они делают? Просто играют?

— Может, и так, — уклончиво ответил Спархок, — хотя я полагаю, что они заняты чем-то более важным. — Он высунулся из окна и посмотрел по сторонам. Остальные тоже уже проснулись и так же, как и он, стояли у окошек своих комнат, с изумлением наблюдая за своей маленькой хозяюшкой.

Резкий ветер поутих, а вскоре и вовсе прекратился. Побуревшая от зимнего холода трава во дворе не смущала уже более свои мертвящим шелестом. А Флейта продолжала наигрывать свою песнь.

Звонкие ее трели уносились высоко в небо, а неутомимый Фарэн все кружил по широкому лугу. Лилась нескончаемая песнь, радостная и живая, и разорвался жуткий мрак, сгустившийся над головами, и, в испуге ворча, откатился назад; и бездонное голубое небо в позабытой своей красоте открылось над ними. И легкие пушистые облачка бесшумно проплывали по нему, позолоченные солнечным светом.

Спархок и его друзья взглянули на неожиданно открывшуюся голубую бездну и изумились как дети, высматривая розовых драконов и радужных грифов, чудом затерявшихся в проплывающих грядах облаков, кружащих и парящих в танце, словно все духи воздуха, земли и небес собрались приветствовать весну, грозившую навсегда покинуть этот мир.

Вечное дитя, Богиня Афраэль, поднялась и встала своими маленькими ножками прямо на широкую спину Фарэна. Ее блестящие черные волосы струились по ветру, а чудные звуки волшебной свирели уносились ввысь, навстречу рассвету. И не отрывая губ от свирели, она закружилась в танце, в восторге и ликовании вознося к небесам свою чарующую песнь.

Земля и небеса и широкая спина Фарэна были едины для веселого танца Афраэль, и она с такой же беззаботной легкостью кружилась в прозрачном воздухе, как и на едва зазеленевшей траве и на вздымающейся спине чалого.

С благоговением взирали они из окон дома, которого и вовсе здесь не было. Печаль и тоска, некогда поселившиеся в их душах, потихоньку таяли, и вскоре навсегда оставили их. И сердца их расцветали в звуках волшебной песни, дарующей возрождение и возвещающей о том, что страшная зима отступила и на землю снова вернулась весна.