Иди к Паааааааапочке.
Дэб проснулась в холодном поту. Сердце бешено колотилось, и она тут же села в кровати; потом, осознав, что это был просто сон, она снова легла и уставилась в потолок. Во сне она была на гастролях «Верджин Прунз», только фронтменом команды был Билко, он пел эту песню, всю дорогу тыча в Дэб пальцем, а позади него лица остальных музыкантов медленно превращались в ужасные видения существ с того света. Но это был только сон. Хвала тебе, ебля, подумала она, услыхав, как кто-то возится в нижней комнате.
– У, е, бля!
Это была Сэл. Она обычно вставала первой.
Дэб сбросила одеяла и выползла из постели, бледную кожу осветили сквозь окно лучи дня. Было холодно, и кожа тут же покрылась крапинками мурашек, соски затвердели. Спальня Дэб на втором этаже смотрела окном на чей-то лишенный окон чердак, так что она очень редко задергивала занавески.
Подойдя голышом к окну, Дэб уставилась на город, занятый, как обычно, своими делами. Интересно, который час. Должно быть, поздненько. Проведя рукой по груди, Дэб нежно щипнула себя за сосок, зажав его между большим и указательным пальцами. Пит и контора должны сегодня вернуться. Клево. Мысль о Питовом хуе, таранящем ее в раскаленную жопу, заставила пизду завибрировать в предвкушении. Она взялась за сосок еще раз, покатала его между пальцев; потом покатала второй. Казалось, в пизде заработала динамо-машина, оттуда сразу же потек сок. Дэб провела рукою по животу, забравшись в густые черные заросли, и сразу раздвинула половые губы, отдав клитор во власть холодным касаниям пальцев и воздуха. Все так же легко массируя сиськи одной рукой, она подергала клитор несколько раз, пока не вошла в нормальный и ровный ритм.
Пизда Дэб настолько изголодалась по жесткому «экшну», что было понятно: не видать ей покоя, если она не кончит так, чтоб косточки захрустели – с помощью Питова хуя, или без оной. Она включила электрокамин и вновь забралась в постель, наслаждаясь запахом жженого пуха на моментально раскалившихся элементах. Под одеялами было все так же тепло. Она широко раздвинула ноги и довольно быстро взяла прежний темп, медленно водя двумя пальцами по вставшему клитору, то нежно, то более жестко. Она закрыла глаза и представила полную крови Питову любовную кость, пляшущую перед самым носом; вот она хватает ее рукой и высовывает язык, чтобы лизнуть лиловую головку, которая не менее тверда и блестяща, чем галька, отполированная океаном за бесчисленные века. Потом она разожмет зубы и всосет его венозный хуй целиком, будет давиться, двигая головой туда-сюда, туда-сюда, и легонько покусывать его корень зубами.
Ее пальца начали двигаться быстрее, настойчивей, и соответственно гуще полился сок из пизды.
Он повалит ее на кровать и уляжется сверху. Нет. Не канает. Дэб перевернулась, и вместо того, чтоб цивильно лежать на спине, встала на четвереньки как возбужденная похотливая сука. Раздвинув ноги и выставив пизду с дыркой в жопе наружу,
она приспособилась стоять так, что лицо ее боком легло на подушку, а сиськи плотно прижались к простыне. Она любила, когда ее так ебли. Жопой наружу. Одной рукой она продолжила дрочку, а воображаемый Пит – которого так-то легко можно было заменить на большого черного пса – вгонял свой толстый венозный хуй глубоко ей в пизду. «Я проедусь верхом на тебе до ада, ты, похотливый ублюдок!» – думала она, двигая и двигая жопой и представляя, как он безошибочно вгоняет свой горячий прибор в разгоряченное, пульсирующее сердце ее естества, пока она корчится, завывая, как сучка-баньши на электрическом стуле. Когда ее таз и бедра начали содрогаться, она удвоила усилия, жестко деря себя за соски свободной рукой. Внезапно картины и звуки ее фантазий канули в небытие, и на их месте вознесся косящий под Босха ландшафт декадентских и извращенных желаний; империя нечестивого удовольствия. Дэб создала свой собственный Сад Земных Наслаждений и, мотая головой из стороны в сторону и громко кончая сквозь сжатые зубы, она осознала, что это хорошо.
Билко прохилял по проходу «Национального Экспресса» и в конце концов выбрал место в хвосте, поближе к толчку. На двери в туалет висела написанная от руки табличка, сообщавшая попросту: «Не работает». Он запихал свою сумку под сиденье, потом откинулся, наслаждаясь поездкой. Да, давненько я не устраивал себе отпуска, подумал Билко, глядя в окно на далекую автобусную станцию.
Он обналичил свой неприкосновенный запас. Сперва побывал в стройкооперативе и забрал все, что там было. Все чеки на оплату ренты, приходившие по бывшему адресу одного его кореша исправно, как часы, и которые он использовал для открытия счета, затарившись спизженной где-то квитанцией за электричество. Однажды кореш куда-то поехал и хотел, чтобы кто-нибудь покормил его кошку, так что Билко взял у него ключи. Подумав о будущем, он сделал себе дубликат и спиздил у Дэнни карту «Национальной службы здравоохранения». Их до сих пор принимали как удостоверение личности, но не такая это была штука, что Дэнни б заметил ее пропажу. Через несколько месяцев, когда кореш свалил в Амстердам, Билко проник в его дом – посмотреть, на что есть посмотреть. Он был рад, что так все продумал. Он ни разу до этого не воровал. Всю выручку с продаж скорости он был должен Рону, но ни разу до этого не воровал.
Если бы кто-то увидел, как он выходит из сортира на автобусной станции, в смысле, кто-то знакомый, тот бы, наверное, его не узнал; Билко стал другим человеком. Это все была духова работа. Это была их идея. Чтобы он перестал быть слишком заметным. Часть денег Дэнни ушла на одежду; Билко купил новехонькие черные ливайсы, пару новехоньких черных футболок, загнал свою поношенную синюю псевдофлотскую штормовку и приобрел новехонькую «парку» из армейских излишков и, наконец, инвестировал средства в пару новехоньких вишнево-красных «доков». Прибыв на автобусную станцию, он прямиком направился в «служебную комнату отдыха» (ха-ха), где, как и положено, имелся душ. Он купил в автомате бритвенный прибор и одноразовую зубную щетку. Потом встал под теплые струи, чувствуя, как вода барабанит по коже. Через двадцать минут он вышел наружу; с зализанными назад волосами, свежевыбритый, в новых шмотках – новый человек, короче. Даже его старые, в толстой оправе очки казались трендовыми. Трендоватыми. Он бросил старого Билко в мусорный бак и рванул на автобус.
Он нагнулся и вынул из сумки банку СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm), открыл ее, произнес про себя тост за здравие Дэнни и выбухал половину, резко вдохнул сквозь зубы и громко выразил свое удовлетворение.
Двигатели под ним заработали, и автобус, дернувшись, зажил прыгучей, зубодробительной жизнью. Через секунду они выехали из гаража и вломили под горку, прямо на трассу.
Билко снова откинулся на сиденье. Будет весело, стопудово.
– Чо за хуйня? – сказала Дэб.
– Чо-чо… Чо сказала, вот чо, – Сэл была не на шутку расстроена.
Обе они стояли у раковины на кухне и пялились в окно на задний двор дома. Кто-то ночью, похоже, копался в сраных мусорных ящиках.
– Наверно, лиса, или чо-то такое, – выдвинула предположение Дэб.
– Нно… Или собака, или чо-то такое.
– Сволочь! – сплюнула Дэб. Вот чем ей меньше всего хотелось заниматься с утра пораньше – ползать на карачках и собирать кубышки скисшего молока и прочую гнойную муть, раскиданную по бетону.
– Ебать их всех в жопу! Сраные лисы! – рявкнула Сэл.
– Ну и где тогда ебучие чертовы мусорные мешки? – спросила Дэб.
– Ну-ну. Ты же у нас ни хуя не знаешь. Тут они, блядь, внизу, в ебучем чертовом сраном шкафу!
Дэб посмотрела на переполненный мешок для мусора, торчавший в углу кухни и битком набитый кубышками скисшего молока и прочей гнойною мутью. Он был похож на Джаббу-ебать-его-Хатта. Она громко заржала.
– Эй, – повернулась к ней Сэл, чье настроение портилось с каждой минутой, – Чо такого, ебать-тебя-так, смешного? Я всегда выставляю сраный мусор из шкафа!
– Эй, смотри, он похож на Джаббу-ебать-его-Хатта, ведь да?
– А ведь да… – ответила Сэл, заржав над пузатым черным мешком, несмотря на шлюшьи прихваты подруги, – В натуре похож!
– Давай тогда, – сказала Дэб, протянув Сэл один из черных мешков, – Пошли прибираться, бля.
Когда междугородка направилась на Ливерпуль, Билко взглянул на ряды пустых сидений перед собой. Кроме него, в салоне были лишь двое-трое пассажиров. И стюардесса. Он смотрел, как она хиляет туда-сюда по проходу. Не мог оторвать глаз от ее аппетитной задницы, двигавшейся независимо от серой униформенной юбки из полиэстера. Бэджик на белой униформенной блузке «Национального Экспресса» сообщил ему, что ее зовут Барбара; блузка была порядком расстегнута, так что когда стюардесса склонилась, чтобы спросить, не желает ли он чашку чая пакет чипсов выйти отлить, Билко увидел ее изрядные сиськи. Он притворился, что обдумывает предложение, задал пару дежурных вопросов, типа «А с каким наполнителем у вас чипсы?» Загорелые какие. Чуть ли не золотые. «А какие у вас газированные напитки?» Или только что вернулась из отпуска, или ходит в какую-нибудь, как-их-там, дубильную мастерскую, то есть в солярий. Он представил себе, как она раздевается, расстегивает свой лифчик и ложится голая на кушетку для зажарки. «А сэндвичи с сыром у вас свежие?» Втирает крем для зажарки в мягкую теплую кожу. «А чай сколько стоит?» Сиськи мягко дрожали от тряской езды. Пиздец охуительно круто. «Нет, спасибо, ничего не нужно», – сказал он в конце концов, исчерпав все возможности держать ее в этой клевейшей позе. Билко прикололся: а вдруг она не против потрахаться? Типа, может она специально показала ему свои титьки?
Когда она вернулась на свое место у кабины шофера, Билко вытащил банку СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm) оттуда, куда ее сунул, и выбухал оставшуюся половину пива. Потом откинулся на сиденье и на секунду прикрыл глаза. Но только на секунду, потому что внезапно наклонился, вытащил сумку из-под ног и плюхнул ее на пустое сиденье рядом с собой.
Захотев курнуть сигу, он полез в карман «парки» за пачкой «Старого Холборна» и озадачился: там ее не было. Не сразу он вспомнил, что слегка разорился на пачку «Бенниз». Хотя, скорее, разорился-то Дэнни. Билко стянул целлофановую «соплю», взломал пачку и щелкнул ногтем большого пальца по низу, чтоб выбить сигу наружу. Он выдвинул пепельницу из спинки переднего сиденья, после чего, сунув в пасть невероятно смачную сигу, чиркнул сернисто-пахнущим сучком люцифера и всосал в свои легкие дорогостоящий дым. Снаружи начался дождь, и Билко стал наблюдать, как вода образует на окне дорожки, презирающие силу тяжести, собирается в ртутные лужицы на подоконнике.
Сига, казалось, погасла еще до того, как он закурил ее – таким галопом неслись мысли Билко. Он нехотя забычковал ее в выдвижную пепельницу и повернулся, чтоб расстегнуть зиппер сумки. Пока он рылся в свежих футболках и всякой разнообразной всячине, разум его вернулся к событиям прошедшей ночи.
Ему не понадобилось много времени, чтоб дохилять до дома Дэб и всей кодлы. Он осторожно прокрался по задней аллее, считая дома, и, наконец, добрался до их задворков. Разумеется – как он и думал – рядом с крыльцом возвышалась гора черных пластиковых мешков. Всевозможные виды кубышек скисшего молока и разнообразная гнойная муть вываливались из них. Он был рад, что мусорщики еще не пришли, так как это чертовски осложнило бы его жизнь. Приближаясь к мусору, он услышал скребущийся звук, исходивший, казалось, из самых недр одного из мешков. И, хотя он ступал совершенно неслышно, ответственное за шум явление, должно быть, учуяло его присутствие, так как шебуршание на секунду прекратилось и из мусора вывалилась здоровенная коричневая тварь. Она посмотрела на него любопытным глазом. Внезапно набравшись храбрости, Билко улыбнулся своему сотоварищу по ночи. Крысы умные, он знал об этом, и данная крыса в данный момент, несомненно, оценивала крутизну недавно полученных им оккультных верительных грамот. Вдруг крыса прыгнула, проскочив в аккурат меж его сапог из армейских излишков. Она была больше, чем сапоги, почти с кошку размером. Из Билко чуть дух не вылетел вон, и он с трудом сдержался, чтоб не подпрыгнуть, когда королевский экземпляр Rattus Norvegicus, норвежской крысы, отер своими боками его лодыжки. Билко глубоко вдохнул и с минуту стоял не шевелясь. Пытаясь взять себя в руки. Очевидно, крыса почуяла его силу и испугалась. Что ж, тогда все пиздато. Это был, типа, некий знак. Некий Омен. От духов, наверно. Подтверждение того, что силы тьмы в нем растут не по часам. Он чувствовал духов у себя за левым плечом, чувствовал, как они ведут его. Ну, выходите! – прошептал Билко, – Я не боюсь вас, мохнатое мудачье!
Скрепя сердце, он пополз по склону горы за мешком на вершине. Попробовал снять его оттуда, но, когда потянул тонкий черный пластик, тот просто порвался под давлением гнойной мути внутри, и рвотно-вонючие потроха блеванули на бетонный двор. С минуту Билко материл отстойное качество британских пластиковых товаров из вторсырья, но потом до него дошло, что задача только облегчилась, раз все вывалилось наружу. Да и как иначе? Он не сможет действовать лишь наощупь. Он спустился вниз, встал на карачки и принялся рыться. Яичная скорлупа и картофельные очистки. Бутылки из-под сидра и сигаретные пачки. Нет. Это не то, что он ищет. Он опрокинул ближайший мешок и стал ворошить содержимое носком сапога. Та же история; просто кухонные отбросы и пакеты из-под жратвы. Бесчисленные бычки. Абсолютный отстой. Он не мог использовать все это говно. Когда, наконец, Билко добрался до четырнадцатого, и последнего, мешка, он почти потерял надежду хоть что-то найти. Но, опрокинув его, он увидел искомое – среди мешанины дохлых чайных пакетиков и пустых жестянок из-под копченых бобов – маленькую прозрачную пластиковую сумочку со связанными бечевкой ручками. Он еле сдержался, чтоб не заржать. В сумочке, как он и полагал, находилось содержимое мусорной корзины из ванной Дэб. Он разорвал ее, и, покопавшись в пустых упаковках из-под краски для волос и шампуня, нашел, что искал.
Рассовав свои сокровища по карманам, он крадучись выполз на заднюю аллею, быстро глянул налево и направо, чтобы убедиться, что берег чист, и сделал ноги.
Когда он свалил, и эхо его шагов замолкло на задних дворах домов с террасами, крыса снова вылезла из-под «ловушки для вони» ныне снесенного уличного толчка, нюхая воздух, и быстро глянула налево и направо, чтобы убедиться, что берег чист. Только на этот раз она была не одна. Дюжины крыс повалили из каждого темного уголка, и, визжа от восторга, принялись пировать гниющими плодами Дэбовой щедрости.
– Эй, просыпайтесь!
Кто– то тряс его за плечо.
– А?…
– Просыпайтесь! Конечная!
Это была стюардесса. Приоткрыв глаза, Билко вновь был вознагражден видом ее роскошно прожаренных сисек. Он молча пялился на них сквозь щелочки глаз, притворяясь, что все еще спит. Когда она снова потрясла его за плечо, сиськи мерно качнулись. Его хуй моментально попытался вырваться из хлопковой тюрьмы.
– А?… – спросил он еще раз, изображая сонное замешательство.
– Давай вставай, соня! Конечная! Мы…
Она внезапно остановилась, увидев контуры полной крови любовной кости, что топорщила промежность крутых черных ливайсов сонного пассажира. Так как она проводила каждый божий день, треплясь ни о чем с паровозно-курящими, желтоволосыми водителями автобусов, вид молодого, свежего мяса включил динамо-машину в ее пизде, и та моментально потребовала пустить в дело хуй.
– Я пошел до кантина, Барбара! Ты идешь? – прокричал водитель, стоя в дверях.
– Ага… Минут через пять, – ответила она одной из будущих жертв коронарной атаки.
Припарковались они на задней стоянке у станции, так как теперь у них была пара свободных часов. Выгнав двух старых попрошаек, сидевших в начале салона и обсуждавших успехи своих дружков, они с водителем и думать забыли про еще одного пассажира в хвосте. Однако теперь водитель свалил, и она на цыпочках пробежала по проходу и повернула выключатель, запирающий пневматическую сдвижную дверь.
Пока она топала обратно к Билко, пизда ее, казалось, становилась с каждым шагом все мокрей и мокрей. Дойдя до него, она поняла, что не видать ей покоя, если она не кончит так, чтоб косточки захрустели.
Решив, что это будет не лишним, она задернула занавески вдоль трех последних рядов, после чего склонилась к похотливому юному пассажиру:
– Эй, просыпайся! – сказала она с придыханием.
– А? Чо? Все уже, что ли? – сказал Билко, разлепляя глаза.
– Не совсем все, – подмигнула она, расстегивая униформенную блузку «Нэйшнл Экспресс». Парень пах мылом из «служебной комнаты отдыха», а ее ебли в таком количестве душевых на автобусных станциях, что от одного лишь запаха пизда ее радостно задрожала.
Билко в остолбенении выпучил глаза, мгновенно прорубив ситуацию. Это было словно сон в руку; стюардесса просила пустить в дело хуй, и он был намерен обеспечить ее таковым. С более чем превеликим удовольствием. Она выправила блузку из юбки и полностью распахнула ее, открывши юному стиляге-оккультисту беспрецедентный вид на объекты его желания.
– Нравится? – она взяла по сиське в каждую руку.
– Йе-е, круто! – с энтузиазмом закивал Билко.
Засунув пальцы между шелком и кожей, она высвободила свои сиськи из кружевного бюстгальтера. Билко впился глазами в ее здоровенные, темные соски.
– Тогда давай! – требовательно прорычала она.
Билко схватил ее руками за талию и плотоядно подтащил поближе. Пробежался пальцами вверх по животу и спустя мгновение держал в каждой руке по большой загорелой сиське. Он чмокнул соски и жадно всосался сначала в один, а потом и в другой. Вкус у них был как у ада и рая в одном флаконе и это был сущий деликатес которым он никак не мог насосаться. Похотливая стюардесса восторженно застонала. Давненько никто так не хавал ее роскошные сиськи. Билко, тем временем, насасывал с такой силой, что едва умудрялся дышать. Он провел рукой по хребту своего бесплатного развлечения и с легкостью проник под ее униформенную юбку из полиэстера. Чем больше он сосал и лизал сиськи Барбары, тем мокрее она становилась, и вот, не в силах больше ждать грозящей ей посадки на кол, вдруг наклонилась и, вихляя бедрами, задрала свою юбку обеими руками. Тем временем руки Билко, казалось, зажили своей собственной жизнью. Он был по-прежнему полностью поглощен аппетитными сиськами у себя во рту, но руки его уже добрались до гладкой и теплой кожи стюардессовой жопы. Они уже выяснили, что трусиков на ней не было, и нашли подвязки, державшие чулки. Билко затолкал пару пальцев прямо в ее истекавшую соком пизду, ощутив, как она восторженно содрогнулась. Вдруг осознав, что у него распирает чресла, он быстро слизнул со своих пальцев пиздатый сок, потом расстегнул ширинку и высвободил свой хуй из хватки благопристойности. Он затащил Барбару на себя, так что ее ажурные коленки застряли под подлокотниками сидений справа и слева. Он чувствовал, как ее волосатый куст щекочет головку хуя, которая была не менее тверда и блестяща, чем галька, отполированная океаном за бесчисленные века. С задушенным стоном стюардесса наделась ему на хуй. «Я проедусь верхом на тебе до Ада, ты, похотливый ублюдок!» – прокричала она, садясь, словно на кол, на полную крови любовную кость, и, будто в ответ, он принялся мерно вгонять ее прямо в разгоряченное, пульсирующее сердце ее естества. Билко почувствовал, как стены чистилища сомкнулись над ним, когда Барбара стала скакать на нем, завывая, как сучка-баньши на электрическом стуле. Когда они оба одновременно достигли дарвинской цели, формы и звуки интерьера «Нэйшнл Экспресс» канули в небытие, и на их месте вознесся косящий под Босха ландшафт декадентских и извращенных желаний; империя нечестивого удовольствия. Билко и Барбара создали собственный Сад Земных Наслаждений и, когда он изверг буквально галлоны горячей молофьи в ее судорожную пизду, они осознали, что это хорошо.