ГЛАВА 15

Он не мог поверить этому! Не мог даже подумать, что такая женщина, как Пенелопа Баттерворт будет копаться в письменном столе мужчины! Все, что он слышал в El Paso, мигом улетучилось из его головы. Все, о чем хотел поговорить с Пенелопой, отошло на задний план. Даже сумасшедшая скачка по дороге на ранчо исчезла из его памяти.

Такое невозможно представить: она роется в его бумагах! А затем, без малейшего признака стыда набрасывается на него, размахивая портретом Джульетты, как с мечом на врага.

Господи! Кого же он так сильно обидел на небесах, что заслужил такое наказание, как Пенелопа Баттерворт? Почему она, черт возьми, не осталась в своей проклятой Англии? А если уж она здесь, то почему не соблюдает элементарные правила приличия, и не перестает сыпать соль на незажившие раны?

Патрик выхватил портрет из ее рук:

— Вы не имеете права! — ярость его готова была вырваться наружу, и он сжал зубы, пытаясь сохранить хоть немного самообладания.

Два слова. Два простых слова — и у него перехватило дыхание, словно от удара в солнечное сплетение.

Нехотя, его глаза скользнули по портрету. В полумраке раннего вечера Патрик не мог его хорошо разглядеть. Но это неважно. Бог свидетель, даже слепым Патрик узнал бы каждую тень, каждую линию этого лица. Он видел его сердцем.

Прошли месяцы с тех пор, как он имел слабость взглянуть на него. Тогда он был в стельку пьян, и долго набирался храбрости на дне бутылки aguardiente. А сейчас, абсолютно трезвый, Даффи смотрел на образ под стеклом, как будто впервые. Казалось, Джульетта сверлила его глазами. Обвиняла и упрекала. Но все это были только его фантазии. В жизни Джульетта никогда не жаловалась на его обращение с ней. Возможно, было бы лучше, если бы она не была такой терпеливой.

Патрик покачал головой. Во всяком случае, сейчас уже было поздно. И, тем не менее, ему показалось очень важным ответить на замечание Пенелопы:

— Да, она прекрасна.

— Неплохо сказано, Патрик!

— Что? — Даффи посмотрел на свою надоедливую гостью и совсем не был удивлен, когда увидел самодовольную улыбку на ее лице.

— Я говорю, неплохо сказано! — мисс Баттерворт сделала полшага к нему. — Ты все же говоришь о своей дочери.

Его губы искривились. Боже, до чего он дошел!

— У нее такой же взгляд, как у тебя, видишь?

Действительно, его взгляд. Неужели он мог не замечать этого? И как эта женщина сумела это сразу разглядеть? Или она видит то, что хочет видеть? Бог свидетель, было время, когда Патрик всматривался в лицо Джульетты, стараясь убедить себя, что есть в нем что-то общее с его собственным. Но, каждый раз, находя сходство, считал его плодом своего воображения. Пока, наконец, не прекращал эту бесполезную пытку, изводящую и его, и девушку. И сейчас Пенелопа вновь разбудила его сомнения.

В глубине его души начал расти гнев, и в то же время он знал, что не стоит обвинять ее за боль старых ран. Он уже привык жить, отгородившись от всего мира стеной горечи. И не позволит себе думать о том, что все могло бы быть по-другому. Было слишком поздно для него и для Джульетты. Если и был у них шанс стать настоящими отцом и дочерью, то он его давно упустил. Что прошло, то было в прошлом; в прошлом было все лучшее для него.

— Она выглядит так же, как ее мать!

— Может быть, цвет волос, но уж только не глаза.

Пенелопа стояла рядом почти касаясь его. Патрик вдыхал ее нежный чистый запах и почувствовал, что что-то внутри него задрожало. Он снова посмотрел на образ в рамке.

— У нее твое лицо, Патрик.

«Отбросить прочь нежные чувства! В его жизни нет для них места. Кроме того, — подумал Даффи, смеясь про себя, — можно представить себе реакцию Пенелопы, если она догадается о том эффекте, который производит на него своей близостью».

Патрик сосредоточился на образе в рамке. Как она может быть такой уверенной? И почему он не чувствует такой же уверенности? Его пальцы сжали рамку так, что суставы побелели и стали казаться каплями молока на его загорелой коже.

— Патрик, — прошептала она, и Даффи почувствовал тепло ее руки, прикоснувшейся к его плечу. — Патрик, что это?

Он долго смотрел на ее руку. Достаточно долго, чтобы заметить, какой обманчиво хрупкой она казалась.

«Хрупкой. Ха! Пенелопа Баттерворт могла быть какой угодно, но только не хрупкой!»

Слишком близко. Она была слишком близко. Патрик тяжело вздохнул и осторожно сделал шаг назад. И постарался не обращать внимания на то, каким одиноким себя почувствовал.

Патрик отводил глаза, не смея смотреть на нее. Если бы он рискнул сделать это, и увидел бы симпатию-сострадание в ее глазах… Нет.

Глубоко дыша, Даффи подошел к письменному столу. Причудливые мысли и дикое, необъяснимое желание обнять эту женщину исчезали с каждым его шагом. Расстояние. Ему просто нужно расстояние между ними.

Уже спокойно он положил портрет Джульетты назад в ящик и крепко закрыл его. Опершись ладонью на крышку стола, Патрик посмотрел на женщину, стоящую в другом конце комнаты. Она стояла выпрямившись, как стрела. Ее волосы были немыслимо зачесаны вверх, руки сцеплены на животе, всем своим видом Пенелопа излучала умиротворенность. «Кто бы поверил, что за этим бесцветным спокойным лицом скрывается безумная решимость, — подумал Патрик, — и кто бы поверил, что такое множество проблем она способна породить».

Проблема! Это слишком мягкое слово для определения того, что она устроила своими настойчивыми вопросами в El Paso. Он снова покачал головой и набрал побольше воздуха в легкие:

— Мне нужно с вами поговорить.

— Хорошо. Давно пора было…

— Нет, — Даффи тряхнул головой и выпрямился, — не о Джульетте, о вас. И о том, что вы наделали.

— Я?

— Да, Пенелопа, вы.

Она положила руку на грудь и, вскинув голову, удивленно посмотрела на него.

— Ради Бога, Патрик! Что я сделала?

Патрик в сердцах пнул ногой массивное кожаное кресло и увидел, как она подпрыгнула, когда кресло, пролетев через всю комнату, врезалось в стену напротив. Потирая рукой челюсть, он мысленно сосчитал до двадцати. Сейчас еще не время выходить из себя.

Кроме того, он больше не был уверен, сердит ли он из-за того, что она сделала, или из-за предательской реакции собственного тела на присутствие этой женщины. И вряд ли стоит обвинять ее в последнем.

Сделав над собой усилие, Патрик уже достаточно ровным тоном сказал:

— Когда вы ездили в город, несколько дней назад… Что конкретно вы там делали?

— Что делала? — Пенелопа вызывающе вздернула подбородок. — Я делала в точности то, для чего сюда приехала. Я задавала вопросы.

— С кем вы говорили?

— С шерифом, например.

— Угу. — Он кивнул, — продолжайте.

Мисс Баттерворт деликатно высморкалась:

— Вам нужен полный список всех, с кем я говорила?

— Да. — Патрик сделал шаг из-за письменного стола. Спокойствие, на которое он рассчитывал, не приходило к нему. А заглянув в ее глаза и не увидел ни малейшего намека на сожаление, Патрик понял, что спокойствие — это такое чувство, которое вообще несовместимо с Пенелопой Баттерворт.

— В таком случае, — в ее голосе звучали нотки раздражения, — я предлагаю, вместо того, чтобы пихать мебель ногами, — она указала на кресло, стоявшее теперь в пяти футах от стола, — лучше сесть. Это займет много времени: я говорила со многими людьми, как и намеревалась. — Пенелопа села на стул с прямой спинкой и аккуратно сложила руки на коленях. — Не стоило тащиться за тысячи миль, чтобы проявлять здесь нерешительность.

Его брови поползли вверх.

— Нерешительность?! — Патрик бросил ей короткий кивок. — Если вы так задавали вопросы в El Paso, то совсем неудивительно, что три разных человека останавливали меня, чтобы предупредить: «синьора Баттерворт — в опасности».

— Что?


Мик смотрел в потолок, стараясь восстановить дыхание. Джули лежала рядом, уютно свернувшись калачиком. Он обнял ее, крепко прижав к себе. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным и одновременно таким наполненным.

«Боже мой, — подумал Мик и вздохнул: Как же я позволил этому случиться? — Я собирался защищать ее — не обманывать. Господи, я вел себя как возбужденный юнец, потерявший голову!»

Джули легонько провела пальцами по его груди, и он вздрогнул всем телом. Одного прикосновения ее руки было достаточно, чтобы все его благие намерения растаяли, как облачко тумана. Ее пальцы порхнули по его плоскому соску, и он схватил ее руку, пытаясь остановить.

— Мик…

— Да?

— Не мучай себя. Мы женаты. Мы не делали ничего плохого.

Мик взглянул в ее широко открытые голубые глаза. «Господи! Она даже знает, о чем я думаю!»

— Может быть, ничего плохого, — сказал он и, не в силах остановиться, скользил рукой вверх и вниз по ее голой спине, — но, наверняка, с этим не надо было спешить.

Джули поцеловала его в лоб и придвинулась ближе, потом обняла, подтянулась, как кошка и оказалась на нем, а ее подбородок покоился на руке, лежащей поперек его груди. Ее стопа медленно двигалась вверх и вниз по его ноге, и Мик, зажмурившись, глубоко втянул в себя воздух.

— Я тоже этого хотела. Не беспокойся обо мне.

Глядя в ее глаза, Мик хотел верить, что все будет хорошо. Но как? Скоро они начнут развод. А теперь она никогда не получит этой чертовой аннуляции, о которой говорила.

Джульетта вытащила свои пальцы из его ладони и стала задумчиво постукивать по его груди. Он попробовал не замечать того чувства, которое вызывали ее прикосновения, но это было невозможно. И когда она тронула языком его сосок, Мик чуть не упал с кровати.

— Джули, — выдохнул он и приподнял ее подбородок так, чтобы она могла смотреть на него, — ты лучше… гм… поспала бы сейчас. Завтра рано утром мы отправимся в путь.

Джули повернула голову и поцеловала его ладонь.

— Как рано?

— Действительно, очень рано, — ответил он сквозь зубы. Джули поднялась еще выше и совсем легла на него, так, чтобы дотянуться губами до его рта. Она слегка укусила его верхнюю губу, и ее язык скользнул к нему в рот, требуя ответа.

«Ни один мужчина не смог бы вынести это», — подумал Мик, запутывая пальцы в ее волосах и прижимаясь к ее губам в поцелуе, от которого у них обоих перехватило дыхание. Наконец, он нехотя оторвался от нее и ласково сказал:


— Надо прекратить это, Джули. Это нехорошо.

— Тебе не понравилось?

Полуулыбка искривила его губы:

— Нет, дьявол, мне очень понравилось! И ты прекрасно знаешь, что я имел в виду.

Джульетта улыбнулась, поставила локти ему на грудь и ее волосы упали на одну сторону лица, как плотная черная, штора.

— Я рада слышать это, потому что с моей точки зрения — это было очень хорошо.

— Нужно прекратить это, ты слышишь? Ты больше так легко не склонишь меня… — Мик старался, чтобы его голос звучал строго, но изгиб ее губ сразил его. — Дьявол, Джули! Я ничего больше не хотел бы, только любить тебя всю оставшуюся ночь.

— Хорошо.

— Но, — он приподнялся и быстро чмокнул ее в губы, — мы не можем. Мы слишком быстро подошли к концу.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что если мы прибавим ходу, то сможем добраться до дома твоего отца на этой неделе.

Джульетта нахмурилась, игривое выражение исчезло с ее лица. Дьявол, ему вовсе не хотелось напоминать ей о тех вещах, что ждали их впереди. Но у них не было возможности избежать всего этого.

Джули положила голову ему на грудь, и его руки сомкнулись вокруг нее. Неужели она все еще напугана? Неужели не поверила, что он сумеет защитить ее и от отца, и от бабки? Неужели сомневается в том, что он не оставит ее одну с ее семьей? Мик Бентин обещал отвезти ее назад в Монтану, прежде чем отправиться своим путем — и, значит, так оно и будет!

— Джули?

Джульетта слышала сожаление в его голосе. Это было похоже на то, что чувствовала она. Ей не хотелось отвечать. Не хотелось говорить о конце их путешествия. Не хотелось думать о том, что скоро они расстанутся.

— Джули? — повторил Мик ласково. — Не беспокойся больше о своих родственниках. Все будет хорошо.

Его руки все еще скользили по ее спине, и Джули сосредоточилась на его ласковых прикосновениях. Неужели он не понимает? Ее беспокойство — не о семье. Она полностью доверяет Мику и уверена, что он избавит ее от доньи Анны и дона Виценте.

То, что Мик сказал минуту назад звучало у нее в мозгу. На этой неделе. Их путешествие закончится на этой неделе.

Джули обвила рукой его шею. Она слушала равномерное биение его сердца под своей щекой и думала, что стоит попытаться еще раз.

У нее осталось не так много времени, чтобы убедить его, что они не должны расставаться. К следующей неделе она должна убедить Мика, что без нее он не будет счастлив.

— Мик, — прошептала Джульетта и тихонько подула на золотистые волоски на его груди, — спасибо тебе, что ты разрешил священнику обвенчать нас.

Тот с улыбкой взглянул на нее:

— Да не за что! Не приставай ко мне больше с этим, — и весело хихикнул, — но мне показалось, что с Padre не все было благополучно.

Джули рассмеялась, вспомнив все те цветастые выражения, которые сыпал венчавший их маленький священник на голову ничего не подозревающего Мика. Она никогда даже не подумала бы, что священнослужитель знает такие слова!

— Ну-ка, ну-ка, чему ты смеешься?

— Я не смеюсь, — Джули опустила голову, заглушая хихикание о его грудь.

— Да, я вижу! Ну, тогда, может быть, вы ответите на мой вопрос, мисс Серьезное Лицо? Что этот маленький Священник кричал мне там в церкви сразу после венчания?

— После венчания? — спросила она и закусила губу.

— Да, после венчания. — Мик приподнял ее подбородок кончиком пальца. Когда их глаза встретились, он поднял одну бровь и сказал:

— Когда я целовал тебя, этот коротышка начал прыгать, как кролик, и кричал, как индеец из племени команчей! — он прикрыл глаза и добавил, — я помню, он что-то говорил о скрипке…

Джульетта давилась смехом, пытаясь сдержаться; наконец, не выдержала и громко рассмеялась. Выражение подозрительности на лице Мика подстегнуло ее еще больше, и она едва сумела справиться с собой, насмеявшись едва ли не до икоты.

— Что в этом, черт возьми, смешного?

— О, Мик… — Джули дотронулась до его щеки, затем провела пальцами по лбу, приглаживая его волосы назад. — Он не говорил «violin». Он кричал: «violador!» «Basta, violador!»[19]

— Да. Точно это слово. — Легкая улыбка искривила его губы. И что это значит? Джули нежно улыбнулась, глядя прямо ему в глаза:

— «Насильник».

— Насильник? — от охватившего его гнева брови Мика поползли вверх, а лицо стало пунцовым. — Черт побери, я не вижу, что здесь смешного!

— Ах, Мик, — прошептала она, и ее тело опустилось сверху на него, — это смешно, потому что святой отец многого не понял…

— Чего, например? — пробормотал он, а его рука против воли опустилась по ее спине к ягодицам.

— Например… — Джули пошевелилась и села на его плоском животе. Прогнувшись, она отвела руку за спину и взяла его уже готовый к ответу член. Мик застонал, когда ее пальцы сомнулись вокруг его плоти. — Он не знал, что это я изнасиловала тебя.

На его лице застыло удивление:

— Так это ты изнасиловала меня, я не ослышался?

— Si. — Джульетта запрокинула голову, когда его руки двинулись вверх по ее животу, чтобы обнять грудь.

— Ты собираешься сделать это снова?

— Si. — Джули прижалась к нему бедрами и подалась навстречу его рукам. Его пальцы пощипывали ее набухшие соски, и она почувствовала, как его прикосновение зажигают ее кровь.

— Я хочу тебя!

— Господи, Джули!

Наслаждаясь тем, что его твердая плоть сливается с ее телом, Джули глубоко вздохнула, приняв его, слегка раздвинула ноги и почувствовала, что он вошел в нее намного глубже, чем в первый раз.

— Мик, — прошептала она, — я получаю огромное удовольствие, насилуя тебя.

Он приподнялся на локтях и дотянулся ртом до ее груди. Затем, обхватив губами, Мик дразнил ее соски, пока она чуть не сошла с ума от желания, переполнявшего ее.

— Мик… Я…

Мик слегка отодвинулся назад.

— Джули, дорогая, как сказать по-испански «перестань говорить»? — его рука раздвинула ее бедра и начала ласкать самое чувствительное место на теле.

Джули застонала.

— Silencio. — Наконец ответила она.

— Правильно…


Эстебан сгорбил плечи и приложил ухо к немного приоткрытой двери. Он бросил осторожный взгляд в проход, ведущий на кухню и облегченно вздохнул, увидев, что там никого нет. Случайно он увидел, как человек из El Paso прискакал на ранчо. Насколько он мог судить, это сулило какие-то новые проблемы.

Старик шагнул поглубже в тень и нетерпеливо ждал, когда эти двое в кабинете начнут разговор. Голос доньи Анны разрезал тишину, Эстебан затаил дыхание.

— Эта гринго спрашивала обо мне? Особо?

— Si, Patrona.

Эстебан наморщил лоб. Шериф из Еl Paso скулил, как собака, ждущая похвалы.

— Ее имя?

— Баттерворт. — Хитро ответил тот, — она представилась, как сестра адвоката покойного дона Рикардо.

У доньи Анны надолго перехватило дыхание. Наконец она пробормотала:

— Чего хочет эта женщина?

— Видеть судебного исполнителя. Но он в Хьюстоне. — В тишине раздался заискивающий смех, затем шериф добавил, — эта сумасшедшая гринго думает, что ее брат был убит!

Эстебан покачал седой головой. Он слышал недоверие в голосе приезжего и на какой-то момент пожелал, чтобы ему повезло быть таким же неосведомленным, как гость доньи Анны.

— Убит? — спросил вкрадчивый голос. — Насколько я помню, этот человек упал с лошади.

— Именно так, синьора. А потом вниз со скалы.

— Дурак, — пробормотала донья Анна, и резко спросила, — эта гринго, ты говоришь, сестра его? Где она сейчас?

— Ах, это самое удивительное, госпожа Сантос. За этим я и приехал сюда. Синьора Баттерворт в доме вашего зятя.

Даже в холле Эстебан слышал, как донья Анна яростно засопела. Выпрямившись, он неслышно спустился вниз, прокрался по коридору к кухне и направился к задней двери. Он слышал достаточно.

Не заметив, как повар предложил ему чашку кофе, не слышал, как экономка кричит что-то ему вслед, когда старик вышел наружу и закрыл за собой дверь. Эстебан продолжал идти в прохладной тишине ночи, наслаждаясь долгожданной передышкой от дел на ранчо. Из длинного кирпичного дома для слуг доносились звуки спора, лай собаки. Кто-то перебирал струны гитары. Лошади в загоне лениво фыркали, слышался хриплый голос повара, который кому-то кричал, чтобы принесли еще хвороста. Все как обычно.

И все же… Эстебан свернул к амбару, желая избежать разговора с кем бы то ни было. Ему нужно подумать.

Он слишком стар для этого дела и не такой уж сильный противник для доньи Анны, но не может остаться в стороне и позволить произойти еще одному «несчастному случаю».

Если бы только этот молодой дурак не сообщил донье Анне о своих догадках! Эстебан что-то неразборчиво бормотал, обзывая себя тряпкой. Конечно, шериф не мог не приехать к донье Анне. Ему хочется выглядеть очень нужным в глазах самой могущественной женщины в округе. Хорошо известно, что достаточно одного слова доньи Анны, чтобы помочь карьере человека или разрушить ее.

Эстебан тяжело вздохнул и сказал себе, что должен сделать что-то важное, что должен был сделать уже давно, но позволил своему страху перед доньей Анной одержать верх.

Правда, он послал ту телеграмму Джульетте, в дом ее друга, чтобы предупредить о планах La Patrona. Но этот факт не очень успокаивал его. И он отбросил эту мысль. Этого было недостаточно.

Но что он мог еще сделать?

Усталый старик остановился, запрокинул голову и долго смотрел в ночное небо. Звезды сияли приветливо и успокаивающе. Казалось, кто-то на небесах желает дать ему спокойствие. Силу исполнить задуманное. Чувство уверенности постепенно наполняло его. Вспыхнул слабый луч мужества, который он принял, как благодать.

Нерешительная улыбка тронула его губы, Эстебан гордо выпрямился и свернул с тропинки, ведущей к амбару. Здесь ему больше нечего делать. Но нужно еще многое сделать в другом месте. Его совесть слишком долго его мучила, слишком много ночей он провел без сна, отгоняя беспомощный страх.

Теперь все кончено. Этого больше не будет. Он стар. Скоро он будет призван, чтобы дать отчет о своей жизни перед Всевышним. А человеку не должно быть стыдно перед Богом. Значит, нужно найти способ предупредить сестру синьора адвоката!

Загрузка...