Сага о стрелке Шарпе. Книги 1-22

Б. КОРНУЭЛЛ Спасение ШАРПА

Мистер Шарп был в плохом настроении. Мерзком настроении. По мнению сержанта Харпера, он напрашивался на неприятности, а Харпер редко ошибался насчёт капитана Шарпа. Сержант Харпер достаточно хорошо знал, что пытаться заводить разговор с капитаном, когда он в таком мрачном настроении, опасно, но, с другой стороны, Харпер любил риск.

- Вижу, вы подлатали свою форму, сэр, – улыбаясь, заметил он.

Шарп проигнорировал это замечание. Он поднимался на голый склон холма, плавящийся под жгучим солнцем, словно в огромной печи. Стоял сентябрь 1810, почти осень, но было жарко, как летом. На вершине холма, в миле или около того впереди, стояло сараеподобное каменное сооружение, а рядом – хилая телеграфная вышка: чёрные деревянные подмостки, поддерживающие высокую мачту, на которой висели сигнальные шары, неподвижные в знойном воздухе.

- Швы на куртке очень аккуратные, – продолжал беззаботно Харпер. – И, смею заметить, шили не вы. Похоже на женскую работу, не так ли?

Последние слова недвусмысленно звучали, как вопрос. Шарп снова промолчал. Длинный кавалерийский палаш хлопал его по левому бедру при ходьбе. На плече висела винтовка. Офицеру она не полагалось, но Шарп когда-то был солдатом, и привык пользоваться на войне толковым оружием.

- Вы встретили её в Лиссабоне? – не унимался Харпер.

Шарп уже кипел от злости, но притворялся, что ничего не слышит. Его форменная куртка, как верно заметил Харпер, теперь аккуратно зашитая, была зелёной, как и положено стрелкам, одним из которых он, собственно, и являлся. Он продолжал думать о себе, как о стрелке, воине элитного подразделения, где на вооружение принята винтовка Бейкера, а форма тёмно-зелёная, вместо обычной, красной. Но прихотливая военная судьба забросила Шарпа и его стрелков в полк красномундирников. Теперь он командовал ротой лёгкой пехоты Южного Эссекского, которая поднималась за ним на холм. Большинство из них носили красные мундиры и были вооружены гладкоствольными мушкетами, но горстка стрелков, одним из которых был и сержант Харпер, упорно держались за старые зелёные куртки и воевали с винтовкой в руках.

- Так кто же она? – всё-таки спросил Харпер.

- Сержант Харпер! – рявкнул доведённый до белого каления Шарп. – Прекратите эти долбаные разговоры, если не хотите нарваться на чертовски крупные неприятности!

- Да, сэр, – ухмыльнулся Харпер.

Он был ирландцем, католиком, сержантом и просто не должен был дружить с англичанином, язычником и офицером, но Харпер всё же дружил. Он любил Шарпа, знал, что ему нравится и был достаточно мудр, чтобы не болтать лишнего. Вместо этого он стал насвистывать мелодию песенки: «Что б я делал, если б кончились все войны…»

Шарп, разумеется, сразу вспомнил продолжение песенки: «Однажды утром на лугу, среди жемчужных рос, рвала фиалки синие красивая девица…» - и громко расхохотался над хитроумной дерзостью Харпера, а потом выругался. Чёртов ирландец добился своего! Сержант победно улыбнулся.

- Это была Жозефина. – признался Шарп.

- О, мисс Жозефина! Как она поживает?

- Неплохо, – ответ был довольно туманным.

- Рад это слышать, – искренне отозвался сержант. – Значит, вы с ней попили чаю, сэр?

- Пил я с ней этот чёртов чай, сержант, верно.

- Разумеется, сэр, – сказал Харпер, помолчал немного, а потом снова закинул удочку. – И, думаю, вам всё ещё мила мисс Тереза, сэр?

- Мисс Тереза?

Шарп произнёс это имя так, словно не помнил его, хотя за те несколько недель, что прошли с их расставания, он вряд ли забыл девушку с ястребиным профилем, которая уехала за испанскую границу с партизанами. Он бросил взгляд на широкое лицо сержанта, на котором было написано выражение полнейшей невинности.

- Мне очень нравится Тереза, – защищаясь, произнёс Шарп, – но я не знаю, увижу ли я её снова когда-нибудь!

- Но вы бы хотели этого? – заметил Харпер.

- Конечно, хотел бы! Как же иначе? Есть девушки, которых хотелось бы увидеть снова, но это не значит, что в ожидании встречи надо жить, как долбанный святой?

- Это верно, – согласился Харпер. – И я теперь понимаю, почему вам не хотелось возвращаться, сэр. Там вы попивали чай, пока мисс Жозефина штопала вашу куртку. Наверное, вы прекрасно проводили время вдвоём.

- Я не хотел возвращаться, потому что мне обещали чёртов месяц отпуска! Месяц! А дали неделю! – резко сказал Шарп.

Здесь Харпер сочувствие проявлять не стал. Месячный отпуск должен был стать Шарпу наградой за возвращение золотого запаса из вражеского тыла, но вся рота лёгкой пехоты в этом тоже участвовала, а ведь никто не предложил тоже отправить их в отпуск на месяц! С другой стороны Харпер понимал состояние Шарпа: мысль о потере целого месяца, который он мог бы провести в постели Жозефины, и епископа заставила бы запить горькую.

- Всего одна проклятая неделя! – прорычал Шарп. – И опять ублюдочная, дьявол её побери, армия!

Он сошёл с тропы и подождал, пока рота догонит его. По правде говоря, причина его мерзкого настроения имела мало общего с неожиданно прерванным отпуском, но Шарп не мог признаться Харперу в том, что на самом деле его злило. Он смотрел на поднимающуюся по склону колонну, выискивая взглядом лейтенанта Слингсби. Проклятый лейтенант Корнелиус, чёрт бы его побрал, Слингсби – вот кто был настоящей головной болью.

Добравшись до того места, где их ждал Шарп, рота села у тропы. Теперь под командованием Шарпа, благодаря прибытию новобранцев из Англии, находились пятьдесят четыре рядовых, и недавно прибывшие выделялись на фоне остальных своими ярко-красными мундирами. Формы остальных выцвели на солнце и были настолько густо залатаны коричневой домотканой тканью, приобретённой у португальцев, что со стороны солдаты больше походили на бродяг. Слингсби, конечно, это возмущало.

- Благодаря новым формам, Шарп, люди будут выглядеть более нарядно, – с энтузиазмом тявкнул он. – Прекрасное новое сукно придаст им шику! Мы должны заказать новые формы!

Проклятый дурак! Новые формы прибудут в назначенное время, вероятнее всего, зимой, и не было никакого смысла требовать их раньше срока. К тому же людям нравились их старые, удобные куртки и французские ранцы из бычьей кожи. У новеньких были британские ранцы производства Троттерса, перехватывающие грудь ремни которых во время длинного перехода сжимают рёбра, словно раскалённые железные обручи. Французские ранцы намного удобнее.

Шарп подошёл к роте и приказал каждому из новичков показать ему фляжку. Как он и ожидал, все фляжки оказались пусты.

- Вы – чёртовы дурни! – заявил Шарп. – Вы должны знать меру! Пить по глотку! Сержант Рид!

- Сэр? – одетый в красный мундир сержант-методист Рид поклонился Шарпу.

- Не давать им воды!

- Так точно, сэр, так точно.

К концу дня новичкам будет трудно дышать, потому что в горле пересохнет, как в пустыне, но больше они не совершат подобной глупости. Шарп спустился вдоль колонны к арьергарду.

- Никто не отстал, Шарп, – доложил Слингсби с рвением, достойным терьера, вынюхивающего крысу и ожидающего награды от хозяина. – Мы с господином Илиффом их уговорили.

Шарп промолчал. Он знал Корнелиуса Слингсби, коренастого осанистого коротышку, пышущего энергией, всего неделю, но уже ненавидел настолько, что готов был убить. Никакой особой причины для ненависти не было, если, конечно, не считать серьёзным основанием внешность. Всё в Слингсби раздражало Шарпа: плоский, как лопата, затылок, выпуклые глаза, чёрные усы, полопавшиеся сосудики на носу, фыркающий смех и раскоряченная походка. Когда Шарп вернулся из Лиссабона, он обнаружил, что его лейтенанта, надёжного парня Роберта Ноулзаа назначили адъютантом полковника, а на его место прибыл Слингсби.

- Корнелиус имеет ко мне некоторое отношение, – неопределённо выразился о нём подполковник Уильям Лоуфорд. – Вы найдёте его прекрасным товарищем.

- На самом деле, сэр?

- Он поздно начал служить, поэтому он всё ещё лейтенант, – продолжал Лоуфорд. – Ему, конечно, присвоен чин капитана, но он остаётся лейтенантом.

- Я служу давно, сэр, но всё ещё лейтенант, – ответил Шарп. – Назначен капитаном, конечно, хотя остаюсь лейтенантом.

- О, Шарп! – рассердился Лоуфорд. – Никто не знает больше меня о ваших достоинствах. Если бы была капитанская вакансия…

Окончание фразы повисло в воздухе, но Шарп отлично знал, что не было досказано. Он стал лейтенантом, и это уже было чудом для неграмотного рядового; ему присвоили в качестве поощрения звание капитана, хотя на самом деле он оставался лейтенантом. Продвинуться по службе он мог, если бы купил освободившуюся капитанскую вакансию или при содействии Лоуфорда, что гораздо менее вероятно.

- Я ценю вас, Шарп, но также надеюсь и на Корнелиуса, - продолжал Лоуфорд. – Ему тридцать. Возможно, тридцать один. Он стар для лейтенанта, но командир дотошный и въедливый, и у него есть опыт.

Оказывается, до того, как попасть в Южный Эссекский, Слингсби служил в Вест-Индии, в 55-м полку, где жёлтая лихорадка косила офицеров, поэтому быстро получил капитанский чин, и командовал, как назло, лёгкой стрелковой ротой. В результате получалось, что он настолько же компетентен в военной службе, как Шарп. Может, это и было верно, но военного опыта Слингсби не имел.

- Я хочу, чтобы вы взяли его под своё крыло, – закончил проникновенную речь полковник, – помогли подняться, а, Шарп?

«Помог побыстрее лечь в могилу, ага!» - думал со злостью Шарп, но вынужден был оставить свои мысли при себе, и сейчас изо всех сил старался скрыть неприязнь, потому что Слингсби указывал на телеграфную станцию:

- Мистер Илифф и я - мы видели там людей, Шарп. Думаю, около дюжины. И на одном, вроде бы, синяя форма. Там ведь не должно никого быть, верно?

Что прапорщик Илифф, недавно прибывший из Англии, что-то там заметил, Шарп сомневался. Сам Шарп увидел на вершине людей и лошадей ещё пятнадцать минут назад и размышлял, что незнакомцы там делали, если официально телеграф считался заброшенным. Обычно на подобных станциях было несколько солдат, охранявших гардемарина из военно-морского ведомства, который с помощью чёрных воздушных шаров, поднимая их вверх или опуская вниз на высокой мачте, передавал сообщения от одного конца Португалии к другому. Но французы уже захватили цепь подобных станций на севере, британцы отступили далеко от этих холмов, а эта станция уцелела. Не было смысла оставлять телеграф лягушатникам, чтобы они использовали его в своих целях, и потому роту Шарпа выделили из состава батальона и дали простое задание сжечь телеграф.

- Это могут быть французы? – спросил Слингсби, имея в виду синюю форму.

Пяти футов и трёх дюймов роста, он насторожённо осматривался, горя нетерпением отдать приказ штурмовать гору.

- Неважно, если это проклятые «граппо» (по-французски «граппо» - «жаба»), – нехорошо ухмыльнувшись, заявил Шарп. – Нас больше, чем их. Я пошлю мистера Илиффа наверх, и он их перестреляет.

Илифф заволновался. Семнадцати лет от роду, выглядел он на четырнадцать. Это был тощий мальчишка, отец которого купил ему чин, потому что не знал, что с ним делать.

- Покажите мне свою флягу, – приказал ему Шарп.

Илифф теперь перепугался по-настоящему.

- Она пустая, сэр, – признался он и съёжился, ожидая наказания.

- Вы слышали, что я сказал солдатам, у которых фляги оказались пустыми? – спросил Шарп. – Что они идиоты. Но это не про вас, потому что вы – офицер, а офицеры идиотами не бывают.

- Совершенно верно, сэр, – вставил Слингсби и снова фыркнул: такая у него уж была манера смеяться.

Шарп подавил желание перерезать ублюдку горло и вернул флягу Илиффу:

- Берегите свою воду. Сержант Харпер! Вперёд!

Потребовалось ещё полчаса, чтобы достигнуть вершины. Сараеподобное здание, видимо, было часовней, потому что в нише над дверью стояла выщербленная статуя Девы Марии. Телеграфную вышку пристроили к восточной стене часовни: перекрещивающиеся толстые брусья служили опорой для платформы, откуда гардемарин передавал шифрованные секретные сведения посредством системы сигналов. На заброшенной теперь вышке верёвки, к которым привязывали сигнальные шары, постукивали о просмолённую мачту, развеваясь на свежем ветру, обдувавшем вершину. К одной кто-то прицепил квадратный лоскут белой ткани. Шарп подумал, не подняли ли присутствовавшие на вершине незнакомцы этот самодельный флаг как сигнал.

Незнакомцы, судя по одежде, гражданские, стояли у двери часовни, и с ними был португальский офицер, чей синий мундир очень напоминал по цвету французскую форму. Офицер выступил вперёд, чтобы встретить Шарпа.

- Я – майор Феррейра. - сказал он на хорошем английском языке. – Кто вы?

- Капитан Шарп.

- И капитан Слингсби, – лейтенант Слингсби настоял на том, чтобы сопровождать Шарпа во время переговоров с португальским офицером и назвался капитаном, хотя не имел на это никакого права.

- Я командир, – лаконично добавил Шарп.

- И какова ваша цель? – требовательно спросил Феррейра.

Это был высокий худощавый брюнет с тщательно подстриженными усами. Вёл он себя манерно и всячески подчёркивал, что выше их по положению, но Шарп уловил в его интонациях нотки беспокойства, прикрываемые бесцеремонностью, и едва не поддался соблазну надерзить, однако поборол искушение и ответил, как было на самом деле:

- Нам приказано сжечь телеграф.

Феррейра посмотрел на людей Шарпа, которые разбивали лагерь на вершине. Слова Шарпа ему не понравились, и он весьма неубедительно улыбнулся:

- Я сделаю это для вас, капитан. Это доставит мне удовольствие.

- Я привык сам выполнять то, что мне приказывают, – сказал Шарп.

Феррейра почувствовал дерзкие нотки в словах Шарпа и посмотрел на него с насмешкой. Шарпу показалось, что майор сейчас сделает ему выговор, но вместо этого Феррейра кивнул:

- Пожалуйста, если вы настаиваете. Но сделайте это быстро.

- Конечно, быстро, сэр! – вмешался с энтузиазмом Слингсби. – Нет смысла тянуть время! Сержант Харпер! Горючее, пожалуйста. Быстрее, парень, быстрее!

Харпер бросил взгляд на Шарпа, ожидая подтверждения отданного лейтенантом приказа, но Шарп безмолвствовал. Тогда великан-ирландец приказал дюжине человек тащить к вышке кавалерийские фуражные сетки, набитые соломой. Ещё шестеро поднесли фляги скипидара. Солому скинули возле четырёх опор вышки и пропитали скипидаром. Феррейра некоторое время наблюдал за ходом работ, потом вернулся к гражданским, которые казались обеспокоенными появлением британцев.

- Всё готово, сэр, – доложил Харпер. – Я зажигаю?

Слингсби не дал Шарпу возможности ответить.

- Не тяните резину, сержант! – быстро сказал он. – Зажигайте!

- Подождите! – рыкнул Шарп.

Офицерам положено в присутствии солдат разговаривать друг с другом вежливо, но Шарп оборвал Слингсби весьма резко, а взгляд, который он бросил на лейтенанта, заставил того потрясённо отшатнуться. Слингсби нахмурился, но ему пришлось смириться с резкой отповедью. Шарп забрался на сигнальную вышку, которая поднималась на пятнадцать метров над вершиной холма. Три выщерблины на досках настила показывали, где гардемарин ставил свою треногу, чтобы читать сообщения, посылаемые другими станциями. Та, что была дальше к северу, была уже разрушена. Взглянув на юг, Шарп увидел вышку за рекой Криз, пока ещё позади британских линий, которые, наверное, скоро отодвинутся ещё дальше к югу. Армия маршала Массена хлынула в Центральную Португалию, и британцы отступали к недавно построенным укреплениям в Торриш-Ведраш. В этот и состоял план: отступить к новым укреплениям, чтобы французы растратили силы в бессмысленных попытках штурма, испытывая трудности со снабжением продовольствием.

И, чтобы обеспечить им голодную жизнь, британцы и португальцы, отступая, не оставляли за собой ничего. Содержимое сараев, кладовых, складов вывозилось. Посевы зерновых сжигались на корню, ветряные мельницы разрушались, колодцы засыпались. Жители деревень и городов Центральной Португалии уходили из родных мест, забирая с собой домашний скот, или за линию Торриш-Ведраш, или в горы, где французы не смогут их преследовать. Враг должен был идти по выжженной, голой земле, где не найдётся ничего, даже телеграфных верёвок.

Шарп отвязал одну из верёвок и снял с неё белый флаг, который оказался большим носовым платком из тонкого, дорогого полотна с аккуратно вышитыми в уголке синими нитками инициалами «PAF». Ферррейра? Шарп посмотрел сверху на майора-португальца, внимательно наблюдавшего за его действиями.

- Ваш платок, майор? – спросил Шарп.

- Нет, – ответил Феррейра.

- Тогда будет мой, – сказал Шарп, засовывая платок в карман, и был удивлён гневным выражением, промелькнувшим на лице Феррейры. – Может быть, вам лучше увести лошадей, прежде чем мы подожжем вышку, – указал он на животных, привязанных возле часовни.

- Спасибо за совет, капитан, – ядовито ответил Феррейра.

- Так поджигать, Шарп? – нетерпеливо спросил снизу Слингсби.

- Когда я слезу с чёртовой вышки, – бросил Шарп.

Он бросил на окрестности последний взгляд и увидел маленькое облако грязновато-белого порохового дыма далеко на юго-востоке. Шарп вытащил свою драгоценную подзорную трубу, подарок самого сэра Артура Уэлсли, ныне лорда Веллингтона, опустился на колени, пристроил прибор на перилах и постарался рассмотреть что там, за дымом, происходит. Видно было немного, но он решил, что в бой вступил британский арьергард. Наверное, французская кавалерия слишком приблизилась, и батальон отстреливался при огневой поддержке Королевской конной артиллерии. Были слышны приглушённые расстоянием залпы орудий. Он сдвинул окуляр к северу, прослеживая чёткие очертания холмов, скал, пустынных бесплодных равнин, среди которых вдруг мелькнуло выделяющееся на этом фоне пятнышко зелёного цвета, быстро подкрутил линзу и, наконец, увидел чёткую картинку.

Кавалерия. Французская. Драгуны в зелёных мундирах. Солнечные блики вспыхивали на их пряжках, удилах и стременах. На расстоянии не больше мили, внизу, в долине, направляются к телеграфной станции. Шарп попытался пересчитать их. Их было сорок, возможно – шестьдесят, около эскадрона; они петляли между камней на дне долины, переходя из полосы света в глубокую тень, не торопясь, и Шарп подумал, не послали ли их, чтобы захватить станцию телеграфа, чтобы она служила наступающим французам, как раньше британцам.

- К нам движется компания, сержант! – обратился он к Харперу (конечно, надо было обратиться к Слингсби, но Шарп не смог себя заставить и потому заговорил с сержантом). – По крайней мере, эскадрон ублюдков в зелёном. На расстоянии приблизительно в милю. Могут оказаться здесь через несколько минут, – он сложил трубу, спустился вниз и приказал Харперу. – Сожгите это.

Пропитанная скипидаром солома вспыхнула высоким, ярким пламенем, а через несколько мгновений огонь охватил и толстые балки, из которых была сложена вышка. Рота Шарпа, обожавшая всё рушить и жечь, наблюдала происходящее с восторгом и разразилась приветствиями, когда, наконец, пламя добралось до платформы. Шарп отошёл к восточному краю вершины холма, но оттуда драгунов было не видно. Может, они повернули прочь? Вполне может быть. Если они собирались захватить вышку, то бросили бы это дело, увидев столб дыма на вершине. Лейтенант Слингсби присоединился к нему.

- Я не хотел этого говорить, - сказал он приглушённо. – Но вы очень резко говорили со мной сейчас, Шарп, действительно, очень резко.

Шарп ничего не ответил, с наслаждением представляя, как потрошит мелкого ублюдка.

- Дело не во мне, но это плохо действует на солдат, очень плохо, – продолжал весьма вежливо Слингсби. – Они перестают уважать офицеров Королевской армии.

Шарп знал, что поступил неправильно, но уступать Слингсби хоть на дюйм не желал.

- Вы считаете, что солдаты уважают офицеров Королевской армии? – вместо этого спросил он.

- Естественно! - Слингсби был потрясён самой постановкой вопроса. - Конечно!

- Я – нет, – ответил Шарп, думая, почудился ему в дыхании Слингсби запах рома, или нет. – Я не уважал офицеров Королевской армии, когда был рядовым. Я считал, что большинство этих тупоголовых ублюдков просто купили должности за очень большие деньги.

- Шарп… - начал было Слингсби, но моментально заткнулся, увидев появившихся на склоне внизу драгунов.

- Их примерно пятьдесят, и движутся в этом направлении, – заметил Шарп.

- Нам, вероятно, следует развернуться в линию? – лейтенант встал по стойке «смирно», выкатил грудь и щёлкнул каблуками. – Буду гордиться честью командовать атакой.

Слингсби имел в виду, что нужно двинуться навстречу противнику по восточному склону, густо усеянному валунами, которые мешают целиться в противника.

- Может, это и честь, чёрт её побери, – с сарказмом заметил Шарп, – но это ещё и самоубийство. Если я захочу драться с ублюдками, то буду делать это на вершине, а не в рассеянном строю на склоне. Драгуны любят стрелковые шеренги, Слингсби. Это даёт им возможность попрактиковаться в рубке мяса.

Он бросил взгляд на часовню. Два небольших, прикрытых ставнями окна могли служить неплохими бойницами, если действительно придётся обороняться.

- Сколько до заката?

- Часа три. Может быть, чуть меньше, – немедленно ответил Слингсби.

Шарп ругнулся. Он сомневался, что драгуны попытаются напасть, но даже если они это сделают, он сможет с лёгкостью продержаться до сумерек. Драгуны побоятся оставаться вне лагеря после наступления темноты из страха перед партизанами.

- Вы остаетесь здесь, – приказал он Слингсби. – Просто наблюдаете, ничего не предпринимаете без моего приказа. Вам ясно?

Слингсби принял оскорблённый вид, и он имел на это право.

- Естественно, мне всё ясно! – протестующее заявил он.

- Не уводите людей с вершины, лейтенант, – сказал Шарп. – Это приказ.

Он зашагал к часовне, думая, смогут ли его люди пробить в её древних каменных стенах ещё насколько бойниц. Никаких подходящих инструментов – ни кувалд, ни ломов – у него не было, но каменная кладка выглядела ветхой, известковый раствор, соединявший камни, крошился.

К его удивлению, путь к входу в часовню преградил майор Феррейра и один из гражданских.

- Дверь заперта, капитан, – сказал португальский офицер.

- Тогда я выломаю её.

- Это – святое место, – осуждающе заметил Феррейра.

- Я помолюсь о прощении моих грехов после, – ответил Шарп и попытался обойти майора, но тот поднял руку в запрещающем жесте.

Шарп разозлился:

- Пятьдесят французских драгун идут сюда, майор, и я воспользуюсь часовней, чтобы защитить своих людей.

- Ваша работа здесь закончена, – резко сказал Феррейра. – Вам пора уходить.

Шарп ничего не ответил и попытался прорваться к двери ещё раз, но эти двое снова преградили ему путь.

– Я приказываю вам, капитан, – настаивал португальский офицер. – Уходите. Сейчас же.

Гражданский, который стоял рядом с Феррейрой, снял сюртук и закатал рукава рубашки, обнажив мускулистые руки, на которых красовались грубо вытатуированные якоря. Сначала Шарп отметил внушительную комплекцию этого типа, сложенного, как боксёр-чемпион, но с моряцкими татуировками, а потом обратил внимание и на выражение его уродливого, покрытого шрамами лица с тяжёлым подбородком, сплюснутым носом, низкими бровями и звериными глазами, в которых читалась открытая враждебность и желание подраться, почесать кулаки. Он был разочарован, когда Шарп отступил назад.

- Вижу, вы разумный человек, – шёлковым голосом произнёс Феррейра.

- Известное дело, – ответил Шарп и громко позвал. – Сержант Харпер!

Подойдя поближе, великан-ирландец сразу оценил напряжённость ситуации. Увидев Харпера, одного из самых сильных парней в армии, моряк, более плотный и высокий ростом, сжал кулаки. Он был похож на бульдога, который ждёт, когда хозяин спустит его с поводка, а Харпер умел обращаться с бешеными псами. Он снял с плеча своё знаменитое залповое ружьё. Это необычное оружие изготавливалось для королевского флота и использовалось, чтобы очистить палубу вражеского судна от стрелков. Семь стволов, каждый полудюймового калибра, производили выстрел одновременно. Оружие было настолько мощным, что его отдача могла сломать плечо, но Патрик Харпер был крупным мужчиной: в его руках семистволка казалась игрушкой, и теперь он небрежно ткнул ею в сторону того огромного скота, который преграждал путь Шарпу.

- У вас неприятности, сэр? – с беззаботным видом спросил Харпер.

Феррейра заволновался. Кое-кто из гражданских вытащил пистолеты, громко защёлкали взводимые курки. Майор Феррейра, испугавшись кровопролития, приказал им опустить оружие, но никто не послушался, пока зверюга-великан не прикрикнул на них. Только тогда они, испуганно переглядываясь, поспешно убрали оружие в кобуры. Все в этой шайке выглядели натуральными бандитами, напоминая Шарпу головорезов, которые хозяйничали на улицах Восточного Лондона, где он провёл своё детство, а вот их вожак, тип с мощным телом и лицом убийцы, казался самым необычным и самым страшным из них. Он был в расцвете лет – около сорока - уверенный в себе; выглядел, как уличный бандит со своим сломанным носом и многочисленными шрамами, покрывавшими лицо, но одновременно – как богач: его льняная рубашка была прекрасного качества, брюки сшиты из лучшего тонкого сукна, ботинки с золотыми пряжками – из мягкой дорогой кожи. Громила смерил взглядом Харпера, очевидно, оценивая его как вероятного противника, неожиданно улыбнулся, поднял сюртук и обратился к Шарпу:

- То, что находится в часовне – моя собственность.

Он говорил по-английски с сильным акцентом, и голос был какой-то грохочущий, словно камни пересыпаются.

- Кто вы? – требовательно спросил Шарп.

- Позвольте вам представить сеньора… - начал Феррейра.

- Меня зовут Феррагус, – прервал его громила.

- Феррагус, – повторил Феррейра, представил Шарпа, – капитан Шарп, – и демонстративно пожал плечами, показывая, что не может нести ответственность за происходящее.

- Ваша работа здесь закончена, капитан. Вышки нет. Вы можете уходить, – прогрохотал Феррагус, возвышаясь над Шарпом, словно башня.

Шарп сделал шаг назад, обошёл громилу и двинулся к двери часовни. За спиной он услышал характерный звук взводимого курка.

- Поберегитесь, сэр, – произнёс ирландец. – Когда я отброшу ублюдка выстрелом из этой штуки, боюсь, вас сильно забрызгает.

Видимо, Феррагус попытался перехватить Шарпа, но угроза залпа из семи стволов остановила его.

Дверь часовни отперли. Через несколько мгновений, которые потребовались, чтобы глаза приспособились после яркого света различать что-нибудь в сумраке, Шарп рассмотрел, что внутри, и выругался. Он ожидал увидеть пустое помещение, а вместо этого оно было загромождено таким множеством мешков, что свободным оставался только узкий проход к грубо вытесанному алтарю, на котором стояла статуя Девы Марии в синем одеянии. На камнях алтаря лежали записочки, оставленные несчастными крестьянами, приезжавшими к часовне за чудесным избавлением от гнетущих их бедствий. Богоматерь печально наблюдала за тем, как Шарп вытащил палаш и проткнул один из мешков. На пол посыпалась струйкой мука. Он проткнул другой мешок, ниже, - и ещё больше муки просыпалось на земляной пол. Увидев это, Феррагус что-то сказал Феррейре, и майор неохотно вошёл в часовню и обратился к Шарпу:

- Мука находится здесь с ведения португальского правительства.

- Вы можете доказать это? – спросил Шарп. – У вас есть документы?

- Это касается португальского правительства. Уезжайте, – выдавил Феррейра.

- У меня есть приказ, и он касается всех, – возразил Шарп. - На территории, занятой французами, не должно остаться никакого провианта, – он проткнул ещё один мешок.

В часовне потемнело: огромная фигура Феррагуса заслонила дверной проём. Громила двинулся по узкому проходу, и Шарп, громко кашлянув и шаркнув подошвами, вжался в стену мешков, позволяя ему пройти мимо, но тот протянул широкую ладонь, в которой лежала примерно дюжина увесистых золотых монет, достоинством побольше английской гинеи, что составляло офицерское жалование Шарпа за три года.

- Мы можем договориться, – прогрохотал Феррагус.

- Сержант Харпер! – позвал Шарп, выглядывая из-за плеча громилы. – Чем занимаются чёртовы «граппо»?

- Держатся на расстоянии, сэр.

Шарп спросил Феррагуса:

- Вы не удивлены тем, что здесь оказались французские драгуны, верно? Вы их ждали?

- Уходите, пожалуйста. – Феррагус придвинулся ближе. – Я пока вежливо прошу, капитан.

- Это вредительство, верно? Что будет, если я не уйду? Если исполню приказ, сеньор, и уничтожу этот провиант?

Феррагус явно не привык к тому, чтобы ему противоречили, и с трудом овладел собой.

- Я доберусь до вашей армии, капитан, я найду вас и заставлю сожалеть о том, что вы сделаете, – сказал он своим низким голосом.

- Вы угрожаете мне? – удивился Шарп.

- Ш-ш-ш… - попытался снизить накал страстей майор Феррейра, стоявший позади Феррагуса, но и Шарп, и громила не обратили на него ни малейшего внимания.

- Лучше возьмите деньги, – сказал Феррагус.

Шарп недаром кашлял и шаркал: этим шумом он заглушил щелчок взводимого курка своей винтовки, которая висела у него на правом плече стволом вверх. Теперь он незаметно нащупал спусковой крючок, глядя при этом на монеты, и Феррагус, вообразив, что соблазнил Шарпа, ткнул ему золото почти в нос. Шарп посмотрел ему прямо в глаза и спустил курок.

Выстрел с грохотом и дымом ударил в черепичную крышу, оглушив Шарпа (ствол был у самого его уха), но Феррагус отвлёкся на какие-то доли секунды, и Шарп врезал ему коленом в пах, ткнул растопыренными пальцами левой руки в глаза, а кулаком правой – в кадык. Он понимал, что не имеет никаких шансов выстоять в честном поединке, но, как и сам Феррагус считал такие драки привилегией дураков. С Феррагусом надо было разделаться быстро, причинив ему настолько сильную боль, чтобы громила не имел сил сопротивляться, и это получилось: Феррагус скорчился, задыхаясь. Шарп столкнул его с прохода к свободному месту перед алтарём и прошёл мимо испуганного Феррейры.

- Хотите что-то сказать, майор? – спросил португальского офицера Шарп, и, когда в ответ онемевший Феррейра покачал головой, прошёл мимо, к выходу, залитому солнечным светом. – Лейтенант Слингсби! Чем занимаются чёртовы драгуны?

- Держатся на расстоянии, Шарп. – отозвался Слингсби. – Что это был за выстрел?

- Я показывал португальским товарищам, как действует винтовка. Какова дистанция до противника?

- По крайней мере, полмили. Они у подножия холма.

- Следите за ними, – сказал Шарп. – Тридцать человек ко мне. Мистер Илифф! Сержант МакГоверн!

Он поручил Илиффу чисто символически руководить выгрузкой мешков с мукой из часовни. Извлечённые наружу, мешки вспарывались, их содержимое рассыпалось. Подручные Феррагуса злобно смотрели на это самоуправство, но их было слишком мало, чтобы помешать происходящему. Как только к самому Феррагусу вернулась способность дышать, он выбрался из часовни, согнувшись от боли и резко переговорил с Феррейрой, но майору удалось что-то ему втолковать. Наконец португальцы сели на лошадей и, злобно оглядываясь на Шарпа, двинулись вниз по тропе на запад.

Шарп последил за их отъездом и вернулся к Слингсби. Позади него телеграфная вышка, прогорев, внезапно рухнула, рассыпаясь в вихре искр.

- Где там засранцы?

- В ложбине. – Слингсби указал на пустынный участок у подножия холма. – Спешились.

Шарп с помощью подзорной трубы углядел двух человек в тёмно-зелёной форме, присевших позади валунов. Один из них рассматривал вершину в подзорную трубу, и Шарп приветливо помахал ему рукой.

- Сидят там без толку, верно? – заметил он.

- Может быть, планируют напасть на нас? - взволнованно предположил Слингсби.

- Нет, если, конечно, им жить не надоело.

Шарп решил, что драгуны приехали, увидев на вышке сигнал – белый флаг. Теперь же, когда вместо флага на вершине поднимался столб дыма, они не знали, что предпринять. Он посмотрел вдаль, на юг, где по направлению главной дороги у реки ещё был виден орудийный дым. Арьергард пока держал позиции, но это ненадолго. На востоке, совсем далеко, плохо видимые даже через качественную оптику, по пустоши двигались тёмные колоны вражеской армии, которую французы называли L'Armee de Portugal. Они прибыли, чтобы вытеснить красномундирников из Центральной Португалии к Лиссабону и водрузить, наконец, над страной трёхцветный флаг, но впереди их ждал неприятный сюрприз: пустынная страна и укреплённые линии Торриш-Ведраш.

- Что видно, Шарп? – Слингсби подступил ближе, явно желая попросить подзорную трубу взаймы, и на Шарпа снова повеяло запахом рома.

- Вы пили сегодня?

Слингсби вначале вроде бы испугался, но потом принял оскорблённый вид.

- Я втирал ром в кожу, чтобы отпугивать мух, – огрызнулся он, хлопнув себя по щеке. – Способ такой, я научился ему на островах.

- Чёрт подери! – буркнул Шарп, сложил трубу и указал на юго-восток. – Там лягушатники. Тысячи долбаных лягушатников.

Он оставил лейтенанта выглядывать приближающегося врага, а сам вернулся проследить за солдатами, которые, выстроившись в цепочку, передавали из рук в руки мешки, содержимое которых высыпалось на склон холма. Мука рассеивалась, как пороховой дым, и тихо оседала сугробами глубиной почти до колена. Из дверей часовни выбрасывалось всё больше мешков. Шарп прикинул, что на всю работу уйдёт несколько часов, и приказал десяти стрелкам присоединиться к разгрузке, а десять красномундирников отправил в дозор под руководством Слингсби. Нельзя было допустить, чтобы в роте начались жалобы, будто стрелки отдыхали, в то время как остальные выполнили всю работу. Шарп и сам занял место в цепочке, бросая мешки через дверь. Рухнувшая вышка догорела, её пепел, раздуваемый ветром, смешивался с мучной пылью.

Когда принялись за последние мешки, подошёл Слингсби.

- Драгуны ушли, Шарп. – сообщил он. – Вероятно, увидели нас и уехали.

- Хорошо, – заставил себя вежливо ответить Шарп и пошёл к Харперу, который наблюдал за отъездом драгунов. – Они не захотели поиграть с нами, Пат?

- Значит, они поумнее, чем тот португальский приятель, – отозвался Харпер. – Вы задали ему взбучку, верно?

- Ублюдок хотел подкупить меня.

- Мир жесток, – заявил Харпер, вскидывая на плечо семистволку. – Мне вот взятку, пусть даже малюсенькую, предложить могут разве что во сне. Так что наши португальские приятели здесь делали?

- Ничего хорошего, Пат, – Шарп отряхнул руки и накинул куртку, всю перепачканную мукой. – Долбаный мистер Феррагус продавал муку засранцам-лягушатникам, а клятый португальский майор завяз в этих делах по самую задницу.

- Они вам это всё рассказали?

- Разумеется, нет, но как же иначе?! Господи! Да они подняли белый флаг, чтобы дать сигнал лягушатникам! Если бы мы не появились, они продали бы эту муку.

- Господь и его святые в своей мудрости уберегли нас от этого, – ухмыльнулся Харпер. – И всё же жаль, что драгуны не захотели поиграть.

- С чего бы это? Какого чёрта нам сдалась перестрелка с лягушатниками?

- Вы могли бы взять себе лошадь, сэр.

- И зачем мне эта долбаная скотина?

- Потому что мистер Слингсби обязательно получит лошадь. Он сам мне сказал об этом. Ему полковник пообещал.

- Это меня не касается, – буркнул Шарп, хотя сама мысль о лейтенанте Слингсби верхом на лошади взбесила его.

Хотел этого Шарп или нет, но лошадь была символом статуса. «Чёртов Слингсби!» - подумал он и, поглядев на опустившееся к вершинам холмов солнце, сказал:

- Пошли домой.

- Да, сэр, – отозвался Харпер.

Он теперь точно знал причину плохого настроения мистера Шарпа, но назвать её вслух не мог. Предполагалось, что все офицеры были собратьями по оружию, а не кровными врагами.

Они уходили в сумерках, оставляя за собой засыпанную мукой вершину холма и дым кострища. Впереди была британская армия, позади – вернувшиеся в Португалию французы.

Мисс Сара Фрай, которой ужасно не нравилась её фамилия, постучала рукой по столу:

- На английском языке. Скажите это по-английски.

Томас и Мария, восьми и семи лет, соответственно, скорчили недовольные рожицы, но послушно перешли с родного португальского на английский.

- «У Роберта обруч», - прочитал Томас. – Видите, обруч красный.

- Когда придут французы? – спросила Мария.

- Французы не придут, – твёрдо заявила Сара. – Лорд Веллингтон остановит их. Какого цвета обруч, Мария?

- Rouge, – ответила Мария по-французски. – А если французы не придут, почему мы грузим вещи в фургоны?

- Мы занимаемся французским по вторникам и четвергам, – Сара была настойчива. – А сегодня какой день?

- Среда, – ответил Томас.

- Продолжаем читать, – приказала Сара, а сама посмотрела через окно, как слуги укладывают в фургон мебель.

Французы наступали, всем приказали уехать из Коимбры на юг, к Лиссабону. Кто-то утверждал, что французское наступление – это всего лишь слухи, и отказывался уходить. Кто-то уже уехал. Она работала гувернанткой в доме Феррейра уже три месяца и, как теперь она понимала, совершила большую ошибку. Сара надеялась, что вторжение французов может помочь ей изменить эту ситуацию. Её размышления о своих неясных перспективах были прерваны хихиканьем Марии. Томас только что прочёл, что осёл был синим, а мисс Фрай была не настолько молода, чтобы терпеть подобную ерунду. Она постучала Томаса по макушке и требовательно вопросила:

- Какого цвета осёл?

- Коричневого, – ответил Томас.

- Верно, коричневого, – согласилась Сара и ещё раз постучала мальчика по макушке. – А вы кто?

- Тупица, – пробурчал Томас и тихо добавил. – Cadela.

По-португальски это означало «сука», а так как произнёс это Томас так, чтобы это слышали присутствовавшие в комнате, то был награждён вразумляющим подзатыльником

- Я терпеть не могу сквернословие, - сказала Сара сердито, добавляя ещё затрещину. - И терпеть не могу грубость. Если вы не способны проявлять хорошие манеры, я попрошу отца наказать вас.

Упоминания о майоре Феррейра хватило, чтобы призвать детей к послушанию, и уныние воцарилось в классной комнате, когда Томас возобновил борьбу с английским текстом.

Для португальских детей дворянского происхождения было важно изучать английский и французский языки. Сару интересовало, почему они не изучали испанский, но, когда она задала этот вопрос майору, то была поражена выражением дикой ярости, отразившейся на его лице. Он ответил, что испанцы – ублюдки коз и обезьян, и его дети не будут засорять свой язык их языком дикарей. Поэтому Томаса и Марию учила английскому и французскому их гувернантка, двадцати двух лет, голубоглазая, светловолосая и чрезвычайно озабоченная перспективами своего будущего.

Ее отец умер, когда Саре было десять, мать скончалась год спустя, и Сару воспитывал дядя, который неохотно оплатил её обучение, но отказался выдать ей хоть какое-нибудь приданое, когда ей исполнилось восемнадцать. Лишившись возможности конкурировать с другими претендентками на рынке невест, она стала гувернанткой в семье английского дипломата, командированного в Лиссабон. Именно там супруга майора Феррейра встретила Сару и предложила удвоить её зарплату, если она согласится учить двоих её детей. «Я хочу придать нашим детям лоск» - заявила Беатрис Феррейра. Теперь Сара в Коимбре наводила лоск на детей и отсчитывала по громкому тиканью часов в зале, когда должна наступить очередь Марии читать отрывки из книги «Ранние радости детской души».

- «Корова – как сабаль», - прочла Мария.

- Соболь, - поправила Сара.

- Какого цвета соболь?

- Чёрный.

- Тогда почему не написано: «Корова – чёрная»?

- Потому что написано «как соболь». Продолжаем читать.

- Почему мы не уезжаем? – спросила Мария.

- Это вы должны спросить у своего отца, – сказала Сара, хотя ей хотелось бы знать ответ на вопрос.

Коимбру, видимо, собирались отдать французам, и власти требовали, чтобы в городе не осталось ничего, кроме пустых домов. Всё содержимое складов, кладовых и магазинов должно быть вывезено полностью, чтобы французам пришлось голодать среди бесплодных полей Португалии. Однако когда Сара отправилась со своими двумя юными наказаниями на прогулку, она увидела, что большинство складов всё ещё забито товарами, а на прибрежных причалах громоздятся ящики со снаряжением для британской армии. Кое-кто из богачей уже покинул город, увозя имущество в фургонах, но майор Феррейра, очевидно, решил ждать до последнего. Лучшая мебель уже была погружена, но он почему-то не давал разрешение уезжать. Перед тем, как майор отправился на север, чтобы присоединиться к армии, Сара спросила его, почему он не отсылает семью в Лиссабон. Он холодно и пронзительно посмотрел на неё, вроде бы удивлённый её вопросом, а потом посоветовал не волноваться.

Но она всё же волновалась, в том числе и из-за самого майора Феррейры. Он был щедрым работодателем, но не принадлежал к элите португальского общества: в его родословной не было аристократических предков, титулов и поместий. Его отец был профессором философии, который неожиданно получил богатое наследство от дальнего родственника, что позволило семье Феррейра жить в достатке, но не в роскоши. Гувернантку они ценили не за её умение воспитывать детей, а за высокий статус семьи, на которую она прежде работала. В Коимбре майор Феррейра не считался представителем местной аристократии, никто не отдавал должное его уму и образованности. А его брат?! Мать Сары, упокой, Господь её душу, назвала бы Феррагуса навозной лепёшкой. Чёрная овца в семье, своенравный сын, он убежал из дома ещё ребёнком, а вернулся богачом, но не остепенился, а принялся терроризировать город, словно волк, пробравшийся в овечий загон. Сара боялась Феррагуса, все боялись его, кроме майора. В Коимбре говорили, что Феррагус – негодяй, бесчестный человек; это порочило репутацию майора Феррейра, а вместе с ним – и репутацию Сары.

Она попалась в ловушку: у неё не хватило бы денег, чтобы заплатить за проезд в Англию, и даже если бы она вернулась домой, кто взял бы её на работу без положительных рекомендаций от ее последних работодателей? Но Сара Фрай не была робкой юной девицей, она привыкла смотреть в лицо тем трудностям, которые возникали перед ней. Даже наступлению французов. Она понимала, что должна это пережить. Жить нужно так, чтобы не терпеть её обстоятельства, а использовать их себе во благо.

- «Рейнеке - лис рыжий», – читала Мария.

Часы громко тикали.

Это не было войной в понимании Шарпа. Отступая на запад в Центральную Португалию, Южный Эссекский шёл в арьергарде армии, хотя позади них находились два полка кавалерии и полк конных стрелков, сдерживая вражеский авангард. Французы не напирали, и у Южного Эссекского было время, чтобы уничтожать всё, что они встречали на своём пути: урожай на полях, сад или стадо скота. Врагу ничего не должно было достаться. Вообще-то все жители должны были уже уйти на юг, за линии Торриш-Ведраш, увозя своё добро, но просто удивительно, сколько же осталось! В одной деревне они нашли спрятанное в сарае стадо коз, в другой - большой чан оливкового масла. Коз закололи штыками и поспешно закопали в канаве, масло вылили наземь. Французы жили, как тля, высасывая соки из земли, по которой проходили; значит, земля должна быть опустошена.

Не было никаких свидетельств наступления французов. Никто не стрелял, не сталкивались в коротких рукопашных кавалеристы, никто не был ранен. Шарп постоянно поглядывал на восток. Ему казалось, что он видел завесу пыли, поднятой ботинками марширующей пехоты, но вполне вероятно, это в горячем воздухе дрожало лёгкое марево. Утром они услышали взрыв - впереди, где британские инженеры снесли мост. Южный Эссекский ворчал, что вот, мол, придётся идти вброд, хотя, если бы мост не взорвали, они тоже ворчали бы, но из-за того, что им не дали возможности набрать воды во время переправы.

Подполковник Уильям Лоуфорд, командир первого батальона Южного Эссекского полка, провёл большую часть дня в тылу колонны верхом на своей новой лошади, черном мерине, которым он ужасно гордился.

- Я отдал Порту Слингсби, – пояснил он Шарпу.

Портой звали его предыдущую лошадь, кобылу. Теперь на ней красовался Слингсби, и у случайного зрителя могло сложиться впечатление, что именно он командует ротой лёгкой пехоты. Лоуфорд это тоже понимал и намекнул Шарпу, что офицеры должны ездить верхом:

- Людям так легче видеть командира, Шарп. Вы ведь можете позволить себе лошадь, не так ли?

То, что Шарп мог или не мог себе позволить, он не собирался обсуждать с подполковником. Вместо этого он сказал:

- Я предпочел бы, что они смотрели на меня, а не на лошадь, сэр.

- Вы понимаете, что я имею в виду, – не обиделся Лоуфорд. – Если хотите, Шарп, я обдумаю и подберу вам что-нибудь подходящее. Майор конных стрелков Пирсон говорил, что собирается продать одну из своих лошадей, и я могу договориться с ним о сходной цене.

Шарп не ответил. Лошадей он не любил, но чувствовал себя задетым тем, что чёртов Слингсби на лошади, а он – нет. Лоуфорд, не дождавшись ответа, заставил своего мерина встать на дыбы и проскакать немного вперёд.

- Так, что вы думаете, Шарп, а? – требовательно спросил подполковник.

- О чём, сэр?

- О Молнии! Его зовут Молния, – подполковник погладил шею лошади. - Разве он не превосходен?

Шарп посмотрел на лошадь и молча пожал плечами.

- Ну, Шарп! – попытался добиться отклика Лоуфорд. – Разве вы не видите, как он хорош?

- У него четыре ноги, сэр, – отозвался Шарп.

- В самом деле, Шарп! – запротестовал подполковник. – Это всё, что вы можете сказать? – Лоуфорд обернулся к Харперу. – А что скажете вы, сержант?

- Он великолепен, сэр, – с восхищением заявил Харпер. – Ирландец?

- О, да! Из графства Мит. Вижу, вы узнаёте лошадей вашей родины, сержант. – Лоуфорд с восторгом погладил уши мерина. – Он перелетает над изгородью, как ветер. Будет великолепен на охоте. Не могу дождаться, когда привезу его домой и выставлю, дьявол меня побери, в соревнованиях по преодолению препятствий, – он склонился к Шарпу и, понизив голос, доверительно сообщил. – Могу сказать, он кое-что мне стоил…

- Уверен, что так оно и было, – ответил Шарп и спросил. – Вы передали в штаб моё донесение о телеграфной вышке?

- Да, но они там чертовски заняты и сомневаюсь, что будут переживать из-за нескольких фунтов муки. Однако вы поступили правильно.

- Я не про муку, а про майора Феррейру. – напомнил Шарп.

- Я уверен, что всему этому можно найти вполне невинное объяснение, – беззаботно пожал плечами Лоуфорд и ускакал вперед.

Шарп нахмурился. Ему нравился Лоуфорд, с которым они были знакомы ещё в Индии. Он был умным, приветливым, разве что слишком старался избегать неприятностей. Нет, от драки с французами Лоуфорд ни в коем случае не уклонялся, но не любил вступать в конфронтацию в отношениях среди своих. По своей природе он был дипломатом, всегда пытался пригладить углы и найти возможность для компромисса, поэтому Шарп не удивился, что полковник ловко уклонился от необходимости обвинить майора Феррейру в непорядочности. Лоуфорд считал, что чересчур бдительной собаке лучше ночью спать.

Шарп постарался отвлечься от мыслей о вчерашнем происшествии, и его одолели такие глубокие размышления о своей роте, а также о Терезе и Жозефине, что он не обращал внимания на всадника, который проскакал навстречу в облаке пыли, пока тот не обратился к нему со словами:

- Опять неприятности, Ричард?

Грубо вырванный из мира грёз, Шарп посмотрел на Хогана, который откровенно веселился, глядя на него:

- А разве я попал в беду, сэр?

- Вы на самом деле выглядите ужасно мрачным, – заявил Хоган. – Встали не с той ноги?

- Мне обещали отпуск на месяц, сэр. Целый проклятый месяц! А дали неделю.

- И я уверен, что вы не потратили её впустую, – сказал Хоган.

Он был ирландцем, военным инженером по специальности, который благодаря своей проницательности выполнял при Веллингтоне обязанности по сбору информации о противнике. Он методично просеивал слухи, принесённые коробейниками, торговцами и дезертирами, проверял каждое сообщение, присланное партизанами, которые изматывали французов с обеих сторон границы между Испанией и Португалией, расшифровывал депеши, перехваченные партизанами у французских курьеров, некоторые – с ещё влажными пятнами крови. Кроме того, он был старым другом Шарпа, и теперь нахмурился, глядя на стрелка:

- Вчера в штаб приехал джентльмен, чтобы подать на вас официальную жалобу. Он хотел видеть Веллингтона, но тот был слишком занят, и, к вашему счастью, его отправили ко мне.

- Джентльмен?

- В некотором, весьма растяжимом смысле. Его звали Феррагус.

- А-а… Тот ублюдок.

- Вот в том, что он родился не на той стороне постели, его уж никак нельзя обвинить, – сказал Хоган.

- Так, что он говорил?

- Что вы его избили.

- Это он верно заметил, – признал Шарп.

- Боже, Ричард! – Хоган присмотрелся к Шарпу. – Синяков на вас не видно. Вы что, правда его избили?

- Врезал ублюдку, – пожал плечами Шарп. – Он сказал вам, за что?

- Не совсем, но я догадался. Он хотел продать провиант французам?

- Около двух тонн муки. И с ним был чёртов португальский офицер.

- Его брат, - сказал Хоган - Майор Феррейра.

- Его брат?!

- Невероятно, верно? Но да – они братья. Педро Феррейра остался дома, получил образование, вступил в армию, пристойно женился, живёт прилично. Его брат убежал из дома и связался с подонками. Он взял прозвище Феррагус – так звали какого-то португальского гиганта, кожу которого не мог проткнуть меч. Очень полезное качество. Его брат тоже весьма способный парень. Майор Феррейра выполняет для португальского правительства то, что я делаю для Веллингтона, хотя, как мне кажется, у него это получается похуже. Зато у него есть друзья во французском штабе.

- Друзья? – скептически ухмыльнулся Шарп.

- Довольно много португальцев встало на сторону французов, – сказал Хоган. – В основном - идеалисты, которые думают, что борются за свободу, правосудие, братство и прочую ерунду. Майор Феррейра так или иначе поддерживает отношения с ними, а это, черт его побери, приносит определённую пользу. Но вот Феррагус… - Хоган, прищурившись, посмотрел на ястреба, кружившегося над высохшей травой на вершине холма. – Он преступник, Ричард, и то, что Феррейра поддерживает с ним связь – очень плохо. Знаете, где Феррагус научился говорить по-английски?

- Откуда ж мне знать?

- Когда он сбежал из дома, он нанялся моряком на корабль; потом попался вербовщикам и был приписан к британскому королевскому флоту, – продолжал Хоган, не обращая внимания на неприветливый тон Шарпа. - Английский язык он выучил на нижней палубе и заслужил репутацию самого жестокого кулачного бойца в Атлантике. В Вест-Индии он дезертировал, присоединился, очевидно, к работорговцам и там сколотил капитал. Он перевозил бедняг от побережья Гвинеи до Бразилии. Сейчас он живёт в Коимбре, слывёт богачом и непонятно на чём зарабатывает деньги. Называет себя купцом, но я сомневаюсь, что его деятельность можно назвать торговлей с юридической точки зрения. Феррагус – весьма влиятельный человек, вам не кажется? И он может быть полезен.

- Чем?

- Майор Феррейра утверждает, что у его брата есть связи в Португалии и западной Испании, и это кажется весьма правдоподобным.

- И поэтому вы отмоете его от обвинения в измене?

- Вроде того, – спокойно согласился Хоган. – В общей картине две тонны муки, согласитесь, мелочь. Майор Феррейра убеждал меня, что его брат – на нашей стороне. Независимо от этого, я принёс извинения нашему гиганту, объяснил, что вы человек грубый, невоспитанный, что вам сделают строгое внушение – можете считать, я уже его сделал – и пообещал, что он никогда больше вас не увидит. Таким образом, вопрос закрыт, – и Хоган улыбнулся Шарпу.

- Как обычно, я выполняю свою работу, и оказываюсь весь в дерьме, – подвёл итог Шарп.

- Наконец-то вы ухватили самую суть военной службы, – рассмеялся Хоган. – Надеюсь, маршал Массена окажется там же.

- Но почему? Он ведь наступает?

- Есть три дороги, которые он может выбрать, Ричард: две очень хорошие, а одна – просто жуть. Он весьма мудро выбрал как раз её, – улыбаясь, Хоган показал на дорогу, по которой они двигались, на самом деле плохую, изрытую глубокими колеями, заросшую травой и сорняками и усеянную камнями, достаточно большими, чтобы сломать колесо фургона или пушки. – И эта дорога приведёт его прямо к месту под названием Буссако.

- Я предположительно должен о нём был что-то слышать?

- Очень плохое место для того, кто попытается атаковать. Веллингтон собирает там войска, чтобы расквасить мсье Массена нос. Нас ждёт кое-что интересное, Ричард, – Хоган поднял руку, прощаясь, и двинулся дальше, приветствовав подъехавшего майора Форреста.

- В следующей деревне две печи, Шарп, – сказал Форрест. – Полковник хочет, чтобы ваши парни занялись ими.

В больших, сложенных из кирпича печах сельские жители выпекали хлеб. С помощью кирок рота лёгкой пехоты искрошила их в щебень, чтобы французы не смогли их использовать, и двинулась дальше, к местечку под названием Буссако.

Глава 2

Роберт Ноулз и Ричард Шарп стояли на гребне горы и смотрели на l'Armee de Portugal, что, батальон за батальоном, батарея за батареей и эскадрон за эскадроном, прибывая с востока, заполняла долину. Британская и португальская армии заняли большой горный хребет, который протянулся с севера на юг и преграждал дорогу на Лиссабон. Хребет, круто обрывающийся с востока, прямо перед наступающими французами, поднимался на тысячу футов над окружающими равнинами. Две дороги зигзагом петляли по склону между зарослей вереска, утёсника и скал. Одна из них, получше, переваливала через хребет на северном его конце, минуя деревушку, примостившуюся на скальном выступе. В долине, вдоль берегов бурного потока, были разбросаны ещё несколько небольших деревень, и сейчас французы разбредались по тропам между фермами, чтобы расположиться на них.

Британцам и португальцам открывалась великолепная панорама на передвижения противника, который появился из заросшего лесом прохода между холмами, промаршировал мимо ветряной мельницы, развернулся на юг и начал устраивать бивак. Французы, в свою очередь, видели, что на лишённом растительности склоне горстка британских и португальских офицеров наблюдает за ними. Горный хребет, этот естественный крепостной вал, протянулся на десять миль, и генерал Веллингтон приказал своим частям оставаться на его западном склоне, чтобы французы понятия не имели, где британская оборона наиболее крепка.

- Это просто удача, – восхищённо сказал Ноулз.

- Удача? – весьма нелюбезно спросил Шарп.

- Видеть вот такое, – пояснил Ноулз, показывая на разворачивающуюся внизу картину.

Тысячи солдат клубились внизу: всадники вольно скакали вдоль реки, оставляя за собой шлейфы пыли, пехота шла свободным строем, их синие мундиры на фоне зелёных полей смотрелись бледновато. И всё новые французские подразделения прибывали из прохода между холмами. Рядом с ветряной мельницей играли музыканты – очень далеко, но Шарпу казалось, что он слышал басовитые удары в барабан, похожие на сердцебиение.

- Целая армия! – с энтузиазмом воскликнул Ноулз. – Надо было мне принести мольберт. Получилась бы прекрасная картина.

- Прекрасная, если ублюдки полезли бы на холм и сдохли, – сказал Шарп.

- А вы думаете, они не попробуют?

- Если попробуют, значит, сошли с ума, – ответил Шарп, нахмурился, глянув на Ноулза, и резко спросил. - Вам нравится быть адъютантом?

Ноулз смутился, чувствуя, что беседа свернула на скользкую тему, но он был лейтенантом Шарпа до того, как стал адъютантом Лоуфорда, и прежний ротный командир ему нравился.

- Не слишком, – признался он.

- Эту должность всегда занимал капитан, – сказал Шарп. – Почему он сделал адъютантом вас?

- Подполковник чувствует, что этот опыт будет полезен для меня, – натянуто ответил Ноулз.

- Полезен! – горько пробормотал Шарп. – Не вам он хочет блага, Роберт. Он хочет, чтобы этот огрызок принял мою роту. Вот чего он хочет. Он хочет, чтобы проклятый Слингсби стал капитаном роты лёгких стрелков. Поэтому он и забрал вас.

У Шарпа не было никаких доказательств того, о чём он сейчас говорил, но это было единственное объяснение всему происходящему. Он понимал, что сказал слишком много, но злость кипела в нём, а Ноулз был его другом, и никому не расскажет о вспышке, свидетелем которой оказался.

Ноулз, нахмурившись, отмахнулся от назойливой мухи и, немного подумав, ответил:

- Я на самом деле верю, что подполковник сделал это ради вашей пользы.

- Ради моей пользы? Дав мне Слингсби?

- У Слингсби есть опыт, Ричард, – сказал Ноулз. – И намного больше, чем у меня.

- Зато вы – хороший офицер, а он – тупоголовый идиот.

- Он - шурин подполковника, – терпеливо пояснил Ноулз. – Он женат на сестре госпожи Лоуфорд.

- Это всего лишь то, что вам, чёрт побери, положено знать, – мрачно пробурчал Шарп. – Но, кажется, шурин Лоуфорду не слишком нравится.

- Мы не выбираем своих родственников. И Слингсби всё-таки джентльмен.

- Дьявол! – выругался Шарп.

- Наверное, он был рад перевестись из 55-го, – продолжал Ноулз, игнорируя угрюмое выражение лица Шарпа. – Господи, большая часть этого полка умерла от желтой лихорадки. Здесь гораздо безопаснее, даже с учётом всех тех парней, что собираются убить нас, – и Ноулз кивнул на французов.

- Тогда какого черта он не купил звание капитана?

- Ему тогда нужно ждать шесть месяцев, – пояснил Ноулз.

Лейтенанту не разрешали покупать капитанское звание, пока он не прослужит три года. Это недавно введённое правило вызывало большое недовольство среди богатых офицеров, которые хотели быстрее продвигаться по службе.

- Но почему он так поздно вступил в армию? – спросил Шарп.

Сейчас Слингсби было тридцать. Значит, он стал лейтенантом не раньше двадцати семи, а в этом возрасте некоторые уже майоры. Большинство становятся офицерами до наступления двадцати лет, как молодой Илифф, и было странно встретить человека, начавшего военную службу столь поздно.

- Я полагаю… - пробормотал Ноулз, покраснел, запнулся и, желая перевести разговор на другую тему, воскликнул. - Посмотрите, какой-то новый полк! – он показал на французов в ярко-синих мундирах, которые маршировали возле ветряной мельницы. – Я слышал, что Император послал в Испанию подкрепления. Сейчас французы нигде не воюют: они заставили капитулировать австрийцев, пруссаки сидят тихо. Только мы и дерёмся с Бонни.

Не обращая внимания на анализ внешнеполитической стратегии Императора, Шарп настойчиво спросил:

- Что вы полагаете?

- Ничего. Я и так сказал слишком много.

- Вы, чёрт вас раздери, ничего не сказали! – рявкнул Шарп, но Ноулз продолжал молчать. – Вы хотите, Роберт, чтобы я перепилил ваше тощее горло тупым ножом?

Ноулз улыбнулся:

- Не говорите так, Ричард.

- Роберт, вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю. Чтоб я сдох, вы скажете мне, или я повыдёргиваю вам ноги!

- Я полагаю, что сестра миссис Лоуфорд попала в беду. Она, будучи не замужем, забеременела, а причастный к этому человек оказался мошенником.

- Но это был не я, - поспешно отреагировал Шарп.

- Разумеется, не вы, – успокоил его Ноулз, который время от времени бывал ужасно педантичным.

Шарп ухмыльнулся:

- Значит, Слингсби пристроили в армию, чтобы придать ситуации пристойный вид?

- Верно. Он, конечно, что называется, вынут не из верхнего ящика комода, но из приличной семьи. Его отец приходской священник откуда-то с побережья Эссекса, но они небогаты. Семья Лоуфорд купила ему место в 55-м полку с обещанием перевести в Южный Эссекский, как только появится вакансия. И вакансия появилась, когда умер бедняга Херролд, который прибыл в понедельник, во вторник свалился с лихорадкой, а к пятнице умер.

Следя за тем, как вдоль реки движется французская батарея, Шарп заметил:

- Значит, чёртов Слингсби должен получить быстрое повышение по службе, чтобы стать достойным мужем для женщины, которая легко раздвинула для него ноги?

- Я бы так не сказал… - начал возмущённо Ноулз, потом подумал и закончил. – Ладно, сказал бы. Но подполковник хочет, чтобы Слингсби выбился в люди. В конце концов, Слингсби полезен для семейства Лоуфордов, и теперь они пытаются поддержать его.

- Отдав ему, чёрт побери, моё место, – горько сказал Шарп.

- Не говорите ерунду, Ричард.

- Зачем же ещё он здесь оказался? Лоуфорд убирает из роты вас, даёт ублюдку свою лошадь и надеется, что французы меня прикончат. – Шарп замолчал, потому что подошёл Патрик Харпер.

Сержант с энтузиазмом приветствовал Ноулза:

- Мы скучаем по вас, сэр, точно говорю.

- Я могу сказать то же самое, сержант, – искренне ответил Ноулз. – Как поживаете?

- Все ещё дышу, сэр, а это самое важное, – Харпер посмотрел на развёртывающиеся в долине позиции французов. – Вы только посмотрите на придурочных ублюдков: строятся в шеренги, чтобы их легче было убивать.

- Они посмотрят на эту гору и найдут другую дорогу, – сказал Шарп.

Но никакого признака, что французы готовы принять этот добрый совет, не наблюдалось. Одетые в синюю форму батальоны упорно маршировали по долине. Пыль, поднятая большими колёсами пушек, заволокла сплошной пеленой деревни. Несколько французских офицеров поднялись на отрог хребта, протянувшийся на восток, и рассматривала в подзорные трубы британцев и португальцев, расположившихся там, где удобная дорога переваливала через гребень хребта. Эта дорога, расположенная севернее, вилась по склону между кустами утёсника и вереска, потом сквозь виноградники возле маленькой деревеньки, прилепившейся к утёсу. Она вела к Лиссабону и приближала к исполнению заветного намерения Императора вышвырнуть британцев из Португалии, так, чтобы всё побережье континентальной Европы принадлежало Франции.

Лейтенант Слингсби в красном, только что вычищенном мундире с отполированными пуговицами, тоже появился с намерением составить своё мнение о противнике, и Шарп, не имея сил терпеть общество этого человека, пошёл вдоль хребта на юг. Он смотрел, как французы рубят деревья на дрова и шесты для палаток. Ручейки стекали с далёких холмов и соединялись в один большой, который впадал в реку Мондего, омывавшую южный край хребта. Её берега были истоптаны приведёнными на водопой после долгого перехода лошадьми артиллеристов, кавалеристов и офицеров.

Французы сосредоточивались в двух местах: возле деревушки, от которой хорошая дорога поднималась на северный край горного хребта, и мили на две южнее, в другой деревне. Оттуда через хребет можно было перевалить по извилистой тропе пешему или с вьючной лошадью, но не с телегой. Местами тропа терялась в зарослях вереска, но французы, очевидно, тоже рассматривали её как возможный маршрут, потому что напротив теперь развертывались французские батареи, чтобы расчистить путь продвигающимся войскам.

Из-за спины до Шарпа долетал стук топоров и треск падающих деревьев с западного склона. По роте от каждого батальона было выделено на расчистку дороги, по которой Веллингтон мог перебрасывать свои войска вдоль десятимильного хребта. Солдаты рубили деревья, выкорчёвывали кустарники, откатывали в стороны камни, выравнивали почву, чтобы британские и португальские пушки можно было стремительно перебрасывать на участок, где сложилось опасное положение. Проделывалась грандиозная работа, но Шарп считал, что всё это будет впустую, потому что французы не настолько безумны, чтобы лезть на гору.

Правда, некоторые уже пытались. Несколько офицеров верхом на лошадях, желая поближе рассмотреть расположение британских и португальских войск, ехали вдоль отрога по направлению к хребту. Отрог был вполовину ниже самого хребта, но мог стать плацдармом для наступления, и поэтому находился под прицелом британских и португальских артиллеристов. Как только французы приблизились к тому месту, где отрог соединялся с массивом хребта, выстрелила пушка. Приглушённый, но резкий звук поднял тысячи птиц с деревьев, растущих на западном склоне хребта, слабый ветер сдул на восток грязно-белое облачко порохового дыма. Летящий снаряд прочертил по небу дугу дымком от горящего фитиля и взорвался на несколько шагов впереди французов. Одна из лошадей испугалась и унеслась назад вместе со всадником, но остальные стояли спокойно, а их наездники вытащили подзорные трубы и направили их на противника.

Выстрелили ещё два орудия, очевидно, гаубицы; звуки взрывов отразились эхом от склонов холмов. Ещё две дуги прочертили по небу тлеющие фитили снарядов, прежде, чем рухнули на французов. Одна из лошадей рухнула на бок, оставляя следы крови на высохшем, пожелтевшем вереске. Через свою подзорную трубу Шарп видел, что выбитый из седла, но оставшийся невредимым француз поднялся на ноги, отряхнулся, вытащил пистолет и прекратил страдания бьющейся в судорогах лошади, снял с неё дорогое седло, а потом потащился назад, в расположение войск с седлом, потником и уздечкой.

Это казалось безумием, но всё больше французов, конные и пешие, перебирались через ручей и поднимались на вершину отрога, по которой продолжали стрелять пушки, чтобы посмотреть на британцев и португальцев. Взрывы звучали не сплошным стаккато, как во время сражения, а как бы поодиночке, потому что артиллеристы пристреливались, экспериментируя с количеством пороха в заряде и длиной фитиля. Слишком много пороха – и снаряд пролетит над отрогом и рванёт возле ручья; слишком длинный фитиль – снаряд упадёт, подпрыгнет и покатится, давая французам время рассыпаться в стороны прежде, чем произойдёт взрыв. После каждого взрыва образовывалось облачко грязного дыма и целый рой смертоносных осколков, со свистом разлетающихся в разные стороны.

Больше никто из французов не был ни убит, ни ранен, потому что они рассредоточились, и снаряды падали в промежутках. Беззаботные, как праздная публика на прогулке в парке, лягушатники рассматривали горы, пытаясь определить места наиболее вероятных рубежей обороны, хотя было очевидно, что они должны располагаться там, где дороги достигали гребня хребта. Ещё одна группа кавалеристов в зелёных и небесно-синих мундирах переправилась через ручей и поднялась по склону отрога, словно французы играли в кошки-мышки с сеющимися с неба снарядами. Солнце вспыхивало на медных шлемах, отполированных деталях ножен и уздечках. Снаряд взорвался рядом с группой пехотинцев, но, когда дым рассеялся, все остались на ногах и – хотя расстояние было очень велико – Шарпу показалось, что они смеялись, уверенные в том, являются лучшими солдатами в мире, и их стойкость под артобстрелом была вызовом врагам, наблюдающим за ними с вершины холма.

Это оказалось настолько оскорбительным, что батальон португальской лёгкой пехоты в коричневых мундирах показался на гребне и, развернувшись в две шеренги - одна на пятьдесят шагов позади другой - двинулся по склону, постепенно рассеиваясь, как это принято в бою у стрелков. Все остальные рода войск сражались в сомкнутом строю, но стрелки шли впереди строя, чтобы уничтожить вражеских стрелков и офицеров. Чтобы не стать для противника лёгкой целью, стрелки держали между собой дистанцию, работая парами: один стреляет, потом перезаряжает, пока товарищ прикрывает его.

Французы заметили выдвижение португальцев, но не проявили беспокойства и не выдвинули навстречу собственных стрелков. Большинство продолжало разбивать бивак, не обращая внимания на события, разворачивающиеся на склонах хребта, однако группа кавалеристов, решив, что стрелки представляют собой лёгкую добычу, двинулись навстречу.

Кавалеристы должны были смести стрелков, потому что солдаты в рассеянной шеренге – не противники для лёгкой конницы. Французы, половина из которых были драгуны, а другая – гусары, обнажили длинные палаши и изогнутые сабли, намереваясь изрубить беспомощную пехоту. Португальцы были вооружены мушкетами и винтовками, но после залпа у них не останется времени, чтобы перезарядить прежде, чем уцелевшие всадники доберутся до них, а незаряженный мушкет – не защита от длинного клинка драгуна. Конница начала обходить шеренгу, чтобы напасть с фланга на четырёх пехотинцев, но склон оказался слишком крут, и лошади пошли медленнее, теряя главное преимущество кавалерии – быстроту атаки. Раздался резкий звук выстрела, над травой заклубился пороховой дым, и лошадь споткнулась, завертелась и рухнула. Выстрелили ещё две винтовки, и французы, сообразив, что их главный враг не пехота, а крутой склон, свернули и на полной скорости поскакали под гору. Выбитый из седла гусар догонял их пешком, бросив умирающую лошадь вместе с дорогой сбруей португальцам, которые разразились победными криками.

- Думаю, что cazadores не получили на это приказа, – раздался голос сзади, и, обернувшись, Шарп увидел Хогана.

- Привет, Ричард, – бодро приветствовал его Хоган. – Что-то у вас недовольный вид, – и он протянул руку за подзорной трубой Шарпа.

- Cazadores?

- Иначе говоря – «охотники», португальские стрелки, – Хоган навёл трубу на коричневые мундиры португальцев. – Хорошее название, как вам кажется? Звучит получше, чем «зелёные куртки».

- Я «зелёной курткой» был, ей и останусь, – заявил Шарп.

Сazadores перенесли огонь на французов, что собрались на вершине отрога, и враг рассудительно отступил. Португальцы остались на прежней позиции, где они были недосягаемы для кавалерии, весьма довольные демонстрацией своей отваги. Выстрелили ещё две пушки, снаряды взорвались на пустом пространстве между сazadores и французами.

- Пэр будет недоволен, – заметил Хоган. – Он терпеть не может, когда артиллерия стреляет по недосягаемым целям. Никакого, чёрт его возьми, урона противнику не причиняет, только демаскирует положение батареи, – он долго рассматривал через подзорную трубу вражеский лагерь за ручьём. – Мы думаем, что у мсье Массена шестьдесят тысяч солдат и, возможно, до сотни орудий.

- А у нас, сэр? – спросил Шарп.

- Пятьдесят тысяч и шестьдесят, и половина португальцы, – Хоган вернул трубу.

Интонация, с которой это было произнесено, Шарпу не понравилась, и он спросил:

- Это плохо?

- Скоро увидим. В любом случае у нас есть вот это, – Хоган топнул ногой, подразумевая гору, на которой расположились британские и португальские войска.

- Тем парням явно не терпится подраться, – Шарп показал на отступающих к вершине сazadores.

- Излишнее нетерпение быстро выветривается под артобстрелом.

- Я сомневаюсь, что мы это увидим. «Граппо» не будут наступать здесь. Они же не совсем свихнулись.

- Я, конечно, тоже не хотел бы атаковать этот склон, – согласился Хоган. – Подозреваю, что они побудут здесь денёк, наблюдая за нами, а потом уйдут.

- Назад в Испанию?

- О Господи, нет. К северу есть прекрасная дорога, огибающая этот хребет, и им нет смысла вступать с нами в бой именно здесь. В конце концов, французы эту дорогу найдут. Жаль, конечно. Это место превосходно подходит, чтобы расквасить лягушатникам нос. Но они могут и попробовать. Французы думают, что португальские войска, скажем так, не на высоте.

Орудия стихли. На склонах осталась подпалины и тлеющая трава. Французы, не отваживаясь продолжать игру, отступили к своим позициям.

- А они на высоте?

- Мы узнаем это, если французы решаться поиметь нас, – мрачно ответил Хоган, и тут же улыбнулся. – Сможете прийти на ужин сегодня вечером? Я поговорил с подполковником Лоуфордом, и он с удовольствием отпустил вас, пока французы сидят тихо. В шесть часов, Ричард, в монастыре. Вы знаете, где это?

- Нет, сэр.

- Пойдёте на север вдоль гребня горы, пока не доберётесь до высокой каменной стены. Найдёте в ней пролом, поплутаете в деревьях, найдёте тропинку и пойдёте по ней. А дальше увидите крыши. Нас за столом будет трое.

- Трое? – с подозрением спросил Шарп.

- Вы, я и майор Феррейра.

- Феррейра?! Какого чёрта этот кусок дерьма, этот гнусный изменник будет с нами ужинать?

Хоган вздохнул:

- А не приходило ли вам в голову, Ричард, что две тонны муки, возможно, он собирался обменять на информацию?

- Так и было?

- Так говорит Феррейра. Верю ли я ему? Не знаю. Но в любом случае, Ричард, я думаю, он хочет принести извинения за то, что случилось, и примириться с вами. Это он предложил идею с ужином, и, признаюсь, это говорит о нём, как о приличном человеке, – видя несогласие, прямо-таки большими буквами написанное на лице Шарпа, Хоган настойчиво продолжил. - Действительно, Ричард, мы ведь не хотим, чтобы между союзниками возникло непонимание? Итак, в шесть часов, Ричард, и постарайтесь притвориться, что вам приятно всё происходящее.

Ирландец улыбнулся и вернулся к вершине хребта, где офицеры размеряли шагами позиции батальонов. Шарп сожалел, что он не нашёл подходящего предлога, чтобы отказаться от ужина, не из-за Хогана, разумеется, а из-за португальского майора. И чем дольше он сидел под не по-осеннему жарким солнцем, наблюдая за тем, как ветер колышет заросли вереска, тем более неприятным становилось это чувство. А ниже, в долине, собиралась шестидесятитысячная французская армия, чтобы захватить хребет Буссако.

Остаток дня Шарп провёл, заполняя ротный журнал, в чём ему помогал Клейтон, ротный писарь, имевший нехорошую привычку говорить вслух всё, что он писал.

- Танг Исайя, погиб, – пробормотал он под нос. - У него есть вдова, сэр?

- Не думаю.

- Ему должны были заплатить четыре шиллинга, и ещё половину шестипенсовика – вот почему я спрашиваю.

- Отнесите это в фонд роты.

- Если мы хоть когда-нибудь дождёмся зарплаты, – уныло буркнул Клейтон.

В фонд роты отходили деньги, которые полагалось выплатить умершим, и эти жалкие суммы тратились на бренди или на выплаты ротным жёнам за стирку. Некоторые из солдатских жён поднялись на вершину и, присоединившись к толпе зевак из местных жителей, глазели на французов. Гражданским приказали уходить на юг, в окрестности Лиссабона, под защиту линий Торриш-Ведраш, но, как стало ясно, многие не послушались. Кое-кто захватил с собой хлеб, сыр и вино и, рассевшись кучками, они ели, болтали и смотрели на вражеские войска. Среди праздной публики было и несколько босоногих монахов.

- Почему они не носят ботинки? - спросил Клейтон.

- Бог их знает.

Клейтон неодобрительно нахмурился, глядя на монаха, присоединившегося к одной из небольших групп обедающих, и неодобрительно фыркнул:

- Dejeuner la fourchette

- Какой дежурный? – переспросил Шарп.

- Это по-французски, сэр. Переводится как «обед с вилкой», – пояснил Клейтон, который, прежде, чем попасть в Южный Эссекский, служил лакеем и хорошо разбирался в странных привычках дворянства. – Так поступают господа, когда не хотят потратить много денег на угощение. Гости берут тарелку с едой и вилку и гуляют в саду, нюхая чёртовы цветочки. Все хихикают и веселятся, – монахи Клейтону явно не понравились, потому что он добавил. – Проклятые босоногие папистские монахи!

Одетые в долгополые рясы, эти парни были не просто какими-то монахами, а монахами ордена Босоногих Кармелитов. Двое из них внимательно изучали девятифунтовую пушку.

- И вы бы видели их проклятый монастырь, сэр! – продолжал Клейтон. – Там в одной часовне алтарь весь заставлен сиськами, деревянными, но раскрашенными так, что выглядят, как живые. Соски и всё такое…Я получал там провиант, сэр, и один охранник мне показал. Я глазам не поверил! Их монахам не разрешают этого по-настоящему, так они обходятся, как могут. Теперь книга взысканий, сэр?

- Лучше принесите мне чая, – попросил Шарп.

Он попил чаю, сидя на вершине. Французы сегодня атаковать явно не собирались, располагаясь на отдых в деревнях. Их стало ещё больше, просто тьма-тьмущая. У подножия хребта артиллеристы, закатав рукава рубашек, складывали снаряды около только что развёрнутых батарей, расположение которых показывало, что французы планировали атаковать сразу в двух местах – на севере и юге, там, где пролегали дороги через хребет. Позиция Южного Эссекского оказывалась в стороне от атаки, нацеленной на расположенную южнее плохонькую дорогу, которая возле вершины была, к тому же, перекрыта завалом из срубленных деревьев, чтобы не дать французам втащить свои пушки на гору. Гораздо больше орудий нацелились на северную дорогу. Шарп предполагал, что атака французов ничем не будет отличаться от тех, которые он испытал раньше: большие колонны наступают под грохот барабанов, чтобы разбить англо-португальские шеренги, словно ударами гигантского молота. Считалось, что огромные колонны наводили ужас на неопытного врага. Шарп посмотрел налево, туда, где стояли офицеры португальского батальона. Выдержат ли они? Недавно их армия была реорганизована, но за три прошедших года это было уже третье по счёту вторжение французов в Португалию, и пока нельзя было сказать, что союзники британцев покрыли себя славой на полях сражений.

Проведя в конце дня построение и проверку снаряжения, Шарп пошёл вдоль гребня хребта на север, пока не добрался до высокой каменной стены, окружавшая большой участок леса. Португальские и британские солдаты сделали в стене несколько проломов, и через один из них Шарп пробрался внутрь и отыскал тропу, что вела под гору. Вдоль тропы тянулись расположенные через равные промежутка странные кирпичные домики размером с сарайчик, в котором садовник хранит инструменты. Шарп заглянул внутрь одного из них через забранную решёткой дверь и увидел глиняную статую полуголого человека в натуральную величину, с терновым венцом вокруг головы, предположительно, Иисуса, вокруг которого располагались фигуры женщин. Видимо, это были какие-то монастырские постройки, потому что под каждым навесом стояли жутковатые статуи, и возле нескольких святынь повязанные платками женщины молились, стоя на коленях. Но здесь не только молились. Весьма хорошенькая девушка, застенчиво опустив глаза, слушала страстные речи португальского офицера, который, увидев Шарпа, смутился и примолк, но продолжил вновь, как только незваный гость спустился по лестнице, ведущей к монастырю. Перед входом росло старое, корявое оливковое дерево, к ветвям которого были привязаны несколько осёдланных лошадей, а по сторонам от двери на карауле стояли два красномундирника, не обративших внимания на Шарпа, когда он, пригнувшись, вошёл под низкую арку в тёмный коридор с рядами дверей, обитых толстым слоем пробки. Одна из дверей была открыта, и Шарп увидел в крохотной монашеской келье хирурга. Он, закатав рукава рубашки, точил скальпель.

- Готов к работе, – бодро заявил лекарь.

- Не сегодня, сэр. Вы знаете, где майор Хоган?

- В конце коридора, дверь справа.

Ужин не удался. Стол накрыли в одной из келий, обитых для защиты от зимних холодов всё той же пробкой. Простота угощения - тушёная козлятина и бобы с грубым хлебом и сыром - компенсировалась большим количеством вина. Хоган приложил все усилия, чтобы поддерживать беседу, но Шарпу нечего было сказать майору Феррейре, а тот, в свою очередь, помалкивал о том, что произошло в часовне. Вместо этого он рассказывал о времени, проведённом в Бразилии, где ему довелось командовать фортом в каком-то городке

- А какие там женщины! – восклицал Феррейра. – Самые прекрасные в мире!

- И рабыни тоже? – спросил Шарп.

Хоган, который понимал, что Шарп попытается свернуть разговор к личности брата Феррейры, закатил глаза.

- Рабыни симпатичнее всех, – заявил майор. – И, к тому же, очень покладисты.

- У них не было выбора, – нехорошо сощурился Шарп. – Ваш брат ведь не давал им свободы решать самим.

Хоган попытался вмешаться, но майор Феррейра опередил его:

- Мой брат, мистер Шарп?

- Он был работорговцем, не так ли?

- Брат много чем занимался, – ответил Феррейра. – В детстве его били монахи, которые нас учили. Они хотели воспитать в нём набожность, но не преуспели. Отец бил его за то, что он не хотел читать, но порка не сделала его любителем книг. Ему нравилась компания детей прислуги, он рос, как сорная трава, пока мать, устав от его выходок, не отправила его к монахиням в монастырь Святого Духа, чтобы они попытались смирить его дух, но он убежал. Ему было тринадцать. Он вернулся шестнадцать лет спустя, богатый и полный решимости доказать всем, мистер Шарп, что больше никто и никогда не посмеет бить его.

- Я побил, – сказал Шарп.

- Ричард! – протестующе воскликнул Хоган.

Феррейра не обратил на Хогана внимания. Он пристально посмотрел на Шарпа через мерцающие огоньки свечей, горящих на столе, и спокойно заметил:

- И он это не забыл.

- Но это в прошлом, – сказал Хоган. – Это недоразумение, и извинения уже принесены. Попробуйте кусочек этого сыра, майор, – он передал через стол тарелку с ломтиками сыра. – Мы с майором, Ричард, весь день расспрашивали дезертиров.

- Французов?

- Господи, нет. Разумеется, португальцев. - Хоган пояснил, что после падения Алмейды солдаты португальского гарнизона добровольно вступили в Португальский Легион в составе французской армии. – Они поступили так потому, что это давало шанс добраться до наших линий, а потом они сразу дезертировали. Этим вечером их перешло к нам около тридцати. И все утверждают, что французы нападут завтра утром.

- Вы верите им?

- Думаю, они говорят правду в рамках того, что им известно, – ответил Хоган. – Им отдали приказ готовиться к атаке. Конечно, Массена может и передумать.

- Мсье Массена слишком занят своей любовницей, чтобы думать о сражениях, – язвительно заметил Феррейра.

- О да, мадемуазель Анриетта Лебертон, – весело заметил Хоган. – Ей восемнадцать, а мсье Массена…пятьдесят один? Нет, пятьдесят два. Ничто так не увлекает старика, как молодая плоть, что делает мадемуазель Лебертон одним из наших самых ценных союзников. Правительство Его Величества должно выплачивать ей жалование. Гинею за ночь, как вам кажется?

Когда ужин был съеден, Феррейра настоял на том, чтобы показать Хогану и Шарпу ту самую часовню с грудями на алтаре, про которую рассказывал Клейтон. Вокруг этих странных предметов мерцали свечи; некоторые догорели дотла и растеклись лужицами воска.

- Женщины приносят это, чтобы вылечиться от женских болезней, – зевая, пояснил Феррейра, потом вынул из карманчика жилета часы. – Около одиннадцати. Я должен вернуться. Вероятно, атака начнётся на рассвете.

- Давайте на это надеяться, – сказал Хоган.

Феррейра перекрестился перед алтарём, поклонился и вышел. Звук его шагов постепенно стих.

- Для чего, чёрт возьми, всё это было? – поинтересовался Шарп.

- Что именно, Ричард?

- Зачем Феррейра устроил этот ужин?

- Он вёл себя дружелюбно. Продемонстрировал, что не держит на вас обиды.

- Наоборот. Он сказал, что его брат ничего не забыл.

- Не забыл, но оставил всё, как есть. И вам неплохо бы последовать его примеру.

- Не думаю, что могу просто наплевать на этого мерзавца.

В этот момент Шарпу пришлось податься в сторону, потому что дверь широко распахнулась, пропуская группу развеселившихся британских офицеров, среди которых один был не в форме, а в синем коротком сюртуке с белым шёлковым шарфом. Лорд Веллингтон скользнул взглядом по Шарпу, сделав вид, что не заметил его, и обратился к Хогану:

- Пришли помолиться, майор?

- Показывал мистеру Шарпу достопримечательности, милорд.

- Не думаю, что мистеру Шарпу интересно смотреть на подделки. Думаю, он видел больше подобных хм… объектов в натуральном виде, чем большинство из нас, не так ли? – сказал Веллингтон с добродушной насмешкой, а потом обратился к Шарпу. – Я слышал, три дня назад вы исполнили свой долг, мистер Шарп?

Шарп был смущён внезапной переменой темы разговора, тем более что за несколько минут до этого Хоган призывал его забыть об инциденте.

- Надеюсь, что так, милорд, – ответил он, осторожно выбирая слова.

- Нельзя было оставлять провиант французам. Думаю, я верно разобрался в этой запутанной ситуации, – последние слова прозвучали резко, и остальные офицеры притихли.

Веллингтон улыбнулся и обвёл рукой выставленные на алтаре изображения грудей:

– Невозможно представить себе что-либо подобное, например, в соборе Святого Павла, верно, Хоган?

- Это весьма украсило бы интерьер, милорд.

- Действительно. Я предложу идею архиепископу, – он коротко хохотнул и, резко сменив тон, спросил Хогана. – есть новости от Трэнта?

- Ничего, милорд.

- Надеюсь, что в данном случае отсутствие новостей – это хорошие новости, – генерал кивнул Хогану и, опять не обратив внимания на Шарпа, увёл своих гостей туда, где для них был накрыт ужин.

- Кто такой Трэнт? – спросил Шарп.

- Существует дорога в обход хребта. Её охраняют конные патрули и ополченцы из португальцев под руководством полковника Трэнта. У них приказ: если заметят хоть какой-нибудь признак появления врага, немедленно сообщить нам. Пока от них ни слова, поэтому можно надеяться, что Массена ничего не знает об этом маршруте. Если он уверен, что единственная дорога к Лиссабону пролегает здесь, он придёт, хотя, признаюсь, это кажется маловероятным.

- И вполне возможно, на рассвете, поэтому я должен немного поспать,– заметил Шарп и усмехнулся. – Видите, я был прав относительно Феррагуса, а вы нет.

Хоган усмехнулся в ответ:

- Злорадствовать не по-джентльменски, Ричард.

- Как Веллингтон обо всём узнал?

- Думаю, майор Феррейра пожаловался ему. Он, конечно, говорил, что не делал этого, но… - Хоган пожал плечами.

- Вы не доверяете этому негодяю, – закончил Шарп. - Прикажите кому-нибудь из ваших мерзавцев перерезать ему горло.

- Вы – единственный мерзавец, которого я знаю, а вам пора спать, – сказал Хоган. – Доброй ночи, Ричард.

Было ещё не поздно, вероятно, около девяти часов вечера, но уже стемнело. Издалека, с моря западный ветер принёс холодный воздух, среди деревьев сгустился туман. Шарп в одиночестве поднимался по тропе между кирпичных хижин, в которых прятались чудные статуи. Армия расположилась на ночлег на вершине, вокруг монастыря, и свет костров мерцал между стволами деревьев, отбрасывая позади Шарпа огромную тень. Когда он поднялся выше, костры остались за спиной. Веллингтон приказал не жечь огни вблизи вершины, чтобы ни один отблеск не мог выдать французам места расположения армии союзников. Наверху было темно и пронзительно холодно. Туман сгустился. Где-то за стеной, окружавшей монастырь, со стороны лагерных стоянок, слышалось отдалённое пение, но шаги по дорожке, усыпанной сосновыми иглами, звучали громче. Впереди уже виднелась самая крайняя часовенка, освещённая изнутри слабо мерцавшими сквозь туман свечами. Монах в чёрной рясе молился, преклонив колени. Шарп не решился нарушить его сосредоточенность и собирался молча пройти мимо, но тот бросился ему в ноги, а из-за часовенки выскочили ещё двое. Один из них ударил Шарпа дубинкой в живот. Шарп рухнул наземь, пытаясь вытащить из ножен палаш, но его схватили за руки и потащили внутрь, разбросав ногами в стороны свечи, горевшие перед статуями, чтобы освободить место. Палаш вырвали из ножен и выкинули наружу, на тропу. Монах сбросил с головы капюшон.

Это был Феррагус. Его громадная фигура угрожающе заполнила тесное пространство часовенки. Шарп попытался подняться, но один из компаньонов Феррагуса поставил ему ногу на плечо и прижал к земле.

- Вы стоили мне много денег, – с ужасным акцентом произнёс он по-английски. – Много денег. Хотите их вернуть?

Шарп молчал, лихорадочно думая, где бы взять хоть какое-нибудь оружие. В кармане был складной нож, но он понимал, что не успеет даже вытащить его, не говоря о том, чтобы раскрыть.

- Сколько у вас есть денег? – спросил Феррагус и, не дождавшись ответа, продолжил. – Или вы предпочтёте драться со мной? На кулаках, капитан, лицом к лицу.

Шарп коротко ответил, что именно может сделать Феррагус со своими предложениями. Великан ухмыльнулся, бросил что-то на португальском своим бандитам, которые набросились на Шарпа, пиная его тяжёлыми ботинками. Он понял, что его собираются покалечить, прежде чем отдать на милость хозяина. Шарп поджал колени, защищая живот. Часовенка была тесной, места между статуями оставалось мало, выход преграждали двое громил, продолжавших награждать его увесистыми ударами. Шарп попытался броситься на них, но удар ботинка пришёлся ему в лицо, и он тяжело рухнул назад, на статую коленопреклонённой Марии Магдалины, расколов её левым локтем. Шарп схватил острый черепок почти фут длиной и этим импровизированным кинжалом попытался нанести удар в пах ближайшему к нему бандиту, но тот увернулся, и острие пропороло его бедро. Бандит заорал. Шарп вскочил с пола, боднув в живот раненого. Кулак врезался в его нос, ботинок - под рёбра, но он дотянулся до Феррагуса и распорол осколком щёку великана. Сильнейший удар в висок отбросил его назад, и Шарп рухнул у ног глиняного Христа. Феррагус приказал своим людям выйти из часовни и освободить ему место, а потом нанёс Шарпу ещё один удар по голове, от которого зазвенело в ушах. Шарп бросил свой импровизированный кинжал и, обхватив Божьего Сына за шею, отломил его голову целиком. Феррагус врезал ему прямым слева, но Шарп уклонился и ударил в лицо увенчанной шипами головой. Полый глиняный череп треснул, острые края черепков глубоко пропороли щёки великана, и Феррагус отшатнулся. Шарп проскочил мимо него, пытаясь добраться до своего палаша, но его повалила наземь та парочка, что караулила снаружи. Подоспевший Феррагус мощным пинком в живот вышиб из него дух.

Великан приказал своим сообщникам поднять Шарпа.

- Ты не умеешь драться, – бросил он Шарпу. – Ты слабак, – и принялся короткими ударами обрабатывать живот и грудь Шарпа.

Бил он, вероятно, не в полную силу, но Шарпу казалось, что его лягала копытами лошадь. Кулак врезался в щёку, и рот наполнился кровью. Ошеломлённый, в полубессознательном состоянии Шарп попытался было вырваться из рук бандитов, которые держали его, но безуспешно. Удар пришёлся по горлу, и он едва мог вдохнуть, судорожно хватая ртом воздух. Феррагус засмеялся:

- Мой брат сказал, что я не должен тебя убивать. А почему нет? Кто будет по тебе плакать? – он плюнул в лицо Шарпу и приказал своим людям. – Отпустите его. Давайте посмотрим, умеет ли этот англичанин драться.

Бандиты отступили от Шарпа, который моргая и отплёвываясь кровью, зашатался и отступил на два шага назад. Он не мог добраться до своего палаша, и, даже если бы это удалось, он сомневался, что у него хватило бы сил им воспользоваться. Видя его слабость, Феррагус усмехнулся, не торопясь, приблизился и ударил снова. Шарп пошатнулся, почти упал, опершись на руку, и нащупал камень, довольно большой, размером с хлебец, который полагался по солдатскому рациону. Он стиснул его пальцами и, когда Феррагус выбросил вперёд правый кулак, чтобы нанести последний, сокрушительный удар, Шарп, оглушённый и плохо соображающий, отреагировал инстинктивно, подставив руку с зажатым в нём камнем. Пальцы Феррагуса хрустнули, и великан, содрогнувшись от боли, отшатнулся. Шарп попытался было нанести ещё один удар камнем, но левый кулак Феррагуса врезался в его грудь и поверг наземь.

- Что происходит? – раздался крик. – Стойте! Кто бы вы ни были, стойте!

На тропе послышались шаги двух или трёх человек, которые, видимо, слышали звуки драки, но не могли ничего рассмотреть сквозь сгустившийся туман. Феррагус не стал их дожидаться, крикнул что-то своим людям, и они, промчавшись мимо Шарпа, скрылись среди деревьев. Шарп скорчился на земле, пытаясь унять боль в животе и рёбрах. Во рту было полно крови, из носа тоже текла кровь. Мрак разогнал свет фонаря, который принёсли с собой прибывшие на помощь.

- Сэр? – спросил один из них, в синем мундире военной полиции.

- Я в порядке, – прохрипел Шарп.

- Что случилось?

- Воры, – ответил с трудом Шарп. – Бог их знает, кто. Всего лишь воры. Господи… Помогите мне встать.

Двое помогли ему подняться, а сержант подобрал и подал ему палаш и кивер.

- Сколько их было?

- Трое. Сбежали, ублюдки…

- Вы хотите, чтобы мы проводили вас к хирургу? – сержант содрогнулся, увидев лицо Шарпа при свете фонаря. – Думаю, вам это необходимо.

- Господи, нет…- Шарп засунул палаш в ножны, нацепил кивер на избитую голову и прислонился к стене часовни, чувствуя, что у него подгибаются ноги. – Я в порядке.

- Мы можем проводить вас к монастырю, сэр.

- Нет. Я доберусь до вершины.

Он поблагодарил спасителей, пожелал им спокойной ночи, немного собрался с силами и захромал вверх по тропе, сквозь пролом в стене и дальше, к своей роте.

Подполковник Лоуфорд разбил свою палатку рядом с дорогой, проложенной вдоль вершины хребта. Входной клапан палатки был откинут, открывая взору освещённый свечой стол, на котором мерцали серебро и хрусталь. Подполковник услышал, как Шарп тихо отозвался на оклик часового, и крикнул изнутри:

- Шарп! Это вы?

Шарп хотел притвориться, что не расслышал, но он явно был опознан, и поэтому пришлось остановиться и ответить:

- Да, сэр.

- Зайдите и выпейте капельку бренди.

Лоуфорд развлекался в компании майора Форреста, Лероя и лейтенанта Слингсби. Все были в шинелях, потому что после сильной жары последних дней ночь выдалась по-зимнему холодная. Расположившийся на импровизированной скамье из ящиков для боеприпасов, Форрест осмотрел Шарпа с головы до ног и спросил:

- Что с вами случилось?

- Упал, сэр, – хрипло ответил Шарп, согнулся и сплюнул кровью. – Упал.

- Упали? – Лоуфорд уставился на Шарпа с выражением ужаса на лице. – У вас из носа кровь течёт.

- Почти перестала, сэр. – Шарп шмыгнул носом.

Он вспомнил, что у него в кармане завалялся носовой платок, который он снял с телеграфной вышки, и вытащил его. Было жалко пачкать такую хорошую вещь кровью, но он приложил платок к носу, вздрогнув от боли. Только сейчас Шарп заметил, что через правую ладонь шёл глубокий порез, наверное, от осколка глиняной статуи.

- Упали? – переспросил Лерой.

- Там очень опасная тропа, сэр.

- У вас ещё синяк под глазом, – добавил Лоуфорд.

- Если вы не в форме, то я буду счастлив командовать завтра ротой, – заявил Слингсби, раскрасневшийся и потный от того, что слишком много принял на грудь, и обратился к подполковнику Лоуфорду, возбуждённо хохотнув. - Буду иметь честь командовать, сэр…

Шарп бросил на лейтенанта убийственный взгляд и ответил с презрительной холодностью:

- Я был гораздо серьёзнее ранен, когда вместе с сержантом Харпером взял того проклятого орла, что нарисован на вашем значке.

Слингсби надулся, обиженный резкостью отповеди, да и другие офицеры смутились.

- Выпейте капельку бренди, Шарп, – сочувственно сказал Лоуфорд, плеснув в стакан из графина и подтолкнув его через стол. – Как там майор Хоган?

Шарпу было совсем плохо, рёбра словно горели огнём, и он не сразу понял вопрос и сообразил, что ответить:

- Он уверен в успехе, сэр.

- Надеюсь, что это так. Мы все должны быть уверены, – сказал Лоуфорд. – Вы видели Уэлсли?

- Сэра Уэлсли? – переспросил Шарп, запинаясь, глотнул бренди и налил себе ещё.

- Лорда Веллингтона, – пояснил Лоуфорд. – Так вы его видели, Шарп?

- Да, сэр.

- Надеюсь, вы напомнили ему обо мне?

- Конечно, сэр, – соврал Шарп и добавил. – И он просил кланяться вам.

- Он очень любезен, – сказал Лоуфорд, очень довольный. – И он думает, что французы потанцуют с нами завтра?

- Он не говорил об этом, сэр.

- Возможно, им помешает туман, – заметил майор Лерой, выглядывая из палатки наружу, в сгущающуюся влажную пелену.

- Или поможет им, – пожал печами Форрест. – Наши артиллеристы не могут в туман вести прицельную стрельбу.

Лерой не сводил с Шарпа внимательного взгляда:

- Вам нужен доктор?

- Нет, сэр, – соврал Шарп, злясь на самого себя.

У него были сломаны рёбра, голова просто раскалывалась и один из верхних зубов шатался, сильно ныл живот и болела нога.

- Майор Хоган считает, что французы атакуют, – сменил он тему разговора.

- Тогда нам нужно к утру быть свеженькими, – подвёл итог Лоуфорд, намекая, что вечер окончен.

Офицеры намёк поняли, поднялись и поблагодарили полковника.

- А вы задержитесь, Шарп, – сказал Лоуфорд.

Захмелевший Слингсби допил стакан, со стуком поставил его на стол и, щёлкнув каблуками, довольно фамильярно пробормотал:

- Спасибо, Уильям.

- Доброй ночи, Корнелиус, – ответил Лоуфорд и, дождавшись, пока офицеры отойдут от палатки подальше, затерявшись в тумане, добавил. – Он слишком много выпил. Но, думаю, накануне первого сражения для поддержки духа это нормально. Сидите, Шарп, сидите. Выпейте немного бренди, – полковник сам наполнил стакан. – Вы на самом деле упали? Выглядите так, словно были в бою.

- Среди деревьев темно, сэр, – без всякого выражения пробормотал Шарп. – Я оступился.

- Надо быть осторожнее, Шарп, – заметил Лоуфорд, прикуривая сигару от пламени свечи. – Пришли чёртовы холода, верно? - он явно ждал ответа, но Шарп промолчал, и полковник вздохнул, затягиваясь дымом. – Я хотел поговорить с вами о ваших новых товарищах. Юный Илифф набирается опыта?

- Он прапорщик, сэр. Если он переживёт этот год, у него будет шанс повзрослеть.

- Когда-то мы все были прапорщиками, – заметил Лоуфорд. – Могучие дубы вырастают из маленьких жёлудей.

- Пока что он, чёрт его возьми, маленький желудь.

- Его отец – мой друг, Шарп. У него небольшая ферма возле Бенфлита. Он хотел, чтобы я позаботился о его сыне.

- Я о нём позабочусь, – пообещал Шарп.

- Уверен в этом. А что Корнелиус?

- Корнелиус? – переспросил Шарп, и, чтобы потянуть время, прополоскал рот бренди, сплюнул наземь кровавую слюну, потом отхлебнул ещё.

Ему показалось, что боль немного поутихла.

- Как Корнелиус справляется с обязанностями? – весело спросил Лоуфорд. – Старается быть полезным, не так ли?

- Ему нужно многому научиться, – осторожно заметил Шарп.

- Конечно, нужно. Я хотел, чтобы он был именно с вами.

- Почему, сэр?

- Почему? – полковник был озадачен этим прямым вопросом, а потом взмахнул зажатой в пальцах сигарой. – Но это же очевидно. Думаю, он замечательный парень. Буду с вами откровенным, Шарп, я не уверен, что у молодого Ноулза подходящий характер для того, чтобы командовать стрелками.

- Он – хороший офицер, – с негодованием воскликнул Шарп и тут же пожалел об этом, потому что правый бок прострелило резкой болью.

- Прекрасный, – торопливо согласился Лоуфорд. – И у него замечательный характер, но вы, стрелки, не скучные ребята, верно? Ваши люди, Шарп, словно гончие, а вы - старший псарь, который натаскивает их держать след и преследовать добычу. Мне нужно, чтобы мои лёгкие стрелки были смелыми! Агрессивными! - перечисляя эти замечательные качества, полковник раз за разом стукал кулаком по столу, отчего стаканы и столовое серебро жалобно дребезжали. - Хитрыми! – тут полковник замолк, очевидно, сообразив, что последнее качество явно уступало по выразительности смелости и агрессии, но что-то более внушительное ему на ум так и не пришло, и он продолжил. – Я полагаю, что у Корнелиуса все эти качества есть, и я хочу, чтобы вы, Шарп, натаскали его.

Полковник умолк, ожидая от Шарпа какой-нибудь реакции на свои слова, и смутился, так и не дождавшись.

- Суть дела в том, что Корнелиусу кажется, что вы его недолюбливаете.

- Многим так кажется, – равнодушно заметил Шарп.

- Многим? – удивился Лоуфорд. – Наверное, вы правы. Не все знают вас так, как я. – он сделал паузу, чтобы прикурить сигару. – Вы когда-нибудь вспоминаете Индию, Шарп?

- Индию? – переспросил Шарп.

Они с Лоуфордом служили там вместе. Лоуфорд был тогда лейтенантом, а Шарп – рядовым.

- Там было неплохо, – уклончиво ответил он.

- В Индии нужны опытные офицеры, – небрежно заметил Лоуфорд.

Шарп с трудом перенёс этот предательский удар. Теперь стало ясно: полковник действительно хотел от него избавиться. Он ничего не сказал, а Лоуфорд, кажется, не заметил в своих словах ничего оскорбительного.

- Значит, я могу заверить Корнелиуса, что всё в порядке?

- Да, сэр, – Шарп встал. – Я должен проверить посты, сэр.

- Разумеется, – Лоуфорд не скрывал своего разочарования от того, чем закончилась их беседа. – Нам нужно почаще говорить по душам, Шарп.

Шарп взял свой помятый кивер и вышел в ночной туман. В кромешной тьме он перевалил через гребень холма и немного спустился по восточному склону. Впереди, в глубокой впадине долины, за туманом мерцала россыпь огней вражеского бивака. «Пусть они придут, – думал он. – Пусть только придут». Он не мог убить Феррагуса, но мог излить свой гнев на французов. Сзади послышались шаги, и, не оборачиваясь, Шарп сказал:

- Добрый вечер, Пат.

Харпер, наверно, увидел его в палатке полковника и последовал за ним.

- Что с вами случилось?

- Проклятый Феррагус и двое его бандитов – вот что со мной случилось.

- Хотели вас убить?

- У них, чёрт подери, почти что вышло. Если бы не подоспели трое из военной полиции…

- Из военной полиции? Никогда не думал, что от них может быть прок. А что с мистером Феррагусом?

- Я надрал ему задницу, но мало. Он побил меня, Пат, побил, будь он проклят.

- А что вы сказали полковнику? – помедлив, спросил Пат.

- Что упал.

- Ага, я так и скажу парням, когда они заметят, что вы выглядите не в пример лучше обычного. И завтра я буду бдительно следить, не появится ли мистер Феррагус. Он ведь, наверное, захочет закончить то, что начал?

- Не. Он убрался прочь.

- Мы найдём его, сэр.

- Но не завтра, Пат. Завтра мы будем заняты. Майор Хоган считает, что лягушатники атакуют эту гору.

Размышляя об этом отрадном событии, они сидели, слушая пение, доносящееся сзади, со стороны скрытого во тьме лагеря. Где-то начала лаять собака, и немедленно к ней присоединилось множество других. Послышались сердитые окрики. Постепенно вновь всё стихло, только одна псина никак не могла угомониться, продолжая отчаянно гавкать, пока внезапно лай не прервал сухой треск мушкетного или пистолетного выстрела.

- Так и надо, – заметил Харпер.

Шарп молчал, глядя вниз, в долину, где в тумане светились огоньки тысяч французских костров.

- Что будем делать с мистером Феррагусом? – спросил Харпер. – Он должен поплатиться за нападение на стрелка.

- Если завтра мы проиграем, будем отступать через Коимбру, – ответил Шарп. – Он там живёт.

- Значит, мы его там найдём, и он получит, что заслужил, – мрачно буркнул Харпер. – А если завтра мы победим?

- Бог его знает. Последуем за отступающими ублюдками в Испанию, я думаю. Будем воевать с ними там.

Будем воевать месяц за месяцем, год за годом, до самого трубного гласа, возвещающего конец времён. Но всё это начнётся завтра, когда шестьдесят тысяч французов попытаются взять эту гору. Завтра…

Маршал Ней, заместитель командующего l'Armee de Portugal, считал, что вражеская армия расположилась на горном хребте. На вершине не горели огни, что выдавало бы их присутствие, но Ней чуял их там. В нём говорил инстинкт солдата. Ублюдки устроили ловушку, надеясь, что ничего не подозревающие французы угодят в неё на свою погибель. Будь он командующим, послал бы в атаку Орлов и покрошил ублюдков в фарш, исполнив, что должно. Однако принять подобное решение было не в его власти, а потому он вызвал адъютанта, капитана д'Эсменарда и приказал ему передать маршалу Массена следующее:

- Передайте Его высочеству, что промедление убийственно. Он должен немедленно прибыть сюда. Нас ждёт тяжёлое сражение.

Капитану д'Эсменарду пришлось проскакать более двадцати миль, и в сумерках он в сопровождении двухсот драгунов, грохоча подковами, ворвался в городок Тонделла. Над крыльцом дома, где разместился Массена, развевался трёхцветный французский флаг. Снаружи караул несли шесть часовых. В лезвиях их штыков отражались багровые блики тлеющих в жаровне углей, которые немного согревали холодный ночной воздух. Д'Эсменард поднялся по лестнице и постучал в дверь. Тишина. Он постучал снова. На сей раз за дверью послышалось женское хихиканье, сопровождавшееся громким шлепком по голому телу, и женщина снова рассмеялась.

- Кто там? – спросил маршал.

- Сообщение от маршала Нея, Ваше высочество

Маршал Андре Массена был герцогом Риволи и принцем Эсслингским.

- От Нея?

- Враг прекратил отступление, мсье, и занял позицию на горном хребте.

Женщина взвизгнула.

- Что-что?

- Прекратил отступление, мсье, – крикнул д'Эсменард через дверь. – Маршал полагает, что вам нужно прибыть в штаб.

Массена сегодня днём на несколько минут посетил армию, высказал мнение, что противник продолжит отступление, и вернулся в Тонделлу. Женщина что-то сказала, послышался ещё шлепок, сопровождаемый громким хихиканьем.

- Маршал Ней полагает, что они будут сражаться, - добавил д'Эсменард.

- Вы кто? – спросил маршал.

- Капитан д'Эсменард, мсье.

- Один из мальчиков Нея?

- Да, мсье.

- Вы ужинали, д'Эсменард?

- Нет, мсье.

- Спуститесь вниз, капитан, и прикажите моему повару подать вам ужин. Я присоединюсь к вам.

- Да, мсье.

Д'Эсменард медлил. Из-за двери послышалось какое-то хрюканье, вздох, а потом ритмично заскрипели пружины матраса.

- Вы все еще там, капитан? – крикнул принц Эсслингенский.

Д'Эсменард медленно спустился вниз, ступая каждый раз на скрипучую ступеньку в такт ритмичному взвизгу пружин, потом съел холодного цыплёнка и стал ждать.

Педро и Луис Феррейра всегда ощущали родственную связь друг с другом. Луис, старший, силач, мятежник, с детства отказывающийся подчиняться родительской власти, был более яркой фигурой. Если бы его не отлучили от семьи, не отправили к монахиням, которые били его и издевались над ним, если бы он не убежал из Коимбры, чтобы посмотреть мир, он мог бы получить образование и стать учёным, как его отец… Хотя, говоря по правде, судьба Луиса вряд ли сложилась бы именно так. Он был слишком большим, слишком воинственным, его желания были тоже слишком противоречивы и изменчивы. Он стал Феррагусом. Он пересек под парусом весь мир, убивал людей в Африке, Европе и Америке, видел, как акулы пожирают умирающих рабов, выброшенных за борт у побережья Бразилии. Потом он вернулся домой к своему младшему брату, и они, такие разные, но всё же похожие, обнялись, радуясь встрече после долгой разлуки. Феррагус вернулся достаточно богатым, чтобы создать свой бизнес и завести своё жильё в городе, но Педро настоял, чтобы в его доме у брата была своя комната, где он мог бы останавливаться, когда пожелает.

- Твой дом – мой дом, – пообещал он Феррагусу, и, хотя супруга майора Феррейра могла думать иначе, противоречить она не смела.

В доме брата Феррагус редко останавливался, но в день, когда в Буссако сошлись две армии, после того, как брат помог заманить капитана Шарпа в ловушку в монастырской роще, Феррагус пообещал Педро вернуться в Коимбру и оберегать имущество семейства Феррейра, пока исход французской кампании не прояснится. Местные жители покидали город, направляясь в сторону Лиссабона, но, если французов удастся остановить, это не потребуется. С другой стороны, при любом исходе на улицах было неспокойно, потому что население негодовало и не желало оставлять свои жилища. Большой и богатый дом Феррейра, купленный на наследство, полученное отцом, был лакомым куском для воров и мародёров, но никто не посмел бы его тронуть, если бы там находился Феррагус со своими людьми. Поэтому после того, как сорвалась попытка расправы над наглым стрелком, великан вернулся в Коимбру, чтобы выполнить обещанное.

От хребта Буссако до Коимбры было меньше двадцати миль, но туман и ночная темнота замедлили продвижение Феррагуса и его людей, и только перед рассветом они проехали мимо комплекса университетских зданий вниз по склону холма к дому брата. Ворота со скрипом распахнулись. Во дворе Феррагус спешился и, оставив лошадь, прошёл в кухню, чтобы опустить покалеченную руку в ведро с холодной водой. «Господи Боже, - думал он. – Проклятый стрелок должен был сдохнуть! Должен был!» Размышляя о превратностях судьбы, Феррагус вытер куском полотна кровь, сочившуюся из ран, покрывавших его лицо, и содрогнулся от боли, хотя она была не столь сильна, как та, что до сих пор пульсировала внизу живота. Скоро, очень скоро, пообещал себе Феррагус, он снова встретится с мистером Шарпом и убьёт англичанина так, как убил многих, превратив его своими кулаками в стонущее кровавое месиво. Шарп должен умереть, иначе его люди решат, что он теряет силу.

Война и так подорвала его бизнес. Те, из кого он вытягивал деньги, уехали из Коимбры и окрестностей в Лиссабон. Впрочем, Феррагус мог бы обойтись и без вымогательства. Он был богат и держал деньги в наличности, не доверяя банкам. Ему нравилось чувствовать себя землевладельцем. Всё, заработанное на работорговле, он инвестировал в виноградники, фермы, здания и магазины. Ему принадлежал каждый бордель в Коимбре, каждый студент университета снимал комнату в одном из домов, принадлежавших Феррагусу. Он был богат, богат настолько, что в детстве такое ему и не снилось, но не мог насытиться. Он слишком любил деньги.

Феррагус промывал порезы на лице, и с тряпки капала окрашенная кровью вода.

- Капитан Шарп… - прорычал он, и, скривившись от боли, осторожно ощупал свою руку.

Вероятно, какие-то кости были сломаны, но пальцы шевелились, значит, всё не так плохо. Он снова опустил руку в воду. За спиной открылась дверь, и Феррагус быстро обернулся. В кухню вошла гувернантка мисс Фрай в ночной рубашке и плотном шерстяном халате со свечой в руке. Она слегка удивилась, увидев брата своего хозяина и, попятившись, пробормотала:

- Извините, сеньор.

- Заходите, – рявкнул Феррагус.

Сара пришла на кухню, потому что услышала стук копыт во дворе и решила, что это может быть, приехал майор Феррейра с новостями о наступлении французов.

- Вы ранены! – воскликнула она.

- Упал с лошади, – буркнул Феррагус. – Что вы здесь делаете?

- Хотела приготовить чай, – ответила Сара и взяла с полки чайник. – Я делаю это каждое утро. Позвольте спросить, сеньор, есть ли у вас новости о французах?

- Французы – свиньи, это всё, что вам следует знать, – заявил Феррагус. – Так что делайте свой чай. И мне тоже.

Сара затушила свечу, открыла печную дверцу и раздула тлеющие угольки, а когда огонь разгорелся, подложила дров. Вокруг дома и в коридоре были слышны шаги прислуги, которые занимались уборкой, открывали ставни, но в кухню никто не входил. Сара же не знала, чем наполнить чайник, потому что вода в ведре была розовой от крови.

- Я принесу свежей из колодца, – сказала она.

Феррагус проводил девушку взглядом. Мисс Сара Фрай была символом стремления его брата к великосветскому лоску. Прекрасный фарфор, хрустальные люстры и позолоченная мебель, английская гувернантка – признаки хорошего вкуса, но Феррагус считал это снобизмом и бессмысленной тратой денег. Ничем не примечательная заносчивая англичанка – чему она сможет научить Томаса и Марию? Превратит их свои в маленькие самодовольные копии? Томасу не нужны манеры или знание английского языка, он должен уметь себя защитить. А Марию манерам могла научить мать, и если она вырастет смазливой, остальное уже не важно. Таково было и оставалось мнение Феррагуса по вопросу воспитания, но он впервые с того момента, как мисс Фрай появилась в доме его брата, заметил, что она весьма привлекательна, может быть, даже красива: белая кожа, светлые волосы, голубые глаза, высокая, изящная.

- Сколько вам лет? – спросил он, когда англичанка вернулась на кухню.

- Какое вам до этого дело, сеньор? – быстро отпарировала Сара.

Феррагус усмехнулся:

- Мой брат поручил мне защищать этот дом и всех, кто в нём находится. Хочу знать, что защищаю.

- Мне двадцать два, сеньор.

Сара водрузила чайник на печь, рядом поставила большой коричневый английский заварной чайник, чтобы он нагрелся, достала оловянную коробку с заваркой. Теперь надо было подождать, пока заварной чайник хорошенько прогреется и закипит вода. Чтобы чем-нибудь занять руки, она начала протирать ложки.

- Томас и Мария учатся хорошо? – спросил у неё за спиной Феррагус.

- Когда стараются, – коротко ответила Сара.

- Томас говорил, что вы его бьёте.

- Разумеется. Я – его гувернантка.

- Но Марию вы не бьёте?

- Мария не сквернословит. Я терпеть не могу сквернословие.

- Томас вырастет мужчиной, – заявил Феррагус. – Поэтому он должен уметь выражаться.

- Тогда он сможет научиться этому у вас, сеньор, – отпарировала Сара, посмотрев Феррагусу в глаза. – Я же собираюсь объяснить ему, что нельзя сквернословить в присутствии леди. Если он сможет усвоить это, тогда мои труды не пропадут даром.

Феррагус фыркнул, но не от злости. Англичанка его развеселила, а её прямой взгляд, в котором не чувствовалось страха, бросал вызов. Остальные слуги его брата сжимались, когда он проходил мимо, опускали глаза и старались стать как можно незаметнее, а эта девушка была дерзкой. И к тому же красивой. Его восхитила гибкая линия её шеи, вдоль которой спускались выбившиеся из причёски непослушные светлые прядки. «Кожа такая белая, такая нежная», - подумал он и спросил:

- Зачем вы учите их французскому языку?

- Так хочет супруга майора. Это язык дипломатии. Владение французским необходимо для аристократа.

Феррагус фыркнул, ясно демонстрируя своё отношение к аристократии и заявил:

- Будет хоть какая-то польза, если придут французы.

- Если сюда придут французы, нам придётся уехать, – ответила Сара. – Разве не такова воля правительства?

Феррагус неосторожно двинул правой рукой и вздрогнул от боли.

- Может, они и не придут. Если проиграют сражение. Ваш лорд Веллингтон ждёт их в Буссако.

- Он разобьёт их, – сказала уверенно Сара.

- Может, и так. А может, с вашим лордом Веллингтоном будет так же, как с сэром Джоном Муром. Битва, победа – и бегство.

Сара пренебрежительно фыркнула.

- Os ingleses por mar. - веско добавил Феррагус. – Англичане за морем.

Так думали все в Португалии. Англичане желают победить, но больше всего боятся проиграть. Они сражаются, но не будут стоять до конца.

Сара понимала, что в словах Феррагуса была доля правды, но не хотела признавать это.

- Говорите, что ваш брат прислал вас, чтобы защитить свою семью?

- Именно так. Он не может сделать это сам, так как должен остаться с армией.

- Тогда я уверена, сеньор, что вы обеспечите мне безопасный отъезд, если, как вы говорите, англичане скроются за морем. Я не могу остаться здесь, когда придут французы.

- Почему?

- Я ведь англичанка.

- Я смогу вас защитить, мисс Фрай, – сказал Феррагус.

- Рада это слышать, – коротко бросила она, занявшись чайником.

«Сука! – подумал Феррагус. – Надменная английская сука!» - и бросил, выходя их кухни:

- Чай мне не нужен.

Издалека послышался слабое громыхание. Оно то становилось громче, и тогда в рамах начинали слабо дребезжать оконные стёкла, то стихало и начиналось снова. Сара выглянула во двор и не увидела ничего, кроме холодного серого тумана, но она поняла, что это был не гром. Это были французы. Наступал рассвет, и в Буссако принялись за дело пушки.

Глава 3

Шарп спал ужасно. Земля была мокрой, за ночь сильно похолодало, и спал он плохо. От каждого движения сломанные рёбра словно пронзало ножом, а когда перед рассветом Шарп окончательно проснулся и встал, то от боли едва мог держаться на ногах. Он ощупал свои рёбра, пытаясь определить, нет ли более серьёзных повреждений, чем ему показалось вначале. Правый глаз заплыл, наполовину закрывшись, и прикоснуться к нему было нельзя.

- Вы уже проснулись, сэр? – раздался рядом голос.

- Я уже умер, – проворчал Шарп.

- Может быть, кружку чая? – это был Мэтью Додд, стрелок из роты Шарпа, которого недавно, во время его отпуска Ноулз наградил второй полоской и превратил из рядового в капрала.

Вернувшись, Шарп повышение одобрил.

- Спасибо, Мэтью, – отозвался Шарп и поморщился от боли, наклонившись, чтобы подобрать отсыревшие ветки для костра.

Додд высек искру и запалил огонь.

- А нам можно жечь костры, сэр? – спросил он.

- Прошлой ночью было нельзя, Мэтью, хотя кто мог их рассмотреть в этом проклятом тумане? В любом случае, мне нужен чай, иначе я разогнуться не смогу.

Шарп бросил в костер собранный хворост, слушая, как потрескивает и шипит в костре сырое дерево. Додд наполнил водой чайник и всыпал горсть заварки из собственных запасов. Шарп добавил ещё своей и подкормил огонь хворостом.

- Сыро как, – промолвил Додд.

- Проклятый туман, – проворчал Шарп, вглядываясь в серую муть.

- Скоро подъём, – Додд устроил чайник на огне.

- Ещё даже половины третьего нет, – возразил Шарп.

Тот там, то тут вдоль хребта загорались костры, освещая изнутри плотную пелену тумана, но большая часть армии ещё спала. Шарпу надо было проверить посты на восточном склоне, но это могло ещё немного подождать.

- Сержант Харпер сказал, что вы упали на тропе, сэр, – осторожно заметил Додд, глядя на покрытое синяками и ссадинами лицо Шарпа.

- Опасные вещи – эти тропинки, Мэтью. Особенно когда они скользкие и в темноте.

- Вот так дьячок у нас дома погиб, – измождённое лицо Додда осветили блики огня. – Поднялся на колокольню, чтобы привязать новую верёвку к колоколу, и поскользнулся. Кое-кто говорил, что его столкнули, потому что его жена миловалась с другим мужчиной.

- Это сделали вы, Мэтью?

- Мистер Шарп, что вы! Нет, не я! – воскликнул Додд, потрясённый подобным предположением.

Чай вскипел быстро, и Шарп, плеснув себе немного в кружку, поблагодарил Додда и поднялся на гребень хребта. Спускаться по склону он не стал, а прошёл по небольшому отрогу, выступающему шагов на сто рядом с дорогой в сторону французов. Этот природный бастион заканчивался возвышенностью, усеянной россыпью валунов, и именно там разместились его часовые. Подходя поближе, он потопал ногами, чтобы те, кто на посту, услышали его приближение.

- Кто идет? – голос прозвучал бодро, но другого Шарп и не ожидал, потому что сержант Рид свои обязанности знал хорошо.

- Капитан Шарп.

- Пароль, капитан? – потребовал Рид.

- Глоток горячего чая, сержант, если, конечно, вы меня не пристрелите, – ответил Шарп.

Рид считался сторонником строжайшего исполнения правил, но даже педантичный методист был готов за глоток чая закрыть глаза на то, что офицер не знал пароль.

- Пароль «Джессика», сэр, – с упрёком в голосе напомнил Рид.

- Имя жены полковника, верно? Мистер Слингсби забыл мне сказать, – он передал Риду кружку с чаем. – Какие-то неприятности?

- Ничего, сэр. Всё в порядке.

Подошёл прапорщик Илифф и, испуганно моргая, уставился на Шарпа. Формально он считался командиром поста, но на самом деле ему было строго приказано не предпринимать ничего, не посоветовавшись с сержантом.

- Доброе утро, мистер Илифф, – поздоровался Шарп.

- Сэр, – проблеял испуганно Илифф, не зная, что сказать.

- Всё спокойно?

- Думаю, да, сэр, – ответил Илифф, не сводя взгляда с распухшего и посиневшего лица Шарпа.

В полутьме видно было плохо, а спросить, что случилось, он побоялся.

Восточный склон терялся в темноте и тумане. Шарп присел, содрогнувшись от боли, пронзившей рёбра, закрыл глаза и прислушался. Он слышал звуки шагов множества людей по склону выше, металлический лязг чайника, потрескивание костерков. Лошадь рыла землю ногой. Кричал ребёнок. Это были не те звуки, которые он хотел услышать. Снизу пока тихо.

- До рассвета они не придут, – решил он. – В темноте не найдут тропу.

- Думаете, они атакуют, сэр? – со страхом в голосе спросил Рид.

- Так говорят дезертиры. Как ваш порох?

- В таком тумане? Я бы не ему не доверял, – ответил Рид, нахмурился и спросил, посмотрев на Шарпа. – Вы поранились, сэр?

- Упал на тропе. Не смотрел под ноги, – сказал Шарп. – Вы лучше разрядите оружие после побудки. Я предупрежу батальон.

Шестеро постовых стояли на посту всю ночь с заряженными винтовками. Из-за влажного воздуха, проникшего внутрь ружейных замков, порох отсырел и не загорится от высеченной кремнём искры. Когда прозвучит горн, постовые засыплют на полку сухого пороха и выстрелят старым зарядом. Об этом нужно было предупредить, чтобы не подумали, будто французы под прикрытием тумана пошли в атаку.

- А до того времени смотрите в оба, – добавил Шарп.

- После подъёма нас сменят? – с беспокойством спросил Рид.

- Поспите пару часов после построения. Но прежде, чем ляжете, наточите штыки.

- Вы считаете… - начал было прапорщик Илифф.

- Я не знаю, что там будет, но перед сражением, мистер Илифф, у вас должен быть наточен клинок. Покажите мне свою саблю.

Илифф, как приличествует офицеру стрелковой роты, носил лёгкую кавалерийскую сабельку, старую, задёшево купленную, с потускневшей рукояткой и истёртой кожаной обмоткой. Шарп провёл пальцем по лезвию изогнутого клинка до острия.

- За полмили отсюда стоит полк португальских драгунов. Сходите к ним, найдите кузнеца. Он за шиллинг вам её заточит. Такой саблей вы и кошку не обдерёте, – Шарп вернул прапорщику оружие и вытащил наполовину свой клинок.

Шарп упорно не желал пользоваться лёгкой кавалерийской саблей и носил вместо неё длинный тяжёлый палаш с прямым клинком. Несмотря на плохой баланс, в руках сильного бойца это было мощное оружие. Он проверил остроту лезвия и остался доволен. А конец должен быть ещё острее. Не зря потратил деньги.

Он вернулся на вершину и налил ещё кружку чая. Из тумана, заполнявшего долину, приглушённо послышался сигнал французской побудки. Им ответили множество горнов и труб на вершине.

- Подъём! Подъём! – закричал майор Лерой, увидел сквозь туман Шарпа и обратился к нему. – Доброе утро, Шарп! Холодина, верно? Куда лето делось?

- Я приказал посту разрядить оружие, сэр.

- Ну, меня это не испугает, – заявил Лерой и аж просветлел лицом, увидев в руках Шарпа кружку. – Это у вас чай?

- Думал, американцы чай не пьют, сэр.

- Лоялисты пьют, Шарп.

Родители Лероя бежали из колоний после победы Тринадцати Колоний в Войне за независимость.

Он выхватил кружку у Шарпа.

- Чай что-то рыбой припахивает, – он отхлебнул и поморщился. – Вы пьёте без сахара?

- Всегда.

- На вкус – как тёплая лошадиная моча, – морщась, он, однако, допил кружку до дна и воскликнул. - Доброе утро, парни! Рассвело! Строиться!

По приказу сержанта Рида часовые разрядили ружья в затянутое туманной пеленой небо. Как и говорил Лерой, никто не обратил на это внимания. Сержант Харпер повёл в скалы смену часовым. Лейтенант Слингсби, несмотря на то, что ночью был изрядно пьян, с утра выглядел свежим и энергичным, словно гвардеец на посту в Виндзорском замке. Он вышел из своей палатки, одёрнул красный мундир, поправил ножны, чтобы они висели под идеальным углом, и поспешил за часовыми.

- Подождите меня, сержант! – воззвал он к Харперу.

- Я приказал ему идти, – сказал Шарп.

Слингсби обернулся, выпучив глаза от удивления при виде Шарпа и заухмылялся.

- Доброе утро, Шарп! Право слово, вот это фонарь у вас под глазом! Вам нужно было приложить с вечера кусок говяжьей вырезки, – Слингсби захохотал, словно сказал нечто остроумное. – Как вы себя чувствуете? Надеюсь, лучше?

- Как мертвец, – буркнул Шарп и поднялся на вершину, где батальон строился в шеренгу, занимая позицию, чтобы встретить противника, если он предпримет неожиданное нападение в предрассветном сумраке.

Шарп занял своё место перед строем. Глядя на свой батальон, он вдруг почувствовал, насколько ему дороги эти люди. Их было около шестисот, крепких мужчин, в основном из деревенек Южного Эссекса, но кое-кто - из Лондона, многие – из Ирландии. В Англии они считались ворами, пьяницами, убийцами и болванами, но здесь превратились в солдат. Они знали свои недостатки, им нравились шуточки, которыми они привыкли между собой обмениваться, а ещё они считали, что ни один батальон в мире не был и наполовину так хорош, как их собственный. Они не слыли неистовыми в бою, как Рейнджеры Коннахта, занявшие позиции по левую от Южного Эссекского сторону, и, разумеется, не считались элитными, как гвардейские батальоны, стоящие дальше к северу, но они были надёжны, уверены в своих силах и имели чувство собственного достоинства. По рядам четвёртой роты прокатилась волна смеха. Даже не слыша, что там происходит, Шарп знал причину: Горас Пир сострил, и шуточка теперь передаётся из уст в уста.

- Разговорчики в строю! – рявкнул он и тут же пожалел об этом, потому что рёбра пронзила острая боль.

Справа от батальона построилось португальское подразделение с приданной им португальской батареей шестифунтовиков. Шарп считал их бесполезными, но на вершине было достаточно девятифунтовых пушек, которые могли сегодня серьёзно проредить ряды французов. Туман постепенно таял. Очертания маленьких шестифунтовиков с каждой минутой вырисовывались всё яснее, а когда Шарп бросил взгляд на север, то за редеющим туманом рассмотрел вершины деревьев за стенами монастыря.

Они прождали почти час, но французы не появились. Туман постепенно сползал с вершины хребта, но всё ещё стелился по долине широкой белой рекой. Полковник Лоуфорд верхом на Молнии проехал вдоль фронта батальона, касаясь шляпы в ответ на приветствия рот. Каждой роте он сказал:

- Сегодня мы победим и добавим блеска нашей славе. Выполните свой долг, и пусть французы поймут, что они встретили противника, превосходящего их в силе.

Те же слова он повторил и роте лёгких стрелков, стоящих слева от шеренги, и, проигнорировав вопрос о том, сильно ли блестела слава раньше, улыбнулся Шарпу:

- Приглашаю вас на завтрак, Шарп. Придёте?

- Да, сэр.

- Вот и хорошо.

В полумиле к северу раздался звук горна, и Лоуфорд, повернувшись в седле, отыскал взглядом майора Форреста:

- Мы можем оставить позицию. Тем не менее, думаю, сделаем половина на половину.

Половина солдат остались в шеренге, вторую отпустили приготовить чай, позавтракать и отдохнуть, но никому не позволили уходить из расположения батальона дальше проложенной вдоль хребта дороги. Если французы начнут атаку, батальон можно будет построить за полминуты. Две солдатских жены у костра точили штыки и заливались смехом над шуточкой, брошенной стрелком Хэгмэном. Сержант Рид, смененный с поста, преклонив колено и опершись на мушкет, молился. Утверждавший, что не верит ни в какого бога, стрелок Харрис проверял, при нём ли его талисман – кроличья лапка в мешочке. Прапорщик Илифф прятался за палаткой полковника. Его тошнило.

- Мистер Илифф! – подозвал его Шарп.

- Сэр… - нервно отозвался Илифф, вытирая с небритого подбородка следы рвоты.

Шарп вытащил свой палаш и, делая вид, что не заметил жалкого состояния прапорщика, отдал приказ:

- Найдите в конном португальском полку кузнеца и заточите это как следует. Так, чтобы этим можно было побриться, - он вручил парню два шиллинга, сообразив, что Илиффу надо и свою саблю наточить, а у него в кармане и пенни нет. – Отправляйтесь и верните мне оружие как можно быстрее.

Роберт Ноулз, голый до пояса, брился возле палатки Лоуфорда. Его кожа на груди и спине была молочно-белой, а лицо – тёмное от загара, словно древесная кора.

- Вы должны отпустить усы, Роберт, – заметил Шарп.

- Какой кошмар! – заявил Ноулз, рассматривая в зеркале, приставленном к ведру, своё покрытое мыльной пеной лицо. – У моего дяди были усы, а он разорился. Как вы себя чувствуете?

- Ужасно.

Ноулз бросил взгляд на Шарпа и замер с бритвой у щеки:

- Действительно, ужасно выглядите, Ричард. Входите, полковник ждёт вас.

Шарп хотел было попросить бритву, но синяки на лице всё ещё ныли, и он решил, что денёк потерпит без бритья, хотя к вечеру подбородок зарастёт чёрной, как порох, щетиной. Он нырнул под полог палатки. Лоуфорд сидел за покрытым тонкой льняной скатертью и уставленным дорогим фарфором столом.

- Варёные яйца, Шарп. – доброжелательно предложил полковник. – Я обожаю яйца всмятку. Садитесь, Шарп. Хлеб не очень чёрствый. Как ваши раны?

- Едва замечаю их, сэр, – соврал Шарп.

- Ну, вот и хорошо, – полковник отправил в рот ложечку жидкого содержимого яйца. – Туман рассеивается. Как думаете, французы атакуют?

- Майор Хоган был в этом уверен, сэр.

- Тогда мы исполним свой долг, – сказал Лоуфорд. – Будет для батальона неплохая практика в реальных условиях, верно? Кофе очень хорош, налейте себе.

Видимо, предполагалось, что Шарп будет единственным гостем полковника, потому что других приборов на столе не было. Он налил себе кофе, взял яйцо и кусок хлеба и молча принялся за еду, чувствуя себя не в своей тарелке. Шарп знал Лоуфорда больше десяти лет, но не мог придумать, о чём с ним заговорить. Некоторые люди, вроде Хогана и майора Форреста, никогда таких проблем не испытывали. Даже в компании незнакомцев они могли непринуждённо болтать часами, но Шарп в подобной ситуации лишался дара речи и мог общаться свободно только с теми, кого хорошо знал. Полковник, казалось, не возражал против установившейся в палатки тишины, методично жевал и читал газету «Таймс» месячной давности.

- О боже! – вдруг воскликнул он.

- Что, сэр?

- Умер Том Дайтон. Бедный старик… Он был уже немолод, лет семидесяти, наверное.

- Я его не знал, сэр.

- Он владел землёй в Суррее. Замечательный парень, в своё время женился на Каллоуэй – очень разумный выбор. Земельный участок даёт постоянную консолидированную ренту, – он сложил газету и потянул через стол Шарпу. – Хотите почитать, Шарп?

- Можно, сэр.

- Газета ваша.

Читать Шарп не собирался, но бумага – вещь полезная. Он очистил от скорлупы второе яйцо, думая, что такое консолидированная рента. Ясно только, что это имело отношение к деньгам.

- Значит, вы думаете, французы нападут? – сердечным тоном спросил Лоуфорд, словно забыв, что совсем недавно об этом спрашивал.

Шарп почувствовал в голосе полковника нотки неуверенности и подумал, с чего бы это.

- Думаю, нужно ожидать этого, сэр.

- Совершенно верно. Надейся на лучшее, а готовься к худшему. Очень мудро, Шарп, – Лоуфорд намазал хлеб маслом. – Значит, будем готовы пойти на фарш, пока Веллингтон и Массена играют в «Царя горы». Но всё должно закончиться неплохо, верно?

Неужели Лоуфорд нервничал из-за предстоящего сражения? Маловероятно, ведь полковник имел достаточно боевого опыта, чтобы ориентироваться в сложившейся ситуации, но Шарп всё же постарался его успокоить:

- Нельзя недооценивать лягушатников, сэр. Они будут наступать, не обращая внимания на потери, но крутой склон замедлит их продвижение, и мы их перестреляем. Это будет не слишком трудно.

- Я так и думал, Шарп. – обаятельно улыбнулся Лоуфорд. – Подниматься они будут медленно, и мы их уничтожим. Итак, мы верхом на чертовски хорошей лошади, лиса поднята, след хороший, и мы его взяли крепко.

- Если я вас правильно понял, сэр, мы должны победить, – согласился Шарп. – Конечно, если португальцы не подведут.

- Ах да, португальцы… Не задумывался об этом, но они хорошо выглядят. Возьмите это последнее яйцо.

- Я сыт, сэр.

- Вы уверены? Очень любезно с вашей стороны. Я никогда не откажусь от сваренного всмятку яйца. Мой отец, упокой его, Господь, всегда считал, что у небесных врат его встретит ангел с двумя идеально сваренными яйцами на серебряном подносе. Надеюсь, его мечты сбылись.

Шарп не знал, что ответить, и потому промолчал. Лоуфорд срезал серебряным ножиком верхушку яйца, посыпал солью и зачерпнул содержимое ложечкой.

- Проблема в том, Шарп, что раз у нас всё в порядке и тревожиться не о чём, было бы неплохо дать батальону набраться опыта. Поняли, что я имею в виду?

- Французы так и делают, сэр, – заметил Шарп.

- Да ну? – удивился Лоуфорд.

- Каждый раз, вступая с нами в сражение, они учатся тому, как воевать с нами.

- Я вижу, куда вы клоните. – Лоуфорд съел ещё ложечку и промокнул губы салфеткой. - Но я говорю об опыте полковой службы, Шарп. Человек не научится исполнять свои обязанности, только наблюдая со стороны. Нужна практика, согласны?

- Конечно, сэр.

- Итак, Шарп, я решил, что сегодня ротой лёгкой пехоты будет командовать Корнелиус. – Лоуфорд не смотрел на Шарпа, целиком сосредоточившись на своём яйце. – Он не принимает командование насовсем, не думайте, я просто хочу, чтобы он расправил крылья. Хочу посмотреть, что у него получится. И если бой ожидается не слишком тяжёлый, то он справится, – полковник отправил в рот ложку и с дружелюбной усмешкой посмотрел на Шарпа.

Шарп промолчал. Он был зол, оскорблён и чувствовал при этом совершенную беспомощность. Что здесь можно сделать? Лоуфорд уже всё решил, и попытка сопротивления лишь заставит полковника утвердиться в своём мнении. Лоуфорд улыбался с видом явного облегчения, видимо, решив, что худшее уже позади:

- А вы, Шарп, думаю, нуждаетесь в отдыхе. Вы плохо выглядите после вашего падения. Так позвольте Корнелиусу показать себя. Вы возьмёте его лошадь и будете, так сказать, моими глазами в этом сражении. Будете мне советовать.

- Я советую, сэр, доверить командование ротой лёгкой пехоты тому офицеру, которого вы считаете лучшим, – не сдержался Шарп.

- Но если я так поступлю, я никогда не узнаю, каков потенциал Корнелиуса. Нет, Шарп, позвольте ему погарцевать сегодня. Вы уже доказали, на что способны.

Лоуфорд смотрел на Шарпа, ожидая от него одобрения своих распоряжений, но Шарп вновь промолчал. Он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

В этот момент из долины громыхнуло орудие. Снаряд прорвался сквозь туман к солнцу, вставшему над вершиной. Чёрный шар прочертил дугу по ясному небу, упал возле дороги, проложенной вдоль хребта, и взорвался, не причинив никому вреда. Осколки на излёте задели туго натянутый серый холст палатки Лоуфорда, отчего она задрожала.

- Пора идти, Шарп. – сказал Лоуфорд, бросая наземь свою запачканную яйцом салфетку.

Французы начали атаку.

Первая, самая мощная группа атакующих - тридцать три французских батальона, построенные в четыре колонны, - шла вброд через ручей вверх по склону, ещё укрытому плотной пеленой тумана. Они должны были прорваться по южной тропе на вершину хребта и развернуться на север. Вторая группа – двадцать два батальона - строилась в две большие колонны, которые должны были двигаться вдоль хорошей дороги на северном краю хребта, и одну поменьше, позади них, чтобы завершить разгром. Две атаки представляли собой молот и наковальню. Союзные войска британцев и португальцев попадут под удар с двух сторон одновременно. Маршал Массена, расположившийся рядом со второй атакующей группой, предполагал, что противника охватит паника, и они начнут беспорядочно отступать, бросая снаряжение и орудия. В этот момент он выпустит на охоту конницу, которая поднимется по северной дороге и уничтожит бегущих. Он нервно постукивал пальцами по луке седла в такт приглушённому туманом барабанному ритму, доносящемуся с южного края хребта. Там начиналась первая атака.

- Сколько времени? – спросил он у адъютанта.

- Без четверти шесть, мсье.

- Туман поднимается, верно? – Массена вглядывался в серую муть единственным глазом.

Второй он потерял в результате несчастного случая на охоте, виной которому был Император; с тех пор Массена носил на глазу повязку.

- Может быть, чуть-чуть, мсье, – с сомнением сказал адъютант.

Массена рассчитывал этим вечером ночевать в монастыре, который, по его сведениям, располагался на западном склоне хребта. Тогда он послал бы отряд драгунов за Генриеттой в Тонделлу, откуда он был так поспешно вызван предыдущей ночью. Массена улыбнулся, вспомнив её белые ручки, игриво тянущиеся к нему, пока он одевался. В расположении армии он поспал час или два и встал рано. Рассвет был туманным и холодным, но туман, по мнению маршала, был другом Франции, потому что он позволит его войскам пройти под его прикрытием большую часть склона. Британцы и португальцы увидят их, когда имперские орлы окажутся рядом с вершиной, а там дело не займёт много времени. Массена ждал победы к полудню. Колокола Парижа возгласят о новом триумфе Франции. Маршал подумал, какие новые почести ожидают его. Он уже был принцем Эсслингенским, но, возможно, сегодня к вечеру заработает ещё дюжину королевских титулов. Император был щедр на такие подарки, но он же ожидал от Массена великих свершений. Остальная Европа, запуганная французской армией, покорно склонилась перед Императором, и он смог послать в Испанию подкрепления, сформировав из них новую армию, порученную Массена. Император ждал, что Лиссабон будет взят до того, как листва облетит с деревьев. Массена был уверен в сегодняшней победе, а потом остатки врага можно будет преследовать до самого Лиссабона.

- Вы уверены, что за горой есть монастырь? – спросил он у одного из своих португальских адъютантов, который стал союзником французов, потому что они, по его убеждению, несли миру здравый смысл, свободу, прогресс и разум.

- Есть, мсье.

- Мы будем ночевать там сегодня вечером, – объявил Массена и уставился своим одним глазом на второго адъютанта. – Приготовьте два эскадрона, чтобы сопроводить мадемуазель Лебертон из Тонделла.

Обеспечив себе необходимый уровень комфорта на сегодняшнюю ночь, Маршал подъехал поближе к ручью и прислушался. Послышался одиночный орудийный выстрел, подавший знак, что первая атака началась, и, когда раскатистое эхо стихло, Массена расслышал удаляющийся и постепенно затихающий рокот барабанов, четырех южных колонн, поднимающихся на склон. Это был звук победы. Под гром барабанов Орлы вступили в сражения.

Солдат подняли два часа назад, в темноте. Сигнал подъёма был дан час спустя, чтобы ввести британцев в заблуждение, будто французы вставать не торопятся, но колонны были сформированы прежде, чем прозвучали горны. Сержанты, держа факелы в руках, служили маяками, и роты при построении ориентировались на них. Это заняло немного больше времени, чем ожидалось, потому что в тумане и спросонок люди растерялись. Офицеры отдавали приказы, сержанты орали, толкались, орудовали прикладами мушкетов, строя солдат в шеренги. Некоторые болваны всё перепутали и стали не в свою колонну, их с проклятиями вытаскивали из рядов и отправляли, куда следует. В конце концов, все тридцать три батальона, все восемнадцать тысяч солдат, были построены в четыре колоны на небольшом лугу у ручья.

Если бы их сформировали в три шеренги, то шеренги эти протянулись бы на две мили по фронту, но их собрали в четыре плотные колонны. Две побольше начинали атаку, две поменьше шли сзади, готовые закрепить успех. В передовых колоннах было по восемьдесят человек в восьмидесяти шеренгах – почти две мили пехоты, построенные в два движущихся блока - и они представляли собой тараны, готовые удариться о вражеские шеренги и сокрушить их одной только своей массой.

- Сомкнуть ряды! – закричали сержанты, когда колонны начали подниматься в гору.

Колонна бесполезна, когда растягивается. Чтобы обеспечить успех, она должна двигаться, как единый механизм, где все шагают в ногу, плечом к плечу, где задние шеренги выталкивают передние на врага. Первая шеренга умрет, как вторая и третья, но, в конце концов, масса наступающих прорвётся по трупам – своих и врагов – и начнётся настоящая резня. Батальонные барабанщики были собраны в центре колонн. Мальчишки отбивали чёткий ритм, прерываясь для того, чтобы солдаты могли выкрикнуть: «Vive l'Empereur!».

Этот победный клич стал звучать тише по мере подъёма, потому что на крутом склоне дыхание сбивалось, и усталые солдаты начали отставать, нарушая сплочённость рядов. Туман был всё ещё густым. Встречающиеся на склоне кусты и чахлые деревца вынуждали шеренги раздвигаться, пропуская препятствия. Соединиться удавалось не всегда, и разорванные ряды шли дальше сквозь туман, не зная, что ждёт их впереди. Когда колонны прошли половину пути, они превратились в огромную уставшую толпу. Офицеры с обнажёнными саблями в руках торопливо выкрикивали команды, чтобы восстановить строй. Приказы, раздающиеся в тумане со всех сторон, настолько дезориентировали солдат, что колонны начали «рыскать» из стороны в сторону. Мальчишки-барабанщики, идущие за смешавшимися рядами, отбивали ритм всё медленнее, потому что тоже устали.

Двигаясь перед колоннами рассеянной шеренгой, французские стрелки первыми вышли из тумана к ярко освещённой вершине. Вольтижёров было более шестисот перед каждой из колонн, и их задача состояла в том, чтобы отогнать британских и португальских стрелков и обстрелять шеренги, чтобы ослабить их перед сокрушительными ударами наступающих сзади.

Над смешавшимися колоннами, невидимыми в тумане, вознеслись Орлы Наполеона, французские штандарты в форме сверкающих позолоченных фигурок орлов на шестах. Были видны два трёхцветных знамени, но большинство полков хранили знамена во Франции, считая Императорского Орла символом славы подразделения.

- Сомкнуться возле Орла! – крикнул офицер, и рассеявшиеся солдаты постарались собраться в ряды.

Впереди послышался треск выстрелов. Стрелки вступили в бой. Из долины выстрелило одно, затем другое орудие. Две батареи французской артиллерии начали бить вслепую, не видя ничего в тумане, в надежде, что их снаряды нанесут урон тем, кто держал оборону на вершине.

- О, Господи! – воскликнул полковник Лоуфорд, который вдруг увидел орду французских вольтижёров, выскочившую из тумана.

Они намного превосходили численностью британские и португальские лёгкие стрелковые роты, но красномундирники, cazadores и «зелёные куртки» выстрелили первыми. Струи порохового дыма взметнулись со склона. Француз согнулся и рухнул навзничь. Вольтижёры опустились на колено и прицелились. Залп французских мушкетов добавил густоты пороховому дыму, и Шарп увидел, как упали два красномундирника и португалец. В ответ выстрелили вторые номера стрелковых пар, но вольтижёров было слишком много – двое на каждого из стрелков союзников, - стреляли они непрерывно, и красные, коричневые и зелёные мундиры начали отступать. Французы продвигались вперёд короткими перебежками, выигрывая первую схватку одним лишь численным перевесом.

Рота лёгкой пехоты Южного Эссекского под командованием лейтенанта Слингсби была развёрнута перед батальоном и теперь оказалась на фланге французской атаки. Лишь справа от них было много вольтижёров, и несколько минут рота была в состоянии держать позицию, но французский офицер, увидев это, отдал приказ двум ротам стрелков отогнать красномундирников и «зелёных курток».

- Теперь отступаем, – пробормотал Шарп, сидя верхом на Порте, лошади Слингсби, со спины которой он хорошо видел картину сражения, разворачивающегося в трёхстах шагах впереди. – Назад! – сказал он громче, и полковник бросил на него раздражённый взгляд.

Слингсби, наконец, осознал опасность своего положения и свистнул восемь раз. Это был приказ лёгкой пехоте отступать. Шарп повёл бы людей по склону влево, к позициям батальона, но Слингсби не хотел ударить в грязь лицом и так быстро уступить поле боя французам, и, отдав приказ, он побежал вдоль цепи стрелков, которые, начав было отступать, заколебались, увидев, что лейтенант отстал.

- Продолжайте стрелять! – кричал Слингсби. – Не скучивайтесь! Энергичнее!

Пуля ударилась в камень рядом с его ногой и срикошетила вверх. Хэгмэн попал во французского офицера, возглавлявшего атаку против Южного Эссекского, подстреленный Харрисом вражеский сержант упал в кусты, но французы продолжали наступать. Слингсби, оказавшийся вблизи их фланга, начал потихоньку отступать. Ещё один французский офицер, решив, что лёгкая пехота британцев отступила, приказал вольтижёрам выдвигаться к позициям Южного Эссекского. Батареи на вершине открыли огонь, стреляя куда-то влево от позиций батальона в туман, клубящийся позади вольтижёров.

- Наверное, они видят то, чего пока не видим мы, – промолвил Лоуфорд, поглаживая шею Молнии, чтобы успокоить жеребца, испуганного грохотом взрывов. – Слышите барабаны?

- Слышу, – отозвался Шарп, которому этот звук был хорошо знаком, ведь pas de charge всегда сопровождал атаку Французских Орлов. – «Старые штаны». Так у нас это называют.

- Почему?

- Это - песня, сэр.

- Можете напеть?

- Нет, сэр. Я петь не умею.

Лоуфорд улыбнулся. На самом деле песня его не интересовала. Он ждал начала атаки. Полковник снял треуголку и провёл рукой по волосам.

- Их основные силы уже недалеко.

Вольтижёры перестали продвигаться вперёд. Теперь они стреляли в шеренгу Южного Эссекского, подготавливая атаку приближающейся колонны. Слингсби, обнаружив, что французы не обращают на него внимания, растерялся, хотя пока для него всё складывалось удачно. Никто из стрелков не был убит, даже побледневший от страха, но всё же стоящий на своём месте прапорщик Илифф, от которого никто и не ожидал чего-то большего. Остальные стрелки сделали немало удачных выстрелов, но теперь противник был от роты далеко. Шарп сейчас приказал бы стрелкам подняться выше и занять позиции перед шеренгой Южного Эссекского.

В этот момент из тумана показалась первая из вражеских колонн. Вначале это была лишь тень в гуще тумана, постепенно обретающая форму, но не плотной колонны, как ожидал Шарп, а разрозненных групп, появлявшихся из клочьев белой дымки. Ядро ударило в одну из них, окрасив туман капельками крови, но французов появлялось всё больше – сотни! – и, выйдя на свет, они спешили перестроиться в колонну. Орудия ударили картечью, раздирая в клочья синие мундиры.

Увидев формирующуюся колонну, Слингсби приказал стрелкам открыть по ней огонь. Заметив это, вольтижёры начали перемещаться, отрезая лёгкой пехоте путь к отступлению.

- Ради Христа, уходите! – громко воскликнул Шарп, и на сей раз Лоуфорд тоже заволновался, но Слингсби заметил опасность и приказал отступать так быстро, как это возможно.

Стрелки помчались вверх по склону. Это не было достойным отступлением, ведь они не отстреливались, а бежали, спасая шкуры. Один или двое, оказавшиеся ниже всех, помчались вниз, чтобы скрыться в тумане, но остальным удалось быстро вскарабкаться наверх, где, следуя приказу Слингсби, они рассеялись вдоль шеренги батальона.

- Слишком поздно, – спокойно сказал Лоуфорд. – Слишком поздно, чёрт возьми! Майор Форрест! Отзовите стрелков.

Протрубил горн, и рота лёгкой пехоты, не успев отдышаться после быстрого отступления, построилась слева от шеренги. Вольтижёры, преследовавшие стрелков, теперь стреляли по Южному Эссекскому, точнее – по группе офицеров на лошадях возле флагов полка. Пули засвистели рядом с Шарпом. В четвёртой роте кто-то упал.

- Сомкнуть ряды! – приказал сержант.

Капрал, стоящий позади строя, оттащил раненого назад.

- Доставьте его к хирургу, капрал, – приказал Лоуфорд и, увидев надвигающуюся меж клочьев тумана огромную массу французов, отдал приказ. – Приготовиться!

Шестьсот солдат Южного Эссекского вскинули мушкеты. Вольтижёры не прекращали обстрел. Пули рвали тяжёлое шёлковое полотнище знамени полка. Перед Шарпом, вскрикнув, упало ещё двое.

- Сомкнуться! Сомкнуться! – кричал капрал.

- Заткнись, парень, чёрт побери, – проворчал сержант Уиллетс из пятой роты.

Теперь ещё не завершившую перестроение колонну было уже хорошо видно в двухстах шагах впереди. Ближе, в ста шагах вольтижёры непрерывно стреляли с колена, перезаряжали и снова стреляли. Слингсби разрешил стрелкам выдвинуться на несколько шагов перед шеренгой и снять вражеских офицеров и сержантов, но горстки винтовок здесь было явно недостаточно. Настало время поработать красномундирникам.

- При выстреле цельтесь ниже! – напомнил солдатам Лоуфорд. – Не тратьте впустую свинец Его Величества! Цельтесь ниже! – полковник проехал вправо вдоль строя, повторяя. - Цельтесь ниже! Помните, чему вас учили! Цельтесь ниже!

Колонна сплачивалась прямо на глазах, её ряды смыкались, словно крепостные стены. Девятифунтовое пушечное ядро пробило их, рассыпая в стороны длинные брызги крови. Барабанщики отчаянно колотили в барабаны. Слева Рейнджеры Коннахта сомкнулись с Южным Эссекским, чтобы подбавить своего огонька. Пуля вольтижёра подрезала ухо лошади и рванула рукав куртки Шарпа. Он уже видел лица французов в первом ряду колонны, их усы, их рты, открывающиеся в приветственном крике: «Vive l'Empereur!». Картечь взорвалась среди них, оставив в ряду окровавленные бреши, но они сомкнулись, переступили через мёртвых и продолжали наступать, сверкая длинными штыками. Орлы ярко сверкали в утреннем свете. Всё больше орудий переносило огонь на колонну, стреляя картечью поверх ядра, и французы, чувствуя, что с левой стороны огонь не ведётся, начали отклоняться влево, направляясь к позициям португальского батальона, расположенного правее Южного Эссекского.

- Идут прямо на нас, – сказал Лоуфорд, который вернулся в центр позиции батальона и теперь наблюдал, как французы поворачивают, обращая к его мушкетам свой правый фланг. – Думаю, нам пора начать танец. Верно, Шарп? Батальон! – он глубоко вдохнул и выкрикнул. – Батальон! Выдвинуться!

Лоуфорд послал Южный Эссекский на двадцать ярдов вперед. Это выдвижение испугало вольтижёров, которые решили, что целью залпа являются они, и потому поспешно отступили, присоединившись к колонне, движущейся под углом к фронту шеренги Южного Эссекского.

- Готовсь! – выкрикнул Лоуфорд, и шеренга ощетинилась мушкетами. – Пли!

Оглушительный залп породил вдоль шеренги облако воняющего тухлыми яйцами порохового дыма. Приклады мушкетов ударили в землю. Солдаты, достав новый патрон, начали перезаряжать.

- Стрельба поротно! – приказал Лоуфорд офицерам, снял шляпу и вытер пот со лба.

Ветер из далёкой Атлантики всё ещё дышал холодом, не успев прогреться под лучами солнца, но полковнику было жарко. Громыхнул португальский залп, а затем Южный Эссекский присоединился к союзникам. Стрельба велась полуротами, вначале одна, потом вторая; залпы звучали непрерывно, расходясь от центра шеренги к её краям, и свинцовый дождь не прекращался ни на секунду. Солдаты автоматически заряжали, вскидывали мушкеты и стреляли, заряжали и стреляли в невидимого врага, скрытого за пеленой мушкетного дыма. Шарп проехал вдоль шеренги, намеренно выбрав направление направо, чтобы не столкнуться со Слингсби.

- Цельтесь ниже! – напоминал он. - Цельтесь ниже!

Из облака дыма время от времени посвистывали ответные пули, но они пролетали поверх голов, что выдавало в тех, кто их послал, неопытных стрелков. Попавшие под перекрёстный мушкетный огонь португальцев и Южного Эссекского и орудийный обстрел французы стреляли в расположенного выше и невидимого в дыму противника. В небе, крутясь, пролетели два забытых в стволе шомпола как свидетельство того, что некоторые запаниковали, забыв, чему их учили. Добравшись до роты гренадёров, Шарп бросил взгляд на португальцев и решил, что они стреляют не хуже красномундирников. Их полуротные залпы звучали ритмично и последовательно, окутывая батальон облаками порохового дыма, и пули били прямо в переднюю шеренгу распадающейся колонны.

Ещё больше мушкетов присоединилось к обстрелу, когда наводящий ужас 88-й полк Рейнджеров Коннахта выдвинул свою шеренгу, но французы упорно держались. Внешние ряды падали, оставляя на земле убитых и раненых, но основная масса скученных внутри колонны людей выжила и уже не стройными шеренгами, а в беспорядочно давке продолжала подниматься по склону под смертоносными залпами, чтобы занять место тех, кто погиб. Солдаты в красных и коричневых мундирах продолжали стрелять, но колонна французов шла навстречу ураганному огню. Пушечные ядра и взрывы картечи рвали её на куски, и разрозненные группы людей пробирались по склону через груды мёртвых тел. Шарп слышал крики офицеров и сержантов, безумную барабанную дробь, которой бросили вызов британские музыканты, заигравшие «Men of Harlech».

- Не слишком подходящий выбор! – проорал, перекрикивая мушкетные залпы, присоединившийся к Шарпу майор Форрест, чей правый рукав был порван и окровавлен. – Те парни из песни, стояли в долине, а мы-то на горе!

- Вы ранены, – заметил Шарп,

- Царапина. Как португальцы?

- Хорошо!

- Полковник спрашивал, где вы.

- Он решил, что я вернулся к своей роте? – зло спросил Шарп.

- Полно вам, – упрекнул его Форрест.

Шарп неловко развернул лошадь и, ткнув её в бок ногой, заставил подъехать к Лоуфорду.

- Чёртовы лягушатники не разбегаются! – встретил его полковник раздражённым замечанием.

Наклонившись в седле, он пытался сквозь просветы, возникающие в вонючем дыму между залпами полурот, рассмотреть хоть что-нибудь, но единственное, что видел – так это большие кучи французов, упорно карабкающихся по склону.

- Может, ударить в штыки? – спросил он Шарпа. - Ей-богу, пришло время использовать сталь. Как думаете?

- Дадим еще два залпа? – предложил Шарп.

Внизу творился настоящий хаос. Французская колонна раскололась на отдельные группы, которые вели огонь по вершине горы, стреляя в облака дыма, но сзади подтягивались то ли отставшие, то ли совершенно другая колонна. К огню британских батарей присоединились французские. Они, вероятно, подтянули к основанию горы гаубицы и стреляли вслепую, в тумане. Снаряды просвистели над головами и обрушились в тылу, среди походных костров, палаток, женщин и обозных лошадей. Группа французских вольтижёров заняла скалистый отрог, где ночью Шарп расположил свой пост.

- Нужно выбить тех парней, – заметил Шарп.

- Они нам не мешают. А вот этим негодяям здесь не место, – перекрикивая шум, отозвался Лоуфорд, указывая на скрытых за пороховым дымом французов. – Надо очистить от них склон, – он глубоко вдохнул и прокричал. – Примкнуть штыки!

У полковника Уоллеса, командира 88-го, видимо, созрела та же мысль, потому что ирландцы прекратили стрелять и начали закреплять семнадцатидюймовые штыки на мушкетах. Вдоль обоих рядов шеренги Южного Эссекского послышались металлические щелчки, с которыми штыки входили в прорези на чёрных от пороховой гари стволах. Обстрел стих, и отважные французы снова пошли в атаку. Солдаты карабкались между мёртвых и умирающих, офицеры выкрикивали команды, барабанщики барабанили с удвоенной энергией, Орлы двинулись вперёд. Первые ряды были уже среди трупов убитых вольтижёров. Наверное, им казалось, что ещё один рывок – и они прорвут тонкую шеренгу португальцев и британцев и окажутся на плюющейся в них огнём и дымом вершине.

- Южный Эссекский! Вперёд! – крикнул Лоуфорд.

Из жерл орудий прямо в плотные ряды французов били струи порохового дыма и горящие клочья пыжей. Теперь до Шарпа долетали крики раненых. Французы справа отстреливались из мушкетов, но солдаты Южного Эссекского и Рейнджеры Коннахта с победными криками шли вперёд, сверкая штыками, а Шарп следовал за батальоном верхом. Португальцы приветствовали атаку красномундирников и тоже начали закреплять штыки.

Атака увенчалась успехом. Французский строй рассыпался, у большинства мушкеты оказались не заряжены, и британская шеренга сомкнулась вокруг массы пехоты с синих мундирах и принялась работать штыками. Враг сопротивлялся. Был слышен лязг сталкивающихся мушкетов, скрежет клинков, проклятья и крики раненых. Груды тел мешали британцам наступать, но они карабкались по ним, чтобы вонзить свои длинные штыки в живых.

- Держать шеренгу! Держать шеренгу! – кричали сержанты.

Британский строй рассыпался, потому что солдаты окружали и уничтожали группы французов. Шарп увидел, как двое французских солдат проскочили в одну такую дыру в шеренге и побежали к вершине. Он повернул лошадь им наперерез, вытягивая палаш из ножен. Лягушатники, заметив его, немедленно бросили свои мушкеты и подняли руки. Шарп указал им кончиком палаша наверх, давая понять, что теперь они – пленники Южного Эссекского. Один покорно побрёл наверх, но другой мгновенно подобрал мушкет и побежал под гору. Шарп не стал преследовать его. Французская атака захлебнулась. Золотых Орлов уносили с поля боя, чтобы уберечь от захвата, а французы, увидев, как уносят их штандарты, оставили уже бесполезное сопротивление. Британские и португальские пушки прекратили стрелять, чтобы не попасть по своим, но французские орудия продолжали обстрел. Туман рассеивался, и справа показалась большая французская батарея, а вторая колонна, ещё больше, чем первая, уже подходила снизу.

Первая атака французов была отброшена. Большинство тех, кто шёл в передних рядах, не смогли отступить, потому что их выталкивали вперёд их товарищи, шедшие сзади, и полегли под британскими и португальскими штыками. Те же, что шли в тылу, за Орлами, смогли отступить Они убегали, топча убитых и раненых, которые отмечали их путь вверх по склону, а красномундирники и португальцы преследовали их. Гренадёр воткнул штык в спину убегающего француза, потом ещё раз, уже в упавшего, и ещё, а враг упрямо цеплялся за жизнь. Барабан с нарисованным на нём французским орлом катился вниз по склону. Мальчишка-барабанщик с рукой, оторванной ядром, скорчился под кустом. Британские и португальские солдаты пробегали мимо него, стараясь догнать противника.

- Вернитесь! – сердито кричал Лоуфорд. – Вернитесь!

Солдаты не слышали или делали вид, что не слышат: они победили, и их гнала вперёд жажда убийства.

Лоуфорд отыскал взглядом Шарпа:

- Верните их, Шарп! Верните назад!

«Как, чёрт возьми, я должен это сделать?» - подумал Шарп, но покорно пнул лошадь Слингсби в бок.

Проклятая скотина поскакала под гору так резво, что он едва не свалился с седла. Шарп дёрнул уздечку, чтобы заставить её остановиться, но она рванула налево. Совсем рядом свистнула пуля, прилетевшая со стороны каменистого отрога, на котором засело множество вольтижёров. Лошадь взвилась на дыбы. Шарп вцепился в седло изо всех сил, но не удержался и полетел. Чудом его ноги не запутались в стременах, и он приземлился, основательно треснувшись оземь, прокатился несколько ярдов по склону и наткнулся на валун. Шарпу показалось, что он переломал себе все кости, но, когда он с трудом поднялся, то понял, что всего лишь ушибся. Побои Феррагуса причинили ему куда больше вреда, а падение с лошади разбередило раны. Он подумал, что кобыла, должно быть, застрелена, но, оглянувшись, увидел, что она преспокойно скачет в гору, и новых повреждений, кроме порванного пулей края уха, на ней вроде не видно. Шарп помянул скотину недобрым словом, поднял палаш, винтовку и побежал под гору, крича красномундирникам, чтобы они немедленно возвращались на позиции. Для обшаривающих трупы французов ирландцев из 88-го он был посторонним офицером, и они огрызались, сыпали проклятьями или делали вид, что не слышат, не решаясь открыто проявить неповиновение. Шарп не обращал на них внимания. Если в армии был полк, способный позаботиться о себе, то это – Рейнджеры Коннахта. Он продолжал спускаться, проклиная солдат из Южного Эссекского, которые были уже на середине длинного склона, у кромки уже далеко отступившего утреннего тумана. Чтобы докричаться до них, надо было бежать и бежать, и он бежал, пока не увидел поднимающиеся снизу ещё две колонны. Шарп знал, что к вершине уже шла вторая колонна, но, оказывается, у французов были ещё резервы для атаки.

- Южный Эссекский! – когда-то он был сержантом, и до сих пор его голос мог поспорить по звучности с полковым горном. - Южный Эссекский! Назад! Назад! – кричал он, несмотря на то, что сломанные рёбра отзывались острой болью.

В пяти шагах оземь ударился снаряд, подпрыгнул и взорвался в облаке шипящего дыма. Два осколка пролетели у самого лица так близко, что он почувствовал их жар и волну горячего воздуха. Французская пушка у подножия горы, едва видимая в рассеивающемся тумане, била по тем, кто опрометчиво преследовал разгромленную колонну противника, а теперь остановился, увидев начало новой атаки.

- Южный Эссекский! – бешено проревел Шарп, и солдаты развернулись и начали подниматься в гору.

Слингсби с обнажённой саблей тоже был тут и таращился на колонны противника. Услышав Шарпа, он словно очнулся и резко рявкнул на солдат, приказывая вернуться на позиции. Одним из них был Харпер, который, заметив Шарпа, двинулся к нему. Его семистволка была переброшена за спину, а в руке – винтовка с окровавленным до самой медной рукоятки двадцатитрёхдюймовым штыком. Остальные бойцы, сообразив, что подтягивается ещё более многочисленный враг, потянулись за ним.

Шарп подождал, чтобы удостовериться, что вернулись все красномундирники и стрелки. Французские снаряды и ядра падали вокруг, но использовать артиллерию против рассеянных целей, по мнению Шарпа, было пустой тратой пороха. Одно ядро, ударившись несколько раз оземь, покатилось вниз по склону, и Харпер, перепрыгнув через него, ухмыльнулся:

- Вот так с ними надо поступать, сэр.

- Вам нужно было остаться наверху.

- Ну и адская круча! – воскликнул Харпер, удивляясь, как далеко он спустился.

Сержант поравнялся с Шарпом, и они начали подниматься вместе.

- Мистер Слингсби, сэр… - начал было он, но замолчал.

- Мистер Слингсби – что?

- Он сказал, что вы не в порядке, и он принял роту.

- Он – лживый ублюдок. – заявил Шарп, совершенно равнодушный к столь вопиющему нарушению этики, как обсуждение офицера в присутствии подчиненного.

- А как на самом деле? – ровным голосом спросил Харпер.

- Мне приказал уступить ему командование полковник. Он хочет, чтобы мистер Слингсби получил шанс.

- Он имел для этого достаточно возможностей.

- Мне надо было быть с вами, – сказал Шарп.

- Надо, – согласился Харпер. – Пока все парни живы. Кроме Додда.

- Мэтью? Он убит?

- Мертв или жив – не знаю точно, но я его нигде не вижу, – ответил Харпер. – Я присматривал за парнями, но Мэтью нигде не видно. Может, он вернулся на позицию.

- Я тоже не видел его.

Они пересчитали своих по головам. Рота лёгкой пехоты была в полном составе, за исключением капрала Додда.

- Поищем его, пока поднимаемся, – сказал Шарп, подразумевая, что искать следует тело.

Раскрасневшийся лейтенант Слингсби с саблей в руках поспешно подошёл к Шарпу и требовательно спросил:

- Вы хотите передать мне приказ полковника, Шарп?

- Приказано было вернуться на позиции так быстро, как только это возможно.

- Быстрее, парни! – крикнул Слингсби и, повернувшись к Шарпу, воскликнул. – Наши молодцы сегодня показали себя с лучшей стороны!

- Да ну?

- Мы обошли вольтижёров с фланга, Шарп, ей-богу! Мы ударили их во фланг. Жаль, вы нас не видели! – Слингсби был взволнован и явно гордился собой. – Мы проскользнули мимо них, атаковали сбоку и здорово потрепали.

Из всего этого Шарп понял, что вольтижёров они попросту упустили, но промолчал. Харпер вытер лезвие штыка о мундир убитого француза, быстро пошарил по его карманам и ранцу, а потом бегом догнал Шарпа и сунул ему половину круга колбасы со словами:

- Знаю, вы любите колбасу лягушатников, сэр.

Шарп решил оставить колбасу на обед и засунул её в патронную сумку. Пуля свистнула мимо, едва не задев, и он увидел пороховые дымки, поднимающиеся над нагромождением камней, там, где ночью он оставил своих часовых.

- Жаль, что там засели вольтижёры, – заметил он.

- Нам это совершенно не угрожает! – беззаботно сказал Слингсби. – Мы ударили им во фланг, ей-богу, и разбили их!

Харпер покосился на Шарпа, с трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться. Португальские и британские пушки били по второй вражеской колонне, которая вступила в бой у вершины хребта, а следом за ними поднимались ещё две, поменьше. Ещё одна пуля пролетела рядом, и Шарп постарался убраться от засевших между скал вольтижёров в сторону.

- Моя лошадь у вас, Шарп? – требовательно спросил Слингсби.

- Здесь её нет.

Харпер не сдержался, всхохотнул и преувеличенно раскашлялся.

- Вы что-то сказали, сержант Харпер? – резко повернулся к нему Слингсби.

- Проклятый дым дерёт горло, сэр. Просто жуть, сэр. В детстве, сэр, я часто болел. Дома в печке жгли торф. Моя мать, упокой Господь её душу, заставляла меня спать снаружи, пока меня едва волки не сожрали.

- Волки? – недоверчиво переспросил Слингсби.

- Целых три, сэр, большие, если вам будет угодно, а языки у них слюнявые и красные, как ваш мундир, сэр. Мне пришлось спать в доме, и по ночам я всё время кашлял. Это всё от дыма, понимаете?

- Вашим родителям следовало сделать дымоход, – неодобрительно заявил Слингсби.

- И почему им это не пришло в голову? - чистосердечно удивился Харпер.

Шарп захохотал. Слингсби оскорбился и надулся. Они, наконец, нагнали роту лёгких стрелков, среди которых был прапорщик Илифф. Увидев, что его клинок запачкан кровью, Шарп заметил:

- Хорошая работа, мистер Илифф.

- Он напал на меня, сэр, – мальчишка внезапно обрел дар речи. – Он был здоровый!

- Сержант, точно, – пояснил Харрис. – Собирался приколоть мистера Илиффа, сэр.

- Так и было! – Илиффа трясло от волнения.

- Но мистер Илифф отпрыгнул от него, словно белочка, сэр, и вогнал ему сталь в брюхо. Отличный удар, мистер Илифф. – сказал Харрис, и прапорщик покраснел.

Шарп попытался вспомнить, когда ему пришлось драться в первый раз, сталь против стали, но беда в том, что он вырос в Лондоне, и для него такое было привычно едва не с рождения. А для мистера Илиффа, сына обедневшего дворянина из Эссекса, сознание того, что какой-то огромный французский скот хочет его убить, явилось, несомненно, большим потрясением, а если учесть, насколько мальчишка хилый, то он неплохо справился. Шарп улыбнулся Илиффу:

- Уложили всего одного «граппо», мистер Илифф?

- Да, сэр.

- Какой же вы офицер? Офицеру полагается убивать по два за день!

Стрелки засмеялись. Илифф приободрился.

- Хватит болтать! – скомандовал Слингсби. – Поторопитесь!

Южный Эссекский передвинулся вдоль вершины хребта к югу, навстречу подходящей второй колонне, и рота тоже повернула туда. Французские пушки перестали стрелять ей вслед и перенесли огонь на позиции британцев и португальцев. Снаряды, проносясь над головами стрелков, прочерчивали небо хвостиками дыма от тлеющих фитилей. Всё громче слышался нестройный грохот барабанов, выкрикиваемые команды и треск мушкетных выстрелов.

Поднявшись со своей ротой на вершину, Шарп неохотно уступил бразды правления Слингсби и пошёл искать Лоуфорда. Туман, который рассеялся почти до самого подножия хребта, снова сгустился, смешавшись пороховым дымом, и скрыл две маленькие колонны. Ветер сносил его к югу, туда, где по тропе поднималась на вершину вторая французская колонна. Солдат в ней было побольше, чем в первой, но поднимались они медленнее, а двигаться им было легче, ведь тропа, вьющаяся под ногами, указывала путь, поэтому, когда колонна вышла из тумана на залитую солнечным светом вершину, она сохранила стройность шеренг. Но восемь тысяч солдат и сто шестьдесят три барабанщика, которые привели их туда, вынуждены были остановиться под ураганным огнём.

Их поджидал первый батальон 74-го полка шотландских горцев и португальская бригада, а на правом фланге – две батареи девятифунтовых пушек. Выпущенные ими ядра и заряды картечи буквально содрали шкуру с французской колонны, залив вереск кровью, а потом горцы и португальцы дали залп. Расстояние было довольно велико для выстрела из мушкетов, но колонна остановилась, как бык, оторопевший от неожиданного нападения терьеров. Пусть колонна превосходила шеренгу численностью бойцов, шеренга подавляла огневой мощью. Построенные в колонну, использовать мушкеты могли лишь те солдаты, которые располагались в переднем ряду и вдоль её краёв, в шеренге же каждый британский или португальский боец мог использовать своё оружие. Первые ряды приближающейся колонны были смяты и залиты кровью, но французы не отступили. Вольтижёры, которых шотландцы и португальцы оттеснили плотным мушкетным огнём, отстреливаясь, отступили к передней шеренге колонны. Французские офицеры призывали солдат двигаться вперёд, барабанщики выбивали pas de charge, но передние ряды, пытаясь отстреливаться, не желали идти навстречу шквальному ливню пуль, ежесекундно приносящему смерть. На правом фланге 74-го полка появилось ещё больше португальских пушек. Орудия развернулись, лошадей отвели на расстояние мушкетного выстрела, и стрелки начали заряжать картечью по пушечному ядру. Выстрелом пушку отбросило назад. Фланг колонны, куда угодил заряд, превратился в чудовищную мясную лавку: истекающая кровью мешанина изломанных и растерзанных тел и кричащих от боли людей. Орудия продолжали стрелять, извергая из жерл клубы порохового дыма; их стволы направили вниз, на скучившихся французов. Под ядро при зарядке укладывали свёрнутую в кольцо верёвку, и при выстреле тлеющие верёвочные петли раскручивались в воздухе сумасшедшими спиралями. К месту разворачивающегося сражения с юга, где, очевидно, никакой опасности от французов не предвиделось, по дороге, проложенной вдоль хребта, прибывало всё больше союзнических подразделений, они развёртывались в шеренги к югу от артиллерийской батареи и присоединялись к обстрелу.

Содрогаясь под беспощадно разящим огнём, колонна постепенно отступала к северу, повинуясь приказам офицеров, заметивших, что рядом с португальской бригадой на вершине никого нет. Рота вольтижёров была послана вперёд занять позицию. Позади них неповоротливая масса колонны медленно двигалась вправо, оставляя на каменистом склоне жуткий прямоугольный контур – груду тел на месте левого фланга и передней шеренги.

Видя, что колонна приближается, а впереди неё бегут вольтижёры, Лоуфорд крикнул:

- Мистер Слингсби! Разворачивайте в линию роту лёгкой пехоты! Отправьте этих злодеев туда, откуда они появились! Батальон! Сместиться вправо!

Во главе с Лоуфордом Южный Эссекский должен был закрыть собой брешь в британских позициях, а Слингсби – отбить атаку вражеских стрелков. Шарп, вновь верхом на злополучной лошади Слингсби, которую поймал майор Форрест, ехал за полковым знаменем, стараясь пересчитать Орлов в перестраивающейся колонне. Насчитал пятнадцать. Пороховой дым стелился над туманом, застилая всё вокруг почти до самой вершины. Плотная белая масса дёргалась, как живая, когда её пронзали французские ядра и снаряды. Склон был усеян телами в синих мундирах. Раненый полз под гору, волоча сломанную ногу. Собака металась туда-сюда, пытаясь лаем «разбудить» убитого хозяина. Французский офицер, выронив саблю, прижимал ладони к лицу, и между его пальцами медленно сочилась кровь. Воздух дрожал от орудийной канонады, непрерывная мушкетная пальба напоминала треск сухого хвороста в костре, отзываясь эхом от склонов холмов, окружающих долину. Рота Шарпа вступила в бой, добавив к грохоту боя отличительный звук винтовочных выстрелов. Ему не слишком нравилось наблюдать за происходящим со стороны, но он восхищался грамотными действиями своих бойцов. Стрелки застали вольтижёров врасплох и успели убить двух офицеров, прежде чем мушкеты повели ответный огонь.

Слингсби, держа в руке обнажённую саблю, расхаживал с напыщенным видом позади рассеянной линии стрелков. Он весьма энергично выполнял полученные приказы, и Шарпа захлестнула волна горькой, как желчь, ненависти к ублюдку, который собирался захватить его место только потому, что женился на невестке Лоуфорда. Шарп инстинктивно нащупал винтовку, снял с плеча и взвёл курок. Не спуская глаз со Слингсби, он снял винтовку с предохранителя, чувствуя, как спружинил спусковой крючок, проверил, остался ли порох на полке после его падения с лошади, а потом, положив палец на спусковой крючок, вскинул винтовку к плечу. Лошадь под ним дёрнулась, и он выругался.

Он целился в спину Слингсби, туда, где выше разреза на красном мундире были пришиты две медных пуговицы. Кто догадается, что именно произошло? На него никто не обращал внимания, потому что все не сводили глаз с приближающейся колонны. А если кто и глянет, то решит, что он целится в вольтижёров. Для Дика Шарпа это не первое убийство и, скорее всего, не последнее. Шарп представил себе, как Слингсби судорожно изгибается, получив пулю в позвоночник, падает, скрежеща ножнами сабли о камни, как он содрогается, цепляясь за жизнь. «Заносчивый маленький ублюдок», – подумал Шарп, поглаживая спусковой крючок. От внезапно нахлынувшей на него волны ослепляющей ненависти палец свело судорогой. Отдачей от выстрела приклад крепко приложило к плечу; лошадь под ним шарахнулась. Пуля просвистела над головами четвёртой роты под левой рукой Слингсби, срикошетила о камень и поразила вольтижёра, который сумел подобраться близко к Слингсби и как раз в этот миг встал, чтобы выстрелить в упор. Попав французу под подбородок, пуля отбросила его навзничь. Кровь брызнула струёй, мушкет громыхнул о камни.

- Господь Всемогущий, Ричард! Великолепный выстрел! – заметил майор Лерой. – Этот урод подбирался к Слингсби, я следил за ним!

- Я тоже, сэр, – соврал Шарп.

- Чертовски прекрасный выстрел! И к тому же с седла! Вы это видели, полковник? Шарп только что спас Слингсби жизнь. Я никогда не видал такого! Невероятный выстрел!

Шарп опустил винтовку, внезапно устыдясь своего порыва. Слингсби вёл себя нахально и этим злил его, но никогда не пытался причинить ему вред. Он же не виноват, что его манера смеяться, поведение и внешность приводили Шарпа в состояние бешенства! Незаслуженные поздравления Лоуфорда ещё более усугубили муки совести. Шарп отвернулся, безучастно наблюдая, как возле палатки хирурга двое санитаров прижимают к залитому кровью операционному столу раненого гренадёра, которому перепиливали бедренную кость. В нескольких ярдах раненый и две женщины из числа батальонных жён, вооружённые трофейными мушкетами, охраняли пленных. Ребёнок играл с французским штыком. Монахи вели вереницу мулов, навьюченных бочками с водой, чтобы раздать её среди солдат. По дороге на север промаршировало подкрепление: португальский батальон в сопровождении пяти рот красномундирников. Оставляя за собой шлейф пыли, проскакал верховой с донесением. Малыш, которого он едва не затоптал, испугался и прокричал ему вслед какое-то ругательство, а женщины засмеялись. Монахи оставили в тылу Южного Эссекского одну из бочек и двинулись к португальской бригаде.

- Они слишком далеко от нас! – послышался возглас Лоуфорда.

Обернувшись, Шарп увидел, что колонна опять остановилась. Южный Эссекский преградил ей путь к вершине, и огромная масса людей медленно перестраивалась в шеренгу из нескольких рядов, чтобы вступить в перестрелку с красномундирниками. Атака захлебнулась, и уже никакая барабанная дробь не могла заставить французов вновь двинуться вперёд.

- Нам бы сюда парочку пушек, – сказал Шарп и посмотрел по сторонам, нет ли где по соседству батарей.

Перемещаясь навстречу атакующей колонне, Южный Эссекский оставил на вершине слева между собой и Рейнджерами Коннахта большой промежуток, который захватили вольтижёры, выдвинувшиеся из нагромождения камней на выступающем из массива хребта отроге. А когда ветер слегка развеял туман, стало ясно, что вместе с вольтижёрами туда же направлялись две французские колонны. Туман и дым скрыли их от глаз португальских и британских стрелков, и теперь им оставалось пройти до вершины последние ярды. Орлы сверкали на солнце, победа совсем близко, и путь к ней ничто не преграждает. То, что предстало взору Шарпа, было катастрофой.

Глава 4

Это было странно, но утром, когда от далёкой артиллерийской канонады во всей Коимбре дребезжали оконные стёкла, люстры и посуда, Феррагус объявил, что подготовленный к отправке на юг, в Лиссабон обоз с пожитками и семьёй его брата никуда не поедет. Он сделал это заявление, когда по его распоряжению домочадцы и слуги собрались в кабинете майора, сумрачной комнате, вдоль стен которой рядами стояли никем не читаные книгами. Беатрис Феррейра, всегда испытывавшая страх в присутствии своего шурина, перекрестилась и спросила:

- Почему мы остаёмся?

- Слышите, что происходит? – спросил он, имея ввиду залпы орудий, сливавшиеся в непрерывный приглушённый расстоянием гром. – Наша армия и английские войска сражаются. Мой брат говорил, что если начнётся бой, то враг будет остановлен. Что ж, бой начался. Если брат не ошибся, французы сюда не придут.

- Спасибо Господу и святым угодникам, – промолвила Беатрис Феррейра, и слуги забормотали что-то, соглашаясь с ней.

И только Сара спросила:

- А если предположить, что они придут?

Феррагус нахмурился, сочтя вопрос дерзким, но потом решил, что эта мисс Фрай, высокомерная английская сучка, разумеется, не имела никакого представления о том, что говорит.

- Если их не остановят, мы об этом узнаем, потому что наша армия будет отступать через Коимбру, – раздражённо пояснил он. – Тогда мы уедем. Но сейчас мы остаёмся.

Он кивнул, давая понять, что всё сказал, и домочадцы покинули кабинет.

Феррагус в доме брата чувствовал себя не в своей тарелке: слишком много роскоши, слишком многое напоминает о родителях. Его квартира в Коимбре располагалась в нижнем городе, на верхнем этаже борделя. Из обстановки там были кровать, стол и стул. Но Феррагус обещал присматривать за домом семьёй брата, пока не решится, на чьей стороне окажется победа. Если победят союзники, французам придётся отступить, но Феррагус подготовился и случай поражения. Если лорд Веллингтон не сможет удержать высокий и протяжённый хребет Буссако, то не сможет закрепиться и на низких холмах на пути к Лиссабону. Разбитая армия не устоит перед победителями – французами, и потеря Буссако означает, что в течение месяца падёт и Лиссабон. Os ingleses por mar. Брат пытался убедить его, что англичане останутся, но сердцем Феррагус чуял, что союзники отступят к морю и отправятся домой. И если это неизбежно, то почему он должен оказаться в оккупированном победившими французами Лиссабоне? Лучше остаться в своем собственном городе, и Феррагус уже строил планы, как он будет жить в том новом мире, который наступит после оккупации французами Португалии.

Предупреждённый братом заранее, он постарался подготовиться: те тонны муки, которые Шарп пустил по ветру, предназначались французам и должны были продемонстрировать им, что с Феррагусом можно иметь дело. Лягушатников Феррагус не любил и не желал, разумеется, чтобы они захватили Португалию, но считал, что лучше с захватчиками найти общий язык, чем пасть их жертвой. Он был весьма богатым человеком и собирался им остаться, и здравый смысл ему подсказывал, что если сопротивляться или даже всего лишь бежать в Лиссабон, французы «разденут» его догола. Возможно, с чем-то придётся расстаться, но, сотрудничая с оккупантами, удастся сохранить более чем достаточно. Сидя в кабинете брата и прислушиваясь к далёкой орудийной канонаде, Феррагус думал, насколько это глупая идея – бежать в Лиссабон. Если сражение будет выиграно, французы сюда никогда не доберутся, а если проиграно, то сопротивляться дальше не имеет смысла, поэтому разумнее всего оставаться дома и постараться сберечь то, что имеешь.

Ключевую роль в его планах играл старший брат. Педро Феррейра, высокопоставленный штабной офицер, установил контакты с теми португальскими военными, которые перешли на сторону французов. С его помощью Феррагус предложил французам то, в чём они больше всего нуждались: пищу. На складах Феррагуса в нижнем городе хранились шестимесячный запас сухарей, двухмесячный – солонины, месячный запас солёной трески и куча других продуктов и припасов: ламповое масло, сапожная кожа, полотно, подковы и гвозди. Французы, разумеется, могли всё просто забрать, но Феррагус должен был придумать, как заставить их раскошелиться. Только так он мог сохранить всё то, что сумел заработать.

Феррагус приоткрыл дверь и крикнул слугам, чтобы позвали мисс Фрай.

- Не могу пока писать, – пояснил он, когда англичанка явилась, демонстрируя повреждённую правую руку.

По правде говоря, хотя сгибать пальцы было больно, писать он мог, но не желал. Желал он Сару.

- Будете писать за меня, – продолжил он. – Садитесь.

Сару возмутил резкий повелительный тон, но она покорно села за стол майора, взяла лист бумаги, придвинула чернильницу и песочницу. Феррагус встал прямо у неё за спиной.

- Я готова, – сказала она.

Феррагус молчал. Сара смотрела на противоположную стену, вдоль которой тянулись ряды книг в кожаных переплетах. В комнате пахло дымом выкуренных сигар. Пушки продолжали греметь, словно где-то далеко непрерывно грохотал гром.

- Письмо адресовано моему брату, – прогудел Феррагус и придвинулся ещё ближе, чтобы Сара почувствовала его присутствие. – Передайте ему моё почтение и скажите, что в Коимбре всё хорошо.

Сара взяла стальную ручку, окунула в чернила и начала писать, шурша пером по бумаге.

- Напишите ему, что вопрос чести не улажен, - продолжал Феррагус. – Тот человек сбежал.

- И всё, сеньор? – спросила Сара.

- Всё! – рявкнул Феррагус.

«Чёртов Шарп! – думал он. – Этот жалкий стрелок уничтожил его муку! Он не смог вручить обещанный дар французам, и теперь они решат, что Феррагусу нельзя доверять! Из-за него одни проблемы! Как теперь завоевать доверие лягушатников? И захотят ли они с ним сотрудничать? И вообще – придут ли они сюда?»

- Напишите брату, что я полагаюсь на его суждение о том, есть ли шанс остановить французов в Буссако.

Сара написала несколько слов, окунула ручку в чернила и замерла, потому что почувствовала сзади, на шее прикосновение пальцев Феррагуса. Она мгновенно бросила ручку.

- Сеньор, вы трогаете меня!

- И что?

- Прекратите! Иначе я позову супругу майора Феррейра!

Феррагус ухмыльнулся, но руку убрал.

- Возьмите ручку, мисс Фрай, и напишите моему брату, что я молюсь о том, чтобы враг был остановлен.

Сара добавила к посланию несколько фраз. Она покраснела, но не от смущения, а от гнева. Как смеет Феррагус её трогать! Она слишком сильно нажала на перо, и чернила разбрызгались крошечными капельками между слов.

- Но добавьте, что если этого не случится, то я сделаю то, что мы с ним обсуждали, – продолжал грубый голос за её спиной. – Напишите, что он должен обеспечить защиту.

- Защиту для кого, сеньор? - спросила Сара напряженным голосом.

- Он знает, о чём речь, – нетерпеливо бросил Феррагус. – Вы всего лишь пишете, женщина.

По скрипу пера по бумаге он ощущал силу её гнева. Гордая… Бедная и гордая. Опасная смесь. Для Феррагуса это был вызов. Большинство женщин в его присутствии ощущали страх, и ему это нравилось, а мисс Фрай, видимо, думала, что ей нечего бояться, потому что она англичанка. Ему хотелось бы увидеть, как уверенность сменяется ужасом, как сквозь неприветливость проступает страх. Она, разумеется, будет сопротивляться – тем лучше. Феррагус хотел взять её прямо тут, на столе, заглушая крики, пока он будет насиловать эту белую плоть, но низ живота всё ещё сильно ныл после пинка, которым его наградил Шарп, и он понимал, что сейчас на такие подвиги не способен. Кроме того, лучше дождаться, когда жена брата уйдёт из дома. День или два – и он подотрёт свою задницу английской гордостью мисс Фрай.

- Прочтите, что написали, – приказал он ей.

Сара тихо прочла письмо. Феррагус довольно кивнул, приказал поставить подпись и запечатать его собственной печатью. Когда Сара вдавила её в воск, она увидела на оттиске изображение голой женщины, но сделала вид, что ничего не заметила, справедливо подозревая, что Феррагус пытался смутить ее.

- Можете идти, – холодно сказал он. – И пришлите ко мне Мигуэля.

Мигуэль был один из тех, кому он больше всего доверял, и ему было приказано доставить письмо туда, где гремели орудия.

- Найдите моего брата, передайте это и привезите ответ, – проинструктировал Феррагус.

В течение нескольких следующих дней придётся рискнуть. Может, он потеряет немного денег, может, кто-то погибнет, но при наличии смекалки и небольшого везения всё получится.

Включая и мисс Фрай. Разумеется, она совершенно не имела значения. Просто развлечение, мешающее настоящему делу, но именно это и делает жизнь интересной. Вторым развлечением был Шарп. Странное совпадение: он, Феррагус, вдруг одержим двумя англичанами. Одна – в этом он уверен – будет жить, визжа, а второй, в зелёной куртке, визжа, умрёт. И для этого нужно только везение и немного смекалки.

Стратегия французов была проста: занять высоту, двинуться вдоль дороги на север, откуда будет нанесён встречный удар, и взятые в клещи войска Веллингтона расплющатся между двумя французскими армиями, как кусок металла меж молотом и наковальней. Побеждённого и отступающего врага до самой Коимбры будет преследовать конница Массена. А после захвата Коимбры и до Лиссабона недалеко.

Лиссабон падёт, долину Тахо очистят от британских войск; французская армия двинется на север, чтобы взять Порто и лишить британцев второй по значению гавани. Португалия будет принадлежать французам, остатки британской армии попадут в плен, а армия-победительница сможет взять Кадис и уничтожить разрозненные остатки испанской армии на юге. Великобритания встанет перед нелёгким выбором: подписать мир или обречь себя на годы бессмысленной войны, а Франция, как только Испания и Португалия будут умиротворены, могла направить свои армии к любым новым землям, которые Император пожелает благословить достижениями французской цивилизации. Всё это могло случиться, при условии, что колонна поднимется на вершину хребта Буссако.

И вот две колонны уже там. Всего семь батальонов, менее четырёх тысяч солдат – но на вершине, озарённые солнцем, среди затухающих британских походных костров, а сзади спешили подкрепления. Единственная преграда – ничего не подозревающий португальский батальон, который маршировал в северном направлении по дороге, проложенной вдоль хребта – был встречен залпом из мушкетов. Португальцы шли колонной поротно, в маршевом, построении, а не стрелковой шеренге, и залп скосил их передние ряды. Французы начали развёртываться в неровную линию, чтобы те, кто находился в центре колонны, могли присоединиться к обстрелу. Вольтижёры, перевалив хребет, был уже у самой дороги и принялись стрелять по флангу перестраивающихся португальцев. Британские и португальские женщины, схватив детей, убегали от вольтижёров.

Окружённые португальцы дрогнули. Офицер пытался развернуть их в линию, но французский генерал на большом сером жеребце отдал приказ примкнуть штыки и атаковать.

- En avant! En avant!

Барабаны выбивали дробь, французская линия двинулась вперёд, и португальцы, так и не успевшие перестроиться, в ужасе видя гибель тех, кто был скошен французскими залпами, дрогнули. Те, что находились сзади, устояли и пытались стрелять во врага через своих.

- О Господи… - пробормотал Лоуфорд, увидев французов, переваливающих через вершину хребта.

Он был ошеломлён, потому что сражение было проиграно, потому что французы заняли позиции, которые отводились его полку. Это катастрофа для всей армии и позор лично для него. Французский генерал – Шарп решил, что именно генерал, потому что его мундир был обильно украшен золотым шитьём, как платье пользующейся успехом шлюхи с Ковент Гарден – поднял на кончике сабли свою увенчанную плюмажем шляпу в знак победы.

- Господи Боже… - повторил Лоуфорд.

- Повернуть и ударить справа, – сказал Шарп, не глядя на полковника, словно бы говоря сам с собой.

Лоуфорд и виду не подал, что услышал совет. Он не сводил глаз с разворачивающейся перед ним ужасной картины: французы, обходя с фланга, расстреливали в упор португальский батальон так же безжалостно, как совсем недавно убивали их товарищей. Они не успели перестроиться в стрелковую шеренгу в три ряда, но даже в плотной толпе многие из них уже могли вести огонь по несчастным португальцам, а те, кого оказался в задних рядах, протискивался вперёд, чтобы присоединиться к потехе.

- Вызвать стрелков, – приказал Лоуфорд Форресту и в смятении покосился на Шарпа.

Шарп сохранял невозмутимый вид. Он подал идею – весьма рискованную, надо признать! – и теперь полковник должен был решать, что делать дальше. Португальцы уже бежали, некоторые вниз по склону, но большинство спешило назад, туда, где находился британский полубатальон. Французы одержали победу и теперь могли атаковать незащищённый левый фланг Южного Эссекского.

- Сейчас, или будет поздно, – негромко, но так, чтобы полковник услышал, произнёс Шарп.

- Южный Эссекский! – перекрикивая грохот мушкетных выстрелов, приказал Лоуфорд. – Кру-угом!

На секунду все замерли. Это был неожиданный и непонятный приказ, и люди не верили своим ушам, но ротные офицеры подхватили:

- Кругом! Быстро!

Две шеренги батальона выполнили приказ. Задняя шеренга стала теперь передней, и обе они повернулись тылом к большой колонне, которая остановилась на полпути к вершине и вступила в перестрелку с теми, кто занимал позиции на вершине.

- Батальон! Поворот вправо от девятой роты! – крикнул Лоуфорд. – Марш!

Такой маневр был настоящей проверкой боевых качеств батальона. Им предстояло развернуться, словно гигантская дверь на петлях, сохраняя строй в две шеренги при движении по неровной поверхности склона, переступая через тела своих убитых и раненых товарищей, под убийственным огнём. Когда батальон завершит этот маневр – если, конечно, у него получится! – стрелковая шеренга встанет напротив прорвавшихся к вершине французов. А те, заметив опасность, перезарядили и перенесли огонь на Южный Эссекский, оставив в покое португальцев, спешивших влиться в ряды идущего следом за ними по дороге полубатальона красномундирников.

- Равнение на девятую роту! – кричал Лоуфорд. – Открыть огонь, как только займёте позицию!

Девятая рота стояла почти там же, где и в начале сражения, на правом фланге, и теперь ей, как «дверной петле», потребовалось несколько секунд для перестроения. Капитан Джеймс Хупер приказал перезарядить мушкеты. Легкие стрелки, обычно находящиеся рядом с девятой ротой, бежали позади разворачивающейся шеренги батальона.

- Стрелки идут впереди, мистер Слигнсби! – кричал Лоуфорд. – Впереди! Не позади, ради Бога!

- Девятая рота! – проревел Хупер. – Огонь!

- Восьмая рота! – вторили ему. – Огонь!

Роты, находящиеся на дальнем конце шеренги, на бегу, оступаясь на неровностях почвы, рылись в патронных коробках. Пуля ударила солдата в грудь и опрокинула навзничь. Лоуфорд ехал позади шеренги, рядом со знаменем. Пули посвистывали совсем близко, потому что оказавшиеся рядом вольтижёры целились в офицеров. Находящаяся ниже по склону на фланге рота лёгких стрелков открыла огонь по французам, которые сообразили, что, как только Южный Эссекский перестроится, на низ обрушится ужасный шквал мушкетного огня. Офицеры заорали, приказывая немедленно перестроиться в три шеренги. Генерал на белой лошади лично подталкивал солдат, торопя их занять свои места. Снизу подтягивались разрозненные группы пехотинцев, оставшиеся после неудачной первой атаки, чтобы присоединиться к семи батальонам, прорвавшим британские позиции. Барабанщики продолжали колотить в барабаны, Орлы вздымались ввысь.

- Южный Эссекский! – Лоуфорд привстал в стременах. – Полуротами от центра!

Португальцы из расстрелянного французами батальона возвращались и становились в шеренгу рядом с Южным Эссекским. На левом фланге тоже пристраивались какие-то британские части; с юга спешили подкрепления, но Лоуфорд хотел лично ликвидировать прорыв.

- Огонь!

Пока Южный Эссекский разворачивался, батальон потерял несколько человек, но те, кто остались в живых, теперь стояли в шеренге, готовые делать то, чему их учили: стрелять и перезаряжать. Это было не так-то просто. Раскусить плотную бумагу патрона, высыпать половину на полку, закрыть замок, опустить приклад вниз, засыпать остаток пороха в ствол, сплюнуть пулю, забить пулю и бумагу шомполом, вставить шомпол в крепление на стволе, вскинуть мушкет к плечу, взвести курок, не забывая взять прицел пониже и ждать приказа.

- Огонь!

Мушкет отбрасывает назад отдачей от выстрела, плечо ноет, но вновь, не задумываясь, солдат хватает патрон, раскусывает его почерневшими от пороха зубами. Французские пули свистят вокруг, иногда слышится отвратительный глухой звук – это пуля входит в живое тело. Если пуля вонзается в приклад мушкета или прошивает кивер, звук получается другой. Мушкет вскинут к плечу, курок взведен, слышна команда. Кремень ударил о пластину, в ружейном замке вспыхнула искра и через мгновение – меньше, чем удар воробьиного сердечка - взрывается порох в стволе, обжигая щёку крупинками горящего пороха из ружейного замка, окованный медью приклад вновь лягает в плечо, а капралы ревут за спиной: «Сомкнуть ряды!», - потому что кто-то убит или ранен.

Сухой звук мушкетных выстрелов – словно палка сломалась, только громче, намного громче! – сливался в сплошной грохот. Стреляли и британцы, и французы, невидимые за пеленой порохового дыма, более плотного, чем туман, который окутывал горы на рассвете. Всем хотелось пить, потому что, когда раскусываешь патрон, часть пороха попадает в рот, и содержащаяся в нём селитра сушит язык и горло настолько, что не остаётся ни капли слюны.

- Огонь!

И мушкеты выплёвывают огонь и клубы порохового дыма, и копыта лошади полковника роют землю позади шеренг, а он пытается, привстав в стременах, рассмотреть, что там, за дымом, происходит, а дальше, за шеренгами, полковые музыканты играют «Марш гренадёров», но никто не обращает на это внимания. Достал патрон, раскусил, зарядил и сделал своё чёрное дело…

Все они были ворами и убийцами, простаками и насильниками, и, конечно же, пьяницами. Они вступили в армию не из патриотических побуждений и, уж конечно, не из любви к королю. В армию шли потому, что были пьяны, когда вербовщик-сержант приехал в их деревню, потому, что судья предложил выбор: виселица или армия, потому, что надо было жениться на забеременевшей девчонке, или потому, что девчонка не хотела идти за них замуж, или потому, что они, как последние идиоты, поверили вранью вербовщика, что армия гарантирует пинту рома и трёхразовое питание, и с тех пор постоянно хотели есть. Их пороли по приказу офицеров, которые были джентльменами и не могли подвергнуться подобному наказанию. Этих чёртовых пьяных придурков вешали без всякого снисхождения за кражу цыплёнка. Дома, в Великобритании, когда они выходили из казармы, почтенные граждане переходили на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться с ними. В тавернах их могли отказаться обслуживать. Им платили ничтожно мало, штрафовали за каждую мелочь, которую они теряли или ломали, а те жалкие пенни, что им удавалось сберечь, они обычно проигрывали. Они были безответственными жуликами, злыми, как псы и грубыми, как свиньи, но у них были две вещи: чувство собственного достоинства и умение замечательно стрелять – быстрее, чем любая другая армия в мире

Строй красномундирников сеял пулями густо, как туча градом, неся смерть тем, кто стоял на их пути. Сейчас это были семь французских батальонов, и Южный Эссекский рвал их в лоскуты. Один батальон против семи, но французы так и не смогли перестроиться как следует в шеренгу, а теперь те, кто оказался с краю, пытались пролезть в более безопасные внутренние ряды колонны. Пули безжалостно секли скученных французов; к Южному Эссекскому присоединялось всё больше португальцев и британцев; потом с севера подошёл 88-й, Рейнджеры Коннахта, и теперь на захвативших вершину французов с двух сторон нападал противник, которого учили стрелять до тех пор, пока они не научились делать это в любом состоянии: вслепую, мертвецки пьяными, обезумевшими. Это были убийцы в красных мундирах, и в своём ремесле они знали толк.

- Вы видите что-нибудь, Ричард? – в перерыве между залпами крикнул Лоуфорд.

- Они не устоят, сэр.

По прихоти ветра, слабый порыв которого сдул в сторону завесу дыма, Шарп смог разглядеть побольше, чем полковник.

- В штыки?

- Не сейчас.

Французы несли ужасные потери. Только Южный Эссекский в минуту выдавал почти полторы тысячи пуль, а к обстрелу двух французских колонн присоединилось четыре или пять батальонов. Над вершиной, окутывая упрямо цепляющихся за позицию французов, сгущался дым. Шарпа всегда поражало то, какой живучестью обладали французские колонны. Они содрогались под сыплющимися на них со всех сторон ударами, но не отступали, а упорно сжимали теснее ряды, а те, кто оказался снаружи, умирали под безжалостным огнём британцев и португальцев.

Крупный мужчина в потёртом чёрном сюртуке с зажатым в жёлтых зубах окурком потухшей сигары и в ночном колпаке с растрёпанной кисточкой подъехал к Южному Эссекскому сзади. Полдюжины сопровождавших его адъютантов свидетельствовали, что этот неряшливый тип в гражданском большая шишка. Полюбовавшись, как под огнём Южного Эссекского умирают французы, он вынул из зубов сигару, мрачно оглядел её и скусил кончик.

- В вашем чёртовом батальоне есть валлийцы? – пробурчал он.

Лоуфорд обернулся на голос, только сейчас заметив гостя, и поспешно сказал:

- Сэр?!

- Так что, парень, есть у вас чёртовы валлийцы?

- Думаю, есть несколько, сэр.

Тип в ночном колпаке обвёл рукой с зажатой в ней сигарой шеренгу и заявил:

- Они слишком хороши, чтобы быть англичанами, Лоуфорд. Может, в Эссексе есть валлийские деревни?

- Уверен, что есть, сэр.

- Вы, чёрт вас дери, ни в чём таком не уверены, – буркнул сэр Томас Пиктон, генерал, командующий обороной на юге хребта. – Я видел, что вы, Лоуфорд, сделали. И я думал, что вы, дьявол, свихнулись. Я имею ввиду разворот шеренгой направо посреди чёртова сражения. У него мозги размягчились вовсе – так я решил вначале, но всё получилось, парень, и хорошо получилось. Горжусь вами. У вас просто наверняка должна быть хоть капля валлийской крови. Найдётся для меня сигара, Лоуфорд?

- Нет, сэр.

- Не слишком, чёрт побери, увлекаетесь этим, да?

Пиктон кивнул и поехал прочь, сопровождаемый своими адъютантами в мундирах настолько щеголеватых, насколько их начальник был небрежен в одежде. Лоуфорд приосанился, оглянулся на французов и увидел, что колонна рассыпается.

Майор Лерой, который внимательно прислушивался к речам генерала, подъехал поближе к Шарпу и заявил, вытаскивая пистолет:

- Мы на самом деле приглянулись Пиктону, раз он полагает, что Лоуфорд валлийской крови.

Шарп усмехнулся.

Лерой прицелился из пистолета в остатки самой близкой к нему французской колонны.

- Когда я был мальчишкой, Шарп, я частенько стрелял в енотов.

Шарп заметил, что в четвёртой роте мушкет дал осечку, вероятно, из-за того, что раскрошился кремень, окликнул солдата, и, достав из кармана запасной, бросил ему:

- Лови! – а потом повернулся к Лерою. – Что такое енот?

- Совершенно бесполезное мерзкое животное, Шарп, созданное Господом для того, чтобы мальчишке было на чём тренироваться в стрельбе. Почему эти ублюдки не бегут?

- Побегут.

- Как бы тогда они не прихватили с собой и вашу роту, – заметил Лерой и кивком указал Шарпу, что именно он имеет в виду.

Шарп направил лошадь к флангу шеренги и увидел, что Слингсби расположил роту ниже по склону и севернее, и горстка стрелков пыталась отсечь от колонны разрозненные группы французов, пытавшиеся к ней присоединиться. Неужели этот героический недоумок вообразил, что сможет силами одной роты отрезать колонну? Через несколько мгновений французы дрогнут, и около шести тысяч человек ринутся с вершины вниз по склону, спасаясь от полного уничтожения, с лёгкостью сметя на своём пути стрелков. И этот момент стал ещё ближе, когда Шарп услышал грохот орудийного выстрела с какой-то батареи. Это была картечь, заряд которой, вылетая из ствола пушки рассеивает град мушкетных пуль, словно сам дьявол палит из дробовика. Не медля более ни мгновения, Шарп направил лошадь вниз по склону, крича своим людям:

- Назад, к шеренге! Назад! Быстро!

Слингсби возмущенно запротестовал:

- Мы сдерживаем противника! Мы не можем сейчас отступить!

Шарп спрыгнул с лошади и бросил поводья Слингсби:

- Назад, к батальону, Слингсби! Это приказ! Немедленно!

- Но…

- Выполнять! – рявкнул по-сержантски Шарп.

Слингсби неохотно сел в седло, а Шарп крикнул стрелкам:

- Соединиться с батальоном!

И в этот момент французы побежали. Они взяли высоту и несколько великолепных мгновений праздновали победу, словно она уже была у них в кармане, но так и не получили хорошее подкрепление, в котором так сильно нуждались. Британские и португальские батальоны смогли перестроиться, окружили их с флангов и затопили залпами свинца, следующими друг за другом от роты к роте. Никакая армия в мире не смогла бы выстоять в этом аду, но французы стойко сопротивлялись. Они продержались дольше, чем мог бы предположить какой угодно генерал, но одной храбрости оказалось недостаточно, и теперь у них осталось лишь одно желание - выжить. Шарп увидел волну синих мундиров, перехлёстывающую через линию горизонта. Он бежал вместе со своими людьми изо всех сил. Хорошо было видно, как Слингсби, отчаянно пришпоривая лошадь, спешит к роте Джеймса Хупера. Те, кто оказался слева от шеренги батальона, были в относительной безопасности, но большинство стрелков оказалось прямо на пути лавины бегущего в панике противника.

- Собраться вокруг меня! – заорал Шарп. – В каре!

Этот отчаянный приём пехота использовала в минуты смертельной опасности для защиты от вражеской кавалерии. Тридцать или сорок человек, собравшись вокруг Шарпа, развернулись так, чтобы сражаться с окружившим их со всех сторон противником и примкнули штыки.

- Сдвигаемся к югу, парни, подальше от них, – спокойно скомандовал Шарп.

Харпер снял с плеча свою семистволку. Поток французов обтекал группу красномундирников и стрелков со всех сторон, но Шарп побуждал своих людей ярд за ярдом смещаться в сторону. Один француз, не видя ничего перед собой, напоролся прямо на штык Перкинса и повис на нём, пока парень не спустил курок, чтобы сбросить труп с окровавленного длинного клинка.

- Медленнее, – ровным голосом сказал Шарп. – Идём медленнее.

В этот миг генерал на белой лошади в сверкающем золотым шитьём мундире налетел прямо на каре и, потрясённый тем, что видит противника прямо перед собой, инстинктивно рубанул саблей. Харпер спустил курок, а вместе с ним ещё четверо или пятеро стрелков, и пули пробили голову и грудь лошади и всадника, разбрызгивая кровь. Лошадь, дёргая ногами, покатилась вниз по склону, но каре, успев сдвинуться влево, повинуясь окрику Шарпа, избежало столкновения. Наездник с дыркой во лбу скатился прямо к их ногам.

- Это же, чёрт возьми, генерал, сэр! – изумлённо пробормотал Перкинс.

- Спокойно, – отозвался Шарп. – Мы выбрались.

Они действительно вышли из сплошного потока отчаянно несущихся под гору французов, которые, перепрыгивая через трупы, хотели только одного: спастись от пуль. Британские и португальские батальоны не преследовали их, а спешили занять позиции на вершине и оттуда стреляли по бегущим. Пули теперь свистели над головой Шарпа.

- Врассыпную! – скомандовал он, и стрелки, сломав строй, бросились к своему батальону.

- Едва не влипли, – бросил на бегу Харпер.

- Вы, чёрт вас побери, были совсем не там, где надо.

- И это было погано, – согласился Харпер и оглянулся, чтобы посмотреть, не отстал ли кто. – Перкинс! Какого чёрта ты там делаешь?

- Это же французский генерал! – отдуваясь, пропыхтел Перкинс, который притащил труп на вершину и теперь, стоя на коленях, обшаривал его карманы.

- Оставьте мертвеца в покое! – это Слингсби, уже не верхом, а на своих двоих, торопился к роте. - Построиться с девятой ротой и смотреть в оба! Я же сказал вам оставить это занятие! – он повысил голос, потому что Перкинс не обратил внимания на его распоряжение. – Запишите его имя, сержант Хакфилд!

- Обыщите труп, как следует, Перкинс, – промолвил Шарп. – Лейтенант! Следуйте за мной!

- Сэр? – в недоумении воззрился на Шарпа Слингсби, но отошёл в сторону, как было приказано.

Когда они удалились настолько, что рота уже не могла их слышать, Шарп повернулся к Слингсби, и позволил долго подавляемому гневу наконец вырваться наружу:

– Слушайте, вы, проклятый чёртов ублюдок! Вы почти потеряли роту! Потеряли их всех! Каждого долбаного солдата! И они это понимают. Так закройте свой поганый рот, пока не научились воевать, как следует.

- Вы хотите оскорбить меня, Шарп! – возмутился Слингсби.

- Вы совершенно правы!

- У вас не получится, – через силу выдавил Слингсби. – Меня не способен оскорбить такой тип, как вы.

Шарп криво ухмыльнулся:

- Такой, как я? Я скажу вам, мелкий хныкающий ублюдок, какой я тип. Я убийца. Я убиваю вот уже почти тридцать клятых лет. Хотите дуэль? Не возражаю. Сабли, пистолеты, ножи – всё сойдёт, чёрт возьми. Только скажите, когда и где. Но до того времени захлопните свой поганый рот и убирайтесь прочь, – он вернулся к Перкинсу, который успел за это время раздеть французского офицера почти догола. – Что нашли?

- Деньги, сэр, – Перкинс покосился на оскорблённо надувшегося Слингсби и снова глянул на Шарпа. – И ножны, сэр, – он показал ножны, обтянутые синим бархатом с маленькими золотыми вензелями «N».

- Скорее всего, медные, но кто его знает, – заметил Шарп. – Возьмите себе половину денег, а остальное поделите.

Все французы, кто не был мёртв или ранен, отступили. Тем не менее, вольтижёры, засевшие в скалах на отроге хребта, сдаваться не собирались, и их ряды пополнились некоторыми из тех, кто остался в живых из расстрелянных колонн; остальные же остановились на полпути вниз по склону и теперь только смотрели вверх, на недосягаемую вершину. В долину не спустился никто. Туман полностью рассеялся, дав возможность французским артиллеристам нацелить свои орудия, но снаряды рвались на пустом склоне среди разбросанных трупов. Роты британцев и португальцев среди взрывов спустились вниз и сформировали линию постов. Шарп, не дожидаясь приказа Лоуфорда или кого-нибудь ещё, со своими людьми направился к отрогу, где между камней засели французы и приказал:

- Стрелки! Не давайте им голову высунуть!

Пока стрелки развлекались тем, что палили по французам, которые не могли ответить им тем же, Шарп осмотрел склоны через подзорную трубу, выискивая среди мёртвых французов тело в зелёной куртке, но так и не нашёл капрала Додда.

Стрелки Шарпа продолжали время от времени постреливать. Он отослал красномундирных на несколько шагов назад, чтобы они не привлекали внимание французских «коллег», которые могли расположиться ниже по склону. Британские войска, сохраняя боевую готовность, также отступили за пределы видимости, чтобы не стать для пушкарей лягушатников лёгкой целью, но на склонах остались стрелки. Проигравшая сражение французская армия поняла намёк. Больше никто не пытался атаковать. Наконец, одно за другим французские орудия замолчали, и со склонов холма сдуло пелену дыма.

Тишина длилась недолго. Заговорили пушки, расположенные севернее: сначала всего одна или две, а потом уже целые батареи, и канонада загремела вновь. Началась новая атака французов.

Лейтенант Слингсби к роте не присоединился, а остался с батальоном. Шарпа это не волновало. Он прилёг на склоне, наблюдал за французами и ждал.

- Письмо сеньору Верзи, – инструктировал Феррагус Сару, расхаживая по кабинету у неё за спиной.

Половицы поскрипывали под его немалым весом. Стёкла в большом окне слегка дребезжали от отзвуков канонады. За окном в конце сбегающей под гору улицы виднелась река Мондего.

- Напомните сеньору Верзи, что он у меня в долгу, – приказал Феррагус.

Ручка зашуршала по бумаге. Когда её вызвали писать второе письмо, Сара обернула вокруг шеи шарф, чтобы ни полоски кожи не виднелось между линией волос и высоким вышитым воротником синего платья.

- Напишите, что он может вернуть долг и полностью освободиться от обязательств по отношению ко мне. Я хочу, чтобы на одном из его судов была выделена каюта для жены моего брата, детей, багажа и прислуги.

- Не так быстро, сеньор, – заметила Сара и проговорила вслух то, что она писала. – «…для жены своего брата, детей, багажа и прислуги».

- Я отсылаю семью и слуг в Лиссабон, – продолжил Феррагус. – И я прошу…Нет, я требую, чтобы сеньор Верзи предоставил им убежище на подходящем судне.

- «.. на подходящем судне», – повторила за ним Сара.

- Если французы достигнут Лиссабона, судно отвезёт их на Азорские острова и будет находиться там до тех пор, пока опасность не исчезнет. Прикажите ему ожидать супругу моего брата в течение трёх дней после того, как это письмо будет ему вручено, – он помолчал и добавил. – И напишите в конце, что я уверен: он будет относиться к семье моего брата столь же бережно, как если бы это была его собственная семья.

Он просто обязан быть бережным, если не хочет, чтобы его выпотрошили в грязном лиссабонском переулке. Он остановился и впился взглядом в хрупкую спину Сары, на которой сквозь тонкую синюю ткань платья проступала линия позвоночника. Феррагус знал, что она чувствует кожей его взгляд и ощущал силу её возмущения. Это развеселило его.

- Прочтите письмо вслух.

Пока Сара читала, Феррагус смотрел в окно. Он был уверен, что Верзи выполнит всё, как нужно, и, когда придут французы, семья майора Феррейра будет далеко и сможет избежать насилия и резни, без которых ни одна война не обходится. Когда же французы утвердятся в Португалии и уменьшат свои аппетиты, можно будет без опасения вернуть семью.

- Кажется, сеньор, вы уверены в победе французов, – сказала Сара, закончив читать.

- Этого я не знаю, но готовиться нужно ко всему, – заявил Феррагус. – Если они победят, то семья моего брата должна оказаться в безопасности; если нет, то услуги сеньора Верзи не понадобятся.

Сара стряхнула с бумаги песок и спросила:

- Как долго нам придётся пробыть на Азорских островах?

Феррагус усмехнулся. В его намерения не входило отправлять Сару на острова, но пока об этом говорить было излишне.

- Сколько будет необходимо.

- Может, французы и не придут сюда, – предположила Сара, прислушавшись к усилившейся канонаде.

- Французы захватили всю Европу, – заметил Феррагус, передавая ей печать. – Никто сейчас не воюет с ними, кроме нас. В Испанию пришло стотысячное подкрепление. Сколько у Наполеона солдат к югу от Пиренеев? Триста тысяч, или больше? Вы действительно полагаете, мисс Фрай, что нам под силу их разбить? Если мы победим сегодня, они вернутся, и их будет ещё больше.

Отвезти письмо он послал троих. Дорога до Лиссабона была достаточно безопасной, но в самом городе, как он слышал, начались беспорядки. Население, воображая, что британцы бросают их на произвол французов, вышло на улицы. Едва письмо было отправлено, двое его людей принесли весьма дурные вести: до их складов добрался проверяющий и теперь настаивал, чтобы все запасы были уничтожены.

Феррагус пристегнул на пояс нож в чехле, засунул в карман пистолет и вышел в город. На улицах толпилось множество людей, которые прислушивались к канонаде, словно по усилению или затиханию рокота могли судить о ходе сражения. Перед Феррагусом они расступались; мужчины стягивали шляпы, когда он походил мимо. Два священника, сгружающих церковную утварь на ручную тележку, увидев его, сделали крестное знамение. В ответ Феррагус показал им левой рукой «рожки дьявола» и сплюнул на булыжники мостовой.

- Год назад я дал этой церкви тридцать тысяч vintens, – пояснил, ухмыляясь, Феррагус своим людям. – Целое маленькое состояние. Священники – как бабы. Дай им – и они тебя ненавидят.

- Так не давайте, – сказал один из сопровождавших.

- Церкви даёшь, потому что это путь на небеса, – пояснил Феррагус. – У женщин берёшь. Это тоже путь к небесам.

Он свернул в узкий переулок и толкнул дверь, войдя в обширное полутёмное помещение склада, свет в которое проникал через запылённые окошки в крыше. На него, разбегаясь в стороны, зашипели кошки. На складе их было великое множество, чтобы защитить продукты от крыс. По ночам склад становился кровавым полем битвы, где крысы дрались с голодными кошками. Кошки всегда побеждали и защищали тонны сухарей, мешки пшеницы, ячменя и кукурузы, оловянные контейнеры, заполненные рисом, фляги оливкового масла, коробки соленой трески и бочки соленого мяса. Здесь хватило бы продуктов, чтобы накормить армию Массена на всём её пути до Лиссабона, и хватило бы бочек с табаком, чтобы они докашляли до самого Парижа. Феррагус наклонился и почесал шейку большой одноглазой кошке, покрытой шрамами в сотнях поединков с крысами, собаками и котами. Та оскалилась, но вытерпела это проявление нежности. Феррагус повернулся к проверяющему, на чьё служебное положение указывал зелёный пояс.

- Что за неприятности? – требовательно спросил Феррагус.

Проверяющий - feitor - был официальным лицом, назначенным правительством Хунты в каждом городе для обеспечения снабжения португальской армии. В Коимбре эту обязанность исполнял Рафаэль Пирес, который, едва завидев Феррагуса, сорвал шляпу и, казалось, собирался пасть перед ним на одно колено.

- Сеньор Пирес! – довольно вежливо приветствовал его Феррагус. – Ваша супруга и семья в порядке?

- Слава Богу, сеньор.

- Они все еще здесь? Вы не послали их на юг?

- Вчера они уехали. У меня сестра в Бемпосто.

Бемпосто располагался по пути к Лиссабону, но этот маленький городишко французы могли обойти стороной на пути к столице.

- Вам повезло. Им не придётся голодать на улицах Лиссабона. Так что привело вас сюда?

Пирес, волнуясь, стиснул свою шляпу.

- У меня приказ, сеньор.

- Приказ?

Пирес махнул шляпой в сторону сложенных в кучи мешков:

- Это всё нужно уничтожить, сеньор. Всё это.

- Кто это говорит?

- Капитан-майор.

- И вы подчиняетесь ему?

- Мне это приказано, сеньор.

Капитан-майор был военным комендантом Коимбры и окрестностей, отвечавшим за пополнение и обучение ополченцев, которые в случае наступления французов должны были оказать поддержку армии, а кроме того, следил за претворением в жизнь декретов правительства.

- И что же вы сделаете? Съедите всё это? – спросил Феррагус.

- Капитан-майор посылает сюда людей, – смущённо пробормотал Пирес.

- Сюда? – в голосе Феррагуса послышались опасные нотки.

- Они видели мои записи, сеньор, – вздохнул Пирес. – они знают, что вы покупали продукты. Как им не знать? Вы потратили много денег, сеньор. Мне приказано найти продукты.

- И?

- И уничтожить. – Пирес развёл руками, показывая, что он бессилен что-либо изменить. - Англичане настаивают.

- Англичане! Os ingleses por mar! – прорычал в бешенстве Феррагус, но заставил себя успокоиться, потому что не англичане были сейчас его головной болью, а проверяющий. – Говорите, капитан-майор забрал ваши записи?

- Точно так.

- Но где хранятся продукты, он не знает?

- Нет, только сколько и кому всё это принадлежит.

- Итак, ему известно моё имя и список моих складов?

- Не полный список, сеньор, – Пирес покосился на стеллажи с продуктами, удивляясь, зачем Феррагусу столько потребовалось. – Он просто знает, что вы храните продукты, и я должен пообещать их уничтожить.

- Так пообещайте, – беззаботно посоветовал Феррагус.

- Он пошлёт людей, чтобы удостовериться. Я должен показать им.

- Скажите, что вы не знаете, где склады.

- Я должен найти их за день, сеньор, отыскать каждый склад в городе! – беспомощно развёл руками Пирес. – Я пришёл, чтобы предупредить вас.

- Я плачу вам, Пирес, чтобы вы не забрали мои продукты по грабительским ценам на прокорм армии. А теперь вы приведёте людей, чтобы все это уничтожить?

- Может быть, вы перевезёте всё это? – предложил Пирес.

- Перевезёте? – заорал Феррагус. – Как, ради всего святого, я это сделаю? Мне понадобится сто человек и двадцать фургонов!

Пирес только вздохнул. Феррагус вперил в него тяжёлый взгляд.

- Вы пришли, чтобы предупредить меня, что донесёте на меня солдатам, – глухо сказал он. – И вы хотите, чтобы я не держал на вас зла?

- Они настаивают, сеньор, они настаивают! – умоляюще забормотал Пирес. – И если не наши войска, то британцы…

- Os ingleses por mar! – рявкнул Феррагус и ударил кулаком в лицо проверяющему.

Быстрый и невероятно сильный удар отбросил Пиреса назад, из ноздрей сломанного носа потекла кровь. Другой рукой Феррагус дал ему под дых. Повреждённая рука отозвалась острой болью, но Феррагус стерпел её, потому что так было нужно. Если не сможешь терпеть боль, не сможешь драться. Прислонив Пиреса к складской стене, он принялся систематически наносить ему короткие, но очень сильные – словно молотами - удары обоими руками. Кулаки ломали рёбра и скулы; кровь брызгала на рукава, но Феррагус не думал об этом, как и о боли в руке. Ему нравилось это делать, и он удвоил усилия. Громкие визги несчастного стихли, на губах запузырилась розовая пена, потому что кулаки вмяли сломанные рёбра в лёгкие. Чтобы убить человека голыми руками, не задушив, а просто искорёжив его, нужна чудовищная сила.

Пирес больше был не похож на человека. Его тело представляло собой сплошной вспухший кровавый синяк, а лицо - сплошную кровавую маску, глаза закрылись, нос сломан, зубы выбиты, губы рассечены, грудь проломлена, живот измочален, но он всё ещё был жив и даже держался на ногах, прислонясь к стене. Ничего перед собой не видя, он повернул лицо к своему мучителю, и кулак, ударивший его в челюсть, сломал кость с громким хрустом. Пирес зашатался, застонал и, наконец, упал.

- Поднимите его, – приказал Феррагус, снимая сюртук и рубашку.

Двое подручных подхватили Пиреса под руки и придали ему вертикальное положение, и Феррагус приступил к завершающему этапу. Короткими, точными, сильными ударами он бил несчастного сначала в живот, потом в грудь. Голова Пиреса моталась, из окровавленного рта на грудь Феррагуса брызгала кровавая слюна. От удара в голову проверяющий рухнул набок, как кукла-марионетка, у которой перерезали верёвочки. В его горле клокотала кровь. Феррагус пнул его ещё раз и отстранился.

- Распороть ему живот и бросить в подвал.

- Распороть живот? – переспросил один из подручных, решив, что ослышался.

- Пусть работу закончат крысы, – заявил Феррагус. – И чем скорее они им займутся, тем скорее он сдохнет.

Тряпкой, которую подал ему Мигуэль, он вытер кровь с груди и рук, покрытых татуировками. Якоря с цепями обвивали его предплечья, на груди красовались три русалки, а вокруг плеч – змеи. На спине у него был изображён военный корабль с вздымавшимися вверх мачтами и надутыми парусами, и с британским флагом на корме. Он надел рубашку и сюртук, наблюдая, как тело тащат в заднюю часть склада, где был лаз в подвал. В его тьме уже гнил выпотрошенный труп человека, который пытался конфисковать запасы Феррагуса в пользу властей. Теперь к нему присоединится ещё один неудачник.

Феррагус запер склад. Если французы не придут, он продаст всё его содержимое законно и получит прибыль. А если французы придут, выгоды будет гораздо больше. Следующие несколько часов решат исход дела. Он перекрестился и пошёл в таверну. Ему всегда хотелось выпить после убийства.

Никто не прибыл из батальона, чтобы передать Шарпу какие-нибудь распоряжения, и это было ему только на руку. Он контролировал скалистый отрог, где, по его прикидкам, около сотни французских пехотинцев не смели поднять голов из-за меткого огня его стрелков. Жаль, что у него было немного людей, а то он выкурил бы вольтижёров из их норы, потому что захваченная ими позиция могла бы послужить для французов приглашением ещё раз попытаться захватить высоту, атакуя силами нескольких батальонов вдоль отрога. Это было вполне вероятное развитие событий в то время, когда французы атаковали северную дорогу. Шарп слегка прошёлся вдоль отрога, присел и достал свою подзорную трубу. Обнадёженные его маневрами французы начали палить по нему, но Шарп не обращал внимания, потому что расстояние для прицельного выстрела из мушкета было далековато. Он наблюдал за тем, как по петляющей по склону северной дороги поднимаются две большие французские колонны – они была уже на полпути к вершине – и несколько позади, следовала ещё одна, меньшая колонна. На фоне освещённых солнцем склонов колонны выглядели огромными тёмными пятнами. Британских и португальских войск не было видно, кроме группы всадников возле возвышающейся у самой вершины каменной ветряной мельницы. Привычные глазу вращающиеся лопасти демонтировали, как и любые другие механизмы в Центральной Португалии, перед французским наступлением. С гребня холма ударили британские и португальские пушки, застилая всё вокруг грязно-белым пороховым дымом.

- Сэр! Мистер Шарп! Сэр! – позвал его Патрик Харпер.

Шарп сложил трубу и вернулся к роте узнать, что случилось. Две роты cazadores в коричневых мундирах направлялись к отрогу, и Шарп предположил, что им приказали выбить оттуда вольтижёров. Чтобы поддержать их, на новые позиции передвигали две девятифунтовые пушки, но вряд ли они могли бы серьёзно повлиять на исход поединка. Сazadores, как считалось, по боевым качествам не уступали вольтижёрам, но у французов было укрытие, и если они решат держать позицию, бой выйдет весьма неприятный.

- Не хотелось, чтобы вы оказались на пути этих пушечек, когда они начнут палить, – пояснил Харпер, указывая на девятифунтовики.

- Очень мило с вашей стороны, Пат.

- Если вы умрёте, сэр, командовать будет Слингсби, – серьёзно заметил Харпер.

- Вам этого не хотелось бы? – спросил Шарп.

- Я из Донегола, сэр, и вынесу все невзгоды, ниспосланные мне Господом.

- Он ниспослал вам меня, Пат.

- Пути Господни неисповедимы, – вставил Харрис.

Сazadores остановились в полусотне шагов позади Шарпа. Не обращая на них внимания, он ещё раз спросил стрелков, кто видел Додда. Мистер Илифф, который только сейчас услышал, что Додда разыскивают, волнуясь, сказал:

- Он убежал, сэр.

- Когда?

- Когда нас почти отрезали, сэр. Он убежал вниз по склону; зигзагом, как заяц.

Так думал и Картер, который работал с Доддом в паре. Их едва не окружили вольтижёры, и Додд выбрал более лёгкий путь под гору. Картеру повезло добраться до своих, как он утверждал, благодаря тому, что пуля, попавшая в ранец, придала ему скорости. Шарп надеялся, что позже Додд вернется. Он был деревенским парнем, следопытом, значит, сумеет скрыться от французов и найдёт безопасную дорогу на вершину где-нибудь южнее. В любом случае, Шарп ничего не мог для него сделать.

- Так мы собираемся помочь португальским парням? – спросил Харпер.

- Не в этой жизни, чёрт её подери, – ответил Шарп. – Если, конечно, они не пришлют целый батальон.

- Он хочет поговорить с вами. – Харпер показал на худого португальского офицера в коричневом мундире с чёрной отделкой и чёрным пером на высоком кивере, который направлялся к роте стрелков. Шарп заметил, что он вооружён, как и он сам, тяжёлым палашом и винтовкой. То, что кто-то его копирует, было не слишком приятно, но тут офицер снял свой кивер и широко улыбнулся.

- Святый Боже! – пробормотал Шарп.

- Ну, это уж точно не я, – Джордж Висенте, с которым Шарп расстался в пустынных горах к северо-востоку от Опорто, протянул ему руку для приветствия. – Мистер Шарп!

- Джордж!

- Теперь капитан Висенте, – он пожал Шарпу руку и, к его огромному смущению, расцеловал в обе щёки. – А вы, Ричард, надеюсь, уже майор?

- Проклятье, нет, Джордж. Таких, как я, не продвигают. Это может испортить репутацию армии. Как жизнь?

- Я, можно сказать, процветаю. А как вы? – Висенте с тревогой смотрел на покрытое синяками лицо Шарпа. – Вы ранены?

- Поскользнулся и упал.

- Вам надо быть осторожнее, – назидательно изрёк Висенте и улыбнулся. – Сержант Харпер! Рад вас видеть!

- Никаких поцелуев, сэр! Я - ирландец.

Висенте приветствовал тех, с кем познакомился во время их дерзкого преследования армии Сульта к северной границе, и вновь обратился к Шарпу:

- Мне приказали выбить французов, засевших среди камней.

- Идея хорошая, но вас маловато.

- Два португальца равны одному французу, – весьма легкомысленно заявил Висенте. – И вы могли бы оказать нам честь и помочь.

- Вот чёрт! – Шарп перевёл разговор на другую тему. – Для чего вы таскаете с собой винтовку?

- Подражаю вам, – чистосердечно признался Висенте. – И, кроме того, я теперь капитан стрелковой роты. У нас у всех не мушкеты, а винтовки. Я перешёл в батальоны cazadores из 18-ого полка, когда их начали формировать. Так мы атакуем?

- О чём вы только думаете? – в сердцах воскликнул Шарп.

Висенте неуверенно улыбнулся. Он воевал меньше двух лет, а до этого работал адвокатом. Когда Шарп встретился с ним, молодой португалец был сторонником войны по неким надуманным правилам. Изменил он свои убеждения или нет, но Шарп знал, что у Висенте есть задатки настоящего солдата: храбрость, решительность, сообразительность, - и теперь он с волнением ждал возможности продемонстрировать Шарпу, который стал его первым наставником в военном деле, чему смог научиться. Покосившись на Шарпа, он приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить от солнца глаза, и всмотрелся в нагромождение камней, где спрятались французы.

- Они не будут удерживать эту позицию, – предположил Висенте.

- Они вполне способны это сделать. Их там, ублюдков, по меньшей мере, сто. А сколько нас? Сто тридцать? Если бы это было мое дело, Джордж, я послал бы целый батальон.

- Мне приказал мой полковник.

- А он знает, что делает?

- Он англичанин, – сухо пояснил Висенте.

За прошедшие восемнадцать месяцев португальская армия была реорганизована, и многие британские офицеры добровольно вызвались перейти в её ряды, ожидая быстрого продвижения по службе и наград.

- И всё же я послал бы больше людей, – стоял на своём Шарп.

Ответить Висенте не успел, потому что услышал топот конских копыт и громкий повелительный окрик:

- Не слоняйтесь без толку, Висенте! Лягушатников надо перестрелять! Давайте, капитан, давайте! А вы кто, дьявол вас побери?

Последний вопрос был обращён к Шарпу. Всадник, который его задал, с трудом осадил своего мерина, едва не затоптав обоих офицеров. Судя по речи, это был англичанин, но в португальском коричневом мундире и чёрной треуголке с золотыми кисточками, одна из которых моталась перед раскрасневшимся блестевшим от пота лицом.

- Шарп, сэр, - отрекомендовался Шарп, стараясь не обращать внимания на грубый тон вопроса.

- 95-ый?

- Южный Эссекский, сэр.

- Та чёртова куча дурней, что пару лет назад потеряла знамя?

- Мы взяли взамен другое в Талавере, – резко ответил Шарп.

- И что с того? – всадника это совсем не впечатлило.

Он вытащил маленькую подзорную трубу и воззрился в сторону нагромождения камней, среди которых засели французы, не обращая внимания на пули, которые едва долетали сюда на излёте.

- Позвольте мне представить вам полковника Роджерс-Джонса, – вежливо вмешался Висенте. – Это мой непосредственный начальник.

- Да, Висенте, тот самый, который приказал вам зарыть в землю мерзавцев – лягушатников, – заявил Роджерс-Джонс. – Я ведь не приказывал вам стоять и чесать языком, не так ли?

- Я обратился за советом к капитану Шарпу. – ответил Висенте.

- А он может что-то посоветовать? – скептически осведомился полковник.

- Он захватил французского Орла, – напомнил Висенте.

- Стоя столбом и болтая он этого не сделал бы, – сказал Роджерс-Джонс и сложил подзорную трубу. – Я дам приказ стрелкам открыть огонь, и вы пойдёте в атаку. Вы поможете ему, Шарп. – добавил он небрежно. – Выбьете их, Висенте и останетесь там, чтобы ублюдки не надумали вернуться.

Он развернул лошадь и ускакал.

- Господни слёзы! – выругался Шарп. – Он хоть знает, сколько их там?

- У меня приказ, – с мрачной безысходностью заявил Висенте.

Шарп снял с плеча винтовку и начал заряжать.

- Хотите совет?

- Конечно.

- Поставьте стрелков в центр, в рассеянной цепи, – продолжил Шарп. – Они будут вести беглый быстрый огонь, не целясь, только чтобы не давать мерзавцам головы поднять. Остальные наши парни пойдут линией в штыковую. Прямая атака силами трёх рот, Джордж, и я надеюсь, что ваш ублюдочный полковник останется доволен.

- Наши парни? – уточнил Висенте.

- Не помирать же вам в одиночестве, Джордж, – ответил Шарп. – А то без меня не найдёте райских врат.

Он посмотрел на север, где пороховой дым затянул деревню, расположенную чуть ниже гребня хребта, до которой как раз добрались французские колонны. Первая из девятифунтовых пушек как раз выстрелила; снаряд оглушительно взорвался, рассеивая осколки вокруг нагромождения скал.

- Давайте сделаем это, – сказал Шарп.

Это было глупо, но такова война. Он поднял винтовку и приказал своим людям двигаться вперёд. Пришло время драться.

Глава 5

Деревенька под названием Сула, прилепившаяся на склоне хребта недалеко от того места, где северная дорога переваливала через гребень хребта, была крошечной и ничем не примечательной: тесные домишки да громадные навозные кучи. Долгое время там даже не было церкви, и в случае необходимости умирающему для соборования либо вызывали священника из деревни Моура, раскинувшейся у подножия хребта, либо монаха из монастыря. Помощь приходила обычно слишком поздно, и мёртвецы с их неотпущенными грехами навеки уходили во тьму, поэтому местные жители утверждали, что в их деревушке полно привидений.

В четверг, 27-ого сентября 1810 года деревню и её окрестности наводнили стрелки: первый батальон 95-го стрелкового полка и 3-й полк сazadores, многие из бойцов которого также имели на вооружении винтовки Бейкера. Более чем тысяча стрелков в зелёных и коричневых мундирах открыли огонь по двум наступающим французским колоннам, в которых стрелков было не меньше, но у французов были мушкеты против винтовок. Вольтижёры, идущие впереди колонн, первыми нашли смерть в окружённых низкими каменными стенами овечьих загонах и на террасах виноградников на подступах к деревне. Непрерывно трещали мушкетные и винтовочные выстрелы – словно сухой хворост горел. Грохоту добавлял оглушительный аккомпанемент артиллерии, стреляющей снарядами и шрапнелью поверх голов британских и португальских стрелков по карабкающимся по склонам вслед за вольтижерами колонам.

Французским офицерам, которые шли с колонной, когда они смотрели на вершину, казалось, что против них – только стрелки и артиллерия. Артиллерийские батареи расположились на террасе за деревней, почти на самой вершине. Неподалёку от орудий, около белёной ветряной мельницы за ходом сражения наблюдала группа всадников. Пушечные ядра пронзали насквозь тесные ряды, над шеренгами взрывались снаряды, но двум батареям было не под силу остановить большие колонны. Всадники вообще не представляли никакой угрозы: когда пороховой дым слегка рассеивался, становилось видно, что их четверо или пятеро, все в треуголках, значит – не кавалеристы. Французы были уверены в победе, потому что не видели перед собой шеренг проклятых красномундирников, готовых разразиться убийственными залпами. Барабанщики выбивали pas de charge, пехота выкрикивала: «Vive l'Empereur!» Одна из колон была вынуждена разделиться надвое, чтобы обогнуть скальный выступ, потом соединилась. В этот миг в передних шеренгах взорвались два снаряда. С десяток французов упали, пыльная дорога окрасилась кровью, и сержанты принялись стаскивать убитых и раненых в сторону, чтобы задним шеренгам можно было свободно двигаться. Перестрелка усилилась, потому что вольтижёры, наконец, приблизились к стрелкам на расстояние мушкетного выстрела. Над полем боя стоял непрерывный треск выстрелов и стелился пороховой дым. «Vive l'Empereur!» - закричали французы, когда в первых шеренгах стали падать их товарищи, сражённые меткими выстрелами. Пуля оторвала Орлу кончик крыла. В первой шеренге, задыхаясь от боли, наземь рухнул офицер и был затоптан идущими следом рядами. Не устоявшие перед винтовками вольтижёры отступили к колоннам, и маршал Ней, который командовал атакой, приказал ротам развернуться в стрелковую шеренгу, чтобы выбить со склона стрелков и cazadores.

Барабанщики продолжали бешено колотить в бараны. В воздухе разорвался снаряд, щедро рассыпав мушкетные пули над правой колонной. На мгновение барабаны стихли, потому что более десятка мальчишек-барабанщиков погибли, а идущих следом солдат забрызгало их кровью.

- Сомкнуть ряды! – закричал сержант.

Позади него взорвался снаряд, сорвав с головы кивер вместе с доброй половиной мозгов. Кивер взмыл в воздух и тяжело шмякнулся на дорогу. Мальчишка-барабанщик, обе ноги которого были перебиты, а живот распорот осколками, сидел на обочине и продолжал отбивать ритм для проходящих мимо него рядов. Солдаты на удачу гладили его по голове и шли дальше, оставляя мальчишку умирать среди виноградников.

Перед колоннами наступали свежие роты французских стрелков, которых офицеры торопили быстрее сойтись с противником на расстояние мушкетного выстрела и смести ненавистных «зелёных курток» своим огнём. Винтовка Бейкера была убийственным оружием, но требовала неспешности в обращении. Чтобы сделать точный выстрел, стрелок обёртывал каждую пулю в кусочек промасленной кожи, потом забивал её в ствол шомполом, а это было нелегко из-за нарезки. Можно было сэкономить время, если не использовать кожаный пыж, но тогда у пули не было надёжного сцепления с семью желобками нарезки внутри ствола, и винтовка становилась немногим точнее мушкета. Получившие подкрепление вольтижёры своим огнём начали подавлять «зелёных курток» и cazadores, несмотря на то, что к ним присоединился весь 1-й батальон португальских стрелков. Французы ответили ещё тремя ротами в синих мундирах, которые следовали впереди колонн и прорвались через виноградники на овеянную пороховым дымом вершину. Их мушкеты добавили дыма, их пули отбросили солдат в коричневых и зелёных мундирах.

Хрипя пробитыми лёгкими, стрелок попытался укрыться за шпалерой, увитой виноградными лозами, но вольтижёр нанизал раненого на штык и, дождавшись, пока тот не перестал дёргаться, принялся шарить по карманам в поисках денег. Сержант оторвал его от этого занятия, крича: «Сначала перебейте их всех! Вперёд, к вершине!». Ураганный огонь французской пехоты подавил сопротивление, cazadores и стрелки укрылись в деревне за низкими каменными оградами и стенами домов, стреляя через окна. С крыш дождём сыпались осколки черепицы, разбитой пулями и осколками французских снарядов, прилетевших из расположенных в долине батарей. Вольтижёры быстро наступали, криками указывая друг другу цели.

- Sauterelle! Sauterelle! – орал сержант, заметивший стрелка 95-ого полка.

По-французски это значило «кузнечик» - такое прозвище лягушатники дали убийцам в зелёных куртках, которые прятались в листве, стреляли, перемещались, перезаряжали, стреляли – и вновь меняли позицию. Дюжина мушкетов выстрелила вслед стрелку, но он скрылся в переулке, а за его спиной с крыш посыпался град черепичных осколков. Вольтижёры были уже на восточной окраине деревни; некоторые добрались до первых домов и стреляли в мечущиеся среди порохового дыма тени. У околицы поперек дороги соорудили импровизированную баррикаду из телег, и французы бросились её растаскивать. Из-за баррикады огрызнулись дымом и пламенем винтовки; трое французов рухнули наземь, остальные добежали до препятствия и открыли огонь по «зелёным курткам». В воздухе рванул снаряд, круша плитки и угробив двух французов, но одну из телег удалось оттащить, и наступающие потоком хлынули в образовавшийся промежуток. Винтовки и мушкеты били по ним из окон и дверей. Всё больше вольтижёров перелезало через стены, бежало по улицам и по навозным кучам. Среди зданий рвались британские, португальские и французские снаряды, круша стены, наполняя узкие переулки дымом и визжащими осколками металла и битой черепицы. Вольтижёры превосходили численностью стрелков и cazadores, винтовки которых в ближнем бою потеряли преимущество точного выстрела на дальней дистанции. Солдаты в синих мундирах наступали, продвигаясь группа за группой, зачищая от противника дома и сады. С дороги растащили телеги, чтобы открыть путь для колонны, которой до деревни оставалось рукой подать. Вольтижёры охотились на последних уцелевших cazadores и стрелков верхней части деревни. Один из португальских стрелков, окружённый в переулке, сбил с ног прикладом мушкета двух французов, но третий вогнал штык ему в живот. Жителей в деревне не было, и вольтижёры принялись грабить дома, выискивая в том барахле, которое было забыто в спешке перед отъездом всё, что представляло хоть малейшую ценность. Двое подрались из-за ведра, цена которому была не больше су, и обоих застрелил через окно португалец-cazadores.

Колонны вошли в деревню. Снаряды взрывались среди рядов, но они упорно смыкались, барабанщики работали своими палочками, прерываясь лишь для того, чтобы рёв «Vive l'Empereur» дал знать маршалу Массена, который из долины, от места расположения французских батарей, наблюдал за ходом сражения, что атака продолжается успешно.

Ветряная мельница стояла почти у самой вершины, примерно в трёхстах-четырёхстах ярдах от деревни. Вольтижёры выбили с западной окраины Сулы последних стрелков, и они выбежали на открытое пространство между деревенькой и мельницей. Одна колонна обогнула деревню, валя заборы и перелезая через каменные стены; вторая шла прямо через центр Сулы. Несколько домов загорелись от артобстрела. Снаряд взорвался прямо на главной улице, разбрасывая в стороны пехоту в вихре дыма, огня и пламени и забрызгивая белёные стены домов кровью.

- Сомкнуться! – кричали сержанты.

Грохот барабанов отзывался эхом в закоулках между залитых кровью и закопчённых дымом стен. На вершине уже было слышно громовое: «Vive l'Empereur!» Туча вольтижёров почти достигла её, пронизывая всё пространство перед собой огнём, по плотности равным залпу. Британские и португальские стрелки укрылись в расположенной севернее небольшой рощице, короновавшей вершину. Перед французами оставалась только группа всадников у мельницы, о камни которой уже загремели пули. Дым расположенной рядом батареи скрывал всадников, среди которых выделялся маленький, хмурый черноволосый офицер со смуглым лицом, который сидел в слишком большом для него седле, да и лошадь под этим седлом, казалось, была для него великовата. Он смотрел на французов с таким возмущением, будто его оскорбляло само их присутствие на этой вершине, и не замечал посвистывающих рядом пуль. Адъютант, взволнованный интенсивностью вражеского обстрела, хотел было предложить отъехать хоть на несколько шагов назад, но промолчал. Подобный совет Чёрным Бобом Кроуфордом, командующим дивизионом лёгкой пехоты, был бы воспринят как постыдная слабость.

Колонны вышли на открытое пространство между мельницей и деревней. По вольтижёрам ударила картечь, словно с запада внезапно налетела буря, принесла с собой ливень с градом и прибила траву. Каждый взрыв уносил множество жизней, и офицеры вольтижеров скомандовали отступить к колоннам. Они свою работу сделали: выбили британских и португальских стрелков. Победа уже ждала их на вершине хребта, она была близка и очевидна, и между французами и ней оставались две артиллерийские батареи и кучка всадников.

Но так французам всего лишь казалось, потому что вдоль дороги, тянущейся вдоль вершины хребта, невидимые снизу, лежали – чтобы укрыться от французской артиллерии – два батальона лёгкой пехоты, 43-й из Монмоутшира и 52-й из Оксфордшира. Они по праву считали себя лучшими из лучших, потому что их учил быть твёрдыми, как кремень тот хмурый коротышка с чёрной щетиной на подбородке, который сейчас наблюдал за наступлением французов около мельницы. Артиллериста отбросило от дула девятифунтовой пушки мушкетной пулей, пронзившей рёбра. Сержант оттащил его, харкающего кровью, из-под колёс пушки и заткнул в ствол мешок с картечью.

- Огонь! – крикнул капитан артиллеристов.

Огромное орудие выстрелило и рванулось назад по пропаханной колёсами колее, извергнув тучу дыма, в которой, вырвавшись на волю, понесся в ряды французов заряд картечи - мушкетных пуль.

- Сомкнуться! – орали французские сержанты.

Раненые, оставляя на земле кровавый след, ползли назад, к деревне, где каменные стены могли защитить их от распарывающих разрывов картечи. Но чтобы прикончить колонны, картечи было недостаточно: слишком уж они велики.

Внешние ряды впитывали смертельный свинец, оставляя на земле мёртвых и умирающих, но те, кто шли следом, переступали через трупы. Укрывшиеся от выстрелов красномундирники слышали приближающийся грохот барабанов, крики французов и свист пуль над головами. Это значило, что Черный Боб подпустил врага близко, очень близко, и впереди их ждёт не обмен залпами на дистанции выстрела из мушкета, а внезапная, ошеломляющая резня. Артиллеристы одной из батарей, попав под ураганный огонь передней шеренги левой колонны, бросили пушки и побежали. Артиллерийская канонада стихла: одна батарея досталась противнику, другая в этот момент перезаряжала, - и хотя, разумеется, барабаны грохотали, и синемундирные французы выкрикивали свой клич, на поле боя наступило странное затишье.

Французы, которых рвали на куски пушечными ядрами и бесчеловечными залпами картечи, громко завопили и полезли через каменные заграждения, чтобы коснуться раскалённых стволов пушек и убедиться, что батарея досталась им. Офицеры отгоняли их, потому что сейчас нужно было только одно: достигнуть вершины и завоевать Португалию. Маршал Массена, ожидающий исходя боя в долине, размышлял, сочтёт ли Генриетта монастырские кровати достаточно удобными, и будут ли его называть принцем Португальским, и найдёт ли его повар что-нибудь приемлемое на ужин среди брошенного британцами провианта. Вполне своевременные проблемы, если учесть, что его армия в шаге от победы.

В этот момент Черный Боб набрал в лёгкие воздуха…

- Вперёд! – приказал Шарп, собрав стрелков, британцев и португальцев, прямо по центру, чтобы они могли затопить точным огнём вольтижёров, засевших среди скал. – Быстрее!

Став на колени, он выстрелил, но дым, застилающий всё вокруг, не давал рассмотреть, попал ли.

- Вперёд! Вперёд!

Если уж нужна эта проклятая атака, она должна быть быстрой. Стрелки, как спущенные с поводка охотничьи псы, пошли вперед, за ними в две шеренги красномундирники и остальные португальцы. Присланные для подкрепления пушки стреляли: одна – картечью, сыплющей о камни железным градом, другая – снарядами с фитилями настолько короткими, чтобы они взрывались прямо в воздухе. Там, среди скал, где засели лягушатники, был настоящий ад: пули, картечь и осколки снарядов, - но они упорно держались на захваченной позиции.

Винтовку пришлось бросить – не было времени перезарядить, а нужно действовать быстро, и, в ожидании рукопашной, Шарп обнажил палаш. Какого черта эти ублюдки не бежали?

- Вперёд! – крикнул он, и мимо щеки, обжигая её потоком горячего воздуха, свистнула пуля.

По витавшему над камнями пороховому дыму можно было судить, что вольтижёры вели ответный огонь, но для хорошего выстрела из мушкета дистанция была великовата. Винтовочные выстрелы звучали громче и чаще мушкетных.

- Вперёд! – снова закричал он, видя, что шеренга из трёх рот под командованием Висенте почти поравнялась со стрелками.

Стрелки, сделав перебежку, стали на колени, прицелились и выстрелили. Пуля прошила вереск слева от Шарпа, прямо у земли, что выдавало манеру опытного бойца. До занятой французами позиции оставалась сотня шагов. От страха пересохло во рту: враг в укрытии, а его люди в чистом поле. Пуля вновь пролетела так близко, что в лицо пахнуло горячим ветерком. Португальский стрелок рухнул, зажимая правое бедро и уронив в заросли вереска винтовку.

- Оставьте его! – крикнул Шарп тем, кто бросился помогать раненому. - Продолжайте стрелять! Вперёд!

С севера, где продолжалась атака, доносился сплошной грохот артиллерийских батарей, винтовочных и мушкетных выстрелов. Им вторили пушки, поддерживающие их атаку. Снаряд взорвался у самых камней, осколки застучали градом. Француз, прятавшийся среди скал, медленно привстал, его синий мундир на глазах пропитывался кровью – и рухнул, как срубленный.

- Стрелять точно! – заорал Шарп стрелкам.

В суматохе боя легко забыться и потратить пули впустую, а они теперь так близко, что видно засевших между скал лягушатников. Хэгмэн выстрелил, взял заряженную Перкинсом винтовку и выстрелил снова. Мушкеты между камней отплёвывались дымом. Господи, какие упрямцы! Стрелки приблизились ещё на десять шагов, стали на колени, выстрелили и перезарядили. Ещё один португалец ранен, на сей раз в плечо, упал и покатился по склону вдоль отрога. Пуля пробила кивер Шарпа, и он свалился с головы и повис на шее на шнурке. Харпер выстрелил из винтовки и сорвал с плеча семистволку, готовясь по первому приказу ринуться в рукопашную. Шарп обернулся и увидел, что Висенте практически наступает ему на пятки.

- Разрешите дать один залп, – промолвил португалец.

- Стрелки! – прокричал Шарп. – Лечь!

Стрелки попадали наземь, а сам он отступил назад, к португальской шеренге. Висенте остановил своих людей:

- Приготовиться!

Приказы, в качестве уступки британским офицерам-союзникам, в португальской армии отдавались на английском.

- Огонь! – скомандовал Висенте.

Громыхнул залп, окутывая всё вокруг дымом, одновременно выстрелили обе пушки, и над позициями французов пролился адский ливень пуль, осколков и крови.

- Зарядить! – выкрикнул Шарп и ринулся вперёд.

Слева бежал прапорщик Илифф с обнажённой сабелькой. Идя в атаку, португальцы закричали что-то непонятное, но явно исполненное ненависти к врагу. Для неё как раз настало время, для ненависти, ярости, насилия и гнева. Скалы впереди изрыгнули облака порохового дыма – это французы начали стрелять в ответ. Позади Шарпа кто-то вскрикнул. Шарп оглянулся и увидел рядом неуклюже бегущего Харпера. Они были уже в десяти шагах от скал, когда прямо перед ними встали, целясь из мушкетов, несколько французов во главе с офицером.

Залповое ружьё Харпера болталось где-то на уровне бедра, но он инстинктивно спустил курок, и семь пуль проделали прореху в центре короткой шеренги противника. Офицера отбросило назад, а остальные, более напуганные грохотом, который издала семистволка, чем, собственно, пулями, кинулись бежать. Один или двое успели выстрелить, но Шарпа, успевшего уже вскочить на камни, ни одна пуля не задела. Вольтижёры убегали, спускаясь по крутым склонам отрога. Офицер, раненый выстрелом Харпера, выкрикивал приказы, пытаясь остановить их и повернуть их лицом к врагу. Шарп заставил его замолчать, оглушив ударом тупой стороной палаша. Португальцы, стрелки и красномундирники карабкались за ним по камням, отчаянно пытаясь окружить французов и не дать им уйти. Нерасторопных взяли в штыки. И нападавшие, и убегавшие вопили. Сержант, видя, что скрыться не удастся, развернулся к врагу лицом и сделал выпад штыком в сторону Харпера. Ирландец отбил его семистволкой и нанёс ему кулаком такой удар в челюсть, что француз рухнул, словно сражённый девятифунтовым ядром. Для верности Харпер ещё приложил его прикладом в лоб.

Несколько французов не решились спускаться по крутому восточному склону и оказались в ловушке.

- Сложите оружие! – прокричал им Шарп, но по-английски они не понимали и ощетинились штыками.

Шарп отбил нацеленный в его сторону ствол мушкета с тяжёлым штыком и ткнул остриём палаша в живот противника, крутанул, чтобы клинок не застрял в теле, вырвал. Кровь хлынула на камни, он поскользнулся, услышав над ухом мушкетный выстрел, ударил другого француза. Рядом Висенте срубил своим палашом капрала. Шарп вспрыгнул на камень, увидел француза на самом краю отрога, ткнул клинком его в спину – и несчастный словно нырнул с утёса. Через секунду далеко снизу послышался глухой удар, словно мешок с мусором сбросили с крыши на каменную мостовую.

Наступила благословенная тишина, нарушаемая сотрясающей окрестности артиллерийской канонадой на севере. Французы убегали вниз по склону, подстёгиваемые выстрелами из винтовок, и португальцы из отряда Висенте победно завопили.

- Сержант Харпер! – позвал Шарп.

- Сэр?- отозвался Харпер, не прерывая своего занятия (он споро шарил по карманам мёртвого француза).

- Доложите о потерях.

Французский снаряд, не причинив никому вреда, взорвался где-то ниже по склону. Шарп вытер лезвие о синий мундир, вложил в ножны. Внезапно навалилась сильнейшая усталость. Он сел на камень, съел припасённую к обеду колбасу, попытался привести в порядок свой пробитый пулей кивер, но бросил это занятие и надел его, как есть. Удивительно, но несколько минут назад, во время атаки он и не вспоминал о своих помятых рёбрах, а теперь боль вернулась. У самых его ног лежал мёртвый вольтижёр с коротенькой сабелькой, от которых французские стрелки вроде бы давно отказались, потому что ими можно было разве что рожь жать. На теле не было видно ран, словно француз умер какой-то совершенно мирной, ненасильственной смертью. Решив, что негодяй притворяется, Шарп ткнул его носком ботинка, но тот не отреагировал. По глазу вольтижёра поползла муха, и Шарп решил, что он точно умер.

Через камни к нему пробрался Харпер.

- Мистер Илифф, сэр…

- Что с ним?

- Убит, сэр, – доложил Харпер. – А на остальных ни царапины.

- Илифф убит? - Шарп почему-то не ощущал полагающегося в этом случае сожаления.

- Он ничего не почувствовал, сэр. – Харпер ткнул себя пальцем в лоб, показывая, куда угодила пуля. - Наповал.

Шарп выругался. Ему не нравился Илифф, но в бою мальчишка вёл себя храбро. Перед боем он трусил, трусил настолько, что его выворачивало, но лишь только над головой засвистели пули, он забыл свой страх, и это было замечательно. Шарп подошёл к убитому, снял кивер. На лице прапорщика Илиффа застыло странно удивлённое выражение.

- Из него вышел бы хороший солдат, – сказал Шарп, и его солдаты закивали, соглашаясь.

Сержант Рид и ещё четверо солдат понесли тело прапорщика к батальону. Лоуфорда это не порадует. И почему только эта пуля не попала в Слингсби? Вот бы вольтижёры сделали доброе дело… И какого чёрта он сам выстрелил мимо? Шарп устал так, словно дрался день напролёт, но, глянув на ещё низко стоящее на небе солнце, он сообразил, что всё ещё было утро. В Англии кое-кто ещё и позавтракать не успел. «Всё же жаль Илиффа», - подумал Шарп, отхлебнул воды из фляги и принялся ждать, вслушиваясь в канонаду.

- Начали! – крикнул генерал Кроуфорд, и два батальона встали, появившись перед французами, словно выросли из-под земли. – Десять шагов вперёд!

Солдаты быстро пошли навстречу противнику, поднимая заряженные мушкеты.

- Пятьдесят второй! – воззвал Кроуфорд голосом, в котором слышались гнев и ярость. – Мстим за Мура!

52-ой был под Ла-Коруньей, когда, отражая атаку французов, они потеряли своего любимого генерала, сэра Джона Мура.

- Приготовиться! – выкрикнул полковник 52-го.

Враги были совсем близко, в двадцати пяти ярдах. Открыв рты, они таращились на неожиданно возникшую перед ними красномундирную шеренгу. Даже новички в изрядно потрёпанных французских колоннах поняли, что это значит. Красная шеренга, казалось, сделала четверть оборота направо, поднимая мушкеты на уровень плеч, и каждый мушкет был нацелен прямо на них. Французский офицер перекрестился.

- Огонь!

Пространство, разделявшее французов и британцев, заволокло дымом, и тысячи пуль ударили в колонны. Те, что шли в задних рядах, повинуясь грохоту барабанов, не могли понять, почему передние ряды превратились в груду трупов и корчащихся от боли раненых. За пеленой дыма впереди раздавался дружный скрежет шомполов о стволы мушкетов. Артиллеристы уцелевшей британской батареи дали залп четырьмя зарядами картечи, которая растерзала тех, кто выжил, и в воздухе повис кровавый туман.

- Огонь полуротами! – послышалась команда.

- Огонь!

И беспощадный, точный, как часы, отработанный механизм уничтожения был запущен. Часть рот 43-го и 52-го спустились вниз по склону, охватывая с флангов. Британские и португальские стрелки сгруппировались справа и тоже добавили огонька. Передние ряды колонн, в которых стреляли с трёх сторон, окутало пламя, дым, свинцовый ливень сёк их, терзали плевки картечи. Сухая трава загорелась сразу во многих местах от тлеющих пыжей. Дымки от залпов полурот ритмично окутывали красномундирные шеренги. Пули вонзались в плоть и рикошетили от мушкетов. Атака французов захлебнулась. Никто не смог бы двигаться вперёд в облака порохового дыма, пронизанные вспышками выстрелов.

- Примкнуть штыки! – крикнул Кроуфорд, и наступило короткое затишье, во время которого солдаты вставили в желобки на почерневших стволах мушкетов семнадцатидюймовые штыки.

– А теперь прикончите их! – Чёрный Боб ликовал, потому что его отлично обученные парни сокрушили вчетверо превосходящие силы противника.

Последний залп – и красномундирники двинулись вниз по склону, вначале сохраняя порядок, но вскоре шеренги потеряли сплочённость, потому что солдатам пришлось перебираться через груды трупов. До выживших французов было ещё несколько ярдов. Британские солдаты громко завопили и ринулись в штыковую атаку.

- Прикончите их! – Чёрный Боб, который находился справа, позади шеренг с обнажённой саблей в руке, впился взглядом в разворачивающуюся перед ним резню.

Большинство тех французов, что находились в передних рядах и пережили залпы британской пехоты и картечи, было ранено, и теперь красномундирники кололи их штыками. Длинные лезвия пронзали, поворачивались в ране и выдергивались. Над вершиной хребта стоял громкий вой, в котором сливались просьбы о милосердии, призывы к Господу и проклятья. Залпы полурот, секущие французов с флангов, не давали им развернуться в линию. Они прошли дорогой смерти от подножия до вершины, и в двух шагах от цели их резали, как овец, с фронта, пули разили с флангов, и единственным способом спастись от мучительной гибели, было отступить.

И они дрогнули. Миг назад они были ещё организованной массой, сплачивающей ряды под напором стали и свинца – и вот последние ряды, смешавшись, превратились в беспорядочно бегущую толпу. Передним шеренгам, окружённым со всех сторон, бежать было некуда, и они стали лёгкой добычей для семнадцатидюймовых лезвий. Под гору катились барабаны, брошенные мальчишками-барабанщиками, которые не думали ни о чём, кроме спасения. Британские и португальские стрелки стреляли с флангов; красномундирники преследовали отставших. На узких улочках деревни Сула штыки заработали снова, и булыжники, и белые стены домов окрасились кровью. Истошные крики французов были слышны в долине, где Массена, разинув рот, наблюдал за тем, как его победа превращается в крах. Тех, кто запутался в виноградных лозах, вылавливали cazadores и резали им глотки. Стрелки подстреливали убегавших, как зайцев. Пытавшийся укрыться в деревенском доме несчастный молил о милосердии, но его крики сменились жутким визгом, когда два штыка забрали его жизнь.

И, наконец, всё кончилось. Охваченные паникой французы отступили, оставив после себя на склонах вокруг деревни брошенное оружие и мёртвых. Некоторым повезло: их взяли в плен, и двое стрелков конвоировали их к мельнице, где артиллеристы приводили в порядок

Французский капитан, который уцелел, притворившись мёртвым, отдал свою саблю лейтенанту 52-ого батальона. Лейтенант учтиво поклонился и вернул оружие.

- Окажите мне любезность сопровождать меня, – сказал он, пытаясь использовать свои школьные познания во французском. – Как-то вдруг похолодало, не правда ли?

Француз согласился, но добавил, что погода стоит весьма тёплая. При этом его пробирала дрожь, он был с ног до головы залит кровью, но не собственной, а тех, кто был ранен возле него картечью. Его люди лежали вокруг него, мёртвые или умирающие, они смотрели на него, пытались просить о помощи, а он ничего не мог для них сделать. Он помнил нацеленные в него штыки и свирепое удовлетворение на лицах тех, кто держал их в руках.

- Это…была буря, - промолвил он, не зная, как выразить свои чувства.

- Но теперь, думаю, жара спала, – отозвался лейтенант, не поняв, что имеет ввиду пленник.

Батальонные оркестранты подбирали раненых, среди которых были, в основном, французы, и сносили к мельнице, где выживших грузили на телеги и везли в монастырь, к поджидавшим их хирургам.

- Мы надеемся поиграть в крикет, если погода завтра будет хорошей, – сказал лейтенант. – Вы видели когда-нибудь, как играют в крикет? Офицеры лёгкой пехоты собираются всех обыграть.

- Я никогда не видел крикет, – пожал плечами француз.

- Когда вы попадёте на небеса, мсье, - надеюсь, это будет спустя много лет вашей счастливой жизни, - вы обнаружите, что каждый её день вы потратили на игру в крикет, - очень серьёзно заметил лейтенант.

Теперь выстрелы раздавались южнее. Если судить по регулярности и скорости залпов, казалось, что стреляли британцы, но на самом деле, это были четыре португальских батальона, которые занимали позицию справа от лёгкой пехоты. На них, далеко отклонившись от деревни, по дну глубокого, заросшего лесом ущелья вышла небольшая французская колонна, задачей которой было закрепить успех первых двух. Выбравшись из-за сосен, французы увидели перед собой всего лишь португальцев, которых били прежде. Солдат в коричневых и синих мундирах они не боялись, если рядом с ними не видели красных мундиров и британских мушкетов. Это должно было стать лёгкой победой, сокрушительным разгромом презираемого, да к тому же и уступающего численностью противника, но в этот миг португальцы открыли огонь с регулярностью отлаженного механизма; их пули летели низко, мушкеты перезаряжались стремительно… Оказавшись под перекрестным огнём, как и их товарищи на северной дороге, последняя из французских колонн потерпела поражение от презираемого ими врага и сама с позором побежала под гору, побеждённая людьми, вставшими на защиту своей родины. На склонах хребта не осталось солдат Императора, за исключением мёртвых, раненых или взятых в плен. Раненый мальчишка-барабанщик скулил от боли среди виноградников. Ему было одиннадцать лет, и в лёгких у него засела пуля. Его отцу, сержанту, который лежал в двадцати шагах, стервятник уже выклёвывал глаза. Лишь только стихли выстрелы, отовсюду на кровавый пир слетелись чернокрылые птицы. Ветер рассеивал дым. Стволы пушек остывали. Солдаты передавали по кругу фляги с водой.

Французы вернулись в долину.

- Есть ещё дорога к северу от хребта, – напомнил адъютант маршалу Массена.

Тот ничего не ответил - смотрел на то, что осталось после его атак. Они все были отбиты. Закончились ничем. Полное поражение. А скрывавшийся на вершине враг ждал, чтобы попробовать еще раз.

- Помните мисс Сэвидж? – спросил Висенте.

Они с Шарпом сидели на краю круто обрывающегося вниз отрога, глядя на побитую французскую армию.

- Кейт? Конечно, я помню Кейт, – отозвался Шарп. – Часто гадаю, что с ней стало.

- Она вышла за меня замуж, – Висенте улыбнулся так, что стало ясно: он совершенно всем доволен.

- О Господи! – пробормотал Шарп и тут же, сообразив, что это не слишком соответствующая случаю реакция, поправился. – Это хорошо!

- Как вы и посоветовали, я сбрил усы, и она согласилась.

- Я никогда не верил, что женщинам нравятся усы, – согласился Шарп. – Это всё равно, что целоваться со щёткой для чистки сапог.

- У нас ребёнок, – продолжил Висенте. – Девочка.

- Быстро работаете, Джордж!

- Мы очень счастливы! – торжественно заявил Висенте.

- Рад за вас, – сказал от души Шарп.

Восемнадцать месяцев назад Кейт Сэвидж убежала из своего дома в Опорто, и Шарп с помощью Висенте спас её. Потом Шарп часто думал, что случилось с юной англичанкой, унаследовавшей виноградники и винодельню своего отца.

- Кейт, разумеется, сейчас в Опорто. – добавил Висенте.

- С матерью?

- Она вернулась в Англию, когда я отправился по месту назначения, в свой новый полк в Коимбре.

- Почему именно в Коимбру?

- Я там вырос, – пояснил Висенте. – Там живут мои родители. Я там учился в университете. Но теперь мой дом в Опорто. Будет там, когда закончится война.

- Снова станете адвокатом?

- Надеюсь на это, – Висенте перекрестился. – Знаю, Ричард, что вы думаете о законах, но ведь это – единственный барьер между человечностью и дикостью.

- Который не останавливает французов.

- На войне законы не действуют, поэтому война ужасна. Война допускает то, что не позволено законом.

- Меня, например.

- Вы не настолько плохой человек, каким пытаетесь казаться, – улыбнулся Висенте.

Шарп увидел, что французы, наконец, отступили туда, где расположились прошлым вечером, а их пехота принялась рыть траншеи вдоль ручья.

- Ублюдки думают, что мы спустимся, чтобы добить их.

- А мы это сделаем?

- Слава Богу, нет! Мы держим высоту. Нет смысла бросать такую выгодную позицию.

- И что же теперь?

- Будем ждать дальнейших приказов, Джордж. Полагаю, их источник как раз приближается к нам. – Шарп имел ввиду майора Форреста, ехавшего верхом в их сторону.

Форрест спешился и пробрался через валуны, озираясь на трупы французов. Выглядел он усталым, рукав его красного мундира потемнел от крови, и Шарп вспомнил, что майор был ранен в руку.

- Майор Форрест, позвольте представить вам капитана Висенте, – сказал Шарп. – Я воевал с ним в Опорто.

- Моё почтение, – пробормотал Форрест, помолчал, словно пытаясь придумать что-нибудь более любезное, но, видно, в голову ничего не пришло, и он обратился к Шарпу. – Полковник приказывает вернуть роту, Шарп.

- Подъём, парни! – Шарп встал и пожал руку Висенте. – Не выпускайте нас из вида, Джордж. Когда-нибудь, может, нам понадобится ваша помощь. И передайте моё почтение Кейт.

Во главе роты Шарп шагал по земле, во многих местах покрытой выжженными от тлеющих пыжей проплешинами. На склонах теперь всё было тихо, никто не стрелял, лишь ветер вздыхал в траве. Форрест ехал рядом, но ничего не говорил, пока они не добрались до позиции батальона. Южный Эссекский находился в шеренге, но солдатам было разрешено сидеть и даже лежать на траве. Форрест указал жестом на левый фланг шеренги, где должна была находиться рота.

- Сейчас ими будет командовать лейтенант Слингсби, – произнёс он.

- Что? – ошарашено спросил Шарп.

- На время, – умиротворяющее добавил Форрест. – Потому что прямо сейчас полковник хочет видеть вас, Шарп, и я осмелюсь сказать, что он недоволен.

Эти слова явно преуменьшали степень негодования полковника: Уильям Лоуфорд был в гневе. Тем не менее, являясь человеком любезным и обладая изящными манерами, он позволил себе обнаружить своё состояние лишь плотно сжатыми губами и откровенно недружелюбным взглядом. Он вышел навстречу из своей палатки и сказал Форресту:

- Прошу вас остаться, майор.

Форрест спешился. Слуга Лоуфорда увёл его лошадь.

- Ноулз! – подозвал Лоуфорд адъютанта, который бросил на Шарпа сочувствующим взгляд, чем ещё более разозлил полковника. – Будьте здесь и проследите, чтобы не было никого постороннего. Не хочу, чтобы всё, что здесь будет сказано, разошлось по батальону в виде сплетен.

Ноулз отошёл на несколько ярдов. Форрест тоже немного отступил. Лоуфорд, наконец, воззрился на Шарпа и с презрительной холодностью спросил:

- Итак, капитан, я жду ваших объяснений.

- Объяснений, сэр?

- Прапорщик Илифф мёртв.

- Я сожалею об этом, сэр.

- О Господи! Мальчика поручили моим заботам! Теперь я должен написать отцу о том, что его жизнь оборвалась по вине безответственного офицера, который повёл роту в атаку без моего приказа! – Лоуфорд задохнулся от возмущения, не в состоянии подобрать нужных слов, и схватился за эфес сабли. - Я командую этим батальоном, Шарп! Неужели вам это не понятно?! Вы вообразили, что можете бродить, где вам вздумается, и убивать, кого захочется, не получив от меня приказа?

- Я получил приказ, сэр, – ровным голосом возразил Шарп.

- Приказ?! – возвысил голос Лоуфорд. – Я вам приказов не давал!

- Мне его дал полковник Роджерс-Джонс, сэр.

- Какой, к дьяволу, полковник Роджерс-Джонс?

- Думаю, он командует батальоном cazadores, – миролюбиво вставил Форрест.

- Черт побери, Шарп! – рявкнул Лоуфорд. – Полковник Роджерс – чтоб его! – Джонс не командует Южным Эссекским!

- Но я получил от него приказ и повиновался, – настаивал Шарп. – И действовал так, как вы мне посоветовали, сэр.

- Я?

- Вчера вечером, сэр. Вы сказали, что хотите, чтобы ваши стрелки были смелыми и агрессивными. Мы такими и были.

- Я также хочу, чтобы мои офицеры вели себя, как джентльмены, демонстрируя окружающим пример любезного обращения.

Шарп понял, что, наконец, зашла речь о самом главном. Лоуфорд, разумеется, был оскорблён тем, что Шарп послал в атаку роту лёгкой пехоты без его приказа, но это была лишь прелюдия к ещё не высказанным претензиям. Шарп молчал и упорно смотрел в одну точку между глазами полковника.

- Лейтенант Слингсби сказал, что вы оскорбили его, – заявил Лоуфорд, – что вы вызвали его на дуэль. Обозвали незаконнорожденным. Выругали, как мальчишку.

Шарп попытался припомнить, что такого наговорил Слингсби после того, как спас свою роту от гибели под ногами отступавших в панике французов.

- Сомневаюсь, что назвал его незаконнорожденным, сэр. Вероятно, я сказал, что он – ублюдок.

Ноулз отвёл глаза в сторону. Форрест уставился себе под ноги, чтобы скрыть промелькнувшую на лице улыбку. Лоуфорд удивлённо поднял брови:

- Как-как вы его назвали?

- Ублюдком, сэр.

- Это совершенно недопустимо между офицерами-сослуживцами! – высказался Лоуфорд.

Шарп промолчал. Обычно это помогало.

- Больше вам нечего сказать? – требовательно осведомился Лоуфорд.

- Я никогда не делал ничего, что было бы не в интересах нашего батальона, – неожиданно заметил Шарп.

Его страстное заявление смутило Лоуфорда, и он, захлопав глазами, чопорно заявил:

- Никто не подвергает критике ваши служебные качества, Шарп. Я пытаюсь научить вас вести себя, как подобает офицеру. Я не могу терпеть вашу невежественную грубость по отношению к сослуживцам.

- Даже если бы вам пришлось потерять половину роты стрелков? – спросил Шарп.

- Что вы имеете ввиду?

- Мой сослуживец расположил роту стрелков на склоне ниже французской колонны, – пояснил Шарп, не скрывая сарказма. – Когда французы побежали, сэр, он потерял бы их всех. Их смели бы. К счастью для нашего батальона, сэр, я оказался поблизости и сделал всё необходимое.

- Я этого не видел, – пожал плечами Лоуфорд.

- Это было, – настойчиво повторил Шарп.

Форрест откашлялся, с преувеличенным вниманием рассматривая что-то в траве у себя под ногами. Лоуфорд обратился к нему:

- Ваше мнение, майор?

- Думаю, лейтенант Слингсби расположил стрелковую роту далековато от батальона, сэр, – заметил примирительно Форрест.

- Смелость и напор не могут быть недостатками для офицера, – сказал Лоуфорд. – Я одобряю энтузиазм лейтенанта Слингсби, и это не является поводом для того, Шарп, чтобы подвергать его оскорблениям.

Шарп постарался прикусить язык и сохранять спокойствие.

- И я не потерплю дуэлей между своими офицерами! И не потерплю незаслуженных оскорблений! Лейтенант Слингсби – опытный и энергичный офицер, настоящая находка для батальона. Это вам понятно, Шарп?

- Да, сэр.

- Вы принесёте ему извинения.

«Чёрт меня подери, никогда!» - решил Шарп, продолжая смотреть в воображаемую точку между глаз полковника.

- Вы слышали меня, Шарп?

- Да, сэр.

- Вы принесете извинения?

- Нет, сэр.

Лоуфорд на несколько секунд лишился дара речи, а когда смог овладеть собой, произнёс:

- Если вы не послушаетесь, Шарп, вас ждут большие неприятности.

Шарп посмотрел полковнику прямо в глаза и увидел, что тот смущён и растерян. Лоуфорда нельзя было назвать слабохарактерным, но ему недоставало твёрдости. Таково большинство людей: они стремятся договориться на разумных условиях, найти то, что удовлетворяет все стороны. Им легче стрелять в противника, чем совать в него штык. Сейчас для Лоуфорда наступил момент «пойти в штыковую». Он ожидал, что Шарп принесёт извинения Слингсби – почему бы нет, собственно? – и эта небольшая уступка должна разрешить конфликт, но Шарп отказался, и полковник не знал, что теперь делать.

- Я не буду приносить извинения, сэр - очень резко заявил Шарп, вложив в последнее слово столько нахальства, сколько могло в него влезть.

Лоуфорд страшно разозлился. Несколько секунд он молчал, потом резко спросил:

- Когда-то вы были квартирмейстером, верно?

- Да, сэр.

- Мистер Кили нездоров. Пока я приму решение, что с вами делать, вы примете его обязанности.

- Да, сэр, – сохраняя ледяное спокойствие, ответил Шарп.

Казалось, Лоуфорд хотел сказать что-то ещё, но нахлобучил треуголку и отвернулся.

- Сэр, – произнёс Шарп.

Лоуфорд молча обернулся.

- Мистер Илифф сегодня хорошо сражался, – сказал Шарп. – Когда вы будете писать его семье, сэр, напишите всю правду, что он храбро дрался.

- Жаль, что погиб, – горько пробормотал Лоуфорд, позвал Ноулза, и они ушли.

- Ну почему вы не извинились, Ричард? – вздохнул Форрест

- Потому что этот проклятый гад почти прикончил мою роту.

- Я это знаю, – сказал Форрест. – И полковник знает. И мистер Слингсби это знает. И ваша рота – тоже. Так проглотите эту горькую пилюлю и вернитесь к ним.

- Полковник Лоуфорд хочет избавиться от меня, – покачал головой Шарп. – Он хочет, чтобы его проклятый шурин командовал стрелками.

- Он не хочет от вас избавиться, Шарп. – терпеливо пояснил Форрест. – Господи Боже, он знает, что вы отличный офицер! Но он должен помочь Слингсби в интересах семьи, вы же понимаете. Его жена хочет, чтобы Слингсби сделал карьеру, а если жена что-то хочет, Шарп, она это получает.

- Он хочет избавиться от меня, – упрямо повторил Шарп. – Даже если я извинюсь, майор, рано или поздно я опять наговорю Слингсби чего-нибудь такого. Поэтому уж лучше я уйду сейчас.

- Только далеко не уходите, – улыбнулся Форрест.

- Почему же?

- Мистер Слингсби пьёт, – спокойно пояснил Форрест, – и пьёт слишком много. Пока он держится, надеясь, что на новом месте сможет начать всё сначала, но я за него опасаюсь. У меня тоже была такая проблема, Ричард, но я был бы благодарен вам, если это останется между нами. Я думаю, что наш мистер Слингсби в конце концов вернётся к привычному для себя образу жизни. Так происходит с большинством пьяниц.

- Но с вами этого не случилось.

- Пока нет, Шарп. Пока, – улыбнулся Форрест. – Так что подумайте над тем, что я сказал. Извинитесь перед ним. И пусть всё это закончится.

«Скорее в аду снег выпадет», - подумал Шарп, который извиняться не собирался.

А стрелковая рота досталась Слингсби.

Майор Феррейра прочёл письмо своего брата вскоре после окончания сражения.

- Он хотел получить ответ, сеньор, – сказал Мигуэль, посланный Феррагусом с письмом. – Одно слово.

Феррейра задумчиво смотрел на клубы дыма, стелющиеся над склоном, где сегодня нашли смерть множество французов. Одержана победа, но что произойдёт, когда французы найдут дорогу, огибающую хребет с севера? Может быть, одержавшие победу британцы и французы спустятся по склону и атакуют французов в долине? Однако никаких признаков готовящейся контратаки не было видно: адъютанты не скакали с новыми инструкциями для генералов, и Веллингтон ничего не предпринимал, позволяя французам строить земляные укрепления вдоль ручья. Нет, это сражение завершилось, и лорд Веллингтон, вероятно, собирался отступать к Лиссабону и дать ещё одно сражение в холмах к северу от столицы.

- Одно слово, – напомнил Мигуэль.

Феррейра кивнул и вздохнул, соглашаясь:

- Sim.

Как только роковое слово сорвалось с его губ, он развернул лошадь и двинулся на север мимо одержавшего победу стрелкового батальона, мимо ветряной мельницы, чьи стены были испещрены дырками от пуль, а потом вниз через небольшую рощицу на северном краю хребта. Никто не обращал на него внимание. Он, как известно, был офицером португальской разведки, находившимся здесь, как и его британские коллеги, чтобы наблюдать за противником. К тому же, к северу, в холмах Карамула находились отряды португальской милиции, и никого не удивляло, что офицер направился к ним с проверкой.

И всё же, хотя его маневры выглядели совершенно невинными, Феррейра волновался, удаляясь из расположения армии. Всё его будущее, будущее его семьи зависело от того, что произойдёт в следующие несколько часов. Богатство, которым владело семейство Феррейра, было не заработано, а унаследовано. Его вложения были неудачными, и лишь возвращение его брата восстановило пошатнувшееся благосостояние. Теперь этому благосостоянию угрожало вторжение французов в Португалию. Дабы избежать краха, Феррейре предстояло, что называется, сменить лошадей: перепрыгнуть из португальского седла во французское, - но так, чтобы никто не об этом не узнал. И всё это ради того, чтобы сохранить доброе имя, благосостояние и будущее для семьи.

Он ехал в течение трёх часов и уже после полудня свернул на восток и поднялся на вершину холма, с которого открывался хороший обзор. Португальская милиция, охранявшая дорогу, осталась далеко позади, и, насколько Феррейра знал, в этих холмах не было ни британских, ни португальских патрулей, но он перекрестился и помолился про себя, чтобы никто из своих его не заметил. Он ведь продолжал считать португальскую и британскую армию «своей», он любил свою родину, но какая была польза от его жалкого патриотизма?

На вершине Феррейра остановился и некоторое время оставался там, чтобы его заметили французские патрули, а потом стал медленно спускаться с холма в восточном направлении и на полпути вновь остановился, показывая: здесь нет никакой засады, здесь только майор Феррейра, а позади него длинный, голый склон, на котором нет укрытий ни для пехоты, ни для конницы.

Через десять минут на расстоянии полумили появился отряд драгунов в зелёных мундирах и выстроился в линию. Некоторые вытащили из кобуры карабины, другие обнажили сабли. Феррейра спешился, чтобы показать, что не собирается убегать. Командир отряда драгунов долго осматривал холмы, пытаясь определить, нет ли засады и, наконец, решив, что опасности нет, поехал навстречу в сопровождении группы своих людей. Копыта лошадей взбивали фонтанчики пыли на сухой земле. Когда драгуны подъехали поближе, Феррейра поднял руки, демонстрируя, что он безоружен, и замер на месте. Всадники окружили его. Клинок офицера в выгоревшей форме опустился вниз и замер у его горла.

- У меня есть рекомендательное письмо, – сказал Феррейра по-французски.

- От кого и кому? – спросил офицер.

- Вам от полковника Баррето.

- И кто, ради Христа, этот полковник Баррето?

- Адъютант маршала Массена.

- Покажите.

Феррейра достал из кармана листок бумаги, развернул и протянул наклонившемуся с седла французскому офицеру.

Письмо, смятое и грязное, гласило, что предъявителю сего можно доверять, и любой французский офицер обязан оказывать ему всевозможную помощь. Баррето вручил Феррейре это письмо, когда майор договаривался с ним о поставке муки, и теперь оно оказалось как нельзя более кстати. Офицер быстро пробежал письмо глазами, вернул его майору и спросил:

- Что вы хотите?

- Встретиться с полковником Баррето, разумеется.

Через полтора часа они были в деревне Моура, где после атаки на позиции британцев возле ветряной мельницы расположились на отдых люди Нея. Феррейра с трудом справился с лошадью, шарахнувшейся от груды отрезанных рук и ног, которые занятые своим кровавым ремеслом хирурги просто выбрасывали в окно. У ручья, там, где на плоских камнях деревенские женщины стирали бельё, складывали раздетые трупы, покрытые засохшей кровью. Стараясь не смотреть на эти ужасные картины, Феррейра проследовал за драгунами на окраину деревни, где в тени расположившейся на взгорке ветряной мельницы маршал Массена закусывал хлебом, сыром и холодной курятиной. Феррейра спешился и подождал, пока драгунский офицер разыщет нужного ему человека в толпе адъютантов. Коротая время, майор разглядывал снизу склоны хребта, которые утром штурмовали французы, и пытался представить себе, о чём думали их генералы, посылая людей на такую кручу.

- Майор Феррейра! – раздался недовольный голос, и к Феррейре подошёл высокий мужчина в драгунской форме с полковничьими знаками различия. – Приведите мне хоть одну причину, майор, почему мы не должны поставить вас к стенке и расстрелять.

Полковник был португальцем, хоть и носил французскую форму. Когда-то он служил в португальской армии, но во время первого вторжения французов португальские ополченцы – ordenanga, которые уничтожали не только захватчиков, но и всех, кто относился к привилегированным классам, сожгли его дом и уничтожили семью. Полковник Баррето присоединился к французам не потому, что ненавидел Португалию, - он считал, что у его страны нет будущего, пока она не избавится от анархии и суеверий, а французы принесут его родине благословенную цивилизованность. Но это могло произойти лишь если французская армия сможет найти пропитание.

- Вы обещали нам муку! – обвинительным тоном заявил Баррето. – А вместо этого нас там поджидала британская пехота!

- На войне, полковник, не всегда всё идёт так, как хочется, – пояснил виновато Феррейра. – Мука была там, там был мой брат, но неожиданно прибыла рота британцев. Я пытался отослать их, но они не ушли.

Феррейра понимал, что выглядит дрожащим и робеющим, но он и в самом деле нервничал. Боялся он не французов, но того, что какой-нибудь офицер – британский или португальский – со своих позиций на вершине хребта сможет рассмотреть его через подзорную трубу. Конечно, это было маловероятно. Расстояние слишком велико, да и его синий португальский мундир смахивал на французский, особенно издалека, но всё же Феррейра боялся. Предательство – дело нелёгкое и нервное.

Баррето, кажется, немного поостыл.

- Я обнаружил то, что осталось от муки, – признал он. – Очень жаль, майор. Армия хочет есть. В этой деревне мы нашли всего полбочонка лимонов. Какая от них польза?

- В Коимбре полно пищи, – заметил Феррейра.

- Неужели? - скептически усмехнулся Баррето.

- Пшеница, ячмень, рис, бобы, солёная треска, говядина, – настаивал Феррейра.

- И как, ради Бога, мы доберёмся до Коимбры? – спросил по-французски Баррето, чтобы разговор был понятен для остальных адъютантов Массена, которые с интересом прислушивались к их диалогу. – Между нами и Коимброй хребет, а на нём – те ублюдки.

- Есть дорога в обход, – сказал Феррейра.

- Она проходит через ущелье Карамула. Сколько проклятых красномундирников нас там поджидают?

- Ни одного. Только португальская милиция. Их не больше полутора тысяч. Через три дня вы можете быть уже в Коимбре.

- За это время британцы вывезут из Коимбры весь провиант.

- Мой брат гарантирует вам провиант на три месяца, но только… - Феррейра замолчал.

- Но только что? – спросил кто-то из французов.

- Когда ваша армия входит в город, она ведёт себя… не слишком хорошо, – осторожно пояснил Феррейра. – Грабежи, насилие, убийства. Это происходит всякий раз. Если ваши люди найдут склады моего брата, что они сделают?

- Заберут всё, – сказал француз.

- А что не возьмут – уничтожат, – завершил фразу Феррейра и посмотрел на Баррето. – Мой брат хочет две вещи, полковник: справедливой платы за тот провиант, который он будет вам поставлять, и чтобы его собственность была взята под охрану с того момента, как вы войдёте в город.

- Мы берём всё, что захотим и не платим нашим врагам за продовольствие, – встрял другой француз.

- Если я не передам своему брату, что мы договорились, - более настойчиво сказал Феррейра. – когда вы прибудете в Коимбру, провианта не будет. Вы не получите ничего, мсье, или кое-что заплатите – и наедитесь досыта.

Несколько мгновений стояла тишина, затем Баррето отрывисто произнёс:

- Я поговорю с маршалом, – и удалился.

Один из адъютантов-французов, высокий и худой майор, предложил Феррейра понюшку табаку и спросил:

- Я слышал, британцы строят оборонительные укрепления перед Лиссабоном?

Феррейра пожал плечами, желая показать, что страхи безосновательны.

- Один-два новых форта, но это не стоит внимания, – Феррейра их действительно видел, когда возвращался из Лиссабона в Коимбру. – И ещё, мсье, они строят новый порт.

- Где?

- К югу от Лиссабона, мсье, – подтвердил Феррейра. – Они опасаются, что когда придёт пора эвакуировать войска, в Лиссабоне начнутся беспорядки. А новый порт находится на окраине, и там можно сесть на корабли без всяких неприятностей.

- А форты вы видели?

- Они вдоль главной дороги на Лиссабон, но есть и другие дороги.

- Как далеко форты от Лиссабона?

- Миль двадцать, – предположил Феррейра.

- И местность там холмистая?

- Но холмы не такие крутые, как этот, – и Феррейра показал на возвышающийся перед ними хребет.

- Значит, они надеются задержать нас в холмах на время отступления к новому порту?

- Думаю, да, мсье.

- Значит, нам понадобится провиант, – подвёл итог француз. – А что ещё хочет ваш брат, кроме денег и нашей защиты?

- Он хочет выжить, мсье.

- Мы все этого хотим, – француз посмотрел на трупы в синих мундирах, усеявшие восточный склон хребта. – Господь поможет нам поскорее вернуться во Францию.

К удивлению Феррейры, полковник Баррето вернулся не один, а с самим маршалом. Одноглазый Массена смерил майора суровым взглядом. Он выглядел постаревшим и очень уставшим. Наконец он сказал:

- Передайте вашему брату, что мы заплатим ему, и полковник Баррето возьмёт солдат, чтобы защитить его собственность. Вы знаете, полковник, где эта собственность находится?

- Майор Феррейра мне покажет, – пожал плечами Баррето.

- Хорошо. Пора моим людям поесть, как следует.

Массена вернулся к своему холодному цыпленку, хлебу, сыру и вину, а Баррето и Феррейра поторговались о стоимости провианта и о мерах по его охране. А потом Феррейра отправился назад тем же путём, каким сюда приехал. Стоял солнечный, но прохладный и ветреный осенний день. Никто ни в британской, ни в португальской армии не заметил его отсутствия и не задался вопросом, где он так долго находился после сражения.

И на вершине хребта, и в долине войска ждали дальнейших приказов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ КОИМБРА Глава 6

Британская и португальская армия оставались на горном хребте весь следующий день, в то время как французы сидели в долине. Время от времени выстрелы из мушкетов и винтовок поднимали из вереска в воздух птиц, потому что стрелки продолжали свою дуэль, но в остальном было тихо. Пушки молчали. Французы, без оружия, в одних рубашках, поднялись на склоны, чтобы подобрать раненых, брошенных при поспешном отступлении. Некоторые раненые сползли вниз, к берегу ручья, другие умирали по мере того, как солнце клонилось к закату. Убитый вольтижёр со стиснутыми, воздетыми к небу кулаками, лежал у подножия скалистого отрога, и ворон клевал его глаза. Британские и португальские постовые не мешали недавнему врагу, но не позволяли вольтижёрам приближаться к вершине. Когда раненых подобрали, мертвецов снесли к могилам, вырытым позади укреплений у ручья, спешно выстроенных французами, как оказалось, напрасно, потому что Веллингтон не собирался спускаться с удерживаемой им высоты в долину.

Девятнадцатилетнего лейтенанта Джека Буллена, который прежде служил в девятой роте, направили к стрелкам на замену Илиффа. Согласно приказу Лоуфорда, к Слингсби теперь следовало обращаться «капитан Слингсби».

- Ему был присвоен такой чин в 55-ом, – пояснил Лоуфорд. – И, к тому же, это позволит ему отличаться от Буллена.

- О да, сэр.

Лоуфорду не понравился тон Форреста, и он добавил:

- Это простая любезность, Форрест. Вы ведь понимаете всю ценность соблюдения приличий?

- Да, сэр, но Шарпа я ценю больше.

- О чём вы?

- Я говорю, сэр, что на вашем месте назначил бы Шарпа командовать стрелками. Он создан для этой работы.

- И он обязательно будет командовать, Форрест, как только научится вести себя цивилизованно. Мы ведь воюем ради утверждения идеалов цивилизованного общества, разве нет?

- Я надеюсь, – согласился Форрест.

- И мы не добьёмся желаемого, если будем вести себя с тупой неучтивостью, как это делает Шарп. Я не допущу у себя в батальоне ничего подобного!

«С таким же успехом можно желать, чтобы солнце погасло»! – подумал майор Форрест, который был человеком воспитанным, но при этом весьма здравомыслящим, и поэтому сомневался, что боеспособность Южного Эссекского повысится, если улучшить манеры у солдат.

Настроение в батальоне царило угрюмое. Лоуфорд объяснял это понесёнными в сражении потерями. Мёртвых ещё днём похоронили тут же, на склоне хребта, раненых увезли на телегах навстречу небрежному милосердию хирургов. Нужно бы занять людей чем-нибудь, но делать было нечего, кроме как ждать, не возобновят ли французы атаку. Лоуфорд приказал промыть стволы мушкетов кипятком, осмотреть кремни и заменить те, что раскрошились; пополнить патронные коробки, но все эти приготовления заняли всего час и совсем не подняли настроения солдат. Полковник вышел к людям и попробовал их подбодрить, но заметил направленные на него неприязненные взгляды и услышал шепотки за спиной. Лоуфорд, который дураком не был, понимал, чем вызвано недовольство, и продолжал надеяться, что Шарп принесёт извинения, но стрелок упрямо не показывался на глаза. Наконец Лоуфорд отыскал Лероя, американского лоялиста и попросил:

- Поговорите с ним.

- Он не будет меня слушать, полковник.

- Он уважает вас, Лерой.

- Благодарю за любезность, но он упрям, словно мул.

- Он, так сказать, вырос из своих ботинок! - раздражённо бросил Лоуфорд. – Слишком своевольный и самоуверенный стал.

- Эти ботинки, или, точнее, сапоги, он, если не ошибаюсь, снял с полковника французских егерей. – Лерой смотрел на стервятника, который лениво кружил над вершиной.

- Люди недовольны, – сказал Лоуфорд, оставив в покое Шарпа и его обувь.

- Шарп удивительный человек, полковник, – заметил Лерой, зажигая грубо скрученную темно-коричневую сигару, которые продавали португальские коробейники. – Большинству солдат не нравятся офицеры, вышедшие из шеренги, но Шарпа они вроде как полюбили. Боятся и хотят быть похожими на него.

- Не думаю, что запугивать солдат – достойное для офицера поведение, – сердито ответил Лоуфорд.

- Он – лучший, – с вызовом заявил Лерой и продолжил более спокойным тоном. – Конечно, в целом он не самый приятный человек, но он чертовски хороший солдат. Сегодня он спас Слингсби жизнь.

- Всё это неважно! – вспылил Лоуфорд. – Капитан Слингсби, возможно, расположил роту далековато, но он справился бы с ситуацией.

- Я не об этом, – сказал Лерой. – Шарп застрелил француза, который уложил бы Слингсби в португальскую землю. Это был самый прекрасный выстрел из всех, которые я когда-либо видел.

За этот выстрел Лоуфорд похвалил Шарпа, но сейчас он был не в том настроении, чтобы смягчиться.

- Все вокруг стреляли, Лерой, – заявил он, неопределённо махнув рукой. – Мало ли откуда прилетела та пуля.

- Возможно, – недоверчиво пожав плечами, согласился американец. – Но вы должны признать, что сегодня Шарп принёс чертовски много пользы.

Лоуфорд подумал, уж не слышал ли Лерой, как Шарп потихоньку посоветовал ему развернуть батальон и ударить во фланг французам. Именно этот совет позволил одержать победу, но полковник убедил себя, что додумался до разворота и без Шарпа. К тому же стрелок, отказываясь подчиниться, преднамеренно бросил ему вызов, а стерпеть это было нельзя.

- Я хочу, чтобы он принёс извинения! – твёрдо заявил он.

- Я поговорю с ним, полковник, – пообещал Лерой. – Но если мистер Шарп скажет, что не будет извиняться, вы можете ждать до Судного дня. Или пока лорд Веллингтон не прикажет ему. Это единственный человек, которого Шарп боится.

- Я не буду втягивать в это Веллингтона! – заволновался Лоуфорд.

Когда-то он был адъютантом Веллингтона и знал, что его светлость терпеть не может разбираться с мелкими проблемами. Он, разумеется, откажет, и это будет полное фиаско. Лоуфорд понимал, что Шарп как офицер гораздо лучше Слингсби, но полковник обещал своей супруге Джессике сделать всё возможное, чтобы помочь Корнелиусу с карьерой, и обещание надо было выполнять.

- Поговорите с ним, – попросил он Лероя. - Предложите дать письменное извинение. Ему не придётся передавать его лично. Я сделаю это за него и потом порву.

- Хорошо, – согласился Лерой.

Спустившись вниз по западному склону, он нашёл временного квартирмейстера, перешучивающегося с компанией батальонных жён. Завидев Лероя, вся компания примолкла.

- Жаль беспокоить вас, леди, – майор снял помятую треуголку в знак любезности перед дамами, – но мне бы на одно слово капитана Шарпа.

Они отошли на несколько шагов.

- Знаете, о чём я хочу поговорить? – спросил Лерой.

- Догадываюсь.

- И что?

- Нет, сэр.

- Я так и думал, – вздохнул Лерой и вдруг воскликнул, глядя на группу женщин. – Господи, а это кто?

Шарп понял, что майор заметил привлекательную юную португалочку, которая присоединилась к батальону неделей раньше.

- Сержант Энеблз нашёл её, – пояснил Шарп.

- О Боже! Ей же не больше одиннадцати! – сказал Лерой и бросил быстрый взгляд на остальных женщин. – Чёрт побери, но Салли Клейтон чудо как хороша!

- И счастлива в браке, – заметил Шарп.

- Лерой усмехнулся:

- Вы читали историю об Урии Хеттянине?

- Он кулачный боец? – попробовал догадаться Шарп.

- Не совсем, Шарп. Это парень из Библии. У этого Урии Хеттянина была жена, а царь Давид захотел заполучить её в свою постель. Он послал Урию на войну и приказал, чтобы генерал поставил несчастного ублюдка в переднюю линию, чтобы какой-нибудь вражеский недоносок наверняка его грохнул. Так и было сделано.

- Хороший способ, – заметил Шарп.

- Только вот имя женщины не помню, – добавил Лерой. – Но точно не Салли. Так что передать полковнику?

- Что он заполучил лучшего, чёрт подери, квартирмейстера в армии.

Лерой захохотал и пошёл назад, к палатке полковника, но, пройдя несколько шагов, обернулся и крикнул:

- Бетшеба. Её звали Бетшеба.

- Ну и имя! Вполне подходит для какого-нибудь кулачного бойца.

- Только Бетшеба била ниже пояса, Шарп, – заметил Лерой. – Значительно ниже!

Он снял шляпу, церемонно раскланялся с батальонными жёнами и вернулся к полковнику, чтобы доложить:

- Он пока раздумывает.

Лоуфорд возвёл глаза к небу:

- Надеюсь, Господь вразумит его.

Но о чём бы там Шарп не думал, он так и не извинился. Вместо этого с наступлением вечера гонцы разнесли по армии приказ отступать к дороге, которая огибала хребет с севера, и далее на Лиссабон. Чтобы французы не заметили отступления, это предстояло сделать до наступления рассвета. И лишь Южный Эссекский получил особый приказ.

- Кажется, мы отступаем, господа, – объявил Лоуфорд собравшимся вокруг него командирам рот, в то время как его палатку уже разбирали ординарцы.

Недоумённый ропот стих, когда полковник поднял руку, привлекая внимание.

- Есть дорога вокруг хребта. Если мы останемся, французы обойдут нас с фланга. Встретимся с мерзавцами где-нибудь ещё через несколько дней, – не обращая внимания на тех, кто не мог понять, почему, одержав победу, надо отступать, продолжал Лоуфорд. – У нас особый приказ, господа. Полк сегодня вечером спешно уходит в Коимбру. Идти туда далеко, но это необходимо. Нам приказано оказать помощь союзникам в уничтожении армейских складов на речном причале. С нами посылают португальский полк. Мы, так сказать, авангард, и у нас ответственная задача. Генерал хочет, чтобы склады были уничтожены завтра ночью.

- Предполагается, что мы доберёмся до Коимбры уже сегодня ночью? – в голосе Лероя слышались скептические интонации, потому что до города было не менее двадцати миль.

- Багаж, включая солдатские ранцы, погрузить в фургоны. Их будут охранять легкораненые. Женщины и дети идут с фургонами. Идём налегке и быстро.

- А передовой отряд? – поинтересовался Лерой.

- Думаю, квартирмейстер знает, что надо делать.

- Найти квартиры для двух полков и местную власть тёмной ночью в Коимбре, где, скорее всего, беспорядки на улицах, не сможет в одиночку даже Шарп, – заметил Лерой. – Позвольте, я пойду с ними.

Лоуфорду не понравилось это явное проявление симпатии к Шарпу, но возражения американца были убедительны, и он неохотно согласился:

- Выполняйте, майор. А всем остальным скажу так: я хочу, чтобы наш полк пришёл в Коимбру первым, джентльмены! Нельзя допустить, чтобы португальцы нас опередили, поэтому будьте готовы выступить через час.

- Стрелки идут впереди? – Слингсби прямо-таки распирало от гордости и воодушевления.

- Конечно, капитан.

- Мы зададим полку верный темп, – пообещал Слингсби.

- У нас есть проводник? – спросил Форрест.

- Уверен, проводника можно найти, но маршрут несложный. На запад к главной дороге, а затем повернуть на юг.

- Я найду дорогу, – уверенно заявил Слингсби.

- А наши раненые? – не успокаивался Форрест.

- Нам дадут много фургонов. Мистер Ноулз, вы проследите за этим? Великолепно! – Лоуфорд улыбнулся, всем своим видом демонстрируя, что его полк – это сплочённая счастливая семья. – Будьте готовы выступить через час, джентльмены, через час!

Лерой нашёл Шарпа, которого на совещание командиров рот не пригласили:

- Мы отправляемся в Коимбру, Шарп. Вы можете ехать на моей запасной лошади, а мой слуга пойдёт пешком.

- В Коимбру? Зачем?

- Расквартировывание. Батальон выступает вслед за нами.

- Вам ехать не обязательно, – сказал Шарп. – Мне приходилось заниматься расквартировыванием.

Лерой ухмыльнулся:

- Я еду, Шарп, потому что двум полкам предстоит тащиться двадцать миль в темноте по узкой дороге. Я не хочу в этом участвовать. Мы поедем вперёд, найдём место, засядем в таверне, и я ставлю десять гиней на то, что к рассвету они не успеют добраться.

- Поберегите свои денежки, – заметил Шарп.

- А когда они доберутся, то будут дьявольски не в духе, – с довольным видом продолжил Лерой. – И поэтому я назначил себя вашим помощником, Шарп.

Когда они спустились с вершины, солнце стояло уже низко, и тени удлинились. Был конец сентября, и дни стали заметно короче. Первые фургоны с ранеными уже выехали на дорогу, и Лерою с Шарпом пришлось обгонять их. Они проезжали через наполовину опустевшие деревни, где португальские офицеры уговаривали тех, кто остался, немедленно уходить. В сгущавшемся сумраке слышались пронзительные крики. Женщина в чёрном платье и чёрном же платке на седой голове тыкала в лошадь офицера метлой, прогоняя его со двора.

- Их можно понять, – заметил Лерой. – Они слышали, что мы победили, и не понимают, какого чёрта они должны покидать свои дома. Кому это может понравиться?

Он произнёс это с такой горечью, что Шарп понял: здесь примешиваются личные переживания.

- Вам тоже пришлось это сделать?

- Чёрт возьми, да. Нас выгнали проклятые мятежники. Мы ушли в Канаду в одних рубашках. Ублюдки обещали вернуть наше имущество после войны, но мы не получили ни одного клятого пенни. Я был тогда ребёнком, Шарп, и мне всё казалось приключением, но что я понимал?

- Потом вы переехали в Англию?

- Да, и неплохо устроились. Мой отец делал деньги, торгуя со своими бывшими противниками. – Лерой рассмеялся и наклонился, проезжая под низко нависающей над дорогой веткой. – Ну, расскажите же мне об этих укреплениях под Лиссабоном.

- Я знаю только то, что мне рассказал Майкл Хоган.

- И что он вам рассказал?

- Что это самое мощное оборонительное укрепление в Европе, – сказал Шарп и продолжил в ответ на скептический взгляд собеседника. – Там более ста пятидесяти фортов, связанных траншеями. Склоны холмов сделаны более крутыми, в долинах устроены препятствия, ручьи перекрыты запрудами, чтобы затруднить подход; множество артиллерийских батарей. И всё это в две линии от Тахо до океана.

- Значит, идея состоит в том, чтобы укрыться там и показать французам нос?

- И путь ублюдки дохнут от голода, – добавил мстительно Шарп.

- А вы, Шарп, всё-таки извинитесь? – посмеиваясь, спросил Лерой. – Полковник не собирается отступать.

- Нет.

- Значит, останетесь квартирмейстером?

- Португальцы нанимают британских офицеров, – пожал плечами Шарп. – Если я вступлю в их армию, я получу повышение.

- Чёрт! – выругался Лерой.

- Не то, чтобы я хочу бросить стрелков, – продолжил Шарп, вспомнив Пата Харпера и других, кого он считал друзьями. – Но Лоуфорду нужен Слингсби, а я ему не нужен.

- Вы нужны ему, Шарп, – сказал Лерой. – Просто он дал обещание. Вы видели жену полковника?

- Нет.

- Хороша, как картинка, нежна, как злой драгун, – заметил Лерой. – Я видел один раз, как она сделала втык слуге за то, что несчастный ублюдок налил в вазу мало воды. Она спустила с него шкуру до крови. Крутая леди эта Джессика. Могла бы стать командиром получше, чем её муж, – майор прикурил сигару. – Но я не спешил бы уходить к португальцам. Думаю, что мистер Слингсби сам себя похоронит.

- Из-за пьянства?

- Он залился по самые жабры в ночь перед боем. Еле на ногах держался. Но на следующее утро был как огурчик.

Они добрались до Коимбры, когда совсем стемнело, и уже почти около полуночи разыскали квартиру военного комиссара, британского офицера, ответственного за связь с городскими властями. Самого комиссара на месте не оказалось. Дверь открыл заспанный слуга в ночном колпаке, который ворчал что-то насчёт офицеров, которые приходят не ко времени.

- Что угодно, сэр?

- Мел. На рассвете прибывают два полка. Их нужно разместить, – заявил Шарп.

- Иисусе! Два полка! Мел! – ахнул слуга.

- Как минимум четыре кусочка. Где офицеры комиссариата?

- По улице шестая дверь налево, сэр. А если вам нужен провиант, то возьмите сами. На городских причалах там всего чёртова прорва.

- Хорошо бы найти фонарь, – вставил майор Лерой.

- Да-да, сэр, фонарь… Сейчас найду.

- И нужно куда-то поставить двух лошадей.

- Позади дома, сэр. Там безопасно.

Как только лошадей устроили, и нашёлся фонарь, они пошли вдоль улицы, помечая дома, предназначенные под квартиры. Значок «SE» означал «Южный Эссекский», а «4-6» - что в этом доме разместятся шесть человек из четвёртой роты. Лерой и Шарп выбрали под постой улочки у моста Мондего. Через полчаса работы они столкнулись с двумя португальскими офицерами, помечающими квартиры для своего полка. К тому времени, как работа была закончена, ни один из полков так и не прибыл, поэтому Шарп и Лерой нашли на причале ещё не закрывшуюся таверну и заказали себе вина, бренди и чего-нибудь поесть. Они как раз закусывали солёной треской, когда на улице послышался стук башмаков по мостовой. Лерой приоткрыл дверь, присмотрелся и коротко пояснил:

- Португальцы.

- Значит, они нас обогнали, – покачал головой Шарп. – Полковник будет недоволен.

- Из-за этого будет переживать разве только он сам, – пожал плечами Лерой и собирался уже закрыть дверь, когда заметил написанные мелом на ней пометки «SE, CO, ADJ, LCO» и ухмыльнулся. – Вы разместили полковника вместе со стрелками, Шарп?

- Я подумал, что полковник захочет быть поближе к своему родственнику. Они, похоже, на дружеской ноге.

- А может быть, вы хотели ввести мистера Слингсби в искушение?

- О Господи, конечно, нет! – воскликнул Шарп с оскорблённым видом. – Я об этом и не думал!

- Вы лживый ублюдок, – рассмеялся Лерой, прикрывая дверь. – С вам опасно ссориться.

Они переночевали в пивной, и, когда Шарп проснулся на рассвете и вышел на причал, Южный Эссекский так и не добрался до города. Через мост тянулась скорбная вереница фургонов с ранеными при Буссако, кровь капала с повозок на доски настила. За ними следовали запряжённая четырьмя лошадьми нарядная дорожная карета с навьюченной на неё горой сундуков, а также верхом нагруженный фургон, на котором тряслись слуги с хмурыми лицами и полдюжины вооружённых до зубов всадников. Пропустив их, Шарп направился к сложенной в большую кучу армейской провизии: мешкам зерна, бочкам с солёным мясом и ромом, ящикам сухарей. Всё это было сгружено с привязанных у причала лодок, пронумерованных и помеченных именем владельца и названием города, согласно приказу португальских властей, которые хотели быть уверены, что все речные суда уничтожат до прихода французов. На нескольких из них Шарп заметил имя «Феррагус». Лодки и груз охраняли британские солдаты, один из которых, заметив Шарпа, отставил в сторону мушкет и подошёл к нему:

- Мы правда отступаем, сэр?

- Правда.

- Проклятье… - солдат окинул взглядом обширные залежи провианта. – И что со всем этим делать?

- Уничтожить. И лодки – тоже.

- Вот чертовщина… - пробормотал солдат, наблюдая за тем, как Шарп помечает коробки сухарей и бочки с мясом, которые заберёт себе Южный Эссекский.

Полк прибыл два часа спустя. Как и предвидел Лерой, все были злые, голодные и уставшие после кошмарного перехода с фургонами, которые еле тащились по узкой дороге в темноте, потому что луна не проглядывала через облака. Они как минимум дважды свернули не туда и потратили впустую много времени. В конце концов, Лоуфорд приказал остановиться на пастбище и дождаться рассвета, чтобы стало видно дорогу. Майор Форрест устало спрыгнул с седла, покосился на Шарпа:

- Только не говорите мне, что вы с Лероем уже давно нас поджидаете.

- Так точно, сэр. Ещё и поспали ночью.

- Вы отвратительный тип, Шарп.

- Не могу понять, как вы умудрились заблудиться, – заметил Шарп. – Дорога почти что прямая. Кто вас вёл?

- Сами знаете, кто, – вздохнул Форрест и, обернувшись, обозрел штабеля провизии. – И как мы всё это уничтожим?

- Расстреляем бочки с ромом, – предложил Шарп. – А муку и зерно побросаем в реку.

- Уже всё решили, да?

- Утро вечером мудренее, сэр, особенно, когда хорошо выспишься.

- Чёрт бы вас побрал…

Полковник явно хотел бы дать полку отдохнуть, но португальцы уже приступили к работе, и Южный Эссекский не мог оставаться в стороне, когда союзники заняты делом.

- Можете позволить своим людям приготовить чай и перекусить, – приказал он офицерам. – А потом приступить к работе. Мистер Шарп, доброе утро.

- Доброе утро, сэр.

- Надеюсь, у вас было время, чтобы обдумать вашу проблему, – Лоуфорду потребовалась известная храбрость, чтобы задать этот вопрос, признав, таким образом, всю затруднительность сложившейся ситуации и показав, что он будет просто счастлив, если Шарп добровольно принесёт извинения и разрешит конфликт миром.

- Так точно, сэр, – с готовностью заявил Шарп.

- Отлично! – Лоуфорд просветлел лицом. – И что же?

- Проблема – это мясо, сэр.

- Мясо? – ничего не понимая, переспросил полковник.

- Бочки с ромом можно расстрелять, сэр, зерно и муку выбросить в реку, но что делать с мясом? Сжечь его невозможно, – бодро пояснил Шарп. – Если вы дадите мне людей, я попытаюсь найти какой-нибудь скипидар и пропитаю им мясо. Даже лягушатники не будут есть такое. Или, может быть, залить краской?

- Это ваши проблемы, – холодно ответил Лоуфорд. – У меня хватает своих. Где моя квартира?

- Таверна на углу, сэр, – показал Шарп. – Всё помечено.

- Я собираюсь просмотреть документы, – надменно заявил полковник, имея ввиду, что собирается прилечь на часок.

Он кивком распрощался с Шарпом и, подозвав слуг, направился к выделенному ему согласно ордеру квартирмейстера помещению.

Шарп усмехнулся и пошёл вдоль сложенных в штабели ящиков. Солдаты распарывали мешки с зерном и вскрывали бочки с мясом. Португальцы работали более споро, потому что, прибыв в город вчера вечером, поспали несколько часов. Некоторых из них послали по улочкам предупреждать жителей о необходимости уходить из города. Женщины протестующе заголосили. Стояло раннее утро. Над рекой ещё стояла туманная дымка, но западный ветер сменился южным, и день обещал быть жарким. Резкий треск винтовочных выстрелов вспугнул птиц, когда португальцы принялись расстреливать бочки с ромом. Рядом с ним Патрик Харпер рубил бочку украденным где-то топором.

- Почему вы не стреляете в них, Пат? – спросил Шарп.

- Мистер Слингсби, сэр, не позволяет.

- Почему?

Харпер рубанул другую бочку, выпустив на булыжники потоки рома:

- Он говорит, что нам надо беречь боеприпасы, сэр.

- Зачем? Патронов много.

- Он так говорит, сэр. Никакой стрельбы.

- Работайте, сержант! – мимо составленных в ряд бочек энергично прохаживался Слингсби. – Если хотите сохранить нашивки, сержант, подавайте людям пример. Доброе утро, Шарп!

Шарп медленно повернулся и осмотрел Слингсби с головы до пят. Он шёл всю ночь и спал на земле, но выглядел отлично: пуговицы сверкали, кожаные ремни блестели, красный мундир и ботинки были вычищены. Чувствуя себя неловко под пристальным критическим взглядом Шарпа Слингсби повторил:

- Я сказал «доброе утро», Шарп.

- Слышал, вы заблудились, – вместо этого промолвил Шарп.

- Ерунда! Мы пошли в обход, чтобы оторваться от фургонов, – коротышка протиснулся мимо Шарпа и, окинув взглядом роту стрелков, прикрикнул. – Работаем в полную силу! Воюем, чтобы побеждать!

- Ради всего святого, возвращайтесь, – тихо попросил Харпер.

Слингсби резко обернулся, выпучив глаза:

- Вы что-то сказали, сержант?

- Он разговаривал со мной, – сказал Шарп, шагнул к коротышке, зажав его между двумя штабелями корзин, чтобы никто не мог подслушать их разговор, и навис над ним. – Он разговаривал со мной, ты, кусок дерьма. И если ты ещё хоть раз вмешаешься в мой разговор, я вырву твои проклятые кишки через задний проход и затяну на шее. Хочешь пойти и пожаловаться полковнику?

Трясущийся от страха Слингсби проскользнул, как терьер, преследующий крысу, в узкий проход между корзинами и, словно ничего не произошло, хлопнул в ладоши и прикрикнул на стрелков:

- Быстрее, быстрее работаем!

Понимая, что нарывается на неприятности, Шарп последовал за Слингсби, но в этот момент увидел, что португальскими солдатами, расстреливающими бочонки с ромом, командует капитан Висенте, а солдаты – те самые, с которыми он вчера атаковал засевших в камнях французских вольтижёров. Это обстоятельство спасло Шарпа, иначе совершенно точно совершившего бы какую-нибудь глупую выходку в отношении Слингсби. Он повернул навстречу Висенте, тот, заметив его, широко улыбнулся, но поприветствовать друг друга они не успели, потому что им помешал окрик направляющегося в их сторону полковника Лоуфорда:

- Шарп! Мистер Шарп!

- Сэр? – отозвался Шарп.

- Я не привык жаловаться, и вам, Шарп, это известно, – с неудовольствием высказался Лоуфорд. – Я достаточно вынослив и неприхотлив, но эта таверна никуда не годится! По крайней мере, в городе можно было бы найти что-нибудь получше! В кроватях полно блох!

- Вы хотите, чтобы я подобрал другой вариант, сэр?

- Разумеется. Шарп! И поскорее.

Шарп повернулся к работающим на причале стрелкам:

- Сержант Харпер! Вы мне нужны. Разрешите взять сержанта Харпера, сэр? – спросил он Лоуфорда.

Полковника просьба Шарпа смутила, но он не нашёл повода для отказа и только кивнул.

- Дайте мне полчаса, сэр, и у вас будет лучшая квартира в городе, – заверил его Шарп.

- Что-нибудь подходящее, – раздражённо бросил Лоуфорд. – Я не прошу дворец, Шарп.

Шарп вместе с Харпером направился к Висенте:

- Вы ведь здесь выросли, да?

- Конечно.

- Значит, вам известно, где живёт некий Феррагус?

- Луис Феррейра? – на лице Висенте отобразилось смешанное выражение удивления и тревоги. – Я знаю, где дом его брата, а вот где живёт Луис – вряд ли.

- Сможете показать этот дом?

- Ричард, Феррагус не тот человек, с которым… - начал было Висенте.

- Я знаю, кто он, – оборвал его Шарп и показал на чёрный синяк под глазом. – Это его рук дело. Дом далеко отсюда?

- Десять минут ходьбы.

- Покажете дорогу?

- Позвольте мне получить разрешение моего полковника, – сказал Висенте и быстрым шагом направился к полковнику Роджерс-Джонсу, восседавшему верхом на коне под раскрытым зонтиком, защищавшем его от яркого утреннего солнца.

Шарп увидел, как Роджерс-Джонс милостиво кивнул.

- Через двадцать минут у вас будет подходящая квартира, – пообещал он Лоуфорду и потянул за рукав Харпера, побуждая следовать за собой прочь от причалов.

- Слингсби – ублюдок, – прорычал Шарп. – Самый ублюдочный ублюдок из ублюдков.

- Я ничего не слышал, – дипломатично заметил Харпер.

- Я с него живого шкуру спущу, – не унимался Шарп.

- О ком речь? – поинтересовался Висенте, ведя их узкими переулками, где приходилось пробираться среди узлов с пожитками готовящихся оставить город бедолаг, которые увязывали вещи, сажали на плечи детей и осыпали проклятиями и жалобами военных – как своих, так и британских.

- Ублюдка зовут Слингсби, но о нём можно побеспокоиться позже. Что вам известно о Феррагусе?

- Его все боятся, – просто ответил Висенте.

Они пересекли маленькую площадь перед церковью. Несколько женщин в чёрных одеяниях, молившихся, преклонив колени в притворе, в страхе заозирались, услышав раздавшийся с соседней улицы грохот выстрелов артиллерийской батареи, прикрывающей с возвышенности мост. Видимо, выступив перед рассветом, армия уже добралась до Коимбры.

- Он преступник, но из приличной семьи, – продолжал Висенте. – Его отец (он работал вместе с моим отцом) признавал, что его сын с детства был монстром, худшим из подонков. Родители и священники пытались выбить из него зло, но ничего не вышло. Луис – отродье Сатаны! – Висенте перекрестился. – Мало кто смеет перечить ему. У нас университетский город.

- Ваш отец здесь профессор?

- Преподаёт право, но сейчас он с матерью в Порто, с Кейт. Люди, подобные моему отцу, не знают, как справиться с типами, вроде Феррагуса.

- Разумеется. Ведь ваш папаша – адвокат. Чтобы справиться с таким ублюдком, как Феррагус, нужен кто-то вроде меня.

- Он вам глаз подбил, – напомнил Висенте.

- Я его тоже неплохо отделал, – ответил Шарп, с удовольствием вспоминая, как пнул Феррагуса промеж ног. – Раз полковник хочет приличную квартиру, мы разместим его в доме Феррагуса.

- Это не слишком разумно – смешивать частные разборки с войной.

- Конечно, неразумно, но чертовски приятно, – пожал плечами Шарп. – Вот вы, сержант, довольны?

- Никогда не чувствовал себя счастливее, сэр, – уныло отозвался Харпер.

Они поднялись в верхние кварталы города, где на маленькой залитой солнцем площади стоял белёный старинный трёхэтажный дом с закрытыми ставнями окнами. Над большой парадной дверью был высечен герб, другая, сбоку, очевидно, вела во двор.

- Здесь живёт Педро Феррейра. – сказал Висенте.

Шарп поднялся на крыльцо.

- Феррагус – убийца, – предпринял последнюю попытку вразумить его Висенте, которому вся эта затея не нравилась.

- Я тоже, – ответил Шарп и забарабанил в дверь.

Наконец дверь открыла встревоженная старуха в переднике, которая обрушила на его голову поток проклятий на португальском. За её спиной маячил мужчина помоложе, но он, завидев Шарпа, отступил вглубь коридора, а служанка, весьма крепкая, несмотря на преклонный возраст, попыталась спихнуть стрелка с крыльца. Не уступая, Шарп сказал Висенте:

- Спросите у неё, где живёт Луис Феррейра.

Обменявшись несколькими фразами с неприветливой служанкой, Висенте ответил:

- Она говорит, что сейчас сеньор Луис живёт здесь, но его нет дома.

- Значит, он живёт здесь? – нехорошо усмехнулся Шарп, вытащил из кармана мелок и небрежно написал на покрытой блестящей синей краской двери «SE CO». – Скажи ей, что сегодня вечером в этом доме остановится важный английский офицер, которому нужно предоставить еду и постель. И спросите, есть ли конюшня.

Женщина, выслушав Висенте, закивала.

- Сержант Харпер?

- Сэр?

- Найдёте дорогу до пристани?

- Вниз под горку, сэр.

- Приведите сюда полковника. Скажите, что у него лучшая в городе квартира, и при ней – конюшня для его лошадей.

Шарп отодвинул женщину, вошёл в прихожую и смерил взглядом мужчину, который отступил от него подальше. У него за поясом торчал пистолет, но никаких попыток воспользоваться им он не сделал. Шарп распахнул одну дверь и увидел за ней сумрачную комнату с письменным столом, портретом над каминной доской и полками с книгами вдоль стен. Другая дверь открылась в удобную комнату с изящными позолоченными стульями и столами и диваном с шёлковой обивкой. В коридоре служанка пререкалась с Висенте, а тот пытался успокоить её.

- Что она говорит?

- Это кухарка, – пояснил Висенте. – Утверждает, что её хозяин и его брат будут недовольны.

- Именно поэтому мы здесь.

- Жена майора с детьми уехала.

- Мне никогда не нравилось убивать мужчин на глазах их близких, – заметил Шарп.

- Ричард! – потрясённо воскликнул Висенте.

Шарп ухмыльнулся и поднялся по лестнице в сопровождении кухарки и Висенте. На втором этаже он обнаружил большую спальню и распахнул ставни, чтобы впустить в комнату свет.

- Прекрасно! – заявил он, разглядывая кровать под балдахином с гобеленовыми занавесками. – Полковнику это понравится. Хорошая работа, Джордж! Скажите этой женщине, что полковнику Лоуфорду нравится пища простая, но хорошо приготовленная. Продукты он доставит. Всё, что нужно – это приготовить, но не поганить никакими проклятыми иностранными специями. Кто тот человек внизу?

- Слуга, – перевёл Висенте.

- Кто еще находится в доме?

- Конюхи, кухонная прислуга и мисс Фрай. – перевёл Висенте.

- Кто-кто? – переспросил Шарп.

Кухарка испуганно зачастила, поглядывая наверх.

- Она говорит, что это гувернантка. Она заперта наверху. Англичанка.

- Проклятье! Заперта? Как её зовут?

- Фрай.

Шарп поднялся на чердак. Лестница здесь была не застелена ковром, стены не побелены.

- Мисс Фрай! – крикнул он. – Мисс Фрай!

В ответ он услышал несвязный крик и стук в дверь. Дверь и впрямь была заперта.

- Отойдите от двери! – крикнул он.

Шарп ударил в дверь каблуком возле замка. Казалось, весь чердак содрогнулся, но дверь устояла. Он ударил снова и услышал треск. Последний мощный удар – и дверь распахнулась. Под окном, скорчившись и обхватив руками колени, сидела женщина с волосами цвета белого золота. Она посмотрела на Шарпа, а тот, смутившись и вспомнив о хороших манерах, торопливо отвёл глаза в сторону, потому что эта столь прекрасная, как ему показалось, женщина, была совершенно голой.

- Ваш покорный слуга, мэм, – пробормотал он, глядя в стену.

- Вы англичанин? – спросила она.

- Да, мэм.

- Тогда принесите мне какую-нибудь одежду! – потребовала она.

И Шарп повиновался.

Феррагус отправил в Лиссабон жену брата с детьми на рассвете, а мисс Фрай приказал оставаться в её комнате. Сара спорила, настаивая, что должна ехать с детьми, и её вещи уже в фургоне с прочим багажом, но Феррагус был неумолим.

- Вы уйдёте с британцами, – заявил он ей.

Супруга майора также попыталась возразить:

- Она нужна детям!

- Она поедет самостоятельно, – огрызнулся на невестку Феррагус. – Марш в карету!

- А я? – спросила Сара.

- Os ingleses por mar, – с презрением бросил он. – И вы убежите с ними. Ваше время здесь закончилось. У вас есть перо и бумага?

- Конечно.

- Тогда напишите себе рекомендации, я подпишу их от имени брата. Ждите у себя. Я приду. А потом вы уберётесь с британцами.

- Но моя одежда, мои книги! – волновалась Сара, маленькие сбережения которой также были спрятаны в багаже.

- Их снимут с фургона, – нетерпеливо буркнул Феррагус. – Идите же!

Сара поднялась наверх и написала рекомендательное письмо, в котором охарактеризовала себя как умелую, трудолюбивую, требовательную, умеющую привить ученикам навыки дисциплины преподавательницу. Она не написала ни слова о том, что дети любят её, во-первых, потому что не была в этом уверена, а во-вторых, она не считала это обязательным условием её работы. Сара ненадолго отвлеклась и выглянула в окно, услышав, как открываются ворота. Карета и багажный фургон в сопровождении четырёх хмурых всадников, вооружённых пистолетами и саблями, с грохотом выкатились на улицу. Сара снова села за стол и дописала - совершенно обоснованно - что она является честной, трезвомыслящей и усердной. В этот момент на лестнице, ведущей в помещения для слуг, послышались тяжёлые шаги. Она поняла, что это Феррагус, и какой-то инстинкт подсказал ей немедленно запереть свою дверь, но прежде, чем она встала из-за стола, Феррагус вошёл и стал на пороге.

- Я остаюсь здесь, – объявил он.

- Разумеется, сеньор, если вы считаете, что это мудрое решение, – сказала Сара, своим тоном давая понять: ей совершенно безразлично, что будет делать Феррагус.

- И вы останетесь со мной, - продолжил он.

Саре сначала показалось, что она ослышалась, но сообразив, что Феррагус не шутит, она покачала головой:

- Не смешите меня. Я уеду с британскими войсками.

В этот момент в нижнем городе затрещали выстрелы. На причалах всего лишь расстреливали бочки с ромом, но Сара не могла этого знать и подумала, что французы уже в городе. Всё было совершенно непонятно: то говорили, что будет сражение, потом – что французов разбили, а теперь всем приказали уезжать из Коимбры, и французы наступали.

- Вы останетесь со мной, – повторил Феррагус тоном, не терпящим возражений.

- Разумеется, нет!

- Закрой свой поганый рот! – сказал Феррагус.

- Я думаю, вам лучше уйти, – пробормотала Сара.

Она говорила твёрдым тоном, но её лицо исказилось от страха. Феррагус, возбуждённый этим зрелищем, навалился на стол всем телом, отчего тоненькие ножки изящного предмета меблировки заскрипели.

- Это и есть ваши рекомендации? – спросил он, сгребая листочки бумаги со стола.

- Которые вы обещали подписать, - напомнила Сара.

Вместо этого он порвал бумагу в клочья.

- Ты проклятая шлюха, – заявил он и добавил кое-что ещё, выученное за годы службы в британском королевском флоте.

От каждого такого выражения она содрогалась, словно от удара по лицу. Произведённый его словами эффект пришёлся по сердцу Феррагусу, и он решил, что ему, наверное, понравится учить высокомерную английскую сучку уму-разуму.

- Твоя обязанность теперь, женщина, состоит в том, чтобы угождать мне, – подвёл он итог.

- Ваша шутка не остроумна, – сказала Сара.

Феррагус усмехнулся.

- Знаешь, что я мог бы сделать с тобой? – спросил он. – Я мог бы отослать тебя в Лиссабон с Мигуэлем и поручить отправить тебя в Марокко или Алжир. Я мог бы продать тебя там. Знаешь, сколько стоит в Африке белая плоть? – он сделал паузу, наслаждаясь выражением ужаса, проступающим на её лице. – Ты была бы не первой девкой, которую я продал.

- Убирайтесь! – в отчаянии прошептала Сара, опираясь на жалкие остатки гордости, которые ещё не смыло волной страха.

Она озиралась вокруг, но ничего, способного заменить оружие, кроме чернильницы, в пределах досягаемости не было. Сара уже было собиралась швырнуть её в глаза Феррагусу, но он потянулся к ней через стол, и она шарахнулась к окну. Сара всегда считала, что достойная женщина должна скорее умереть, чем пережить позор, и уже подумала выброситься из окна и найти смерть на камнях двора, но оказалось, что воплотить свои убеждения в реальность бывает очень трудно.

- Раздевайся, – сказал Феррагус.

- Уходите! – удалось прошептать Саре.

Феррагус ударил её кулаком в живот и вышиб из неё весь воздух. Когда она согнулась, он просто порвал её синее платье вдоль спины. Сара отчаянно пыталась уцепиться за его клочки, но он был гораздо сильнее и прекратил её жалкие попытки спасти хотя бы нижнее бельё ударом по голове. Голова загудела, как колокол. Сара рухнула на пол, в бессильном отчаянии наблюдая, как он выбрасывает её порванную одежду во двор. В этот момент, к счастью, Мигуэль закричал снизу, что прибыл майор Феррейра.

Сара открыла было рот, чтобы позвать на помощь своего хозяина, но Феррагус пнул её в живот, и она не смогла выдавить из себя даже писка. Феррагус скомкал и выбросил из окна постельные принадлежности, потом наклонился, силой отвёл от лица её руки, которыми она пыталась заслониться, и угрожающе заявил:

- Я вернусь, мисс Фрай.

Она зарыдала, но в этот момент с лестницы послышался голос майора Феррейры, и Феррагус отпустил её, вышел из комнаты и запер снаружи дверь.

Сару трясло от ужаса. Она услышала, что оба брата ушли, и решила вылезти из окна, но стена снаружи была гладкой, никаких выступов, за которые можно было бы зацепиться, а прыгать очень высоко. Мигуэль, прогуливающийся во дворе, ухмыльнулся ей и погладил заткнутый за пояс пистолет.

Так, голая и охваченная стыдом, она сидела на сплетённой из верёвок сетке кровати и почти умерла от отчаяния, когда услышала на лестнице шаги. Она скорчилась под окном, обхватив руками колени, но раздавшийся голос был незнакомым и говорил по-английски. Дверь с треском распахнулась от сильного удара, и с порога на неё уставился высокий мужчина в зелёном мундире с синяком под глазом и длинным палашом в руке.

- К вашим услугам, мэм, – сказал он, и Сара поняла, что спасена.

Договорившись о продаже французам большой партии провианта, майор Феррейра захотел удостовериться, что обещанное им существует на самом деле, и потому вместе с братом отправился на склад. Действительно, на складе Феррагуса провизии хватило бы, чтобы кормить армию Массена в течение нескольких недель. Майор Феррейра шёл по тёмным ходам между штабелями ящиков и бочек и не уставал восхищаться тем, что его брату удалось накопить так много продовольствия.

- Они согласились заплатить, – сказал Феррейра.

- Хорошо, – отозвался Феррагус.

- Сам маршал заверил меня в этом.

- Хорошо.

- И, как только французы войдут в город, они обеспечат защиту.

- Хорошо.

- Мы договорились, что встретимся с полковником Баррето в часовне Сант-Винсенто к югу от Мелхады, – продолжал майор, перешагивая через кошку. – Оттуда до Коимбры меньше часа езды. И он приведёт драгунов прямо на склад.

- Когда?

Феррейра немного подумал.

- Сегодня суббота. Британцы могут уйти завтра, а французы прибудут в понедельник или даже во вторник. Но скорее – в понедельник, и поэтому нам нужно оказаться в Мелхада завтра ночью.

Феррагус кивнул. Раз его брат договорился с французами, о будущем можно не беспокоиться. Британцы убегут домой, французы захватят Лиссабон, и Феррагус станет вести с ними коммерцию.

- Значит, завтра мы едем в Мелхада. А что относительно сегодня?

- Я должен вернуться в армию и добиться, чтобы назавтра меня отпустили.

- А я буду охранять дом, – сказал Феррагус, вспомнив об ожидающих его развлечениях с бледной английской сучкой.

Феррейра заглянул в фургоны, стоящие перед складом. Они были загружены всякими полезными вещами вроде полотна, подков, лампового масла и гвоздей, что, несомненно, французы должны оценить. Углубившись в огромное помещение, он сморщил нос и вспомнил, что на этом складе произошло убийство:

- Это тот труп воняет?

- Теперь целых два, – с удовольствием заявил Феррагус и обернулся, увидев на полу полоску света, расширяющуюся по мере того, как открывалась дверь.

Тот, кто открыл дверь, позвал его, и, узнав голос Мигуэля, Феррагус крикнул:

- Я здесь!

Мигуэль поспешно приблизился, поклонился и пробормотал:

- Англичанин, сеньор.

- Какой англичанин?

- Тот, что был на вершине, сеньор. Тот, на которого вы напали в монастыре.

Хорошее настроение Феррагуса испарилось, как туман на реке под утренним солнцем.

- И что с того?

- Он в доме майора.

- Иисус Христос! – Феррейра инстинктивно схватился за пистолет.

- Нет! – не обращая внимания на адресованный ему злобный взгляд брата, майор спросил Мигуэля. – Он один?

- Нет, сеньор.

- Сколько?

- Их трое, сеньор, и один из них – португальский офицер. Они сказали, что приедут ещё, потому что в доме будет жить полковник.

- Дом отдан под постой, – объяснил брату Феррейра. – Когда вы вернётесь, в доме будет полно народа. Нельзя начинать войну с британцами – не здесь и не сейчас.

Это был добрый совет, и Феррагус вынужден был согласиться.

- Они нашли девчонку? – вспомнил он о Саре.

- Да, сеньор.

- Какую девчонку? – спросил Феррейра.

- Это не имеет значения, – коротко ответил Феррагус, и не соврал, ведь Сара Фрай была просто так, для развлечения.

Вот капитан Шарп – это гораздо интереснее. Феррагус немного подумал и спросил:

- Почему англичане не идут прямо на свои корабли и не убираются прочь?

- Вероятно, продолжат сражение к северу от Лиссабона, – пожал плечами Феррейра.

- Но зачем они остановились здесь? – настойчиво продолжал Феррагус. – Зачем расквартировывают людей? Будут драться за Коимбру?

Это казалось маловероятным, потому что городские стены были разобраны. Коимбра – не крепость, а торговый и университетский город.

- Они останутся, пока не уничтожат армейские запасы провианта на причалах, – предположил Феррейра.

Идея, которая пришла Феррагусу на ум, была рискованной, но могла сработать, как надо.

- Что, если бы британцы узнали, что здесь хранится провиант? – он обвёл рукой свои сокровища.

- Они бы его, разумеется, уничтожили, – ответил Феррейра.

Феррейра вновь задумался, пытаясь представить себя на месте англичанина. Как поступил бы капитан Шарп? Что бы он сделал? Риск был, и вполне даже очевидный, но Шарп объявил Феррагусу войну. Иначе зачем бы он заявился в дом его брата? А Феррагус - не тот человек, который уклоняется от брошенного вызова, и потому рискнуть стоило.

- Говоришь, с ним был португальский офицер?

- Да, сеньор. Я думаю, что признал его. Сын профессора Висенте.

- Этот кусок дерьма! – прорычал Феррагус, поразмыслил ещё и, наконец, план уничтожения врага стал ему окончательно ясен.

- Вот что мы сделаем… - сказал он Мигуэлю.

И капкан был расставлен.

Глава 7

- Роскошно, Шарп, весьма роскошно! – полковник Лоуфорд расхаживал по своим новым апартаментам, распахивая двери и осматривая комнаты. – Мебель немного вычурна, как вам кажется? Слегка вульгарна, верно? Но очень, очень роскошно, Шарп. Спасибо, – он поймал своё отражение в раззолоченной раме и пригладил волосы. – В доме есть повар?

- Да, сэр.

- И, говорите, конюшня тоже есть?

- На заднем дворе, сэр.

- Я осмотрю её, – величественно заявил Лоуфорд. – Проводите меня.

По снисходительно-приветливым манерам можно было предположить, что он не получил от Слингсби очередной жалобы на грубое поведение Шарп.

- Должен сказать, Шарп, вы можете быть очень хорошим квартирмейстером, когда захотите. Вероятно, придётся оставить за вами этот пост. Доктор говорит, что состояние мистера Кили вряд ли улучшится.

- Я не делал бы этого, сэр, – заметил Шарп, провожая Лоуфорда во двор через кухню. – Учтите, что я собираюсь перейти на службу в португальскую армию. Вам нужно поискать мне замену.

- Что вы собираетесь сделать? – ошарашено спросил Лоуфорд.

- Пойти служить к португальцам, сэр. Им всё ещё нужны британские офицеры и, насколько я могу судить, они не предъявляют к ним особых требований. Думаю, им будет наплевать на мои манеры.

- Шарп! – резко начал было Лоуфорд, но замолчал, потому что во дворе увидел Сару Фрай, которую безуспешно пытался утешить капитан Висенте.

Она была одета в чёрное платье Беатрис Феррейра, которое та носила во время траура по своей матери. Сара была благодарна и за это, но не могла не заметить, что платье просто ужасное и не успокоилась, пока не убедилась, что это единственный оставшийся в доме предмет одежды. Лоуфорд, увидев чертовски привлекательную женщину (на платье он внимания не обратил), снял шляпу и поклонился.

Сара же, не обращая внимания на полковника, заявила Шарпу:

- Они всё забрали!

- Кто и что забрал? – спросил Шарп.

- Мой чемодан! Моя одежда! Мои книги! – вместе с ними пропали и все её деньги, но об этом Сара не обмолвилась.

Она спросила по-португальски конюха, остался ли её чемодан в фургоне, и получила подтверждение своей догадке.

- Всё пропало! – в отчаянии обратилась она к Шарпу.

- Позвольте представить мисс Фрай, сэр, – сказал Шарп. – Это полковник Лоуфорд, мисс, наш командир.

- Так вы англичанка! – с живостью воскликнул Лоуфорд.

- Они всё забрали! – завопила Сара, наступая на конюха, словно он был виновен во всех её бедах.

- Мисс Фрай, сэр, была здесь гувернанткой, – объяснил Шарп, пытаясь перекричать её. – Семья уехала, а её бросили здесь.

- Гувернантка, да? – энтузиазм Лоуфорда заметно угас, потому что заигрывать с прислугой явно не соответствовало его статусу. – Вам нужно немедленно уехать из города, мисс Фрай. Через день или два здесь будут французы!

- У меня ничего нет! – протестующее воскликнула Сара.

Харпер, который вернулся в дом Феррейра с полковником и его свитой, завёл во двор четырёх полковничьих лошадей.

- Хотите, чтобы я почистил Молнию, сэр? – спросил он Лоуфорда.

- Мои ребята сделают это. А вам лучше было бы вернуться к капитану Слингсби.

- Да, сэр. Немедленно, сэр. Так точно, сэр, – ответил Харпер, но с места не двинулся.

- Всё похищено! – вопила Сара.

Во двор выглянула повариха и прикрикнула на неё, приказывая угомониться, и Сара, в ярости, обрушилась на старуху.

- Если позволите, сэр, мистер Форрест приказал мне найти что-то вроде скипидара, – перекрикивая этот бедлам, обратился к полковнику Шарп. – Он хочет испортить этим солонину, сэр, и помощь сержанта Харпера была бы очень кстати.

- Помощь? – Лоуфорд, чья голова шла кругом от горестных воплей Сары и ругани кухарки, был уже не в состоянии что-либо воспринимать.

- У него обоняние лучше, чем у меня, да и соображает… - начал было Шарп, но полковник, страдальчески сморщившись, заявил:

- Что хотите, то и делайте, Шарп, но ради Бога, уберите отсюда эту мисс – как её там? – подальше!

- Он обещал снять мой чемодан с фургона! – в сердцах обратилась Сара к Лоуфорду, который был полковником и, соответственно, должен был что-нибудь сделать.

- Я уверен, что в этом можно разобраться, – ответил ей Лоуфорд. – Скорее всего, можно. Вы ведь проводите мисс… м-м-м… леди…, не правда ли, Шарп? Может быть, батальонные жёны сумеют ей помочь? Вам действительно нужно уехать, дорогая.

Полковник понимал, что не сможет прилечь, пока эта женщина будет требовать здесь своё потерянное добро. В любое другое время он был бы счастлив развлечь эту симпатичную молоденькую штучку, но сейчас ему просто необходимо было поспать. Он приказал, чтобы слуги отнесли наверх его чемоданы, напомнил лейтенанту Ноулзу выставить часовых: пару в доме и пару во дворе, - но потом, вспомнив кое-что важное, вернулся.

- По поводу ваших планов, Шарп. Вы поступаете опрометчиво.

- Это вы про скипидар, сэр?

- Вы поняли, что я имею в виду! Португальцев, Шарп, португальцев! – раздражённо воскликнул Лоуфорд и в смятении, потому что Сара вновь принялась кричать, добавил. – О, мой Бог!

Шарп попытался урезонить её, но потеря чемодана и всех накоплений совершенно подкосила Сару, и она была не в состоянии что-либо воспринимать.

- Мисс Фрай! Сара! – Шарп ласково взял её за плечи. – Вы всё вернёте.

Она молча уставилась на него.

- Я улажу это дело с Феррагусом, если, конечно, он ещё здесь.

- Он здесь!

- Тогда успокойся, девочка, и предоставь это мне.

- Меня зовут мисс Фрай! – оскорблённая столь фамильярным обращением, взвилась Сара.

- Тогда успокойтесь, мисс Фрай. Мы вернем ваши вещи.

Харпер, заслышав это смелое обещание, выпучил глаза и напомнил:

- А скипидар, сэр?

Шарп спросил Висенте:

- Где здесь можно найти скипидар?

- А Бог его знает, – пожал плечами Висенте. – Столярная мастерская, может быть? Они же пропитывают скипидаром древесину.

- Так что мы делаем? – спросил Шарп.

- Мой полковник позволил мне зайти домой, удостовериться, что там всё в порядке.

- Тогда мы пойдём с вами.

- Но там нет скипидара, – напомнил Висенте.

- Ублюдочный скипидар! – выругался Шарп и, вспомнив, что рядом леди, извинился. – Простите, мисс. Мы просто подстрахуем вас, Джордж, – добавил он и вновь обратился к Саре. – А потом проводим вас к батальонным жёнам, и они о вас позаботятся.

- Батальонные жёны? – переспросила она.

- Жёны солдат, – пояснил Шарп.

- А офицерских жён там нет? – Сара отлично понимала, насколько двусмысленно её положение: как гувернантка, она относится к прислуге, но привилегированной. – Я ожидаю, что ко мне будут относиться с должным уважением, мистер Шарп.

- Мисс Фрай, вы можете пойти к причалу и найти жену кого-нибудь из офицеров. Не в нашем батальоне, но можно попробовать поискать. Мы же сейчас отправляемся искать скипидар и вам, если хотите оставаться под защитой, лучше пойти с нами.

Он надел кивер и отвернулся, показывая всем видом, что его дело – предложить.

- Я пойду с вами, – заявила Сара, вспомнив, что Феррагус где-то в городе.

Вчетвером они шли по улицам верхнего города среди высоких, красивых зданий университета.

- Он очень старинный, – почтительно пояснил Висенте. – Почти как Оксфорд.

- Однажды я убил одного парня, который закончил Оксфорд, – заявил Шарп и усмехнулся, увидев, насколько его слова шокировали Сару.

Его охватило странное настроение: хотелось делать всё назло и не задумываться о последствиях. Пусть Лоуфорд катится к чёрту, и Слингсби вместе с ним. Шарп хотел освободиться от них. Чёрт бы побрал армию! Он хорошо служил, а армия повернулась к нему задом – так чёрт с ней!

Дом Висенте не выделялся среди соседних, и его окна также были закрыты ставнями. Висенте достал ключ из-под камня, лежащего у ступеней крыльца.

- Именно сюда вор и заглянет в первую очередь, – заметил Шарп.

Впрочем, никакие воры дом не навестили. Пахнуло затхлостью, потому что помещение стояло закрытым несколько недель, но всё было чисто. Книжные полки пустовали. Книги лежали в подвале, в больших деревянных ящиках, на каждом из которых было подписано, что там упаковано. В других коробках лежали вазы, картины и бюстики древнегреческих философов. Висенте тщательно осмотрел подвал и спрятал ключ под половицей, не обратив внимания на совет Шарпа, что прятать ключи в таком месте тоже глупо. Наверху, в спальнях, на кроватях не было ни одеял, ни матрасов – всё, аккуратно сложенное, лежало в шкафах.

- Конечно, французы ворвутся сюда - и вот, пожалуйста, постели им готовы, – заметил Висенте.

В своей комнате он достал из шкафа потрёпанное чёрное одеяние и, улыбаясь, сказал:

- Моя студенческая мантия. Каждый год она украшалась лентой определённого цвета, чтобы показать, какую дисциплину мы изучали, а по окончании курса мы эти ленты сжигали.

- Звучит весёленько, – пожал плечами Шарп.

- Хорошее было время… - вздохнул Висенте. - Мне нравилось быть студентом.

- Теперь вы солдат, Джордж.

- Пока не прогоним французов, – ответил он, засовывая мантию в шкаф, к одеялам.

Он запер дом, спрятал ключи на прежнее место и повёл Шарпа, Харпера и Сару по университетским переулкам.

Студенты и преподаватели уехали в Лиссабон или на север, но здания охраняли сторожа, один из которых отпер двери и провёл их в библиотеку. В этом волшебном царстве позолоченной резной мебели и толстых книг в кожаных переплётах Сара едва не впала в экстаз. Её с трудом удалось увести оттуда, потому что Висенте хотел показать аудитории, где ему читали лекции, а потом они поднялись в лаборатории, где на полках за стеклом поблёскивали часы, весы и телескопы.

- Французам здесь очень понравится, – насмешливо заметил Шарп.

- Во французской армии тоже есть учёные люди. Они не станут воевать со знаниями, – возразил Висенте, любовно поглаживая великолепную модель солнечной системы, состоящую из медных окружностей и хрустальных шаров. - Наука выше войны.

- Что-что? – переспросил Шарп.

- Знания священны, – пылко заявил Висенте. – Это очевидно.

- Совершенно верно! – вмешалась Сара.

Она молчала всю дорогу от дома Феррейры, но университетские стены помогли ей обрести уверенность в том, что её окружает цивилизованный мир, в котором всё понятно и надёжно, мир, в котором немыслимо оказаться проданной в рабство где-нибудь в Африке.

- Университет – это святилище знаний! – добавила она.

- Святилище? – удивился их наивности Шарп. – Неужели вы думаете, что «граппо» войдут сюда, посмотрят на всё это добро и скажут: «О, это священно!»

- Мистер Шарп! – строго заметила Сара. – Я не выношу сквернословие!

- А что такое? Это по-французски «жаба». Жаба – не ругательство.

- Я знаю, что это означает, – ответила Сара, но покраснела, потому что ей показалось, что Шарп имел ввиду нечто другое.

- Я думаю, что французов интересует только еда и выпивка, – сказал Висенте.

- Не только, - стоял на своём Шарп.

Сара бросила на него осуждающий взгляд.

- Здесь нет еды, здесь вещи более возвышенные! – спорил Висенте.

- «Граппо» придут сюда, увидят эту красоту, эти ценности – всё то, чего у них нет, и не будет. И что они со всем этим сделают, Пат?

- Искорежат всё к чёртовой матери, сэр, – не задумываясь, ответил Харпер. – Извините, мисс.

- Французы обеспечат охрану, – уверял Висенте. – Среди них есть благородные люди, люди, которые уважают науку.

- Благородные люди! – презрительно бросил Шарп. – Я был однажды в местечке под названием Серингапатам, Джордж. Это в Индии. Тамошний дворец был полон золота. Видели бы вы это! Рубины и изумруды, золотые монеты, алмазы, жемчуг, больше богатств, чем вы можете себе представить в мечтах! Всё это охраняли благородные люди, Джордж, офицеры. Они поставили надёжную охрану, чтобы не дать нам, язычникам, войти и обобрать всё это дочиста. И знаете, что случилось?

- Надеюсь, всё было сохранено?

- Офицеры забрали всё подчистую, – ответил Шарп. – Как и положено. Не оставили ни крупинки золота. Среди них был и лорд Веллингтон. Должно быть, заработал на этом пару пенни.

- Никакой опасности нет, – повторил Висенте, но уже без прежней уверенности.

Они покинули университет и направились в нижний город. Если городская элита, преподаватели и студенты, и все, кого можно было причислить к зажиточным, покинули город, то простонародье осталось на месте. Они покорились судьбе, ожидая прихода французов и надеясь его как-нибудь пережить. Где-то часы пробили одиннадцать, и Висенте забеспокоился:

- Я должен вернуться в полк.

- Сначала поедим, – возразил Шарп и повёл их в таверну.

Таверна была полна битком, и посетители вовсе не обрадовались появлению солдат, которые собирались сдать их город французам, однако неохотно уступили место за столом. Висенте заказал вино, хлеб, сыр и маслины и снова попытался было уйти.

- Не волнуйтесь, – удержал его Шарп. – Полковник Лоуфорд объяснит вашему полковнику, что вы выполняли важное задание. Вы знаете, как разговаривать с высокопоставленными офицерами?

- С уважением? – предположил Висенте.

- Так, чтобы они растерялись, – ответил Шарп. – Правда, на некоторых, вроде Веллингтона, это не действует.

- Но разве он не возвращается в Англию? – спросила Сара.

- Господи, нет, разумеется! – успокоил её Шарп. – Он приготовил сюрприз для лягушатников. Линия укреплений, мисс, протянувшаяся на много миль к северу от Лиссабона. Они свернут там шею, а мы будем наблюдать за этим и поплёвывать в небо. Так что мы никуда не уезжаем.

- А я думала, вы возвращаетесь в Англию, – протянула разочарованно Сара.

Она-то решила, что вернётся домой вместе с армией, предпочтительно, сопровождая какое-нибудь аристократическое семейство, и начнёт всё заново. Сара не знала, как ей это удастся без денег, одежды и рекомендаций, но не хотела поддаваться безысходному отчаянию, охватившему её сегодняшним утром.

- Мы не вернёмся в Англию, пока не победим, – сказал Шарп. – А вот что делать с вами? Отослать в Англию?

Сара пожала плечами:

- Как? У меня нет денег. Ни денег, ни одежды.

- У вас есть семья?

- Родители умерли. Есть дядя, но сомневаюсь, что он захочет мне помочь.

- Чем больше узнаю семейств, тем больше радуюсь, что я – сирота, – философски заметил Шарп.

- Шарп! – осуждающе воскликнул Висенте.

- Всё будет хорошо, мисс, – вмешался в разговор Харпер.

- Почему вы так уверены? – усомнилась Сара.

- Потому что вы теперь с мистером Шарпом, мисс. Он проследит, чтобы у вас было всё в порядке.

- Итак, мисс, почему же Феррагус вас запер? – спросил Шарп.

Сара покраснела и опустила глаза.

- Он… - начала она и запнулась, не зная, как всё объяснить.

- Он хотел, или…- намекнул Шарп, понимая, что она не решается сказать.

- Хотел, – тихо ответила Сара, взяла себя в руки и посмотрела ему в глаза. – Он обещал продать меня в Марокко. Сказал, что за меня дадут много денег.

- Этот ублюдок напрашивается на то, чтобы его как следует полечили, – заявил Шарп. – Извините, мисс, вырвалось. Мы найдём его, отберём деньги и отдадим вам. Вот и всё! – и он ей улыбнулся.

- Я же сказал, что всё будет в порядке, – уверенно подвёл итог Харпер.

Висенте не принимал участия в беседе. К нему подсел и завёл разговор один из посетителей таверны, недавно пришедший здоровяк. Выслушав его, взволнованный Висенте обратился к Шарпу:

- Это Франсиско. Он говорит, что знает про тайный склад с продовольствием. Тот, кому всё это принадлежит, планирует продать всё французам.

Шарп смерил Франсиско взглядом и определил: «Крыса из сточной канавы».

- И что же Франсиско хочет? – спросил он.

- Что хочет? – не понял Висенте.

- Что он хочет, Джордж? Почему он рассказал нам об этом?

Португальцы быстро переговорили между собой, и Висенте ответил:

- Он говорит, что не хочет, чтобы провизия досталась французам.

- А-а, значит, он патриот… - скептически протянул Шарп. – А как он узнал о складе?

- Он помогал доставлять продукты. Он… как это по-английски… человек с телегой.

- Извозчик, – подсказал Шарп. – Значит, наш Франсиско – извозчик-патриот?

Снова Висенте задал несколько вопросов, а потом перевёл:

- Он говорит, что ему не заплатили.

Этому Шарп был гораздо более склонен верить. Может, Франсиско и патриот, но месть – гораздо более правдоподобный мотив.

- А почему мы? – снова спросил он.

- В смысле? – опять не понял Висенте.

- Внизу, на причалах не менее тысячи солдат, а в городе ещё больше. Почему он подошёл к нам?

- Он узнал меня, – объяснил Висенте. – Он местный, как и я.

Шарп потягивал своё вино и, пристально глядя на Франсиско, размышлял. Ему не нравился этот чертовски увёртливый тип, но то, что он говорил, имело смысл, если подоплёкой был денежный интерес.

- Кому принадлежит склад?

Опять диалог на португальском, и Висенте отвечает:

- Он говорит, что хозяина зовут Мануэль Лопес. Я о таком не слышал.

- Жаль, это не чёртов Феррагус. Простите, мисс. Так где этот склад? – поинтересовался Шарп.

- В двух минутах отсюда, – ответил Висенте.

- Если всё так, как он рассказывает, то нам понадобится весь полк, но нам лучше сначала посмотреть самим. – Шарп посмотрел на залповое ружье, висевшее на плече Харпера. – Эта игрушка заряжена?

- Конечно, сэр. Только порох насыпать на полку.

- Так насыпь, Пат. Если мистеру Лопесу мы не понравимся, придётся его успокоить.

Они с Висенте расплатились за еду и вино, а Франсиско не сводил глаз с Харпера, который возился со своей наводящей ужас одним своим видом семистволкой. Парень явно нервничал.

- Для этой штуки нужно побольше пуль, – заметил Харпер.

- Сколько у вас осталось?

- После того, как я зарядил мою крошку? – Харпер ласкающим движением закрыл затвор. – Двадцать три.

- Я украду немного у Лоуфорда. – сказал Шарп. – Его чёртов большой пистолет, который в седельной кобуре, заряжается как раз полудюймовыми пулями, а он из этой дьявольской – простите, мисс – штуки ни разу не стрелял. Ему не нравится слишком большая отдача при выстреле. Бог его знает, зачем ему эта штука. Может, жену ей пугает. Вы готовы? – обратился он к Висенте. – Давайте найдём этот проклятый склад, и вы сообщите об этом своему полковнику. За это он отметит вас в своей Библии.

Франсиско обошёл весь город, спрашивая у всех и каждого, не видел ли кто двух британцев в зелёных формах и с ними учёного сынка профессора Висенте. Он быстро нашёл их в «Трёх воронах». Феррагус будет рад. Взволнованный Франсиско показал дорогу вниз по тропе.

- Здесь, сеньор, – указал он на большие ворота в каменной стене через улицу.

- Почему бы сначала не доложить полковнику? – предложил Висенте.

- Потому что, если этот ублюдок – простите, мисс – соврал, вы будете глупо выглядеть. Нет, мы посмотрим, что внутри. Потом вы пойдёте к своему полковнику, а мы отведём мисс Фрай в полк.

Дверь была заперта на висячий замок.

- Выстрелить в него? – спросил Висенте.

- Вы его просто искорёжите, и открыть станет ещё труднее.

Шарп порылся в своём ранце и нашёл, что искал – отмычки. Он сохранил их ещё с детства, и теперь перебирал искривлённые стержни, прикидывая, который из них подойдёт.

Висенте поразился:

- Вы знаете, как этим пользоваться?

- Когда-то я был вором, – пожал плечами Шарп. – Зарабатывал этим на жизнь, – и, заметив, что Сара совершенно ошеломлена этой новостью, добавил. – Я не всегда был офицером и джентльменом.

- Но сейчас вы офицер? – с тревогой спросила она.

- Офицер, мисс, даже не сомневайтесь, – успокоил её Харпер.

Взяв наизготовку свою семистволку, он посматривал по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Хозяин лавочки увязывал пожитки на тачку, женщина ругала своих детей. Небольшая группа беженцев, обременённая сумками, коробами, собаками, козами и коровами тащилась под гору к реке.

В замке что-то щёлкнуло, и Шарп открыл его, потом снял с плеча винтовку.

- Придержи-ка этого Франсиско, – сказал он Харперу. – Если внутри ничего нет, я пристрелю ублюдка. Простите, мисс.

Франсиско попытался было улизнуть, но Харпер перехватил его, а Шарп распахнул одну из створок ворот и шагнул в темноту, приглядываясь. Когда его глаза привыкли к сумраку, он увидел бочки, ящики и мешки, возвышающиеся штабелями до самых стропил крыши.

- Господи Боже! – потрясённо пробормотал он. – Простите, мисс.

- Богохульство даже хуже, чем просто сквернословие, – строго заметила Сара, окидывая взглядом огромное внутреннее пространство склада.

- Я постараюсь запомнить, мисс, на самом деле постараюсь, – отозвался Шарп. – Иисусе, чёрт его возьми, вы только посмотрите на это!

- Это всё провизия? – спросил Висенте.

- Пахнет едой, – ответил Шарп, вскинул винтовку на плечо, вытащил из ножен палаш и ткнул им в один из мешков, из которого потекла на пол струйка зерна. – Слёзы Иисуса! Простите, мисс, – он вложил палаш в ножны и осмотрелся. – Да тут тонны провизии!

- А это важно? – спросила Сара.

- Ещё бы! – со знанием дела сказал Шарп. – Армия не может воевать, если голодает. Весь смысл этой кампании, мисс, в том, чтобы позволить лягушатникам углубиться на территорию Португалии до самого Лиссабона, где они будут испытывать трудности с продовольствием. А этот склад может кормить их много недель!

Харпер, поражённый открывшимся перед ним зрелищем, машинально ослабил хватку, и Франсиско, воспользовавшись этим, потихоньку отступил в сторону, а потом стремглав бросился бежать. Шарп, Висенте и Сара шли по центральному проходу, озираясь и удивляясь. Провиант был сложен аккуратными штабелями примерно двадцать на двадцать футов. Между штабелями тянулись узкие проходы. На некоторых бочках виднелось клеймо британской армии – значит, они были украдены. Харпер последовал было за своими товарищами, потом вспомнил про Франсиско, оглянулся и увидел, что из дома напротив выходят несколько мужчин с пистолетами в руках и перекрывают ворота склада.

- Тревога! – крикнул он.

Обернувшись, Шарп увидел заслонившие вход тёмные силуэты, и инстинкт подсказал ему, что Франсиско их предал, и они попали в беду.

- Ко мне, Пат! – крикнул он, заталкивая Сару в проход между мешками.

Ворота прикрыли, и в складе сразу стало темно. От входа грохнули первые выстрелы. Одна пуля вонзилась в мешок над головой Шарпа, другая срикошетила от железного обруча бочки и ударила в стену, а третья попала в Висенте, который упал навзничь, выронив винтовку. Шарп пинком отбросил винтовку к Саре и, затащив Висенте в щель между мешками, вернулся к центральному проходу и прицелился в сторону двери. Врага не было видно. Шарп снова отступил за стену мешков. Теперь в помещение свет проникал лишь через несколько маленьких грязных окошек, расположенных под крышей, поэтому всё скрывал полумрак. В дальнем конце узкого прохода что-то шевельнулось. Шарп вскинул винтовку, но это оказался Харпер, который пробрался к нему, минуя центральный проход, вокруг возвышающихся до самой крыши штабелей.

- Их шестеро, сэр. Может, больше, – сказал Харпер.

- Нам нельзя здесь оставаться. Мистер Висенте ранен, – ответил Шарп.

- Господи! – огорчился Харпер.

- Простите, мисс, – извинился за Харпера Шарп.

Пуля сбила Висенте с ног, но он остался в сознании и даже поднялся, и теперь стоял, прислонясь к ящикам.

- Кровь идёт, – сказал он.

- Где?

- Левое плечо.

- Во рту кровь чувствуете?

- Нет.

- Будете жить, – успокоил португальца Шарп и передал винтовку Висенте Харперу. – Дайте мне залповое ружьё, Пат, и прикрывайте мистера Висенте и мисс Фрай. Посмотрим, есть ли отсюда выход. Подождите немного.

Шарп прислушался. Со всех сторон слышались лёгкие шорохи, но это могли быть крысы или кошки.

- Двигаемся вдоль стен, – прошептал он Харперу и пошёл вперёд, чтобы заглянуть за угол штабеля.

В полумраке он различил какую-то тень и вышел из-за штабеля. Впереди полыхнул огонь, и вдоль стены мимо него свистнула пуля. Он вскинул винтовку, но тень растворилась среди теней.

- Давай, Пат!

Харпер подтолкнул Висенте и Сару вглубь склада. «Ради Бога, только бы там была ещё дверь!» - думал Шарп, закинув винтовку на левое плечо, а семистволку на правое, и взбираясь на ближайший штабель. Он карабкался, вбивая носы сапог в щели между мешками, не обращая внимания на шум, который при этом производил. Шарп едва не сорвался, ещё больше разозлился, и это словно придало ему сил. Наконец он оказался наверху штабеля и снял семистволку с плеча, надеясь, что никто не услышит щелчок взводимого курка. Большой кот обшипел его, выгнув спину дугой и задрав трубой хвост, но соперничать за неровное плато на вершине штабеля не решился и удрал подальше. Шарп лёг на живот и прислушался к тихому бормотанию внизу. Там, в проходе, их враги совещались, как закончить то, что они начали. Винтовок они, конечно, немного побаивались, и хотели, по возможности, избежать боя, поэтому Феррагус крикнул:

- Капитан Шарп!

Нет ответа. Где-то в глубине склада послышалось царапание когтей, да снаружи прогремели по булыжнику колёса.

- Капитан Шарп!

Молчание.

- Выходите! – крикнул Феррагус. – Принесёте мне извинения, и можете уйти. Это всё, что я хочу. Извинитесь!

«Ага, чёрта тебе лысого, а не извинений! – подумал Шарп. – Феррагусу надо сохранить этот склад до прибытия французов. Как только мы покажемся, он нас подстрелит». Пришло время поохотиться на охотников.

Он осторожно подполз к краю штабеля и медленно, очень медленно высунулся, чтобы посмотреть вниз. В проходе стояла группа мужчин – шестеро или больше. Они не догадывались глянуть вверх, хотя собирались помериться силами с солдатами, а солдаты в бою всегда стараются занять позицию на возвышенности.

Шарп опустил вниз ствол залпового ружья. Семь полудюймовых пуль забивались в дула с помощью пыжей, но запросто могло случиться так, что какая-нибудь пуля выкатится, поэтому стрелять надо было быстро, очень быстро, почти не целясь. Он чуть отодвинулся назад, привстал и замер, потому что послышался другой голос:

- Капитан Шарп!

Это был не Феррагус, и голос слышался не снизу, а от ворот склада.

- Капитан Шарп!

Говорил майор Феррейра. Пришёл, ублюдок! Шарп опустил ствол, готовый дать залп, но Феррейра заговорил вновь:

- Даю вам слово офицера. Вам не причинят вреда! Мой брат лишь хочет, чтобы вы принесли извинения!

Феррейра перешёл на португальский, обращаясь, видимо, к Висенте, и Шарп мысленно выругался, потому что Висенте с его наивностью, доверчивостью и склонностью принимать всё за чистую монету мог поверить Феррейре. Надо было срочно вмешаться. Одним движением он ступил на край штабеля, высунул ствол в проход и нажал спусковой крючок.

Три пули из семи едва не выкатились, и это уменьшило поражающую мощь залпового ружья, но отзвук выстрела, отразившихся грохотом от каменных стен, оглушил, а отдача семи стволов едва не вырвала ружьё из рук Шарпа. Клубы дыма скрыли, что творилось в проходе. Оттуда раздавались вопли ужаса, хриплые крики боли, и топот ног, потому что бандиты разбегались, как крысы, от обрушившейся на них сверху смерти. В ответ раздался пистолетный выстрел, пуля разбила вдребезги стекло в окне под крышей, но Шарп уже бежал вглубь склада. Он перепрыгнул проход, приземлился на пирамиду бочек, которые зашатались под ним, едва не обрушившись, но он ринулся дальше, распугивая кошек, прыгнул ещё раз – и вот он уже в дальнем углу.

- Нашлось что-нибудь, Пат?

- Только лаз в подвал, чёрт подери.

- Лови! – Шарп бросил Харперу семистволку и начал спускаться, цепляясь за края ящиков, а когда до земли осталось футов шесть, спрыгнул.

Он посмотрел направо и налево, но ни Феррагуса, ни его подручных не заметил:

- Где они, дьявольщина?

- Вы кого-нибудь убили? – с надеждой спросил Харпер.

- Двух-трёх. Где лаз?

- Здесь.

- Господи, как воняет!

- Там какая-то гадость, сэр. Много мух.

Шарп присел на корточки и задумался. Чтобы добраться до ворот, придётся пробираться по проходам между штабелями, а люди Феррагуса перекроют их. Можно, конечно, попробовать, но чего это будет стоить? По крайней мере, ещё одно ранение. И с ними женщина. Нельзя подвергать её опасности. Он открыл люк в подвал, и оттуда пахнуло тяжёлой вонью. Видно, там, в темноте, что-то сдохло. Может быть, крыса. Вглядевшись, он различил ведущие во тьму ступени, и предположил, что это подвал. Спустившись вниз, можно было взять лестницу на прицел, и Феррагус со своими людьми не сможет выкурить его оттуда. Интересно, есть ли из этого подвала другой выход?

Где-то вдалеке послышались шаги, но гораздо больше Шарпа забеспокоили шорохи сверху. Феррагус быстро учился и, видимо, послал своих людей на штабеля. Ловушка захлопывалась, и оставался единственный выход.

- Вниз! – приказал Шарп. – Все вниз!

Он спустился последним, с трудом задвинув тяжёлую деревянную крышку люка, чтобы Феррагус не догадался, что его враги ушли в подпол. Внизу было черно, как в смоляной бочке и так воняло, что Сара зажала рот. В темноте гудели мухи.

- Зарядите залповое ружьё, Пат, и дайте мне винтовки, – сказал Шарп.

Шарп присел на ступеньках, держа в руках одну винтовку, а две положив рядом. Силуэт того, кто откроет люк, будет отличной мишенью.

- Когда выстрелю, перезарядите винтовку, а потом семистволку, – шепнул он Харперу.

- Да, сэр, – отозвался Харпер, перезаряжая оружие в кромешной тьме.

- Джордж? – позвал Шарп и, услышав в ответ свистящий выдох, полный боли, попросил. – Пройдите вдоль стен, посмотрите, нет ли другого выхода.

- Там был майор Феррейра, – с укоризной произнёс Висенте.

- Такой же мерзавец, как и его брат, – ответил Шарп. – Он хотел продать лягушатникам партию чёртовой муки, Джордж, да только я помешал ему. Поэтому меня и избили там, в Буссако.

Доказательств у Шарпа не было, но вывод напрашивался сам собой. Именно Феррейра убедил Хогана пригласить Шарпа на ужин в монастыре, и, вероятно, подсказал брату, что стрелок будет возвращаться один по тёмной тропе.

- Пошарьте вдоль стен, Джордж. Ищите дверь.

- Тут крысы, – сказал Висенте.

Шарп вытащил из кармана складной нож, открыл его и позвал Сару.

- Возьмите, – он нащупал в темноте её ладонь и вложил в неё ручку ножа. – Осторожнее, это нож. Отрежьте от подола вашего платья полосу и посмотрите, нельзя ли перевязать плечо Джорджа.

Он думал, Сара воспротивится тому, чтобы её единственное платье попортили, однако она промолчала, и мгновение спустя послышался характерный треск разрывающегося шёлка. Шарп придвинулся поближе к люку и прислушался. Сначала было тихо, но вдруг раздался выстрел из пистолета, и пуля вонзилась в крышку люка, застряв в древесине. Феррагус показал, что нашёл их убежище, однако явно не горел желанием немедленно спускаться в подвал. Снова всё стихло.

- Хотят убедить нас, будто они ушли, – сказал Шарп.

- Отсюда нет выхода, – объявил Висенте.

- Выход есть всегда, – возразил Шарп. – Крысы ведь как-то сюда попадают?

- Здесь два трупа, – с отвращением в голосе произнёс Висенте.

Так вот откуда эта вонь!

- Они нам не повредят, раз уже мертвы, – прошептал Шарп. – Снимите мундир и рубашку, Джордж, и позвольте мисс Фрай перевязать вас.

Шарп ждал. Время шло. Висенте постанывал от боли, а Сара шептала ему что-то успокоительное. Шарп снова придвинулся к люку поближе. Он знал, что Феррагус никуда не делся, и пытался догадаться, что он собирается предпринять. Откинет крышку люка и начнёт стрелять? Попытается ворваться? Вряд ли. Феррагус, скорее, надеется, что они вылезут сами, понадеявшись, будто склад опустел, но Шарп на это никогда не купился бы. Он ждал, слыша лишь царапанье шомпола о ствол. Харпер заряжал своё залповое ружьё семью пулями.

- Готово, сэр, – наконец доложил он.

- Будем надеяться, что эти ублюдки попробуют сунуться, – сказал Шарп, не обращая внимания на резкий вдох Сары, в котором чувствовалось неодобрительное отношение к его «выражениям».

В этот момент наверху что-то грохнуло, словно орудие выстрелило. Шарп вздрогнул, решив, что это был взрыв, но потом сообразил, что на люк водрузили что-то очень тяжёлое. Послышался ещё один удар, потом ещё. Что-то заскребло по полу, а затем подряд несколько раз грохало и скребло.

- Заваливают люк, – сказал Шарп.

- Зачем? – спросила Сара.

- Они заманили нас в ловушку, мисс, и вернутся, когда подготовятся как следует.

Феррагус, разумеется, не собирался привлекать внимание к своему складу, устраивая в нём перестрелку, пока в городе британские и португальские войска. Он подождёт, когда армия уйдёт, а потом, до прибытия французов, вернётся с целой толпой до зубов вооружённых людей и откроет подвал.

- Значит, у нас есть время, – решил Шарп.

- Время для чего? – спросил Висенте.

- Чтобы выйти отсюда, разумеется. Все заткните уши пальцами, – он выждал несколько секунд и выстрелил из винтовки вверх.

Пуля вонзилась в крышку люка. В ушах у Шарпа стоял звон. Он вытащил ещё один патрон, откусил пулю и отложил её.

- Протяните руку, Пат, – сказал он и вложил ему в ладонь немного пороха в бумажке – то, что осталось от патрона.

- Что вы делаете? – спросил Висенте.

- Я как Бог, собираюсь сотворить свет, – отозвался Шарп.

Он пошарил по карманам и нашёл номер газеты «Таймс», который дал ему почитать Лоуфорд, порвал пополам, одну половинку сунул обратно, а вторую туго скрутил.

- Готово, сэр, – Харпер, который, догадавшись, что собирается сделать Шарп, свернул из промасленной бумаги патронной обёртки трубочку, начинённую порохом.

- Нащупайте замок, – Шарп протянул ему винтовку.

- Нашёл, сэр, – отозвался Харпер и подставил трубочку к кремнёвому замку.

- Рады, что пошли со мной сегодня, Пат?

- Это счастливейший день в моей жизни, сэр.

- Давайте посмотрим, где мы оказались, – произнёс Шарп и нажал на спусковой крючок.

Кремень ударил о пластину, высекая искру; со вспышкой воспламенился порох на полке; скрученная трубочкой бумага, которую Харпер держал возле замка, полыхнула ярким пламенем, и Шарп запалил от него конец своего импровизированного факела. Харпер подул на обожженные пальцы. У Шарпа было не больше минуты, пока прогорит газета. В первую очередь он увидел два омерзительных трупа. Крысы обглодали до костей их лица и прогрызли раздутые животы, в которых копошились личинки и множество мух. Сара бросилась в угол, и там её вырвало. Шарп осмотрел всё остальное. Подвал был квадратным, примерно двадцать на двадцать футов, с каменным полом. Потолок тоже каменный, с арочными кирпичными сводами.

- Римская работа, – заметил Висенте.

Шарп осмотрел и лестницу, но она также оказалась целиком каменная. Газета догорела до самых пальцев, он бросил её на ступеньки и огляделся в последний раз, пока огонь ещё тлел.

- Мы в ловушке, – печально констатировал Висенте.

Воротник его рубашки был порван, левое плечо неуклюже перевязано, на коже и рубашке следы крови. Огонь погас, и в подвале воцарилась тьма.

- Выхода нет, – вздохнул Висенте.

- Выход есть всегда, – уверенно возразил Шарп. – Один раз в Копенгагене меня заперли, но я выбрался.

- Как? – спросил Висенте.

- Через дымоход, – ответил Шарп и мысленно содрогнулся, вспомнив об узком, тёмном, тесном, покрытом сажей лазе, по которому он полз, извиваясь угрём, пока не повернул в соседний дымоход.

- Жалко, что римляне не построили здесь дымоход, – заметил Харпер.

- Подождём и пробьёмся к выходу, – предложил Висенте.

- Не получится, – жёстко возразил Шарп. – Когда Феррагус вернётся и откроет люк, Джордж, он не будет рисковать. Он приведёт десяток людей с мушкетами, готовых пристрелить нас.

- Тогда что мы сделаем? – немного придя в себя, тихо спросила, Сара.

- Мы уничтожим продукты, которые лежат на складе, – заявил Шарп. – Этого ведь хочет Веллингтон, не так ли? Это наш долг. Нам некогда крутиться вокруг университетов, мисс, нам дело делать надо.

Но для начала надо было придумать, как спастись.

Феррагус, его брат и ещё трое после склада двинулись в таверну. Один пойти уже никуда не мог, потому что в его черепе засела пуля из семистволки. Теперь он был неспособен ни говорить, ни двигаться, ни понимать что-либо, и Феррагус приказал свезти его в монастырь Санта-Клара, в надежде, что хоть кто-то из монахинь там ещё остался. Второй, раненый тем же выстрелом, направился домой, чтобы жена наложила повязку на перебитую пулей руку. Озлобленный понесёнными потерями, Феррагус мрачно смотрел в стоящий перед ним стакан с вином.

- Я вас предупреждал. Они – солдаты, – сказал Феррейра.

- Мёртвые солдаты, – огрызнулся Феррагус.

Это было единственным утешением. Все четверо попались в ловушку, и останутся там, пока Феррагус не захочет вытащить их оттуда. Он подумывал оставить их там. Интересно, через сколько бы они умерли? Может, сошли бы с ума в душной темноте? Перестреляли бы друг друга? Или друг друга съели? Может, через несколько недель он откроет люк, и когда тот единственный, кто останется в живых, выползет, моргая, на свет, он забьёт ублюдка до смерти? Нет, он забьёт всех троих и проучит Сару Фрай самыми изощрёнными способами.

- Мы вытащим их оттуда сегодня же вечером, – заявил Феррагус.

- Сегодня вечером не выйдет. В городе британцы, они расквартированы неподалёку от склада, – напомнил Феррейра.- Что будет, если они услышат выстрелы? Вдруг не удастся избавиться от них так легко, как днём.

Днём португальский патруль, услышав выстрелы на складе, заявился, чтобы разобраться, в чём дело. Их встретил майор Феррейра, который не участвовал в охоте на Шарпа, а сторожил дверь. Заслышав топот ботинок по булыжникам мостовой, он вышел на улицу и отправил патруль восвояси, сказав, что это его люди стреляют коз на мясо.

- Из того подвала никто выстрелов не услышит, – презрительно бросил Феррагус.

- Хотите рискнуть? – спросил иронически Феррейра. – Забыли про их пушку?

- Тогда завтра утром, – прорычал Феррагус.

- Завтра утром британцы ещё будут в городе, – терпеливо напомнил майор. – А днём мы должны ехать на встречу с французами.

- К французам поедете вы с Мигуэлем, – сказал Феррагус.

Он посмотрел на своего подчинённого, который пожал плечами: мол, почему бы и нет?

- Они будут ждать вас, – напомнил Феррейра.

- Мигуэль выдаст себя за меня! – отрезал Феррагус. – Чёртовы французы ничего и не поймут. А я останусь здесь, подожду, пока британцы не уйдут, и поиграю в свои игрушки. Когда французы придут в город?

- На следующий день утром? – предположил Феррейра. – Скажем, через час-два после рассвета?

- Значит, время у меня будет, – с удовлетворением побурчал Феррагус.

Он хотел, чтобы в его распоряжении было достаточно времени, чтобы заставить своих врагов умолять о снисхождении, которого они никогда не дождутся.

- Я встречу вас на складе, – сказал Феррагус брату. – Приведите с собой французов для охраны.

Он знал, что мог позволить себе отвлечься. Конечно, сохранить продовольствие и продать его французам – это первоочередная задача, и по сравнению с ней попавшаяся в мышеловку компания казалась не столь уж важным делом, но только на первый взгляд. Они бросили ему вызов, одержали над ним верх, а Феррагус не мог позволить безнаказанно оскорблять себя. Поступить так означало унизить своё достоинство. Так что это теперь – дело чести.

На самом деле никакой проблемы не было. Шарп и остальная компания обречены. На люк он нагромоздил полтонны ящиков и бочек, а другого выхода из подвала нет. Так что Феррагус уже одержал победу, это только вопрос времени.

Большая часть отступающей британской и португальской армии пересекала Мондего через брод к востоку от Коимбры, но по мосту Санта-Клара в пригород на южном берегу реки, где располагался новый женский монастырь Санта-Клара, тоже двигался плотный поток солдат с пушками и фургонами, а также беженцев с нагруженными в тележки пожитками, козами, овцами, коровами и собаками. Спрессованная плотная толпа вливалась в узкие улочки около женского монастыря и мучительно медленно шла на юг, к Лиссабону. Ребёнка едва не переехало пушкой, но возница спас его, повернув вбок, так что орудие врезалось в стену, и пришлось целый час чинить сломанную колёсную ось. Тележка развалилась прямо на мосту, её содержимое – книги и пожитки – рассыпались, и, не обращая внимания на проклятия их владелицы, португальские солдаты сбросили и тележку, и весь скарб в реку, которая и без того была замусорена разбитыми бочками и содержимым мешков, ссыпанным в воду. Вниз по течению толстым слоем плыли разбухшие сухари. Солёное мясо сжигали на больших кострах. Португальские солдаты получили приказ разрушить в городе все печи для выпечки хлеба. Южному Эссекскому было поручено взяться за кирки и кувалды и разбить привязанные на причалах лодки.

Подполковник Лоуфорд вернулся к причалам поздним утром, выспавшись и насладившись удивительно вкусным цыплёнком, салатом и белым вином, а его красный мундир за это время вычистили и отгладили. Верхом на Молнии он спустился к причалам, где обнаружил свой полк – потный, взъерошенный, грязный и уставший после целого утра тяжёлой работы.

- Проблема в солёном мясе, – сказал майор Форрест. – Бог знает почему, но оно не желает гореть!

- Шарп обещал ведь достать скипидар!

- Я его не видел, – сказал Форрест.

- Я надеялся, что он здесь, – заявил Лоуфорд, осматривая затянутый дымом причал и вдыхая острый запах разлитого рома и горелого мяса. – Он спас весьма милую девушку, англичанку, к тому же. Я был с ней немного резок и, думаю, должен принести извинения.

- Здесь его нет, – повторил Форрест.

- Он появится, - пожал плечами Лоуфорд. – Как обычно.

Через причал, печатая шаг, прошествовал капитан Слингсби и, щёлкнув каблуками, откозырял Лоуфорду:

- У меня пропал человек, полковник!

Лоуфорд прикоснулся в ответ пальцами к треуголке и произнёс:

- Как дела, Корнелиус? Все хорошо, я надеюсь?

- Лодки уничтожены, все до единой!

- Великолепно!

- Но сержант Харпер отсутствует, сэр. Отсутствует без разрешения.

- С моего ведома, Корнелиус.

Слингсби ощетинился:

- Меня не поставили в известность, сэр.

- Это недосмотр, разумеется, – миролюбиво ответил Лоуфорд. – И я уверен, что сержант Харпер скоро вернётся. Он с мистером Шарпом.

- Это другое дело, – помрачнел Слингсби.

- Есть проблемы? – осторожно поинтересовался Лоуфорд.

- Мистер Шарп много чего наговорил мне сегодня утром.

- Вы с Шарпом должны исправить сложившуюся ситуацию, – поспешил заметить Лоуфорд.

- И он не имеет права, сэр, никакого права отвлекать сержанта Харпера от выполнения положенных ему обязанностей. Это только подстрекает его.

- Подстрекает? – не понял Лоуфорд.

- К дерзкому поведению, сэр. Он слишком ирландец.

От испаряющегося с земли рома в воздухе стоял спиртовой запах, но Лоуфорду казалось, что в дыхании его шурина тоже ощущаются ромовые пары.

- Я полагаю, он ирландец, потому что родом оттуда, как и Молния, – Лоуфорд почесал коня за ухом. – Нельзя предвзято относиться ко всем ирландцам.

- Сержант Харпер не проявляет должного уважения к правительству Его Величества.

- Сержант Харпер захватил Орла в Талавере, капитан, – заметил Форрест. – Ещё до вашего прибытия.

- Я не сомневаюсь, что он хорошо сражается, сэр, – ответил Слингсби. – Это у них, ирландцев, в крови, не так ли? Они невежественные и жестокие дикари, сэр. Я хорошо их знаю. В 55-м полку было много ирландцев. Меня волнует порядок дел во вверенной мне роте стрелков. Я хочу навести порядок в соответствии с правилами, сэр. И я не намерен терпеть дерзости.

- Каковы же ваши намерения? - с некоторым неудовольствием поинтересовался Лоуфорд.

- Чтобы сержант Харпер вернулся в мою роту, сэр, где я со всей решительностью заставлю его взяться за дело по всем правилам Устава.

- Ваша обязанность проследить за этим, когда он вернётся, – величественно напутствовал его полковник.

- Очень хорошо, сэр, – Слингсби откозырял и вернулся к своей роте.

- Он полон энтузиазма, – заметил Лоуфорд.

- По-моему, наша стрелковая рота и раньше не могла пожаловаться на недостаток энтузиазма или, к примеру, боеспособности.

- Они хороши, конечно, но даже хорошим собакам иногда не мешает поохотиться с новым выжлятником, – ответил Лоуфорд. – Новый подход, Форрест, исправляет старые привычки, разве не так? Может, поужинаете со мной сегодня вечером?

- Было бы неплохо, сэр.

- И с рассветом – в путь. Прощай. Коимбра. Пусть французы будут к тебе милосердны.

Двадцатью милями к северу авангард французской армии вышел к главной дороге, оттеснив португальских ополченцев, которые преграждали дорогу, огибающую с севера хребет Буссако, и теперь конные разъезды скакали по брошенным опустевшим полям к Коимбре. Французская армия повернула на юг. Сначала Коимбра, потом – Лиссабон, а затем и победа. Орлы летели на юг.

Глава 8

Первая из идей состояла в том, чтобы вылезти как-нибудь из лаза и разобрать то, что было навалено сверху.

- Если приподнять край крышки, то, может быть, удастся высунуться наружу и как-нибудь перегнувшись, сдвинуть её, – предложил Висенте.

Ничего другого Шарпу в голову не пришло, поэтому они с Харпером принялись за работу. Сначала они попытались поднять крышку люка, налегая на неё снизу изо всех сил, но она не приподнялась и на дюйм. Тогда Шарп с Харпером принялись расковыривать доски. Раненое плечо не позволило Висенте помочь им, и они с Сарой отсели как можно дальше от лестницы, чтобы не мешать, и только по доносящимся до них звукам могли судить, как продвигается работа. Харпер орудовал штыком, и его короткое по сравнению с палашом Шарпа лезвие позволяло ему подняться по ступенькам выше. Шарп скинул мундир и рубашку, порвал её и обернул куском полотна лезвие, чтобы не порезать руки. Он и Харперу предложил лоскут, добавив:

- Жаль, конечно. Рубашка совсем новая.

- Подарок от некой белошвейки из Лиссабона? – спросил Харпер.

- Ну, да.

Харпер хохотнул и вонзил штык в крышку люка, а Шарп проделал то же своим палашом. Работали они в темноте и тишине, расщепляя и отламывая от досок кусочки древесины. Иногда клинки натыкались на гвозди, и это вызывало потоки проклятий.

- Просто урок английского языка, – через некоторое время съязвила Сара.

- Простите, мисс, – отозвался Шарп.

- В армии на это не обращают внимания, – попытался оправдаться Харпер.

- Неужели все солдаты сквернословят?

- Все и постоянно, – сказал Шарп. – Кроме Папаши Хилла.

- Это генерал Хилл, мисс, – пояснил Харпер. – Он такими словами рот не пачкает.

- И ещё сержант Рид, – добавил Шарп. – Он никогда не сквернословит, потому что методист, мисс.

- Я раз слышал, как он чертыхался, – возразил Харпер. – Это когда клятый Баттен выдрал из его Библии восемь страниц, чтобы… - он вдруг замолк, сообразив, что Саре необязательно знать, на что именно Баттен пустил страницы Второзакония, потом крякнул с натуги, отколол длинную щепку и бодро заявил. – Скоро, чёрт возьми, выберемся.

Но работа шла тяжело. Доски были трехдюймовые, скреплённые двумя крепкими брусьями с внутренней стороны люка. Шарп и Харпер брусья пока не трогали, решив, что надо проломить доски хотя бы в одном месте, а уж потом расширить лазейку. Чтобы твёрдая древесина стала податливой, они методично долбили её, а потом поддевали и пытались расщепить. Сверху сыпались опилки, мелкая пыль и щепки, места для двоих под люком не хватало. Время от времени они давали отдых натруженным мускулам, и тогда им казалось, что их труды бессмысленны, потому что ни штык, ни палаш для такой работы не годились. Клинок палаша был слишком тонок, и его нельзя было использовать, чтобы поддевать и с усилием расщеплять доски, - так и сломать недолго. Шарп попытался работать ножом, но опилки сыпались в глаза, и он снова взялся за палаш, обернув руку полотном, чтобы не порезаться об острую сталь. Он понимал, что даже когда они проделают сквозную дыру, ещё Бог знает, сколько придётся её расширять, но ведь в любом сражении так: дерёшься за каждый шаг вперёд. Нет смысла волноваться о том, что будет дальше, если никакого «дальше» вообще может не быть, и поэтому они с Харпером продолжали работать. Голая грудь Шарпа была залита потом, по нему ползали мухи, рот забит пылью, рёбра ныли.

В темноте время текло незаметно. Они могли работать час или целых десять. Шарп был не уверен, но по его ощущениям в том кажущемся пока далёком мире за стенами подвала спустилась ночная тьма. Он работал упорно, пытаясь не думать о том, сколько прошло времени, рубил, долбил, скрёб и расщеплял, пока, наконец, его клинок не прошёл насквозь и с силой ударился во что-то неизмеримо более твёрдое, чем древесина. Хотя от удара заныла рука, Шарп попробовал ещё, злобно выругался и тут же извинился:

- Простите, мисс.

- Что случилось? – спросил встревожено Висенте, видимо, задремавший и теперь проснувшийся.

Шарп не ответил. Он орудовал ножом, стараясь расширить отверстие и проверить, что лежит над люком.

- Эти ублюдки положили сверху каменные плиты! – в сердцах сказал он. – Мерзавцы!

- Мистер Шарп… - устало пробормотала Сара, словно понимая, что всё бесполезно.

- Они и впрямь ублюдки, мисс, – сказал Харпер, чей штык тоже скрежетнул по камню, потом извинился за грубость и без сил рухнул на ступеньки.

- Что случилось? – переспросил Висенте.

- Они положили на люк каменные плиты, – ответил Шарп. – А поверх ещё что-то тяжёлое. Эти сволочи не такие идиоты, какими кажутся.

Он спустился со ступенек и сел, прислонясь к стене спиной, чувствуя себя абсолютно измотанным и уставшим настолько, что оставались силы только дышать.

- Значит, через люк не пройти? – спросил Висенте.

- Ни единого шанса.

- И что мы делаем? – поинтересовался Висенте.

- Думаем, чёрт возьми, – сказал Шарп, хотя в голову больше ничего не шло.

«Ад и все его черти! – вертелось в голове. – Мы здесь накрепко засели!»

- Как сюда проникают крысы? – через некоторое время поинтересовалась Сара.

- Эти мелкие мерзавцы пролезают через щелки, куда вы едва свой мизинец засунете, – сказал Харпер. – Если крыса куда-то хочет пролезть, она пролезет, как вы ни старайтесь.

- Так где же эта щель? - не отставала Сара.

- Может, они протискиваются под крышкой люка? – предположил Шарп.

Они сидели в мрачной тишине, нарушаемой лишь гудением мух.

- Если мы выстрелим, как думаете, нас услышат? – спросил Висенте.

- Вряд ли, – отозвался Шарп, решив не разбазаривать зазря патроны, каждый из которых пригодится, когда за ними явится Феррагус.

Он откинул голову, прислонясь затылком к каменной стене, и принялся размышлять. Потолок? Там кирпич и камень. В общем, сплошная… А если попытаться прорваться? Он вдруг словно наяву оказался в гуще боя, мимо свистели пули, его ранило в ногу…Всё это было так реально, ярко… И вдруг он очнулся, сообразив, что кто-то дотронулся до его плеча.

- Я что, спал? – спросил он.

- Мы все спали, – отозвался Харпер. – Бог знает, сколько времени прошло.

- Господи! – Шарп потянулся, чувствуя, как ноют от работы руки и ноги, и раздражённо повторил. – Господи! Нам нельзя спать. Иначе ублюдки схватят нас сонными.

Харпер не ответил. Шарп услышал, как он двигается в темноте, вроде бы устраиваясь на полу, и подумал, что ирландец собирается снова задремать. Шарп этого не одобрял, но не смог придумать, чем бы таким полезным занять Харпера, и потому промолчал.

- Я что-то слышу, – заявил Харпер спустя пару минут.

Его голос слышался из центра подвала, где он лежал там на полу.

- Где? – спросил Шарп.

- Приложите ухо к камню, сэр.

Шарп прилёг рядом с ним и прижался ухом к камню. От того, что долгие годы у него над ухом грохали выстрелы из мушкетов и винтовок, слышал он плоховато, но задержал дыхание и усиленно вслушался. Где-то еле слышно журчала вода.

- Вода?

- Там что-то течёт, – заявил Харпер.

- Прямо как Флит, – поразился Шарп.

- Что ещё за Флит? – спросил Висенте.

- Река в Лондоне, – пояснил Шарп. – Она течёт по трубам под городом. Мало кто про неё знает. Над ней целый город стоит.

- Здесь, наверное, то же самое, – пробормотал Харпер.

Шарп простукал пол рукояткой палаша. Он не услышал характерного гулкого отзвука, свидетельствующего, что внизу есть пустота, но вода как-то там текла! Сара, слух который не был попорчен выстрелами и взрывами, совершено определённо была уверена в этом.

- Хорошо, Пат, – подвел итог Шарп, чьё настроение улучшилось, и даже боль в рёбрах, кажется, поутихла. – Мы разберём чёртов пол.

Это было легче сказать, чем сделать. Они расчистили с помощью клинков края большой каменной плиты, и Харпер отыскал место, где между краями плит была щель размером с его палец. Он принялся углублять её, орудуя штыком.

- Там щебёнка, – пояснил он.

- Будем надеяться, что нет бетона, – заметил Шарп.

- Зачем под плиту лить бетон? – возразил Харпер. – Этих гадин – плиты то есть – кладут на гравий и утрамбовывают. Посторонитесь, сэр.

- Что вы хотите делать?

- Сковырнуть её.

- Может, поднимем рычагом? – и Шарп протянул свой палаш.

- Если палаш сломается, сэр, вы всерьёз расстроитесь. Нет уж, вы только посторонитесь и будьте готовы подхватить, когда я подниму мерзавку.

Шарп отстранился. Харпер нагнулся над плитой, подсунул под край два пальца и напрягся. Ничего не вышло. Он чертыхнулся, собрался с духом и дёрнул что было мочи. Послышался скрежет, и Шарп, который касался пальцами краёв плиты, почувствовал, что она на самую малость сдвинулась. Харпер пробурчал что-то под нос, ухитрился засунуть в щель третий палец, снова напрягся изо всех сил – и внезапно плита отделилась от пола. Шарп быстро всунул ствол винтовки под приподнявшийся край, чтобы не дать ему опуститься.

- Теперь можно отпустить.

- Боже, храни Ирландию! – пропыхтел Харпер, выпрямляясь и переводя дух. – Теперь мы вместе, сэр. Вы возьмётесь с другой стороны, и мы перевернём эту дрянь. Извините, мисс.

- Я уже привыкла, – покорно пробормотала Сара.

Шарп подсунул пальцы под край плиты:

- Готов?

- Готов, сэр.

Они приподняли плиту на ребро и подтолкнули её так, что она перевернулась и с чавкающим звуком шлёпнулась на лежащий рядом труп, в результате чего пахнуло невыносимой вонью, и в воздух взлетели невидимые во тьме тучи мух. Сара с отвращением фыркнула, а Шарп и Харпер рассмеялись.

Под плитой открылся квадрат пола, засыпанный песком и щебнем из кирпичной крошки и осколков камня. Они принялись руками разгребать его, разрыхляя особенно твёрдые участки клинками. Висенте помогал здоровой правой рукой, а Сара отбрасывала грунт в сторону.

- Конца и края нет этому дерьму, – бурчал Харпер, потому что, чем глубже они рыли, тем больше осыпалось в яму с краёв.

Они углубились уже на два фута, когда под щебнем израненными окровавленными пальцами Шарп нащупал какую-то выпуклую поверхность, сложенную из каменных плиток рёбрами вверх. Удалось расчистить участок в два-три квадратных фута. Висенте правой рукой ощупал то, что показалось Шарпу плитками.

- Римские кирпичи? Римляне делали такие тонкие кирпичи, – предположил он и через некоторое время добавил. – Это кровля подземного тоннеля.

- Какого тоннеля? – спросил Шарп.

- Того, по которому течёт подземная река. Его построили римляне, – пояснила Сара.

- И мы попробуем туда прорваться, – заявил Шарп, который теперь ясно слышал под полом звук текущей к реке воды, и это наполняло его неистовой надеждой на спасение.

Он стал на колени на краю ямы, балансируя на соседней плите, неустойчивой из-за высыпавшегося из-под неё щебня, и принялся с силой долбить по кирпичному своду окованным медью прикладом винтовки.

- Что вы делаете? – спросил Висенте. – Кровля очень прочная!

- Что я делаю? – переспросил Шарп, который понимал, что португалец прав, но был слишком возбуждён, чтобы действовать терпеливо. – Ломаю чёртовы старые кирпичи! И надеюсь, что делаю это вашей винтовкой.

Харпер присоединился к нему сбоку, и под ударами двух прикладов римская кладка дрогнула. Шарп услышал, что в воду плюхаются осколки. Харпер нанёс особенно мощный удар, целый кусок свода провалился внутрь, и внезапно подвал заполнила омерзительная вонь, словно поднявшаяся из глубин ада.

- Дерьмо! – отшатнулся с криком Харпер.

- Именно оно и есть, – сдавленно пробормотал Висенте.

Пахло так, что дышать было трудно.

- Канализационный коллектор? – недоверчиво спросил Шарп.

- О Господи! – вырвалось, наконец, у Харпера, когда он смог глотнуть воздуха.

Сара тяжело дышала.

- Оно течёт из верхнего города, – пояснил Висенте. – В нижнем городе используют выгребные ямы. Это и впрямь римская канализация. Они называли её «клоака».

- А я называю её нашим спасением, – заявил Шарп и ещё разок врезал прикладом по кирпичам.

Они поддались легко, и отверстие расширилось.

- Пришло время снова посмотреть, – сказал он, вытащил оставшийся кусок «Таймса» и нащупал свою винтовку, опознав её по выщербине на прикладе, оставленной французской пулей.

Шарпу нужна была именно его собственная винтовка, потому что он точно знал, что она разряжена. Он подсыпал пороха на полку, а Харпер скрутил кусочек газеты в фитиль. Когда газета со второй попытки вспыхнула, Харпер поднёс её к провалу, и огонь приобрёл странный синевато-зелёный оттенок.

- О, нет! – воскликнула Сара, заглянув вниз.

Плещущий звук исходил от поблёскивающей в семи-восьми футах ниже отвратительной пенистой зеленоватой жидкости. Напуганные неожиданно вспыхнувшим светом, крысы, чёрные и огромные, разбежались в стороны, цепляясь когтями за осклизлые старые кирпичи.

Судя по кривизне стен древней канализационной трубы, Шарп предположил, что жидкости в ней было на фут глубиной. Слава Богу, большинство богачей из Коимбры разбежались, а то она была бы переполнена нечистотами. В этот момент огонь опалил пальцы Харпера, и он бросил факел вниз. Через секунду свет погас, и они снова оказались во тьме.

- Вы действительно думаете лезть ТУДА? – недоверчиво спросил Висенте.

- Выбора нет. Останемся здесь – погибнем, – пожал плечами Шарп и обратился к Саре. – Вы можете надеть мои сапоги, мисс. Они довольно высокие и не должны промокнуть. И вы бы лучше платье-то сняли.

Несколько секунд Сара молчала, потом тихо промолвила:

- Вы хотите… - голос её прервался.

- Нет, мисс, – терпеливо пояснил Шарп. – Я не собираюсь вас заставлять делать то, что вам не хочется, но если вы изгваздаете ваше платье в говне, оно будет вонять до небес, когда мы выберемся наружу, а насколько я знаю, одеть вам больше нечего. Вот почему я предложил вам раздеться.

- Вы не можете предлагать такое мисс Фрай! – воскликнул шокированный Висенте.

- Это её дело, – заявил Шарп, стягивая свои кавалерийские брюки. – Но если вы хоть что-нибудь соображаете, Джордж, то тоже разденетесь. Сложите всё в мундир или рубашку и завяжите рукава вокруг шеи. Проклятье, парень, здесь же всё равно ничего не видно, хоть глаз коли! Это мои сапоги, мисс, – он подвинул их к Саре.

- Вы хотите, чтобы я пошла в эту…канализацию? – тихо спросила Сара.

- Ни в коем случае, мисс, – заявил Шарп. – Я хочу, чтобы вы гуляли по зелёным лугам с полными карманами денег до конца своей жизни. Но, чтобы оказаться там, придётся пройти через канализацию. Если хотите, можете подождать здесь, пока я с Патом выберусь наружу и вернусь за вами, но я не могу обещать, что Феррагус не опередит нас. Так что, мисс, выбор за вами.

- Мистер Шарп… - промолвила Сара. - Вы правы. Прошу прощения.

Несколько мгновений был слышен только шелест одежды, которую все четверо торопливо стаскивали и увязывали в узлы. Шарп был уже только в подштанниках, поэтому ему оставалось только засунуть вещи в брюки и плотно скатать, оставив штанины вместо лямок. Он положил узел рядом с провалом, рядом – ремень с прицепленными к нему ножнами и патронной сумкой, а также ранец.

- Я пойду первым, – сказал он. – Вы, мисс, идёте за мной, касаясь рукой моей спины, чтобы не потерять меня из вида. Затем идёте вы, Джордж, а Пат – в арьергарде.

Шарп сел, свесив ноги в пробитую дыру. Харпер крепко взял его за руки и начал опускать его вниз, пыхтя от усилия. В грязную жижу с плеском посыпались камешки, и, наконец, туда же окунулись ноги Шарпа.

- Осталось дюйма два, Пат, – сказал Шарп.

Руки Пата разжались, он пролетел оставшееся расстояние и едва не поскользнулся, приземлившись, потому что дно коллектора было предательски скользким.

- Господи! – пробормотал он с отвращением, почти задохнувшись от вони. – Кто-нибудь, подайте мой ремень и одежду.

Ремень с ножнами, застёгнутый на пряжку, он повесил себе на шею; кивер болтался на застёжке патронной сумки, а ножны висели на спине. Штанины брюк Шарп обвязал вокруг пояса.

- Теперь винтовку, – сказал он.

Винтовку Шарп повесил на плечо, а палаш взял в руку, решив, что клинком можно будет нащупывать дорогу. На мгновение он задумался, куда идти – вверх, к университету, или вниз, к реке, и решил, что второй маршрут даёт больше шансов на спасение. Дерьмо должно было куда-то выливаться, и они могли выбраться там на свободу.

- Теперь вы, мисс. Но будьте осторожны, здесь скользко, как… - Шарп прикусил язык, чтобы опять что-нибудь не сморозить, но, услышав тяжёлое дыхание Сары, понял, что она пытается пролезть в отверстие, и добавил. – Не бойтесь. Сержант Харпер спустит вас, а я здесь поддержу, чтобы вы не поскользнулись. Хорошо?

- Я не возражаю, – сдавленно пробормотала она, задыхаясь от зловония.

Шарп поднял руки, нащупал её голую талию и поддерживал, пока её обутые в сапоги ноги не окунулись в сточные воды. Она, видимо, была сильно напугана, потому что вцепилась в него изо всех сил, и Шарп, обняв её за талию, сказал:

- Всё в порядке. Главное, вы теперь спасены.

Висенте подал узел с одеждой Сары. Она сильно дрожала и продолжала судорожно цепляться за Шарпа, и ему пришлось самому закрепить узел на её шее.

- Теперь вы, Джордж.

Последним спустился Харпер. Невидимые в кромешной тьме, крысы шмыгали мимо них, царапая коготками по стенкам коллектора. Шарп мог выпрямиться в кирпичной трубе в полный рост, но для начала он наклонился, пытаясь разглядеть в уходящем вниз коллекторе хоть какой-нибудь проблеск света. Ничего.

- Держитесь за меня, мисс, – скомандовал он, подумав, что глупо любезничать, когда они голяком стоят почти по колено в дерьме.

Впрочем, Шарп подозревал, что, назови он Сару по-другому, она, чего доброго, воспротивится.

- Джордж, вы держитесь за узелок на спине мисс Фрай, – продолжил раздавать указания Шарп. – И мы все не торопясь идём вперед.

Он сначала исследовал пространство впереди клинком, затем осторожно шагал вперёд и снова пробовал дорогу. Через некоторое время он осмелел, их темп передвижения ускорился. Сара, крепко цеплявшаяся за пояс Шарпа, впервые в жизни чувствовала себя безрассудной, и ей это нравилось. С ней происходило что-то странное. За последние несколько минут, когда она сняла с себя одежду и спустилась в канализацию, она словно отреклась от своей прежней жизни, пусть зависящей от внешних обстоятельств, но респектабельной, и позволила себе погрузиться в мир приключений, где нет никаких запретов. И почему-то Сара чувствовала себя счастливой.

Какая-то дрянь, свисающая с потолка канализационной трубы, мазнула Шарпа по лицу. Он увернулся, стараясь не думать о том, что это могло быть, и помахал клинком в воздухе перед собой, прежде чем двинуться дальше. Сначала Шарп пытался считать футы и ярды, но сдался, потому что двигались они мучительно медленно. Через некоторое время потолок коллектора стал ниже, так, что идти пришлось согнувшись. Всё больше свисавшей сверху мерзости цепляло его за волосы, на шею что-то капало. Вдруг пол впереди провалился, и клинок пронзил зловонную пустоту.

- Остановились, – скомандовал он и осторожно прощупал палашом пространство перед собой.

Пол обнаружился через два фута, но его уровень понизился примерно на фут. Либо коллекторная яма, либо промоина.

- Отпустите меня, – сказал он Саре, ещё раз всё проверил, прикинул расстояние, а потом, всё ещё согнувшись, сделал один длинный шаг и оказался по другую сторону провала, но поскользнулся и упал, ударившись о стену.

Шарп витиевато выругался и пробормотал:

- Простите, мисс.

Его голос эхом отозвался в тоннеле. Шарпу удалось не уронить в дерьмо узел со своей одеждой, но неожиданное падение испугало его, а рёбра снова заныли так, что дышать было больно. Он медленно встал и обнаружил, что снова может стоять в полный рост. Шарп повернулся к Саре.

- Перед вами дыра в полу, – сказал он. – Шириной всего лишь в шаг. Широкий шаг. Нащупайте край ногой.

- Нашла.

- Сейчас вы шагнёте. Два фута вперёд и один вниз. Но сначала возьмите меня за руки, – он приставил палаш к стене, потянулся вперёд и нащупал её руки. – Готовы?

- Да, – взволнованно ответила она.

- Протяните руки вперёд. Держите меня за плечи, крепко держите, – приказал Шарп, обхватив её предплечья. – Я не отпущу вас. Вы сейчас сделаете один большой шаг, но осторожно, потому что тут кругом скользкое…

- Дерьмо? – закончила за него Сара и даже рассмеялась над тем, что, наконец, смогла произнести это слово вслух.

Она глубоко вдохнула зловонный воздух, шагнула, но в этот момент поскользнулась и начала падать, громко вскрикнув от страха. Шарп ожидал, что так и случится, и просто сильно дёрнул её на себя. Она упала в его объятья, тяжело дыша и прижавшись к нему обнажённой грудью, лёгкая, практически невесомая.

- Всё хорошо, мисс, – сказал он. – Всё хорошо.

- Она в порядке? – с тревогой спросил Висенте.

- В полном, – успокоил его Шарп. – Многие солдаты здесь вдребезги разбились бы, а мисс Фрай замечательно справилась.

Сара держалась за него, слегка дрожа, он чувствовал обнажённой кожей холод её ладоней.

- Знаете, вы мне нравитесь, мисс.

- Что?

- Вы ни разу не пожаловались. Хорошо, вы, конечно, возражали против нашего сквернословия, хотя, вроде бы теперь уже попривыкли, но вы ни разу не пожаловались за всё время, пока мы вместе. Мало кто из женщин полез бы в канализацию без скандала, – Шарп попытался оторвать от себя её руки, но Сара не отпускала его, крепко обнимая за талию, и он добавил. – Вы должны посторониться, чтобы дать место Джорджу.

Он заставил её отступить на шаг дальше по трубе коллектора.

- Может, я скажу глупость, но мне кажется, что вам всё это нравится, – предположил Шарп.

- Верно, – хихикнула Сара.

Она всё ещё цеплялась за него, оставаясь в его объятьях, и Шарп совершенно безотчётно наклонился и поцеловал её в лоб. Она секунду молчала, а потом обняла и прижалась щекой к его щеке. «Чёрт подери, и это всё в канализации!» - мелькнуло в голове Шарпа. В этот момент послышался всплеск, и кто-то врезался в Шарпа и Сару.

- Вы целы, Джордж? – спросил Шарп.

- Всё в порядке. Простите, мисс, – смущённо пробормотал Висенте, вообразив, что его рука случайно нащупала что-нибудь неподобающее.

Последним прыгнул Харпер. Шарп продолжил путь к спасению, ощущая руки Сары на своём поясе. Справа из жерла соединённой с коллектором канализационной трубы на него плеснуло чем-то, и он содрогнулся. По ощущениям, коллектор теперь спускался под гору более круто. Грязная жижа стала мельче, потому что большая часть сточных вод скапливалась за устроенной выше по трубе стяжкой, но зато течение стало быстрее, и он старался не думать, что время от времени задевает его ноги в этом омерзительном потоке. Он передвигался мелкими шажками, опасаясь поскользнуться на камнях, хотя пока ощущал пальцами ног лишь илистые наслоения. Шарп теперь использовал палаш не только как щуп, но и опирался на него, потому что уклон становился всё круче. Куда же выходит эта труба? В реку? Уклон стал совсем крутым, и Шарп совсем остановился, опасаясь, что если они попытаются идти дальше, то непременно упадут и заскользят всё ниже и ниже, в неведомый ужас. Где-то там, далеко внизу, плескался полноводный поток, но что там? Резервуар, полный дерьма? Или ещё один коллектор? И сколько до него?

- Что там? - взволнованно спросила Сара, испуганная тем, что Шарп остановился.

- Неприятности, – ответил он, прислушался и уловил то, чего раньше не слышал: слабый непрерывный плеск.

Наверное, это река. Коллектор выходил в Мондего, но как высоко он был расположен над уровнем воды? Он пошарил ногой в поисках какого-нибудь камня и, когда что-то нащупал, подвинул вдоль вогнутой стены кирпичной трубы коллектора, пока не вынул из жижи. Брошенный вперёд, камень загрохотал о стены коллектора, а потом послышался всплеск.

- Коллектор закончился, – объяснил он товарищам. – Он впадает в какой-то резервуар.

- Не в какой-то резервуар, а в резервуар, полный мочи и дерьма, – услужливо пояснил Харпер.

- Благодарю вас, сержант, – сказал Шарп.

- Может, вернёмся? – предложил Висенте.

- В подвал? – встревожилась Сара.

- Господи, нет, конечно, – сказал Шарп.

Он подумал, не попробовать ли спуститься вниз с помощью ремней от винтовок, но вспомнил, какой пережил ужас в Копенгагене, зажатый в узком дымоходе камина. Что угодно было лучше, чем пережить это вновь.

- Пат! Развернитесь, медленно возвращайтесь и простукивайте стены. Мы последуем за вами.

Они развернулись во мраке. Сара настояла, чтобы идти позади Шарпа, держась за его пояс. Харпер постукивал по стенам черенком штыка. В зловонной темноте монотонный глухой звук отдавался слабым эхом. Несмотря ни на что, Шарп надеялся, что они отыщут участок коллектора, проходящий по соседству с каким-нибудь подвалом, не засыпанным футами земли и гравия. А если не получится, придётся вернуться назад, пройти мимо злосчастного складского подвала и найти место, где коллектор выходит на поверхность. «Ночка будет длинная», - подумал он. Если, конечно, там, наверху, всё ещё была ночь… И вдруг шагов через десять отзвук ударов стал другим, более гулким, указывающим на пустоту за стеной. Харпер поверил – тот же результат.

- Это вы искали? – спросил он.

- Мы сломаем чёртову стену, – сказал Шарп. – Джордж, вы будете держать одежду сержанта Харпера. Мисс Фрай, вы будете держать мою. И постарайтесь не умакнуть её в эту мерзость.

Они ещё простукали стену и определили, что участок, издававший гулкий отзвук, был в длину футов десять почти над головами.

- Если там кто-то есть, мы преподнесём им чертовски неприятный сюрприз, – заметил Харпер.

- А если это всё на нас обрушится? – спросила Сара.

- Тогда нас раздавит, – ответил Шарп. – Так что, мисс, если вы верите в Бога, молитесь.

- А вы?

- Я верю в винтовку Бейкера и в кавалерийский палаш образца 1796 года, который заточен так остро, чтобы не скользил по рёбрам лягушатников. Ну, а если он затупится, то им можно просто забить ублюдков насмерть.

- Я это запомню, – сказала Сара.

- Вы готовы, Пат?

- Готов, – отозвался Харпер, поднимая винтовку.

- Тогда врежем дружно.

И они так и сделали.

Последние британские и португальские полки ушли из Коимбры в понедельник утром на рассвете. Насколько было известно, все запасы продовольствия в городе удалось сжечь или выбросить в реку, а печи разрушить. Город тоже должен был опустеть. Но более сорока с половиной тысяч его жителей отказались уезжать, считая, что это пустая трата сил и времени: если французы не настигнут их здесь, тогда это случится в Лиссабоне. Некоторые, как Феррагус, остались, чтобы защищать своё имущество. Другие были или слишком стары, или слишком ослаблены болезнями, или чересчур легкомысленны, чтобы спасаться бегством. Те, кто остался, были уверены, что когда французы придут, мир не рухнет.

Южный Эссекский отступал через мост последним. Лоуфорд ехал верхом позади строя, оглядываясь, не видно ли Шарпа или Харпера, но в лучах восходящего солнца причал был пустынен.

- Это не похоже на Шарпа, – недовольно заявил Лоуфорд.

- Это похоже на Шарпа, – возразил майор Лерой. – Он идёт своим путём, полковник. У него непокорный нрав, он резкий и агрессивный. Очень подходящие черты для стрелка, как вам кажется?

Лоуфорд догадался, что над ним подшучивают, но был достаточно честен по отношению к себе, чтобы понять, что в шутке есть доля правды.

- Думаете, он не дезертировал?

- Только не Шарп, – твёрдо сказал Лерой. – Просто он потерялся в этой путанице. Он вернётся.

- Шарп говорил, что собирается перейти на службу в португальскую армию, – продолжал волноваться Лоуфорд. – Думаете, он это сделает?

- Я не стал бы судить его за это, полковник, – пожал плечами Лерой. – Человеку необходимо чувствовать, что его службу ценят, разве не так?

Лоуфорда спасло от необходимости отвечать появление капитана Слингсби. Верхом на Портии он шумно проскакал по мосту, развернул лошадь и спешился рядом с Лоуфордом и Лероем.

- Этот сержант-ирландец всё ещё не появился, – объявил он.

- Мы сейчас это как раз обсуждали, – сказал Лоуфорд.

- Я отмечу его в полковой книге как дезертира, – продолжал Слингсби и повторил с напором. – Дезертира – и никак иначе!

- Вы не сделаете ничего подобного! – резко возразил Лоуфорд и сам удивился своей реакции на слова собеседника.

Слингсби начал раздражать его, потому что как моська постоянно вертелся под ногами, требовал внимания к себе, к тому же полковник начал подозревать, что новый командир роты стрелков слишком любил выпить.

- Сержант Харпер находится на задании с офицером нашего полка, – пояснил он более спокойным тоном. – Офицером, которого в полку уважают, мистер Слингсби, и вы не будете подвергать сомнению уместность этого задания.

- Конечно, нет, сэр, – пробормотал Слингсби, озадаченный тоном полковника. – Я сторонник того, чтобы всё было в лучшем виде. Вы ведь меня знаете, сэр. Всё на своём месте, и для всего есть своё место.

- Всё на своём месте, – машинально повторил полковник, думая, что на самом-то деле так не было.

Шарп и Харпер отсутствовали, и Лоуфорд опасался, что это было следствием его ошибки. Он ещё раз обернулся, но никто не догонял уходящий полк. А потом мост остался позади, и полк затерялся в узких улочках возле женского монастыря.

В Коимбре было удивительно тихо, как будто город затаил дыхание. Немногочисленные горожане вышли через старинные городские ворота, прорезанные в средневековой стене, и смотрели на уходящую вдаль дорогу, вопреки всему, надеясь, что французы их минуют.

Феррагуса наступление французов вообще не тревожило. Собираясь, наконец, вкусить сладость отмщения, он привёл семерых своих людей к складу. Прежде чем начать разбирать завал из ящиков, Феррагус зажёг уголь в двух жаровнях. За те минуты, пока уголь разгорался, его подручные соорудили баррикады из бочек с солёной говядиной. Если осаждённые попытаются подняться по ступеням, они окажутся в ловушке между заграждений, за которыми будут укрыты люди Феррагуса. Как только над углями поплыл серый дымок, Феррагус приказал открыть люк. Он прислушался, но внизу всё было тихо.

- Они спят, – предположил Франсиско, главный из его подручных.

- Скоро они навсегда заснут, – заявил Феррагус.

Трое держали на прицеле люк, ещё четверо убирали в сторону бочки и ящики. Когда груз с люка сняли, Феррагус приказал, чтобы двое из четверых тоже вооружились, а двое остальных подняли перекрывающие люк каменные плиты. Он рассмеялся, увидев пробитые в досках отверстия.

- Пытались выбраться, видите? Наверное, несколько часов старались. Теперь осторожнее! - оставалась всего одна плита, и Феррагус ожидал, что в любую секунду она может быть сброшена осаждёнными. – Стреляйте немедленно, как только высунутся.

Он с напряжённым вниманием наблюдал, как последняя плита была сдвинута с люка. Ничего не произошло. Подождали. Люк оставался закрытым.

- Хотят, чтобы мы спустились за ними, – сообразил Феррагус.

Он подошёл к люку, взялся за железное кольцо, посмотрел на своих людей, чтобы убедиться, что они готовы, и сдвинул крышку на несколько дюймов. Франсиско просунул ствол мушкета в образовавшуюся щель. Крышку сдвинули ещё. Феррагус присел, ожидая, что из темноты грянет выстрел, но было тихо. Тогда он отбросил крышку к стене.

- Давайте, – приказал он, и двое его людей перевернули жаровни.

Тлеющие угли посыпались на ступени, наполнив подвал плотным удушливым дымом.

- Долго они не вытерпят, – буркнул Феррагус, доставая пистолет.

«Сначала убить мужчин, – прикинул он. - Женщину оставить на потом». Он ждал, что из подвала послышится кашель, но из темноты не доносилось ни звука. Лестница, ведущая вниз, была затянута дымом. Феррагус осторожно приблизился, прислушался и выстрелил из пистолета в открытый люк. Пуля срикошетила о каменные ступени, от грохота заложило уши, но ничего не произошло.

- Теперь из мушкета, – приказал он, и Франсиско, ступив на край люка, выстрелил в подвал и быстро отпрянул.

Опять ничего!

- Может, они померли? – предположил Франсиско.

- От такой вони и бык сдохнет, – заметил кто-то.

И впрямь, запах, которым повеяло из подвала, был омерзительным и очень сильным.

Феррагусу очень хотелось спуститься и посмотреть самому, но он научился на собственном опыте, что капитана Шарпа нельзя недооценивать. Вероятно, Шарп, спрятавшись сбоку от лестницы, только и ждал, что кто-нибудь из его врагов окажется на ступеньках.

- Нужно больше огня, – приказал он.

Его люди разломали несколько старых ящиков, подожгли их и сбросили горящие обломки в подвал, чтобы дым стал гуще, потом добавили ещё досок. Весь пол вокруг лестницы превратился в сплошной костёр, но внизу не было заметно никакого движения. Никто даже не кашлянул.

- Они, наверное, умерли, – повторил Франсиско. – В таком дыму никто бы не выжил.

Феррагус взял из рук одного из своих людей мушкет и очень медленно, стараясь не шуметь, начал спускаться по ступеням. Огонь обжигал лицо, дым ел глаза, но вот, наконец, он спустился и, не веря своим глазам, уставился на открывшуюся ему картину. Посреди подвала, засыпанного горящими углями и тлеющими обломками досок, чернел подобный могиле провал. Несколько мгновений он не мог понять, в чём дело, а потом, совершенно неожиданно для себя, испугался.

Эти ублюдки исчезли.

Феррагус так и остался стоять на нижней ступеньке. Франсиско, которому было любопытно, что там, внизу, протиснулся мимо, подождал, пока немного уляжется дым, затоптал горящие обломки и заглянул в дыру, а потом перекрестился.

- Что там? – спросил Феррагус.

- Канализация. Они, скорее всего, утопли

- Нет, – возразил Феррагус и вздрогнул.

Из зловонного отверстия послышался грохот, отдалённый, но резкий и сильный, и Феррагусу вспомнилась проповедь одного доминиканского монаха, в которой говорилось об адских муках, ожидающих тех, кто не свернёт с пути греха. Монах живо описывал беспощадное пламя, невообразимые мучения, жажду и бесконечные слёзы отчаяния. Проповедь тогда так сильно впечатлила Феррагуса, что целых два дня он пытался как-то изменить свой прежний образ жизни. Даже свои бордели перестал посещать. Теперь Феррагусу показалось, что он слышит лязг дьявольских молотов, доносящихся из адского провала, дышащего серой и окружённого пламенем, и к нему вернулся пережитый ранее ужас. Он инстинктивно шарахнулся прочь и взбежал по лестнице наверх, охваченный страхом при мысли, что Шарп из жертвы превратился в охотника, а он стал дичью.

- Сюда! – приказал он Франсиско.

- Но этот грохот… - Франсиско не хотел уходить из подвала.

- Он там, – пробормотал Феррагус.- Хочешь спуститься и поискать его?

Франсиско бросил последний взгляд на дыру, потом торопливо поднялся наверх и закрыл лаз крышкой, а Феррагус приказал навалить сверху ящики, словно это могло остановить Шарпа, прорывающегося к нему из зловонной преисподней.

Вдруг снова застучали, теперь – в ворота склада. Феррагус резко обернулся, вскинув мушкет. Стук повторился. Феррагус, наконец, взял себя в руки и двинулся к выходу.

- Кто там? – крикнул он.

- Сеньор, это я, Мигуэль!

Феррагус распахнул одну из створок ворот. По крайней мере, хоть что-то шло в этом мире, как положено: вернулись Мигуэль и майор Феррейра. Феррейра вместо военной формы был в чёрном сюртуке. С ним прибыл французский офицер и эскадрон весьма браво выглядящих кавалеристов с саблями и короткими карабинами. С улицы слышались крики, грохот копыт и стук ботинок по мостовой. Вокруг было светло, ад остался позади, французы прибыли. Он спасён.

Приклады винтовок врезались в стену коллектора, и Шарп был сразу же вознаграждён многообещающим скрежетом смещающихся кирпичей.

- Ричард! – воскликнул Висенте.

Шарп обернулся и увидел в глубине трубы искры огня, которые, перед тем, как погаснуть, отражались в осклизлых кирпичных стенах коллектора и отбрасывали жуткие длинные тени от непонятных предметов, вырисовывающихся на дне.

- Это Феррагус, – догадался Шарп. – Ваша винтовка заряжена, Джордж?

- Конечно.

- Посматривайте в ту сторону. Хотя я сомневаюсь, что эти ублюдки сунутся.

- Почему?

- Они не захотят спускаться в дерьмо, – сказал Шарп – И они нас боятся.

Он ударил прикладом в кирпичи, и бил снова и снова, отчаянно стремясь вырваться из каменной ловушки. Харпер трудился рядом, стараясь ударить одновременно с Шарпом. Внезапно древняя кладка рухнула. Несколько кирпичей вывалилось внутрь коллектора, плеснув на ноги Шарпа мерзкой дрянью, но в основном они попадали в неведомую пустоту за стеной. Хорошим знаком было то, что упали она с сухим грохотом, а не с всплеском, что означало бы, что им всего лишь удалось пробиться в одну из выгребных ям под зданиями нижнего города.

- Сможете пройти, Пат? – спросил Шарп.

Харпер, не отвечая, полез в пролом. Шарп ещё бросил взгляд через плечо на искорки, сыплющиеся в коллектор не более чем в ста шагах от них. Путешествие по трубе казалось гораздо более длинным. Тлеющие щепки покрупнее, прежде чем погаснуть, вспыхивали зеленоватым светом, отражающимся бликами от мокрых стен, и становилось видно, что в тоннеле, кроме них, никого нет.

- Тут ёще один чёртов подвал, – гулко донёсся из темноты голос Харпера.

- Возьми-ка, – Шарп протянул ему свою винтовку и палаш, а потом подтянулся, ободрав живот, перевалился через неровный край разбитой кирпичной кладки и сполз на каменный пол.

Воздух показался ему восхитительно свежим. Разумеется, вонь чувствовалось, но гораздо слабее, и, прежде чем прийти на помощь Харперу, который принимал узлы с одеждой, он несколько раз глубоко вдохнул.

- Мисс Фрай, давайте руки, – сказал Шарп.

Он помог ей перебраться через кирпичную стенку, отступил немного, и она оказалась в его объятьях. Её волосы щекотали его лицо.

- С вами всё хорошо?

- Я в порядке, – по её голосу он догадался, что она улыбается. – Вы были правы, мистер Шарп. Не знаю почему, но всё это мне нравится.

Пока Харпер помогал Висенте пролезть в дыру, Шарп осторожно поставил Сару на пол.

- Вам надо одеться, мисс.

- Я предполагала, что моя жизнь изменится, – сказала она. – Но такого я не ожидала.

Её руки всё ещё обнимали его, и он чувствовал, что она дрожала, но не от холода. Он погладил её по спине.

- Свет! – с восторгом воскликнула она.

Шарп оглянулся и, действительно, увидел в дальнем конце обширного помещения полоску слабого света. Взяв Сару за руку, он наощупь двинулся туда, пробираясь через груды чего-то, похожего на кожи. Теперь он ощутил запах кож, хотя после канализационной вони этот запах казался дивным ароматом. Полоска света пробивалась почти из-под потолка, и Шарпу пришлось взобраться на груду кож, чтобы разглядеть маленькое оконце, затянутое куском кожи. Он сорвал его и увидел скрывавшееся под ним оконце высотой не более фута, забранное толстыми железными прутьями и выходящее на тротуар какой-то улицы. После нескольких часов в канализации это было поистине райское видение. Хотя стекло было грязное, но, казалось, подвал просто затопило хлынувшим в него светом.

- Шарп! – с упрёком в голосе произнёс Висенте, и Шарп, обернувшись, увидел совсем рядом с собой нагую Сару.

Она щурилась от яркого света, потом, опомнившись, присела, скрывшись за кучей кож.

- Пора одеваться, Джордж, – согласился Шарп.

Он принёс Саре узелок с её платьем и, отвернувшись, сказал:

- Мне нужны мои сапоги.

Она села, чтобы стащить их.

- Держите, – отозвалась Сара, и Шарп, повернувшись, увидел, что она протягивает ему сапоги, оставаясь голой.

В её глазах он прочёл вызов, потому что подобная смелость раньше была ей не свойственна. Шарп склонился над ней:

- Всё будет хорошо. Вы крепкая, вы выдержите.

- Это комплимент, мистер Шарп?

- Да, именно так, – заявил он и, наклонившись, поцеловал её.

Она ответила на поцелуй и улыбнулась ему, когда он отодвинулся, чтобы посмотреть на неё.

- Сара…

- Думаю, теперь мы представлены друг другу как должно, – заявила она.

- Согласен, – ответил Шарп и отошёл, чтобы одеться.

- И что теперь? – спросил Харпер.

- Валим отсюда к чёрту, – Шарп обернулся, услышав стук ботинок по мостовой, и увидел в окошки ноги проходящего мимо человека. – Армия всё ещё в городе. Это значит, что Феррагус потеряет все свои запасы, – он застегнул пояс и вскинул на плечо винтовку. – А потом мы его арестуем, поставим к стенке и расстреляем, хотя, не сомневаюсь, что вы, Джордж, предпочли бы, чтобы его вначале судили по всем правилам.

- Можете сразу расстрелять, – разрешил Висенте.

- Хорошо сказано, – одобрил Шарп.

Он подошёл к деревянным ступенькам, ведущим к двери. Она, разумеется, была заперта снаружи, но дверные петли-то внутри. Шарп подсунул лезвие палаша под одну из петель и нажал, выдирая гвозди из подгнивших досок, сначала осторожно, опасаясь, что преграда может оказаться крепче, чем кажется на первый взгляд, потом более решительно, оторвав петлю от косяка. Мимо по улице с грохотом проскакал отряд кавалерии.

- Они уезжают, – заметил Шарп, принимаясь за нижнюю петлю. – Будем надеяться, что французы не слишком близко.

Вторая петля сдалась, и Шарп нажал плечом, выдавливая дверь наружу. Засов помешал ей выпасть, но образовалась достаточно широкая щель, через которую Шарп попытался протиснуться. Он видел перед собой коридор с крепкой дверью в дальнем конце, и в этот самый момент кто-то забарабанил в неё. Дверь содрогалась от сильных ударов, со старых досок посыпалась труха. Шарп поднял руку, призывая своих спутников к тишине, а потом вернулся обратно в подвал.

- Какой сегодня день? – шёпотом спросил он.

Секунду подумав, Висенте ответил:

- Понедельник, первое октября.

- Господи… – пробормотал Шарп, размышляя, не могли ли те всадники, что проскакали по улице, оказаться не британскими, а французскими. – Сара, подойдите к окну и посмотрите, не видна ли там лошадь.

Она вскарабкалась на кучу кож, прижалась лицом к грязному стеклу и кивнула:

- Даже две.

- У них хвосты отрезаны? – дверь в конце коридора содрогалась от ударов и в любую секунду могла быть выбита.

Сара снова присмотрелась и ответила:

- Нет.

- Это французы, – сказал Шарп. – Посмотрите, сможете ли вы завесить окно, дорогая. Заслоните его лоскутом кожи, – когда Сара сделала это, в подвале снова стало темно. - Теперь уходите. Вернитесь к Пату.

Харпер и Висенте укрылись за высокой кучей кож, а Шарп остался на ступеньках. Он увидел, как дверь с треском распахнулась, и в проёме мелькнул синий мундир и белые ремни крест-накрест. Шарп спустился в подвал и, присев рядом с остальными, мрачно сообщил:

- Лягушатники.

Ворвавшись в дом, французы радостно загомонили. Над головами заскрипели половицы. Кто-то пинком распахнул дверь в подвал, и тон голосов изменился. Послышалось фырканье. Видно, французам не по вкусу пришлось доносящееся из канализации зловоние.

- Merde, – сказал один.

- Cest un puisard, – добавил второй.

- Он говорит, что здесь воняет, как в выгребной яме, – прошептала Сара на ухо Шарпу.

Раздалось журчание. Один из солдат помочился на лестнице, оба захохотали и, наконец, ушли. Шарп, сидевший рядом с Сарой на корточках в самом тёмном углу подвала, слышал на улице топот ботинок, копыт, голоса. Прозвучало несколько выстрелов, но на бой это было не похоже. Видно, сбивали замки или просто палили для удовольствия.

- Французы здесь? – недоверчиво спросил Харпер.

- Вся их проклятая армия, – отозвался Шарп.

Он зарядил свою винтовку, закрепил шомпол и подождал. Ботинки загрохотали по лестнице вниз, потоптались в коридоре, а потом всё стихло, и Шарп решил, что французы отправились искать, где бы ещё поживиться.

- Поднимемся на чердак, – сказал он.

Может, он слишком много времени провёл под землёй, а может, просто инстинктивно хотел занять позицию повыше, но Шарп чувствовал, что в подвале оставаться нельзя: французы в конце концов его обыщут. Входная дверь стояла нараспашку, на залитой солнцем улице ни души. Они пересекли коридор и все одновременно поднялись по лестнице наверх.

Дом был пуст. Французы обыскали его и не нашли ничего, кроме грубо сколоченных столов, табуретов и кроватей, и ушли искать добычу побогаче. Дальше лестница привела их к двери с выбитым замком, а за ней скрывалась узенькая лесенка на чердак, который, похоже, тянулся через несколько домов. В одном таком чердачном помещении, длинном, узком и низком, стояло с десяток деревянных кроватей.

- Это студенческая квартира, – пояснил Висенте.

В соседних зданиях слышались крики, выстрелы. На первом этаже раздались голоса, и Шарп понял, что в дом вошла большая группа солдат.

- В окно, – приказал он и, открыв ближайшее, выбрался через него в водосточный жёлоб, скрытый со стороны улицы низким каменным парапетом.

Они укрылись за северным фронтоном здания, откуда их было не видно из окон. Шарп посматривал сверху в узкий сумрачный переулок. Совсем рядом проехал французский кавалерист с перекинутой через седло женщиной. Женщина кричала, и француз шлёпнул её по заднице, а потом задрал подол чёрного платья и шлёпнул ещё.

- Веселятся, ублюдки, – зло пробормотал Шарп.

Французы ходили по чердаку, но на крышу никто не вылез, поэтому Шарп отдыхал, полёживая себе на черепичной крыше, и посматривал по сторонам. Горизонт перекрывали высокие университетские здания, ниже расстилалось море крыш и церковных колоколен. Улицы наводняли французы, но никто не поднимался на крыши, на которых тут и там нашли убежище напуганные горожане. Шарп пытался отыскать склад Феррагуса. Он должен был находиться недалеко отсюда, и его высокую крышу стрелок заметил шагах в ста выше на холме.

Шарп посмотрел на дома на противоположной стороне переулка. Вдоль края крыши у них тянулся такой же низкий парапет. Перепрыгнуть переулок не составляло труда, но не для Висенте с его раненным плечом и не для Сары, которая запутается в длинном рваном подоле своего платья.

- Вы останетесь здесь, Джордж, и позаботитесь о мисс Фрай, – сказал он. – Я с Патом пойду на разведку.

- На разведку?

- А ты можешь предложить что-нибудь получше, Пат?

- Мы можем идти с вами, – сказал Висенте.

- Лучше оставайтесь здесь, Джордж, – ответил Шарп, вытащил карманный нож, развернул складное лезвие и спросил Сару. – Когда-нибудь занимались ранами?

Она помотала головой.

- Пора поучиться, – заявил Шарп. – Снимите с плеча Джорджа повязку и найдите, где засела пуля. Вытащите её. Вытащите из раны клочья ткани, которые туда попали. Если он будет просить вас остановиться, потому что очень больно – работайте дальше. Не жалейте его. Когда вытащите пулю, промойте рану, – он передал ей свою флягу, в которой ещё оставалось немного воды. – Потом сделайте новую повязку. А если появятся лягушатники, стреляйте в них, – обратился Шарп к Висенте, положив рядом с ним заряженную винтовку. – Мы с Патом услышим и сразу вернёмся.

Вообще-то Шарп сомневался, смогут ли они с Харпером отличить винтовочный выстрел от мушкетных, но решил, что Сару нужно подбодрить.

- Думаете, сможете всё это сделать?

Сара немного поколебалась, потом кивнула:

- Смогу.

- Это будет чертовски больно, Джордж, - предупредил Шарп. – Но Бог знает, сможем ли мы сегодня найти в городе врача, так что позвольте мисс Саре попробовать.

Он встал и обратился к Харперу:

- Сможете перепрыгнуть переулок?

- Боже, храни Ирландию! – Харпер с сомнением посмотрел на провал между зданиями. – Тут ужасно широко, сэр.

- Тогда постарайтесь не упасть, – Шарп поднялся на парапет там, где он был расположен под прямым углом к переулку, отступил на несколько шагов, разбежался и совершил отчаянный прыжок, перелетев через провал.

У него получилось легко. Он приземлился далеко от парапета и врезался в черепичную крышу. Ребра резануло острой болью. Шарп поднялся, отошёл в сторону и посмотрел, как Харпер, более тяжёлый и не такой ловкий, пытается повторить его прыжок. Сержант упал животом прямо на парапет, но Шарп успел схватить его за мундир и втащить на крышу.

- Я же сказал – ужасно широко, – пробормотал Харпер.

- Вы слишком много едите.

- Господи, да разве в этой армии много кормят? – возразил Харпер, отряхнулся и последовал за Шарпом вдоль водосточного жёлоба.

К счастью, через окна соседних домов их никто не увидел. Кое-где жёлоб был сильно разрушен, и они вскарабкались к гребню крыши, чтобы не упасть. Прячась среди труб, они добрались до противоположного ската крыши, где опять надо было прыгать через переулок.

- Здесь поуже, – сказал Шарп, желая подбодрить Харпера.

- А куда мы идём, сэр?

- На склад, – и Шарп показал на большой кирпичный фронтон впереди.

Харпер посмотрел на проулок, через который им предстояло перепрыгнуть.

- По канализации идти было легче, – проворчал он.

- Если хотите, Пат, можете вернуться. Встретимся там.

- Я уже слишком далеко зашёл, – буркнул Харпер.

Он с содроганием наблюдал, как Шарп прыгнул через переулок, а потом последовал за ним, приземлившись, на сей раз, благополучно. Потом они вдвоём вскарабкались на крышу, добрались по ней следующей улицы, через которую стоял, предположительно, склад Феррагуса. Шарп спустился по крутому скату к парапету, заглянул вниз и быстро отступил назад.

- Драгуны.

- Сколько?

- Полтора-два десятка.

Шарп был совершенно уверен, что это склад Феррагуса. На это указывали высокие ворота, одна створка которых была приоткрыта, и окна, прорезанные под крышей. Улица была слишком широка – не перескочишь, и в окошки те никак не пробраться. Присмотревшись, Шарп заметил, что драгуны склад не грабили. Все французы в городе словно с привязи сорвались, а эти сидели на лошадях с обнажёнными саблями, и он догадался, что их приставили охранять склад.

- Они, чёрт бы их побрал, получили провизию, Пат!

- И очень этому рады.

- Недолго им радоваться, – мстительно возразил Шарп.

- И как, с Божьей помощью, мы у них всё это заберём?

- Не знаю, – буркнул Шарп.

Он понимал, что ради победы над французами провиант надо было уничтожить, но всё же испытал мимолётный соблазн махнуть на происходящее рукой. К чёрту всё! Армия обошлась с ним плохо, так почему же, дьявол её забери, он должен позаботиться о ней?! Но по-другому Шарп не мог, и будь он проклят, если позволит Феррагусу помочь французам выиграть войну. А в городе между тем ширились беспорядки, отовсюду доносились крики, то и дело слышались мушкетные выстрелы, которые поднимали в воздух сотни голубей. Между тем драгуны выстроились в две шеренги, перегородив концы проулка, не подпуская к складу толпу пехотинцев, которых, видимо, выставленные пикеты навели на мысль, что где-то здесь можно разжиться продовольствием. Надо думать, они отчаянно изголодались, пройдя через разорённую Португалию.

- Не уверен, что это выйдет, но, кажется, у меня есть идея, – сказал Шарп.

- Идея чего, сэр?

- Идея, как оставить этих ублюдков голодными, – заявил Шарп, который сделает то, чего хотел бы Веллингтон.

Еды лягушатники не получат.

Глава 9

Главный интендант французской армии, Лорен Покьюлен, коренастый коротышка с головой лысой, как яйцо, и длинными усами, которые он имел обыкновение подкручивать в волнительные моменты, прибыл, чтобы лично осмотреть продуктовый склад. В последнее время ему и впрямь пришлось немало поволноваться: попробуйте-ка прокормить шестьдесят пять тысяч человек, семнадцать тысяч кавалерийских лошадей и около трёх тысяч тягловой скотины на опустошённой территории, где в садах не зреют плоды, в кладовых – хоть шаром покати, склады разграблены, колодцы отравлены, домашний скот угнан, мельницы и печи разрушены. Самому императору такое не под силу! Все силы небесные не могли бы справиться с этим, а Покьюлен должен был чудесным образом всё устроить, и от такой нервной жизни он пооборвал кончики своих великолепных усов. Согласно приказу, армия должна была захватить с собой трехнедельный запас продовольствия со складов в Испании, но не хватало тягловых животных, чтобы увезти всё это. Массена с большой неохотой сократил каждую артиллерийскую батарею с двенадцати до восьми пушек, а освободившихся лошадей запрягли в продуктовые фургоны. В результате Покьюлену удалось захватить в поход недельный запас продовольствия. Потом начался голод. Драгуны и гусары посылались в рейды на многие мили в стороны от основного маршрута движения армии, чтобы отыскать провизию, и каждый такой набег стоил армии множества лошадей. Кавалеристы буквально стонали от горя, потому что нечем было заменять потерянные подковы, прибавьте к тому же и человеческие потери, потому что португальские крестьяне заманивали их в засады на горных тропах. Чем больше повстанцев вешали и расстреливали, тем больше их появлялось, а это означало, что тем больше кавалеристов приходилось посылать для охраны фуражиров, и тем больше подков требовалось, а подков не было… А кто виноват? Покьюлен! К тому же фуражирам редко удавалось разыскать что-нибудь съестное, а если удавалось, они сами это и съедали, и в этом тоже виноват оказался Покьюлен. Он уже начал жалеть, что не последовал слёзным мольбам своей матери и не стал священником, что было, разумеется, лучше, чем обеспечивать снабжение армии, сосущей пустую сиську и обвиняющей его в том, что он не даёт молока.

И вот произошло чудо! Неожиданно все неприятности Покьюлена закончились!

Нашлось продовольствие, и так много! Феррагус, мрачный португальский торговец, при взгляде на которого Покьюлена пробирала дрожь, предоставил в его распоряжение склад с таким количеством продуктов, словно он находился во Франции: ячмень, пшеница, рис, сухари, ром, сыр, кукуруза, сушёная рыба, лимоны, бобы, соленое мясо в количестве, достаточном, чтобы прокормить армию в течение месяца! На складе также хранились бочки лампового масла и пороха, мотки бечёвки, ящики подков, мешки гвоздей и костяных пуговиц, штабеля свечей и рулоны тканей. Всё это было не столь существенно, как продовольствие, но могло принести немалую выгоду, потому что товары Покьюлен мог продать и получить немалую прибыль.

Он обследовал склад, сопровождаемый тремя капралами-квартирмейстерами, которые проверяли по списку всё то, что предоставил в их распоряжение Феррагус. Пересчитать всё, как следует было невозможно: чтобы разобрать штабеля ящиков и бочек, потребовался бы не один час работы роты солдат, - но Покьюлен, человек дотошный, приказал, чтобы капралы сняли мешки с зерном в верха одного из штабелей и проверили, не лежат ли в глубине мешки с песком. Затем то же проделали с несколькими бочками соленой говядины, и опять всё оказалось в порядке. Настроение мсье Покьюлена поднялось. Особенно, когда он обнаружил на складе два фургона, которые в качестве транспортных средств были для армии не менее ценны, чем продовольствие.

Однако Покьюлен снова нервно закрутил свои потрёпанные усы. Продовольствие теперь у него было, но в каждой тарелке супа, как говорится, обязательно найдётся таракан. Как всё это перевезти? Лошадей и мулов не хватит! Если же раздать всё по полкам, они за час всё слопают, а к вечеру будут жаловаться, что есть нечего. Но Покьюлен решил, что должен что-нибудь предпринять.

- Обыщите весь город и найдите всё, что на колёсах: телеги, тачки, повозки. Понадобятся также люди, чтобы тащить их. Привлеките к этому гражданское население.

- Я действительно должен всё это сделать? – удивился квартирмейстер, чьи слова прозвучали невнятно, потому что он жевал кусок сыра.

- Я поговорю с маршалом, – важно заявил Покьюлен и нахмурился. – Что у вас во рту?

- Зуб воспалился, мсье, – пробормотал квартирмейстер. – Всё распухло, сэр. Доктор говорит, что он хочет вырвать. Разрешите пойти и вырвать, сэр?

- Отставить, – сказал Покьюлен, испытывавший сильное желание вытащить саблю и зарубить наглеца.

Но он никогда не обнажал свой клинок и, честно говоря, опасался, что он заржавел в ножнах. Поэтому Покьюлен удовлетворился тем, что ударил капрала кулаком.

- Мы должны подавать пример, – рявкнул он. – Если армия голодает, мы голодаем тоже. Мы не едим потихоньку армейские запасы, придурок.

- Так точно, придурок, мсье, – охотно согласился капрал, который, по крайней мере, ощущал себя сытым придурком.

- Возьмите людей, сколько понадобится, и найдите телеги. В общем, что-нибудь с колёсами, – приказал Покьюлен, уверенный, что маршал Массена одобрит его идею привлечь гражданское население как тягловую силу.

Ожидалось, что армия двинется дальше на юг через день-два. Британцы и португальцы пытались из последних сил закрепиться к северу от Лиссабона, и это значило, что Покьюлену предстояло организовать новый склад примерно сорока или пятьюдесятью милями южнее Коимбры. С теми фургонами, что находились в его распоряжении, он мог сразу захватить примерно четвёртую часть этих запасов, а потом послать за остальным. Это означало, что необходимо организовать надёжную охрану хранилища, пока его драгоценное содержимое не будет полностью перевезено поближе к Лиссабону. Покьюлен торопливо проследовал к воротам склада и обратился к драгунскому полковнику, который командовал подразделением, охранявшим улицу:

- Дюмеши!

Полковник Дюмеши, как и все французские солдаты, презирал интенданта. Он с наглой медлительностью развернул свою лошадь, подъехал к Покьюлену, возвышаясь над ним и покачивая обнажённой саблей у самого носа коротышки:

- Вы меня звали?

- Вы проверили, нет ли других дверей, ведущих на склад?

- Разумеется, – презрительно ухмыльнулся Дюмеши.

- Никто не должен попасть на склад, понимаете? Никто! Армия спасена, полковник! Спасена!

- Аллилуйя, – сухо заметил на это Дюмеши.

- Я сообщу маршалу Массена, что именно вы отвечаете за сохранность этого продовольствия, – напыщенно заявил Покьюлен.

Дюмеши наклонился к нему и сквозь зубы сказал:

- Сам маршал отдал мне приказ, малыш, и я его выполняю. В распоряжениях от вас я не нуждаюсь.

- Вам нужно больше людей, – Покьюлена беспокоило то, что драгуны едва сдерживали рвущиеся к складу с двух концов улицы толпы голодных солдат. – И почему они лезут сюда?! – спросил он раздражённым тоном.

- Потому, что прошёл слух, что здесь можно разжиться едой, а они голодны, – ответил Дюмеши. – Но ради Христа, хватит меня злить! У меня достаточно людей для выполнения приказа. Вы делаете свою работу, Покьюлен, и прекращаете давать советы, как мне выполнять свои обязанности.

Покьюлен, посчитал, что он исполнил свой долг, подчеркнув Дюмеши, насколько важно охранять этот склад, и направился к полковнику Баррето, который вместе с майором Феррейра и нервничающим Феррагусом ждали его у ворот склада.

- Это великолепно! – заявил Покьюлен, обращаясь к полковнику. – Здесь даже больше, чем вы обещали!

Баррето перевёл фразу Феррагусу, который, в свою очередь, задал вопрос.

- Мсье желает знать, когда ему заплатят, – Баррето, не скрывая сарказма, передал вопрос Покьюлену.

- Немедленно, – сказал Покьюлен,

Хотя выдать деньги было не в его власти, он был уверен: Массена, узнав, что у армии теперь достаточно продовольствия, чтобы идти на Лиссабон, разумеется, заплатит. Больше нечего было и желать. Лиссабон – большой город. Даже британцы не в силах будут уничтожить в нем все запасы, так что в Лиссабоне можно будет найти всё необходимое. А теперь армии Императора дали то, что позволит достигнуть желаемой цели.

Драгуны разомкнули шеренгу оцепления, позволив Покьюлену и его компаньонам выйти из переулка, а потом сомкнули ряды. Толпа оголодавших солдат, прознавших о складе, кричала, что пора начать раздавать еду, но полковник Дюмеши был готов убить любого, кто попытается это сделать. Он возвышался на своей лошади, суровый, неподвижный, с обнажённой саблей в руке, настоящий солдат, готовый исполнить полученный приказ. Это означало, что продовольствие в надёжных руках, и армия Императора спасена.

Шарп и Харпер вернулись к Висенте и Саре. Висенте сидел, скорчившись от боли, а Сара в чёрном платье, запятнанном свежей, влажной и блестящей кровью, была очень бледна.

- Что такое? – спросил Шарп.

В ответ она показала окровавленное лезвие ножа и тихо пояснила:

- Я смогла вынуть пулю.

- Хорошая работа.

- И много волокон ткани, – более уверенно продолжала она.

- Еще лучше, – подбодрил её Шарп.

Висенте откинулся на черепичную крышу. Он был обнажён по пояс, на плече красовалась неумело сделанная повязка, медленно пропитывавшаяся кровью.

- Больно, да? – спросил Шарп.

- Больно, – сквозь зубы ответил Висенте.

- Ему было трудно, но он не закричал, – заметила Сара.

- Потому, что он солдат, – сказал Шарп и обратился к Висенте. – Можете двигать рукой?

- Думаю, да.

- Ну-ка, попробуйте.

Висенте не сразу понял, что от него хотят, но потом, содрогнувшись от боли, сумел приподнять левую руку. Значит, сустав плеча цел.

- Если мы сможем держать рану чистой, вы будете в полном порядке, – заявил Шарп и поглядел на Харпера. – Может, посадить личинок?

- Не сейчас, сэр, – авторитетно сказал Харпер. – Это если рана загниёт.

- Личинки? – слабым голосом поинтересовался Висенте. – Какие личинки?

- Нет ничего лучше, сэр, для того, чтобы вылечить гниющую рану, – с энтузиазмом принялся объяснять Харпер. – Если посадить этих маленьких дьяволов в такую рану, они очистят её, оставив здоровую плоть, и вы будете, как новенький, – он погладил свой ранец. – Я всегда ношу с собой полдюжины. Это гораздо лучше, чем попасть к хирургу, потому что эти ублюдки – хирурги только и ждут, чтобы отрезать вам что-нибудь.

- Ненавижу хирургов, – добавил Шарп.

- Он ненавидел адвокатов, – сказал Висенте Саре, – теперь он ненавидит хирургов. Кто же ему нравится?

- Женщины, – усмехнулся Шарп. – Кто мне действительно нравится – так это женщины.

Он смотрел на расстилавшийся перед ним город, по слышащимся отовсюду крикам и выстрелам понимая, что дисциплина в рядах французской армии рухнула. Коимбра была охвачена хаосом, ненавистью и пламенем. Три столба дыма уже поднимались над узкими улочками, пачкая ясное утреннее небо, а скоро дыма станет ещё больше.

- Они поджигают дома, – сказал Шарп. – И у нас есть, чем заняться.

Он наклонился и собрал с черепицы экскременты голубей, которые выглядели посвежее, то есть были более липкими, и засунул понемногу в стволы залпового ружья, чтобы удержать в них пули, если направить стволы вниз.

- Пошуруйте шомполом, Пат, – приказал он и обратился к Висенте. – Здесь во многих домах устроены квартиры для студентов?

- Да, во многих.

- Как здесь? На чердаках?

- Это очень распространённое явление, – пояснил Висенте. – Такие квартиры называют «республиками». Некоторые охватывают здание целиком, некоторые – отдельные помещения. У «республик» есть своё правительство, каждый, кто в ней состоит, имеет право голосовать, и когда я…

- Хорошо, Джордж, вы расскажете мне это позже, – прервал его Шарп. – Будем надеяться, что напротив склада есть эта ваша «республика», – надо было посмотреть повнимательнее, когда он был там с Харпером, но тогда такая мысль не пришла в голову. – И ещё нам нужна форма.

- Форма? – удивился Висенте.

- Мундиры лягушатников, Джордж. Устроим карнавал. Как вы себя чувствуете?

- Немного ослаб.

- Отдохните немного, а я с Патом раздобуду какую-нибудь одежду.

Шарп и Харпер по водосточному жёлобу пробрались по крыше и через окно залезли на чердак. В помещении было пусто.

- Рёбра чертовски ноют, – пожаловался Шарп, выпрямляясь.

- Вы перебинтовали их? – спросил Харпер. – Если не забинтуете, никогда не поправитесь.

- Не хотел встречаться с Ангелом смерти, – проворчал Шарп.

Так звали за глаза полкового доктора, шотландца, лечение у которого было верным способом отправиться на тот свет.

- Как только у нас будет свободная минутка, я туго-натуго перебинтую ваши рёбра, – пообещал Харпер.

Он встал в дверном проёме и прислушался, не раздаются ли внизу голоса. Шарп последовал за ним, и они медленно, осторожно, чтобы не наделать лишнего шума, начали спускаться.

Этажом ниже раздался женский крик, потом прервался, словно захлебнувшись, а потом женщина закричала снова. Харпер уже стоял на лестничной площадке и открывал дверь, из-за которой доносился крик.

- Никакой крови, – шёпотом напомнил Шарп, потому что мундир, перепачканный кровью, выглядел бы подозрительно.

На первом этаже слышалась французская речь, но, кажется, женщиной лягушатники не интересовались.

- Работаем быстро и безжалостно, как вам нравится, – прошептал Шарп, проходя вперёд.

В комнате было трое французов: двое прижимали к полу девушку, а третий, крупный мужчина, скинув мундир и спустив штаны, стоял на коленях. Вложив в удар всю свою злость, Шарп врезал ему прикладом в основание черепа, и француз ткнулся головой в обнажённый живот женщины. Посчитав, что один из противников выведен из строя, Шарп, крутанув винтовку, нанёс удар тому, что слева, в челюсть. Послышался треск ломающихся костей, и челюсть явственно скривилась. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Харпер разделался с третьим, и добил «своего» ударом окованного медью приклада по голове, проломив ему череп. В этот момент первый его противник, опомнившись, вцепился Шарпу в ноги и свалил на пол. Харпер приложил упрямца на прощание тяжёлым прикладом своей семистволки по затылку, и тот со стоном рухнул.

Обнажённая девушка, вытаращив глаза от ужаса, уже было открыла рот, чтобы завизжать, но Харпер приложил палец к её губам и протянул ей подобранную с пола одежду. Она задержала дыхание, пристально глядя на него.

- Оденься, дорогуша, – улыбнулся ей Харпер.

- Ingles? – спросила она, натягивая разорванное платье через голову.

- Я ирландец, дорогуша, – притворно возмутился Харпер.

- Ради бога, любовничек, сгоняй наверх и приведи сюда остальных, – поморщился Шарп.

- Да, сэр, – отозвался Харпер и направился к двери.

Увидев это, девушка тихонько вскрикнула. Ирландец обернулся, подмигнул ей, и девушка, подобрав с пола остальную одежду, последовала за ним. Шарп остался наедине с тремя французами. Здоровяк начал приходить в себя. Он пытался приподнять голову и ползти, царапая пол мозолистой рукой. Шарпу пришлось взять французский штык и воткнуть лягушатнику между рёбер. Крови получилось немного. Француз попытался приподняться, широко распахнул глаза, уставившись на Шарпа, но тут в его горле заклокотала кровь, голова со стуком ткнулась в пол, и он затих.

Двое других французов, оба совсем мальчишки, были без сознания. Шарп решил, что тот, которому он сломал челюсть, скорее всего, не жилец: слишком бледный, кровь из уха сочится. Он так и не пришёл в сознание, пока Шарп стаскивал с него одежду. Второй, которого ударил Харпер, стонал, и Шарпу пришлось стукнуть его, чтобы угомонить. Синий мундир пришёлся впору. Мундир был чудной: застёжка сбоку, на груди широкая белая вставка с вышитой эмблемой, впереди короткий, до пояса, а сзади два хвоста с белыми отворотами. Украшения в виде пары красных пылающих гранат означали, что владелец мундира был гренадёром. Красными были высокий жёсткий воротник и эполеты. Сверху Шарп надел белую солдатскую перевязь, закрепил под эполетом на левом плече и повесил на неё штык. На крышке патронной коробки, которая висела под штыком на перевязи, тоже красовался медный значок, изображавший гранату. Белые брюки он брать не стал, потому что носил французские кавалерийские бриджи. Конечно, такое сочетание выглядело необычно, но после того, как солдаты несколько недель находились в походе, немногие должным образом соблюдали требования устава относительно формы. Палаш Шарп прикрепил так, чтобы прикрыть его сзади полами мундира. Это было рискованно, потому что обычному солдату палаш не положен, но можно ведь предположить, что это – военный трофей. Винтовка, если не приглядываться, могла сойти за мушкет. Вытряхнув содержимое из французского ранца, он засунул туда свою зелёную куртку и кивер и нахлобучил на голову французский, щегольское изделие, украшенное красно-чёрной эмблемой и латунной бляхой впереди, на которой под орлом был выбит номер 19. Таким образом, Шарп стал новобранцем 19-го полка линейной пехоты.

Возвратившись, Харпер не сразу узнал Шарпа в синем французском мундире, потом ухмыльнулся:

- Вам идёт, сэр.

Вместе с ним в комнату вошли Висенте и две девушки. Португалочка оказалась совсем ещё юной, лет пятнадцати, с яркими глазами и длинными тёмными волосами. Увидев кровь на рубашке здоровяка, который собирался её изнасиловать, она плюнула ему в лицо и, прежде чем кто-либо успел её остановить, вытащила застрявший в трупе штык и воткнула в шею другого лягушатника. В стену ударила струя крови. Висенте открыл было рот, чтобы запротестовать, но… промолчал. Восемнадцать месяцев назад, когда Шарп впервые встретился с ним, юрист в душе Висенте восстал бы против такого самосуда в отношении насильника. Теперь он ничего не сказал даже, когда девушка подошла к тому французу, что лежал на спине, хрипло втягивая воздух через скривившийся после перелома челюсти рот, и занесла над ним штык.

- Никогда не любил насильников, – негромко заметил Шарп.

- Подонки, сэр, проклятые подонки, – согласился Харпер.

Саре не хотелось смотреть, но она не могла отвести взгляда от штыка, который девушка сжимала обеими руками, примериваясь, чтобы нанести удар. Португалка помедлила, а потом воткнула клинок в шею. Умирающий забулькал разорванным горлом, выбивая пятками дробь по полу.

- Переоденьтесь, – сказал Шарп Харперу и Висенте и обратился к Саре. – Спросите, как её зовут.

Спустя пару минут, Сара доложила:

- Её зовут Джоана Джасинто. Это её дом. Её отец работал на реке, но куда-то подевался. И она говорит, что благодарит вас.

- Симпатичное имя – Джоана, – заметил Харпер, одетый теперь как французский сержант. – И она толковая девчонка. Умеет работать штыком.

Шарп помог Висенте переодеться. Раненую руку не стали всовывать в рукав, а просто набросили синий мундир на левое плечо.

- Она хочет остаться с нами, – передала Сара просьбу Джоаны.

- Разумеется, – согласился Харпер, не дожидаясь решения Шарпа.

Лиф тёмно-коричневого платья Джоаны был порван, когда солдаты раздевали её, к тому же, лохмотья залила кровь француза, брызнувшая из распоротого горла. Её пришлось надеть рубаху одного из мертвецов, а потом она подняла с пола мушкет. Сара, не желая показаться трусихой, взяла второй.

Итак, два стрелка, две женщины и раненый португальский офицер. Немного, но Шарп считал, что этого ему хватит, чтобы поломать французам их планы. Он вскинул на плечо винтовку и повёл свой отряд вниз по лестнице.

Большая часть французских пехотинцев, которые находились в Коимбре, были новобранцами из 8-ого корпуса, только что из Франции, полуобученные, не привыкшие к дисциплине, озлобленные на Императора, отправившего их на войну, в которой они не видели смысла, и, самое главное – голодные. Целые сотни их разбрелись по университетскому городку, но, не обнаружив, чем поживиться, излили своё разочарование, разбивая, корёжа и круша всё, что могло быть уничтожено. Коимбра славилась изготовлением качественной оптики, но микроскопы и секстанты солдатам ни к чему, и потому они разбили прекрасные инструменты прикладами мушкетов. Маленькие телескопы перекочевали в солдатские ранцы, а большие, которые унести было невозможно, уничтожили. Огромную коллекцию идеально отшлифованных линз, бережно разложенных по широким лоткам, обитым бархатом, перебили всю до последнего стёклышка. Разнообразные хронометры, которыми была заполнена целая комната, превратились в кучу гнутых стрелочек, зубчатых колёсиков, пружинок и смятых корпусов; прекрасное собрание окаменелостей - в черепки. Коллекция полезных ископаемых, труд целой жизни учёного, тщательно рассортированная на кварцы, шпаты и руды, выброшена в окно. Великолепный фарфор переколот, картины выдраны из рам, а если и уцелела большая часть библиотеки, то лишь потому, что книг оказалось слишком много. Некоторые попытались было тащить с полок книги и рвать, но это занятие им скоро надоело, и они удовлетворились тем, что разбили несколько прекрасных римских ваз, установленных на позолоченных фронтонах. Во всех этих разрушениях не было никакого смысла, кроме того, что солдаты ненавидели португальцев и мстили им, уничтожая то, чем они дорожили.

Старый кафедральный собор Коимбры был построен французскими архитекторами в двенадцатом столетии. Ворвавшись в него, другие французы заорали в восторге, увидев, как много женщин нашли укрытие у его алтаря. Горстка мужчин, которые попытались защитить своих жён и дочерей, была расстреляна, и под сводами собора зазвенели крики. Некоторые солдаты расстреливали позолоченный алтарь, целясь в статуи святых, охраняющих печальную Деву Марию. Шестилетнему ребенку, который пытался оттащить насильника от своей матери, перерезали горло. Когда же его мать зашлась в истошном крике, солдат располосовал горло и ей. В новом кафедральном соборе вольтижёры, встав в очередь, наполнили мочой крестильную купель и окрестили в ней захваченных в церкви девушек именем «Putain », то есть шлюха. А потом сержант продал с аукциона рыдающих пленниц, с волос которых капала моча.

В церкви Санта-Крус, которая была даже старше Старого Собора, разорили могилы первых королей Португалии. С могил сбросили скульптурные надгробия, разбили гробы, и кости Альфонсо Завоевателя, который в двенадцатом столетии освободил Лиссабон от мусульман, были вытряхнуты из обвивавшей их ткани на пол. Белый с золотой парчовой каймой льняной саван его сына, короля Санчо, французский артиллерист набросил на плечи и сплясал на истлевших останках. За найденный на мертвеце золотой крест, усыпанный драгоценностями, передрались трое солдат; один был убит, а выжившие порубили реликвию на куски и поделили. Женщин, укрывшихся в церкви Санта-Крус, постигла та же судьба, что и остальных, а мужчин расстреляли.

Врываясь в дома и погреба, солдаты упорно искали съестное. Пища, конечно, находилась, но её было слишком мало для такого количества захватчиков, и это только озлобило тех, кто остался голодными, в то время, как некоторым повезло с едой. Подпитанный обильными возлияниями вином, обнаруженным в тавернах, гнев усилился и превратился в ярость. Среди солдат прошёл слух, что в нижнем городе обнаружен склад с продовольствием, и сотни французов собрались вокруг драгунских пикетов. Некоторые терпеливо ждали, надеясь, что охрану снимут, а другие рыскали вокруг в поисках женщин и добычи.

Немногие пытались остановить этот хаос. Офицера, который попытался отогнать от женщины двух артиллеристов, свалили наземь и зарубили. Был застрелен набожный сержант, которого возмутило то, что творилось в Старом Соборе. Большинство же офицеров, понимая, что бессмысленно пытаться остановить разрушительную оргию, либо заперлись в домах, ожидая, когда безумие само стихнет, либо присоединялись к царящему на улицах хаосу.

Маршал Массена в сопровождении эскадрона гусар, своих адъютантов и любовницы, которая весьма привлекательно смотрелась в лазурной гусарской форме, расположился во дворце архиепископа. Когда два пехотных полковника, прибывших во дворец, посетовали на катастрофическое падение дисциплины в армии, он отмахнулся:

- Солдаты заслужили маленькую передышку после всех испытаний, выпавших на их долю. Они ведь как лошади: лучше скачут, если не натягивать всё время поводья. Так позвольте же им расслабиться, господа.

Массена пожелал убедиться, что Генриетта расположилась в покоях архиепископа со всеми возможными удобствами. Ей не понравились висевшие на стенах распятия, и маршал собственноручно повыбрасывал их в окно, а потом спросил, что бы она хотела съесть. Генриетта пожелала винограда и вина, и Массена приказал, чтобы слуга порылся на кухне и сыскал всё, что ей угодно.

- А если там нет вина или винограда? – поинтересовался слуга.

- Разумеется, есть! – отрезал маршал. – Господи, неужели в этой чёртовой армии не могут ничего сделать без лишних вопросов?! Найдите этот проклятый виноград, найдите проклятое вино и принесите мадемуазель Генриетте!

Он вернулся в столовую, где на большом столе были расстелены карты. С точки зрения топографии карты были весьма посредственными, но один из адъютантов предположил, что в университете можно было бы разжиться более точными образцами. Он оказался прав, но, к сожалению, когда ему удалось добраться до университета, карты уже сгорели дотла.

В столовой, где Массена составлял план продолжения кампании, собрались генералы. Да, они потерпели поражение при Буссако, но это не остановило их наступления. Британцы и португальцы вытеснены из Центральной Португалии и отошли к Лиссабону, армия Массена достигла рубежа реки Мондего. Были, правда, другие проблемы: французов терзали голод и португальские партизаны, которые следовали за армией, как волки за стадом овец. Генерал Жюно предложил сделать паузу.

- Британцы отступают к кораблям, так позволим им уйти, – сказал он. – Только нужно отправить корпус, чтобы взять под контроль дороги на Алмейду.

Вторжение в Португалию началось со взятия пограничной крепости Алмейды, и до неё было более ста миль к востоку по чудовищно тяжёлым дорогам, пройти которые довелось французской армии.

- Зачем? – спросил Массена.

- Чтобы можно было обеспечить доставку продовольствия и подкреплений, – пояснил Жюно.

- Каких подкреплений? – тон маршала стал саркастическим.

- Например, корпуса Друэ.

- Они не придут, – с неприятной ухмылкой заявил Массена. – Им запрещено.

По приказу Императора Массена получил сто тридцать тысяч солдат для вторжения в Португалию, но половина из них осталась на границе, а когда Массена попросил разрешения использовать их, то получил ответ, что численность его контингента вполне адекватна поставленной такой лёгкой задаче, как уничтожение столь несерьёзного противника и вторжение в Португалию. Но Императора здесь не было. Он не командовал армией оголодавших солдат в разваливающихся ботинках, армией, которая была не в состоянии обеспечить доставку продовольствия, потому что проклятые партизаны контролировали дороги через холмы от Алмейды. Не хотел Массена когда-нибудь вернуться в те холмы. «Только бы добраться до Лиссабона, - думал он. – Только бы до Лиссабона…»

- Отсюда до Лиссабона дороги получше, чем те, по которым мы шли сюда?

- В сто раз лучше! – заверил маршала один из его адъютантов-португальцев.

Маршал подошёл к окну и посмотрел на дым, поднимающийся от горящих в городе домов.

- Значит, вы уверены, что британцы отступают к кораблям?

- А куда же ещё? – парировал один из генералов.

- В Лиссабон, например.

- Этот город невозможно оборонять, – заметил адъютант-португалец.

- А вот эта местность на севере? Вот эти возвышенности? – вернувшись к столу, Массена постучал пальцем по карте там, где севернее Лиссабона от Атлантики до широкой реки Тахо простиралась цепь холмов.

- Холмы там низкие, и через них есть как минимум три хорошие дороги и дюжина троп, пригодных для армии, – возразил адъютант.

- Но Веллингтон может предложить там генеральное сражение.

- Он рискует потерять армию, если сделает это, – вмешался маршал Ней.

Массена вспомнил грохот пушек в Буссако, представил, как его солдаты снова преодолевают этот огневой шторм… и устыдился, что позволил себе поддаться страху.

- Разумеется, мы сможем выбить его из холмов, – сказал он.

На самом деле, армия противника была слишком мала, чтобы удержать фронт в двадцать миль. Сосредоточить силы в одном месте, - и пустить Орлов на прорыв миль на десять вглубь британских позиций.

- На холмах есть, конечно, форты? – спросил Массена.

- До нас дошли слухи, что он строит форты для охраны дорог, – ответил адъютант-португалец.

- Значит, идти придётся в обход, – подвёл итог маршал.

Пусть новые форты гниют без толку, в то время как армия Веллингтона будет окружена, побеждена и посрамлена. Глядя на карту, маршал представил себе знамёна британской армии, провезённые напоказ через Париж и брошенные к ногам Императора.

- Мы сможем обойти Веллингтона снова, но на этот раз не дадим ему времени на отступление. Пусть поспешит.

- Значит, мы идём на юг? – спросил Ней.

- Через два дня, – принял решение Массена, понимая, что его армии надо прийти в себя после захвата Коимбры. – Позвольте им погулять сегодня на свободе, завтра они должны вернуться к Орлам и подготовиться к отъезду. Выступаем в среду.

- Чем накормить солдат? – спросил Жюно.

- Они сами о себе позаботятся, – отрезал Массена. – Здесь ведь должно быть продовольствие, не так ли? Англичане не могли уничтожить в городе всё до крошки!

- Продовольствие есть! – послышался голос, и генералы в великолепных синих и красных, раззолоченных мундирах, обернулись, чтобы взглянуть на необычайно довольного главного интенданта Покьюлена.

- И сколько же там его? – язвительно поинтересовался Массена.

- Достаточно, чтобы добраться до Лиссабона, мсье, – отрапортовал Покьюлен. – Более чем достаточно.

Сколько времени эти напыщенные генералы смешивали его с дерьмом, но теперь наступил его звёздный час! Интендант блестяще справился со своей работой и теперь наслаждался заслуженным триумфом.

- Всё это необходимо вывезти, – продолжал он. – И мне потребуется для погрузки не меньше батальона, но теперь у нас есть всё, что нам нужно, и даже больше. Если вы помните, маршал, вы обещали заплатить за это продовольствие. Владелец поверил нам. Он ждёт вашего решения снаружи.

Массена, разумеется, не забыл своего обещания, но теперь, получив продовольствие, испытал соблазн его нарушить. В распоряжении армии не так много средств, к тому же, французская армия не привыкла покупать то, что можно было украсть. Так всегда говорил Император: «Живите за счёт той земли, на которой воюете».

Полковник Баррето, прибывший во дворец с Покьюленом, заметил по выражению лица Маршала, что он колеблется и почтительно сказал:

- Если мы сейчас нарушим свое слово, то никто в Португалии нам больше не поверит. Через неделю-две нам придётся руководить этой страной, и понадобятся люди, готовые к сотрудничеству.

- Сотрудничество! – презрительно бросил маршал Ней. – Гильотина на площади Лиссабона быстро заставит их сотрудничать.

Массена покачал головой. Баррето был прав: глупо плодить новых врагов на пороге победы.

- Заплатите ему, – приказал он тому из адъютантов, который выполнял обязанности казначея, а потом продолжил, обращаясь к Покьюлену. – И через два дня вы начнёте перевозить продовольствие на юг. Я хочу, чтобы склад был устроен в Лерии.

- В Лерии? – переспросил Покьюлен.

- Здесь, парень, здесь! – Массена постучал по карте указательным пальцем, и разнервничавшийся Покьюлен протиснулся через толпящихся у стола генералов, чтобы найти на карте эту самую Лерию.

Указанный город располагался в сорока милях южнее Коимбры по дороге на Лиссабон.

- Мне понадобятся фургоны, – сказал Покьюлен.

- Вы получите все фургоны и всех мулов, которые у нас есть! – величественно пообещал Массена.

- У нас не хватает лошадей, – с неприязнью в голосе возразил Жюно.

- Лошадей всегда не хватает! – отрезал маршал. – Используйте гражданских! Порите их, принуждайте, заставьте их работать!

- А как же раненые? – встревожился Жюно.

Фургоны были необходимы для перевозки раненых, потому что, только находясь с армией, они будут защищены от партизан.

- Их придётся оставить здесь, – решил Массена.

- Но кто будет их охранять?

- Я выделю для этого людей, – нетерпеливо бросил Массена, который не любил, когда перед ним ставили проблемы.

Сейчас имело значение только то, что у него появилось продовольствие, что враг отступал, а до Лиссабона оставалось не более сотни миль. Кампания была наполовину завершена, теперь армия будет продвигаться по хорошим дорогам, так что опасаться теперь было нечего. Пришло время для атаки. «А через две недели, - думал Массена. - я возьму Лиссабон, и война будет выиграна!»

Едва только Шарп вышел на улицу, как какой-то лягушатник попытался утащить, схватив за руку, Сару, которая едва ли выглядела соблазнительно в измятом чёрном платье с оборванным подолом, распущенными лохмами и грязным лицом. Но несостоявшийся насильник сразу же дико взвизгнул, потому что Шарп отбросил его к стене прикладом, а Сара плюнула и добавила пару слов, достаточно грубых, по её представлению, чтобы шокировать даже солдата.

- Вы говорите по-французски? – спросил Шарп, не придавая значения тому, что лягушатник его слышит.

- По-французски, по-португальски и по-испански, – ответила Сара.

Шарп добавил французу пинка промеж ног на память, а потом они двинулись дальше по улицам, что походили на преддверие ада. Два трупа португальцев валялись на булыжниках мостовой, у одного был вспорот живот, и ручей крови тянулся футов десять и впадал в сточную канаву. Трёхногая собака обнюхивала мёртвые тела. Над их головами разбилось окно, осыпав блестящими осколками. Где-то кричала женщина, и её голос вливался в ужасную какофонию звуков, над которой господствовал колокольный звон. Ни один из встретившихся французов ими не заинтересовался. Некоторые, правда, спрашивали, закончили ли они с этими девками, но смысл вопросов поняли только Сара и Висенте.

Когда они поднялись выше, толпа на улицах стала гуще, ведь они приближались туда, где, по слухам, продовольствия хватило бы на всех. Внушительные габариты Шарпа и Харпера отпугивали проходивших мимо солдат, и они беспрепятственно дошли до ряда домов, стоявших на противоположной от склада Феррагуса стороне улицы. Шарп вошёл в первую же попавшуюся дверь и повёл всех вверх по лестнице. На площадке от них, крепко прижав к груди ребёнка, шарахнулась женщина с окровавленным лицом. Шарп преодолел последний лестничный марш и, к своему облегчению, обнаружил, что чердак здесь такой, как нужно: длинное помещение, соединявшее все здания на этой стороне улицы. Когда-то чердак сдавался студентам. Теперь их кровати были перевёрнуты, все, кроме одной, на которой спал французский солдат. Разбуженный громким скрипом половиц, он увидел двух женщин и немедленно вскочил с кровати. Шарп, который в это время открывал окно, чтобы выбраться через него на крышу, обернулся и увидел, что Сара улыбнулась тянущему к ней руки лягушатнику, а потом с удивительной силой ткнула его в живот стволом французского мушкета. Солдат скорчился, задыхаясь, и Джоана, размахнувшись, ударила его прикладом прямо в лоб. Француз, как подкошенный, упал навзничь. Сара усмехнулась. Она и не подозревала, что способна на нечто подобное.

- Побудьте здесь, с женщинами, – обратился Шарп к Висенте. – Будьте готовы бежать отсюда, словно черти за вами гонятся.

Он собирался напасть на драгунов сверху и понимал, что кавалеристы будут их преследовать, поднявшись по ближайшей к складу лестнице на чердак, не зная, что этот чердак имел выходы сразу на четыре лестницы в четырёх домах. Шарп планировал, что они вернутся тем же путём, каким пришли, и к тому времени, когда здесь окажутся драгуны, их и след простынет.

- Пойдёмте, Пат.

Они выбрались на крышу, которую уже разведали раньше и, пройдя вдоль водосточного жёлоба, скрытого за парапетом, достигли фронтона, выглянув из-за которого, Шарп смог рассмотреть с высоты третьего этажа кавалеристов, перекрывших улицу. Он взял из рук Харпера залповое ружьё.

- Там офицер, Пат. Слева, верхом на серой лошади. По моей команде стреляете в него.

Харпер собрал немного голубиного помёта, засунул его в ствол винтовки и загнал поглубже шомполом, чтобы пуля не выкатилась. Драгуны в обоих концах короткого переулка отгоняли голодных солдат, угрожая длинными саблями и напирая на них лошадьми. Офицер расположился позади строя слева. Его легко было распознать по висящей на плече подбитой мехом курточке, а также потому, что к его обтянутому зелёной тканью седлу не была приторочена седельная сумка. Никто из драгунов не смотрел вверх, да, собственно, и зачем им было это делать? Им поручили охранять улицу, а не за крышами следить. Харпер нацелил винтовку вниз и взвёл курок. Шарп встал рядом с семистволкой.

- Готовы?

- Готов.

- Стреляете первым, – сказал Шарп.

Харпер должен был прицелиться, а вот Шарпу не было это нужно, потому что сила семистволки не в точности, а в убийственном поражающем действии сразу семи пуль, бьющих из собранных в пучок стволов, словно картечь.

Харпер взял на мушку медный шлем офицера с коричневыми перьями по гребню. Серая лошадь забеспокоилась, француз успокоил её и обернулся, и в этот момент Харпер выстрелил. Пуля пробила шлем. Струйка крови прыснула вверх из дырочки, а потом потоком хлынула из-под края шлема. Офицер медленно начал сползать набок. Шарп разрядил семистволку в скопление драгунов, и она грохнула, словно орудие выстрелило, потому что звук эхом отразился от каменных фасадов домов. Воздух наполнился дымом. Дико ржала лошадь.

- Уходим! – скомандовал Шарп.

Они вернулись к Висенте и женщинам тем же путём, что и пришли: по крышам, через окно и к лестнице. Шарп слышал суматоху, поднявшуюся неподалёку: тревожные возгласы солдат, грохот копыт по булыжной мостовой. Он выскочил на улицу и смешался с французами; на его плече болтались винтовка и семизарядное ружьё, а за пояс сзади держалась Сара. Толпа уплотнилась, все хотели посмотреть, что случилось. Благодаря своему росту поверх голов Шарп видел, что спешившиеся драгуны ломились в дверь дома, с крыши которого он стрелял. В седле остался лишь один кавалерист, державший под уздцы остальных лошадей, но напиравшая толпа оттесняла его, сообразив, что склад остался без охраны.

Драгуны поступили именно так, как и предполагал Шарп. Увидев, что офицер убит, а их товарищи ранены, оставшись без руководства, единственным, что они могли придумать, было отомстить нападавшим. Они ринулись в дом, бросив склад на попечение горстки кавалеристов, которые оказались бессильны остановить волну солдат, бросившихся на штурм ворот склада. Драгунский сержант попытался остановить их, замахиваясь саблей, но его стащили с седла, оттолкнули его лошадь и распахнули ворота. Остальные драгуны позволили толпе пройти, стараясь сберечь лошадей.

- Там теперь настоящий хаос, – сказал Шарп Харперу. – Я пойду один.

- Зачем?

- Сделать, что должен. Вы с капитаном Висенте позаботитесь о девушках, – он втолкнул их в ближайшую дверь. – Я найду вас.

Шарп предпочёл бы взять Харпера с собой, потому что рост и могучая сила ирландца могли бы очень пригодиться в образовавшейся на складе толчее, но побоялся, что в темном лабиринте штабелей они потеряют друг друга.

- Ждите меня, – бросил Шарп, отдал Харперу свой ранец и винтовку и, вооружённый только палашом и разряженной семистволкой протолкался по запруженной людьми улице, мимо дрожащей от страха лошади убитого офицера и, наконец, достиг склада. В воротах образовалась пробка из людей и скинутых со штабелей ящиков, мешков и бочонков, но Шарп, активно орудуя прикладом, расчистил себе путь. Какой-то артиллерист попытался ответить ударом на удар, и пришлось дать ему в зубы. Шарп вскарабкался по рассыпавшимся из штабеля мешкам и оказался внутри, где оказалось заметно свободнее.

Он пробрался к дальнему краю склада, где ещё раньше приметил два гружёных фургона, оставленные у деревянной перегородки, отделявшей этот склад от соседнего. Здесь народу было мало, потому что солдат интересовала еда, а не свечи, пуговицы, гвозди или подковы.

В фургоне копался какой-то француз, рассортировывая его содержимое, а рядом уже лежал плотно набитый, вероятно, продуктами мешок. Шарп ударил его по шее прикладом залпового ружья, потом пнул ещё, когда тот упал, и припечатал подошвой ботинка по лицу, заметив, что противник попытался пошевелиться. В мешке оказались сухари, солёная говядина, сыр. Всем им не мешало подкрепиться, и Шарп отложил мешок в сторону, а потом клинком палаша вскрыл два бочонка лампового масла, или, точнее, китового жира, и оно отвратительно завоняло, стекая на днище фургона. В дальнем конце фургона были сложены рулоны ткани, и он пробрался, чтобы пощупать их, надеясь, что это льняное полотно, вытащил два рулона и раскатал их поверх сложенного в фургоне груза.

Шарп спрыгнул наземь, вложил в ножны палаш, потом вскрыл патрон, скрутил фитиль, наполненный порохом, и подсыпал пороха на полку залпового ружья. Он огляделся вокруг. Между штабелями, словно бандиты, рыскали французы. Груда бочонков с ромом раскатилась; завопил солдат, которому при этом переломало ноги. Один из бочонков от удара об пол раскололся, и ром разлился по полу. Какой-то лягушатник взломал другой бочонок топором и зачерпнул оловянной чашкой ром. К нему сразу же присоединились ещё человек двадцать. На Шарпа никто не обращал внимания, и он поднял разряженное залповое ружьё, спустил курок и высеченной кремнём искрой поджёг фитиль. Фитиль сердито зашипел. Шарп подержал его в руке, пока он не разгорелся, как следует, а потом бросил в лужицу лампового масла на дно фургона. Через секунду пламя пыхнуло стеной и охватило внутренность фургона. Шарп подхватил мешок с едой и бросился бежать.

Сначала никто ничего не замечал. Столпившиеся вокруг бочонков с ромом солдаты не обратили никакого внимания на протискивающегося к выходу Шарпа. Но в этот момент вспыхнуло полотно и ярко осветило сумрачную внутренность склада. Кто-то выкрикнул предупреждение, повалил дым, и началась паника. Несколько драгун в воротах отчаянно пытались выполнить приказ и выгнать из склада солдат, разворовывающих драгоценное продовольствие, но волна перепуганных мародёров смела их. Двое упали под ноги обезумевшей толпе, послышались крики и ругательства, потом грохнул выстрел. Дым вдруг повалил клубами; весь фургон охватило пламя. В патронной сумке француза, труп которого остался в фургоне, начали рваться патроны. Горящие клочки бумаги, разлетаясь в стороны, упали в лужу рома, и синие язычки пламени побежали по полу.

Шарп пробивался к выходу в ужасной давке. Он сначала пинками расталкивал французов, потом, решив, что это единственный способ расчистить дорогу, выхватил палаш и начал наносить удары клинком плашмя. Лягушатники расступались, пытаясь огрызаться, но выражение лица Шарпа сразу заставляло их заткнуться. Сзади взорвался маленький бочонок пороха, и огонь полыхнул по всему складу. Паникующие люди столпились в узких проходах между стеллажами, и тогда Шарп вложил палаш в ножны, забросил мешок с продуктами наверх штабеля из ящиков и вскарабкался вслед за ним. Кошки прыснули во все стороны. Под стропилами крыши клубился дым. Шарп перепрыгнул на полуразвалившуюся кучу мешков с мукой, пробежал по ней и скатился на пол. Пригнув голову, он собрал все силы и бросился к двери, топча упавших. Наконец, Шарп вырвался из ворот склада вместе с клубами дыма, крепко сжимая мешок с продуктами, и добрался до дома, где он оставил Харпера и остальных.

- Боже, храни Ирландию! – бормотал Харпер, стоя в дверях и наблюдая творящийся на улице хаос.

Из ворот и разбитого окна под крышей валом валил дым. Обожжённые, кашляющие французы выскакивали из склада наружу. Истошные крики, доносящиеся изнутри, заглушил взрыв бочонков с ромом. Из ворот полыхнуло жаром, словно из огромной печи, огонь заревел, как большая река, несущая воды сквозь ущелье.

- Ваша работа? – спросил Харпер.

- Ага, – выдохнул Шарп, внезапно почувствовавший себя безмерно уставшим и страшно голодным.

Он прошёл в дом, где Висенте и девушки ожидали в маленькой комнатке с иконой святого, держащего в руках крючковатый пастушеский посох.

- Спрячьте нас где-нибудь, Джордж, – попросил Шарп.

- Где сейчас может быть безопасно? – пожал плечами Висенте.

- Где-нибудь подальше отсюда.

Они покинули дом с чёрного хода. Оглянувшись, Шарп увидел, что огонь охватил склад целиком, и уже занялась крыша. На соседних улицах гремели копыта. Видимо, на выручку своим товарищам скакали драгуны, но было слишком поздно.

Пройдя пару переулков, они пересекли улицу, вошли во дворик, где валялись мертвецки пьяные французские солдаты.

- Поднимемся в гору, – решил Висенте, не потому, что верхний город был безопаснее нижнего, просто там был его дом.

Никто не обращал на них внимания. Они были всего лишь одной из многих банд измученных голодных солдат, слоняющихся по улицам, а за их спинами клубились огонь, дым и гнев.

- Что мы ответим, если нас спросят? – спросила Сара у Шарпа.

- Скажете, что мы – голландцы.

- Голландцы?

- В их армии есть голландцы, – пояснил Шарп.

Наверху было немного тише. Здесь квартировали, в основном, кавалеристы, и кое-кто из них пытался прогнать чужих пехотинцев со «своей» территории, но Висенте провёл их по переулку, потом через внутренний дворик, по лестнице и в сад, примыкающий к небольшому дому, который пока был не занят французами.

- Это дом одного профессора богословия, – пояснил Висенте. – И здесь же живут его слуги.

По дороге Шарп видел висящие в дверях некоторых домов мундиры, свидетельствующие о том, что место занято под постой и грабить здесь нельзя. Он тоже снял свой синий мундир и повесил на гвоздь у двери. Это могло сработать. Они поели, жадно раздирая зубами солёное мясо и вгрызаясь в сухари. Шарпу очень хотелось лечь и поспать, но он понимал, что остальные устали не меньше, и потому сказал остальным:

- Поспите немного.

- А вы?

- Кто-то же должен стоять на страже.

В этом доме была всего одна крошечная спальня, размером немногим больше платяного шкафа, и досталась она Висенте как офицеру. Харпер устроился в кухне, сделав себе ложе из занавесок, одеяла и мундира. Джоана направилась к нему и плотно прикрыла за собой дверь. Сара рухнула в старое продавленное кресло, из рваной обивки которого торчали пучки конского волоса.

- Я буду бодрствовать вместе с вами, – заявила она Шарпу и через мгновение уже крепко спала.

Шарп зарядил свою винтовку. Присесть он не решился, потому что боялся сразу заснуть, и потому встал в дверях, прислонив рядом заряженную винтовку. Издалека до него доносились крики, в безоблачное небо поднимался столб дыма. Он сделал то, что должен был сделать. Теперь оставалось вернуться к своим.

Глава 10

Феррагус с братом вернулись в дом майора, который избежал разграбления, в отличие от всего города. Возле дома стоял пикет драгунов из того же эскадрона, что охранял склад, а теперь им на помощь пришли ещё человек десять, посланные полковником Баррето, который собирался, закончив дневные труды, расположиться здесь на постой. Кроме того, за домом присматривал Мигуэль и ещё пятеро людей Феррагуса, и именно Мигуэль прервал праздник, устроенный братьями по случаю успешного завершения дел, сообщением, что склад горит.

Феррагус только что откупорил третью бутылку вина. Он выслушал Мигуэля, подошёл с бутылкой в руках к окну и посмотрел, что творится в нижнем городе. Увидев столб дыма, Феррагус пожал плечами и беспечно заявил:

- Это может быть что угодно.

- Это склад, – настаивал Мигуэль. – Я был на чердаке. Оттуда всё видно.

- Ну и что? – Феррагус поднял бутылку, приветствуя присутствующих в комнате. – Мы всё это продали. Это не наш убыток, а французов.

Майор Феррейра подошёл к окну и пристально вгляделся в поднимающийся над нижним городом дым, а потом перекрестился, взял из рук брата бутылку и философским тоном произнёс:

- Думаю, они так не считают.

- Они же нам заплатили! – возразил Феррагус, пытаясь отобрать бутылку.

Феррейра переставил бутылку подальше.

- Французы вообразят, что мы сначала продали им продовольствие, а потом уничтожили склад, – майор посмотрел на бегущую под гору улицу, словно ожидал увидеть толпу французов, направляющуюся, чтобы арестовать их. – Они захотят вернуть свои деньги.

- Иисусе… - пробормотал Феррагус, до которого, наконец, дошло, что брат прав, и посмотрел на четыре седельные сумки, полные французского золота. – Иисусе…

Больше ничего толкового в его затуманенную вином голову так и не пришло.

- Пора уходить, – решительно взял руководство в свои руки майор.

- Уходить? – тупо переспросил Феррагус.

- Когда они придут, нас здесь не должно быть! – настаивал майор. – В лучшем случае они захотят вернуть деньги, в худшем сначала нас расстреляют. Господи, Луис! Сначала мы обещали им муку, но не дали, а теперь ещё это! Думаете, они поверят, что это случайность? Мы уходим немедленно!

- Быстро на конюшню! – приказал Мигуэлю Феррагус.

- Верхом ехать нельзя! – напомнил Феррейра.

Французы конфисковывали любую лошадь, которую им удавалось обнаружить, и даже связи Феррагуса с полковником Баррето не помогли бы братьям беспрепятственно проехать по городу верхом.

- Нам придётся скрываться, – настаивал майор. – Мы останемся в городе, пока не будет безопасно уехать.

Феррагус, его брат и сопровождавшие их шестеро мужчин покинули дом, унеся с собой самое ценное: заплаченное французами золото, немного денег, которые хранил в тайнике майор Феррейра, и мешки с серебряной посудой. Из конюшни они вышли в неприметный переулок, а потом, не осмелясь двигаться дальше, потому что на улицах кишмя кишели оккупанты, спрятались в подвале дома, брошенного обитателями и разграбленного, и молились, чтобы их не нашли.

- Как долго нам здесь сидеть? – недовольно буркнул Феррагус.

- Пока французы не уйдут, – ответил Феррейра.

- А потом?

Феррейра ответил не сразу. Он размышлял о том, что британцы вряд ли собираются отказаться от борьбы и попытаются остановить французов возле новых фортов, построенных на дороге к северу от Лиссабона. Французам придётся сражаться или искать дорогу в обход армий противника, а это даст ему время, необходимое, чтобы добраться до Лиссабона, найти жену, детей и спрятанные в их багаже деньги. Португалия балансировала на грани краха, и братьям нужны были деньги. Много денег. Можно уехать на Азорские острова или даже в Бразилию, спокойно переждать бурю и вернуться, когда всё закончится. А если французов разобьют? Деньги всё равно понадобятся. Единственным препятствием на пути был капитан Шарп, знавший о предательстве Феррагуса. Бедняга сбежал из подвала и, возможно, был все еще жив. Конечно, скорее всего, французы его убили, - иначе и не могло произойти в том безумии убийств и разрушений, что царили на улицах Коимбры! – но мысль о том, что стрелок мог всё же выжить, не оставляла Феррейру в покое.

- Если Шарп выжил, что он сделает? – спросил майор.

Феррейра презрительно сплюнул, демонстрируя своё отношение к ненавистному стрелку.

- Он вернётся в армию, – ответил Феррейра на свой собственный вопрос.

- И доложит, что вы – предатель?

- Его слово будет против моего, – сказал Феррейра. – И если я тоже буду там, его слово окажется не слишком весомым.

Феррагус, глубокомысленно созерцая нависавшие над головой своды подвала, разродился идеей:

- Можно сказать, что продовольствие было отравлено. Это была как бы ловушка для французов.

Феррейра одобрительно кивнул, признавая разумность идеи.

- Для нас важно добраться до Лиссабона. Там Беатрис, дети и мои деньги.

Можно было, конечно, двинуться на север и скрыться, но чем дольше он отсутствовал в армии, тем больше это могло вызвать подозрений. Лучше вернуться, постараться выкрутиться и спасти свою собственность. Сохранив деньги, можно перенести все напасти. Кроме того, он скучал по своей семье.

- Но как нам добраться до Лиссабона?

- Двинуться на восток до Тахо и плыть вниз по течению, – предложил один из подручных Феррагуса.

Феррейра всё ещё колебался, хотя, на самом деле, это был единственный выход. На юг дорога закрыта: там французы. Двинувшись же на восток через горы, куда французы не сунуться, опасаясь партизан, можно добраться до Тахо. Денег, которые у них есть, более чем достаточно, чтобы купить лодку. И через два дня они уже в Лиссабоне.

- В горах у меня есть друзья, – сказал Феррейра.

- Друзья? – удивился Феррагус, который не мог угнаться за полётом мысли своего брата.

- Люди, которым я роздал оружие.

В обязанности Феррейры, в том числе, входила раздача британских мушкетов среди населения, дабы поощрить его вести партизанскую борьбу с захватчиками.

- Они дадут нам лошадей, – продолжил майор уверенно. – Они же скажут нам, взяли ли французы Абрантес. Если нет – мы раздобудем там лодку. И партизаны смогут нам помочь ещё кое в чём. Если Шарп жив…

- Он уже мёртв, - с нажимом сказал Феррагус.

- Если он жив, - терпеливо стоял на своём Феррейра. – то он пойдёт тем же маршрутом, чтобы добраться до своей армии. Партизаны убьют его вместо нас, – майор перекрестился, радуясь, что всё так хорошо складывается. – Я, мой брат и ещё трое направятся к Тахо, а потом на юг. Если мы доберёмся до армии, мы скажем, что это мы уничтожили склад. Если французы захватят Лиссабон, мы поплывём на Азорские острова.

- А остальные? – спросил Мигуэль.

- Троим из вас нужно остаться здесь, чтобы охранять мой дом и сделать необходимый ремонт к нашему возвращению. За это вас ожидает щедрая награда, – предложил Феррейра и посмотрел на брата, ожидая одобрения своей идеи.

Феррагус подтвердил её поклоном.

Подозрения майора, что дом будет нуждаться в ремонте, были оправданы. В ста пятидесяти ярдах от подвала, где все они укрылись, французы, решившие, что майор Феррейра и его брат их обманули, вышибли дверь и ворвались внутрь. В доме они нашли лишь пьяную повариху, которая ударила сковородкой по голове драгуна и была немедленно застрелена. Выбросив её труп во двор, драгуны принялись методично разрушать всё, что можно: мебель, картины, фарфор, посуду. С лестниц отломали перила, перебили окна, сорвали со стен ставни. Лошадей, найденных в конюшне, реквизировали.

Сгустились сумерки. Над далёкой Атлантикой солнце сделалось кроваво-красным и утонуло в океане. Пылавшие в городе пожары озаряли дымное небо. Ярость французов пошла на убыль, но в темноте всё ещё слышались крики и плач. Как обычно, когда Орлы брали город.

Шарп опирался о косяк двери, над которой с решётчатой перголы свисали увядшие растения со скрученными листьями. В маленьком саду были разбиты аккуратные грядки, но из всего, что там росло, Шарп распознал только стручковую фасоль и нарвал её впрок, заготовив на случай грядущих голодных дней. В нижнем городе время от времени гремели выстрелы. Из кухни доносился храп Харпера. Незаметно для себя Шарп задремал и был внезапно разбужен кошкой, которой вздумалось потереться о его ноги. В городе всё ещё постреливали, и дым поднимался в небо.

Он приласкал кошку, потопал ногами, чтобы прогнать сон, но снова задремал. Когда Шарп открыл глаза, у садовой калитки сидел французский офицер с блокнотом на коленях и рисовал его. Увидев, что натурщик проснулся, офицер сделал успокаивающий жест и продолжил работу. Его карандаш быстро и уверенно летал по бумаге. Он что-то сказал Шарпу мягким и дружелюбным тоном. В ответ Шарп буркнул невнятно себе под нос, но офицер, казалось, не заметил, что в его словах нет никакого смысла. Уже совсем стемнело, когда офицер закончил работу и, довольно улыбаясь, показал рисунок Шарпу. На рисунке красовался весьма злодейского вида, израненный и страшный тип, в одной рубашке, подпирающий косяк двери. На его поясе висел палаш в ножнах, а рядом была прислонена винтовка. Неужели этот идиот не понял, что это британское оружие?! Молодой, светловолосый красавчик-офицер выжидательно смотрел на Шарпа, и тот, пожав плечами, прикинул, не стоит ли достать палаш и порубить лягушатника на куски.

В этот момент на пороге возникла Сара и быстро заговорила по-французски. Офицер сорвал с головы кивер, поклонился и показал ей рисунок. Сара, должно быть, выразила восхищение работой, потому что француз вырвал лист из блокнота и с поклоном подал ей. Они беседовали ещё несколько минут, вернее, говорил офицер, а Сара со всем соглашалась, время от времени что-то вставляя пару слов. Наконец, француз поцеловал ей руку, дружески кивнул Шарпу и удалился по лестнице, ведущей под арку.

- И что всё это было? – спросил Шарп.

- Я сказала ему, что вы – голландцы. А он подумал, что вы – кавалерист.

- Это потому, что он увидел палаш, брюки и сапоги, – пояснил Шарп. – Он ничего не заподозрил?

- Он сказал, что вы – образ солдата современности, – ответила Сара, разглядывая рисунок.

- Точно. Всегда считал себя произведением искусства.

- Еще он сказал, что вы символизируете ненависть народа против старого прогнившего мира.

- Вот чёрт… - пробормотал Шарп.

- И ещё он сказал, что то, что происходит в городе – позор, но это было неизбежно.

- И что же случилось с дисциплиной?

- Это потому, что Коимбра – символ старого мира суеверий и сословных привилегий.

- Значит, ваш француз – полный… «граппо»…

- То есть – «дерьмо»? – закончила фразу Сара.

Шарп внимательно посмотрел на неё:

- Вы стали другой, дорогая.

- Это хорошо, – сказала она.

- Вам удалось поспать?

- О, да. Теперь ваша очередь.

- Кто-то должен стоять на страже, – возразил Шарп, хотя сторожить у него вышло не слишком толково: он крепко спал, когда во двор забрёл французский офицер, и им всем очень повезло, что это был любитель живописи с блокнотом, а не обычный ублюдок, рыщущий в поисках поживы. – Что вы на самом деле могли бы сделать, так это посмотреть, можно ли растопить печь на кухне и приготовить чай. У меня в ранце есть немного заварки, на дне, вперемешку, правда, с просыпавшимся порохом, но нам это даже нравится.

- Там, на кухне, сержант Харпер, – застенчиво промолвила Сара.

- Смущаетесь того, что можете увидеть? – улыбнулся Шарп. – Харпер не будет возражать. В армии практически невозможно уединиться. Мы к такому приучены.

- Значит, я схожу и посмотрю, – согласилась Сара, нырнула в кухню и почти сразу вернулась, чтобы сообщить, что печь совсем холодная.

Она старалась ступать так тихо, как только могла, но всё же разбудила Харпера, который выбрался из своего импровизированного ложа и, близоруко щурясь спросонок, вышел на крыльцо.

- Который час?

- Смеркается, – ответил Шарп.

- Всё тихо?

- Было бы, если б не ваш храп. И ещё к нам заглянул лягушатник, поболтал с Сарой о том, как устроен мир.

- Ну да, мир устроен ужасно, просто позор какой-то, – согласился Харпер.

Он сокрушённо покачал головой, потом взялся за свою семистволку.

- Вы бы поспали, сэр. Давайте я покараулю, – он обернулся и приветливо улыбнулся вышедшей из кухни Джоане, которая сняла своё порванное платье и была в одной рубашке, доходящей ей до середины бедёр.

Девушка обняла Харпера за талию, откинула на его плечо темноволосую голову и улыбнулась Шарпу.

- Мы тут вдвоём постоим на часах, – пояснил Харпер.

- Это теперь так называется? – Шарп поднял свою винтовку. – Разбудите меня, когда устанете. Не хотите ли сначала вскипятить чаю? Мы тут собирались разжечь печь.

Самому ему больше всего хотелось не чаю, а спать, но Харпер, насколько он знал, мог выпить целый галлон.

- Я приготовлю на очаге, сэр, – Харпер указал на маленький камин в комнате, в котором стояла кастрюля на трёх ножках, предназначенная, чтобы готовить на жаре тлеющих углей. – В саду есть вода, в дождевой бочке. А кухня вся в вашем распоряжении, так что доброго сна вам, сэр.

Шарп наклонился, чтобы не стукнуться о низкую притолоку, затворил за собой дверь и наощупь в дегтярно-чёрной темноте нашёл выход в маленький дворик, залитый жутковатым светом луны, пробивающимся сквозь застилавший небо дым. Шарп накачал насосом воды в каменное корыто, пучком соломы почистил сапоги, снял их и вымыл руки, потом расстегнул ремень… Взяв в охапку сапоги, палаш и ремень, он вернулся в кухню и, встав на колени, попытался нашарить в темноте ложе.

- Осторожнее, – раздался голос Сары из вороха одеял и мундиров.

- Что вы… - начал было Шарп, но замолчал, сообразив, что вопрос довольно глупый.

- Я там не нужна, – пояснила Сара. – Не то, чтобы сержант Харпер был недоволен, но этим двоим и без меня хорошо.

- Это верно, – согласился Шарп.

- И я вас не побеспокою нисколько, – пообещала она.

Но, разумеется, побеспокоила…

Шарп проснулся уже утром. Неизвестно как пробравшаяся в кухню кошка сидела на приступке печи и сосредоточенно мылась, поглядывая на Шарпа жёлтыми глазищами. Поперёк его груди лежала рука Сары, и он был поражён гладкостью и белизной её кожи. Она всё ещё спала, прядь её золотистых волос трепетала от лёгкого дыхания у приоткрытых губ. Шарп осторожно высвободился из её объятий и как был, голый, приоткрыл дверь кухни, чтобы посмотреть, что делается в комнате.

Харпер сидел в кресле, а у него на коленях спала Джоана. Ирландец обернулся, услышав скрип дверных петель и прошептал:

- Всё спокойно, сэр.

- Надо было меня разбудить.

- Зачем? В округе никакой активности не наблюдается.

- А капитан Висенте?

- Он-то? Еле ногами шевелит, но всё же пошёл посмотреть, что на улице. Обещал, что далеко ходить не будет.

- Я приготовлю чай, – пообещал Шарп и закрыл дверь.

Возле печи стояла корзина с лучинами для растопки и ящик с наколотыми полешками. Он старался делать всё как можно тише, но услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел, что Сара смотрит на него, зарывшись в ворох одеял и занавесок, служивших им постелью.

- Вы правы, – пробурчала она. – Армия ко многому приучает.

Прислонившись к печи, Шарп смотрел, как она садится, прикрывая грудь зелёной курткой Харпера и отводя глаза. Вдруг она яростно почесала бедро и спросила:

- Когда вы были в Индии, вы встречали людей, которые верили, что после смерти возродятся в теле другого человека?

- Я о таком не знаю, – пожал плечами Шарп.

- Я слышала, что там в это верят, – очень серьёзно заявила Сара.

- Они там верят во всякие глупости. Это не для меня.

- А я вот думаю, что в новой жизни стану мужчиной, – Сара прислонилась к стене.

- Ерунда это, – заметил Шарп.

- Мужчины свободнее нас, – сказала она, внимательно разглядывая свисающие с потолочных балок пучки сушёных трав.

- Я не свободен, – отозвался Шарп. – У меня армия в прошлом, в настоящем и в будущем. Всю жизнь. Армия и блохи.

Она снова почесалась.

- То, что случилось вчера… - Сара слегка покраснела, и было видно, что ей трудно говорить о том, что казалось таким простым и естественным в темноте. – В общем, кое-что изменилось. Вы остались таким же, каким были. Я – нет.

В соседней комнате послышался голос Висенте и сразу же кто-то постучал в дверь кухни.

- Минутку, Джордж! – крикнул Шарп и, заглянув Саре в глаза, спросил. – Я должен чувствовать себя виноватым?

- Нет-нет! – быстро сказала Сара и снова уставилась в потолок. – Просто всё изменилось. Для женщины это не мелочи. Для мужчины, наверное, всё по-другому.

- Я не оставлю вас, – сказал Шарп.

- Я не из-за этого волнуюсь, – ответила Сара, хотя на самом деле как раз это её и беспокоило. – Просто теперь всё по-новому. Я не такая, какой была вчера. И это значит, что завтра я тоже стану другой, – она слабо улыбнулась и спросила. – Вы меня понимаете?

- Вы мне потом ещё раз всё объясните, когда я проснусь. А сейчас, любимая, я должен послушать, что скажет Джордж, и ещё мне нужно выпить, чёрт возьми, чайку, – он наклонился, поцеловал её, а потом вытащил из вороха тряпья свою одежду.

Сара тоже нашла своё рваное платье, попыталась натянуть его через голову, но содрогнулась от отвращения и заявила:

- Оно воняет.

- Наденьте это, – Шарп бросил ей свою рубашку, натянул брюки, сапоги и перекинул ремень перевязи через голую грудь. – У нас целый день, чтобы постираться и всё починить. Не думаю, что чёртовы французы сегодня двинутся дальше, а здесь мы в относительной безопасности, – он подождал, пока она не застегнёт рубашку, а потом открыл дверь. – Извините, Джордж, разводил огонь.

Висенте был без мундира, с левой рукой на перевязи.

- Французы никуда не уходят, – сообщил он - Далеко я, правда, не ходил, но они не готовятся к выступлению.

- Отдыхают. Скорее всего, выступят завтра, – Шарп обернулся к Саре. – Посмотрите, есть ли у Патрика, чем это разжечь. Он вчера кипятил чай.

Сара протиснулась в дверь мимо Висенте, который глянул сначала на неё, потом на Джоану, которые обе были в грязных мужских рубашках и с голыми ногами, нахмурился, заглянул в кухню и побранил Шарпа:

- Здесь у вас прямо бордель.

- «Зелёным курткам» всегда везёт, Джордж. Их никто не принуждал.

- Это, по-вашему, оправдание?

Шарп засунул в печь побольше растопки:

- Оправдания не нужны, Джордж. Это жизнь.

- Поэтому у нас есть наша вера, которая учит, что есть кое-что выше простого существования, – заявил Висенте.

- Мне всегда везло в том, чтобы обходить стороной законы и веру.

Висенте был явно неудовлетворён реакцией Шарпа, но тут он увидел вчерашний рисунок, который Сара пристроила на полке, и просветлел лицом:

- Великолепно! Вылитый вы!

- Это, Джордж, образ народного гнева, изливающегося на прогнивший мир.

- Что-что?

- Так сказал парень, который это набросал.

- Так это не мисс Фрай нарисовала?

- Нет. Офицер-лягушатник нарисовал это вчера вечером, Джордж, когда вы спали. Подвиньтесь-ка, огонь несут, – они с Висенте уступили дорогу Саре, которая засунула в печь горящую щепку и подула, чтобы занялась растопка. – Нам нужно нагреть воды, постирать одежду и выбрать блох.

- Блох? – перепугалась Сара.

- А почему, как вы думаете, дорогая, вы всё время почёсываетесь? Вероятно, у вас там есть кое-что похуже блох, и поэтому мы потратим весь день, чтобы вымыться. Подождём, пока «граппо» уйдут, а это будет не раньше завтрашнего утра.

- Так они сегодня не выступают? – спросила Сара.

- Эта пьяная братия? Офицеры не смогут заставить их двинуться сегодня. Может завтра, если повезёт. Сегодня вечером мы посмотрим, что творится на улицах, но не думаю, что нам удастся уйти. Они должны выставить патрули на улицах. Лучше выждать, пока они не уйдут, а потом пересечь мост и двинуться на юг.

Сара секунду поразмышляла, потом почесалась и нахмурилась:

- Мы будем только идти вслед за французами? А как нам обойти их?

- Безопаснее всего добраться до Тахо, – предложил Висенте. – Придётся пересечь горы, но потом мы найдём лодку и поплывём вниз по течению к Лиссабону.

- Но перед этим нужно ещё кое-что сделать, – сказал Шарп. – Найти Феррагуса.

- Зачем? – нахмурился Висенте.

- Затем, что он нам должен, Джордж. Или, по крайней мере, должен Саре. Этот ублюдок украл её деньги, и мы должны их вернуть.

Висенте эта идея явно не понравилась, но он не стал противоречить.

- Что, если сюда заглянет патруль? – вместо этого спросил он. – Они будут разыскивать по городу своих, верно?

- Вы умеете квакать по-лягушачьи?

- Немного.

- Тогда скажете, что вы – итальянец, голландец – в общем, как вам будет угодно – и пообещаете, что мы обязательно вернёмся в свою часть. И вы даже не соврёте, потому что именно это мы и собираемся сделать. Если получится.

Они вскипятили чай, поделили на завтрак сухари, солёную говядину и сыр. Потом Шарп и Висенте сторожили, а Харпер помог женщинам устроить постирушку. Одежду пришлось прокипятить, чтобы избавиться от канализационной вони. Когда к вечеру всё высохло, Шарп с помощью раскалённой кочерги выжег в швах вшей. Харпер сорвал в спальне занавески, выстирал их, порвал на полосы и настоял на том, чтобы перебинтовать Шарпу его рёбра, которые всё ещё очень ныли.

Увидев на его спине шрамы, Сара спросила:

- Это от чего?

- Меня пороли, – объяснил Шарп.

- За что?

- За то, что я не делал.

- Наверное, было больно.

- Жить вообще больно, – сказал Шарп. – Бинтуйте туже, Пат.

Рёбра всё ещё болели, но, видно, заживали, потому что теперь он уже мог сделать глубокий вдох, не содрогаясь от рези. В Коимбре сегодня было гораздо тише. Столб дыма, гораздо более жидкий, чем вчера, всё ещё поднимался в небо от сгоревшего склада. Шарп считал, что французам удалось спасти из пламени кое-что из продовольствия, но, чтобы избежать искусственно устроенного лордом Веллингтоном голода, это было явно недостаточно. В полдень Шарп осторожно пробрался по извилистому переулку и, как и ожидал, увидел, что французские патрули выгоняют своих солдат из домов. Они с Харпером рассыпали в переулке разный садовый мусор, чтобы патрульные решили, что не стоит туда заглядывать. Уловка, должно быть, сработала, потому что никто в переулок не сунулся. В сумерках на соседней улице загремели копыта и окованные железом колёса. Шарп перебрался через наваленный в переулке мусор и увидел, что там встали две артиллерийские батареи под охраной нескольких часовых. Один оказался бдительнее остальных: заметил у входа в переулок тень Шарпа и потребовал пароль. Шарп присел. Часовой ещё раз окликнул его и, не получив ответа, выстрелил в темноту. Пуля срикошетила от стены над головой. Шарп потихоньку отполз назад.

- Un chien, – крикнул другой часовой.

Первый несколько мгновений всматривался в тёмные извивы переулка и, не заметив ничего подозрительного, согласился, что это, должно быть, и впрямь собака.

Шарп стоял на посту вторую половину ночи. Сара осталась с ним. Сидя в кресле, она глядела в залитый лунным светом сад и рассказывала о том, как росла, как потеряла родителей.

- Для своего дяди я стала неприятным сюрпризом, – печально заметила она.

- И он постарался от вас избавиться?

- Так быстро, как только мог, – Сара повернулась к нему и провела пальцем по кожаной зигзагообразной нашивке на кавалерийских штанах Шарпа. – Британцы останутся в Лиссабоне?

- Потребуется гораздо больше, чем эта армия, чтобы заставить нас уйти, – презрительно заявил Шарп. – Разумеется, мы остаёмся.

- Если бы у меня было сто фунтов, я купила бы в Лиссабоне маленький дом и преподавала английский язык, – задумчиво произнесла она. – Я люблю детей.

- Я – нет.

- Конечно же, да! – Сара слегка шлёпнула его.

- Вы не собираетесь возвращаться в Англию? – спросил Шарп.

- А что мне там делать? Никто там не захочет учить португальский язык, зато многие португальцы желают, чтобы их дети учили английский. Кроме того в Англии – я обычная девушка без состояния, перспектив и будущего. Здесь я не такая, как все. Это интригует, и я могу извлечь отсюда некоторую выгоду.

- Меня вы точно заинтриговали, – сказал Шарп, за что получил ещё один шлепок. - Вы могли бы остаться со мной, – добавил он.

- Стать женщиной солдата? – рассмеялась она.

- Это не так уж плохо, – ощетинился Шарп.

- Нет, конечно, – поспешно согласилась Сара.

Некоторое время она молчала, а потом вдруг заявила:

- Всего два дня назад я думала, что моя жизнь зависит от других людей. От моих работодателей. Теперь я думаю, что моя жизнь зависит только от меня. Вы научили меня этому. Но мне нужны деньги.

- Ну, да, легкий заработок, – беззаботно согласился Шарп.

- Но не в том смысле, как это обычно представляют, – сухо заметила Сара.

- Я имел ввиду – украсть.

- Вы были когда-то вором?

- Я всё ещё вор. Кто был вором – тот вором и останется, только теперь я краду у противника. Когда я наворую достаточно, чтобы мне хватило, я перестану и не дам никому украсть у меня то, что я наворовал.

- У вас очень простые представления о жизни.

- Вы рождаетесь, выживаете и умираете, – пожал плечами Шарп. – Что в этом трудного?

- Так живут животные, а мы ведь – больше, чем просто животные.

- Слышал я об этом, – сказал Шарп. – Однако когда начинается война, становятся нужны как раз такие, как я. По крайней мере, были нужны…

- Были? Почему «были»?

Он засомневался, стоит ли говорить, но потом пожал плечами:

- Мой полковник хочет избавиться от меня. У него есть шурин, некто по имени Слингсби, которому понадобилась моя должность. У этого типа, видите ли, есть манеры…

- Это очень полезная вещь - манеры.

- Когда наступают пятьдесят тысяч лягушатников, манеры не помогут. В такие моменты нужна кровожадность.

- И у вас она есть?

- Да целая бочка, любовь моя.

Сара улыбнулась:

- И что теперь с вами будет?

- Не знаю. Я вернусь, и если мне не понравится то, что будет, переведусь в другой полк. Возможно, перейду на службу в португальскую армию.

- Но останетесь солдатом?

Шарп кивнул. Он не мог себе представить никакой другой жизни. Когда-то давно он мечтал владеть несколькими акрами земли, но ничего не знал о сельском хозяйстве и сам понимал, что это всего лишь мечта. Шарп всегда был солдатом и, если задумывался о будущем – когда у него находилось время и желание об этом поразмыслить - то мог себе представить только, что умрёт, как солдат – от лихорадки в лазарете или на поле боя. Сара словно прочла его мысли.

- Думаю, вы выживете, – сказала она.

- Думаю, вы тоже.

Где-то в темноте завыла собака. Устроившаяся на пороге кошка выгнула дугой спину и возмущённо фыркнула в ответ. Вскоре Сара заснула. Шарп присел рядом с кошкой и смотрел, как на востоке потихоньку светлеет небо. Рано проснувшийся Висенте присоединился к нему.

- Как плечо? – спросил Шарп.

- Болит меньше.

- Значит, заживает.

Помолчав, Висенте спросил:

- Если французы сегодня уйдут, не разумнее ли будет уйти сразу за ними?

- То есть, забыть про Феррагуса?

- Ну, да. Наша главная обязанность – добраться до армии.

- Это само собой, – согласился Шарп. – Но за долгое отсутствие мы получим «чёрные метки» как неблагонадёжные. Не думаю, что ваш полковник сильно обрадуется, увидев вас. Чтобы оправдаться, нам придётся сдать им кое-кого.

- Феррагуса?

- Нет, Феррейру. Армия должна знать о нём. Мы найдём его, если отыщем его братца.

Висенте понимающе кивнул:

- Значит, когда мы вернёмся, выяснится, что мы не просто отсутствовали, а делали кое-что полезное?

- И вместо того, чтобы отпинать, им придётся нас благодарить.

- Значит, когда французы оставят город, мы пойдём искать Феррейру, арестуем его и доставим к нашим?

- Просто, верно? - сказал с улыбкой Шарп.

- Я не умею так, как вы, – вздохнул Висенте.

- Как?

- Самостоятельно принимать решения.

- Скучаете по Кейт?

- Скучаю.

- Это понятно, – понимающе сказал Шарп. – И вы всё умеете, Джордж. Вы такой же хороший, черт возьми, солдат, как и все в этой армии, и если мы сдадим Феррейру, они решат, что вы герой. Тогда года через два вы будете полковником, а я всё ещё капитаном, и вы пожалеете, что когда-то завели со мной эту беседу. А не вскипятить ли нам чайку, Джордж?

Французы покидали Коимбру. Почти целый день пушки, фургоны, лошади и люди шли через мост Санта-Клара, петляли по узким улочкам и вливались потоком на дорогу, что вела к Лиссабону. Целый день по улицам ходили патрули, трубя в горны и выкрикивая приказы вернуться в свои подразделения. Только перед наступлением сумерек над улицами Коимбры последний раз разнёсся сигнал полковой трубы, и стихли, наконец, топот ботинок, копыт и скрип колёс. Но ушли не все захватчики. Более чем три тысячи раненых осталось в монастыре Санта-Клара на южном берегу реки. Так как на своём пути через город французы насиловали, убивали и грабили, раненые могли стать объектом мести для жителей, и охрану их поручили ста пятидесяти морским пехотинцам, усилив их тремястами выздоравливающими, которые были пока не в силах идти вместе с армией, но способны стрелять из мушкетов. Майор, которому поручили командовать маленьким гарнизоном, в приказе помпезно именовался «губернатором Коимбры», но незначительное количество солдат, отданных под его начало, не давало ему возможности контролировать город. Большую часть из них оставили для охраны монастыря, на главных дорогах из города выставили пикеты, но всё остальное никак не охранялось.

Выжившие жители вышли на улицы разорённого города, заваленные мусором и трупами. Сотнями трупов. Вдоль переулков разнеслись крики и стоны людей, которых нашли и оплакивали теперь близких. Народ хотел отомстить. Белокаменные стены монастыря изъязвили мушкетные пули – это жители Коимбры, мужчины и женщины, стреляли по укрывшимся там французами. Некоторые безумцы попытались даже штурмовать здание, но были убиты залпами из окон и дверей. Наконец безумие схлынуло. На улицах, прилегавших к монастырю, валялись мертвые. Французы забаррикадировались внутри. Маленькие – не более тридцати человек каждый - пикеты на отдалённых улицах закрепились в домах, ожидая, что маршал Массена скоро разобьёт врага и пришлёт в Коимбру подкрепления.

Шарп и его спутники покинули приютивший их дом вскоре после рассвета. Мужчины сначала надели свою форму, но, услышав в свой адрес проклятия рассерженных женщин, сообразили, что горожане не признавали зелёные и коричневые мундиры за «свои». Мундиры и кивера пришлось снять, прежде чем кто-нибудь попытался бы их пристрелить, связать ремнями и идти в одних рубашках.

Они миновали священника, который, преклонив колени, проводил последние обряды над тремя убитыми. Кричащий ребёнок цеплялся за руку одного из мертвецов, и священник, с трудом разжав маленькие пальчики, увёл девочку, укоризненно бросив взгляд на винтовку, висящую на плече Шарпа.

Шарп остановился на углу переулка, выходящего на маленькую площадь перед домом майора Феррейры, и осторожно выглянул. Входная дверь была сорвана с петель, все стёкла в окнах разбиты, ставни сорваны.

- Его там нет, – заявил Шарп.

- Почему вы так решили? – спросил Висенте.

- Он, по крайней мере, попытался бы закрыть дверь, – ответил Шарп.

- Может, лягушатники его убили? – предположил Харпер.

- Давайте посмотрим, – Шарп снял с плеча винтовку, приказал остальным ждать, вышел из тени переулка на залитую солнцем площадь, в несколько быстрых шагов пересёк её и, оказавшись в прихожей, присел у нижних ступенек лестницы и прислушался.

Было тихо. Он подозвал своих спутников. Первыми в дом вошли девушки, и глаза Сары удивлённо расширились, когда она увидела масштабы разрушений.

- Лягушатники повыбивали отсюда всё дерьмо, – сказал Харпер, оглядывая прихожую. – Простите, мисс.

- Всё в порядке, сержант, – отозвалась Сара. – Я, кажется, больше не в претензии.

- Это обычное дело, мисс, для того, кто побывал в канализации, – заявил Харпер. – Если пробыть достаточно долго, к ней привыкаешь. Господи, да они здесь поработали на славу!

Все, что могло быть сломано, было превращено в груды мусора. Осколки хрустальной люстры похрустывали под подошвами ботинок Шарпа, когда он обходил прихожую, гостиную и кабинет. На кухне перебили все горшки и покорёжили кастрюли и вырвали из стены печь. В классной комнате маленькие стульчики и детский стол покрошили в щепки. Поднявшись по лестнице, они осмотрели каждую комнату, но не обнаружили ничего, кроме следов разрушений. Никакого признака Феррагуса и Феррейры.

- Ублюдки успели уйти, – заявил Шарп, который, обшарив все шкафы в спальне, нашёл лишь колоду игральных карт.

- Но ведь майор Феррейра за французов, верно? – спросил Харпер, озадаченный тем, что лягушатники разгромили дом своего союзника.

- Ему всё равно, на чьей быть стороне, – ответил Шарп. – Он просто хочет оказаться на стороне победителя.

- Но ведь он продал им продукты!

- Мы предполагаем, что он это сделал, – поправил ирландца Шарп.

- А потом вы сожгли склад, и что должны были подумать французы? – вставил Висенте. – Что братья их надули.

- И в результате французы решили их пристрелить, – закончил Шарп. – Хоть какая-то польза от чёртовых лягушатников.

Оставив винтовку, он поднялся на чердак. Шарп не рассчитывал отыскать там что-нибудь особенное, просто из окон можно было посмотреть на нижние кварталы города и прикинуть, где находились французские посты. Об их присутствии свидетельствовали раздающиеся время от времени со стороны реки отдалённые выстрелы, но через разбитое окно он не увидел ни французов, ни мушкетного дыма. Сара поднялась наверх вслед за ним, высунулась из окна и пристально вгляделась за реку, туда, где на юге вырисовывались контуры холмов.

- Что теперь будем делать? – спросила она.

- Двинемся к армии. Дорога предстоит длинная, и вам понадобятся хорошие ботинки и другая одежда. Надо всё это поискать.

- Сколько мы будем идти?

- Четыре-пять дней. Может, неделю. Я не знаю.

- И где вы раздобудете для меня одежду?

- По дороге, моя любовь, по дороге.

- Это как?

- Когда французы уходят из захваченного города, они тащат на себе награбленное, но через милю-другую начинают выбрасывать то, что тяжело тащить. Вдоль дороги на юг будут валяться кучи всякого добра, – пояснил Шарп.

Сара посмотрела на своё рваное, грязное и измятое платье.

- Я, наверное, ужасно выгляжу.

- Вы замечательно выглядите, – возразил Шарп.

В это мгновение снизу донеслись два коротких стука. Он прижал к губам палец, призывая Сару к молчанию, и двигаясь так осторожно, как только мог, переместился к выходу на лестницу. Харпер, стоящий пролётом ниже, поднял три пальца и показал на площадку внизу. В доме были три человека. Харпер осторожно заглянул вниз и показал четыре пальца. Их могло оказаться и больше. Наверно, мародёры, которые поднялись в верхний город из кварталов бедноты.

Очень медленно, ступая по краю ступенек, Шарп начал спускаться. Висенте стоял за спиной Харпера, нацелив винтовку вниз, в прихожую, а Джоана, вскинув мушкет к плечу, замерла в дверях спальни. Теперь были слышны голоса – резкие, злые. Шарп поднял винтовку, вздрогнул от щелчка взводимого курка, но внизу никто не забеспокоился. Тогда он указал на себя и по направлению к подножию лестницы. Харпер кивнул.

Ещё медленнее, чем раньше, Шарп продолжил спуск. Ступеньки были усыпаны щепками от перил и осколками хрусталя, и приходилось сначала выбирать свободное местечко, чтобы опустить туда ногу, а потом мягко переносить на неё вес. Он был уже на половине пролёта, когда снизу послышались шаги. Кто-то поднимался. Шарп присел, вскинув к плечу винтовку. Появившийся на лестнице человек увидел Шарпа и разинул от удивления рот. Шарп не стал стрелять, потому что не хотел предупредить о своём присутствии Феррагуса, возможно, вернувшегося домой. Он жестом приказал мужчине лечь на пол, но тот шарахнулся, выкрикивая предупреждение своим товарищам. Харпер выстрелил, пуля просвистела над плечом Шарпа, ударила крикуна в спину. Шарп понёсся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек за один шаг. Подстреленный Харпером человек мешал движению; Шарп пнул его в спину, перескочил. В этот момент в дверях кухни из темноты показался второй. Шарп выстрелил в него. В полумраке прихожей пламя полыхнуло очень ярко, а потом всё заволокло дымом. Рядом уже был Харпер с семистволкой в руках. Шарп бросился к кухне, обнаружив убитого у подножия лестницы, а потом через кухню к чёрному ходу – и тут же отскочил, потому что со двора в него выстрелили. Его место тут же занял Харпер, вскинувший к плечу разряженную винтовку. Этого оказалось достаточно, чтобы обратить противника в бегство. Шарп принялся торопливо перезаряжать винтовку. Увидев входящую в кухню Джоану, он сунул ей винтовку, схватил её мушкет и бросился вверх пол лестнице, перепрыгивая через убитого и раненого, в гостиную, окна которой выходили во двор. Створка окна, поблёскивающая на солнце острыми краями осколков стекла, не выпавшими из рамы, была поднята, Шарп выглянул, но внизу уже никого не было.

- Во дворе пусто, – крикнул он Харперу.

Из чёрного хода вышел Харпер, пересёк двор и закрыл ворота.

- Это были воры? – спросил он Шарпа.

- Вероятно.

Шарп сожалел, что открыл стрельбу. Пригрозить винтовкой было бы достаточно, чтобы спугнуть грабителей, а он перестарался и застрелил человека, который этого почти наверняка не заслуживал.

- Чёртов ублюдок! – обругал он сам себя и пошёл забирать назад свою винтовку у Джоаны, но его остановила Сара, которая, присев возле раненого на корточки, сказала:

- Это же Мигуэль! Один из людей Феррагуса!

- Вы уверены?

- Конечно, я уверена.

- Поговорите с ним, – попросил Шарп Висенте. – Узнайте, куда делись проклятые братцы!

Шарп перешагнул через раненого, спустился вниз, забрал свою винтовку, закончил её перезаряжать и вернулся.

- Он не желает отвечать, – развёл руками Висенте. – Только просит, чтобы мы привели врача.

- Куда он ранен?

- В бок, – действительно, там одежда Мигуэля потемнела от крови.

- Спросите его, где Феррагус.

- Он не будет отвечать.

Шарп надавил подошвой ботинка на пропитавшееся кровью пятно на одежде раненого. Мигуэль задохнулся от боли.

- Спросите его снова, – потребовал Шарп.

- Шарп, вы не имеете права… - начал Висенте.

- Спросите его снова! – рыкнул Шарп и многозначительно улыбнулся, глядя в глаза Мигуэлю.

Тот торопливо забормотал. Не снимая ботинка с раны, Шарп слушал его признание в переводе Висенте. Оказывается, братья Феррейра решили, что Шарп, скорее всего, мёртв, но, в любом случае, он не сможет им навредить, если они успеют первыми вернуться в армию и дадут свою версию событий. Сейчас они шли через горы к Кастело Бранко по свободной от французов дороге, а потом по реке двинутся на юг, в Лиссабон, где находилась семья майора и его имущество. Мигуэль и ещё двое остались в Коимбре, чтобы следить за домом.

- Больше он ничего не знает? – спросил Шарп.

- Ничего, – подтвердил Висенте и спихнул ногу Шарпа с тела Мигуэля.

- Спросите его, не хочет ли он ещё что-нибудь рассказать, – настойчиво потребовал Шарп.

- Вы не можете мучить человека! – возмутился Висенте.

- Я пока не мучаю, но, чёрт возьми, начну, если он не расскажет всё! – заявил Шарп.

Висенте снова заговорил с Мигуэлем, и тот поклялся Девой Марией, что рассказал всё. На самом деле Мигуэль солгал. Он мог бы предупредить их о партизанах, поджидающих в горах, но, думая, что умирает, хотел напоследок, чтобы те, кто его убил, нашли свою смерть. Его, конечно, перевязали и пообещали, что постараются найти врача, но врач так и не пришёл, и, брошенный на произвол судьбы, Мигуэль истёк кровью.

А Шарп и его товарищи покинули город.

Мост никто не охранял. Сначала Шарпа это удивило, но потом, поразмыслив, он понял, что противник решил сохранить все свои войска для захвата Лиссабона и оставил в Коимбре маленький гарнизон. Люди на улице говорили, что французы кишмя кишат в монастыре Санта-Клара, но его легко было обойти, и поздним утром они были уже далеко к югу от города по дороге к Лиссабону. В выброшенном на обочины награбленном добре рылось множество людей, но Шарп решил, что нет времени искать для женщин ботинки и одежду, да и оставаться на дороге, которая может вывести их на французский арьергард, неразумно. Они свернули с дороги на восток. Саре и Джоане, у которых не было приличных ботинок, пришлось идти босиком.

Они поднимались всё выше в гору мимо брошенных деревень и к полудню, оказавшись среди деревьев, остановились передохнуть на большом скалистом отроге, как нос чудовищного корабля выступавшем в долину. С высоты можно было увидеть французов далеко внизу. Шарп вытащил свою подзорную трубу, чудом уцелевшую во всех его злоключениях, и направил на отряд драгунов в полсотни сабель, разыскивавших расположенной в долине деревеньке продовольствие. Сара присела рядом.

- Можно мне? – спросила она, потянувшись за трубой.

Шарп отдал трубу ей, она приникла к прибору и через некоторое время сказала:

- Зачем они льют воду на землю?

- Ищут продукты, дорогая.

- А как это поможет отыскать продукты?

- Чтобы спасти урожай, крестьяне роют яму, прячут туда зерно и засыпают почву, – пояснил Шарп. – Можно пройти прямо над ямой и ничего не заметить. Но если на это место вылить воду, она впитается гораздо быстрее, чем там, где ямы нет.

- Они ничего не нашли, – сообщила Сара, продолжив свои наблюдения.

- Замечательно! – заявил Шарп, который всё это время разглядывал её, восхищаясь красотой и внутренней энергией девушки.

«Совсем как Тереза», - подумал он и в который уже раз задал себе вопрос, что случилось с юной испанкой и жива ли она.

- Они уходят, – Сара сложила подзорную трубу и, увидев латунную табличку на корпусе, прочитала выгравированную надпись: «С благодарностью. A.W.». – Кто этот «A.W.»?

- Веллингтон.

- За что он вас отблагодарил?

- Во время войны в Индии я помог ему.

- И только-то?

- Он потерял свою лошадь и попал в довольно неприятную ситуацию, но всё обошлось, – пояснил Шарп.

- Сержант Харпер сказал, что лучше вас в армии солдата нет, – сказала Сара, возвращая ему подзорную трубу.

- Пат много болтает, как все ирландцы. Он сам – гроза французов, в бою – самый первый.

- И капитан Висенте говорит, что вы научили его всему, что он знает.

- У португальцев тоже длинный язык, – усмехнулся Шарп.

- Но вы всё же думаете, что вас могут лишить звания капитана?

- Армию не волнует, насколько вы хороши, дорогая.

- Я вам не верю.

- Жаль, что вы мне не верите, – Шарп улыбнулся, но, услышав треск выстрелов из долины, мгновенно переключился. – Что-то происходит, моя любовь.

Сара открыла было рот, но он её не слушал, внимательно вглядываясь вдаль. Драгуны тоже беспокойно озирались, но с места не трогались, очевидно, не замечая никакой явной угрозы. Перестрелка постепенно стихла.

- Вон там, видите? – Шарп показал на юг, туда, где через седловину между холмами переваливал отряд французских кавалеристов.

Сара никак не могла рассмотреть, что происходит, и он вернул ей подзорную трубу и сам направил в нужную сторону.

- Их, скорее всего, заманили в засаду, – предположил Шарп.

- Я думала, здесь никого нет, что все ушли к Лиссабону.

- У людей был выбор: идти к Лиссабону или в горы, – пояснил Шарп. – Я думаю, что здесь, в горах, полно народа. Можно только надеяться, что они отнесутся к нам дружелюбно.

- А почему они должны отнестись недружелюбно?

- Как вы отнеслись бы к армии, которая приказывает вам бросить свой дом? Которая уничтожает ваши мельницы, губит урожай, ломает печи? Да, они ненавидят французов, но нас им любить тоже не за что.

Спать устроились под деревьями. Шарп решил не разжигать костёр, чтобы не привлекать внимания укрывшихся в горах людей, чьё отношение к солдатам могло быть не очень благосклонным. Проснувшись очень рано, в утренних холодных и сырых сумерках, они двинулись дальше. Висенте вывел их на тропу, неуклонно поднимающуюся в горы, на восток, к частоколу вырисовывающихся на горизонте скалистых пиков, самые высокие из которых были увенчаны древними башнями.

- Это atalaia, сторожевые башни, – пояснил Висенте и перекрестился. – Их строили для защиты от мавров. Некоторые перестроили в ветряные мельницы, а остальные превратились в развалины. Когда доберёмся до такой башни, сможем увидеть дорогу на много миль впереди.

Солнце, красующееся на небе среди полосатых розово-фиолетовых облаков, стояло уже высоко; день был тёплый, дул южный ветер. Поднимающийся далеко на юге дым свидетельствовал, что французы обследовали деревни, но Шарп был уверен, что так высоко в горы они не сунутся. Здесь нечем было поживиться, кроме вереска, колючих кустов и камней.

Девушкам приходилось несладко. Босые ноги Сары не привыкли ходить по каменистым тропам, поэтому Шарп отдал ей свои сапоги, предварительно обернув её ступни полосами ткани, оторванными от подола того, что осталось от платья.

- У вас ещё пузыри надуются, – предупредил он Сару, но некоторое время она шла очень споро.

Джоана, более привычная к ходьбе, продолжала шагать, несмотря на разбитые в кровь подошвы. Они неуклонно поднимались, иногда теряя из виду сторожевую башню, если тропа ныряла в ложбины.

- Козьи тропы, – говорил Висенте. – Здесь других дорог нет.

Добравшись до маленькой долины высоко в горах, где меж мшистых камней струился ручеёк, Шарп наполнил фляги, а потом разделил между всеми остатки еды, прихваченной со склада. Джоана растирала натруженные ноги, а Сара изо всех сил старалась не показать, как болят её стёртые до свежих мозолей ступни. Шарп обратился к Харперу:

- Пошли, посмотрим, что там, за холмом.

Харпер посмотрел в указанном направлении и удивлённо поднял брови: холм-то был к северу, совсем не по дороге, и непонятно, зачем Шарп вдруг решил на него лезть.

- Надо дать им передохнуть, – пояснил Шарп и взял у Сары свои сапоги. – А, кроме того, оттуда лучше видно.

Конечно, с вершины холма было видно не так далеко, как от сторожевой башни, но девушкам нужно было время, чтобы прийти в себя, и оправдание для остановки выглядело вполне правдоподобно. Сара, стянув сапоги, с наслаждением окунула ноги в холодную воду ручья. Шарп и Харпер полезли вверх по склону.

- Как ваши ноги? – спросил Харпер.

- Стёрты до крови, – отозвался Шарп.

- Мне, наверное, надо было тоже отдать свои ботинки Джоане.

- Они же у вас размером с лодку.

- А она держится молодцом. Крепкая девчонка.

- Ей это понадобится, если она собирается терпеть ваше общество, Пат.

- Да с женщинами я – сама ласка!

Продираясь через заросли вереска, они карабкались по склону, такому же крутому, как и тот, по которому атаковали французы при Буссако. Чтобы не сбивать дыхание, пришлось прекратить разговоры. Когда Шарп поднялся к вершине, увенчанной беспорядочной грудой скал, по его лицу градом тёк пот. Прикидывая расстояние до камней, куда ещё предстояло добраться, Шарп чудом успел заметить нацеливающийся на него ствол и бросился вбок, одновременно крикнув:

- Пат, на землю!

Между скал расцвело облачко порохового дыма, грохнул мушкетный выстрел, и пуля свистнула сквозь заросли вереска между ним и Харпером. Шарп, сдёрнув с плеча винтовку, немедленно вскочил и, забыв об усталости, кинулся наискось по склону, каждую минуту ожидая второго выстрела, но вместо этого услышал скрежет шомпола о ствол. Тот, кто стрелял, сейчас перезаряжал мушкет, а потом слегка приподнялся из-за валуна. Шарп остановился и вскинул винтовку. Стрелок, молодой парнишка, увидел, что солдат совсем не там, где по его расчётам, должен быть, а сместился на пятьдесят шагов в сторону. Он хотел было развернуться, но сообразил: ещё одно движение – и солдат в зелёном мундире нажмёт спусковой крючок.

- Опусти оружие! – скомандовал Шарп.

Парень, не понимая по-английски, перевёл взгляд с Шарпа на Харпера, заходящего с другой стороны.

- Да опусти ты проклятую винтовку! – прорычал Шарп и двинулся вперёд, целясь из винтовки. – Опусти!

- Arma! – крикнул Харпер. - Por terra!

Паренёк озирался, собираясь, видно, удрать.

- Ну, беги, сынок, – бросил Шарп. – Дай мне повод.

Перепуганный мальчишка опустил мушкет и, сжавшись в комочек в ожидании выстрела, попытался спрятаться за камнем от заходящих с двух сторон зелёномундирников.

- Господи… - пробормотал Шарп, оказавшись на вершине.

Оказывается, парнишка был часовым, а снизу по склону холма, тропою, по которой шли Шарп и его товарищи, поднималось два десятка человек; некоторые – связанные. Ещё несколько человек, встревоженные выстрелом паренька, карабкались к вершине, но, увидев Шарпа и Харпера, резко остановились.

- Заснул, сынок, верно? – спросил Шарп. – Не заметил нас, пока не стало слишком поздно.

Парнишка, не понимая, беспомощно переводил глаза с Шарпа на Харпера.

- Неплохо, Пат, – Шарп отбросил мушкет мальчишки в сторону. – Вы быстро выучили португальский.

- Знаю словечко-два, сэр.

Шарп засмеялся:

- Так что хотят эти ублюдки?

Он бросил взгляд на тех, кто подобрался ближе остальных, шагов на двести. Они все были гражданские, беженцы или, может быть, партизаны, у каждого мушкет, и с ними огромная собака, похожая на волка. Пёс надрывно лаял и рвался с верёвки, стремясь разорвать чужаков. Обернувшись. Шарп увидел, что Висенте снизу вопросительно смотрит на него, и позвал к себе взмахом руки. Висенте и девушки начали подниматься наверх.

- Лучше нам всем держаться вместе, – сказал он Харперу.

В этот момент кто-то из партизан выстрелил. Валуны скрывали от них паренька и, решив, что ему удалось убежать, они осмелели. Пуля полетела далеко в стороне, но следом раздался ещё выстрел. Возбуждённая грохотом выстрелов, собака надрывно завыла и запрыгала. Раздался третий выстрел, и на сей раз пуля свистнула мимо головы Шарпа.

- Им нужно, чёрт возьми, преподать хороший урок, – заявил Шарп, выдернул из-за камня парнишку и приставил дуло винтовки к его голове.

Выстрелы немедленно прекратились.

- Можно было подстрелить чёртова пса, – предложил Харпер.

- А вы уверены, что у вас получилось бы убить его с расстояния в двести шагов? – спросил Шарп. – А не ранить, к примеру? Если вы его только заденете, Пат, псина в отместку захочет набить рот ирландским мясом.

- Точно, сэр, лучше уж пристрелить этого ублюдка, – согласился Харпер, подтолкнув перепуганного пленника.

Те партизаны, что подобрались поближе, теперь ожесточённо спорили друг с другом, а остальные, которые, вероятно, ждали в засаде на тропе, там, где она переваливала через гребень холма, постепенно подтягивались к вершине.

- Их почти тридцать, – заметил Харпер. – Трудновато будет…

- По пятнадцать на каждого? – беззаботно предложил Шарп и добавил. – Это не потребуется.

Он надеялся, что Висенте поговорит с партизанами, и всё образуется. А партизаны постепенно рассеивались по склону, чтобы перекрыть Шарпу все пути к отступлению. Они ждали его – и дождались. Им приказали его убить.

Глава 11

Висенте первым поравнялся с Шарпом и Харпером, обогнав девушек, которым мешали карабкаться босые ноги и рваные юбки, посмотрел на следящих за ними вооружённых людей, а потом заговорил с парнишкой. Парнишка, видимо, отвечать не хотел, потому что тон Висенте стал сердитым.

- Им приказали выследить нас, – наконец пояснил Висенте. – А потом убить.

- Убить? Почему?

- Им сказали, что мы – предатели! – Висенте в сердцах сплюнул. – Здесь побывал майор Феррейра со своим братом. С ними были ещё трое. Они рассказали, что мы в сговоре с французами и пробираемся в армию, чтобы шпионить, – он повернулся к пареньку и заговорил с ним поучительным тоном. – И они поверили им, идиоты!

- Они не знают нас, но, возможно, знают Феррейру? – спросил Шарп.

- Знают, – подтвердил Висенте. – Он раздавал им оружие.

Висенте задал ещё один вопрос пареньку, получил односложный ответ и начал спускаться по склону навстречу поджидавшим их людям.

- Куда это вы? – крикнул Шарп ему вслед.

- Поговорить с ними, разумеется. Их вожака зовут Сориано.

- Они – партизаны?

- Здесь, в горах, все – партизаны.

Висенте снял с плеча винтовку, расстегнул перевязь с палашом и, разоружившись, чтобы показать, что не имеет враждебных намерений, пошёл вниз по склону.

На вершину, наконец, вскарабкались Сара и Джоана. Джоана начала расспрашивать паренька, который, кажется, испугался её даже больше, чем Висенте. Висенте уже добрался до ближайшей группы партизан и разговаривал с ними. Сара подошла к Шарпу и мягко коснулась его руки, словно поддерживая его.

- Они хотят нас убить?

- Насчёт вас с Джоаной – не думаю, а меня, Пата и Джорджа – это точно, – ответил Шарп. – Здесь побывал майор Феррейра и сказал им, что мы – враги.

Сара спросила парнишку и подтвердила:

- Феррейра был здесь вчера вечером.

- Значит, ублюдок опережает нас на полдня.

- Сэр! – окликнул его Харпер, и Шарп увидел, что Висенте взяли в заложники, приставив дуло мушкета к его голове.

Смысл послания был абсолютно ясен: если Шарп убьёт парнишку, они убьют Висенте.

- Вот дерьмо! – в сердцах сказал Шарп, не зная, что теперь предпринять.

А вот Джоана решительно побежала вниз по склону, легко увернувшись от пытавшегося перехватить её Харпера, остановилась ярдах в двадцати от партизан, захвативших Висенте и начала рассказывать им, как французы насиловали, грабили и убивали в Коимбре, как трое лягушатников утащили её в комнату, а британские солдаты спасли, расстегнула рубашку, чтобы показать изорванное платье. Она осыпала проклятьями партизан, которых одурачили настоящие предатели:

- Вы доверяете Феррагусу? А что Феррагус для вас сделал хорошего? И если эти люди – шпионы, почему они здесь? Почему они не едут с французами, а прячутся от них в горах? – кто-то попытался ей возразить, но Джоана плюнула в него и презрительно бросила. – Вы помогаете врагу. Хотите, чтобы ваших жён и дочерей тоже изнасиловали? Или вы не мужчины, и у вас нет жён? Любитесь со своими козами, да?

Она плюнула в сторону партизан ещё раз, застегнула рубашку и, гордо повернувшись, стала карабкаться на вершину, где её ждали Шарп, Харпер и Сара. За ней с предосторожностями последовали четверо партизан, остановились на безопасном расстоянии, нацелившись из мушкетов в британцев, и задали какой-то вопрос. Джоана ответила.

- Она говорит, что вы сожгли склад с продовольствием, который Феррагус продал французам, – перевела Сара.

Видно, содержание речи Джоаны было несколько шире, потому что она так и сыпала словами, как пулями, презрительно усмехаясь при этом. Сара улыбнулась:

- Своей ученице за такое я вымыла бы рот с мылом.

- Слава Богу, что я – не ваша ученица, – заметил Шарп.

Четверо партизан, видимо, впечатлённые страстными речами Джоаны, посматривали на них с сомнением, и, повинуясь инстинкту, он подтащил к себе паренька. Четыре мушкета немедленно вскинулись, нацелившись на него.

- Иди и скажи им, что мы никому не причиним вреда, – Шарп выпустил из рук обтрёпанный воротник мальчишки.

Сара перевела его слова, парнишка поклонился и побежал навстречу своим товарищам. Самый высокий из них отбросил мушкет и медленно поднялся на вершину. Он задал вопрос, на который ответила Джоана, потом слегка поклонился Шарпу и согласился поговорить с ним.

- Это значит, что они нам поверили? – спросил Шарп.

- Они ещё не совсем верят, – ответила Сара.

Убеждать партизан, что майор Феррейра их обманул, пришлось почти час, и только когда Висенте на распятии поклялся своей жизнью, душой своей жены и жизнью ребёнка, они признали, что Шарп и его товарищи всё-таки не предатели. Партизаны отвели беглецов в маленькую – всего несколько лачуг - деревушку в горах, где пастухи жили летом. Теперь здесь было полно беженцев. У мужчин имелись мушкеты, предоставленные майором Феррейрой, и поэтому майору они доверяли. Но многие беженцы знали Феррагуса, и их напугало его появление в посёлке. Кто-то знал семью Висенте, и они убедили Сориано, что португальский офицер говорит правду.

- Их было пятеро, и мы отдали им мулов, – сказал Сориано. – Единственных мулов, которые у нас были…

- Они говорили, куда направляются?

- На восток, сеньор.

- В Кастело Бранко?

- Да, сеньор, к реке, – подтвердил Сориано, который оказался мельником, хотя теперь его мельница была сожжена, и, оказавшись в тылу французов, он не знал, как жить дальше.

- Идите на юг и нападайте на французов, – сказал ему Висенте. – Сейчас они рыщут в предгорьях в поисках продовольствия. Убейте их и продолжайте убивать снова и снова. А пока найдите ботинки и одежду для наших женщин и дайте проводников, чтобы преследовать майора Феррейру.

Одна из женщин осмотрела рану Висенте, сказала, что она хорошо заживает и наложила свежую повязку. Для Сары и Джоаны нашлись ботинки и чулки, но платья, которые им предложили, были сшиты из тяжёлой чёрной шерсти и для многомильного перехода по дикой местности не годились. Саре удалось убедить женщин дать им вместо этого мужскую одежду – штаны, рубахи и куртки. Жители выделили из своих небогатых припасов немного засохшего хлеба и козьего сыра, завернув всё это в чистые тряпицы. Наконец после полудня небольшой отряд выступил в поход. По прикидкам Висенте, им предстояло пройти приблизительно шестьдесят миль до реки Тахо, где он надеялся разыскать лодку и на ней доплыть по течению до Лиссабона и португальской и британской армий.

- Три дня пути, – подытожил Шарп. – Может, меньше.

- По двадцать миль в день? – засомневалась Сара.

- И даже больше, – твёрдо заявил Шарп.

По пятнадцать миль в день должны проходить армейские подразделения, обременённые оружием, поклажей и ранеными. Генерал Кроуфорд, пытаясь успеть добраться до Талаверы к началу сражения, вёл свою бригаду со скоростью более сорока миль в день, но там дороги были более-менее приличные. Шарп же понимал, что им придётся идти по горам, поднимаясь вверх и спускаясь в ложбины, тропами, по которым не проедут французские патрули, и будет замечательно, если они доберутся до реки дня через четыре. Шагая на восток, он думал о том, любом случае проиграет, ведь братья Феррейра на мулах проедут тот же путь за два дня. «А когда мы раздобудем лодку, - прикинул Шарп, - братья уже будут в Лиссабоне. Никто не даст мне отпуск, чтобы разыскать их там. И всё это путешествие окажется совершенно бесполезным».

- К реке можно выйти только у Кастело Бранко? – спросил Шарп.

- Нет, но этот путь совершенно безопасен, – возразил Висенте. – Здесь нет французов. И дорога идёт к реке.

- Вы называете это дорогой?

Тропа, по которой могли пройти вьючные мулы и пешеходы, едва ли могла гордо называться дорогой. К тому же она пролегала высоко в горах, вдали от расположенных в долине деревень. Шарп обернулся и увидел, что сторожевая башня, неподалёку от которой они встретились с Сориано, всё ещё видна на горизонте.

- Мы никогда так не поймаем ублюдков, – проворчал он.

Висенте остановился и нацарапал носком ботинка на земле что-то вроде карты. На ней Тахо извивалась с востока на запад, со стороны Испании, затем поворачивала на юг, к морю, образуя полуостров, на котором расположен Лиссабон.

- Они идут прямо на восток, – сказал он. – Но, если вы хотите рискнуть, мы можем пойти на юг через Сьерра да Луса. Там горы не так высоки, и могут быть французы.

Присмотревшись к карте, Шарп спросил:

- Этим путём мы сможем добраться до реки?

- Мы доберёмся до Зезере, – Висенте нацарапал ещё одну линию. – Это приток Тахо. Если мы пойдём вдоль Зезере, то доберёмся до Тахо намного южнее того места, куда выйдут братья Феррейра.

- Сможем сэкономить день?

- Если не встретим французов, мы окажемся дальше к югу и, скорее всего, встретим их, – с сомнением в голосе протянул Висенте.

- Но день мы сэкономим?

- Может, даже больше.

- Тогда это нам подходит.

Повернув на юг, они не встретили ни французских кавалеристов, ни португальских партизан. На второй день после встречи с Сориано зарядил серый атлантический дождь, который не оставил нигде сухого места, все продрогли и измучились, хотя идти стало легче: они спустились с бесплодных голых вершин в долину Зезере, где раскинулись пастбища, виноградники и маленькие, огороженные невысокими каменными стенами поля. Здесь проводники оставили их, опасаясь столкнуться с французами, а Шарп, озираясь по сторонам, повёл свой отряд к реке. В сумерках они добрались до Зезере, быстрые воды которой сёк непрекращающийся дождь, и заночевали в маленькой часовне под распростёртыми крыльями статуи ангела, покрытого толстым слоем птичьего помёта. Следующим утром маленький отряд пересек реку по скользким валунам, между которыми, пенясь, струилась вода. Харпер снял ремни с винтовок и мушкетов, соединил их в короткую верёвку и, держась за неё и помогая друг другу, они перебирались с камня на камень. Это заняло гораздо больше времени, чем рассчитывал Шарп, но, оказавшись на противоположном берегу, он почувствовал себя в большей безопасности. Французская армия шла по дороге на Лиссабон, пролегающей в двадцати милях к западу, на том берегу, и вряд ли французские фуражиры станут переправляться через Зезере в поисках продовольствия. По восточному берегу они шли открыто, хотя дорога поначалу была нелёгкой: река, извиваясь, текла через высокие холмы, круто обрывающиеся в воду. Но дальше стало лучше. Около полудня путники свернули на тропы, вившиеся от деревни к деревне. Кое-где в домах оставались жители, которые сообщили, что никаких французов не видели. Народ здесь был бедный, но поделился с незнакомыми им людьми хлебом и рыбой.

К вечеру они достигли Тахо. Погода стала ещё хуже. Наползающий с запада серой пеленой дождь окутал всю округу, безжалостно стегая деревья. Маленькие ручьи набухли и превратились в бурные потоки. Воды Тахо кипели под струями дождя, река широко разлилась. Никаких лодок на берегу не было видно, потому что португальское правительство приказало уничтожить их, чтобы французы не смогли переправиться через Тахо и обойти укреплённые линии Торриш-Ведраш. Без лодки Шарп оказался в ловушке. Чтобы идти по правому берегу Тахо к Лиссабону, придётся подняться вверх по течению Зезере, найти место для переправы и переправиться прямо в лапы французам.

- Лодка найдётся, – сказал он. – В Опорто же нашлась…

В Опорто тоже британцы и португальцы уничтожили все лодки и паромы на Дору, однако Шарпу и Висенте удалось найти достаточно судов для переправы нескольких армейских подразделений.

- Там нам повезло, – заметил Висенте.

- Это не везение, – заметил Шарп. – Это крестьяне. Они не смогут купить потом новые лодки, поэтому схитрят: сожгут для вида старые, дырявые, а хорошие спрячут. Значит, нам нужно только найти эти спрятанные лодки.

А вот Феррейре и его брату и искать не придётся: у них есть деньги… Шарп посмотрел на запад, думая, что хорошо бы ему повезло найти лодку первым.

Они провели ночь под навесом, который пропускал воду, как решето, и следующим утром, замёрзшие, мокрые и уставшие, пошли вверх по течению до деревни, где у околицы их встретила толпа вооружённых крестьян (у некоторых Шарп заметил даже древние фитильные ружья). Висенте пытался поговорить с ними, но местные были настроены недружелюбно. Посёлки на реке в поисках лодок прочесала португальская армия, и, разумеется, Висенте не смог убедить их показать спрятанные судёнышки, а оружие в руках крестьян, по мнению Шарпа, говорило о том, что уговаривать крестьян – только время тратить зря.

- Они сказали нам идти в Абранте, – подвёл итог переговоров Висенте. – Говорят, там есть спрятанные лодки.

- Здесь тоже есть, – проворчал Шарп. – Сколько до Абранте?

- Может, к полудню дойдём? – с сомнением предположил Висенте.

А братья Феррейра к тому времени уже будут плыть на юг… Шарп был уверен, что ему удалось обогнать своих врагов, но понимал, что в любой момент может увидеть, как они проплывают мимо и уходят от возмездия.

- Я могу поговорить с местными, – предложил Висенте. – Если я пообещаю вернуться и заплатить, они, может быть, продадут нам лодку.

- Они не поверят вашим обещаниям, – сказал Шарп. – Что ж, продолжим свой путь.

Они покинули деревню в сопровождении семерых местных жителей, которые, думая, что напугали пришлых солдат, радовались своей победе и требовали, чтобы незваные гости убирались. Не обращая на них внимания, Шарп двинулся на север, вовсе не туда, куда им было нужно. Он подождал, пока местные не скрылись из вида, а потом заявил:

- Пришло время устроить кое-кому неприятности. У этих ублюдков есть лодка, и я возьму её.

Он приказал свернуть с дороги в холмы и вернуться в деревню под прикрытием деревьев и виноградных лоз, вьющихся по решёткам из древесины каштана. Дождь продолжал лить. План Шарпа был прост: он хотел найти то, что в глазах сельских жителей ценнее лодок, и поменять это на лодку. Но в нищих домишках взять было нечего, не было и домашнего скота, кроме нескольких цыплят, роющихся в загородке в саду. Зато селяне, столь удачно выпроводившие пришлых из деревни, праздновали победу в деревенской таверне, хвастаясь своей доблестью и громко хохоча, и Шарп разозлился.

- Быстро заходим и нагоняем на них страху, – сказал он Харперу.

Харпер снял с плеча семистволку:

- Готов, как прикажете, сэр.

- Мы двое заходим, – Шарп разъяснил план Висенте и женщинам. – Вы трое стоите в дверях и делаете вид, будто готовы стрелять.

Они с Харпером перескочили через забор и, потоптав грядки с бобами, влетели в открытый чёрный ход таверны. В зале вокруг бочки с вином сидели около дюжины мужиков, многие с мушкетами, но прежде, чем кто-либо из них успел сообразить, что происходит, Шарп был уже внутри, а от печи в них целился семью стволами Харпер, и оба стрелка громко орали. Шарп похватал из рук обалдевших селян мушкеты, а когда один попытался сопротивляться, ткнул ему в физиономию ствол его же оружия. Потом он пнул бочонок, и тот упал на каменный пол с таким грохотом, словно орудие выстрелило. Перепуганные шумом и внезапным нападением мужики только беспомощно озирались. Шарп отступил к передней двери и прицелился в них из винтовки.

- Мне нужна чёртова лодка! – рыкнул он.

Инициативу перехватил Висенте. Он отставил в сторону свою винтовку, медленно вышел вперёд и негромко, спокойно завёл речь о войне, об ужасах оккупации, которые пережила Коимбра, давая понять, что, если французов не разбить, то же произойдёт и в этой деревне.

- Ваших жён изнасилуют, дома сожгут, детей убьют. Я видел это. Но враг может быть разбит, и он будет разбит, если вы поможете, – внезапно Висенте почувствовал себя адвокатом, таверна стала залом суда, поселяне – присяжными, и он заговорил ещё более страстно.

Ему никогда не приходилось выступать на судебных заседаниях, он помогал осуществлять торговые сделки, не выходя из своего кабинета, но всегда мечтал стать настоящим адвокатом, и теперь смог продемонстрировать своё красноречие и способность убеждать. Прежде всего Висенте попытался затронуть чувство патриотизма своих слушателей, но, понимая, что материальные интересы тоже важны, пообещал, что за лодку будет заплачено.

- Полностью, но не сейчас. У нас сейчас нет денег, – сказал он. – Но я обещаю, что вернусь сюда и заплачу ту цену, о которой мы договоримся. А когда французы будут изгнаны, вы сможете с удовлетворением сознавать, что помогли победить их, – и, закончив свою пламенную речь, Висенте перекрестился.

Его слова произвели впечатление на крестьян. Конечно, они не были готовы согласиться безоговорочно, потому что в обещание заплатить деньги когда-нибудь потом не поверили, и патриотизм в их сердцах боролся с алчностью, но один всё же согласился продать молодому офицеру лодку.

Это была даже не лодка, по большому счёту, а старый ялик, на котором переправляли народ через устье Зезере, - пузатое судёнышко восемнадцати футов длиной с двумя лавками для гребцов и четырьмя уключинами, высоким загнутым носом и широкой плоской кормой. Его прятали, притопив в реке камнями. Селяне вытащили ялик, отчерпали воду, нашли вёсла, потребовали, чтобы Висенте ещё раз поклялся заплатить за судно – и только тогда позволили Шарпу и его спутникам забраться в него.

- Далеко ли до Лиссабона? – спросил Висенте.

- На этом – весь день и ещё ночь, – сказал перевозчик и долго ещё стоял на берегу, глядя, как его лодка неловко борется с течением.

На вёсла сели Шарп и Харпер, но, поскольку к таким вещам они были непривычны, гребли сначала неуклюже. Впрочем, река делала работу за них, неся лодку вниз по течению, пока они не научились управляться с длинными веслами. Наконец им удалось выгрести на середину Тахо. Висенте сидел на носу, следя за дорогой впереди, а Джоана и Сара расположились на широкой корме. Если бы не шел дождь, если бы свежий ветер не гулял вдоль реки, плеща холодной водой в лодку, которая и без того ощутимо подтекала, то их путешествие можно было бы назвать приятной прогулкой. В действительности же они тряслись от холода, пока их маленькая лодка неслась на юг под затянутым тучами небом, между укрытыми пеленой дождя высокими холмами. Быстро текла река, неся свои воды из далёкой Испании, торопясь к морю…

И тут их заметили французы.

Форт назывался просто «объект №119». На самом деле это был не совсем форт, а бастион, возведённый на вершине низкого холма, при нём накрытый каменными перекрытиями пороховой погреб и батарея на шесть орудий. Двенадцатифунтовые пушки были конфискованы у русской военной флотилии, корабли которой укрылись в Лиссабоне от шторма на Атлантике и были захвачены Королевским флотом Британии. Португальские и британские артиллеристы считали, что с их помощью можно будет простреливать широкую долину, расстилавшуюся на восток и запад от «объекта №119». К востоку до реки Тахо расположились ещё десять фортов, а в западном направлении на двадцать миль до побережья Атлантики протянулась цепочка более чем сотни бастионов и фортов, расположенных в два ряда на вершинах холмов. Это и были линии Торриш-Ведраш.

Через них пролегали три дороги на Лиссабон: главная – посередине между Тахо и океаном; ещё одна – рядом с рекой, в непосредственной близости от «объекта №119», и третья – вдоль реки Сизандре. Никто, конечно, не ожидал, что Массена двинется по этим дорогам. Он должен был пойти в обход, между дорог, по дикой пустынной местности, но там его поджидали ещё больше фортов и бастионов.

Кроме недавно построенных укреплений, Массена должен был обнаружить, что северные склоны холмов трудом тысяч землекопов превращены в отвесные кручи, которые не могла штурмовать пехота. Там, где почва была каменистой, инженеры сверлили и взрывали породу, создавая неприступные обрывы. Если бы пехота не стала штурмовать отвесные склоны и выдержала артиллерийский обстрел с вершин, она пошла бы ложбинами между крутыми холмами и уткнулась в преграду из колючих кустарников, перегородившую низину подобно чудовищной дамбе. Кустарниковая баррикада была усилена срубленными деревьями, а по краям располагались небольшие редуты, так что атакующая колонна попадала под перекрёстный огонь артиллерии и стрелкового оружия.

В фортах разместили сорок тысяч солдат, в основном португальских, остальная часть британской и португальской армий была развёрнута за линиями, готовая усилить участок, которому грозила атака противника, или на самих линиях. Южному Эссекскому доверили сектор между «объектом №114» и «объектом №119». На последнем полковник Лоуфорд устроил совещание для своих офицеров, чтобы проинструктировать их насчёт боевой задачи. Капитан Слингсби прибыл последним, и остальные смотрели, как он карабкается по крутой, вырубленной в земле лестнице к каменной кладке стрелковой ступени.

- Ставлю гинею на то, что он не заберётся, – шепнул Лерой Форресту.

- Мне он пьяным не кажется, – ответил Форрест, правда, без особой уверенности в голосе.

Все остальные считали, что Слингсби был пьян. Он шёл очень медленно, преувеличенно осторожно ставя ноги на середину каждой ступеньки. Вверх он не смотрел, пока не добрался до вершины и объявил собравшимся офицерам, что насчитал ровно сорок три ступени.

Эта новость озадачила полковника Лоуфорда. Он один не следил за подозрительно осторожным восхождением Слингсби и повернулся к нему, воскликнув с интонацией вежливой озадаченности:

- Сорок три?

- Это важно знать, сэр, – заявил Слингсби, который имел ввиду, что это необходимо, когда поднимаешься по ступенькам в темноте, но пояснение улетучилось из его головы прежде, чем он успел его сделать, поэтому он лишь с чистосердечным энтузиазмом повторил. – Очень важно, сэр.

- Я уверен, мы все это запомним, – нетерпеливо заметил Лоуфорд, обвёл рукой расстилавшийся перед офицерами залитый дождём пейзаж северной Португалии и сказал. – Если придут французы, джентльмены, вот здесь мы их и остановим.

- Слушайте, слушайте, – поддакнул Слингсби.

Никто не обратил на него внимания.

- Мы позволим им приблизиться и разбиться вдребезги о наши позиции, – продолжал Лоуфорд.

- Разбиться вдребезги, – тихо пробормотал Слингсби.

- Возможно, они предпримут попытку прорыва именно здесь, – поспешно, чтобы не дать своему шурину добавить что-нибудь ещё, заговорил Лоуфорд, указывая на ложбину, которая огибала «объект №119» в южном направлении. – Мы с майором Форрестом поехали вчера на север и посмотрели на наши позиции с точки зрения французов.

- Очень мудро, – поддакнул Слингсби.

- Для того, кто смотрит на наши позиции с тех холмов, эта ложбина выглядит очень соблазнительно. Она словно проникает сквозь наши линии.

- Проникает, да, – повторил Слингсби, кивая.

Майору Лерою даже показалось, что сейчас он вытащит блокнот, карандаш и начнёт конспектировать.

- По правде говоря, ложбина полностью заблокирована, – продолжал Лоуфорд. – Там баррикады из срубленных деревьев, колючих кустарников и затопленных участков, но французам-то это неизвестно.

- Просто смешно! – пробормотал Слингсби, хотя трудно сказать, по поводу слов Лоуфорда или сообразительности французов он высказался.

- Но нам, однако, следует ожидать атаки и подготовиться к ней, – подвёл итог своим рассуждениям Лоуфорд.

Слингсби опять что-то пробурчал. Лерою послышалось что-то вроде «дай кошке волю».

- Когда атака начнётся, враг окажется под огнём артиллерии этого форта и любого другого в пределах дальности стрельбы, – налетевший на вершину порыв сырого ветра раздул плащ Лоуфорда. – Если они переживут это, то проникнут в ложбину, и мы встретим их залпом со склона этого холма. На холм они подняться не смогут. Им остаётся лишь умирать в страданиях.

Лицо у Слингсби приняло удивлённое выражение, но от комментариев он воздержался.

- Что нам нельзя допустить ни в коем случае, так это позволить французам поставить батареи напротив наших укреплений, – Лоуфорд указал на простирающуюся перед «объектом №119» широкую долину, ограниченную с севера холмами, на которых французы, несомненно, разместят свои позиции.

Когда-то эта долина была плодородна, но инженеры отвели воды Тахо и затопили большую её часть. Сейчас река сильно разлилась, под «объектом №119» раскинулась широкая водная гладь, поверхность которой была вздыблена ветром, и вода потоком шла с запада, извиваясь с северного края долины к югу, а потом обратно, и вливалась в Тахо. В первой излучине, ближе к британским позициям, среди рощицы стоял древний каменный полуразрушенный сарай, во второй, ближе к предполагаемым французским позициям, расположилось то, что когда-то было преуспевающей фермой с большим домом, несколькими строениями поменьше, маслодельней, парой крытых скотных дворов. На фоне затопленных окрестностей ферма выглядела заброшенной. Собственно, так оно и было, ведь её хозяева и домашний скот ушли на юг, спасаясь от французов. Сама ферма стояла на небольшой возвышенности, как остров среди волнуемого ветром озера. Конечно, когда поток обмелеет, уровень воды понизится, но низина всё ещё останется затопленной, и французы, если решат атаковать, будут вынуждены двигаться на запад вдоль дальнего края долины, пока не доберутся до полуразрушенного сарая, возле которого смогут форсировать поток и приблизиться к британским позициям. Именно эту возможность и решил обсудить Лоуфорд со своими офицерами.

- Если дьяволам удастся разместить тяжёлое орудие в сарае или в тех строениях, они смогут обстреливать наши позиции, - Лоуфорд указал на ферму, расположенную в полумиле к востоку от развалин сарая и соединенную с ним каменной дамбой, почти скрытой сейчас под водой. – Этого не должно произойти, джентльмены.

Майор Лерой решил, что это вообще вряд ли может произойти. Чтобы добраться до обветшалого сарая, французам придётся форсировать поток, да и до фермы немалый путь по затопленной низине, что весьма затруднительно проделывать, таща пушку и ящики со снарядами. Полковник, по мнению Лероя, и сам это понимал, но, видимо, не хотел, чтобы подчинённые слишком расслаблялись.

- И, чтобы помешать этому случиться, джентльмены, мы будем патрулировать, – вещал Лоуфорд. – Мы будем энергично патрулировать. Мы выставим патрули численностью в роту в долине, чтобы лягушатникам, если они посмеют высунуть носы, эти носы поразбивать в кровь, – Лоуфорд повернулся к Слингсби. – Ваша задача, Корнелиус…

- Патрулировать, – поспешно отрапортовал Слингсби. – Энергично.

- Поставить патруль в том сарае, – закончил Лоуфорд, раздражённый тем, что его прервали. – Сторожить днём и ночью, Корнелиус. Лёгкая пехота будет жить там. Вы поняли?

Слингсби уставился на развалины сарая, крыша которого частично обрушилась, благодаря чему местечко выглядело далеко не столь удобным, как то, что по ордеру рота получила в деревне, расположенной к югу от «объекта №119». Несколько мгновений Слингсби, казалось, не мог осознать, что это сказано всерьёз.

- Мы будем там жить, сэр? – опечаленно переспросил он.

- В сарае, Корнелиус, – терпеливо повторил Лоуфорд. – Укрепите его и оставайтесь там, пока, чёрт возьми, целая армия французов не атакует вас. В этом случае я с большой неохотой, но всё же разрешаю вам покинуть позиции.

Остальные офицеры засмеялись шутке, но Слингсби, кажется, воспринял слова полковника совершенно серьёзно.

- Я хочу, чтобы рота лёгкой пехоты выдвинулась туда в сумерках, – продолжал Лоуфорд. – И вам придётся оставаться на позициях до воскресенья. Наши патрули будут снабжать вас продовольствием.

Лоуфорд замолчал, потому что соседняя телеграфная станция начала передачу сообщения, и все офицеры сосредоточенно уставились на поднимающиеся над мачтой надутые пузыри.

- И ещё, джентльмены, – привлёк их внимание Лоуфорд. – Я хочу, чтобы вы внимательно осмотрели наш участок линии, – он махнул рукой на восток. – Чтобы вы ознакомились с каждым укреплением, каждой дорогой, каждым дюймом территории. Мы можем здесь надолго задержаться. Корнелиус, останьтесь на два слова.

Остальные офицеры ушли смотреть укрепления между «объектом №119» и «объектом №114», а Лоуфорд, оставшись наедине со Слингсби, нахмурился, глядя на подчинённого и сказал:

- Мне неприятно об этом спрашивать, но всё же я должен. Вы пьяны?

Слингсби изобразил на лице возмущение, собираясь резко отвергнуть несправедливое обвинение, но поперхнулся словами и отвёл взгляд в сторону, словно заметил что-то интересное на другом конце долины. Из-за капель дождя, стекающих по его щекам, казалось, что он плачет.

- Перебрал вчера вечером. Прошу прощения, – униженно признался он наконец.

- Такое случается со всеми время от времени, но не каждую же ночь! – сказал Лоуфорд.

- Это для пользы, – заявил Слингсби.

- Как это? – растерялся Лоуфорд.

- Ром спасает от лихорадки. Это все знают. У него действие… фебри…– Слингсби замолчал, пожевал губами и попробовал снова - Ф-фебри…

- Жаропонижающее, – договорил за него Лоуфорд.

- Точно! – обрадовался Слингсби. – Так сказал доктор Уэзерспун. Мы с ним служили в Вест-Индии… Хороший человек, очень хороший! «Ром, - говорил он. – Это единственный… феб…» Словом, кроме него, ничего не поможет. Умерли сотни, но не я. Ром – это лекарство!

Лоуфорд вздохнул.

- Я дал вам шанс. Шанс, которым с удовольствием воспользовалось бы большинство офицеров. Вы командуете ротой, Корнелиус. Это прекрасная должность, но кажется, роте понадобится новый капитан. Возможно, им станет Шарп, – сказал Лоуфорд хладнокровно, думая, где же Шарпа носит. – А если Шарп не вернётся, придётся назначить кого-то ещё.

Слингсби молча кивнул.

- Вы пока не исключены из списка кандидатов, но мне придётся это сделать, если вы будете пить.

- Совершенно справедливо, сэр, – заявил Слингсби. – Прошу прощения. Это всё из-за страха перед лихорадкой, сэр.

- А я вот боюсь, что французы нападут на рассвете, – сказал Лоуфорд. – Представляете, Корнелиус: полумрак, лёгкий утренний туман… Мы отсюда их не увидим, но, если вы будете в том сарае, то вы увидите лягушатников гораздо раньше. Именно поэтому я отправляю вас туда, Корнелиус. Я услышу выстрелы ваших мушкетов и винтовок, и буду знать, что французы пошли в атаку. Так что держите ухо востро и не подведите меня.

- Да, сэр. Так точно, сэр, – Слингсби протрезвел окончательно.

Сегодня он не собирался напиваться, просто проснулся от холода и сырости и подумал, что глоточек рома подкрепит его. Слингсби вообще не нравилось напиваться, но ром вселял в него уверенность, а ему это было необходимо, потому что справляться с ротой лёгкой пехоты оказалось очень трудно. Он знал, что не нравится стрелкам, и ром давал ему силы, чтобы справляться с их упрямством.

- Мы не подведём вас, сэр, - со значением сказал Слингсби.

- Это хорошо, – с теплотой в голосе произнёс Лоуфорд. – Очень хорошо.

По правде говоря, пикет в старом сарае был, по большому счёту, бесполезен. Но полковник обещал своей жене, что сделает из Слингсби приличного офицера, и, вместо того, чтобы позволить капитану бездельничать в тылу, он великодушно собирался дать ему задание, простое, но такое, которое держало бы его в тонусе и дало шанс доказать способность командовать.

- И я настаиваю ещё на одной вещи, – добавил Лоуфорд.

- На чём, сэр? – нетерпеливо спросил Слингсби.

- Никакого рома, Корнелиус. На посту никакого вашего лекарства, понимаете меня? А если почувствуете, что простудились, возвращайтесь и позвольте доктору позаботиться о вас. Говорят, помогает фланелевое бельё.

- Да-да, фланелевое, – кивнул Слингсби.

- А сейчас вы возьмёте своих людей и разведаете, что там, на ферме. Позади «объекта №118» есть проход, – терпеливо разъяснял Лоуфорд. - Оставшаяся часть роты пока подготовится: почистит мушкеты, наточит штыки, сменит кремни, пополнит патронные коробки. Скажите мистеру Ноулзу, чтобы выдал вам паёк на три дня и будьте готовы выступить сегодня днём.

- Очень хорошо, сэр, – воскликнул Слингсби. – Спасибо, сэр.

Лоуфорд проследил, как Слингсби спускается с холма, вздохнул, вытащил подзорную трубу, установил её на треноге и принялся осматривать расстилавшийся перед ним пейзаж. Холмы, возвышающиеся вдали, были увенчаны белыми каменными развалинами трёх мельниц. Французы наверняка превратят их в сторожевые башни. Он повёл трубой вправо, где поблёскивали воды Тахо, широким потоком несущиеся к морю. Там на якоре стояла канонерская лодка; намокшее знамя Королевского флота висело на мачте, как тряпка.

- Если французы атакуют, то не по дороге, потому что она затоплена, – сказал кто-то за спиной Лоуфорда. – Они пойдут в обход. То есть, прямиком сюда.

Обернувшись, Лоуфорд увидел майора Хогана в чёрной клеенчатой накидке с капюшоном, прикрывающем треуголку.

- Вы в порядке? – спросил Лоуфорд у ирландца.

- Чувствую, что наступают холода, – заявил Хоган. – Чёртов холод! Зима начинается, а?

- Но пока ещё не зима, Хоган.

- Мои кости считают, что уже зима. Могу ли я? – Хоган указал на подзорную трубу.

- Будьте любезны, – Лоуфорд протёр окуляр от дождевых капель. – Как лорд Веллингтон?

- В полном здравии, чего и вам желает, – Хоган склонился над трубой. – И не в духе, как всегда.

- Не в духе? Отчего же?

- Да всё эти чёртовы вороны, которые каркают, что война проиграна. Они пишут об этом домой, а потом их тупоголовые рассуждения печатают в газетах. Лорд в полной решимости расстрелять целую роту паникёров,- Хоган притих, внимательно рассматривая канонерскую лодку на реке, потом покосился на Лоуфорда с озорным прищуром. – Надеюсь, вы, Лоуфорд, в письмах супруге не отзываетесь непочтительно о стратегических замыслах его светлости?

- О Господи, нет! – искренне воскликнул полковник.

Хоган снова приник к окуляру.

- Конечно, наводнение оказалось не столь значительным, как рассчитывали мы - или, точнее, полковник Флетчер, - но, думаю, его будет достаточно, чтобы французы двинулись в обход дорог, – Хоган поворачивал подзорную трубу, прослеживая маршрут вероятной атаки противника. - Они пойдут вдоль холмов, переправятся где-нибудь рядом с тем сараем и появятся прямо перед вами, Лоуфорд.

- Я тоже в этом уверен, – заметил полковник. – А потом углубятся в ложбину, – и указал на огибающую холм низину.

- Где и помрут, – с жестоким удовлетворением подвёл итог Хоган, распрямился и поморщился от вступившей в поясницу боли. – По правде говоря, я думаю, они не решатся. Но могут. Есть новости о Шарпе?

Лоуфорд вначале удивился вопросу, но потом догадался, что Хоган пришёл сюда именно за этим.

- Никаких.

- Пропал, мерзавец, верно?

- Боюсь, придётся записать его в книгу, – вздохнул Лоуфорд, подразумевая, что должен официально объявить Шарпа безвестно отсутствующим.

- Немного преждевременно, не находите? – уклончиво заметил Хоган. – Это, конечно, ваше дело, Лоуфорд, и я ни в коем случае не хочу вмешиваться в вашу канцелярию. – Он снова склонился к трубе, разглядывая одну из разрушенных мельниц вдалеке. – Чем он занимался перед тем, как пропал?

- Разыскивал скипидар. И ещё сопровождал женщину, англичанку.

- Ага! – снова как-то непонятно высказался Хоган. – Женщину, значит? Это похоже на мистера Шарпа, не так ли? В его стиле. Всё произошло в Коимбре, да?

- Именно! – подтвердил Лоуфорд и с негодованием добавил. – Он так и не вернулся!

- Там пропал ещё кое-кто, – заявил Хоган, стоя на парапете и вглядываясь сквозь моросящий дождь в далёкие холмы на севере. – Майор, весьма важная фигура. Занимался для португальцев тем же, что я делаю для Веллингтона. Очень плохо, если он попал в руки французов.

Лоуфорда дураком назвать было нельзя. Он понимал, что Хоган не просто для красного словца сообщил ему эту информацию.

- Думаете, эти исчезновения связаны?

- Я знаю, что они связаны, – заявил Хоган. – Между Шарпом и этим сеньором были…как бы это сказать… разногласия.

- А Шарп мне об этом не говорил! – Лоуфорд почувствовал себя задетым.

- Это в связи с тем инцидентом, когда он уничтожил запасы муки.

- Об этом мне известно, но он не рассказывал ни о каких деталях.

- Ричард никогда не утомляет незначительными деталями высокопоставленных офицеров, – Хоган взял понюшку табака, чихнул и продолжил. – Чтобы нас не смущать, вероятно. Но в известном смысле, он сам справился с ситуацией, хотя был сильно избит в ночь перед сражением.

- А мне сказал, что упал…

- Для Шарпа весьма глупая отговорка, не правда ли? – пожал плечами Хоган. – Итак, между этими двумя была связь, но связаны ли между собой их исчезновения? Сомнительно, но… возможно. Я верю в Шарпа, знаете ли.

- И я, – сказал Лоуфорд.

- Разумеется, полковник, – согласился с ним Хоган, который знал о Южном Эссекском больше, чем Лоуфорд будет осведомлён в туманной перспективе. – Если Шарп объявится, направьте его в штаб. Скажите, что нам нужна вся информация о майоре Феррейра.

Хоган очень сомневался, что Веллингтон захочет потратить на общение с Шарпом хоть секунду своего драгоценного времени, но Лоуфорду было полезно думать, что главнокомандующий горячо этого желает.

- Конечно, – пообещал полковник.

- Мы в Перо Негро, это в нескольких часах езды к западу, – пояснил Хоган. – И, разумеется, мы отошлём его назад так быстро, как сможем. Я уверен, вы хотите, чтобы Шарп поскорее приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей.

Почувствовав некоторую подчёркнутость слова «непосредственные», Лоуфорд понял, что получил хоть и мягкий, но всё же упрёк, и хотел было оправдать свои действия конфликтной ситуацией, сложившейся между Шарпом и Слингсби, однако Хоган вдруг прильнул у окуляру подзорной трубы и воскликнул:

- Наши друзья уже здесь!

В голове Лоуфорда мелькнула мысль: «Неужели Шарп объявился?!», - но тут на склоне холма вдалеке он заметил всадников и понял, что это французский авангард, а армия Массена где-то неподалёку.

Линии Торриш-Ведраш, построенные втайне от британского правительства, стоили двести тысяч фунтов. Это были самые масштабные и дорогие оборонительные сооружения, когда-либо создававшиеся в Европе. Настало время проверить их прочность.

Французы - само собой разумеется, зелёномундирные драгуны – ехали вдоль реки у кромки холмов по западному берегу Тахо. Их было около тридцати. Скорее всего, их послали на поиски продовольствия, потому что за лошадью одного из них тащились две тощие коровы, но в этот промозглый мерзкий день, увидев на реке лодчонку, а в ней трёх мужчин и двух женщин, драгуны не смогли преодолеть соблазна. Они прокричали приказ немедленно причалить к берегу и тут же, не дожидаясь, пока их слова будут поняты и тем более исполнены, открыли стрельбу.

Пуля из карабина вошла в воду в пяти шагах от лодки. Шарп и Харпер налегли на вёсла, стараясь отвести лодку подальше к восточному берегу. Более десятка драгунов пришпорили лошадей, поскакали туда, где в реку выдавался лесистый мыс, и спешились.

- Они готовятся стрелять в нас, – предупредил Висенте.

На восточном берегу, прямо напротив того места, где река огибала мыс, в сотне метров от драгунов, в воду упало большое дерево. Оно наполовину утонуло, но длинные, выбеленные солнцем ветви торчали над водой и мокли под дождём. Шарп, обернувшись, увидел неожиданную преграду и усиленно заработал левым веслом, подгребая к ней. Ещё несколько драгунов спешились и, устроившись у кромки воды, прицелились с колена и дали залп. Пули засвистели над рекой, и одна отколола щепку от планшира.

- Видите дерево, Пат? – спросил Шарп.

Харпер оглянулся и буркнул что «вижу, мол». Они налегли на вёсла. В этот момент ещё один нестройный залп затрещал с западного берега, но высокий просмолённый нос лодки с треском врезался в мёртвые ветки, вокруг которых запутались водоросли и тина, образовав болотистую заводь. Пуля впилась в побелевший толстенный ствол, ещё одна свистнула над головами, а Висенте всё дальше втягивал лодку под защиту упавшего в реку дерева. Теперь, когда они пригнули головы, драгуны не могли их разглядеть, но продолжали беспорядочную стрельбу, уверенные, что рано или поздно лодка должна снова появиться.

Висенте первому надоело сидеть в укрытии. Он встал и пристроил на стволе дерева свою винтовку.

- Хочу посмотреть, смогу ли я стрелять, – заявил он.

- Ваше левое плечо не должно вам помешать, – ответил Шарп.

- Я имею ввиду, смогу ли я выстрелить точно, – пояснил Висенте и прицелился в сидевшего на лошади француза, вроде бы офицера.

Драгуны заметили португальца и, хотя вряд ли поняли, что в его руках оружие, осыпали градом пуль, ни одна из которых даже рядом не свистнула. Гладкоствольные драгунские карабины были даже менее точными, чем мушкеты, а для винтовки Висенте расстояние подходило в самый раз. Шарп как раз прикидывал, насколько хороший из Висенте стрелок, как у него над головой хлопнул винтовочный выстрел, и драгунский офицер боком свалился с лошади. Было видно, как брызнула кровь.

- Хороший выстрел! – заметил с уважением Шарп.

- Я тренировался всю прошлую зиму, – сказал Висенте. – Если я собираюсь командовать стрелковой ротой, то и сам должен быть хорошим стрелком, верно?

- Верно, – согласился Шарп, перекрикивая грохот залпа французских карабинов и свист проносящихся сквозь ветки пуль.

- Я теперь побеждаю в любом состязании, – с величайшей скромностью признался Висенте. – Но это только потому, что я много тренировался, – стрелять ему было не слишком затруднительно, но вот перезарядка давалась трудно из-за раненого плеча. – На этот раз я убью лошадь, – он забил пулю шомполом и встал снова.

Шарп и Харпер тоже сделали по выстрелу в спешившихся драгунов. Карабины яростно огрызнулись в ответ, но пули либо вонзались в ствол мёртвого гиганта, либо с всплеском уходили в воду, а по большей части совершенно безобидно посвистывали в воздухе. Скривившись от боли, Висенте перезарядил ещё раз и без колебаний выстрелил в драгуна, который вошёл по колено в реку, надеясь, таким образом, сократить дистанцию выстрела. Наконец, драгуны сообразили, что по глупости сами подставляют себя в качестве мишеней под винтовки, отбежали к лошадям, быстро вскочили в сёдла и исчезли в леске.

Шарп, перезаряжая, следил, как они, прячась за деревьями, поскакали на юг.

- Будут поджидать нас ниже по течению, – сказал он.

- Или вернутся к своим, – предположил Харпер.

Висенте встал, чтобы осмотреться.

- Думаю, они не уйдут далеко от реки. От Коимбры досюда продовольствия им много найти не удалось. Они будут искать мост, чтобы переправиться на этот берег. А мост в Сантареме.

- Где это?

- Дальше на юге. – Висенте указал вниз по течению. – Это старая крепость над рекой.

- Мы будем проплывать мимо? – спросил Шарп.

- Думаю, лучше будет сделать это сегодня вечером, – сказал Висенте. – Мы отдохнём здесь некоторое время, дождёмся темноты и поплывём вниз по течению.

Шарп подумал, поступят ли так же братья Феррейра. В беспокойстве он постоянно оглядывался на север, почти ожидая увидеть их на реке. Может, они передумали? Направились, к примеру, на север, в горы, или пересекли Тахо выше по течению, а потом купили лошадей и спокойно едут сейчас по восточному берегу? Он убеждал себя, что это не имело значения, что единственной действительно важной вещью было вернуться в армию, но всё же хотел отыскать братьев. Майор Феррейра должен был заплатить за свое предательство, и у Шарпа был свой счёт к Феррагусу.

Они оставались на месте до сумерек, развели на берегу костёр и вскипятили очень крепкий, приправленный порохом чай из того, что удалось наскрести в ранцах Шарпа и Харпера. Драгуны наверняка вернулись к своей армии, опасаясь партизан, которые представляли ночью нешуточную опасность. Когда окончательно стемнело, Шарп и Харпер вывели лодку из убежища за стволом дерева и позволили ей плыть вниз по течению по собственной воле, потому что всё равно было не видно, куда править. Всё ещё моросил дождь. Они насквозь промокли и, как только погас дневной свет, стали мёрзнуть. Иногда сквозь промозглую дымку высоко в горах на западе были видны отблески костров, а однажды они проплыли мимо чего-то большого и горящего, расположенного намного ближе. Несколько раз лодка сталкивалась с плывущими по реке брёвнами. Прошёл всего час (хотя Шарпу показалось, что гораздо больше) с тех пор, как они отчалили от поваленного дерева, и на западном берегу показалась затуманенная дождём россыпь огней.

- Это Сантарем, – тихо промолвил Висенте.

На высокой стене, освещённые отблесками факелов и костров, горящих за парапетом, рисовались силуэты часовых. Шарп решил, что это французы. Из города доносились мужские голоса, горланящие песню. Он представил, как лягушатники пируют в тавернах, и подумал, испытали ли жители Сантарема тот ужас и те насилия, которые происходили в Коимбре. Шарп пригнулся пониже, хотя понимал, что любому часовому с высокой стены никогда не разглядеть ничего на чернильно-чёрной поверхности реки. Казалось, прошла целая вечность, пока они проплыли вдоль древних крепостных стен. Наконец, огни исчезли, их окутала влажная темнота. Шарп заснул. Сара вычёрпывала оловянной чашкой скапливающуюся на дне лодки воду. Харпер похрапывал, рядом с ним дрожала от холода Джоана. Река стала ещё шире и потекла быстрее. Шарп проснулся в серых, как волчья шкура, предрассветных сумерках. Всё затянул туман, сквозь него рисовались смутные очертания деревьев на западном берегу. Дождь прекратился. Он отложил вёсла и сделал несколько рывков руками, чтобы немного разогнать кровь. С кормы ему улыбнулась Сара.

- Я мечтаю о чашке чая, – сказала она.

- Нечем заварить, – ответил Шарп.

- Именно потому и мечтаю.

Харпер проснулся и взялся за вёсла, но Шарпу казалось, что они вообще не сдвинулись с места. Туман сгущался, и лодка, казалось, остановилась в жемчужной белизне, скрывшей водную гладь. Грести стало труднее. Сквозь пелену тумана он заметил смазанный силуэт кривого дерева на восточном берегу и, приняв его за ориентир, стал грести изо всех сил. Его подозрения подтвердились: лодка оставалась практически на месте, еле-еле двигаясь вперёд.

- Это прилив, – пояснил Висенте. – Идёт вверх по реке и сносит нас назад. Но прилив скоро кончится.

Шарп решил было причалить к восточному берегу, но потом подумал, что братья Феррейра, которые, наверное, уже совсем близко, могут ускользнуть в таком тумане, и они с Харпером гребли до пузырей на ладонях, борясь с приливом. Светало, прилив ослабевал. Над ними пролетела чайка. До моря было ещё много миль, но в воздухе запахло морской солью, и вода стала солоноватой. Становилось теплее, туман, казалось, сгустился и плыл над струящейся серой водой, словно пороховой дым на поле боя. Им пришлось приблизиться к западному берегу, чтобы увернуться от растрёпанных остатков рыболовецких сетей и запутавшихся в них обломков жердей, дрейфующих у восточного берега. На западном берегу не было ни души, казалось, они совершенно одни на серой глади реки под жемчужно-туманном небе, и вдруг впереди, ниже по течению раздался громкий орудийный выстрел. Испуганные грохотом, отразившимся от невидимых в тумане холмов эхом и раскатившимся вдоль русла реки, птицы взлетели с деревьев и закружили в небе.

- Я ничего не вижу, – сообщил Висенте с носа лодки.

Шарп и Харпер налегли на вёсла, но впереди на реке не было ничего, крое тумана. Выстрелила другая пушка, и Шарпу показалось, что он заметил, где туман сгустился от порохового дыма, и направил лодку туда. Ещё два выстрела, и сквозь туман проступили очертания стоящей на якоре на середине реки канонерской лодки, которая вела огонь по западному берегу. Там, еле заметные силуэты драгун метались в серой мути, спасаясь от обстрела. Заряд крупной картечи свалил наземь двух лошадей. В тумане на мгновение расцвели брызги крови и всё застила серая пелена. Раздался выстрел из носового орудия, и ядро упало в десятке шагов перед носом ялика. Это, надо думать, предупредительный выстрел? С форпика канонерской лодке им прокричали распоряжение подплыть ближе.

- Это же англичане! – воскликнул Висенте.

Он встал на носу лодки, размахивая руками, а Шарп и Харпер направили ялик к канонерской лодке, низкому судну с одной мачтой и шестью орудийными портами с каждого борта, стоящему носом вверх по течению. На корме висел английский военно-морской флаг, а на стеньге – флаг союза.

- Сюда! – крикнули с лодки. – Направляйте чёртову лодку сюда!

Два орудия на корме выстрелили одновременно в отступающих драгунов, пытающихся скрыться в тумане, оставив на берегу убитых лошадей. Три моряка целились из мушкетов с борта канонерской лодки в людей в ялике.

- Кто-нибудь из вас говорит по-английски? – спросил кто-то.

- Меня зовут капитан Шарп, Южный Эссекский! И цельтесь из своих клятых мушкетов куда-нибудь в другое место!

- Вы англичане?! – удивление в голосе спрашивающего вполне объяснялось тем, что Шарп был без мундира и зарос густой щетиной.

- Нет, чёрт возьми, китайцы! – рявкнул Шарп.

Ялик ткнулся в просмолённый борт канонерской лодки, и Шарп увидел смотрящего на них сверху юного лейтенанта военно-морского флота.

- Вы кто?

- Лейтенант Дэвис, командую канонерской лодкой.

- Капитан Шарп. Это – капитан португальской армии Висенте. Большой парень – сержант Харпер. Леди я представлю позже. Нам бы чайку покрепче, лейтенант, уж будьте так добры…

Они вскарабкались на борт, цепляясь за ряд пластин, к которым крепился ратлинь грот-мачты. Шарп откозырял Дэвису, потому что тот, хоть и был лейтенантом примерно девятнадцати лет от роду, но по должности, как капитан судна Его величества, соответствовал армейскому майору и, значит, превосходил капитанское звание Шарпа. Моряки радостно загомонили, когда на борт поднялись Джоана и Сара в мокрых штанах, облепивших ноги.

- Тишина на палубе! – рявкнул Дэвис, и моряки немедленно притихли. – Привести в порядок орудия. Поднять на борт лодку. Живо, живо! – жестом он предложил Шарпу и его спутникам пройти на корму. – Добро пожаловать на борт «Белки». Сейчас мы выпьем чая, и вы расскажете, что привело вас сюда.

- Мы из Коимбры, – сказал Шарп. – А вы, лейтенант, чем занимаетесь?

- Развлекаем лягушатников, – ответил Дэвис, долговязый, тощий юноша в потёртом мундире. – Поднимаемся по время прилива вверх по течению, убиваем тех лягушатников, которые оказываются настолько глупыми, что суют свои носы на берег, а во время отлива спускаемся вниз.

- Где мы сейчас находимся? – поинтересовался Шарп.

- В трёх милях от Алхандры. Там начинаются линии укреплений, – спускаясь по трапу, Дэвис продолжил. – Ниже есть каюта, которую я с радостью предлагаю леди, но должен признаться, что она чертовски убогая и сырая, к тому же.

Шарп представил ему Сару и Джоану. Девушки решили остаться на корме, большую часть которой занимал большой румпель. У «Белки» не было штурвального колеса, а квартердеком гордо именовалась кормовая часть палубы, по которой туда-сюда сновало множество моряков. Дэвис пояснил, что его судно - двенадцатипушечная одномачтовая яхта-тендер, управлять которой легко мог бы экипаж из шести-семи матросов, но сейчас на борту около сорока человек артиллерийской обслуги.

- И всё равно этого мало! – пожаловался он. – Мы не можем вести огонь одновременно с обоих бортов! Правда, пушек с одного борта обычно хватает. Итак, попьём чайку?

- И не мешало бы побриться… - заметил Шарп.

- И чего-нибудь поесть, – шёпотом добавил Харпер, при этом глядя вверх, словно его чрезвычайно заинтересовал парус, собранный снастями на массивном рее, под которым полоскался маленький английский военно-морской флаг.

- Чай, бритье, завтрак! И хватит таращиться, мистер Брейуэйт! – заявил Дэвис, обращаясь к гардемарину, который не сводил глаз с Сары и Джоаны, очевидно, не в силах выбрать, которая – блондинка или брюнетка – ему больше нравится. – Хватит таращиться и передайте Поуэллу, чтобы приготовил завтрак для пятерых гостей.

- Пять гостей, сэр, да-да, сэр…

- И можно попросить проследить, не появится ли на реке ещё одна лодка? – обратился к Дэвису Шарп. – За мной могут следовать ещё пятеро, и я хотел бы задержать их.

- Это моя работа – задерживать тех, кто пытается спускаться вниз по течению, – заявил Дэвис. – Мисс Фрай, могу ли я предложить присесть вам и вашей подруге?

Завтрак – бекон, хлеб и яичницу со шкварками на тяжёлых белых фарфоровых тарелках - подали прямо на палубу. Пока слуга Дэвиса вычистил его зелёный мундир, отполировал до блеска сапоги и металлические накладки на ножнах, Шарп побрился. Опершись о планшир, он смотрел на реку, радуясь, что их путешествие закончилось. Правда, мысль о том, что через несколько часов он окажется в своём батальоне и вновь испытает на своей шкуре немилость Лоуфорда, подпортила хорошее настроение. Туман постепенно рассеивался, прилив спадал, и вода обтекала «Белку», стоящую на носовом якоре против течения. С борта Шарп видел цепочку островков у западного берега, косу поросшего травой песка, отделявшую от основного русла узкую протоку. Ниже по течению русло реки слегка меняло направление, и над ещё не рассеявшимся туманом поднимались мачты других судов. Дэвис сказал, что это множество канонерских лодок, охраняющих правый фланг оборонительных линий. Где-то вдалеке выстрелила пушка, и звук далеко раскатился в быстро нагревающемся воздухе.

- Для разнообразия денёк обещает быть хорошим, – заметил Дэвис, опершись на планшир рядом с Шарпом. – Если, конечно, рассеется чёртов туман.

- Я рад, что дождя не будет, – отозвался Шарп.

- Лучше уж дождь, чем туман. Невозможно стрелять, если, чёрт его подери, цель не видишь, – возразил Дэвис и, прищурившись, посмотрел на бледный в тумане солнечный диск, прикидывая время. – Ещё час мы будем стоять здесь, а потом пойдём вниз к Алхандре. Там высадим вас на берег. Это всё проклятый южный ветер, – он кивнул на вяло шевелящийся на мачте флаг, имея ввиду, что парус бесполезен, и придётся дождаться, пока их подхватит течение.

- Сэр! С мачты заметили лодку!

- Где?

Матрос указал рукой направление.

Шарп вытащил подзорную трубу и на западе, за туманной дымкой разглядел плывущую по прибрежной протоке маленькую лодку. На таком расстоянии и в тумане были видны лишь смутные очертания голов её пассажиров.

Дэвис решительно пересёк палубу, раздавая на ходу команды:

- Выбрать концы! Номер первый и второй приготовиться!

До этого «Белка» немного рыскала из стороны в сторону, увлекаемая сильным приливным течением, но теперь якорный канат натянули, стабилизировав судно под нужным углом к берегу.

– Дайте предупредительный выстрел по готовности! – приказал Дэвис.

Подождав, пока «Белка» не замрёт неподвижно, артиллерист, который, прищурясь, прикидывал направление выстрела по оси ствола, отступил назад и дёрнул вытяжной шнур. Маленькая пушка отскочила назад, натянув на казённике верёвку, и густой пороховой дым окутал планшир. Тут же выстрелила и вторая пушка. Ядро пролетело над косой и расплескало воду перед носом лодки.

- Они не останавливаются! – закричал матрос с салинга.

- Стреляйте в них, мистер Комбс! Прямо в них!

- Есть, сэр!

Следующее ядро рухнуло на косу, срикошетило и пролетело над лодкой, быстро несущейся по течению, которому помогал начавшийся отлив. «Вряд ли пушки здесь помогут»,- подумал Шарп, карабкаясь по снастям, чтобы рассмотреть, кто всё же сидит в лодке. Это просто обязаны быть братья Феррейра – кто же ещё?! Ему казалось, что один из беглецов гораздо крупнее остальных, наверное – сам Феррагус.

- Лейтенант! – крикнул он.

- Мистер Шарп?

- В этой лодке два человека, которых я должен арестовать, – это было не совсем верно, потому что Шарпу следовало, забыв о личной мести, как можно скорее вернуться к своим, но Дэвис-то правды не знал. – Мы можем взять одну из ваших лодок, чтобы догнать их?

Дэвис колебался, потому что это не входило в его прямые обязанности.

- Канонерские лодки ниже по течению перехватят их, – заметил он.

- Но они не знают, что этих людей ищут, – возразил Шарп.

Первое орудие «Белки» снова выстрелило – и снова мимо.

- К тому же они, скорее всего, успеют высадиться на берег до того, как их заметят ваши коллеги, – добавил Шарп. – Тогда нам придётся высадиться на берег и преследовать их.

Видя, что лодка почти скрылась в тумане, Дэвис больше не колебался:

- Спустить лодку, мистер Брейуэйт! Живо! – он обернулся к спрыгнувшему на палубу Шарпу и тоном, не допускающим возражений, сказал. – Леди останутся здесь.

- Нет! – твёрдо заявила Сара и подняла свой мушкет. – Мы так долго шли сюда все вместе, и закончить дело должны тоже вместе.

Дэвис хотел было возразить, но потом, видно, решил, что жизнь его значительно облегчится, если непрошенные гости в полном составе как можно быстрее уберутся с его «Белки». Носовое орудие выстрелило снова, и пороховой дым заволок палубу.

- Желаю удачи, – только и сказал Дэвис.

Глава 12

Маршал Андре Массена в полном оцепенении молча взирал на раскинувшуюся перед ним картину. Вскоре после рассвета его авангард обнаружил недавно построенные линии британско-португальских укреплений, и вот теперь он, присев за низким каменным ограждением и пристроив на нём подзорную трубу, осматривал видневшиеся на юге вершины холмов и всюду видел одно: бастионы, орудия, стены, баррикады, ещё орудия, людей, телеграфные станции, флагштоки.

Он уже планировал, как будет праздновать взятие Лиссабона. На берегу Тахо присмотрел большое поле, на котором можно выставить на парад половину его армии. Самая большая проблема, с которой Массена ожидал столкнуться, было содержание тысяч британских и португальских военнопленных, а вместо этого впереди его ждала кажущаяся непреодолимой преграда. Он заметил, что склоны холмов, расположенных напротив него, превращены в крутые гласисы, что вражеские орудия защищены каменными парапетами, маршруты подхода затоплены…одним словом, кругом полный облом.

Массена засопел, не зная, что и сказать, опустил трубу и поднялся. Он рассчитывал устроить здесь отвлекающий маневр: показать часть своей армии на дороге, чтобы убедить противника, будто здесь начнётся атака, - а основные силы двинуть на запад в обход, окружая Веллингтона и португальцев и прижимая к Тахо, и затем со всей возможной любезностью принять их капитуляцию. На крутые склоны и орудия он не никак не рассчитывал.

- Укрепления тянутся до побережья Атлантики, – сухо сообщил штабной офицер.

Массена ничего не сказал, но один из адъютантов, зная, о чём думает маршал, задал вопрос вместо него:

- Но ведь не везде?

- Везде, – категорически отрезал штабной офицер, который в сопровождении драгунов проехал весь полуостров с запада на восток, осматривая устроенные врагом батареи, форты и сторожевые башни. Он безжалостно продолжил. – На значительном протяжении укрепления прикрыты рекой Сизандр, а позади есть ещё вторая линия.

Внезапно обретя дар речи, Массена в бешенстве рявкнул:

- Вторая линия? Откуда вы знаете?

- Это видно, мсье. Две линии.

Массена снова прильнул глазом к окуляру. Было ли на самом деле нечто странное в орудиях форта, расположенного прямо напротив? Когда в Генуе его осадили австрийцы, он обманул их с помощью раскрашенных брёвен, выступающих над огневыми позициями, которые с расстояния шагов в двести здорово смахивали на орудийные стволы, и австрийцы не посмели штурмовать его батареи.

- Как далеко отсюда до моря? – спросил он.

- Почти пятьдесят километров, мсье, – навскидку предположил адъютант.

Массена быстро произвёл расчёты. На каждый километр оборонительных линий приходилось по два форта, в каждом из которых, насколько можно судить, по четыре орудия. Таким образом, предположительно, на один километр приходилось по восемь орудий. Это означало, что только в первой линии обороны Веллингтон установил четыреста пушек – совершенно невероятное число! Во всей Португалии не могло быть столько орудий, и это заставляло сделать вывод, что часть пушек – обманки. Правда, маршал вспомнил о британском флоте. Возможно ли, что в фортах стояли орудия, снятые с кораблей? О Господи, и как же им удалось всё это сделать?!

- Почему мы не знали об этом? – требовательно спросил Массена и, не получив ответа, вперил взгляд в полковника Баррето и повторил вопрос. – Почему мы не знали об этом? Вы говорили, что они строят пару фортов, чтобы прикрыть дороги! Пару паршивеньких фортов!

- Нам не сказали, – с горечью признался Баррето.

Массена вновь прильнул к окуляру. Он был зол, но попытался успокоиться и отыскать слабое место в плотной оборонительной системе врага. За расположенный прямо перед ним холм, на вершине которого маршал разглядел те самые подозрительные, уж очень тёмные пушки, уходила ложбина, затянутая туманом, мешающим рассмотреть, какие там скрываются оборонительные сооружения. Увенчивающие вершины холмов форты и ветряные мельницы ярко освещало солнце, а дальше всё застилала дымка, но маршалу всё же казалось, что эта ложбина никак не защищена. Колонна, атакующая через долину, была бы встречена огнём батареи с холма (если это, конечно, настоящие пушки), но если бы удалось добраться до ложбины, что могло бы остановить его Орлов? А если Веллингтон обманывал его? А если эти линии выглядят гораздо более внушительно, чем есть на самом деле? Каменная кладка не столь прочна, орудия – фальшивки, и вся эта система обороны – фарс, затеянный, чтобы он не продолжал наступление? А Массена не мог не продолжить его! Впереди Лиссабон и продовольствие, за спиной – пустыня, и если он не хотел морить голодом свою армию, он вынужден идти вперёд. Гнев снова охватил его, но маршал заставил его отступить. В его положении гнев был недопустимой роскошью. Сейчас он должен всем своим видом демонстрировать уверенность, иначе один только вид этих укреплений сокрушит сердце его армии.

- C'est une coquille d'oeuf, – сказал Массена.

- Что? – адъютанту показалось, что он ослышался.

- Яичная скорлупа, – повторил Массена, всё ещё пристально разглядывая вражеские укрепления. – Один удар – и всё это расколется.

В полной тишине было слышно, как постреливают орудия какой-то канонерской лодки на Тахо примерно в миле к востоку. Адъютанты и генералы, поверх головы Массена озирающие оборонительные укрепления, думали, что если это и яичная скорлупа, то самая внушительная, какую они когда-либо видели.

- Они укрепили вершины, – объяснил Массена. – Но забыли про долины между ними. И этим способом, господа, мы возьмём эти укрепления. Поимеем, словно девственницу, – ему так понравилось это сравнение, что он повторил с энтузиазмом. – Да, словно девственницу! – маршал сложил подзорную трубу и встал. – Генерал Реньер!

- Мсье?

- Видите ту ложбину? – Массена указал на ложбину, прячущуюся за холмом. – Пошлите туда свою лёгкую пехоту. Идите немедленно, пока не рассеялся туман. Посмотрите, что там есть.

Он понимал, что потери неизбежны, но если удастся обнаружить слабое место в защите Веллингтона, они будут оправданы. А потом маршал выберет направление и время удара и прорвёт эту широко раскинувшуюся перед ним «девственницу». Мысленно засмеявшись над своей шуткой, Массена, чье настроение значительно улучшилось, протянул подзорную трубу адъютанту. Именно в этот миг одно из тех самых странно тёмных орудий из форта напротив выстрелило, и ядро, просвистев над долиной, ударилось о склон шагах в двадцати ниже стенки, срикошетило и пролетело над головой маршала. Видимо, британцы, наблюдавшие за ним, решили, что он засиделся на месте. Массена снял треуголку, поклонился врагу, показывая, что понял намёк, и направился к лошадям.

Он собирался атаковать.

Такого поворота событий майор Феррейра не предвидел. Он думал, что втридорога купленная лодка довезёт их от Кастело Бранко до самых причалов Лиссабона, но британский флот заблокировал реку. А сколько трудностей пришлось преодолеть до этого?! Сначала захромал один из мулов, и это замедлило продвижение отряда; долго пришлось искать того, кто согласился бы продать свою спрятанную лодку; уже на реке они запутались в сетях и целый час выбирались из ловушки. На следующее утро их заметили французские фуражиры и практиковались на них в стрельбе по мишеням. Из-за этого пришлось укрыться в русле реки, впадающей в Тахо и выжидать там, пока французам не надоело их подстерегать, и они уехали прочь. И вот теперь, когда до завершения путешествия оставалось рукой подать, - нате вам, канонерская лодка!

Сначала, заметив судно на середине реки, Феррейра не забеспокоился, так как имел высокий чин, и его форма могла послужить пропуском для любого офицера союзных войск. Но тут, к его полной неожиданности, канонерская лодка открыла огонь! Он не понял, что первый выстрел «Белки» был предупредительным: ему приказывали или подняться на борт, или причалить к песчаной косе, отделявшей от реки протоку. Вообразив, что они попали под обстрел, Феррейра заорал на брата и его людей, требуя налечь на вёсла. По правде говоря, он запаниковал. И без того майора одолевали неспокойные мысли о том, как его примут в Лиссабоне. Уже давно, едва Феррейра остался в Коимбре, отделившись от армии, его совесть не могла угомониться: а вдруг кто-то пронюхал о складе с продовольствием? И вот теперь эта самая неспокойная совесть подтолкнула его бежать от пушек «Белки» прочь. Вначале майору показалось, что его план удался, но тут сквозь пелену тумана, затянувшего излучину реки, он увидел чащу мачт. Впереди их ждала целая куча канонерок, блокирующих реку. Но, привстав на корме, он увидел и то, что наполнило его сердце острым до боли облегчением: выступающие над туманом на вершинах холмов форты, которые охраняли дорогу, идущую с севера на Лиссабон, и над самым ближайшим – португальский флаг! Феррейра решительно направил лодку к берегу. Уж лучше иметь дело с португальскими солдатами, чем с британскими моряками.

- Нас преследуют, – предупредил его брат.

Обернувшись, Феррейра увидел, что вниз по течению, держась середины реки, несётся ялик.

- Мы причаливаем, – заявил майор. – Они не будут преследовать нас на берегу.

- Почему?

- Они же моряки – значит, не любят сушу, – пошутил Феррейра. – Мы же направимся в форт, получим лошадей и уже днём будем в Лиссабоне.

Причалив к берегу, пятеро путешественников выгрузили оружие и сумки, набитые французскими деньгами. Бросив взгляд на преследующий их ялик, майор увидел, что он развернулся и, с трудом преодолевая течение, пытается приблизиться к берегу. «Вероятно, хотят забрать нашу лодку, – мелькнула у него мысль. – Да с превеликим удовольствием, нам она уже без надобности». Однако, продравшись через растущие на берегу кусты, Феррейра и его спутники столкнулись с новым препятствием. Здесь берега реки ограждала земляная дамба, но дальше к югу она была разрушена, и вода залила низину, перекрыв дорогу к ближайшему форту. Феррейра как раз прикидывал, что обойти затопленный участок будет нетрудно, когда прямо впереди них из тумана вдруг раздался пушечный выстрел. Меж холмов раскатилось эхо, но стреляли где-то в стороне, да и ответных выстрелов не последовало, так что волноваться не стоило. Должно быть, артиллеристы пристреливались в своём секторе или прочищали запальное отверстие. Они двинулись на запад, обходя по топкому краю затопленный участок, и через некоторое время сквозь туман проступили очертания стоящей на небольшом пригорке фермы. Чтобы добраться до неё, нужно было преодолеть широкое болото, но оттуда, как показалось майору, рукой подать до фортов. Феррейра решил, что наконец-то после всех пережитых несчастий к нему пришла незаслуженная, но такая долгожданная удачи, и засмеялся.

- Ты что? – спросил Феррагус.

- Господь любит нас, Луис!

- С чего бы?

- Мы продали продукты французам, взяли с них деньги, а склад сгорел! Я скажу, что мы так обманули французов, и нас назовут героями.

Феррагус ухмыльнулся и погладил висящую на плече кожаную сумку:

- И мы, к тому же, богатые герои.

- А меня, скорее всего, повысят до подполковника, – размечтался Феррейра, прикидывая уже, как он будет рассказывать, что услышав об оставшихся в Коимбре запасах продовольствия, остался в захваченном городе и обеспечил их уничтожение.

Разумеется, такой подвиг не может не заслужить достойной награды!

- Мы пережили несколько ужасных дней, но всё получилось! – признался он брату. – О, мой Бог!

- Что случилось?

- Эти форты… - потрясённо пробормотал Феррейра. – Вы посмотрите на них!

Вся долина была затянута туманом, но сейчас, поднявшись на пригорок, они увидели вершины холмов, на юге, каждую из которых венчал небольшой форт. Только теперь Феррейра осознал весь масштаб проделанной здесь работы. Он-то думал, что охранялись только дороги, но оборонительные линии простирались далеко на запад, может быть, даже через весь полуостров, до самого моря. Если так, то французам никогда не попасть в Лиссабон. Внезапно на него накатила волна облегчения. Как замечательно, что он вовремя убрался из Коимбры! Если бы он остался, если бы не сгорел склад, его обязательно завербовал бы полковник Баррето.

- Этот проклятый пожар помог нам, – заявил он брату. – Мы победим французов. Португалия не погибла.

Ему надо было только добраться до форта под португальским флагом, и всё закончится: неуверенность в своём будущем, опасности, страх. Всё закончится, и он победит. Он повертел головой, отыскивая плещущееся над пеленой тумана знамя, которое заметил ранее, увидел, что от реки к ним приближаются преследователи в зелёных куртках, и понял, что испытания ещё не закончилось… Неуклюже шлёпая по грязи, пригибаясь под тяжестью сумок с деньгами, Феррейра, Феррагус и трое его людей побежали прочь.

Для выполнения приказа маршала генерал Саррю выделил четыре батальона лёгкой пехоты – егерей и вольтижёров. Впрочем, все они – и «охотники», и «прыгуны» - были стрелками, и всё различие между ними заключалось в том, что егеря носили красные эполеты на синих мундирах, а вольтижёры – как красные, так и зелёные. Они считались элитными войсковыми соединениями, обученными противостоять вражеским стрелкам перед боевым строем.

Все четыре батальона входили в состав 2-го полка, в котором на момент отправки из Франции числилось восемьдесят девять офицеров и две тысячи шестьсот солдат. Теперь в строю остались семьдесят один офицер и чуть более двух тысяч рядовых. Они не взяли с собой полкового Орла, потому что шли не в бой, а на разведку. Приказ генерала Саррю был предельно ясен: под прикрытием тумана преодолеть в рассыпной шеренге низину перед вражескими фортами, после чего четвёртый батальон, который шёл крайним слева, должен был проникнуть в ложбину за холмом. В том случае, если он не встретит сопротивления, за ним последует третий батальон. Стрелки должны были только определить, свободен ли проход через ложбину, а потом вернуться назад. Туман был для них и проклятием, и благословением. Благословением, потому что давал возможность приблизиться, не будучи замеченными, к вражеским фортам, а проклятием – так как сквозь него невозможно было рассмотреть, что же скрывает та самая ложбина, которую им поручили разведать. Но Саррю полагал, что, когда его люди доберутся туда, туман уже растает под лучами солнца. Разумеется, вражеские форты немедленно откроют по ним яростный огонь, но в рассыпном строю потери будут минимальны.

Гораздо больше генерала волновала перспектива встретиться с вражеской конницей, но Реньер заявил, что не стоит беспокоиться:

- Их всадники не будут готовы атаковать вас. Чтобы только разбудить их, понадобится полдня. Если кто и встретит вас в долине, то пехота, а на этих ублюдков найдётся управа - бригада Сульта.

Бригада Сульта была кавалерийской: егеря, гусары и драгуны. Правда, на тысячу всадников сейчас приходилось шестьсот пятьдесят три лошади, но этого хватит, чтобы разделаться с любыми стрелками – британскими или португальскими – которые попытаются помешать разведчикам Саррю.

Утром, когда стрелки Саррю были уже готовы выступить, и генерал собирался отправить первый батальон в окутанную туманом долину, к ним прискакал с вершины холма один из адъютантов генерала Реньера. Следя за тем, как офицер преодолевает крутой склон, Саррю неприязненно заметил своему адъютанту:

- Теперь они пожелают, чтобы мы пошли прямо на Лиссабон.

Адъютант Реньера осадил лошадь, взметнув копытами комья грязи.

- Британский пикет, мсье, – заявил он, наклонившись в седле и поглаживая шею скакуна. – Мы только что заметили с вершины. Они находятся в разрушенном сарае за ручьём.

- Это не имеет значения, – бросил Саррю.

Никакой пикет не может остановить четыре батальона первоклассной лёгкой пехоты.

- Генерал Реньер предложил захватить их, мсье, – вежливо сказал адъютант…

Саррю засмеялся:

- Увидев нас, капитан, они побегут, словно зайцы!

- Туман местами очень густой, генерал. Генерал Реньер думает, что вы, двигаясь на запад, можете и не заметить пикет, а их офицер мог бы поведать что-нибудь о системе обороны.

Саррю был весьма недоволен услышанным. Предложение Реньера можно было расценивать, как приказ, но, на взгляд Саррю, оно не имело смысла. Несомненно, пикетом командует офицер, хотя маловероятно, что он знает что-либо полезное. Однако противоречить Реньеру нельзя.

- Передайте, что мы всё сделаем, – заявил Саррю и немедленно послал одного из своих адъютантов с приказом, чтобы половина батальона повернула на запад и, найдя среди тумана сарай, отрезала пути отступления вражескому пикету.

- Полковник Фере выходит немедленно, и вы идёте с ним. Проследите, чтобы они не ушли слишком далеко. Остальные выходят спустя десять минут. И пусть Фере поспешит!

Последнюю фразу генерал произнёс с нажимом. Им приказали просто выяснить, что скрывается в ложбине за холмом, собрать сведения о вражеской обороне, а не одерживать великие победы из разряда тех, что вызывают ликование парижских обывателей. И чем больше времени они затратят на выполнение задания, тем больше времени проведут под артиллерийским обстрелом. Саррю считал, что такая работа как раз для эскадрона кавалерии, которая мигом пересекла бы долину, но, к сожалению, кавалерия была не в форме: копыта у лошадей стёрты, животные истощены. Тут Саррю подумал, что у британских часовых, засевших в старом сарае, наверняка есть с собой провизия, и эта мысль его немного вдохновила. Надо было сказать адъютанту, чтобы не допустил расхищения продовольствия, если таковое найдётся. Впрочем, адъютант - сообразительный юноша и, несомненно, догадается, как надо поступить. Что там будет? Свежие яйца? Или бекон? Недавно испеченный хлеб, масло, жирное парное молоко прямо из-под коровы? Подобные мысли одолевали Саррю, пока мимо него проходили егеря и вольтижёры. В последние дни им пришлось нелегко, они, наверное, были голодны, но улыбались сидящему на лошади генералу. У одних на ботинках оторвались подошвы, у других подошвы были привязаны к гетрам верёвкой; форма у всех рваная и поношенная, зато мушкеты вычищены, и генерал знал, что они будут хорошо драться, если им, конечно, вообще придётся сегодня воевать, а не до изнеможения топать по грязи всё утро, имея в качестве развлечения лишь беспорядочный огонь британской артиллерии. Последняя рота прошла мимо, и Саррю поехал следом.

Бригада стрелков в тишине вступила в затянутую туманом долину навстречу ничего не подозревающему врагу.

Лейтенант Джек Буллен был приличным человеком из приличной семьи: отец – судья, старшие братья – адвокаты. Однако в юности Джек не блистал в школе, и, хотя учителя пытались вбить в его мозг латинский и греческий языки, мозг победил в этом сражении и сохранил девственную чистоту в смысле владения иностранными языками. Буллену это было абсолютно безразлично. Упрямый и весёлый мальчишка, когда-то собиравший птичьи яйца, дравшийся со сверстниками и лазивший на спор на колокольню, он стал упрямым и весёлым парнем, который считал, что служить офицером в полку Лоуфорда – самое прекрасное занятие в этой жизни. Ему нравилась военная служба, ему нравились солдаты. Иные офицеры боялись солдат больше, чем противника, но девятнадцатилетнему Джеку Буллену нравилась компания рядовых и сержантов. Он смеялся над их грубыми шутками, с удовольствием попивал с ними крепчайший солдатский чай и считал их всех – даже тех, которых его отец-судья, возможно, приговорил бы к смертной казни, ссылке или каторге – замечательными ребятами. Правда, Джек предпочёл бы замечательных ребят из своей прежней девятой роты, а вот рота лёгкой пехоты ему абсолютно не понравилась. Не солдаты, конечно, - у Буллена был природный талант обхождения с ними – но вот командир роты оказался настоящим наказанием. Несмотря на весь оптимизм Джека Буллена, капитану Слингсби удалось ввергнуть юношу в уныние.

- С ним что-то неладно, сэр, – почтительно заметил сержант Рид.

- Неладно, да, – тусклым голосом пробормотал, как попугай, Буллен.

- Неладно, сэр, – повторил Рид.

На самом деле капитан Слингсби был пьян, но, будучи сержантом, Рид не мог сказать такое об офицере, и потому употребил для характеристики его состояния термин «неладно», который вообще-то означал «болен».

- Насколько неладно? – спросил Буллен.

Он мог бы и сам посмотреть – до разрушенного сарая всего двадцать шагов, - но он отвечал за расставленных вдоль ручья часовых и, к тому же, не хотел встречаться со Слингсби.

- Сильно неладно, сэр, – серьёзно заявил Рид. – Он рассуждает о своей жене, сэр. Он говорит плохие вещи о ней.

Буллену очень хотелось бы знать, какие такие плохие вещи говорил Слингсби, но знал, что сержант-методист такого ни за что не расскажет.

- Это беспокоит людей, сэр, – продолжал сержант. – Такое нельзя говорить о женщинах, особенно о жене.

Буллен подумал, что он мог сделать. Отослать Слингсби назад, в расположение батальона он не мог, так как это окончательно разрушило бы его репутацию как командира, что было бы нелояльно по отношению к коллеге-офицеру.

- Присмотрите за ним, сержант, – беспомощно пожал плечами Буллен. – Возможно, он выздоровеет.

- Но я не могу выполнять его приказы, когда он находится в таком состоянии, сэр.

- А что он вам приказал?

- Поместить Слэттера под арест, сэр.

- Причина?

- Говорит, что он смешно выглядит, сэр.

- О, Господи… Наплюйте на его приказы, сержант. Это – приказ. Передайте ему, что я так сказал.

Рид с готовностью кивнул:

- Вы принимаете командование, сэр?

Буллен не решался дать окончательный ответ. Если он согласится, это будет означать, что Слингсби не способен командовать…возникнут всякие вопросы…

- Принимаю на время нездоровья капитана, – ответил Буллен, посчитав подобный компромисс наиболее приемлемым.

- Очень хорошо, сэр, – Рид отдал честь и собирался уже уходить, когда Буллен окликнул его.

- И… сержант…? – Рид обернулся, и Буллен добавил. – Постарайтесь не смешить его.

- Никак нет, сэр, – серьёзно пообещал Рид. – Конечно, нет, сэр. Я на такое неспособен, сэр.

Буллен отхлебнул чай из своей кружки, обнаружил, что он остыл, поставил кружку на камень и пошёл к ручью. Туман сгустился, видимость составляла примерно шестьдесят или семьдесят ярдов, но над вершинами холмов всего в четверти мили небо было ясное. Туман стелился только в низине, над сырой землёй, и должен был вскоре рассеяться. Он вспомнил, как хорошо бывало ясным зимним утром в Эссексе, когда туман уплывал, и охота неслась по полям, преследуя добычу. Джек любил охотиться. Он улыбнулся, вспомнив огромного чёрного охотничьего мерина, принадлежавшего отцу. Каждый раз, когда он перепрыгивал препятствие, его заносило влево, и отец кричал: «Порядок в зале суда! Порядок в зале суда!». Маленькая семейная традиция, одна из многих в счастливом доме Булленов…

- Мистер Буллен, сэр! – раздался голос Дэниэла Хэгмена, самого старшего из солдат роты, который расположился в десятке шагов вверх по течению ручья.

Буллен, вспоминая о том, как дома сейчас тренируют лошадей к началу сезона охоты на лис, направился к нему:

- Что случилось, Хэгмен?

- Мне показалось что-то, сэр, – Хэгмэн указал направление в тумане, где ему привиделось нечто подозрительное.

Буллен всмотрелся в туманную дымку, но ровным счётом ничего не увидел.

- Скоро туман рассеется.

- Через час, сэр, будет видно совершенно отчётливо. Немного света не помешает.

- Вы уверены?

И в этот момент раздались выстрелы.

Шарп опасался, что братья Феррейра устроят засаду в кустах на высоком речном берегу, и потому попросил Брейуэйта причалить к берегу ниже по течению, там, где на берегу не было деревьев. Он приказал Саре и Джоане оставаться в лодке, но девушки не обратили на это внимания и выбрались на берег следом за мужчинами. Висенте это очень беспокоило:

- Их здесь не должно быть.

- Нас всех здесь не должно быть, Джордж, – ответил Шарп.

Присмотревшись, он увидел в тумане без всякой опаски пробирающихся через болото братьев Феррейра в компании трёх подручных.

- Нас не должно быть здесь, – продолжил Шарп. – Но и мы здесь, и они. Так что давайте всё это закончим, – он снял с плеча винтовку и проверил, заряжена ли она. – Надо было выстрелить и перезарядить ещё на борту «Белки».

- Думаете, порох отсырел?

- Возможно.

Его беспокоило, что порох мог отсыреть в тумане, но теперь с этим ничего уже нельзя было поделать. Они с трудом двинулись вперёд. Высадившись на берег южнее, Шарп, сам того не желая, попал в глубь болот. Почва в лучшем случае хлюпала под ногами, а по большей части, там, где недавно сошла вода, представляла собой клейкое месиво. Шарп отклонился к северу, решив, что там посуше, но преследуемые удалялись от них с каждым шагом.

- Снимите ботинки, – посоветовал Харпер. – Я вырос в Донеголе и знаю всё о болотах.

Сапоги Шарпа доходили до колен, и он их снимать не стал, но остальные, сняв обувь, и в самом деле пошли быстрее.

- Нам бы только оказаться на расстоянии выстрела от ублюдков, – заметил Шарп.

- Почему они не смотрят по сторонам? – спросила Сара.

- Потому что им лень. Считают себя в безопасности.

Выбравшись на невысокий взгорок между болотом и северными холмами, где земля была посуше, Шарп и его спутники пошли быстрее, стараясь нагнать братьев Феррейра, которые всё ещё не замечали опасности и шли, не торопясь и переговариваясь между собой. Фигура Феррагуса выделялась на фоне его спутников, и Шарп уже подумывал выстрелить мерзавцу с колена в спину, но не решился, опасаясь, что заряд отсырел. Слева в тумане вырисовывались очертания каких-то построек: дом, сараи, навесы, - наверное, до того, как инженеры затопили долину, это была богатая ферма. Там, вроде, было посуше, и Шарп решил, что Феррейра постараются добраться сначала до фермы, а оттуда уже повернуть на юг. А если братья догадались, что их преследуют, то укроются среди построек, и их оттуда не выкуришь. Шарп прибавил ходу, но именно в этот момент один из преследуемых оглянулся.

- Вот дьявол! – в сердцах бросил Шарп и упал на колено.

Пятеро мужчин впереди неуклюже побежали, обременённые оружием и тяжёлыми сумками с деньгами. Шарп тщательно прицелился, взвёл курок, нажал спусковой крючок – но ничего не вышло. Винтовка дёрнулась и хрипло кашлянула вместо того, чтобы гулко бухнуть. Это означало, что отсыревший заряд выстрелил, но слабо, и пуля не долетит до цели. Он уже перезаряжал, когда выстрелили Харпер и Висенте, и один из преследуемых упал, видимо, был ранен в ногу. Шарп забивал в ствол новый заряд. Обернуть пулю в лоскут кожи не было времени, и Шарп подумал, какого чёрта армия не снабжает их готовыми, уже обёрнутыми пулями. Зарядив, он выстрелил с колена. Джоана и Сара тоже выстрелили, хотя их мушкеты на таком расстоянии были бесполезны. Раненый бандит поднялся и, не показывая вида, что ранен, быстро побежал, стараясь догнать своих компаньонов. Харпер выстрелил ещё раз, и один из преследуемых шарахнулся в сторону, словно пуля прошла совсем рядом с ним. Вот все пятеро поднялись на взгорок и бросились к ферме. Висенте тоже выстрелил, но они уже скрылись за каменными стенами.

- Проклятье! – бросил Шарп, пропихивая шомполом пулю в ствол.

- Они там не останутся, – хладнокровно заметил Висенте. – Пойдут на юг.

- Тогда обойдём их по болоту, – решил Шарп и ринулся вперёд, расплёскивая грязь и скользя по мокрой траве.

Он хотел обойти ферму с юга и отрезать противнику пути отступления, но почти сразу понял, что это бесполезно: впереди всё было затоплено. Когда вода дошла ему до колен, Шарп остановился и выругался, потому что увидел, как пятеро преследуемых оставили ферму, двинувшись на юг. Однако вода помешала и им, и они были вынуждены повернуть на запад. Шарп вскинул винтовку, прицелился в Феррагуса и нажал спусковой крючок. Харпер и Висенте тоже выстрелили, но их цели быстро двигались, и все трое промазали. А потом преследуемых скрыла пелена тумана.

Шарп достал ещё патрон.

- Мы попытались, – сказал он Висенте.

- К вечеру они будут уже в Лиссабоне, – ответил Висенте, помогая Шарпу выбраться из грязи. – Я, разумеется, сообщу о майоре Феррейра.

- Он скроется, Джордж. Или будет его слово против вашего. Он – майор, а вы – капитан. Вы понимаете, что это означает, – Шарп всмотрелся в скрывший беглецов туман. – Жаль. Этот большой ублюдок задолжал мне драку.

- Поэтому вы и гнались за ним? – спросила Сара.

- И поэтому тоже, – он забил пулю в ствол, закрыл замок и бросил винтовку на плечо. – Давайте найдём местечко посуше и пойдём домой.

- Они не ушли! – вдруг сказал Харпер.

Обернувшись, Шарп увидел, что пятеро беглецов поспешно возвращались на ферму, оглядываясь назад, и подумал, какого чёрта происходит. В этот момент за туманом проступили очертания стрелковой шеренги. Мгновение он был уверен, что это британцы или португальцы, но потом рассмотрел синие мундиры и белые перевязи крест-накрест, эполеты, и понял, что перед ним французы. И не одна рота, а целая орда стрелков.

С запада послышалась мушкетная стрельба. Стрелки приостановились и развернулись в сторону перестрелки. Феррагус со спутниками укрылся на ферме. Харпер вскинул винтовку:

- Что, ради Бога, случилось?

Лейтенанта Буллена спас, так сказать, каприз тумана. Он и его люди неминуемо погибли бы, потому что выстрелы прозвучали с востока, там, где ближе к реке низина была затоплена, и Буллен уже открыл рот, чтобы приказать сержанту Хакфилду взять с собой людей и посмотреть, что происходит, когда порыв ветра с южных холмов сдул клок тумана к западу от развалин сарая, и лейтенант увидел, что французы – конечно, а кто же ещё?! – торопливо перемещаются, перерезая пути отступления к холмам. Он сразу понял, что уходить поздно.

- Сэр! – окликнул его один из стрелков, и этим вывел Буллена из ступора.

- Сержант Рид! – лихорадочно соображая, что же делать, заговорил Буллен. – Отходим к ферме. Мы были там вчера вечером. Взять ранцы!

Вчера в сумерках Буллен обследовал ферму. Туда можно было пробраться во время отлива, когда уровень воды в затопленной низине понижался. Он пересёк ручей по каменному мостику и двинулся по направлению к Тахо, пока не уткнулся в болото. Ферма с её каменными стенами, окружённая трясиной сейчас могла стать отличным укрытием. Попасть туда можно было лишь по тропе через мостик.

- Стрелки! – приказал он. – Сюда! Сержант Мак-Говерн! Возьмите двоих и приведите капитана Слингсби! Те, у кого винтовки – в арьергарде. Идём!

Буллен шёл последним, задом наперёд. Позади него отступали стрелки. Всё снова затянуло туманом, и врага не было видно, но когда он отошёл от сарая не больше, чем на тридцать шагов, появились французы и ворвались в развалины. Один из них заметил «зелёных курток», уходящих в восточном направлении, и выкрикнул предупреждение. Вольтижёры начали стрелять, но залп получился нестройным, потому что они были в рассыпном строю. Впрочем, пули засвистели в опасной близости от Буллена, к нему бросились несколько лягушатников, и он уже хотел повернуться и бежать, когда у него за спиной выстрелили несколько винтовок. Два француза упали, кровь ярко выделялась на грязных белых штанах. Обернувшись, Джек увидел, что стрелки рассредоточились для перестрелки, делая то, чему их учили. Некоторые снова выстрелили, и упал ещё один француз.

- Мы справимся с ними, сэр, – сказал Хэгмен. – Это только патруль. Харрис! Внимание – слева! Проходите быстрее, сэр. Мы знаем, что делать, а пистолет здесь не поможет.

Буллен только сейчас заметил, что держит в руке пистолет – подарок отца. Он всё же выстрелил из него и увидел, что пуля сразила француза; впрочем, более вероятно, это сделал кто-то из стрелков. Выстрелила ещё одна винтовка. «Зелёные куртки» отступали: один отходил, а его напарник прикрывал. Французы отстреливались, но для них расстояние было слишком велико. Дым от их мушкетов ещё больше сгустил туман.

Это было чудо, что вольтижёры не поймали Буллена в ловушку. Они предполагали захватить британский пикет в развалинах сарая, отрезав ему путь отступления на юг. Никто не приказал им перекрыть отход и на восток, и это дало Буллену несколько драгоценных минут, чтобы спасти роту. Убедившись, что Хэгмен прав, и стрелки не нуждаются в его распоряжениях, он бросился к мосту, где его поджидали сержант Рид и остальные. Капитан Слингсби пил из фляги, но, по крайней мере, вёл себя тихо. В тумане стреляли винтовки, и Буллен подумал, не двинуться ли ему на юг вдоль ручья по болоту, но заметил там французов и приказал отступать по мосту к ферме. Стрелки торопливо отступали, потому что из тумана появлялись всё новые вольтижёры. «Господи! – подумал Буллен. – «Граппо» повсюду!»

- На ферму! – приказал он солдатам.

Основательный жилой дом фермы был возведён на западном краю небольшого взгорка; к парадной двери вели каменные ступени, а окна возвышались на восемь футов над землёй. Буллен считал, что он мог стать прекрасным убежищем, пока французы не ударят по нему из пушек. Двое солдат втащили капитана Слингсби по ступенькам, и Буллен следом за ними через парадную дверь вошёл в длинное помещение, которое одновременно являлось и гостиной, и кухней, с двумя окнами, выходящими на тропу и мост. Моста в тумане видно не было, но стрелки перебежками отступали по тропе, и это означало, что французы близко.

- Сюда! – крикнул он «зелёным курткам» и пошёл осматривать свой импровизированный форт.

Вторая дверь и ещё одно окно выходили на другую сторону, во двор, окружённый одноэтажными, крытыми черепицей постройками. Лестница вела на второй этаж, где располагались три спальни. Буллен разделил людей на шесть групп, по одной для обоих окон и двери, выходящих на тропу, и спален наверху. Единственный часовой был оставлен для охраны чёрного хода в надежде, что во двор французы не проникнут. Тем, кого Буллен отправил наверх, он приказал разобрать крышу, чтобы проделать отверстия для стрельбы. Первые вольтижёры уже появились на тропе, их пули уже били в каменные стены фермы.

- Во дворе люди, – крикнул часовой с чёрного хода.

Буллен решил, что это французы, и выглянул во двор, но увидел там человека в форме майора португальской армии и ещё четверых гражданских, один из которых был самым большим человеком из тех, что Буллен когда-либо видел. Португальский майор изумлённо воззрился на Буллена, потому что, очевидно, не ожидал его здесь увидеть, но быстро опомнился.

- Вы кто? – требовательно спросил он.

- Лейтенант Буллен, сэр.

- С той стороны – враги, – майор указал на восток, и Буллен выругался, потому что у него была мысль добраться до реки под защиту британских канонерских лодок.

Действительно, с востока донесся выстрел. Значит, дом окружён, и нет никакого выбора, кроме как обороняться здесь.

- Мы присоединимся к вам, – объявил майор.

Он и его спутники вошли в дом и заняли позицию у восточного окна, чтобы не пропустить врага, замеченного майором у реки. С крыши с грохотом валилась наземь выбитая солдатами черепица. Португальцы открыли огонь в тех, кто подходил с востока. Буллену хотелось глянуть туда, но с запада тоже грянул залп, оконные стёкла со звоном вылетели. Один из британских солдат рухнул на пол. Пуля попала ему в лёгкое, он закашлялся, и на его губах запенилась кровь.

- Огонь! – крикнул Буллен.

У парадной двери упал ещё один солдат. Буллен выглянул в окно из-за плеча рядового и увидел, что французы бежали слева, ещё больше – справа, и целая туча их спешила по тропе. С крыши непрерывно стреляли винтовки и мушкеты, но он не заметил, чтобы упал хоть один лягушатник. Длинная низкая комната звенела от выстрелов; её заполнил пороховой дым. С холмов ударили британские и португальские пушки, добавив грохота. Португальцы у восточного окна отстреливались столь же яростно, как и солдаты у восточных окон.

- Они обходят нас со всех сторон! – крикнул Джеку сержант Рид.

Французы зашли с флангов, куда не выходили окна и, значит, был непростреливаемый сектор.

- Убейте их, парни! – неожиданно завопил Слингсби. – Боже, храни короля Георга!

- Придурочного короля Георга, – буркнул один из солдат и выругался, потому что ему в щёку впилась щепка, отколотая пулей от оконной рамы.

- Берегись слева! – крикнул кто-то, и три мушкета грянули залпом.

Буллен кинулся к чёрному ходу и в дальнем конце фермерского двора, у навесов и сараев, увидел облако порохового дыма. Что там, чёрт возьми, происходит?! Он-то надеялся, что французы придут по тропе, с запада, но это, как оказалось, было весьма наивное соображение. Вольтижёры окружили ферму со всех сторон и поливали её огнём. Буллен почувствовал, что начинает паниковать. Ему было неполных двадцать лет, целая рота – больше пяти десятков солдат! – смотрели на него в ожидании распоряжений, и до этого момента он справлялся, но его выдержка могла в любую секунду рухнуть от грохота выстрелов, непрекращающихся щелчков пуль о каменные стены и выкриков капитана Слингсби, который некстати взбодрился и теперь призывал солдат бить врага точно в глаз.

Одну из проблем решил майор-португалец, который заявил:

- Я беру на себя эту сторону, – и указал на восток.

Буллен подозревал, что там мало французов, но был благодарен и за то, что мог забыть хотя бы о них. Основной удар принял на себя восточный фасад, хотя по большей части противник впустую тратил свинец, бессильный против каменных стен. Но главная проблема – это север и юг, ведь как только французы поймут, что фланги не простреливаются, они обязательно сконцентрируются именно там.

- Нужны стрелковые щели в боковых фронтонах, – предложил Хэгмен, интуитивно догадавшись, что волнует Буллена.

Не дожидаясь ответа лейтенанта, он поднялся по лестнице и попытался проломить каменную кладку фронтона. Буллен слышал, как перекрикиваются между собой французы, и, не зная, что ещё можно сделать, выстрелил из пистолета в открытую дверь. В этот момент порыв ветра сдул пелену тумана, и, к своему изумлению, он увидел, что вся низина перед мостиком кишит французами. Большинство уходило в сторону фортов, рассыпавшись в гигантскую стрелковую цепь; с вершин по ним били пушки; взорвавшиеся над долиной снаряды добавляли грохота к треску перестрелки и клубов дыма к туману.

Рядовой-красномундирник отшатнулся от окна: из его пробитого черепа струёй хлынула кровь. Ещё один, раненый в руку, не смог удержать мушкет, и его пуля попала стрелку в лодыжку. Снаружи доносился непрерывный треск выстрелов и крики, пули барабанили по каменной кладке, словно дьявол колотил в барабан, и Буллен видел, как на лицах солдат проступает страх. Это усугублялось тем, что Слингсби, с флягой в левой руке и саблей в правой, орал на людей и требовал стрелять быстрее. В этот момент на его мундир брызнула чья-то кровь, и он поперхнулся, но, опомнившись, проревел:

- Огонь! Огонь! Отправьте их всех в ад!

Охваченный гневом, Буллен резко оттолкнул капитана, который зашатался и сел на пол. Ещё одного солдата, стрелявшего из парадной двери, ранило щепкой, отколотой пулей от мушкетного приклада. Солдаты шарахнулись от двери, на их лицах читался уже не страх, а откровенный ужас. Грохот выстрелов звучал особенно оглушительно, отражаясь от стен комнаты; крики французов звучали, кажется, совсем рядом; с холмов на юге непрерывно били орудия; дым стоял столбом, лилась кровь…Среди британского гарнизона, укрывшегося на ферме, начиналась паника.

Внезапно прозвучал полковой горн. Буллен никогда не слышал такого сигнала. Огонь французских мушкетов постепенно стих, и сигнал раздался вновь. Один из солдат, охраняющих выходящее на запад окно, окликнул его и указал на француза, размахивающего белой тряпкой, привязанной к клинку сабли.

- Прекратить огонь! – приказал Буллен, выглянул осторожно в дверной проём и увидел высокого человека в синем мундире, белых брюках и кавалерийских сапогах, идущего по тропе.

Лейтенант решил, что солдатам не следует слышать содержание разговора и вышел наружу, сняв кивер. Это получилось как-то само собой, ведь белой ткани у него не было, а так он словно показывал готовность к переговорам.

Он встретился с французом в двадцати шагах от порога фермы. Француз поклонился, сняв треуголку, потом снова водрузил её на голову и сдёрнул с сабли носовой платок.

- Капитан Жюль Дерен, – представился он на безупречном французском языке. – Имею честь быть адъютантом генерала Саррю.- он сунул платок в карман и с силой бросил саблю в ножны, грозно щёлкнув эфесом о металлическую окантовку.

- Лейтенант Джек Буллен.

Дерен выждал паузу и спросил:

- Какого полка лейтенант?

- Южного Эссекского, – ответил Буллен.

- А-а… - в интонации Дерена изящно подразумевалось, что он о таком никогда не слышал. – Мой генерал приветствует вашу храбрость, лейтенант, но хочет, чтобы вы осознали, что дальнейшие ваши попытки сопротивляться равносильны самоубийству. Возможно, вам больше понравится перспектива сдаться?

- Нет, сэр, – инстинктивно ответил Буллен, который был не готов так легко сдаться.

- Я преклоняюсь перед вашей отвагой, – заявил Дерен, вытащил из кармана часы, щёлкнул крышечкой и продолжил. – Через пять минут, лейтенант, на мосту появится наша пушка.

Но на мосту клубился туман и толпились вольтижёры, так что Буллен не мог быть уверен, что француз говорит правду.

- Три-четыре выстрела убедят вас в том, что лучше смириться с неизбежным, – продолжил Дерен. – Но если вы сдадитесь до этого, то, несомненно, останетесь живы. Если же вы вынудите меня использовать орудие, то я не стану предлагать вам снова шанс капитулировать и не буду нести ответственность за поведение моих людей.

- В моей армии офицеры отвечают за поступки солдат, – ответил Буллен.

- Я ежедневно благодарю Господа за то, что не служу в вашей армии, – спокойно отпарировал Дерен, снова снял треуголку и поклонился. – Пять минут, лейтенант. Желаю вам удачного дня.

Парламентёр удалился. На тропе маячило великое множество вольтижёров и егерей, но хуже всего было то, что Буллен видел их и с обоих сторон дома. Если ферма и в самом деле стояла на островке среди болота, то остров можно считать захваченным французами. Он надел кивер и двинулся к дому, чувствуя спиной взгляды французских солдат.

- Что они хотят, лейтенант? – спросил португальский офицер.

- Чтобы мы сдались, сэр.

- И каков был ваш ответ?

- Нет, - сказал Буллен, и услышал ропот солдат вокруг, хотя непонятно было, согласны ли они с ним, или недовольны.

- Меня зовут майор Феррейра, – заявил португальский офицер, отведя Буллена к печи, чтобы поговорить с глазу на глаз. – Я служу при португальском штабе. Очень важно, лейтенант, чтобы я добрался до расположения наших войск. Я хочу, чтобы вы – понимаю, для вас это нелегко, но вы должны это сделать! – чтобы вы пошли на сделку с французами. Скажите, что вы капитулируете, – он поднял руку, предупреждая протестующий возглас Буллена. – Но предупредите, что с вами пятеро гражданских лиц, и вы сдадитесь на условии, что гражданских отпустят.

- Пятеро гражданских лиц? – Буллену удалось вставить вопрос в проникновенный монолог майора.

Я притворюсь одним из них, – отмахнулся от него Феррейра. – Вы сдадитесь, как только мы покинем окружённый дом, и, уверяю вас, лорд Веллингтон узнает о том, какую жертву вы принесли на алтарь победы. Я не сомневаюсь, что вас очень быстро обменяют.

- Мои люди не сдадутся, – решительно заявил Буллен.

Феррейра улыбнулся:

- Я приказываю вам, лейтенант.

Он снял мундир, очевидно, решив, что без него никто не признает в нём военного. Один из португальцев, громила со зверским выражением лица, подошёл поближе, чтобы своими габаритами добавить убедительности распоряжению майора. Позади него сгрудились остальные португальцы с оружием и тяжёлыми сумками.

- Я узнаю вас! – внезапно воскликнул Слингсби, пьяненько подмигнув Феррагусу. – Это вас ударил Шарп!

- А вы кто? – холодно спросил Феррейра.

- Я здесь командую, – заявил Слингсби и попытался приветственно отсалютовать саблей, но преуспел лишь в том, что рубанул массивную дубовую каминную доску. – Я – капитан Слингсби.

- Пока капитан Слингсби не выздоровеет, командую я, – смущённо сказал Буллен, которому было стыдно признаться иностранцу, что его командир пьян.

- Тогда ступайте, лейтенант, – указал ему Феррейра на дверь.

- Делайте, как он говорит, – сказал Слингсби, хотя, говоря по правде, не понимал, о чём идёт речь.

- Лучше так и сделать, сэр, – пробормотал сержант Рид, который вовсе не был трусом, но считал, что оставаться здесь – верная смерть. – Лягушатники о нас позаботятся.

- Вы не можете мне приказывать, – возразил майору Буллен.

Майор удержал громилу, который зарычал и рванулся к лейтенанту.

- Это верно, – заметил он. – Но если вы не сдадитесь, лейтенант, и нас захватят в плен, то, в конце концов, нас обменяют. В этом случае у меня будет, что сказать вашему лорду Веллингтону, и это не улучшит вашу дальнейшую карьеру, – он сделал паузу, чтобы дать Джеку возможность осознать смысл своих слов, а потом, понизив голос, добавил. – Это очень важно, лейтенант.

- Важно! – эхом вторил ему Слингсби.

- Клянусь честью, я должен добраться до лорда Веллингтона, – торжественно заявил Феррейра. – Я прошу вас согласиться на эту жертву, лейтенант, и знайте, что поступая так, вы поступаете на благо своей родине.

- Боже, храни Короля! – добавил Слингсби.

- Клянётесь честью? – переспросил Буллен.

- Честью христианина, – проникновенно ответил майор.

Буллен повернулся к двери. Стрелковая рота собиралась сдаваться.

Полковник Лоуфорд смотрел на расстилающуюся внизу долину. Под лучами солнца туман быстро испарялся, и перед ним открывалось огромное пространство, усеянное французскими стрелками. Сотнями стрелков, рассредоточенных так, что огонь британских и португальских пушек имел крайне незначительный эффект – если вообще какой-нибудь эффект был. Снаряды рвались, шрапнель расцветала в воздухе клубами чёрного дыма, но убитых французов Лоуфорд не видел. И, к тому же, он не видел свою стрелковую роту.

- Проклятье, – спокойно сказал полковник, наклонился к установленной на треноге подзорной трубе и всмотрелся в развалины сарая, ещё затянутые клочьями тумана.

Вокруг его обрушившихся стен мелькали фигуры, но он был почти уверен, что на них были не красные и не зелёные мундиры.

- Проклятье! – повторил он.

- Что, чёрт побери, делают эти придурочные мерзавцы? Доброе утро, Лоуфорд. Проклятье, чёртовы ублюдки соображают, что творят?! – генерал Пиктон в потёртом чёрном сюртуке взобрался по ступенькам и хмуро воззрился сверху на врага. - Чертовски глупый маневр, независимо от того, какова его цель, – заявил он.

На его голове красовался всё тот же ночной колпак с кисточкой, что и во время сражения при Буссако. За генералом, запыхавшись, спешили адъютанты. Рядом оглушительно стреляли, окутывая всё вокруг пороховым дымом, двенадцатифунтовые пушки.

- Прекратите свою треклятую пальбу! – проревел Пиктон. – Так что, чёрт возьми они творят, а, Лоуфорд?!

- Выслали бригаду стрелков, сэр, – ответил Лоуфорд.

Ответ, понятное дело, ясности не вносил, но большего он сказать не мог.

- Выслали стрелков? – переспросил Пиктон. – И всё? Только, чёрт возьми, прогуляться, не так ли?

Из долины доносился непрерывный треск мушкетных выстрелов. По прикидкам, перестрелка шла в районе брошенной фермы, окутанной клубящимся над заболоченной низиной туманом. По мере того, как с отливом вода постепенно сходила, становилось видно русло ручья, окружающего ферму. Очевидно, там что-то происходило, потому что триста или даже четыреста французских стрелков, вместо того, чтобы продвигаться к британским позициям, пересекали мостик в том направлении. Отсюда видны были только крыши построек, но вольтижёры вели по ним плотный огонь.

- Они там, – заявил майор Лерой, пристроив на парапете свою подзорную трубу и вглядываясь в клочья тумана. – Они должны быть на ферме, сэр.

- Кто на ферме? – требовательно вопросил Пиктон. – Что за ферма? О чём вы, дьявол вас побери, говорите?

Этого вопроса Лоуфорд боялся, но у него не оставалось никакого выбора, кроме как признаться.

- Я выставил свою стрелковую роту в пикет, сэр, – сказал он.

- Что-что вы сделали? – спросил Пиктон грозно.

- Они были в сарае, – пояснил Лоуфорд, указывая на развалины.

Вряд ли стоило объяснять генералу, что он сделал это, чтобы дать своему шурину возможность поупражняться в командовании ротой, и что даже Слингсби должно было хватить ума отступить в тот момент, когда он столкнулся со столь превосходящими силами противника.

- Пикет был только в сарае? – переспросил Пиктон.

- Им было приказано патрулировать, – ответил на это Лоуфорд.

- Чёрт побери, парень! – взорвался Пиктон. – Чёрт побери! Один пикет на таком большом пространстве – всё равно, что муха какнула! Здесь нужна цепь постов, парень. Понятно?! Один чёртов пикет! Проклятые французы их мигом окружили. Верно? Лучше б вы приказали, чтобы бедняги выстроились в шеренгу и по очереди выстрелили себе в висок. Проще и быстрее. Так где они сейчас, дьявольщина?

- В той ферме, – Лерой указал направление, и именно в этот момент ветер сдул клок тумана, демонстрируя западный фасад дома, из окон которого струями клубился пороховой дым мушкетных выстрелов.

- Господи Боже клятый Христос! – проворчал Пиктон. – Вы же не хотите потерять их, верно, Лоуфорд? В армии Его величества не принято вот так разбрасываться целыми ротами! От этого за милю воняет небрежностью! Я думаю, их нужно спасти, – последние слова были произнесены с подчёркнутым уэльским акцентом и презрительным тоном.

- Мой батальон готов, – сказал Лоуфорд, стараясь сохранить остатки достоинства.

- То, что от него осталось, вы имеете ввиду, – заметил язвительно Пиктон. – И у нас есть португальцы, верно? – он обернулся к адъютанту.

- Оба батальона готовы, сэр, – доложил адъютант.

- Тогда идите, чёрт возьми, – приказал Пиктон. – Вытащите их, Лоуфорд.

Лоуфорд и остальные офицеры Южного Эссекского поспешили вниз по ступенькам. Пороховой дым, смешавшись с рассеивающимся туманом, скрыл от глаз ферму. Пиктон покачал головой.

- Слишком поздно, – заметил он, обращаясь к адъютанту. – Слишком поздно. Бедняги попадутся в силки, прежде, чем Лоуфорд доберётся до них, но мы ничего не можем сделать, верно? Мы ничего не можем сделать… - он резко повернулся к артиллеристам. – Какого чёрта вы стоите, как шлюхи у ворот барака? Дайте огня тем ублюдкам. – и указал на угрожающе смыкающихся вокруг фермы стрелков. – Прибейте паразитов!

Орудие перенацелили. После выстрела пушка отскочила назад, плюнула дымом в долину, а снаряд понёсся вдаль, чертя по небу след от тлеющего фитиля. Пиктон нахмурился.

- Чёртов пикет в сарае… - пробормотал он себе под нос. – Это же надо быть такими идиотами… С уэльским полком такого бы не случилось. Вот что нам нужно – побольше уэльских полков. Я бы очистил от лягушатников всю чёртову Европу, если бы имел побольше уэльских полков… А вместо этого должен спасать проклятых англичан. Бог его знает, почему Господь создал этих чёртовых иностранцев?

- Чай, сэр, – адъютант подал генералу большую оловянную кружку, которая, наконец, заставила его примолкнуть.

Орудие снова выстрелило.

Пробравшись через болото, Шарп достиг взгорка, на котором была расположена ферма. Он ожидал, что его встретят выстрелами, но братья Феррейра, казалось, не ожидали его появления, и, выглянув из-за угла коровника, Шарп понял, почему: толпа французских вольтижёров осадила с другой стороны фермерский дом. Французы пока их не заметили, стараясь под прикрытием дворовых построек окружить здание.

- Кто с кем дерется? – спросил Харпер, присоединившись к Шарпу.

- Бог его знает, – Шарп прислушался и ему показалось, что из дома бьют винтовки. – Это точно винтовки, Пат?

- Они самые, сэр.

- Тогда там свои, – заявил Шарп и высунулся из-за угла коровника.

Из окна дома моментально огрызнулись мушкеты, и пули ударили в каменные стены и деревянные стойла. Он присел, укрывшись за сбитой из досок дверцей стойла фута четыре высотой. Задняя, каменная стена коровника выходила к болоту, а стойла открывались во двор. Мушкеты продолжали стрелять из дома, пули свистели над головой и стучали по каменной кладке.

- Возможно, там португальцы, – крикнул он Харперу, ведь, на самом деле, если Феррейра обнаружил в доме португальский пикет, он мог бы убедить их стрелять в Шарпа. – Оставайтесь на месте, Пат!

- Не могу, сэр! Чёртовы «граппо» совсем близко.

- Ждите, – скомандовал Шарп, вскочил позади дверцы и прицелился в окно из винтовки.

Окно немедленно заволокло дымом мушкетных выстрелов.

- Сейчас! – крикнул Шарп, и Харпер, Висенте, Сара и Джоана выскочили из-за угла и оказались рядом с ним в стойле, пол и стены которого были покрыты коркой окаменевшего застарелого навоза.

- Назовите себя! – прокричал Шарп тем, кто засел в доме, но его голос потерялся за непрекращающимся треском выстрелов и грохотом пуль о стены, отражающихся эхом во дворе, и если из дома ему кто-то и ответил, он не расслышал.

Зато на дальнем конце двора между построек появились два француза, и Харпер подстрелил одного, а второй успел быстро упасть наземь, и пуля, выпущенная Висенте, лишь брызнула в него каменным крошевом со стены. Подстреленный Харпером вольтижёр отполз. Шарп прицелился в пространство между постройками, в любую секунду ожидая появления новых врагов.

- Нужно как-то пробраться внутрь, – сказал он.

Ему показалось, что в окне мелькнул красный мундир. Вольтижёры во дворе больше не появлялись, и Шарп подумал, что французы, возможно, ещё не обнаружили их убежища, но это, разумеется, лишь вопрос времени.

- Следи за чёртовыми лягушатниками, – сказал он Харперу. – А я попробую пробежать через двор, словно меня черти вилами в зад колют. Думаю, в доме есть красномундирники, так что мне бы только добраться до этих придурков.

Шарп дрожал от нервного напряжения, пытаясь заставить себя перебежать через прошиваемый пулями двор, но в этот момент раздался сигнал горна. Он повторился три раза, французы загомонили между собой. Некоторые голоса раздавались совсем рядом. Перестрелка постепенно стихла, и только артиллерия гулко бухала на холмах, да снаряды рвались в долине.

Шарп подождал. Никто не двигался, ни один мушкет не стрелял. Он перелез через невысокую стенку в соседнее стойло, но в него никто не выстрелил. И никого не было видно. Он осторожно выпрямился во весь рост, не сводя глаз с дома, но те, кто раньше сторожили у окна, прошли, видимо, вглубь дома. Его спутники, перепрыгнув загородку, последовали за ним, – и опять никто не стрелял.

- Сэр! – окликнул его Харпер.

Обернувшись, Шарп увидел, что на другом конце двора из-за навеса за ними наблюдает француз, но не целится из мушкета, а почему-то машет им рукой. Значит, сигналы горна возвещали о перемирии. Рядом с солдатом появился офицер и жестом приказал Шарпу и его спутникам оставаться в коровнике. Шарп изобразил ему в ответ комбинацию из трёх пальцев и перебежал к соседнему строению, которое оказалось маслодельней. Открыв пинком дверь, он увидел внутри двух французов, которые, обернувшись к нему, схватились было за мушкеты, но замерли, увидев нацеленную на них винтовку.

- Даже, чёрт побери, не думайте, – заявил им Шарп.

Пройдя по вымощенному плитками полу, он отворил дверь на другом конце маслодельни, от которой до дома было рукой подать. Висенте, Харпер и женщины последовали за ним в маслодельню, и Сара о чём-то поговорила с французами, которые теперь выглядели насмерть перепуганными.

- Им приказано не открывать огонь до сигнала горна, – сообщила она Шарпу.

- Передайте, что ещё лучше, если они, проклятье, вообще стрелять не будут, – посоветовал Шарп.

Через приоткрытую дверь он высматривал, сколько вольтижёров между маслодельней и домом. Вблизи не было никого, зато за углом, подальше целая куча. Один из них, обернувшись, увидел выглядывавшего из двери Шарпа и решил, вероятно, что это один из своих, потому что просто зевнул и отвернулся. Присев на траву, вольтижёры выжидали. Двое даже прилегли, и один надвинул на глаза кивер, словно пытался вздремнуть, раз уж выдалась спокойная минутка. Офицера видно не было, хотя Шарп понимал, что он где-то рядом.

Шарп притворил дверь. Кто же, чёрт возьми, прячется в доме? Если британцы, то всё в порядке, а если португальцы, то братья Феррейра их точно пристрелят. Но, оставшись здесь, они будут или убиты, или взяты в плен, когда закончится перемирие.

- Мы заходим в дом, – сказал он своим спутникам. – За углом компания лягушатников. Не обращайте на них внимания. Не поднимайте оружие, не смотрите на них и идите так, словно имеете на это полное право.

Он в последний раз выглянул, но в окне фермы никто не маячил, вольтижёры болтали между собой или отдыхали. Оставалось только пересечь двор. Всего десяток шагов.

- Давайте сделаем это, – сказал Шарп.

Потом, анализируя то, что произошло, Шарп считал, что французы просто растерялись. Высокопоставленные офицеры, уполномоченные принимать решения относительно солдат противника, нарушающих условия перемирия, находились у западного фасада дома, а те, кто увидел троих мужчин и двух женщин, появившихся из маслодельни и пересекающих двор по направлению к чёрному ходу, просто оторопели от неожиданности. А когда опомнились – было уже поздно. Один, правда, открыл было рот, но Шарп улыбнулся ему:

- Хороший денёк, а? Наконец хоть обсушимся немного.

Пропустив своих товарищей вперёд, Шарп вошёл последним и увидел, что в доме британские солдаты.

- И кто, чёрт возьми, пытался нас пристрелить? – громко спросил он.

Вместо ответа изумлённый Перкинс без слов показал пальцем на майора Феррейру. Не останавливаясь, Шарп в пару шагов пересёк комнату и ударил майора по голове прикладом. Майор рухнул, как подкошенный. Феррагус рванулся было вперёд, но Харпер ткнул ему в лицо дуло своей винтовки.

- Только попробуй, сделай милость, – сказал он ласково.

Солдаты и в красных, и в зелёных мундирах смотрели на Шарпа, вытаращив глаза. Лейтенант Буллен, застывший в дверях, выглядел так, словно увидел призрака.

- Вы, чёртова банда! Вы все, дьявол вас задери, - вы пытались пристрелить меня. Чертовски паршиво стреляете, должен вам сказать. Ни одна пуля даже близко не просвистела. Мистер Буллен, не так ли?

- Да, сэр.

- И куда же вы направились, мистер Буллен? – не дожидаясь ответа, Шарп продолжил. – Сержант Хакфилд! Разоружите гражданских. А если вон тот большой ублюдок попробует сопротивляться, пристрелите его.

- Пристрелить его, сэр? – удивился Хакфилд.

- Вы оглохли, чёрт вас возьми? Пристрелите его! Если он только дёрнется – стреляйте, – Шарп обернулся к Буллену. – Вы согласны, лейтенант?

Буллен выглядел растерянным:

- Мы собирались сдаваться, сэр. Так приказал майор Феррейра. Я знаю, что не он здесь распоряжается, но он так сказал, и… - лейтенант смущённо замолчал, стыдясь заявить, что Слингсби советовал капитулировать, да и перекладывать ответственность на другого не хотелось. – Я сожалею, сэр, – добавил он с несчастным видом. – Это было моё решение. Француз сказал, что у них есть пушка.

- Мерзавец обманул вас, – заявил Шарп. – Нет у них никакой пушки. Чтобы протащить её по такой грязи, понадобилось бы двадцать лошадей. Он запугивал вас, потому что знал: в этом доме мы все можем умереть только от старости. Харви, Кирби, Баттен, Петерс – закройте переднюю дверь и сложите позади неё все ранцы.

- Чёрный ход тоже, сэр? – спросил стрелок Слеттер.

- Нет Слэтс, оставь открытым, он нам понадобится. – Шарп бросил быстрый взгляд в одно из окон, выходящих на запад, и увидел, что оно так высоко от земли, что ни один француз не запрыгнет через подоконник. – Мистер Буллен! Вы прикрываете эту сторону, но вам понадобится только четыре человека. В эти окна они не пройдут. Наверху есть красномундирники?

- Да, сэр.

- Направьте их сюда. Там останутся только стрелки. Картер, Пендлтон, Слеттер, Симс, отправляйтесь наверх и сделайте рожи повеселее. Мистер Висенте, плечо не помешает вам подняться наверх?

- Я справлюсь, – ответил Висенте.

- Захватите свою винтовку и позаботьтесь там о ребятах. – Шарп повернулся к Буллену. – Пусть ваши четверо парней стреляют в ублюдков из окон. Не цельтесь, только стреляйте. Все остальные красномундирники обороняют чёрный ход. Мисс Фрай?

- Мистер Шарп?

- Ваш мушкет заряжен? Очень хорошо. Нацельте его на Феррагуса и, если он хотя бы пошевельнётся, стреляйте. Если вздохнёт поглубже – тоже. Перкинс, останешься с леди. Все остальные – тоже пленные, слышите, Сара? Прикажите им сесть и положить руки на затылок. Если кто-нибудь снимет руки – убейте его.

Шарп подошёл к португальцам, пнул сваленные на пол сумки и услышал звон монет.

- Похоже, там ваше приданое, мисс Фрай?

- Кажется, пять минут прошли, сэр, - предположил Буллен, у которого не было часов.

- Столько они дали вам на размышления? Тогда смотрите в оба, мистер Буллен. Вы отвечаете за фасад.

- Там буду командовать я! – внезапно заявил сидевший у печи и до того молчавший Слингсби. – И вообще…Я здесь командую, – поправился он.

- У вас есть пистолет? – требовательным тоном спросил Шарп.

Слингсби очень удивился подобному вопросу, но утвердительно кивнул.

- Дайте сюда, – Шарп взял пистолет, открыл затвор и сдул порох.

Теперь он не выстрелит. Самое последнее, что сейчас нужно – это пьяный с заряженным оружием. Шарп вложил пистолет в руку Слингсби и снова усадил его у очага:

- Ваша задача, мистер Слингсби, охранять дымоход, чтобы французы не спустились по нему.

- Да, сэр! – отозвался Слингсби.

Шарп подошёл к окну, выходящему на двор. Оно было маленьким, но пролезть в него было вполне можно, и потому пришлось поставить возле него пятерых солдат.

- Стреляете в любого мерзавца, который попытается влезть сюда, а если кончатся патроны – колите штыками, – проинструктировал он их.

Шарп понимал, что за те несколько минут, что длилось перемирие, французы перегруппировались, но, так как пушки у них нет – в этом-то он был уверен! – всё, что они могли сделать, так это подготовиться к штурму. По его прикидкам, основной удар придётся с тыла, через выходящее во двор окно и чёрный ход, который он предусмотрительно оставил открытым. Перед дверью Шарп построил восемнадцать солдат в три шеренги: первая на коленях, две другие – в полный рост. Последним поводом для беспокойства были Феррагус и его компания. Шарп ткнул винтовкой в сторону громилы:

- От вас одни неприятности, и если не будете сидеть смирно, я позволю своим парням попрактиковаться на вас в работе штыками, – он поднялся на пару ступенек по лестнице и крикнул. – Мистер Висенте! Ваши парни стреляют без команды, по готовности и точно в цель! Взбодрите ублюдков. Те, кто внизу – ждут приказа.

Феррейра пошевелился и попытался встать на четвереньки. Шарп снова ударил его прикладом. В этот момент Харрис крикнул сверху, что французы пошли в атаку; винтовки ударили с крыши, в ответ послышался дружный клич и мощный залп из сотен французских мушкетов. Пули градом застучали в западную стену, влетая в открытые окна и вонзаясь в потолочные балки. Со двора тоже раздался клич, и Шарп, выглянув из окна, увидел, что из-за коровника и сараев появились французы и ринулись через двор к дому.

- Ждите! – крикнул он. – Ждите!

Французы громко завопили, воодушевлённые тем, что по ним не стреляли, дали залп и ринулись к открытой двери чёрного хода. Шарп крикнул:

- Первая шеренга! Огонь!

Грохот выстрелов, отразившись от стен комнаты, был оглушительным, и каждая из шести пуль с трёх шагов попала точно в цель. Передняя шеренга немедленно рассыпалась в стороны, чтобы перезарядить мушкеты, а вторая шеренга опустилась на колени.

- Вторая шеренга! Огонь!

Ещё шесть пуль нашли цель.

- Третья шеренга! Огонь!

Харпер выступил вперёд с семистволкой, но Шарп оттолкнул его.

- Поберегите заряд, Пат, – сказал он и выглянул в дверь.

Ступеньки был завалены убитыми и умирающими французами. Отважный офицер побуждал солдат прорываться по трупам, но Шарп, вскинув винтовку, выстрелил ему в голову и укрылся за косяком двери от беспорядочного залпа, ударившего в опустевший дверной проём. Один из трупов почти во всю длину растянулся внутри дома, и Шарп вытолкнул его наружу и закрыл дверь. Она сразу же задрожала от пуль, вонзающихся в тяжёлые доски. Шарп вытащил из ножен палаш и подошёл к окну, где трое французов вцепились в штыки, пытаясь выдернуть из рук солдат разряженные мушкеты. Шарп ударил палашом, почти отрубив одному руку, французы шарахнулись от окна, но их место заняли другие. Харпер встретил их салютом из залпового ружья. Как всегда, это произвело ошеломляющий эффект на противника, и окно мгновенно очистилось от нападавших. Шарп приказал, чтобы пятеро солдат стреляли через него наискось в вольтижёров, которые пытались освободить от трупов подходы к двери чёрного хода.

Залп объявил о начале второй атаки с западного фасада. Вольтижёры ломились в парадную дверь; груда ранцев, сваленная перед ней, подпрыгивала. Шарп приказал тем, кто оборонял чёрный ход, перейти к западным окнам. Каждый быстро стрелял через окно и нырял под подоконник с глаз долой. Видимо, сообразив, что штурмовать дом им не по зубам, французы вдруг отступили разом, очистив пространство перед западным фасадом, но с востока постройки вокруг двора предоставили им укрытие, и они продолжали обстрел. Шарп перезарядил винтовку и стал на колени перед выходящим во двор окошком. Один из вольтижёров рухнул навзничь, сражённый выстрелом с чердака. Ещё одного подстрелил Шарп, и вольтижёры укрылись в дворовых постройках, не в силах устоять под плотным огнём винтовок.

- Прекратить огонь! – крикнул Шарп. – Хорошая работа. Прогнали мерзавцев. Перезарядить. Проверить кремни.

На время стало потише, хотя с холмов стреляли пушки, и по грохоту шрапнели по крыше Шарп понял, что артиллерия фортов бьёт по вольтижёрам, скучившимся вокруг фермы. Стрелки всё ещё стреляли с чердака. Они не торопились, и это было хорошо: значит, Висенте присматривает, чтобы каждый тщательно прицелился, прежде, чем нажимать спусковой крючок. Шарп бросил взгляд на пленников. Ему вскоре могли понадобиться и винтовка Перкинса, и мушкеты Джоаны и Сары.

- Сержант Харпер!

- Сэр?

- Свяжите этих ублюдков – и руки, и ноги. Используйте ремни мушкетов.

Помогать Харперу вызвалось несколько солдат. Пока его связывали, Феррагус злобно буравил Шарпа взглядом, но не сопротивлялся. Майору руки связал лично Шарп. Встав на четвереньки, Слингсби копался среди сваленных у передней двери и, отыскав свою сумку с запасной флягой, вернулся к очагу и немедленно подкрепился ромом.

- Несчастный ублюдок, – пробормотал Шарп, удивляясь, что чувствует к Слингсби нечто вроде жалости. – Сколько он не просыхает?

- От самой Коимбры. – вздохнул Буллен. – Почти постоянно.

- Я видел его пьяным только однажды.

- Думаю, он боялся вас, сэр.

- Меня? – удивился Шарп.

Он подошёл к Слингсби, опустился на колено перед ним и всмотрелся в его лицо.

- Я сожалею, лейтенант, – сказал он. – Сожалею, что нагрубил вам. – Слингсби моргнул и на его физиономии отразилось замешательство и удивление. – Вы слышите меня? – спросил Шарп настойчиво.

- Очень мило с вашей стороны, Шарп, – отозвался Слингсби и отхлебнул ещё рому.

- Итак, мистер Буллен, надеюсь, вы слышали? Я извинился.

Буллен ухмыльнулся и открыл рот, чтобы ответить, но винтовки снова ударили с крыши, и Шарп повернулся к окнам:

- Внимание!

Французы снова штурмовали со двора, но теперь их тактика изменилась: множество вольтижёров стреляло по выходящему на двор окну, а под их прикрытием несколько человек растащили от двери трупы, чтобы расчистить путь штурмовой группе. Но они сделали ошибку, дав предварительно залп, потому что, пока они заряжали, Шарп быстро распахнул дверь, и по приказу Харпера друг за другом выстрелили первая, вторая и третья шеренги. У ступенек вновь образовалась груда тел. Однако французы продолжали атаковать, карабкаясь по трупам. Над ухом Шарпа грохнул мушкет – это Сара выстрелила в атакующих. Французы всё прибывали и прибывали. Харпер приказал первой шеренге, уже успевшей перезарядить, дать следующий залп, но один выжил и ворвался в дверь, где Шарп встретил его ударом палаша.

- Вторая шеренга! – крикнул Харпер. – Огонь!

Шарп провернул клинок, выдернул его из живота умирающего француза, рывком втащил его тело внутрь и захлопнул дверь. Глядя, как солдаты перезаряжают мушкеты, Сара старалась не отставать от них. Дверь содрогалась от попавших в неё пуль, с каждым ударом из крепких досок летела мелкая труха, но ворваться внутрь больше никто не пытался. Стихли и выстрелы по окну, которые не давали к нему приблизиться. Разочарованные неудачей французы отступили к боковым сторонам дома, где их не достигал огонь винтовок.

- Мы побеждаем, – заявил Шарп, и в ответ увидел улыбки на покрытых пороховой гарью лицах солдат.

И это была почти правда.

Двое адъютантов генерала Саррю вернулись из разведки, и, если рассуждать здраво, их храбрость увенчала все утренние хлопоты. Офицеры верхом на хороших лошадях под артиллерийским обстрелом проскакали в лощину, огибающую форт «объект №119». Осколки снарядов, пули, выпущенные из винтовок и даже мушкетов, свистели вокруг них, когда они пронеслись между холмами, но, только выполнив задание, наездники развернулись и, взрывая копытами лошадей торф, помчались назад. Совсем близко сзади взорвался снаряд, из бедра одной из лошадей струей хлынула кровь, но оба жизнерадостных офицера благополучно доскакали до передней линии рассыпавшихся в долине стрелков, переправились через речей и остановились возле генерала.

- Долина заблокировала, мсье, – доложил один. – Там деревья, кустарники, палисады. Прохода нет.

- И над всем этим – форт с артиллерийской батареей на случай прорыва в лощину, – добавил второй.

Саррю выругался. Его работа была сделана. Он мог передать генералу Реньеру, который, в свою очередь, доложит генералу Массена, что ни одна из пушек – не обманка, что лощина, которая казалась столь заманчивым местом для прорыва через оборонительные линии противника, оказалась неотъемлемой частью этих самых линий. Ему оставалось приказать горнистам протрубить сигнал к отступлению, и стрелки уйдут на свои позиции, пороховой дым рассеется, и утро снова станет ясным и тихим, но следом за его адъютантами из лощины появились португальские cazadores в коричневых мундирах. Они словно предлагали померяться силами, а ведь ни один французский генерал не станет маршалом, если будет отказываться от подобных предложений.

- Как они выходят из-за своих укреплений? – спросил Саррю, указывая на португальских стрелков.

- По узкой тропе на задней стороне холма, мсье, – ответил тот из адъютантов, который оказался более наблюдательным. – Она защищена воротами и редутами.

Саррю опять выругался. Значит, ему не удастся захватить форт тем же путём, каким на него поднимается противник, но будь он проклят, если отступит, когда враг напрашивается на сражение! Самое меньшее, что он мог сделать – так это расквасить им носы.

- Врежьте им, как следует, – приказал генерал. – И что, чёрт возьми, случилось с тем пикетом?

- Отступили и заняли оборону, – ответил один из адъютантов.

- Где?

Помощник указал на ферму, окутанную пороховым дымом так густо, что, хотя туман повсюду растаял под лучами солнца, она казалось, тонула в его клубах.

- Выковырните их оттуда! – рявкнул Саррю.

Вызывавшая у него ранее ухмылку идея захватить в плен обычный пикет теперь казалась заманчивой. Он вывел в долину четыре лучших пехотных батальона и не мог вернуться назад ни с чем. Даже несколько пленных можно было считать своего рода трофеем.

- В сарае нашли какую-нибудь, чёрт её дери, еду? – спросил генерал.

Адъютант протянул ему кусок британского сухаря, дважды испечённого, твёрдого, как пушечное ядро. Саррю с презрением отвернулся, дал шпоры своей лошади и, переправившись через ручей, поскакал мимо сарая на луг, где обнаружил новые неприятности: португальцы были вовсе не разбиты, напротив, они оттесняли его егерей и вольтижёров. Их было два батальона против четырёх, и они побеждали. По характерному треску выстрелов Саррю опознал винтовки и догадался, что склонило чашу весов на сторону португальцев. Какого черта император утверждает, что винтовки бесполезны? Эти «бесполезные» штуки отлично противостоят мушкетам. Да, мушкет хорош, когда перед тобой вражеский строй, зато винтовка может снять блоху со спины шлюхи на расстоянии в сто метров.

- Просите генерала Реньера выпустить конницу, – приказал он адъютанта. – Пусть сметут этих ублюдков.

То, что начиналось как разведка, превратилось в сражение.

Южный Эссекский вышел с востока от холма, на вершине которого расположился «объект № 119», то время как португальцы прибыли с его западной стороны, и теперь вход в лощину был полностью перекрыт. Британцы находились на правом фланге португальцев, слева от них - крутой склон холма и за полмили влево – португальские стрелки, перед ними – обширное пастбище, по краям которого в заболоченных берегах тёк ручей, а за ним виднелась осаждённая ферма. По рассеянным стрелковым линиям егерей и вольтижёров били британские и португальские пушки; то там, то тут взрывались клубами дыма снаряды.

- Просто безобразие! – заявил Лоуфорд.

Большинство офицеров Южного Эссекского не успели взять своих лошадей, но Лоуфорд был на Молнии и с высоты седла видел тропу, ведущую через мост к ферме. Он решил, что двинется именно этой дорогой.

- В две колонны поротно! – приказал полковник. – Четверть дистанции!

Судя по тому, что фермерский дом был окутан плотным пороховым дымом, в котором сверкали частые вспышки выстрелов, стрелковая рота отчаянно отбивалась.

- Хорошая работа, Корнелиус! – громко воскликнул он.

Возможно, Слингсби поступил неразумно, когда отступил к этому дому, а не к холмам, но, по крайней мере, он храбро сражался.

- Вперёд, майор! – приказал полковник Форресту.

Каждая рота Южного Эссекского была построена в четыре шеренги, а полк - по две роты в ряд в ширину и четыре в глубину. Девятая рота двигалась отдельно в арьергарде. Генералу Пиктону, наблюдавшему за маневрами с холма, это показалось больше смахивающим на французскую колонну, чем британское воинское формирование, но благодаря такому построению полк шёл плотным строем, пересекая пастбище по диагонали, между болотом справа и холмами слева.

- По мере необходимости мы развернёмся в линию, сметём лягушатников с тропы, захватим мост, – Лоуфорд пояснил свой план Форресту. – Потом пошлём три роты на ферму. Их можете повести вы. Отгоните чёртовых лягушатников, освободите парней Корнелиуса, вернётесь назад, и мы пойдём обедать. Думаю, можно было бы доесть ту наперченную ветчину. Она весьма неплоха, верно?

- Очень хороша.

- И ещё варёные яйца, – добавил Лоуфорд.

- А у вас от них не бывает запора? – спросил Форрест.

- От яиц? Запор? Да никогда! Я их ем каждый день, а мой отец клятвенно утверждал, что варёные яйца способствуют правильному пищеварению. Ага, вижу, негодяи заметили нас! – Лоуфорд направил Молнию в узкое пространство между ротами.

Замеченные им негодяи были егерями и вольтижёрами, обстреливавшими правый фланг португальцев, но, заметив приближение красномундирных, они обернулись лицом к новой угрозе. Их было слишком мало, чтобы остановить продвижение полка, но Лоуфорд пожалел, что у него нет своих стрелков, способных выйти вперёд и отогнать стрелков противника. Придётся пожертвовать несколькими солдатами, прежде чем полк подойдёт на расстояние, с которого можно ответить залпом и прекратить все эти французские шалости. Полковник выехал вперёд, чтобы солдаты видели, что он разделяет с ними опасность. Бросив взгляд на ферму, Лоуфорд обратил внимание, что там всё ещё идёт жестокий бой. В ста ярдах впереди в пламени и дыму взорвался снаряд. Мушкетная пуля на излёте свистнула над головой Лоуфорда и пробила жёлтый шёлк полкового знамени. Послышались сигналы горнов. Он привстал в стременах и увидел на другой стороне долины водопадом стекающие с холмов колонны всадников. Пока слишком далеко, чтобы о них беспокоиться.

- Направо! – крикнул полковник Форресту, который был с гренадёрской ротой на правом фланге, посылая его к мостику – Вперёд!

Солдат в передней шеренге споткнулся и упал, держась за бедро. Шеренги расступались, пропуская его, затем смыкались вновь.

- Кто-нибудь двое, помогите ему, мистер Коллинз! – приказал Лоуфорд тому из офицеров, кто оказался рядом.

Недопустимо бросать раненого, когда поблизости гуляет вражеская конница. «Слава Богу, нет французской артиллерии!» - подумал он.

Кавалеристы переправились через ручей, и Лоуфорд уже видел, как ярко сверкают их обнажённые сабли и палаши. Он отметил, что среди них были и зелёномундирные драгуны с их длинными прямыми палашами, гусары в голубых доломанах и одетые в зелёную форму егеря. До них было побольше мили. Всадники решительно направлялись к левому флангу португальцев, но, обернувшись, Лоуфорд заметил, что cazadores осознали грозящую им опасность и перестроились в два каре. Всадники это тоже заметили и отвернули на восток. Из-под копыт их лошадей комьями взлетала грязь. Теперь они неслись прямо на Южный Эссекский, вольтижёры немедленно убрались с их пути, но опасность была ещё далека, и Лоуфорд продолжал движение вперёд. Среди колонны всадников взорвались несколько снарядов; спасаясь от осколков, они рассыпались в стороны, и полковник не выдержал.

- Половина дистанции! – заорал он.

Роты раздвинулись в стороны. Между отдельными частями колонны появились просветы, словно приглашающие вражеских всадников проникнуть в них и растерзать полк изнутри.

- Продолжаем движение! – скомандовал Лоуфорд солдатам той роте, которая оказалась ближе всех к коннице и нервно оглядывалась в ту сторону. – Не обращайте на их внимания!

До французов оставалось меньше полумили. Они развернулись в линию поперёк долины, наперерез Южному Эссекскому, прямо в левый фланг. Теперь всё сводилось к тому, чтобы верно выбрать момент. Лоуфорд не хотел отдать приказ перестраиваться в каре слишком рано, чтобы кавалеристы успели отвернуть. Сколько их там? Триста? Полковнику казалось, что даже больше. Он уже слышал топот копыт по размякшей земле, видел их развевающиеся вымпелы. Кавалеристы перешли на галоп. Слишком рано, подумал Лоуфорд, земля вязкая, пока доскачут, лошади-то устанут. В передних рядах французов взорвался снаряд. Лошадь под драгуном рухнула, бешено лягаясь, разбрызгивая кровь, всадник упустил поводья и палаш. Вторая линия кавалеристов рассредоточилась, обтекая раненую лошадь, и Лоуфорд решил, что пришло его время.

- В каре!

Есть особая красота в оттренированных маневрах полка, когда видишь, как роты, идущие в арьергарде, отступают назад, те, что в центре, раздвигаются в стороны, авангард выжидает, а потом отдельные части соединяются, образуя новое построение. Три роты сформировали боковые стороны, две – северную; девятая рота замыкала строй с юга. Каре сомкнулось. Внешняя шеренга опустилась на одно колено.

- Примкнуть штыки!

Большинство кавалеристов отвернули в стороны, но по меньшей мере сотня продолжала скакать прямо на нацеленные на них мушкеты. Западная сторона каре, дав залп, окуталась дымом, заржали лошади. Когда дым рассеялся, Лоуфорд увидел удирающих кавалеристов и лошадей без всадников, а на земле осталось несколько тел. Оживились вольтижёры, которым каре давало огромный выбор целей. Жертвы их атак вытаскивались в центр построения. Единственным ответом стрелкам мог быть залповый огонь полуротами, и это помогало: каждый раз французы отступали, иногда оставляя за собой убитых и раненых, но, как волки, кружащие вокруг стада овец, они немедленно возвращались назад, а позади них маячили кавалеристы, ожидая, не откроется ли каре, дав им шанс для атаки. Лоуфорд осознал, что стоит перед дилеммой, оба варианта решения которой крайне рискованны. Лучшим способом избавиться от атак вольтижёров было развернуться в стрелковые шеренги и наступать, но это прямое приглашение для французской конницы. Кавалерия представляла большую опасность, и, следовательно, необходимо оставаться в закрытом строю, превратившись в лёгкие цели для французских мушкетов, которые прогрызали его каре: один выстрел – один раненый или убитый. Единственное, что могло помочь Лоуфорду – артиллерия, но снаряды падали с высоты на размякшую землю и зарывались в неё перед тем, как взорваться. В результате вся сила взрыва уходила в почву или фонтаном грязи в небо. Шрапнель оказалась более смертоносной, но кто-то из артиллеристов оставлял слишком длинные фитили… Лоуфорд начал сдвигать каре на север. Перемещаться в таком строю, сохраняя его замкнутость, трудно; к тому же приходится нести в его центре раненых. Полк останавливался каждые несколько секунд, чтобы дать залп по вольтижёрам. Лоуфорд догадался, что вражеские стрелки заманили его в ловушку, и кажущаяся поначалу лёгкой задача превратилась в невероятно сложную.

- Жаль, что у нас нет стрелков, – пробормотал Форрест.

Лоуфорд хотел было одёрнуть майора, но думал он о том же. Он знал, что было ошибкой отправлять стрелковую роту в дозор и воображать, что с ней там ничего не случится. Теперь вот его полк попал в переплёт. Всё ведь так хорошо начиналось: марш в сомкнутом строю, красивое – словно иллюстрация из инструкции по строевой подготовке – перестроение в каре, лёгкое отражение кавалерийской атаки… И вот теперь Южный Эссекский в самом центре долины, лишенный всякой поддержки, кроме артиллерийской, и всё больше вольтижёров, с почуявших запах крови, окружают его. Пока потерь было немного: пятеро убитых и с десяток раненых, - но это лишь потому, что французские стрелки выдерживали дистанцию, опасаясь его залпов. Но их мушкеты не умолкали, и чем ближе он продвигался к тропе, ведущей на ферму, тем больше удалялся от британских позиций. А с холмов – и Лоуфорд знал об этом! – за маневрами полка наблюдает Пиктон.

А полк-то окончательно застрял!

Спустившись по лестнице, Висенте сообщил, что им на выручку движется британский полк, но, ввиду угрозы вражеской кавалерии, он перестроился в каре. Выглянув в окно, Шарп узнал знамёна Южного Эссекского, но помочь им в их затруднительном положении сейчас было столь же невозможно, словно их разделяло не полмили, а добрая сотня миль.

После второй неудачной атаки французы попрятались среди дворовых построек, спасаясь от бьющих с крыши винтовок. Тропа, ведущая к ферме, раньше кишевшая вольтижёрами, опустела, потому что Шарп позвал двух стрелков со второго этажа, занял позицию с ними и ещё с Перкинсом у выходящих на тропу окон и устроил учебные стрельбы по вольтижёрам, поражая их на открытом пространстве с большого расстояния. Французы были вынуждены или отступить в непростреливаемый сектор с боковых сторон дома, или за мост, присоединившись к тем, кто атаковал каре.

- Что будем делать дальше, мистер Буллен? – спросил Шарп.

- А надо что-то делать, сэр? – удивился лейтенант.

Шарп усмехнулся:

- Вы привели сюда людей и заняли оборону, и это было правильно. Но, думаю, у вас была ещё и толковая идея как вывести их отсюда?

- Прорваться с боем, сэр?

- Обычно это и есть самая толковая идея, – ответил Шарп, быстро выглянул в окно и успел спрятаться, не дав французам выстрелить. – Французы долго не продержатся.

Буллен решил, что это совершенно невероятное утверждение, ведь куда ни кинь взгляд, долина кишела французами: пехотой и конницей, а помощь от красномундирного каре явно запаздывала. Но Шарп из тех же фактов сделал совершенно другой вывод:

- Пришло время отработать деньги, которые вам платит король, мистер Буллен.

- Какие деньги, сэр?

- Какие деньги? Вы – офицер и джентльмен, мистер Буллен. Наверняка, вы богач.

Кое-кто из солдат рассмеялся. Слингсби сидел у очага, привалившись к каменной кладке, и спал с открытым ртом; на его коленях лежала опустевшая фляга. Шарп снова выглянул в окно.

- Полк в беде, – сказал он. – Им нужна наша помощь. Им нужны винтовки, и мы должны спасти их, – нахмурившись, Шарп посмотрел на пленных, и некий план начал постепенно вырисовываться в его сознании. – Значит, майор Феррейра приказал вам сдаваться? – спросил он Буллена.

- Так точно, сэр. Я знаю, что он не имел права здесь приказывать, но…

- Я понял, – оборвал его Шарп, которого интересовали не оправдания Буллена, а то, почему Феррейра так захотел попасть в руки французов. – Он объяснил, почему вам нужно сдаваться?

- Я должен был заключить сделку с французами, сэр. Мы должны были сдаться, если они отпустят гражданских.

- Трусливый ублюдок. – процедил Шарп.

Дрожащий от страха Феррейра с синяком на пол-лица решился поднять на него глаза.

- Значит, хотели добраться до своих, верно? – продолжал Шарп.

Феррейра промолчал, но от него никто и не ждал ответа.

- Вы сможете это сделать. Я не о вас говорю, майор. Вы – человек военный, и находитесь под арестом. А вот ваш брат и его люди – им мы позволим уйти. Мисс Фрай, прикажите им встать.

Португальцы неловко поднялись с пола. Шарп, Перкинс и ещё несколько солдат целились в них из ружей, пока Харпер развязывал им руки и ноги. С помощью Сары Шарп объяснил, чего от них хочет:

- Выходите в эту дверь. Здесь нет французов. Сержант Рид, откройте переднюю дверь. Как только дверь будет открыта, пойдёте. Бегите, словно черти колют вас вилами в зад, прямо через болото, прямо к британскому каре.

- Французы застрелят их, как только они выйдут, – сказал Висенте, в глубине души всё ещё остающийся адвокатом.

- Я, чёрт возьми, сам пристрелю их, если они не выйдут, – заявил Шарп.

В этот момент на дворе снова вспыхнула перестрелка, но, очевидно, французы просто стреляли наугад. Из-за болота слышались повторяющиеся залпы Южного Эссекского, издалека доносился треск винтовок португальских стрелков.

Майор Феррейра что-то сказал своему брату по-португальски.

- Он сказал ему, что вы будете стрелять им в спину, когда они выйдут, – перевела Сара.

- Скажите им, что я этого не сделаю. И что они останутся жить, если поспешат.

- Дверь открыта, сэр, – доложил сержант Рид.

Шарп посмотрел на Висенте:

- Всех стрелков с чердака вниз.

У него появилась идея. Только бы французы не осмелели, когда сообразят, что над пробитыми в черепичной крыше дырками не вьётся больше пороховой дым…

- Сержант Харпер!

- Сэр?

- Постройте в ряд шесть стрелков и шесть красномундирников, которые соответствуют друг другу по комплекции, и проследите, чтобы они обменялись мундирами.

- Обменялись мундирами, сэр?

- Вы меня слышали. И когда переоденете шестерых, продолжайте дальше. Я хочу, чтобы каждый стрелок оказался в красном мундире. Когда переоденутся, пусть возьмут ранцы. – Шарп подошёл к раненым, которых разместили в центре комнаты. – Мы уйдём, а вы останетесь здесь, – видя тревогу на их лицах, он постарался их успокоить. – Французы не причинят вам вреда. Британцы заботятся о раненых французах, и французы поступают так же. Но они не возьмут вас с собой, и, когда вся эта хрень закончится, мы вернёмся за вами. Правда, думаю, лягушатники заберут у вас всё ценное, поэтому отдайте это на сохранение тем, кто уйдёт.

- Что вы собираетесь делать, сэр? – спросил один из раненых.

- Помогу нашему полку, – ответил Шарп. – А потом вернусь за вами, обещаю.

Стрелки с явным отвращением натягивали красные мундиры.

- Шевелитесь! – прикрикнул он на них.

В этот момент Перкинс, которого поставили охранять пленных, вдруг вскрикнул от боли и удивления. «Шальная пуля!» – подумал было Шарп, оборачиваясь, но всё оказалось значительно хуже: освобождённый от пут Феррагус свалил одним ударом Перкинса. Солдаты со всех сторон целились в мерзавца, не осмеливаясь стрелять, потому что в набитом людьми пространстве пуля могла попасть в кого угодно. С перекошенным от ненависти лицом Феррагус бросился на Шарпа.

Полковник Лоуфорд заметил, что вольтижёров больше с запада и севера, мало на юге и ни одного на востоке от каре, где долина была заболочена. Позади стрелков маячила кавалерия, выжидая момента, когда огонь пехоты расстроит ряды каре настолько, что можно будет атаковать. Артиллерия оказывала посильную поддержку, ведь вольтижёры, сгруппировавшись вокруг каре, стали более уязвимыми для снарядов и шрапнели, но тем лягушатникам, что обстреливали северную, узкую сторону построившегося прямоугольником Южного Эссекского, доставалось значительно меньше, потому что артиллеристы опасались нанести удар по своим, да и мощность ответных залпов здесь оказалась значительно меньше, чем с длинной, западной стороны каре. Постепенно вольтижёры перемещались к северу, наступали, потери росли.

- Не думаю, что мы сможем теперь добраться до фермы, – сказал майор Форрест, приблизившись к Лоуфорду.

Лоуфорд промолчал, потому что это означало одно: конец попытке спасти роту стрелков. Вернуться на юг, к холмам достаточно просто, и в этом случае полк, по крайней мере, останется цел. Французы, разумеется, расценят это как свою победу, стрелковая рота будет потеряна, но лучше потерять одну роту, чем все десять.

- Перестрелка ослабевает, – заметил Форрест, имея ввиду, конечно, не беспрерывные атаки вольтижёров, а то, что происходило на ферме.

Обернувшись в седле, Лоуфорд увидел, что пороховой дым вокруг дома практически рассеялся. За навесами и сараем прятались французы, и это означало, что стрелки всё ещё сопротивлялись, но Форрест был прав: перестрелка стихала, сопротивление осаждённых слабело.

- Бедняги… – пробормотал Лоуфорд.

Он ещё надеялся добраться до фермы напрямик через затопленный участок низины и болото, но увидел, как кавалерийская лошадь без седока, который покинул седло благодаря залпу каре Южного Эссекского, бьётся в липкой грязи, и понял, что этот путь невозможен. Лошадь, дрожа от страха всем телом, с трудом выбралась на клочок более твёрдой почвы. Глядя на неё, Лоуфорд и сам содрогнулся от нахлынувшего страха и принял решение:

- Выделите людей из тыловых шеренг, чтобы нести раненых.

- Мы возвращаемся? – спросил Форрест.

- Боюсь, что так, Джозеф.

В этот миг пуля вольтижёра попала Молнии в правый глаз. Заржав, конь взвился на дыбы. Освободив ноги из стремян, Лоуфорд попытался спрыгнуть с седла, но Молния завалился на бок, бешено лягаясь копытами. Лоуфорду повезло: несмотря на то, что падение было тяжёлым, он уцелел и быстро поднялся. Молния пытался встать, но лишь безуспешно взрывал землю копытами. Слуга Лоуфорда подбежал с вынутым из седельной кобуры большим пистолетом, но замер, не решаясь выстрелить.

- Сделайте это сейчас же! – крикнул полковник. – Давайте!

Закатив глаза, так что видны были одни белки, Молния бился окровавленной головой оземь, слуга, держа в дрожащих руках пистолет, никак не мог прицелиться, и тогда майор Лерой выхватил у него оружие, прижал ногой голову коня и выстрелил Молнии в лоб. Лошадь последний раз сильно дёрнулась и затихла. Лоуфорд выругался. Лерой бросил пистолет слуге и вернулся к западной стороне каре; его ботинки были залиты блестевшей на солнце лошадиной кровью.

- Приказывайте, майор, – пробормотал Лоуфорд Форресту, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.

Это была великолепная лошадь. Он приказал слуге забрать седло, проследил, как забирают тех раненых, кто не мог передвигаться самостоятельно или хромал, а потом Южный Эссекский начал отступление. Дело шло крайне медленно, ведь из опасения кавалерийской атаки нельзя было нарушить целостность каре, и люди перемещались осторожно, не шагая, а переступая. Заметив движение полка на юг, французы заулюлюкали и подступили ближе, желая добить красномундирных и возвратиться с замечательными трофеями в виде пленных, оружия и, самое главное, двух полковых знамён. Посмотрев на их тяжёлые шёлковые полотнища, пробитые в нескольких местах пулями, Лоуфорд уже подумывал снять их с флагштоков и сжечь, но отбросил эту мысль как проявление откровенной паники. Он доберётся до своих позиций, Пиктон, разумеется, будет сердиться, а остальные полки осыплют Южный Эссекский насмешками, но его полк уцелеет. Только это и имело значение.

Пространство до самых холмов очистилось от противника, потому что один из батальонов cazadores справа придвинулся поближе к Южному Эссекскому. Потерпев поражение от португальских винтовок, французы сосредоточились на уязвимых для их ударов красномундирниках. К португальцам попытались подскакать кавалеристы, и они снова сформировали каре, но ударила артиллерия, и под градом снарядов всадники отступили к середине долины. Португальские стрелки поддерживали Южный Эссекский огнём винтовок, расчищая ему путь к отступлению. «Ещё двести-триста ярдов, и мы настолько приблизимся к холмам, что французы отвяжутся, – подумал Лоуфорд. – Правда, в виде утешения они захватят ферму». Бросив взгляд на деревенский дом, он не увидел порохового дыма над крышей и окнами, и понял, что уже поздно что-либо делать.

- Мы попробовали, – сказал полковник Форресту. – По крайней мере, мы попробовали.

«И подвели», – подумал про себя Форрест. Северная сторона каре расступилась, обтекая труп Молнии, и сомкнулась снова. Вольтижёры, опасаясь португальских винтовок, кружили вокруг северного фланга, и там постоянно отстреливались полуротами, пытаясь спастись от убийственного огня. Стволы мушкетов раскалились, стелился густой пороховой дым, каре медленно сдвигалось к югу. Стрелковая рота была брошена на произвол судьбы.

Шарп пригнулся, уходя от удара, и правый кулак Феррагуса попал ему в левое плечо. Ощущение было такое, словно туда угодила мушкетная пуля, он еле удержался на ногах, и следующий сокрушительный удар Феррагуса сбил с головы Шарпа кивер. Пытаясь сохранить равновесие, он отмахнулся от верзилы прикладом винтовки и попал по колену противника, сдержав его натиск. Второй удар прикладом пришёлся по кулаку Феррагуса, тому самому, который он повредил при драке с Шарпом в монастыре. Феррагус взревел от боли, и два солдата, воспользовавшись моментом, бросились на него, но он расшвырял их в стороны, как медведь вцепившихся в него псов. Однако это дало Шарпу секундную передышку, позволившую обрести равновесие. Он бросил винтовку Харперу.

- Отпустите его! – крикнул Шарп солдатам, расстегнул перевязь и отдал ножны с палашом Буллену. – Следите за окнами, мистер Буллен.

- Да, сэр.

- Как следует, понятно? Смотреть туда, а не сюда!

- Позвольте мне прикончить его, сэр? – предложил Харпер.

- Давайте будем справедливы к нему, Пат, – ответил Шарп. – С вами он справиться не сможет. И в последний раз, когда он попытался иметь дело со мной, у него было трое подручных. Давай, а? Только ты и я? – Шарп усмехнулся, глядя на Феррагуса, и португалец стиснул пальцы правой руки в кулак.

Стоящая за его спиной Сара вскинула мушкет и, сморщившись от усилия, взвела курок. Щелчок взводимого курка отвлёк внимание Феррагуса, он обернулся, и в этот момент Шарп врезал ему кулаком в левый глаз, а когда верзила обернулся, отскочил назад.

- Знаю, вам хочется пристрелить его, но леди так не поступают, – бросил Шарп Саре. – Оставьте его мне.

Он снова подступил к Феррагусу, целясь в его заплывающий левый глаз, но в последний момент отстранился, уводя его влево. Однако дождавшись, когда Шарп замер на секунду, собираясь перед новой атакой, Феррагус неожиданно быстро нанёс прямой удар слева. Короткий и даже не особенно сильный, он попал Шарпу в бок словно пушечное ядро, отозвавшись вспышкой острой боли в забинтованных рёбрах. Шарпа спасло то, что он уже уходил от удара, отступая назад, иначе валяться бы ему на полу. Шарп отмахнулся левой рукой, целясь в распухший глаз соперника, но Феррагус уклонился и снова ударил слева – и тоже не попал.

Левый глаз Феррагуса совершенно заплыл, голова пульсировала от боли, но он знал, что Шарпу тоже досталось, и стрелку пришлось отступить к печи. Спеша добить английского ублюдка, Феррагус наступал, но расположившийся у очага Слингсби, пьяный, как судья, подставил ему ногу, и португалец споткнулся. Шарп немедленно воспользовался этим, размозжив слева кулаком заплывший глаз Феррагуса, а справа, ребром ладони, попав ему по носу. В носу что-то ощутимо хрустнуло. Феррагус, отмахнувшись от Слингсби левой, попытался правой рукой схватить Шарпа, но не успел.

- Не трогайте его, мистер Слингсби, – сказал Шарп. – Ваши люди следят за окнами, мистер Буллен?

- Так точно, сэр.

- Вы, чёрт возьми, отвечаете за это.

Чтобы не потревожить раненых, Шарп отступил в пространство между окнами, выходящими на фасад и во двор дома, где никто не отваживался маячить, опасаясь французских пуль. Как только его фигура мелькнула перед окном во двор, в оконную раму впилась пуля. Шарп быстро ударил Феррагуса слева. Лишь на миг приостановившись, тот продолжил наступление. Шарп ушёл влево, туда, где Феррагус ничего не видел заплывшим глазом, вынуждая обернуться, а потом подступил к великану вплотную и нанёс ему несколько ударов в живот. Ощущение было такое, словно кулаки попали в бревно. Шарп понимал, что его удары не нанесут ощутимого вреда, он хотел всего лишь отбросить Феррагуса. Боднув головой португальца в разбитое, окровавленное лицо, Шарп попытался оттеснить его, но в голове звенело, перед глазами стояли красные и чёрные пятна, и Феррагус нанёс удар слева в висок. Шарп понял, что другого такого удара не выдержит, возможно даже не переживёт, потому что всё вокруг завертелось колесом. В последнем усилии он пихнул Феррагуса к подоконнику и поднырнул, уходя от очередного удара, который слегка задел его по макушке, но даже этого было достаточно, чтобы боль ослепила Шарпа. Феррагус собирался уже, словно молотами, сокрушить рёбра противника, но его широкая спина заслонила окно, и, впервые за всю осаду фермы увидев столь доступную цель, французы дважды поразили её. Тело Феррагуса содрогнулось от попавших в него пуль, уцелевший глаз удивлённо распахнулся. Ещё не понимая, что произошло, Шарп замахнулся, собираясь нанести противнику удар в горло, но тот снова содрогнулся, и из его рта хлынула кровь.

- Ваши люди невнимательны, мистер Буллен! – прохрипел Шарп.

Последняя пуля поразила Феррагуса в основание шеи, и он рухнул лицом вниз, как срубленное дерево.

Шарп подобрал с пола кивер, попытался вздохнуть поглубже и почувствовал знакомую режущую боль в рёбрах.

- Хотите совет, мистер Буллен? – спросил он.

- Конечно, сэр.

- Никогда не деритесь честно, – он забрал у лейтенанта свой палаш. – Выделите двух человек, чтобы сопровождать майора Феррейру, и ещё двух в помощь лейтенанту Слингсби. Ещё четверо понесут сумки, – он указал поклажу Феррагуса и Феррейры. – То, что внутри, мистер Буллен, принадлежит мисс Фрай, так что следите, чтоб вороватые ублюдки не расстегнули пряжки.

- Всё будет сделано, сэр.

- И, может быть, вы дадите немного денег Джорджу? – спросил Шарп у Сары. – Ему ведь надо за лодку заплатить.

- Конечно!

- Хорошо! – Шарп повернулся к Харперу. – Все переоделись?

- Почти.

- Давайте быстрее.

Понадобилась ещё минута, но вот уже все стрелки – и даже Харпер, который едва натянул мундир самого большого размера, - были в красном. Шарп поменялся с лейтенантом Булленом. Французы должны были принять стрелков за обычную пехоту с мушкетами. Штаны менять не стали. Конечно, у внимательного вольтижёра мог бы возникнуть вопрос, почему у красномундирников тёмно-зелёные штаны, но Шарп решил рискнуть.

- Мы собираемся помочь нашему полку, – заявил он.

- Мы выходим отсюда? – встревожился Буллен.

- Они выходят. – Шарп забрал у Харпера свою винтовку и нацелил её на трёх португальцев.

Те не решались выходить, но были до смерти напуганы тем, как стрелок расправился с их хозяином.

- Прикажите им бежать к каре, – сказал Шарп Висенте. – Там они будут в безопасности.

Висенте колебался, считая что поступок Шарпа противоречит правилам ведения войны, но, глянув стрелку в глаза, решил не спорить. Португальцы тоже не осмелились возражать. Их подтолкнули к передней двери и, когда они замялись на пороге, Шарпу достаточно было вскинуть винтовку, чтобы они бросились бежать.

Шарп не солгал им. Португальцы не так уж сильно рисковали, а чем более удалялись от дома, тем меньше становилась грозящая им опасность. В первый момент французы оторопели, потому что последней вещью, которой они ожидали от осаждённых, была попытка бежать из дома. Только через четыре-пять секунд раздался первый выстрел, но стрелять по быстро движущимся целям непросто, и пули прошли мимо. Через пятьдесят ярдов трое беглецов свернули в болото, их продвижение замедлилось, но они уже значительно удалились от французов, которые, расстроенные их эскападой, попытались сократить это расстояние, перемещаясь из-за сараев и навесов к краю болота, и целились в убегавших.

- Стрелки, начинайте убивать мерзавцев, – приказал Шарп.

Удалившись от скрывавших их построек, вольтижёры стали лёгкими целями для стрелков, охотящихся на них из окон фермы. Через несколько секунд французы, охваченные паникой, побежали назад, в непростреливаемую зону по сторонам дома. Шарп подождал, пока перезарядят винтовки, а потом заявил:

- Второй раз они такое сделать не решатся, – и разъяснил свой план.

Переодетые в красные мундиры стрелки покидают дом первыми и, как и трое португальцев, как можно быстрее несутся по тропе, а потом через болото к ручью.

- Там, у навозной кучи, мы займём позицию и прикроем тех, кто идёт следом.

Во второй очереди должны были идти майор Феррейра со своим конвоем, Слингсби, Сара и Джоана в сопровождении Висенте, и, наконец, лейтенант Буллен выводит остальных.

- Вы - наш арьергард, – пояснил Шарп Джеку. – Вы сдерживаете вольтижёров. Работаете слаженно, в парах, точно и без нервозности. Увидев зелёные куртки, французы не посмеют подойти поближе, так что всё должно получиться. Отступаете за нами через болото и направляетесь к каре. Нам придётся переправляться через ручей, и мы, конечно, можем утонуть, если там слишком, чёрт его возьми, глубоко, но если эти трое сумеют перебраться, то и мы сможем. Они укажут нам путь.

Португальцы, расплёскивая уходящую с отливом воду, уже преодолели половину заболоченной низины, и было ясно, что как только они удалились от дома на достаточное расстояние, вольтижёры им стали не опасны. Шарп считал, что потеряет не больше двоих человек – и то, если дела пойдут совсем уж плохо. Французов ошеломил тот отпор, который они получили во время атак дома, теперь они просто защищались, желая в большинстве своём живыми вернуться в лагерь. Именно это они и получат.

- Стрелки, все готовы?

Собрав их у передней двери, он напомнил, что сейчас нужно как можно быстрее добежать до навозной кучи, занять позиции и отбить атаку вольтижёров.

- Развлекайтесь, парни, – закончил Шарп. – И вперёд!

Он вышел первым, спрыгнув со ступенек, пробежал по тропе, остановился у навозной кучи, развернулся, припав на колено. Стрелки в красных мундирах выстроились в стрелковую шеренгу по обе стороны от него. Шарп поднял винтовку, выискивая офицера, но заметил только вольтижёра, целящегося из мушкета, выстрелил и крикнул:

- Висенте! Сейчас!

Винтовки грохнули залпом. Французы, кучковавшиеся у боковых стен фермы, считали себя в безопасности, потому что пробить отверстие во фронтонах так никому из осаждённого гарнизона и не удалось, но теперь они оказались перед стрелками, как на ладони. Пули скосили их, пока группа под руководством Висенте побежала мимо Шарпа.

- Не останавливайтесь! – крикнул им Шарп, чудом избежав свистнувшей у виска пули. – Мистер Буллен! Ваша очередь!

Группа под командованием Буллена, самая многочисленная, покинула дом, и Шарп приказал им рассыпаться в стрелковую цепь.

- Стрелки! Отходим!

Восемнадцать солдат в красных мундирах пробежали по тропе следом за Висенте, группа которого пробиралась болотом. А трое португальцев уже преодолели ручей и были совсем рядом с каре. Значит, через ручей перейти всё же можно! Южный Эссекский успел далеко отойти, но теперь остановился. Наверное, там увидели, как стрелковая рота пошла на прорыв. Шеренги одетых в красные мундиры солдат окутывал пороховой дым, вившийся над полковыми знамёнами. Шарп оглянулся, поражаясь тому, что время словно замедлило свой бег, и каждая деталь воспринималась с изумительной отчётливостью. Солдаты Буллена слишком медленно формировали стрелковую цепь. Один из них упал с криком боли, раненый в колено.

- Оставьте его! – закричал Шарп, остановившийся, чтобы перезарядить винтовку. – Бейте ублюдков, мистер Буллен! Гоните их!

Французы начали выдвигаться из-за своих укрытий, и мушкеты должны были остановить их. Заметив офицера, размахивающего саблей и призывающего преследовать отступающих, Шарп прицелился в него, выстрелил, но из-за порохового дыма так и не увидел, попал или нет. Пуля ударилась рядом с ним оземь и срикошетила, вторая свистнула над головой. Буллену удалось взять ситуацию под контроль и успокоить своих людей, они медленно отступали, отстреливаясь. Висенте был уже рядом с Южным Эссекским, переправлялся через разлившийся ручей. Теперь Шарп мог направиться к своим поджидающим в болоте ряженым стрелкам.

- Идём туда! – крикнул он, указывая на вольтижёров, обстреливающих северный фланг каре.

Сначала передвигаться по болоту было довольно легко; Шарп просто перепрыгивал с кочки на кочку, но постепенно липкая грязь начала засасывать сапоги. По разбрызгу воды от ударившей в эту слякоть пули Шарп сообразил, что стреляют с запада, там, где собрались преследующие каре вольтижёры.

Наконец Шарп догнал свою группу. Буллен, Висенте и все остальные будут прорываться к каре, но его переодетые в красные мундиры стрелки ударят во фланг вольтижёров, которые сдирают с полка шкуру. Французы, видя перед собой не стрелков, вооружённых винтовками, а обычных красномундирников, не обращали на них внимания. Несколько вольтижёров, правда, стреляли в них, но расстояние было слишком велико, да они и не целились всерьёз, считая, что восемнадцать британских солдат с мушкетами им не опасны. Шарп именно на это и надеялся. Он подвёл стрелков к берегу ручья, откуда до противника было шагов сто, и приказал:

- Офицеры, сержанты – найдите и убейте их.

Это и было то, ради чего Бог создал винтовки. На расстоянии в сотню шагов прицельный выстрел из мушкета был почти что чудом, зато огонь из винтовки – смертелен, и вольтижёры, которым казалось, что им противостоят всего лишь мушкеты, попали в ловушку. За первые несколько секунд стрелки Шарпа убили троих французов и ранили ещё семерых, потом перезарядили, сместились влево, на несколько шагов ближе к каре, и снова выстрелили. Перепуганные вольтижёры, видя перед собой всего лишь красномундирников, открыли ответный огонь. Опустившись на колено, Шарп через прицел следил за офицером, который на бегу придерживал рукой саблю, подождал, пока тот остановится, и нажал спусковой крючок. Когда дым рассеялся, офицер исчез.

- Не спешить! – крикнул Шарп. – Экономить пули!

Обернувшись, он увидел, что Буллен без приключений добрался до болота и теперь был в безопасности. Вольтижёры следовали за ним по тропе, но лезть в болотную жижу ни один не собирался. Заряжая винтовку, приклад которой наполовину утонул в грязной жиже, Шарп хладнокровно наблюдал за тем, как француз целится и стреляет в него из мушкета. Вольтижёры, наконец, сообразили, что вступили в неравный бой, и отступили за пределы поражающего огня винтовок, но кавалеристы, заметив горстку красномундирников, дали лошадям шпоры и поскакали к ручью мимо отступающих вольтижёров.

- Назад! – крикнул Шарп. – Немного назад!

Шлёпая почти по колено в воде, они отступили ближе к каре. Им ещё предстояло переправиться через ручей, но наперерез скакала кавалерия, словно забыв о водном препятствии. Наверное, им казалось, что уровень воды на всём затопленном пространстве примерно одинаков – около фута в глубину. Опустив сабли, кавалеристы перешли на лёгкий галоп, разгоняясь перед убийственной атакой.

- Подождите, пока они приостановятся, – сказал Шарп. – И тогда убейте их.

Разбрызгивая жидкую грязь, передняя шеренга кавалеристов выскочила на берег ручья. Одна из лошадей вдруг провалилась в воду, сбросив наездника через голову. Другие лошади заплясали на месте, пытаясь найти опору на скользком берегу, и Шарп приказал своим людям открыть огонь. Гусар с косичками, свисавшими вдоль загорелых щёк, рыча, рванул поводья, вынуждая свою лошадь войти в ручей. Шарп поймал в прицел его голубой доломан. В задних рядах кавалеристов, которые отвернули, увидев заминку своих товарищей, взорвался снаряд. Перезарядив, Шарп осмотрелся, чтобы убедиться, что со стороны фермы через болото за ними не тащатся вольтижёры, а потом выстрелил в драгуна. Началась настоящая бойня, и, осознав это, кавалеристы развернули лошадей и, пришпорив их, постарались выбраться на более твёрдый грунт, преследуемые винтовочным огнём.

На помощь к дальнему флангу Южного Эссекского подошли cazadores, и под ливнем винтовочных пуль вольтижёры были вынуждены отступить. Северная сторона каре окуталась пороховым дымом – это две роты дали залп по отступающим кавалеристам. Шарп закинул на плечо винтовку.

- Неплохо поработали, Пат, – сказал он и указал на оставшуюся без седока лошадь, которой удалось переправиться через ручей на их сторону. – Кажется, за захваченных вражеских лошадей всё ещё дают награду? Она ваша, сержант.

Так как угроза кавалерийской атаки отпала, Южный Эссекский развернулся в шеренгу в четыре ряда, в два раза более широкую, чем обычно делается, на тот случай, если гусары и драгуны решат попытаться атаковать в последний раз. Впрочем, это было маловероятно, ведь с левого фланга полк прикрывали португальские cazadores, а правый фланг упирался в болото, в то время, как французы под артиллерийским обстрелом отступали к северному краю долины. Главное, что стрелковая рота вернулась.

- Неплохо, – промолвил Лоуфорд, наблюдая за тем, как Харпер ведёт к шеренгам полка пойманную лошадь. – Даже очень хорошо.

- Правда, была пара серьёзных моментов, – отозвался майор Форрест.

- Серьёзных моментов? – несколько наигранно удивился Лоуфорд. – Не припомню. Всё шло по плану. Точно так, как я и планировал. Правда, жаль Молнию.

Он с отвращением посмотрел на своего совершенно пьяного шурина, сидящего на земле позади шеренг, и, заметив Шарпа, снял шляпу:

- Мистер Шарп! То, как вы расправились с этими вольтижёрами – очень, очень неплохо. Спасибо, мой дорогой.

Шарп поменялся мундирами с Булленом и подошёл к радостно улыбающемуся Лоуфорду.

- Разрешите забрать с фермы наших раненых, сэр, прежде, чем я вернусь к исполнению своих обязанностей, – сказал Шарп.

- Спасение раненых и есть ваша обязанность, разве не так? – Лоуфорд выглядел озадаченным.

- Я же квартирмейстер, сэр.

Лоуфорд встал с прихваченного с поля боя седла Молнии.

- Мистер Шарп, - мягким тоном заметил он.

- Сэр?

- Прекратите, чёрт возьми, упрямиться.

- Да, сэр.

- А потом я должен отослать вас в Перо Негро, – заметив, что Шарп не понимает, полковник пояснил. – В штаб. Кажется, с вами хочет побеседовать генерал.

- Пошлите мистера Висенте, сэр, и арестованного, – сказал Шарп. – Они расскажут генералу все, что он должен знать.

- Вы могли бы рассказать мне, – бросил Лоуфорд, наблюдая за тем, как французы отступают к холмам.

- А нечего рассказывать, сэр, – пожал плечами Шарп.

- Нечего рассказать?! Господи Боже, вас не было две недели, и вам нечего рассказать?

- Искал скипидар, сэр. Отстал. Очень жаль, сэр.

- Всего лишь отстали?! – возмутился Лоуфорд, но потом глянул на Сару и Джоану, на их выпачканные грязью штаны, на мушкеты в их руках, хотел было что-то заметить в их адрес, но, покачав головой, только и сказал. – Совсем нечего сказать, да?

- Мы смогли спастись, сэр, – заявил Шарп. – Только это и имеет значение. Смогли спастись.

Историческое примечание

Французское вторжение в Португалию в конце лета 1810 одолел голод, и это был последний раз, когда французы попытались захватить эту страну. Веллингтон, к тому времени ставший главнокомандующим португальской и британской армий, избрал тактику выжженной земли, что стало тяжким испытанием для местных жителей. Чтобы не оставить захватчикам даже объедков, жители центральной Португалии должны были, оставив свои жилища, либо уйти в горы, либо отправиться на север, в Опорто, либо на юг, в Лиссабон, защищённый системой новейших укреплений – линий Торриш-Ведраш.

Стратегия сработала, но цена, которую пришлось заплатить, оказалась высока. По одним оценкам, от сорока до пятидесяти тысяч португальцев погибли зимой 1811-1812 годов, большинство от голода, некоторые – от рук французов. Это огромное число жертв – приблизительно 2 процента тогдашнего португальского населения. Как ни суди, весьма жестоко перекладывать тяготы военного времени на гражданских. Действительно ли это было необходимо? Веллингтон нанёс Массена сокрушительное поражение на высотах Буссако; контролируя дорогу в обход хребта, он мог бы отразить французов и вытеснить в Сьюдад Родриго, за испанскую границу, но в этом случае Массена сохранил бы свою армию почти целой. Голод и болезни оказались намного более опасными врагами чем красномундирники и стрелки, и, вынудив Массена провести зиму в пустынной местности к северу от оборонительных линий, Веллингтон уничтожил его армию. Перед началом компании, в сентябре 1810, под командованием Массена находилось 65 000 человек. Когда он возвратился в Испанию, осталось менее сорока тысяч, он потерял половину лошадей и фактически весь колёсный транспорт. Из 25 000 погибших лишь 4 000 были убиты, ранены или взяты в плен в Буссако (потери британцев составляли приблизительно одну тысячу), остальные погибли от голода, болезней или дезертировали.

Но зачем нужно было сражение при Буссако, если линии Торриш-Ведраш справились с задачей уничтожения противника гораздо продуктивнее? Веллингтон считал, что это – дело чести. До того времени на счету португальской армии не числилось побед в войне с французами, но теперь она была реорганизована и передана под командование Веллингтона и, дав возможность португальской армии одержать победу, он вселил в неё веру в свои возможности. При Буссако португальцы поняли, что они могут разбить французов и, по справедливости, этот эпизод занимает столь значительное место в истории Португалии.

Хребет Буссако теперь густо засажен деревьями и трудно себе представить, как на его восточном склоне могло разворачиваться сражение, но на фотографиях 1910 г из великолепной книги Рене Чартранда «Буссако, 1810 год» издательства «Оспрей» он выглядит почти полностью лишённым растительности. В большинстве книг, посвященных сражению, монастырь на западном склоне хребта именуется «конвент», что равным образом может применяться как к мужским, так и женским обителям, но обычно принято считать его женским. Официальное его название - Convento dos Carmelitas Descalgos, или Mosteiro dos Carmelitas, и в своей книге я называю его именно так, чтобы не делать предположительных выводов о принадлежности обители. Здание до 1834 г., когда португальские монастыри были расформированы, занимала община босоногих кармелитов. Здание монастыря и часовни, упоминаемые в книге, всё ещё существуют и открыты для посещения. Рядом с монастырём расположена выстроенная в начале двадцатого столетия большая гостиница, похожая на королевский дворец.

Массена действительно накануне сражения находился в двадцати милях от Буссако. Он посетил место завтрашнего боя, а потом вернулся к восемнадцатилетней Генриетте Лебертон, и адьютант Нея д'Эсменард был вынужден разговаривать с ним через дверь спальни. С трудом освободившись из объятий Генриетты, Массена вернулся к Буссако, где, не озаботившись никакой предварительной разведкой, бросил армию в атаку. Некоторые генералы пытались отговорить его, но Массена был уверен, что его солдаты сломят оборону португальцев и британцев. Его самонадеянность привела к роковой ошибке: хотя французские колонны достигли гребня хребта, как и описано в романе, они были отброшены прочь и разбиты.

События оккупации французами Коимбры описаны в романе совершенно достоверно. Французская армия состояла из недавно призванных в армию солдат, плохо обученных и недисциплинированных, и они, оказавшись в городе, повели себя с неистовой дикостью. Перед началом кампании в городе обитало 40 000 жителей, как минимум половина из них не оставила город. Около тысячи горожан было убито оккупантами. Университет был разграблен, королевские могилы церкви Santa Cruz вскрыли и осквернили, и, хотя оголодавшим французам не удалось найти в городе много продовольствия, большую часть запасов они ухитрились уничтожить. Продовольственные склады сгорели, и армия Массена двинулась на юг столь же голодной, как до прихода в город.

Массена оставил своих раненых в Коимбре под крайне незначительной охраной. Их контроль над городом продлился всего четыре дня, пока полковник Трэнт, британский офицер, командующий британским ополчением, не захватил город с севера. После этого ему с огромным трудом удалось вывезти пленных в Опорто, чтобы защитить от мести горожан.

Между тем Массена, достигшего линий Торриш-Ведраш, ждало новое потрясение. Веллингтону и его главному инженеру, полковнику Флетчеру, удалось сохранить в тайне (даже от британского и португальского правительств) столь масштабное строительство, и, хотя Массена слышал о строящихся фортах, он не был подготовлен к восприятию того, что увидел. Линии включали 152 оборонительных объекта (редутов или фортов), 534 орудия и составляли в длину 52 мили. Первые две линии перекрыли французам подступы к Лиссабону, третья, дальше к югу, представляла собой последний рубеж обороны, куда Веллингтон мог бы отвести войска и обеспечить их эвакуацию. Один французский офицер высказался о первых двух линиях приблизительно так: «(Они) были настолько необычны, что, осмелюсь сказать, ничто в мире не могло с ними сравниться». Другой француз, гусарский офицер, описал их более образно: «Передо мной возвышалась стена металла, а за спиной расстилалась голодная пустыня». Массена рассматривал оборонительные сооружения через подзорную трубу и был вынужден оставить свою наблюдательную точку, потревоженный пушечным выстрелом, в ответ на который галантно снял шляпу. На самом деле он был разъярён тем, что не получил сведений о строящихся укреплениях. Это действительно поразительный факт: тысячи людей работали на строительстве оборонительных объектов, тысячи пересекали линии, проезжая по дорогам, вблизи которых всё это происходило, но французы ничего не подозревали и в итоге оказались крайне неприятно удивлены. Серьёзных попыток прорвать укрепления Массена не предпринял. На самом деле единственным серьёзным эпизодом стало сражение между стрелками с обоих сторон в местечке Собрал 12 октября, на следующий день после того, как французская армия достигла укреплённых линий. Описанный в последней главе романа бой не является достоверно точным описанием того сражения, потому что место действия перемещено на двадцать миль ближе к берегам Тахо, и в сражении при Собрал не принимал участие сэр Томас Пиктон.

Большинство из 152 фортов всё ещё существуют, но многие из них совершенно разрушены и заросли, и обнаружить их нелегко. Если у вас не слишком много времени на посещение этих достопримечательностей, то лучше всего сделать это в районе города Торриш-Ведраш, к северу от которого восстановлен форт Сент-Винсенте. Более обстоятельная экскурсия (если вы хотите подробно ознакомиться с обстоятельствами сражений Полуостровной войны) должна основываться на превосходном путеводителе Джулиана Пейджета «Полуостровная война Веллингтона» (издательство Лео Купера, Лондон, 1990).

Mассена оставался в Португалии намного дольше, чем надеялся Веллингтон. План лишить захватчиков продовольствия сработал не так хорошо, как представлялось: в течение октября им вполне хватало продовольствия, они восстановили ветряные мельницы и печи. Однако к ноябрю французам пришлось наполовину урезать рацион, а потом наступила зима, необычайно холодная и сырая. В середине ноября они отступили от линий Торриш-Ведраш туда, где надеялись найти больше продовольствия. В марте, голодные, удручённые неудачей, французы вернулись в Испанию. Для Массена это стало горьким уроком.

В написании романа неоценимую помощь оказала книга Джона Грэхэна «Линии Торриш-Ведраш», выпушенная издательством «Spellmount» в 2000 году, которая содержит не только точнейшее описание самих оборонительных линий, но гораздо больше, включая рассказ о сражении при Буссако, хотя, разумеется, любые неточности, которые вы найдёте на страницах «Спасения Шарпа», на моей совести. Ну, а Шарп и Харпер идут дальше.