Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении"

Глава 8: СВ. ИСААКА СИРИАНИНА О МОЛИТВЕ И ТРЕЗВЕНИИ[5]

1) Никто не может приблизиться к Богу, если не удалится от мира [2].

2) Сердце не может пребывать в тишине и быть без мечтаний, пока на человека действуют чувства.

3) Пока душа не придет в упокоение верою в Бога, дотоле не уврачует немощи чувств, и не возможет с силою попрать видимого вещества, которое служит преградою внутреннему.

4) Служением чувствам сердце рассеивается, утрачивая в себе услаждение Богом [4].

5) Если вожделение, как говорят, есть порождение чувств; то пусть умолкнут, наконец, утверждающие о себе, что и при развлечении сохраняют они мир ума.

6) Для устранения восстающих в плоти тревожных воспоминаний, ничто не бывает так достаточно, как погружение себя в любовь к изучению божественного Писания, и постижения глубины его мыслей. Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словесах премудрости; тогда человек, в какой мере извлекает из них уяснение, в такой же оставляет за собою мир, забывает все, что в мире, и все воспоминания, и все действенные образы овеществления мира изглаждает в душе [5].

7) Как коромыслу весов, если чаши их обременены очень тяжелым грузом, не легко придти в колебание от дуновения ветра; так и ум, под бременем страха Божия и стыда, с трудом совращается тем, что приводит его в колебание. А в какой мере оскудевает в уме страх, в такой же начинают преобладать им превратность и изменчивость. Умудрись же в основание шествия своего полагать страх Божий; и в несколько дней, не делая кружений на пути, будешь у врат Царствия [6].

8) Хочешь ли умом своим быть в общении с Богом, прияв в себя ощущение оного услаждения, непорабощенного чувствам? Послужи милостыне. Когда внутри тебя обретается она; тогда изображается в тебе оная святая красота, которою уподобляешься Богу. Всеобъемлемость дел милостыни производит в душе общение с Божеством без посредства [9].

9) Духовное единение (с Богом) есть незапечатлеваемое памятование; оно непрерывно пылает в сердце пламенною любовью, в неуклонении от заповедей заимствуя силу к пребыванию в союзе не с насилием природе, и не по природе.

10) Благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары большие первых. Кто неблагодарен за малое, тот и в большом лжив и несправедлив [12].

11) Кто болен и знает свою болезнь, тот должен искать врачевства. Кто объявляет другим болезнь свою, тот близок к уврачеванию своему, и легко найдет его. Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного.

12) Содержи всегда в памяти превосходящих тебя добродетелью, чтоб непрестанно видеть в себе недостаток против их меры.

13) Воспоминай о падении сильных, и смиряйся в добродетелях своих. Припомни тяжкие падения падших в древности, и покаявшихся, а также высоту и честь, каких сподобились они после сего; и приимешь смелость в покаянии своем [13].

14) Преследуй сам себя, и враг твой прогнан будет приближением твоим. Умирись сам с собою; и умирятся с тобою небо и земля. Потщись войти во внутреннюю твою клеть, и узришь клеть небесную; потому что та и другая — одно и тоже, и, входя в одну, видишь обе. Лествица оного царствия, внутри тебя, сокровенна в душе твоей [14].

15) С огорченными сердцем будь в общении, и трудом молитвенным, и привязанностью сердечною; и прошениям твоим отверзется источник милости [15].

16) Постоянно утруждай себя молитвами пред Богом, в сердце носящем чистый помысл, исполненный умиления; и Бог сохранит ум твой от помыслов нечистых и скверных, да не укорится из-за тебя путь Божий [16].

17) Постоянно упражняй себя в размышлении, читая Божественные Писания с полным их разумением, чтобы, при праздности ума твоего, не осквернилось зрение твое (умное) непотребными помыслами.

18) Не решайся искушать ум свой непотребными помыслами, или зрением вводящих тебя в искушение лиц, даже когда думаешь, что не будешь преодолен сим; потому, что и мудрые таким образом омрачались, и впадали в юродство. Не укроешь пламени в недре своем, без сильных болей плоти твоей.

19) Начало помрачения ума прежде всего усматривается в лености к Божией службе и к молитве. Ибо, если душа не отпадет сперва от этого, нет иначе пути к душевному обольщению; когда же (за леность к молитве) лишается она Божией помощи, удобно впадает в руки противников своих.

20) Непрестанно открывай немощь свою пред Богом, и не будешь искушаем чуждыми, как скоро останешься один без заступника своего (Ангела Хранителя) [17].

21) Трудами и хранением себя источается чистота помыслов, а чистотою помыслов — свет мышления. Отсюда же благодатью ум руководится к тому, над чем чувства не имеют власти [19].

22) Представь себе, что добродетель есть тело, созерцание — душа, и то и другое — один совершенный человек, соединяемый духом из двух частей, из чувственного и разумного. И как невозможно, чтобы душа пришла в бытие (стала проявлять себя), без совершенного образования тела с его членами: так душе придти в созерцание невозможно без совершения дел добродетели.

23) Слово — мир есть имя собирательное, обнимающее собою то, что называется страстями. Если человек не познает прежде, что такое мир; то не достигнет он до познания, какими членами далек он от мира, и какими связан с ним. Много есть таких, которые двумя, или тремя членами отрешились от мира, и отказались от общения ими с миром, и подумали о себе, что стали они чуждыми миру в житии своем, потому что не уразумели и не усмотрели, что двумя только членами умерли они миру, прочие же их члены живут миру. Не возмогли они сознать страстей своих; и как не сознали их, то не позаботились и об их уврачевании [20].

24) Когда в совокупности хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать по различию наименований их, называем их страстями. Страсти сии суть: приверженность к богатству и вещам, телесное наслаждение, желание чести, власти и славы, желание наряжаться, зависть, злопамятство и проч. Где страсти сии прекращают свое течение, там мир умер. О святых некто сказал, что, будучи еще живы, стали они мертвы, потому что, живя во плоти, жили они не по плоти. И ты смотри, какими из сих частей живешь; тогда узнаешь, какими умер миру [21].

25) Страсти суть ничто придаточное, и в них виновна сама душа. Ибо по природе душа бесстрастна. Мы веруем так, что Бог созданного по образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею относительно не к телу, но к душе, которая невидима. Из сего должно увериться, что страсти не в природе души, — и что следовательно душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение [25].

26) Если добродетель естественным образом есть здравие души, то недугом души будут уже страсти, нечто случайное, прившедшее в естество души, и выводящее ее из собственного здравия. Таким образом, смело должно говорить, что страсти ни мало не естественны душе; потому что болезнь позднее здравия. Если бы страсти были в душе естественно; то почему душа терпела бы от них вред? Собственно принадлежащее естеству не вредит ему [29, 30, 31].

27) Чистота ума есть просветление божественным, по деятельном упражнении в добродетелях. И не смеем сказать, чтобы приобрел кто сие без искушения помыслов. Искушением же помыслов называю не то, чтобы подчиняться им, но чтобы положить начало борьбе с ними [33].

28) Движение помыслов бывает в человеке от четырех причин: во первых, от естественной плотской воли (естественных потребностей); во вторых, от чувственного представления мирских предметов, о каких человек слышит и какие видит; в третьих от предзанятых понятий и душевной склонности (старых привычек); в четвертых, от приражения бесов, которые воюют с нами, вовлекая во все страсти, по сказанным прежде причинам. Поэтому человек до самой смерти, пока он в жизни этой плоти, не может не иметь помыслов и брани.

29) Всякому человеку необходимо охранять себя не от одной какой-либо страсти, явно и непрестанно в нем действующей, и не от двух, а от всех. Победившие в себе страсти добродетелями, хотя и бывают тревожимы помыслами, однако же не уступают над собою победы, потому что имеют силу, и ум их восторгается к благим и божественным памятованиям [34].

30) (Чистота ума бывает, когда, вместо пустых, суетных и греховных помышлений, он исполнен помышлений чистых, святых и божественных. Чистота сердца бывает, когда она освобождается от всякого сочувствия к предметам страстей и любит только противоположное им). Если ум приложит старание к чтению божественных писаний, потрудится несколько в постах, в бдениях, в безмолвии; то забывает прежнее свое житие (и прежние помышления) и достигает чистоты (исполняясь добрыми помышлениями, заимствованными из писания, и им поддерживаемыми). Однако ж он не будет иметь прочной чистоты; потому что скоро он очищается, но скоро и оскверняется. (А главное потому, что чистота его состоит в зависимости от чистоты сердца. Пока не очистилось сердце, добрые помышления в уме непрочны. Как только появится в сердце сочувствие к чему либо страстному, тотчас и в ум начнут тесниться мысли недобрые). Сердце же достигает чистоты многими скорбями, лишениями, удалением от общения со всем, что в мире мирского, и умерщвлением себя для всего этого (словом — трудами и подвигами, коими изгоняя из себя страсти насаждает оно в себе противоположные им добродетели). Если у кого сердце достигло (сим путем) чистоты; то чистота его (бывает прочна) не осквернится чем либо малым, не боится и великих браней: ибо приобретена продолжительными трудами и в долгое время [34, 35].

31) Чувства целомудренные и собранные во едино порождают в душе мир, и не попускают ей входить в испытание вещей. А когда душа не приемлет в себя ощущения вещей, тогда победа совершается без борьбы. Если же человек вознерадит, и дозволит, чтоб имели к нему доступ приражения, то принужден бывает выдерживать брань. Возмущается же и первоначальная чистота, которая бывает весьма проста и ровна. Ибо по сему нерадению большая часть людей, или и целый мир выходят из естественного и чистого состояния. По этому живущие в мире в тесных связях с мирскими людьми не могут очистить ума, по той причине, что много познали порок. Потому всякому человеку надлежит с осторожностью соблюдать всегда чувства свои и ум от приражений. Ибо много потребно трезвенности, неусыпности, предусмотрительности [36].

32) Человеческой природе, чтобы хранить пределы послушания Богу, потребен страх. Любовь к Богу возбуждает в человеке любовь к деланию добродетелей, а сим увлекается в благотворение. Духовное ведение, по природе своей, позднее делания добродетелей. Тому же и другому предшествуют страх и любовь. И опять любви предшествует страх [37].

33) Позаботься приобрести внутрь себя Того, Кто всего драгоценнее. Оставь малое, чтоб обрести великое. Презирай излишнее и малоценное, чтоб обрести многоценное. Будь мертв в жизни твоей, чтоб жить по смерти. Предай себя на то, чтобы умирать в подвигах, а не жить в нерадении. Ибо не те только мученики, которые прияли смерть за веру во Христа, но и те, которые умирают за соблюдение заповедей Христовых.

34) Не будь несмыслен в прошениях своих, чтобы не оскорбить тебе Бога малостью своего ведения. Будь мудр в своих молитвах, чтобы сподобиться тебе славы. Проси досточестного у Дающего без зависти, чтобы за мудрое свое хотение приять от Него и почесть. Премудрости просил себе Соломон, а поелику у великого Царя просил премудро, то с премудростью приял и царство земное. Елисей просил в сугубой мере той благодати духа, какую имел учитель, и прошение его не осталось неисполненным. Ибо кто у Царя домогается маловажного, тот унижает его честь. Приноси Богу прошения свои сообразно с его славою, чтобы возвеличилось пред Ним достоинство твое и возрадовался Он о тебе. Вот Ангелы и Архангелы — сии вельможи Царя, во время молитвы твоей, устремляют на тебя внимание, с каким прошением обратишься ты ко Владыке их; и изумляются и радуются, когда видят, что ты— земной оставил плоть свою, и просишь небесного [39].

35) Не проси у Бога того, что Сам Он без прошения дает нам по Своему промышлению, и дает не только своим и возлюбленным, но и тем, которые чужды ведения о Нем. Сын у Отца своего не просит уже хлеба, но домогается наибольшего и высшего в доме Отца своего. Ибо по немощи только ума человеческого Господь заповедал просить ежедневного хлеба [39].

36) Если просишь чего у Бога, и Он медлит услышать тебя вскоре; не печалься, потому что ты не премудрее Бога. Бывает же сие с тобою, или потому, что недостоин ты получить просимое; или потому, что пути сердца твоего не соответственны, но противны прошениям твоим; или потому, что не пришел ты еще в меру, чтобы приять дарование, которого просишь. Ибо не должно нам прежде времени касаться великих мер, чтобы дарование Божие, от скорости приятия оного, не сделалось бесполезным, потому что легко полученное скоро и утрачивается; все же, приобретенное с болезнью сердечною, и хранится с осторожностью [40].

37) Молись, чтобы не впасть в искушения душевные, а к искушениям телесным приуготовляйся со всею крепостью своею. Ибо вне их не возможешь приблизиться к Богу; потому что среди их уготован божественный покой. Кто бежит от искушений, тот бежит от добродетели. Разумею же искушение не пожеланий, а скорбей [41].

38) Молись, чтобы не внити во искушения касательно веры. Молись, чтобы вместе с демоном хулы и гордыни не внити в искушения самомнением ума твоего. Молись, чтобы, по Божию попущению, не внити тебе в явное диавольское искушение, по причине худых мыслей, какие помыслил ты умом своим, и за которые попускаются искушения. Молись, чтоб не отступил от тебя Ангел целомудрия твоего, чтобы грех не воздвиг на тебя пламенеющей брани и не разлучил тебя с ним. Молись, чтоб не внити в искушение двоедушия и сомнения (колебания упования), которыми душа вводится в великое борение. — А искушения телесные приуготовляйся принимать от всей души, и проплывай их всеми членами своими; и очи свои наполняй слезами, чтобы не отступил от тебя Хранитель твой. Ибо вне искушений не усматривается Промысл Божий, невозможно приобрести дерзновения пред Богом, невозможно научиться премудрости Духа, нет также возможности, чтобы Божественная любовь утвердилась в душе твоей. Прежде искушений человек молится Богу, как чужой кто. Когда же входит в искушения по любви к Богу, и не допускает в себя изменения, тогда вменяется у Бога, как бы имеющий Его должником своим, и как искренний друг; потому что, во исполнение воли Божией, вел брань с врагом Божиим и победил его [42, 43].

39) Господь наш повелел молиться и о телесных искушениях. Ибо зная, что естество наше, по причине перстного и бренного тела, немощно, и когда бывает в искушениях, не в состоянии противостоять им и потому отпадает от истины, обращает хребет и одолевается скорбями, — повелел молиться, чтобы не впасть нам в искушение внезапно, если и без них возможно благоугодить Богу [44].

40) Отныне всеми силами начнем пренебрегать телом, предадим душу Богу, и о имени Господнем вступим в борьбу с искушениями. И Кто спас Иосифа в земле Египетской, показав в нем образец целомудрия, Кто сохранил невредимым Даниила во рве львинов и трех юношей в пещи огненной, Кто избавил Иеремию от рва тинного, и даровал ему милость в стане Халдейском, Кто Петра извел из узилища при затворенных дверях, и Павла спас от сонмища Иудейского, — короче сказать — Кто всегда на всяком месте, во всякой стране соприсущ рабам Своим, и являет в них силу и победу Свою, соблюдает их во многих необычайных обстоятельствах, показывает им спасение Свое во всех скорбях их, — Тот и нас да укрепит, и да спасет среди окружающих нас волн [45, 46]!

41) Да будет в душах наших столько же ревности против диавола и его приставников, сколько имели Маккавеи и Св. Пророки, и Апостолы, и мученики, и преподобные, и праведные, которые, при искушениях самых трудных, мир и тело повергши позади себя, устояли в правде, не уступили над собою победы опасностям, которые вместе с их душами окружали и тела, но победили их мужественно. Имена их написаны в книге жизни, и учение их соблюдается для нашего наставления и укрепления, чтобы мы стали мудрыми, познали пути Божии, имея пред очами жития их, как живые и одушевленные образцы, и шествуя путем их. Сказания о праведных также вожделенны слуху кротких, как постоянное орошение недавно насажденному растению.

42) Как доброе некое врачевство для слабых глаз, содержи в уме Промысл Божий, которым охраняется все от начала до ныне. Памятование о сем храни на всякий час, о сем размышляй и заботься, из сего извлекай для себя наставления, чтобы навыкнуть тебе хранить в душе своей памятование о величии чести Божией, и обрести в душе своей вечную жизнь во Христе Иисусе, Господе нашем, Который, как Бог и человек соделался ходатаем Бога и человеков [47].

43) Одолеваемый какою либо страстью, когда падет, да не забывает любви Отца своего небесного; но если случится ему впасть и в многоразличные прегрешения, да не престает радеть о добре, да не останавливается в своем течении: но и побуждаемый снова да восстает на борьбу с своими противниками, и ежедневно да начинает полагать основание разрушенному зданию, до самого исхода своего из мира сего, имея в устах пророческое слово: «не радуйся о мне противник мой, яко падохь; ибо снова возстану. Аще сяду во тме, Господ осветит мя» (Мих.7,8); и ни мало да не прекращает брани до самой смерти своей, и пока есть в нем дыхание; да не предает души своей на одоление, даже и во время самого поражения. Но если и каждый день разбивается ладья его, и терпит крушение весь груз, да не перестает заботиться, запасаться, даже брать взаймы, переходить на другие корабли и плыть с упованием, пока Господь, призрев на подвиг его и умилосердившись над сокрушением его, не ниспошлет ему милость Свою, и не даст ему сильных побуждений встретить и вытерпеть разжженные стрелы врага. Таков мудрый больной, не теряющий надежды своей [50, 51].

44) Некто из чадолюбивых отцов духовных говорит: „если вы, чада, действительно подвижники, стремящиеся к добродетели, и есть в вас душевное рачение; то возжелайте ум ваш представить Христу чистым, и делать дела Ему благоугодные. Ибо непременно должно нам, выдержать за сие всякую брань, воздвигаемую естественными страстями, противлением мира сего, постоянною и не прекращающеюся злобою демонов, и со всеми их злоухищрениями. Не бойтесь, что жестокость брани непрерывна и продолжительна; не приходите в колебание от долговременности борьбы; не ослабевайте и не трепещите от вражеских ополчений; не впадайте в бездну безнадежности, если, может быть, и приключится вам на время поползнуться и согрешить. Но если и потерпите что-нибудь в сей великой брани, будете поражены в лице и уязвлены; сие нимало да не воспрепятствует стремиться к доброй вашей цели. Паче же пребывайте в избранном вами делании и достигайте сего вожделенного и похвального конца, т. е., чтобы оказаться в брани твердыми, непобежденными, необагренными кровью язв своих, — и никаким образом не прекращайте борьбы с своими сопротивниками".

45) Горе монаху (и всякому христианину), который лжет обету своему, и, попирая совесть свою, подает руку диаволу, чтобы тот похвалился вовлечением его в какой либо род малых или великих грехов, и который не может снова стать пред лицом врагов своих сокрушенною частью души своей. — С каким лицом предстанет он Судие, когда, достигнув чистоты, друзья его встретят друг друга, — те самые, с которыми, разлучившись в пути своем, пошел он стезею погибели, утратил и то дерзновение, какое имеют пред Богом преподобные, и ту молитву, которая исходит из чистого сердца, возносится горе превыше Ангельских сил, и ничем не возбраняется, пока не получит просимого в ней, и с радостью не возвратится в воссылавшия ее уста? — И страшнее всего то, что, как здесь он разлучился с ними в пути своем, так и его разлучит с ними Христос Господь в тот день, когда светлый облак понесет на хребте своем тела, сияющия чистотою, и поставит во вратах небесных [52, 53].

46) Кто хранит сердце свое от страстей; тот ежечасно зрит Господа. — У кого помышления всегда о Боге; тот прогоняет от себя демонов, и искореняет семя их злобы. — Кто ежечасно назирает за своею душою, у того сердце возвеселяется откровениями. — Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя самого, тот зрит в себе духовную зарю. — Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутрь сердца своего [54].

47) Если любишь чистоту, при которой может быть зрим Владыка всяческих; то никого не осуждай и не слушай того, кто осуждает брата своего. Если другие препираются при тебе, заткни уши свои и беги оттуда, чтобы не услышать тебе выражений гневных, и не умерла душа твоя, лишившись жизни. Сердце раздраженное не вмещает в себе таин Божиих; а кроткий и смиренномудрый есть источник таин нового века.

48) Если будешь чист, то внутри тебя небо, и в себе самом узришь Ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку Ангелов.

49) Наблюдающий за языком своим во век не будет им окраден. Уста молчаливые истолковывают тайны Божии; а скорый на слово удаляется от Создателя своего. Молчаливый языком во всей наружности своей приобретает смиренномудрие и чинность, и он без труда возобладает над страстями.

50) Как при безмолвной тишине чувственного моря носится и плавает дельфин: так и при безмолвии и утишении раздражительности и гнева в море сердечном, во всякое время, к веселью сердца, носятся в нем тайны и божественные откровения [55].

51) Страсти искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это — меч умерщвляющий их. Кто желает видеть Господа внутри себя, тот прилагает усилие очищать сердце свое непрестанным памятованием о Боге: и таким образом, при светлости очей ума своего, ежечасно будет он зреть Господа. Что бывает с рыбою, вышедшею из воды; то бывает с умом, который выступил из памятования о Боге и парит памятованием о мире.

52) Сколько человек удаляется от собеседования с людьми, столько же удостаивается дерзновенного умом своим беседования с Богом: и в какой мере отсекает от себя утешения мира сего, в такой удостаивается радости Божией о Духе Святом. И как гибнут рыбы от недостатка воды; так умные движения, возникающие при помощи Божией, исчезают в сердце монаха, который часто обращается и проводит время с людьми мирскими.

53) Кто с пламенною ревностью днем и ночью ищет Бога в сердце своем, и искореняет в нем приражения, бывающие от врага; тот страшен демонам и вожделенен Богу и Ангелам Его. У чистого душою — мысленная область внутри его; сияющее в нем солнце — свет Пресвятой Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сей — Утешительный и Всесвятый Дух; совозседающие в нем — святые и бесплотные природы; а жизнь и радость, и веселье их — Христос, Свет от Света — Отца. Таковой и видением души своей, ежечасно увеселяется и дивится красоте своей, которая действительно во сто крат блистательнее светлости солнечной. Это — Иерусалим и царство Божие, внутри нас сокровенное, по Господнему слову. Область сия есть облако Божией славы, в которое только чистые сердцем внидут узреть лице своего Владыки, и озарить умы свои лучами Владычнего света [56].

54) Кто раздражителен, кто гневлив, кто славолюбив, кто любостяжателен, кто чревоугодлив, кто обращается с мирянами, кто хочет, чтобы исполняема была собственная воля его, кто вспыльчив и исполнен страстей, — все таковые находятся вне области жизни и света: ибо область сия составляет удел сделавших сердце свое чистым [57].

55) Кто уничижает и умаляет себя, того преумудряет Бог. А кто сам себя почитает премудрым, тот отпадает от Божией премудрости.

56) Кто целомудрен, смиренномудр, гнушается вольностью в словах, и изгнал из сердца раздражительность; тот, как скоро станет на молитву, видит в душе своей свет Святого Духа, и скачет в блистаниях озарения светом Его, и веселится видением славы сего озарения и изменением оного до уподобления с ним самим. Нет иного делания, которое бы могло низлагать так полки нечистых демонов, как видение в Боге.

57) Блажен, кто памятует о своем отшествии из этой жизни и воздерживается от привязанности к наслаждениям мира сего; потому что многократно усугубленное ублажение приймет во время отшествия своего. — Он есть рожденный от Бога; и Святой Дух — кормитель его; из лона Духа сосет он живоносную пищу, и к веселью своему обоняет воню его [58].

58) Ничто не охлаждает так огня, вдыхаемого в сердце Святым Духом к освящению души, как обращение с людьми, многоглаголание и всякая беседа, кроме беседы с чадами таин Божиих, способствующей, к приращению ведения Божия и к сближению с Богом. Ибо таковая беседа сильнее всех добродетелей пробуждает душу к жизни, искореняет страсти и усыпляет скверные помыслы. Пребывание и обращение с подвижниками тех и других обогащает тайнами Божиими [60, 61].

59) Трапеза пребывающего всегда в молитве сладостнее всякого благоухания от мускуса и благовония от мира: боголюбивый вожделевает оной, как бесценного сокровища. С трапезы постящихся, пребывающих в бдении, и трудящихся о Господе, заимствуй себе врачевство жизни, и возбуди от омертвения душу свою. Ибо среди них, освящая их, возлежит Возлюбленный, и горечь злострадания их претворяет в неисповедимую свою сладость, духовные же и небесные служители Его осеняют их и святые яства их. И я знаю одного из братий, который ясно видел это собственными глазами своими [62].

60) Некто рассказывал мне из собственного опыта своего: „в которые дни имею я беседу с кем-нибудь, в те съедаю по три, или по четыре сухаря в день; если стану принуждать себя к молитве, то ум мой не имеет дерзновения к Богу, и не могу устремить к Нему мысли. Когда же разлучусь с собеседниками на безмолвие, в первый день принуждаю себя съесть полтора сухаря, во второй — один, а как скоро утвердился ум мой в безмолвии, усиливаюсь съесть один целый сухарь, и не могу, ум же мой непрестанно с дерзновением беседует с Богом, хотя и не понуждаю его к тому, и светозарность Божества не оскудевая осиявает меня видеть красоту Божественного света, и увеселяется ею. Если же во время безмолвия приключится кому прийти и поговорить со мною хотя один час, невозможно мне тогда не прибавить пищи, не оставить чего из правила, не расслабеть умом к созерцанию оного света [63, 64]".

61) Был я у одного брата и вот что видел. Этот брат встал ночью и очень долго стихословил; затем вдруг оставлял правило, падал на лице свое, и до ста или более раз с горячностью, какую возжигала в сердце его благодать, ударял головою в землю. После сего вставал, лобызал крест Владычный, снова делал поклон, и лобызал тот же крест, и опять повергался на лицо свое. И такой обычай соблюдал он всю жизнь так, что невозможно изобразить мне числом множества его коленопреклонений. Да и кто был бы в состоянии исчислить поклоны этого брата, какие клал он каждую ночь. Раз двадцать со страхом и горячностью, с любовью растворенною благоговением, лобызал он крест, и опять начинал класть поклоны и стихословить; а иной раз от великого возгорения помыслов, распалявших его горячностью своею, когда не в силах был выносить разжжения оного пламени, препобеждаемый радостью, потому что не мог удержаться, вскрикивал. Поутру же, когда садился он за чтение делался подобным человеку плененному, и в продолжении каждой читаемой им главы, не раз падал на лицо свое, и на многих стихах воздевал руки свои к небу, и славословил Бога [70].

62) Слышал я от одного старца: „всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется заодно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души" [75].

63) Будь подобен Херувимам и не думай, что кроме тебя и Бога есть кто либо другой на земле, о ком бы заботиться тебе [85].

64) Иное дело — молитвенное услаждение, а иное — молитвенное созерцание. Последнее в такой мере выше первого, в какой совершенный человек выше несовершенного отрока. Иногда стихи делаются сладостными в устах, и стихословие одного стиха в молитве неисчетно повторяется, не дозволяя переходить к другому стиху; и молящийся не знает насыщения. Иногда же от молитвы рождается некое созерцание, и прерывает оно устную молитву, и молящийся в созерцании, изумевает, цепенея телом. Такое состояние называем мы молитвенным созерцанием, а не видение и экстаз, или мечтательный призрак чего либо [88].

65) Как вся сила законов и заповедей, какие Богом даны людям, по слову отцов, имеет пределом чистоту сердца: так все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву. Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечные прошения, и сладчайшие вопли, и все виды молитвы, имеют пределом чистую молитву, и до нее только имеют возможность простираться. Подвиг в молитве— лишь до сей молитвы; а за сим пределом будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание [89, 90].

66) Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и достигший чрез то душевной чистоты: так из тысячи разве один найдется, при великом рачении и бдительности сподобившийся достигнуть чистой молитвы; а достигший того таинства, которое уже за сею молитвою, едва находится и из рода в род [91].

67) Молитва есть моление, заключающее в себе или прошение, или благодарение, или хваление. Сими движениями и ограничиваются молитвенные движения. А чистота и нечистота молитвы зависит от следующего: коль скоро в то самое время, как ум приуготовляется принести одно из сказанных движений своих, примешивается к нему какая либо посторонняя мысль, или забота о чем-нибудь, тогда молитва сия не называется чистою [91, 92].

68) Святые в будущем веке, где ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство; забудет он и самого себя, и все здешнее, и не будет уже иметь в себе движения к чему либо. Обычно ум — домостроитель чувств и помыслов, и царь страстей: но когда управление Духа возгосподствует над ним; тогда отъемлется у него власть, и он путеводится уже, а не путеводит. И где тогда будет молитва, когда природа не в силах иметь над собою власти, но иною силою путеводится, сама не знает куда, овладевается в тот час пленившею ее силою, и не чувствует где путеводится ею? Тогда человек не знает даже, в теле он, или кроме тела (2Кор. 12, 2). И будет ли уже молитва в том, кто столько пленен, и не сознает сам себя? — [94, 95].

69) Состояние сие, хотя не имеет обычных молитвенных движений, именуется однако ж молитвою и ради того, что и оно есть предстояние Богу, и ради того, что благодать сия дается достойным во время молитвы, и начало свое имеет в молитве, так как, кроме подобного времени, нет и места посещения сей достославной благодати. В иные времена не имеет она места. Ибо знаем, что многие святые, как повествуется в житиях их, став на молитву, были восхищаемы умом. Но если кто спросит: почему же в сие только время бывают сии великие и неизреченные дарования, то ответствуем, потому что в сие время более, нежели во всякое другое, человек бывает собран в себя и уготован внимать Богу, вожделевает и ожидает от Него милости. Короче сказать, это есть время стояния при вратах царских, чтобы умолять Царя; и прилично исполниться прошению умоляющего и призывающего в это время. Ибо бывает ли другое какое время, в которое бы человек был столько приуготовлен, и так наблюдал за собою, кроме времени молитвы? — Ибо вот святые, хотя не имеют праздного времени, потому что всякий час заняты духовным, однако же с ними бывает время, когда не готовы они к молитве. Ибо нередко занимаются, или помышлением о чем-либо встречающемся в жизни, или рассматриванием тварей, или иным чем действительно полезным. Но во время молитвы созерцание ума устремлено к единому Богу, и к Нему направляет все свои движения, Ему от сердца, с рачением и непрестанною горячностью, приносит моления. И посему-то в это время, когда у души бывает одно единственное попечение, прилично источаться божественному благоволению [95, 96].

70) Все видения святым бывали во время молитвы. Ибо какое другое время так свято, и по святыне своей столько прилично приятию дарований, как время молитвы, в которое человек беседует с Богом? В это время, в которое совершаются молитвословия и моления пред Богом, и собеседование с Ним, человек с усилием отовсюду собирает во едино все свои движения и помышления, и погружается мыслию в едином Боге, и сердце его наполнено бывает Богом, и оттого уразумевает он непостижимое. Ибо Дух Святой, по мере сил каждого, действует в нем, и действует, заимствуя повод к действию из того самого, о чем кто молится; так что вниманием молитва лишается движения, и ум поражается и поглощается изумлением, и бывает уже не в мире сем [97, 98].

71) Некто был спрошен: когда человек узнает, что получил отпущение грехов своих? И ответил: когда ощутит в душе своей, что совершенно, от всего сердца, возненавидел грех, и когда явно даст себе направление, противоположное прежнему [112].

72) Кто просвещен в своих понятиях? — Тот, кто умел отыскать горечь, сокровенную в сладости мира, воспретил устам своим пить из этой чаши, доискивается всегда как спасти душу свою, не останавливается в своем стремлении, пока не отрешится от мира сего, и запирает двери чувств своих, чтобы не вошла в него приверженность к сей жизни, и не похитила у него тайных сокровищ его [122].

73) Нередко бывает с иными, что одна половина их пошла во след Господа, а другая половина осталась в мире и сердце их неотрешилось от здешнего, но разделились они сами в себе, и иногда смотрят вперед, а иногда назад. К таковым говорит премудрый: «не приступи к нему с сердцем раздвоенным» (Сир.1, 21) [123].

74) Что значит отвергнуться себя? — Как приготовившийся взойти на крест одну мысль о смерти имеет в уме своем, и восходит на крест, как человек не помышляющий, что снова будет иметь часть в жизни настоящего века, так и желающий исполнить сказанное: «да отвержется себе и возмет крест». Ибо крест есть воля, готовая на всякую скорбь и смерть. Кто в этом вооружении выступит на подвиг, в очах того делается достойным пренебрежения все, почитаемое трудным и скорбным [125].

75) Тело не соглашается жить без удовлетворения нужд его, пока окружено тем, что служит к роскоши и расслаблению; и ум не может удержать его от этого, пока оное тело не будет устранено от всего производящего расслабление. Ибо когда открыты пред ним зрелища роскоши и сует, и каждый почти час оно видит служащее к расслаблению, тогда пробуждается в нем пламенное пожелание сего, и как бы разжигая его раздражает. По сему-то Господь обязавшемуся идти вслед Его весьма хорошо заповедал, обнажиться и выйти из мира, потому что человек должен сперва отринуть все, служащее к расслаблению, и потом приступать к делу. Как скоро отлучит себя человек от мира, и от всего, что в мире, немедленно забывает прежнюю свою привычку и прежний образ жизни, и долгое время не занимается этим. А от приближения его к миру и к вещам мирским скоро расслабевает сила ума его. Итак, рачительному надлежит скорою ногою бежать от всего воюющего, и сколько можно удаляться даже приближения к тому [125–127].

76) Один из старцев подвижников сказал: „в каждом члене этого тела скрывается приманка, и человеку предстоит от всего великая брань, почему и должно ему охранять себя и облегчать для себя угрожающую в этом брань, спасаясь от него бегством. А как скоро приближается что-либо такое, тогда человек, хотя и принуждает себя к добру, однако ж бывает в опасности, всегда видя это и вожделевая этого". — Прибавлю к сему: в земле видим многие сокровенные врачевства, и летом по причине жара никто не знает их; когда же увлажены будут и ощутят силу прохлажденного воздуха, тогда оказывается где было погребено в земле каждое врачевство. Так и человек, когда он в благодати безмолвия и в теплоте воздержания, тогда действительно бывает в покое от многих страстей; если же входит в мирские дела, то видит тогда, как восстает каждая страсть, подъемлет главу свою, особенно если ощутить воню покоя [129].

77) Кто в течение целой своей жизни любит беседу с этою четою, постом и бдением, тот бывает другом целомудрия. Как началом всему худому служит упокоение чрева и расслабление себя сном, возжигающее блудную похоть, так святой путь Божий, и основание всех добродетелей — пост, бдение, бодрствование в службе Божией, в распинании тела целый день и целую ночь, в противоположность сладости сна [130].

78) Как здравым глазам свойственно вожделение света, так посту, соблюдаемому с рассудительностью, свойственно вожделение молитвы. Как скоро начнет кто поститься, вожделевает уже с этого времени умом своим придти в вожделение собеседования с Богом. Когда на уста человеку налагается печать постов, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, на лице у него грусть, и срамные помыслы далеки от него, не видно веселости в очах его, враг он похотений и суетных бесед. Пост был заповедью, в начале данною нашему естеству, и нарушением поста пало начало нашего создания. С поста начал и Спаситель, когда явился миру на Иордане. Ибо, по крещении, Дух низвел Его в пустыню, и постился Он там сорок ночей [131].

79) О многих мучениках сказывают, что на тот день, в который ожидали они приять венец мученичества, если предузнавали о сем, или по откровению, или по извещению от кого-либо из друзей своих, ничего не вкушали всю ночь, но с вечера до утра стояли бодрственно на молитве, славя Бога в псалмах, пениях и песнях духовных, с веселием и радованием ожидали того часа, как иные уготовившиеся на брак, что бы в посте встретить меч. Посему и мы, призванные к невидимому мученичеству, чтобы приять венцы святыни, будем трезвиться, и врагам нашим да не будет дано знака отречения ни одним членом, ни одною частью нашего тела [133, 134].

80) Страсти сокровенные в душе не исправляются одними телесными трудами; они не удерживают помыслов о том, что пробуждается всегда чувствами. Труды сии способствуют к охранению человека от положений, чтобы не был ими препобеждаем; но не доставляют душе мира и тишины. Для сего необходимо, чтобы человек самого себя от рассеяния помыслов собрал в себя, от внешних развлечений и парений возвратил в себя, и упокоился в себе. И если человек хорошо устоит, в этом, то приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте [134, 135].

81) Как можно ожидать, чтобы очистилась душа того, кто деятельно, сам собою или другими, посредством чувств обновляет в себе памятование старой привычки? Если сердце ежедневно оскверняется, то очистится ли человек от скверны? Пока река не преграждена вверху, не иссякают воды внизу [135, 136].

82) Какой признак того, что чистота начала водворяться в сердце? — Когда сподобится кто благодати слез, проливаемых без принуждения; потому что слезы положены уму как бы некиим пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не примет человек этого дарования, дело его совершается еще во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности того, что сокрыто в духовном человеке.

83) Бывают слезы сожигающие и бывают слезы утучняющие. Те слезы, которые исходят из сущности сердца от сокрушения о грехах, иссушают и сожигают тело. Но ими отверзается человеку дверь войти на вторую ступень, лучшую первой; и это есть страна радости, в которой человек приемлет милость. Это уже слезы умиления, кои и украшают и утучняют тело, и исходят непринужденно сами собой [137].

84) Что есть воскресение души? — Воскресением души надобно называть изшествие из ветхости, именно, чтобы произошел новый человек, в котором нет ничего от ветхого человека, по сказанному: и дам вам сердце ново и дух нов (Иез.36, 26) [138].

85) Все святые пребывали в плаче. Если же святые плакали, и, пока не переселились из жизни сей, очи их всегда были наполнены слезами, то кто же не будет плакать? Если совершенные и победоносные плакали здесь, то как стерпит исполненный язв, чтобы перестать ему плакать? Кто имеет лежащего пред собою мертвеца, и видит, что сам он умерщвлен грехами, того нужно ли учить с какою мыслию пользоваться ему слезами? Душа твоя, которая для тебя дороже целого мира, умерщвлена грехами, и лежит пред тобою: ужели же не требует она плача? — Будем часто в уме своем молить Господа, чтобы даровал нам плач. Ибо если приобретем сию благодать, то при помощи ее достигнем чистоты. Плачущий не может быть тревожим страстями [144, 145].

86) Страсти не могут восстать на душу и смутить подвижника, если в уединении его, удаленном от всякого рассеяния, сердце его не занимается житейским, разве только будет он ленив и нерадив о своем долге. А преимущественно, если будет он упражняться в изучении божественных писаний, то, занимаясь изысканием их смысла, пребывает нимало не тревожим страстями. Ибо при возрастающем и укореняющемся в нем разумении Божественных Писаний, бегут от него суетные помыслы, и ум его не может отстать от желания читать Писание, или размышлять о читанном, и не обращает он ни малого внимания на жизнь настоящую, по причине весьма великого наслаждения своим занятием, восхищаемый Писаниями в неразвлекаемом самоуглублении. Почему забывает себя и естество свое, и делается как бы человеком, который пришел в исступление, вовсе не памятует о сем веке, преимущественно занят мыслию о величии Божием, и погружаясь в это умом, говорит: слава Божеству Его! слава чудесам Его! непостижимы все дела Его— в творении, Промышлении, паче же в искуплении и будущем возустроении всяческих [145, 146].

87) Чего искать паче всего? — Того, чтоб сподобился человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо, как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей, и соделался уже обителью Святого Духа. А если кто не приял несомненно сея благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывания в сей молитве; потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы, но сам Дух молится всегда (Рим. 8, 26). Тогда и в сонном и в бодренном состоянии человека, молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы [152].

88) Нет часа, в который бы внутреннее движение сподобившихся дара молитвы было не в молитве. И не имеют они нужды в образе продолжительной молитвы, ни в стоянии и чине продолжительной службы. Для них достаточно воспомянуть о Боге, — и тотчас пленяются они любовью Его. Впрочем не нерадят они совершенно и о стоянии на молитве, когда воздают честь молитве, и, кроме непрестанной молитвы, в назначенные часы стоят на ногах. Ибо видим св. Антония стоящим на молитве девятого часа, ощутившим возношение ума своего. — Сподобляется же сей благодати человек, когда хранением заповедей Господних, противящихся греху, и внутренно и наружно совлечется греха. И Господь обетовал в Евангелии сохранившему заповеди сотворить у него обитель [154].

89) В чем совершенство духовное? — В том, когда сподобится кто совершенной любви к Богу. Почему узнает человек, что достиг ее? — Когда при воспоминании о Боге сердце его немедленно возбуждается любовью к Нему, и очи его обильно изводят слезы. Ибо любви обычно воспоминанием о любимых возбуждать слезы. И пребывающий в любви Божией никогда не лишается слез; потому что никогда не имеет недостатка в том, что питает в нем памятование о Боге, почему и во сне своем беседует с Богом [155].

90) Чем человеку преуспевшему — преодолеть помысл гордости? — Тем убеждением что, поддавшись сему помыслу, отпадает он Бога, как сухой лист падает с дерева. Ибо своею ли силою приобрел добродетели, и перенес ради их все борения, между тем, как Господь удерживал помощь Свою, и попускал ему одному вступить в борьбу с диаволом, и не ходил вместе с ним, как обыкновенно участвует Он в борьбе подвизающихся и содействует им? — Со святыми всегда бывает Промысл Божий, и хранящий и укрепляющий их. Им побуждает всякий чин людей, если бывает человек в подвиге, и в страданиях мученических, и в прочих бедствиях, постигающих за Бога и ради Его претерпеваемых. И это ясно, очевидно и несомненно. Сознавший сие не может возгордиться [155].

91) Заботы и занятия плотского разума суть: богатство, почет, убранство, телесный покой, рачение о словесной мудрости, годной к управлению в мире сем, и источающей обновление в изобретениях, и искусствах, и науках, и все прочее, чем увенчавается тело (внешняя жизнь) в этом видимом мире. Это — голый разум, потому что исключает всякое Божественное попечение; но чрез это вносит совершенное бессилие в душу человека. Сам он о себе думает, что всем заправляет в человеке и во внешней и во внутренней жизни. Посему ничего не приписывает Промыслу Божию, но все в человеке, спасение его от вредоносного, остережение от затруднений и противностей, тайно и явно сопровождающих естество наше кажутся ему следствием собственной его рачительности и собственных его способов. Таково гордое мнение о себе плотского разума. Он мечтает, что все бывает, по его промышлению; а сам между тем пребывает в непрестанных опасениях и тревогах. Не может он пребыть без страха за тело; потому овладевают им малодушие, печаль, отчаяние, страх от бесов, боязнь от людей, молва о разбойниках, слухи о смертях, заботливость в болезни, попечительность в скудости и недостатке потребного, страх смерти, страх страданий и злых зверей, и все прочее, сходное с сим и уподобляющееся морю, в котором ежечасно, день и ночь, мятутся и устремляются на пловцов волны. Таков разум кичащий; у коего сок и кровь — надмение и гордыня! Он совершенно противоположен вере и держит человека в состоянии ниже естества [182–184].

92) Человеку, во время молитвенного прошения своего, утвердиться в уповании на Бога есть лучшая часть благодати веры. Утверждение же веры в Бога не то, что здравое исповедание, хотя оно и матерь веры. Вера, доводящая до несомненности в уповании, никогда не достигается некрещенными, или (и крещенными, но) у которых ум растлен (страстями). Несомненность веры в людях, высоких душою, открывается по мере того, как нравы их внимательны к житию по заповедям Господним [195].

98) Тщательное изучение писания — свет для души, потому что оно указывает душе полезные напоминания о том, чтобы остерегаться от страстей, пребывать в любви к Богу, и в чистоте молитвы, и также начертывает пред нами мирный путь по следам святых.

94) Если памятование доброго, когда приводим его себе на мысль, обновляет в нас добродетель; то явно, что и памятование непотребства, когда припоминаем о нем, обновляет в уме нашем срамное пожелание. Если ты ревнитель чистоты, то очевидно, тебе надобно первые углублять, а последние искоренять [196].

95) Говорят, что святые Ангелы принимают на себя подобия некоторых досточтимых святых, и в сонном видении показывают душе сии подобия, во время парения ее мыслей, к ее радости, обогащению и восхищению, а днем постоянно приводят их в движение, когда рассматривает душа свои помыслы. Это бывает с ревнителями добродетели; и от сего преуспевают они в течении своем. — Кто имеет привычку занимать мысли свои худым, тому, при содействии демонов, также в сонных мечтаниях представляется это в подобии. Демоны принимают на себя подобие, производят в душе мечтания, чтоб, вызвав в душе сочувствие и согласие на страстное дело, томить ее потом и дневным о том воспоминанием склоняя на грех [197].

96) Хочешь ли наслаждаться стихословием во время службы своей? — Да углубляется ум твой в изучение словес Духа (наперед заучи псалмы на память, обсуди их и прочувствуй), пока душа твоя удивлением к домостроительству не возбудится к высоким их разумениям, и чрез это не подвигнется к славословию, или к полезной печали. И если есть что для молитвы, усвой это себе. Затем при стихословии псалмопения твоего (припоминай обследованное и прочувствованное) не будь как бы заимствующим слова у другого; но как сам от себя произноси слово прошения твоего с умилением и рассудительным разумением, как истинно понимающий дело свое. При сем надобно совершенно отложить в сторону количество стихословия и оставить громогласие [199].

97) Уныние (скучание на правиле) рождается от парения ума, а парение ума от праздности, чтения (многого, без разбору) и суетных бесед, или от пресыщения чрева [201].

98) Если кто не прекословит помыслам, всеваемым в нас от врага, но молитвою к Богу прерывает беседу с ними; то это служит признаком, что ум его по благодати Божией обрел премудрость и краткую стезю к пресечению парения (и шума помыслов). Ибо нет действеннее помощи, как помощь от Бога.

99) Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, — признак того, что молитва принята, и слезами начала входить в поле чистоты. Если не будут отъяты помыслы о преходящем, не зародится забота о приготовлении к изшествию из сей жизни, не начнут в душе восставать помыслы о том, что будет там: то глаза не могут проливать слез. Слезы суть следствие непарительного размышления и воспоминания о предметах, могущих приводить сердце в печаль [202].

100) Будь уверен, что Хранитель твой с тобою и мудрость твоя во всей точности да удостоверит тебя, что вместе со всеми тварями и ты состоишь под единым Владыкою, Который единым мановением приводит все в движение, и колеблет, и укрощает, и устрояет. Ни один раб не может сделать вреда кому-либо из подобных ему рабов, без дозволения о всех Промышляющего и всем Управляющего [204].

101) Некто из великих отцов сказал о себе, что после тридцатилетних подвигов, скорбей и исканий, Бог даровал ему наконец глубокое успокоение сердца. Оттого, говорит, когда захочу встать для совершения службы Божией, могу еще совершить одну славу (треть кафизмы); а что до остального, если буду стоять три дня, в изумлении пребываю с Богом, и ни мало не чувствую труда [207].

102) Один святой старец, имевший обыкновение нередко проводить ночи в бдении, говорил: „если какую ночь провожу всю в бдении до утра, и засыпаю с псалмопением; то, по пробуждении от сна, в день этот бываю как бы человеком не принадлежащим к миру сему: никакие земные помыслы не приходят мне на сердце, и не имею нужду в определенных правилах, но целый день тот бываю в изумлении [208].

103) Кто имеет добрые желания, тому противление не может воспрепятствовать исполнить оные, разве только лукавый найдет место худому предлогу в желающих доброго. Бывает же это по следующей причине. За всякою мыслию доброго желания, в начале его движения, последует некая ревность, горячностью своею уподобляющаяся огненным углям; и она обыкновенно ограждает сию мысль, и не допускает, чтобы приближалось к ней какое-либо сопротивление, препятствие и преграда; потому что ревность сия приобретает великую крепость и несказанную силу ограждать душу от расслабления или от боязни при устремленных на нее всякого рода стеснительных обстоятельствах. Она движет, возбуждает, распаляет и укрепляет человека пренебрегать плотью в скорбях и в страшных, встречающих его искушениях, непрестанно предавать душу свою на смерть, и идти во сретение отступнической силе ради совершения того дела, которого сильно возжелала душа [210].

104) Эта сила ревности, которую некто из облеченных во Христа назвал псом и стражем добродетели и закона Божия, двумя способами пробуждается, укрепляется и воспламеняется на хранение дома (души), и также двумя способами приводится в изнеможение, дремоту и леность. Именно, пробуждение и воспламенение бывает, (во первых) когда человеку приходит на мысль какой-нибудь страх, заставляющий его бояться за то благо, которое он приобрел; или имеет в виду приобрести, чтобы не было оно украдено, или уничтожено. Когда возбуждается такой страх, тогда ревность разгорается, как пылающая пещь, и подобно Херувиму с пламенным мечем хранит внутреннее добро, неослабно внимая всему, что окрест его. Когда страх бывает за тело, тогда он называется сатанинским и бывает пагубен для души колебля веру в Промысл Божий. Но когда страх бывает за душу, чтоб она не была окрадена и по каким-либо причинам не потерпела ущерба; тогда помысл сей божествен, попечение благо, скорбь и томление бывают по Божию промышлению. Во вторых, — крепость и воспламенение пса (ревности) обнаруживается, когда наиболее в душе возрастает вожделение добродетели. Ибо в какой мере возрастает в душе вожделение, в такой же воспламеняется и этот пес т. е., горячая ревность к добродетели [211–213].

105) К охлаждению же жара ревности первый повод, когда самое вожделение уменьшится или прекратится в душе. А второй повод, когда войдет в душу какой-то помысл уверенности и отважности, и утвердится в ней; и человек станет надеяться, думать и держаться той мысли, что нет ему причины бояться — потерпеть вред от какой-либо силы; и потому, слагает он с себя оружие ревности, и бывает как дом без стражи; пес засыпает, и надолго оставляет стражу.

106) Весьма многие мысленные дома бывают окрадены сим помыслом (т.-е. что нечего бояться). И это бывает, когда померкнет в душе чистота оного осияния святым ведением (найдет мрак забвения). От чего же она померкает? Конечно от того, что вошел в душу какой-либо самый тонкий помысл гордыни, и возгнездился там; или человек стал более предаваться попечению о преходящем, или частому, обольстительному для него, сообщению с миром; или бывает сие от чрева — этой госпожи всего худого.

107) Предпочитать доброе изволение — дело желающего; довершать же выбор доброго изволения — дело Божие. Для сего человек имеет нужду в помощи Божией. Будем же делать так, чтобы за появившимся в нас добрым желанием следовали частые молитвы; и будем просить не только оказать нам помощь, но и показать, благоугодно ли желание сие воле Божией, или нет. Ибо не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но только то, которое полезно. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает ему, потому что иное желание по виду доброе, входит от диавола, на вред или смущение душе. Посему при появляющемся в нас добром желании надобно усердно молиться Господу, да покажет, угодно ли Ему возжеланное нами доброе начинание, и, если угодно, да поможет совершить его. Ибо таков обычай у того, кто вожделевает доброго с рассудительностью ума — молитву употреблять в пособие к деланию и к приобретению мудрости, для различения истины от подложнаго [214–215].

108) Один старец на стенах келии своей писал слова и разные мысли, и когда спросили его: что это значит? отвечал: это — помыслы правды, приходящие ко мне от Ангела, пребывающего со мною, и возникающие во мне естественные правые помышления; записываю же их во время появления их, чтобы, при омрачении своем, заниматься мне ими, и они избавили меня от заблуждения [216].

109) Другой старец ублажаем был помыслами своими, что вместо преходящего мира сподобился он негибнущей надежды, и старец отвечал: пока еще я на пути, напрасно хвалите меня; не совершил еще я пути [217].

110) Если будешь в прекрасной добродетели и не почувствуешь, что вкушаешь от нее наслаждения, то не дивись. Ибо пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. Награда дается не за делание, а за смирение; кто оскорбляет последнее, тот теряет первое.

111) Дарование без искушений — погибель для приемлющих оное. Если делаешь доброе пред Богом, и Он даст тебе дарование, умоли Его научить тебя смиряться, или взять у тебя оное, чтобы оно не было для тебя причиною погибели [218].

112) Душа, приявшая на себя попечение о добродетели и живущая в строгости и страхе Божием, не может быть без печали каждый день; потому что добродетели сопряжены с печалями. Если вожделеваешь добродетели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби рождают смирение. Кто же без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости.

113) Сперва человек мыслями своими удаляется от должного попечения, а после сего приближается к нему дух гордости. Когда же человек пребывает в гордости, тогда удаляется от него промыслительный Ангел, который близ него и возбуждает в нем попечение о праведности. Когда человек оскорбит сего Ангела и он удалится; тогда приближается к человеку чуждый, и с того времени нет уже у него попечения о праведности [219].

114) Прежде сокрушения гордыня, говорит премудрый (Прит. 18, 12). По мере гордыни видимой в душе, — и мера сокрушения, каким вразумляет душу Бог. Гордыню же разумею не ту, когда помысл ее появляется в уме или когда человек на время побеждается ею, но гордыню, постоянно пребывающую в человеке. За первым горделивым помыслом последует сокрушение; а когда человек возлюбил гордыню, не знает уже сокрушения.

115) Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно. О пути же прохладном знаешь, где он оканчивается [223].

116) Вот селение Духа — непрестанно понуждать себя быть в повиновении, хотя и есть способ сделать дело в покое; потому что такова воля Духа: в ком обитает Он — не приучает тех к лености. Напротив того Дух побуждает их не покоя искать, но предаваться паче деланию и наибольшим скорбям. Искушениями дух укрепляет их, и делает, что приближаются они к мудрости. Такова воля Духа, чтобы возлюбленные Его пребывали в трудах [227].

117) Сердце святых, чрез претерпение ими прискорбностей за дело Божие, приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицем, и просить Его с упованием. Велика сила дерзновенной молитвы. Потому попускает Бог, чтобы святые Его искушаемы были всякою печалью и также опытно изведывали помощь Его и то, сколько промышляет о них Бог, потому что в следствие искушений приобретают мудрость. — Если не бывает человек искушен сперва испытанием худого, то не имеет вкуса в добром [229].

118) Великую приобретает силу тот, кто опытно познал как немощь естества, так и помощь Божеской силы, и уверился в этом. Идущие правым путем тогда только познают сие, когда Бог, удержав сперва силу свою от содействия им, приводит их в сознание немощи своей, трудности искушений и лукавства вражескаго, а потом, показав им свою помощь и заступление, напечатлевает твердую веру, что Божеская сила всегда охраняет их и что только ею одною они могут являться всегда победителями всех противностей, и внешних и внутренних [230].

119) Человек, пока в нерадении, боится часа смертного: а когда приблизится к Богу, боится сретения суда; когда же всецело поступит в предняя, тогда любовью поглощается тот и другой страх [233].

120) Человек, который сподобился Божественной благодати, вкусил и ощутил нечто высшее, не попускает приражениям входить в сердце его; потому что вместо их возобладало в нем другое, лучшее их вожделение; сердце мертво стало для них и живет чем-то иным [236].

121) Пока человек живет, имеет нужду в трезвенности, попечительности и бодрственности, чтобы охранять свое сокровище. Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плод; но надобно подвизаться до самого исхода. Ибо нередко и созревший плод побивает внезапно град [237].

122) Житие мира сего подобно выводящим некоторый только буквы из начертанных на таблице; и когда кто захочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатанных царскою печатью, в которых невозможны уже ни дополнения, ни выпуски. Потому, пока мы среди изменения будем внимательны к себе и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими делами, постараемся делать в нем дополнения добрым житием, станем изглаждать в нем недостатки прежнего жития. Ибо, пока мы в жизни сей, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самого часа исшествия [239].

123) В какой мере оставляет ум попечение о всем видимом и озабочивается упованием будущего, в такой же мере утончается он и просвещается в молитве. Посему Господь прежде всего повелел взяться за нестяжательность, удалиться от мирского мятежа и отрешиться от попечения, общего всем людям. Отклоняет нас Господь от всякого такого попечения, чтобы в следствие сего возжелали мы собеседование с единым Богом. Но молитва имеет еще нужду в упражнении, чтоб ум умудрился долговременным пребыванием в оной. После нестяжательности, разрешающей наши мысли от уз, молитва требует пребывания в оной; потому что с продолжением времени ум снискивает навык к упражнению, познает как отражать от себя помысл, и долгим опытом научается тому, чего заимствовать не может из иного источника [240–242].

124) Не называй праздностью продолжительность молитвы невысокопарной, собранной и долгой, потому что оставил ты при этом псалмы. Но паче упражнения в стихословии возлюби на молитве поклоны. Молитва, когда подает тебе руку, заменяет собою Божию службу [245].

125) Когда во время службы (молитвенного правила) дано тебе будет дарование слез, услаждение ими не называй праздностью в молитве: потому что благодать слез есть полнота молитвы.

126) В то время, как ум твой рассеян, паче молитвы занимайся чтением. Но не всякое писание полезно. Если можно, чтение предпосылай стоянию; ибо чтение источник чистой молитвы.

127) Ни под каким видом (во время псалмопения) не предавайся небрежности (о нем), трезвись же от парения ума: ибо псалмопение (без парения ума) корень жития. Впрочем знай и то, что дела телесные много полезнее стихословия, совершаемого с парением ума. А печаль умная превосходит и телесный труд.

128) Всякая молитва, которую совершаем ночью, да будет в очах твоих досточестнее всех дневных деланий. Не обременяй чрева своего, чтобы не помутился ум твой, и не быть тебе в смятении от парения мысли, когда встанешь ночью, и не расслабли члены твои и тебе самому не оказаться исполненным женского расслабления, а сверх сего, чтобы душа твоя не омрачилась, и не стали потемненными понятия твои, и чтобы, по причине омрачения, не придти тебе в совершенное бессилие собрать их во едино для стихословия, и чтобы не попортился в тебе вкус ко всему, и не перестало услаждать тебя стихословие псалмопения, тогда как ум при легкости и светлости мысли, с удовольствием обыкновенно вкушает его разнообразие. Ибо когда возмущено ночное благочиние, тогда и в дневном делании ум бывает смущен, и ходит в омрачении, и не услаждается, по обычаю, чтением. Удовольствие, подаваемое подвижникам днем, истекает в чистом уме от света ночного делания [246].

129) Остерегайся, чтобы не изнемогло слишком тело твое, и от того не усилилось против тебя небрежение, и не охладило душу твою. Всякому надлежит как бы на весах взвешивать житие свое. В то время, когда насыщаешься, остерегайся давать себе и в малом свободу [247].

130) Храни себя от самомнения во время добрых в тебе изменений. Немощь свою и невежество свое в рассуждении тонкости сего самомнения рачительно открывай Господу в молитве, чтобы не быть тебе оставленным и не искуситься в чем либо срамном.

131) За сомнение Бог прекращает попечение Свое о впадшем в оное. Впрочем, прекращает сие попечение не за одно возникновение помысла, но за то, что ум останавливается на сем помысле. Ибо не наказует и не судит Бог человека за невольное движение, если и согласился на время с помыслом. Если в тот же час прободем в себе страсть, и явится в нас сокрушение, то Господь не взыскивает с нас за такое нерадение; взыскивает же за нерадение, которому действительно предается ум, так что взирает на это бесчувственно [248].

132) Когда какой либо помысл из части десных начнет почасту появляться в тебе, внушая тебе доброе какое предприятие, или начинание, ты же сомневаешься в нем и не можешь ясно постигнуть, свой он или тать, помощник или наветник; то вооружись на него усиленною молитвою со многим бдением и день и ночь. Ты и не отталкивай его от себя, и не соглашайся с ним; но со тщанием и горячностью сотвори о нем молитву, и не умолкай, призывая Господа. Он покажет тебе, откуда сей помысл [249].

133) Паче всего возлюби молчание; потому что оно приближает к плоду. Сперва будем принуждать себя к молчанию, и тогда от молчания родится для нас нечто, приводящее к самому молчанию. Да даст тебе Бог ощутить что либо рождаемое молчанием. От упражнения в сем делании со временем рождается какое-то удовольствие, и насильно ведет тело к тому, чтобы пребывать в безмолвии. И множество слез рождается у нас в сем житии, и в чудном созерцании сердце раздельно ощущает в них что-то, в иное время с трудом, а в иное с удовольствием; потому что сердце умаляется, делается подобно младенцу; и как скоро начнет молитву, льются слезы [250].

134) Находил я многих отцов, великих и дивных, которые более, нежели о делах, прилагали попечение о благочинии чувств и о телесном навыке; потому что отсюда происходит благочиние помыслов. Много причин встречается человеку вне его воли, которые заставляют его выходить из пределов свободы своей. И если не будет он охраняем в чувствах своих предварительно снисканным неослабным навыком; то может сделаться, что долгое время не войдет он сам в себя и не обретет первоначального своего устроения [252].

135) Пусть у тебя всегда берет перевес милостыня. Сердце жестокое и немилосердое никогда не очистится. Человек милосердый — врач души своей; потому что как бы сильным ветром из внутренности своей разгоняет он омрачение страстей [253].

136) Положи, человек, на сердце своем, что предстоит тебе отшествие, и непрестанно говори себе: вот у дверей уже пришедший за мною посланник. Что же я сижу? Преселение мое вечно, возврата уже не будет [254].

137) Будем всегда памятовать о смерти, и в сем помышлении приближаться к Богу сердцем своим, — и презренными соделаются в глазах наших и мирские удовольствия [257].

138) Безмолвие отсекает предлоги и причины к новым помыслам, и внутри стен своих доводит до обветшания и увядения воспоминания о предзанятом нами. И когда обветшают в мысли старые вещества, тогда ум, исправляя их, возвращается в свой чин [261].

139) Избери себе делание усладительное, непрестанное бдение по ночам, во время которого все отцы совлекались ветхого человека, и сподобились обновления ума. В сии часы душа ощущает оную бессмертную жизнь, и ощущением ее совлекается одеяния тьмы, и приемлет в себя Духа Святого [262].

140) Разумная душа, быв существенно соединена и сопряжена с чувствами, и своими помыслами естественно увлекается, если человек не будет бодрствовать в сокровенной молитве [263].

141) Когда по долгом времени, среди дел труда и хранения того, что сокровенно, и при воздержании чувств от всякой встречи, осенит тебя сила безмолвия; тогда встретишь радость без причины овладевающую, по временам, душою твоею. И с сего времени в душе похищается чувство страстей приятностью сею [264].

142) Любовь есть плод молитвы, и от созерцания своего возводит ум к ненасытимому ее вожделению, когда ум пребывает в ней без уныния, и человек умом только в молчаливых помышлениях разумения молится пламенно и с горячностию. Молитва есть умерщвление понятий, свойственных воле плотской жизни. Ибо молящийся прилежно есть то же, что умерший для мира: и терпеливо пребывать в молитве значит отречься человеку от себя самого. В самоотвержении души обретается, наконец, любовь Божия [267].

143) Как от семени пота постов произрастает колос целомудрия, так от сытости и пресыщения — нечистоты. При алчущем и смиренном чреве никак не проникнут в душу срамные помыслы [268].

144) Как просветляется красота твоя, целомудрие, возлежанием на голой земле, трудом алкания, отемлющего сон, и злостраданием плоти, которая при воздержании от яств, между ребрами и чревом делается подобною глубокому рву [269].

145) Пустота чрева и мысли наши делает страною пустынною, нетревожимою помыслами и безмолвствующею от всех мятежных помыслов [270].

146) При каждом сделанном тобою шаге разыскивай, путем ли ты идешь, или уклонился с него и идешь какою-нибудь стезею вне настоящей дороги. И по одним делам явным не уверяйся в том, что в точности совершается тобою житие истинное [272].

147) Если когда совершаешь службу, бываешь по возможности далеким от парения ума, и внезапно пресекается стих на языке твоем и на душу твою налагает оковы молчания, без участия твоей свободы; то знай, что ты простираешься вперед, и что кротость начала в тебе усугубляться. — Если примечаешь в душе своей, что при благих помышлениях и созерцаниях глаза твои наполняются слезами, и слезы без принуждения текут по ланитам твоим; то знай, что начало совершаться пред тобою отверстие преграды на разорение сопротивных. — Если находишь в себе, что по временам мысль твоя, без предварительного о том примышления, вне обычного порядка, погружается внутри тебя и пребывает в этом состоянии около часа, или сколько-нибудь времени, — и мир царствует в помыслах твоих; то знай, что облако начало приосенять скинию твою [272, 273].

148) Под верою, которая жизнью заправляет, разумей не основание общего всех исповедания, но оную мысленную силу, которая светом ума подкрепляет сердце, и свидетельством совести возбуждает в душе великое упование на Бога, чтобы не заботилась она о себе самой, но попечение свое во всем беззаботно возвергла на Бога [275].

149) Не все страсти ведут брань наступательно. Нерадение, уныние, печаль не нападают наступательно, но только налагают на душу тяжесть. Крепость души изведывается в победе над страстьми, ведущими брань наступательную [279].

150) Сладостная в сердце теплота имеет две степени: на первой, — из сердца исходящее услаждение, иногда в час молитвы, иногда во время чтения, и иногда вследствие богомыслия, согревает ум; на второй — оно бывает всего чаще без этого всего, многократно во время поделия, не редко по ночам. Когда найдет на человека это услаждение, бьющее из сердца, тогда думает он, в этот час, что царство небесное не иное что есть, как это же самое [280].

151) Всегдашнее бдение вместе с чтением, и вслед за оным частые поклоны, не замедлят рачительным подать благо духовного преспеяния (сладость сердечную) [282].

152) Св. Марк, последуя св. Макарию, говорит: „Изменения в каждом бывают, как в воздухе". Выразумей же это слово — «в каждом». Естество одно; почему, чтобы не подумал ты, будто бы сказал он это о низших и худших, совершенные же свободны от изменения, и неуклонно стоят на одной степени бесстрастных помыслов, как утверждают евхиты, сказал: «в каждом» [285].

153) Когда приосенит тебя благодать и приближатся к тебе св. Ангелы, ограждающие тебя, и при сем приближении отступят все искушающие; ты не превозносись и не помышляй в душе своей, что достиг необуреваемой пристани…. нет будто уже врага и злой встречи: потому что многие возмечтали это, и впадали в опасности, как сказал блаженный Нил [287].

154) Знай, что устоять — не твое и не добродетели твоей дело, совершит же это благодать, которая носит тебя на дланях руки своей, чтобы ты не приходил в боязнь [288].

155) Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными; напротив того без смирения и дела бесполезны. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели. Для приобретения его потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и рассудительною печалью [289].

156) Покаяние есть с исполненною сокрушения молитвою приближающееся к Богу неослабное прошение об оставлении прошедшего, и болезнование о хранении будущего. Почему и Господь наш опору нашей немощи указал в молитве, говоря: «бдите и молитеся, да не внидите в напасть» (Мф.26,41). — Поелику Господь знает, что прежде смерти не отъемлет Он у нас возможности к уклонению от добродетели к пороку; то повелел быть тщательными и подвизаться во всегдашней молитве [292].

157) Не будем нерадеть о молитве, и не поленимся просить помощи у Господа. Твердо положим в мысли своей и то, что, пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небесного свода, не можем оставаться без дел и труда, и быть без попечения [297].

158) Что нужно для молитвы? — Свобода и упразднение ума от всего здешнего, сердце, совершенно обратившее взор свой к вожделению уповаемого в будущем. А кто далек от сего, тот на ниве своей сеет смешанное семя, и подобен впрягающему в ярмо вместе вола и осла (Втор. 22) [299].

159) Исполненные надежды не чувствуют уже труда, но делаются бесчуственными к скорбям; ежечасно внимание их обращено в лоно отца их; туда простирается все протяжение их помыслов, и туда достигнуть поспешают всегда. Надежда разжигает их, как бы огнем, и дает им свое стремительное течение совершать с радостью. Памятование о Боге действует в сердцах их, упоеваемых надеждою обетований Божиих [303].

160) Бесстрастие не в том одном состоит, чтобы не ощущать страстей, но и в том, чтобы не принимать их в себя. В следствие многих и различных добродетелей, явных и сокровенных, приобретенных святыми, страсти изнемогли в них и не легко могут восстать на душу: и ум не имеет нужды непрестанно быть в рассуждении их внимательным, потому что во всякое время исполнен мыслями, какие с сознанием возбуждаются в разуме помышлением и беседою о превосходнейших нравах. И как скоро начиняют возбуждаться страсти, ум внезапно восхищается от сближения с ними каким-то уразумением, приникающим в ум, и страсти, как сказал блаженный Марк, остаются в нем как бы праздными [305].

161) Святые изобилуют созерцаниями, и ум их никогда не имеет недостатка в предметах разумения, и никогда не бывают они без того, что производит в них плод духа. Долговременным навыком изглаждаются в сердце их воспоминания, которыми возбуждаются в душе страсти, и ослабляется сила диавольской власти. Ибо когда душа не сдружится со страстями помышлением о них, тогда, поелику непрестанно занята она иною заботою, сила страстей не может в когтях своих держать духовных чувств ее [306].

162) Кто вдается во многое, тот не может пробыть без смущения помыслов; потому что при многих делах бывает много забот и сборище помыслов многосложенных. И человек перестает уже в мире помыслов своих быть выше всех земных попечений. Если потребности сии не перестают удерживать его от лучших помыслов; то отверзается дверь страстям, удаляется тишина рассудительности и заключается дверь мира [308].

163) Когда предстанешь пред Бога в молитве, сделайся в помысле своем, как бы муравьем, как бы немотствующим младенцем. Не говори пред Богом чего либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему, и ходи пред Ним, чтоб сподобиться тебе того отеческого промышления, какое отцы имеют о детях своих, младенцах. Оказано: «храняй младенцы Господ» (Пс.114, 5) [311].

164) Проси у Бога, чтобы дал тебе придти в меру веры. И если ощутишь в душе своей наслаждение сие, то нечему уже будет отвратить тебя от Христа. И не трудно тебе будет каждый час быть отводимым в плен далеко от земного, и укрываться от этого немощного мира и от воспоминаний о том, что в мире. О сем молись неленостно, сего испрашивай с горячностью, об этом умоляй с великим рачением, пока не получишь. И молись, чтоб не ослабеть. Сподобишься же этого, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога, и свою попечительность заменить его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что со всею чистотою мыслей доверился ты самому Богу более, нежели себе самому, и понудишь себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебя оная недоведомая сила и ощутительно почувствуешь, что с тобою несомненно сила [312].

165) Благодать обучает верующего в рассуждении сокровенного, открывая пред ним хитросплетение мыслей и помыслов трудных. И легко сыскивается человеком значение их, взаимная между ними связь и прелесть их, как они рождаются одни от других и губят душу. И благодать посрамляет пред очами его всю злокозненность демонов. — Тогда рождается у него отсюда та мысль, что всякую вещь, малую и великую, должно ему в молитве испрашивать себе у Создателя своего [317].

166) Благодать как скоро усмотрит, что в помысле человека начало появляться несколько сомнения и стал он высоко о себе думать, тотчас попускает, чтобы усилились и укрепились против него искушения, пока не познает свою немощь, не побежит и не емлется во смирении за Бога. Сим приходит человек в меру мужа совершенна верою и упованием на Сына Божия, и возвышается до любви [318].

167) Господь для того предлагает тебе на первых порах крест, чтоб ты наперед определил себе смерть, и потом уже послал душу свою идти во след Его. Когда человек в мысли своей лишит свою жизнь надежды; тогда нет ничего дерзновеннее его;—никто и ничто победить его не может [320].

168) Надежда покоя во все времена заставляла людей изменять, добродетели. Если человек небрежет о царстве небесном, то разве по надежде малого здешнего утешения [321].

169) Когда сердце возревнует духом, тело не печалится о скорбях, не приходит в боязнь и не сжимается от страха. Поревнуем и мы духовною ревностию о воле Иисусовой, и отгнано будет от нас всякое нерадение, порождающее в мыслях наших леность; потому что ревность рождает отважность, душевную силу и телесную рачительность [323].

170) Пока человек пребывает в нестяжательности, непрестанно приходит ему на мысль преселение из жизни и прилагает он всегда попечение свое о жизни по воскресении, во всякое время промышляет о всяком там уготовании, и приобретает терпение, бегает всякой чести и телесного покоя, — даже и смерти не боится. Если же случится ему по какой либо причине приобрести что либо преходящее, то в сей же самый час начинает в душе пробуждаться любовь к телу; помышляет он о долгой жизни; ежечасно возникают в нем и приходят в силу помыслы о плотском покое, и превозмогает над ним телесное. За это отнимается у него та твердость сердца, какую приобрел он, когда в своей нестяжательности был выше мира [326].

171) Прежде всех страстей — самолюбие; прежде всех добродетелей — пренебрежение покоем. Как невозможно остаться невредимым тому, кто щадит врага на поле битвы; так невозможно подвижнику душу свою избавить от погибели, если щадит он тело свое [327–329].

172) Как иной, принеся великий дар царю, награждается от него ласковым взором; так и тому, кто имеет в молитве своей слезы великий царь веков, Бог прощает всякую меру грехопадений и награждает его благоволительным взором [331].

173) Когда пожелаешь стать на службу (бдения), возведи внутренний взор ко Господу, и с печалию умоляй Его укрепить немощь твою, чтобы стихословие твое и мысли сердца твоего соделались благоугодными святой Его воле [333].

174) Если, когда отправляешь службу (бдение), помысл заговорит в тебе и станет тебе нашептывать: поспеши несколько; не приобщайся к сему помыслу. А если сильнее будет беспокоить тебя этим, то воротись тотчас назад на одну «славу», или на сколько хочешь, и каждый стих, заключающий в себе вид молитвы, с размышлением повторяй многократно. Если и опять будет смущать и стеснять тебя помысл, оставь стихословие, и клади поклоны, сказав: я взялся не массу слов отмерять, а Богу молиться [334].

175) Ни стояние, ни стихословие одних псалмов, не есть всецелое бдение. Совершают его разно: иной всю ночь проводить в псалмах, другой в покаянии, в молитвах умиленных и земных поклонах, а иной в слезах и рыданиях о своих грехопадениях. Об одном из наших отцов говорят, что сорок лет молитву его составляла одна речь: „аз, яко человек, согреших; Ты же, яко Бог, щедр, помилуй мя." И отцы слышали, как он с печалию твердил этот стих, а между тем плакал и не умолкал; и сия одна молитва заменяла у него службу днем и ночью [335].

176) Должно погружаться во внутреннего своего человека, и там уединенно пребывать, непрестанно возделывая виноградник сердца своего. И может быть, что сим пребыванием близ внутреннего человека придем в совершенное соединение с ведением нашей надежды, живущего в нас Христа [345].

177) Чистота души есть первоначальное дарование естества нашего. Без чистоты от страстей душа не приобретает славы, утраченной преступлением. Если кто сподобился очищения, т.-е. душевного здравия: то ум его действительно приемлет радость (благобытия) духовным чувством [348].

178) Страсти суть дверь, заключенная пред лицем чистоты. Если не отворит кто этой заключенной двери, то не войдет он в непорочную и чистую область сердца. Терпение с принуждением себя борется со страстьми за чистоту. Если душа препобедит страсти, то приобретает чистоту; а истинная чистота делает, что ум приобретает дерзновение в час молитвы [367].

179) Не дела отверзают заключенную дверь сердца, но сердце сокрушенное и смирение души, когда препобедит страсти смирением [369].

180) Одним из святых написано: „кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом" [371].

181) Приведем в устройство область сердца делами покаяния и житием благоугодным Богу; Господне же придет само собою, если место в сердце будет чисто и неоскверненно.

182) Сокровенное делание и заповеди новые и духовные, которые душа хранит, имея в виду страх Божий, обновляют и освещают душу и сокровенно врачуют все члены ея [374].

183) Если не будет исцелена страстная часть души, то душа не приобретает здравия. Кто деланием заповедей и трудными делами истинного жития (подвигами) препобедил страсти, тот пусть знает, что законно приобрел он душевное здравие, — стал видим в области духа, и приял его в себя, мир новый и несложный [375].

184) Непрестанным молитвенным с Богом собеседованием и самоуглублением в молитвословия искореняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, предварительно тобою восприятое. Приучай ум свой углубляться всегда в тайны Спасителева домостроительства и оставь просить себе ведения и созерцания, которое в свое время придет само собою [379].

185) Если зрение ума не будет очищено деланием заповедей и делами безмолвного жития, то не возможет он делаться истинным зрителем божественного созерцания. Все же подобия духовного, какие раньше того составляет себе ум, называются призраком, а не действительностью [387].

186) Крещение дарует прощение грехов туне, и совершенно ничего не требует, кроме веры; при покаянии же во грехах по крещении Бог не туне прощает, но требует трудов, скорбей, печалей, сокрушения, слез, долговременного плача, — и потом уже прощает [397].

187) Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного; потому что последнее рождается от первого, как колос из голого пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишается и духовных дарований [399].

188) Кто с ведением убегает суетной славы, тот ощутил в душе своей будущий век. Кто бегает покоя в настоящей жизни, у того ум соглядал уже будущий век [400].

189) Кто говорит, что оставил все, и препирается с людьми из-за какой либо потребности, чтобы не было у него в чем либо недостатка к успокоению его, тот совершенно слеп, потому что хотя добровольно оставил целое тело, однако же ратует и препирается об одном его члене. Не думай, что одно приобретение золота и серебра есть любостяжательность; она есть приобретение чего бы то ни было такого, к чему привязана воля твоя.

190) Не хвали того, кто злостраждет телесно (несет телесные подвиги), но у кого дана воля чувствам, разумею же слух, зияющие и неудержимые уста и блуждающие очи [401].

191) Если милостивый не бывает выше своей правды, то он не милостив, т. е., милостивый не только дает людям милостыню из своего собственного, но и с радостью терпит неправду и милует их. Кто душу свою полагает за брата, тот милостив, а не тот только, кто подаянием оказывает милость брату своему [402].

192) Часто и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием; потому что они руководствуют ум к усмотрению порядка в тварях и делах Божиих, укрепляют его собою, своею тонкостью приуготовляют его к приобретению светозарных мыслей, и делают, что в чистоте идет он к уразумению тварей Божиих [407].

193) Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине: и будь свободен от многопопечительности о теле и от житейского мятежа, чтобы ощутить в душе своей при сладостном уразумении, самый сладостный вкус, превосходящий всякое ощущение, и чтобы душа ощущала это по пребыванию своему в том [408].

194) По отсечении и совершенном прекращении внешней беседы, — с молитвою твоею сопряги милостыню, и душа твоя узрит свет истины. Ибо душе обычно скоро заменять одну беседу другою, разговоры с людьми собеседованием с Богом, если постараемся показать малую рачительность. А чтобы заменить одно собеседование другим, занимайся чтением Писания. Ибо когда станешь после сего на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о божественных писаниях, какое прочел, и сим размышлением приведется в забвение, что памятовалося о мирском, а таким образом ум приходит в чистоту [410–411].

195) Ничто не может так приблизить сердце к Богу как милостыня; и ничто не производит в душе такой тишины, как произвольная нищета [412].

196) Когда человек затворит врата градские, т.-е., чувства: тогда ратует внутри, и не боится злоумышляющих вне града [415].

197) В то время, когда Бог внутренно приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения. Не попускай сердцу своему заботиться о чем-нибудь, когда демоны начнут убеждать тебя заниматься другими делами; и тогда смотри и дивись, что произойдет у тебя из этого. Ничто другое в подвижнических борениях не бывает так важно и трудно, и не возбуждает такой зависти в бесах, как если повергает кто себя пред крестом Христовым, молясь день и ночь и бывает как бы с связанными назади руками. Хочешь ли не охладеть в своей горячности, и не обнищать слезами, займись этим; и блажен ты, человек, если о сказанном тебе будешь заботиться день и ночь, и не станешь домогаться ничего другого. Тогда воссияет внутри тебя свет, и правда твоя возблистает скоро, будешь, как сад цветущий, и как источник неоскудевающий водою [415–416].

198) Пока внешний человек не умрет для всего мирского, не только для греха, но и для всякого телесного делания, также и внутренний человек — для лукавых помыслов, и не изнеможет естественное движение тела до того, чтобы не возбуждалась в сердце греховная сладость, дотоле и сладость Духа Божия не возбудится в человеке, члены его не приимут чистоты в жизни сей, божественные мысли не войдут в душу его. И пока человек в сердце своем не приведет в бездействие попечение о житейском, кроме необходимых потребностей естества; дотоле не возбудится в нем духовное упоение и успокоение в Боге [417].

199) Кто не удаляется добровольно от причин страстей, тот невольно увлекается в грех. Причины же греха суть следующие: вино, женщины, богатство, телесное здравие, впрочем не потому, что это суть грехи по самому естеству, но потому, что природа удобно склоняется сим в греховные страсти; и поэтому человек должен тщательно остерегаться сего [419].

200) Чем погубил ты доброе, тем снова приобретай оное. Погубил ты целомудрие, Бог не примет от тебя милостыни, если пребываешь в блуде, потому что хочет от тебя святыни тела [421].

201) Пока проступок еще мал и не созрел, истреби его, прежде нежели пустил ветви в широту и стал созревать. Не предавайся нерадению, когда недостаток кажется тебе малым; потому что в последствии найдешь в нем бесчеловечного властелина. А кто в начале противоборствует страсти, тот вскоре возгосподствует над нею [422].

202) Не хвались никогда в речах своих делами своими, чтобы не быть постыжденным. Во всем, чем ни хвалится человек, Бог попускает ему изменяться, чтобы он был уничижен и научился смирению [423].

203) Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов, и не приведя в безмолвие чувств, не ощутит мира в мысли [427].

204) Если душа не вкусит с ведением страданий Христовых, то не будет иметь общения со Христом.

205) Кто милует нищего, тот попечителем себе имеет Бога. Бог ни в чем не имеет нужды; но увеселяется, когда видит, что человек упокоевает образ Его и чтит оный ради Него. Когда попросит кто у тебя того, что имеешь ты, не говори в сердце своем: оставлю это душе моей, чтоб упокоиться в этом. Человек разумно добрый не даст чести своей иному, и не попустит, чтобы время благодати проходило без дела. Отослав от себя убогого, уклонился ты от чести, данной тебе Богом, и удалил от себя благодать Его. Посему, когда даешь, веселись, и говори: слава тебе Боже, что сподобил меня найти, кого упокоить! [427, 428].

206) Во всякое время воспоминай о Боге, и Он воспомянет о тебе, когда впадешь в беды: как близки между собою веки на глазах, так искушения близки к людям. Бог предустроил сие для пользы твоей, чтобы ты постоянно ударял в дверь Его, чтобы страхом скорбного вселилось памятование о Нем в уме твоем, чтобы к Нему приближался ты в молитвах, и освящалось сердце твое непрестанным памятованием о Нем [429, 430].

207) Непрестанно очищай себя пред Господом, имей в сердце своем памятования о Нем, чтобы, пробыв долго без памятования о Нем, не оказаться тебе неимеющим дерзновения, когда приходишь к Нему. Ибо дерзновение пред Богом бывает следствием частаго с Ним собеседования и многой молитвы. Долговременным сохранением памятования о Боге душа по временам приводится в изумление и удивление [432].

208) Премудрость изрекла: «покрываяй» грех свой не будет ни к чему годен; а кто исповедует грехи свои, и оставит их позади себя, тот сподобится милости от Бога (Притч. 28, 13) [434].

209) Телесные труды без чистоты ума тоже, что бесплодная утроба и изсохшие сосцы; потому что не могут приблизиться к ведению Божию. Тело они утомляют, но не заботятся искоренять страсти в уме; а потому ничего и не пожинают [441].

210) Не приносит пост должной пользы. «Во дни бо пощений ваших», говорит Господь, творите «воли ваша» (Исаии 58, 3),—т. е. лукавые помышления ваши, и приносите их, как всесожжения идолам, т.-е. страстям, которые признали вы за богов, и отдаете им в жертву произволение свое, драгоценнейшее из всех курений, которое вы должны были посвятить Мне при ваших добрых делах и чистой совести [442].

211) Если душа просияла памятованием о Боге и неусыпным бдением день и ночь; то Господь устрояет там к ограждению ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряющее ночь; во мраке ее просияет свет.

212) В сластолюбивом теле не обитает ведение Божие; и кто любит свое тело, тот не улучит Божией благодати [443].

213) Тот монах — кто пребывает вне мира, и всегда молит Бога, чтобы улучить будущие ему блага.

214) Если любишь целомудрие, отгоняй срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительною молитвою; и тогда будешь иметь оружие против естественных побуждений; а без сего невозможно увидеть в душе чистоту [444].

215) Если хочешь узнать, смиренномудр ли ты; то испытай себя, не приходишь ли в смятение, когда тебя обижают? [445].

216) Когда диавол захочет осквернить ум трезвенников блудным воспоминанием; то сперва испытавает их преклонением к тщеславию, так и устрояя предначатие сего помысла, чтоб он не представлялся страстным. Когда же сим способом исторгнет человека из твердыни его (трезвения), и начнет он беседовать с первым помыслом и удаляться от своей твердыни; тогда сретает его чем либо напоминающим о блуде, и совращает ум на предметы непотребные. И если не оскверняет его совершенно, то всячески низводит с прежнего достоинства. Но если ум предупредит первое приражение помыслов, служащее причиною нашествия вторых; то удобно может, при помощи Божией, преодолеть страсть [449].

217) Телесный труд и поучение в божественных писаниях охраняют чистоту; труд подкрепляют надежда и страх; надежду и страх утверждают в уме удаление от людей и непрестанная молитва [450].

218) Пока человек не приимет Утешителя, потребны ему божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлевалось в мысли его и непрестанным чтением обновлялось в нем устремление к добру, и охраняло душу его от тонкости греховных путей: потому что не приобрел еще он силы Духа, которая удаляет прелесть. Ибо когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу; тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце его заповеди Духа, и тогда втайне учится у Духа, и не имеет нужды в пособии вещества чувственного; потому что, пока сердце учится от вещества, за учением следует забвение, а когда учение преподается Духом, тогда памятование сохраняется невредимым.

219) Бывают помыслы добрые и изволения добрые; бывают же помыслы лукавые и сердце лукавое. Первая степень есть движение, происходящее в душе подобно ветру, воздвигаемому в море и воздымающему волны; вторая степень есть опора и основание. И по твердости основания, а не по движению помыслов, бывает воздаяние за добро. (Не по случайным изменениям души, добрым ли, или худым, а потому, что лежит во глубине ее, и составляет основу ее характера, суди о себе) [451].

220) Неоперившаяся птица тот ум, который, чрез покаяние, недавно вышел из пут страстей; и во время молитвы усиливается возвыситься над земным, но не может, а напротив того пресмыкается еще по лицу земли, не имея сил летать. Однако же с помощью чтения, делания, страха и попечения о множестве добродетелей, собирает во едино помышления свои; потому что не способен знать что либо, кроме сего. И это на короткое время сохраняет ум не оскверненным: но в последствии приходят воспоминания, и возмущают и оскверняют сердце; потому что человек не ощутил еще того спокойного воздуха свободы, в которой на короткое время, забвением о земном вводит он ум, ибо приобрел телесные только крыла, т.-е. добродетели, которые совершаются наружно, но не видел еще добродетелей созерцательных, и не сподобился ощущения их; а они суть те крыла ума, на которых человек приближается к небесному, и удаляется от земного [451].

221) Пока человек служит Господу чем-либо чувственным, дотоле образы сего чувственного отпечатлеваются в помышлениях его, и Божественное представляет он в образах телесных. Когда же получит он ощущение внутреннего, тогда по мере ощущения его и ум, от времени до времени, будет возвышаться над образами вещей [452].

222) «Очи Господни» на смиренных сердцем, и «уши Его в молитву их» (Пс. 33, 16). Молитва смиренномудрого как бы прямо из уст в уши.

223) Когда душа твоя приблизится к тому, чтобы выйти из тьмы; тогда вот что будет для тебя признаком: сердце у тебя горит, и, как огнь, распаляется день и ночь; а потому целый мир вменяешь ты в уметы и пепел, не желаешь даже пищи от сладости новых, пламенеющих помыслов, непрестанно возбуждающихся в душе твоей. Внезапно дается тебе источник слез; как поток, текущий без принуждения, и примешивающийся ко всякому делу твоему, т. е., во время чтения твоего, молитвы твоей и размышления твоего, когда принимаешь пищу и питие, и во всяком деле твоем оказывается, что у тебя сорастворены с этим слезы. И когда увидишь это в душе своей, будь благонадежен, потому что переплыл ты море; и столько будь прилежен к делам своим, так тщательно содержи стражу, чтобы благодать умножалась в тебе со дня на день. А пока не встретишь в себе этого; ты не совершил еще пути своего; и не вступил на гору Божию. Если же и после того, как обрел и приял ты благодать слез, они прекратятся, и горячность твоя охладеет без изменения в чем-либо в другом, т. е., без телесной немощи; — то горе тебе. Что погубил ты, впав или в самомнение или в нерадение, или в расслабление [452–453].

224) Блажены те, которые препоясали чресла свои простотою и непытливым нравом, и не обращают хребта. Они скоро спасаются в пристань царствия, упокоеваются, получают отраду и преисполняются веселием своего упования. А из тех, которые составляют много умствований, желают быть очень мудрыми, предаются замедлениям и боязни помыслов, приуготовляют себя и хотят предусматривать вредоносные причины, большая часть оказываются всегда сидящими при дверях своего дома [455].

225) Желающие быть во всем мудрыми, ни в чем не могут положить начала. А невежда, пускаясь в плавание, переплывает с первою горячностью, ни малой не прилагая заботы о теле, и не рассуждая сам с собою, будет или нет какой успех от сего труда. Избыток мудрости да не будет у тебя поползновением душе и сетью пред лицом твоим; напротив того, возложив упование на Бога, мужественно полагай начало пути, исполненному крови, чтоб не оказаться тебе скудным всегда и лишенным Божия ведения. Когда хочешь положить начало делу Божию, сделай прежде завещание, как человек, которому уже не жить в этом мире, как приготовившийся к смерти и отчаявшийся в настоящей жизни, как достигали времени срока своего. И действительно имей это в мысли, чтобы надежда продлить настоящую жизнь не воспрепятствовала тебе подвизаться и победить; потому что надежда продлить сию жизнь расслабляет ум. По сему никак не умудряйся до излишества, но вере дай место в уме своем. С мужеством начинай всякое доброе дело, а не с двоедушием приступай к таковым делам, не колеблись сердцем твоим в уповании на Бога, чтобы труд твой не стал бесполезен и делание твое обременительно [456].

226) Делания жительствующих по Богу бывают следующие: один целый день ударяет своей головою в землю, и делает это вместо совершения службы, т. е., часов. Иной с постоянным и продолжительным коленопреклонением соединяет число молитв. Другой множеством слез своих заменяет для себя Божии службы, и довольствуется тем. Иной старается вникнуть в смысл читаемого, и совокупляет с тем определенное ему правило. Иной, ревностно изучая Псалмы, делает службу свою непрерывною. Иной проводит время в чтении, и согревается сердце его. Иной отдается в плен, домышляясь божественного смысла в божественных Писаниях. — Всегда с радостью и усердием полагай начало Божию делу. И если будешь свободен от колебаний сердца, то Сам Бог возведет тебя на вершину, и поможет тебе, и умудрит тебя сообразно с волею Его [457].

227) От напряженного делания раздается безмерная горячность, распаляемая в сердце горячими помышлениями, вновь появляющимися в уме. А сие делание и хранение утончают ум своею горячностью, и сообщают ему видение, или созерцание. Созерцание усугубляет горячность. От сего рождается слезный поток, сначала вмале с перерывами, а потом непрерывный. От непрерывных слез душу приемлет умирение помыслов: от умирения же помыслов возвышается до чистоты ума, а при чистоте ума человек приходит в видение таин Божиих [459].

228) Путь приближения к Богу таков. Началом служит благое пред Богом преднамерение. За этим следует отсечение и удаление себя от дел житейских, и определение на дела Богоугождения и подвижничества кои суть: алкание, чтение, всенощное и трезвенное бдение, по мере сил каждого и множество поклонов, которые полезно совершать в часы дневные, а не редко и ночью. Мерою пусть будет — положить поклонов тридцать, а потом поклониться честному кресту и кончить. Но есть и такие, которые, по мере сил своих, увеличивают сие число поклонов. Иные же в единой молитве проводят три часа, имея ум трезвенный, и повергшись лицом на землю, без принуждения и парения помыслов. Какой иной есть способ молитвы и пребывания в ней свободного от принуждения, узнаешь, когда пройдешь описанным выше путем [460].

229) Диавол, соображаясь с настроением лица, изменяет способ ратоборства. Которые ленивы произволением и немощны помыслами, на тех с самого начала сильно нападает, чтобы с первого подвига объяла их болезнь, путь их показался им неудобопроходимым, и они сказали в себе: „если начало пути так тяжко и трудно; то может ли кто до самого конца его выдержать большие предстоящие на нем борения?" — И не долго диавол ведет с ними брань, чтобы обратить их в бегство. Лучше сказать, сам Бог попускает диаволу превозмогать их, и ни в чем не вспомоществует им; потому что с сомнением и холодностью вступили в подвиг Господень. — Поелику в самом начале были они нерадивы и расслабленны и не решились предать себя на смерть; то показываются во всех бранях не мужественными. — Диавол сначала узнал, каковы они, т.-е. что они боязливы, самолюбивы и более всего щадят тело свое; посему как бурею гонит их, ибо не видит в них душевной силы, какую обык видеть во святых (462–463). Это первый способ вражеской брани!

230) А которые мужественны, ни во что вменяют смерть, исходят на дело с великою ревностью; на встречу тех не вдруг выходит диавол, сдерживается и не вступает с ними в брань. Делает же сие, не их самих устрашаясь, но боится он окружающей их божественной силы. Посему, пока видит их таковыми, не осмеливается даже прикоснуться к ним до тех пор, как увидит, что охладели они в ревности своей и, какие уготовали себе в мыслях своих оружия, сложили с себя изменением божественных словес и памятований, содействующих и вспомоществующих им. Во время же разленения их обращает на них злые очи свои, — когда они уклонятся несколько от первых помыслов своих, и сами от себя начнут изобретать то, что служит к одолению их в них же источающимися ласкательствами мудрования их, и сами от себя искапывают ров погибели, от лености происходящим парением помыслов, от которых в них, т.-е. в мыслях и сердцах их, воцарилась холодность [465].

231) Исходящий в след Бога, человек, во время подвига своего помни всегда начало и первую ревность при начале пути, и те пламенеющие помыслы, с какими исшел ты в первый раз из дому своего и вступил в воинские ряды. Так испытывая себя каждый день, чтобы горячность души твоей не охладела в каком либо из оружий, в какие облечен ты, и к ревности, воспламенившейся в тебе при начале твоего подвига. И непрестанно возвышай голос свой среди воинского стана, ободряй и поощряй к мужеству чад десной страны, т. е. помыслы свои, а другим, т. е. стороне сопротивника, показывай, что ты трезвен. — А между тем призывай непрестанно Бога, плачь пред благодатью Его, проливай слезы и трудись, и — защитительный покров Божий всегда будет осенять тебя (467–468). Это второй способ вражеской брани.

232) Третий способ. Враг видя, как сила Божия, осеняя ревнителя, не подпускает его к нему с искушениями, начинает изобретать способы, как бы отдалить от этого человека помогающего ему Ангела. И в этом успевает он, если удастся ему ослепить ум его и возбудить в нем помыслы гордыни, чтобы подумал он в себе, будто бы вся крепость его зависит от его собственной силы, и сам он приобрел себе это богатство, своею силою, сохранял себя доселе от противника и убийцы. Но если благоразумный человек удержится от таких помыслов, лучше же сказать, удержит памятование о Содействующем ему, и око сердца своего не престанет устремлять к небу, чтобы не видеть нашептывающих в нем это; то враг снова предприемлет изобретать новые способы [469].

233) У него осталось еще одно средство к брани (четвертое), именно, угнетать человека естественными его нуждами, людскою неприязнью, и видимыми своими нападениями, и обольстительными и страшными [470 и д.].

234) Содействующая нам сила непреодолевается. Ибо Господь, — всемогущ, и крепче всех, и во всякое время бывает победителем в смертном теле, как скоро снисходит к подвижникам во время брани. Если же бывают они побеждены; то явно, что побеждаются без Него. И это суть те, которые удалили от себя Бога беспечностью ума своего, или гордостью и неблагодарностью. — В таком случае они и сами чувствуют себя лишенными обычной силы к преодолению брани; видят, что падение их представляется приятным и сладостным в очах их, и что трудно им выдержать жестокость борьбы со врагом их, которую прежде с ревностью решительно преодолевали стремлением естественного движения, сопровождающимся в то время горячностью и быстротою. И этого не находят они теперь в душе своей [474].

235) Блажен человек, который познал немощь свою; потому что ведение сие делается для него основанием, корнем и началом всякой благостыни. — Но никто не может ощутить немощь свою, если не будет попущено на него хотя малого искушения тем, что утомляет или тело или душу. Тогда, сравнив свою немощь с Божиею помощью, тотчас познает ее величие. — Но кто познал, что имеет нужду в помощи Божией, тот совершает множество молитв. И в какой мере умножает их, в такой смиряется сердце его [476].

236) Как скоро человек смирится, немедленно окружает его милость. И тогда сердце ощущает Божественную помощь; потому что обретает возбуждающуюся в нем некую силу уверенности. Когда же человек ощутит, что Божественная помощь действительно вспомоществует ему, тогда сердце его мгновенно исполняется веры. Из сего уразумевает он, что молитва есть прибежище ищущим помощи, источник спасения, сокровище упования, свет пребывающим во тьме, щит избавления во брани, стрела изощренная на врагов. Отныне услаждается уже он молитвою веры; сердце его делается светлым от упования; и от великого веселия, вид молитвы своей изменит он в благодарственные гласы. Не с трудом и утомлением молится тогда человек; какова всякая иная молитва, какою молится человек до ощущения сей благодати; но с сердечною радостию и удивлением непрестанно источает благодарственные движения, при неисчислимых коленопреклонениях и от множества возбуждения к удивлению пред благодатию Божиею внезапно возвышает глас свой песнословя и прославляя Бога. — И отныне да престанет он помышлять суетное, да пребывает неотступно пред Богом в непрестанной молитве с боязнью и страхом, чтобы не лишиться великой Божией помощи (477–479).

237) Познавший свою немощь, по великому желанию помощи Божией, приближается к Богу в молитве. И в какой мере приближается он к Богу желанием своим, в такой мере и Бог приближается к нему дарованиями своими, и не отъемлет у него благодати за великое его смирение и потому, что как вдова пред судиею, неотступно вопиет защитить его от соперника. Поэтому же щедролюбивый Бог удерживает от него дары благодати, чтобы служило сие для человека причиною приближаться к Богу, и чтобы ради потребности своей человек неотлучно пребывал пред Источающим служащее на пользу. И некоторые прошения его Бог исполняет скоро, именно же те, без которых никто не может спастися; а другие медлит исполнить. И в иных обстоятельствах отражает от него и рассеивает палящую силу врага, а в других попускает впадать в искушение, чтобы это испытание служило для него причиною приблизиться к Богу, и чтобы научился он, и имел опытность в искушениях [479].

238) Посему-то Господь оставляет святым причины к смирению и к сокрушению сердца в усильной молитве, чтобы любящие Его приближались к Нему посредством смирения. И не редко устрашает их страстями их естества и поползновениями срамных и нечистых помышлений, а часто укоризнами, оскорблениями и заушениями от людей, иногда же неудачами и болезнями телесными, и в другое время нищетою и скудостью необходимых потребностей, то мучительностью сильного страха, оставлением, явною бранью диавола, чем обыкновенно устрашает их, то разными страшными происшествиями. И все это бывает для того, чтоб иметь им причины к смирению, и чтоб не впасть им в усыпление нерадения [481].

239) Когда случится, что душа твоя внутренно наполняется тьмою, и подобно тому, как солнечные лучи закрываются на земле мглою облаков, душа на несколько времени лишается духовного утешения, и свет благодати внутри померкает, по причине осеняющего душу облака страстей, и потому, что умалена в тебе несколько радостотворная сила, и ум приосенила необычная мгла; ты не смущайся мыслию и не подавай руки душевному расслаблению, но терпи, читай книги учителей, принуждай себя к молитве, и жди помощи. Она придет скоро, чего и не узнаешь ты [490].

240) Пока не достигнешь слез, знай, что еще миру служит сокровенное твое, и Божие дело делаешь ты внешним человеком, внутренний же твой человек еще бесплоден; потому что плод его начинается слезами. Когда достигнешь области слез, тогда знай, что ум твой вышел из темницы мира сего, поставил ногу свою на стезю нового века, и начал обонять воню чудного нового воздуха. Слезы источаться начали, потому что приблизилось рождение духовного младенца. Общая всех матерь, благодать вожделевает таинственно в душе произвести на свет будущего века божественный образ. — И у всякого, пребывающего с Богом, бывает по временам сие утешение, т.-е., слезы, то когда он в умственном созерцании, то когда занят словами Писаний, то когда бывает в молитвенном собеседовании. Но я говорю не о сем чине слез, а о том, какой бывает у плачущего непрерывно день и ночь. У такого очи уподобляются водному источнику до двух и более лет; а потом приходит он в умирение помыслов; по умирении помыслов входит в тот покой, о котором сказал св. Павел (Евр. 4, 3); по сем же мирном упокоении ум начинает созерцать тайны. Тогда Дух Святый начинает открывать ему небесное, и вселяется в нем Бог, и человек начинает ощущать в себе, хотя неясно и гадательно, то изменение, какое приимет внутреннее естество при обновлении всяческих (491–493).

241) Три чина, в которых человек преуспевает: чин новоначальных, чин средний, и чин совершенных. — Кто «в первом чине», у того, хотя образ мыслей наклонен к добру, однако же движение ума бывает в страстях. — «Второй чин» есть нечто среднее между состоянием страстным и бесстрастием: и десные и шуии помыслы возбуждаются в человеке одинаково, и не перестает он источать свет и тьму. Если прекратит он не надолго частое чтение Божественных Писаний и воображение в уме божественных умопредставлений, с внешнею осторожностью, от которой рождаются и внутреннее хранение и достаточной меры дела, то увлекается человек к страсти. Если же естественную свою горячность будет он питать сказанным выше, и не оставит искания, но, по мановению чтения Божественных Писаний, будет питать в себе благие помыслы, и, удерживаясь от уклонения в страну шуюю и от приятия какого либо диавольского всеяния, с любовью хранит душу свою и просит Бога с терпением в неусыпной молитве; то Бог сам исполнит ему прошение его, и отверзет ему дверь Свою особливо за смирение его. Если умрет он в сем уповании, то, хотя и не узрит вблизи оную землю, однако же, думаю, наследие его будет с древними праведниками, уповавшими достигнуть совершенства, и неузревшими оного, по Апостольскому слову (Евр.11, 39). И они все дни свои трудились, и почили на уповании [494].

242) Бывает надежда на Бога прекрасная, и бывает ложная. Когда человек всю рачительность свою обращает на добродетели и угождение Богу, тогда прекрасно и разумно надеется он на Господа. Таковой достоин, чтобы на нем особенным образом показал Бог свою попечительность. Но человек, у которого сердце погребено в земном, который никогда не печется о благоугодном Богу, как осмелится обратиться к Богу? — Будучи стесняем скудостью, или смертью, и подавлен плодами своих беззаконий, может быть и он скажет: „возложу упование на Бога, и Он поможет мне". — До сего часа не воспоминал ты о Боге, безрассудный, но оскорблял Его непотребством дел своих, и имя Божие ради тебя хулимо было неверующими; а теперь осмеливаешься говорит отверстыми устами: „на Него возложу упование; Он мне поможет". Не обольщайся; надежда на Бога предваряет труд для Бога и пролитый к деланию пот [497–500].

243) Ничто не отделяет нас столько от мира, не умерщвляет в нас страстей, не возбуждает и не оживотворяет нас для духовного, как плачь и сердечное с сокрушением болезнование. Напротив, ничто не делает нас столько сообщниками мира, как смехотворство и, при вольности в обращении, парение мыслей. — И это есть дело блудного демона [503].

244) Умоляю остерегаться злобы врага, чтобы буесловием не устудить тебе в душе своей горячности любви ко Христу, ради тебя вкусившему желчь на древе крестном, и чтобы враг, вместо сладостного оного упражнения и дерзновений пред Богом, не стал во время бодрствования твоего наполнять душу твою многими мечтами, а во время сна твоего пленять и нелепыми грезами, зловония которых не терпят святые Ангелы Божий. Принуждай себя подражать смирению Христову, чтобы возгорелся скорее огнь, Им в тебя вложенный, которым искореняются все движения мира, убивающие нового человека и оскверняющие дворы святого и всемогущего Господа. Ибо осмеливаюсь сказать со святым Павлом, что мы — «храм Божий» (1Кор. 3, 16). Посему, как чист сам Бог, очистим храм Его, чтоб Он возжелал вселиться в нем. И как сам Он свят, освятим и храм; украсим его всякими добрыми и честными делами, облагоухаем его благоуханием покоя воли Божией, чистою и сердечною молитвою, какой невозможно приобрести общением в частых мирских волнениях. И таким образом, облако славы его воссияет внутри сердца, и исполнятся радости и веселия все обитатели селения Божия, а наглые и бесстыдные исчезнут от пламени Святого Духа [503–504].

245) Укоряй себя самого непрестанно, говоря: горе мне, бедная душа! Приблизилось время отрешения твоего от тела. Для чего увеселяешься тем, что сего же дня должна будешь оставить, и чего не увидишь во веки? Обрати внимание на прежнюю свою жизнь, рассуди, что ты делала, почему так делала, и каковы дела твои, с кем провела дни жизни своей, или кто воспользовался трудом делания твоего на земле, кого возвеселила ратоборством своим, чтобы вышел он в сретение твое при изшествии твоем из мира, кого усладила во время течения своего, чтобы упокоиться тебе в пристани его, для кого бедствовала, трудясь, чтобы придти к нему с радостию, кого приобрела другом в будущем веке, чтобы приял тебя во время изшествия твоего, на каком поле работала по найму, и кто отдаст тебе плату на западе солнца при разлучении твоем? [504].

246) Должно поставить себя пред лицем Божиим и всегда непреложно возводить око свое к Богу, если истинно хочешь охранять ум свой, дознавать, прекращать и отклонять даже малые, вкрадывающияся в него движения и в тишине помышлений различать входящее и исходящее [507].

247) Без освобождения от забот не ищи света в душе своей, ни тишины и безмолвия при расслаблении чувств своих [508].

248) Как человек благородный и почтенный, когда упиется, забывает свое благородство, и бесчестится его состояние: так и целомудрие души возмущается лицезрением людей и беседою с ними; человек забывает свою осторожность, в мысли у него изглаждается намерение воли его и искореняется всякое основание к похвальному устройству жизни [509].

249) Испарение, исходящее из чрева, не позволяет уму принимать в себе божественное познание, но омрачает его подобно туману, подымающемуся из влажной земли, и помрачающему воздух [510].

250) Если бы тело не могло поститься, то ум одним бдением может привести в благородство душу. Посему, тебя, желающего приобрести трезвенный пред Богом ум и познание новой жизни, умоляю, во всю жизнь твою не быть нерадивым к пребыванию во бдении. Когда оскудеют силы, то, хотя сидя, бодрствуй и молись сердцем, но не засыпай, и все меры употреби без сна провести ночь, сидя и занимаясь добрыми мыслями [514, 515].

251) Всегдашнее безмолвие вместе с чтением, умеренное вкушение снедей и бдение скоро возбуждают мысль к изумлению, если не будет какой причины, нарушающей безмолвие [516].

252) Когда тело твое укрощено воздержанием, бдением и внимательностью к безмолвию, но почувствуешь, что в теле твоем без естественного движения возникает блудная страсть; то знай, что искушен ты помыслами гордыни. Дознай же, о чем ты помышлял и кайся. И потрудись в сем, пока снова не приобретешь смирения и не успокоится сердце твое в Боге [516, 517].

253) Кто любит поводы к страстям, тот невольно и нехотя становится подручным и порабощается страстям. Невозможно человеку оставить навык греховный, если не приобретет прежде вражды ко греху и невозможно получить отпущение прежде исповедания прегрешений. Если не возненавидим того, что достойно порицания; то пока носим это в душах своих, не можем ощутить зловония и смрада в действенности всего этого. Пока, не отринешь от себя того, что неуместно, до тех пор не узнаешь, каким покрыт ты стыдом, и сколько должен краснеть от того [521].

254) Остерегайся собственной своей свободы, потому что она предшествует рабству. Остерегайся утешения, потому что оно предшествует брани. Помни, что за всяким удовольствием следует омерзение и горечь, как неразлучные спутники [523].

255) За упокоением членов следует помыслов исступление и смешение; за неумеренным деланием — уныние и за унынием — исступление. Но одно исступление различно от другого. За первым исступлением, которое от упокоения следует брань блудная, а за вторым, которое от уныния — оставление безмолвной своей келии, и прехождение с места на место. Умеренному же и ревностно продолжаемому деланию цены нет [524].

256) Страсти подобны небольшим псам, которые привыкли быть на мясных рынках и убегают от одного голоса, а если не обратят на них внимания, наступают, как самые большие львы [525].

257) Пока не приобрел еще ты силы истинного созерцания, занимай себя чтением писаний и псалмов, памятованием о смерти и надеждою будущего. Все это собирает ум во едино и не позволяет ему кружиться, пока не придет истинное созерцание; потому что сила духа могущественнее страстей. В надежде же будущего занимай себя памятованием о Боге и остерегайся всего внешнего, что побуждает тебя к вожделениям [526].

258) Никто не может победить страсти, разве только добродетелями ощутительными и видимыми, и парения ума никто не может преодолеть, разве только изучением духовного ведения. Ум наш легок; и если не связан каким-либо размышлением, не прекращает парения. Страсти служат преградою сокровенным добродетелям души, и если не будут они низложены добродетелями явными, то за ними невидимы добродетели внутренние. Никто не видит солнца во мраке и добродетели в естестве души, при продолжающемся мятеже страстей.

259) Молись Богу, чтобы дал тебе ощутить желание Духа и вожделение Его. Ибо когда придут в тебя это созерцание и вожделение Духа, тогда удалишься от мира, и мир отступит от тебя. Сего невозможно кому-либо ощутить без безмолвия, подвижничества и упразднения в определенном для сего чтении. Каждая добродетель есть матерь другой добродетели. Если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде нежели отыщешь матерь их, то оные добродетели оказываются для души ехиднами [527].

260) Любовь к Богу естественно горяча, и когда нападет на кого без меры делает душу ту восторженною. Вот признаки сей любви: лице у человека делается огненным и радостным, и тело его согревается. Страшную смерть почитает он радостью; созерцание ума его никак не допускает какого-либо пресечения в помышлении о небесном. Хотя и делает что, но совершенно того не чувствует; так как ум его парит в созерцании и мысль его всегда как бы беседует с кем другим. Сим духовным упоением упоевались некогда Апостолы и мученики [528].

261) Если до вшествия в град смирения примечаешь в себе, что успокоился ты от мятежа страстей, то не доверяй себе. Враг готовит тебе какую-либо засаду и после этого покоя жди великой тревоги и великого мятежа [529].

262) Подвижничество есть матерь святыни. Доброту целомудрия твоего угладь слезами, постами и уединенным безмолвием. Малая скорбь ради Бога лучше великого дела, совершенного без скорби. Ум не спрославится со Иисусом, если тело не страждет за Христа. Слава тела — целомудрие; слава ума — истинное умозрение о Боге. Два есть способа взойти на крест; один распятие тела; а другой вхождение в созерцание; первый бывает следствием освобождения от страстей; а второй следствием действенности дел духа. Ум не покоряется (Богу), если не покорится ему тело. Царство ума есть распятие тела [530–532].

263) Основание всего доброго заключено в следующих двух способах: собрать себя во едино и всегда поститься, т. е. премудро и благоразумно поставить для себе правилом воздержание чрева, неисходное пребывание на одном месте, непрестанное занятие Богомыслием. Отсюда покорность чувств, отсюда трезвенность ума, отсюда укрощение свирепых страстей, возбуждающихся в теле, отсюда светлые движения мысли; отсюда рачительность к делам добродетели, отсюда память смертная, отсюда свобода истинного человека… (534).

264) Если же кто вознерадит о сих двух способах, то поколеблет и самое основание всех добродетелей. Ибо кто отступит и удалится от них, тот придет к сим двум противоположным тому порокам, разумею, — телесное скитанье и бесчестное чревоугодие, кои дают в душе место всем страстям [535].

265) Диавол усиливается сначала сделать, чтобы оставлена была непрестанная сердечная молитва; а потом внушает пренебрежение к установленным временам молитвы и правила совершаемого телесно. И таким образом в начале помысл предается слабости вкусить прежде времени какую-нибудь малость пищи и что-нибудь самое незначительное и ничтожное… А потом восстает уже в нем и прочее одно за другим [541].

266) Враг днем и ночью стоит у нас пред глазами и высматривает, каким отверстым входом чувств наших войти ему. И когда допущено нами нерадение в чем-либо одном, тогда этот хитрый и бесстыдный пес пускает в нас стрелы свои [542].

267) Однажды некто из любомудрых, покачнувшись от слабости и ощутив то, немедленно сел, приведя себя в прежнее положение; другой посмотрев на него, рассмеялся на это. Но он отвечал: „не этого я убоялся, но боюсь небрежения: потому что малая небрежность нередко ведет к великим опасностям". Вот любомудрие — человеку, что ни делает он и в малом, и в не значительном быть всегда трезвенным. Он уготовляет себе великое успокоение [543].

268) Человек боязливый дает о себе знать, что страждет двумя недугами, — животолюбием и маловерием. Но кто пренебрегает сим, тот удостоверяет о себе, что всею душей верует Богу и ожидает будущего [544].

269) Человек не может приобрести надежды на Бога, если прежде по мере своей не исполнял воли Его. Ибо надежда на Бога и мужество сердца рождаются от свидетельства совести, и только при истинном свидетельстве ума нашего имеем мы упование на Бога. Свидетельство же ума состоит в том, что человека ни мало не осуждает совесть, будто бы вознерадел он о чем-либо таком, к чему обязан по мере сил своих. Если не осудит нас сердце наше, дерзновение имамы к Богу (1Ин.3,21). Дерзновение бывает следствием преспеяния в добродетелях и доброй совести [545].

270) Высшая причина молчания и безмолвия есть, когда человек внутри себя имеет некое божественное собеседование и ум его влечется к оному [546].

271) Ум и без дел телесных может совершать доброе. Но человек Божий, когда находит удобство к совершению доброго дела, не утерпит, чтоб не доказать любви к Богу трудом делания своего.

272) Когда человек памятует прежние свой грехи и наказывает себя; тогда Бог прилагает попечение о том, чтобы упокоить его. Бог радуется, что за уклонение от пути Божия сам он наложил на себя наказание, что служит знаком покаяния. И чем больше делает он принуждения душе своей, тем паче приумножается Богом честь его [551].

273) Добродетели одна другой преемственны, чтобы можно было преуспевать в них по порядку и находить в этом для себя облегчение. Ибо никто не может приобрести действительной нестяжательности, если не убедит и не уготовит себя к тому, чтобы с радостью переносить искушения. И никто не может переносить искушений кроме уверившегося, что за скорби можно приять нечто, превосходящее телесный покой [551, 552].

274) Приобрести опыт значит — не подойти только человеку к каким-либо вещам и посмотреть на них, не прияв в себя ведения о них, но по долгом обращении с ними ясно ощутить на опыте их пользу и вред. Ибо нередко вещь наружно кажется вредною, но внутри ее все оказывается исполненным пользы. И наоборот [553].

275) Соразмерно с искушениями определены Богом и дарования, по Его премудрости, которой не постигают созданные Им. Не приходит искушение, если душа не примет сперва втайне величия паче меры своей, и Духа благодати, приятого ею прежде. Так угодно было Богу благому творить со всеми [555].

276) Телесное житие по Богу составляют дела телесные; делами же телесными именуются те, которые для очищения плоти в добродетельной деятельности совершаются явными действиями, которыми человек очищается от плотской нечистоты. Житие умное есть дело сердца, непрестанно продолжаемое с заботливою мыслию об угождении в чувствах Богу, вездесущему и всевидящему, также непрестанная молитва сердца и хранение себя от страстей тайных, чтобы не встречалось ничего страстного в области сокровенной и духовной. Все это есть дело сердца; оно-то и называется житием умным [563].

277) Житие духовное есть удивление Богу, — предначатие бессмертной жизни по воскресении. Природа человеческая не престанет там всегда удивляться Богу, вовсе не имея никакого помышления о тварях; ибо если бы было что подобное Богу, то ум мог бы быть подвигнут к этому. Но поелику всякая красота твари, и в будущем обновлении, ниже красоты Божией: то как может ум воззрением своим устраниться от красоты Божией? [564].

278) Очищение плоти есть неприкосновенность к плотской скверне, очищение души есть освобождение от тайных страстей, возникающих в уме. Очищение же ума совершается откровением тайн. Сам Бог сподобляет созерцать Его непокровенным умом [566].

279) Вера есть дверь таинств. Как телесные очи видят предметы чувственные, так вера духовными очами взирает на сокровенное. У нас два духовных ока: одним видим тайны Божией славы, сокровенные в естествах; другим же оком созерцаем славу самого святого естества Божия [567].

280) Как благодать на благодать, людям по крещении дано покаяние; потому что покаяние есть второе возрождение от Бога. Покаяние есть дверь милости, отверстая усильно ищущим его; сею дверью входим в милость Божию; кроме этого входа не обретем милости. Покаяние есть вторая благодать, и рождается в сердце от веры и страха; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами пока не достигнем духовного рая благ [568].

281) Рай есть Любовь Божия, в которой наслаждение всеми блаженствами. Плоды древа сего возбранены Адаму по умышлению диавольскому. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам; и с тех пор не встречала его радость, но работал и трудился он на земле терний. Лишенные любви Божией, если и в правоте ходят, едят тот хлеб пота в делах своих, какой повелено есть первозданному по падении его. Пока не приобретем любви, делание наше на земле терний; и хотя сеяние наше бывает сеянием правды, — и сеем и пожинаем мы среди терний и ежечасно уязвляемся ими и что, ни делаем к своему оправданию, живем в поте лица. А когда обретем любовь, тогда станем питаться небесным хлебом и укрепляться в силах без работы и труда [569].

282) Как невозможно переплыть море без корабля и ладьи, так никто не может без страха достигнуть любви. Смрадное море между нами и мысленным раем можем перейти только на ладье покаяния, на которой есть гребцы страха. Покаяние есть корабль, а страх— его кормчий, любовь же — божественная пристань. Страх вводит нас на корабль покаяния, перевозит по смрадному морю жизни и путеводствует к божественной пристани, которая есть любовь. И когда достигнем любви, тогда достигли мы Бога, — и путь нами совершен, и пришли мы к острову тамошнего мира, где Отец, Сын и Дух Святой [570].

283) Есть ведение, предшествующее вере, и есть ведение, порождаемое верой. Ведение предшествующее вере есть ведение естественное; а порождаемое верой есть ведение духовное (благодатное). Естественное ведение Бог вложил в разумную природу нашу, и им естественно без науки распознаем мы добро и зло. Оно и есть путь к Богу. Естественное ведение, т. е. различение добра и зла, вложенное в природу нашу Богом, само убеждает нас в том, что должно веровать Богу, приведшему все в бытие. А вера производит в нас страх; страх же понуждает нас к покаянию и деланию (по заповедям). А от делания рождается и духовное ведение [571–573].

284) Первая мысль, которая, по Божию человеколюбию, входит в человека и руководствует душу в жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За сим помыслом естественно следует пренебрежение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. Сатана весьма ненавидит сей помысл, и всеми силами нападает, чтобы истребить его в человеке [539].

285) Тот — храм благодати, кто в единении с Богом и всегда озабочен мыслию о суде Его. Водружение нами в себе памятования о Боге есть вселение в нас Бога [608].

286) Делание сердца служит узами для внешних чувств. И если кто с рассудительностью занимается оным, по примеру живших до нас отцов; то сие бывает явно по следующим в нем трем явлениям: не связан он телесными выгодами, не любит чревоугодия и совсем далека от него раздражительность [611].