Перевод с японского: Андрей Замилов
Он и она шли по дороге. Вдоль кладбища. В полночь. Окутанные мглою. Они совсем не собирались идти в таком месте и в такое время. Но по разным причинам им пришлось пойти. Они спешно шагали, крепко взявшись за руки.
— Прямо как в клипе Майкла Джэксона, — заметила она.
— Да! Осталось только надгробиям зашевелиться, — подхватил он.
И в этот самый момент послышался скрип, будто где-то рядом двигали тяжёлый предмет. Они остановились и, не сговариваясь, переглянулись.
Он рассмеялся: "Не бойся! Это, наверное, ветка. От ветра".
Но ветра не было. Она вздохнула и оглянулась по сторонам. Возникло дурное предчувствие. Словно сейчас произойдёт что-то неладное.
Зомби?!
Но ничего не было видно. Похоже, в эту ночь мертвецы и не думали воскресать. И они пошли дальше.
Показалось, будто его лицо приняло непривычно грубое выражение.
— Что у тебя за походка, — неожиданно спросил он.
— У меня? — удивилась она. — Что, плохая?
— Ужасная.
— Правда?
— Ноги колесом.
Она закусила губу. "Да, есть немного. Даже подошва обуви стёрлась по бокам. Но не настолько, чтобы нарочно обращать на это внимание".
И промолчала. Потому что любила его. Как и он её. Они собирались через месяц пожениться, и совсем не хотелось ссориться по пустякам.
— Да, у меня ноги немного кривые. Ну и что из того?
— Просто, у меня не было раньше женщин с кривыми ногами.
— А-а! — растерянно рассмеялась она… "Может, он пьян. Да нет, сегодня, вроде, не пил".
— А ещё у тебя в ухе целых три родинки!
— Да ну! — воскликнула она. — И в каком?
— В правом… Прямо внутри уха. И такие мерзкие!
— Тебе не нравятся родинки?
— Ты найди хоть одного человека, кому бы они нравились? Я ненавижу мерзкие родинки!
Она ещё… ещё сильнее закусила губу.
— Кстати, у тебя иногда воняет подмышками, — продолжал он. — Меня это давно раздражает. Если бы мы познакомились летом, то вряд ли уже встречались.
Она тяжело вздохнула и отпустила его руку.
— Зачем ты так? По-моему, ты говоришь лишнее? Ты никогда себе такое…
— У тебя даже воротник блузки грязный. Вот этой. Которая на тебе. Какая ты всё же неряха! Ведь, ничего толком сделать не можешь!
Она продолжала молчать. Она так рассердилась, что не могла проронить ни слова.
— Слышишь? Я тебе многое хочу сказать: ноги колесом, волос подмышками, грязный воротник, родинки в ухе, — это только начало. А, вот ещё! Почему ты носишь серьги, которые тебе не идут? Ты в них выглядишь как шлюха. Да нет, шлюха — та приличней будет. Раз уж цеплять, тогда сразу кольцо в нос. Оно как раз подойдёт к твоему зобу. Вот ещё вспомнил — зоб! У твоей матери он как у свиньи. У толстой хрюкающей свиньи. Это же ты спустя лет так двадцать! Ты и жрёшь совсем как мать. По-свински! Как из голодного края. А папашка твой! Даже иероглифы толком не умеет писать! Недавно прислал письмо моему старику, так все со смеху попадали. Про почерк я, вообще, молчу. Он ведь и начальную школу не смог закончить?.. А твой дом?! Культурная рухлядь. Её бы облить бензином да пожечь. Чтобы сгорела синим пламенем. Вот.
— Если я тебе не нравлюсь, зачем тогда собрался жениться?
Он не ответил, выкрикнув только: "Свинья!", чтобы тут же продолжить.
— А твоё это самое?! Я давно смирился и вставляю, как есть. Но там уже всё как дешёвая растянутая резинка. Чем иметь тебя такую, лучше умереть. Плевать какой смертью. Подохнуть и всё тут. Чем жить в таком стыде.
Она растерянно стояла рядом.
— Как ты смеешь так…
В этот момент он внезапно схватился за голову. Затем скорчил болезненную гримасу и присел на корточки. Разодрал ногтями виски. "Мне больно, — пожаловался он. — Голова раскалывается… Нет, я не выдержу… Кто бы знал?.."
— Что с тобой? — невольно спросила она.
— Сама не видишь? Я больше не могу терпеть! Кожа расползается, как от ожога.
Она коснулась руками его лица. Оно пылало. Тогда она попыталась потереть лицо, и вдруг… кожа сползла, будто её содрали. Затем показалась красная гладкая плоть. Она ахнула и отпрянула назад.
А он поднялся и ехидно улыбнулся. И начал отдирать с лица оставшиеся ошметки кожи. Повисли зрачки. Нос превратился в два тёмных отверстия. Исчезли губы. Оскалились в жуткой усмешке зубы.
— Я был всё это время с тобой, чтобы когда-нибудь сожрать… как свинью. Думаешь, ты нужна для чего-то другого? Или не понимаешь даже этого?! Ты — дура? Ты — дура. Ты — ду-ра! Хе-хе-хе.
И кусок облезлого мяса погнался за ней вслед. Она бежала, что есть силы. Но убежать от мясной туши так и не смогла. На краю кладбища склизкая рука схватила её за воротник блузки. Тогда она закричала, что было мочи.
Её тело обнимал мужчина.
Пересохло в горле и хотелось пить. Мужчина с улыбкой смотрел на неё.
— Что с тобой? Кошмар?
Она приподнялась и осмотрелась по сторонам. Они вдвоём лежали в постели. В номере расположенной на берегу озера гостиницы. "Бр-р-р", — потрясла она головой.
— Кричала? Я?!
— Дурным голосом, — ответил он, улыбаясь. — Такой вопль! Вся гостиница, поди, слышала. Лишь бы не подумали, что здесь убивают.
— Прости, — попросила она.
— Ладно. Делов-то… Что, страшный был сон?
— Ты даже представить себе не можешь!
— Расскажешь?
— Не хочу, — как отрезала она.
— Лучше кому-нибудь рассказать. Сразу полегчает, иначе так и будешь дрожать от страха.
— Ну и пусть. Не хочу я сейчас ничего рассказывать.
И они замолчали. Она опять оказалась в его объятиях. Вдалеке квакали лягушки. Медленно, но ритмично билось его сердце.
— Дорогой, — заговорила она, будто о чём-то вспомнив, — скажи…
— Что?
— У меня нет случайно в ухе родинки?
— Родинки? — переспросил он. — Это не той ли уродливой, что с правой стороны?
Она закрыла глаза. Кошмар продолжался…