Сборник рассказов

Я был подростком, грабившим могилы _{(I Was a Teenage Grave Robber, 1965) рассказ}

Это было подобно кошмару. Подобно нереальному сновидению, после которого просыпаешься на следующее утро. Да только этот кошмар происходил на самом деле. Впереди себя я видел фонарик Рэнкина; большой жёлтый глаз в душной летней темноте. Я запнулся о надгробный камень и чуть не растянулся. Рэнкин подлетел ко мне, шипя проклятия.

— Хочешь разбудить смотрителя, дурак?

Я что-то пробормотал в ответ, и мы поползли дальше. Наконец Рэнкин остановился и осветил фонарём свежую могилу. На ней было написано:

Я почувствовал черенок лопаты в своих руках и внезапно понял, что я не смогу сделать этого. Но я вспомнил, как казначей тряс головой и говорил: «Я боюсь, мы не можем дать тебе больше времени, Дэн. Тебе придётся уйти сегодня. Если бы я хоть как-то смог бы помочь, я бы помог, поверь мне…»

Я начал копать мягкую податливую землю и перебрасывать её через плечо. Наверно, минут через пятнадцать моя лопата соприкоснулась с деревом. Вдвоём мы быстро начали раскапывать дыру, пока гроб полностью не был виден под светом фонаря Рэнкина. Мы спрыгнули и подняли гроб.

Онемев, я наблюдал, как Рэнкин замахивается лопатой, чтобы сбить замки. После нескольких ударов всё было готово, и мы подняли крышку. Труп Дэниэла Уитерби смотрел на нас безжизненными глазами. Я почувствовал, как ужас охватывает меня. Я всегда думал, что людям закрывают глаза, когда они умирают.

— Не стой столбом, — прошептал Рэнкин. — Уже почти четыре. Пора выбираться отсюда!

Мы завернули тело в простыню и опустили гроб назад в землю. Мы быстро засыпали яму и аккуратно закрыли её дерном.

К тому времени, как мы подняли труп в простыне, первые лучи солнца освещали небо на востоке. Мы пролезли через ограждение, которое окружало кладбище, и вошли в лес, находившийся на западной стороне. Рэнкин со знанием дела выбирал путь через лес в течение четверти мили, пока мы не подошли к машине, припаркованной там, где мы её и оставили — на заросшей и неиспользуемой тропинке, которая когда-то была дорогой. Труп мы положили в багажник. Вскоре после этого мы присоединились к потоку пассажиров, торопящихся на шестичасовой поезд.

Я посмотрел на свои руки так, будто никогда не видел их раньше. Грязь под ногтями менее двадцати четырёх часов назад была на крышке последнего пристанища человека.

Рэнкин полностью сосредоточился на вождении. Я посмотрел на него и осознал, что он выбросил из головы наш омерзительный поступок. Для него это была лишь очередная работа. Мы свернули с шоссе и начали взбираться по извилистой узкой грунтовой дороге. Потом мы выехали на открытое пространство, и я увидел его, огромный особняк в викторианском стиле, который находился на вершине крутого холма. Рэнклин молча подъехал к отвесной скале, поднимавшейся вверх на сорок футов[77], справа от дома.

На участке холма, достаточно большом для того, чтобы разместить въезд для машины, стоял отвратительный скрежещущий шум. Рэнкин заехал и заглушил двигатель. Мы находились в маленьком, кубической формы помещении, используемом в качестве скрытого гаража. Тут же открылась дверь в дальней стороне гаража, и появился высокий суровый мужчина.

Лицо Стеффена Вейнбаума во многом было подобно черепу; его глаза были глубоко посажены, а кожа так туго обтягивала скулы, что казалась почти прозрачной.

— Где он? — его голос был глубоким и зловещим.

Рэнкин молча вышел из машины, и я последовал за ним. Рэнкин открыл багажник, и мы вытащили завернутое в простыню тело наружу.

Вейнбаум медленно кивнул.

— Хорошо, очень хорошо. Несите его в лабораторию.

Когда мне было тринадцать, мои родители погибли в автокатастрофе. Я стал сиротой и должен был попасть в сиротский приют. Но отец завещал мне крупную сумму денег, и я был уверен в своих силах. Люди из департамента социального обеспечения никогда не беспокоили меня, и я остался единственным обитателем своего собственного дома в тринадцать лет. Я выкупил закладную у банка и пытался растянуть трату денег на как можно более долгий срок.

К тому времени, как мне стукнуло восемнадцать, и я окончил школу, деньги подходили к концу, но я хотел поступить в колледж. Я продал дом за 10.000 долларов скупщику недвижимости. А в начале сентября всё и произошло. Я получил очень милое письмо от фирмы «Эрвин, Эрвин и Бредстрит», адвокатской конторы. Говоря простыми словами, в нём было сказано, что в универмаге, в котором работал мой отец, устроили бухгалтерскую ревизию. Как оказалось, не хватало 15.000 долларов, и у них были доказательства, что мой отец украл их. Дальше указывалось, что если я не оплачу 15.000 долларов, они подадут в суд и попытаются отсудить сумму, превышающую эту вдвое.

Это настолько шокировало меня, что те несколько вопросов, которые должны были прийти мне на ум, так и не пришли. Почему они не обнаружили ошибку раньше? Почему они предложили урегулировать спор без судебного разбирательства?

Я отправился в офис Эрвина, Эрвина и Бредстрита и всё обсудил. Короче говоря, я уплатил запрошенную сумму, и теперь у меня не было денег.

На следующий день я поискал компанию «Эрвин, Эрвин и Бредстрит» в телефонном справочнике. Их там не оказалось. Я сходил в их офис и обнаружил табличку «Сдаётся» на двери. Тогда я и понял, что меня надули, как простака — кем я и был, как это ни печально.

Я блефовал первые четыре месяца обучения в колледже, но, в конце концов, они обнаружили, что меня нет в списках.

В тот же день я встретил в баре Рэнкина. Я впервые был в баре. У меня были поддельные права, и я купил достаточно виски, чтобы опьянеть. Я выяснил, что для этого нужно две рюмки неразбавленного виски, потому как до того вечера я ни разу не выпил ничего, кроме бутылки пива.

От одной рюмки сделалось хорошо, после второй моя проблема показалась мне весьма несущественной. Я нянчился с третьей рюмкой, когда Рэнкин вошёл в бар.

Он сел на стул рядом со мной и внимательно посмотрел на меня.

— У тебя проблемы? — грубо поинтересовался я.

Рэнкин улыбнулся.

— Да, я ищу помощника.

— Серьёзно? — спросил я заинтересовавшись. — Ты имеешь в виду, что хочешь нанять кого-нибудь?

— Да.

— Ну, я тот, кто тебе нужен.

Он начал что-то говорить, затем передумал.

— Пошли сядем в отдельную кабинку и всё обговорим.

Мы направились к кабинкам, и я понял, что меня слегка штормит. Рэнкин задёрнул занавеску.

— Так лучше. Итак, тебе нужна работа?

Я кивнул.

— Для тебя имеет значения, что это за работа?

— Нет. Только то, сколько я за неё получу.

— Пять сотен.

Пьяный туман, окружавший меня, немного рассеялся. Что-то здесь было не так. Мне не нравилось, как он говорил слово «работа».

— Кого мне придётся убить? — спросил я с улыбкой, далёкой от юмора.

— Никого. Но перед тем как я скажу тебе, что это за работа, тебе нужно поговорить с мистером Вейнбаумом.

— Кто он?

— Он… он учёный.

Туман рассеялся ещё больше. Я встал.

— Угу. Не собираюсь быть подопытным кроликом ни для кого. Придётся тебе подыскать другого парня.

— Не глупи, — сказал он. — Тебе не причинят вреда.

Против воли я сказал:

— Хорошо, пошли.

Вейнбаум перешёл к сути дела после экскурсии по дому и лаборатории. Он носил белый рабочий халат, и что-то в нём было такое, что заставляло меня внутренне содрогаться. Он расположился в гостиной и указал мне на стул. Рэнкин куда-то исчез. Вейнбаум уставился на меня неподвижным взглядом, и снова я ощутил ледяную дрожь.

— Ты слишком туп, — сказал он. — Ты слишком туп, чтобы объяснять тебе в деталях мои эксперименты, но они имеют отношение к человеческой плоти. Мёртвой человеческой плоти.

Я начал осознавать, что его глаза горят мерцающим огнём. Он выглядел, как паук, собирающийся проглотить муху, и весь этот дом был его паутиной. Солнце заходило, вся комната была в тенях, скрывающих его лицо, но его бегающие сверкающие глаза были по-прежнему видны в устрашающей темноте.

Он продолжал говорить.

— Часто люди завещают свои тела различным научным институтам. К сожалению, я занимаюсь этим в одиночку, поэтому мне приходится прибегать к несколько другим методам.

Ужас охватил меня, у меня в мозгу появилось видение двух мужчин, копающих землю под слабым светом луны. Лопата ударяла по дереву, — этот звук леденил мою душу. Я быстро встал.

— Думаю, что сам найду отсюда выход, мистер Вейнбаум.

Он тихо засмеялся.

— Рэнкин сказал тебе, сколько стоит эта работа?

— Меня это не интересует.

— Плохо. Я думал, ты поймёшь меня. Не пройдёт и года, как ты сможешь заработать достаточно денег для возвращения в колледж.

Я вздрогнул. У меня появилось жуткое ощущение, будто этот человек изучает мою душу.

— Что вы знаете обо мне? Откуда вы это узнали?

— У меня свои способы, — он снова тихо засмеялся. — Ты передумал?

Я колебался.

— Попробуй один раз, а там посмотрим, — мягко сказал он. — Я уверен, мы получим обоюдное удовлетворение.

У меня появилось зловещее ощущение, что я разговариваю с самим дьяволом и продаю ему душу.

— Будь здесь ровно в 8.00, через две ночи, — сказал он.

Так всё и началось.

Как только Рэнкин и я положили завёрнутое в простыню тело Дэниела Уитерби на лабораторный стол, зажёгся свет.

— Вейнбаум… — я забыл сказать мистер при обращении. — Я думаю…

— Ты что-то сказал? — спросил он. Его глаза сверлили меня насквозь. Лаборатория отдалилась от меня. Остались только мы, скользящие в полумире ужаса.

Вошёл Рэнкин в белом халате и разрушил чары, сказав: «Всё готово, профессор».

У двери Рэнкин остановил меня: «Пятница, в восемь».

Дрожь, холод и ужас охватили меня, когда я оглянулся. Вейнбаум достал скальпель, в тело было уже без простыни. Они странно смотрели на меня, и я в спешке вышел.

Я сел в машину и быстро покатил по узкой грунтовой дороге. Я не оглядывался. Воздух был свежим и тёплым, с намёком на приближающееся лето. Небо было голубым, с пушистыми облаками, плывущими на волнах тёплого летнего ветерка. Прошлая ночь казалась кошмаром, смутным сном, который, как и все кошмары, кажется нереальным при ярком свете дня. Но когда я проезжал мимо изящных железных ворот Крествудского кладбища, я осознал, что это был не сон. Четыре часа назад моя лопата извлекала землю, покрывавшую могилу Дэниела Уитерби.

Впервые меня посетила новая мысль. Что сейчас происходило с телом Дэниела Уитерби. Я затолкал эту мысль в самый дальний конец моего сознания и нажал на газ. Я был рад хоть на время выбросить из головы те ужасные вещи, которые сделал, сосредоточившись на дороге.

Я попытался достигнуть максимальной скорости, и сельская местность Калифорнии слилась в одно пятно. После поворота, от которого завыли покрышки, в быстрой последовательности произошло несколько событий.

Я увидел грузовик, бешено остановленный прямо на разделительной полосе, девушку лет восемнадцати, несущуюся на мой автомобиль, и взрослого мужчину, бегущего за ней. Я вдарил по тормозам, отчего они взорвались подобно бомбе. Я крутанул руль, и неожиданно калифорнийское небо оказалось подо мной. Затем всё встало на свои места, и я понял, что перевернулся. В течение момента я был ошеломлён, затем резкий крик проник мне в голову, раскалывая её.

Я открыл дверь и рванулся по дороге. Мужчина схватил девушку и потащил её к грузовику. Он был сильнее её, но за каждый фут, пройденный им, она сдирала дюйм его кожи.

Он заметил меня.

— Тебя это не касается, приятель. Я её законный опекун.

Я остановился и тряхнул головою для прочистки мозгов. А ему только этого и надо. Размахнувшись, он врезал мне по подбородку, от удара я повалился. Он схватил девушку и швырнул её в кабину. Когда я поднялся на ноги, он уже добежал до водительской стороны и садился внутрь. И как только он тронулся, я подпрыгнул и забрался на крышу. Я чуть было не свалился, но, процарапав около пяти слоёв краски, всё-таки удержался. Затем я подполз к открытому окну и дал ему по шее. Он чертыхнулся, схватил мою руку и дёрнул. Грузовик бешено завилял в сторону ограждения, защищающего от падения с крутой насыпи.

Последнее, что я помню — нос грузовика, смотрящий вниз. Затем противник со злостью дёрнул мою руку, чем спас мне жизнь. Я свалился с грузовика в тот момент, когда он сорвался с утёса.

Я крепко ушибся, а булыжник, на который я приземлился, оказался ещё крепче. И я отрубился.

Что-то холодное коснулось моего лба, когда я пришёл в сознание. Первое, что я увидел — мигающий красный свет на крыше представительно выглядящей машины, припаркованной рядом. Я попытался сесть, но нежные руки уложили меня обратно. Приятные руки, руки девушки, которая впутала меня в эту историю.

Затем надо мною склонился Дорожный Патрульный и представительным голосом заявил: «Скорая помощь на подходе. Как ты себя чувствуешь?»

— Ушибенно, — ответил я и сел снова. — Но скорую можете отправить обратно. Я в порядке.

Я пытался говорить безразличным тоном. Последнее, в чём я нуждался после ночной «работы», так это полиция.

— Как насчёт того, чтобы рассказать мне об этом? — сказал полицейский, доставая блокнот. Прежде, чем отвечать, я прошёлся по насыпи. Мой желудок вывернуло наизнанку. Грузовик врылся носом в калифорнийскую грязь, и мой спарринг партнёр превратился в смесь этой добротной калифорнийской почвы и собственной крови. Он лежал нелепо: половина внутри кабины, половина снаружи. Фотографы делали снимки. Он был мёртв.

Я отвернулся. Патрульный смотрел на меня, ожидая, когда меня стошнит, но мой желудок окрепчал на новой работе.

— Я ехал из округа Белвуд, — начал я. — И когда появился из-за того поворота…

С помощью девушки я рассказал ему, что произошло. Как только я закончил, появилась машина скорой помощи. Несмотря на наши протесты, меня и мою так и не представившуюся подругу затолкали в кузов.

Через два часа мы получили уведомительное свидетельство от патрульного, мы и медики были назначены свидетелями в следствии, назначенном на следующую неделю.

На обочине я увидел свою машину. Она была потрёпана, но кое-что в ней заменили. К приборной доске был прикреплён счёт за устранение повреждений, замену покрышек и ряд других мелочей. Это обошлось почти в 250 долларов — половина ночного заработка!

— Ты выглядишь озадаченным, — заметила девушка.

Я повернулся к ней.

— Да уж. Кстати, сегодня утром мы чуть было не погибли, может быть уже пора представиться и пообедать?

— Окей, — сказала она. — Вики Пикфорд. А ты?

— Дэнни, — безразлично ответил я, и мы съехали с обочины. Я быстро сменил тему разговора. — Что случилось сегодня утром? Я слышал, тот мужик назвался твоим законным опекуном.

— Да, — короткий ответ.

Я засмеялся.

— Дэнни Герад. Ты могла узнать об этом из дневных газет.

Она мрачно улыбнулась.

— Всё в порядке. Он был моим опекуном. А ещё он был пьяницей и эдаким крушителем-ломателем.

Её щёки запылали. Улыбка исчезла.

— Я его ненавидела и я рада, что он умер.

Она резко взглянула на меня и в этот момент я заметил блеск страха в её глазах; затем она обрела над собой контроль. Мы остановились и пообедали.

Спустя сорок минут я расплатился моими новоприобретёнными наличными и вернулся в машину.

— Куда теперь? — спросил я.

— Мотель «Бонавенчур», — ответила она. — Я остановлюсь там.

Она заметила любопытство в моих глазах и вздохнула.

— Я хотела сбежать. Мой дядя Дэвид поймал меня и попытался затащить обратно в дом. Когда я сказала ему, что не хочу возвращаться, он поволок меня в грузовик. Мы уже заезжали за тот поворот, когда я выдернула руль из его рук. А потом появился ты.

Она вся сжалась как моллюск, и я не стал пытаться вытянуть из неё ещё что-нибудь. Чего-то недоставало в её истории. Но я не давил на неё. Заехав на стоянку, я заглушил двигатель.

— Когда я смогу увидеть тебя снова? — спросил я. — Сходим завтра в кино?

— Конечно, — ответила она.

— Я заеду за тобой в 7.30, - уточнил я и уехал, внимательно обдумывая события, обрушившиеся на меня за последние двадцать четыре часа.

Когда я вошёл в квартиру, звонил телефон. Я поднял трубку, и Вики, авария, яркий будничный день калифорнийского пригорода растворились в полумире призрачных теней. Холодный голос, прозвучавший из трубки, принадлежал Вейнбауму.

— Проблемы? — Он говорил мягко, но со зловещим оттенком в голосе.

— Я попал в аварию, — ответил я.

— Я прочитал об этом из газеты… — Вейнбаум запнулся. Между нами повисла тишина, и я спросил:

— Вы ещё нуждаетесь во мне?

Я надеялся, что он скажет «да»; у меня не было желания лишиться работы.

— Нет, — мягко ответил он, — Я звоню не поэтому, — хочу убедиться, что ты не сообщил кому-либо о работе, которую выполняешь для меня.

— Я не делал этого, — сказал ему кратко.

— Следующей ночью, — напомнил он, — В восемь.

Послышался щелчок, а затем гудки. Я вздрогнул и положил трубку. Ощущение такое, будто я только что разъединился с могилой.

На следующее утро, ровно в 7.30, я прибыл в мотель «Бонавенчур» и поднялся к Вики. Она приукрасилась и выглядела потрясающе. Я тихо присвистнул; она смутилась. Мы не разговаривали об аварии.

Фильм был хорошим, и часть времени мы провели держась за руки, часть — уплетая попкорн и даже целовались раз или два. В общем, славный вечерок.

Продолжение действа началось, когда вошёл билетёр.

Он останавливался возле каждого ряда и выглядел раздражённым. Наконец, он подошёл к нам. Посветил фонариком и спросил:

— Мистер Герад? Дэниэл Герад?

— Да, — ответил я, ощущая чувство вины и страха, зарождающиеся внутри.

— Вас просит подойти к телефону один джентльмен, сэр. Он говорит, что это вопрос жизни и смерти.

Вики беспокойно посмотрела на меня, и я поспешно последовал за билетёром. Звонить могли из полиции. Я подумал о моих родственниках. Тётя Полли, бабушка Фиббс и двоюродный дедушка Чарли. На сколько мне было известно, все они были здоровыми.

Меня передёрнуло, и я покрылся мурашками, услышав в трубке голос Рэнкина.

Он говорил быстро, и нотки страха были слышны в его голосе.

— Езжай сюда немедленно! Нам надо…

Послышались звуки борьбы, сдавленный крик, затем щелчок и длинный гудок.

Я бросил трубку и поспешил к Вики.

— Пойдём, — сказал я.

Не задавая вопросов, она последовала за мной. Сначала я хотел отвести её обратно в мотель, но тот сдавленный крик дал мне понять, что ситуация критическая. Рэнкин мне не нравился, как и Вейнбаум, но я знал, что должен помочь им.

Мы отъехали.

— В чём дело? — нетерпеливо спросила Вики, когда я надавил на педаль газа и развернул автомобиль.

— Послушай, — начал я, — Что-то подсказывает мне, что у тебя есть свои секреты на счёт твоего опекуна. У меня тоже свои секреты. Так что, пожалуйста, не спрашивай.

Она замолчала.

Я сосредоточился на дороге. Стрелка спидометра перешла с семидесяти пяти на восемьдесят пять, продолжила подниматься и задрожала около девяноста. Я развернул колеса, и машина запрыгала, затряслась и загремела.

Мрачный и ветхий передо мной появился особняк на фоне неба. Я остановил машину и сразу же вышел.

— Жди здесь, — крикнул я Вики через плечо.

В лаборатории горел свет, я открыл дверь. Внутри было пусто, но всё перевёрнуто. Вокруг валялись разбитые пробирки, поломанные приборы, а через приоткрытую дверь, которая вела в тёмный гараж, тянулся кровавый след. Я обратил внимание на липкие ручейки зелёной слизи. Я предположил, что это повреждена оболочка одной из капсул. Я обошёл все три. Свет внутри них был выключен, и покрывающие их оболочки не давали узнать, что могло быть под ними, или возможно, что было под ними.

У меня не было времени разглядывать их. Мне не нравилось, как выглядит кровь: ещё свежая и несвернувшаяся. Я распахнул дверь и вошёл в гараж. Здесь было темно, а я не знал, где находится выключатель. Я обругал себя, за то, что забыл прихватить фонарик из бардачка. Сделав несколько шагов, я ощутил холодный ветерок, дующий мне в лицо. Я направился в его сторону.

От света из лаборатории на полу получилась золотая полоска, но в кромешной тьме гаража это было совсем ничего. Ко мне вернулась моя детская боязнь темноты. Я снова вступил в мир ужаса, который известен только детям. Я вдруг подумал, что тень, уставившаяся на меня из темноты, может не рассеяться при свете. Внезапно моя правая нога ушла вниз. Я понял, что сквозняк шёл с лестницы, по которой я спускался. На момент я задумался, затем развернулся и поспешил вернуться в машину.

Вики набросилась на меня, как только я открыл дверь.

— Дэнни, что ты здесь делаешь?

Тон её голоса заставил меня взглянуть на неё. В болезненно жёлтом свете её лицо выглядело напуганным.

— Я здесь работаю, — коротко ответил я.

— Сначала я не поняла, где мы, — тихо сказала она. — Но до этого я уже была здесь однажды.

— Ты была здесь? — воскликнул я. — Когда? Почему?

— Однажды ночью, — также тихо продолжила она. — Я приготовила дяде Дэвиду ленч. А он его забыл.

Она заметила моё нетерпение.

— Мой опекун, — сказала она. — Возможно, мне лучше рассказать тебе всю историю. Ты, наверное, знаешь, что людей не назначают опекунами, если они пьяницы. Дядя Дэвид не всегда был таким. Четыре года назад, когда мои мать и отец погибли при крушении поезда, дядя Дэвид был добрейшим человеком. Суд назначил его моим опекуном с полной ответственностью, пока я не повзрослею.

На миг она замолчала, живя воспоминаниями, и выражение, быстро промелькнувшее в её глазах, было неприятным. Затем она продолжила.

— Два года назад было проведено сокращение рабочих мест, и мой дядя вылетел с работы. Он был безработным почти полгода. Мы были в отчаянии, на пособие по безработице можно было только приобретать еду, а впереди у меня был колледж. Затем он получил работу. Она была хорошо оплачиваемой и приносила невероятную прибыль. Обычно я шутила, что он, мол, банки грабит. Однажды ночью он посмотрел на меня и сказал: «Нет, не банки».

Я ощутил как страх и чувство вины прикасаются к моим плечам холодными пальцами. Вики продолжала.

— Он начал превращаться в ничтожество. Стал приносить домой виски и напиваться. Он уклонялся от моих вопросов о его работе. Одной ночью сказал, что решительно возражает против моего собственного дела. Он разлагался прямо на моих глазах. Затем, тоже ночью, он назвал имя — Вейнбаум, Стеффен Вейнбаум. А через пару недель он забыл взять тот ленч. Я отыскала имя в телефонной книге и передала его ему. Тогда он взбесился так, как я никогда не видела. С каждой неделей он пропадал в этом ужасном доме всё больше и больше. А одной ночью, по возвращении, он избил меня. И я решила сбежать. Для меня дядя Дэвид уже был мёртв. Он поймал меня, но появился ты.

Она замолчала.

Я был потрясён до самых пяток. У меня появились мысли, о том, как дядя Вики добывал средства к существованию. Рэнкин встретил меня как раз в то время, когда опекун Вики превратился в ничтожество. Я решил уехать, несмотря на разгром в лаборатории, несмотря на таинственную лестницу, несмотря на кровавый след на полу. Но когда мы отъезжали, наших ушей достиг слабый крик. Я открыл бардачок и, пошарив внутри, нащупал и достал фонарик.

Вики схватила мою руку:

— Нет, Дэнни. Пожалуйста, не надо. Я знаю, там происходит что-то ужасное. Давай уедем отсюда!

Крик повторился, на этот раз слабее, и я решился. Я захватил фонарик. Вики увидела моё намерение.

— Отлично, я пойду с тобой.

— Ну-ну, — произнёс я. — Ты останешься здесь. У меня чувство, что там что-то… высвободилось. Ты останешься здесь.

Она неохотно села на место. Я захлопнул дверь и побежал в лабораторию. Не останавливаясь, я отправился в гараж. Фонарь осветил тёмное отверстие, где стена отходила и открывала лестницу. Моя кровь быстро колотилась в висках. Я осмелился спуститься вниз. Я считал шаги, фонарик освещал стены, а ниже была непроницаемая тьма. «Двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три…»

На тридцатом лестница неожиданно закончилась коротким коридором. Я осторожно прокрался по нему, как бы мне хотелось иметь револьвер, или хотя бы нож, чтобы не чувствовать себя таким беззащитным и уязвимым.

Внезапно ужасный и громкий крик послышался из темноты впереди меня. Он звучал кошмарно, так кричит человек, столкнувшийся лицом к лицу с чем-то страшным. Я побежал. И пока я бежал, моё лицо обдувал прохладный ветерок. Я подумал, что туннель должен выходить на открытый воздух. Вдруг я обо что-то споткнулся.

Это оказался Рэнкин, лежащий в луже собственной крови, его глаза в ужасе уставились на потолок. Его затылок был разбит.

Я услышал выстрел, проклятие, опять крик. Я вновь побежал, но упал, и чуть было не ударился лицом, так как споткнулся о ступеньки. Я поднялся и смутно разглядел, что лестница ведёт к отгороженному отверстию, расположенному чуть выше меня. Расчистив его и выбравшись наружу, я увидел такую картину: высокий силуэт на фоне неба, который мог принадлежать только Вейнбауму, револьвер в его руках, нацеленный куда-то в землю. Свет звёзд нельзя было разглядеть из-за нависших облаков, которые то разъединялись, то соединялись снова.

Он услышал меня и быстро обернулся, его глаза в темноте были похожи на красные фонари.

— А, это ты Герад.

— Рэнкин мёртв. — Cказал я ему.

— Я знаю. — Промолвил он. — Ты мог бы предотвратить это, появившись чуть быстрее.

— Лучше помолчи, — разозлился я. — Я торопился…

Меня прервал звук, вгоняющий в кошмар даже сейчас, уродливый мяукающий звук, будто гигантская крыса испытывает боль.

В течение нескольких секунд на лице Вейнбаума я наблюдал размышление, страх, и, наконец, решительность. Я в ужасе отступил назад.

— Что это? — Выдохнул я.

Он небрежно направил свет в яму, небрежность для него неестественна, я заметил, что что-то привлекло его внимание.

Тварь снова мяукнула, и я опять испытал приступ страха. Я вытянул шею, чтобы взглянуть на этот кошмар в яме, кошмар, заставивший кричать в жалком испуге даже Вейнбаума. И прежде, чем я увидел, где-то за пределами дома поднялась и стихла волна ужаса.

Вейнбаум отвёл свой фонарик от ямы и направил его на моё лицо.

— Кто это? Ты кого-то привёл с собой?

Я выхватил свой фонарик и побежал к отверстию, Вейнбаум прикрывал сзади. Я узнал этот крик. Я слышал его раньше, когда напуганная девушка бежала к моему автомобилю, спасаясь от сумасшедшего опекуна.

Вики!

Когда мы очутились в лаборатории, Вейнбаум выдохнул. По полу растеклась зелёная жидкость. Две другие капсулы были разбиты! Не останавливаясь, я пробрался через погром и пустые капсулы и выбежал за дверь. Вейнбаум не последовал за мной.

Машина была пустой, дверь со стороны пассажира открыта. Я посветил фонариком на землю. Кое-где виднелись следы высоких каблуков, их оставила Вики. Остальные полосы — их трудно назвать следами — принадлежали чему-то чудовищному. Похоже, что-то огромное уползло в лес. Об огромных размерах свидетельствовали и поваленные молодые деревья.

Я забежал в лабораторию, Вейнбаум сидел с бледным, понурым лицом, уставившись на три разрушенные капсулы. Револьвер лежал на столе, я схватил его и направился к двери.

— Куда это ты собрался с этим? — поинтересовался он, поднимаясь.

— Искать Вики, — прорычал я. — И если она ранена или…

Не закончив, я поспешил в бархатную темноту ночи. С пушкой в одной руке и фонариком в другой, я направился в лес, идя по следу, оставленным чем-то таким, о чём я не хотел думать. Главный вопрос, занимающий мои мысли, — приведёт ли он меня к Вики. Если приведёт…

На мой вопрос ответил пронзительный крик недалеко от меня.

Я ускорился и неожиданно выбежал на поляну.

Возможно, оттого, что я хочу забыть, или, возможно, оттого, что вокруг было темно и туманно, я только помню, как Вики, заметив свет моего фонарика, бросилась ко мне, уронила голову на плечо и зарыдала.

Гигантская тень двинулась ко мне, отвратительно мяукая, чуть не сведя меня с ума от ужаса. Спотыкаясь, мы побежали от этой невидимой мрази, скрывающейся в темноте, обратно к утешительным огням лаборатории. Мой спятивший от страха мозг, прибавляя к двум два, получал пять.

В трёх капсулах находилось три производных от тёмных глубин больных мыслей. Одно выбралось на свободу. После этого появились Рэнкин и Вейнбаум. Оно убило Рэнкина, но Вейнбаум выловил это в тайном подземелье. Ещё одно только что ползало по лесу, и я вдруг вспомнил, что независимо оттого, что оно было огромным, оно всё время передвигалось. Затем я осознал, что за Вики оно гналось по оврагу. И делало это довольно шустро! Но выбраться? Я был уверен, что не сможет.

Двое выбыло из игры. Но где было третье? Ответом на мой вопрос послужил неожиданный крик из лаборатории. И… мяуканье.

Мы подбежали к двери лаборатории и распахнули её. Внутри никого. Крики и противные мяукающие звуки послышались из гаража. Я вбежал туда, и даже был рад, что Вики осталась в лаборатории и не могла видеть то, что пробудило во мне тысячи кошмаров.

Из лаборатории поступало мало света, и всё, что я смог заметить — вяло двигающаяся гигантская тень. И крики! Крики ужаса, крики человека, столкнувшегося с чудовищем из глубин ада. Оно противно мяукало и, казалось, задыхалось от удовольствия.

Моя рука зашарила в поисках выключателя. Я нашёл его! Свет затопил комнату, освещая устрашающую картину — результат могильных дел, которыми я занимался, я и мёртвый дядя.

Огромная белая личинка скрутилась на полу гаража, удерживая Вейнбаума длинными присосками и затаскивая его в свой жирный розовый рот, из которого и исходили те ужасные мяукающие звуки. Вены, красные и пульсирующие, виднелись под слизистой плотью, внутри извивались миллионы небольших личинок, также было некое подобие глаза, уставившегося на меня.

Гигантская личинка, породившаяся из сотен миллионов личинок, вскормленных мёртвой плотью, которую так свободно использовал Вейнбаум.

В полумире ужаса я выстрелил из револьвера, и снова, и снова. Она замяукала и задёргалась.

Вейнбаум что-то кричал, ещё бы, жаждущий рот неумолимо заглатывал его. Невероятно, я смог проделать это при этих отвратительных звуках, которые производила тварь.

— Пристрели это! Во имя небес, пристрели это!

Затем я заметил липкие лужи зелёной жидкости, просочившейся из лаборатории. Я нащупал свою зажигалку, вынул её и стал лихорадочно чиркать. Вдруг я вспомнил, что забыл вставить кремень. Тогда я достал спички, вытащил одну и поджёг остальные. Вейнбаум вскрикнул последний раз, и я бросил коробок. Его тело было видно сквозь прозрачную кожу существа, оно всё ещё дёргалось — тысячи личинок присосались к нему. Меня стошнило, горящие спички упали в зелёную жидкость. Как я и думал, она оказалось возгораемой. Разгорелось яркое пламя. Тварь скрутилась, её гнилую плоть поглотили языки пламени.

Я развернулся и вывалился к Вики, которая стояла с белым лицом и дрожала.

— Пошли! — сказал я, — Пора выбираться отсюда! Скоро здесь всё сгорит!

Вы добежали до автомобиля и немедленно уехали прочь.

Осталось сказать совсем немного. Я уверен, вы читали о пожаре, который уничтожил целый жилой округ Белвуд в Калифорнии, сравняв с землёй пятнадцать квадратных миль лесов и жилых домов. А меня это не сильно то и расстраивает. Я чётко осознаю, что сотни человек могли бы быть убитыми теми громадными личинками, которых выращивали Вейнбаум и Рэнкин. После пожара я наведался туда. Остались только тлеющие руины, больше ничего. Не осталось никаких следов, напоминающих о ужасе, с которым нам пришлось столкнуться в последнюю ночь, а после недолгих поисков я обнаружил металлический ящик. Внутри находилось три записных книжки.

Одна из них оказалась дневником Вейнбаума. Я многое выяснил. Он экспериментировал с мёртвой плотью, облучая её гамма-лучами. Однажды он заметил странную вещь. Несколько личинок, ползающих по телу, собрались в группу. В конечном счёте они срослись вместе, образовав три отдельных больших личинки. Возможно, бомбёжка радиацией ускорила эволюцию.

Я не знаю.

Более того, я не хочу знать.

Полагаю, что в какой-то мере я виновен в гибели Рэнкина; тело, которое я украл из могилы, послужило пищей для твари, которая убила его.

И с этими мыслями я живу. Но верю, что прощение можно получить. Я всё для этого делаю. Или, правильнее сказать, мы всё делаем для этого.

Вики и я. Вместе.