Сборник рассказов

Человек с брюшком[76] _{(Man with a Belly, 1978) рассказ}

Джон Брэкен сидел на скамейке в парке и ждал, когда можно будет напасть. Скамейка была одной из многих на окраине парка «Джеймс Мемориал», который граничил южной стороной с улицей Хэммонд. Днём парк был полон детьми, матерями с колясками и стариками с пакетами с хлебными мякишами для голубей. Ночью он принадлежал наркоманам и грабителям. Почтенные граждане, в особенности женщины, избегали улицу Хэммонд после наступления темноты. Но Норма Коррезент была необычной женщиной.

Он услышал её приближение ровно в одиннадцать, как всегда. Он сидел здесь уже с половины одиннадцатого, и всё было по плану.

Он был спокоен, как всегда бывал перед нападением. Он был хладнокровным и умелым работником с точки зрения Семьи, и именно поэтому Витторио нанял его.

Лишь один раз она сбавила ход, приостановившись на пересечении Хэммонд с бульваром Пардис. После чего решительно пересекла расстояние, отделяющее ее от шикарного пентхауза, в надежде как можно скорее открыть блок сигарет и плеснуть в стакан виски с содовой.

Брэкен был начеку, размышляя о своем странном контракте. Норма Коррезент, Блестящая Норма, была супругой Вито Коррезента. Эта свадьба вышла на основные полосы газет — ожидалось, что Вито женится на какой‑либо богатенькой сучке из богемы («Я настоящий бизнесмен»). И вдруг! Это стало новостью клана; стареющий Дон женится на молодой женщине не его крови.

Убийство по контракту не было для него новинкой. Сицилийцы всегда могли обставить дело так, чтобы все выглядело естественно.

Но Брэкена наняли не для убийства. Хотя он готовился именно к нему.

Телефонный звонок был междугородним; он смог заговорить лишь переключив линию.

— Мистер Брэкен?

— Да.

— Со слов мистера Силлы я узнал, что Вы можете проделать определенную работу.

— Да, я могу, ответил Брэкен.

Бенни Силла был одним из нескольких посредников, которые передавали информацию от заказчика к подрядчику, как передаточное звено. Он сбежал из большого восточного города, где заработал репутацию продажей оружия большого калибра бандам рэкетиров и радикальным политическим группировкам.

— Меня зовут Бенито Торреос. Вы знаете кто я?

— Да. Торреос был правой рукой человека у которого слова обычно не расходились с делом — Вито Коррезента.

— Хорошо. В вашем почтовом ящике в гостинице вы найдете письмо, мистер Брэкен. Оно содержит билет на частный самолет и чек на тысячу долларов. Если вы принимаете предложение, то пожалуйста возьмите оба. Если нет, возьмите деньги, позвоните в аэропорт и отмените заказ.

— Я принимаю.

— Хорошо, повторил Торреос.

— Мой босс желает поговорить с вами завтра в 9 вечера, если удобно. Дом находится по адресу бульвар Миган, 400.

— Я буду там.

— До свидания мистер Брэкен. Телефон отключился.

Брэкен спустился вниз по лестнице и получил почту.

Люди, ведущие активный образ жизни и берущие от жизни все, могут выглядеть сногсшибающе до преклонных лет, но… приходит время когда часы все же начинают обратный отсчет. Кожа морщится, несмотря на прогулки, подтяжки и массажи. Щеки обвисают. Лоб превращается в сморщенный аккордеон. Вито Коррезент как раз подошел к данному этапу жизни. Он выглядел лет на 70, хотя Брэкен предположил, что ему 78. Его рукопожатие было твердым, но пальцы дрожали, как у старика.

На Миган 400, где аренда каждого квадратного метра земли превышает 1000 долларов в месяц, в двухэтажном здании под странным названием «Грэймур», его встретил Коррезент, пребывавший в гордом одиночестве, рядом с гротескными китайскими болванчиками и византийской античностью. Брэкен подумал, что он даже различает запах итальянской пасты и регана.

Бык Бенни впустил его, и насупившись, как полутонный хряк, провел к боссу, чтобы не случилось каких — нибудь казусов в пути, после чего встал и стоял, облокотившись на косяк двери комнаты, до тех пор, пока Коррезент не указал ему на выход кивком оной руки, другой прикрыв створки двери.

Дон Витторио предложил Брэкену сигару.

— Нет, спасибо.

Коррезент кивнул и раскурил одну для себя. Он был одет в черные кальсоны и белую накидку; его волосы, густые, стального цвета, были шикарно зачесаны расческой назад. Большой рубин блестел на безымянном пальце.

— Я хочу чтобы вы нанесли удар, сказал он. Я заплачу вам три тысячи сейчас и двадцать тысяч позже.

— Это хорошая цена. Он подумал: даже слишком хорошая.

— Только вы не должны ломать никаких костей.

— Как не ломать костей? Вы же сказали удар. Удар подразумевает, что я должен ломать кости.

Коррезент усмехнулся ледяной усмешкой. На момент показалось, что он даже старше 78. Он выглядел старше времени. Он говорил с тонким, почти не заметным акцентом, проглатывая трудные английские слова.

— Это моя жена. Я прошу вас изнасиловать ее. Брэкен ожидал.

— Я прошу вас избить ее. Он усмехнулся. Золотой зуб блеснул в искусственном освещении.

История была проста и обыденна, что придавало ей красоту и привлекательность. Коррезент женился на Блестящей Норме потому что имел к ней чувства. Она же приняла его по другой причине. И если его чувства исходили из потребностей его плоти и крови, ей руководил холодный расчет — деньги. Пороки часто принуждают к совершению безумных поступков, а Блестящая Норма, к несчастью, была истовой картежницей. И хотя Дон Витторио был смешон, она не смогла ему отказать. Дело было обтяпано просто и неожиданно, он грезил о нескольких детишках в коротких панталонах, но его грезы были одновременно его большими комплексами, что возможно только в Сицилийской семье. Ее белая протестантская семья отказалась от нее, и поэтому она соединила свою жизнь с семьей Вито «Хлопушки».

Он был настоящим руководителем, легко справляющимся как с изменениями на бутлегерском рынке, так и с организацией азартных игр, создателем сицилианского картеля, никогда не боялся вкладывать туда, где могло показаться что инвестиции прогорят, и никогда не боялся показать свой железный кулак. Он был «человеком с брюшком» на Сицилийском жаргоне.

До сегодня.

Он был потрясен и поэтому принял такое решение. Это должно было стать наглядным уроком, и местью, все в одном. Он выбрал Брэкена потому что тот был независим и не похож на других — он не был ни гомосексуалистом ни импотентом.

Брэкен принял работу.

Он попросил две недели на подготовку. Во время первой, он наблюдал за ней изредка, непродолжительные периоды времени, наблюдал как она идет в салон красоты, покупает одежду, играет в гольф. Она была прекрасной, с аристократическим взглядом, женщиной с черными волосами, самоуверенно идущей по жизни, имеющей прекрасное тело. Он тщательно изучил маршрут ее передвижения (скорость, начальные и конечные точки маршрута и даже падение лучей света), возможные остановки в пути (чистая формальность, дамочка не терпела непродуктивной траты времени), ее манеру одеваться, и еще сотню других характерных черт личности.

Когда он почувствовал, что достаточно изучил её, он перестал следить за ней днем и сконцентрировал свое внимание на ее ночах, суть проведения которых повторялась ей с точностью часового механизма. Она покидала «Греймур» ровно в семь и проходила (он никогда не видел, чтобы она брала такси или садилась в автобус) четыре квартала к «Харви», где находился один из самых известных в городе притонов для любителей азартных игр. При этом всегда была одета так, словно собиралась провести бурную ночь с любовником. Норма покидала «Харви» в 22–45 и шла пешком домой. Крупье, подкупленный Брэкеном рассказал, что обычно каждая неделя у «Харви» стоила Вито Коррезенту от 8 до 10 тысяч долларов.

Брэкен начал думать, что он продешевил.

Он был по своему восхищен Нормой Коррезент, но продолжал делать свое дело. Она взнуздала лошадь и объезжала ее. Она не обманывала и ничего не скрывала. Она была завоевательницей, берущей от жизни все, что ей нужно. Здесь и в помине не было лжи.

Но восхищение в сторону, он был готов доделать свою работу. Он отметил, что это будет первым заказом в его карьере, где от оружия не будет никакого проку.

Теперь, на скамейке, он почувствовал неожиданный прилив адреналина, заставивший окаменеть его мышцы. Он подался назад, расслабился и все его внимание сконцентрировалось на белых огнях впереди.

Ее тень следовала за ней, вытягиваясь по мере того, как она проходила путь от фонаря к фонарю. Она мельком взглянула на него, по ходу оценив, но не испугавшись, что освободило его от беспредметных угрызений совести. Когда она поравнялась с ним, он резко окрикнул её: «Норма»!

Это принесло желательный результат, сбило её с толка. Она не нырнула немедленно в свою сумочку, где хранила пистолет небольшого калибра шведского производства.

Он сорвался с лавочки. В один момент спал сонливость, как будто закончилось действие героина. В следующий момент он зажал рукой ее шею, приглушив крик(нет крика — нет проблем), рвущийся из её горла, и утащил с дороги. Ее упавшую сумочку он пнул в темноту. Карандаши, тетрадь, пистолет, и немного салфеток Клинекс выпали из него. Норма попыталась ударить его коленом, но Брэкен ухватил её за мышцу бедра и надавил до боли. Ногти одной руки впились ему в щеку. Он завернул другую назад и вывернулся.

Кусты. Ночной ветерок пробирался через них. Брэкен заломал ее и потянул вниз вслед за собой, толкнув в заросли травы и камеди.

Когда он приблизился к ней, Норма встретила его ударом кулака. Обручальное кольцо, которое она носила расцарапало ему переносицу, выступила кровь.

Он задрал ее юбку вверх. Разорвав внутреннюю подкладку. Пояса не было. Благодарность богу за маленькие радости.

Норма ударила Брэкена пяткой по икре, препятствуя происходящему. Он разозлился и нанес удар кулаком в ее мягкий живот, она осела, задыхаясь. Ее рот раскрылся, но не для того чтобы заплакать, а чтобы схватить воздух, и ее затененная сторона лица предстала необычной картой из глаза, губы и плоскости щеки. Брэкен начал срывать с неё исподнее, Норма сжала ноги, он повторил попытку. Трусы потянулись, но не порвались.

Кулаки, ноги. Она метелила его, пытаясь закричать погромче, удивительно, как еще сохранив голос. И тут Брэкен наконец достал с левой ее подбородок и Норма отключилась. Ее темные волосы раскинулись веером по траве. При этом она пыталась удержать его шею, словно собака, пытаясь добраться до яремной вены. Он приподнялся на колени и увидел, что дышит Норма с трудом из‑за вывихнутой челюсти.

Брэкен вновь потянул ее трусы и почувствовал, что они поддались. Затем резко дернул её вывихнутый подбородок. Челюсть громко клацнула по мере того, как зубы сошлись. Тело Нормы сразу расслабилось и он присел, пытаясь привести в норму свое дыхание.

Она потеряла сознание. Руки упали с его шеи вниз с хлопнув напоследок по его ушам. Его голова гудела и взрывалась болью, и в первое время он почувствовал волнение, за результат своей работы. Однако после волнение спало и он начал входить в нее дико и неистово снова и снова.

В это время она была вне игры. Кровь медленно сочилась из ноздри. Он изнасиловал ее.

Брэкен думал, что Норма все еще находится в обмороке, но когда он закончил, то увидел, что она смотрит на него в темноте. Один ее глаз заплыл, одежда была растрепана. Он все сделал наилучшим образом, хотя чувствовал себя уставшим и изношенным.

— Я хочу сказать Вам, что так Ваш супруг платит долг чести. Я хочу сказать Вам, что он «человек с брюшком». Я хочу сказать Вам, что все долги уплачены и его честь восстановлена.

Голос Брэкена звучал пафосно и экспрессивно. Его заказ был выполнен. Он поднялся на одно колено, отряхнулся, после чего встал на обе ноги. Полицейский должен был пройти мимо через семь минут. Настало время рвать когти. Ее единственный открытый глаз взирал на него в темноте, блестя как жемчуг.

Она произнесла только одно слово: «Подожди». И он остался.

До ее других апартаментов, не охраняемых Бенни Быком, необходимо было пройти девять кварталов вниз. Брэкен дал Норме свое пальто, для того чтобы скрыть ее порванное платье. И время этой странной прогулки она сделала ему предложение.

— Я заплачу Вам в два раза больше моего супруга, если Вы сделаете работу для меня.

— Нет. Вы не имеете денег, а я никогда не предавал работодателя. В нашей структуре так дела не делаются.

— Я имею деньги. Не от него. От моей семьи. И я не прошу Вас убивать его.

Брэкен сказал саркастически: «Посмотрим».

Она нашла спрятанный дубликат ключа от квартиры, оригинал которого находился в сумочке, которая пропала во время нападения и пригласила его войти. Апартаменты, где она проживала, были отделаны в наимоднейшие броские тона зеленого цвета, однако поражали полнейшей безвкусицей, присущей подобным местам. Единственной вещью достойной внимания была импрессионистская картина огромного вращающегося колеса рулетки, которая висела над раскрашенным в различные оттенки красного цвета креслом.

Она пересекла коридор, прошла в следующую комнату и включила свет. Там стояла круглая кровать с одернутым покрывалом. Когда он прошел за ней в комнату, то увидел еще несколько зеркал, стоявших по углам.

Она скинула пальто Брэкена и предстала перед ним в клочковатых обрывках платья. Ее груди вздымались и опускались, смотрясь очень эротично через разорванный шифон.

— Сейчас, она сказала игриво, мы сделаем это цивилизованно.

Позже, во время разговора, она излила всю свою ненависть к человеку, за которого вышла замуж. Последовал рассказ о взлетах и падениях, ее пороках, и Брэкен услышал достаточно информации о том, что так отравляло ее жизнь перед тем как уснуть.

Он был жирным, вонючим, сальным любителем овец, имевшим тягу к обжорству, ходившим по дешевым ресторанам и евшим мясо руками; грубым и извращенным, любителем побродить по магазинам старья в поисках картин Нормана Рокуэлла; сволочью; человеком, который не огранял ее как алмаз, а использовал как чесалку его обвисшего мужского достоинства, словно она была не самолюбивой женщиной, а ничтожеством, предназначенным для того. чтобы восхищаться им, итальянской едой и вызывать восхищение у его потных сообщников.

«Человек с брюшком», — она прошептала в темноту перед тем, как Брэкен впал в сон, «Я его живот. Я его кишки. Я его честь». И до него дошло, по мере того, как его разум отходил ко сну, что конфликт касающийся их чести сформировал мост ненависти между ними, по которому они сейчас прогуливались, пересекая океаны темноты.

Когда они сидели за завтраком следующим утром, ели сэндвичи и пили кофе, Норма сделала Брэкену предложение: «Обрюхать меня. Я заплачу, тебе за это».

Брэкен отложил свой сэндвич и взглянул на неё.

Она усмехнулась и откинула волосы назад. «Он хочет ребенка. Но может ли он сделать его»? Она усмехнулась. «Возможно лазанья и хороша для потенции. Но я, однако, принимаю противозачаточные средства. И он не знает, что я принимаю их».

Брэкен прихлебнул кофе. «Услуга членом»?

Норма рассмеялась громким смехом. «Да, я так полагаю. Я схожу к нему сегодня. Без макияжа. С фингалом. Поцарапанным лицом. Плачущая. Показав ему, что теперь знаю как стать хорошей супругой». Почерневший глаз блестел все ярче. — Расскажу ему, как я хочу выучить рецепт его любимой мазеподобной лапши. Как я хочу подарить ему сына.

Ее лицо оживало и красивело. — Он будет польщен и простит…быстро и слепо. Я получу то, что я хочу, то есть возможность свободно играть. И он получит то, что хочет!: будет с наследником.

— А возможно и нет.

Норма продолжала лежать, и когда она посмотрела в его глаза, то увидела, что он обо всем догадывается и застенчиво усмехнулась. «И возможно, в скором времени, я убью его этой правдой».

— Вы не скажете ему? Это убило бы его? В Брэкене проснулся слабый профессиональный интерес.

— Если бы кто‑то открыто отрезал ваш живот, это убило бы вас?

— Это будет Вам стоить 100 тысяч долларов, сказал Брэкен. — 40 перед зачатием и 60 позже. Имеете ли Вы такие деньги?

— Да.

Он кивнул. «Хорошо». И после паузы. — Это будет чудным ударом, Вы знаете ли? Чудным ударом.

Она рассмеялась вместе с ним.

Он возвратился в «Греймур» после полудня и забрал оставшиеся деньги. Коррезент ухмыльнулся и поблагодарил Брэкена кивком. Большому делу сопутствовал большой успех. Брэкен кивнул в ответ, Коррезент спросил его прощаясь:

— «Можете Вы держать свой рот закрытым?

— Я всегда держу рот на замке. Брэкен сказал, и удалился.

Бык Бенни пожал ему руку и отдал конверт с билетом до Кливленда. Проехав в аэропорт, Брэкен сдал билет и воспользовавшись автомобилем, вернулся назад.

Он обосновался во второй квартире Нормы Коррезент. Она принесла ему полную коробку романов. Он читал их и смотрел старые кинохиты по ТВ. Брэкен выходил на улицу только тогда, когда было безопасно и самое главное, регулярно занимался сексом с Нормой. Это смахивало на очень хорошую и пушистую тюрьму. Через 10 недель после контракта с Доном Витторио, после того как он был выполнен, она забеременела.

Брэкен наконец‑то покинул город.

Он пребывал на Палм Спринг, когда раздался звонок, и сквозь хрипы так и не наладившейся телефонной связи он услышал:

— Мистер Брэкен?

— Да. Говорите громче, пожалуйста. На Брэкене оставались одетыми только потные теннисные шорты; девушка же на кровати находилась совсем в неглиже. Теннисную ракетку она перебрасывала из руки в руку. Та сверкала в воздухе и Брэкен наблюдал за этим глазами полными желания.

— Это Бенито Торреос, мистер Брэкен.

— Да.

— Вы сделали кое — какую работу для Дон Витторио семь месяцев тому назад. Припоминаете?

— Да. Холодный ветер пополз по коже.

— Он желает видеть вас. Он умирает.

Брэкен тщательно подумал, зная, что его жизнь зависит от сказанных сейчас слов. Он убеждал себя, что тщательно замел следы измены: выполнив отдельно два заказа, что дало ему возможность уйти на длительные каникулы ни в чем не нуждаясь. Но старый Дон мог распознать измену, что положило бы пятно на репутацию и неминуемо привело бы к его уничтожению Семьей. Ведь Вито Коррезент был «человеком с брюшком».

— Зачем он хочет видеть меня?

— Задать несколько вопросов.

В трубке страшно гудело и Брэкен задумался о необходимости срочной замены телефона, если конечно же останется жив. Семья имеет длинные руки. Нужно было выбирать или идти к Вито, либо ударяться в бега, что конечно же вряд ли спасло его шкуру.

— Как мистер Коррезент? Спросил он вежливо.

«Умирает», и Бенни Торреос добавил — А она умерла месяц назад, при родах.

Белые готические тени, казалось, были повсюду в спальне, на паласах, стенах, потолке, занавесках, даже небе за окнами. Дождь, морося, падал на «Грэймур». Дон Вито, уменьшившийся в размерах до жокея, придавленного задом своей лошади, лежал на своем смертном одре, которое также отдавало белизной.

Он попытался приподнять руку в направлении Брэкена. Та немного потряслась в воздухе, и упала назад на белоснежное покрывало. Раздался негромкий стук, это Торреос закрыл двери, отгородив их тем самым от родственников, которые находились в передней комнате. Женщины все были одеты в черное и вуали. Деловые костюмы мужчин казались старыми. Отблески смерти возвращали их всех назад в Сицилию к тамошней моде на одежду и обувь.

Брэкен подошел к кровати. Голова старика превратилась в череп. Кислый запах казалось шел из всех пор его плоти. Его рот ввалился и был перекошен на левую сторону, левая рука превратилась в птичью лапу с когтями и не двигалась.

— Брэкен, прошипел Коррезент скрипучим и приглушенным голосом. Одна сторона его лица скривилась в гротескной усмешке, пока другая оставалась бесстрастной и неподвижной. — Я хочу поговорить с Вами.

— Бенни сказал, что вы хотите задать мне пару вопросов.

— Да. Слова давались ему с трудом. — Я должен… сказать Ва…

— Сказать мне что?

— Они сказали мне, что Вы хорошо работаете. Вы действительно хорошо сработали. Вы убили мою жену и меня.

— Я лишь выполнил свою работу.

— Гордость, старик сказал, и грустно усмехнулся. «Гордость» …

Казалось, он собрал последние силы. «Она обещала быть хорошей женой, послушной женой. Она сказала, что принимала противозачаточные пилюли, но больше не будет. Она сказала, что родит мне сына».

— Мы занимались любовью. Но я стар. Она спросила может нам прекратить, его череп вновь оскалился. — Но не мог же я показать моей избитой супруге, что уже не мужчина? Конечно нет, и я сказал — Нет, ни в коем случае. Никогда.

— Мы продолжали заниматься любовью. Однако я, я имел проблемы. Изношенные кровеносные сосуды здесь, — он постучал по своей голове — прохудившиеся как дырявый воздушный шар. Доктор пришел и сказал, хватит, Вито. Вы убьете себя. И я сказал, да, возможно. Однако я буду заниматься любовью пока не забрюхачу её. — Гордость…

— Тогда доктор сказал, продолжайте делать это. Попытайтесь зачать ребенка в семьдесят восемь лет. Он сказал, я дал бы Вам сигару, Вито, но вы не должны более курить сигар.

Брэкен переступил с ноги на ногу. Белизна комнаты стесняла и давила.

— Я был несказанно рад. Я был мужчиной, супер мужчиной. Я имел брюшко. Дом стал полной чашей. Мы организовали, подскажи мне слово, когда много еды?

— Банкет, ответил Брэкен.

— Да. И я сижу во главе стола, поднимаю бокал. Моя жена, она тоже поднимает. Я и она пробуем вино и тогда я говорю. Я говорю, что дарю моё брюшко моей супруге! — Я самый счастливый человек в мире. Я шучу и рассказываю сальные анекдоты. Я даю ей деньги на рулетку и карты. Я даю ей то что она хочет. После этого однажды ночью, мы спорим. Был трудный и резкий разговор. После него… наступило это. Боль. Один глаз ослеп и закрылся. Она увидела это и закричала. Она побежала к телефону в переднюю комнату, неся живот перед собой. Я пытался закричать, но ни слова не вырвалось из моего рта, они сказали мне, что она упала на ступеньках, ведущих в переднюю комнату. Они сказали мне, что она находится в больнице. После этого они сказали мне… Рука поднялась вновь. — Скончалась. Дон Вито закончил. Безумная усмешка как пришла так и прошла.

Коррезент теперь выглядел по — настоящему утомленным. Его глаза закрылись, после чего он с трудом поднял утяжеленные веки.

— Что скажете? прошептал он. — Ирония судьбы?

— Бэнни сказал, что Вы хотите задать мне вопрос, cказал Брэкен.

Умирающие глаза вновь взглянули на него. — Младенец живет, раздался шёпот. — Они сказали мне это. В стеклянной доме.

— Инкубаторе.

— Они сказали, что у младенца прекрасные голубые глаза.

Брэкен молчал.

— Вы конечно сделали один глаз Нормы черным. Но воoбще‑то у неё были коричневые глаза. В них не было ничего ядовито — голубого Сицилийского.

— Бэнни сказал, что Вы хотите задать мне вопрос. Повторил Брэкен.

— Да, я хочу задать Вам вопрос. Мой доктор говорит, что это гены. Я не знаю, что такое гены. Я только знаю, что умирающий человек лежит в кровати и думает. Она была супергордой, как она могла пойти на это?

Хотя Брэкен и смотрел сейчас на старика, его разум находился в тысяче миль отсюда. Он думал о Блондинке, как она выглядела во время секса, темной коже её ног под ослепительной белизной юбки, ее нежном нижнем белье, россыпи ее волос на подушке, ее натренированных занятием теннисом мышцах.

— Какой Вы тупой, сказал он старику негромко. Он подался вперед, вдыхая флюиды смерти Коррезанта. — Дыхание смерти окончательно состарило Вас. У меня есть собственное брюшко. И я постарался отдать его ей.

Слюна медленно потекла вниз из угла рта старика к его подбородку.

— Глаза младенца станут коричневыми. Однако, вот незадача, Вы не увидите этого. Прощайте, тупоумный старикашка. Он вышел прочь. Комната наполнилась запахом смерти. Он вышел и вернулся на Палм Спринг.