Счастливая встреча

9

Позади остались Крит, Кипр, Родос и Пи-рей. На Кипре молодые люди распрощались с доктором и со своим подопечным. Добрый старик и его толстушка жена привязались к малышу, как к родному: своих детей у них не было. Они и слышать не хотели о том, чтобы отдать ребенка в чужие руки. А повеселевший мальчишка уже смотрел на них как на родителей и смешно путал греческие и итальянские слова.

Обнявшись, Адам и Жюли долго махали им вслед, пока судно не отошло от причала. С каждым днем лжесупруги ощущали себя все более скованно: оба объясняли это тем, что конец путешествия близок, и оба знали, что дело совсем в другом.

Ночи стали теплее. Море, разделявшее Грецию и Турцию, изобиловало островами: точно некий мифический великан швырнул в воду горсть булыжников. Иногда судно проходило так близко от какого-нибудь островка, что можно было различить побеленные домики или стадо овец.

Жюли стянула с себя платье и нижние юбки и расплела косу. Затем, рассеянно отложив расческу, шагнула к иллюминатору полюбоваться на усеянное звездами небо.

Луч маяка подмигнул проходящему кораблю. Вдруг девушке отчаянно захотелось остановить судно и сбежать на один из островков вместе с Адамом. Ведь это возможно — поселиться в ослепительно белом домике, затеряться среди синего моря и лазурного неба, позабыть про остальной мир? Адам был бы с нею счастлив… Всенепременно был бы!

Скрип открываемой двери заставил мечтательницу похолодеть. О Боже, только не это! К возвращению Адама она всегда лежала в постели, натянув одеяло до самого подбородка и притворяясь спящей.

Жюли обернулась — и встретилась с Адамом взглядом. Она замерла, волосы темным плащом окутали плечи. Адам знал, что следует развернуться и выйти. Вместо этого шагнул вперед и закрыл за собою дверь.

Даже в полумраке каюты он видел ее глаза — золотистые, точно у кошки. Но холода в них не было, и отстраненности тоже. Только тепло, присущее ей одной. В расширенных зрачках светился ответ на вопрос, который он еще не успел задать.

— Жюли, если ты хочешь, чтобы я ушел, скажи.

Во взгляде Адам читалось желание. Но достаточно ли этого? Достаточно ли стать желанной на одну ночь? Насладиться его телом? Вручить в дар себя? Задавая вопросы, Жюли заранее знала: да, она хочет этого, хочет и дарить, и брать.

Адам глядел на нее не отрываясь. Кожа ее нежна, словно лепестки розы. Мысленно он уже ощущал под пальцами сладострастный трепет гибкого тела.

Он всего лишь смотрит на нее. Почему же она ощущает его ладони на своей коже? Голова у нее закружилась, словно от хмельного вина.

Ни один не услышал легкого стука, когда расческа выпала из разжавшихся пальцев. Жюли протянула руки.

Чтобы пересечь каюту, требовалось лишь несколько шагов, но Адаму они показались бесконечными. Как давно он мечтал об этой минуте! Задолго до того, как он разобрался в своих чувствах, именно это мгновение являлось ему в грезах.

Не сводя глаз с любимой, Адам запечатлел поцелуй сначала на одной ладони, потом на другой. Затем жаркие губы скользнули к запястью. У самых его губ трепетала голубая жилка. Адам коснулся запястья кончиком языка — и пульс участился. Но глаза девушки затуманились. Жюли снова уходила от него, ускользала туда, куда ему дороги нет. Она отдастся ему, но завладеет он только телом. Ее мысли и сердце будут принадлежать другому.

С каждым прикосновением губ к ее запястью Жюли чувствовала, как по венам разливается неизъяснимое блаженство, словно тягучий мед. Язык обжег кожу, и в крови вспыхнул пожар. Но и теперь сомнения и мучительное осознание того, что она только заменяет другую женщину, давали о себе знать.

— Жюли, посмотри на меня.

— Смотрю, — шепнула Жюли, чувствуя, как пальцы на запястье сжались крепче.

— Скажи мне, чего ты хочешь. — Голос звучал требовательно и властно.

Снова нахлынули сомнения, но Жюли прогнала их прочь: теперь в душе ее жила только любовь. Она порывисто шагнула вперед и прильнула к его груди.

Адам с трудом сдержал стон.

— Мне нужна ты.

— Знаю…

— А тебе? — Адам крепко, до боли, сжал ее руки. — Я тебе нужен?

— Да. — Жюли поднялась на цыпочки; теперь губы их почти соприкасались. — И большее тоже.

Встретив его вопрошающий взгляд и опасаясь, что сказала слишком много, Жюли приникла к его губам. Благоуханные уста таили в себе медовую сладость, звали, соблазняли и манили. Не в состоянии противиться искушению, Адам ответил на поцелуй.

Охватившая их страсть грозила испепелить обоих. Грань между безумием и рассудительностью казалась слишком зыбкой, и Адам заставил себя прервать поцелуй.

Жюли протестующе застонала:

— Зачем ты остановился?

Адам проследил пальцами плавный изгиб ее шеи и плеч. Это едва не свело его с ума, и он отдернул руку.

— События последних лет озлобили меня… Я забыл, что такое нежность и ласка. — Сил, чтобы отстраниться, не нашлось, и ладонь его снова легла на бархатистую щеку. — Ты заслуживаешь лучшего возлюбленного, чем я.

Жюли подняла взгляд. Нет, Адам не любит ее, но его влечет к ней. Сегодня ночью она нужна ему. Так нужна, что она, Жюли, физически ощущает эту потребность, эту тоску, как если бы от него исходила жаркая волна. Наверное, если один из них любит, — этого достаточно…

Жюли завладела его ладонями и медленно поднесла их к губам. На этот раз прерывистое дыхание Адама только раззадорило ее. Затем притянула его руки к своей груди. Когда его пальцы задели за ободок корсета, сердце Жюли дрогнуло. Она знала: еще немного — и назад дороги не будет. Ну что ж, она пойдет до конца…

Когда Жюли коснулась губами его рук, дыхание Адама участилось. Сколько чувственности заключал в себе такой простой жест! А потом, когда ладони легли на упругую грудь, сердце девушки забилось неровно, с перерывами, в такт с его собственным. Точеные пальчики чуть заметно дрожали. Но княжна не отстранилась.

Еще шаг, еще прикосновение — и отступление станет невозможным. Адам знал, что самообладание его на исходе и что он любит Жюли больше всего на свете. И тут сомнения и чувство вины снова одержали верх. Он любит Жюли, но ничего не может ей предложить. Поэтому, несмотря на силу своей страсти, обязан дать ей шанс отступить.

— Жюли, — начал Адам и тут же умолк, заметив, что взгляд девушки утратил сосредоточенность.

Кого она видит — его или Ференца? Воображает, что руки Ференца ласкают ее? В таком случае ему не в чем себя упрекнуть. Они квиты: Жюли тоже нечего ему предложить. Но любовь, сбереженная в сердце, всколыхнулась кристально чистой, прозрачной волной и смыла горечь обиды. Боль осталась, но досада ушла, и слова давались легко:

— Жюли, ты вполне уверена?

Тихий шепот разорвал пелену страсти, развеял туман, окутавший девушку, как если бы Адам крикнул в полный голос. Впервые с тех пор, как он вошел в каюту, Жюли почувствовала себя оскорбленной. В ней заговорили гордость и гнев.

— Твои руки лежат на моей груди, и ты еще спрашиваешь?!

Адам прочел в любимых глазах гнев, но не горе. И испытал странное удовольствие: во всяком случае, смотрит она на него! Он отнял руки от ее груди. Взялся за плечи, но и это его не спасло. Здесь ткань не служила преградой. Обнаженная кожа казалась мягкой и прохладной, словно лепестки роз на рассвете, и Адаму отчаянно захотелось прикоснуться к ней губами.

Жюли подняла взгляд.

— Может, это мне надо спросить, уверен ли ты?

— Нет. Нет, я не уверен. — Слова сорвались с губ помимо его воли, и Жюли попыталась высвободиться. В панике Адам крепче сомкнул пальцы. — Я не имею права.

Жюли замерла. Глаза его потемнели, как летнее небо перед грозой. И то, что она прочла в бездонно синих глубинах, придало ей храбрости сделать следующий шаг.

— Я говорю не о правах, Адам. Не о правах и не об обещаниях. — Жюли отбросила ложную гордость. — Вопрос в том, насколько я тебе нужна. Не больше и не меньше.

Любовь подчинила его себе, любовь подала надежду.

— Да, ты нужна мне. И большее тоже, — добавил он, не сознавая, что повторяет ее же слова, произнесенные несколько минут назад. — Ты позволишь мне доказать это? Позволишь?

Дыхание Адама обжигало ей губы. Волной накатывала знойная жара, словно из одежды на ней ничего не осталось.

— О да, — шепнула она еле слышно. — Докажи мне.

Он принялся ласкать ее: пальцы проследили очертания округлых плеч, затем скользнули ниже, под лиф, и легли на грудь, а губы потянулись к ее губам. Бережно поглаживая изящный изгиб спины, Адам привлекал девушку к себе все ближе и ближе.

Подхваченная водоворотом эмоций, Жюли чувствовала, что ноги ее подкашиваются. Когда же Адам наклонился и уложил ее на постель, она едва не потеряла сознание.

Адам опустился на колени рядом с нею и, уступая искушению, лизнул мягкую кожу у изгиба плеча. Благоухание и вкус только распалили жажду, губы скользнули ниже. Не будучи уверен, надолго ли хватит выдержки, Адам мысленно поклялся не срывать последних покровов сколь можно дольше. Но сейчас он нарушил обет, расстегнул верхние застежки лифа и, блаженно вздохнув, приник лицом к ее груди.

Она запустила пальцы в золотистые волосы, стараясь удержать его губы там, в ложбинке между грудями. Мечтая о прикосновениях, Жюли проклинала воротник рубашки и шейный платок, оказавшиеся досадной преградой.

— Хочу ласкать тебя. — Тонкие пальцы теребили его волосы. — Хочу прикоснуться к тебе.

Ее слова вызвали новый приступ чувственной страсти. Адам вскочил и принялся срывать с себя одежду. Сегодня он не стал отворачиваться. Напротив, не сводил с Жюли взгляда, словно таким способом не позволял ей забыть, кто перед ней.

Избавившись от одежды, он лег рядом с Жюли, но раздевать ее дальше не стал. Просто привлек к себе. Чуткие пальцы скользили по ее телу без видимой цели, наугад. Когда он провел рукой по ее бедру, а затем по внутренней его части, Жюли застонала от удовольствия, в изумлении от почти непереносимого восторга.

Не отрываясь от ее губ, Адам, до предела возбужденный, прикоснулся к жаркому лону, что ощущалось под тонким батистом. Упиваясь неизведанным наслаждением, Жюли замерла, всем своим существом предвкушая каждое следующее касание. Но вот пальцы сделались более уверенными, более властными. Наслаждение превратилось в пьянящий, все подчиняющий экстаз.

Ее самозабвенный восторг еще более распалял влюбленного молодого человека, но Адам безжалостно сдерживал себя.

— Ты играешь с огнем!

— На твоем теле не найдется и дюйма кожи, к которому я бы не притрагивалась прежде. — Она с трудом разомкнула веки. — Но я никогда не испытывала ничего подобного.

Жюли отрешенно следила, как ее рука скользит по его боку, по узкому бедру, пока пальцы не затрепетали и не остановились у опасной черты. Она знала анатомию человеческого тела лучше большинства женщин, и томительное предвкушение заключало в себе лишь легкий оттенок страха перед неизвестным. В груди у нее стеснилось, дыхание прерывалось.

— Не бойся, любимая. — Жюли не ответила, и он заглянул ей в глаза. — Ты хочешь, чтобы я остановился?

Она покачала головой.

— Нет. — В качестве подтверждения она завладела его рукой и притянула ее к полурасстегнутому лифу. — Хочу, чтобы нас ничто не разделяло.

— Жюли, подожди…

Слова застыли у него на устах, когда она, все еще удерживая его руку, расстегнула следующий крючок. И еще один — последний.

Адам раздвинул ткань и прильнул губами к груди. Благоухание кружило голову. Он снова провел пальцем по выпуклости у основания бедер. Но на этот раз легкого прикосновения оказалось недостаточно, и Адам накрыл ее ладонью.

Инстинктивно она повторила его движение и ощутила напрягшуюся плоть. Затем скорее почувствовала, нежели услышала его сдавленный стон.

Прикосновение ее руки повергло его в бездну исступленного отчаяния. То было отчаяние путника, умирающего от жажды в нескольких дюймах от озера с прозрачной водой.

Самообладание окончательно покинуло его, — так рвется чересчур туго натянутая тетива. Крючки, пуговички, завязки, кружева разлетались под его торопливыми, ловкими пальцами — и вот Жюли лежит перед ним обнаженная.

Она напомнила себе, что именно этого и хотела. Да, Адам не любит ее. Но ее юное, исполненное любви сердце так ждало этого мига. Жюли поспешно зажмурилась, чтобы Адам не прочел в ее глазах неизбывной тоски.

Но он снова принялся ласкать ее. Его руки и губы были повсюду, соблазняя, искушая, обещая. Мучительно-сладостное блаженство пьянило ее и одурманивало.

Адам приподнял ее и усадил между бедер. Жар, мука, удовольствие слились воедино. Хотя подсознание подсказывало Жюли, что ей будет больно, тело словно парило, томное и расслабленное от новых, упоительных ощущений, и она не вздрогнула от первой робкой попытки.

Контролируя себя, он осторожно продвинулся в ее жаркую, влажную плоть. Там, где он ожидал найти сопротивление, ощущалось лишь радостное ожидание: она открывалась ему навстречу, точно цветок — лучам солнца.

— Жюли. — Адам обнял ладонями ее лицо. — Взгляни на меня. — Он не позволит, чтобы любимая приняла его в себя, воображая при этом, что перед ней — другой.

Жюли повиновалась. Адам произнес мое имя, подумала она. Сердце радостно дрогнуло, на губах заиграла улыбка. Может, он и впрямь думает сейчас только обо мне, а не о другой женщине!

— Адам, — тонкая рука на его бедре напряглась, — я жду тебя.

Ее улыбка, ее слова, предназначенные для него одного, стали бесценным даром. Медленно, не сводя с нее глаз, Адам довершил слияние.

Жюли ощущала, как он продвигается вперед, дюйм за дюймом. Боль длилась только мгновение и тут же растворилась в неизъяснимом наслаждении. Адам напрягся, глаза его расширились, вздрогнув, он простонал ее имя.

— Не останавливайся! — Жюли прерывисто вздохнула в предвкушении более сильного наслаждения, но его пальцы недвижно застыли на ее груди. — Пожалуйста, не останавливайся.

И ласки продолжились. Слияние двух тел в одно завораживало ее, рождало острое, мучительное любопытство. Жаркий, упоительный восторг увлекал за собой все более властно, и вот она воспарила к небесам на гребне этой волны.

Адам не сводил с нее глаз. Упругое тело выгнулось в апофеозе страсти, и Жюли исступленно выкрикнула его имя.

Борясь с дремотой, Жюли не закрывала глаз. Вдруг, если зажмуриться, чудо последних часов растает, как сон?

Тело ее сладко ныло, а случайный отзвук боли лишь напоминал о пережитых упоительных восторгах. При мысли о том, скоро ли ей доведется испытать нечто подобное снова, Жюли ощутила укор совести.

Физическое наслаждение слилось с любовью, затаенной в душе, — так дикие розы оплетают садовую ограду. Ей так хотелось открыть любимому сердце. Велико ли преступление, если она произнесет вслух заветные слова? Ей не нужны обещания. Ей всего лишь хочется поделиться радостью, дарить, ничего не требуя взамен.

— Адам, я…

Доводилось ли ему когда-нибудь брать от жизни столь много? Задавая себе этот вопрос, Адам знал ответ заранее. Нет. Он увлекался, он испытывал нечто похожее на привязанность и нежность, но до сегодняшней ночи любви не знал. Сегодняшняя ночь научила его, что такое истинный союз тел и сердец.

Но при взгляде на Жюли он ощутил смутную тревогу. Отрешенно-блаженный взгляд сменился задумчивостью, для него непонятной. Это — ностальгическая грусть, неизменный отзвук первой ночи любви, что проистекает от физических причин? Или она жалеет о содеянном? О том, что отдала ему то, что предназначала другому?

Подсказанные любовью и нежностью слова сорвались с языка прежде, чем Адам успел себя одернуть:

— Жюли, я…

Оба заговорили одновременно — и оба смущенно замолчали. Радуясь, что удержались от откровений, способных обременить другого, оба затаили заветные признания в сердце.

— С тобой все в порядке? — Адам погладил ее по щеке.

— Почему бы и нет? — Жюли накрыла его руку своей.

— Ну… Я не проявил особой деликатности.

— Хочешь сказать, что бывает иначе… лучше?

— Бог ты мой, конечно! — Адам поднес к губам ее руку. — И выдержки я тоже не проявил.

Тела их по-прежнему были сплетены, и в подтверждение собственных слов Адам почувствовал, что плоть его напряглась. Услышав, как Жюли судорожно вздохнула, он в сердцах обозвал себя варваром.

— Прости. Тебе было больно?

Она отрицательно покачала головой, но в глазах ее Адам прочел ответ.

— Немного, — призналась она чуть погодя, не позволяя любимому отдалиться. — Но не только. — При мысли о собственной дерзости Жюли вспыхнула румянцем.

Даже в полумраке Адам заметил, как заалели ее щеки.

— А еще что ты чувствуешь? — облегченно улыбаясь, полюбопытствовал он.

Мгновение она колебалась. Затем почувствовала, как его рука маняще скользнула по ее бедру, и улыбнулась в ответ.

— Возбуждение, страсть, томление… — Развернувшись, она припала к его губам. — Выбирай на свой вкус.

— Жюли. — Адам обреченно застонал. — Если я сейчас займусь с тобой любовью, я — последний негодяй.

Юная княжна рассмеялась, вдруг ощутив себя очень сильной и уверенной в себе — словом, настоящей женщиной.

— Это не ты занимаешься со мной любовью. — Она игриво куснула его за губу. — Это я тебя соблазняю.

Крепче сомкнув объятия, Адам перекатился на спину, увлекая обольстительницу за собой.

— Что ты делаешь?

— Ровным счетом ничего. Это ты меня соблазняешь. — Адам усмехнулся. — Ты сама так сказала.

Жюли приподнялась на локтях.

— Но…

Неспешные касания ладоней, скользящих по ее спине и ягодицам, оборвали ее протест еще до того, как губы их слились.

— Тебе выбирать…

Хрипловатые интонации его голоса поощрили ее, и Жюли ощутила себя раскованной и сладострастной, желанной и удивительной. Наслаждаясь восторгом, что переполнял все ее существо и отражался в глазах Адама, она открывала для себя и для него новые грани чувственного экстаза. Вместе приблизились они к заветному краю и вместе воспарили ввысь.