Счастливчик

СЧАСТЛИВЧИК

Мишка Арсеньев был лидером всегда, везде и во всем. Порода чувствовалась в лице, теле, образе жизни, мыслях и поступках. Высокий, красивый, физически такой сильный, что получил прозвище «Медведь». Умный, остроумный, образованный, в общем, «сухота бабья». Один у него был недостаток как у жениха. Он вырос в нищете страшнейшей, ни кола, ни двора, ни лишней рубахи. Но, пока шла пора ухаживаний, девчонки закрывали на это глаза. Пацаны стонали от зависти:

– Счастливчик!

Девчонки «умирали» за ним в детском саду, в школе, в инст…

А вот в институте он влюбился сам. Влюбился сильно, горячо.

Ну надо же было такой беде случиться, что среди сонма, тьмы и легиона сохнущих по нему девиц, он влюбился в недотрогу, неказистенькую первокурсницу, на которую особо никто и внимания не обращал. Вот ведь незадача! Казалось бы, для Михаила в плане девчонок проблем не было. Хочешь рыженькую толстушку? На! Хочешь стройненькую блондиночку? Возьми! Хочешь брюнеточку с пышными формами? Скажи куда, она сама прибежит! Не хочешь? А какого рожна тогда тебе надо?

Вот вынь и положь ту, ну эту, самую… А как вынь да положь, если она и смотреть и разговаривать не хочет? Говорит, что сама из жуткой нищеты вышла и опять в нее не вернется ни под каким Мишкой.

На ту пору настиг его юношеский максимализм. Накрыла его волна безумия. Ну, в самом деле, КАК?…Его, признанного лидера, почти короля студенческого мира, мордой, извините, в это самое…

Уж он и пел и плясал и в КВНах участвовал. И стихов понаписал столько, что хватило бы на три сборника.

Отвергнутые билеты в театр, цирк, оперу, заработанные разгрузкой вагонов с углем, по студенческому общежитию разлетались веером. От шоколада девчонки в общежитии уже чесаться начали. Некоторые сочувствовали Мишке, некоторые злорадно хихикали и втихаря желали упорства этой вот, ну как ее?

Мишке было не до смеха. Упорство девушки доводило его до исступления. Он совсем потерял голову, забросил учебу к чертям собачьим, и откалывал такие штуки, подключая к ним едва ли не весь институт, что наконец лопнуло терпение у ректора, проректора и декана факультета, вместе взятых.

Мишку вышибли к чертовой матери с третьего курса без права восстановления.

Другой опомнился бы, остановился, а он вообще осатанел.

Снял квартиру и пробивался немыслимыми путями к сердцу своей обожаемой девушки.

Ну и допрорывался. Наряд милиции, прибывший по вызову вахтера, скрутил Мишку, ночью пробравшегося в общежитие. Все бы ничего, с кем из «гусаров» не бывало? Ну, подержали бы до утра, ну заподкалывали бы. Ну протокол, штраф, да и отпустили бы…

Но на беду Мишка был крепко выпивши. Он оказал такое сопротивление, что пришлось вызывать подмогу и скорую помощь для милицейского наряда, который прибыл первым.

Шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, и Мишку, для того, чтобы не портить статистику «благополучного состояния уровня преступности», не посадили, а по-быстренькому,( «по– бырику», как выражался сам Мишка), отправили в Афганистан.

Чертенок! У него и служба пошла, как по маслу! Не трус, не прятался за спины, сам просился в рейды. У части боевые действия, потери, урон. У Мишки – ни царапины и боевые награды. Его в самое пекло, а он – целехонек.

– Счастливчик! – хлопали по плечам сослуживцы Михаила, при вручении очередной награды и предоставлении отпуска на Родину. Впрочем, ни один отпуск он использовать не захотел. Ему тут нравилось!!! Его так увлекла новая жизнь, что он без сожаления выкинул из головы ту самую, из-за которой «загремел» в Афган. Он так освоился, что кроме дел боевых, между рейдами, наладил дела обменные, торговые, и откровенно наживался, как мог. Приобретал такие вещи, которые многим гражданам Советского Союза были не по карману. А если даже позволяли деньги, просто их было не достать. Мишка «наголодался», настрадался от домашней нищеты, и с каждым приобретением, с каждой новой закупкой расцветал. Правда, за вклад в основу будущей благополучной жизни пришлось расплатиться. Появилась у него болезненная подозрительность. Все казалось, что кто-то злоумышляет, на его запасы. Как бы ни нравилась служба Михаилу, а психику Афган и домашняя нищета подорвали – таки. Дошло до того, что он осторожно, чтобы не попасться на глаза дежурному, крался к каптерке, где хранил свое богатство, чтобы «подловить» злодеев, и расстрелять их позже где-нибудь в афганских горах. Не дай Господь, кто-то покусился бы на Мишкино имущество. Он действительно был бы убит из пистолета «Беретта» с глушителем, который как-то в рейде Мишка вывернул из руки убитого душмана, опередив его выстрелом на доли секунды.

Заболел человек. «Синдром частной собственности». Дневальные, караульная служба, часовые, были предупреждены. До «дембеля» Мишке оставалось немного, а в остальном он был абсолютно нормальный. Решили закрыть глаза на его «странности». Связываться с комиссией– перекомиссией себе дороже, а большой беды авось да не наделает, рассудило начальство. Ну, что ж. По своему мудро. У всех хватило ума Мишку не дразнить, и все обошлось.

На «дембель» Мишка ехал не то что «упакованный», а «упечатанный». Таможня, прохождение границы, для него – героя, проблемой не стало. Тут сунул сувенир кому надо, здесь посмеялся, выпятив грудь, так увешанную наградами, что материя гимнастерки не выдерживая, свисала этаким пластом, когда Михаил наклонялся передвинуть чудовищные сумки с раздутыми боками. Туда-сюда по сувенирчику, по импортной ручке, по «жвачке», и тузельские пограничники даже помогли «сумочки по-бырику подкинуть» к такси.

Безумный разгуляй, который устроил в первый месяц Мишка своим друзьям, весь город оповестил о том, что «Медведь» на дембельнулся. Но!

Как только отпили, отгуляли, оторали первый месяц, сразу наступило: «Ша! Хватит!».

Неловко, все-таки герой, воин, знаете ли. Да и опыт Мишке подсказал – сколько-то его выходки власть потерпит, а потом начнется… Да и бережливость завопила: «Хорош! С ума сошел?» И начал Михаил обустраиваться в повседневной гражданской жизни.

Горбачевская перестройка распахнула широкие ворота для организации «собственного дела». Открылись многочисленные кооперативы, частные предприятия, акционерные и прочие общества.

Не растерявшись, «по-бырику», Михаил организовал собственную швейную фирму под названием «Медведь». Благодаря «афганским» заслугам, приобретенным на войне навыкам, где нажимом, где подкупом, размахнулся, развернулся и зажил в свое удовольствие. Если надо было действовать официально, не стеснялся козырнуть заслугами, где неофициально, действовал через криминальные структуры.

Постепенно отстроил дом по собственному проекту, обустроил его по высшему разряду, и заподумывал жениться.

Все так же не было отбоя от девушек. И невезучие друзья, не сумевшие «определиться» в новой жизни, завистливо вздыхали:

– Счастливчик!

Началась маета другого рода. Выбор уже не девушки для встреч, а подруги на всю жизнь – законной жены. Последствия службы в Афгане, постоянная настороженность, недоверие, желание все проверять, перепроверять и контролировать выматывало, не давало нормально жить, мешало все больше и больше.

Михаил твердо решил. Хватит, и правда, жить медведем. Найду верную девушку, женюсь, и отдам ей все, что есть. Решил так и сам повеселел, даже "мурчать"начал известную на ту пору песенку: «Все, что в жизни есть у меня, все, в чем радость каждого дня…»

Мысли мыслями, но решение принято, значит – вперед, за дело. Начал присматриваться, оценивать, взвешивать. Должна быть такая, такая и такая. Хочу, чтобы так и так и так у нее было. Год прошел в поисках. Нет, все не то.

Вмешался в дело господин Случай. Пригласили Мишку на день рождения. Почему бы нет? Пошел он купить подарок имениннику в валютном магазине. Походил, «поискался». Часы, цепочки надоели. Приличные кожаные вещи… Хорошо, но не то. Зашел в ювелирный отдел и… ослеп. Нет, не от сияния драгоценных побрякушек, от красоты девушки, что стояла за прилавком. Очнулся он оттого, что она звонко засмеялась. Над ним засмеялась. Настолько нелепо он, вылупив глаза, открыв рот, уставился на нее, что не рассмеяться было трудно.

Мишка быстро пришел в себя и начал любовную охоту по всем правилам.

Девушку звали необычно и красиво – Санта. Впрочем, во всем остальном она оказалась обычной девчонкой. В чем-то умной, в чем-то глупой, но на что мужику ум девушки? Познакомившись поближе, Мишка стал считать Санту совершенством, влюбился до безумия и предложил руку, сердце, предприятие, недвижимость, и все-все-все, что она пожелает. Санта подумала и отказываться не стала.

Зажили неплохо, слава Богу, достаток в семье был изрядный. Мишка с удовольствием открывал перед Сантой все свои хранилища, запасники, хитроумно устроенные в квартире, замаскированные сейфы. Распахнул перед ней все. Не скрыл, где хранит оружие, где драгоценности, где валюту.

Рассказал о «болезни», которой заболел в Афгане, охраняя свои сокровища.

И, не пожалел. Кроме того, что Санта обладала редкой красотой, она оказалась запасливой рачительной хозяйкой такой же, как сам Михаил. А он, с удовольствием переложив свои заботы на плечи жены, почувствовал себя сразу легко и вскоре совсем перестал подскакивать по ночам и «дозором обходить» свои квартирные владения. Афган начал понемногу отпускать его, и Мишка думал о ребенке, и мечтал вслух, о том, как родится у них девочка, как он будет с ней нянчиться, и как обустроит всю ее жизнь. Отоспавшийся, отъевшийся на домашних харчах Мишка оживился и поклялся сам себе к рождению ребенка удвоить капитал. Начал мотаться по городам, налаживать и укреплять деловые связи с торговыми партнерами и поставщиками. Вот и в этот раз умотал он в соседний город. Обещал вернуться «по-бырику», но отчего-то задержался.

Дома его ждала беременная Санта. Ей было одиноко без веселого Мишки, страшно, и очень неуютно. Вдобавок на кухне перегорела лампочка, и сменить ее было некому.

Проснулась Санта на рассвете от мягкого постукивания и шуршания на первом этаже дома, доносившегося оттуда, где двери из кухни выходили в маленький садик. Внутри у нее похолодело. Воры! Узнали, что Миши нет дома, и через садик, через кухню, пробрались в дом. Она вспомнила, как перед отъездом Михаил предупреждал ее о том, что поругался с новым криминальным авторитетом города и просил ее, Санту, быть осторожной, без нужды не выходить на улицу, и, если что, вызывать милицию.

Санта настолько перепугалась, что на ночь под подушку положила заряженный «Мишин любимый» пистолет. Тот самый, провезенный уловками из Афгана. «Беретта» с глушителем, из которого Михаил уже давно, «на всякий случай», обучил Санту стрелять.

Перепуганная тихим шорохом женщина подняла телефонную трубку, вызвала наряд милиции по подозрению проникновения в дом посторонних. Придерживая большой живот одной рукой, выставляя перед собой взведенный пистолет, зажатый в другой, она начала осторожно спускаться по лестнице на первый этаж дома.Дошла до кухни, увидела силуэт крупного мужчины, кинувшегося ей навстречу, завизжала, и несколько раз нажала на курок.

Прибывший на место происшествия наряд милиции увидел на полу просторной кухни в доме Арсеньевых лежащую на полу в луже крови женщину в ночной рубашке, с разорванным от выстрела виском. Выпавший из правой руки пистолет «Беретта» лежал рядом. Чуть поодаль, за кухонным столом, виднелось тело мужчины, пробитое тремя выстрелами в области сердца.

На кухонном столе лежала приготовленная на смену перегоревшей лампочка, надкушенная булочка и опрокинутый стакан молока. Молоко разлилось по столу и потихоньку впитывалось в сюрприз – напоказ, «по-бырику» разложенные рубашечки, вязаные крошечные башмачки и чепчики для новорожденных.