Счастливый конец света

12

Мы движемся к Терре с большим опережением расчетного времени. Ускорителем, как это ни странно, является… «либидонна»: за пару упаковок этой дряни нас заправляют первоклассным топливом, даю г лоцмана, производят ремонт, предлагают другие услуги. Значит, плохи наши малооблачные дела, если главной ценностью стало патентованное средство для возбуждения похоти…

Не всегда, правда, такие обмены проходят гладко. Не далее как вчера экспедиция едва не лишилась нескольких членов, включая и автора этих строк.

Я и Дваэн выполняли очередную представительскую миссию на планете Хуохан (у меня под рукой нет Звездного кадастра, и ее точные координаты я занесу в дневник позже). Аборигены, паукообразные существа с красными головогрудями и мощными глянцевито-черными щупальцежевалами, произвели на меня весьма неприятное впечатление, но, к счастью, оказалось, что Дваэн не только знает хуоханский язык, но и приходится им какой-то дальней родственницей (естественно, по материнской линии). Нада почиталась у хуоханцев за верховное божество» и можете представить себе, как встретили они ее пра-праправнучку! После пышных приветственных церемоний Дваэн воссадили на красный трон, установленный на вершине большой пирамиды из черепов, покрытых черным лаком. Меня же заставили сесть у ее ног, выпить какой-то густой приторно-сладкой жидкости, от которой я вскоре поплыл, точнее сказать, заскользил куда-то вверх (или вниз?) по узкому красному туннелю…

Очнулся я у подножия пирамиды от резкой боли в затылке. На меня сыпались черные черепа, прямо перед глазами угрожающе щелкали черные щупальцежевала, а весь я с головы до ног был покрыт какой-то вонючей слизью. Я выхватил из кармана комбинезона «клоподавку» (оружие скорее устрашающего, чем поражающего действия) и произвел несколько выстрелов. Эффект оказался обратным: хуоханцы дружно издали резкий щелкающий звук и сомкнули вокруг меня черно-красное кольцо.

– Хыш! Карбы хуо карбы хуо, хыш! [109] – услышал я крик.

Кольцо разомкнулось, и в узком проходе я увидел бегущую ко мне Дваэн.

– Не стреляй, линктусик, не стреляй! Хыш! Хыш? Она схватила меня за руку и потянула за собой.

Хуоханцы расступались перед ней, почтительно скрестив мохнатые лапы на головогруди.

Когда мы подбежали к нашему модулю, то увидели еще более плачевную картину. Ноги Квадрата беспомощно торчали из челюстей огромной иссиня-красной паучихи (остальное было уже у нее внутри), а Невидимка, забравшись в модуль и задраив люки, пытался взлететь, точнее, вырваться из щупальцежевал другой хуоханской самки…

Вмешательство Дваэн положило конец этой вакханалии, и после третьей попытки – паучиха успела искусать двигатель – мы взмыли в небо, понеся минимальные потери: у Квадрата была сильно, но не безнадежно изжевана голова, мне в клочья изорвали комбинезон, на шее очень саднила кожа и тупой болью отдавало в предплечье, Невидимка не пострадал, но, спасаясь бегством, оставил на паучьей планете то, ради чего мы летели – баллоны с топливом. Дваэн же «сестры» не только не тронули, но и одарили подарками, буквально завалив, кабину сувенирами: плетеными изделиями местных рукодельниц, диковинными поделками из сушеного панциря, какими-то пахучими кубышечками и пузырьками, а поверх всей этой груды лежали огромные черные щупальцежевала, острые концы которых свисали над нашими головами…

Посмеиваясь над «постыдным бегством трех кавалеров от любвеобильных дам», Дваэн объяснила нам, что же произошло на Хуохане. Обычно обмен товарами проводился в конце визита. На этот раз Дваэн уступила настоятельным просьбам своих родственников и велела дежурившим у модуля Квадрату и Невидимке сделать обмен в начале церемонии. Паучихи тут же поделили между собой «либидонну», и «им захотелось кавалеров».

– Мало им своих? – простонал Квадрат, ощупывая обезображенную голову.

– А у них нет своих, – сказала Дваэн, смачивая ему тампоном ссадины.

– Куда же они подевались?

– Туда же, куда могли подеваться и вы, – засмеялась Дваэн. – Видали пирамиду под троном?…

– Значит, у них там остались одни паучихи? – удивился Невидимка.

– Нет, есть малыши мужского пола, мне даже позволили поиграть с одним, очень милый мальчуган… – Дваэн повернулась ко мне и взглянула с какой-то странной улыбкой, как бы спрашивая: а ты бы хотел, чтобы у нас был такой?…

От этой нелепой мысли меня передернуло, и, чтобы от нее отвлечься, я спросил:

– В таком случае, зачем им тогда «либидонна»?

– Ну, об этом лучше всего спросить их! – сказала она и с той же непонятной улыбкой погладила глянцевитое щупальце, каким-то образом очутившееся на ее хрупком плече…

– А в чем это тебя так искупали? – спросил меня Невидимка.

Мой комбинезон был покрыт липким желтоватым налетом, который сквозь дыры попал на тело, вызывая легкое и, как ни странно, приятное жжение.

Я неопределенно пожал плечами:

– Меня чем-то напоили, потом я уже ничего не помню.

– Совсем ничего? – Дваэн лукаво скосила на меня глаза.

– Мне казалось, что я вроде куда-то лезу или падаю, нет, не помню…

– Напрасно! Ты добывал там, откуда обычно не возвращаются, по крайней мере, живыми…

– А как же ему удалось вернуться? – постанывая, спросил Квадрат.

– Так же, как и тебе, Квадратик! – Дваэн погладила его по голове.– – Я им сказала, что вы веемой мужья, и они пощадили вас, только попросили позволить им хоть немного подержать во рту ваши головы! – И она весело рассмеялась, поглядывая на нас

При полном желании никто из нас не мог разделить ее веселья…

– Наивысшей чести был удостоен ты, линктусик, – она окинула меня плотоядным взглядом, – как мой первый муж, ты побывал не только во рту, ко в пищеводе самой царицы Хуохана!…

– И ты… – я не верил своим ушам, – и ты позволила ей такое?…

– А что? – искренне удивилась она. – Царица дала мне слово, что извергнет тебя в целости и сохранности! Разве могла я не поверить слову царицы? Как видишь, ты цел и здоров!

– Но ведь… но ведь… – я все еще не мог прийти в себя, – когда я очнулся там, внизу, они столпились вокруг меня, собираясь разорвать на куски!…

– Собираясь облизать тебя, линктусик, – ласково поправила она. – У хуоханок есть поверье: та, кому удастся лизнуть «царицыной мази», так они называют это, – Дваэн провела пальцем по моему комбинезону и попробовала на язык, – вообще-то ничего на вкус, запах, правда, не очень… так вот, та станет матерью… Так что своими выстрелами, линктусик, ты лишил их всех материнства, а сам едва не лишился головки?…

И она шаловливо провела пальцем по моей шее.

Справа по курсу показалась светящаяся точка. Это была наша «Лохань». Невидимка плавно повернул штурвал и направил модуль к кораблю.

– Большой нагоняй получим, – проворчал он, – за то, что возвращаемся без топлива.

– А почему без топлива? – недоуменно спросила Дваэн. – Разве они не дали?

– Дать-то дали, да разве мне до этого было, когда эта уродина сгребла меня в охапку и в пасть!…

– Так почему ты мне об этом сразу не сказал? – Дваэн протянула руку к штурвалу. – Немедленно поворачивай обратно! Мы должны взять топливо!

Невидимка мотнул головой:

– Только без меня.

– Я тоже отказываюсь! Наотрез! – прохныкал Квадрат.

Дваэн обернулась ко мне:

– Линктусик, оставим их на «Лохани» и вернемся вдвоем!

«Что угодно, только не это!» – с ужасом подумал я. Вслух сказал:

– С удовольствием, Ндушечка. Только с одним условием: если история со мной повторится, попроси царицу, чтобы она меня не выплевывала, я хотел бы пройти весь пищевод до конца. А ты меня будешь ждать у выхода, ладно?…

Она опять как-то странно посмотрела на меня:

– Нет, милый, ты переутомился, тебе надо хорошо отдохнуть. За топливом я слетаю с кем-нибудь другим.

В это время наш модуль нырнул под брюхо «Лохани». Натянув на гудящую голову гермошлем, я выбрался из кабины, чтобы открыть шлюз.

P.S. Вместе с Дваэн за топливом полетели Буфу и Невидимка, не посмевший ослушаться своего шефа, но и не посмевший покинуть модуль: он так и просидел в кабине с задраенными люками и с включенным двигателем, пока Дваэн и Буфу общались с хуоханками. На этот раз вроде обошлось без приключений, хотя, по словам Невидимки, Дваэн и Буфу отсутствовали довольно долго. Во всяком случае модуль вернулся, нагруженный топливными баллонами и новыми подарками, часть из которых предназначались Буфу. Меня это радует, поскольку из-за этих подарков у нас в боксе невозможно повернуться, трудно дышать (от них исходит тяжелый дурманящий запах) и в голову лезут какие-то странные, словно внушаемые чужой волей мысли…

Р.P.S. Хотя и понимая полную бесполезность, но, следуя Правилам, я зашифровал свои записи. Дойдя до фразы, в которой я выражал шутливое желание пройти до конца по пищеварительному тракту хуоханской царицы, я вдруг поймал себя на мысли, что это не шутка. Из меня вышло, меня покинуло то, что составляло, должно было составлять смысл моей жизни, а если ей суждено прерваться, то и смерти. Сейчас же я живу по инерции, нет, по чужой воле! У меня такое чувство (это так говорится, чувств я уже давно никаких не испытываю), что кто-то из семейства кошачьих постоянно играет со мной, как с мышкой; схватит, подержит во рту, выплюнет, только я сделаю шаг – опять в рот и опять выплюнет… Вот я и поду, мал: а что если, попав в рот (пасть, щупальцежевала, какая разница!), не ждать, когда тебя снова выплюнет, а юркнуть в пищевод: чем не норка для мышки?! Царица хуоханская «изблевала меня из уст своих» не только потому, что дала слово. Думаю, во-первых, я не пришелся ей по вкусу: избалованная, как любая царица, изысканными яствами, она не могла не почувствовать, что ее обманули, подсунув вместо теплокровной мышки набитое соломой чучело мышки, каковым я себя считаю. Во-вторых, одурманенный зельем (по-моему, такой же дурман источают и громоздящиеся вокруг меня паучьи дары), я не оказывал никакого сопротивления. Л если бы, оказавшись в се пищеводе, я был трезв и решил бы не возвращаться наружу? Окопался бы в каком-нибудь уютном уголке ее необъятной головогруди или брюхо-задницы (автономного питания и кислорода в скафандре хватило бы надолго) и посмотрел бы, что она будет делать. Она могла бы выблевать все свои внутренности, но не меня! Через нижние каналы она тоже могла бы освободиться от всего, но не от меня! Она могла бы решиться на операцию: я тут же поменял бы место стоянки! И все это, повторяю, происходило бы, если бы я пребывал в ней в роли пассивного наблюдателя. А если я захочу покарать проглотившую меня извергадину? О, уверяю вас, вскоре она проклянет не только день, когда так легкомысленно сунула в пасть беспомощную мышку, но и день, когда появилась на свет, потому что свет этот станет ей немил, каковым стал он мне в последнее время!

Так что – выше голову, мышки! Upp med huvudet! [110]

Написал и лишь после этого вспомнил, где я видел этот девиз: на семейном гербе Дваэн по материнской линии… Нада призывала к тому же, что и я… И пирамида черепов, на которых я недавно сидел, – они ведь тоже назерняка принадлежали тем, кто старался держать голову выше… Склоненную голову меч не сечет (и зуб неймет)… А что было начертано на моем фамильном гербе – тоже по материнской линии? Ничего, только снежный барс, да и тот был еле виден, поскольку изображен был на белом фоне…

Где ты? Ведь совсем недавно я слышал в себе голос твоей крови! Почему ты покинул меня? Почему превратил в набитое соломой чучело? В мышку? В чучело мышки?…

Странно. Я только что почувствовал, да, именно почувствовал! как что-то мягкое потерлось о мое колено, мягкое и теплое! Я осторожно протянул руку, но рука погрузилась в пустоту…

Что это было? Или кто? Или это все хуоханские дары дурманят мою и без того набитую соломой голову?

Зашифровывать последнюю запись я уже не в состоянии – устал. Да и что толку? Белиберда все это. Мышиная возня, хотя в ней участвуют и представители семейства кошачьих, как, вероятно, и собачьих, и поросячьих… Что напоминают мне… эти… многоточия?… Вспомнил! Они же есть на моем фа, мильном гербе – внизу, вместо надписи – ряд многоточий! По-моему, два ряда по три, или три потри? Они воспринимаются, как орнамент, но могут читаться и как стилизованный след барса! Но если это след, пусть и стилизованный, почему три точки, а не четыре? След раненого барса? Барса на трех ногах?…

………… Чу! Опять что-то мягкое коснулось меня, на этот раз потерлось о плечо. Я уже не протягиваю руки – не хочу снова ощутить пустоту, хватит с меня пустоты!

Может, это галлюцинация? Что ж, да здравствует галлюцинация! А, может, все же… Да здравствует все же!