Щит

Пол Андерсон Короли на заклание

Диасу повезло: во-первых, он находился далеко от взрыва, а во-вторых — смотрел в другую сторону. Только поэтому он не ослеп навсегда, хотя пораженную сетчатку теперь придется поберечь несколько недель.

Заметив вспышку в обзорном зеркале, он бросился ничком, повинуясь выработанному уже солдатскому рефлексу. Но не было здесь ни убежища, ни верха, ни низа, а лишь обломок космического корабля, который влекло вокруг Марса по высокой орбите.

Целились, конечно, не в него, к тому же взрыв был ядерный… Было бы нелепо… Он даже не попал в опасную зону. На таком расстоянии доза любых частиц и гамма-лучей не очень велика, а кроме того, его надежно защищает содержащийся в крови антирадиационный компонент.

Он был жив. Он дышал. Правда, за такой частый пульс наставник в Академии вряд ли бы похвалил… («Если ты нервничаешь, кадет, осознай, что ты жив, и успокойся»). Как совет — пригодится, остальное к чертям.

Диас медленно сгибал ноги, пока магниты ботинок не прилипли к металлу. Затем он поднялся и огляделся.

— Слава богу, — пробормотал он. Голос глухо прозвучал в шлеме. На мгновение вспомнилось лицо матери. Он обернулся.

На фоне черной бездны и миллиона звезд расползалось газовое облако. Оно полыхало множеством оттенков, ярко светился центр, к краям свечение слабело. Облако не сферическое, подумал Диас, похоже, взорвался корабль. Большой корабль. Но чей?

Однажды несколько лет назад ему вздумалось провести отпуск в Антарктической Берлоге. С девушкой на снегоходе он выбрался наружу, собираясь полюбоваться полярным сиянием, рассчитывая, что оно окажется экзотическим фоном для остального. Но когда они увидели небо, то надолго забыли друг о друге. Было только сияние.

И сейчас он застыл в точно таком же благоговении, наблюдая как тает в пространстве небесный костер — все, что осталось от корабля с экипажем.

Взорвался, пожалуй, «Вашингтон», у него как раз подходящая масса… И если так, то Мартин Диас, капитан военно-космического корпуса Соединенных Штатов, мог считать себя мертвецом. Другие корабли слишком далеко, их разведботам не обнаружить его никогда.

С другой стороны, Диас почти ничего не знал о дислокации вражеского флота. Перед катастрофой голова его была забита лишь инструкциями по запуску торпед. Но ведь можно же предположить, что взорвался вражеский дредноут, и значит, атаковали его с «Вашингтона», и скоро здесь будут шлюпки…

Есть!

Диас всмотрелся пристальнее и на какое-то время оцепенел. Разгоняемый полосой огня, черный штрих перечеркнул тающее облако. Крылья и обтекаемая форма напомнили ему марлина, сияющего под солнцем голубым блеском марлина, которого он поймал когда-то во Флориде… Сигнальная ракета сама оказалась в руках, он нажал воспламенитель. И стал свет.

Всего-то и надо было — внимательно осмотреться, подумал он и рассмеялся нервно. Так они пересмеивались с Берни Стернталом на занятиях по психологии, к которой относились с традиционной для слушателей Академии непочтительностью. Три года назад Берни не вернулся с Ганимеда; а сейчас сам Диас задыхался от волнения и ноздри ему забил запах собственного пота.

Освещаемый жестким светом ракеты, он склонился к передатчику. Пальцы, неловкие в грубых перчатках скафандра, отрегулировали уровень, поставили переключатель на «SOS». Если бы он заранее приготовился, и будь это физически возможно — изменить несущую частоту, — шлюпка смогла бы его запеленговать. Корпус бы его не бросил.

Ракета потухла.

Поверхность плота заслоняла от Диаса солнце, но толпящиеся со всех сторон звезды давали вполне достаточно рассеянного света. По горлу словно прошли наждаком, и он позволил себе сделать глоток из своей единственной фляжки с водой. С остальным было лучше: несколько баллонов воздуха, кислородный регенератор и до смешного большой пакет НЗ. Обломок корабля представлял собой секцию внутренней переборки, которую, когда в «Аргонну» попал снаряд, выломало и вышвырнуло наружу. «Аргонна» была всего лишь разведывательным крейсером со слабой защитой; при относительной скорости тридцать километров в секунду снаряды — небольшие стальные шары, оставляли за собой лишь обломки и трупы. С «Аргонны» никто не спасся, кроме Диаса, и теперь он благодарил бога, что оказался в счастливом месте в нужный момент, и взрыв отбросил его от солнечной радиации. Он вполне мог спастись.

Если только вражеская шлюпка не разыщет его раньше.

От этой мысли волосы у него встали дыбом. Невольно зачесалась правая рука, в которую был вживлен некий предмет — специально на случай пленения, — и о котором он старался не думать.

Нет, сказал себе Диас, не будь глупее, чем положено по инструкции. Это безусловно американская шлюпка. Вероятность того, что вражеский корабль — черт бы его побрал — находится в радиусе действия его сигналов, настолько приближается к нулю, что ею вполне можно пренебречь.

— Не раздавить ли нам бутылочку на обломках кораблекрушения, — вслух произнес он. Он обращался к Карлу Бейли, который помог ему, когда флот в Шепард-Филде готовился к отправке, пронести на борт несколько бутылок шотландского виски. Стальные шары разодрали Карла в клочья и Диасу вдруг показалось, что некоторые из них он видит. — Нет, лучше я не буду к ней прикасаться. Ради нас обоих.

Его голос уходил в эфир.

— Может быть, через миллионы лет в другой планетной системе чудовища с совиными глазами выловят бесформенные останки — эх, Карл! — и снесут их в музей.

Он понял, что делает и мгновенно замолчал. Но мысли не оборвались: никогда эти чудища не узнают — кто такой Карл Бейли, не узнают, как он коллекционировал старинные джазовые пластинки, азартно играл в покер, имел степень доктора медицины, а однажды спас жизнь трем парням, которые грохнулись на Венеру во время патрульного полета… Ходил в город вместе с Мартином Диасом, а не так давно… Что же случилось в тот вечер?

Он увидел сон…

Это был квартал мексиканского района Сан-Диего, который, как помнил Диас, пользовался веселой славой. Напротив отеля Кеннеди, в котором обычно останавливались космонавты, они взяли гиро — надо же в кои-то веки шикануть — и отправились туда, где собирались угостить своих девушек обедом. Диас ткнул пальцем в название кабачка. Автопилот отыскал его в справочнике и вывел экипаж на воздушный рельс Эмбаркадеро-Бальбоа.

Шарон вздыхала и нежилась, положив голову ему на плечо.

— Как чудесно, — сказала она, — как мило, что ты для меня делаешь…

Он чувствовал, что она вкладывала в слова не только банальную вежливость.

Сквозь прозрачный колпак кабины вид на город и вправду был великолепным. Город мерцал и полыхал — словно бесчисленные божьи драгоценности — от горизонта до горизонта. Только в одном направлении царил мрак — на западе: там лежал океан. Почти полная Луна стояла высоко в небе. Диас указал на крохотный огонь в затененной зоне:

— База Владимир.

— Угу, — сказала Шарон. — Соназиане.

Она слегка напряглась.

— О, они приличные парни, — отозвался Бейли со своего сидения.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовалась Наоми, его спутница, производящая впечатление серьезной девушки с живым умом.

— Я там был раза два, — пожал он плечами.

— Что? — воскликнула Шарон. — Но мы же воюем!

— А почему нет? — спросил Диас. — Всего лишь вчера их посол был на приеме у нашего президента. Я сам смотрел в новостях. Большое политическое событие.

— Но это другое дело, — возразила Шарон. — Война идет в космосе, не на Земле, и…

— Мы не трогаем лунные базы друг друга, — сказал Бейли. — Это слишком близко к дому. Таким образом, мы всегда можем, говоря официально, «вести переговоры». А последний раз — несколько лет назад — я к ним летал, чтобы вернуть кратероход, который мы одалживали, и заодно доставить им партию альгаблайтового антибиотика. Они меня под завязку накачали первоклассной водкой.

— Удивительно, что ты так спокойно об этом говоришь, — сказала Шарон.

— Тут нет секретов, дорогая — Диас подкрутил воображаемые усы, подражая древней гусарской манере. — Репортеры молчат потому, что такая новость не вызвала бы воодушевления.

— О, раз это дело ребят из корпуса, люди могут не волноваться, — заметила Шарон.

— Верно, — улыбнулась Наоми. — Корпус не способен ни на что плохое.

— Как это любезно с вашей стороны. — Диас ухмыльнулся Шарон, приподнял ее подбородок и поцеловал. На мгновение она напряглась: полдня знакомства — слишком короткий срок. Но, конечно же, она знала, чем обычно кончается свидание с корпусменом, и он знал, что она знает, и она знала, что он знает, и поэтому она сразу же расслабилась. В конце концов, цель обеих сторон — удовольствие.

Гиро подъехало к кабачку. Они вошли в низкое шумное помещение, сизое от дыма и украшенное афишами корриды. Диас осмотрелся и сморщил нос.

— Дьявольщина! — пробормотал он. — Туристы и сюда добрались.

— О-хо-хо, — ответил Бейли тем же разочарованным голосом. — Кричащие одежды, зажравшиеся рожи, стереовизор и стена-автомат. Но, раз мы здесь, давайте уж выпьем.

— Вот что значит находиться в космосе два-три года подряд, — сказал Диас. — Теряешь ориентировку. Ну да ладно..

Они заняли кабинку.

Официант узнал их даже после столь долгого отсутствия и позвал хозяина, который поклонился чуть ли не до полу и стал умолять отведать текилы из его личного запаса.

— Прошу вас, синьор капитан. Пожалуйста!

Девушки были в восторге. Назло всем и всему вечер был начат в отличном настроении.

Но тут кто-то включил проигрыватель.

Стенка ожила и явила худощавую блондинку лет четырнадцати, наряженную в травянисто-зеленую юбку, и соответствующую всем параметрам наимоднейших секс-бомб.

Бингли-джинли-джангли-бэнг-ПОУ!

Бингли-джигли-джангли-бэнг-УХ!

Я-ух-рыжеволосая конголезочка — И-ухм-уже вполне конфеточка, Когда-ух-частвую в бингли-джингли-джангли-ух-ШОУ!

— О чем она поет? — спросила Шарон, пытаясь перекричать саксофон.

— Чушь, — проворчал Диас. — В твой школьный испанский это не включат.

— А я, как послушаю, так чуть ли не начинаю мечтать о Четвертой Мировой Войне, — едко заметила Наоми.

Бейли стиснул зубы.

— Не надо так говорить, — попросил он. — Разве плохо, что кончилась Третья? Ведь ни одна из сторон не добилась своего. Мне кажется… любая война — это слишком.

Диасу понравилось, что они посерьезнели, и он задумчиво сказал:

— А знаете, вполне возможно избавиться от этих калликакских стен. Достаточно осциллятора. Теперь делают осцилляторы на кристаллах ограниченного радиуса действия.

— ФКК не позволит, — возразил Бейли. — Особенно если это будет мешать стойкому трехмерному приему.

— Ну и что? Кроме того, осциллятор можно так миниатюризовать, что его будет очень трудно обнаружить. Сделать его таким портативным, чтобы можно было спрятать в кармане. Или даже в вашем теле, если найти покладистого хирурга. Это не очень удобно, но не больше чем..

— Можно рассыпать их вокруг городов, — предложил Бейли, заинтересовавшись. — Спрятать по темным углам, и…

— Угга-вугга-кугга-хугга меня, да?

— Я хочу, чтобы это прекратилось, — сказала Наоми. — Карл, неужели ничего нельзя сделать?

Бейли выпрямился. Его рука, лежавшая на столе, сжалась.

— А почему бы нет? — спросил он.

— Что? — не понял Диас.

Бейли покраснел.

— Простите, я на минутку.

Он поклонился девушкам, и пробравшись между танцующими, подошел к пульту стены и повернул выключатель.

Тишина упала подобно метеору. На мгновение все голоса тоже стихли. И тут здоровенный турист вскочил со своего места и проревел:

— Эй… Ты… Ты думаешь, что тебе…

— Я могу вернуть вам ваши деньги, сэр, — мягко сказал Бейли. — Но шум мешает моей даме.

— Чего? Да кто тебе позволил думать, что ты…

Хозяин вышел из-за стойки.

— Если дама пожелала, — завил он, — то так и будет.

— Это еще что за дискриминация? — завопил турист. Кое-кто из посетителей тоже недовольно заворчал.

Диас напрягся, собираясь придти на помощь, если начнется потасовка. Но Карл откинул рукав своей штатской туники и идентификационный браслет заблестел на виду у всех.

— Первый лейтенант Карл Х. Бейли, Военно-Космические силы Соединенных Штатов, к вашим услугам, — представился он, и по залу покатилась волна тишины. — Простите, пожалуйста, мой поступок…

Продолжать не было необходимости. Турист был удовлетворен и предложил выпить вместе. Потом еще кто-то. И еще. Никто не рисковал шуметь у кабинетика, в котором космонавты явно хотели остаться наедине. Когда Диас время от времени выглядывал наружу, его приветствовали множеством улыбок, а кое-кто отваживался даже несмело помахать рукой. От этого ему делалось почти неловко.

— А я боялся, что нам вот-вот придется драться, — сказал он.

— Вот уж нет, — ответил Бейли. — Когда я лечил свою ногу, я заметил, насколько вырос наш престиж. И сомневаюсь, найдется ли сейчас хоть один американец, который осмелится поднять хоть палец на корпусмена. Но, честно говоря, я боялся скандала. Он ничего бы не прибавил к доброму имени Корпуса. А такие вещи, как мне думается, не следует эксплуатировать…

— Мы достаточно пролили своей крови, — заключил Диас. — Раз уж мы не смогли сохранить инкогнито, давайте нести сей крест. Или же можно успеть на трансполярный челнок до Парижа, если поспешить…

В это время начали собираться друзья и родственники хозяина, которые тоже помнили, кто такой Мартин Диас. Был здесь Пабло, и Мануэль, и Кармен с кастаньетами, и Хуан с гитарой, Тио Рино размахивал бутылками, зажатыми в каждой из огромных ручищ, и все обнимали Диаса и приветствовали с возвращением, и были потом и песни, и танцы… Фиеста кончилась на заднем дворике, когда луна уже садилась, и как в старые добрые времена, все пили за здоровье синьора капитана Диаса.

Это был дьявольски хороший отпуск…

Струя пламени во второй раз перечеркнула Млечный Путь — на этот раз ближе и явно снизив относительную скорость.

Диас одобрительно хмыкнул. Все было прекрасно. Шлюпка тормозит, и — значит — он еще походит на собственной лодке под парусом, и будет вода, и пища, и сон, и новый корабль, и — может быть — придется писать письма, это не очень приятно… Когда ветер, шелестя, пробирается сквозь сосны, кора которых — если вы коснетесь ее щекой — пахнет ванилью, когда река несет свой холод и шумит на камнях, — о Господи, как прекрасна тогда Земля. Диас вдруг поймал себя на мысли, что больше всего ему хочется курить.

Саму шлюпку он видеть не мог — до тех пор, пока она не оказалась совсем рядом. Струя огня была очень тонкой, Диас понял, что двигатель рассчитан на транспортировку не более нескольких сотен фунтов груза, равного весу двух человек в скафандрах. Люди сидели внутри, он видел их шевелящиеся тени. Пульс Диаса разорвал тишину.

— Хэлло! — позвал он в микрофон. — Хэлло, я здесь!

Ему не ответили. Шлюпка сбросила скорость в нескольких футах от него и к нему поплыл линь со светящейся на конце лампочкой. Диас поймал его и натянул. Плотик и шлюпка сблизились, коснулись друг друга и мягко закрутились…

И тут Диас узнал шлемы.

Он принял помощь, которой не желал. Один из соназиан оказался рядом, держась за отпущенный Диасом линь. Второй остался на месте, в руке его был излучатель.

Делать ничего не оставалось. Кроме одного. Диас поднял руки, и соназианин ловко закрутил проволоку вокруг его запястий. За пару минут он осмотрел плотик, а потом соназианин с излучателем перестроился на американскую волну.

— Вы изобрели неглупый способ спастись, сэр, — сказал он.

— Благодарю, — прошептал Диас ошеломленно и беспомощно.

— Прошу вас.

Ему приказали лечь на пол, и шлюпка рванулась вперед. Навалилась перегрузка.

Летели они примерно час, и за это время Диас успел привести мысли в порядок. Сначала он ничего не чувствовал, кроме безмерного страха и обиды, затем наступило оцепенение и безразличие ко всему, а потом, порассуждав здраво, он испытал облегчение от того, что теперь у него есть объективная и удобная причина отдохнуть от войны — до тех пор хотя бы, пока его не обменяют на аналогичным образом взятого в плен соназианина.

Но почти сразу же он вспомнил о секретной инструкции, с которой знакомили всех принимавших участие в боевых действиях офицеров.

У меня нет шансов, зло подумал он. Они рекомендовали не размениваться меньше, чем на крейсер. Хватит ли у меня силы воли? Кажется, да. Смерть — это всего лишь очень много холода.

На фоне звездной россыпи проступил черный силуэт. Ракетобот? Нет, небольшой корабль… Непривычно широкие дюзы… Лазерные пушки… модифицированная модель… Но что заставило его покинуть базу на астероидах? Может быть, это курьер? Опознавательных огней — четыре, располагаются сзади…

Шлюпка спокойно вплыла в шлюз; сразу же подали воздух. Водяные пары сконденсировались на шлеме, и Диас ослеп. Несколько человек помогли ему избавиться от скафандра, но не успели они закончить, как прозвучал сигнал, загудели двигатели и появился вес.

Диаса обступили люди в зеленых мундирах. Их безупречный вид напомнил ему о том, что сам он небрит и грязен, и заодно — о рухнувших надеждах.

— Ладно, — буркнул он. — Где ваш следователь?

— Вас ожидает кое-кто повыше, капитан, — ответил человек с полковничьими нашивками. — Простите, что мы не можем немедленно предоставить вам все необходимое, но дело не терпит отлагательств.

Диас вежливо поклонился, помня, что вмонтировано в его правую руку.

Сопровождаемый, или, может, конвоируемый, двумя солдатами, он шел по коридорам и переходам корабля, удивляясь собственному спокойствию. Перед дверью с большой черной буквой над ней они остановились. Да, я почти в сердце корабля, подумал Диас и вздрогнул.

Над дверью поблескивал телеглаз. Диас ощутил неприятный озноб. Тот, кто находился в каюте, должно быть наблюдал за ним. Он попытался расправить плечи.

— Мартин Диас, — прохрипел он. — Капитан Военно-Космического Корпуса Соединенных Штатов, идентификационный номер…

Из установленного низко над полом динамика раздался приказ. Диас почти понял его. Он резко развернулся… Теперь надо разозлиться и мобилизовать волю… и уничтожить корабль.

Охранники набросились на него. Приклад опустился на голову. Вот и все.

Позже ему сказали, что без сознания он пролежал сорок восемь часов.

— Мне все равно, — вяло ответил он. — Оставьте меня в покое.

И однако, Диас чувствовал себя в хорошей форме, лишь немного мешали бинты, стягивающие изрезанную правую руку, и великоватые форменные брюки без знаков различия. Он четко воспринимал окружающее — пастельные тона переборок, холодный флюоресцентный свет, еле уловимую вибрацию машин, порывы воздуха из вентиляционных решеток, ароматы непривычной кухни, людей с чужими лицами и приглушенными голосами.

Никто из экипажа не задевал и не оскорблял его, хотя их негодование на попытку взорвать корабль было бы вполне оправдано. Кое-кто даже назвал бы его поступок вероломным. Ему оказали медицинскую помощь и оставили в одиночестве в крохотной каютке, где не было ничего, кроме койки. В известном смысле это было похуже пыток, и Диас чуть ли не обрадовался, когда его наконец-то вызвали на допрос.

Его сопроводили до той самой двери и впустили внутрь.

Пораженный, Диас застыл на месте. Даже командующий флотом не мог бы рассчитывать на столь обширное помещение и такой комфорт. Корабль долгое время шел по инерции и сила тяжести создавалась вращением. Эти же апартаменты размещались на вращающейся оболочке, так что пол всегда был полом, вне зависимости от того, работали двигатели или нет. Диас стоял на старинном персидском ковре, окруженный антикварной мебелью на низеньких ножках, и через два сводчатых дверных проема пытался заглянуть в соседние помещения. За одним скрывалась спальня, всю стену которой занимали микрофильмы (господи, да здесь их, должно быть, с десяток тысяч!), сквозь второй виднелась часть кабинета: стол, огромный и полный загадок пульт управления и…

Человек, сидящий под картиной Моне, встал и слегка поклонился. Диас отметил его непривычно высокий для соназианина рост, подвижное худощавое лицо, поразительно голубые глаза, контрастирующие с белой, словно у шведских девушек, кожей, костюм безупречного покроя (было заметно, что носят его с небрежной беззаботностью). На серой накидке, покрывающей его голову, словно капюшон, и спускающейся ниже плеч не было видно никаких знаков различия.

— Добрый день, — сказал он по-английски, с небольшим акцентом. — Позвольте представиться — генерал Росток, служба космонавтики.

Диас автоматически повиновался ритуалу — отдал честь. Он внимательно разглядывал помещение, поражаясь, с каким вкусом оно оформлено. Это было царство уюта и покоя. Росток, должно быть, невероятно важная фигура, если комфорт для него окупает дополнительную массу. Под пристальным взглядом Диас напрягся. И подумал — за всем, без сомнения, наблюдают по телесети охранники; один знак — и они будут здесь.

Он постарался расслабиться. Если они не вышибли мне зубы сразу, значит — не планировали. Поживем пока.

Но спокойствие не приходило. Мешало присутствие человека в капюшоне, давила роскошь помещения. Сверхкомфорт за орбитой Марса выглядит жутковато.

Он услышал собственный голос:

— У вас превосходный корабль. Мои поздравления.

— Благодарю, — ответил Росток с очаровательной, почти мальчишеской улыбкой. — Хотя фактически кораблем командует полковник Суморо. Я передам ему вашу оценку.

— Может быть, вы и не капитан, — прямо заявил Диас, — но этот корабль явно в вашем распоряжении.

Росток пожал плечами.

— Почему бы нам не сесть, — предложил он, опускаясь на свое место. Диас сел за стол напротив. Генерал подвинул к нему пачку. — Сигарету? — Благодарю.

Диас прикурил и жадно затянулся.

— Надеюсь, рука вас не беспокоит.

Диас почувствовал, как напряглись мышцы живота.

— Нет, все в порядке.

— Хирурги оставили локтевую металлокость на месте, так же как нервы и мышечные связки. Полное замещение требовало оборудования, которого нет на нашем корабле. Мы не хотели делать вас калекой. В конце концов, нас интересовал только заряд.

Диас собрался с мужеством и съязвил:

— Мне неприятно, что приходится огорчать вас, генерал, но это не дело. Вы крупно играете.

Росток усмехнулся.

— Возможно, но я не уверен, что вам так уж неприятно, как вы это показываете. Вы ведь тоже умерли бы, надеюсь, вы это понимаете?

— Ха-ха.

— Вы знаете, что за оружие в вас было вмонтировано? — Да. Все наши офицеры об этом знают. Заряд изотопной взрывчатки с запалом, активизируемым серией определенных нервно-моторных импульсов. Эквивалентен примерно десяти тоннам тринитротолуола. — Диас вцепился в ручку кресла, наклонился вперед и резко добавил:

— Я не выболтаю ничего, чего бы вы уже не знали. Я понимаю, на войне как на войне. Но со мной номер не выйдет…

— Ну конечно, конечно, — Росток примирительно взмахнул рукой. — Это, как у вас говорится, и ослу понятно. Устройство ваше примитивненькое. Мы уже отправили сообщение о нем в Центр, откуда его передадут по всем флотам. Так что ваша попытка, как и весь проект, ни к чему не привели. Не очень, кстати, джентльменский проект.

Он откинулся назад, закинув ногу на ногу и дружески посмотрел на Диаса.

— Конечно, мы можем позаимствовать это. В измененном виде, — сказал он. — Взрыв будет вызываться без участия сознания, гипнотическим внушением на определенный класс ситуации. В этом случае шансов на успех куда больше.

— Вы-то откуда знаете? — заметил Диас.

Росток ответил проказливой усмешкой.

— Как главный злодей в нашей маленькой специфической драме, я скажу лишь, что располагаю собственными методами. — Внезапно он сделался серьезным. — Используя один из них, мы захватили вас раньше, чем прибыла ваша собственная спасательная партия. И, поверьте мне, мы едва успели. Вы же знаете, что пленник в космической войне — это редкость. Знаете также, как трудно внедрить агентов в автономную организацию, подобную вашей. А изменение приоритета технологического развития может решить судьбу одной из сторон в считанные дни — даже прежде, чем она успеет это осознать. Вот к примеру, миниатюризация, которая так поражает наших ученых, ведь в вашем собственном оружии…

— Больше я ничего не скажу вам, — заявил Диас.

— О, отнюдь, — мягко возразил Росток. — Мы оба хорошо знаем, что происходит с человеком, когда ему вводят «сыворотку правды». Я уж не говорю о других методах. Ничего мелодраматического, ничего причиняющего боль и калечащего тело, всего лишь химия, в которой, как мне кажется, мы обогнали Запад. Но можете не беспокоиться, капитан, я ни в коем случае не нарушу военную этику.

Тем не менее, я хочу дать вам понять, как много усилий мы затратили, чтобы заполучить вас. Еще до начала сражения я придумал, каким именно способом можно уничтожить сопровождающие дредноут вспомогательные корабли так, чтобы кто-нибудь на них уцелел. В первый день я смог рассчитать приблизительные орбиты и расположение ваших основных кораблей. Во второй день наша тактика преследовала две цели: конечно же, нанести ущерб, и — вывести корабль в такую точку, откуда мы смогли бы перехватить любой сигнала бедствия. Это стоило нам одного корабля — учтенный риск, который пока еще сполна не окупился — я не всемогущ. Но ваш зов мы услышали.

Вы не ошиблись насчет важности этого корабля. Когда начальство узнает о моем поступке — оно ужаснется. Но они дали мне «карт-бланш». С тех пор этот корабль по мере возможности не участвует ни в каких операциях, и именно поэтому вероятность обнаружения и нападения на нас минимальна.

Росток мягко и часто забарабанил по столу одними кончиками ногтей.

— Вы способны оценить наши усилия, капитан? — спросил он. — Видите, насколько мы в вас нуждались?

Диас смог только облизнуть пересохшие губы и кивнуть.

— С одной стороны, — сказал Росток, снова улыбаясь, — это было осуществлением моего давнего желания выявить американскую активность на данном этапе. А с другой — стремлением ознакомить вас с нашими новейшими достижениями.

— Что-о? — Диас приподнялся в кресле, упал назад и изумленно воззрился на генерала.

— Выбор за вами, капитан, — сказал Росток. — Мы можем пересадить вас на грузовой корабль и доставить в лагерь в поясе астероидов, где с вами будут обходиться как с обыкновенным военнопленным. Или же вы можете согласиться на разговор со мной. В последнем случае я ничего не могу гарантировать. Вы понимаете, надеюсь, что тогда я не смогу отправить вас домой — в рамках обмена пленными — с багажом наших важнейших военных секретов. Вам придется подождать, пока они перестанут быть тайной. Пока ваша разведка не установит правду, а никто из нас не сомневается, что она вполне в состоянии… И в то же время, однако, это может не произойти никогда, потому что я надеюсь, что полученное вами знание изменит ваше отношение ко многому.

Нет, нет, не отвечайте сейчас. Обдумайте. Мы увидимся завтра. Через двадцать четыре часа, так сказать.

Глаза его смотрели сквозь Диаса. Голос неожиданно снизился до шепота:

— Вы никогда не задумывались, почему в космосе мы применяем земной отсчет времени? А?

Несколько часов спустя раздался сигнал тревоги, зарявкали голоса по интеркому, вес исчез, но почти сразу же вернулся — корабль набирал скорость.

Диас понял: радар обнаружил флот американцев и теперь бой должен возобновиться. Солдат, который принес обед в его клетушку, подтвердил это с множеством поклонов и улыбок. Очевидно, после беседы с Ростоком Диас стал на корабле важной персоной. Уснуть он не смог и только напрасно ворочался на своем ложе под негромкое ворчание двигателей.

Диас попытался представить себе общую картину. Основной целью американцев был захват системы вражеских баз в поясе астероидов. Но тактика войны в космосе сложна: битва могла растянуться на месяцы, вспыхивая в любом месте, где флоты противников сблизились бы на расстояние, позволяющее вести огонь. Может быть — Диас знал, что если все пойдет хорошо, такая возможность обязательно появится — американцы попробуют высадиться на соназианских планетах. Это будет нелегкая задача. Он слишком хорошо помнил наземные операции на Марсе и Ганимеде.

А сейчас он мог только предполагать. Скорее всего, американцев обнаружили на значительном расстоянии, и это говорит о наличии в строю кораблей с массой дредноутов. Значит, в дело вовлечено не менее эскадры, а возможно и силы всего сектора — что уже серьезно. Сектором руководила «Аляска». И если так, то корабль, на котором находился Диас, должен возглавлять соединение равного уровня.

Но это невозможно! Флотилии и эскадры возглавлялись дредноутами. Боевой компьютер слишком велик, а обслуживающий его персонал слишком многочислен, чтобы разместить их в корабле меньшего тоннажа. А этот корабль не больше «Аргонны».

Так какой же дьявольщиной он занимается? Росток намекал черт знает на что, хотя обстановка на борту типична для связного корабля: нет никаких признаков стрельбы…

И все же…

Сквозь двери каюты он слышал голоса. Ликующие интонации… Радуются, наверное, что попали в американское судно. Диас представил себе разлетающиеся, вымороженные космосом куски мяса, которые совсем недавно были его соратниками по Корпусу. «Аляску» сопровождает «Ута Бич», а на нем служит Сэмми Йошида — Сэмми, который покрывал его, когда Диас, пьяный в хлам, возвращался после отбоя в Академию, а несколько лет спустя выволок его на Марсе из-под огня и делился своим кислородом до тех пор, пока их не отыскала спасательная партия. И теперь, быть может, «Ута Бич» уничтожен? Неужели этому радуются голоса за дверью?

Пленников обменивают. Пусть через год, два, три. Я еще обязательно повоюю, сказал он в темноту. Я всего лишь человек. Но я разрушу козни и это обойдется соназианам минимум в несколько кораблей. Они не успеют ничего предпринять. Вряд ли мне удастся переправить информацию, которой намерен поделиться Росток. Слишком мала вероятность. А если не…

Я не хочу этого. Как же я этого не хочу! Господи! Пусть меня обменяют, пусть дадут долгий отпуск на Землю, где все, что я ни попрошу — мое, и в первую очередь я попрошу океан, солнечный свет и цветущие деревья. Но ведь Карл тоже любил все это, правда? Любил и потерял навсегда.

В сражении наступило затишье. Флоты разминулись и теперь много часов будет затрачено на разворот и повторное сближение. Великий покой снизошел на корабль, и на его фоне вызов к Ростоку казался диссонансом. Но — двадцать четыре часа истекли.

Спускаясь по проходам корабля, слегка вибрировавшим в такт двигателям, Диас видел техников, в изнеможении расслабившихся на своих постах. Что говорить, эволюция предназначала человека для драки голыми руками на земле, а не путем вычислений и нажатия кнопок в космосе.

Часовые пропустили Диаса внутрь. Росток, как всегда, сидел перед столом. Изящные черты его лица казались смазанными, улыбка была машинальной. Перед ним стоял самовар и две чашки.

— Садитесь, капитан, — вяло проговорил Росток. — Простите, что я не встаю, но я здорово устал.

Диас сел и взял чашку. Генерал пил шумно, закрыв глаза и наморщив лоб. Наверное, чай был со стимулятором, так как очень скоро Росток ожил. Он долил себе еще чаю, взялся за сигарету и, отдуваясь, откинулся в кресле.

— Может быть, вам доставит удовольствие узнать, — сказал он, — что третья встреча будет финальной. Мы решили отказаться от дальнейшего сражения и вместо этого объединиться, как намеревались ранее, с другой флотилией вблизи Паллады.

— Что ж, это будет неплохо, — согласился Диас.

— Вот именно. Я вычислил, что наибольшую вероятность успеха нам дает следование стратегии… Но не стоит об этом.

Диас наклонился вперед. Сердце его заколотилось.

— Так это командный корабль! — воскликнул он. — Так я и думал.

Голубые глаза Ростока с интересом глянули на него.

— Чтобы я сообщил вам кое-какую дополнительную информацию, — сказал он мягко, но мускулы его лица напряглись, — вы должны заранее принять поставленные мною условия.

— Договорились, — решился Диас.

— Я догадываюсь, что вы надеетесь каким-то образом передать своим наши секреты. Можете забыть об этом. Такой возможности у вас не будет.

— Но кто заставляет вас рассказывать, генерал? Вы же понимаете, что мы противостоим друг другу: я и вы. — До чего же высокопарно, подумал Диас. — Я уважаю ваших людей и все такое, но… хм… моя лояльность подразумевает под собой нечто иное.

— Согласен. Я не надеюсь и не намереваюсь изменить ваши взгляды. — Росток глубоко затянулся, выпустил дым из ноздрей и искоса глянул сквозь него. — Микрофоны отключены, — добавил он. — Пока нас не слушают, мы может говорить откровенно. Но предупреждаю, если вы хоть заикнетесь кому-нибудь из наших людей о том, что я вам рассказал, мне не останется ничего другого, как приказать выбросить вас из шлюза. Настолько это важно.

Ладони Диаса вспотели. Он провел ими по брюкам.

— О'кей.

— Я не собираюсь запугивать вас, капитан, — поспешно добавил Росток.

— То, что я хочу вам предложить — это дружба. Может быть, мир — в итоге. — Какое-то время он сидел, бесцельно водя глазами по стене, потом взгляд его вновь остановился на Диасе. — Начинайте. Можете спрашивать о чем угодно.

— Ну… — Диас замялся, словно кто-то подсматривал за ним через оставленную приоткрытой дверь. — Ну… Я прав? Это командный корабль?

— Да. Он выполняет все функции флагманского дредноута, разве что редко принимает участие в сражениях. Тактические преимущества очевидны. Небольшой, легкий корабль гораздо маневренней, а значит, более эффективен. Нас гораздо труднее обнаружить и обстрелять. Дредноуты несут мощную броню с единственной целью — прикрыть от снарядов центральный пост. А у нашего корабля нет таких проблем..

— Но компьютер! Я считал, что миниатюризация — это наш удел.

Росток рассмеялся.

— А обслуживающий персонал? Для работы с боевым компьютером требуется больше людей, чем весь экипаж этого корабля. Вы не согласны? — закончил Диас.

Росток покачал головой.

— Нет. — Улыбка его исчезла. — Не при нашей системе. Компьютер — это я.

— Что-о?

— Посмотрите.

Росток откинул капюшон.

Его голова была начисто лишена волос, на коже блестело несколько вживленных контактов. Росток кивнул в сторону кабинета.

— Остальной я — там, — сказал он. — Я представляю собой лишь человеческое воплощение… Нет, не думайте, что я — часть компьютера. Наоборот, он составляет часть меня.

Росток снова замолчал, и очнулся, лишь когда сигарета обожгла ему пальцы. Корабль вращался вокруг; картина Моне — солнечный свет, запутавшийся в молодых листьях, — казалась видимой как бы в конце тоннеля.

— Рассмотрим проблему, — сказал очень тихо Росток. — К досаде большинства, компьютеры не думают, или же думают на уровне идиота. Они всего лишь выполняют логические операции, перетасовывая символы в соответствии с программами. Но давным-давно уже доказано, что существует бесчисленное число задач, которые компьютер решить не в состоянии; например, задачи, не удовлетворяющие теореме Геделя, решаются алогичным путем. А там, где алогичность — компьютеры бессильны.

Кроме того, как вы знаете, крупные компьютеры требуют многочисленного обслуживающего персонала, который бы проводил такие операции, как кодирование данных, программирование, перевод ответа в обычные понятия, применение абстрактного решения к конкретной ситуации… Только ваш собственный мозг способен справиться с такими вещами — потому что для этого он и создан. К тому же, современные компьютеры — тяжелые, громоздкие, хрупкие устройства. В них используется криотехника и прочие ухищрения, а это влечет за собой усложнение вспомогательного оборудования. Мозг же весит всего килограмм или около того; он надежно защищен черепом и использует не более центнера дополнительного оборудования — ваше собственное тело.

Я не мистик. Мне кажется нелогичным мнение, будто разум не может быть дублирован в искусственной структуре. Но я думаю, что структура эта будет весьма напоминать живой организм; да, так оно и будет. Жизнь располагала миллионами лет, чтобы отработать лучшую из технологий.

Для чего же тогда использовать компьютер, если у мозга столько преимуществ? Разумеется, для нетворческой работы. Мозг ставит задачу, выбирая, скажем, курс, массу и маневр, — и формулирует ее в виде набора матриц. А компьютер великолепно выполняет функцию миллиона идиотов, выполняющих операции, необходимые для получения числового решения. Мы, как говорят у вас, упраздняем среднего человека.

Там, в кабинете, установлен узкоспециализированный компьютер. Он построен на основе твердо фиксированных связей, аналогичных нервным, и предназначен для решения военно-космических задач. Это сравнительно небольшое, простое и надежное устройство. Почему? Потому, что оно связано с моим мозгом и управляется им.

Обслуживающий персонал здесь излишен. Мои техники готовят данные, не переводя их в стандартный язык, он мне не нужен. И чтобы получить ответ, мне требуется не больше времени, чем любому другому компьютеру. Но — ответ появляется в моем сознании не в виде набора формул, а в практических терминах и рекомендациях, превращаясь таким образом, в руководство к действию. Люди, оборудование, мораль, долгосрочные задачи стратегии, окончательные цели — учитывается все. Американец назвал бы это компьютерной системой со здравым смыслом. Вы меня понимаете, капитан?

Диас довольно долго сидел неподвижно, потом выговорил:

— Да. Кажется, я понял.

Росток немного охрип. Он налил себе новую чашку чая, отпил половину, закурил и сказал очень серьезно:

— Военные преимущества налицо. Главное я вам рассказал. Остаются частности: что именно получается при использовании такой системы. Получается кое-что непредвиденное, и боюсь, тут вы меня не поймете. — Он допил чай. — Дело в том, что эти неоднократные подключения изменяют меня. Я больше не человек. Не настоящий человек.

— Мне кажется, — рискнул Диас, — такое состояние должно воздействовать на эмоции. Вы это чувствуете?

— Не могу объяснить, — сказал Росток, — не хватает слов. — Он порозовел и нервно заходил по мягкой радуге ковра, заложив руки за спину и сфокусировав взгляд на чем-то невидимом Диасу. — В принципе, эмоциональное ощущение усилить просто. И однако… есть мифы о смертных, ставших богами. Что они чувствовали? Мне кажется, они с трудом привыкали к дворцам, музыке и пиршествам Олимпа. Но это было правильно, так как мало-помалу в них рождалось новое отношение. Новый бог учился божественному пониманию. Иному восприятию, отчужденности, сопричастности… Для этого нет слов.

Росток расхаживал взад-вперед, в движениях чувствовались энергия и целеустремленность, а голос дрожал от скрытого волнения.

— Я управляю компьютером, — продолжал он, — но в то же время становлюсь от него зависимым. Конечно, железо не может творить само, но в соединении со мной… вы просто не можете себе представить скорость моего мышления тогда… Человек до большей части оригинальных решений доходит простым перебором вариантов. Научные гипотезы, небрежный набросок карандашом, поэтические каракули — все они проверяются на жизненность, на соответствие именно так. А у меня этот механический процесс воображения ушел вниз, на уровень подсознания, которым он и порожден. Я осознаю подсознательное. Ответ на вопрос появляется почти одновременно с вопросом, и даже от одной мысли о нем, так как этого достаточно, чтобы подсознание заработало и начало перебирать варианты.

Тон его стал деловым:

— Вот как получилось, что я распознал ваше намерение взорвать всех нас, капитан. Ваш отрешенный вид выдал вас. Я угадал ваши планы и предупредил охранников, чтобы вас стукнули в случае чего.

Он замолчал и взгляд его вдруг стал отсутствующим. Диас напрягся. Три прыжка — и я смогу выхватить у него оружие! Нет, бесполезно. Этот Росток вовсе не изможденный размышлениями интеллигентик. Тело под зеленым мундиром вполне тренированное.

Диас взял сигарету.

— О'кей, — сказал он. — Что вы предлагаете?

— Для начала, — сказал Росток, повернувшись, и глаза его вспыхнули, — Я хочу, чтобы вы поняли, что есть и вы, и я. Что есть космонавты обеих сторон.

— Профессиональные солдаты, — пробормотал Диас смущенно. Росток ждал. Диас глубже затянулся и, ясно понимая, что говорит не то, все-таки добавил: — Забытые солдаты. Трудно подсчитать, сколько находится на Земле декоративных полков, сколько парней протирает штаны по центрам управления. Эти центры никогда не будут уничтожены. Третья мировая война была более чем достаточной дозой ядерного безумия. Цивилизация, к счастью, уцелела, и жизнь на Земле продлится еще какое-то время. А войну перенесли в космос. Ожили… хм… профессионализм… старые воинские обряды и кодексы. — Он заставил себя поднять глаза. — Какие штампы мне еще перечислить?

— Давайте предположим, что ваша сторона полностью уничтожит наши корабли, — сказал Росток. — Что получится?

— Н-ну… это станет предметом дискуссии… чертовски интересной для любого ученого от политики. Тотальное господство в космосе не означает тотального господства на Земле. Одним движением пальца мы в состоянии уничтожить все восточное полушарие. И в то же время мы не можем этого сделать, так как вы примените тогда кобальтовые бомбы, и от западного полушария тоже ничего не останется. Нам просто некуда будет вернуться. Но эта ситуация невозможна. Космос слишком велик. Так много кораблей, так много крепостей, а сражения длятся подолгу. Ни один флот не сможет до конца уничтожить другой.

— Короче, получается вечный шах, да? — вмешался Росток. — А также — вечная война?

— Не совсем. Возможны локальные успехи. Например, ваше отступление с Марса, или же гибель трех наших кораблей за последний месяц при разных обстоятельствах. Баланс сил меняется. Когда одна из сторон почувствует, что проигрывает — она пойдет на переговоры, итог которых более-менее благоприятен для противоположной стороны. Тем временем гонка вооружений будет продолжаться. Возникнут новые споры, перемирие кончится. И может быть, другой стороне на этот раз повезет больше.

— И вы думаете — такая ситуация сохранится бесконечно?

— Нет! — Диас замолчал, подумал с минуту и улыбнулся одним уголком рта. — Сейчас идет много разговоров об авторитетной международной организации. Единственная помеха — две культуры слишком отдалились. Они не могут сосуществовать рядом.

— Когда-то я тоже в это верил, — сказал Росток. — Потом уверенность эта исчезла. Мировая федерация может стать тем лозунгом, который поможет обеим культурам выявить их сходство. Вы же знаете, что таких предложений было более чем достаточно. Правда, ни одно из них не вышло за пределы демагогической болтовни. И не выйдет. Поскольку, видите ли, продолжение войны обусловлено не различием наших культур, а их сходством.

— Постойте-ка! — возмутился Диас. — Мне это не нравится!

— Ваше дело, — сказал Росток. — Я вовсе не выношу приговор. Я готов даже допустить ваше моральное превосходство. Но замечу, что на земном шаре живут миллиарды людей, которые не только не способны понять то, что вы подразумеваете под свободой, но которые могут и невзлюбить ее, если вы им ее дадите. Я говорю о технологии. Обе наши цивилизации базируются на машинах, которые становятся все более высокоорганизованными и производительность которых растет.

— И?

— И война является необходимостью… Подождите! Я говорю не о «торговцах смертью», «диктатуре, нуждающейся во внешнем враге» и прочих пропагандистских выдумках. Мне кажется, причина конфликта — в культуре. Война должна служить выхлопным клапаном для разрушительных эмоций, генерируемых толпой и порождаемых образом жизни, который она ведет. Образом жизни, некогда запрограммированным эволюцией.

Вы хотя бы слышали об Л. Ф. Ричардсоне? Нет? Он жил в Англии в прошлом веке, был квакером и ученым, ненавидел войну, и первым понял, что для того, чтобы уничтожить явление, его необходимо клинически изучить. Он провел несколько изумительных теоретических и статистических анализов, которые показали, к примеру, что число насильственных смертей в неделю приблизительно одинаково. Что несколько мелких инцидентов, что одно большое сражение — результата один. Разве такой уж мир царил в Соединенных Штатах и Китайской Империи в девятнадцатом веке? Разумеется, нет. Обе страны пережили гражданскую войну и восстание Тайпинов, которые опустошили их в той степени, в какой требовалось. Мне кажется, нет нужды углубляться в примеры. Если надо, мы попозже поговорим об этом подробнее. Я взял работу Ричардсона за отправную точку и попытался разобраться в проблеме поглубже. Для начала я сообщу вам, что любое цивилизованное общество обязано приносить в жертву определенный процент своих членов…

Диас какое-то время слушал молча, потом сказал:

— Хорошо. Временами и я думаю так же. Но вы полагаете, что мы, космонавты — козлы отпущения?

— Именно. Ведущаяся война не угрожает планете. Но своими смертями мы обеспечиваем жизнь Земле.

Росток вздохнул. Лицо его расслабилось.

— Магия, — сказал он, — магия слова, воплощаемая на практике. Когда первый колдун приказывал буре утихнуть, буря, конечно, не слушалась, но племя внимало и становилось храбрее. Однако, более близкая аналогия с нами — жертвенный король в древних аграрных обществах: бог в смертной ипостаси, которого регулярно убивали, чтобы поля могли плодоносить. Это было не просто суеверие. И вам следует понять это. Это делалось для людей. Ритуал является неотъемлемой составляющей их культуры, их мировоззрения, и — как следствие — условием их выживания.

Сегодняшний машинный век выдвигает своих собственных жертвенных королей. Мы избраны расой. Мы — лучшие из лучших. Никто не смеет противостоять нам. Мы можем обладать всем, чего только не пожелаем: богатством, удовольствиями, женщинами, лестью… Но мы не имеет права иметь жену, детей, дом. Поскольку мы обязаны умереть, чтобы люди продолжали жить.

Снова наступило молчание, потом Диас выдохнул:

— Вы полагаете, что война будет бесконечной?

Росток кивнул.

— Но никто… мне кажется… люди не могут…

— Разумеется, они не будут говорить об этом вслух. Проявление традиционной слепоты. Древние крестьяне не занимались доскональной разработкой теоретических обоснований, когда приносили короля в жертву. Они просто знали, что так должно быть, предоставляя право толкования грядущим поколениям.

Диас больше не мог сидеть неподвижно. Он вскочил на ноги.

— Допустим, что вы правы, — выпалил он. — Очень может быть, что вы правы, и что тогда? Что из этого следует?

— Многое. Я не мистик, — сказал Росток. Спокойствие на его лице казалось маской. — Я не мистик. Жертвенный король вновь появился, как конечный этап долгой цепи причин и следствий. Это не логическое наследование по законам природы, как должно было бы быть. Ричардсон был прав в своем основополагающем тезисе, что когда война начинает восприниматься именно как феномен — только тогда она может быть уничтожена. И это повлечет за собой полную перестройку человеческой культуры. Постепенную, неуловимую… Поймите… — он положил руку на плечо Диасу и крепко сжал. — Мы — новый элемент сегодняшней истории. Мы. Короли. Мы не похожи на тех, кто всю жизнь провел под небом Земли. Кое в чем — больше, кое в чем — меньше, но мы другие. У вас со мной, а у меня с вами гораздо больше общего, чем с любым из сограждан на Земле. Не так ли?

Мне подарили время и одиночество, и я чертовски долго думал об этом. Я пытаюсь воспринимать… Возлюбить, как говорят буддисты. Я представляю себе группу космонавтов, таких, как вы и я, тайных единомышленников, желающих Земле добра и никому не несущих вреда, творящих дом свой… Я это представляю, и мне кажется, что мы кое-чего сможем добиться. Не мы — так наши дети. Люди не должны убивать друг друга, когда их ждут звезды.

Он обмяк, повернулся и посмотрел на пульт.

— Но, увы, — пробормотал он, — положение обязывает. Я вынужден убивать ваших братьев. Вынужден. Пока.

Он дал Диасу целую пачку сигарет — невероятное сокровище здесь — и его вновь отвели в каморку и заперли до новой встречи флотов. Он лежал на койке, слушал звонкие крики, рев двигателей, доносившиеся сквозь вибрирующую переборку, смотрел в темноту и курил до одурения. Корабль то разгонялся, то шел в свободном полете.

Диас думал.

Росток явно не врал. Чего он хочет? Чего он намерен добиться? Вполне может оказаться, что он — сумасшедший. Но он ведет себя не как сумасшедший. Он хочет познакомить меня со статистикой и расчетами, чтобы получить удовлетворение от сознания собственной правоты. И он почти наверняка уверен в том, что убедит меня, иначе он не стал бы раскрывать карты.

Сколько их, таких, как он? Скорее всего, очень немного. Синтез человек-машина — явно новинка, наши пока ничего подобного не предпринимали. Росток… Было бы удивительно, если бы и другие такие же пришли к тем же выводам, что и он. И он сам сказал, что в этом сомневается. Его психика, якобы, оказалась более устойчивой. Он — счастливое исключение.

Счастливое? Мне ли об этом говорить? Я всего лишь человек. Ни в одном из тестов я не показывал КИ больше 1000. Неисповедимы пути господни, но не человечьи.

Конец войне? Это здорово. И тогда прекратятся в мире и другие злодеяния: пытки, рабство, убийства… Нет, погоди, согласно Ростоку…

— Но в нашем конкретном случае разве ставка достаточно высока, чтобы покрыть этот самый долг? — возразил ему Диас. — Космические силы не столь велики, как стародавние армии. Теперь просто нет стран, могущих позволить себе такие расходы.

— Следует учитывать и другие факторы, не только смерть, — возразил Росток. — Главное лежит в эмоциональной сфере. Космонавт не просто умирает, обычно он умирает ужасно, и этот момент является кульминацией длительного ожидания. Его знакомые на планете, административный и обслуживающий персонал переживает за него: «на нет исходят», как говорит ваша идиома. Его родственники, друзья, женщины тоже мучаются. Когда умирал Адонис — или Осирис, Таммуз, Вальдур, Христос, Тлалок, выбирайте любое из сотен имен, — люди должны были сами отчасти испытывать его агонию. Это составная часть жертвоприношения.

Диас никогда не думал об этом в таком ключе. Как и большинство корпусменов, он относился к штатским с плохо скрываемым презрением. Но… время от времени он вспоминал, что рад был, что мать умерла до того, как он завербовался добровольцем. А когда он думал о сестре, то рука сама искала бутылку. Была еще Орис, огненноволосая и синеглазая; когда кончился его отпуск, она долго не могла остановить слез… Он обещал найти ее, но, обещая, знал, что этого не сделает…

В памяти остались люди, которые дышали кровью в разбитом взрывом шлеме; люди, которых тошнило, рвало, выворачивало на последней стадии лучевой болезни; люди, которые в болевом шоке недоуменно смотрели на кровавую струю, бившую из обрубка только что целой руки или ноги; люди, которые сходили с ума после шести месяцев патрулирования вблизи Сатурна, и их усыпляли… Да, Карлу повезло.

Братство Корпуса… Честь, традиции, джентльменство. Пустая сентиментальная болтовня!..

Нет, так несправедливо. Корпус охраняет людей, их жизнь и свободу. Может быть, эти жизни и такая свобода ничтожны — с точки зрения корпусмена. Но рыцарство подкупает само по себе. И кроме того, игра в воспоминания о пережитом сначала смешна, а потом превращается в фарс. Добродетель воина не абсолютна. Если воин получил возможность состариться…

Получил? Сколь много может получить один человек, пусть даже при поддержке машины? Что может он сделать? Что может он понять?

Это похоже на основание новой религии…

— Господи, — сказал Диас вселенной, — мы попробуем!

Когда Диас заявил своим охранникам, что ему необходимо видеть генерала Ростока, его препроводили немедленно.

Жилая комната оказалась пустой и тихой, если не считать пения двигателей, негромкого, пока корабль шел по инерции. Царила невесомость, и Диас висел в воздухе, словно сгусток тумана. Моне дарил его глазам земной солнечный свет в летнем лесу.

— Росток? — неуверенно окликнул он.

— Заходите, — раздался еле слышный голос. Диас оттолкнулся ногой и поплыл к кабинету.

Он задержался, ухватившись за дверной косяк.

Кабинет имел полукруглую форму, одну стену его занимал пульт, на котором перемигивалось множество сигнальных лампочек. Росток свободно сидел напротив, и провода от его головы убегали в стену.

Он словно бы обладал весом, по крайней мене, Диасу так показалось. Кожа на лице была смертельно бледной, чуть ли не блестящей, и туго обтянула высокие скулы. Ноздри раздулись, щеки напряглись и потеряли цвет. Диас на мгновение заглянул ему в глаза и оцепенел. Боже правый! Это же не… Он задержал дыхание.

— Ваше решение, быстро, — прошептал Росток. — У меня нет времени. Подробности после битвы.

— Я… я не предполагал, что смогу вас сейчас увидеть.

— Это важнее.

Диас чувствовал себя так, словно его заставили драться на ножах. В отчаянии уставясь на пульт управления, он подумал вдруг: это же голое железо, мозг не может служить этому.

— Вы уверовали, — сказал вдруг Росток с искренним удовлетворением.

— Да.

— На это я не надеялся. Я рассчитывал лишь проверить вашими возражениями свои собственные выводы. — Росток смотрел на него словно из глубины застывших столетий. — Вы созрели для новой веры, — заключил он. — Я не даю вам рекомендаций. Мозг может оперировать лишь теми данными, которыми располагает, а до сих пор у меня не было возможности познакомиться с американцами. И давайте не будем задерживаться на том, что я такое есть. У меня психика, отличная от вашей.

— Я должен глубже понять ваши мысли, сэр, — сказал Диас. — Вы правы, я могу лишь верить. Но ведь этого мало.

Губы Ростока медленно раздвинулись в теплой и почти человеческой улыбке.

— Да. Но веря — осознаешь быстрее.

— Я… я не хочу отнимать у вас время, сэр… сейчас… — пробормотал Диас смущенно. — С чего мне начать? Какие книги вы можете дать мне с собой?

— Никаких. — Соглашение было достигнуто, и теперь Росток говорил небрежно, тоном, каким хозяин обращается к доверенному слуге. — Я попытаюсь помочь вам здесь. В той комнате лежит экипировка, займитесь ей. Наша первая задача — выиграть предстоящий бой, хотя наша победа будет стоить гибели многим вашим друзьям. Я понимаю ваши чувства. Но помните, позже мы окупим их жизни, вознаградив наши народы — оба наших народа. Пока я хочу узнать от вас о вашем флоте. Тут любая информация драгоценна, особенно детали конструкции и вооружения, изучить которые наши ученые не имели возможности.

Боже правый! Диас оттолкнулся от двери, закрыл лицо руками и ощутил вдруг бесконечную свободу. Помоги мне!

— Это не предательство, — заявил Росток. — Это высшая степень лояльности…

Диас заставил себя поднять глаза. Оттолкнувшись от переборки, он подплыл вплотную к пульту.

— Меня вы не обманете, — сказал Росток. — Я знаю, какую боль причиняю вам, и не отрицайте этого. — Диас увидел, как на мгновение его руки соединились. — Я все время смотрю на вас вместе с вами.

Диас закрыл глаза. И устройство заработало.

— НЕТ БОГА РАДИ!

Росток кричал, бился в кресле и пронзительно выл.

— Я не могу, — выдохнул Диас. — Я не могу ждать…

Спектакль подходил к концу и в памяти воскресало прошлое.

— Вы вроде тетивы нашего сверхлука, — говорил офицер-психолог. Лунный свет слабо сочился сквозь купол и сиял на его бронзовых орлах, крыльях и клювах. — Вы знаете, что ваш правый локтевой сустав заменен металлическим, содержащим в себе ядерный заряд с запалом, активизируемым нервными импульсами. Но это еще не все, джентльмен.

Он свел пальцы вместе. Молодой человек, сидящий по другую сторону стола, неловко пошевелился.

— В нашей стране мы считаем недостойным превращать человека в марионетку, — сказал психолог. — Поэтому над своей бомбой вы обладаете полным контролем. И, тем не менее, все добровольцы проходят дополнительную спецобработку, и факт этот от них скрывается.

Предположим, бомбу в руке обнаружили и извлекли, заменив металлокость протезом. Но нам кажется, они не станут обращать внимание на микродетали. А в одной из них содержится осциллятор на кристаллической основе. Они этого знать не могут. Вы этого тоже знать не будете, поскольку не должны этого знать. И вы не проговоритесь под наркозом.

Даже если вы, попав в плен, лишитесь своего заряда, то и в этом случае вы сможете нанести ущерб. Вы можете оказаться вблизи важного электронного устройства, автопилота, например. Осциллятор мгновенно блокирует его, а это расстроит планы противника и, может быть, у вас появится шанс спастись.

Постгипнотическое внушение будет таким, что вы вспомните об осцилляторе лишь в тот момент, когда он начнет работать. Не раньше. Конечно, человеческий мозг — штука чертовски причудливая, он крутит, виляет и жалит себя же своим собственным хвостом. Чтобы не допустить взрыва, ваше подсознание способно выкинуть любой трюк. Вам может даже показаться, что вы изменник, но измена — лишь один из возможных путей к совершению диверсии. Так что не волнуйтесь за свою совесть, джентльмен. Потом вам станет ясно, зачем вы на это пошли.

И тем не менее, испытание может оказаться тягостным. Кроме того, гипноз — пусть даже и лучший способ в данном случае — унизителен для свободного человека… Но вы же доброволец…

Диас был около пульта, рядом с Ростоком, когда дверь распахнулась и в помещение ввалились солдаты. Он мгновенно выхватил личное оружие генерала и выстрелил. Отдача швырнула его к панели компьютера. Он сконцентрировался, выстрелил снова и левым локтем ударил по стеклу ближайшего датчика.

Росток царапал его руку. Диас догадался, что это непроизвольное движение, вызванное хаосом, царящем в соединенной с мозгом электронной аппаратуре. Он приложил пистолет к подрагивающий голове и нажал спуск.

Теперь надо выбираться! Он сильно оттолкнулся, пристрелил последнего из солдат, крутящегося в воздухе наподобие темно-красной кровавой галактики. В коридоре царила суматоха. Кто-то схватил его. Он отшвырнул нападающего прочь и поплыл по проходу. Где-то здесь поблизости должна была быть шлюпка… вот она! И никого вокруг!

У него не было времени влезать в скафандр, даже если бы хоть один из них и годился ему по размеру. Диас скользнул под аэрокупол шлюпки. Обогреватель и кислородный регенератор — жить можно… Вот только управлять такой шлюпкой он не умел. Ничего, попробуем по-американски!

Он сделал свое. Боевой компьютер врага уничтожен, на кораблях — паника. Американские крейсеры поблизости, и скоро начнется бойня. Может, кто-нибудь из своих окажется в зоне действия его слабенького передатчика.

Диас откинул кресло, уселся за миниатюрный пульт и подал команду на открывание шлюза. Вовремя! Три солдата бежали в его сторону по коридору.

Он дал на двигатель полную мощность, и корабль поплыл назад. Звездные облака на черном фоне казались чем-то давным-давно позабытым.

Сражение началось. Ближайший соназианский крейсер находился менее чем в пятидесяти километрах. Когда он взорвался, Диас, к счастью, смотрел в другую сторону.