Сдать королевство, женить Императора (СИ)

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

Вечером снова начал накрапывать мелкий дождь, дорога стала совсем непроходимой, и вместо того, чтобы становиться лагерем на очередной мокрой поляне, я решила заехать в деревню. Там, пользуясь тактикой Лайонела, предложила жителям кое-что из наших припасов, выслушала недовольное сопение министров за спиной, но не обратила на них внимания.

Староста деревни — молодой еще хиленький мужичок с хитрым взглядом то ли выцветших, то ли просто серых глаз, проводил меня в свой дом со всеми почестями, которые только мог оказать: поминутно кланялся, заверял в преданности, его жена — до того пышнотелая, что походила на набитую пухом тряпичную куклу — взбила перины.

Перед тем, как остаться в одиночестве, я подозвала одного из гвардейцев — того самого мужика с широким лицом, который так и не решился бы выгнать крестьянина, упавшего мне в ноги — и отдала короткий приказ:

— Тихо, аккуратно побеседуйте с местными мужиками, пустите слух о трусливом бегстве моего братца Жерома и о том, как мне на голову свалились все проблемы, которые он создал. Можете взять немного вина из обозов, чтобы беседа получилась более душевной.

Гвардеец понятливо кивнул. Улыбнулся, обнажая недостаток пары зубов, и скрылся в вечернем полумраке. Я же оставила за дверью дома, который хозяева любезно освободили на эту ночь, двоих охранников, назначила им смену и, не раздеваясь, опустилась на старую перину, которую для меня усердно взбивала целый час жена старосты.

Деревня гудела, крикливые голоса местных сливались с низким басом гвардейцев. Я не любила шум, предпочитала ночевки в лесу, и сегодня вряд ли высплюсь, зато пущу полезные сплетни.

Прикрыв глаза, я вслушалась в неразборчивый гомон, из которого постепенно начали выделяться два голоса: их обладатели — вероятно, довольно молодые парни — шагали тихо, крадучись, и перешептывались.

— Да говорю, тут она, змеища! Спуталась с Императором, отняла власть у нашего Короля, да ладно бы сама править стала, так нет же — отдаст всех нас на милость этому… — последнее слово я не расслышала, второй мужик то ли толкнул первого, то ли наступил ему на ногу, и оба затихли.

Я замерла, вся превратившись в слух.

— А может, не надо? — послышался другой голос, моложе, но ниже первого. — Вон там какие мужики здоровые у двери стоят. При мечах еще, в доспехах. Зарубят и не заметят!

— Так то у двери, а я в окошко пролезу, — судя по звукам, тот мужик, что назвал меня «змеищей», приступил к осуществлению плана, под его ногами зашуршали бревна дома.

Нет, ну второй раз за день — это уже слишком!

Я выхватила из ножен кинжал и беззвучным плавным движением встала под окошко, вырубленное почти под потолком. Сверху послышалась возня, кряхтение, потом тело парня грузно опустилось на линялый ковер.

Я тут же оказалась за спиной неудачливого убийцы, зажала его рот ладонью и приставила к горлу кинжал. Ощутив холодное лезвие на шее, мужик вздрогнул, даже меня тряхнуло вместе с ним, но вырваться из моей хватки ему вряд ли удастся, пусть я и ниже ростом. Пришлось встать на цыпочки, чтобы беседовать с ним стало удобнее.

— Сейчас ты тихо позовешь своего товарища. Убеждай как хочешь — он должен тоже сюда залезть, — прошептала я на ухо мужику.

Мы стояли слишком близко, от него разило потом и еще какой-то невообразимой смесью деревенских запахов, и прошли несколько мучительных мгновений прежде, чем он быстро закивал.

Я аккуратно убрала руку от его покрытого жесткой щетиной подбородка.

— Лука, сюда, — зашипел он. — Один не справлюсь!

— Такого уговора не было! — возмутился его подельник снаружи. — Тише там, кобру разбудишь!

— Говорю же, один не справлюсь. А коли не сумею наказ выполнить, так оба на виселицу отправимся, — проявил недюжинную смекалку мой пленник.

Снаружи послышалось кряхтение и знакомый шорох.

Я тут же приложила несостоявшегося убийцу рукоятью кинжала по виску, он обмяк, и мы вместе едва не завалились на пол. Сдерживая пыхтение, я уложила беспамятное тело и вернулась к окну. Когда второй заговорщик с грохотом упал на пол, я отправила в долгий сон и его.

Еще несколько мгновений стояла и просто разглядывала два широкоплечих силуэта, которые мирно дрыхли на старом ковре. И на кой темный век мне охрана нужна, если все самой делать приходится?

— Стража!

На мой громкий окрик в комнату ввалились два гвардейца. Судя по запаху, не слишком трезвые, но достаточно вменяемые, чтобы стоять на ногах и держать меч. Заметив тела на полу, гвардейцы застыли в недоумении. Я, набрав в грудь побольше воздуха, начала показательный концерт.

— Я вас сюда не дрыхнуть приставила! Ко мне в комнату вломились два убийцы, а вы и ухом не повели! Оба уйдете в отставку! Но прежде — повесите этих двоих!

На мои крики сбежались и остальные гвардейцы, и кое-кто из министров — тех, что не особо налегали на вино. Пока солдаты связывали «заговорщиков», подоспели и хозяин с хозяйкой, за порогом дома нас уже поджидало чуть ли не пол деревни с факелами.

Люди перешептывались, на их лицах плясали глубокие тени. Прохладный ветер тут же забрался под воротник, но ежиться мне сейчас не полагалось. Я оглядела лица в толпе, но на всех прочла лишь недоумение: ни страха, ни ненависти. Определенно, среди тех, кто сбежался на шум, либо есть отличные актеры, либо нет тех, кто мог быть замешан в этом нелепом покушении. Во второе верилось гораздо охотнее.

Мужиков выволокли на дорогу. Оба уже начали приходить в себя, и здесь, в свете факелов, я уже сумела различить их черны. Одинаковые носы картошкой, темные кудри и широкие спины, но у одного морщин побольше, у второго — поменьше. Братья, похоже.

Гвардейцы обступили связанных, дрожащих то ли от ночной прохлады, то ли от испуга мужиков, которые ужа стояли на коленях, понурив головы.

Я, еще раз оглядевшись, заметила в толпе любопытствующих старосту и жестом подозвала его подойти ближе.

— Кто они такие? — спросила, небрежно кивнув в сторону несостоявшихся убийц.

— Так Лука и Агас — братцы кровные, наши, местные, — затараторил староста. — Мужики обычные, в пороках не замечены, неграмотные оба.

Я кивнула и взмахом руки велела старосте отойти. Он повиновался, тут же трусливо скрывшись в толпе. Я подошла ближе к пленникам и смерила их показательно-холодным взглядом. В груди же злость смешивалась с горечью. Я бросила север, поместье, привычную жизнь, приехала на развалины страны, чтобы спасти от голода тех, кого еще можно спасти. Мечусь как раненая лань в загоне с волками, чтобы выторговать условия получше — условия для них, для таких вот дурных мужиков, но кто я для них? Змеища… Предала Короля. А то, что этот самый король разбазарил казну, перессорился со всеми торговыми партнерами, ввязался в парочку убыточных войн, а когда перед лицом замаячила реальная угроза, куда-то вдруг делся — до этого никому дела нет!

Пару раз сжав и разжав кулаки, я все же сумела выровнять дыхание, чтобы при следующем вопросе голос не дрожал.

— Кто вас надоумил?

Сами бы они до убийства регента точно не додумались.

— Н-никто! — замотал головой тот, что постарше — Лука.

— Как есть никто! Сами, за честь отечества и короля! — выкрикнул второй, его голос сорвался на последней высокой ноте и зазвенел в воцарившейся вдруг тишине.

Один из гвардейцев, недолго думая, отвесил ему такой подзатыльник, что мужик впечатался носом в землю.

— Ты стоишь перед ее Ее Светлостью Воцехой Милик, принцессой крови, Признанной на севере, регентом при дочерях Его Величества Жерома Милик! Думай, что говоришь!

Перечисление моих титулов, да еще и сделанное внушительным хриплым басом, произвело на мужиков некоторое впечатление. Они оба вжали головы в плечи, но спустя несколько мгновений младший, набравшись храбрости, все-таки вскинулся и обжег меня полным ненависти взглядом.

— Мы кланяться не станем перед воровкой, которая трон захватила только ради того, чтобы передать его своему любовничку! — снова закричал Агас, и снова его голос дрожал в абсолютной тишине.

Когда слова дурного мужика отгремели в ночном воздухе, за спиной послышались шепотки деревенских. Гвардейцы, недолго думая, начали пинать говорливого убийцу, тот всхлипывал, но просить прощения не собирался.

Я стиснула зубы, чтобы не закричать от отчаяния. И ведь прав наполовину: трон я фактически захватила, но если бы этого не сделала, то что тогда? Война, в которой те, кто сумел каким-то чудом выжить во время голода, точно бы умерли? Выжженные поля? Опустевшие деревни, нищие и калеки в городах, которым уже никто не может помочь, потому что нищие — все вокруг?

Внутренняя борьба длилась несколько мгновений: я понимала, что должна остановить солдат, что мужики слишком глупы, чтобы понять меня, но все же какое-то время с мрачным, грязным удовольствием смотрела, как тяжелые сапоги гвардейцев оставляют кровавые отметины на коже.

— Хватит! — наконец, скомандовала я. — Заприте их где-нибудь, на рассвете повесьте.

Двое самых крепких из гвардейцев подняли мужиков — Луку так и вовсе за шкирку — и потащили в сторону какого-то сарая. Я подала знак Джозу — самому молодому из моих гвардейцев, хитроглазому юноше, которого приняли на службу, кажется, за месяц до того, как Лайонел объявил войну Даграсу. Жестом приказала ему оставаться рядом. Он вытянулся по струнке за моей спиной, а я, проводив взглядом заговорщиков, снова повернулась к старосте.

— Не приходил ли кто-нибудь чужой в деревню в последнее время? — спросила я, буравя старика взглядом.

Он побледнел, сглотнул и помотал головой.

— Нищий какой-то приходил, блаженный, как раз в доме Агаса остановился. Да вроде тихий был, ни словечка лишнего не сказал, — затараторил он, с опаской поглядывая на меч в ножнах Джоза. — Пришел он с запада, двинулся на север, вот и все.

Информации мало, но старосту пришлось отпустить — по его остекленевшим глазами видно, что ничего полезного он больше не скажет. К тому моменту, как наша короткая беседа завершилась, гвардейцы уже разогнали всех любопытных, я осталась на дороге в окружении воинов.

Назначила двоих из них в караул, узнала, как прошло дело со сплетнями, хотя, судя по настроениям местных, им сейчас не до пересудов. Потом отдала несколько коротких распоряжений Джозу. Тот, понятливо сверкнув глазами из-под густых бровей, скрылся в ночной темноте.

А я отправилась если не поспать, то хотя бы вздремнуть перед очередным долгим днем в пути.

Наутро, стоило мне только выйти за порог, гвардейцы, понурив головы, опустились передо мной на колени.

— Заговорщики сбежали, — доложил один из них, впрочем, раскаяние они отыгрывали не слишком убедительно.

Я глубоко вдохнула, посмотрела на бледно-голубое, почти белое осеннее небо, на которое еще нескоро заберется заспанное, по-осеннему ленивое солнце, на верхушки деревьев, черневшие на фоне этой скучной белизны. Некстати вспомнились ленты разноцветных огней, которые иногда загорались по ночам на северном небе, и пологие сопки, и бесконечная седая равнина, припорошенная мелким, колючим снегом, но сейчас не время и не место для ностальгии.

— Упустили? Теперь ступайте и ловите: не возвращайтесь до тех пор, пока не отыщете! — впрочем, из меня с утра актриса тоже так себе: злость изобразить не получилось совершенно. Скорее холодное равнодушие, что тоже, в общем-то, сойдет.

Пока седлали коней, ко мне подошел Джоз. Он встал рядом, вроде как для караула, пока я курила в стороне от общей суматохи, и тихо доложил.

— Как вы и приказали, следили не слишком усердно. Оба сбежали, направились сразу на запад. За деревней им местная девка передала какие-то мешки — припасы, судя по виду. Прикажете идти за ними?

Я кивнула.

— Проследите, куда пойдут, и нагоняйте нас как можно быстрее. Геройствовать, инкогнито проникать в стан врага и перехватывать письма запрещаю, если это не нужно для выживания. Если через три-четыре дня ничего стоящего узнать не удастся, возвращайтесь, — разбрасываться людьми в моей ситуации — настоящее преступление, просто так, ради театрального жеста выгонять хороших солдат я не собиралась.

Наблюдая, как ровно и напряженно молодой гвардеец держит спину, удаляясь, я почти кожей чувствовала, какая ответственность свалилась на плечи этого молодого паренька. Впрочем, свою роль он, пожалуй, переоценивал: вряд ли эта слежка приведет к каким-то серьезным результатам.