Седьмая луна

Часть третья ДОЖДЬ

1954 год

Саравак, Борнео

Зимние муссонные дожди наступили в этом году рано. Год еще не закончился, а хляби небесные разверзлись над всей территорией Юго-Восточной Азии – от Индонезии до Филиппин. Сезон дождей будет продолжаться несколько недель.

Клайв Нейпир укрылся под ржавой металлической крышей терминала аэропорта Кучинг и пристально наблюдал оттуда за взлетной полосой. А дождь в это время падал с неба сплошной стеной, сквозь которую разглядеть взлетную полосу было невозможно. Вода обрушивалась на крыши домов и растекалась грязными потоками во все стороны, унося с собой мусор и хлам, накопившийся здесь за последние месяцы.

Клайв смотрел на смутно виднеющиеся сквозь дождь высокие деревья. Многие из них лишились своих веток – и к сорвало ветром, и теперь они неслись в грязном потоке неведомо куда. А перед взлетной полосой суетилась группа людей в униформе, безуспешно пытаясь очистить бетон от мусора. Вряд ли стоит надеяться, что в таких условиях здесь сможет приземлиться даже самый маленький самолет.

И в этот момент, словно опровергая его грустные размышления, над джунглями показался силуэт небольшого частного самолета марки «бичкрафт». Он появился неожиданно и пролетел над лесом на высоте не более двухсот футов, помахивая крыльями и пытаясь сопротивляться натиску штормового ветра. Клайв с ужасом подумал, что еще минута – и он рухнет на землю, не выдержав очередного шквала. К счастью, этого не случилось. Самолет быстро развернулся и шлепнулся на мокрую от дождя взлетную полосу. Пробежав ее до конца, он остановился на покрытой травой земле и наклонился вперен, погрузившись колесами в размытую дождем почву.

Фрэнсин сидела ни жива ни мертва, сжавшись в комочек и наблюдая, как ее вещи посыпались на пол, образовав огромную кучу перед креслом пилота. Вцепившись в подлокотники побелевшими от напряжения пальцами, она смотрела на пилота, который из последних сил старался остановить самолет и облегченно вздохнул, когда тот уткнулся в землю тупым рылом. Еще несколько секунд – и он бы врезался в темную стену джунглей.

Смахнув со лба пот, летчик перевел дыхание, а потом осторожно вырулил на бетонную полосу и направил самолет к зданию терминала. Фрэнсин облегченно вздохнула и бросила быстрый взгляд на остальных пассажиров, которые заметно оживились, негромко заговорили и даже начали шутить по поводу столь необычного и крайне опасного полета. По всему было видно, что они уже и не надеялись на благополучное приземление.

Фрэнсин часто летала на самолетах, облетела практически нею Азию, но такого жуткого полета у нее еще не было. С самого Сингапура их сопровождали вспышки молний, яркие сполохи слепили глаза и вызывали животный страх. Даже раскаты грома пугали ее гораздо меньше, чем огненные стрелы молний. Порой ей казалось, что эти огненные чудовища вот-вот вцепятся своими когтями в самолет и мгновенно превратят его в кучу пепла. Самолет болтало так, что вещи посыпались с верхних полок, а пассажиры сидели с мертвенно-бледными лицами, цепляясь за металлические подлокотники кресел. А когда у их старенького «бичкрафта» вдруг заглох один двигатель, она подумала, что он похож на израненную птицу, которая вот-вот рухнет на землю и похоронит под собой несчастных пассажиров.

Самолет остановился в пятидесяти ярдах от терминала. Стюардесса открыла дверь и спустила металлический трап прямо на бетонку. Фрэнсин с трудом поднялась с сиденья и направилась к выходу на дрожащих от нервного напряжения ногах, отметив попутно, что пилот устало откинулся на спинку кресла и тупо смотрит на приборную доску, словно до сих пор не веря тому, что так удачно приземлился.

Возле самолета автобуса не оказалось, и им пришлось добираться до терминала по колено в воде. Дождь был холодным, а ветер швырял водяные струи в лицо пассажирам с таким остервенением, что, казалось, решил не пускать их на порог терминала. Фрэнсин согнулась в три погибели и быстро шагала к зданию, не обращая внимания на огромные лужи.

Перед самым входом она увидела, что к ней бежит человек с раскрытым зонтом.

– Клайв! – радостно закричала она.

Он налетел на нее, как хищная птица, в черном плаще и стал осыпать ее мокрое лицо поцелуями.

– Слава Богу, с тобой все в порядке! Добро пожаловать на Борнео, дорогая!

Они поспешили в здание терминала, прорываясь сквозь плотную пелену дождя, сопровождавшегося раскатами грома. В вестибюле они остановились. Прошло восемь месяцев с тех пор, как они расстались, и сейчас никак не могли насмотреться друг на друга.

– Ты по-прежнему прекрасна, – шепнул ей Клайв хриплым от волнения голосом.

– У меня есть еще один чемодан, – сказала она, делая вид, будто не расслышала его комплимента.

Клайв направился в дальний угол терминала, где уже громоздилась огромная куча вещей, и без труда отыскал большой чемодан из плотной ткани.

– В нем моя одежда, – продолжила она, с грустью оглядев свое промокшее насквозь платье.

Клайв осмотрел чемодан.

– Он выглядит неплохо, материя очень прочная и должна выдержать влагу. Ну ладно, пойдем, нас ждет такси.

Дорога в Кучинг больше напоминала мелководную речку, чем покрытое асфальтом шоссе. Местные власти немало сделали для улучшения жизни населения, но с муссонными дождями пока не научились справляться. Клайв пытался завести разговор, но Фрэнсин упрямо молчала, не реагируя на его слова.

– Фрэнсин, с тобой все в порядке? – наконец спросил он, обеспокоенный ее напряженным молчанием. Он прикоснулся к ее руке, чтобы придать своим словам большую убедительность.

– Да, – невозмутимо ответила она.

– Похоже, ты очень устала, – посочувствовал он, хотя и догадывался, что на самом деле причина совсем в другом.

Фрэнсин молча кивнула и уставилась в запотевшее окно автомобиля.

– Нам крупно не повезло с погодой, – продолжал говорить Клайв, глядя на нее. – Мне почему-то казалось, что до наступления муссонных дождей у нас еще остается как минимум две недели.

Ее так измучил тяжелый перелет, что разговаривать просто не было сил. Присутствие Клайва нервировало ее, а возвращение на Борнео отнимало последние силы. И если бы не чрезвычайные обстоятельства, она ни за что на свете не вернулась бы сюда.

– Кто эта женщина? – спросила она сдавленным голосом, даже не повернувшись к нему.

– Ах да, женщина, – вспомнил Клайв. – Я тебе уже сообщал, что ее зовут Анна. Она живет в деревне Кайан, но сама принадлежит к племени ибан. Мне говорили, что она из рода Нендака и хорошо помнит, что там произошло. Говорят также, что ее проткнул штыком японский солдат, но она каким-то чудом выжила, притворившись мертвой. А когда японцы ушли, она поползла к ближайшей деревне, где ей оказали необходимую помощь.

– Клайв, – устало произнесла Фрэнсин, медленно поворачивая к нему голову, – мы уже говорили со всеми людьми, которые выжили в этом аду. Нам уже тысячу раз повторяли, что никого в живых там не осталось.

– Я знаю, но нельзя упускать ни малейшей возможности проверить эту информацию. Если эта женщина действительно была там, то не исключено, что она что-то видела или слышала. Во всяком случае, для нас это последний шанс найти Рут.

Фрэнсин обхватила плечи руками, чтобы унять дрожь. Упоминание имени дочери всегда приводило ее в состояние крайнего отчаяния, но умом она понимала, что Клайв прав и надо использовать малейшую возможность узнать о ее судьбе. Даже если эта встреча ни к чему не приведет. В течение многих лет она чувствует себя рыбой, попавшей на крючок и выброшенной на берег. Ей было так больно, что у нее уже не было сил выносить эту боль. Да, действительно, надо использовать и эту возможность, хотя надежды практически не осталось, а слезы уже давно выплаканы.

Несмотря на сезон муссонных дождей, жизнь в городке текла своим чередом. Люди спешили по своим делам, а на городском рынке вовсю шла торговля. Повсюду виднелись горы свежих, вымытых дождем фруктов и овощей, а продавцы, не, обращая внимания на проливной дождь, назойливо зазывали к себе покупателей.

Сердце ее рвалось в Гонконг, где сейчас налаживалась ее личная жизнь и создавался ее бизнес.

– Думаю, у нее есть какие-то родственники среди жителей той деревни, где она нашла убежище, – высказал предположение Клайв. – Ведь не случайно же она остановилась в этой деревне в самых глухих, дебрях джунглей. Именно поэтому никто до сих пор не знал о ее существовании. Фрэнсин, не хочу тебя обнадеживать, но это действительно может пролить свет на события того периода.

– Обнадеживать? – с горечью переспросила она.

– Во всяком случае, это будет полезная встреча, насколько я могу судить.

«Сколько можно надеяться на чудо? – подумала она. – С меня достаточно всего того, что пришлось пережить. Хватит ворошить прошлое и раздирать душу тщетными надеждами Хватит, довольно, сколько можно!»

– Я полагаю, твой бизнес развивается успешно? – спросил Клайв, искоса поглядывая на нее. – Судя по одежде, деле у тебя идут прекрасно.

– Что? – не поняла она.

– Ты прекрасно выглядишь, – улыбнулся Клайв. – Из этого я делаю вывод, что твои дела идут успешно.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Фрэнсин, бросив на него быстрый взгляд.

– Ничего особенного, – ухмыльнулся он. – Не волнуйся, это просто любопытство человека, который тебя неплохо знает, не более того. Меня удивило, что даже в этих условиях не тебе модные итальянские туфли, французское платье и все такое прочее. – Он поправил спадающие на лоб черные волосы и пристально посмотрел на нее. – Кроме того, на тебе очень дорогие украшения, которых не было раньше. Это вообще, как мне кажется, не твой стиль.

– А что ты знаешь о моем стиле? – рассердилась она. – Только то, что я всегда одевалась в какие-то лохмотья и соломенную шляпу?

Он удивленно вскинул бровь:

– Ты выглядишь превосходно, дорогая, только и всего. Не сердись, я не хотел тебя обидеть.

– Меня возмущает твоя снисходительность, – продолжала злиться Фрэнсин. – Ты во всем стараешься быть выше окружающих и почему-то думаешь, что можешь говорить что угодно.

Он не стал спорить, стараясь не обращать внимания на ее враждебный тон.

– Ты просто устала, Фрэнсин.

– Как бы там ни было, – не унималась она, – это именно тот стиль, к которому мне придется привыкать. Поверь, я его не выбирала.

Он прикоснулся к ее руке.

– Ты неподражаема, – сказал он тихим голосом. – И еще раз прости, если я чем-то тебя обидел.

Фрэнсин демонстративно отвернулась к окну. Такси медленно пробивалось сквозь плотную массу машин к тому бунгало, которое они всегда снимали, когда приезжали сюда по делам. Это было тихое, спокойное место, расположенное на берегу реки, главной транспортной артерии в этом захолустье, что позволяло им без труда пробираться в самые потаенные уголки джунглей. Правда, с каждой такой поездкой Фрэнсин все больше убеждалась, что на самом деле они занимаются самоуничтожением.

С 1945 года, когда война закончилась, и в этом регионе установился относительный порядок, она много раз возвращалась в Саравак, проводила здесь недели напролет и все время безуспешно пыталась отыскать хоть какие-нибудь следы пропавшей дочери. Она осмотрела все деревни, все дома, все закоулки в этих необъятных джунглях и везде встречала один и тот же ответ: все люди рода Нендака погибли, включая даже маленьких детей. Ей самым подробным образом объяснили, что японцы пришли в деревню рано утром, согнали всех жителей, расстреляли их, а потом методично добивали уцелевших штыками. В живых осталось лишь несколько человек, которые находились в тот момент за пределами деревни. Она переговорила со всеми из них, но ничего путного так и не услышала. Более того, они подтвердили, что дети стали самой легкой добычей японцев, так как были еще глупы, доверчивы и запуганы до такой степени, что им даже в голову не пришло убежать в джунгли. Какое-то время они еще ползали среди трупов своих родителей, но потом японцы и их тоже добили штыками. Теперь Фрэнсин оставалось надеяться только на то, что Рут умерла от дизентерии, не дождавшись того страшного момента, когда в деревне появились японцы.

В первые послевоенные годы Клайв ничем не мог помочь Фрэнсин, и ей пришлось исследовать джунгли в одиночку. Разумеется, она часто нанимала специальных агентов, которые рыскали по всем окрестностям и выуживали все сведения, которые могли бы иметь хоть малейшее отношение к судьбе рода Нендака. Но и самой ей пришлось немало побродить по непроходимым джунглям в поисках ребенка. Причем она порой забиралась даже в те места, которые контролировали коммунисты. А в 1948 году в стране было введено чрезвычайное положение и свободно передвигаться по территории стало практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на помощь Международного Красного Креста да еще на ряд организаций, занимавшихся поисками и регистрацией беженцев. Но вплоть до 1954 года никаких более или менее обнадеживающих сведений о Рут к ней не поступало.

«Я никогда больше не увижу Рут, – подумала она. – Я не найду ее, и пора примириться с этим, иначе я просто сойду с ума». Вероятно, последние слова она произнесла вслух, так как Клайв быстро повернулся к ней и прикоснулся к руке.

– Фрэнсин, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? – Он обнял ее и прижал к себе. – Успокойся, все будет хорошо. Во всем виноват этот ужасный рейс из Сингапура.

– Я больше не могу выносить этого, – прошептала она, вытирая слёзы. – Клайв, ведь прошло уже больше десяти лет!

– Ничего, будем надеяться, что на этот раз нам повезет, – пытался успокоить ее Клайв. – Не может быть, чтобы никто ничего не знал о судьбе девочки.

Она решительно отодвинулась от него.

– Клайв, не надо меня успокаивать. Нам уже говорили, что все жители деревни погибли, включая даже самых маленьких детей. Почему мы продолжаем как безумные рыскать по джунглям и допрашивать людей, которые ничем не могут нам помочь? Ради чего все это?

– Я никогда не оставлял надежды ее найти. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты же знаешь, надежда умирает последней.

– Ты все еще надеешься увидеть ее живой?! – истерично выкрикнула она, сжав кулаки. – Надеешься, что она сбежала в джунгли, где ее вскормила какая-нибудь волчица? Думаешь, что в один прекрасный день она выйдет из леса с цветами в волосах и протянутыми к тебе руками?

– Не надо, Фрэнсин, – поморщился Клайв. – Ты убиваешь в себе последнюю надежду, а тем самым убиваешь и себя.

– Надежда – это нестерпимые муки ада, если хочешь знать! – Она снова отвернулась от него и погрузилась в невеселые мысли. – Ты никогда не поймешь этого, Клайв, – добавила она после продолжительной паузы. – Для тебя это просто забавное хобби, а для меня – настоящая пытка.

– Не думаю, что слово «хобби» больше всего подходит в данный момент, – упрекнул ее Клайв и обиженно поджал губы.

– С помощью этого трюка ты пытаешься поймать меня на крючок, – продолжала Фрэнсин.

– На крючок?

– Да, таким образом ты хочешь заставить меня остаться с тобой. Разве не так? – Она уставилась на него покрасневшими от слез глазами. – Ты делаешь все возможное, чтобы покрепче привязать меня к себе. При этом тебе наплевать, хочу я этого или нет. Но у тебя ничего не выйдет, Клайв, и ты это прекрасно знаешь. Прошлого не вернешь, как ни старайся.

– Значит, ты считаешь, что я выдумал эту историю и специально вытащил тебя из теплого офиса? – подозрительно тихо спросил он.

– Нет, я так не считаю, – смягчилась Фрэнсин, – но я по-прежнему думаю, что эти бесполезные и бессмысленные поиски надо прекратить. Всегда можно услышать какие-то обнадеживающие новости – слухи, сплетни, легенды, выдумки сумасшедших людей, догадки маразматических стариков, – но из этого вовсе не следует, что нужно бросать все дела и мчаться в джунгли сломя голову. Клайв, каждый год здесь появляются какие-то новые сплетни, а мы с тобой как сумасшедшие бросаемся в джунгли, хотя всем уже ясно, что ничего хорошего из этого не получится. А ты, между прочим, бессовестно пользуешься этим и всякий раз вызываешь меня, чтобы провести со мной хоть несколько дней. Я хочу раз и навсегда положить этому конец.

Его лицо перекосилось от боли.

– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.

– Неужели?

– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.

Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.

– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…

– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.

Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.

– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?

– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.

Он тяжело вздохнул и отвернулся.

– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.

– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.

– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.

Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.

Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.

Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.

После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.

Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.

– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.

Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.

Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.

– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.

– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.

– А кто там живет?

– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.

– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.

– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?

– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.

– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.

– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.

По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.

– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.

– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.

– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.

– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.

– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.

В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.

– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.

– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.

– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.

Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!

Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.

– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.

– Нет, Клайв, недостаточно.

Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.

После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.

Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.

Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.

– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.

– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.

– Про хинин? Конечно же, забыла.

– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.

Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.

Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.

– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.

– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.

– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв. – Для меня она такая же дочь, как и для тебя.

Фрэнсин решительно покачала головой:

– Для тебя это просто привычный оборот речи, не более того.

– Нет, Фрэнсин! – почти закричал он. – Это не просто слова, я любил ее больше жизни, я готов был умереть ради нее. Умереть в любую минуту, ты понимаешь это?

– Да, я знаю, – устало ответила она, закрывая глаза. – Я не подвергаю сомнению твои искренние чувства к Рут и ко мне – во время войны. Но сейчас совсем другое дело. Для тебя ее смерть – событие печальное, даже трагическое, но с тех пор у тебя была своя жизнь и свои заботы, а для меня это гораздо больше, чем просто трагедия. Это катастрофа, ежедневно убивающая меня своей безысходностью, лишающая меня покоя и не позволяющая смириться с тяжелой потерей.

– Фрэнсин, ты могла бы иметь другую семью и других детей, – заметил Клайв.

Она положила пакет с хинином в сумку.

– Нет, Клайв, только не с тобой. Да и ни с кем другим. Эта часть моей жизни умерла, и возродить ее уже невозможно.

– Значит, твоя жизнь в Гонконге – это всего лишь попытка убежать от самой себя и хоть в какой-то степени компенсировать потерю дочери?

– Я просто пытаюсь построить новую жизнь, основанную на новых ценностях.

– Большой шаг вперед, – иронично произнес Клайв. – Вместо того чтобы строить жизнь, ты строишь заводы и фабрики, делаешь деньги, создаешь финансовую империю и так далее и тому подобное. Неужели это заполняет ту пропасть, которая образовалась в твоей душе после утраты дочери?

Она повернулась и посмотрела ему в глаза:

– Просыпаясь каждое утро, я первым делом вспоминаю Рут и делаю это перед тем, как уснуть. Она приходит ко мне в снах, мерещится в мечтах, преследует по пятам каждый божий день. Нет, Клайв, эту пропасть никто не может заполнить.

Он поднял руки:

– Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Я смирилась с ее смертью, – продолжала Фрэнсин. – И это действительно огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было со мной сразу после войны, Если бы я не смирилась с ее смертью, я бы просто-напросто погибла. Только теперь в моей жизни появилось нечто такое, что поглощает все мои силы и отодвигает в сторону горькие воспоминания. Ты не испытал на себе это ужасное, неразрешимое противоречие, которое разрывает тебя на части. Ты возвращаешься в свою Австралию и живешь привычной тебе жизнью, а я остаюсь наедине со своей болью. Именно поэтому ты не способен понять, что для меня возвращение в эти джунгли означает новую пытку, новые переживания, новые приступы боли. Мне кажется, что я в очередной раз теряю Рут без всякой надежды отыскать ее. Я не могу так, Клайв, не могу! Этот кошмар должен когда-нибудь прекратиться.

– Понимаю, – тихо сказал он.

– Очень надеюсь на это.

Клайв кивнул и повернулся к двери.

– Спокойной ночи, Фрэнсин.

Она тоже кивнула, подошла к кровати и помолилась за то, чтобы через несколько дней, когда они вернутся в эту гостиницу, она наконец-то успокоилась и навсегда смирилась с мыслью, что дочери больше нет в живых.

Рано утром Фрэнсин проснулась от сильного раската грома. Вскочив с постели, она накинула халат и отправилась на кухню. Клайв уже был там и возился у плиты.

– Эти чертовы спички никак не зажигаются, – проворчал он, бросив быстрый взгляд на Фрэнсин. – Совсем отсырели.

Она пошла к себе, отыскала в сумке сухие спички и принесла ему.

– Однако для нашего путешествия погода вполне подходит, – сказал он, кивая на залитое дождем окно.

– Да, пора, отправляться в путь, – ответила Фрэнсин.

– Прямо сейчас? – удивился Клайв.

– А чего ждать? Наш проводник уже готов.

Клайв пожал плечами:

– Ну ладно, пойдем.

Фрэнсин знала, что он сердит на нее из-за вчерашнего разговора и сейчас, вероятно, переживает не самые приятные минуты в своей жизни, но утешить его она не могла. Сама же она испытывала совсем противоположные чувства, радуясь тому, что наконец-то между ними не будет больше никаких недомолвок и недоразумений. Он даже и не подозревает, каких трудов ей стоило произнести те самые слова, которые ему так не понравились. Ведь, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она любит его всей душой. Даже слишком, как ей иногда казалось. Целых двенадцать лет она, Клайв и призрак погибшей Рут находились в каком-то странном состоянии взаимного тяготения и сопричастности, и смерть дочери навсегда связала их общим горем.

Она нашла в себе силы вырваться из этих страшных оков и основать свое дело, отнимавшее теперь у нее все время. Теперь она свободна. А Клайв так и не сумел найти себе достойного занятия и освободиться от невыносимо тяжелого груза прошлого. Она обнаружила в себе истинный талант делать деньги и добиваться успеха в бизнесе, однако отдавала себе отчет в том, что это лишь побочный продукт ее внутреннего освобождения.

На прошлой неделе она с удовлетворением наблюдала за тем, как мощный бульдозер срезал пласты желтой земли, готовя площадку для нового завода. Это была ее земля, и здесь скоро вырастут корпуса предприятия, а потом появятся люди, готовые отдать ей свои силы и знания, а она с такой же готовностью будет платить им зарплату, о которой в этих краях можно только мечтать. Благодаря этому и заживают потихоньку те раны, которые она получила в годы войны.

– Знаешь что, Клайв, – решительно заявила она, – это в последний раз.

Он удивленно уставился на нее:

– В последний раз? Что ты имеешь в виду?

– Мы встречаемся с тобой в последний раз, – терпеливо пояснила она, пряча глаза, – Больше никаких встреч между нами не будет, так и знай.

Его глаза потемнели, лицо исказила боль.

– Боже мой, Фрэнсин, иногда ты бываешь похожа на бессердечную стерву, готовую растерзать любого, кто попадется тебе под руку. Как ты можешь говорить мне это после стольких лет совместной жизни, и всего, что мы с тобой перенесли?

– Клайв, пожалуйста, – попросила она тихо, но твердо, – не надо слов. Я прекрасно знаю, что мы с тобой пережили и через что прошли, но все это в прошлом, а сейчас настали совсем другие времена, И не надо больше говорить об этом.

– Я знаю, в чем дело, Фрэнсин, – грустно улыбнулся он. – Тебя испортили большие деньги. Они разрушают твою психику и портят характер. Раньше ты никогда не была такой злой, беспощадной и жестокой. – Он резко отвернулся от нее и начал остервенело швырять в сумку первые попавшиеся под руку вещи.

– Я знаю, кто я такая, – примирительным тоном сказала Фрэнсин, – но я не та, за кого ты меня принимаешь.

– Значит, ты считаешь, что я тебя плохо знаю? – Он оторвал взгляд от сумки и посмотрел на нее потемневшими от ярости глазами. – Думаешь, я не понимаю тебя, не способен проникнуть в твою душу? Да если хочешь знать, я до сих пор помню каждую родинку на твоем теле. Фрэнсин, не обольщайся, я знаю тебя лучше, чем ты себя.

– Каждую родинку? – ухмыльнулась она. – Еще бы. Ведь неспроста же ты так настойчиво домогался меня после первой встречи. Ты как клещ вцепился в бедную азиатскую женщину, которая оказалась в отчаянном положении, нуждалась в твоей помощи и всецело зависела от тебя. Именно поэтому ты и не хотел, чтобы я стала другой, более независимой и более самостоятельной. Именно поэтому ты так противился тому, чтобы я занималась собственным бизнесом. Одна мысль о том, что я могу встать на ноги и добиться самостоятельности, приводила тебя в бешенство.

– Ошибаешься! – выпалил Клайв побелевшими от гнева губами. – Больше всего на свете меня бесило, что тебя перестала беспокоить судьба Рут, ты стала забывать ее. Меня бесят не твои успехи и даже не твои деньги, а то, что ты готова ради них забыть о святом долге матери перед несчастной дочерью. Ты предпочитаешь сидеть в своем Гонконге и делать деньги, а не искать Рут в джунглях.

– Моя дочь мертва, – побледнев, проговорила дрогнувшим голосом Фрэнсин. – А ты все время вырываешь из могилы ее труп и терзаешь меня абсолютно бессмысленными и пустыми идеями. Ты ведешь себя, Клайв, как безмозглый, обезумевший пес, разрывающий зубами мертвое тело. А ведь если хорошенько вспомнить, то кто виноват во всем? Разве не ты убедил меня в том, что ее лучше оставить в деревне? Если бы я не послушала тебя тогда и взяла ее с собой, она сейчас была бы со мной, цела и невредима.

Он отшатнулся, словно она влепила ему пощечину.

– Нет, Фрэнсин, ты ведь прекрасно знаешь, что она умерла бы в течение нескольких дней!

– Она умерла бы у меня на руках! – кричала, не в силах сдержаться, она. – И сейчас мы бы знали, где ее могила, и давно бы уже успокоились. – Она обвела руками вокруг себя. – Это же сущий ад, Клайв, неужели ты не понимаешь? Тот самый ад, откуда я пытаюсь выбраться, а ты все время тащишь меня назад. Но теперь все кончено. Больше я не позволю тебе измываться надо мной. Все кончено, Клайв, заруби это себе на носу! Я клянусь, что больше никогда не поддамся на твою провокацию.

Через несколько часов пути Бата выключил мотор и поднял его над водой, чтобы не повредить винт. Река в этом месте была мелкая, а дно усыпано большими камнями, которые могли в считанные секунды разнести его в щепки. Бата и Клайв сели на весла и целый час гребли, напрягая силы, чтобы преодолеть сильное течение. А Фрэнсин сидела на корме и пристально вглядывалась в поросшие деревьями и кустарником берега.

– Смотрите! – закричала она, увидев на берегу четверых мальчишек, весело раскачивающихся на лианах.

Мужчины подняли весла и уставились на берег, откуда на них с любопытством смотрели четыре пары мальчишеских глаз. Мальчишки напряженно молчали, глядя на незнакомцев.

Бата высоко поднял весло в знак приветствия и что-то прокричал им на местном наречии. Один мальчишка ответил ему писклявым голоском и показал рукой вверх по течению. После этого ребята весело засмеялись и мгновенно скрылись в чаще джунглей.

– Они говорят, что нужная нам деревня находится чуть выше, сразу за очередным изгибом реки, – перевел он спутникам.

Фрэнсин удовлетворенно кивнула и снова уставилась на берег, а Клайв и Бата, схватив весла, погнали катер вперед. С тех пор как они покинули гостиницу шесть дней назад, Клайв и Фрэнсин не обмолвились ни словом, а единственным звуковым сопровождением для них был шум дождя да крик диковинных птиц. К сожалению, их путешествие заняло больше времени, чем они ожидали. Во-первых, из-за дождей река несла свои воды с огромной скоростью, чего не ожидал их проводник, а во-вторых, им то и дело приходилось преодолевать многочисленные пороги и водопады, образовавшиеся в результате обильного, ни на минуту не прекращавшегося дождя, А иногда они даже вытаскивали лодку на берег и тащили ее по песку до следующего полноводного участка реки. При этом Бата внимательно следил за течением и наотрез отказывался спускать лодку на воду, если не был на сто процентов уверен, что река здесь вполне безопасна. Кроме того, много времени ушло на поиски еды, за которой их проводнику приходилось углубляться далеко в джунгли.

На Фрэнсин были шорты и белая блузка, концы которой она завязала под грудью. Ее руки загорели на солнце, а лицо обветрилось и чем-то напоминало теперь лица местных жителей. Вот уж, наверное, удивились бы, увидев ее сейчас, банкиры из Гонконга и Шанхая, перед которыми она обычно показывалась в европейской одежде и с дорогой косметикой на лице. Она давно пользовалась репутацией светской львицы, образованной, изысканной, неприступной, а тут перед ними предстала бы полуобнаженная женщина с загорелым лицом и грязными руками. Да что там банкиры – она и сама вдруг ощутила себя совершенно другим человеком, оторванным от цивилизации и затерянным в джунглях Борнео. Весь ее имидж, на создание которого она потратила многие годы, казалось, был навсегда смыт непрекращающимся дождем и выгорел под палящим тропическим солнцем. Но самое странное заключалось в том, что ее ничуть не смущали эти перемены. Более того, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, выросшей в глухой азиатской деревне и привыкшей к местным условиям.

Они достигли изгиба реки, и их взорам неожиданно открылась примостившаяся на берегу деревня. Судя по всему, встретившие их мальчишки уже оповестили население, и сейчас на причале собралась небольшая толпа, разглядывающая непрошеных гостей. Бата развернул лодку и начал медленно приближаться к берегу. Фрэнсин успела заметить, что деревня находилась в глухом, труднодоступном месте, хорошо укрытом за многочисленными речными порогами и высокой стеной джунглей. Местные жители оказались приветливыми и добродушными людьми. Они тут же вытащили лодку на берег, оживленно переговариваясь на своем языке с их проводником. По всему было видно, что они не часто получают весточки из цивилизованного мира.

– Она здесь, – сообщил им Бата, вдоволь наговорившись со своими земляками.

– Женщина по имени Анна? – на всякий случай уточнил Клайв.

Бата кивнул и показал на деревню:

– Она живет вон там. А это ее деверь, – Он показал рукой па стоящего рядом с ними мужчину. – Его зовут Исмаил.

Мужчина в набедренной повязке широко улыбнулся и закивал головой:

– Да, да, Анна у себя в доме со своим ребенком. Я сейчас скажу ей, что вы приехали к ней.

Фрэнсин почувствовала, как в груди что-то сжалось, и в сердце появилась тупая боль. Она посмотрела на Клайва, который порылся в сумке и предложил Исмаилу большую пачку табака.

– Эта Анна родом из племени ибан, – перевел он Фрэнсин, – А во время войны с японцами она находилась в деревне вождя Нендака.

Фрэнсин кивнула и облизала внезапно пересохшие губы. Только сейчас она поняла, что Клайв не обманывал ее. Он действительно отыскал человека, который может пролить свет на гибель ее дочери. Неужели через минуту она встретится с женщиной, которая что-то знает о Рут? Даже не верится, что это может произойти.

Подчиняясь невольному порыву, она схватила Клайва за руку и прижалась к нему.

– Она здесь, – прошептала она дрогнувшим от волнения голосом.

Клайв кивнул:

– Да, она здесь.

– Пойдем к ней, – нетерпеливо попросила Фрэнсин, чувствуя, что ноги отказываются ей подчиняться.

– Нет, погоди. Пусть сначала они сами поговорят с ней. Кроме того, нам следует нанести визит вежливости вождю племени. Таков обычай. Но это не отнимет у нас много времени.

Фрэнсин с трудом подавила желание броситься по тропинке к тому дому, на который указал мужчина в набедренной повязке.

– Да, ты прав, надо соблюсти приличия. Но давай побыстрей, Клайв, умоляю тебя!

Только поздно вечером, когда дождь немного утих, им разрешили навестить женщину в ее ветхом бунгало. А до этого они несколько часов просидели в хижине вождя, пили рисовое пиво и рассказывали местным жителям обо всем, что произошло и происходит в больших городах. Фрэнсин старалась не показывать своего нетерпения, но не могла дождаться конца этой продолжительной беседы. Рассеянно отвечая на многочисленные вопросы хозяев, она всеми мыслями была в хижине Анны, которая сейчас, по всей видимости, осталась единственной живой свидетельницей той страшной трагедии. А они никак не хотели отпускать их, расспрашивая обо всем на свете, даже о ставшем знаменитым в эти годы Элвисе Пресли.

В конце концов, престарелый вождь изрядно захмелел от крепкого рисового пива и задремал, свесив голову на плечо. Тогда Бата наклонился к ним и прошептал, что теперь они могут навестить ту самую женщину, ради которой проделали столь долгий и опасный путь.

– Ее деверь проводит вас к ее дому, – добавил он и хитро подмигнул.

Не успели они переступить порог ее хижины, как снова разразился ливень. Фрэнсин не сразу освоилась в полутемном помещении и беспрестанно протирала глаза от едкого дыма, который скапливался внутри хижины, не имея выхода наружу. Анна сидела перед очагом, одной рукой прижимая к себе крохотного младенца, а другой помешивая что-то в большом котле. Ребенок был еще совсем маленький, он жадно сосал материнскую грудь, причмокивая от удовольствия.

Фрэнсин сложила перед собой руки в знак приветствия и уселась перед очагом, скрестив ноги. Клайв примостился рядом, но по-европейски, так как без тренировки сесть на скрещенные ноги практически невозможно. Женщина смущенно улыбнулась и приветливо кивнула. На вид ей было примерно лет двадцать пять, но Фрэнсин знала, как легко ошибиться в определении возраста туземцев. Она была довольно красивой, с густыми иссиня-черными волосами и живыми серьезными глазами, пытливо изучавшими незнакомцев. На ее овальном лице ярко выделялись толстые чувственные губы, их контур был подчеркнут необычной краской. Как у всех туземных женщин, шею ее украшало изрядное количество дешевых ожерелий, а на запястьях и щиколотках звенели металлические браслеты. Вскоре Фрэнсин поняла причину такого пристрастия Анны к ожерельям и бусам. От щеки и до самой груди через все горло тянулся багровый шрам, который лишь слегка прикрывали бусы и ожерелья. Судя по всему, эту женщину кто-то полоснул ножом, и она лишь чудом выжила после такой страшной раны.

– У вас прекрасный ребенок, – прошептала Фрэнсин на малайском языке. – Как его зовут?

– Кана, – тихо ответила Анна, нежно поглаживая маленькую головку.

– Дай Бог, чтобы он вырос сильным, здоровым и стал настоящим мужчиной.

Анна улыбнулась:

– Благодарю вас, мы тоже молимся за это.

– Мы привезли вам небольшие подарки, – спохватилась Фрэнсин, раскрывая дорожную сумку.

Она извлекла из нее тарелки, чашки, блок сигарет, жевательные резинки и прочую мелочь. Глаза Анны засверкали от радости. Все подарки пришлись как нельзя более кстати.

– Вы помните нас, Анна? – спросила Фрэнсин, затаив дыхание.

Та посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на Клайва.

– Да, – последовал не совсем уверенный ответ.

– Значит, вы знаете, кто мы такие? – продолжала допытываться она.

Анна неуверенно кивнула.

– Если не ошибаюсь, вы те самые белые люди, которые в годы войны пришли в нашу деревню вместе с Нендаком. Да-да, те самые, которые оставили девочку, а сами потом ушли в джунгли.

Фрэнсин застыла с открытым ртом, боясь продолжить расспросы. У нее перехватило дыхание, а сердце пронзила боль. Все предыдущие свидетели, как правило, не могли вспомнить тот момент, когда они впервые появились в деревне Нендака. Правда, они были намного старше, а некоторые вообще уже впали в старческий маразм. А эта женщина была молодой и помнила не только их, но и Рут.

– Вы помните маленькую девочку, которую мы оставили и деревне? – спросила она пересохшими губами.

Анна крепче прижала к себе ребенка.

– Да, я помню, как она плакала и кричала, когда вы оставили ее в деревне и ушли. Я также помню ваше лицо, залитое слезами и искаженное отчаянием. Такое забыть невозможно.

– Вы помните это! – воскликнула Фрэнсин и подалась, вперед.

Женщина грустно вздохнула и отвернулась.

– Я помню, как нам пришлось догонять ее и возвращать в деревню. Она бежала за вами до самого леса. – Анна сделала паузу, а затем продолжила: – Кто-то из мужчин взял ее на руки и попытался успокоить, но не тут-то было. Она продолжала кричать, и ему пришлось закрыть ей рот рукой. Я до сих пор не могу забыть ее крик. Это было невыносимо. Она плакала еще несколько дней, а потом немножко успокоилась и только вытирала слезы. И все это время она порывалась в джунгли вслед за вами, но мы стерегли ее и быстро догоняли. Кроме того, она долго отказывалась от еды, и мы даже думали, что она решила умереть от голода. А потом в один прекрасный день она перестала всхлипывать, выпила немного воды и постепенно ожила. – Анна покачала ребенка и посмотрела куда-то в сторону. – Мне тогда было то ли тринадцать, то ли четырнадцать лет, и я прекрасно помню, как мне было жаль ее. Я была одной из тех, кто кормил ее и пытался хоть как-то утешить.

После этих слов Фрэнсин уже не могла удержаться, и слезы ручьем полились по ее щекам. Она попыталась вытереть лицо, но руки ее не слушались. Она конвульсивно сглотнула и подалась вперед.

– Послушайте, Анна, с тех пор я никогда больше не видела своего ребенка. Именно поэтому я и приехала к вам. Мне нужно знать, что случилось с ней потом.

Глаза Анны расширились от удивления.

– Вы ничего, не знаете?

Фрэнсин покачала головой:

– Ничего. Несмотря на все мои старания, я так и не смогла ничего узнать о ее судьбе.

Анна молча отняла ребенка от груди, завернула его в пеленку и прижала к себе, нежно убаюкивая. Но малыш спать явно не собирался, он отчаянно сопротивлялся, колотил ее крохотными кулачками и беспрестанно дрыгал ножками.

– Не понимаю, как вы можете не знать этого! – наконец воскликнула Анна, устав бороться с малышом. – Неужели вам никто не сказал? Такого просто не может быть!

– Знаете, Анна, из всех жителей деревни уцелело лишь несколько человек, – пояснил ей Клайв, сгорая от нетерпения. – В большинстве своем это были старые люди, которых японцы пощадили из-за седых волос. Вы же знаете, они уважают стариков. Так вот, никто из них не мог ничего вспомнить о девочке, которую мы оставили в деревне. Они даже нас самих не могли вспомнить.

– Не могу понять, – Анна задумчиво посмотрела на них, – почему вы не вернулись за ней?

– Мы возвращались в вашу деревню много раз, – объяснил Клайв, – но так и не смогли ничего отыскать. Надеюсь, вы знаете, что от самой деревни не осталось и следа, а оставшиеся в живых люди рассеялись по окрестным селениям. Мы, конечно, пытались отыскать их всех, но, к сожалению, они ничем не смогли нам помочь. Что же касается вас, то ваше имя мы услышали всего несколько недель назад и сразу отправились к вам. Откровенно говоря, до сегодняшнего утра мы вообще сомневались, что вы существуете на свете. Поначалу нам казалось, что все это пустые слухи, не более того. Вы ведь знаете, что ваша деревня находится в таких дебрях, что белому человеку не так-то просто ее отыскать.

Женщина провела рукой по глубокому – шраму на шее.

– Я больше не желаю видеть внешний мир, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я выбрала это отдаленное, Богом забытое место. – Она погладила ребенка по голове и надолго умолкла, стараясь не смотреть гостям в глаза.

А они сидели, нетерпеливо поглядывая на нее, и ждали продолжения рассказа.

– Это случилось вскоре после того, как вы оставили деревню, – тихо начала она через минуту или две. – Я точно не помню, но примерно через месяц или два. Они пришли к нам рано утром, высадившись из патрульного катера. Их было много, человек тридцать. Осмотрев деревню, они заставили всех жителей собраться на площади и ждать дальнейших распоряжений. Их командир долго кричал на нас по-японски, но мы ничего не понимали, а молодые парни стали смеяться над ним, кривляясь и передразнивая. Я пыталась их успокоить, так как хорошо понимала, зачем они пришли к нам, но это не помогло. – Она помолчала и смахнула слезу. – Разозлившись на глупых парней, командир приказал отделить их от группы и расстрелять. Они убили их в считанные минуты, а потом принялись за нас, но при этом решили не тратить патроны, а убивали всех штыками и длинными мечами. – Анна провела рукой по длинному шраму на шее, – Мы были бессильны что-либо сделать. В деревне к тому времени уже не осталось никого, кто мог бы нас защитить. Я своими глазами видела, как они убили мою мать и двоих сестер. После этого какой-то офицер полоснул меня мечом по горлу, но я успела отпрянуть, и удар получился не слишком сильный. Я упала на землю и притворилась мертвой, а они продолжали добивать остальных. Я понимала, что рана не слишком глубокая, но все равно не надеялась выжить, так как мне нечем было остановить кровь. Я была абсолютно уверена, что умру от потери крови. После расправы над жителями японцы подожгли наши дома и ушли из деревни, не дожидаясь, пока они сгорят дотла. Я с трудом выбралась из-под кучи трупов, наспех перевязала рану, а потом доползла до реки и поплыла вниз по течению. Примерно через полчаса меня заметили местные рыбаки и вытащили на берег. Вот так я и спасла свою жизнь.

– А наш ребенок? – не выдержал Клайв.

– Они убили ее, – едва слышно произнесла Анна. – Я видела это своими глазами. Какой-то солдат ударил ее штыком в грудь, и я видела, как лезвие вышло с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Она не могла выжить после такого удара.

Фрэнсин опустила голову и тихо заплакала. Невыносимая боль сдавила ее грудь, перехватила дыхание и лишила сил. Она давно хотела узнать правду о дочери, но никогда не думала, что она окажется такой невыносимо страшной. Клайв обнял ее за плечи и прижал к себе, но она уже ничего не ощущала. Раньше ей казалось, что правда о гибели Рут принесет ей хоть какое-то облегчение, но оказалось, что прекратить многолетнюю агонию не так-то просто. Правда, облеченная в слова, нанесла ей такую рану, от которой она не сможет оправиться до конца жизни. Но самое ужасное заключалось в том, что эта трагедия произошла по ее вине. Нужно было прислушаться к доводам сердца, а не к равнодушным аргументам Клайва и других людей.

Анна с сочувствием смотрела на убитую горем гостью и все сильнее прижимала к груди собственного ребенка.

– Фрэнсин, дорогая, слезами горю не поможешь, успокойся, – нежно говорил Клайв.

Но она уже не владела собой. Сердце бешено колотилось в груди, а из горла вырвался хриплый вой. Ее окутал мрак, а под ногами разверзлась страшная бездонная пропасть. Она падала в эту пропасть, и ей казалось, что жизнь покидает ее истерзанную страданиями душу. В последнее мгновение она вдруг увидела перед собой сияющее от радости лицо Рут. Девочка смеялась и звала маму к себе, протягивая к ней тоненькие ручонки. Фрэнсин рванулась к ней, но дочь исчезла так же внезапно, как и появилась. Несчастная мать издала громкий крик, схватилась руками за голову, и спасительная темнота накрыла ее.

Клайв вынес ее на свежий воздух и положил на коврик у хижины. Тело Фрэнсин обмякло, и Клайв испуганно приложил ухо к ее груди, чтобы убедиться, что она жива. Пульс почти не прослушивался. Он начал тормошить ее, без конца повторяя ее имя. Собравшиеся вокруг них жители деревни с трудом оторвали его от Фрэнсин, объясняя, что человека в таком состоянии трогать нельзя.

– Она будет спать всю ночь и весь следующий день, – сказала какая-то женщина. – Но тормошить ее ни в коем случае нельзя.

В конце концов, они оттащили Клайва в сторону и усадили под деревом, откуда он с отсутствующим видом наблюдал, как женщины осторожно завернули Фрэнсин в шерстяное одеяло и отнесли в хижину.

– Не волнуйтесь, господин, они присмотрят за ней, – успокоил его суетившийся поблизости Исмаил. – Они знают, что нужно делать в подобных случаях.

– Я должен доставить ее в больницу, – пробормотал Клайв, прекрасно понимая, что в данных обстоятельствах его слова прозвучали очень глупо.

– Она сейчас не сможет проделать обратный путь, – тихо сказал Бата и положил руку ему на плечо. – Они правы, она может умереть, если ее не оставить в покое на пару дней.

– Для нее это страшный удар, – угрюмо произнес Клайв, чувствуя, что и сам может свалиться от такого потрясения.

Странно, но его больше всего поразил не рассказ Анны об обстоятельствах смерти Рут, а реакция Фрэнсин. Ему казалось, что она отнесется к этому более спокойно, так как давно уже твердила, что ее дочь погибла и искать ее нет смысла. К тому же никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. Фрэнсин всегда была твердой, волевой, прекрасно владела собой и никогда не проявляла слабость даже в самых отчаянных ситуациях.

Исмаил свернул огромную сигару из табака, который подарили ему гости, и повернулся к Клайву:

– Она немного поспит и придет в себя… А вам, господин, тоже не мешало бы отдохнуть. Мои люди накормят вас и отведут в дом, где вы сможете немного вздремнуть. А мы пока подготовимся к сегодняшнему празднику. Всю ночь мы будем танцевать, петь песни и пить домашнее пиво.

Когда все ушли, Клайв прислонился к стволу дерева и долго, смотрел на темную стену джунглей. Как странно все-таки устроена жизнь. Он и Фрэнсин проделали нелегкий путь, чтобы узнать ужасные подробности о смерти дорогого им человека, но они и представить себе не могли, что Рут постигнет такая жуткая участь. Никто из них не надеялся услышать, что она жива, но информация, полученная от очевидца тех ужасных событий, оказалась настолько страшной, что они едва ли когда-нибудь смогут ее пережить.

И тем не менее это известие должно положить конец их многолетним мучениям. Все-таки в тех злых словах, которые обрушила на него Фрэнсин накануне отъезда, была значительная доля правды. Судьба Рут и тщетные поиски ее следов в джунглях – это единственное, что объединяло их в последние годы. Рут была призраком, витавшим между ними и державшим в своих мертвых руках тонкую ниточку тех некогда прочных отношений, которые связывали их в военные годы. Он делал все возможное, чтобы эта ниточка не порвалась, не желая понимать, что она становится тоньше с каждым годом, и он никогда не сможет вернуть их прошлое. Да, как это ни печально, но он действительно терзал ее сердце бессмысленными поисками, лишь бы иметь возможность хоть изредка находиться рядом с ней. «Да, старик, – пробормотал он себе под нос, – тебе попались плохие карты, так что не стоит надеяться на победу в этой игре. Ты проиграл».

Клайв посмотрел на грозовые тучи, готовые пролить на землю небесную влагу. Почему же так получилось, что он полностью сосредоточился на прошлом, на Рут и на их прежних отношениях, а Фрэнсин преодолела в себе это бремя и занялась строительством будущего? Уж не потому ли, что она больше не могла копаться в прошлом и терзать себя несбыточными надеждами? Так почему же он не смог перестроить себя? Скорее всего потому, что очень боялся потерять ее и знал, что если она уедет в Гонконг и займется там своим делом, отношения, связывающие их, порвутся навсегда. Так оно и вышло. Она перестала зависеть от него, разбогатела, занимаясь своим бизнесом, а он не может покончить с прошлым, потому что в его сознании оно навсегда связано с любимой женщиной.

Более того, в глубине души он порой желал ей неудачи, провала, мечтая о том, как однажды она потеряет свой, капитал, и в конце концов вернется к нему. Разумеется, это были мерзкие, гадкие мысли, но он ничего не мог с собой поделать. «Пора в отставку», – колокольным звоном прозвучало в его голове. Если бы он сосредоточился не на прошлом Фрэнсин, а на ее будущем, то сейчас, вероятно, был бы рядом с ней. А когда она стала заниматься бизнесом, надо было не мешать ей, а помогать, и не только морально, но и материально. Но кто знал, что у этой маленькой женщины столько, силы воли, столько энергии и такой азарт? Ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь добьется такого грандиозного успеха и станет вполне самостоятельным человеком, не нуждающимся в посторонней помощи.

Над деревней сгущались сумерки. Высоко в небе прогремел гром, и в ту же секунду на землю обрушился очередной шквал дождя. Клайв Нейпир никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и таким несчастным.

Фрэнсин лежала на коврике в дальнем углу хижины. Сквозь круглое отверстие в потолке прямо над очагом в хижину пробивался слабый утренний свет. Женщины уже проснулись и были заняты приготовлением пищи, что-то помешивая палочкой в большом котле.

Фрэнсин чувствовала себя очень слабой, перед глазами плыли темные круги, а в сознании эхом отдавались слова Анны о гибели дочери. Правда, к которой она стремилась все эти годы, оказалась слишком тяжким бременем для ее израненной души. Теперь в ней образовалась пустота – страшная и невыносимая, как не подлежащий обжалованию смертный приговор. Смертоносный, опустошительный ураган смел все на своем пути, оставив после себя лишь жалкие осколки ее прежней жизни.

Она повернула голову и посмотрела на женщин. В тусклом свете они казались сказочными ведьмами, колдующими над волшебным зельем. Старшая из них была худощавой, с плоской, обвисшей грудью и испещренным глубокими морщинами лицом, а младшая была совсем юной девушкой со смуглой кожей и яркими, сверкающими, как угольки, черными глазами на подвижном личике. Именно она первой улыбнулась гостье и протянула ей тарелку с горячим рисом.

Фрэнсин покачала головой, давая понять, что ей сейчас не до еды, но девочка подсела ближе и принялась кормить ее с ложки. Рис показался ей безвкусным, но она не знала, такой ли он на самом деле или она просто потеряла способность ощущать вкус.

– Ты скоро поправишься, – утешила ее старая женщина, продолжая возиться у очага. – Но для этого нужно хорошо питаться. Самое страшное для тебя уже позади.

– А где тот человек, который приехал со мной? – поинтересовалась она после третьей ложки риса.

– В другом месте.

– Он еще спит?

– Спит? – удивленно воскликнула старушка. – Как бы не так! Твой мужчина – настоящий герой! Он выпил столько пива, что посрамил всех наших мужчин. Они в восторге от него. А сейчас он пьет и танцует с нашими женщинами.

Фрэнсин отодвинула руку, протягивающую ей очередную порцию риса, и приподнялась с коврика. Ее тело дрожало от слабости и с трудом подчинялось ей.

– А дождь уже прекратился?

– Нет. Муссонные дожди прекращаются только с окончанием сезона дождей.

– А вода в реке все еще поднимается? – продолжала допытываться Фрэнсин.

– Со вчерашнего дня она поднялась на пару ладоней, но с тех пор остается на прежнем уровне.

– И больше не поднимается? – с надеждой в голосе уточнила Фрэнсин.

– Нет, – ответила старуха.

Девушка попыталась сунуть ей в рот еще одну ложку риса, но Фрэнсин решительно покачала головой.

– Я хочу выйти наружу. – Она собрала все силы и попыталась подняться на ноги.

Надо отыскать Клайва и договориться с ним о времени отъезда. Здесь им больше делать нечего, а в Гонконге ее ждут срочные дела. К тому же она прекрасно понимала, что сейчас только работа сможет отвлечь ее от тяжелых мыслей.

Она встала, сделала несколько шагов, покачнулась и чуть не упала в очаг. Девочка успела подхватить ее под руки и вывела из хижины под сплошную завесу дождя. Воздух был наполнен запахом гнили и сырости. Фрэнсин посмотрела на реку – уровень воды стал заметно выше, чем вчера. Коричневая от водорослей и тины река с огромной скоростью мчалась мимо деревни, монотонно шумя и взбивая белую пену. Обратный путь по такой реке чрезвычайно опасен, но через пару дней выбраться отсюда по воде будет невозможно.

Она закрыла руками уши, чтобы не слышать слова Анны, чтобы не видеть перед собой то и дело возникающее лицо дочери.

– Где мой спутник? – спросила она девушку, стремясь поскорее убраться отсюда.

– Я отведу вас к нему, – сказала та и повела ее по узкой тропинке, заваленной мусором, ветками деревьев и огромными ошметками грязи.

Вокруг главного деревенского дома шныряли свиньи, лаяли собаки, мяукали кошки, а изнутри доносились пьяные голоса мужчин. Девушка помогла Фрэнсин взобраться на крыльцо и повернулась к ней:

– Он там.

Фрэнсин вошла внутрь и прищурилась, стараясь привыкнуть к полумраку. Наконец она разглядела сидящего на циновке Клайва с большим кувшином между коленями. А вокруг него лежали обнаженные тела его мертвецки пьяных собутыльников. Один только Исмаил сидел, покачиваясь, рядом и таращил глаза на Клайва.

– Клайв! – позвала она, возмущенно оглядывая это безобразие.

Он открыл покрасневшие глаза и долго смотрел на нее, не понимая, что она от него хочет.

– А, это ты. Заходи.

– Клайв, как ты можешь! – рассердилась Фрэнсин.

– А тебе какое дело? – огрызнулся он, с трудом удерживая равновесие.

– Надеюсь, ты больше не будешь пить? – смягчилась она, понимая, что побудило его к этому.

– Не буду, если ты не будешь больше реветь, – старательно выговаривая слова, ответил Клайв и заглянул в кувшин. – Пустой. Знаешь, у них получается неплохое рисовое пиво, но почему-то оно быстро заканчивается. Надо сделать выговор бармену.

– Клайв, обещаю, я не буду больше плакать, – сказала Фрэнсин. – А ты пообещай, что не будешь больше пить. Нам нужно поскорее убраться отсюда, пока уровень воды в реке не достиг критической отметки.

– К чему такая спешка, радость моя? – Клайв протянул руку и потрепал Исмаила по щеке: – Бармен, где пиво? Что за безобразие!

Туземец посмотрел на него мутными глазами, тяжело вздохнул и беззвучно рухнул на пол.

– Клайв, ты как хочешь, а я уезжаю, – решительно заявила Фрэнсин, поворачиваясь к двери. – А ты можешь оставаться здесь. до окончания периода дождей. Бата, разумеется, поедет со мной.

Она вышла из хижины, Клайв прокричал что-то вслед, но она уже его не слышала.

Дождь не прекращался ни на минуту, и Клайв растерянно смотрел на взлетно-посадочную полосу местного аэропорта, размышляя над тем, сможет ли хоть один самолет приземлиться или взлететь при такой погоде. Небольшой самолет марки «Бичкрафт» казался маленькой букашкой на фоне огромной взлетной полосы, и теперь оставалось надеяться лишь на мастерство пилота и на надежность двигателя. Через несколько минут самолет должен взлететь, а пока пилот прогревал двигатель и проверял работу механизмов.

Клайв повернулся и посмотрел на Фрэнсин. Она говорила по телефону и, судя по всему, давала своим служащим в Гонконге какие-то указания. Несмотря на то что она говорила на тайском диалекте, он понял несколько слов: «завод», «график», «строительство», «архитектура». Фрэнсин похудела за эти две недели, а ее лицо стало еще более суровым и строгим, однако она по-прежнему излучала энергию и непоколебимую уверенность в своих силах.

Закончив разговор, она положила в сумку записную книжку и быстро направилась к нему.

– Все в порядке? – поинтересовался Клайв.

– Да, все идет по графику, – улыбнулась она.

Он смотрел на нее и просто не мог поверить, что перед ним та самая женщина, которая когда-то казалась ему беспомощной и по-детски наивной.

– Ну что ж, я рад за тебя.

– Ну ладно, Клайв. – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Спасибо за помощь и вообще за все. – Она провела рукой по лбу.

Под глазами у нее пролегли темные круги, которые ей не удалось спрятать даже за толстым слоем косметики. Последние дни она не наскакивала на него, ни в чем не упрекала, но он и без того знал, что между ними все кончено и теперь у него больше не будет повода для встречи с ней.

– Фрэнсин, – осторожно начал он, тщательно подбирая слова, – я знаю, что это наша последняя встреча. – Он с трудом узнал собственный голос.

– Отчего же? – с наигранным недоумением проговорила она. – Ты можешь в любой момент приехать ко мне в Гонконг, Я покажу тебе свой завод. Только позвони предварительно.

– Знаешь, пока ты приходила в себя в той хижине, я еще раз поговорил с Анной. – Клайв посмотрел на нее с опаской, словно ожидая, что она прервет его и не даст договорить до конца.

Она действительно подняла руку, чтобы его остановить, но потом передумала и напряженно ждала продолжения.

– Фрэнсин, это последнее, что я хочу сказать тебе. Она видела, как солдат проткнул девочку штыком и как лезвие вышло с другой стороны. У нас нет оснований не доверять ей. Но она не видела лица этой девочки и не может дать гарантий, что это была именно Рут. Я сначала не поверил ей и специально переспросил, видела ли она лицо этой девочки, на что она ответила, что нет, не видела.

Фрэнсин судорожно прижала руки к груди:

– Клайв, ради всего святого…

– Все, молчу, – поспешил он успокоить ее, затем наклонился и поцеловал в щеку. – Уходи, то есть улетай.

Он еще надеялся, что она скажет ему хоть что-нибудь на прощание, но она молча повернулась и быстро зашагала к самолету, прикрываясь от дождя кожаной сумкой. Вслед за ней спешил туземец, который нес ее чемодан и даже успел раскрыть над ней зонт. А Клайв смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла за плотной пеленой дождя. Через минуту послышался натужный рев мотора, самолет прорезал стену дождя и исчез в покрытом грозовыми облаками небе.

– Прощай, Фрэнсин, – прошептал Клайв и, опустив голову, побрел прочь.