Он стоял на углу у Сретенских ворот. Налево пышно расцветал сквер, ведущий к почтамту, направо, за домами, темнел другой, спускающийся к Трубной площади. В той стороне, должно быть, и исчез долговязый.
Левка медленно перешел улицу и оказался в солнечном сквере. Все цвело и кипело, на скамейках грелись пенсионеры, два малыша дрались из-за велосипеда, а третий разъезжал вокруг клумбы на педальном автомобиле, поглядывая на всех снизу вверх очень строго, — лилипутик с насупленными бровями собственника.
«Ладно, — сказал Левка, — побаловались и хватит».
Он подошел к скамейке и втиснулся между двумя девчонками в таких коротких юбках, что они открывали чуть ли не две трети ног.
— Закройте бледные колени, — мрачно бросил им Левка, — дети вокруг.
Девушки фыркнули, но не нашлись что ответить, и, подождав для приличия минутку, встали и ушли.
— Тоже мне пенсионер, — сказала на прощанье одна.
— Ненормальный, — сказала другая. Левке было наплевать: до Лариски им еще ой сколько тянуться!
«У Лариски во фигурка! — сказал себе Левка, и сердце у него заныло. Он заерзал, вспомнив о своей жизненной катастрофе. — Ну, догнали мы долговязого, а семь желаний где? Где двадцать пять рублей хотя бы?»