Секондхендж

Глава 4

Обернулись. Рядом с каменным столпом, опираясь на батожок, стоял некто бомжеватой наружности и щурил на троицу недобрые охальные глазёнки. Откуда взялся, неясно. Впору было усомниться в естественном происхождении пришельца. Не зря же баклужинская жёлтая пресса то и дело публиковала сообщения о древнем хранителе Секондхенджа, что показывался порой грибникам.

Но нет, уж больно одет современно. То есть относительно современно: ветхая шубейка из Чебурашки и такая же шапчонка.

— Ты из местных, что ли, дед? — оправившись от неожиданности, спросил сухопарый Арсений.

Однако местные, по данным той же баклужинской прессы, реликтовой дубравы боялись до дрожи. Старожилы, ежели их расспросить, выложат как на духу: кто сюда из сельских когда ходил (пьяный или на спор) и кто на каком дубу потом петельку себе ладил.

— А сами-то вы, я гляжу, не местные, — прозвучало в ответ.

— Учёные мы, дед, — соврал Арсений.

— Не-э… — осклабился старикан. — Это вы ещё неучёные. А как учёными станете, поздно будет.

Кажется, перед злоумышленниками стоял тот, кто мог бы развеять многие их сомнения относительно заклятого места. Уяснив это обстоятельство, Арсений шагнул к старикану, протянул руку и открыл было рот, чтобы представиться, но тот предостерегающе приложил сухой пергаментный палец к сухим пергаментным губам. Видимо, содрогать воздух именами вблизи капища было неразумно и небезопасно.

— Вы, я вижу, человек сведущий, — сказал Арсений, перейдя на «вы», как и подобает учёному. — Можно задать вам пару вопросов?

— Отчего ж нельзя? Задавай…

— Это действительно гиблое место?

— Гиблое, — кивнул старикан.

— И им действительно владеет вражья сила?

— Какая вражья? — не понял тот.

— Ну… дьявольская.

— Ни-эт… — решительно сказал старикан. — Дьяволу сюда тоже соваться не стоит. Копыт не соберёт.

Трое очумело глянули в кривой просвет меж тёсаными столпами, где лежала пегая от влаги заклятая земля Секондхенджа.

— Так что же там? — с запинкой спросил Арсений.

— По-нашему говоря, размыкало, — последовал ответ.

— Э-э… простите…

— Размыкало, — повторил старикан, беря батожок под мышку. Хлопнул в ладоши, секунду подержал их сведёнными, затем резко развёл. Вынул батожок из-под мышки и, выжидательно глядя на собеседника, опёрся снова. Вернее даже не на собеседника он глядел, а поверх его головы. По старой подпольной привычке Арсений оглянулся. Нигде никого.

— И-и… простите… что же оно размыкает?

— Всё.

— Ну, например?

— Например, нас.

— С чем, простите?

— Да почитай, со всем.

— А подробнее?

— Подробнее… — Старичок призадумался. — Ну вот, скажем, ты — герой. Родину защищал. Многих её врагов насмерть положил. Подвигов насовершал — не счесть. И дёрнуло тебя, понимаешь, зайти туда… — Указал батожком в кривой просвет меж камнями. — Хлоп — и разомкнуло! Отшибло напрочь, что ж это за Родина и чего ты ради столько народишку побил. Подумаешь так, подумаешь, достанешь ствол да и застрелишься…

— Й-оксель-моксель… — еле слышно вымолвил совиноглазый Артём. Но такая случилась тишина, что все расслышали.

— А… а как же в газетах пишут… про Секондхендж…

— Да мало ли что там в газетах!

Преодолев оторопь, переглянулись.

— Ну, допустим! — с неестественной бодростью заговорил Арсений. — А если, скажем, политик? Тоже разомкнёт?

Ответил дедок не сразу. Смикитил, видать, что выспрашивают не просто из любопытства.

— Разомкнёт… — малость помедлив, согласился он.

— А этого-то с чем?

— А с идеей! Ради которой он все свои пакости творил. Бац — и готово. Пакости помнит, а идею забыл.

— Но… не убивал же никого…

— Политик? — недоверчиво привизгнув, переспросил старикан. — Не убивал? Окстись! Да на политиках больше кровушки, чем на всех героях вместе взятых. И вот ка-ак это всё разом до него, до политика то есть, дойдёт…

— До политика?! — теперь уже привизгнул Арсений. — Господь с тобой, дедушка! Ты что такое говоришь?

— Нет, тут-то, понятно, не дойдёт, — нимало не смутясь, пояснил тот. — А там… — покосился он на каменные громады. — Там — мигом.

И все невольно отодвинулись от исполинской надолбы.

— Ты пойми, — проникновенно молвил дедок, с участием глядя на собеседника, — пока ты вместе со всеми, какой с тебя спрос? А как разомкнёт — тут-то тебе даже и спрятаться не за кого… ни за Родину, ни за партию…

— Ну а, допустим, совсем молодой политик? — продолжал осторожно и неспроста выпытывать Арсений. — Юный, так сказать, неоперившийся…

— Да может, оно ещё и хуже, что неоперившийся, — поразмыслив, сказал бомжеватый мудрец. — Молодой — он в идею крепче старого верит. Есть что с чем размыкать…

Замолчал товарищ Арсений, задумался. Видя такое дело, в беседу решил вступить товарищ Артём.

— А скажи-ка, дед… — завёл он, и был в свою очередь внимательно осмотрен желтоватыми охальными глазёнками.

— Тоже учёный? — с подковыркой полюбопытствовал дедок.

— Нет, — чуть замявшись, отозвался тот. — Я так… лаборант… — И опять поправил сбрую под пиджаком.

— И о чём же ты, лаборант, спросить хотел?

— Да насчёт Стоунхенджа. Который в Англии… Там тоже так же?

— А, ты вон о чём… Нет, то размыкало, которое в Англии, оно давно уж не работает.

— Почему? Энергия кончилась?

— Как она тебе кончится? Капище-то на земное ядро закорочено.

— А почему ж тогда?

— Ключевую перемычку со столбов сняли — с тех пор и не работает.

Совиноглазый обернулся и внимательно осмотрел сумрачные каменные громады.

— А где она здесь, эта перемычка?

— Так тебе всё и скажи! — ухмыльнулся старикан.

Теперь уже задумался Артём.

— Пвавивьно ви я… — запинаясь, начал поэт и тоже замолчал.

— Правильно, правильно… — ласково успокоил его дедок. — Всё ты, голубь, понял правильно. Только соваться тебе туда не след.

Бледный одутловатый юноша в столыпинском галстуке зачарованно смотрел в просвет меж камнями. О чём он думал? Возможно, о том, что вот куда бы загнать всех этих классиков баклужинской литературы с их надменно искривлёнными лицами. Что они смыслят в новой космической поэзии, скованные традициями педанты? И, наверное, сладостно было представить, как сработает древнее размыкало — и прозреют слепцы, и поймут с ужасом, что всю жизнь следовали мёртвым бессмысленным канонам, поклонялись мумиям…

— Вафы идовы — девево… — прошептал он так тихо, что не был понят никем. Поэтому последнюю фразу его есть резон перевести.

«Ваши идолы — дерево», — так прозвучала бы она в традиционном произношении.

— Спасибо тебе, дед! — внезапно выпав из раздумий, произнёс сухопарый Арсений. — А вот где бы обо всём об этом ещё и прочесть?

— Прочесть? — оторопел старикан, замигал. — Да понаписано-то много всего… Тебе как? Поволшебнее? Понаучнее?

— Понаучнее, — сказал Арсений.

— Если понаучнее, то был такой Савелий Сирота…

— Почему был?

— Потому что весь вышел, — насупившись, отвечал старикан. Не любил, должно быть, когда перебивают. — А называется книжка «Промывка ауры в корень».

— Как? — не поверил Арсений.

Старикан сухо повторил.

— А кто он, этот Сирота?

— Ауролог.

— Это которые, что ли, урологию отрицают?

Возможно, вопрос был задан вполне серьёзно, по незнанию, однако прозвучал как неуклюжая попытка пошутить. Старикан обиделся окончательно, повернулся и, даже не попрощавшись, двинулся прочь, в сторону Колдобышей. Трое озадаченно глядели ему вослед.

— Выясни потом, кто такой, — негромко велел Арсений.

Артём кивнул.

— «Промывка ауры в корень», — недоверчиво повторил Арсений и, хмыкнув, покачал головой.

Ветхая шубейка из Чебурашки помаячила-помаячила и скрылась за ребристым плечом мегалита.

— Это всё ладно, — хмуро сказал Артём. — А как ты сюда Портнягина собираешься заманивать?

— Понятия не имею, — честно признался Арсений. — Для начала неплохо бы со старичонкой разобраться. Может, он тут голову нам морочил…

— Зачем?

— А так. По деревенской привычке. Хлебом не корми — дай городскому лапшу на уши повесить. Тем более учёному…

— Ну так проверить-то не поздно, — заметил Артём и оглянулся. — Э!.. — ошеломлённо вскричал он. — А этот куда делся?

Глашатая Космической Гармонии в окрестности не наблюдалось. Сообразил, видать, нехристь, что одной попыткой загнать его на заклятую землю Секондхенджа товарищи по партии не ограничатся, и счёл за благо незаметно удалиться, покуда цел. Уходил, надо полагать, осмотрительно ступая по сухому, поскольку следов на влажной почве высмотреть также не удалось.

— Ладно, бог с ним! — буркнул Арсений. — Ты, кстати, тачку-то замкнул? Не угонит?

— Не угонит, — сказал Артём. — А всё-таки. Как заманивать будем? Если Портнягин и вправду настоящий колдун…

— Колдун, колдун, — заверил Арсений.

— …значит, всё об этих местах знает. Его ж в размыкало на аркане не затащишь… — запнулся, что-то прикинул. — Хм… А правда! Чего мудрить? Подстеречь, сунуть в багажник, привезти сюда…

— А охрана?

— С охраной разберёмся.

— Даже и не вздумай! — оборвал старший товарищ. — С ума стряхнулся? Похищение лидера… Весь муравейник разворошишь!

Совиноглазый сплюнул с досады, поморщился — и вдруг что-то, видать, неподалёку приметил.

— Чего там?

— Наследил-таки наш придурок, — с довольным видом сообщил Артём. — Во-он там… Только куда ж это его понесло?

Товарищи по партии приблизились к участку влажной почвы. Следы поэта отпечатались на нём с типографской чёткостью. И вели они прямиком в размыкало.

— Он что, сбрендил? — вырвалось у Артёма.

Насколько всё-таки обыватели превратно истолковывают высокие порывы творческих натур! Ну почему обязательно сбрендил? Почитайте классиков. Истинный служитель муз всегда бежит от суетного света, всеми фибрами своей ранимой души желает отрешиться от ненавистного общества. А тут рядом Секондхендж. Пять шагов — и ты волен и независим. Тебе-то чего бояться, если рукой твоей водит Космический Разум? Ей-богу, нужно быть последним мещанином, чтобы не рискнуть и не воспользоваться такой возможностью.

Судорожно перезвездясь, оба православных коммуниста заглянули в каменный проём. В десятке шагов от них произрастал корявый спрутообразный дубок, раскинувший щупальца почти над самой землёй. Так что пришлось самородку вешаться в сидячем положении. В качестве верёвки он, как это вообще принято у интеллигентов, воспользовался галстуком.

Видно, не только с традиционной поэзией разомкнуло горемыку, но и со своею собственной. Понятие Космического Разума исчезло, а сомнительное стихотвореньице осталось. Вник, пришёл в ужас — ну и…

— Так… — хрипло вымолвил товарищ Артём. — А снимать кто будет? Я туда не полезу.

Сухопарый Арсений молчал, угрюмо играя желваками.

— Не будем мы его снимать, — постановил он чуть погодя. — Так оно даже лучше… в рамках предвыборной кампании. Вчера он поганцу руку публично пожимал, а там вышел, пошёл — и удавился. Жаль только, на дубу. Ну да что делать, осины здесь не растут…