ГЛАВА 24.

Дмитрий Олегович Рокотов второй день пребывал в пресквернейшем настроении. Он злился на себя, на Машку, на ангину и те обстоятельства, которые привели его в такую постыдную ситуацию.

Он то вспоминал, с каким пафосом и самодовольством потребовал у секретарши даже не мечтать его, такого раздутого самомнением индюка, хоть как-то «впечатлить». То перед его внутренним взором до мельчайших подробностей всплывало её рассерженное лицо и то недоумение, с которым она его заверяла, что даже не представляет, какая сила способна её заставить увидеть вдруг в нём мужчину.

Потом он мучил себя воспоминаниями о том отвращении и даже брезгливости, написанными на её перепуганном личике, когда она от него отскочила, прервав поцелуй.

«Я – похотливое чудовище! – раз за разом повторял себе Дмитрий Олегович, добивая свою самооценку, - Девчонка меня, считай, с того света вернула, носилась со мной, как с писаной торбой, а я так постыдно её отблагодарил!».

Ему не хотелось анализировать свои ощущения и чувства, под действием которых он так очевидно и даже охотно и радостно наплевал на собственные принципы – не связываться с подчинёнными. Скорее всего, это был просто страх узнать о себе что-то такое, что наполнит душу тоской и страданием, а разум вынудит зло над собой шутить и измываться…

***

Он появился в офисе в понедельник мрачным и злым. И затравленный взгляд секретарши и её нерешительное «доброе утро» радости ему отнюдь не добавили.

Он объявил Марии Валентиновне, что отныне никакого латте пить не будет и, вообще, ей больше не стоит утруждать себя «бытовым обслуживанием» босса. Пусть всё своё время и энергию направит исключительно на решение рабочих вопросов.

В течение дня он общался с секретарём исключительно посредством селектора и ужасно злился, что за время его двухдневного отсутствия на работе, накопилась масса вопросов, которые он без помощи секретарши решить был не в состоянии.

Когда время обеденного перерыва давно наступило, а Маша так и не попыталась отпроситься у него на обед, Дмитрий Олегович вышел из кабинета и очень строго и холодно распорядился:

- Никакие голодные бунты со мной не пройдут! Вы немедленно собираетесь и уходите обедать! Я ясно выразился?!

Под его гневным пристальным взглядом девушка сначала испуганно замерла, стараясь собраться с мыслями, а потом решительно выпалила:

- Только при условии, что Вы позволите накормить и Вас!

Перед глазами мужчины пронеслась картина, как она сидит у его изголовья и терпеливо кормит его из ложечки. Он скрипнул зубами, отгоняя от себя мысли, как она, бедная, вынуждена была его жалеть и, насилуя себя, о нём заботиться, а потому холодно выплюнул:

- Вы, Мария Валентиновна, мне не сиделка и не добрая мамочка. Вы – моя секретарша и только! Надеюсь, Вы, наконец, вспомните об этом!.. Я не нуждаюсь ни в чьей благотворительности!

Маша растерянно захлопала глазами, вобрала голову в плечи и покорно поплелась обедать.

***

Аппетита не было вообще. А мысль, что из-за её развязного поведения, по-сути, больной человек вынужден морить себя голодом, лишь бы держаться от неё подальше и не давать ни малейшего повода снова на себя наброситься, делала время обеда совершенно невыносимым.

Мария Валентиновна, наплевав на вполне однозначное приказание босса оставить его, бедного, в покое, всё же, взяла Дмитрию Олеговичу щедрую порцию домашней лапши с кусочками курицы, лёгкий салат и пару куриных котлет с запеканкой из вишен.

Молясь, чтоб её, хотя бы, просто «послали», а не выставили из кабинета буквально взашей, Маша решительно вошла к Рокотову и, не обращая внимания на его нерешительное бурчание и явное недовольство, расставила перед ним тарелки и вазочки.

- Дмитрий Олегович, Вы можете меня хоть как презирать и ненавидеть, но загнуться от голода я Вам не дам! – она с вызовом заглянула в его сейчас, как ей показалось, испуганные глаза.

- Я никого не презираю, - спохватился босс, - просто не хотел лишний раз обременять…

Он уставился куда-то в сторону, пряча взгляд от Марии. Для девушки этой заминки оказалось достаточно, чтоб прийти к выводу, что её, во-первых, из кабинета никто не выгонит, а во-вторых, девушка поняла, что этот раунд она выиграла, и её босс, по крайней мере, поест.

Она закончила с сервировкой, сунула ему в руки салфетку и со словами: «Я зайду позже и всё уберу», вышла за дверь…

***

- Мария Валентиновна, прошу Вас, зайдите ко мне в кабинет! – слова прозвучали жёстко и сухо, как будто, человек на том конце провода прилагал все силы, чтоб не допустить никаких, даже малейших, проявлений человеческих чувств.

Маша робко вошла в кабинет и застыла на пороге.

- Присаживайтесь, пожалуйста, - так же без эмоций произнёс её босс, - Я Вас не съем. Сложившаяся между нами ситуация требует некоторого разрешения, как Вы считаете?

- Я могу лишь ещё раз извиниться, - промямлила Маша, пряча глаза.

Мужчина отмахнулся от этой реплики, как от назойливой мухи, поскольку собирался высказаться сам, а не слушать лицемерно-испуганные речи подчинённой.

- Я принимаю Ваше предложение забыть об этом… случайном инциденте и, конечно, приложу все силы, чтоб никогда больше подобного не повторилось!

- Я тоже все силы приложу…

- Кроме того, хотел бы Вас заверить, что такое поведение я резко осуждаю и, вообще, не приемлю. Вам этого достаточно? – мужчина пытливо заглянул Маше в глаза, надеясь и страшась одновременно увидеть там облегчение.

- Да, я всё поняла, - Мария покраснела до кончиков волос, - Пожалуйста, давайте примем, как данность, что всё уже случилось и больше не будем во всём этом копаться! В конце концов, это же просто поцелуй, - девушка жалобно посмотрела на своего мучителя.

Тот нахмурился, горько хмыкнул своим мыслям и просто молча кивнул, взмахнув рукой в сторону двери, жестом давая понять, что разговор окончен и она может идти…

Загрузка...