Секретный ингредиент. Неуязвимый агент КГБ рассказывает личную историю из закулисья спецслужб

Глава 12. Вербовка только началась

Поиски шпионов, диверсантов, вредителей — таковой была наша задача. Пятое управление, идеологическое, занималось проверкой людей, которые вели свою политику, не вяжущуюся с политикой партии и правительства. А у нас была оперативно-розыскная работа. То есть негласные и официальные источники. Мы с ними встречались примерно раз в неделю.

Это были регулярные встречи для планирования задач, их выполнения, получения информации, ее анализа и нового сбора.

Если возникала какая-то проблема, то поле решения вопроса расширялось, мы со всех сторон получали информацию, делали подробнейший анализ, и только на базе этого анализа готовился заключительный документ — своего рода презентация, в которой обозначалась и простраивалась проблема, давались причины возникновения и четкие указания, что нужно делать. С полной картиной мы шли в высшие эшелоны власти, чтобы их проинформировать.

Что касается второго важного аспекта работы — поиска агентуры (прежде всего американской, английской, французской, немецкой, то есть ключевых стран Запада; они же, естественно, работали против нас и создавали собственную сеть, так называемые резентуры при посольствах), — нашей задачей было выявлять их источники, причем быстро, не дав им воплотить свои замыслы по сливу информации.

Давайте разберемся подробнее. Что значит «выявлять»? Ведь если разведка имеет источник информации, она все делает для обеспечения его безопасности и прикрытия. Бережет ценную единицу, потому что работа по ее привлечению проводилась долгая, тщательная, кропотливая.

При выборе кандидата для последующего использования как источника информации учитывались прежде всего его осведомленность в государственных секретах, круг связей, материальное положение, личные и деловые качества, наличие компрометирующих факторов, обстановка в семье и на работе, отношение к нему окружающих.

Затем создавалась ситуация, благодаря которой можно было встретиться лично. И наконец, под вполне благовидным предлогом начиналось негласное сотрудничество по сбору интересующей информации. Естественно, за хорошее вознаграждение.

Каждый согласившийся сотрудничать проходил инструктаж по соблюдению конспирации в работе и по мерам безопасности. Личные контакты с нами прекращались, дальнейшая связь осуществлялась через тайники и по радиоканалам.

Миниатюрный передатчик отправлял информацию на специальный космический спутник в сжатом виде за доли секунды. Такой сигнал практически невозможно засечь, не имея на вооружении подобного арсенала.

Агент, собрав и подготовив информацию к передаче, делал фотосъемку на микрокассету и оставлял ее в заранее условленном месте. Выемку таких закладок осуществляли разведчики. Они соблюдали необходимые меры безопасности и исключали слежку.

Выявление действующего шпиона — сложная и трудоемкая работа, требующая профессионализма, системности и умения анализировать разрозненную информацию.

Мне удалось рассекретить одного из серьезнейших агентов, который долгие годы был источником информации для американского Центрального Разведывательного Управления.

Вам интересно, как у меня получилось на него выйти?

Мы получили информацию от разведки: у американцев есть источник, который работает на особом режимном объекте, и о нем известно, что у него полноценная семья и что живет он в высотном доме. Вот и вся пища для размышлений. Лови шпиона, Николай. (Смеется.)

Мы с сестрой, конечно, не знали, где работает наш папа. И то, что каждый год мы с ней ходили на новогоднюю елку в клуб Дзержинского, никак не могло навести нас на мысли о КГБ. Из этого не делали особую тайну, просто мы в семье никогда об этом не говорили. Я не помню, чтобы мы когда-нибудь обсуждали папины рабочие дела, я не знала его коллег или друзей, у нас никого из них не бывало дома. Папа, что называется, оставлял все рабочие вопросы за пределами дома и семьи. А поскольку телефона у нас в квартире не было, то ничто его не отвлекало от нас с сестрой.

Как-то Лиза младшей школьницей поехала в пионерский лагерь. Лагерь был ведомственный, поэтому даже и названия у него не было. Помню, что он был где-то на берегу Азовского моря.

Вы наверняка знаете, о чем в лагерях вожатые разговаривают с маленькими детьми, когда проводят «командообразующие сессии». И если я на тренингах взрослых людей прошу рассказать о себе, то детей просят рассказать о родителях. Не знаю, что там отвечала Лиза про папу. Наверное, что папа у нее инженер. Но когда она вернулась домой, то с загадочным видом сообщила нам: «А у нас в отряде была девочка, у которой папа работает в КГБ!» Родители переглянулись; папины глаза стали глубокими, а мама как ни в чем не бывало спросила: «Интересно, а что он там делает?» «Линолеум кладет!» — гордо ответил ребенок. В папиных глазах возник вопрос: «А что, так можно было?»

Он навел справки. Оказалось, что папа этой девочки действительно работал в КГБ, в хозяйственной части, которая занималась ремонтом и строительством. Ее сотрудники клали не только линолеум, но еще и паркет, и доски, и плитку, и все, что можно было «покласть».

Глава 13. Сын за отца не отвечает

Начали разработку версий и людей. Собрали все адреса этих высотных домов — на тот период времени в Москве их оказалось ровно двадцать.

Создали большую команду, чтобы собрать все данные о жильцах этих домов. Ребята разобрались за несколько недель, и я начал анализировать.

Один дом около Садового кольца с самого начала привлек мое внимание. На пятом этаже в квартире с окнами во двор жила семья из трех человек: муж, жена, сын. Мужчина работал на особом режимном объекте, причем на очень важном для страны, где находилась серьезная информация. Там были так называемые «красные книги».

В условиях войны информация была бы золотая. Потому что, к примеру, любой самолет в обычном режиме использует одни частоты, а в военное время — совершенно другие. Зная, какие именно частоты использует противник, его легко заманить в ловушку и переиграть.

Вот к таким «красным книгам» у подозреваемого был доступ. И на американцев он вышел сам, инициативно.

Если посмотреть на работу органов по всему Советскому Союзу изнутри, увидишь, что в системе чего только не бывает. Инициативников проще всего выявлять — они не обучены хитрым системам безопасности, не так аккуратны, как профессиональные разведчики. Они появляются открыто и ищут доступа, встречи с теми же американцами или англичанами, чтобы предложить свои услуги. В основном это категория людей, которая ходит за деньгами. Заработать и возвыситься. Таких людей полно в любом месте страны.

И вот этот милый человек, которого я подозреваю, приезжает ко мне на беседу. И рассказывает совершенно фантастическую историю.

Его высотный дом стоял рядом с американским посольством. И он однажды подготовил записочку, по пути на работу смял в комочек, обмотал липкой лентой и прилепил на машину дипломата. В тот раз американцы не прореагировали.

Со второй попытки они отозвались и вышли на него. И вскоре начали с ним работать. Так он работал на них несколько лет. Передал, конечно, большущий блок информации, серьезнейшей и тайной. Платили они ему очень большие деньги, но он эти деньги не использовал.

Доллары и рубли — все эти полученные за шпионаж миллионы — он таскал в ящиках на дачу и прятал, попросту зарывал в землю.

Мы выехали на оперативные проверочные мероприятия и сами увидели, что все зарыто на участке.

Вы спросите, почему он все рассказал? И рассказал, и показал, где прячет деньги?

Из разговора с ним я понял, что он зафиксировал наше негласное появление на квартире. Он заметил, что кто-то вскрыл его тайник со шпионскими предметами, и сразу все понял. Своим признанием надеялся на снисхождение.

Психология этого преступления довольно проста: в какой-то определенный момент он решил изменить жизнь, войти в этот таинственный процесс работы «тайным агентом». Не из-за жажды наживы, ведь он ни цента из заработанного не потратил. Просто было интересно себя испытать: «Тварь ли я дрожащая или право имею». Он решил стать человеком высшего порядка, сильным и влиятельным, но прогадал и понял это.

Не то чтобы он был хуже других по моральным качествам. Ненависти к стране и строю у него тоже не было. Просто в восьмидесятые, годы застоя и дефицита, надоело быть «обычным».

Жена была не в курсе его действий. И сын не знал. То есть это была его вторая, тайная жизнь, полная приключений.

Верховный суд приговорил его к высшей мере наказания. Расстреляли.

Глава 14. Черная быль

Город Припять был современным, даже прогрессивным. Чернобыльская авария грянула как гром среди ясного неба. Взрыв произошел в 01:23:47 в субботу, 26 апреля 1986 года, на четвертом энергоблоке. Сразу была создана оперативно-следственная бригада и направлена туда, в самое пекло. Я ее возглавил.

Знаете, есть известный американский сериал «Чернобыль». Там есть персонаж, которым в реалии был мой папа. Это человек от КГБ, который занимался там своей работой. Так вот, он показан по-американски: эдаким дурачком, ставящим свои интересы выше интересов страны.

Мне могло бы быть обидно за такой образ хотя бы потому, что папа жертвовал там своей жизнью ради спасения человечества. Но я понимаю, что это «американский взгляд» и их отношение к «людям из КГБ».

Авария грянула 26 апреля, а 28 апреля я отправилась в Киев в гости к своей подружке (тогда мы запросто дружили с украинцами). Папа нам ничего не сказал, не остановил меня. Он не имел права разглашать.

После того как он вернулся «оттуда», мама его строго спросила: «Как ты мог отпустить ребенка в это пекло? Почему не остановил?» На что папа, как обычно, пожал своими огромными и потому неуклюжими плечами. Он всегда ими так пожимал, когда хотел сказать: «Работа у меня такая — Родину спасать».

Для страны это было тяжелейшее событие. Был нанесен колоссальный ущерб, и не только самим взрывом реактора.

Фактически, четвертый энергоблок поставили на капитальный ремонт, его и готовили к этому. А что значит правильно подготовить? Это значит, нужно отсоединить все сборки, кнопки, проводки, схемы и генераторы. Это процесс долгий, и начался он давно, но команда решила внести коррективы. Тотальные.

В энергоблоке несколько раз проводился один эксперимент, суть которого заключалась вот в чем.

Представьте, у вас стоит электрическая турбина, и когда реактор отключается, то есть прекращается подача энергии, он останавливается не сразу, а минут 15–20 еще продолжает работать по инерции, отдавая электричество. Чистая экономия энергии.

Сотрудники станции, основываясь на этом факторе, решили оформить изобретение и получить за него премию. Энергоблок они отключили, но не успели зафиксировать изменения параметров вырабатываемой турбиной энергии. Тогда эти люди додумались… повторить эксперимент.

Реактор вновь был включен — и сразу остановлен. Гораздо быстрее, чем требовал регламент. В рабочей зоне реактора образовалось газовое пятно. Оно взорвалось, и взрыв приподнял верхнюю защитную плиту с радиоактивными защитными стержнями.

Это был первый локальный взрыв.

Гигантскую плиту, которая весит сотни тонн и на которой крепятся радиоактивные сборки, взрывной волной приподняло и уронило, и самое страшное в том, что она не встала куда надо, а легла с перекосом. Он произошел в зоне пассивных стержней, которые должны были полностью предотвращать нейтронный распад, но не встали нужным образом.

В результате команда станции не смогла опустить стержни защиты, чтобы прекратить эту термоядерную реакцию. Ну, дальше понятно. Это уже был неконтролируемый процесс, который закончился большим взрывом.

Радиоактивные элементы выбросило наверх, крыша вся была засыпана ими, а последствия… что уж и говорить.

Нам предстояло найти причину всего этого зла. Государственной комиссии было необходимо тщательнейшим образом разобраться в случившемся, найти виновных и организовать работу по ликвидации тяжелых последствий.

Глава 15. Суть человеческая

Что такое для человека устранение гигантского количества радиоактивных компонентов? Сколько людей было через эту процедуру пропущено и сколько после этого покинуло землю! Это же не один день: надо все вычистить, вывезти, спрятать, нейтрализовать, залить бетоном, соорудить саркофаг — представляете, какая гигантская работа была проведена! Эвакуация шла постоянно, не прекращаясь, нужно было увезти 50 тысяч человек. Волна, которая в одну ночь накрыла Припять, пошла на Брянскую область, на Белоруссию, на Европу, дошла до Швейцарии, оттуда на север. Радиоактивное облако, которое содержало в себе различные компоненты, и коротко, и долго живущие, нанесло серьезный урон всему миру. Серьезнейшая, колоссальная авария, а в основе — простая до боли человеческая жадность.

Команда теряла какие-то жалкие вознаграждения, которые исчислялись копейками. И ведь аварийная система должна была сработать автоматически, но она была отключена, все было подготовлено к ремонту…

Взрыв произошел ночью, а уже на следующий день мы были там. С первого же дня наш Комитет принимал самое активное участие в ликвидации аварии, потому что безопасность страны оказалась под угрозой.

Сразу была создана оперативно-следственная бригада, в которую вошли офицеры центральных аппаратов КГБ СССР и КГБ УССР. Мы круглосуточно находились в эпицентре. Штаб был расположен в нескольких километрах от станции в административном здании, а вовсе не в бункере, как показали в нашумевшем американском сериале.

Вот главные вопросы, на которые мы во что бы то ни стало должны были получить ответы:

— Кто конкретно принимал решение о возобновлении эксперимента на остановленном реакторе?

— Знало ли руководство станции о решении продолжить эксперимент на четвертом энергоблоке?

— Как в настоящий момент распространяются радиоактивные элементы по территории Украины и других стран и к каким последствиям это приведет?

— Эффективны ли принимаемые меры, контролируем ли мы процессы и достаточно ли этого для предупреждения новых опасных ситуаций?

— Делаем ли мы все возможное для минимизации рисков для работающих в зоне отчуждения?

— Какие последствия неминуемо наступят для проживающих на зараженных территориях?

— Какое влияние радиация окажет на экологию, флору и фауну, на земли и Мировой океан?

Все материалы, заслуживающие внимания, стекались в Государственную комиссию.

Через Чернобыль прошло очень много людей, выполнявших уборку радиоактивных отходов, работавших над дезактивацией помещений станции и прилегающих территорий, строивших над реактором мощную железобетонную конструкцию, которая сохранится в мировой истории под названием «саркофаг».

Я был на крыше здания, когда началось удаление. Крыша была завалена радиоактивными отходами. Все, кто смотрел сериал «Чернобыль», представляют эту крышу. Сначала работали граблями, потом поняли, что люди гибнут в одночасье, просто падают замертво, — и начали роботами. При этом многие роботы, которые завозились на объект, не выдерживали такой адской радиации. Отходы сбрасывались туда, назад, в пропасть, люди лезли на эту смертельную трубу, на перегородках которой тоже были отходы радиации. Это реально было похоже на съемки сериала, как будто все не по-настоящему, как говорится, как в кино. Я иногда ловил себя на мысли: «А не сон ли это?»

Для работы использовали молоденьких солдат. Сколько их погибло сразу и потом, со временем, одному Богу известно. Статистику, конечно, преуменьшали. Понимали ли они, что идут на верную гибель? Этого никто поначалу не понимал. Их «накачивали» на героизм и помощь стране. Не было ни одного случая отказа.

Что чувствовал я, находясь на крыше реактора? Не поверите! Ровным счетом НИЧЕГО. Мне не было страшно, я не думал о последствиях, я не думал ни о чем. Бывают такие моменты, когда разум фокусируется на достижении одной цели: решить поставленную задачу и выжить. И та часть мозга, которая отвечает за эмоции, сворачивается в куколку и передает бразды правления нашему древнему мозгу, который, в свою очередь, отвечает только за выживание нас как биологического тела. Я, как руководитель, регулярно докладывал в центр о событиях и в общей сложности пробыл там месяц безвыездно. Работа была рядом со станцией, а спать, завтракать, ужинать нас увозили за десяток километров. Ранним утром мы возвращались назад, в пекло.

Как я не умер? Не знаю. Видимо, у Всевышнего были на меня еще планы. И они действительно были.

Когда папа был в Чернобыле, я училась на химическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. И у нас был большой курс по радиохимии. Мы учились правильно работать с радиоактивными элементами. Это очень непросто, потому что радиацию не видно и угроза, исходящая от нее, не чувствуется.

Когда преподаватели узнали, что мой отец сейчас в Чернобыле, у них заблестели глаза. Это блеск глаз ученого, когда у него есть идея, необычный результат или находка.

«Можешь попросить его привезти что-нибудь с собой? Мы бы здесь на практикуме поисследовали», — попросил наш куратор. Ему, похоже, это тоже казалось игрой.

Ну, я и попросила. Папа, конечно же, привез. Яблоко размером с арбузик, горстку земли. И еще я попросила его не выбрасывать волосы, когда он по приезде подстригся. Принесла все это на занятия. И оно, конечно же, имело высокий радиоактивный фон. Наши приборы даже иногда зашкаливали.

И тут преподаватель проделал такой фокус. Он поставил яблоко на счетчик прямо тем местом, откуда у яблок торчат палочки с листочком. Мы зафиксировали показатели.

Затем он разломил яблоко руками и откусил кусок мякоти. Безумец? Он еще и нам предложил. Оказалось, у яблока радиацию накапливает только сердцевина. С тех пор я не ем у яблок серединку.

Глава 16. Психология бедствий

Помните Кыштымскую трагедию в Челябинской области? Там впервые был создан завод по производству ядерного оружия, на пустом месте. Никакого оборудования у нас тогда не было, все проектировалось с колес. Естественно, там была куча радиоактивных отходов, были сделаны специальные секционные хранилища — гигантская траншея глубиной двадцать с лишним метров, разбитая на отсеки. Эти отсеки заполнялись радиоактивными отходами, а сверху — навозом.

И вот в одном из отсеков начала резко повышаться температура, причем специальной аппаратуры контроля еще не было и приборы часто, не выдерживая радиации, выходили из строя. Поэтому, с точки зрения контроля ситуации, вроде ничего необычного.

Но температура выросла до такого состояния, что произошел взрыв и сотни тонн отходов поднялись в воздух, образовав облако.

В срочном порядке оттуда эвакуировали тысячи людей.

Вроде никто не виноват. Комиссии, которые участвовали в проектировании, в строительстве, монтаже оборудования, всяческим образом стремились обелить себя. И если с Кыштымской трагедией им это удалось, с Чернобыльской — нет.

Вот есть реактор, который работал длительное время, потом его должны были поставить по регламенту на ремонт. Все шло по графику, жестко и четко, как делалось до этого всегда. Эксперименты по экономии энергии уже проводились, команда, которая работала в этот период на смене, должна была проводить заключительный эксперимент, завершающий всю работу. Но что-то пошло не так, где-то они замешкались, и по регламенту эксперимент надо было отменять. Но его не отменили. Виновные погибли.

Не нужно думать, что виновата русская халатность. Вот вам 1968 год, американский бомбардировщик с четырьмя атомными бомбами. На борту случилась авария, экипаж спасся на парашютах, а самолет упал на океанское дно и там взорвался. Ядерные заряды разнесло по водным просторам. Что теперь там, в Мировом океане?

Или Хиросима в 1945-м, образец человеческой жестокости и глупости. А вот Фукусима — цунами, внешний фактор, который было не предотвратить.

То есть факторы во всех случаях разные, но последствия должны быть одинаковыми. Те же американцы после катастрофы на своей атомной станции приняли решение резко изменить взгляды на атомную энергетику. У них была разработана колоссальная программа атомной энергетики, они должны были построить еще около 50 объектов. Но они осознали риски, и развитие этого сектора прекратилось.

Чехословацкая станция тоже была заморожена, и она до сих пор стоит. Ее хотят только в 30-х годах начать разбирать.

При этом сама по себе атомная энергетика содержит колоссальный потенциал, но только в том случае, если ее развивать, базируясь на опыте. Есть направление — ториевая энергетика, на базе тория, одного из радиоактивных элементов, который совершенно безопасен для человека. Если строить станции на базе тория, они будут безопасны.

У руководства страны должны стоять мудрые люди, думающие о перспективах, о решении долгосрочных проблем. Тогда у нас, у всего мира, все будет в порядке.

Глава 17. Постапокалипсис

Когда случается непоправимое, ничто не выглядит как в блокбастерах. Понимание всего ужаса трагедии приходит с годами. Так было и с Чернобылем.

Украина, климат шикарный, погода изумительная, кругом зелень, которая пожелтела после взрыва, но пока жива, сияет солнышко. То есть все вокруг располагает к безмятежности, но при этом сильно, очень сильно повышен радиоактивный фон. А вы его не ощущаете!

Последствия наступают в зависимости от того, какое количество радиации человек схватил, есть определенные пороги, где организм начинает реагировать. У меня был момент, где-то в середине моего месячного пребывания, когда я почувствовал себя очень плохо — как будто организм начал высыхать. Я постоянно чувствовал нехватку влаги, мне казалось, что внутри пересохли все органы, и это продолжалось дня два-три. Конечно, это вызвало определенную озабоченность, но я отлежался, и вроде бы у меня все эти признаки ушли. До поры до времени.

Если первично на станции погибло где-то тридцать с лишним человек, то, сколько конкретно жертв в конечном итоге унесла ядерная катастрофа, никто окончательно сказать не может. Радиация — это такая загадочная вещь, которая одним не дает шансов, а другие живут с ней десятки лет.

Я вот случайно выжил. Благодаря нетрадиционным технологиям.

Папа вернулся из Чернобыля сам не свой, ни внешне, ни внутренне. Так бывает, когда человек побывал в аду, спустившись на самое его дно. Люди из его окружения, которые тоже там побывали, уходили один за одним. А мы боролись, всей семьей.

Досталось каждому из нас, особенно маме. Я тогда студенткой не особо брала родительские вопросы в голову, а они и не грузили меня своими проблемами.

Сейчас, когда я старше своего папы тогдашнего, я могу представить, какая нужна была сила духа, желание жить и вера в помощь всех высших сил, чтобы не то что не сломаться, а просто не умереть.

Мама, как всегда, преданно подставила папе плечо помощи. Конечно, он болел: жестоко и иногда, казалось, безнадежно, он не один раз переходил за ту грань, откуда слабые духом не возвращаются. Но он столько добра сделал людям и этому миру, что если существует какая-то бухгалтерия, отчисляющая нам «по заслугам», то папин депозит там огромен. Ему всегда приходит помощь: разная и со всех сторон.

Папа всегда любил все новое, неизведанное. Он человек с открытым мышлением. И поэтому он как будто «притягивал» к себе людей с необычными экстрасенсорными способностями, владеющими в том числе нестандартными технологиями работы с телом.

Был момент в жизни нашей семьи, когда мы были готовы ожидать самого худшего. Организм отца боролся как мог. А как может бороться организм, получивший несовместимую с жизнью дозу радиации? Только с помощью чуда.

У папы началось «растворение» желудка. Я не знаю, как это назвать правильно, потому что медицине неизвестны такие диагнозы. Просто две трети желудка как будто исчезли. Причем в кратчайший срок.

Его положили в госпиталь, в отдельную палату, вроде как со всеми генеральскими почестями. Но кнопка вызова медсестры в той палате была неисправна. И когда желудок разорвался, у папы началось кровотечение. Почувствовав, что теряет сознание, он начал жать на эту кнопку. Безрезультатно. Попытавшись встать, чтобы выйти в коридор, он потерял сознание и упал на пол.

Тут случилось первое чудо. Доктор, уходя домой, почему-то решила зайти и проведать пациента. Она-то и обнаружила его лежащим на полу без сознания.

На операционном столе врачи совершили второе чудо. Они сшили обратно желудок «из того, что было». Дай Бог им самим здоровья и благополучия, потому что эти хирурги до сих пор работают в госпитале и до сих пор вспоминают этот случай.

А потом был долгий период восстановления желудка, сил и здоровья. И большую помощь в этом оказали нетрадиционные методы работы с телом, которые были и есть на грани реального, похожие одновременно на шарлатанство и волшебство. Это были и экстрасенсы, не из телепередачи про «битву», а люди с реально мощнейшими энергетическими полями, в присутствии которых гасли или включались лампочки. Они могли заживить рану на коже за несколько минут. Было впечатление, что смотришь ускоренный фильм, в котором процесс, который идет обычно две недели, занимает до двадцати минут.

Были специалисты по акупунктуре, по волновым процессам, были целители с живой и мертвой водой, с маятниками и браслетами. «Да таких целителей и сейчас хоть отбавляй», — скажете вы. Да, но папа собирал вокруг себя действительно неординарных специалистов. Многим из них он дал возможность работать и профессионально развиваться.

С тех пор прошло более четверти века. Папа восстановил себя дисциплиной, упражнениями, которые он делает с тех пор, не пропустив ни одного дня, и, конечно, своим страстным желанием жить, созидать и помогать. Но не оставляет мысль, что есть в нем секретное знание, секретный компонент. Что же это?