Секреты Советской Латвии. Из архивов ЦК КПЛ

ИДЕОЛОГИЯ, РЕЛИГИЯ, КУЛЬТУРА Коридор свободомыслия

В этом разделе мы коснемся тем, которые относятся к духовной сфере. И узнаем, что многие стереотипы о тотальном доминировании коммунистической идеологии в 70—80-е годы, как минимум, преувеличены. Возьмем период от столетия В.И. Ленина — и до XIX Партконференции.

Разумеется, СССР был официально атеистической страной. Но после религиозного ренессанса Великой Отечественной и прекращения хрущевских гонений наступил период действия неписаного «договора» между государством и церковью, который можно условно определить формулировкой «уважение чувств верующих». Как это проявлялось в Латвийской республике, повествуют данные секретного отчета председателю Совета по делам религий при Совете Министров СССР Куроедову В.А. от уполномоченного по ЛССР А. Лиепы. Время действия — 1970 год.

Несмотря на то, что по всему Союзу катился вполне себе вакханальный юбилей вождя мирового коммунизма, верующие Латвии реагировали весьма своеобразно: все конфессии увеличили число богослужений на 2 359 по сравнению с предыдущим годом. Доходы религиозных объединений выросли на 11 % и достигли 1 543 615 рублей. «От общей суммы поступлений наибольший доход — 32,5 % дали религиозные объединения православной церкви, хотя число приходов у нее меньше, чем у католиков или лютеран», — отмечал тов. Лиепа.

Первое место по числу церквей — 208 — занимали в ЛССР евангельские лютеране. Однако, согласно докладу, эта конфессия уступала другим по активности: «Ни в одной из ев. лютеранских церквей республики ежедневных богослужений не проводится» (у православных каждый день служили в 5 храмах Риги и 1 — Даугавпилса). Лютеране окрестили всего 10,5 % всех новорожденных, подвергнутых этому обряду; провели 10,1 % венчаний и 21,3 % отпеваний. «Следует отметить, что богослужения в ев. лютеранских церквах молодежью почти не посещаются», — говорится в докладе.

Тем не менее, ЕЛЦ держалась на особом контроле: «Наиболее реакционная часть духовенства пытается оправдать антинародную деятельность церкви и ее духовенства в буржуазной Латвии, в период оккупации республики немецко-фашистскими войсками». Эмигрантская церковь под водительством пастора А. Лусиса в 1970 году попыталась вступить во Всемирный Совет церквей, однако лояльный рижский архиепископ Янис Матулис послал в Женеву 31 декабря суровую отповедь: «Нельзя позволить в Ойкумене от имени латышского народа говорить людям, оставившим свою землю 25 лет назад, и которым на это латышский народ не дал ни прав, ни полномочий».

Но была и часть пасторов, которая пыталась «доказать, что приверженность к христианству не мешает гражданской деятельности религиозных граждан нашей страны и их участию в строительстве коммунизма». Что там говорить — на 7 ноября торжественные богослужения проводили!

Среди католиков Совет по делам религий ЛССР «профилактировал» декана Лапковского, который «начал вмешиваться в финансово-хозяйственную деятельность»: «Нами был вызван, от него было получено объяснение, и он был предупрежден». Католический епископ Вайвод отстранил его от должности и перевел в маленький приход. Вообще, он был завзятый реакционер — даже советские функционеры пеняли ему то, что архиепископ «весьма неохотно проводит в жизнь рекомендации Ватикана, преследующие модернизацию церковной деятельности». Скажем, службы проводит не по-латышски, а на латыни! Впрочем, разрешил не соблюдать пятничного поста в рабочих столовых. Паства ответила посещаемостью — католики в 70-м были самой активной конфессией Латвии по участию в службах в 176 храмах и 2 святых местах (кроме католиков, таковых ни у кого не было) — 91 000 человек в праздники!

Католики с их всемирными связями были весьма полезны заинтересованным советским учреждениям. Так, епископ Вайвод, декан Дзенис и ксендз Будже в декабре 1971 года направили уполномоченному Лиепе отчеты о пребывании в Ватикане и в Берлине аж на 32 листах. В частности, Будже с дивными формулировками критиковался некий немец: «молодой викарий в своем выступлении резко выступил против мира и дружбы, искажая движение за мир и само Христианское учение». Отчеты были тоже под грифом «секретно»…

По числу одновременно молящихся следом шли православные — 14,5 тысяч. Однако, «большинство духовенства лица пожилого возраста, а это, учитывая, что в сельской местности священники обслуживают несколько приходов, делает их малоподвижными и малоактивными». Из 93 православных церквей фактически не использовалось 12.

Вполне сопоставимой была и старообрядческая церковь, или беспоповское согласие — 74 храма, около 15 тысяч одновременно молящихся. Гребенщиковская община Риги так и вообще заняла 1-е место среди всех религиозных объединений республики по доходу— 58 617 рублей! Старообрядцам вменялось нарушение — христославие, с обходом прихожан на Пасху и Троицу. Это уже считалось запрещенной миссионерской деятельностью. Впрочем, как удовлетворенно отметил А. Лиепа, «Даже среди глубоко верующих почти изжита традиция т. н. “поганой кружки” (посуды, предлагаемой для пользования иноверцам и неверующим). Многие старообрядцы бреются».

Иудаизм для Совета по религиям представлял, пожалуй, самую загадочную конфессию. До такой степени, что чиновник в докладе упомянул термин «крещение (обрезание)»! Впрочем, по числу таковых «сколько-нибудь достоверных сведений об этом обряде получить не удалось». Верующие в 1970 году возвели также небольшую ритуальную постройку на кладбище Шмерли. Совет по религиям отметил, что сделано это, «используя попустительство бывшего руководства комбината благоустройства Рижского горисполкома <…> В отношении виновных приняты надлежащие меры».

Рижская синагога на ул. Пейтавас при помощи современных электрических машин и печи приготовила за год, ни много, ни мало, более 40 тонн мацы. 2,5 тонны ушло «на экспорт» — в Таллин. Совет по религиям ЛССР «вопросу мацы» посвятил 4 страницы, из 50 страниц всего отчета. Главный вывод: евреи ее не используют при отправлении культа, а едят в праздники. Стало быть, нужен налог!

Стоит отметить, что в следующем, 1971 году, тов. Лиепа направил тов. Куроедову специальный отчет о Пасхе. Во всех конфессиях этот праздник сопровождался «ночными гуляниями», в том числе у молодежи. Однако, особое внимание уделили евреям — «поскольку в основе иудейского праздника пасхи (песах) обнаруживаются элементы национализма и учитывая сложившуюся ситуацию на Ближнем Востоке».

В Риге в это время проживало около 25 тысяч евреев. Точно так же отписывалось в Москву об иудейском празднике Рош а-Шана (новый год), пришедшемся на 4 ноября:

«В самом культовом помещении находилось около 4 тысяч, преимущественно мужчин пожилого возраста. У культового здания: во дворе его и на улице, примыкающей к синагоге, — к концу молитвенного собрания находилось еще примерно столько же, но это были лица среднего возраста и молодежь обоего пола.

Царило праздничное настроение, все поздравляли друг друга, угощали и угощались спиртными напитками. Выпивали и внутри, и вне синагоги. Напитки, однако, употреблялись в столь незначительных количествах, что пьяных не было совершенно. Народу у синагоги собралось столько, что почти невозможно было пройти. Собравшиеся группировались, каждая группа, взявшись за руки, сблизившись головами (парни и девушки в особенности) тихо кружились и напевали песни».

…Так что, по совокупности фактов, приведенных в отчетах советских компетентных органов, можно заключить, что именно иудейская религия была четыре десятилетия назад в Советской Латвии наиболее активной. Если считать не «по валу», а по доле приверженцев от общей численности народа в республике. Наверное, не в последнюю очередь поэтому большинство и уехало на Землю Обетованную.

(По материалам из Государственного архива Латвии.⁴)

Сегодняшняя официозная версия истории послевоенной Латвии во многом строится на «железном занавесе», тотально ограждавшем советских латвийцев от заграницы, и, тем более, эмиграции. Открывая архивные документы, понимаешь, что это далеко не так: часть эмиграции-«тримды» активно сотрудничала с официальной Ригой.

Так, 29 марта 1972 года председатель президиума Латвийского комитета по связям с соотечественниками Имант Лешинский сообщил в ЦК КПЛ, что Гундарис Поне, гражданин США, композитор, преподаватель музыкального факультета Университета штата Нью-Йорк «прибыл в г. Ригу 6 июня 1971 г. в качестве индивидуального туриста и 7 июня обратился в наш Комитет с просьбой оказать ему содействие в ознакомлении с музыкальной жизнью Советской Латвии. С момента возвращения в США Г. Поне поддерживает с Комитетом постоянную письменную связь».

40-летнему гостю устроили персональное прослушивание его магнитофонных записей в Союзе композиторов Латвийской ССР. А все потому, что у него в Венецианской консерватории был правильный учитель — член Компартии Италии Луиджи Ноно. Лешинский характеризует идейные воззрения Поне:

«Резко осуждает враждебный нам курс эмигрантских реакционных организаций, их буржуазно-националистическую идеологию. Свои симпатии к социализму Г. Поне пытается воплотить в свои музыкальные произведения. За последнее время им написана композиция для фортепьяно “За этими воротами стонет земля”, посвященная Саласпилсскому мемориалу, инструментальная пьеса по мотивам пролетарского гимна “Интернационал”, кантата о Розе Люксембург».

Вывод главы Комитета — произведения Гундариса Поне надобно бы включить в репертуар Госфилармонии и Латвийского радио: «Это в значительной мере способствовало бы дальнейшему отрыву этого талантливого композитора от реакционных кругов эмигрантов и усилило бы прогрессивные тенденции в его творчестве».

Сочинение Поне “Sonata per violoncello solo” высоко оценил в письме и председатель Союза композиторов Латвии Г. Рамане вместе с партсекретарем СК П. Дамбисом. Их отзыв, точно так же, как и рецензии кандидата искусствоведческих наук С. Верини, кстати, выполнены на латышском. Музыкальный эксперт отмечает, что в сонате для виолончели наличествуют «традиции реалистического искусства, в большой мере использованы приемы итальянской скрипичной музыки и полифонического стиля И.С. Баха». А композиция «За этими воротами стонет земля» создана «в едином, будто бы вырубленном в камне настроении».

Наконец, в 1972 году выходит секретный документ «Об исполнении в республике некоторых произведений композитора Г. Поне (США)», завизированный двумя заведующими отделами ЦК КПЛ — Я. Бролишем (зарубежные страны) и А. Борисом (культура): «Лояльно настроен к Советской Латвии, высказывает симпатии к социализму». В общем, наш человек Гундарис! Достоин рублевых гонораров с переводом в СКВ.

В то же время, 5 марта 1972 года, прошла обратная акция: художественный фильм Рижской киностудии «В тени смерти» продемонстрировали в Стокгольме. По информации атташе посольства СССР в Швеции А. Лиепы, за неделю было разослано около 200 пригласительных. На премьеру в кинотеатре «Эриксберг» пришло около 160: «В том числе социал-демократы: Я. Ритумс, Я. Бауска, Я. Паэглис, У Германис, Я. Шине, А. Гринберге, а также художник Л. Бриедитис, драматург М. Зиверте, представитель американской авиакомпании «Пан Америкэн» в Стокгольме Я. Лукине».

Примерно треть аудитории составляла молодежь, и после просмотра драматической картины о бедняках и богаче, унесенных льдиной в море, «посетители сеанса разобрали 240 советских книг и 30 грампластинок с записями латышской музыки, а также прослушали выступление ректора Рижского политехнического института проф. А. Р. Вейса».

А вот в другой нейтральной стране, Швейцарии, в 1972 году сделался полноценный скандал вокруг… памятника Райнису и Аспазии. Дело в том, что установили его власти муниципалитета Кастаньола, где жили классики — на свои 10 тысяч франков. Но кроме барельефа «Золотого коня» там оказался герб буржуазной республики, а на церемонии открытия выступил ее «дипломатический представитель» А. Скреберс.

Естественно, все это не прошло мимо посла Советского Союза А. Чистякова, который в секретном письме в Москву рассказал о своей беседе с местным политиком Ведзетти, который «заверил, что власти Лугано не допустят использования памятника и небольшого музея Райниса в политических целях и тем более каких-либо публичных манифестаций латышской эмиграции». Гости из ЛССР, напротив, могут приезжать поклониться поэтам — и даже «путем размещения на памятнике еще одного барельефа или доски».

Движение было двухсторонним. Отчет начальника Управления при Совете Министров ЛССР по иностранному туризму Э. Ратниека «О пребывании в Риге туристов-латышей из США и Канады» гласит: «Турист Иверт Янис, например, сказал, что эта поездка была для него как сон. По его мнению, каждому латышу необходимо хоть раз приехать сюда и посмотреть на все своими глазами».

Впрочем, многие «этнические» путешественники придерживались и иных взглядов:

«Туристка Рубесс Байба из Торонто, дочь миллионера, президента филиала фирмы “Фольксваген” в Канаде и член правления финансируемого им “Объединения латышской молодежи в Канаде”, заявила гиду-переводчику: “Для меня безразлично, кто является президентом США; меня интересуют латыши, их будущее, их цели и стремления”. Рубесс также утверждала: “Подъем культуры не может спасти латышскую нацию от вымирания, ибо в процентном соотношении латышей из года в год становится все меньше. А ведь если процент основной нации доходит до 40 %, то такая республика ликвидируется, ведь так было и с Карело-Финской ССР”».

«Рубесс в разговорах часто отрицательно высказывалась о русском народе», — отмечал тов. Ратниек.

Впрочем, дальнейшая судьба этих персонажей 40-летней давности сложилась совсем неожиданно. Советский функционер Ленинский стал «невозвращенцем», и умер в США при загадочных обстоятельствах. Молодая эмигрантская активистка Рубесс (Рубеса) сделалась шефом латвийского Statoil. Ну а народ, о котором она так пеклась в юности? Судя по данным демографов, он по-прежнему не в лучшей форме — несмотря на независимость, членство в ЕС и НАТО, подготовку к введению евро. А быть может, что и в силу таковых…

Что же касается композитора Г. Поне, то он скончался за океаном от рака в 1994 году. В биографии в журнале «Музикас Сауле» с респектом написано: «Чисто американский путь…» Не совсем так.

(По материалам из Государственного архива Латвии.⁵)

Да, четыре десятилетия тому назад Леонид Ильич был еще вполне себе приемлемым лидером. По всей стране строились заводы и города, били нефтегазовые фонтаны, взлетали спутники. Но документы архива республиканского ЦК показывают, что под лаком «идейно-политического единства советского народа» кипели нешуточные страсти.

Взять, к примеру, такой советский ритуал, как всенародное голосование. Казалось бы — разве может случиться что-то из ряда вон выходящее? Итак, 17 июня 1973 года — в символичный день «социалистической революции» в Латвии проходили выборы в местные Советы депутатов трудящихся. Был образован 23 881 избирательный округ, 1 740 участков. В выборах приняло участие 99,97 % от общего числа избирателей. Как сообщается в информации в адрес ЦК КПСС, «на выборах отказались от голосования 196 человек, в основном из числа бывших осужденных, верующих, а также граждан, недовольных решением их личных просьб».

Впечатляющий результат. Но есть ложка дегтя в бочке меда: согласно секретной справке от заведующего отделом организационно-партийной работы при ЦК КПЛ Л. Барткевича, «забаллотированными» (т. е. получившими менее половины голосов и потому не прошедшими) оказалось три местных депутата — председатель Вецтилжского сельсовета Балвского района, коммунист Петр Войцехович Звиднис; рабочий совхоза Веремского сельсовета Резекненского района коммунист Харченко Григорий Васильевич; бухгалтер совхоза «Узвара» Райскумского сельсовета Цесисского района, комсомолка Грундуле Гунта.

«Приняты меры по устранению имевших меры недостатков»: отправили специальные комиссии, в которых состоял даже районный прокурор! И вот что выяснилось: против молодого кандидата Грундуле (25 лет), была проведена целая операция по фальсификации выборов, достойная какой-нибудь нынешней «молодой демократии». А именно: Г. Круминя, которая ранее служила культоргом колхоза, свои обязанности выполняла плохо, и была заменена Гунтой, «в период избирательной кампании была агитатором по округу, где баллотировалась Грундуле Г. и проводила работу среди своих родственников, чтобы они голосовали против Грундуле. В день выборов Крумине Г. было поручено поехать к избирателям с маленькой урной. Круминя за избирателей опустила бюллетени, предварительно вычеркнув фамилию Грундуле».

В общем, классический пример использования «надомного» голосования. По этому делу против самой Крумини было возбуждено уголовное дело по статье 110 УК ЛССР, еще четверо местных начальников получили выговоры.

По прошествии многих лет можно заключить — в СССР была своеобразного исполнения «демократия прямого действия». Начальника до определенного уровня можно было прихлопнуть «сигналом». В архивах ЦК сохранились целые папки дел, в которых аккуратно подшиты порой совершенно неаккуратно написанные анонимки. Чуть ли не химическим карандашом на оберточной бумаге. Но, на самом деле, несмотря на декларированное презрение к анонимщикам, все они серьезно разбирались. Тем паче, когда они поступали в сам ЦК КПСС, как письмо без подписи из Даугавпилса.

По нему 24 июля 1973 года была закончена детальная (и, конечно, секретная) проверка. И выяснилось, что автор почти все наврал.

Бывший 1-й секретарь Даугавпилсского горкома “не раскулачивался и за пределы области⁵ не высылался”. Бывший заведующий организационным отделом горкома, напротив, «скрыл свое кулацкое происхождение» — но, получив выговор, был переведен на должность директора нефтебазы. Начальник городского управления торговли вообще чист: «проверкой не установлено, что… сам злоупотребляет спиртным и устраивает пьянки для “начальства” в финских банях» (действительно, кто бы мог такое подумать!). А проректор Даугавпилсского пединститута, доцент кафедры педагогики, действительно “имел грех”: «В июле 1943 года был мобилизован в немецкую армию, а в сентябре 1944 года дезертировал из немецкой армии. После освобождения Латвии проходил фильтрацию в Новосибирске, а с 1947 по 1950 год служил в Советской Армии. При вступлении в партию свою службу в немецкой армии не скрывал».

Какой из этого следует вывод? — Лживость утверждений некоторых сегодняшних «лидеров мнений» о том, что де легионеры Ваффен-СС и репрессированные не могли занять в ЛССР начальственных позиций и всячески третировались. Как видим, и в руководстве они присутствовали…

В то же время Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров ЛССР, или, в просторечье, Главлит, под руководством А. Луцевича, занималось всем громадным объемом выходившей в республике прессы, книжной и электронной медиа-продукции. Визировались даже билеты и абонементы. А когда, предположим, Латвийская сельскохозяйственная академия решала поставить цену на свою брошюрку «Устойчивость сельскохозяйственного производства в условиях применения противником оружия массового поражения» — 70 копеек вместо 63 копеек — то получала «втык» от самого председателя Госконтроля ЛССР Э. Бемана. Расплодили, понимаешь, бизнес!

Но порой приходил из Москвы, к примеру, приказ № 16-дсп («для служебного пользования»): «Изъять из библиотек общего пользования и книготорговой сети следующие книги». Ниже следует список, а там хоть стой, хоть падай: «Торжество ленинской национальной политики в Чехословакии», «Помощь СССР народам Чехословакии в их борьбе за свободу и независимость», «Рождение Чехословацкой

Народной армии». В чем тут криминал — ведь идеология-то социалистическая? А вот где собака зарыта — во всех этих трудах, напечатанных порою даже при Сталине, упоминались чехословацкие деятели, ставшие «не комильфо» после 1968 года. Вот их и «зачистили». Хотя, можно предположить, что редкий житель Латвийской ССР обратился бы к данным трудам в поисках ответов на вызовы тогдашней действительности.

Иллюстрацией политических нравов тех лет может служить и реакция на очередную арабо-израильскую войну 1973 года. Конечно, по всей ЛССР были проведены митинги солидарности с «жертвами агрессии» (напали-то первые, да неудачно!). Как сообщал в Москву 2-й секретарь ЦК КПЛ Николай Белуха, «лица еврейской национальности, проживающие на территории республики, в настоящее время находятся в состоянии растерянности». «Ни один гражданин еврейской национальности, которым выдано разрешение на выезд в Израиль, 8 октября с.г. не явился для оформления документов в отдел виз и регистрации иностранцев Министерства внутренних дел Латвийской ССР. Некоторые из указанных граждан просят продлить срок выезда в Израиль. Ранее подобного факта работники отдела не отмечали».

Так какими же были 70-е — времена, в которые росло поколение вашего автора? Разными. При всем этом, стоит признать, что для «маленького человека» в то время дверь в социальный лифт отнюдь не была закрыта. Во всяком случае, он всегда мог попробовать нажать кнопку «стоп» для начальства. Ведь собственность тогда вместе с властью не наследовалась.

(По материалам из Государственного архива Латвии.⁷)

«Кинофикация», «интерклуб», «дискор» — эти слова ничего не скажут сегодняшней молодежи. А ведь три десятилетия назад в них бился пульс культурной жизни. Сегодня, изучая дела Госархива ЛР, поражаешься всеобъемлющему планированию и контролю духовной сферы в Советской Латвии. И тому, как они нарушались!

«Информацию о работе органов кинофикации и проката республики с зарубежными кинофильмами» составил завотделом культуры ЦК КПЛ А. Горис в августе 1986 года. В ней он описал громадный, по сравнению с современным, фильмофонд Латвии: 3,3 тысячи НАИМЕНОВАНИЙ (10,6 тысяч копий) в действующем прокате! Из них 2,3 тысячи фильмов — советских, 600 — соцстран, 400 — из капиталистических или развивающихся стран.

Но последние-то как раз и делали кассу, что не могло не тревожить парторганы.

«За последние годы в городах Вентспилсе и Юрмале, Валкском районе снижается количество зрителей на советские фильмы, а удельный вес посещений зарубежных кинокартин растет. Для показа развлекательных зарубежных кинолент отводилось неоправданно много экранного времени. Такие фильмы, как “Тайна острова чудовищ” (Испания), “Банзай”, “Африканец” (Франция), “В джазе только девушки ” (США), “Танцор диско ” (Индия), занимали лидирующее место в репертуаре кинотеатров и домов культуры ряда городов и районов республики. В городах Вентспилсе, Лиепае, Риге, Юрмале, в Валкском, Огрском, Стучкинском районах в 1985 году на долю отечественных картин приходилось меньше половины зрителей».

«Хит-парад» фильмов, ставший известным ЦК КПЛ, был тоже не в советскую пользу: в Риге и Юрмале в «горячую десятку» вошло 6 заграничных лент, в Резекне — 7. Рижский кинотеатр «Айна» за I квартал 1986 года дал фильмам из капстран 64 % экранного времени (их посетили 74 % зрителей).

И не то чтобы советские фильмы совсем не нравились аудитории. Среди наиболее популярных значатся «Экипаж», «Петровка, 38», «Сыщик». «Москва слезам не верит» в Латвии посмотрело 36,3 % населения, в то время как по Союзу в целом — 32,2 %. Но ведь все это жанровые картины: катастрофа, детектив, мелодрама. А как же «пропаганда лучших достижений советского и прогрессивного зарубежного киноискусства»? По мнению А. Гориса, назрела «необходимость ПЕРЕСТРОЙКИ организаторской и пропагандистской работы». Вот где зачиналась она, родимая!

«Подготовить и провести совещание в ЦК, на котором определить задачи по выполнению постановления ЦК», — поставил резолюцию секретарь Центрального Комитета А.Горбунов, будущий спикер парламента независимой Латвии.

... В советское время в каждом приморском городе, открытом для иностранных судов, «матросня» попросту не шаталась — ее прямой путь был в Интернациональный клуб моряков. Разумеется, существовал он и в таком крупном порту, как Вентспилс. Любопытно сейчас почитать его отчет о работе для ЦК КПЛ, датированный 2 декабря 1982 года. Всего в клубе было 7 штатных сотрудников и 30 внештатных активистов. Так вот — за 11 месяцев они обслужили 565 кораблей! Клуб посетили 8 444 человека, или 70 % экипажей швартовавшихся в Вентспилсе судов. За год проводилось 30–40 концертов, 140–150 вечеров отдыха, 40–50 вечеров встреч, 500–700 бесед, 70—100 спортивных встреч, 70–90 экскурсий, 130–150 киносеансов. В год среди моряков удавалось распространить 2,5–3 тысячи экземпляров политической литературы и около 500 художественной, а также до 2000 сувениров.

В документе, подписанном секретарем Вентспилсского горкома партии А. Петерсоном, отмечается, что иностранцы нашли «удачным “Русский вечер” с блинами и чаем». «Пропаганде советского образа жизни, преимуществ социализма способствуют экскурсии по городу с посещением музея рыболовства под открытым небом, дома культуры “Юрае варты” рыболовецкого колхоза “Саркана бака”, новостроек города, а также спортивные встречи…»

Зарубежная аудитория — объект непростой. Задает вопросы: «… по решению национального вопроса в Латвии, национальной культуре, языку, вопросам снабжения продовольствием… об отчислении Латвии на оборону». В связи с этим тов. Петерсон просит помощи: «Ощущается недостаток политической литературы, в том числе классиков марксизма-ленинизма, особенно, на финском и шведском языках». А то б прочитали брошюрки матросы, да и подняли бы бунт, с требованием остаться на родине передового строя. Шутки в сторону: Вентспилс и тогда, и сейчас — наше все! Транзитная столица Латвии, влияющая на политику малой страны.

Ну и напоследок, танцы. «За последние два года деятельность дискотек в республике стабилизировалась», — с облегчением вздохнула коллегия Министерства культуры ЛССР и бюро ЦК ЛКСМ Латвии 18 ноября 1982 года. Леонид Ильич только-только опочил, а постановление «О дальнейшем совершенствовании деятельности дискотек в республике» подписали министр В. Каупуж, председатель Латвийского республиканского совета профсоюзов А. Зитманис и секретарь республиканского ЦК Комсомола М. Рукмане.

Абсолютное большинство, в том числе и ваш автор, превосходно помнят реалии тех вечеринок: оклеенный стеклышками шар под потолком, вездесущие «итальянцы», водочка по углам. Но каким трудом достигался наш отдых! «Все более идейно-художественное мастерство показывают именно районные дискотеки республики», — констатирует отчет трех структур. Увы, есть и недостатки — «резко сократилось количество тематических программ, однообразным, в отношении ритма и тематики, стал исполняемый репертуар. Не удовлетворяет качество выступления дискоров». Последний термин — гибрид слов «диск» и «корреспондент». То бишь, диджей-политинформатор. Но не прижился кентаврушка…

А вот какой должна была быть идеальная дискотека:

«1,5 часа занимает танцевальная музыка, а 30 минут отведено для тематической программы. Первая тематическая программа должна быть посвящена развитию эстрадной музыки одной из братских республик, вторая должна отражать определенный музыкальный стиль или жанр».

В сценарии обязательно должен быть указан «озвучиваемый репертуар, автор музыки и текста, государство, к которому они относятся, а также визуальные материалы и источники информации». Данный формат требовалось утверждать в районных и городских отделах культуры. Вершиной же был республиканский смотр дискотек ЛССР под эгидой научно-методического центра имени Эмиля Мелнгайлиса!

«Категорически запретить персоналу дискотек как художественной единице проводить какую-либо коммерческую деятельность», — грозно указывала «тройка». Мы же дружно совали трояки, предназначавшиеся в итоге диск-жокею Косте — и он в который раз ставил «Итальяно веро».

(По материалам ЦК КПЛ.⁶)

В заключение идеологической темы возьмем двух деятелей, родившихся в 30-е годы, и состоявшихся в Советской Латвии.

Пожалуй, нет в дни фестиваля «Новая Волна» в музыкальной тусовке более капризного персонажа, чем многолетний символ этого фестиваля Раймонд Паулс. И то ему не так, и это не эдак. А вот дай миллиарды Абрамовича, то он бы — ого-го! И сколько раз уходил Раймонд Волдемарович из жюри конкурса — чуть ли не больше, чем Пугачева со сцены сходила. И снова здрасьте!

Хотелось бы напомнить, однако, как Р. Паулс из известного, но все же республиканского композитора стал народным артистом Советского Союза, от каковой печки, собственно, и пляшет его нынешнее участие-неучастие в «Новой Волне».

30 ноября 1984 года Бюро ЦК Компартии Латвии приняло постановление «о представлении Паулса РВ. к присвоению почетного звания народного артиста СССР за заслуги в развитии советского музыкального искусства». Документ под № 1168с шел под грифом «Секретно» — и направлялся в Государственный Комитет СССР по телевидению и радиовещанию. Ибо тогда Паулс служил как раз под эгидой данного ведомства — главным редактором главной редакции музыкального радиовещания Гостелерадио Латвийской ССР, будучи одновременно секретарем правления Союза композиторов ЛССР.

Характеризуя номинанта, секретарь ЦК КПЛ по идеологии И. Андерсон писал:

«Будучи высокоодаренным профессиональным композитором, обладающим четкой мировоззренческой ориентацией и высоким художественным вкусом, Р. Паулс вносит большой вклад в развитие латышской советской эстрадной музыки, повышение ее роли в коммунистическом воспитании молодежи. Его выразительные эстрадные песни, написанные в содружестве с ведущими поэтами республики и страны, произведения для эстрадно-симфонического оркестра и вокально-инструментальных ансамблей, вдохновленные нашей действительностью, отображающие духовный мир человека сегодняшнего дня, пользуясь огромной популярностью у слушателей, оказывают самое непосредственное воздействие на формирование личности строителя нового общества. Произведения композитора существенно обогащают репертуар эстрадных коллективов, вытесняя из него слабые в идейном и художественном отношении произведения зарубежных авторов».

О этот монструозный сложносочиненный канцелярит! Так и выплывает из этого словесного тумана былинный образ маэстро, давящего как мышей, всякий там «Оттаван» и «Чингизхан». По конъюнктуре, конечно, «Кубинские мелодии» Паулса — очень в жилу Однако, чтоб увидеть в оперетте (так зашифровали мюзикл) «Сестра Керри» проявления «высокого патриотизма, гражданственности» — нужно очень постараться. На самом деле, Паулса-то как раз и любили за легкомысленную аполитичность. Однако в цековской бумаге иначе: «Его хоровые песни посвящены актуальным проблемам современности… Они зовут к миру и дружбе народов».

Музыковеды разве что улыбнутся, прочитав: «Его мелодичная музыка, у истоков которой латышская народная песня…» На самом деле — американский джаз, французский шансон и немецкий шлягер, вот истоки и составные части творчества Паулса. Хотя — победителей не судят. В 35 лет его наградили орденом «Знак Почета», через два года — Почетной грамотой Президиума Верховного Совета ЛССР, в 1977 году — Госпремией ЛССР, в 1981 —премией Ленинского комсомола. Паулс играл в США, Канаде, Западном Берлине — и, что характерно, всегда ведь возвращался. Потому как знал: хоть за кордоном казино и поярче, но в нашем-то он «знает прикуп».

«Музыка и личность Раймонда Паулса, — отмечается в секретной характеристике ЦК КПЛ, — оказывают определенное влияние и на развитие творчества других композиторов, направляя их по пути обогащения мысли, усиления идейной направленности…» Вот, господа, что лежит в основе фестиваля «Новая Волна»! Учитесь.

(По материалам из Партархива ЦК КПЛ.)

Недавно «национально-консервативная газета» (идейная направленность пропечатана на первой странице — кто бы сомневался!) «Латвияс Авизе» торжественно, с участием президента и премьера ЛР отметила 80-летие своего основателя Волдемарса Крустиньша.

А ведь были времена, когда В.П. Крустиньш подписывался… по-русски. Вот, например, в Государственном архиве Латвии хранятся Протоколы заседаний бюро ЦК КПЛ.⁷ Под грифом «Совершенно секретно. Экз. № 1».

И там, среди прочего, на с. 23 имеется выносимый на рассмотрение бюро «Тематический план еженедельника ЦК КП Латвии “Лауку Авизе”⁸ на II квартал 1988 года».

Самым главным, разумеется, был Отдел партийной жизни и идеологической работы:

«Вся работа отдела будет направлена на подготовку публикаций, посвященных 19-ой Всесоюзной партконференции КПСС. Отдельные публикации будут разработаны по следующим направлениям: авторитет члена партии, его повышение; демократизация в партии, роль членов партийных комитетов, членов РК и ЦК; перестройка и советская работа, депутатские полномочия, их реализация; роль профсоюзных собраний в перестройке, соцсоревнование; о консерватизме; молодой коммунист о себе — почему пришел в партию. Проблемы патриотического и интернационального воспитания. Страницы истории».

Консерватизм, как мы видим, В. Крустиньш упоминает — но, судя по всему, в контексте препятствия на пути перестройки. Среди же отмечаемых национальных ценностей фигурирует лишь «Столетие 1-го издания “Лачплесис” А. Пумпура (решение бюро ЦК КП Латвии)». Негусто, прямо скажем. Однако обратим внимание на то, как хитроумный В.П. Крустиньш соломку тут подстилает — он ведь не просто про латышский эпос статью печатать собрался, но с санкции вышестоящих товарищей!

На его фоне пропагандистский журнал «Горизонт» просто пустился во все тяжкие. Тут вам и статья «Зигзаги Троцкого», и «Гольфстрим массовой культуры», и «Рижское метро. Быть или не быть?», и про Че Гевару, и даже материал к 175-летию Рихарда Вагнера, не далее как вчера считавшегося реакционером.

Товарищ же Крустиньш, аки лукавый царедворец, шел в фарватере партии и тогда, в апреле 1988-го, никоим образом не торопил событий. Хотя и в таком номенклатурном формате подпись по-русски — это суперпрогиб: ведь даже в брежневские времена Цесисский и Вентспилсский райкомы отписывали в Ригу сугубо по-латышски, и секретари партии не меняли свой автограф на язык межнационального общения. Сейчас же господин-товарищ Крустиньш, почитай, в каждом номере, обличает Россию и «агентов Кремля» в Латвии. Членство в ЦК Компартии Латвии — в прошлом, но стиль в мешке не утаишь.

(По материалам Государственного архива Латвии.⁹)