Секс-машина

Глава восьмая

Блэйк

Я не знаю, о чем я думал, взяв Хани с собой. Это место, которое мы делили с Джордан. Хани не должна быть здесь. Вот только мне нравится, что она здесь. Нравится показывать, что я уже сделал, рассказывать ей о планируемых работах по реконструкции. Нравятся вопросы, которые она задает, потому что ей интересно то, что я ей показываю. Мне понравилось, как она взяла меня за руку в грузовике, кажется, она почувствовала, что меня нужно немного успокоить, мне нравится ощущать ее мягкие губы под моими.

Она идет за мной вниз по ступенькам, через зону военных действий, которая когда-то станет прекрасным домом. Я вижу, как это будет, я буду работать над ним самостоятельно. Годы или пять лет, я верну былой блеск. Джордан была близка с бабушкой и дедушкой по отцовской линии, мы проводили у них много времени, плавая и смотря на звезды темными техасскими ночами.

Каким-то странным образом мне кажется, что я делаю это для Джордан, возвращая дом ее бабушки и дедушки к жизни. Они оба давно умерли, через год после потери Джордан. Никто никогда так не говорил, но мне кажется, что они умерли с разбитыми сердцами. Я прекрасно понимаю, как они себя чувствовали.

Я стараюсь выбросить эти мысли, и сконцентрироваться на теперешнем времени, а не на прошлом, которое меня не покидает.

— Если хочешь, можешь подождать здесь, я схожу в грузовик за одеялом.

— Отличная идея. — Хани обняла одну из новых деревянных балок, установленных мной крыльце для поддержки крыши, которая могла рухнуть. Установка этих балок — первое, что я сделал после покупки.

Я мотнулся к грузовичку и схватил одеяло, которое всегда вожу среди рабочих инструментов. Возвращаясь на крыльцо, я протягиваю Хани руку, приглашая ее присоединиться ко мне. Мы смотрим, друг другу в глаза, пока она спускается по ступеням и берет меня за руку.

Почему это чувствуется так правильно, быть здесь с ней? Держать ее за руку? Наблюдать, как ее подтянутое, податливое тело двигается в легком летнем платьице, которое подчеркивает ее изгибы? Почему так приятно ее целовать, держать ее за руку, черпать от нее силы? Она такая смелая, выжившая практически одна, с тех пор, как потеряла бабулю, и я не перестаю ей восхищаться.

Я не знаю, чтобы я делал без своих родителей и семьи, когда ноша стала слишком тяжелой для меня. Я бы не выжил без них.

У Хани не было такой поддержки, но она справилась. Она никогда не была в роли «бедненькая я», не жаловалась на отсутствие семьи. Она играла картами, которые ей сдали, и играла хорошо. Это в ней тоже восхищает.

Мы идем в комфортной тишине. У нее нет желания заполнять каждую секунду бессмысленными разговорами, как обычно делают женщины. И это я добавляю в растущий список вещей, которые мне в ней нравятся. Яма для купания находится в полумиле от дома. Я знаю это, потому что Джордан когда-то убедила меня, что полмили достаточно далеко, чтобы заняться любовью. Но всякий раз я боялся, что ее дедушка появится с ружьем в любую секунду. От этих воспоминаний я улыбаюсь, что прекрасно по сравнению с агонией, когда я думаю о ней.

— Почему ты улыбаешься?

Я мыслю, не выдумать ли чего-нибудь, но потом решаю сказать правду.

— Я вспоминаю о временах, когда мы с Джордан приходили к этой яме на закате, после ужина с ее бабушкой и дедушкой, и она уговаривала меня на что-то большее, чем просто плаванье. И все время я ждал, когда появится ее дедушка с ружьем, которое он держал за дверью. Страх заставлял меня заниматься этим в постоянной тревоге.

Она смеется вместе со мной, и то, что я поделился воспоминаниями с ней, поселяет во мне приятное чувство ностальгии вместо скорби, и ноющей боли.

Мы обливаемся потом от неумолимого полуденного солнца, свежая водичка выглядит манящей, когда мы подходим. Последний раз я был тут с Джордан. Даже когда я покупал соседние двенадцать акров, я сюда не ходил. Мне было очень больно.

Но теперь, когда Хани со мной, это кажется чем-то новым, мы как бы создаем что-то из пепла, которым раньше это было.

Ее глаза загораются радостью, когда она смотрит на воду.

— Я и забыла, как здесь красиво.

Поля с дикими цветами добавляют цвета в окружающие пейзажи.

— Действительно, красиво. — Я расстилаю одеяло возле воды, понимая, что много мы на этой жаре не выдержим. — Я не взял солнцезащитный крем.

— Ничего, я нанесла его после душа.

— Серьезно?

— Ага. Бабулина школа. Она всегда настаивала, чтобы я защищала свою кожу от солнца Западного Техаса, так как оно тут более мощное, чем где-либо.

— У тебя чудесная кожа. — Я провел пальцем по ее предплечью. — Гладкая и мягкая, цвета меда. — Я увидел, как ее соски проступили под платьем, и в один момент у меня снова стояк.

— Бабуле не нравился загар, но я не могла полностью избегать солнца, и не хотела. Можно все, пока заботишься о своей коже.

— Правда, — сказал я хохоча. — Здесь жарковато.

— Ты говоришь это так, как будто не знал, что будет больше тридцати градусов сегодня, как и всегда в это время года.

Я смотрю на нее, и ее дерзкая улыбка что-то делает со мной. Она проникает сквозь стены, которые я соорудил вокруг себя, чтобы не допускать никого и ничего, что могло бы причинить мне боль. Отчаянно восстанавливая равновесие, я отрываю от нее взгляд и смотрю на воду.

— Хочешь поплавать?

— Я не взяла купальник.

— Я тоже.

— Оу.

— Тут не души на мили вокруг.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю, насколько далеко тянуться границы моей собственности, и что находится по каждую из сторон.

— Она прикусывает нижнюю губу, пока обдумывает это предложение.

Я встаю и снимаю футболку через голову, и подаю ей руку. — Двойной вызов [Double dog dare — вызов на «слабо», и когда вызываемый отказывается от выполнения чего — либо, то предложивший решает выполнить «слабо» вместе с ним — прим. перев.], ууу. — Я так давно не говорил этих, или других заигрывающих слов. Такое приятное чувство снова их произносить. Я расстегиваю джинсы и спускаю их вниз, выбираясь из них.

Хани смотрит на мое голое тело долгим и голодным взглядом, останавливая взгляд на члене, который напряженно стоит по стойке смирно, доставая практически до моего пупка. Она облизывает губы и шокирует меня тем, как падает передо мной на колени и берет меня ртом. Это та же девушка, что только что переживала, что ее могут увидеть купающейся голышом?

Ебать, как же это хорошо. Я откидываю голову назад, пока погружаю пальцы в ее мягкие, шелковистые волосы.

— У тебя самый красивый член в мире, — говорит она дерзким, сексуальным голосом, что ударяет меня прямо по яйцам разрядом электричества, и я практически кончаю. — Такой твердый, и большой, и длинный. — Она дрочит мне рукой и языком, подводя меня к грани безумия, потом она сосет меня так сильно, что я мог бы кончить. Я бешено дрожу, как парнишка, у которого первый минет, она заставляет меня чувствовать себя, как в первый раз.

Облизав меня языком, она прибавляет темп рукой на широкой части моего члена.

— Хани… Остановись. — Я освобождаюсь от ее рта, и падаю на колени, чтобы ее поцеловать. Мы падаем на одеяло, сплетая руки и ноги. Я запускаю руку под ее платье и нахожу простые хлопковые трусики, насквозь мокрые. Я стону от осознания, что доставляя удовольствие мне, она увлажнилась сама. Отодвигаю ее трусики, ввожу два пальца в ее влажность, пока наши поцелую перерастают из нежных в ожесточенные.

Это полное безумие! Мы уже занимались этим трижды сегодня. Этого мне обычно хватило бы на неделю, но ее я хотел уже через час после последнего раза. Вынимая пальцы, снимаю ее трусики полностью, и вхожу в нее медленно, осторожно, помня о том, что у нее все воспалено от нашего марафона на этих выходных.

Ее спина прогибается, и ноги раскрываются, ее беспомощность ударяет мне прямо в сердце. Иисусе, что она со мной делает? Ее тугая киска сжимает головку моего твердого члена, заставляя меня видеть звезды. Я задираю ее платье, пока ее сиськи не оказываются в моем свободном доступе, и смыкаю рот вокруг ее соска.

Это горячая, потная, несдерживаемая страсть. Не описать другими словами, пока я пробираюсь сквозь сопротивление ее внутренних мышц, чтобы полностью в нее войти. Из нее вырывается крик на грани истерического, когда моя широкая часть растягивает ее до абсолютных лимитов.

— Я обожаю твою горячую, тугую киску, — шепчу я ей.

Она постанывает, ее мышцы обнимают меня, как перчатка.

— Я обожаю трахать тебя, Хани — ореховые хлопья [Honey Nut Cheerio — хлопья для завтрака с медом и миндалем — прм. перев.].

Смех вырывается из ее напряженной челюсти.

— А тебе нравится меня трахать?

— ДА, — кричит она. — Да, мне нравится.

Глубокое рычание вырывается откуда-то изнутри меня, когда я набираю темп, вколачиваясь в нее, невзирая на неприятные ощущения от твердой земли, что под нами, горячее солнце на моей голой заднице, да и что-либо, что может отвлечь меня от наслаждения пребывания в ней, особенно неоседланным [без презерватива — прим. перев.].

Я потягиваюсь к ее мягким ягодицам и раздвигаю их для более глубокого погружения. Прижимаю свои средние пальцы к ее анусу, и, пользуясь влажностью ее киски, смачиваю пальцы и ввожу их в нее.

Она воспламеняется, кричит в оргазме, который очень быстро ее настигает.

Мне приходится укусить губу, чтобы не последовать за ней, я с ней еще не закончил. Еще бросок. Я чувствую, как волны ее оргазма спадают на нет, пока я все еще двигаюсь в ней. Потом я резко выхожу из нее, и она взвизгивает от неожиданности. Я двигаюсь быстро и переворачиваю ее, ставя ее на колени, затем снова в нее погружаюсь в этой позиции. Теперь ее сладкая маленькая попка прямо передо мной, и я могу наблюдать, как мои два пальца входят в ее задний проход.

Все внутри нее становится тугим, когда я так делаю, и это охуенно круто. Я заполняю ее стволом и пальцами, чтобы не одна ее часть не пустовала без меня. Она кричит и кончает снова, сильнее, чем в первый раз, так сильно, что в этот раз я не могу сдержаться. Я взрываюсь в ней, кончая так, как будто у меня год не было секса, а не час.

Мы падаем на одеяло, потной массой конечностей, переживая пост эффекты, пытаясь восстановить дыхание. После долгого отдыха в тишине, в которой было слышно только наше тяжелое дыхание, мы начинаем распутываться. Я помогаю ей сесть, убираю волосы с ее лица и поднимаю ее подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. Она светится. Я не уверен, это от меня, от жары, или от комбинации нас обоих, но выглядит она симпатичнее, чем я когда-либо ее видел.

Нежно целуя ее, помогаю встать и выбраться из платья, что кажется неважным после того, что мы только что сделали. Я веду ее к воде, поднимая на руки и перенося через каменистые места. И прижимаю к себе, когда мы погружаемся в воду.

Хани обнимает меня руками и ногами, и кладет голову мне на плечо.

Чувство умиротворенности растворяется во мне, я так давно его не ощущал, что еле его распознал. Я наполнен содержанием в этот момент. А потом всплывают мысли о моем обещании, что у нас будет еще одна ночь. Вот так быстро мое умиротворенное чувство закончилось возвращением в реальность. Мне нечего ей предложить. Я лишь оболочка мужчины, который проживает жизнь с целью пережить следующий день. Я не могу обрекать милую, красивую женщину, как Хани, на такое существование. Она заслуживает гораздо большего. Но черт со мной, если я не признаю, что впервые после Джордан, я хочу быть другим, именно для нее.

Но она со мной здесь и сейчас, и я обязан наслаждаться каждой минутой в ее объятьях, в объятьях ее округлостей. И когда я повезу ее домой, я поцелую ее на прощание и вернусь к своей жизни. Это будет больно, но так будет правильно. Так будет честно.

Она потягивается и запускает пальцы в мои волосы, и меня наполняет тоска от того, что никогда не случится.

Хани

Это был чудесный день. Солнце выглядит как огненный красно-оранжевый шар, когда Блэйк везет нас обратно в город. Мы провели часы в воде, обсыхая на солнце, и занимаясь любовью. Это было блаженно и расслабляющее, и миллион других вещей, о которых я запрещаю себе думать. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я бы предложила ему поужинать, но не уверенна, что хочу переступить эту границу. Если я попрошу больше, чем он способен дать, он сбежит. Я не хочу, чтобы он сбегал. Я хочу, чтобы он продолжал возвращаться, но только, если он сам этого хочет. Поэтому я сдерживаюсь, и не предлагаю большего.

Мы останавливаемся у дома очень рано, намного раньше. Мое сердце в предвкушении, когда он выходит, чтобы проводить меня. Но оно гаснет, когда он останавливается у двери и обнимает меня.

— Спасибо за удивительный уик-энд.

Во рту внезапно пересохло, я заставляю себя улыбнуться.

— Тебе спасибо, что не отклонил мое предложение тем вечером.

— Даже машина не могла быть настолько глупой, чтобы отказать тебе, — говорит он с крохотной улыбкой.

Я ненавижу, что он видит себя именно так. Несмотря на то, что Джордан давно нет, он чувствует и ведет себя так, как будто только что потерял ее.

Он целует меня в лоб и разбивает мое сердце. Это конец. Я получила именно то, о чем просила: много оргазмов-как-дрожь-земли, больше, чем я даже могла представить. Но это все, что я могла получить, и мне нужно смириться с этим.

Я заставляю себя убрать руки с его талии и отойти на шаг.

— Я очень хорошо провела время.

— И я. — Он весело дернул мой подбородок. — Позаботься о себе, Ячейка-с-медом.

Это прозвище вызывает желание залиться слезами. Мои руки дрожат, пока я пытаюсь вставить ключ в замок.

Он забирает у меня ключ, помогает открыть мой замок, отступает и дает мне пройти.

— Хани…

Я кладу руку ему на грудь.

— Не говори этого, Блэйк. Я буду в порядке. Я обещаю.

Смотря вниз, он кивает, но я замечаю напряжение на его челюсти.

— Увидимся как-нибудь, дорогая.

— Конечно, — стараюсь я ответить бодро. — Увидимся как-нибудь. — Закрываю дверь, и съезжаю по ней, опуская голову на колени, когда первые всхлипы накатывают на меня. Боже, какая же я дура! Лорэн предупреждала меня о таком развитии событий, и вот она я, рыдаю крокодильими слезами из-за мужчины, который никогда не будет моим.

С ним было так хорошо, так легко и знакомо, но и по-новому тоже. Как часто вы находите все это в одном мужчине? Я — никогда. И если бы только секс был удивительным, я бы могла жить с этим, не чувствуя себя разбитой. Но факт, что все с ним было удивительным, потребует от меня больше усилий, чтобы его забыть.

Я почувствовала настоящую привязанность к нему, и не только в постели. Наша общая история, общие друзья, взросление, корни… Все это сплелось к чувству знакомого, что с другими могло показаться бы некомфортным.

Я подавлена осознавая, что это останется лишь замечательным уик-эндом.

Наступила полная тьма к моменту, когда я подняла себя с пола и направилась в душ, где оставалась до тех пор, пока не закончилась горячая вода. Мое тело воспалено, голова болит так же сильно, как и сердце. Я обмоталась полотенцем и пошла на кухню, чтобы найти болеутоляющие в бабулином шкафчике, где она всегда хранила медикаменты, и подпрыгнула от испуга, когда нашла Лорэн сидящей за моим кухонным столом.

— Что стряслось, Ло? Ты до чертиков меня испугала.

— Аналогично. Я звонила тебе весь день, и когда ты не ответила, я пришла к тебе, и услышала твои рыдания в душе. Из-за чего это?

— Просто так. — Я нашла баночку с таблетками и начала бороться с ее крышкой.

Лорэн подошла ко мне сзади, выхватила баночку, открыла ее вместо меня, и бросила две таблетки мне в руку. Потом набрала воды в стакан и протянула его мне. — Не говори мне, что это просто так. Я не видела тебя в слезах с того момента, как умерла бабуля.

Я могу прятаться от некоторых людей. Но не от Лорэн.

— Блэйк только что уехал.

— Стоп… Он только что уехал? СЕГОДНЯ только что уехал?

Покачав головой, я выпила таблетки.

Лорэн берет меня за руку и ведет к стулу, на котором только что сидела. Я присаживаюсь, и она располагается рядом.

— Рассказывай.

— Он пришел вчера после вечеринки. Он сказал… — Почему мне так ебически больно? — Он сказал, что хочет еще одну ночь. Сегодня он пригласил меня поехать к дому бабушки и дедушки Джордан. Ты знала, что он купил его?

— Я не слышала об этом.

— Он восстанавливает его и возвращает к жизни. Мы пошли купаться и… — я громко выдыхаю, что ни капли не уменьшает охватившую меня боль. Я надеюсь, что таблетки помогут, но думаю, что вряд ли они справятся именно с этой болью. — Он привез меня домой, и все.

— Что он сказал, когда привез тебя домой?

— Что было весело. — Мой голос предает меня, глаза наполняются слезами, я резко вытираю слезы со щек. — Было весело. Я не знаю, почему я так разбита.

— Потому что ты хочешь большего.

Я трясу головой.

— Я знаю, что это невозможно.

— Но это не значит, что ты этого не желаешь.

Мое сердце что-то покалывает. Мне бы хотелось начать строить что-то на основе этого удивительного уик-энда, видеть, что будет дальше, хотя бы попробовать что-то с ним. Эмоционально разбитая этим разочарованием, понимаю, что я просто смешна.

— Этого я и боялась, — говорит Лорэн, когда обнимает меня.

— Ты меня предупреждала. Блядь, да я сама себя предупреждала, но меня все же засосало.

Она берет салфетки с бабулиной плетеной корзинки и вытирает мое лицо, придерживает салфетку и заставляет меня высморкать нос. Это напомнило мне, когда бабуля делала так для меня, и я снова понимаю, как на самом деле одинока в этом мире. Две блаженные ночи Блэйк заставлял меня забыть о том, что я одна, и кажется, я делала тоже для него. — Может, если он немного подумает об этом…

— Не начинай, — говорит Лорэн. — Не разрешай себе надеяться на это. Мы обе знаем, какой он. — Она по-деловому вытирает мое лицо и опять наполняет мой стакан водой. — Мы вытащим тебя из этого, и будем двигаться дальше. Чтобы сказала бабуля?

Я широко улыбаюсь.

— Что нет смысла в слезах над пролитым молоком. — Она всегда так говорила, когда мы были поменьше.

— Вот именно. Она знала, о чем говорила. Ты ее девочка, и такая же крепкая, как и была она. Никогда об этом не забывай.

— Сейчас я не чувствую себя крепкой.

— Ты вернешь свое либидо обратно через день или два, и теперь ты знаешь, что такое потрясный секс.

Она хотела, чтобы это звучало успокаивающе, но это только напомнило мне о том, чего я больше не испытаю.

— Хочешь, я останусь ночевать у тебя?

— Тебе рано вставать к доставке цветов.

— Я могу попросить кого-то сделать это вместо меня.

— Я в порядке, Ло. Я клянусь. Просто временное помешательство. — Это подытоживает мое теперешнее состояние после невероятного уик-энда с Блэйком. — Я переживала моменты похуже, чем этот, правда? — После смерти бабули я не была уверенна, что смогу жить без нее. Благодаря Лорэн и Джулии и остальным друзьям, я вытащила себя из бездны. Правда, не за одну ночь.

— Конечно. Позвонишь, если я тебе понадоблюсь? Даже, если это будет средина ночи?

— Окей. — Мы обе знаем, что я не позвоню, но я говорю то, что она хотела услышать. Я горжусь своей независимостью и устойчивостью. Тень отказа окрасила всю мою жизнь, так что ничего нового в этом чувстве для меня нет.

Я провожаю Лорэн к двери и обнимаю ее.

— Люблю тебя до бесконечности, — шепчу я. Так мы говорим друг другу еще с тех пор, как встретились в первом классе и подружились.

— Люблю тебя до бесконечности. — Она крепко меня обнимает, целует в щеку и уходит. Я стою в дверном проеме, пока она не садится в машину. Запираю дверь и иду в спальню, переодеваюсь из полотенца в пижаму.

Я убеждаю себя, что мне уже лучше, пока не ложусь в кровать и не чувствую запах одеколона Блэйка на своей подушке. И снова в слезах, вою, как дурочка с разбитым сердцем, каковой я и являюсь.

Прижимаю подушку к груди, глубоко вдыхаю его аромат, пытаясь его запомнить. Я не хочу забыть ни минуты времени, проведенного с Блэйком. Это было лучшее время, проведенное с мужчиной, и мне понадобиться много времени, чтобы пережить мой уик-энд с Блэйком Дэмпси.