Глава I. ПРИРОДА СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ
Криминологи неоднократно пытались выяснить причины изнасилований и других тяжких половых преступлений. Если суммировать высказанные в разное время на этот счет суждения, то они, в основном, сводятся к следующим:
1)совершение изнасиловании и убийств связано с упущениями в нравственно-подовом воспитании; не во всех учебных заведениях и трудовых коллективах уделяется должное внимание воспитанию культуры поведения и отношений, борьбе с проявлениями грубости, цинизма, с распространением пьянства и других негативных традиций проведения свободного времени;
2) специфическую роль играют примеры развязного сексуального поведения (например, совершение половых актов в присутствии детей; беспорядочная половая жизнь), распространение циничных взглядов на женщину и отношения полов;
3) развращающее влияние старших по возрасту, безнадзорность подростков в период полового созревания оказывают исключительно отрицательное влияние на состояние половой преступности;
4) криминогенным фактором является распространение представлений об «абсолютной половой свободе» как якобы атрибуте современной молодежи. Крайний индивидуализм, стремление удовлетворить свои узкоэгоистические интересы, представление некоторых мужчин о себе как о существах, имеющих чуть ли не от природы какие-то преимущества перед женщинами, сведение отношений между полами к чисто физиологическому акту. Подобные представления весьма живучи, обращены к самым низменным инстинктам и легко воспринимаются несознательной частью населения;
5) проблема изнасилований и убийств на сексуальной почве тесно переплетается с проблемой криминогенной роли потребления спиртных напитков, его влияния на область половых отношений. (Эта схема подкупает своей простотой и доступностью: выпил—изнасиловал или убил, нахулиганил. Никаких особых изысканий тогда не нужно, правда, одно неясно: ведь выпивают миллионы, а насилует, убивает и т. д.—значительное меньшинство);
6) при совершении изнасилований и даже убийств на сексуальной почве виновные руководствуются прежде всего хулиганскими побуждениями. Это якобы подтверждается тем фактом, что свыше 70% этих преступлений совершаются хулиганствующими группами несовершеннолетних. Происходит это потому, что побуждающим фактором к совершению, например, изнасилований выступает в большинстве случаев бахвальство, стремление показать себя взрослым перед товарищами, ложно понимаемый героизм. Сильны при этом и моменты внушаемости, подражания, любопытства;
7) легкомысленное поведение потерпевших от половых преступлений, создавшее у преступников мнение о «естественности» их притязаний на интимную близость или обусловившее благоприятную обстановку для реализации этих притязаний;
8) сексуальные убийства чаще всего связаны с ревностью и частнособственническими воззрениями на женщину, из чего можно сделать вывод, что, когда женщина убивает мужчину, она тоже смотрит на него частнособственническими глазами. А вообще сексуальные убийства привлекали к себе мало внимания в силу неразвитости криминальной психологии, без которой невозможно объяснить, почему подобные преступления совершают вполне преуспевающие люди, весьма недурно адаптированные к существующей социальной системе. Нелишне заметить здесь, что мотивы сексуального характера могут стимулировать совершение не только насильственных, но и косных преступлений—краж, хищений, взяточничества, а также разбоев и грабежей.
Оценивая перечисленные объяснительные конструкции, можно подумать, что действуют не живые насильники, а некие роботы. Отсюда упрощенные, даже умозрительные объяснения, в которых фактически игнорируется то чрезвычайно важное обстоятельство, что изнасилования, внешне справедливо расцениваемые как грубые, циничные, даже разрушительные действия, тем не менее порождаются глубинными, тончайшими, часто психотравмирующими переживаниями и эмоциями, смысл которых по большей части не охватывается сознанием личности. Виновные в изнасилованиях лишь в редких случаях способны внятно объяснить, почему они совершили такие действия, в чем смысл, значение этих действий для них. Понять, какую субъективную задачу решает человек, совершающий такие и другие уголовнонаказуемые поступки,—долг исследователя. Преступник же, поняв смысл этой задачи, тем самым овладевает и механизмами своего поведения, может лучше управлять им. Именно в этом заключены огромные, но почти не тронутые предупредительные в отношении изнасилований возможности.
Справедливости ради отметим, что изучение природы и причин половых преступлений отечественными юристами никогда не отличалось большой глубиной. Вот что писал, например, о подобных преступлениях известный русский дореволюционный (и «послереволюционный») юрист С. В. Познышев: «Особую разновидность импульсивных преступников составляют преступники половые, изнасилователи и развратители подростков и малолетних. Это—субъекты, у которых существует сильная склонность к половым удовольствиям, не ограничиваемая обычными у людей комплексами морального характера, а подчиняющаяся одним соображениям личной приятности и риска. В силу этих соображений они стараются обставить получение приятных ощущений полового характера такими условиями, при которых им не угрожали бы ни большой скандал, ни ответственность, но о моральной стороне своего поступка и о его социальной недопустимости они не думают... иногда преступления этих субъектов бывают очень тяжки, а иногда носят на себе печать не столько зверской жестокости, сколько не лишенной комизма половой распущенности»{1}. Замечания эти не лишены точности, но им явно не хватает глубины.
С. В. Познышев анализирует следующий пример: крестьянин Московской губернии Иван Г., 55 лет, неграмотный, по профессии кузнец, на первый день Рождества в 1920 году, в отсутствие своей жены изнасиловал свою дочь Зинаиду, 14 лет: сбросив с нее одеяло и сорвав рубашку, он совершил с ней половой акт, несмотря на ее сопротивление. С этого времени и до лета 1922 года, угрожая ей избиением, он время от времени жил с ней. Дочь, страшно запуганная, долго скрывала поступки отца, но потом все рассказала властям.
Чем же объясняет автор изнасилование Г. собственной дочери, поступок, кстати сказать, не очень редкий? Он обращается к истории жизни Ивана Г. и сообщает, что тот был сын трезвых родителей, которые отдали его с 9 лет в ученье по кузнечной части и по окончании его он в течение всей жизни работал кузнецом; с 18 лет стал сильно пить, при этом любил пояснять, что «мастеровое дело—известно, не выпьешь и работать нельзя». Груб, драчлив, раздражителен. Женился в 25 лет, до этого с женщинами связи не имел. После смерти жены (прожили вместе 16 лет) женился во второй раз; во время вдовства имел с женщинами редкие половые связи «с кем попало». В последние годы замечает, что половое желание у него есть, а половой силы нет. Признается, что раз, выпив 4 бутылки «ханжи, пристал к дочери». Изнасилование вообще и дочери в частности признает «неудобным», ну а если бы «она согласилась, тогда другое дело». Старается уверить, что дочь на него наговорила. По мнению С. В. Познышева, Иван Г. представляет собой резко выраженный тип полового насильника.{2}
Вот, собственно, и все комментарии по поводу данного преступления. Из них невозможно понять, почему это преступление произошло, и можно только строить самые различные предположения. С. В. Познышев пытается проанализировать и несколько случаев растления малолетних. Виновных в таких действиях автор называет сладострастными блудниками, «не доходящими до насильственного совершения акта совокупления, а ограничивающимися разными «блудными» действиями». Например, рассказывается о некоем Иване X., служившем сторожем при заводе; который зазывал к себе в будку девочек 9—11 лет, сажал их к себе на колени, вводил палец в их половые органы и показывал им свой член; аналогичные развратные действия совершал Ш., который под предлогом угощения конфетами увел пятерых девочек на Ваганьковское кладбище; О., учитель музыки и пения в детском доме, который завлекал девочек 8—10 лет к себе домой и т. д. Обо всех виновных говорится, что они импульсивные личности, т. е. люди, действующие по первому побуждению, однако это мало что объясняет, поскольку подобное побуждение может вызвать самые разные поступки, в том числе благородные, о чем предостерегал еще Талейран.
Весьма ограниченными объяснительными возможностями обладают и рассуждения С. В. Познышева по поводу того, что сексуальные преступники, хотя и не могут считаться вполне нормальными людьми, так как у них есть склонности к ненормальным поступкам, однако лишены признаков какого-либо определенного нервного или психического расстройства. Все эти рассуждения вызывают серьезные возражения. Во-первых, здесь очень неубедительным выглядит положение о том, что названные преступники не вполне нормальные в связи с их склонностью к ненормальным поступкам. Однако все (или почти все) преступления можно назвать ненормальными, т. е. выходящими за рамки социальной нормы. С этих позиций и карманный вор, и сексуальный убийца, и взяточник из муниципалитета одинаково ненормальны. Во-вторых, из текстов С. В. Познышева совсем не вытекает, что наличие нервного или психического расстройства было установлено психиатром или невропатологом, а только они и имеют на это право. Очень важно здесь обратить внимание на то, что никакое психическое расстройство непосредственно и однозначно не приводит к преступлению, иначе все психически аномальные люди были бы преступниками. К тому же важно не только констатировать психическую патологию, но и убедиться в том, что она «соучаствовала» в преступных действиях.
Более глубокие и обоснованные суждения относительно половых преступных посягательств высказывал выдающийся отечественный психиатр П. Б. Ганнушкин. В великолепном очерке «Сладострастие, жестокость и религия» он высказывает весьма интересные и нетривиальные мысли. П. Б. Ганнушкин считает, что три чувства, совершенно различные на первый взгляд,—злоба, сексуальная любовь и религиозное чувство—находятся друг к другу в большой близости; когда возрастает их интенсивность и, в особенности, когда злость трансформируется в жестокость, в свирепость, сексуальная любовь в сладострастие и религиозное чувство в фанатизм или в мистицизм, тогда эти три чувства совпадают или смешиваются без заметных границ. Религиозное помешательство очень часто связано с болезнями половых органов и в клинической картине этого помешательства галлюцинации сексуального характера, мастурбация и всякого рода сексуальные эксцессы занимают заметное и постоянное место. Известны случаи, когда религиозное помешательство совпадало с очень частыми поллюциями, или со временем полового созревания, или с началом месячных, или с их временной задержкой.
Живопись, скульптура и поэзия, современные роман и драма часто касаются близости сексуального чувства и жестокости, считал П. Б. Ганнушкин. Зло, которое некоторые люди причиняют другим, вызывает у них чувство сладострастия, с другой стороны, не нужно рассматривать как психически больных или дегенератов всех тех, у кого сексуальные функции сопровождаются актами жестокости. Реализация сексуальных функций часто сопровождается жестокостью даже у животных. Так, верблюд в период течки бывает очень злобен и всех кусает, даже самок; в Гамбургском зоопарке самец кенгуру убил самку и детенышей во время вспышки полового возбуждения; кенар в подобных случаях часто разрушает собственное гнездо, разбивает яйца и убивает самку.
Сексуальное чувство, половой акт (копуляция) могут сочетаться с жестокостью тремя способами: 1) жестокость следует за копуляцией; последняя не дает удовлетворения и субъект прибегает к серии зверств над своей жертвой; 2) жестокость предшествует копуляции; в этом случае жестокость восстанавливает потенцию, уже ослабленную или исчезнувшую; 3) копуляция не имеет места и она защищается жестокостью; это садизм в собственном смысле слова, где жестокость является эквивалентом половой любви. Меньшую часть составляют случаи, когда половое возбуждение вызывается не путем совершения поступков, приносящих вред другим, но только при созерцании сцен жестокости и даже только при представлении подобных сцен.
Ссылаясь на ряд исследований, П. Б. Ганнушкин отмечал неограниченные возможности мужчины по отношению к женщине, которая ему отдается, сходство акта половой любви и акта кровавой жестокости, сходство, обусловленное борьбой за первый поцелуй, борьбой за осквернение женщины кровью через разрушение ее эпидермиса, ее растление, сходство, обусловленное истинным или притворным сопротивлением женщины, наконец переживание победы мужчиной, унаследованное, может быть, с того времени, когда нападение и борьба предшествовали обладанию женщиной. Все это обусловливает некоторое сходство между сладострастием и жестокостью.
С приведенными соображениями можно не соглашаться или соглашаться частично. Например, вызывает некоторые сомнения утверждение по поводу неограниченных возможностей мужчины по отношению к женщине, которая ему отдается. Однако в целом здесь проявлено стремление показать всю сложность проблемы сексуального насилия, скрытый, глубинный характер факторов, вызывающих подобные поступки.
Результаты научных исследований убедительно показывают, что невозможно вскрыть внутренние причины насильственного сексуального поведения с помощью только социологической информации, т. е. сведений о том, когда и какие внешние факторы влияли на человека. Например, совершение половых актов и присутствии детей нельзя назвать веской причиной изнасилований. Такие факты в условиях сельского дома были всегда достаточно распространены. Они могут порождать как циничное к ним отношение, так и равнодушие или отвращение, приводить к невротическим расстройствам и т. д. К тому же, по имеющимся данным, число изнасилований в сельской местности не выше, чем в городах. Более того, есть основания полагать, что в городах оно выше, поскольку там выше уровень латентности.
Совсем неубедительно звучит утверждение, что при -совершении изнасилований виновные прежде всего руководствуются хулиганскими побуждениями. По-видимому, настало время отказаться в науке от использования понятия «хулиганские побуждения» для объяснения всего того, что непонятно исследователю, суду, следствию или другому причастному лицу. Мы возражаем также против того, что ненадлежащее, даже аморальное поведение потерпевших может выступать в качестве причин изнасилований. Такое поведение можно рассматривать лишь как условие, способствующее этим преступлениям.
Даже если представить себе человека, который был в детстве и юности свидетелем половых сношений, слышал циничные высказывания в адрес женщин, испытал на себе «тлетворное» влияние буржуазной пропаганды, потребляет спиртные напитки, который не был объектом направленного воспитания в учебных заведениях и трудовых коллективах и обычно «руководствуется» так называемыми хулиганскими побуждениями, ложно понимая героику, которого провоцировала женщина, все-таки остается совершенно непонятным, почему же он совершил именно изнасилование да и любое другое преступление. Легко можно представить себе тысячи людей, которые воспитывались в ненадлежащих условиях, обладают негативно оцениваемыми качествами или неправильно ведут себя, но тем не менее не совершают столь тяжких преступлений да и вообще никаких. Очевидно, нужно установить истинные мотивы изнасилований и сексуальных убийств, понять, почему данный человек в данных обстоятельствах совершил данный поступок, а не какой-нибудь иной. Ведь любая жизненная ситуация содержит веер возможностей выхода из нее, что и является одним из наиболее существенных оснований ответственности, однако виновный выбирает только ту, которая носит противоправный характер. Поэтому поставленный выше вопрос можно сформулировать несколько иначе: почему он выбрал именно эту возможность? Сказать, что это происходит потому, что таков данный человек, значит, в сущности, не сказать ничего. Поэтому мы попытаемся вскрыть те внутренние, субъективные определяющие, которые приводят именно к-изнасилованиям.
Вместе с тем ни в коем случае нельзя отрицать криминогенное значение недостатков в воспитательной работе, в том числе в половом воспитании, роль пьянства, циничных примитивных взглядов на межполовые отношения и других негативных явлений. Эти явления должны быть объектом предупредительного воздействия, но их следует адекватно оценивать, рассматривая не в качестве причин, а условий, способствующих совершению изнасилований.
Не следует игнорировать и то, что многие насильники, действительно, рассматривают женщин как низшие существа, с желаниями которых можно не считаться и которые чуть ли не обязаны делать то, что пожелает данный мужчина. Немало и тех, кто сводит отношения полов к простым физиологическим актам. Не вызывает сомнений, что у насильников не сформировано представление о ценности женщины, ее свободе, достоинстве, половой неприкосновенности. Сами насильственные действия как раз об этом и свидетельствуют, да и сами насильники подчас не скрывают своего пренебрежительного, циничного отношения к ней. Но это не освобождает от обязанности понять, в силу каких психологических стимулов и механизмов подобные установки реализуются в изнасилованиях. Поэтому вновь можно поставить вопрос: почему далеко не все те, которые отводят женщинам столь унизительную роль, которые выхолащивают из межполовых отношений чувства любви, симпатии, взаимного расположения, доверия, наконец, сексуального принятия и т. д., совершают столь тяжкие преступления?
Сказанное относится и к случаям совершения изнасилований лицами, чьи преступные действия связаны (в той или иной мере) с длительной сексуальной депривацией, т. е. невозможностью удовлетворения половой потребности в течение долгого времени. К ним в первую очередь относятся солдаты срочной службы и те, кто недавно демобилизован из армии, а также лица, освобожденные из мест лишения свободы. Изучение этого вопроса показало, что таких лиц среди насильников незначительная часть. Основную массу подобных преступлений совершают лица, которые имели постоянную возможность удовлетворять половую потребность. Более того, как мы уже отмечали, многие из них были женаты.
Аналогичные наблюдения сделаны и зарубежными исследователями. Так, X. Шрамм пишет, что почти ни один преступник не действует из сексуальной необходимости. Все преступники, за некоторым исключением, имеют сексуальные отношения с женщинами.{3}
Мы полагаем, что регулярная половая жизнь женатых мужчин отнюдь не гарантирует того, что они не, будут совершать изнасиловании и сексуальных убийств. Более того, последние весьма вероятны в связи с интимными трудностями, возникающими в сексуальной жизни супружеской пары. Можно предположить, что семейный фактор играет и другую криминогенную роль, но совершенно в ином аспекте, а именно: неприязненные внутрисемейные отношения, постоянные бытовые неурядицы, конфликты, скандалы способствуют взаимному сексуальному отчуждение супругов и как бы выталкивают мужа на улицу, ставя ей перед необходимостью поиска новых объектов интимного общения и новых (далеко не всегда правомерных) форм сексуальной близости. В других случаях постоянные скандалы заканчиваются насильственными действиями.
Однако и такая цепочка причинно-следственных зависимостей представляется некоторым упрощением чрезвычайно сложной проблемы связи сексуальных и иных отношений супругов и насильственных посягательств на половую неприкосновенность других женщин или на жизнь своей жены. Эта схема все-таки имеет чисто описательный характер, ориентирована на внешне оцениваемую последовательность явлений без вскрытия их внутренней содержательной связи. К том же непонятно, почему лица, семейные отношения которых вполне благополучны, совершают такие преступления. В этих случаях указанная связь может отсутствовать либо носить глубоко скрытый характер, особенно тогда, когда семейная ситуация насильника со стороны выглядит достаточно благоприятной.
Можно предположить, что причины изнасилований связаны с субкультурой некоторых социальных групп. Наиболее криминогенны те сексуальные нормы, которые влекут за собой отсутствие духовной близости между сексуальными партнерами, пренебрежительное отношение к женщине и понуждение ее к интимной близости. Между тем сексуальные нормы, допускающие насилие, мало распространены. Имеющие криминогенную значимость нормы о взаимоотношениях полов чаще связаны с менее выраженными формами проявления неуважения к личности женщины.
Криминологическое значение может иметь тот факт, что сексуальная культура каких-то групп готовит почву для совершения изнасилования допущением, например, открытости интимных связей. Шаг в сторону применения насилия от нее короче, нежели от сексуальной субкультуры, налагающей табу на гласность в области интимных отношений. Однако следование нравственным предписаниям в одной социальной группе отнюдь не означает, что представители этой группы будут соблюдать их в контактах с представителями другой общности. Так, в Англии в XIX веке мужчины и средних и высших слоев руководствовались господствовавшими там пуританскими правилами при общении с женщинами того же круга, не могли игнорировать указанные нормы, когда вступали в интимные контакты с представительницами иных социальных слоев. Впрочем такое встречалось и встречается не только в Англии.
Изнасилования во многих случаях являются воплощением в жизнь представлений о допустимости принуждения к интимной близости с женщиной, которая согласилась распивать спиртные напитки наедине с мужчиной. В других ситуациях эти же мужчины не совершают посягательства на половую неприкосновенность женщины. Этот пример показывает, что конкретная сексуальная субкультура не носит тотального негативного характера и каждый ее представитель действует индивидуально. Другой важный момент: живучесть негативных сексуальных норм определяется не только социальной памятью, но и возможностью их реализации в поведении конкретного человека. Причем они сильнее закрепляются тогда, когда основанное на них поведение позволяет достичь поставленных целей, а наказание за проявленное в той или иной форме неуважение к женщине не следует.
Можно рассуждать и от обратного: если сексуальная субкультура допускает в каких-то интимных обстоятельствах проявление мужчиной неуважения к женщине, то это может означать, что она же содержит нормы, прививающие женщине представление о допустимости такого отношения к ней. Более того, все другие лица, придерживающиеся той же субкультуры, рассматривают такое сексуальное поведение как непорицаемое. Имея это в виду, изнасилование, совершаемое на почве совместного времяпрепровождения мужчины и женщины или в иных ситуациях, можно рассматривать как использование виновным каких-то негативных сексуальных представлений, присущих потерпевшей и ее ближайшему социальному окружению, или как его ошибку в первоначальной оценке сексуального кредо женщины.
Этот уровень объяснения причин изнасилований—преимущественно социально-психологический, основанный на этических ориентациях и ценностях отдельных социальных групп. Эти группы, как можно предположить, в значительной своей части неформальные и выделяются по различным параметрам, в том числе и по месту, которое они занимают в общественном производстве. Социально-психологический уровень достаточно конструктивно объясняет совершение многих сексуальных посягательств, поэтому преступники, как бы представляющие этот уровень, нами в дальнейшем выделяются в самостоятельный тип насильника со всеми присущими ему психологическими чертами.
Однако только социально-психологическое объяснение причин изнасилований (как, по-видимому, и других сексуальных преступлений) не может, на наш взгляд, иметь всеобъемлющее значение, т. е. не способно раскрыть причины всех таких преступлений, и в этом его недостаточность. Например, оно не может быть полным для понимания внезапных, «ночных» нападений на незнакомых женщин преклонного возраста. Отметим в этой связи, что сексуальные посягательства на малолетних девочек и женщин преклонного возраста порицаются всеми сексуальными субкультурами. В то же время не подлежит сомнению, что любой насильник придерживается каких-то взглядов в области сексуального поведения и является носителем определенных представлений из этой области, присущих его социальной группе.
Сексуальные действия в отношении детей и тем более их убийства почти всегда вызывают крайне негативную реакцию со стороны других преступников. Многочисленные наблюдения показывают, что в местах лишения свободы осужденные за названные преступления постоянно унижаются и преследуются, их избивают и могут убить, издевательства над ними, как правило, принимают сексуальный характер. Они как бы отвергаются сообществом лишенных свободы, становятся изгоями, низводятся на низшую ступень социальной лестницы. Поэтому администрация исправительных учреждений иногда бывает вынуждена охранять таких лиц. Например, М., осужденный за изнасилование своей малолетней дочери, все время подвергался оскорблениям и побоям, ему не разрешали садиться за общий стол, дотрагиваться до ручек дверей и т. д. Администрация одной женской колоний имела все основания опасаться за жизнь одной преступницы, осужденной за то, что она отрубила кисти рук двум детям (4 и 6 лет) своей соперницы.
Разумеется, самоуправные действия одних преступников в отношении других не могут быть оправданы. Но очень непонятны и слишком мягкие приговоры подобным людям. Есть все основания считать, что смертная казнь всегда должна применяться в отношении убийц детей, лиц, совершивших убийства за плату или убийства с особой жестокостью, всех тех, кто убивает не в силу личной вражды или ненависти к конкретному человеку, а без страсти и эмоций, только потому, что перед ним живая жизнь.
В зарубежной криминологии существует ряд теорий, содержащих попытки объяснения изнасилований. Кратко изложим их основное содержание.
Символическая интеракционистская теория исходит из того, что социальное взаимодействие осуществляется с помощью знаков, символов, жестов, игры глаз и слов. Люди наблюдают друг за другом, интерпретируют действия другого и ведут себя соответственно; к этим реакциям можно причислить и изнасилования. Интеракционисты считают, что изнасилование—это способ выражения отношений и чувств, испытываемых мужчинами и женщинами друг к другу. Здесь упор делается на реакцию насильника на поведение жертвы, которая иногда выступает в роли «вдохновительницы» насилия. Она пускает в ход то, что можно было бы расценить как непристойность в словах и жестах или она ведет себя таким образом, что это рассматривается как приглашение к половой связи.
При таком образе мышления в психологической окраске поведения потерпевших присутствует что-то, что отличает их от нежертв. Провоцирующие поступки женщин могут привести к сексуально опасной ситуации. Теория «провоцирующей жертвы» опирается, в основном, на позицию насильника, которая выражается обычно в таких словах: «она попросила об этом», «она недостаточно сильно сопротивлялась», «ее поведение было провоцирующим», «она изменила свое решение слишком поздно» и т. д. Названная теория превращает подобные рационалистические объяснения насильников в причинное объяснение актов насилия. Сторонники этой теории полагают, что недвусмысленное выражение жертвой ее нежелания сразу бы остановило насильника.
Однако, если насильник при нападении явно неправильно истолковывает намерения женщины, то тогда данная теория опирается на несколько иные исходные посылки. В таких случаях и преступник, и жертва неправильно истолковывают поведение друг друга. Она принимает за милость факт принятия им ее отказа при его заигрывании. Насильник, с другой стороны, истолковывает отказ жертвы чисто как проявление благопристойности. В итоге, считая, что сопротивление женщины—это маска, под которой скрывается тайное желание подчиниться сильному мужчине, он принимает решение действовать таким образом, как будто бы она дала свое согласие.
Некоторые зарубежные исследователи и практические работники полиции отмечают, что в отдельных европейских странах и США среди насильников и сексуальных убийц довольно велика группа мужчин с черной кожей (до 30—35%). Однако подобные наблюдения не дают никаких оснований думать, что черная раса обладает повышенной предрасположенностью к насилию, и никакие расовые теории под это не могут быть подведены. Дело в том, что высокий удельный вес чернокожих преступников наблюдается там, где представители этой расы адаптированы хуже других, т. е. плохо обеспечены материально, заняты непрестижным трудом, имеют низкий образовательный уровень, испытывают к себе недоверие и даже вражду и т. д. Сексуальное насилие для некоторых из таких людей является способом самоутверждения. Нелишне вспомнить и о том, что с древнейших времен женщина ассоциировалась не только с природой и ее способностью к оплодотворению, но и с богиней-матерью. Насильственное овладение женщиной другого рода или племени символизировало овладение божеством этого народа, следовательно, его подчинение. Почему не предположить, что этот древний механизм действует и сейчас?
Некоторые психоаналитические теории исходят из того, что у большинства насильников наблюдается сильная ненависть к женщинам с раннего детства или они пережили события, которые активизировали скрытые гомосексуальные тенденции. В последнем случае насилие мотивируется отчаянным желанием утвердиться в своей мужественности. По мнению Т. и X. Швендингер, такие объяснения изнасилований не доказаны или доказаны не полностью, однако мы попытаемся показать обоснованность этих взглядов.
Психоаналитические идеи являются центральными в социологической концепции «субкультуры насилия». Данная субкультура предположительно создается мужчинами, живущими в одном и том же районе (местности), которые, прибегая к насилию, находят выход своей сексуальной амбивалентности (двойственности) и расстройствам. Доказательств этой концепции очень мало, более того, считают упомянутые авторы, они никогда не появятся, поскольку есть множество примеров, когда изнасилования совершались людьми из национальных групп, в которых наблюдались традиционные семейные связи. В этих группах женщины подчиняются мужчинам согласно стабильным патриархальным формам доминирования, а не моделям, где доминирует материальное начало. Однако, если воспитанный в такой патриархальной субкультуре мужчина встречается со случаями, когда высокий статус женщины и ее автономия подрывают его мужское превосходство, то это тоже может стать причиной изнасилования.
С совершением изнасилований женщин другой национальности, а в некоторых случаях и их последующего убийства мы сталкивались неоднократно. Такого рода преступления сейчас нередки во время межнациональных столкновений в странах бывшего СССР и преодоление последствий подобных преступлений представляет собой очень трудную, а подчас и неразрешимую проблему. Нельзя делать вид, что ее нет, напротив, следует искать формы и способы помощи обесчещенным (и, конечно, ни в чем не виновным) женщинам. С этой проблемой сталкиваются и другие страны, например Кувейт после иракского нашествия.
Вместе с тем надо иметь в виду и те случаи, когда мужчина, воспитанный в традиционной семейной культуре, совершает сексуальное насилие в отношении женщины, принадлежащей к той же национальной группе. Обычно это происходит в ситуациях, когда потерпевшая представляется насильнику значительно менее ценной в этическом плане, чем его собственная супруга или некий национальный женский образ.
Теория структурной возможности (Л. Кларк и Д. Левис) основывается на том, что мужчины расценивают женщин как владелиц оплачиваемых сексуальных свойств. С точки зрения мужчины, женская сексуальность—это товар, которым владеют женщины, и даже если при определенных условиях мужчина и является владельцем этого товара, его нужно контролировать. Женщины рассматриваются как хранительницы и скупые распорядительницы страстно желаемого мужчинами товара, а мужчины в погоне за ним должны постоянно обихаживать женщин, заключать сделки и оплачивать удовольствие. Если что-то и лежит в основе женоненавистничества, то именно эти факты. Мужчины, естественно, негодуют и ненавидят женщин, так как они расценивают их как обладательниц того, что им необходимо и на что они имеют священное право, но что женщины отдают с неохотой. Право на обладание женщиной надо покупать.
Женщины со своей сексуальностью продаются и покупаются на открытом рынке. Мужчины, располагающие деньгами и другими ресурсами, просто заключают сделку в своих собственных интересах. Мужчины, которые непривлекательны и к тому же бедны, будут стремиться завладеть женщиной силой, так как у них нет иных средств, чтобы заключить сделку. Не удивительно, что насильники из низших слоев населения часто в качестве жертвы выбирают женщин среднего класса. В обществе, где женщинам приклеиваются разные ярлыки стоимости, неизбежно, что некоторые из них будут стоить для отдельных мужчин очень дорого, но последние, тем не менее, будут стремиться к тому, что не могут себе позволить.
Критикуя теорию структурной возможности, Т. и X. Швендингер ставят резонный вопрос: почему же совершаются изнасилования мужчинами с достатком, приятной наружности и с шармом? Исследования показывают, что в большинстве своем жертвами изнасилований являются женщины, принадлежащие к бедному сословию, и обычно на них нападают мужчины, принадлежащие к этому же классу. Как правило, сексуальные отношения не определяются исключительно принуждением и товарным обменом. В каждой стране миллионы мужчин и женщин, выходцев из рабочих, несмотря на трудности жизни, жертвуют собой друг ради друга и ради своих детей. Поэтому претендующие на универсальность утверждения Л. Кларка и Д. Левиса о том, что взаимоотношения между мужчинами и женщинами приводят к женоненавистничеству и тем самым основываются на вражде и недоверии, просто неверны.
Еще одна из современных криминологических теорий связывает изнасилования с животными, несоциализированными инстинктами мужчин. Сторонники этой теории считают, что хищническая природа мужчин и их собственнические устремления являются основополагающими причинами полового неравенства и изнасилований. По мнению С. Браунмиллер, эти явления определяются чисто биологическими факторами: «из-за строения половых органов мужчина был натуральным хищником, а женщина служила для него добычей». К тому же мужчина деспотичен от природы, и изнасилование поддерживает его превосходство и привилегии. Изнасилование не более как осознанный процесс запугивания, благодаря которому все мужчины держат всех женщин в состоянии страха. Тактически насильники—ударная сила, делающая свою черную работу от лица всех мужчин.
Это не только война мужчин против женщин, но и мужчин против мужчин, поскольку в этой теории женщина рассматривается как собственность других мужчин. Изнасилование является выражением естественного эгоистического желания обладать этой собственностью или проявлением мстительности, желанием подчинить себе обстоятельства, порождаемые всеобщим эгоизмом. Насильники бросают вызов всему мужскому сообществу, они насилуют, чтобы властвовать над другими мужчинами или чтобы отомстить своим соперникам.
Чтобы адекватно объяснить причины изнасилований и сексуальных убийств, недостаточно опираться на достижения сексологии или психиатрии, пусть даже самые современные. Необходимо взглянуть на это преступление с максимально широких социальных, этических и психологических позиций, поставив перед собой вопрос: какую роль вообще играют сексуальные отношения в жизни человека?
Можно взять на себя смелость утверждать, что с древнейших времен и до наших дней внимание мировой цивилизации сосредоточено на трех главных вопросах бытия: жизни, ее смысле и предназначении; таинстве смерти; отношениях между полами. Собственно, этому посвящено все мировое искусство, литература и наука, от «Махабхараты», ведийской и аккадской поэзии, древнееврейских библейских и буддийских текстов, древнегреческих мифов и Гомера — до Пастернака и Фолкнера, и, конечно, с активным участием философов, социологов, богословов, психологов, медиков, этнографов, историков, демографов, юристов и в равной мере скульпторов, художников, композиторов.
Остальные темы — дополнительные и второстепенные, в конечном счете производные, всегда зависящие от названных трех фундаментальных проблем и определяемые ими. В то же время эти последние теснейшим образом переплетаются друг с другом и не существуют изолированно. Если жизнь и смерть не просто антиподы, но и разные стороны одного целого, то отношения полов находятся между ними, давая начало жизни. Любовь часто становится смыслом жизни и причиной смерти: в убийствах на почве ревности это проявляется очень ярко.
Понятно, что вопросы жизни, смерти и отношений между мужчиной и женщиной нуждаются в особо строгом регулировании и относятся поэтому к числу важнейших в праве. С появлением криминологии как самостоятельной науки эти вопросы стали рассматриваться с активным использованием достижений других наук, в первую очередь психологии и психиатрии, в последние годы — сексологии и сексопатологии, а в будущем, как можно полагать, будут обращаться к достижениям биологии.
Криминология — единственная наука, пытающаяся понять, почему убивают людей, в чем здесь загадка, что хотели сказать природа и общество, делая одного человека орудием уничтожения другого, в чем смысл подобных поступков. Криминология же предпринимает усилия, чтобы объяснить, почему контакт или связь с женщиной либо признание с ее стороны настолько значительны для мужчины, что он применяет насилие, в том числе для овладения ею, а нередко и убивает ее, иногда с особой жестокостью, причиняя неимоверные страдания и мучения. Другая не менее сложная тайна: почему жертвами мужского насилия становятся дети — девочки и мальчики, пожилые, даже очень старые, женщины, почему женщины, особенно молодые, принимают активное участие в совершении изнасиловании представительниц того же пола? Причем, совершая такие действия, человек обычно теряет свое человеческое обличье, с облегчением сбрасывает с себя покровы цивилизации, рвет ее узы в себе самом, с упоением или яростью отдаваясь инстинктам и влечениям, преступая все мыслимые запреты.
Все эти проблемы имеют бытийный характер, отражают наиболее актуальные потребности людей, их глубинные и интимные основы жизни, причём в таком качестве названные проблемы обычно не осознаются, а еще реже рефлексируются в сознании причины подобных поступков. Но от этого они, вызывая самую острую общественную реакцию, становятся еще больше запутанными.
Понять сексуальных преступников и их поступки можно только в том случае, если проникнуть во внутренний мир этих людей, в то, что составляет основу их бытия и мироощущения. Такое проникновение позволит отбросить распространенное в отечественной науке мнение, что многие преступления, в том числе сексуальные, совершаются случайно и случайными людьми. Конкретные же исследования живых преступников, а не «мертвых» уголовных дел или данных статистики убеждают в том, что нет случайных преступлений и случайных преступников, а преступное поведение внутренне закономерно и даже целесообразно для данного лица. Образно говоря, преступление — это необходимый выбор. Более того, реализуя такое поведение, преступник всегда выигрывает в психологическом плане, что особенно заметно при анализе половых преступлений, поскольку при их совершении имеет место попытка компенсации индивидуальных психологических дефектов личности. Именно эти дефекты определяют, обусловливают применение насилия, а не иного способа разрешения субъективно воспринимаемой и оцениваемой собственной жизненной ситуации.
Поэтому можно сказать, что внутренние причины преступных сексуальных посягательств связаны с особенностями представления преступника о самом себе, с «Я»-концепцией, самоприятием, а также с потребностью получения максимума удовлетворения и тем самым подтверждения (и утверждения) своей личности. Дело в том, что сексуальное насилие и. совращение детей наряду с умышленным убийством и умышленным нанесением тяжких телесных повреждений составляют группу таких поступков, которые посягают на сами основы человеческого существования и сосуществования. Поэтому эти посягательства вызывают наибольшее осуждение общества и для их оправдания и самооправдания труднее всего, а в некоторых случаях и невозможно, найти аргументы. Вот почему достаточно обоснованно предположение, что виновному во что бы то ни стало нужно было их совершить, и только в этом случае он получал тот огромный психологический выигрыш, о котором мы упомянули выше. Выигрыш действительно должен быть огромен, иметь поистине бытийное значение, чтобы человек мог решиться на соответствующее действие.
Многие насильники, как можно заметить по их рассказам и конкретным преступным действиям, в момент сексуального насилия ощущают себя подлинными хозяевами жизни, и не только жертвы, но и своей собственной. Глумление над женщиной, ее садистское унижение, характерные для многих «серийных» убийц и насильников, а также для преступных подростковых групп, свидетельствуют именно о стремлении возвысить себя, растоптав другого. Смысл такого, да и любого другого преступления никогда не лежит на поверхности, он всегда спрятан в глубины психики, куда сам человек не умеет, а если бы умел, то далеко не всегда захочет заглянуть. Поиски смысла самых кровавых преступлений никогда не представляют собой попытки оправдать преступника — только понять, только объяснить. Это крайне необходимо, чтобы эффективнее предупреждать подобные деяния, чтобы действительно исправлять преступников.
При этом столь острая нужда в подавлении другого человека, как ни парадоксально, может и не осознаваться, впрочем, чаще всего так и бывает. Более того, мы полагаем, что эта нужда принципиально неосознаваема личностью, так же, как, например, собственная психологическая структура. Нужно особенно подчеркнуть, что нужда, потребность, тем более острая, всегда отражает существенную зависимость от чего-то, что имеет жизненно важное значение, и чем жестче эта зависимость, тем выше вероятность, неотвратимость совершения определенных действий, в нашем случае — преступных. Но осознавать подобную зависимость, тем более лежащую в плоскости глубоко интимных переживаний, сексуальных влечений, почти всегда очень травматично для субъекта, и в этом он редко признается даже самому себе. По этой причине она им вытесняется.
Человек совершает сексуальные преступления в том случае, если не принимает себя таким, каким себе представляется. Неприятие прежде всего проявляется в определенном, негативном эмоциональном отношении к самому себе, к собственному поведению, своему биологическому и социальному статусу. Но иногда (это характерно для совершивших изнасилование) человек, как ему кажется, примет себя при некоторых специфических условиях, являющихся порождением его «Я»-концепции. Например, самоприятие может быть достигнуто, если повышен или сохранен его статус в неформальной группе, преодолено, в психологическом аспекте прежде всего, доминирование противоположного пола, либо осуществилось самоутверждение в мужской роли, которое, естественно, трактуется крайне субъективно и иначе просто не может быть. Утверждение и самоутверждение в мужской роли как раз и имеет бытийное значение для личности. Если она не сможет это сделать, будут подвергнуты сомнению основы ее существования, ее самоприятие.
В иных случаях в основе преступного сексуального поведения лежат не стремление к изменению собственного представления о себе и тем самым повышение самоприятия, а чисто защитные задачи. Изнасилование в этом случае является формой защиты имеющегося представления о себе и самоприятия от угрозы, связанной с определенным субъективно унижающим преступника поведением женщины, которое наносит удар по его самоприятию и оценке себя в мужской роли. При этом важно отметить, что поведение женщины объективно внешне может и не быть таковым. Более того, она может и не подозревать об этом. Представление насильственного преступника о себе строится на том, каким он представляет себя в глазах женщины.
Насильник, например внезапно налетающий на свою жертву, почти всегда выглядит грозным, внушающим панический страх и именно это обстоятельство заставляет цепенеть жертву, полностью лишая ее возможности к сопротивлению. Но потом, добившись своего, многие из таких преступников выглядят жалкими, мелкими, ничтожными людьми. Они что-то бессвязно лопочут в целях оправдания, начинают даже обвинять несчастную женщину, иногда просят прощения, а некоторые вдруг начинают объясняться в любви и предлагают встретиться еще раз. Поэтому есть все основания думать, что эта ничтожность и есть подлинная натура насильника. Конечно, подобные преступники от этого отнюдь не становятся менее опасными, но мы должны знать, что к насилию, как правило, прибегают те, которые слабы. Это проявляется в широчайшем диапазоне человеческой деятельности — от спорта до половых преступлений: футбольный защитник, у которого не хватает мастерства, чтобы обыграть нападающего, бьет его по ногам, мужчина, который не может установить с женщиной нормальный сексуальный контакт, насилует ее.
Еще одно важное замечание, относящееся к большинству насильственных сексуальных преступлений: межполовые отношения лишь в силу определенных личностных дефектов, особенно связанных с прожитой жизнью и приобретенным опытом, становятся субъективно наиболее значимыми, т.е. приобретают бытийный характер. Поэтому такие отношения переживаются наиболее остро, что и определяет фиксацию на сексуальной сфере и повышенную сенситивность, т. е. чувствительность, восприимчивость к любым элементам в сфере контактов между мужчиной и женщиной. Предпринимая сексуальное насилие, виновный решает самую главную для себя задачу: подтверждает право на свое существование, бытие в собственных глазах в первую очередь, ибо его бытие зиждется на роли и поведении в сексуальной сфере, на признании себя в этой сфере.
Именно в этом можно найти объяснение, хотя бы и частичное, причин «серии» тяжких сексуальных преступлений, многие из которых заканчиваются убийствами потерпевших, а также многоэпизодных развратных действий в отношении несовершеннолетних. Первое, что обращает на себя внимание при анализе: их совершение почти всегда носит компульсивный характер, т. е. характер вынужденного влечения. Преступника как бы непреодолимо влечет к названным поступкам, его что-то «тащит» за собой, и в общем-то он мало управляет своим поведением. Причем все это делается в условиях очень большого риска, более чем вероятной кары, и, как показали многочисленные беседы с такими лицами, они вполне понимают исключительно безнравственный характер своего поступка, даже осуждают его и не ищут ему оправдания в поведении потерпевших, но ничего не могут с собой поделать. Как легко можно заметить, их действия очень сильно напоминают действия алкоголиков и наркоманов. Но сходство здесь отнюдь не только внешнее, поскольку и те, и другие неудержимо влекомы и не могут обойтись без того, что вызывает осуждение у всех других. Напрашивается вывод, что и причины у них должны быть схожи, особенно если иметь в виду психологический уровень.
И и в коем случае нельзя снимать ответственность и с общества, которое не оказывает действенную помощь людям с навязчивыми расстройствами сексуальных влечений. Некоторые половые преступники с полным на то основанием жалуются, что они неоднократно обращались к врачам по поводу таких своих недугов, но им не смогли или не захотели помочь. Например, Ч., 30 лет, был трижды осужден за развратные действия в отношении несовершеннолетних — всегда мальчиков, в присутствии которых онанировал и вовлекал их в гомосексуальные контакты. Онанировать стал с 10 лет, при этом всегда стремился сделать это в присутствии других мальчиков, что позволяет уверенно предположить, что вначале у него развился эксгибиционизм, отягощенный затем гомосексуализмом.
Ч. прожил несчастливую жизнь. До семи лет воспитывался в детском доме, потому что болела мать, а отец был неизвестен, как, впрочем, и отец сестры, и они даже не знают, общий ли у них родитель. Это очень важное обстоятельство, накладывающее значительный отпечаток на всю последующую жизнь,— начать свой жизненный путь в условиях почти полной неопределенности, когда у маленького мальчика отсутствует мать, а об отце вообще нет никаких сведений. Для такого незащищенного родительской любовью ребенка мир приобретает не только враждебный характер, но и весьма неясные очертания. Во всяком случае, это чуждая и непонятная среда, нормы которой поэтому совсем не обязательны, а следовательно, можно потом совращать других мальчиков. Но почему мальчиков, а не девочек? Мать Ч., выздоровев, взяла его домой, но беда в том, что она чрезмерно пила (живший вместе с ней брат был алкоголиком) и вступала в беспорядочные половые связи, причем все это дома, на глазах у сына. Так продолжалось 3 года, и в 10 лет его направили в интернат. Нет ничего удивительного в том, что Ч. «к девочкам никогда не тянуло. Женщины не интересовали и не интересуют совершенно. Я хотел перебороть себя и встречался с одной женщиной 2 месяца, но ничего с ней не получилось, я даже не знал, как и с чего начать». Как мы видим, нанесенная в детстве психотравма оказалась очень глубока.
Этот развратитель трижды отбывал наказание в местах лишения свободы, но ему там не оказали никакой сексопатологической помощи («Меня только все ругали»). Он сам понимал, что так продолжаться не может и уже после первого освобождения обратился к врачу, но помощи не получил. То же самое повторилось, когда он вышел из тюрьмы во второй раз.
Мы думаем, что влекомость и неудержимость при совершении многих сексуальных преступлений, помимо физиологических механизмов, определяется тем, что человеку чрезвычайно важно утвердить то, что составляет основу его существования, а поэтому вновь и вновь он совершает подобные действия. Их повторяемость тем выше, чем меньше его уверенность в себе, чем сильнее у него неосознаваемое стремление стать таким, каким ему хотелось бы себя видеть, но каким он по своему внутреннему ощущению не является, чем больше он нуждается в компенсации своих личностных дефектов и чем болезненнее для него собственные жизненные провалы и катастрофы. Воздержание от сексуальных посягательств может означать утрату своей индивидуальной определенности — как при алкоголизме и наркомании.
Конечно же, приведенные рассуждения представляют собой не первую попытку особо выделить жизненно важное значение отношений между полами. Выдающийся русский мыслитель Н. А. Бердяев писал: «Вопрос о поле и любви имеет центральное значение для всего нашего религиозно-философского и религиозно-общественного миросозерцания. Главный недостаток всех социальных теорий — это стыдливость, а часто лицемерное игнорирование источника жизни, виновника всей человеческой истории — половой любви. С полом и любовью связана тайна разрыва в мире и тайна всякого соединения; с полом и любовью связана также тайна индивидуальности и бессмертия. Это мучительнейший вопрос для каждого существа, для всех людей он также безмерно важен, как и вопрос о поддержании жизни и смерти. Это проклятый, мировой вопрос, и каждый пытается в уединении, тщательно скрываясь, таясь и стыдясь точно позора, преодолеть трагедию пола и любви, победить половое разъединение мира, эту основу всякого разъединения, последний из людей пытается любить, хотя бы по-звериному».{4}
Тайна разрыва и тайна всякого соединения... Мучительнейший вопрос, мировой вопрос... Это обо всем человечестве, о всех людях, и преступниках в том числе. Это великая загадка природы, которую каждый решает по-своему, «хотя бы по-звериному». Поэтому мы особенно подчеркиваем индивидуально-бытийный характер проблем, решаемых при совершении большинства сексуальных преступлений. Б. С. Соловьев считал, что «смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности чрез жертву эгоизма».{5} Но это — смысл любви, а при сексуальных преступлениях она обычно отсутствует, посягающий, как можно предположить, тоже спасает свою индивидуальность, но, понятно, не жертвует своим эгоизмом, а приумножает его.
Сексуальных преступников отличает целый ряд специфических представлений и ориентации. Так, для лиц, совершающих изнасилования, ценность женщины обычно очень велика, но в то же время чрезвычайно низка ее половая неприкосновенность. Более того, последняя ими вообще не воспринимается как какая-то ценность и к женщинам у таких людей двойственное отношение — тяготения и отвергания одновременно. Чем глубже и травматичнее у них переживания в сексуальной сфере и межполовых отношениях, чем меньше они осознаются, чем стабильнее установки на отрицание половой неприкосновенности женщины, чем острее воспринимается она в качестве источника глубокой психотравмы, тем выше вероятность совершения тяжких сексуальных преступлений с нанесением опасных телесных повреждений, в том числе повторных.
Эту же принципиально важную мысль, имеющую объяснительное значение для понимания любых преступлений, можно выразить так: чем жестче психологическая зависимость человека от внешних ситуаций и травматичнее вызываемые ими переживания, тем выше степень его несвободы и, следовательно, вероятность совершения им преступления. Таким образом, несвобода и есть главная глубинная психологическая причина преступного поведения и в этом плане предлагаемое решение соответствует представлению великого датского мыслителя С. Кьеркегора: «Понятие, противоположное греху, есть не добродетель, а свобода».
Весьма важно отметить, что все черты нравственно-психологической характеристики личности сексуального преступника формируются, развиваются и закрепляются в личности с первых дней жизни индивида. Вот почему справедливо утверждение, что сексуальное преступление, как и любое другое, подготовлено всем ходом жизни, является ее итогом, и вне этого контекста оно не может быть адекватно объяснено. Вот почему генетический анализ преступных половых посягательств крайне важен для дальнейших сексолого-криминологических поисков, его можно и нужно считать самостоятельным направлением исследований.
Очень интересной и столь же сложной является криминологическая оценка роли аномалий психики в совершении половых преступлений, и изнасилований в частности. Однако представляется необходимым вначале изложить некоторые принципиальные соображения о криминогенности психических расстройств применительно к любым преступлениям.
Психические нарушения не представляют собой субъективную причину преступного поведения, т. е. не должны рассматриваться в качестве главного источника такого поведения, поскольку они могут выступать лишь в качестве внутреннего условия. С учетом результатов последних эмпирических исследований и их теоретической интерпретации мы хотели бы изложить некоторые наши взгляды по этой сложной проблеме.
Не психические аномалии сами по себе порождают преступное поведение, а те психологические особенности личности, которые формируются под их влиянием, поэтому правильнее говорить о криминогенности вторых, а не первых. Эту же мысль можно выразить так: как и внешние социальные условия, психические расстройства не ведут напрямую к преступлению, не преломляясь через психологию субъекта. По этой причине и возникает необходимость проведения психологического, а не только психиатрического исследования. Если названные расстройства непосредственно вызывают общественно опасные поступки, минуя психологию личности, то совершивший их человек, безусловно, должен считаться невменяемым, поскольку именно в психологии «хранятся» его возможности оценивать и контролировать свои действия, руководить ими. Вне личности, в том числе и нравственных установок, «вписанных» в ее психологию, антиобщественное поведение не может расцениваться как преступление. Однако у «аномальных» субъектов, как можно предположить, сфера личностного сужена и деформирована по сравнению с психически здоровыми людьми и соответственно шире, действеннее, активнее сфера, где проявляются нарушения психики.
Поскольку психологические изменения вызываются расстройствами психики, последние в этом смысле (только в этом!), очевидно, должны быть признаны субъективными причинами преступного поведения. Однако такое признание условно, поскольку надлежащее воспитание, необходимые коррекционные мероприятия способны нейтрализовать криминогенный эффект психических аномалий. Но если такие усилия отсутствуют, преступное поведение становится весьма вероятным. Эта вероятность тем более высока, что в наших условиях психиатрическая помощь населению недостаточна, выявляемость психических нарушений невысока, а традиция обращения к врачу-психиатру практически отсутствует. Особенно пагубно отсутствие коррекционных усилий в отношении детей и подростков, в первую очередь тех, которые живут в так называемых неблагополучных семьях. Здесь сочетание психических расстройств с ненадлежащим отношением родителей к ребенку приобретает качество мощного криминогенного заряда.
В целом же психические аномалии оказывают значительное влияние на сексуальное общение, сексуальные отношения и поведение человека, его полоролевые позиции. Можно выделить следующие аспекты воздействия этих аномалий на совершение половых преступлений, имея в виду, конечно, и период формирования личности преступника:
— психические аномалии, начиная с первых лет жизни человека, могут препятствовать возникновению и развитию адекватных полоролевых установок, осознанию себя в качестве равноправного и равноценного участника сексуальных отношений. Так, психопатии и последствия черепно-мозговых травм способны сформировать ощущение своей сексуальной неполноценности, ущемленности, недостаточности. Более того, в раннем возрасте, например, у мужчины могут быть заложены основы субъективно-искаженного восприятия женщины как угрожающей, разрушительной силы. В силу этого он в отношениях почти с любыми представительницами противоположного пола начинает занимать оборонительную позицию, а лучший способ защиты — нападение. Отсюда — многие изнасилования, совершаемые «аномальными» преступниками, сопровождаются жестокими избиениями и издевательствами над потерпевшими;
— пограничные психические расстройства мешают установлению нормальных, социально одобряемых отношений с представителями противоположного пола. В этом, как мы уже отмечали, особенно негативную роль играет дебильность. Ей свойственны дефекты мышления и речи, задержки в умственном развитии, низкий запас знаний и слов, неправильное произношение слов, отсутствие многих, необходимых в жизни, навыков. Движения олигофренов в степени дебильности замедленны, угловаты, однотипны, неловки, мимика и пантомимика отличаются однообразием, бедностью, невыразительностью. Для них характерно «тупое», маскообразное выражение лица, иногда нарушение строения черепа, что в сочетании с внешней неряшливостью и неопрятностью вследствие несоблюдения элементарных санитарно-гигиенических норм существенно препятствует завязыванию и поддержанию принятых отношений с девушками и женщинами. Более того, не исключены насмешки и издевательства со стороны последних. Олигофрены, лишенные возможности удовлетворить свои половые запросы обычным путем, чаще, чем здоровые, прибегают к насилию;
— нарушения психики, которые ослабляют волевые механизмы, способствуют тому, что возникающие у лиц с такими нарушениями половые потребности чаще приводят к преступному сексуальному, в том числе насильственному, поведению. Удовлетворение такой потребности у них не опосредуется социальными нормами, запретами или ограничениями, а потому путь от ее появления до действий по ее реализации короче. Сами же действия достаточно примитивны, иногда внезапны; они подчас и непродуманны, очень редко включают в себя предварительное планирование и тщательную подготовку, сокрытие следов преступлений и т.д. Поэтому успешно предупреждать половые преступления лиц с психическими аномалиями во многих случаях сложно;
— существенное влияние на сексуальное преступное поведение лиц с психическими аномалиями оказывает их внушаемость. Весьма наглядно это проявляется в групповых изнасилованиях, в совершение которых таких лиц, например олигофренов, втянуть легко, особенно учитывая, что многие из них иным путем не могут удовлетворить свои сексуальные нужды.
Очень важно отметить, что психические аномалии существенно затрудняют усвоение социальных норм, регулирующих отношения между полами. Но это обстоятельство следует рассматривать не изолированно, а в контексте всех связей и отношений лиц с такими аномалиями. Дело в том, что в социально-психологическом плане они отличаются отчужденностью от социально одобряемых ценностей и малых социальных групп, большей, чем здоровые люди, выключенностью из нормального общения, дезадаптацией в микросоциальной среде, ослаблением связей с окружающими. Происходит это и потому, что они обладают субъективно слабыми адаптивными возможностями, и потому, что сама среда их часто выталкивает. Поэтому предупредительное влияние на них других людей в значительной мере неэффективно. В целом, чем хуже человек адаптирован, тем труднее удержать его от антиобщественных действий.
Разумеется, никакой фатальности в совершении сексуальных преступлений, как и любых других, лицами с психическими аномалиями не существует, хотя их среди преступников больше, чем среди законопослушных людей. Криминогенное действие таких расстройств неизбежно лишь на массовом уровне, т. е. на уровне преступности или вида преступности, но отнюдь не отдельного человека. Даже олигофрены при надлежащем воспитании не будут нарушать сексуальные запреты.
Итак, влияние психических аномалий на совершение изнасилований, как и других преступлений, неоднозначно. Поэтому никогда не следует, узнав о совершении необычного сексуального правонарушения, уверенно говорить: «Это произошло потому, что преступник психически неполноценен».
Предлагаемая концепция причин изнасилований, основывающаяся на мотивации этих сексуальных преступлений, может быть названа компенсаторной, поскольку имеет место попытка компенсации индивидуально-психологических дефектов личности, и эта попытка реализуется в преступном поведении. Иными словами, проявляется стремление, как правило бессознательное, компенсации этих дефектов, которое обусловливает сексуальное насильственное преступление. И именно эти дефекты определяют то, что человек прибегает к насилию, а не к иным способам разрешения субъективно воспринимаемой и оцениваемой собственной жизненной ситуации.
Термин парафилия (с греч. рага — около, ни к месту, изменено + рhiliа — любовь) впервые был использован Крауссом, а в последующем Б. Карпман ввел его в американскую психиатрию (1934 г.). Он обозначает различные формы отклоняющегося сексуального влечения, которое приводит к поведению, противоречащему стереотипам половой морали. В последнее время этот термин используется все чаще в качестве замены понятия «перверсия» (извращение) с тем, чтобы подчеркнуть биологические, медицинские аспекты отклонений полового влечения, а не фиксировать внимание только на нарушениях половых предписаний общества.
Согласно американской классификации психических расстройств, а также Международной классификации болезней парафилия является особым психическим (сексуальным) расстройством, ей предоставлено право на обособленное и равноправное положение наряду с другими болезнями. Это тем более обоснованно, что современные представления о природе аномального сексуального поведения определенно указывают на первостепенное значение нарушений целого ряда биологических процессов. Становится все более очевидным, что парафилии в конечном счете во многом связаны с патологией мозга, нарушение функционирования которого приводит к глубоким искажениям всего хода биологического и психического развития личности. Несомненно, что социальные влияния остаются крайне существенными, определяя совершенно различные условия для проявления имеющихся аномалий.
Поскольку любое отклонение сексуального поведения является в той или иной мере отражением более глубокого нарушения половой идентичности, т.е. целостного переживания и осознания себя как представителя пола, значимыми оказываются не только психофизиологические задатки, но и особенности раннего контакта с матерью и характера взаимоотношений между обоими родителями. Не менее важное значение имеет общая атмосфера, в которой происходит усвоение общепринятых ценностей и стереотипов поведения. Вряд ли возможно пройти мимо того факта, что у двух наиболее страшных садистов нашего времени детство, прошло в условиях оккупационного режима с неизбежно присущими ему элементами «садического» мира. У одного из них самым ярким впечатлением детства явились последствия бомбардировок, после которых он с трепетом вспоминал лежащие в лужах крови изувеченные человеческие тела. У другого своеобразное эмоциональное состояние с переживанием одновременно страха и сексуальных ощущений впервые возникло в ответ на убийство немцем собаки. В дальнейшем сочетание до блеска начищенных сапог и крови определили даже некоторые конкретные свойства объекта влечения, который обязательно должен был носить сверкающую обувь.
Сутью парафилий является использование в качестве стимулов сексуального возбуждения прежде всего запретов (табу) данной культуры. Несмотря на их в целом всеобщий характер, степень допустимости того или иного поведения различается в каждом обществе. Различная ценность отдельной человеческой жизни, достоинства личности, особенно если это касается женщины, может определить и ту дистанцию, которая существует даже в патологической психике, от аномальных побуждений до их воплощения, в частности в насильственных формах. Все эти условия, являясь социальными, могут становиться значимыми факторами только тогда, когда они превращаются в социально-психологические, т. е. когда они вступают во взаимодействие с определенной готовностью, создаваемой своеобразными биологическими условиями существования организма.
Стремление к нарушению социальных запретов в случае парафилий приводит к тому, что ряд из них связан с нарушением и уголовно-правовых норм поведения. В свое время именно это обстоятельство особо подчеркивал маркиз де Сад, писавший о первостепенном значении для достижения удовлетворения совершения преступления. Часто это отражается непосредственно в поведении лиц с парафилиями, которые намеренно стремятся к созданию эмоциогенных ситуаций, связанных с нарушением существующего закона. Это поведение начинает напоминать своеобразную игру, балансирование на лезвии бритвы. Типичный пример этого — поведение Джека-Потрошителя, давшего прозвище не одному своему последователю.
Осенью 1888 г. английские газеты, в том числе «Тайме», посвящали целые полосы странным убийствам в одном и том же квартале Лондона — Уайт-Чепл. Таинственный преступник, сразу же получивший прозвище «Джек-Потрошитель», совершал свои деяния стереотипным, хотя и нестандартным почерком. Одно из судебно-медицинских обследований гласило: «Вскрытие показало тридцать девять ранений, нанесенных двумя видами холодного оружия — ножом с длинным лезвием и хирургическим скальпелем. Десять ранений на горле, семнадцать на груди, тринадцать на животе...» Описание комнаты одной из жертв напоминало акт инвентаризации анатомического театра. Обычно он прежде всего перерезал им горло, затем вскрывал живот и рылся во внутренностях. Во многих случаях он вырезал наружные и внутренние половые органы и брал их с собой. В других случаях он удовлетворялся тем, что разрезал их на мелкие части. Все жертвы — женщины, обычно слегка за сорок лет, известные в своих кругах проститутки. В лондонских трущобах того времени, по оценке одного епископа, их было восемнадцать тысяч, хотя по данным полиции — не более восьми тысяч.
Полиция получила сотни анонимных писем от предполагаемого убийцы, на них тридцать четыре — с подписью «Джек-Потрошитель». Результаты графологического анализа были противоречивы, но постепенно полиция пришла к выводу, что убийца — иностранец, скорее всего поляк.
Особенно обескуражил полицию иронический тон посланий, убежденность преступника в безнаказанности. Некоторые письма были написаны в стихах. Иногда указывалась дата очередного убийства, которая сбывалась с точностью до одного-двух дней. В одном из конвертов была половина почки. Из примечания следовало, что другая половина пошла на дегустацию в жареном виде.
За ходом следствия следили все в Соединенном Королевстве, а королева Виктория даже давала полиции свои советы и рекомендации. Тираж газет рос, доходы владельцев ночных заведений катастрофически падали. Видя бессилие полиции, они создали Комитет бдительности и назначили солидное вознаграждение за поимку маньяка. Газеты, ориентируясь на общественное мнение, требовали смещения руководителей полиции. В результате ушел в отставку генерал Чарльз Уоррен, верховный полицейский комиссар Англии.
С 9 ноября 1888 г. убийства прекратились. Следы Потрошителя исчезли. Начальник лондонского уголовного розыска Роберт Мелвиль в своих записках пытался позднее занизить число жертв и поднять пошатнувшийся престиж полиции. Он даже утверждал, что располагал документами, устанавливающими личность преступника, но затем был вынужден уничтожить их. По словам Мелвиля, убийца был помещен в психиатрическую лечебницу, где и покончил с собой. Тем не менее профессиональные сыщики и детективы-любители продолжали пытаться установить истину, не выказывая большого доверия к словам сэра Мелвиля. Поиск продолжается и до сих пор. В 1959 г. вышла книга Дональда Мак-Кормика «Личность Джека-Потрошителя», в которой автор на основе анализа всех материалов приходит к выводу, что преступник был выходцем из России по фамилии Коновалов. Не исключалось, что у него была и вторая фамилия — Педаченко и что он работал в поликлинике, которую часто посещали проститутки Уайт-Чепла. Оказывается, в 1905 г. бюллетень российской хроники дал описание Коновалова-Педаченко (была указана еще и третья фамилия), которое совпадало с портретом, составленным лондонской полицией.
Помимо этой книги вышли и другие. Одна из них —«Квартирант», принадлежавшая известной романистке Лондес Беллок, была не раз экранизирована. Писательница сделала из Джека борца за очищение мира от скверны проституции, руководимого добродетельными побуждениями, прилежного чтеца Библии. Однако данное понимание вряд ли соответствует действительности, поскольку речь в этом случае шла о поведении человека с измененным сексуальным влечением.
Лишь совсем недавно в Ливерпуле нашли дневник, как полагают, настоящего потрошителя — Джеймса Мейбрика, торговца хлопком. Примечательна кара, постигшая Мейбрика,— он был отравлен своей женой Флоренс в припадке ревности в 1889 г.
Зачастую сам девиантный акт лиц с парафилиями становится для них не только способом удовлетворения сексуальной потребности, но и своеобразным способом собственной эмоциональной регуляции, связанным с изменением неудовлетворительного психического состояния.
А., 1954 г. р., в Центр поступил 3.03.89 г.
Дед его по линии отца в пожилом возрасте лечился в психиатрической больнице, покончил жизнь самоубийством. Отец злоупотреблял алкоголем, был агрессивным даже в трезвом состоянии, в состоянии раздражения дрался с матерью, бил мебель, дети в подобных ситуациях часто убегали из дома. Был строг с детьми, держал их в «ежовых рукавицах». До последнего времени отношения с отцом плохие, конфликты с ним периодически перерастали в драки. Больше тянулся к матери. Воспитывался вместе с младшим на три года братом, с которым, несмотря на возникавшие иногда ссоры, был дружен. Рос слабым, болезненным ребенком, дважды перенес воспаление легких. В школу поступил в 7 лет, успевал хорошо, принимал активное участие в общественной жизни, увлекался чтением, занимался спортом. По характеру был общительным, уравновешенным, имел много друзей. До 13 лет был невысокого роста, ниже многих подростков, однако затем стал быстро расти, значительно обогнав сверстников к 17 годам. В возрасте 12—13 лет, упав на катке, перенес травму головы с кратковременной потерей сознания, рвотой. В последующем отмечал у себя раздражительность, вспыльчивость, испытывал сильные приступообразные головные боли, сопровождавшиеся потерей бокового зрения справа, онемением правой половины лица, кисти, туловища. Состоял на учете в ПНД с 4.10.68 по 15.01.71 г. с диагнозом: «Посттравматическая церебрастения». На приемах был бледным, астенизированным, жаловался, что во время резких приступов была сонливость, отмечались шаткость походки, быстрая утомляемость. После лечения состояние его улучшилось, и с учета он был снят. Либидо платонического характера с 13 лет. Отмечает, однако, что «с юных лет» у него не складывались отношения с женщинами, в присутствии которых он терялся, чувствовал себя неуверенно, не мог установить более близких контактов. Первый половой акт в 16 лет с женщиной старше его на 2 года, по его словам, «легкого поведения», по ее инициативе. Несмотря на полноценную эрекцию и интромиссию, осталось ощущение неудачи, был уверен, что не соответствовал желанию партнерши и не смог ее удовлетворить. Онанизм с 17 лет, раз в месяц, с этого же возраста поллюции, которые в последующем (во время службы в армии) отмечались не чаще раза в месяц. С женщинами вступать в интимные отношения боялся, несмотря на предоставлявшиеся возможности, из-за постоянного опасения фиаско. Вторая связь в 18 лет с разведенной женщиной, с которой встречался полгода, не настаивая на интимных отношениях. Половой акт совершил с ней за несколько дней до проводов в армию, считает его также неудачным, кратковременным, хотя называет приблизительную его продолжительность 5 минут. Окончив 10 классов, работал слесарем и одновременно обучался на вечернем отделении МВТУ им. Баумана. С 1973 по 1976 г. служил в морских частях погранвойск. Уволился на общих основаниях в звании корабельного старшины, проживал с родителями, работал, продолжал учиться. В 23 года женился на разведенной женщине, старше его на 2 года, от брака имеет сына 1978 года рождения. Половую жизнь с ней начал после 2—3 месяцев встреч и за 3 месяца до регистрации брака. Первое время совместной жизни частота половой жизни достигала 4 актов в неделю, иногда с эксцессами. Максимальный эксцесс в этом возрасте — 3 половых акта. Считает жену легко возбудимой, форшпиль — 10 минут. Изредка употреблял алкоголь, в состоянии опьянения становился раздражительным, «возбужденным, вел , себя странно», утром говорил, что был как в тумане и не помнит происходившего. На работе в тот период зарекомендовал себя добросовестным, исполнительным, награждался почетными грамотами, заносился на доску почета, принимал активное участие в общественной жизни коллектива. В 1979 г. он впервые привлекался к уголовной ответственности за изнасилование, в связи с передачей его на поруки коллектива уголовное дело было прекращено. В производственной характеристике отмечается, что после этого случая он стал грубым, раздражительным, несдержанным.
В 1980 г. вновь привлекался к ответственности за попытку изнасилования и разбойное нападение после того, как в состоянии алкогольного опьянения напал на девушку, отобрал у нее сумку. В течение этого дня распивал спиртное, вечером стал преследовать гр-ку Д., напал на нее в подъезде, отобрал сумку и скрылся. В тот момент, по его словам, при виде женщины его «внезапно потянуло», возникло желание, постепенно нарастало возбуждение, появилось чувство «внутренней агрессивности», все тело «охватила дрожь», после чего стал догонять ее, а повалив наземь, сдавил горло, чтобы «заставить ее подчиниться». С 4.08 по 2.09. 81 г. находился на судебно-психиатрической экспертизе в Институте им. Сербского. В то время он был доступен контакту, выглядел несколько подавленным, акцентировал внимание на перенесенной в подростковом возрасте травме головы, отмечал, что в последние годы чувствовал себя бодрым, активным, несмотря на большие нагрузки, головные боли возникали редко. Правонарушения объяснял сильной степенью опьянения, заявлял, что случившееся помнит не полностью, «клоками», утверждал, что не владел собой, был «на полном автопилоте». Комиссия пришла к заключению, что А. хроническим душевным заболеванием не страдает, его следует считать вменяемым. А. был осужден на 6 лет лишения свободы. Из ИТК направлялся на стройки народного хозяйства, освободился в декабре 1985 г. В период отбывания наказания прибегал к мастурбации до 2 раз в месяц, поллюции наблюдались с той же частотой. После освобождения проживал с семьей, работал слесарем на комбинате, проявил себя технически грамотным, дисциплинированным специалистом, активно участвовал в рационализаторской работе. В мае 1987 г. был назначен сменным техническим мастером энергетической службы завода. В последнее время несколько изменилось отношение к работе, имел упущения, стал резок с руководством, вспыльчив, высокомерен.
Обвиняется в том, что 17.09.88 г. совершил изнасилование гр-ки К. в извращенной форме, при этом нанес ей множественные удары в область живота, душил за горло. В процессе следствия сообщил, что изнасиловал еще двух женщин подобным же образом. Потерпевшие отмечали, что он был не пьяным, но очень злым, угрожал убийством, сильно душил за горло, давил на глаза, разрывал рот, бил кулаками в живот, старался ввести половой член в рот или задний проход. При судебно-медицинском освидетельствовании у потерпевших были обнаружены кровоизлияния глазных яблок, ссадины на слизистой губ, шеи, кровоподтеки в области спины, глазниц, правого предплечья, волосистой части головы, радиальные трещины и надрывы в области заднего прохода. Во время следствия, давая показания, сообщил, что после возвращения из колонии с 1987 г. у него было много подобных незафиксированных случаев. Всегда было ощущение, что «это все делал не я, а кто-то другой», желание изнасиловать возникало «неожиданно», часто не помнил подробностей случившегося, «больше доверял показаниям самих потерпевших». Во время амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы сообщил, что периодически у него появлялись апатия, раздражение, он начинал «как бы представлять процесс изнасилования», ничем не мог отвлечься, заканчивалось все тем, что на улице встречал женщину, «набрасывался на нее, пытался душить». После изнасилования мучило раскаяние, появлялись мысли о самоубийстве. Вопросы о его психическом состоянии и вменяемости решены не были. При обследовании в Центре выявлено следующее.
Соматическое состояние. Высокого роста, астенического телосложения, пониженного питания, язык слегка обложен беловатым налетом. Заключение терапевта: «Хронический гастрит со сниженной секреторной функцией».
Неврологическое состояние. Асимметрия лицевого черепа. Ослаблена конвергенция, сглажена правая носогубная складка, легкая девиация языка вправо. Сухожильные рефлексы оживлены с расширением рефлексогенных зон. Брюшные рефлексы несколько снижены. Выраженный гипергидроз, акроцианоз. Дермографизм красный, стойкий. На краниограммах отмечаются пальцевые вдавления, усиление сосудистого рисунка. На электроэнцефалограмме имеются легкие диффузные изменения преимущественно в стволовой части головного мозга, на М-эхо смещения не обнаружено. Заключение невропатолога: «Вегетативная дисфункция. Мигренозный синдром».
Сексологическое обследование. Диспластичен, ближе к евнухоидному сложению. Бигуморальная дистанция 44 см, битрохантерная 36 см. Окружность грудной клетки 91 см, диаметр сосков 3 см. Трохантерный индекс 1,86 (186:100). Оволосение лобка с тенденцией к горизонтали. Наружные половые органы сформированы правильно, длина полового члена 9 см, окружность 8 см. Правое яичко 6/4 см, левое — 4/3 см, плотной консистенции, болезненное при пальпации (со слов, в 1987 г. перенес орхит). Складчатость и пигментация мошонки выражены.
Психическое состояние. Во время беседы держится естественно, речь его последовательная, свободная, мимика адекватная. Анамнестические сведения излагает подробно, охотно. Сообщает, что в последние годы у него часто возникают перепады настроения, неожиданно на фоне хорошего самочувствия появляются раздражительность, злобный оттенок в настроении, «внутреннее недовольство, неустроенность». Подчеркивает, что часто в эти минуты ссорится с женой, наказывает сына, возникают мысли о нападении на женщин. Кроме этого, такие состояния обычно сочетаются с навязчивыми представлениями сцен изнасилования, предшествующих половому акту. Эти представления были сильны и мучительны, не мог найти себе места, старался выполнять тяжелую физическую работу, чтобы как-то отвлечься от них. Сообщает, что вначале он мог бороться со своими желаниями, противодействовать им, но в последнее время утратил эту способность, нападал на женщин в трезвом состоянии, не мог удержаться и пройти мимо женщины. Сообщает, что в последнее время нарастала частота таких действий, которая достигла 1 раза в неделю. Связывает это нарушение с неудачным первым половым актом в 17-летнем возрасте, постоянным опасением своего «падения», субъективным ощущением низкой потенции, желанием «подавить» партнершу. Однако-указывает на начало возникновения подобных желаний в период отбытия наказания, когда стал перед засыпанием представлять сцены, в которых догонял незнакомую женщину, закрывал ей рот, душил, а добившись ее подчинения, срывал одежды, дотрагивался до груди и половых органов. Такого рода сцены стали возникать в сновидениях, завершавшихся поллюциями, а также сопровождать мастурбаторные акты. Подобные фантазии участились через год после освобождения. Утверждает, будто желание осуществить свое влечение возникало каждый раз неожиданно для него, после таких действий чувствовал раскаяние, появлялись мысли о самоубийстве, был раздражен, мог в таком состоянии ударить жену. Частота реализованных нападений в последнее время достигла 1 раза в неделю, реже — в месяц, ограничиваясь чаще хулиганскими действиями. Алкоголь всегда являлся провоцирующим фактором и усиливал эти стремления, но в последние годы часто бывал при этом трезвым. Часто не помнил последовательности событий нападения на женщину, после случившегося испытывал раскаяние, «мучила совесть», возникали суицидальные мысли. Первые две недели пребывания в отделении был вял, плаксив, астенизирован, предъявлял жалобы на трудности при засыпании, сонливость днем, много времени проводил в пределах постели. В дальнейшем состояние его улучшилось. При экспериментально-психологическом исследовании обнаруживается достаточно высокий уровень обобщения со способностью использовать существенные свойства объектов при обобщении, оперировать категориальными абстрактными понятиями, условными смыслами. По данным теста Розенцвейга, исследования «Самооценки», теста Кеттелла,выступают ориентация на социально одобряемые нормы, устоявшиеся мнения, традиции с некоторыми трудностями принятия нового, склонность фиксироваться на неудачах. Отмечается конформность испытуемого, тенденция учитывать точку зрения окружающих. На фоне стремления к контролю своих эмоциональных проявлений обнаруживается эмоциональная неустойчивость с возможностью возникновения реакций раздражения. Выявляется ситуационно обусловленное повышение тревожности, напряженности, сниженный фон настроения.
Парафилии, хотя и связаны с социальными условиями, в большей степени обуславливаются биологическими факторами, которые, конечно, не непосредственно приводят к преступлению, а проходят личностный фильтр. Поэтому количество сексуальных преступлений стабильно, а их предупреждение актуально для всех стран. Именно аномалии сексуальности, и прежде всего парафилии, определяют совершение как наиболее тяжких, так и наиболее рецидивных правонарушений. В этом заключается их способность, отличающая парафилии от иных психических аномалий. Если последние выступают в роли вероятностного условия совершения антиобщественных действий, то парафилии почти однозначно ведут к совершению уголовно наказуемых деяний, ибо нет извращения без активности, нарушающей половые стандарты. Содержание противоправных действий при этом часто целиком исчерпывается имеющейся патологией сексуальной сферы, тогда как другие психические расстройства лишь влияют на формирование мотивов противоправного поведения. Очевидно, что в любом другом криминальном акте также отражается некая потребность. Однако при парафилиях имеется изначальная патология потребностной сферы, в связи с чем ее опосредование личностью затруднено, а чаще всего она не способна обеспечить социально приемлемую сексуальную активность. Подобная неразрывность потребностной и деятельностной сторон парафильного синдрома комплекса приводит к тому, что существующее уголовное право, по существу, наказывает не столько за совершаемое человеком правонарушение, сколько за имеющееся у него расстройство. С этой точки зрения, обоснованность наступления уголовной ответственности лиц с парафилиями в принципе представляется сомнительной: если психическая аномалия является причиной общественно опасных действий, то нет преступления.
Может показаться, что подобная позиция вступает в противоречие с основополагающей концепцией о ведущей роли социальных элементов поведения, в том числе его антиобщественных и противоправных форм. Однако это противоречие легко устраняется, если учесть, что в случаях парафилий нормами права ставится рискованная задача дать оценку биологическому функционированию человека, пусть даже в той или иной степени измененному. Другое дело, что не всякое аномальное сексуальное поведение обуславливается имеющимися парафилиями, однако если они выявляются, возникает необходимость определения как степени вины, так и меры ответственности.
Существует по меньшей мере сорок различных парафилий, имеющих свои названия. Не все из них связаны с уголовно наказуемыми сексуальными деяниями. Большинство же включены в упомянутую американскую классификацию как парафилии неопределенного типа. Среди них под своим собственным названием фигурируют сексуальный садизм, мазохизм, педофилия, эксгибиционизм и некоторые другие извращения. Данная классификация, наиболее адекватно отражающая особое место парафилий среди других психических расстройств, конечно же, является условной. Особенно это стало очевидным в свете последних данных, поскольку исследователи стали обращать внимание на практически обязательное сочетание у одного больного сразу нескольких типов парафильного поведения, в последовательной смене которых отражаются определенные закономерности развития данной патологии. Примером может служить приводимое ниже наблюдение.
Д., 31 год, обвинялся в двух разбойных нападениях, одно из которых сопровождалось нанесением тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего.
Раннее развитие протекало без особенностей. В возрасте 11 лет попал под поезд и в связи с ушибом головы долго лечился в больнице, пропустил занятия в школе и был оставлен в 3-м классе на второй год. Рос общительным, возбудимым. С 14 лет в группе с другими сверстниками участвовал в совершении гомосексуальных актов с одним из подростков. В дальнейшем старался уединиться с ним, чтобы совершать гомосексуальный акт одному. Окончил ПТУ. В 19 лет начал служить в армии, быстро выдвинулся на командную должность. Имея в своем распоряжении служебное помещение, использовал его для совершения гомосексуальных актов с подчиненными сослуживцами. Особенно постоянными стали отношения с одним из солдат. При половом акте с ним заметил, что стоны партнера вызывают у него большее возбуждение, а удовлетворение было тем выраженнее, чем громче тот кричал. В последующем сам заставлял его стонать, бил по голове, добиваясь, чтобы он «выгибался дугой» от боли. После увольнения в запас стал злоупотреблять алкоголем, вскоре был осужден за разбойное нападение. Продолжал прибегать к гомосексуальным актам, в связи с чем был осужден за мужеложство. После этого стал более осторожным, однако иногда желание возникало настолько остро, что не мог удержаться. Однажды ночью в таком состоянии увидел во дворе щенка, попытался ввести половой член в его анус. После неудачи сделал надрез на шее собаки и совершил половой акт в рану. Вступая затем в половые отношения с одним из осужденных, обратил внимание на его белого цвета носки, которые вызвали яркое воспоминание о белых ногах убитой собаки. Понимая неестественность своих сексуальных переживаний, надеялся на изменение направленности влечения после освобождения, сразу женился. Однако уже в ночь после свадьбы вновь возникло острое желание, ушел из дома, уехал в соседний город. Встретив там парня с собакой, заманил его в уединенное место, стал предлагать вступить в половую связь. На его отказ отрезал собаке голову, после чего принудил его к половому акту, во время совершения которого нанес ему ранения, проведя ножом по спине. В дальнейшем пытался всячески разнообразить половую жизнь с женой: просил ее издавать во время полового акта звуки, специально одевал ее в нравившееся ему белье, пробовал несколько раз совершить анальные половые акты, от чего она отказывалась. Вместе с тем влечение к гомосексуально-садистическим действиям не исчезало, при них получал более выраженное удовлетворение. Не реже 1 раза в месяц совершал попытки таких действий, в поисках партнеров обычно посещал рестораны или винно-водочные магазины, особо привлекали юноши и мужчины в белых носках. Обычно заводил выбранную жертву в подвал, где сначала предлагал близость, а в ответ на обычный отказ начинал избивать партнера, чаще всего добивался совершения полового акта.
Обвинялся в разбойном нападении, которое совершил в алкогольном опьянении с соучастниками, а также в нанесении тяжких телесных повреждений мужчине, с которым участвовал в распитии спиртного. При этом потерпевший был обнаружен во дворе дома полуобнаженным.
После помещения в НИИ общей и судебной психиатрии им. В. П. Сербского вызвался на беседу, был взволнован, наблюдалась общая дрожь тела, крупноразмашистый тремор рук. Сообщил, что у него начинается «тягун»— выраженное половое возбуждение с влечением к соседу по палате. Опасаясь изнасилования намеченной уже жертвы, просил изолировать его от других испытуемых. В последующем подробно рассказывал об особенностях своего сексуального влечения, отмечал, что подобное состояние наблюдается у него примерно раз в месяц, начинаясь с раздражительности, злобности. В такие периоды искал повод для ссоры с женой, после чего уходил из дома на поиски жертвы. Пояснял, что при встрече с очередным юношей возникало страстное и неудержимое желание «измять» все его тело, при этом никогда не достигал ожидаемого ощущения и удовлетворения, после свершившегося испытывал равнодушие к партнеру, который становился ему безразличен. При расспросах о правонарушениях волновался, плакал, говорил, что у него не было намерения грабить и убивать потерпевшего, пытался объяснить содеянное возникшим в тот момент влечением к нему, после чего ни о чем уже думать не мог.
Как видим, в данном случае формирование садизма происходило одновременно с изменением объекта сексуального влечения, причем чаще всего ограниченного предпочтениями фетишистского характера (напомним об особом значении белых носков).
Вообще рассмотрение парафильного поведения затрудняется нерешенностью проблем основополагающего, концептуального порядка. К их числу можно отнести отсутствие удовлетворительной классификации парафилий, до сих пор сводимой либо к повторению фрейдовского их деления по признакам объекта влечения и способам его реализации, либо к фактическому перечислению необозримого множества форм аномального сексуального поведения. Такое положение связано прежде всего с тем, что нет достаточно четких представлений о происхождении данной патологии. В такой ситуации неизбежны максимально расширительные трактовки, в рамках которых становится возможным уложить все имеющиеся теории. В качестве такой, объединяющей практически все существующие, в настоящее время выступает дизонтогенетическая концепция нарушений психосексуальных ориентаций.{6} Согласно ей, парафилии являются результатом нарушения онтогенеза (процесса развития индивидуального организма) с фиксацией форм сексуального влечения, свойственных более ранним этапам.
Данная концепция рассматривает аномалии сексуального поведения как следствие нарушения процесса психосексуального развития. Выделяются три этапа психосексуального развития. На первом (1—7 лет) происходит формирование полового самосознания, т. е. осознание половой принадлежности собственной личности. На втором (7—13 лет) происходит выбор половой роли с выработкой форм поведения и переживаний, наиболее соответствующих психофизиологическим особенностям ребенка и идеалам мужественности (маскулинности) и женственности (фемининности) микросоциальной среды. На третьем (12—26 лет) происходит формирование психосексуальных ориентации с выбором объекта сексуального влечения и способа его реализации.
Таким образом, согласно данной концепции, конкретный вид отклонения сексуального поведения зависит от периода, в который произошло нарушение. В случае патологии на первых двух этапах возникают различные формы аномалий сексуальности, формирующиеся на основе нарушений полового самосознания и полоролевого поведения, такие, как транссексуализм (искажение полового самосознания) и гомосексуализм. Одновременно сюда же включаются такие разновидности парафилий, как садизм и мазохизм, рассматривающиеся как проявления патологического гиперролевого, т. е. утрирующего присущие данному полу особенности поведения, тогда как иные виды сексуальных извращений рассматриваются особо в качестве отдельных форм отклонения процесса психосексуальных ориентации.
Одна из первых попыток представить мазохизм и садизм как альтернативные проявления утрированных особенностей соответственно женского и мужского полового влечения принадлежит Крафт-Эббингу, который настаивал на полной противоположности этих извращений полового влечения. Исходя из данной аналогии, он, определяя истоки садизма, говорил, что активная роль мужчины, его задача завоевания женщины при патологических условиях может возрасти до стремления к безграничному подчинению себе. Однако столь прямолинейный взгляд поставил его в затруднительное положение при объяснении случаев сосуществования садизма и мазохизма, где именно представление о подчинении является исходной точкой извращенной похоти то в активной, то в пассивной форме.
Примеры, иллюстрирующие положение о патологическом гиперролевом поведении как основе садизма, подобрать несложно.
3., 48 лет, обвинялся в изнасиловании.
Мать в пожилом возрасте лечилась у психиатров, отец злоупотреблял спиртными напитками. В раннем детском возрасте был свидетелем сцен ревности и скандалов, которые устраивала мать, обвиняя отца в изменах. В дошкольном возрасте испытывал страхи, пугался точки на стене, которая ему виделась. В школе учился удовлетворительно, был спокойным, послушным. Отмечает, что его всегда «влекло к женскому полу», якобы, играя в детстве в «папу с мамой», у него возникало половое возбуждение с эрекцией. С 11-летнего возраста стал онанировать. Научился этому у своего друга старше его на 3 года, который рассказывал ему о женщинах и о половой жизни. В 12 лет стал подглядывать за женщинами в бане, мастурбируя при этом. В этом же возрасте при мастурбации произошло первое семяизвержение. Онанировал в тот период почти ежедневно, сопровождая это гетеросексуальным эротическим фантазированием, периодически раздевался перед зеркалом, измерял свой половой член, что сопровождалось приятными ощущениями. Наличие когда-либо поллюций отрицает. С 17 лет постоянно обращался к врачу с жалобами на сильные головные боли. Первый половой акт совершил в 18 лет с девушкой своего возраста в трезвом состоянии по обоюдному согласию. Впоследствии половая жизнь с ней происходила достаточно регулярно в течение года с частотой 2—3 раза в неделю с периодическими эксцессами до 4 половых актов в день. Каких-либо трудностей при половых актах не испытывал. От первой сожительницы заразился гонореей. Этим объясняет то, что примерно в 20-летнем возрасте он на какое-то время охладел к женщинам, стал испытывать к ним чувство отвращения, было «противно» с ними общаться. В то же время утверждает, что в этот период он почти ежедневно мастурбировал, представляя симпатичных женщин. Примерно с 25 лет стал испытывать влечение к обнажению половых органов, которое сохранялось до 33 лет. В 25-летнем возрасте женился, однако через 5 лет совместной жизни развелся из-за взаимных измен. Второй раз женился в 31 год. От второго брака имеет ребенка. Вновь возникло отвращение к жене и всем женщинам после того, как жена однажды предложила сделать ему фелляцио (минет). После этого стал считать всех женщин развратными, достойными обращения с ними лишь как с животными, в том числе и при сексуальных контактах.
В 33 года впервые совершил изнасилование незнакомой женщины. Утверждает, что ночью почувствовал, как какая-то сила тянула его к незнакомому месту и требовала встретить там женщину, которая обязательно должна была пройти. По его словам, он действительно встретил в указанном месте одинокую женщину, которую затем изнасиловал. В дальнейшем изнасилования якобы после того, как ночью его поднимал с постели «голос», который требовал совершить изнасилование и указывал место и время, где должна была пройти очередная жертва. Живя регулярной половой жизнью со второй женой и имея одновременно двух внебрачных сексуальных партнерш, 3. несколько раз в неделю по ночам совершал изнасилования, иногда совершал до 3 изнасилований в течение суток. При этом отрицает какое-либо насилие по отношению к потерпевшим, хотя и утверждает, что добивался половой близости с ними угрозами и внезапностью нападения. Впоследствии стал замечать, что ему доставляет удовольствие не половой акт, а наблюдение за реакцией жертвы, ее страх, сопротивление. При этом считал, что именно так необходимо вести себя с женщинами, считал их всех «самками», получающими от такого обращения удовольствие. Порой семяизвержение у него происходило, когда хватал жертву и, видя ее испуг, начинал ее раздевать. В 34 года был впервые привлечен к уголовной ответственности за совершение 20 и покушение на 4 изнасилования взрослых женщин и 3 несовершеннолетних девочек. При обследовании психиатрами в тот период он говорил, что женщина ему вообще не была нужна, был необходим сам момент нападения, сопротивления. Заявлял, что у него появлялось желание искусать, растерзать жертву. Утверждал, что у него две радости в жизни — его сексуальные влечения и дочь. Отбывая наказание, он систематически мастурбировал и периодически совершал анальные половые акты с другими заключенными, выступая при этом в качестве активного партнера. Сексуальное влечение к мужчинам категорически отрицает. За время отбывания наказания он якобы «пересмотрел» свое отношение к женщинам, стал видеть в них людей, имплантировал себе под кожу крайней плоти инородные тела для того, чтобы при половом акте доставлять женщине большее удовольствие. Вел переписку с женщиной, с которой после освобождения стал сожительствовать. В сексуальном плане она его удовлетворяла, он испытывал к ней нежность, однако через некоторое время вдруг «понял», что и эта женщина хочет совершить с ним фелляцио (минет). После этого вновь возникло отвращение и презрение к партнерше и ко всем женщинам, появилось желание насиловать женщин, «как кур».
При обследовании в Институте им. В. П. Сербского во время беседы волновался, просил разобраться в его состоянии и избавить его от болезни. Многословно, обстоятельно рассказывал о своих сексуальных переживаниях. Описывая состояния, когда ночью чувствовал, как какая-то сила тянула его к незнакомому месту, где якобы должна была пройти женщина. Такие эпизоды сопровождались внутренней борьбой, когда «один голос говорил идти и встретить женщину, а другой — останавливал, напоминая об ответственности». Встречая красивую женщину на улице, якобы иногда на мгновение «терял сознание», а затем мог подолгу идти за ней следом, «как привязанный». По его словам, неоднократно задерживался милицией за «приставание» к незнакомым женщинам на улице. Отмечал, что в последнее время его преследовала навязчивая мысль и желание совершить с женщиной куннилингвус (возбуждение половых женских органов ртом). Был уверен в неестественности этого желания, считал его «извращенным», признаком происходящего «внутреннего разложения». Указывал также на необычность некоторых ощущений перед совершением изнасилований, которые сравнивал с состоянием пробуждения, когда «пытаешься вспомнить сон», терял ощущение реальности. Тут же говорил, что такие состояния не всегда сопровождали возникновение желания, после реализации которого постоянно испытывал чувство стыда и раскаяния.
Несмотря на кажущееся подтверждение идеи о гипермаскулинной модели садизма, данная концепция представляется все более сомнительной в свете целого ряда исследований, указывающих на недостаток у садистов именно маскулинных (мужских) характеристик, причем на всех уровнях личности — от самосознания до поведения. Одним из первых на это обратил внимание Р. Бриттейн{7}, который подчеркнул «женоподобный оттенок» личности сексуальных убийц. П. Фольк и его соавторы{8} считают изнеженность одной из характерных черт личности насильников, которые в социальной среде занимают подчиненное положение. По их мнению, для них свойственно постоянное ощущение собственной неполноценности, что порождает полоролевую фрустрацию, т. е. нарушение возможности исполнения сексуальной роли. Элементы же садизма в их действиях осуществляются в целях самоутверждения в мужской половой роли. И, наконец, наиболее определенно высказались Р. Ланжевин с соавторами{9}, указавшие на характерное для большинства садистов нарушение половой идентичности, проявляющееся в половой индифферентности (неопределенности) или фемининных («женских») тенденциях. В некоторых же случаях наблюдается истинная фемининная ориентация, сходная с таковой у транссексуалов, т. е. у лиц с женским половым самосознанием.
Одним из примеров яркого сочетания трансформации полоролевого и садистического поведения является Федор Басманов, придворный палач и любимец Ивана Грозного, с которым он находился в интимной связи. Историки описывают его склонность к косметике, а Алексей Константинович Толстой в «Князе Серебряном», описывая встречу героя с Басмановым, приводит бахвальства последнего своими «собольими бровями», «шелковыми волосами» и «девичьими руками», не отрицающего свои пляски в женском летнике перед царем и тут же предлагающего различные жестокие забавы.
Это лишний раз свидетельствует о том, что основой любой парафилии, в том числе садизма, является патология тех функций, которые связаны с половыми различиями, т. е. с половым диморфизмом.
Используемые при описании любых проявлений сексуальности и напрямую связанные с садизмом и мазохизмом категории активности-пассивности, маскулинности-фемининности являются в определенной степени синонимами и являются производными от полового диморфизма в целом. Отличаются эти категории лишь тем, что характеризуют различные сферы и структуры личности.
Идея полового диморфизма была угадана 3. Фрейдом и получила развитие в концепции врожденной бисексуальности, т. е. изначальном сосуществовании элементов женского и мужского, которая постулирует ее в качестве одного из главенствующих факторов, от которого зависит формирование не только нормальных, но и извращенных форм сексуальности. Бисексуальность при этом является не только одной из составляющих, но и определяющих врожденные (конституциональные) особенности личности. Кроме того, он считал, что при неполноценности защитных реакций (например, реакции вытеснения) эти же конституциональные признаки могут проявляться и как симптомы какого-либо заболевания. Бисексуальная природа человека отражается на всех этапах онтогенеза, в каждом из которых сочетаются противоречивые пассивные и активные тенденции.
3. Фрейд, изучая клинику неврозов, пришел к выводу, что становление зрелой сексуальности происходит в несколько этапов.
В детской сексуальной жизни он выделил «зачатки организации сексуальных компонентов влечений». По его мнению, временем расцвета детской сексуальности является период от 2 до 5 лет. В это время генитальные зоны еще не приобрели своего значения, и поэтому этот период был назван прегенитальным. Первоначально преобладает оральная эротика: сексуальная деятельность не отделяется от принятия пищи, а цель влечения состоит в поглощении объекта. В первые 1,5 года жизни ребенка объектами фиксации либидо (полового влечения) являются процессы сосания и грызения, а эрогенными зонами — рот, губы, язык, щеки и органы обоняния. Агрессивные тенденции, которые проявляются на данном этапе, называются оральными и выражаются в грызении, кусании и крике ребенка. Садистические влечения заключаются в поедании пищи (таким образом происходит уничтожение внешнего объекта влечения). Согласно Фрейду, остаток этой фазы можно видеть в сосании, при которой сексуальная деятельность, отделенная от питания, отказалась от постороннего объекта ради объекта на собственном теле.
Следующей, второй прегенитальной организацией является «садистически-анальная», характеризующаяся преобладанием садистических влечений и анальной эротики. Она имеет место в возрасте от 1,5 до 3 лет. Объектом фиксации либидо является акт дефекации или задержка экскрементов. Ребенок получает возможность манипулировать действиями окружающих, он, с одной стороны, борется с родительскими требованиями и не желает подчиняться им, а с другой — ждет от них похвалы за свое послушание. Так формируется двойственность, свойственная зрелой сексуальности. Активность проявляется в стремлении к овладению объектом со стороны мускулатуры тела. Одновременно при этом эрогенная слизистая оболочка кишечника проявляет себя как орган с пассивной сексуальной целью. Фрейд отмечал, что этот ранний расцвет инфантильной сексуальной жизни включает в себя также и выбор объекта влечения со всей его богатой душевной деятельностью, именно поэтому данный период приходится считать самым значительным предтечей позднейшей сексуальной организации.
Дальнейшей фазой психосексуального развития является фаллическая (от греч. рhallos — мужской половой орган),— в возрасте от 3 до 5 лет. Преобладающей эрогенной зоной становятся гениталии. На этом этапе дети начинают мастурбировать, у них появляются сексуальные фантазии о родителе противоположного пола. Именно на этой фазе в результате сложного процесса отождествления происходит выбор объекта сексуального влечения. Возникает так называемый Эдипов комплекс. У мальчиков очень рано обнаруживается объектная привязанность к матери, берущая свое начало от материнской груди и являющаяся примером объекта по типу опоры. При этом отцом мальчик «овладевает» при помощи отождествления. Эти отношения сосуществуют параллельно до тех пор, пока не осознается тот факт, что отец является помехой для сексуальных влечений к матери. Отношение к отцу становится враждебным, возникает желание его устранить и заменить собой для матери. Тем не менее отношение к отцу противоречиво: одновременно мальчик питает к нему и нежные, и враждебные чувства. В норме при разрушении комплекса Эдипа мальчик отказывается от объектной привязанности к матери, вместо нее возникает усиление отождествления с отцом. Такой итог позволяет сохранить нежное отношение к матери. Благодаря изживанию Эдипова комплекса, мужественность характера мальчика укрепляется. Для девочки исход ситуации должен заключаться в усилении ее отождествления с матерью, укрепляющей женственность характера. 3. Фрейдом высказывалось предположение о том, что отождествление с отцом или матерью зависит от относительной силы задатков того или иного пола у ребенка. Таким образом, бисексуальность «вмешивается» и в судьбу Эдипова комплекса.
В оральной фазе при сосуществовании эротического влечения и стремления к смерти чувство голода постоянно преследует ребенка, поэтому он начинает сосать свой палец или край подушки. В подобном случае во время анальной фазы ребенок наказывает своих родителей, пачкая одежду экскрементами или намеренно задерживая кал. В фаллический период у ребенка возникают фантазии о разрушении объектов своих привязанностей, возникает интерес к игрушкам и к их внутренностям. Если психический аппарат ребенка не справляется с переработкой стимулов окружающей реальности, то либидо не проявляется вовсе, но продолжает свою работу «внутри» ребенка, в психике которого преобладают «злые» образы. Развивается «первичный» мазохизм. Таким образом происходит слияние либидо и влечения к смерти — танатоса, которое лежит в основе всех сексуальных извращений. Садистическое влечение формируется позднее, в период полового созревания, то есть тогда, когда необходимо направить либидо на объекты другого пола. Тогда вместе с либидо привлекается и танатос.
Гипотезу о догенитальных влечениях дополняет теория о так называемых сексуальных ограниченных влечениях, таких, как скоптофилия (подглядывание), эксгибиционизм (обнажение), мазохизм и садизм. Они занимают такое же место в теории сексуальности Фрейда, как и догенитальные сексуальные влечения, имеющие более тесную связь с различными конкретными зонами. Объединение и подчинение ограниченных сексуальных влечений, что характерно для зрелой генитальной организации, в раннем детстве невозможно. Как известно, малолетний ребенок получает удовольствие как от обнажения своего тела, особенно половых органов, так и уже в более старшем возрасте при разглядывании половых органов других лиц, при жестоком обращении с другими людьми или животными. Фрейд подчеркивал, что те дети, которые отличаются особой жестокостью, вызывают подозрение в интенсивной и преждевременной сексуальной деятельности со стороны эрогенных зон. Это несет с собой опасность, что связь жестоких влечений с эрогенными окажется позже в жизни неразрушенной.
Таким образом, окончательная, зрелая сексуальность должна быть связана как с догенитальными, так и с ограниченными влечениями, которые подчиняются ей и подвергаются сублимации, то есть их энергия как бы переводится на что-то иное, используется для несексуальных побуждений.
При нормальном развитии сексуальности в собственно генитальную или фаллическую стадию завершается выбор объекта и цели сексуального влечения.
В садистическом сексуальном поведении всегда отражается взаимодействие садистического и мазохистического влечений, которые постоянно выступают рядом и являются разными сторонами одной медали. При этом мазохистическое влечение чаще всего оказывается ведущим и мотивирует формирование садистического поведения, которое и выглядит как утрированное, патологическое, гипермаскулинное.
Рассмотрим, например, динамику становления садистического влечения на одном из наиболее типичных наблюдений.
3., 34 года, обвинялся в изнасилованиях и убийствах.
Мать после его рождения лечилась в психиатрической больнице. У него до 19 лет наблюдался энурез. В возрасте 9 лет перенес травму головы с потерей сознания. Рос возбудимым, обидчивым, раздражительным, часто наказывался родителями и даже якобы «сажался на цепь». В школе учился удовлетворительно, но часто нарушал дисциплину. В возрасте 16 лет был осужден за угон автотранспортного средства и попытку кражи. В период отбывания наказания его неоднократно принуждали к оральным и анальным гомосексуальным актам. Освободившись раньше срока, в период лечения в больнице в состоянии опьянения учинил хулиганские действия и вновь был осужден. В возрасте 19 лет он нанес ножевое ранение, от которого потерпевший скончался, и 3. был осужден на 10 лет лишения свободы. Отбывая наказание, имел 42 взыскания и выговора, неоднократно водворялся в штрафной изолятор, зарекомендовал себя вспыльчивым, не способным противостоять чужому влиянию. Употреблял наркотики, установил постоянное сексуальное партнерство с одним из осужденных, испытывая к нему влюбленность, ревновал его, с удовольствием слушал рассказы партнера об отношениях с женщинами. При общении с ним прибегал к орально-генитальным и анальным половым актам как в пассивной, так и в активной формах. Однажды, будучи на свидании с родителями, услышал доносящиеся из соседней комнаты крики женщины, сначала решил, что ее бьют, а затем явился свидетелем полового акта, во время которого женщина стонала и вскрикивала. В дальнейшем постоянно вспоминал увиденное, стал при онанизме представлять «извивающуюся» женщину. Освободившись в возрасте 29 лет женился. В первый год половая жизнь была практически ежедневной, однако удовлетворения, несмотря на происходившее семяизвержение, не получал. Раздражало, что она не желала прикоснуться к половому члену, во время полового акта молчала, «взгляд был стеклянный», хотел взаимной ласки. В то же время хотел «полностью принадлежать» женщине. Стал общаться с проститутками, с которыми прибегал к фелляцио и куннилингвусу. Около трех месяцев прожил с 50-летней женщиной, в интимной близости с которой использовал оральные и анальные формы секса. Получал большее удовлетворение, особенно при оргазме партнерш, когда они его даже царапали, семяизвержение обычно наступало, когда они постанывали. При онанизме представлял, как его партнерша из последних сил, в истоме умоляет: «Милый, я больше не могу». Иногда вместо акта мастурбации использовал различные предметы (молоток, лампочки, шланги, клизмы), которые, обернув в целлофан, заталкивал себе в задний проход. В эти моменты представлял себя в роли женщины, которой также больно, не обращал внимание на появление крови. Осуждался на 15 суток за драку, на работе появлялся в нетрезвом виде, опаздывал и прогуливал. С 32 лет проживал у сожительницы, имеет от нее дочь. Однако и она отвергала предпочитаемые им способы интимной близости, настаивать было «стыдно». Впоследствии одна из знакомых 3. сообщила, что он в состоянии опьянения становился агрессивным, ничего не помнил, однажды в постели пытался ее «задушить без причины».
Обвинялся в изнасиловании двух взрослых женщин и несовершеннолетней, которых задушил, в нападении на X., которую ударил монтировкой, однако ей удалось убежать, а также в нападении на Ц., которой нанес удары по лицу, угрожал ножом, тащил к мотоциклу, после ее криков о помощи убежал.
При обследовании в Институте им. В. П. Сербского электроэнцефалографическое исследование биопотенциалов головного мозга выявило диффузные изменения органического характера.
При беседе с психиатрами был несколько обстоятелен, вязок, жаловался на головные боли, усиливающиеся при перемене погоды. Говорил, что в сложившейся ситуации «лучше с ума сойти, чем думать об этом, поэтому и бьюсь головой о стенку». Свое первое преступление объяснял состоянием алкогольного опьянения и плохим настроением в тот момент. Рассказывал, что все тогда произошло достаточно случайно, желание завладеть встретившейся девушкой возникло неожиданно. Подробно излагал обстоятельства совершенных им правонарушений до момента ласк, заявлял, что о дальнейших событиях не помнит, «она была еще теплая», когда понял, что жертва умерла. Испытывая страх перед разоблачением, после задержания «в душе был рад», что не совершит больше подобных поступков.
Для объяснения подобной динамики развития сексуального влечения необходимо учитывать закономерности индивидуального развития. Описанная выше двойственность пассивных и активных начал, пронизывающая все этапы формирования личности, приводит к определенному соотношению этих начал у каждого человека. По мнению А. Адлера, в каждом человеке существует «ощущение слабости (фемининности) и маскулинная тенденция преодолеть ее, и с этой точки зрения все мы являемся психологическими «гермафродитами». Биологические стрессы и преодоление инстинктивных влечений приводит к ощущению незначительности собственной роли и могут сравниваться с тем, как индивидуумы реагируют на чувство неполноценности. Решающей является реакция «маскулинного протеста». При этом маскулинная позиция определяется в нашей культуре как позиция силы, а фемининная — слабости».{10}
В своих более поздних работах Фрейд обозначил проблему разделения на два пола как одну из наиболее травматичных для человеческого существования. Необходимость решения для себя этой проблемы определяет все развитие индивида, и сущность ее заключается в том, что оба пола всегда завидуют друг другу и хотят быть обоими полами. Жан Лакан писал, что в восприятии своего пола всегда кроется внутреннее противоречие, у человека обычно существует несогласие с неизбежностью принятия этих атрибутов перед лицом угрозы возможного их лишения. В отношении к факту разделения на два пола даже такой механизм психологической защиты, как вытеснение, оказывается слишком слабым, и человек вынужден прибегать к отрицанию.{11}
Единственной непосредственной причиной возникновения всех процессов защиты 3. Фрейд считал сигнал тревоги, возникающий в системе «Я». В качестве первичного источника тревоги он рассматривал ощущения, которые возникают в младенчестве и раннем детстве и характеризуются избытком психического напряжения. При этом источник неприятных ощущений может находиться как во внешнем мире, так и в самом организме. Среди внутренних источников на первом месте, по мнению Фрейда, стоят инстинктивные влечения: агрессивные и сексуальные. В современной психоаналитической литературе существует предположение о том, что все инстинктивные влечения, играющие роль главных причинных факторов в возникновении внутрипсихического конфликта, происходят от сексуальных агрессивных влечений.
Таким образом, инстинктивные влечения, связанные с ними представления и эмоциональные проявления, воспоминания и фантазии являются основными мишенями процессов защиты.
Фрейд отмечал, что никакие модели поведения не бывают целиком вызваны ни агрессивными, ни сексуальными влечениями. Эти два коренных влечения смешиваются, и при этом сексуальные влечения находят выходы, имеющие элементы агрессивности, и наоборот.
Когда догенитальные и ограниченные влечения обладают излишним запасом психической энергии и не могут получить выход в виде «зрелой» сексуальности или подвергнуться сублимации (трансформации), используют понятия первичного вытеснения, фиксации и регрессии. Те инфантильные и ограниченные влечения, которые вследствие первичного вытеснения и фиксации не смогли влиться в «зрелые» либо подвергнуться сублимации, возрождаются через регрессию вследствие конфликтов, сосредоточенных вокруг «зрелых» влечений. Фрейд считал, что когда инфантильные и ограниченные влечения появляются при половых девиациях, важными факторами в их возникновении являются защитные механизмы, направленные против ощущений тревоги и опасности (в первую очередь — боязни кастрации), вызываемых идеями об удовлетворении зрелых сексуальных влечений. Страдающий извращениями субъект при нарушении у него генитальной сексуальности под влиянием боязни кастрации регрессирует к тому компоненту своей инфантильной сексуальности, который однажды в детстве вызвал у него ощущение безопасности или спокойствия.
3. Фрейд определял мазохизм как садизм, направленный на собственную личность, временно замещающую сексуальный объект. Согласно его точке зрения, мазохические установки — это временно сдерживающие барьеры от агрессивного влечения, направленного пока не вовне, а на себя. Но для реализации этой установки необходим конфликт между «Я» и сверх-«Я», результатом которого являются аутоагрессивные тенденции. Таким образом, следует говорить не о первичности садистических установок, а о сосуществовании некоторого баланса между садистическими и мазохистическими влечениями (по аналогии «активности-пассивности» личности).
В данном пункте происходит столкновение с одним из коренных вопросов, связанных с проблемой парафилий — соотношении садистических и мазохистических начал и о первичности каждого из них. В этой связи характерно фрейдовское понимание мазохизма, которое претерпело существенные изменения с момента выхода его «Трех очерков по теории сексуальности» (1905). В этой работе он придерживался взгляда на мазохизм как на частное влечение, всего лишь дополняющее садизм и означающее некий регрессивный процесс обращения влечения с объекта на «Я». Однако уже в 1920 году, в книге «По ту сторону удовольствия» Фрейд исправил свое первоначальное понимание, допустив возможность мазохизма как первичного влечения. Позднее его взгляд становится все более определенным, и первичный мазохизм, «внутренняя манифестация влечения смерти» берется уже как данность. Особенно очевидной правомерность такой трансформации понимания мазохизма выглядит в свете современных представлений об онтогенетических основах половой дифференцировки, нарушение которой может привести только к умалению маскулинных тенденций на всех уровнях жизнедеятельности организма. Поэтому и на уровне психосексуальных ориентации скорее всего первоначальные девиации, пусть даже не в явной форме, будут развиваться на мазохистических основаниях, наиболее удаленных от маскулинных структур сексуального влечения.
Согласно современным психоаналитическим взглядам, мазохизм рассматривается как продолжение существующего чувства вины. Вероятно, что люди, испытывающие наслаждение от боли, таким образом стремятся к повторению раннего опыта общения с матерью. Подобное стремление доминирует у них над более зрелыми реакциями на объект влечения. «Если мазохист стремится к боли, то он делает это не ради боли самой по себе, а вследствие боли, представляющей личный бессознательный объект любви, который однажды уже причинил боль». М. Кхан рассматривает мазохизм как особый вариант защиты «Я» от «психической боли, которая угрожает его уничтожить». При этом любой мазохистический акт должны как бы наблюдать 3 свидетеля: сам субъект, объект, причиняющий боль, и часть «Я» субъекта, которая регистрирует и переживает болезненный аффект.
X. Томас описывал чувство стыда как примитивную психологическую реакцию «на отказ от себя». Сопутствующее стыду психическое напряжение может выливаться в акты «грубого насилия». Проявления такого поведения зависят от степени ущербности «Я», «значимости» свидетелей отвержения» и от того, отрицается ли целое «Я» или только часть его.
Концепция «отвержения» в детстве лиц с парафилиями, а также лиц с агрессивными формами поведения возникла впервые в русле психоаналитических изысканий и в последующем нашла основательное подтверждение. Д. Н. Исаев и В. Е. Каган отмечают, что у «отверженных» детей блокируется потребность в подражании образцам отца или матери, вследствие чего они хуже других усваивают образцы половых ролей. При искажении же нормальных образцов поведения родителей формируется отрицательное отношение ко всему мужскому, либо усваивается деформированное представление о мужественности. В исследовании Бандуры и Уолтерса было обнаружено, что мальчики, чьи родители применяли суровые меры воспитания, были высокоагрессивны во взаимодействии со сверстниками и взрослыми вне дома, хотя проявляли мало прямой агрессии по отношению к родителям. Другое исследование показало, что 71% мужчин, избивающих своих жен, сами в детстве являлись свидетелями грубости в отношениях между родителями, значительная часть из них сами в детстве были объектами агрессии родителей. При этом три четверти опрошенных с детского возраста усвоили, что мужчина занимает лидирующее положение в семье.
Вместе с тем интерпретация этих фактов как свидетельства чисто социальной зависимости агрессивного поведения преждевременна. Так, Стюарт и Леблой при обследовании 122 мальчиков по шкалам агрессивности и антисоциального поведения обнаружили корреляцию с теми же особенностями у их биологических отцов, хотя многие из них с раннего детства воспитывались отчимами. На основании этого они пришли к выводу, что агрессивность сыновей может быть обусловлена генетической передачей этих черт наряду со средовыми влияниями. Подобная корреляция агрессивного поведения ребенка с жестоким, часто насильственным поведением отца была выявлена и в других исследованиях.
Существуют работы, посвященные влиянию отсутствия отца в семье на развитие агрессии у мальчиков и на полоролевую социализацию детей обоего пола. Показано, что в семьях без отца основы мужских черт у сыновей возникали медленнее и мальчики были менее агрессивными и более зависимыми. Отсутствие отца затрудняет усвоение половых ролей и соответствующего стиля поведения, в связи с чем такие мальчики чаще других гипертрофируют свою маскулинность, проявляя агрессивность, грубость, драчливость. Наличие связи между отсутствием или слабостью отцовского начала и гипермаскулинным или агрессивным поведением демонстрируют и межкультуральные исследования.
Согласно психоаналитической концепции, у лиц с сексуальными извращениями отмечается регресс (возврат) к изначальным инфантильным формам сексуальности, что может быть результатом дизонтогенеза или задержки развития. С точки зрения психоанализа, при этом происходит возвращение на те этапы формирования сексуальности, которые в раннем детстве вызывали ощущения безопасности и удовольствия. Нетрудно заметить, что основной стержень фрейдовской теории возникновения парафилий является онтогенетическим, поскольку основывается на учете нарушений развития как главном условии их формирования. Изложение фрейдовских воззрений на причины парафилий может показаться излишне подробным, тем более, что часть его концепций на сегодняшний день имеет больше исторический интерес. Однако оно вполне уместно, поскольку до сих пор они не только оказывают Сильное влияние, но и являются основой многих современных теорий.
Тем не менее нельзя сказать, что в настоящее время создана целостная теория, объясняющая не только причины возникновения парафилий, но и особенности клинического проявления этих форм аномалий сексуальности. Одна из особенностей сексуальных перверсий заключается в возможности самых различных сочетаний разных видов парафилий. Поэтому даже внешне сходные и однородные виды поведения могут обслуживать совершенно разные влечения, точно так же, как внешне отличающиеся поведенческие программы могут означать одно и то же нарушение влечения. Приводимый ниже случай это прекрасно иллюстрирует.
С., 1966 г. р., в Центр поступил 5.09.91 г. Обвинялся по ст.ст. 145 ч. 2, 144 ч. 2, 3, 89 ч. 3 УК РСФСР в грабеже, кражах государственного и личного имущества.
Родился в срок, рос и развивался нормально. Со 2 по 19.11.74 г. находился в Московской детской клинической больнице № 1 с диагнозом: «Правосторонний острый синусит». По словам сестры, был уравновешенным, спокойным, никогда не срывался на крик, но немного настырным и упрямым. Если что-то не получалось, он несколько раз мог пробовать сделать или забрасывал совсем, «но никогда не психанет, не вспылит». Школу начал посещать с семи лет, учился удовлетворительно. Сам себя характеризует в тот период как вспыльчивого, драчливого, отличался повышенной ранимостью и обидчивостью. В подростковом возрасте стал прогуливать занятия: интерес к учебе пропал после того, как учительница схватила его за карман рубашки и порвала ее. Контакт со сверстниками устанавливал легко; по словам сестры, с одноклассниками у него в основном были нормальные отношения, к нему хорошо относились девочки в классе, и «он о них всегда хорошо отзывался». В 7 классе упал с лестницы, отмечалась кратковременная потеря сознания, однако за медицинской помощью не обращался. Через год перенес корь без осложнений. Половое влечение пробудилось в 15 лет. Семяизвержение впервые произошло в 16 лет во время первого полового акта с 18-летней женщиной по ее инициативе в классе техникума. После этого стал интересоваться половой жизнью, пробовал подглядывать за женщинами в душе. После окончания 8 классов поступил в механический техникум, в это же время начал заниматься каратэ. Несмотря на то, что любил черчение, в техникуме проучился год. Учебное время проводил в компании сверстников с асоциальным поведением, начал употреблять спиртные напитки, с целью опьянения принимал таблетки седуксена, элениума, тазепама, делал внутривенные инъекции промедола, экстракта мака. В 16 лет стал работать слесарем на Московском нефтеперерабатывающем заводе, одновременно учился в вечерней школе. В этот же период увлекся работой с часами, собирал и разбирал их дома. На работу часто не выходил, время проводил в компании сверстников, занимался перепродажей импортных товаров. В 1983 г. был привлечен к уголовной ответственности за совершение квартирной кражи, судебно-психиатрической экспертизе не подвергался и 16.11.83 г. по ст. 144 ч. 3 УК РСФСР он был осужден на 3 года лишения свободы с отсрочкой приговора на 2 года. В 17 лет в состоянии алкогольного опьянения ночью в лифте изнасиловал незнакомую девушку, в связи с чем якобы, возбуждалось уголовное дело, которое затем было прекращено по инициативе потерпевшей. В том же году, по его словам, в состоянии алкогольного опьянения участвовал в неудавшейся групповой попытке изнасилования. В 18 лет ночью на улице совершил половой акт с незнакомой женщиной старше его, находившейся в состоянии алкогольного опьянения и не оказавшей активного сопротивления. С 18 лет онанировал примерно 1 раз в неделю.
В 19 лет впервые совершил кражу женского белья с балкона первого этажа. Рассматривая в подъезде похищенные им трусы и бюстгальтер, почувствовал, как улучшилось настроение, возникла эрекция. Женат с 20 лет на ровеснице, имеет 6-месячную дочь. Браку предшествовал период знакомства и ухаживания около 2 лет. По словам жены, с самых первых дней знакомства он был скромный и даже застенчивый, безотказный, за время совместной жизни дома не было «ни скандалов, ни грубости с его стороны».
Половая жизнь с женой регулярная, взаимно удовлетворяет, в течение 2 месяцев после заключения брака — ежедневно до 2 раз в сутки, затем — примерно 1 раз в неделю с использованием различных позиций и сохранением регулярных половых контактов вне брака с той же частотой. Во время полового акта использовал различные позиции, предпочитая, чтобы партнерша оставалась в нижнем белье. Максимальный сексуальный эксцесс — 4, в 23 года вне брака, после совершения кражи женского белья, завершившейся мастурбаторным актом. Во время половых актов вне брака всегда представлял различные предметы женского туалета, в противном случае не мог достигнуть оргазма и сношение носило затяжной характер. Иногда просил партнершу во время полового акта специально надеть нижнее белье. Во время полового акта с внебрачной партнершей в верхнем вентродорзальном положении однажды случайно причинил ей боль. После этого, несмотря на ее возражения, старался проводить коитус с ней именно в этой позиции, желая повторения ее реакции на боль, которая ему понравилась.
С 20 лет стал регулярно, примерно 1 раз в месяц, совершать кражи женского белья в квартирах, банях, бассейне. Белье складывал в гараже, куда приходил почти ежедневно и онанировал, разглядывая белье. С 22-летнего возраста стал задумываться о своем влечении к женскому белью, считал его ненормальным, неестественным, пытался бороться с ним. Для того чтобы отвлечься, усиленно занимался спортом, накачивал мускулы, применяя анаболические гормональные препараты. Старался отвлечься работой, избегал посещения отделов магазинов, в которых он мог увидеть предметы женского туалета, т. к. при виде их возникало половое возбуждение. Старался все время быть «на людях», никуда не ходить без жены. Однако больше чем 1 месяц сдерживать себя не мог. Ухудшалось настроение, появлялась вспыльчивость, раздражительность, не мог избавиться от мыслей о белье и от воспоминания о том, как совершал кражи белья, а затем онанировал, рассматривая его. В таком состоянии совершал очередную кражу. При взгляде на белье возникала эрекция, половое возбуждение. Завладев бельем, чувствовал облегчение, шел в гараж, где, совершив онанистический акт, рассматривая украденное белье, полностью успокаивался, у него улучшалось, настроение, он становился веселым, добрым. В настоящее время мастурбация 2—3 раза в неделю с периодическими эксцессами до 3 раз в сутки. Во время мастурбаторных актов представляет сверстниц и женщин немного старше себя по возрасту, одетыми в нижнее белье: трусы, бюстгальтер, пояс для чулок, чулки. В последние годы онанировал в гараже, рассматривая хранившиеся там предметы женского туалета, которые он похищал.
С 25.12.86 по 8.12.88 гг. служил в армии, в строительных войсках. Во время службы злоупотреблял алкоголем, курил анашу. Был уволен в запас на общих основаниях. После увольнения продолжал работать слесарем, за время работы показал себя «только с положительной стороны», замечаний не имел, был общительным, пользовался уважением в коллективе, неоднократно поощрялся администрацией завода за выполнение производственных показателей. По отношению к близким, друзьям и родственникам оставался добрым, скромным, ласковым. В своих показаниях мать испытуемого утверждала, что «на протяжении всех 25 лет у нее к нему почти никогда не было претензий». Очень любил свою маленькую дочь, занимался с ней. Всегда помогал жене в работе по дому, все делал «точно, аккуратно» и «ругал за небрежность». Жена испытуемого видела в его сумке чужие купальники, бюстгальтер, носовой платок. На ее вопрос об их происхождении испытуемый отшучивался. Жена заметила также, что примерно с августа 1990 г. испытуемый стал скрытным, перестал пускать жену в гараж, вечером часто уходил в гараж под предлогом кормления кроликов, в связи с чем иногда между ними возникали ссоры.
Как видно из материалов уголовного дела, испытуемый обвиняется в совершении ряда (в общей сложности — шести) краж денег, разнообразных вещей, среди которых каждый раз были предметы женского туалета, в основном нижнее женское белье. Кроме того, он обвиняется в двух избиениях незнакомых ему женщин на территории завода. Согласно показаниям одной из потерпевших, напавший на нее был в противогазе, в руке держал дубинку. Когда она стала кричать, он приказал замолчать, ударил ее дубинкой по ногам и рукам, сломал ей левую руку, затем потребовал, чтобы она встала с пола, и ударил ногой в грудь. После каждого удара наблюдал за реакцией потерпевшей, как только она пыталась бежать, снова бил дубинкой по телу, голове, рукам и ногам. На вопрос, что ему нужно, ответил: «Вставай, пойдем наверх!» За неподчинение снова ударил дубинкой по голове. Согласно показаниям другой потерпевшей, напавший на нее за все время избиения ни сказал ни слова. Ударил сначала по плечу, бил кулаками и ногами по лицу и телу. После вопроса потерпевшей о том, кто ее избивает, неожиданно оставил ее и ушел. Во время следствия испытуемый давал подробные показания. Сообщил, что при виде женского белья испытывает сильное половое возбуждение, «онанирует и испытывает оргазм», свои правонарушения объяснял влечением к женскому белью. Избиение женщин объяснить не мог, заявлял, что все произошло «стихийно — даже не знаю, по какой причине». Во время проведения амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы он на вопросы отвечал по существу, инкриминируемые ему кражи объяснял влечением к женскому белью. Об избиении женщин говорил неохотно, утверждал, что не понимает, почему это сделал, заявлял, что на него «что-то нашло». При клиническом обследовании в Центре выявлено следующее.
Сексологическое обследование. Рост — 179 см, вес — 76 кг. ТИ — 1,85 (97), грудная клетка: обхв.— 95 см, поперечный диаметр — 30 см, продольный диаметр — 20 см. Ва — 40 см, Вс — 28 см, Индекс Таннера — 92 (мезоморфный тип), К-Е-99,4 (нормостеник). Жерико — по мужск. типу. Оволосение лобка — по мужск. типу, лица — скудное. Бреется с 17 лет, в настоящее время 2 раза в неделю станком. Гипертрихозов нет. Половые органы сформированы по мужскому типу, правильно. Половой член — 14/11 см. Крайняя плоть длинная, узкая, не пропускает головку (фимоз). Мошонка складчатая, пигментирована. Яички: лев.— 4/6 см, прав.— 4/5 см.
СФМ: 434/344/433/4-11/11/10/5-36 Неврологическое состояние. Асимметрия лицевого черепа. Легкий двусторонний экзофтальм. Правая глазная щель больше, чем слева. Несколько не доводит глазные яблоки кнаружи, слегка отстает левое глазное яблоко при взгляде вверх. Сглажена правая носогубная складка, дивиация языка вправо. Сухожильные рефлексы рук умеренной живости, коленные справа больше, чем слева, с легким расширением рефлексогенных зон, ахилловы — слева больше или равны, чем справа, живые. Брюшные рефлексы умеренной живости. Слабо положительный симптом Маринеску-Радовичи с обеих сторон, больше слева. В позе Ромберга устойчив. Акроцианоз, дистальный гипергидроз. При ЭЭГ-исследовании выявлены нерезкие диффузные изменения биоэлектрической активности, эпизнаков нет. На эхо-энцефалограмме смещение срединных структур не выявлено.
Психическое состояние. Подавлен, вял, настроение снижено. Сидит, склонив туловище назад, положив ногу на ногу. Контакту доступен, на вопросы отвечает по существу, при беседе на лице иногда появляется полуулыбка. Заявляет, что безразличен к результатам экспертизы, однако подробно описывает свои переживания, которые считает болезненными. В то же время считает себя психически здоровым, хотя при расспросе сообщает, что ему свойственны раздражительность и вспыльчивость, признает, что долго помнит обиды, даже незначительные. Так, рассказывает, что в шестилетнем возрасте девочка более старшего возраста испачкала его губной помадой, после чего испытал «злобу, обиду», думал о том, как отомстит ей, когда вырастет. Утверждает, что после армии, случайно встретив на улице, сильно избил ее. Сообщает о частых фантазиях, в которых жестоко расправляется с обидчиком в случае, если не может ему отомстить. Рассказывает о неудачной попытке полового акта в 18-летнем возрасте с более старшей женщиной, которая его «оскорбила и унизила», за что была им избита. Однако этот факт не связывает с возникновением влечения к женскому белью, хотя примерно в этот же период времени, возвращаясь домой от невесты, увидел висевшее на балконе женское белье и украл его. Рассматривая его, ощутил сильное половое возбуждение. Сообщает, что в последующем частота краж женского белья составляла раз в два месяца, а иногда и каждый месяц. При этом нарастало раздражение, настроение падало. Утверждает, что до тех пор, пока его желание не было осуществлено, не мог ни о чем думать, в том числе об опасности наказания. Но как только чужое белье оказывалось в руках, сразу успокаивался. Говорит, что через некоторое время похищенное женское белье уже не вызывало прежнего возбуждения, и он его выбрасывал. Говорит, что при половой близости значительно, до получаса увеличивается длительность полового акта, для достижения оргазма представлял женское белье, иногда заставлял облачаться в белье своих партнерш. В то же время заявляет, что всегда считал свою жену идеальным сексуальным партнером и имел с ней нормальные половые акты. Утверждает, что скрывал от всех свое необычное влечение, тяготился им, неоднократно давал себе «зарок» не трогать белья, собирался обратиться к врачу, чтобы избавиться от этого влечения, но боялся и стеснялся рассказывать о своих сексуальных расстройствах. Признает обвинения лишь в кражах, совершение которых объясняет влечением к белью, утверждает, что остальные вещи брал с целью сокрытия истинных причин краж в случае поимки. Говорит, что, совершив кражу из бани, вновь приехал на то же место в надежде, что его задержат работники милиции. По его словам, он не сопротивлялся задержанию, после чего возникло чувство облегчения, и он решил обо всем рассказать следователю. Высказывает сожаление о том, что рассказал о своем влечении, т. к. считает, что теперь об этом будет знать весь город. Сообщил, что в Центре также при воспоминаниях о совершенных кражах белья и последующих онанистических актах в гараже у него возникает половое возбуждение, эрекция и он прибегает в онанизму. Сообщая об эпизодах насильственных половых актов, о попытке группового изнасилования, категорически отрицает инкриминируемые ему избиения незнакомых женщин, ссылаясь на угрозы следователя в адрес его жены и его самого. В отделении поведение его было ровным, к персоналу ни за чем не обращался, днем много спал, читал, слушал радио.
При экспериментально-психологическом исследовании темп работы был несколько замедлен, отмечались нерезко выраженные колебания умственной работоспособности и внимания с общей тенденцией к утомляемости. Операциональная сфера мышления без существенных нарушений, свойственна тенденция к конкретности мышления, трудности оперирования отвлеченными понятиями. При исследовании личностной сферы результаты ММР1 оказались недостоверными из-за тенденции соглашаться с утверждениями психопатологического характера. Вместе с тем данные тестов Розенцвейга, Люшера-ЦТО, Роршаха, рисуночных методик свидетельствуют о свойственных испытуемому дисгармоничных особенностях. Эмоциональная неустойчивость, возбудимость, склонность к защитным личностным реакциям преимущественно внешнеобвиняющего характера сочетаются с тенденцией к подавлению и вытеснению отрицательных переживаний, уходу из конфликтных ситуаций. Стремление к самоконтролю выступает наряду с его трудностями, тенденцией к дезорганизации продуктивной деятельности и сниженной способностью нахождения конструктивных решений в эмоционально насыщенных обстоятельствах. Положительное ценностное отношение к себе, эгоцентричностъ, низкое чувство собственной вины и ответственности проявляются в сочетании с некоторой неуверенностью, пониженной активностью, негативной оценкой своего прошлого. Отмечаются косвенные признаки напряженности и конфликтности психосексуальной сферы.
Сложность феномена парафилий заставляет ученых при попытках его объяснения прибегать к привлечению не только клинических данных, но использовать иные области знаний — от этологических (науки и поведения животных) — до этнографических и социологических.
После возникновения эволюционной теории Ч. Дарвина появились и первые попытки объяснения аномального сексуального поведения с эволюционных позиций. Этому способствовали обнадеживающие результаты сопоставления сексуального поведения человека и животных, которые стали подвергаться направленной систематизации. Поскольку отправной точкой при этом являлось основополагающее понимание полового диморфизма как результата процесса эволюции, первыми обратили на себя внимание примеры инвертированного, т. е. свойственного другому полу, сексуального поведения.
Ч. Дарвин высказал мысль о том, что в каждом растении или животном имеются вторичные половые особенности противоположного пола. В последующем это положение было развито целым рядом ученых, которые, опираясь на факт «скрытого присутствия противоположных половых черт», утверждали, что бисексуализм — характерный и неотъемлемый признак высших позвоночных — животных и человека.
Еще в XIX в. появились и конкретные доказательства из мира животных. Так, Кельх (1834 г.) и Перогалло (1863 г.) сообщали о наблюдавшихся ими случаях гомосексуального и бисексуального поведения самцов жуков некоторых пород. А. Мачиоли (1883 г.) описывал гомосексуальные проявления у самок и самцов почтовых голубей. При этом самцы совершали гомосексуальные акты даже в присутствии самок. Он расценивал эти проявления как нарушение половой дифференциации в результате половой дегенерации. Он также сообщал о наблюдениях над самцами попугаев, которые при отсутствии самок в клетке в течение длительного времени совершали друг с другом половые акты. А. Молль (1897 г.) приводил описания овец и коз, которые обнаруживали признаки психосексуального гермофродитизма и проявляли как гомосексуальные, так и бисексуальные тенденции к особям своего пола.
Кирнан и Лидстон (1888 г.), оставаясь сторонниками эволюционной теории, утверждали, что низшие животные всегда остаются бисексуальными, а моносексуализм человека вырабатывается в результате филогенетической эволюции. Ж. Шевалье (1893 г.) высказал мысль, что сексуальные извращения возникают в результате нарушений эволюции дифференциации пола. П. Наке (1902 г.) выдвинул гипотезу о том, что в человеческом мозге существуют «двусторонние центры мужского и женского полового чувства», причем в процессе развития в норме один из этих пар центров (чаще гомосексуальный) исчезает, тогда как при врожденных дегенеративных признаках утрачивают свое значение гетеросексуальные центры, и половое влечение принимает гомосексуальный характер. Заалер (1912 г.) полагал, что биологическую основу гомосексуализма обуславливает перевес правого полушария мозга над левым. При всей кажущейся наивности этих концепций они во многом предугадали результаты дальнейших исследований. Приведем некоторые из них.
Для животных характерны некоторые типы половой инверсии, которая обычно проявляется в конфликтных ситуациях. Эти явления объясняют тем, что половое возбуждение у животных обоих полов усиливает тенденцию демонстрировать типичные акты полового поведения, характерного как для самцов, так и для самок, однако у самцов преобладают маскулинные реакции, а у самок — фемининные. Если же характерное для данного пола поведение наталкивается на какое-либо препятствие, то может проявиться поведение, свойственное другому полу. Причем проявления инверсии могут касаться не только полового, но и иных форм поведения. Так, у самок мышей и многих других видов млекопитающих наблюдается положительная корреляция между доминированием в агрессивных ситуациях и половым поведением, характерным для самцов.
Одним из наиболее ярких примером инверсии поло-ролевого поведения человека может служить следующее наблюдение.
Е., 17 лет, с раннего возраста воспитывалась в детском доме-интернате. Родители злоупотребляли спиртными напитками. До подросткового возраста у нее эпизодически отмечалось ночное недержание мочи. Училась во вспомогательной школе слабо, окончила 8 классов. С детства по характеру повышенно вспыльчивая, раздражительная. В связи с таким поведением направлялась в психиатрическую больницу, где ей был установлен диагноз — олигофрения. В период обучения с СПТУ систематически пропускала занятия, при посещении ничего не делала, мешала другим. Могла наброситься на мастера, нецензурно ругалась, притесняла сокурсниц. Бродяжничала, сделала стрижку «под мальчика», ходила в мужской одежде. Отличалась жестокостью, была «бурно деятельна», постоянно желала властвовать над окружающими. Бросала с этажа на головы прохожих различные предметы, ходила с ножом, грозила им, регулярно с применением насилия отбирала деньги. Однажды лезвием бритвы порезала живот однокурснице, в связи с чем повторно госпитализировалась в психиатрическую больницу. Выписана с диагнозом: «Задержка интеллектуального развития с психопатоподобным поведением и бродяжничеством».
В Институте им. В. П. Сербского обследовалась в связи с обвинением в открытом похищении у сокурсниц денег. Кроме того, она подвергла жестокому избиению своих сокурсниц, после чего заставила Б. лизать подошвы кроссовок, схватив за волосы, нюхать свои штаны между ног. Приказала ей лизать половые органы М., а Н.— лечь у ног М. и следить за исполнением. После этого заставила Б. сто раз затолкать палец в свои половые органы и затем облизать его. Раздевала всех троих донага, после чего показывала порнографические открытки, заставляя их принимать сходные позы. Ночью прижгла сигаретой щеки М.
При беседе при затрагивании интимных сторон ее жизни смущенно улыбалась, отворачивалась, опустив голову. Не скрывала своей вспыльчивости и раздражительности, «когда затронут», расценивала свои поступки как предосудительные. Подтверждала, что предпочитает проводить время в компании мальчиков, у которых «игры интереснее». Среди увлечений называла «металлический рок», из книг — рассказы про войну, любимое кино —«с драками». В отделении с другими испытуемыми бывала груба, цинична, «отрабатывала» приемы каратэ. В случае возникновения конфликтов становилась злобной, стремилась отомстить обидчику, при этом возникало подавленное настроение.
Данное наблюдение демонстрирует не только аналогию инверсного поведения у животных, но и отличия его у человека, у которого оно является следствием глубоких нарушений личности с расстройством в первую очередь самосознания и полоролевых стереотипов в целом.
Новейшие данные социобиологии влечений показывают отдельные социальные преимущества лиц с инверсией полового поведения, в частности с гомосексуализмом. Оказалось, что в основе биологии гомосексуализма с пассивной ориентацией лежит особый альтруистический тип поведения. X. Бадкок привлек внимание к малоизвестным этнографическим данным о специальном развитии гомосексуалов в архаических племенах, например в племени мохавов. Выяснилось, что с помощью направленных изменений поведения еще беременной, особых ритуалов, воспитания, песен, танцев, трансвестных церемоний, прикосновений, обрядов и еды возможно воспитание и рождение женщиной гомосексуала, который затем становится шаманом. По существу, еще в утробе они выращивают гомосексуального ребенка. При этом разные типы гомосексуальной ориентации соответствуют разным типам шаманов. Сам по себе шаманский комплекс и сходные культуральные комплексы, например в тайных мужских союзах, замкнутых группах, не могут быть вообще устойчивыми, если не содержат элементов гомосексуального поведения. Таким образом, гомосексуальное поведение и гомосексуальное влечение иногда не только не патологично, но в ряде случаев и необходимо для нормальных взаимоотношений групп, так как в основе гомосексуализма лежит биология доминирования и иерархии, регулирующая коммуникации у человека.
Известен целый ряд работ, содержащих примеры сходного с эксгибиционистским поведением у самцов обезьян. У приматов эксгибиция (демонстрация полового члена) может быть частью игры, предваряющей копуляцию (совокупление). У людей сходные тенденции наблюдаются в первобытных племенах и лежат в основе некоторых ритуалов совокупления, все более и боле замаскированных по мере возрастания искушенности культуры.
Обезьяны саймири показывают эрегированный половой член не только при ухаживании, но и при агрессии, приветствии и перед собственным отражением в зеркале. По мнению Д. Плуга и П. Мак-Лейна, демонстрация эрегированного полового члена другому самцу является актом агрессии и вызова, к которому занимающие более высокое место в группе прибегают чаще, чем расположенные ниже. Установление в группе жесткой иерархии — кто кому показывает половой член — определяет одновременно статус и ранг отдельных животных. Сходная система ритуалов и жестов существует у павианов, горилл и шимпанзе. Родственным феноменом является копуляция, вызванная яростью у старых обезьян, или мастурбация в отсутствие женских особей.
Таким образом, можно утверждать, что демонстрация эрегированного пениса является агрессивной, тогда как представление ослабленного пениса — успокаивающей реакцией, хотя иногда и ослабленный, и эрегированный пенис у различных родов используется как предостережение. Все эти примеры могут рассматриваться как свидетельство того, что генитальная эрекция может быть связана с иными аффективными состояниями, нежели только сексуальным. Были предприняты попытки доказать справедливость этого положения и для человека. П. Мак-Лейн привлек внимание к наблюдениям лишенных грудного молока детей, которые обнаруживают гнев и одновременно эрекцию. Аналогичное поведение наблюдалось у обезьян саймири в возрасте двух дней, когда они были изолированы от матерей. Это должно было явиться строгим доказательством врожденного характера такого поведения. Обсуждая анатомическое расположение ответственных за эрекцию центров, он показал тесное соседство оральной и сексуальной функций, а также их отношение к воинственному поведению.
Очевидная связь такого поведения с древними фаллическими культами может быть продемонстрирована его анализом в первобытных культурах. Как отмечает И. С. Кон, древний человек, подобно своим животным предкам, наделял эрегированный половой член особой охранительной и отпугивающей силой, а фаллический культ был широко распространен почти у всех народов. Похожие ритуалы у племен Новой Гвинеи включают использование различных чехлов для возбужденного пениса, например удлиненную тыкву, которые создают эффект преувеличивания органа и производят впечатление перманентной эрекции. Австралийские аборигены традиционно используют вырезанное изображение вялого пениса как знак готовности к знакомству. Этот умиротворяющий акт не связан с сексуальным поведением. Одновременно имеются примеры тотемов Явы и Новой Гвинеи, включающих эрегированный половой член и расположенных на подступах к жилищу. Будучи обращенными наружу, они предназначены для защиты от возможного ущерба. Подобные амулеты имелись у японцев, которые надевали их для предотвращения опасности. С той же целью фаллические амулеты носили дети древнего Рима, где наряду с этим были распространены гермы — стоящие перед храмами и домами статуи с мужской головой и эрегированным пенисом. Служа предметом поклонения, они одновременно выполняли роль сторожевых, обращая врага прочь от жилища.
Доведя до логического конца аналогии из животного мира, можно усмотреть в эксгибиции особый способ выражения агрессии, враждебности. С не меньшим основанием можно усмотреть в таком поведении и общее снижение доминантности, поскольку сами по себе эксгибиционистские тенденции скорее присущи женскому полу. Так или иначе, анализ эксгибиционистского поведения у человека обнаруживает наличие в данной парафилии как агрессивно-садистических элементов, так и проявлений предпочтения поведения, свойственного противоположной половой роли.
Известны примеры полового поведения, сочетающегося у животных с причинением боли. Еще Р. Крафт-Эббинг, анализируя садомазохизм, сослался на наблюдение за одним из представителей низшего животного мира, у которого в «любовном луке»— острой известковой палочке, скрытой в особой пазухе живота, но выступающей наружу при совокуплении,— содержится раздражающий половой орган, являющийся одновременно болевым возбудителем. Причиняют своим сексуальным партнерам страдания и самцы норки. В 1891 г. американский ученый Кирнан попытался объяснить садизм, исходя из воззрений на конъюгацию (половой акт некоторых низших животных) как на акт каннибализма с поглощением партнера. К этому он присоединил известные факты поведения раков, которые при половых сношениях откусывают друг у друга части тела. Пауки в подобных случаях откусывают голову у самцов, были известны и другие «садистические» акты страстных животных по отношению к участникам совокупления. Сравнивая эти проявления с садистическим поведением у людей, он, считая, что половой голод и половое влечение в основе идентичны, половой каннибализм низших животных имеет место и у высших, в том числе у человека, и садизм представляет явление атавизма.
П. Б. Ганнушкин, цитируя Ломброзо, прямо называет садизмом такие примеры поведения животных, как злобность верблюда, который в период течки кусает всех, в том числе самку; убийство в Гамбургском зоологическом саду самцом кенгуру самки и детенышей во время вспышки полового возбуждения; кенара, который часто в подобных случаях разрушает собственное гнездо и разбивает яйца, убивает самку и для его укрощения необходимо дать ему двух; самок пауков некоторых пород, более крупных, чем самцы, которые втягивают в паутину самца и убивают его после спаривания.
Авторы данных примеров в тот период не могли учесть того обстоятельства, что реконструкция филогенеза невозможна на описательном уровне межвидового сравнения, которое фиксирует лишь некоторые формальные сходства поведения. Решение же данной проблемы оказывается возможным лишь при установлении причинных связей и адаптивных функций сравниваемых реакций и способов поведения.
Существуют в животном мире и примеры прямого сексуального насилия. Эти случаи описываются под названием принудительной копуляции. Так, самец скорпионовой мухи во время ухаживания обычно приносит самке свадебный подарок, чаще всего это мертвое насекомое, вытащенное из тенет паука. Копуляция происходит, пока самка ест подарок. Иногда же самец принуждает самку к копуляции и без подарка. В этом случае он оказывается в выигрыше, поскольку ему не нужно рисковать во время поисков подарка. Однако степень успешности принудительного спаривания невелика, поэтому к такой стратегии насекомые прибегают в крайнем случае. Тем более трудно заставить самку спариваться, так как у большинства видов она должна принять при этом особую позу. Для самок проблема заключается в выборе такого полового партнера, который способен обеспечить потомство наилучшими шансами на выживание и размножение. Наилучший способ поведения для самки — быть осторожной и продлить период ухаживания. Ухаживание превращается в своеобразный спор между самцом, навязывающим товар, и самкой, не желающей его брать.
Здесь можно провести аналогию между животным миром и человеком, а также объяснить некоторые механизмы отклоняющегося сексуального поведения. К. Фройнд, исходя из общих закономерностей преко-пулятивного поведения животных и человека, предложил для понимания парафилий теорию расстройств ухаживания, согласно которой причины аномального полового поведения коренятся в нарушениях сексуального прекоитального взаимодействия. Она исходит из положения, что обычное сексуальное взаимодействие представляет собой непрерывную последовательность четырех сменяющих друг друга фаз. Первая заключается в выборе потенциального партнера и ограничивается его визуальным изучением. Вторая — претактильного взаимодействия — включает принятие соответствующей позы, улыбку и вербальную (словесную) коммуникацию. Третья фаза включает тактильное взаимодействие, и четвертая — генитальную связь. В свете этой теории каждая аномалия сексуального поведения может быть рассмотрена как преувеличение, искажение или карикатура одной из четырех нормальных фаз.
Близкой к этой концепции является гипотеза В. В. Гульдана, заключающаяся в том, что одним из основных факторов формирования сексуальных извращений является условная блокада адекватного опредмечивания сексуальной потребности. Данная гипотеза базируется на том факте, что у человека, в отличие от животных, личностный смысл полового акта более разнообразен, а сексуальное поведение окрашено различными мотивами. Выделяется несколько таких мотивов, среди которых приводятся, например: прокреативный (деторождение), реактивный (гедонистический), коммуникативный (личностное сближение), самоутверждения, ритуальный, компенсаторный, познавательный, релаксации, достижения внесексуальных целей. Согласно В. В. Гульдану, у лиц с парафилиями чаще всего оказывается заблокированным коммуникативный мотив полового акта.
Приводимое ниже наблюдение может служить наглядной иллюстрацией обеих этих теорий.
К., 29 лет, обвинялся в развратных действиях и угрозе убийством.
Отец по характеру добрый, мягкий, длительное время злоупотреблял алкоголем, воспитанием сына занимался мало. Мать — строгая, жесткая, очень любит порядок, воспитывался в основном ею. К. был общительным, однако практически все время проводил в компании девочек, очень любил играть в «дочки-матери». Примерно с 7 лет заикается, в течение многих лет наблюдался ночной энурез. В школе был активен, много занимался спортом. Однако с 9 лет перестал посещать эти занятия, т. к. в семье появились сестры-близнецы и он был вынужден много помогать матери. Со своими сверстниками в этот период общался мало, мальчики его возраста обзывали его «маменькиным сыночком» и часто били. Стеснялся своего заикания, насмешки одноклассников были неприятны. Для того чтобы чувствовать себя увереннее, решил заниматься спортом и с 14 лет посещал секцию вольной борьбы. С 12 лет наблюдался хирургом по поводу варикоцеле. В 14 лет у него был диагностирован фимоз. С этого же возраста стал мастурбировать, фантазируя о своих сверстницах. В 16 лет пытался совершить половой акт с девушкой, однако из-за слабой эрекции потерпел неудачу. Тяжело переживал, боялся, что никогда не сможет жить нормальной половой жизнью. Окончил 8 классов, а затем ПТУ. Во время службы характеризовался положительно. Получил травму левого глаза. Ему был установлен диагноз «Травматическая катаракта левого глаза. Тотальная отслойка сетчатки». Находясь в госпитале в армии, К. познакомился с мальчиком 12 лет. Много играл с ним, при этом сначала случайно, а затем специально прикасался к половым органам, раздевал его, ласкал половой член и ягодицы. Это было «необычно и интересно». Позже в госпитале он стал общаться с 19-летним юношей, вместе с которым мылся в душе, глядя на него мастурбировал, а также совершал с ним орально-генитальные акты, которые заканчивались семяизвержением.
После увольнения из армии тяжело переживал потерю зрения, считал, что никому такой не нужен, постоянно появлялись мысли о своей неполноценности. Работая пионервожатым в школе, занимался подготовкой команды мальчиков от 10 до 14 лет к игре «Зарница», видел их раздетыми после тренировок, заметил, что ему нравится смотреть на них. Вечером, перед сном, стал фантазировать, как трогает их половые органы, совершает орально-генитальные акты, при этом мастурбировал до эякуляции. В последующем подобные фантазии и сновидения возникали практически ежедневно. Старался придумать предлог для того, чтобы пригласить мальчиков к себе в комнату и заставить раздеться. Однажды под предлогом плохого поведения трех мальчиков вызвал их к себе, просил их раздеться, разделся сам, глядя на них мастурбировал, предлагал взять половой член в рот, рассказывал о половых актах, показывал фотопленку, где был сфотографирован голым, а также порнографические открытки. За это был осужден на 3 года лишения свободы. После освобождения вскоре повторно было возбуждено уголовное дело в связи с тем, что К. вновь совершал развратные действия в отношении малолетних. После отбытия наказания поступил в ПТУ по специальности «озеленитель». Мать заметила, что сын стал часто приходить домой раздраженным, он жаловался на головные боли, пил таблетки. Иногда по ночам не спал, был возбужденным, «нервным». Стал покупать газеты с эротическими снимками. В возрасте 28 лет К. познакомился с помощью специальной службы с женщиной старше себя, встречался с ней на протяжении двух месяцев, по ее инициативе совершал с ней половые акты, ни один из которых не закончился семяизвержением. При этом регулярно совершал насильственные сексуальные действия с мальчиками: заходил с ними в лифт, где, угрожая ножом, заставлял подниматься на чердак дома. Там требовал, чтобы они разделись и мастурбировали, производил те же действия сам, одновременно трогая их половые органы и заставляя их брать свой половой член в рот.
При обследовании в Институте им. В. П. Сербского на вопросы отвечал охотно, не всегда последовательно, излишне подробно, с трудом переключался с одной темы на другую, заметно заикался. К концу разговора заметно уставал, детально восстанавливал формирование у себя сексуального влечения к мальчикам 10—14 лет. Считал, что в течение последнего года стал более агрессивным со своими жертвами, стремился подчинить их своей воле, нравился процесс принуждения, их сопротивление, попытки убежать вызывали азарт, усиливали половое возбуждение. Каждое утро брал с собой нож-секатор «на всякий случай», выходил специально на поиски мальчиков, «как на охоту». Если раньше пытался бороться с собой с помощью тяжелой физической работы, то в последнее время понял бесплодность этих попыток.
Несмотря на явное нарушение коммуникативных способностей у К. и кажущееся соответствие приведенного наблюдения концепциям К. Фройнда и В. В. Гульдана, они вряд ли могут рассматриваться в качестве основной теории формирования парафилий и в том числе садизма. Объясняя в лучшем случае одну из характерных черт парафильного поведения, а именно — предпочтение анонимного взаимодействия с жертвами и трудности гетеросексуального сближения, эти теории не могут прояснить причины возникновения подобных нарушений самих по себе. На самом деле природа этих расстройств заключается в более глубоких нарушениях, связанных с первичной патологией потребностно-мотивационной сферы.
В экспериментах П. Мак-Лейна на котах и самцах крыс обнаружилось, что у животных можно вызвать поведенческие акты, характерные для предварительных фаз «социализации» и непосредственно предшествующие совокуплению, путем раздражения определенных структур мозга. Причем этими структурами оказались подкорковые отделы мозга, которые отвечают за эмоции. В своей совокупности эти структуры составляют лимбическую систему, которую иногда называют «животным мозгом», поскольку ее части и функции в своей основе сходны у всех млекопитающих.
В состав лимбической системы входят несколько связанных друг с другом образований. К ней относятся некоторые ядра передней области таламуса, а также расположенный ниже небольшой, но играющий одну из важнейших ролей, участок мозга — гипоталамус. Он, в частности, контролирует большинство физиологических изменений, сопровождающих сильные эмоции. Глубоко в боковой части среднего мозга лежит миндалина (миндалевидное ядро) — клеточное скопление величиной с орех, которая ответственна за агрессивное поведение или реакцию страха. По соседству с миндалиной находится гиппокамп, повреждение которого приводит к нарушению памяти — к неспособности запоминать новую информацию. Многочисленные функции, выполняемые лимбическим комплексом, могут быть сведены к двум важнейшим задачам: сохранение собственной жизни особи и сохранение популяции и вида.
Сближение на уровне мозга структур, отвечающих одновременно за сексуальность, страх и агрессию, объясняет неразрывность всех этих феноменов в поведении. У низших млекопитающих борьба включается в стереотипы, предшествующие как пищедобыватель-ным, так и сексуальным формам поведения. У слепых щенков можно наблюдать проявления ярости в единоборстве со своими собратьями за обладание материнским соском, тесно связанные с возникновением у них в этой ситуации спонтанных (самопроизвольных) эрекций. В опытах с погруженными электродами на пространстве, разделенном долями миллиметра, можно получить резкий переход от сексуальной установки с выраженной эрекцией к стереотипам страха и ярости. Разрушением у собак части лимбической системы были смоделированы спаянные в едином поведенческом стереотипе такие полярные эмоциональные феномены, как виляние хвостом и оскаливание клыков. Решение природы сблизить все эти феномены выглядит особенно мудрым, если учесть их неразрывную связь в поведении. Нанесение повреждений другой особи обычно сопряжено с риском пострадать самому, и нападение на соперника часто сопровождается самозащитой. Поэтому часто тенденция к нападению одновременно связана с тенденцией к бегству, а во многих позах угрозы отражаются обе тенденции. Более того, позы угрозы, за которыми может последовать нападение на соперника, встречаются вперемежку с позами подчинения. Таким образом, нападение, угроза, подчинение, бегство образуют сложный комплекс, который часто называют «агонистическим поведением», выделить из которого собственно агрессивное поведение достаточно трудно.
При наличии таких одновременных тенденций к двух несовместимым типам поведения обычно говорят, что они находятся в конфликте. Один из значимых конфликтов, характерных для всех видов млекопитающих, существует как раз между ухаживанием и угрозой.{12} Его можно рассмотреть на примере поведения зябликов. В начале брачного сезона самец зяблика начинает угрожать другим птицам в стае. Самки, готовые образовать брачную пару, не улетают. Самец же постепенно воздерживается от проявлений агрессивности и переходит к ухаживанию. Если вначале он принимал позу угрозы, то теперь он стоит боком к самке. Такая перемена связана с изменением в доминировании: первоначально самец доминирует над самкой, но теперь самка постепенно берет верх и начинает отгонять его от корма. На более поздних стадиях ухаживания самец приближается к самке только после некоторых колебаний. Он подходит к ней мелкими шажками, идет не прямо, а зигзагами, многие его попытки спариваться оканчиваются безрезультатно из-за страха перед самкой. Таким образом, самка может вызвать у самца реакции нападения, бегства и половое поведение. Какое именно поведение возобладает, зависит от стимулов, исходящих от самки, и от внутреннего состояния самца. В самом начале брачного сезона самец ведет себя по отношению к самке в основном агрессивно. По мере усиления полового возбуждения равновесие между тенденциями к нападению и бегству постепенно сдвигается в сторону последней, и самец начинает вести себя так, словно боится самки. Когда же позднее перевешивает первая тенденция, самец делает садку, но после спаривания тут же улетает, издавая характерный крик, которые он обычно издает при виде летящего хищника.
У животных, образующих пару хоть на какой-то срок, агрессия и страх имеют тенденцию к исчезновению по мере того, как партнеры узнают друг друга, однако они редко исчезают совсем. Таким образом, все разнообразие угрожающего поведения и поведения ухаживания можно понять, исходя из предположения о существовании небольшого числа амбивалентных (двойственных) поведенческих тенденций.
Наиболее известным поведенческим феноменом, возникающим в конфликтных ситуациях, является смещенная активность, привлекающая все большее внимание психиатров для объяснения целого ряда чисто психопатологических явлений. Этим термином обычно обозначается поведение, которое никак не связано ни с одной из конфликтных тенденций, явно не соответствует обстановке, в которой реализуется, и большинство видов которого представляет собой наиболее легко вызываемые и наиболее часто выполняемые поведенческие акты. Для объяснения данного типа поведения первоначально была предложена «гипотеза растормаживания», отводившая конфликту подавляющую роль, когда из-за взаимной несовместимости не возникают те виды активности, которые должны были бы появиться в первую очередь, а возникают акты поведения, которые иначе были бы подавлены.
В настоящее время показано, что смещенная активность проявляется обычно в точке равновесия между двумя различными мотивационными тенденциями и проявляется в трех различных ситуациях: при физическом сдерживании аппетитивного (подготовительного) поведения; при сдерживании консумматорного (завершающего) поведения и при одновременной активации несовместимых тенденций. Тинберген подразумевал, что смещенная активность может при этом облегчать напряжение и действовать как отдушина для выхода нервной энергии, часто связана с инстинктом комфорта. Смещенная активность, как правило, бывает незавершенной и более короткой по сравнению с обычными однородными действиями, часто наблюдается при половых или агрессивных столкновениях, когда прежде всего и возникают мотивационные конфликты. Одной из основных черт смещенной активности является ее ритуализация, в основе которой, как полагают, лежит эволюционный процесс, благодаря чему определенные комплексы поведения модифицируются таким образом, чтобы осуществлять коммуникативную функцию. В процессе ритуализации формы поведения претерпевают различные изменения, становятся стереотипными и неполными. Движения становятся незавершенными и порой превращаются просто в символические акты.
Хотя сексуальная агрессия сравнительно редка среди человекообразных обезьян, есть несколько наблюдений подобного поведения. Так, имеются случаи, когда дикие шимпанзе загоняют самок на деревья, с которых те не могут убежать. Исследователи также указывают, что поведенческий репертуар ухаживания у шимпанзе включает ряд элементов, свойственных агрессивным проявлениям. Однако чаще всего агрессивное сексуальное поведение обнаруживают молодые самцы. Причем обычно это те особи, которые оказывались отделены от своих матерей или других членов сообщества, когда не происходит обучения менее агрессивным способам сексуального взаимодействия.
Отзвуки конфликтной природы сексуального взаимодействия и его связи с агрессией можно увидеть в немудреных сексуальных легендах австралийских аборигенов. Например, у мифического предка Ньираны при случае детородный член — Юлана — отделялся и начинал преследовать женщин. При этом Юлана ухитрялся ползать, зарываясь в песок, вращать гуделку, удлиняться до невероятных размеров, пробивать трещины в скалах, стремясь добраться до женщин. В мифах этот орган порой олицетворяется в образе питона, как бы вовсе отделяясь от человека и обретая полную свободу.
Таким образом, элементы агрессивности в сексуальном взаимодействии присутствуют изначально. Однако это не означает, что она неизбежна и закономерна, поскольку ее проявления регулируются многими социальными и индивидуальными факторами. Вместе с тем, если в мире животных агрессия так или иначе носит признаки целесообразности, у человека данные потенции преобразуются в совершенно иные формы. Богатство человеческих эмоций, соединенное с изощренностью сознания, привело к утере инструментального характера агрессии и насилия, ставших самоценными, значимыми сами по себе. Поэтому когда садиста называют зверем, а его деяния — нечеловеческими, это не более чем неудачная метафора, совершенно не отражающая действительности, поскольку именно это поведение — одно из характернейших признаков человека, отличающего его от животных. Вряд ли возможно, к примеру, представить в мире животных развитые некрофильные тенденции, примером которых служит приводимое ниже наблюдение.
С., 1961 г. р., обвиняемый в совершении развратных действий и актов мужеложства в отношении малолетних мальчиков. В Центр поступил 13.04.90 г.
Два дяди по линии матери неоднократно лечились в психиатрических больницах, один из них покончил жизнь самоубийством. Мать по характеру активная, властная, конфликтная. Отец длительное время злоупотреблял алкоголем, в состоянии опьянения бывал вспыльчив, жесток, агрессивен, избивал испытуемого, нападал на него с ножом. Испытуемый родился первым из трех детей от беременности, протекавшей с токсикозом, резус-конфликтом. Мать дважды лежала на сохранении. Родился переношенным с явлениями гемолитической желтухи. В детском возрасте перенес корь, ветряную оспу, эпидемический паротит, осложнившийся менингитом, дизентерию, неоднократно — ушибы головы с потерей и без потери сознания. До подросткового возраста страдал ночным и дневным недержанием мочи, энкопрезом. Посещал дошкольные детские учреждения, в садике был спокойным, но ленивым. Дома капризничал, часто плакал, не слушался, отличался упрямством. В дошкольном возрасте близких друзей не имел, .играл в одиночестве, большую часть времени проводил с бабушкой, часто ходил с ней в церковь. В школе начал обучаться своевременно. В первом классе успевал плохо, на уроках быстро утомлялся, вставал с места, ходил по классу. Во втором классе поведение и успеваемость его резко ухудшились, он не мог сосредоточиться на уроках, громко разговаривал, смеялся, пел, залезал под парту, ходил на руках. Каких-либо интересов не имел, с товарищами по классу не дружил, часто дрался, избивал детей, был агрессивен. В связи с таким поведением с 4-й четверти находился на домашнем обучении, однако успеваемость и поведение его не улучшились, и он был переведен во вспомогательную школу. С этого же времени состоит на учете в ПНД с диагнозом «Олигофрения», тогда же был проконсультирован в диспансерном отделении детской психиатрической больницы, где ему был установлен диагноз: «Задержка психического развития, синдром двигательной расторможенности в результате раннего органического поражения центральной нервной системы». В дальнейшем обучался во вспомогательной школе.
Учеба по-прежнему давалась с трудом, оставался трудным в поведении, после конфликтов с родными убегал из дома. После смерти бабушки, к которой был очень привязан, поведение его изменилось. Стал ежедневно ходить на кладбище и в церковь, плохо спал по ночам, часто плакал. Через несколько дней после похорон «услышал» стук в окно, сказал родным, что стучит бабушка, затем почувствовал, что кто-то сел к нему на кровать, отчетливо увидел бабушку, которая гладила его по голове. Сильно испугался, долго не мог уснуть. С этого времени у испытуемого появились периоды сниженного настроения, которые продолжались 1—2 дня, в эти дни ничем не занимался, не выходил из дома, залеживался в постели. С 11—12 лет увлекся ботаникой и зоологией, собирал гербарии, коллекции бабочек. Много времени проводил на кладбище, приносил домой кости, подолгу рассматривал их, искал их описание в учебниках и атласах по анатомии. Принес домой медицинские инструменты, ходил в морг, наблюдал вскрытие трупов, рассказывал родным, что знакомый врач разрешил ему вскрыть труп самостоятельно. Дома вскрывал и препарировал мертвых птиц и животных, изготавливал чучела. Некоторых животных хоронил, делал для них маленькие гробы. Любил рассматривать покойников на кладбище, собирал фотографии мертвых людей. Был лишен чувства брезгливости — мог сесть за стол с испачканными кровью руками, отличался неряшливостью, не заботился о своем внешнем виде. Любил бродить по помойкам, приносил домой всякий хлам. Школьные занятия прогуливал, успеваемость оставалась низкой, поведение несколько улучшилось, хотя периодически отмечались аффективные вспышки. Близких друзей не имел, общался с детьми на несколько лет младше себя, любил детские игры. В 9-м классе перестал посещать школу, в течение года нигде не учился и не работал. Постоянно конфликтовал с родными, дрался с отцом. При посещении его на дому в 1982 г. работником ПНД высказывал желание работать на кладбище, жаловался, что его туда не берут. Говорил, что не отказался бы также работать с животными или по озеленению городов. Внешне был неряшлив, грязен. Охотно показывал свою коллекцию — в темной комнате хранил свечи, иконы, различные предметы с кладбища, человеческие кости, скелет собаки и медицинские инструменты. В феврале 1983 г. устроился работать учеником токаря. В марте этого же года был привлечен к уголовной ответственности за кражу государственного имущества.
В период следствия подвергался амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе в Институте им. В. П. Сербского. Держался свободно, был манерен, временами дурашливо улыбался. Самодовольно рассказывал о своих увлечениях, говорил, что его с детства интересовало строение живых организмов, читал учебники по анатомии, зоологии, ботанике. Интересовался тем, как проводят вскрытие. С гордостью рассказывал, как вскрывал умершую собаку и установил ей диагноз и причину смерти. Заявлял, что самая интересная работа — могильщик на кладбище, так как ему нравится смотреть на покойников. Высказывал также желание стать врачом-патологоанатомом, с переоценкой говорил о своих возможностях. Было отмечено, что у испытуемого поверхностные, часто противоречивые суждения, неадекватные эмоциональные проявления. С диагнозом «Патологическое развитие личности на фоне раннего органического поражения головного мозга» С. был признан невменяемым, не исключалась возможность шизофренического процесса. С 5.08.1983 г. находился на принудительном лечении в ПБ № 5 г. Москвы. В отделении держался свободно, группировал вокруг себя психопатизированных больных. У него был изъят план побега, а также «секретный план» по сбору и подготовке обреза с целью проведения «политической работы против КПСС». В октябре 1983 г. был переведен в отделение с усиленным режимом. 26.06.1984 г. совершил побег из больницы, в течение месяца бродяжничал, разъезжал по Подмосковью, затем явился домой, где был задержан и направлен в психиатрическую больницу. В отделении у него отмечались аффективные колебания от угрюмости, мрачности, злобы до благодушия и беспечности. В процессе терапии состояние испытуемого значительно улучшилось, он стал спокойным, упорядоченным в поведении, включился в трудовые процессы. Был выписан 26.09.1986 г. в связи с отменой принудительного лечения. С февраля 1987 г. работал грузчиком, систематически посещал врача ПНД, был спокоен, временами жаловался на плохой сон. Дома продолжал конфликтовать с отцом, дрался, к ним часто приезжали сотрудники милиции. В марте 1988 г. перестал ходить на работу, пьянствовал, сам обратился в ПНД с просьбой о госпитализации. С 18.05 по 14.06.1988 г. находился на стационарном лечении в ПБ № 15г. Москвы. При поступлении был депрессивен, говорил, что все плохо к нему относятся, жаловался на головные боли. Лечение принимал охотно, был выписан с диагнозом: «Органическое поражение головного мозга с психопатизацией личности». В дальнейшем устроился работать препаратором в морг кафедры анатомии медицинского института. Первое время к работе относился добросовестно, с интересом, много времени уделял реставрации костных препаратов. Затем его отношение к работе изменилось, стал нарушать трудовую дисциплину, опаздывал, самовольно уходил с рабочего места, а с 5.12.1989 г. на работу выходить перестал. Дома вел себя буйно, угрожал убийством матери и другим родственникам, продолжал приносить домой кости. Знакомой девушки у него не было, в ответ на расспросы матери заявлял, что девушка ему не нужна и он будет монахом.
Как следует из материалов уголовного дела, С. обвиняется в том, что 31.10 и 23.12.1989 г. он совершил развратные действия и акты мужеложства с малолетними мальчиками 12 и 9 лет, при этом называл себя «Фишером» и угрожал им ножом. После задержания сначала отрицал свою вину и говорил, что водил одного из потерпевших на могилу своего кота, а затем признался в содеянном и заявил, что совершал развратные действия, только когда видел мальчиков в укромных местах, специально их якобы не искал. Во время проведения амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы держался горделиво, с чувством собственного достоинства. Считал себя психически здоровым, о правонарушении рассказывал неохотно.
При обследовании установлено следующее.
Соматическое состояние. Правильного телосложения, удовлетворительного питания. Анализы мочи и крови без патологических изменений. Заключение терапевта: «Хронический бронхит вне обострения».
Неврологическое состояние. Горизонтальный нистагм при крайних отведениях глазных яблок, более выраженный в положении лежа. Ослаблена конвергенция. Сглажена правая носогубная складка. Сухожильные рефлексы оживлены. В позе Ромберга устойчив. При осмотре глазного дна выявлено сужение мелких артерий. При электроэнцефалографическом исследовании патологии не выявлено.
Психическое состояние. Контакт с испытуемым малопродуктивен. Настроение снижено. Во время беседы держится горделиво, с чувством собственного достоинства. Манерен, жесты подчеркнуто плавные, замедленные. Мимика бедная, на лице однообразное выражение скуки, взгляд устремлен поверх собеседника. Однако порой внезапно, не к месту улыбается. На вопросы отвечает односложно, часто после длительных пауз. Подозрителен, с недоверием относится к расспросам врачей. Иногда становится высокомерен, на лице появляется выражение снисходительности и превосходства, слегка теряет дистанцию. Считает себя психически здоровым, жалоб не предъявляет. Сведения о себе сообщает неохотно, лаконично. Своих переживаний в прошлом не раскрывает. Не видит в своих увлечениях и склонностях ничего необычного, стремится представить их как простое коллекционирование. Настаивает на том, что кладбище в прошлом посещал очень редко, только когда ходил в церковь. Свои занятия препарированием объясняет тем, что мечтал стать врачом-патологоанатомом. Тут же с улыбкой заявляет, что мечты его никогда не сбудутся, так как «жизнь не удалась и не имеет смысла». Настаивает на том, что родители рассказывают о нем много «лишнего», чего якобы не было на самом деле. При этом о родных отзывается холодно, с неприязнью. Тяготится обстановкой, сложившейся дома, говорит, что иногда опасается убить своего отца. Со смехом заявляет, что совершал правонарушения, чтобы сесть в тюрьму и дать родителям возможность от него отдохнуть. Настаивает на том, что у него никогда не было сексуального влечения к малолетним. Поясняет, что будто бы выбрал данное правонарушение, т.к. за него в уголовном кодексе положен очень небольшой срок наказания и нет иска о возмещении материального ущерба. Не может объяснить, почему в качестве объекта своих действий выбрал несколько мальчиков, нелепо улыбается, заявляет, что если бы потерпевшими были девочки, ему могли бы предъявить более тяжелую статью. Не видит нелогичности и противоречивости своих высказываний, настаивает на том, что развратные действия в отношении мальчиков — это гораздо менее тяжкое преступление, чем какое-либо другое. Вместе с тем при целенаправленном расспросе начинает утверждать, что у него в возрасте 12—13 лет возникло влечение к представителям своего пола. К женщинам влечения никогда не испытывал. Нередко представлял себе эротические действия гомосексуального характера во время фантазий при мастурбации. Рассказывает об этом крайне неохотно, стремится перевести разговор на другую тему или прекратить его совсем. В отделении держался в основном обособленно, к контакту не стремился, изредка играл в настольные игры. Периодически становился напряженным, злобным, однажды у него была отобрана веревочная петля. Неоднократно высказывал суицидальные мысли, при этом с улыбкой говорил, что не видит в дальнейшей жизни никакого смысла. Эмоциональные реакции недифференцированны, однообразны, порой нелепы, парадоксальны. Мышление аморфное, непоследовательное, паралогичное. Суждения по-детски наивны и незрелы. Критика к своему состоянию и сложившейся ситуации нарушена.
При экспериментально-психологическом обследовании выявлены неравномерность уровня обобщения, разноплановость мышления, трудности дифференциации буквального и переносного смыслов. Личность характеризуется подозрительностью, внутренней напряженностью, переоценкой собственной значимости, нетерпимостью по отношению к окружающим. Сфера влечений отличается выраженной напряженностью сексуальной потребности, целевой инверсией, инфантильностью. В поведении на первый план выступает отгороженность, формальность контакта, элементы манерности.
Несмотря на существование конфликта между ухаживанием и угрозой, ассоциация маскулинной роли с доминантным, а фемининной — с подчиненным положением остается наиболее филогенетически устойчивой. Это проявляется как в своеобразии копулятивных поз, так и в самом сексуальном поведении. Причем именно это базовое различие остается главной характеристикой полового диморфизма, особенно отличий сексуального поведения, несмотря на некоторое видоизменение системы половых ролей в процессе социализации человека и происходящее сглаживание полярности стереотипов маскулинности и фемининности всех индивидуальных и культурно-исторических вариациях для мужчин свойственна более явная агрессивность, тогда как враждебность женщин носит скрытый характер. Мужская сексуальность в любой культурной среде более агрессивна, напориста, экстенсивна, возбудима и несдержанна.
Данное различие проявляется, например, в эротических фантазиях при мастурбации и половом акте. В описаниях сексуальных фантазий у мужчин преобладают грубые эротические сцены с чрезвычайно сексуальными, но не эмоциональными персонажами, в отличие от женщин, чье фантазирование более разнообразно и эмоционально окрашено. При мастурбации мужчины чаще воображают половое сношение с посторонними лицами, групповой секс или принуждение кого-то к половой связи. Женщины чаще представляют сексуальные поступки, которых они никогда не осуществили бы в действительности и ситуации, где они являются жертвами насилия. По данным Миллера и Саймона, опросивших студентов, мотив сексуального насилия имелся у 24% мужчин и только у 6% женщин. Наоборот, мазохистские фантазии чаще встречаются у женщин (21% против 11% мужчин).
На различие в ролях мужчины и женщины указывалось уже в индийской книге искусства любви «Камасутра», где говорится, что в половом акте мужчина является агрессивной силой, а женщина — рецептивной. Причина этого усматривалась в общем положении мужского и женского начала в природе. Различие этих начал определяет собственно половой диморфизм, возникновение которого связано с происхождением полового размножения.
Приведенные аналогии сексуального поведения животных и человека должны восприниматься с осторожностью. Однако без их изучения и учета невозможно понять в полной мере все те механизмы, которые лежат в основе человеческой сексуальности, в том числе ее аномальных форм. Такое сопоставление позволяет понять весь ход развития сексуального поведения человека и отграничить его биологически заданные характеристики от привнесенных культурой и обществом особенностей. Тем более это правомерно, что и половые реакции животных не сводимы только к репродуктивному поведению, а наряду с инстинктивным началом также подвержены индивидуальному научению, неразрывно связанному с процессом социализации. Только знание этих общих эволюционных механизмов может объяснить причины индивидуальных поведенческих различий и особенностей нарушений индивидуального развития.
Для ответа на этот вопрос необходимо прежде всего определить, имеются ли при аномальном сексуальном поведении какие-либо специфические нарушения функционирования биологических систем организма.
Само по себе онтогенетическое развитие биологической системы, связанной с регуляцией сексуального поведения, отражает эволюционные и филогенетические процессы развития данного вида и проходит в несколько этапов. На первом происходит детерминация пола, в основе которой лежит образование генетического, или хромосомного, пола. Оно происходит в момент зачатия, когда женская яйцеклетка соединяется со сперматозоидом и образуются комбинации из содержащихся в них хромосом (XX — женский, XY — мужской пол).
В 1959 г. коллективы К. Форда и П. Джекобса показали детерминирующую роль Y-хромосомы для развития организма в мужском направлении. Определенная система генов обеспечивает развитие полового аппарата по мужскому типу. Y-хромосома содержит и ген длины тела. Уже на этом первом этапе возможны различные отклонения от нормального процесса развития, связанные с количественным нарушением хромосомного набора. Наиболее известны два таких нарушения — синдром Клайнфельтера (хромосомный набор XXY) и синдром «дубль-Y» (хромосомный набор ХYY). Причиной различных морфофизиологических нарушений при этих хромосомных болезнях является изменение количества генетической информации, расстраивающее ход реализации программы развития организма. При «YY-синдроме» большое количество гетерохроматина приводит к повышению нервной возбудимости мужчин и увеличению повторных самопроизвольных абортов в их семьях.
Первый мужчина с набором хромосом 47,ХYY был описан в 1961 г. Его дочь страдала болезнью Дауна (слабоумием), четверо его сыновей были нормальны, а жены в двух браках имели по нескольку выкидышей. Это был человек высокого роста, с интеллектом на низшей границе нормы и без отклонений в поведении. Особого интереса сообщение не вызвало до тех пор, пока в 1965—1967 гг. группа П. Джекобса в одной из шотландских психиатрических больниц для лиц, совершивших преступления, не обнаружила неожиданно большое количество индивидуумов с «YY-синдромом». Повторенные исследования таких лиц в Англии, Швеции и США дали сходные результаты. В результате многочисленных исследований мужчин с набором хромосом «дубль-Y» к началу 70-х гг. сложился стереотип высокорослого, диспластичного, но хорошо физически развитого индивидуума, часто с угрями, иногда со скелетными аномалиями, нерезкой умственной отсталостью либо низким интеллектом и беспокойным, агрессивным поведением.
В некоторых работах сопоставлялись клиника «дубль-Y» и синдрома Клайнфельтера. Лица с синдромом «дубль-Y» обнаружили большую сексуальную активность и разнообразие сексуальных контактов, особенно при более развитом интеллекте. При общем снижении влечений у лиц с синдромом Клайнфельтера обнаружилась значительная частота педофильных тенденций. Сфера влечений при синдроме «дубль-Y» характеризовалась их интенсивностью и импульсивностью. Частота случаев насилия со смертельным исходом при обеих аномалиях оказалась одинаковой. Основной их причиной при «YY-синдроме» считалась импульсивность и недостаточная прогнозируемость поведения, а при синдроме Клайнфельтера —«недостаточная подавленность действия».
Наглядным является случай, наблюдавшийся нами в 1989 г.
П., 21 год, обвинялся в злостном хулиганстве. При обследовании в Институте им. В. П. Сербского установлено: мать не помнит. Известно, что она вела аморальный образ жизни, злоупотребляла алкоголем, рано оставила сына. Во второй раз отец женился, когда сыну было 3 года, однако через год после рождения дочери брак был расторгнут. Сам П. причиной развода считает себя. Отец всегда был строгим, жестким человеком, часто прибегал к физическим мерам воспитания, особенно в школьные годы, когда мог чуть ли не ежедневно жестоко избивать сына. Учиться П. не любил, при первой же возможности отвлекался игрой. До 13 лет любил играть в солдатики. В детстве отличался замкнутостью, стеснительностью, неуверенностью, боязливостью, впечатлительностью, легко поддавался внушению, испытывал страх темноты, безоговорочно подчинялся родителям, считался «образцовым ребенком». До 10 лет страдал ночным энурезом. Выделялся маленьким ростом, в связи с чем подвергался насмешкам и издевательствам. Общался в основном с подобными ему, в чем-то ущемленными ребятами. С 13 лет у него стали возникать утренние эрекции, появлялось возбуждение при виде обнаженного женского тела. С 15 лет на лице появились юношеские прыщи, что способствовало усилению идей ущербности, стеснялся своей внешности. С этого возраста стал быстро расти, за три года обогнал своих сверстников. С 16 лет стал обращать внимание на девушек, однако, несмотря на желание познакомиться, никогда не делал попыток ухаживания, испытывал неловкость, не знал, о чем с ними говорить, был убежден, что обладает малым запасом слов. Считал себя слабым, неполноценным. В этом же возрасте — первые эпизоды вуайеризма — испытывал интерес к подглядыванию за интимными отношениями. Онанизм с 17 лет, после разговоров сокурсников. В дальнейшем мастурбация 2—3 раза в неделю с представлением увиденных ранее половых актов. В 18 лет перенес в тяжелой форме корь, имела место клиническая смерть. Считает, что с 18 лет эрекция у него стала менее выраженной, приводит примеры, когда после первого семяизвержения не мог совершить мастурбацию повторно, несмотря на сохранившееся желание.
Находясь на обследовании в больнице, впервые побывал в морге, помогая персоналу управляться с трупами. Сначала был нерешителен, испытывал боязнь. Однако через месяц у него появился интерес к выполняемой работе. Испытывая любопытство, открывал лица умершим, нередко спускался в морг по собственной инициативе. В этот же период, помогая в деревне, стал забивать кроликов. Был при этом решительным, нравилось разделывать туши животных.
Появилась повышенная утомляемость, стал вспыльчивым, раздражительным, нервным, появились мысли о «необратимых и катастрофических» изменениях в сексуальной сфере, был крайне фиксирован на своих физических недостатках, в целях «оздоровления» начал усиленно заниматься мастурбацией, однако все более убеждался в своей несостоятельности. Считал, что изменился по характеру: из «паиньки-мальчика» превратился в конфликтного, вспыльчивого по мелочам и склонного к «истерикам» человека. Подолгу помнил обиды, длительно переосмысливал различные ситуации. Настроение было подавленным, тоскливым, эпизодически появлялись мысли о нежелании жить. Стали возникать состояния, когда был «какой-то не такой», особенно раздражительный, злобный, «как будто встал не с той ноги», в такие дни не ладилась работа, часто допускал ошибки, все делал как по инерции, «в задумчивости». Был фиксирован на недоброжелательном отношении к нему товарищей по работе, считал, что они замечают его неполноценность, выражающуюся в «узком кругозоре», «ограниченном запасе слов», «детском выражении лица». Жил как бы двойной жизнью, «отгораживался ширмой» от людей, подстраивался под общую массу, сам же предпочитал прогулки в одиночестве. Когда оставался наедине со своими мыслями, разговаривал вслух, анализировал свои переживания. Появлялись идеи самообвинения и самоуничтожения, считал, что является обузой для семьи, всем приносит несчастье. Тогда же стали появляться алкогольные эксцессы, выпивал несколько бутылок вина или пива.
В возрасте 20 лет впервые был осужден за обнажение половых органов и демонстративный онанизм перед женщинами. Тогда половое возбуждение возникло внезапно, мысль о самоудовлетворении пришла «сама по себе», вдруг, как «дуновение ветерка». Тяжело переживал случившееся. Стал еще боле замкнутым, скрытным, преобладало тоскливое настроение с оттенком гневливости, раздражительности, обдумывал способы ухода из жизни. Угнетали ухудшившиеся взаимоотношения в семье, а также изменившееся в нему отношение на работе.
Обвиняется в том, что он около 22 часов, находясь в состоянии опьянения, возле сквера обнажил половой член и пытался привлечь внимание идущих навстречу женщин, на глазах которых примерно 15 минут мастурбировал, не реагируя на их замечания. После этого догнал одну из женщин, схватил одновременно за руку и грудь, продолжал демонстрировать половой член. После задержания показал, что перед случившимся выпил пиво, после чего с ним что-то произошло, потянуло на улицу, причину последующих действий пояснить не мог. Утверждал, что не помнит своего агрессивного поведения. Стыдился своего поступка, несколько дней после этого находился в шоковом состоянии, чувствовал себя опустошенным, все мысли сводились к самоубийству, обдумывал различные его способы.
Его рост 189 см, однако антропометрические данные свидетельствуют о задержке полового созревания. При проведении электроэнцефалографического обследования выявлены изменения биоэлектрической активности головного мозга преимущественно в височных отделах. При цитогенетическом обследовании выявлена хромосомная аномалия «дубль-Y».
При беседе выглядел хмурым, угрюмым, смотрел исподлобья, лицо оставалось малоподвижным, мимические реакции бедные, однообразные, невыразительные. Движения замедленные. С трудом включаясь в беседу, подолгу обдумывал вопросы, речь отличалась размеренностью, неторопливостью, голос оставался монотонным, нередко употреблял слова в их уменьшительном значении. В то же время держался несколько фамильярно, стремился произвести впечатление зрелого человека, хорошо разбирающегося в самых разных вопросах. С бравадой заявлял, что злоупотребляет спиртным, курит, нецензурно бранится и ничем не отличается от окружающих. При рассказе о себе застревал на малозначительных деталях, особенно фиксировал на рассказе о подростковом периоде, когда подвергался постоянным оскорблениям. Рассказывая о правонарушении, утверждал, что все случилось внезапно, накануне испытывал головные боли, звон в ушах. Говорил, что не помнит произошедшее после начала мастурбации, ссылается на «затмение», «помутнение сознания», как бы отключился, «расплывчато» воспринимал окружающее, осознал случившееся лишь в отделении милиции. С соседями по палате контакт оставался поверхностным, был придирчив к некоторым из них, некритичен к их явно болезненному состоянию, иногда агрессивен к ним. Большую часть времени проводил в постели, был задумчив, молчалив. Жаловался на головные боли, позднее засыпание, «отсутствие мыслей в голове». Настроение на протяжении всего времени обследования оставалось угнетенным, с оттенком раздражительности, ворчливости.
Приведенный случай демонстрирует общие для лиц с синдромом «дубль-Y» особенности. Сроки полового созревания при данной аномалии обычно растянуты, а его окончание характеризуется снижением интенсивности полового влечения. Мастурбация обычно неэффективная, сопровождается трудностями эякуляции и требует дополнительной стимуляции. При этом чаще всего выбираются и используются стимулы садомазохистического характера. Прием алкоголя также сопровождается у ХYY-индивидуумов сексуальным возбуждением на фоне дисфорического раздражительно-гневливого аффекта, что провоцирует реализацию сформировавшихся парафилий.
Особенности поведения лиц с синдромом «дубль-Y» стали рассматриваться как доказательство биологических причин агрессивного поведения, а само это состояние генотипа — как приводящее к такому поведению в силу наличия лишней мужской половой хромосомы и являющееся моделью врожденной агрессивности человека. В последующем работы по данной патологии были прекращены. Основными аргументами были обычные для антипсихиатрии обоснования, заключающиеся в том, что выявление таких лиц создает условия для их дискриминации. При этом совершенно не брался в расчет тот факт, что эти люди, чье развитие происходит в биологически измененных условиях, требуют как психиатрической помощи, так и социально-педагогической поддержки.
Нет достаточных оснований для объяснения парафильного поведения лиц с синдромом «дубль-Y» действием генетической информации дополнительной Y-хромосомы, или, как его иногда называют, «кариотипа агрессии». По мнению Н. И. Олейникова, генетический груз не приводит напрямую к агрессивному поведению, а сказывается в явлениях дизонтогенеза вследствие действия дополнительного хромосомного материала. Сходные нарушения индивидуального развития с развитием в последующем агрессивного и садистического поведения могут быть обусловлены действием других факторов. Даже приведенный случай свидетельствует о важной роли средовых, личностных факторов в постепенном формировании садистического влечения, а также о значении органического поражения головного мозга, причем довольно специфического для парафилий.
Само по себе различие в женском и мужском хромосомном наборе сказывается на развитии плода лишь с 6-й недели, когда под влиянием генов Y-хромосомы гонады, до того времени одинаковые у обоих полов, начинают постепенно дифференцироваться в семенники: С этого момента происходит запуск двух основных механизмов, определяющих развитие мужского пола,— дефеминизации и маскулинизации.
Дифференцирование по женскому типу не требует контроля со стороны гонад и в целом является с учетом некоторых упрощений поздним и эмбриогенетически пассивным процессом, тогда как создание мужчины требует от природы дополнительных усилий по видоизменению первичного эмбриогенетического материала и построению добавочных и потому довольно хрупких физиологических структур. Отражение этого чисто биологического феномена в дальнейшем сказывается и в социальных особенностях воспитания, различающихся по своей требовательности для разных полов. К маскулинности общество всегда относилось гораздо строже, чем к сохранению фемининности. Поведенческая активность, утверждающая маскулинность, одобряется, а отклоняющаяся от ее утвердившихся стереотипов отвергается половой моралью. Согласно принципу «маскулинной дополнительности» Д. Мани, для полноценного развития по мужскому типу требуются дополнительные усилия не только биологических, но и социальных составляющих на каждом этапе половой дифференциации.
Диморфизм полового поведения определяется степенью чувствительности нервных центров к внешним и внутренним стимулам, а также к действию половых гормонов. Благодаря бисексуальной, т.е. двойственной в половом отношении, организации нервных механизмов полового поведения самцы и самки млекопитающих наряду с типичным для данного пола поведением могут проявлять черты сексуального поведения, свойственного противоположному полу.
Существует целый ряд фактов, свидетельствующих о необходимости раннего воздействия мужских гормонов (андрогенов) для полноценного формирования мужского полового поведения у взрослых самцов. Основные данные были получены в ходе наблюдения над поведенческими реакциями крыс, которых кастрировали вскоре после рождения. Кастрация самцов крыс, произведенная не позже 10-го дня жизни, приводит у взрослых животных к мужской гомосексуальности. Независимо от характера вводимого затем стероидного гормона, такие самцы при контакте с нормальными самцами гораздо чаще приходят в состояние сексуального возбуждения, чем при контакте с самками. В то же время раннее воздействие мужских половых гормонов способствует усилению признаков мужского полового поведения. Причем даже женские половые гормоны (эстрогены), вводимые кастрированным сразу после рождения (неонатально) самцам, маскулинизируют их поведение. То, что именно центральная нервная система формирует гомосексуальность у неонатально кастрированных самцов, подтверждается ее исчезновением в результате операции, специально направленной на разрушение определенной части гипоталамуса. Таким образом, формирование полноценного мужского поведения у самцов млекопитающих требует достаточного уровня мужских половых гормонов во внутриутробном периоде развития мозга, когда происходит его половая дифференциация.
Факт о дефеминизирующем действии мужских половых гормонов в критическом периоде половой дифференцировки мозга были получены в результате опытов на самках млекопитающих. Так, широко известен факт, когда на плод женского пола воздействовали андрогенами, что приводило после их рождения к снижению полового влечения, бисексуальности или гомосексуальности. Известны наблюдения выраженного измененного сексуального поведения по типу самца у самок золотистых хомячков, которые испытали воздействие мужских гормонов (андрогенизацию) сразу после рождения. Эти опыты свидетельствуют об относительной автономности дифференциации нервных структур, ответственных за секс-специфические поведенческие акты. Высказывается предположение, что ранняя андрогенизация самок не только делает более чувствительными нервные элементы центра мужского поведения к влиянию половых стероидов, но и изменяет всю деятельность этой системы, связанной с мотивацией полового поведения. Некоторые придерживаются мнения, что маскулинизация и дефеминизация поведения в раннем онтогенезе, являясь раздельными, относительно независимыми процессами, нуждаются в различных количествах андрогенных мужских половых гормонов.
Все эти механизмы свойственны человеку. Классическими стали эксперименты Г. Дёрнера в 1972 г. Он выявил у мужчин-гомосексуалистов при внутривенном введении эстрогенного препарата реакцию, сходную с той, что присуща женской особи и которая никогда не наблюдается у мужчин с обычной психосексуальной ориентацией. Это явно указывало на отсутствие у них полноценной ориентации. Это явно указывало на отсутствие у них полноценной маскулинизации мозга. Был сделан вывод, что у мужчин с патологией полового поведения половые центры гипоталамуса сохраняют женский характер. Хотя это кажется противоречащим обычному мнению, у сексуального садиста может быть понижен уровень мужского полового гормона, причем такое встречается нередко. Это согласуется с теорией, согласно которой длительный дефицит поступления мужского полового гормона к клеткам мужского головного мозга, в первую очередь во внутриутробном (пренатальном) периоде, а затем после подросткового возраста (пубертата), может иметь демаскулинизирующий эффект и являться косвенной предрасполагающей причиной ненормальной мужской сексуальности, проявляющейся в виде сексуального садизма.
Однако на более раннем этапе указанная асимметрия в развитии сказывается на различиях в строении мозга. Тестостерон, один из основных мужских гормонов, влияет на скорость внутриутробного роста полушарий развивающегося мозга и ответствен за возможные различия в его строении у мужчин и женщин. Высокое содержание тестостерона в период внутриутробного развития может замедлять рост левого полушария у мужского плода по сравнению с женским и способствует относительно большему развитию правого полушария у лиц мужского пола. Отсюда могут быть объяснены некоторые функциональные, в том числе психологические, различия между мужчинами и женщинами. Так, в среднем женщины превосходят мужчин по вербальным, т. е. связанным с речью, способностям и уступают им в отношении математических и «пространственных».
Более современные взгляды предполагают, что основные отличия мужского и женского мозга связаны со степенью автономизации полушарий, которая у мужчин более выражена.
Пока не до конца ясно, как эти различия связаны с различием в сексуальных реакциях и половом поведении, однако несомненно, что эти связи имеются. Более того, в последнее время появляется все больше данных о зависимости парафильного поведения от нейрофизиологических нарушений. Исследования показывают, что сексуальные отклонения у мужчин связаны с нарушением функционирования доминирующего полушария с расторжением внутриполушарных связей.{13}
Однако одно из наиболее явных отличий заключается в выражении агрессии, которая однозначно относится к числу биологических характеристик маскулинности. Причиной большей принадлежности агрессии мужскому полу является ее зависимость от уровня тех самых мужских половых гормонов, которые уже сыграли свою роль однажды при формировании мужчины в эмбриональном периоде.
Результаты опытов на обезьянах позволили предположить существование причинной связи между изменениями физиологического уровня половых гормонов во внутриутробном периоде развития человека и социального поведения в дальнейшем. Так, воздействие мужских половых гормонов до рождения самок обезьян усиливает их агрессивное поведение в зрелом возрасте, которое является секс-специфической характеристикой социального поведения нормальных самцов. Особенно подробно ранняя стероидная детерминация агрессивного поведения изучена у золотистых хомячков и мышей. Любопытно, что в отличие от других видов млекопитающих самки золотистых хомячков ведут себя более агрессивно, чем самцы. При исследовании поведения на фоне заместительного введения тестостерона взрослых неонатально андрогенизированных, а затем кастрированных самцов обнаружилось, что раннее воздействие андрогена усиливает частоту их агрессивных реакций по отношению к нормальным самцам и самкам. В основе этого феномена лежит увеличение чувствительности нервных структур, опосредующих агрессивное поведение, к стимулирующему действию тестостерона.
Половые различия в агрессивном поведении мышей тоже зависят от разной чувствительности нервных структур к стимулирующему действию андрогенов. Самкам в первый день после рождения инъецировали тестостерон, а затем, уже во взрослом состоянии, их кастрировали и вновь ввели тестостерон, т. е. создали гормональную особь мужского пола. Драчливость у них стала выявляться в 93,8% проб против 8,3 у контрольных животных, т.е. примерно с такой же частотой, как у самцов. Кастрация новорожденных самцов мышей резко снижает выраженность агрессивного поведения в зрелом возрасте, а примерно у половины животных приводит к полной ее потере. Эффект выражен тем сильнее, чем раньше удалены гонады (половые железы). Эти и другие эксперименты показывают, что агрессивное поведение обеспечивается сочетанием воздействия тестостерона в критическом периоде половой дифференцировки, т.е. период половой дифференциации мозга и в фазе функциональной активности, т.е. в зрелом возрасте.{14}
К настоящему времени накопилось достаточно убедительных данных о контроле агрессии определенными структурами мозга. Эти данные были получены в основном в результате экспериментов с вживлением электродов в различные отделы мозга, а также при наблюдении поведения больных с поражением тех же его участков.
В начале 50-х годов У. Р. Гесс впервые обнаружил, что при стимуляции определенной части гипоталамуса поведение кошки становилось агрессивным, как в случае опасности. Она вела себя так, как ведут себя все кошки при столкновении с лающим псом, хотя этот внешний раздражитель отсутствовал. Нервная активность, исходящая из гипоталамуса, вызвала агрессивную реакцию, связанную со страхом, сама по себе. Позднее Уитлеем было показано превращение послушного прирученного животного в дикое после ограниченных разрушений вентро-медиального ядра гипоталамуса. Агрессивное поведение этих животных было настолько реальным, что представляло опасность для жизни экспериментатора. Подобные же эксперименты были проведены на обезьянах. Раздражение по радио некоторых участков зрительного бугра или центрального серого вещества вожака усиливало его агрессивность и побуждало совершать нападения на других животных группы. Однако его враждебность была целенаправленна в соответствии с прежним опытом, так как он обычно нападал на другого самца-соперника и никогда не трогал самку, свою подругу.
Таким образом было показано, что раздражением электрическим током определенных участков мозга можно вызвать внутривидовую вражду, проявления которой зависят от взаимоотношений животных в группе. Интерпретируя результаты этих экспериментов, X. Дельгадо указывал, что хотя генетические факторы и накопленный опыт оказывают влияние на нейрофизиологические процессы, а возможно даже создают их, однако мозг играет роль непосредственного толкователя поступающей извне информации и определяет поведенческие реакции.{15}
На основе этих экспериментов были предприняты попытки контроля агрессии. Оказалось, что структуры, участвующие в подавлении агрессивного поведения, расположены по-соседству с областью мозга, раздражение которой подавляет голод. При раздражении этого отдела хвостатого ядра макак-резус, обычно настроенный злобно, становится спокойным. Аналогичные результаты были получены на шимпанзе. Однако наиболее эффективными стали эксперименты с быками, злобность которых специально повышают с помощью отбора на протяжении многих поколений для боя на арене. Вид человека вызывает смертоносную атаку со стороны быка. После вживления в мозг нескольких быков электродов были проведены эксперименты в загоне во время атаки. Управляемая по радио стимуляция гипоталамуса позволяла остановить быка в самый разгар нападения.
Одним из наиболее важных вопросов, возникающих при исследовании агрессивной сексуальности, тем более когда она становится фиксированной формой поведения, является проблема взаимосвязи механизмов агрессии, полового поведения и удовольствия. Обычно положительное и отрицательное подкрепление поведенческих реакций исследовалось с помощью «ящика Скиннера» с рычагом, потянув за который, животное получает вознаграждение. Однако по-настоящему психология соединилась с нейрофизиологией после того, как Дж. Олдс и П. Милнер видоизменили «ящик Скиннера» таким образом, что при нажатии на рычаг животное могло направлять кратковременное прямое раздражение в какую-либо часть мозга через вживленные электроды. Это нововведение привело к открытию ранее неизвестного положительно-подкрепляющего механизма в базальной части переднего мозга. При таком расположении электродов животное повторно раздражало собственный мозг, отказываясь от всякой другой активности на длительные периоды времени. Вид животного, жадно повторяющего самораздражение, явно свидетельствовал о гедонистической природе его поведения, т. е. о получаемом наслаждении.
Разрушение в эксперименте одной из областей самораздражения сопровождалось не только усилением агрессивности, но и поглощением огромных количеств пищи без насыщения. Поэтому данное ядро было обозначено как центр насыщения, влияние которого сводится к снижению аппетита и исчезновению чувства голода. Частота самораздражения этого отдела мозга зависела от степени голода. При ином расположении электродов частота самораздражения изменяется при кастрации или введении половых гормонов. Это может объясняться той ролью, которую играют некоторые отделы промежуточного мозга в регуляции половой активности.
Субъективный эффект раздражения этих участков мозга у человека, и прежде всего миндалевидного ядра, указывают, что возникающие при этом впечатления носят обычно неприятный характер и, подобно ауре при психомоторной эпилепсии, выражаются главным образом в чувстве страха. В других клинических наблюдениях при судорожных припадках или ранениях мозга возникает ощущение удовольствия. Таким образом, нервные механизмы поощрения и наказания расположены скорее всего вблизи друг от друга. Открытие этих двух анатомически обособленных механизмов, одного — для наказания, а другого — для вознаграждения, создало физиологическое обоснование двойственной мотивировки поведения, связанного с гедонизмом.
Не менее показательными стали эксперименты с удалением тех или иных областей мозга. М. Клювер и П. Бьюси в 1939 г. удаляли у обезьян обе височные доли вместе с миндалиной и гиппокампом. После операции обезьяны вели себя более чем странно. Они больше не боялись змей, при виде которых до операции приходили в ужас. Они также не могли проявлять нормальную агрессивность, которую обычно использовали для поддержания взаимоотношений в группе или для защиты. Их сексуальная активность не только повысилась, но стала неупорядоченной, и они пытались спариваться даже с животными другого вида. Наконец, они брали в рот не только пищу, но и всевозможные предметы. Иными словами, удаление этих частей мозга лишало обезьян способности понимать, что для них хорошо, а что плохо. Они не могли уже различать пригодную для себя пищу или выбирать подходящего полового партнера.
Психиатрам известны сходные нарушения у больных с повреждениями височных долей мозга. Поведение, наблюдаемое у таких больных, называется «синдромом Клювера-Бьюси». Самыми известными работами в этом направлении стали исследования Г. Гасто с сотрудниками, которые описали специфические поведенческие изменения у больных височной эпилепсией, отсутствовавшие среди лиц с генерализованной пароксизмальностью. Оказалось, что у височных эпилептиков с аномальным сексуальным поведением наблюдается синдромокомплекс, представляющий собой противоположность синдрому Клювера-Бьюси. Всего было выделено 18 отдельных характеристик таких больных, которые при группировке их в три категории сводятся к ригидности, усиленной эмоциональности и глобальной гипосексуальности.
Примером может служить следующее наблюдение.
Ч., 38 лет, обвинялся в изнасиловании.
Его родной брат страдал эпилепсией. Дед по линии матери отличался вспыльчивостью и «бешеными выходками». Отец по характеру «прямолинейный», трудолюбивый, решительный, «нудноватый», был склонен к назиданиям, часто вступал в конфликты с матерью, иногда доходило до драки. Мать — требовательная, вспыльчивая, но отходчивая. В раннем возрасте Ч. перенес тяжелую операцию под наркозом. После этого по ночам часто плакал, кричал, вздрагивал. В 5 лет у него во время игры «отнялись ноги», несколько часов не мог ходить, за медицинской помощью не обращались. В школе учился легко. По характеру был обидчивый, капризный, неуравновешенный. Среди сверстников стремился к лидерству. Часто дрался. При поражении своей команды или другой неудаче внезапно появлялись слезы, не мог себя сдержать, охватывала дрожь, иногда неожиданно терял равновесие, плохо воспринимал окружающее. Дома был груб, эгоистичен. Имел много друзей. Был склонен к различным выдумкам и фантазиям, почти полностью отключался от действительности. Эти эпизодические погружения в мир грез были второй жизнью. Испытывал повышенный интерес к кладбищу, тягу к огню. Когда в ответ на замечание его «колотила дрожь», начинал кричать, плакать, совершал демонстративные попытки самоубийства. Подобные состояния возникали несколько раз в год и длилась до нескольких часов. В 15 лет перенес травму головы с кратковременной потерей сознания, после чего стал более конфликтным, вспыльчивым, отмечал ухудшение памяти и головные боли.
В 17 лет — первая попытка близости, оставшаяся неудачной из-за исчезновения эрекции непосредственно перед половым актом. При осуществлении, наконец, полового акта удовольствия не получал, испытывал боль.
Окончил юридический факультет Университета. Начал употреблять спиртные напитки, в состоянии опьянения становился нетерпимым к чужому мнению, часто вступал в мелочные ссоры, иногда был груб, агрессивен. В возрасте 20 лет женился, в первую брачную ночь испытывал опасения, боялся, что вновь не наступит эрекция. Отношения в семье были неровные, особенно после рождения детей. Мог ударить, оскорбить жену, после чего быстро успокаивался, просил прощения. Через два года семья распалась.
Дважды был судим за избиение сожительницы. Хватал ее за волосы, бил головой о стену, кулаками и ребром ладони по лицу, голове и шее, другим частям тела. Раздев ее догола и связав полотенцем, положил на кровать, ввел во влагалище бутылку, а когда она пыталась кричать, зажимал ей рот рукой, давил коленом голову, связав ее телефонным шнуром, наносил множество ударов по оголенным частям тела. Однако через год вновь был осужден за изнасилование приглашенной в гости женщины. Отбывая наказание в ИТК, рассказывал легенду о том, что он «бывший разведчик», в деталях описывал «выполненные задания», почувствовав недоверие, обижался.
Причиной обследования в Институте им. В. П. Сербского явилось обвинение Ч. еще в одном изнасиловании. В тот день они со своим знакомым долго приглашали К. в гости. Выпив с ними несколько рюмок спиртного, она хотела уйти, однако Ч. затащил ее в смежную комнату, связал руки, засунул в рот кляп. Приступил к избиению, говорил, что наказывает ее за то, что долго не соглашалась идти к ним, и он научит ее быть покорной. Бил ее ремнем, шнуром от кипятильника. В дальнейшем совершил несколько насильственных половых актов, в том числе и в извращенной форме, после чего водил кипятильником по телу, заставлял раздвигать ноги, зажигал спички и тушил их во влагалище, заставлял брать половой член в рот. В период следствия оправдывался, отрицал совершение каких-либо насильственных действий, цинично отзывался о потерпевшей, утверждал, что она рассказывала о «французской любви» и своих любовниках, после чего у него якобы был провал в памяти.
При электроэнцефалографическом исследовании выявлены диффузные изменения биоэлектрической активности головного мозга с тенденцией к пароксизмальным проявлениям височных структур.
В беседе с психиатрами жаловался на головные боли в височной и затылочных областях, головокружения, повышенную утомляемость и раздражительность, провалы памяти, непереносимость жары, духоты, езды в транспорте. Охотно и красочно описывал свои переживания. Отмечал различного рода «вспышки ярости», приступы ужаса и припадки с потерей сознания, заканчивающиеся сном, после припадка чувствовал себя разбитым, испытывал головные боли и слабость во всем теле, подобные состояния повторялись около 10—12 раз в течение всей жизни и не были связаны с каким-либо внешним поводом. Наряду с этим описывал состояния, когда в ответ на замечания возникла «истерика», проявлял агрессивные тенденции либо совершал суицидальные попытки. Рассказывая о своей сексуальной жизни, отмечал «хладнокровное» отношение к женщинам, не менявшееся и во время полового акта, к которому всегда относился как к чему-то низкому. Делал акцент на том, что интимные отношения для него имели второстепенное значение и отказ от близости могли повлечь даже малосущественные поводы, например малейший нежелательный запах женщины. Пассивная подчиняемость женщины обычно отталкивала, тогда как привлекали гордые, считавшиеся неприступными, женщины, которых приходилось активно подчинять. Нравились стыдливость и смущение, когда женщина отдавалась, оказывая сопротивление. Возникающее в эти моменты состояния описывал как «разрывающуюся связь между мозгом и нервами, когда просыпается инстинктивная сила». Говорил, что в последнее время замечает ослабление потенции.
Приведенный случай интересен, в частности, тем, что он показывает специфическую роль патологии лимбической области в генезе парафильного поведения. До недавнего времени актуальным оставался спор о природе аномального сексуального поведения у височных эпилептиков, которое некоторыми психиатрами отграничивалось от собственно парафилий. Оно ставилось ими в один ряд с такими сексуальными проявлениями, как спонтанная эякуляция, сексуальное возбуждение, наблюдающиеся в момент психомоторного приступа. Между тем мы видим, что, хотя аномальное сексуальное поведение может быть спровоцировано пароксизмальными расстройствами, оно тем не менее относится к стойким психопатологическим образованиям, не обязательно совпадая с эпилептическими приступами.
Есть основания считать, что так же, как и другие парафилии, сексуальный садизм является болезнью мозга. Болезнь поражает мозговые центры и проводящие пути, ответственные за половой диморфизм, половое возбуждение, сексуальное поведение и воспроизводство вида. Главным образом повреждается лимбическая система мозга, ответственная также за агрессивность и атакующую защиту как особи, так и вида. При сексуальном садизме мозг патологически активируется для передачи сигналов к нападению одновременно с сигналами полового возбуждения и сексуального поведения. Такое патологическое смещение этих сигналов происходит в результате нарушения протекания химических процессов в мозгу. Нарушения могут возникать по причинам легко различимым, таким, как повреждение мозга в результате роста опухоли, открытой или закрытой травмы головы. В других случаях нарушения могут возникать вследствие субмикроскопических и достаточно тонких изменений, которые могут быть распознаны лишь при помощи современной технологии сканирования головного мозга.
Поэтому любое воздействие, повреждающее мозг, включая влияние в эмбриональный период развития, приводит к возникновению органических условий для аномалий сексуальности.
Таким образом, для того чтобы понять сущность и природу сексуального насилия, нужно принимать во внимание не только социальные и психологические, но и его биологические факторы и механизмы.
До недавнего времени практически все данные о биологической, органической природе парафилии отечественными психиатрами отрицались. Сексуальные извращения объявлялись результатом почти исключительно социальных факторов. Подобная позиция позволяла высказывать потрясающие своей абсурдностью утверждения об актуальности проблемы аномального сексуального поведения лишь для капиталистических стран, где, в отличие от нашего социалистического общества, наблюдается прогрессирующий рост сексуальных извращений. Остается надеяться, что подобные высказывания были всего лишь уступкой царившим политическим нравам и не отражали действительного понимания генеза данной патологии.
Вместе с тем необходимо помнить, что влияние социальных, общественных факторов действительно трудно переоценить, поскольку в поведении каждого индивида, даже с аномальной психикой, находят отражение весь накопленный данным обществом исторический опыт, существующие в нем установки и тенденции развития. Появление и учащение того или иного поведения в конкретный исторический период отнюдь не случайно, а вполне закономерно.
Филипп Арьес в своей книге «Человек перед лицом смерти» достаточно убедительно показывает постепенное слияние в восприятии человека западной культуры смерти и сексуальности, начавшееся в XVII в. По его мнению, в первый период это происходило в сфере бессознательного и невысказанного, когда во влекущей красоте мертвого тела, в искушении любви к мертвецу, наполняющей искусство, современники еще не ощущали сексуальной природы своей склонности к мучению плоти. Нагромождения сцен пыток и казней с наготой палачей и жертв оправдывалось нравоучительными и благочестивыми целями. Театр эпохи барокко в своем стремлении усилить и разжечь любовь помещает ее как можно ближе к смерти, хотя это сближение еще не доходит до эротического предела и не переходит границы запретного. Однако уже в XVIII в. литературой завладевает мощное движение коллективной чувственности, заставившее обнажить то, что ранее было замаскировано и скрыто. Тексты уже изобилуют историями о любви к мертвецам и с мертвецами. Если в театре барокко любовник, желающий овладеть умершей красавицей, замечает, что она жива, до того, как исполнит свое намерение, то в литературе конца XVIII — начала XIX вв. это обнаруживается лишь после соития. Примечательно, что как раз в это время, в 1781 г., появляется памятная записка, адресованная генеральному прокурору Парижа по поводу непристойностей, связанных с погребением. В ней указывалось, что «тела, опущенные в общую яму, ежедневно подвергаются самому недостойному надругательству. Под предлогом исследований люди, не довольствуясь трупами, отдаваемыми больницам, похищают также мертвые тела с кладбищ и творят над ними все, что могли внушить им непочтительность и распутство».
Одной из теорий, пытающейся объяснить влияние социальных факторов на сексуальное насилие, является теория «последней капли». Ее центральным пунктом является положение о том, что преобладание в обществе тенденций к одобрению использования физической силы для достижения социально желаемых целей — таких, как порядок в школе, контроль над преступностью, доминирование в военной сфере — повышает вероятность генерализации этой легализованной силы в другие сферы жизни, такие, как семья, взаимоотношения между полами, то есть в те области социального существования, где применение силы как раз менее всего желаемо и ожидаемо. Иногда взаимопроникновение и слияние легализованных форм насилия с сексуальной агрессией используется даже как самооправдание, включаясь в рационалистические защитные системы, как это было в одном из случаев.
Испытуемый С., 39 лет, в Центр поступил 3.07.91 г.
Обвиняется по ст. 113 УК РСФСР в истязании малолетних детей.
Отец злоупотреблял алкоголем, погиб в 1989 г. С. родился старшим сыном в семье, с применением щипцов, с родовой травмой. Имеет двух сестер-близнецов на 7 лет младше. Детские инфекционные заболевания перенес без осложнений. В детстве воспитывался только матерью, из-за частых наказаний боялся ее. Отец к сыну относился равнодушно. По характеру испытуемый формировался общительным, упрямым и настойчивым. В школе обучение начал своевременно, учился посредственно. Первая эякуляция в 12 лет при мастурбации. В этом же возрасте, когда с товарищами играючи хлестали друг друга хворостинами, у него возникла эрекция. В последующем стало нравиться, когда наказывали его самого или когда сам он кого-либо наказывал. После окончания 8 классов учился в железнодорожном техникуме, работал машинистом. С 1971 по 1973 гг. служил в ракетных войсках, зарекомендовал себя с положительной стороны, уволился на общих основаниях в звании прапорщика. По словам испытуемого, в армии у него периодически появлялись прежние мысли о насилии; будучи в звании старшины двух солдат сек розгами по ягодицам. После возвращения из армии проживал с бабушкой, работал машинистом электровоза. В возрасте 21 года на фоне повышения температуры обострились мысли об избиении мальчиков. Тогда нашел мальчиков, бросивших в идущий электровоз камень, стал их бить и почувствовал возбуждение. Впервые был госпитализирован в психиатрическую больницу в 25-летнем возрасте. В отделение был доставлен из милиции по подозрению в избиении подростков. За время пребывания в больнице был доступен контакту, внешне спокоен, подчиняем, охотно принимал назначенное лечение. При беседе рассказывал, что в 12-летнем возрасте, случайно увидев обнаженного мальчика, испытал «половое удовлетворение». С тех пор испытывал влечение к малолетним мальчикам, однако не совершал каких-либо конкретных действий, направленных на его реализацию. Был выписан с диагнозом «Психопатия перверсного круга. Затянувшаяся невротическая реакция». После выписки из стационара испытуемый вскоре женился, от брака имеет двух сыновей. Жена испытуемого отмечает, что С. по характеру очень вспыльчивый, нервный, раздражительный, замкнутый и необщительный. Практически все свободное время проводил в кругу семьи, с пристрастием занимался воспитанием детей, помогал старшему сыну в приготовлении домашних заданий, особенно французского языка. Был очень требовательным, «страшно нервничал», если сын получал двойки. Однажды сильно избил его из-за плохой оценки, в связи с чем мать испытуемого написала заявление в милицию. В начале семейной жизни половые акты совершались регулярно, 1—2 раза в неделю, условно-физиологический ритм — 3 раза в месяц с 26 лет. Эксцессы на протяжении жизни отсутствовали. Установившаяся длительность полового акта 2—3 минуты, для возникновения эрекции жена прибегала к мануальной стимуляции. К петтингу никогда не прибегал, по его словам, никогда даже не целовал жену. Жена отмечает, что «процесс возбуждения» у него длился очень мало, эрекция была слабой, семяизвержение наступало при плохом напряжении полового члена. Около 3 лет назад испытуемый отказался спать с женой в одной постели, ссылаясь на то, что с ней он не высыпается, а это чревато железнодорожной катастрофой. После этого перенес свою кровать в комнату старшего сына. Периодически при стирке белья жена замечала на внутренней поверхности трусов, постельном белье подсохшее серое вещество, что муж объяснял происходящим у него время от времени самопроизвольным семяизвержением. С его слов, поллюции наблюдались до 3 раз в месяц, обычные эротические сновидения связаны с избиением мальчиков по ягодицам. Утренние эрекции сохранны. В 1990 г. имел с женой только один половой акт. Со 2.08 по 11.09.91 г. находился на обследовании в клинической больнице Главсанупра МПС СССР, откуда был выписан с диагнозом: «Вегето-сосудистая дистония с явлениями термоневроза». За время пребывания в отделении предъявлял жалобы на слабость, потливость, субфебриллитет с 21 года, появившийся после перенесенного гриппа и орхита.
Как следует из материалов уголовного дела, испытуемый обвинялся в том, что в период с 1987 по 1990 г. под видом сотрудника милиции, дружинника или железнодорожника истязал малолетних детей, избивая их попавшимися под руку предметами или ремнем. У потерпевших были обнаружены телесные повреждения в виде гематом, ссадин и ушибов ягодичных областей и передней брюшной стенки. Согласно их показаниям, в период избиения испытуемый отсчитывал вслух количество ударов, держа при этом руку в кармане брюк. В период следствия испытуемый рассказал, что при виде мальчика его «бросает в дрожь», он возбуждается, а при избиении испытывает половое удовольствие с эякуляцией. В период следствия ему была проведена стационарная судебно-психиатрическая экспертиза. В психическом статусе каких-либо изменений со стороны психики описано не было, он был признан психически здоровым, вменяемым.
При обследовании в Центре было выявлено следующее.
Неврологическое состояние. Асимметрия носогубных складок. Сухожильные рефлексы оживлены. На глазном дне отмечается незначительное сужение мелких артерий. По его словам, однажды наблюдалась потеря сознания, периодически возникают пароксизмы тремора. Артериальное давление 160/100 мм рт. ст., при измерении температуры выявлен субфебриллитет 37,2°С.
Сексологическое обследование. Трохантерный индекс 1.81 (180:99). Нормостеник (Е — 100.0), гинеко-морф (ИТ — 82). Отложение жира по женскому типу, сильно выражены грудные железы, диаметр правого соска 3 см, левого — 4 см. Проба Жерико с инверсией. Длина полового члена 11 см, окружность 10 см, головка закрыта. Оволосение лобка с тенденцией к горизонтали.
Психическое состояние. Держится с подчеркнутым достоинством. На вопросы отвечает неохотно, с раздражением, стремится во всем представить себя с более выгодной стороны, обстоятелен. Характеризует себя жестоким, эмоционально холодным, замкнутым человеком. Поясняет, что во всем любит «порядок и чистоту», с раздражением заявляет, что ему «надоел бардак в стране, демократия», подчеркивает свою приверженность дисциплине и диктатуре. Сообщает, что из-за своей требовательности он много страдал, так как на производстве часто возникали конфликты, ссоры, а некоторые сотрудники даже боялись его. Одновременно сообщает, что не мог оправиться в присутствии кого-то, иногда по нескольку дней из-за этого не было стула. Заявляет, что многие годы страдает «сексуальным расстройством», упрекает врачей в том, что его не лечили и «запустили болезнь». Утверждает, будто несколько раз обращался за помощью, а от него «отмахивались». Рассказывал, что до сих пор тяжело переживает тот факт, что в детстве его наказывала мать, а не отец, (отец его «не замечал», «даже пальцем не тронул», «интересовался вскользь», «натравливал мать». Долго мечтал о дружеских отношениях с отцом. Ненавидел его за то, что тот не обращал на него внимания, «сам не наказывал, заставлял мать». Матери до сих пор боится, так как она всегда всем командовала, вмешивалась в его семейную жизнь, «не давала бить детей». Очень осторожно, иногда намеками сообщает о том, что в последние 5—6 лет испытывает сексуальное удовлетворение от избиения мальчиков 8—12 лет. Не скрывает, что подобное влечение его устраивало, однако настойчиво подчеркивает, что к совершению подобных актов его «влекла какая-то сила», при возникновении желания доминировало пониженное настроение с раздражительным, злобным оттенком, и даже увиденное объявление о его розыске с описанием не могло его остановить. Поясняет, что избивал детей 1—2 раза в неделю, в эти моменты эрекции не было, семяизвержение было подобно мочеиспусканию. Заявляет,что в последнее время перед задержанием он даже потерял чувство предосторожности. С раздражением обвиняет родителей, которые отпускали детей гулять в Ботанический сад, мало занимались воспитанием и не наказывали потерпевших детей. Демонстративно утверждает, что он «воспитывал» детей и избивал их «по согласию». В категоричной форме подчеркивает, что все потерпевшие — хулиганы и заслужили подобное обращение, так как разбивали окна проходящих поездов. С несколько нарочитой гордостью утверждает, что родители должны его благодарить за то, что он только избивал их детей, а не убивал их. Одновременно сообщает, что в последнее время при наказании сына также испытывает сексуальное возбуждение, иногда намеренно играл с ним «на наказание, на ремень». Утверждает, что за исключением жены никогда не вступал в половые связи с женщинами. К жене испытывал отвращение, хотя она делала все, что он ни приказывал; порой наказывал и ее «плеточкой». Во время полового акта с ней представлял детей и сцены насилия. Не скрывает, что его возбуждают сцены насилия в книгах и фильмах, после сновидений с подобной тематикой наблюдается семяизвержение. Указывает также на укорочение периода сна, якобы обычная продолжительность сна для него — 4 часа в сутки. В беседе преобладают внешнеобвиняющие тенденции, жалуется на избиения его сокамерниками и конвоем, тут же заявляет, что «не любит, ненавидит» людей вообще. В отделении формально общался с соседями по палате и медицинским персоналом, режим не нарушал.
При экспериментально-психологическом исследовании на первый план выступают индивидуально-психологические особенности в виде эгоцентричности, эмоциональной холодности и неустойчивости с легко возникающими реакциями раздражения, недостаточностью интеллектуального контроля, прогноза возможных последствий своих действий с преобладанием внешнеобвиняющих реакций. В тесте ММР1 отмечена повышенная женственность, утонченность, сентиментальность, жеманность и манерность, кроме того, определяются эмоциональная незрелость, легко возникающая агрессия. Ярко выражена тревожность и чувство страха. В тесте Люшера выявлена пассивно-оборонительная позиция, агрессивность, которая носит защитный характер. В «Тесте руки» на фоне отсутствия прямых агрессивных тенденций выявлено преобладание эксгибиционистских.
Изучение бесписьменных культур показало, что общества, имеющие религиозные системы с жестокими и карающими божествами, имеют тенденцию полагаться в основном на физическое наказание. При исследовании современных наций обнаружилось, что скрытая поддержка привычного убийства, например на войне, отражается на высоком уровне криминальных убийств, насилия над детьми и насыщенности насилием искусства. Поэтому изнасилования могут являться одним из проявлений тех культурных форм, которые допускают и мирятся с насильственным поведением в других областях жизни.
Одной из иллюстраций данной теории является анализ изнасилований среди гузий, проживающих на юго-западе Кении. Принятый в данной культуре супружеский сценарий, поощряющий мужчину к использованию силы и принуждению жен к половой связи, переносится на досупружеские связи и в конце концов определяет высокий уровень изнасилований в целом.
Точно такие же закономерности обнаруживаются и при исследовании различных субкультур. Например, имеется положительная корреляция между арестами за изнасилование и арестами за другие насильственные преступления. Из этого следует, что существуют особые субкультурные нормы сексуального поведения, существенно отличающиеся от общепринятых и поддерживающих изнасилования.
Различия, однако, обнаруживаются не только между субкультуральными группами внутри одного сообщества, но и между различными культурами, каждой из которых свойственна различная степень приемлемости сексуального насилия. Показательны в этом отношении эротические сказки русской народной культуры. Они рассказывают о множестве героев, сочувственно описывают их сексуальные подвиги, например овладение спящей красавицей, считают допустимым обесчестить, изнасиловать девушку в отместку за отказ выйти замуж и т. д.
Примечательно, что социальные факторы, оказывающие влияние на сексуальную агрессию, могут оказаться самыми неожиданными. Например, легализованное насилие более распространено в сельских штатах и штатах с диспропорциональным соотношением разведенных и семейных мужчин. Высокий процент разведенных мужчин приобретает значение существенного предиктора изнасилований. Одно из объяснений этого факта заключается в том, что испытываемые ими чувства гнева и неприязни к прежним женам распространяются на других женщин и постепенно на взаимоотношения между полами в целом, что создает в данном обществе соответствующую антагонистическую атмосферу, увеличивающую риск изнасилования.
Примечательно, что те или иные нормы, кажущиеся современникам незыблемыми, на самом деле подвержены постоянному, причем довольно стремительному изменению. При этом сознательные устремления общества в этом направлении не всегда учитывают сопутствующие эффекты, которые могут оказаться много опаснее по сравнению с желаемой пользой.
Примером тому может служить происходящая либерализация сексуальной морали и сексуального поведения, подразумевающая достижение свободы от всякого подавления, и полноценного наслаждения в сексе. Однако при этом совершенно упускается из виду, что в области секса отсутствие запретов и табу часто приводит не к освобождению, а к подавлению сексуальности. В свое время данный факт отразил Фрейд в своем тезисе о «всеобщем унижении любовной жизни»: страсть реализуется там, где есть запреты, где их приходится нарушать, там же, где нет драмы, а есть ровная любовь, страсть гаснет. В обыденной жизни это проявляется при длительных отношениях, когда уровень напряженности, страстности и сексуального удовлетворения неизбежно падает, и люди часто начинают искать средства возбуждения гаснущей страсти, которые состоят либо в изобретении новых табу, либо в нарушении оставшихся. Многие исследователи не без оснований считают, что в западном обществе уже достигнута нейтрализация гетеросексуальной активности. Страсть к запретам, поиск утраченной остроты наслаждений ведет к росту гомосексуальной эротики. Но благодаря тому же сексуальному просвещению гомосексуальность также сталкивается с перспективой обобществления. Результатом становится эпидемическое распространение садомазохистских практик. По мнению философа Л. Ионина, подобное снятие всех и всяческих табу может обернуться снижением качества человеческой чувственной жизни, что грозит потрясениями буквально антропологического масштаба.
Это тем более облегчается наличием в обществе тенденции к обостренному и повышенному интересу к данным формам поведения. Приходится только удивляться, с какой легкостью подобные деяния и лица, их совершающие, обрастают самыми невероятными легендами и с какой легковерной готовностью общественное сознание принимает самые неправдоподобные вымыслы на веру, обнаруживая тем самым скрытую тягу к жуткому и запредельному миру садизма, каннибализма и вампиризма.
Пример Джона Хэйга, убийцы девяти человек,— одно из доказательств этого. «Лондонский вампир», названный так газетами, был повешен в тюрьме Уэндсворт 10 августа 1949 г. Свою жизнь он окончил эффектной фразой: «Мне не жаль покидать Англию, тут слишком много предрассудков». За несколько дней до казни он потребовал проведения генеральной репетиции, чтобы удостовериться, что ошибок не будет. Как он и просил в своем завещании, восковой манекен одели в его светло-серый костюм и красный галстук, и он до сих пор находится в Комнате ужасов Музея восковых фигур мадам Тюссо.
Что же вызывало такой исключительный интерес к этому преступнику? Если брать чисто фактическую сторону его деяний, то выглядит она если не банальной, то уж совсем не эксквизитной. Хэйг родился 24 июля 1909 г. в бедной религиозной семье в Стамфорде, в Линкольншире. Огороженный от всех сверстников и проводивший все дни в церкви, Джон в восемнадцать лет опубликовал наполненную религиозным мистицизмом статью «Об упадке человека». Однако уже через несколько лет юный проповедник чистоты оказался в тюрьме Лидса за подлог. Поступив в 1934 г. на службу в компанию, занимавшуюся прокатом и продажей автомобилей, Джон начал торговать несуществующими автомобилями, в чем ему помогал несомненный дар подделывать любые документы и почерки. Из-за этого разрушился и его брак, в который он вступил незадолго до ареста. После освобождения Хэйг вновь продолжал мошенничать. На этот раз он, выбрав в телефонном справочнике наугад фамилию стряпчего, открыл под этим именем контору и стал продавать клиентам несуществующие акции. Пробыв в тюрьме до сентября 1943 г., Хэйг вышел на свободу в разгар войны и бомбежек Великобритании. Вскоре он возобновил знакомство с Уильямом Дональдом Мак-Сваном, владельцем игорного зала в пригороде Лондона, у которого он и ранее в течение года работал управляющим.
Как-то ночью он предложил Свану зайти к нему, посмотреть квартиру в подвале и мастерскую на Глостер-роуд. Здесь он убил Свана ножкой от стола, а труп растворил в кислоте. Встретившись с родителями Свана, он объяснил им, что их сын находится в бегах и скрывается от воинской повинности. Написав несколько писем его почерком, он отправил их из Шотландии. Вскоре настал черед и стариков Мак-Сванов, после убийства которых Джон явился к адвокату в Глазго и предъявил якобы заверенный нотариусом контракт, представившись Уильямом Дональдом Мак-Сваном. Подпись на контракте была успешно им подделана. Благодаря этому подлогу он смог устроить распродажу семьи Сванов и в результате серии сложных операций, продолжавшихся два года, стал обладателем 400 фунтов.
В 1948 г. Хэйг прибег к привычному способу знакомства, откликнувшись на объявление о продаже дома. Таким образом он сблизился с молодой четой Хендерсонов — лондонским врачом Арчибальдом и его женой Розой. Арчибальд был блестящим врачом с богатой практикой, что позволяло им жить на широкую ногу, а Розе — участвовать в 1926 г. в конкурсе красоты, появляться на светских приемах в великолепных туалетах, украшенной многочисленными драгоценностями. Завоевав их доверие, он стал привычным гостем в их доме. Внимательно слушая разговоры Хендерсонов, он узнал о них все, что могло ему пригодиться в дальнейшем. Дождавшись, когда Хендерсоны отправились в Брайтон и поселились в гостинице «Метрополь», Хэйг под каким-то предлогом привез Арчибальда к себе в Кроули. В своей мастерской на Леопольд-роуд он всадил ему пулю из его собственного револьвера, который украл у него на одной из вечеринок. Вернувшись в Брайтон, Хэйг объяснил Розе, что ее мужу стало плохо и он просил ее приехать. Ничего не подозревавшую, он убил ее также в своей мастерской, после чего, предварительно надев респиратор, прибег к обычному уже способу избавления от трупов.
Отводя подозрения тех, кого могло встревожить исчезновение супругов, Хэйг написал домовладельцу Хендерсонов в Фулхэм и брату Розы в Манчестер, безупречно подделав почерк и подпись молодой женщины, воспользовавшись фирменной бумагой отеля «Метрополь». В письмах сообщалось, что по причине неких трудностей семья Хендерсонов решила эмигрировать в Южную Африку, а ведение их дел поручалось Джону Хэйгу. Позвонившему брату он предъявил предусмотрительно приготовленный фальшивый договор, согласно которому им была одолжена Арчибальду сумма в 2500 фунтов. В случае, если эта сумма не была бы возвращена через два месяца, к Хэйгу должны были перейти его машина и дом. Пытаясь справиться с подозрительностью брата, Хэйг трижды отправлял ему письма от имени Розы, в которых не без успеха использовал прекрасное знание частной жизни Хендерсонов и стиля и почерка Розы.
Джон Хэйг был арестован после убийства миссис Оливии Дюран-Дикон, с которой он познакомился в семейном пансионе в Кенсингтоне. 18 февраля 1949 г. он выстрелил ей в затылок и приступил к отработанному до автоматизма способу избавления от тела. Однако на этот раз он был небрежен — кислоту купил на свое имя, не полностью сжег сумочку и растворил тело убитой, останки которой и были найдены полицией.
В своей исповеди, наполненной мелким тщеславием и бахвальством, Хэйг полностью отрицал корыстные мотивы содеянного. Кровь, принадлежность к роду вампиров — вот что двигало им в его жизненном пути. Сны, ужасные сны, в которых кровь текла из ран Христа, сочилась из стволов и лилась с ветвей, наполняла чашу, которую ему протягивал неведомый человек, толкали его на «умерщвление» всех этих людей. Только кровь, высасываемая из ран убитых, волновала его и доставляла «глубокое удовлетворение». Высшая Сила, породившая в нем жажду крови, приказывала убивать людей и пить человеческую кровь.
Через несколько дней после повешения Джона Хэйга его исповедь была одновременно напечатана в «Франс Диманш» во Франции, «Лайф» в США и «Нью Уорлдс» в Англии. Совсем недавно исповедь практически одновременно была переведена и опубликована в таких уважаемых изданиях, как «Иностранная литература» и «Совершенно секретно». Случай Хэйга преподносился как неоспоримое доказательство реального существования вампиризма. При этом никто не обратил внимания или не захотел обратить в своем увлечении мистическими образами на заключение обследовавших Хэйга психиатров, признавших его вменяемым и доказавших, что за его рассказами о питье собственной мочи и крови жертв скрывались всего лишь неудачные попытки симулировать психическую болезнь и избежать смертной казни. И потому восковая фигура Хэйга — символ не вампиризма и даже не легковерности людей, а подспудной их тяги к миру таинственного злодеяния. И не случайно многие женщины рвались смотреть на Хэйга, а на его имя в тюрьму приходило множество писем от них.
Другим, менее одиозным, было представление о том, что сексуальные извращения обычно являются результатом какого-либо психического заболевания или аномалии. Данная позиция также позволяла устраниться от исследования собственно биологических причин парафилий, поскольку всякое упоминание о значении биологического приводило к неизбежным обвинениям в «биологизации», возрождении «ломброзианства» и тому подобных грехах. В различных классификациях того времени сексуальные извращения либо обозначались как «сексуальная психопатия», либо рассматривались в разделах о психопатиях, так как считалось, что при данной патологии они встречаются особенно часто.
Однако постепенно стало ясно, что парафилий имеют определенную самостоятельность и могут развиваться не только у психопатических личностей или душевнобольных, но и у вполне психически здоровых людей.
В то же время нельзя отрицать, что различная психическая патология создает благоприятную почву для формирования извращенных сексуальных влечений. Поэтому нет ничего странного в том, что у лиц с парафилиями так часто встречаются различные психические расстройства. Приведем наблюдение садистического сексуального поведения у страдающего шизофренией.
П., 40 лет, обвинялся в умышленном убийстве двух лиц.
Во время беременности его мать принимала противотуберкулезные препараты. Родился в срок, рос ослабленным ребенком, в 8 месяцев перенес токсическую диспепсию. Раннее развитие его происходило с задержкой. Воспитывался одной матерью. До 15 лет отмечался энурез, в более раннем возрасте энкопрез. В детстве наблюдался психоневрологом по поводу психофизического инфантилизма. Рос неусидчивым, легко возбудимым, капризным, впечатлительным ребенком. Учился слабо, не запоминал прочитанного. Очень любил мать, всегда во всем ей помогал, был добрым и вежливым. Легко увлекаясь чем-либо, становился упрямым, с трудом поддавался разубеждению. Был замкнутым, стеснительным, близких друзей не имел. Часто говорил матери о том, что его все недооценивают, хотя он на многое способен. Часто подвергался за свою стеснительность осмеянию одноклассников. Безуспешно стремился к лидерству. В 14-летнем возрасте был на приеме у психиатра после того, как избил первоклассника, сняв с него брюки. В дальнейшем объяснял свой поступок желанием выместить на нем свою обиду, утвердить себя подобным образом. Ему был выставлен диагноз: «Дисгармоническое развитие личности». Был признан негодным к службе в армии и с диагнозом «Шизоидная психопатия» взят на учет в психоневрологический диспансер. Решил сменить специальность после того, как у его товарища рука попала в печатный станок, боялся, что такое может случиться и с ним. В свободное от работы время занимался спортом, бальными танцами. Много читал, предпочитал философскую литературу, поэзию. Любил беседовать на философские темы с друзьями матери, среди которых были и философы.
Примерно с 24 лет окружающие стали замечать странности в его поведении — он смеялся, когда ему говорили о чем-либо серьезном, отмечалась его нервозность, неуравновешенность, иногда высказывал мысли о преследовании. В этот же период был впервые привлечен к уголовной ответственности за кражу, при обследовании его психиатрами контакт с ним был формальным, держался высокомерно, несколько дурашливо. Был склонен к резонерству, содеянное объяснял проведением «эксперимента», якобы хотел понаблюдать за реакцией окружающих на его поведение, были выявлены склонность к сокрытию своих переживаний (диссимуляции), легкая дезорганизация поведения в стрессовой ситуации, настороженность, подозрительность на фоне выраженной инфантильности. С диагнозом «Психопатия с явлениями психофизического инфантилизма на фоне органической неполноценности головного мозга» был признан невменяемым, находился на принудительном лечении в психиатрической больнице. После выписки через год летом привел на дачу малолетних детей, полностью их раздел, но уголовное дело против него было прекращено. Однако в том же году было возбуждено новое уголовное дело после того, как П. заставил двух мальчиков раздеться и бить друг друга крапивой. После вторичного признания невменяемым дважды находился на лечении в психиатрической больнице, высказывал бредовые идеи отношения, преследования. Диагноз П. колебался между шизофренией и шизоидной психопатией. Однако вскоре после выписки повторил аналогичные действия: заставил раздеться двух мальчиков и избил их по ягодицам ремнем и куском брезента. При проведении судебно-психиатрической экспертизы формально отвечал на вопросы, был манерен. Отмечал, что после возбужденного против него уголовного дела стал замечать за собой «слежку». На этот раз ему был установлен диагноз шизофрении, после чего он на протяжении двух лет находился на принудительном лечении. После выписки не работал, ездил в транспорте, задерживал безбилетных подростков, проводил с ними «воспитательные беседы», а затем трижды совершил аналогичные прежним правонарушения: представляясь работником милиции, дружинником, приводил домой малолетних детей, заставлял их писать «расписки-обязательства» и избивать друг друга, предварительно раздевшись, двух детей ударил сам кулаком по ягодицам. После задержания был госпитализирован в психиатрическую больницу, где заявлял, что «носит общественную миссию» по воспитанию несовершеннолетних и избил детей «с воспитательной целью». При выписке через пять лет диагноз шизофрении был дополнен констатацией специфического для нее дефекта и синдрома сексуальных перверсий по типу садизма.
Спустя год после выписки вновь привел домой трех малолетних детей и, приспустив им брюки, избил их. Тогда же через службу экспресс-знакомств познакомился с М., которая жила с 16-летним сыном в трехкомнатной квартире и была хорошо обеспечена. Вскоре стал проживать у нее. В этот период ему была проведена судебно-психиатрическая экспертиза по ранее возбужденному делу, где он держался подчеркнуто вежливо, говорил, что бил ребят по ягодицам, чтобы «похулиганить», тут же добавлял, что ему «было интересно властвовать над ними». Был вновь признан невменяемым, рекомендовалось возобновление принудительного лечения. Однако через 8 дней после комиссии он совершил убийство М. и ее сына, нанеся им множественные ножевые ранения. После убийства пошел на работу, а вечером вынес трупы и сбросил их в расположенный неподалеку колодец теплоцентрали. Произвел уборку квартиры, сжег те вещи, кровь с которых нельзя было отмыть или отстирать. В последующем продолжал жить в квартире убитых, от имени М. послал письма на работу и в школу с просьбой уволить ее с работы и отчислить сына по причине смены места жительства, сотрудникам М. говорил, что она уехала в другой город к родственникам. Увидев поиски в канализационном колодце, П. в тот же день скрылся, жил по подложным документам под различными фамилиями, имел сожительницу. Был арестован спустя 9 месяцев. В своих объяснениях причин содеянного был крайне циничен, холоден. Сообщил, что, оказавшись в очередной судебной ситуации, специально свел знакомство с материально обеспеченной женщиной с целью обезопасить себя, говорил, что пытался иметь интимные отношения с ней, поскольку рождение ребенка помогло бы скорей освободиться. Узнав о направлении в психиатрическую больницу специального типа, стал обдумывать план побега, так как «терять было нечего», пытался заставить М. отдать ему свои деньги, а после окончательного отказа решил ее и сына убить и завладеть их имуществом для обеспечения побега.
При обследовании в Институте им. В. П. Сербского был аккуратен, подтянут, собран, несколько насторожен. Однако в беседу вступал легко, держался уверенно, никаких признаков обеспокоенности не обнаруживал, на лице сохранял холодную вежливую улыбку, часто пускался в пространные объяснения психологических мотивов своих действий. Причину прежних правонарушений объяснял тем, что хотел понаблюдать за поведением детей в экстремальной ситуации, пожимая плечами, с улыбкой говорил, что ничего противоправного в этом не видит. Не скрывал, что ему приятно было почувствовать свою власть над детьми. Сообщал, что уже много лет ведет дневники «наблюдений за людьми», куда заносит свои впечатления. Считал, что это помогло ему выбрать правильную тактику в общении. Облегченно, без какого-либо сожаления, с подробностями описывал убийство сожительницы и ее сына, с удовлетворением подчеркивал продуманность преступления. Рассказывал, что при подготовке специально читал книги с описанием сцен убийства, после чего знал «куда надо бить». Откровенно и без стеснения рассказывал о своей мужской несостоятельности, пренебрежительно называл потерпевшую глупой и наивной. Считал себя защищенным от любого стресса, так как «умеет держать себя в руках», заботится о своем здоровье и душевном спокойствии, давно занимается «моржеванием».
У П. наблюдается характерный для шизофрении дефект высших эмоций в виде холодности, жестокости, ригидности, патологического рационализма. В меньшей степени выраженности это вообще свойственно лицам с парафилиями, особенно с агрессивно-садистическими тенденциями, у которых отмечаются изменения эмоциональности, чаще всего характеризующейся ее снижением, недостаточной способностью к сопереживанию.
Известны и исторические примеры садистического поведения душевнобольных. 13 сентября 1440 г. в возрасте 36 лет был арестован и предстал перед судом инквизиции по обвинению в ереси, богохульстве, занятиях алхимией, поклонению дьяволу, педерастии и убийствах барон Жиль де Рэ, советник короля и маршал Франции, в недавнем прошлом — близкий соратник Жанны д'Арк. Суть дела заключалась в следующем.
С бандой своих сообщников из 18 человек он устраивал в окрестных полях и лесах облавы на детей, преимущественно пастушков. В своем замке Тиффож, в склепе часовни святого Винсента, Жиль де Рэ соорудил специальный каменный алтарь, где в полночь занимался черной магией, зверски мучил пойманных детей и затем убивал их самыми жестокими методами, принося жертву дьяволу. На суде барон зачитал признание в своих злодеяниях, наполненное холодящими душу деталями. Он подробно описывал, как вспарывал детям животы, как сидел верхом на умирающих и хохотал, глядя на их конвульсии, как насиловал их под пытками. При этом он испытывал «неизъяснимое наслаждение». Трупы детей сжигались, но несколько особенно красивых детских головок он оставлял на память и ставил рядом со своей постелью. В один из моментов этой исповеди председатель трибунала, епископ Нантский подошел к распятию, висевшему за спинами судей, и задернул лицо Спасителя черным покрывалом. После публичного покаяния барон де Рэ в переполненном зале суда опустился на колени и со слезами на глазах просил прощения у Бога и родителей убитых детей, в ответ на что епископ Нантский встал со своего места и обнял подсудимого.
После вынесения смертного приговора барон обратился к суду с несколькими просьбами, в частности к епископу Нантскому о том, чтобы люди молились за упокой его грешной души. Перед казнью торжественная процессия, под звон всех колоколов всех церквей, с пением псалмов прошла по городу, молясь за упокой души грешника, наблюдавшего все это из окна своей камеры. Далее он просил, чтобы его повесили раньше его соучастников, чтобы он мог показать им пример, как следует искупать свои грехи. Во вторник, 26 октября 1440 г., в 11 часов дня барон «был повешен за шею, пока наступила смерть, и затем предан огню» вместе с двумя сообщниками на площади Ла Мадэлен в Нанте. В качестве дополнительной милости его тело не было, как обычно, сожжено до пепла и развеяно по ветру, а, в награду за искреннее раскаяние, только слегка очищено огнем и затем отдано родственникам для погребения. Останки барона были погребены в склепе церкви Кармелитов, рядом с прахом древних герцогов Бретани.
История Жиль де Рэ послужила основой легенды о Синей Бороде, поскольку, согласно признанию, он мыл бороду и руки теплой кровью своих жертв. Случай барона впоследствии расценивался как иллюстрация поведения душевнобольного человека. Убедительные доказательства психического заболевания Жиль де Рэ привел Эйленбург только в 1894 г.
Всего на совести Жиль де Рэ была, по свидетельству одного из историков, смерть около 800 детей, убитых за 8 лет (по другим данным — 134 жертвы). Уже в наше время колумбиец Педро Алонсо Лопес признался в убийстве за период с 1973 по 1980 г. более 300 несовершеннолетних девочек. Полиция смогла обнаружить останки 163 его жертв.
Очевидно, что роль собственно психической патологии в формировании парафилий достаточно велика уже хотя бы потому, что она оказывает деформирующее влияние на психическое и психофизиологическое развитие личности. Это влияние различно в зависимости от конкретного психического расстройства. Так, если эндогенные заболевания, например шизофрения, оказывают воздействие прежде всего на психическое развитие, то органические поражения головного мозга затрагивают одновременно и физиологическое становление организма в силу причастности к его нейрогуморальным процессам. Психическая патология может также видоизменять всю мотивационную систему личности, состояние регуляторных и защитных механизмов психической деятельности и в конечном счете определять конкретную психопатологическую форму выявления полового извращения.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги