Секта

Глава 23

Третьего ноября Генеральному прокурору округа Лос-Анджелес поступило заявление от Джеффи Эндрю Рида, члена секты Души Господни. В заявлении говорилось, что он был похищен и незаконно лишён свободы известными ему лицами.

Слушание дела «Граждане штата Калифорния против Фрэнка Рида, Кейт Рид, Кеннета Рида, Синди Хайленд, Джозефа Питерсона и Джона Морса» было назначено на 16 января в зале № 102 на десятом этаже здания Уголовного суда в Лос-Анджелесе. Перед судом предстали шесть обвиняемых. Обвинение против них было сформулировано по нескольким пунктам: похищение и преступный сговор с целью похищения, незаконное лишение свободы и преступный сговор с целью незаконного лишения свободы.

Предстоящий процесс сразу же оказался в центре внимания прессы. В Лос-Анджелес съезжались журналисты со всей страны. За неделю до слушания дела вышел журнал «Тайм», целиком посвящённый преподобному Ходжесу и Душам Господним, сильно подогревавший интерес публики.

Прокурор округа Томас Хэтч решил сам выступить в качестве государственного обвинителя. Защиту представлял Мэтью Блейк, один из самых блестящих и талантливых адвокатов страны. Темпл-стрит перед зданием суда была буквально запружена народом: у тротуара стояли четыре больших автобуса, возле них медленно прогуливалась целая толпа Учеников. Это была своего рода тихая демонстрация. Каждую минуту по сигналу Наставников они дружно тянули нараспев: Господь любит вас. На противоположной стороне Темпл-стрит собралась толпа, сильно отличавшаяся от первой. Она состояла из родителей, чьи дети оказались втянутыми в секту. Они размахивали самодельными плакатами и гневно кричали: «Свободу нашим детям!» «Запретить ДГ», «Души Господа — обман!», «Ходжес любит не Христа, Ходжес любит доллары!». Чуть дальше стояли фургоны и автобусы телевизионных компаний, у самого входа толпились фотографы репортёры.

Блейк пробился через толпу журналистов и поднялся на десятый этаж. Коридор был забит корреспондентами и желающими попасть в зал так плотно, что ему пришлось прибегнуть к помощи дежурных. Несколько раз он споткнулся о телевизионные кабели: вдоль стен, в оконных проёмах и на скамьях были установлены осветительные приборы, безжалостно заливавшие всё ярким светом, который словно обнажал коридор, делая его похожим на декорации, а зрителей — на актёров драмы, которой предстояло здесь разыграться.

Заседание началось ровно в девять. Первое слово судья Бреннер дал обвинителю. Блейк слушал его вполуха, понимая, что решение присяжных будет зависеть не от этого выступления и не от его, Блейка, речи, а от того, как будет построен допрос свидетелей, какие вопросы им зададут и какие прозвучат ответы.

Свидетели обвинения — несколько человек, оказавшихся рядом с залом Трансуолд Эрлайнз в момент похищения, и владелец коттеджа в горах, где держали Джеффа, были, по мнению Блейка, не в счет. Что же касается главного свидетеля — Джеффа Рида, — ему предстояло выступать после перерыва. Блейк всё утро в нему присматривался.

На нём был новый, с иголочки, пиджак с буквами «ДГ» под нагрудным карманом, тщательно отутюженные брюки и начищенные до блеска туфли. Свежий, аккуратно причёсанный, он производил приятное впечатление. Этакий милый мальчик из приличной семьи, вежливый, хорошо воспитанный, учился в Гарварде, играл за университетскую футбольную команду, — одним словом, как раз такого жениха вы хотели бы для своей дочери. И тем не менее что-то настораживало Блейка.

Когда пришла очередь Джеффа Рида, он прошёл за стойку на место свидетеля, положил руку на Библию и поклялся говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды — и да поможет ему бог. Он выглядел очень молодым и неуверенным. Сидел на самом краю стула и робко смотрел прямо перед собой. В сторону родителей не взглянул ни разу. Когда, в какой-то момент, он встретился глазами с кем-то из присяжных и растерянно улыбнулся, тот улыбнулся ему в ответ — так трогателен он был своей молодостью и беззащитностью.

Окружной прокурор Хэтч начал допрос. Он говорил с мягкими щадящими интонациями, как бы сочувствуя свидетелю. После предварительных вопросов он спросил:

— Из-за чего вы ссорились?

— Он хотел, чтобы я стал таким же, как он. Чтобы учился в том же колледже и делал всю жизнь то же, что и он. А я хотел другого.

— Чего именно вы хотели?

— Я хотел любви. Хотел любить и знать, что меня любят. Я чувствовал, что повсюду царит дух наживы и коррупции. А мне хотелось просто помогать людям. И я посвятил свою Душу Господу.

— То есть вы присоединились к Душам Господним?

— Да. И в братстве я обрёл то, что искал. Вы даже не представляете, как это прекрасно. У меня появились любящие братья и сёстры. Я обрёл новую семью, где меня любят, я не чувствую себя чужим и счастлив.

— Вам хотелось бы вернуться к родителям, к своей прежней жизни?

— Нет.

Джефф совсем не был похож на прежнего фанатика из Астарота. Естественные реакции, без бесконечных ссылок на Библию, без проклятий — он производил впечатление вполне нормального человека.

— Вас увезли против вашей воли?

— Да, сэр.

— Вы сопротивлялись?

— Сопротивлялся.

— Когда вас втолкнули в машину, вы прекратили сопротивление?

— Нет, я продолжал вырываться.

— До каких пор?

— Пока на меня не надели наручники.

По залу пронёсся ропот. Прокурор выдержал паузу.

Джефф рассказал, как его привезли в коттедж, как заперли в душной, с заколоченными наглухо окнами комнате и как Джон Морс, находящийся в этом зале, оскорблял и избивал его, не давая ни есть, ни спать, как пытал его, заставляя отречься от веры.

— Как долго вы сопротивлялись?

— Сорок четыре часа. Почти двое суток.

— И в течение всего этого времени вам не давали спать не кормили?

— Да, ваша честь.

— Вы ослабли от голода и недостатка сна?

— Да, ваша честь.

— И потому прекратили сопротивление и уступили?

— Нет, сэр. Я только притворился, что уступаю.

— Значит, вы сохранили верность Душам Господним?

— Да, сэр.

Джефф рассказал, как решил обмануть своих тюремщиков и убежать при первом же удобном случае. Но это было не просто. Его перевезли в Палм-Дезерт, к нему приставили Синди Хайленд, которая не оставляла его ни на минуту. Наконец ему удалось позвонить в Астарот и сказать, где он находится. И братья приехали на помощь.

— Джефф, вы счастливы в братстве Душ Господних?

— Да, сэр, очень.

— Как вы относитесь к своим родителям после того, что случилось?

На глаза Джеффу навернулись слёзы. Он достал платок и вытер их, голос его срывался.

— То, что они сделали, ужасно. Они причинили мне много зла. Но я всё равно люблю их.

Джон Морс слушал Джеффа и с каждой минутой, по заметным только ему деталям, убеждался, что тот совершенно искренен. Да, Бафорд Ходжес, хоть я и ненавижу тебя, но вынужден снять шляпу. Блестящая работа.

Когда Джефф закончил, председатель взглянул на часы. Пять минут пятого. Прокурор прекрасно рассчитал время. Дотянуть до конца заседания — мудрый тактичный ход. Теперь у защиты не осталось времени для вопросов. В результате присяжные вернутся в гостиницу под впечатлением только что услышанного, а за ночь показания свидетеля отложатся в их памяти очень прочно.

— Время вечернего заседания истекло, — судья Бреннер опустил на стол молоток. — Объявляется перерыв до девяти часов утра завтрашнего дня.