Секта

Глава 25

План защиты, продуманный Блейком, был основан прежде всего на показаниях родителей и на том впечатлении, которое они произведут на присяжных.

Фрэнк Рид отвечал на вопросы защитника, и было видно, что его рассказ задел всех мужчин, — они представляли себя на его месте и не скрывали сочувствия.

Прокурор сделал из этого свои выводы и во время допроса не стал оказывать на Рида давление, чтобы не настраивать против себя присяжных.

Затем Блейк пригласил Кейт Рид. То, что она говорила, немногим отличалось от показаний мужа, но, в отличие от него, она с трудом сдерживала чувства и едва не плакала. Она не могла оторвать глаз от сына, но Джефф упорно избегал встречаться с ней взглядом. Присяжных тронули показания, особенно рассказ о посещении Астарота. От её допроса прокурор воздержался, зато когда дошла очередь до Синди, он напомнил ей о происшествии в заповеднике.

— Скажите, Джефф Рид пытался убежать от Наставников?

— Нет, но бежать было некуда…

— Мисс Хайленд, я прошу вас прямо отвечать на мои вопросы: пытался ли он убежать, да или нет?

— Нет, не пытался.

— Оказывал ли он сопротивление, когда Наставники сажали его в машину?

— Нет.

— Он боролся с ними, пытался вырываться?

— Нет.

— Значит, он сел в машину добровольно. Правильно?

— Протестую, — встал со своего места Блейк. — Обвинитель задаёт наводящий вопрос.

— Протест принимается, — судья Бреннер строго посмотрел на Хэтча.

— Вы показали, — продолжал Хэтч, — что один из Наставников ударил вас, и вы упали.

— Да.

— Он первым на вас напал?

— Нет, но дело в том…

— Он не нападал на вас первым. Верно?

— Да.

— Кто-нибудь из приехавших на помощь Джеффу напал на вас первым?

— Протестую, ваша честь, — Блейк опять приподнялся.

— Протест принимается, — судья снова посмотрел на прокурора. — Сформулируйте вопрос иначе.

— Кто-нибудь из Наставников нападал на вас первым?

— Нет.

— Значит, первой напали вы?

— Нет, я…

— Разве это не так, мисс Хайленд? Разве вы не первая напали на них?

— Да, это так.

— Вы били их кулаками, царапались и пытались схватить Джеффа за руку. Это так?

— Да.

— И таким образом вы сами спровоцировали одного из Наставников ударить вас. Да или нет?

— Да… Но ведь…

— У меня больше нет вопросов, — оборвал её прокурор.

Блейк решил, что заслушивать Кена Рида и Джо Питерсона нет необходимости. Мотивы их участия были очевидны.

Он пригласил для дачи показаний Джона Морса.

По залу пробежал шум. Благодаря журналистам Морс уже стал знаменитостью: таинственная романтическая личность, неуловимый мститель, который в течение долгого времени в одиночку вёл борьбу против могущественной секты. В журнале «Тайм» ему была посвящена отдельная статья, в которой говорилось, что Души Господни считают его воплощением самого Сатаны и называют не иначе как Дьяволом, что его фотографии вывешены в каждой коммуне ДГ и в течение всего этого времени на него безуспешно велась охота. Разумеется, всё это подогревало интерес публики к нему ещё больше. Журнал пытался взять у него интервью, но безрезультатно. И хотя ходило множество слухов о причинах, вызвавших войну против ДГ, никто не знал наверняка, почему он её ведёт. По-видимому, он сам не хотел, чтобы знали о мотивах. Поговаривали, что преподобный Ходжес и некоторые его приближенные знали подлинное имя Дьявола и причины этой войны, но тоже хранили молчание.

На вступительные вопросы адвоката Морс отвечал, что родился в городе Флинт, штат Мичиган, ему сорок восемь лет и последним постоянным его место жительства был Нью-Хейвен, штат Коннектикут. Психолог по образованию, он окончил университет в штате Мичиган и после защиты докторской диссертации в течение пятнадцати лет занимал должность заведующего кафедрой клинической психологии Йельского университета. Темой его научных изысканий была психопатология познания и восприятия в развитии личности, а также психофизиология мотивации и программирование поведения. Он был автором большого количества статей и двух монографий на эту тему.

Блейк спросил Морса, когда тот впервые занялся изучением вопросов программирования и депрограммирования сознания.

— В 1953 году в Корнеллском университете. Тема моей диссертации «Анализ дезориентации сознания вследствие воздействия стрессовых факторов в условиях заключения и сенсорной депривации». Я работал с бывшими заключёнными, отбывшими длительные сроки тюремного заключения. Их сознание было запрограммировано в соответствии с порядком жизни в тюрьме.

— И ваше исследование имело целью способствовать их реадаптации к нормальной жизни на свободе?

— Да, сэр.

— Была ли диссертация опубликована?

— Да, сэр, была.

— И что произошло потом?

— Она привлекла внимание военных. Программирование, или как они его называют, промывание мозгов, заинтересовало Пентагон, и мне сделали предложение. В течение нескольких лет я работал в составе специальной исследовательской группы Управления разведки, затем в Управлении по исследованию кадровых ресурсов Министерство обороны и в Научно-исследовательском институте Министерства обороны имени Уолтера Рида. Затем мне предложили кафедру в Йельском университете.

— Мистер Морс, вы показали, что оставили кафедру три года назад.

— Да.

— И чем вы занимались все эти три года?

— Только практическим депрограммированием.

— А что послужило причиной такой резкой смены деятельности?

Он вспомнил холодный зимний день, когда в их доме в Нью-Хейвене раздался тот телефонный звонок. Запомнилось, что за окном как раз начал падать снег. Он смотрел на редкие снежные хлопья, медленно опускавшиеся на землю, молча слушал голос в трубке, и всё это казалось кошмарным сном. Положив трубку, он поднялся к Норе, и они сразу выехали.

Дорога вела прямо на север. Снег усиливался, и скоро уже бушевала настоящая метель, залепляя ветровое стекло. Щётки не справлялись, ехать приходилось медленно, наугад, но он не останавливался. В каком-то городке их остановил полицейский и посоветовал переночевать в мотеле, подождать, пока снегоочистители приведут шоссе в порядок, но они поехали дальше.

Каким-то чудом они всё-таки добрались до городка Эссекс Джанкшен, откуда ему накануне позвонили. Там уже ждали. Они долго шли по длинному коридору, потом вошли в комнату, где лежало тело Сузи. Нора потеряла сознание. В состоянии шока её увезли в больницу в Бэрлингтон.

Когда Сузи нашли, её сфотографировали. Он попросил снимки. Шериф не хотел их доставать, но Морс настоял. С больших чёрно-белых фотографий на него смотрело лицо Сузи, искажённое предсмертной мукой. Он видел дерево, ветку с переброшенной через неё верёвкой, распахнувшийся балахон, её обнажённое тело с выступающими рёбрами…

В ушах зазвенело, к горлу подступила тошнота, и он побежал к умывальнику. Потом ему стало холодно, бил озноб. Шериф участливо спросил, чем может помочь, и он вспомнил, что надо ехать в Бэрлингтон, узнать, что с Норой.

— Я повторяю свой вопрос, мистер Морс. Что явилось причиной вашего решения?

Взгляд Морса был неподвижен. Голос Блейка доносился словно откуда-то из далека. В зале стояла напряжённая тишина. Он провёл рукой по лицу и ответил:

— Самоубийство моей дочери.

Морсу было трудно говорить, глаза покраснели, время от времени он замолкал, потом продолжал рассказ. О том, как его восемнадцатилетняя дочь попала в секту, как они с женой ездили в Сидон в надежде увидеть её и как их даже не впустили. О звонке Сузи, когда она потребовала перевести все её деньги на счёт ДГ, об оскорблениях, которыми она осыпала отца и мать, когда они пытались убедить её вернуться. О тех методах, которые используются в сектах для того, чтобы человек превратился в послушный безвольный автомат и о результатах своих исследований в области программирования и депрограммирования. О том, как он понял, что спасти Сузи можно только похитив её из Сидона. И о звонке шерифа. О том, как его жена лишилась рассудка. И о своём решении посвятить жизнь борьбе против похитителей душ.

Морс закончил давать показания в пятом часу, и судья Бреннер объявил перерыв. Для вопросов обвинения времени уже не оставалось.