Селестина

Действие двенадцатое

Содержание действия двенадцатого

Наступает полночь. Калисто, Семпронио и Пармено, во­оруженные, идут к дому Мелибеи. Лукресня и Мелибея стоят за дверью, поджидая Калисто. Когда он при­ходит, Лукресия заговаривает с ним первая и зовет Мелибею. Лукресия удаляется, а Мелибея и Калисто переговариваются через закрытую дверь. Пармено и Семпронио также беседуют между собой. Они слышат, что кто-то идет по улице, и готовятся бежать. Калисто прощается с Мелибеей, условившись вернуться следующей ночью. Плебе­рио, услышав шум на улице, просыпается. Он зовет свою жену Алису и говорит Мелибее, что ему почудились шаги у нее в комнате. Мелибея обманывает отца, отвечая, что она встала, так как ее томит жажда. Калисто, беседуя со своими слугами, идет домой и ложится спать. Пармено и Семпронио являются к Селестине и требуют своей доли барыша. Селестина хитрит. Начинается ссора. Слуги набрасываются на Селестнну и убивают ее. На крик Элисии приходит стража и забирает убийц.

Калисто, Лукресия, Мелибея, Семпронио, Парме и о, Плеберио, Алиса, Селест и на, Элисия.

К а л и с т о. Эй, слуги, который час?

С е м п р о н и о. Десять!

К а л и с т о. Как меня злят эти лентяи! Я глаз не сом­кнул, а им и горя мало — ни о чем не заботятся. Да, тут поневоле задумаешься. Как же ты, Семпронио, так беспе­чен? Мне так важно знать, который час — десять или одиннадцать, а ты отвечаешь наобум первое, что пришло в голову! О, я несчастный! Да если бы я случайно уснул, а Семпронио спутал бы одиннадцать с десятью, а потом двенадцать с одиннадцатью, Мелибея напрасно вышла бы мне навстречу и удалилась, не застав меня на месте. И тогда мучение мое не кончилось бы, а желания не исполнились. Не зря говорят: чужое горе не болит.

С е м п р о н и о. По-моему, сеньор, так же глупо зада­вать вопрос, если знаешь ответ, как и отвечать наугад. Но хозяину охота с нами повздорить, все ищет, к чему бы придраться.

П а р м е н о. Лучше нам, сеньор, хорошенько воору­житься, а не ссориться.

К а л и с т о. Верно сказал, дурень; не стану я сердиться в такое время, незачем думать о грозившей напасти, когда она миновала; небрежность Семпронио привела бы к беде, но моя заботливость принесет мне счастье. Пройдет не­много времени, и гнев мой успокоится или хотя бы смяг­чится. Сними со стены мои доспехи, Пармено, вооружай­тесь и пойдем, в добрый час! Недаром говорится: береже­ного бог бережет.

П а р м е н о. Вот они, сеньор.

К а л и с т о. Помоги-ка мне надеть их. Взгляни, Сем­пронио, не видно ли кого на улице.

С е м п р о н и о. Нет, сеньор, а если бы кто и был, в та­кой тьме нас не увидят и не узнают при встрече.

К а л и с т о. Пойдем по этой улице; хоть и сделаем круг, зато здесь легче пройти незамеченным. Часы бьют двенадцать, пора.

П а р м е н о. Мы уже близко.

К а л и с т о. Как раз вовремя. Сходи, Пармено, узнай, здесь ли моя сеньора?

П а р м е н о. Я, сеньор? Упаси меня бог испортить чу­жое дело. Лучше если ты ей встретишься первым, а то, увидев меня, она еще встревожится и вообразит, будто ее тайна известна многим, да еще как бы не подумала, что ты над ней подшутил.

К а л и с т о. О, как ты прав! Твой разумный совет по­дарил мне жизнь; когда б по воле моего злого рока Мели­бея ушла, меня принесли бы домой мертвым. Иду к ней, а вы оставайтесь здесь.

П а р м е н о. Как тебе это нравится, Семпронио? Наш олух хозяин думал прикрыться мною, как щитом, при пер­вой же опасности! Почем я знаю, кто там за закрытой дверью?! Может, здесь предательство? Почем я знаю, не придет ли Мелибея лишь с тем, чтобы отомстить нашему хозяину за его великую дерзость? И вдобавок, кто пору­чится, что старуха сказала правду? Когда б не твой язы­чок, Пармено, ты бы и охнуть не успел, как из тебя душа вон! Не будь ты льстецом в угоду хозяину, никогда бы не плакал над чужим горем! Не послушайся ты Селестины, сидел бы на бобах! Стал бы и дальше советовать и по­учать, как преданный слуга, угостили бы тебя палкой! Не пойди ты на попятный, остался бы один-одинешенек! Можно считать, что я сегодня родился, — такой опасности избежал!

С е м п р о н и о. Тише, тише, Пармено! Не прыгай, не суетись от радости, а то тебя услышат!

П а р м е н о. Молчи, братец, я от счастья себя не помню! Как я ловко уверил его, будто не иду потому лишь, что идти полагается ему; вот и уберег себя от беды! Да разве кто другой сумел бы так ловко выкрутиться! Смотри по­лучше и увидишь, я еще не то проделаю с Калисто и со всеми, кто в это дело впутался! Уверен, что эта девица будет для нас наживкой на крючке, приманкой для ястреба, а кто захочет ее попробовать, поплатится изрядно!

С е м п р о н и о. Ладно, не тревожься из-за этих подо­зрений, пусть они и верны. Будь настороже: как услышим первый крик, натянем чулочки Вильядиего[50].

П а р м е н о. Ты прямо читаешь мои мысли, мы с тобой друг друга понимаем! Есть у меня и чулочки, о которых ты говоришь, и башмаки полегче, помчимся как ветер! Хо­рошо, что ты, братец, дал мне такой совет, а то я бы по­стеснялся. Если хозяина застигнут, вряд ли здешняя че­лядь выпустит его из рук, и ему уж не придется спраши­вать с нас за бегство да попрекать.

С е м п р о н и о. О Пармено, друг мой! Как приятно и полезно согласие товарищей! Хотя бы и не было нам иного проку от Селестины — уж то хорошо, что благодаря ей мы подружились.

П а р м е н о. Это само собой ясно, тут ничего не возра­зишь. Конечно, кабы мы стыдились друг друга да боялись прослыть трусами, ждали бы мы здесь своей смерти вме­сте с хозяином, а заслужили-то мы ее не больше, чем он.

С е м п р о н и о. Верно, Мелибея пришла. Слышишь, там шепчутся?

П а р м е н о. Ох, боюсь, это не она, а кто-то другой по­дражает ее голосу.

С е м п р о н и о. Избави нас бог от предательства! Только бы не заняли улицы, по которой нам надо бежать; остального я не боюсь.

К а л и с т о. Судя по шуму, тут не один человек. Заго­ворю, кто бы там ни был. Тс!.. Госпожа моя!

Л у к р е с и я. Это голос Калисто; подойду. Кто тут го­ворит? Кто там за дверью?

К а л и с т о. Я пришел, дабы исполнить твое повеление.

Л у к р е с и я. Почему ты не приблизишься, сеньора? Подойди, не бойся, Калисто здесь.

М е л и б е я. Тише, сумасшедшая. Посмотри хоро­шенько, не ошиблась ли ты?

Л у к р е с и я. Он, он! Иди сюда, сеньора, я узнала его голос.

К а л и с т о. Конечно, я обманут — там не Мелибея. Я слышу шум, все погибло! Но я здесь останусь, живой или мертвый!

М е л и б е я. Ты пойди, Лукресия, приляг, поспи! Тс!.. Сеньор! Как твое имя? Кто велел тебе прийти сюда?

К а л и с т о. Моя госпожа, достойная повелевать всему миру, и которой я недостоин служить! Не бойся, сеньора, открыться пленнику твоей прелести. Нежный звук твоих речей, навеки запавший в мой слух, убеждает меня, что это моя сеньора Мелибея! Я — раб твой, Калисто.

М е л и б е я. Дерзость твоих притязаний принудила меня говорить с тобой, сеньор Калисто. Неужели ты еще надеешься добиться моей любви, после того что я тебе от­ветила прошлый раз? Прогони тщетные и безумные мечты, дабы я и моя честь были в безопасности от дурных подо­зрений. Я прошу тебя удалиться и больше не тревожить меня. Ты ведь не захочешь, чтобы злые языки поносили мое имя.

К а л и с т о. Когда сердце вооружено стойкой готовно­стью встретить любую превратность судьбы, никто не смо­жет взять штурмом эту крепость. Но ведь я, несчастный, подошел к вратам твоих обещаний без оружия, не пред­видя предательства или засады, и внезапное сопротивление терзает меня и разрушает чертоги моих сладостных надежд. О злополучный Калисто, как насмеялись над то­бой слуги! О коварная Селестина! Лучше бы ты позволила мне умереть и не воскрешала надежды, которая оживила огонь, и без того пожиравший меня! Зачем подменила ты слова этой сеньоры? Зачем язык твой дал повод для мо­его отчаяния? Зачем ты велела мне прийти сюда, где меня встретили отказом, запретом, подозрением и ненавистью те самые уста, в чьей власти моя гибель или блаженство? О коварная Селестина! Ведь ты говорила, что эта сеньора ко мне благосклонна! Что она сама, по доброй воле, раз­решила вернуться своему рабу, осужденному на изгнание! В ком обрету я верность? Где найти правду? В ком не кроется предатель? Где нет лжецов? Кто явный враг? Кто истинный друг? Где не гнездятся козни? Кто осмелился подать мне столь жестокую, гибельную надежду!

М е л и б е я. Довольно, сеньор мой, твои жалобы спра­ведливы; сердце мое не в силах снести их, а глаза не могут скрыть слабость сердца. Ты плачешь от скорби, считая меня жестокой, я же плачу от счастья, видя твою верность. О господин мой, сокровище мое! Сколь радостнее было бы мне видеть лицо твое, чем слышать твой голос! Сейчас, увы, невозможно добиться большего; но я ставлю печать свою и подпись под всеми словами, переданными тебе че­рез усердную посланницу. Я подтверждаю все, что она со­общила: на все я дала мое согласие. Утри слезы, сеньор мой, и распоряжайся мною по своей воле.

К а л и с т о. О госпожа моя, надежда на блаженство, отдохновение от мук, отрада моего сердца! Где найти слова благодарности за высокую, безмерную милость, которую ты оказала мне в этот мучительный миг, пожелав, чтобы столь ничтожный и недостойный человек вкусил твою слад­чайшую любовь; я страстно жаждал ее, но никогда не на­деялся заслужить, видя твое величие и знатность, взирая на твое совершенство и прелесть, созерцая свое ничтоже­ство и твои высокие достоинства, твое беспредельное оча­рование, твои прославленные и очевидные добродетели. О боже всесильный, как мне благодарить тебя за столь великое чудо! Давно запала мне в сердце мечта, но я гнал ее прочь, как несбыточную, пока сияющие лучи твоего ясного лика не осветили мрак очей моих; они зажгли мое сердце, разбудили язык, умножили мои достоинства, рас­сеяли робость, победили застенчивость, удвоили мои силы, отогнали сон и, наконец, даровали мне смелость, которая вознесла меня на высшую ступень блаженства, — и вот я внимаю твоему сладкому голосу. Когда бы раньше я не знал его и не ведал о твоей доброй славе, я не поверил бы, что в словах твоих нет обмана. Но знаю — ты благородна и чиста, и я оглядываю себя: да тот ли я Калисто, кото­рому дано такое счастье.

М е л и б е я. Сеньор Калисто, твои великие достоин­ства, несравненная любезность и знатность пленили меня, едва я тебя узнала, и с тех пор сердце мое ни на миг не разлучалось с тобой. Много дней пыталась я скрыть мою любовь, но тщетно, и когда Селестина упомянула твое сла­достное имя, я поведала ей мои желания и явилась сюда в такой час молить тебя: повелевай и располагай мною по своей воле. Нашему блаженству препятствуют ненавистная дверь, крепкие замки и мои слабые силы, иначе тебе не пришлось бы сетовать, а мне печалиться.

К а л и с т о. Как, сеньора моя? Ты хочешь, чтобы я разрешил дереву помешать нашему счастью? Вот уж не думал, что здесь возможна другая помеха, кроме твоего за­прета. О проклятые, несносные двери! Молю бога, да охва­тит вас такое же пламя, как то, что жжет меня, ибо и треть его могла бы испепелить вас в одно мгновение. Но, бога ради, сеньора, разреши позвать моих слуг, пусть вы­ломают дверь!

П а р м е н о. Слышишь, слышишь, Семпронио? Он хо­чет пойти за нами. Вот достанется нам на орехи! Зря мы пришли сюда! Боюсь, в недобрый час началась любовь Калисто! Мне больше здесь делать нечего.

С е м п р о н и о. Молчи, молчи и слушай: Мелибея не хочет, чтобы мы туда шли.

М е л и б е я. Ты желаешь, возлюбленный мой, погубить меня и опозорить мое доброе имя? Обуздай свою страсть! Не долго ждать тебе исполнения всех желаний. Ты стра­даешь только за себя, а я — за нас обоих, ты печалишься только о себе, а я — о нас с тобой. Утешься же, завтра в этот час ты проникнешь сюда через наш сад. Если ты разобьешь эти жестокие двери, в семье моей зародится страшное подозрение, хотя бы нас и не застигли па месте. А ты ведь знаешь — проступок тем больше, чем выше стоит виновный, весь город мгновенно узнает мою тайну.

С е м п р о н и о. На свое горе пришли мы сюда этой ночью. Нас застанет рассвет, — и чего хозяин так мешкает? Как ни помогай нам судьба, нас наверняка за­метят ее родные или соседи.

П а р м е н о. Вот уже битый час я тебя тащу отсюда. Ох, быть беде!

К а л и с т о. О моя сеньора и мое сокровище! Почему зовешь ты проступком то, что мне послали святые правед­ники? Когда я молился сегодня пред алтарем святой Маг­далины, ко мне явилась Селестина с посланием от тебя.

П а р м е н о. Эй, Калисто, ври да не завирайся! Кля­нусь, братец, он не христианин! Старая обманщица доби­лась своего гнусной ворожбой и бессовестным враньем, а он воображает, что вымолил и получил сей дар от свя­тых, и, веря в это, хочет сломать дверь! А ведь не успеет и разок ударить, как его тут же услышат и схватят слуги Плеберио, — они, верно, спят поблизости.

С е м п р о н и о. Не бойся, Пармено, уж мы-то не попа­демся. Как заслышим шум, сразу унесем ноги. Пусть себе делает что хочет, да потом сам же за свои грешки и рас­плачивается.

П а р м е н о. Хорошо сказано, это мне по сердцу. Да бу­дет так! Бежим от смерти — мы ведь молоды! Кто не хо­чет умирать или убивать — не трус, а добрый малый. Эти оруженосцы Плеберио просто головорезы, их хлебом не корми, а только дай пошуметь да поссориться. А что глу­пее, чем ждать драки с врагом, которому не торжество и победа дороги, а непрерывные стычки да распри? Ох, кабы ты меня сейчас видел, братец, то-то бы потешился. Глаза вкось, ноги врозь, левая впереди — вот-вот побежит, полы за кушаком, щит под мышкой, чтобы не мешал. Ей-богу, я, кажется, от страха помчусь, как лань.

С е м п р о н и о. Я еще краше: щит и шпага привязаны ремнями, а поверх шлема — капюшон.

П а р м е н о. А камни, которые ты положил в капюшон?

С е м п р о н и о. Да я их выбросил, чтоб полегче было. Хватит с меня тащить на себе латы; это ты все приставал, я и надел, но уж больно они тяжелые, чтобы в них улепе­тывать. Тише, слушай! Ты слышишь, Пармено? Беда! Мы пропали! Скорее бежим к Селестине, а то нам преградят путь домой!

П а р м е н о. Беги живее, что же ты тащишься! Ох, я грешный! Если нас догонят, бросай щит и все прочее! С е м п р о н и о. Неужто убили хозяина?

П а р м е н о. Не знаю, не говори ничего, беги себе и молчи, а что с хозяином — не наша забота.

С е м п р о н и о. Тс!.. Тс!.. Пармено! Вернись, это про­сто стража альгвасила шумела на соседней улице.

П а р м е н о. Погляди хорошенько. Не верь глазам, им часто мерещится не то, что есть. У меня вся кровь застыла в жилах! Я уже глотнул смерти! Так прямо и чувствовал, как меня колотят по спине. Ни разу в жизни я так не тру­сил и не попадал в такую переделку, хоть и немало потру­дился на чужих людей и побывал там, где работы было по горло. Девять лет я прослужил у гвадалупских монахов[51], и мы там тысячу раз затевали кулачные потасовки. Но ни­когда еще я так не боялся смерти, как сейчас.

С е м п р о н и о. А я разве не служил у священника храма святого Мигеля и у трактирщика, что на площади, и у Мольехара-огородника? И у меня бывали перепалки с теми, кто швырял камни в птиц на большом тополе. Но упаси тебя бог оказаться при оружии — вот в чем ужас! Недаром говорится: где оружие, там и страх. Вернись, вернись! Ей-богу, ты прав, там альгвасил!

М е л и б е я. Сеньор Калисто, что за шум на улице? Как будто голоса и кто-то бежит. Ради бога, осмотрись, тебе грозит опасность!

К а л и с т о. Сеньора, не волнуйся, я осторожен. Должно быть, мои слуги-забияки отобрали оружие у про­хожих и прогнали их прочь.

М е л и б е я. А много с тобой слуг?

К а л и с т о. Нет, всего двое! Но они так отважны, что и шестерых разоружат и прогонят. Я их потому и вы­брал. Если бы это не затронуло твоей чести, они разбили бы дверь вдребезги. А когда бы нас услышали, они защи­тили бы нас с тобой от всей челяди твоего отца.

М е л и б е я. О, не дай бог случиться этому! Но я рада, что тебя сопровождают верные люди. Такие усерд­ные слуги не зря едят хлеб. Раз природа их столь щедро одарила, сеньор, обласкай и награди их из любви ко мне, и тогда наша тайна будет в сохранности. А когда взду­маешь наказывать слуг за излишнюю отвагу и дерзость, чередуй кару с милостью, чтобы они не пали духом или не возмутились.

П а р м е н о. Эй, эй, сеньор! Беги, я вижу толпу с фа­келами! Тебя увидят, узнают, ведь спрятаться тебе некуда!

К а л и с т о. О, как я несчастен, что должен расстаться с тобою! Я не ушел бы, клянусь, если бы опасался за свою жизнь, а не за твою честь. Да хранят тебя ангелы! Я приду в следующий раз, как ты велела, через сад.

М е л и б е я. Да будет так, ступай с богом!

П л е б е р и о. Сеньора жена, ты спишь?

А л и с а. Нет, сеньор.

П л е б е р и о. Не слышишь ли ты шума в комнате до­чери?

А л и с а. Да, конечно. Мелибея, Мелибея!

П л е б е р и о. Она тебя не слышит. Я позову громче. Дочь моя, Мелибея!

М е л и б е я. Сеньор!

П л е б е р и о. Кто это ходит и шумит у тебя в комнате?

М е л и б е я. Сеньор, это Лукресия пошла за водой, мне пить захотелось.

П л е б е р и о. Спи, дочь моя, я было заподозрил другое.

Л у к р е с и я. Ишь проснулись, а ведь мы почти не шумели. Вот переполошились-то.

М е л и б е я. Даже самое кроткое животное приходит в ярость, опасаясь за любимого детеныша. Но каково им было бы, узнай они, что я выходила из дому!

К а л и с т о. Закройте дверь, друзья. А ты, Пармено, принеси наверх свечу.

С е м п р о н и о. Тебе, сеньор, надо бы отдохнуть и по­спать до утра.

К а л и с т о. Согласен, это мне весьма кстати. Ну, что ты скажешь, Пармено, о старухе, которую так ругал? Вот мастерица! Ведь без нее ничего бы не вышло!

П а р м е н о. Не понимал я твоего великого горя, не знал прелести и совершенства Мелибеи, а потому не вини меня. Я только знал Селестину и ее штуки, вот и преду­преждал тебя, ведь ты мой хозяин. Но теперь ее точно подменили, она уже совсем не та!

К а л и с т о. Не та?

П а р м е н о. Я бы и сам не поверил, кабы мне так ска­зали, но я говорю правду, клянусь твоей жизнью.

К а л и с т о. Скажи-ка, вы слышали, о чем я говорил с моей сеньорой? Что вы там делали? Страшно было?

С е м п р о н и о. Страшно, сеньор? Вот еще! Да нас ничто на свете не испугает! Тоже, пугливых нашел! Мы там ждали в полной готовности, с оружием в руках.

К а л и с т о. Поспали немного?

С е м п р о н и о. Спать, сеньор? Мы не мальчишки! Я ни разу не присел, ни разу, ей-богу, и колен не согнул, все приглядывался да прислушивался, не придется ли живехонько вскочить и разделаться с первым, кто сунется! А Пармено — тебе-то казалось, что он служит нерадиво, — он так и рвался накинуться на парней с факелами, как волк на стадо, — жаль, слишком много их было.

К а л и с т о. Не удивляйся, он истинный храбрец: он поступил бы точно так же, не будь тут меня; такие мо­лодцы всегда верны себе: шерсть-то у лисы новая, да по­вадки старые. Я, конечно, рассказал сеньоре моей Мелибее, какие вы славные ребята, и заверил ее, что под вашей охраной я в полной безопасности. Друзья мои, я перед вами в большом долгу. Помолитесь за меня богу, а я по заслугам награжу вас за верную службу.

П а р м е н о. Куда мы отправимся, Семпронио? В по­стель спать или на кухню завтракать?

С е м п р о н и о. Ты иди, куда тебе угодно, а я хочу еще до рассвета навестить Селестину и получить мою часть цепочки. Я не позволю старой шлюхе надуть нас и обойти при дележе.

П а р м е н о. Ты прав. Я и позабыл об этом. Пойдем-ка вместе; и если она что-нибудь затеет, припугнем так, чтобы ей жарко стало. Дружба дружбой, а денежкам счет.

С е м п р о н и о. Тс! Тс! Молчи, она спит у этого окошка. Сеньора Селестина, отвори нам!

С е л е с т и н а. Кто там?

С е м п р о н и о. Отвори, пришли твои сыновья.

С е л е с т и н а. Мои сыновья в такую пору по улицам не шатаются.

С е м п р о н и о. Открой, это мы, Пармено и Семпро­нио, пришли позавтракать с тобою.

С е л е с т и н а. Вот гуляки беспутные! Входите же, входите! Что вас принесло ни свет ни заря? Что вы там натворили? Что с вами стряслось? Может быть, ожидания Калисто не сбылись? Или он по-прежнему надеется? Как он поживает?

С е м п р о н и о. Как, матушка? А так, что, кабы не мы, отправилась бы душа его на поиски вечного жилья. Да, если бы он понял, чем нам обязан, всего имущества не хватило бы ему на оплату долга; недаром говорят: жизнь всего дороже стоит.

С е л е с т и н а. Иисусе! Вот в какую передрягу вы по­пали! Расскажи, ради бога.

С е м п р о н и о. В такую, что, как вспомню, у меня вся кровь кипит, ей-ей.

С е л е с т и н а. Отдохни-ка и расскажешь.

П а р м е н о. Долго рассказывать! Мы оба вне себя от досады, да и устали порядком. Лучше дай позавтракать, может хоть это успокоит нас немного. А я тебе одно скажу: пусть мне сейчас тихони под руку не попадаются! Сорвал бы злость на ком придется, — ведь враги-то раз­бежались!

С е л е с т и н а. Пропади я пропадом, ты прямо перепу­гал меня своей яростью! Верно, шутишь! Расскажи-ка лучше ты, Семпронио, прошу! Что с вами случилось?

С е м п р о н и о. Клянусь богом, тут ума решишься! Та­кая беда! Но что толку ссориться с тобой — ты ведь не мужчина. Никогда я не хвалился силой перед слабым. Все доспехи мои, сеньора, разбиты вдребезги: щит без оправы, шпага — что пила, шлем — в лепешку! Мне не в чем выйти с хозяином, когда понадобится, а он условился встретиться с Мелибеей в саду следующей ночью. Что ж, снова поку­пать все это? Да у меня ни одного мараведи[52] нет, хоть умри!

С е л е с т и н а. Попроси, сынок, доспехи у хозяина, раз они погнулись да поломались у него на службе. Ты ведь знаешь, он человек хороший, сразу все исполнит. Он не из тех, кто скажет: живи со мной, а платит пусть другой. Он щедр, даст тебе все, что попросишь, и даже больше.

С е м п р о н и о. Ха! Вот и Пармено остался без до­спехов. Так, пожалуй, уйдет все хозяйское состояние! И ты хочешь, чтобы я нахально просил у хозяина сверх того, что он дает по доброй воле? А ведь дает он немало. Пусть не говорят обо мне: «Дай ему палец — он и всю руку от­кусит». Подарил он нам сто золотых монет да еще цепь. После третьего такого подарка у него и гроша ломаного не останется! Разорится он на этой сделке. Надо меру знать, не то всего лишимся; за двумя зайцами погонишься ни одного не поймаешь.

С е л е с т и н а. Осел-то не дурак! Клянусь моей ста­ростью, будь это после обеда, я бы сказала, что мы все хватили лишку. Да ты в своем уме, Семпронио? При чем тут твоя награда и мой заработок? Твое жалованье и мои заслуги? Я, что ли, обязана покупать вам доспехи и по­крывать ваши расходы? Хоть убейте, не пойму! Да ты просто прицепился к словечку: как-то шепнула тут мимо­ходом, что все мое — твое, и что, коли позволят мои сла­бые силы, я тебя никогда не подведу, а если бог пошлет мне удачу с твоим хозяином — будешь не в убытке! Но ты ведь знаешь, Семпронио, такие обещания, такие дру­жеские слова еще ни к чему не обязывают. Не все то зо­лото, что блестит, а то оно дешевле бы ценилось. Ну, ска­жи-ка, Семпронио, разве я не права? Видишь, хоть я и старуха, а еще могу отгадать твои мысли. Поверь, сынок, такая досада у меня, просто душа вон просится. Как вер­нулась от вас, позволила этой дуре Элисии позабавиться цепочкой, которую я принесла, и вот она никак не припом­нит, куда ее дела. Так всю ночь мы заснуть не могли от огорчения; тут не в цепочке дело, ей-то грош цена, а обидно, что Элисия неряха и мне так не везет. Приходили сюда разные знакомые мои и родные; видно, унесли цепочку, а потом скажут: видать не видали, слыхать не слыхали. Стало быть, сыночки (я вам обоим говорю), если ваш хозяин мне что дал, то при мне и останется: я ведь не прошу куска от твоего парчевого камзола, да мне он и ни к чему. Будем же все служить Калисто, а он всех одарит по заслугам. А если он мне кое-что и поднес, так я ведь дважды ради него жизнью рисковала. Я у него на службе притупила больше оружия, чем вы, и больше потратилась. А вы, сыночки, не забывайте, что мне все стоит денег, даже мои знания, я их приобрела не бездельем. Этому хо­рошим свидетелем была бы мать Пармено, мир ее душе. Я получила свое за труды, а вам причитается за другое; что для меня ремесло и работа, для вас — развлечение и забава; вам за безделье одна награда, мне за хлопоты — другая. Но коли найдется моя цепочка, я уж, так и быть, куплю вам по паре красных штанов, это для юношей самый подходящий подарок. Ну а если нет, скажите спасибо на добром слове, я-то ведь не ворчу, хотя и в убытке.

Радуйтесь, что прибыль за труды достанется мне, а не другой. А недовольны — тем хуже для вас!

С е м п р о н и о. Я всегда говорил, что жадность — глав­ный порок стариков. В бедности — щедры, в богатстве — скупы. Чем больше копишь, тем большего хочешь, а чем большего хочешь, тем ты беднее. Никто так не беден, как скупой богач. О господи, как усиливается нужда при изобилии! Слышал бы кто, как старуха сулила отдать мне по первому слову всю прибыль от сделки, пока думала, что мало получит! А теперь, когда увидела, что разжилась, ничем не хочет поделиться, как в детской поговорке: «От малого — чуть-чуть, а от большого — ничуть!»

П а р м е н о. Пусть отдаст, что обещала, не то все от­нимем. Сколько твердил я тебе, что это за старуха, а ты все не верил.

С е л е с т и н а. Если вы злитесь друг на друга, или на хозяина, или на поломанные доспехи, нечего на меня все валить. Я-то хорошо знаю, откуда ветер дует! Мне ясно, на какую ногу вы хромаете! Дело вовсе не в том, о чем вы тут говорите и не в вашей корысти. Просто решили, что я на всю жизнь хочу привязать вас к Элисии и Ареусе и не подберу для вас других, потому-то и грозите мне, будто из-за денег, запугиваете дележом. Не беспокой­тесь; кто сумел для вас раздобыть этих девчонок, найдет и десяток других, особливо теперь, когда у вас понятия побольше, да и ума и заслуг прибавилось. А умею ли я в таких делах держать слово, пусть Пармено скажет. Ну-ка, не стыдись, расскажи, как мы вели себя, когда кой у кого болела матка!

С е м п р о н и о. «Я ему — уйди, а он — раздеваться!» Не на такого напала! Соловья баснями не кормят; на эту удочку меня не поймаешь! Брось болтать, я уж стреляный воробей. Раздели между нами поровну все, что получила от Калисто, не то всем расскажем, кто ты такая. Других лови на эти приманки, старая шлюха!

С е л е с т и н а. Как ты обозвал меня, Семпронио? Ты на что намекаешь? Придержи язык, не позорь моих седин, бог меня создал не хуже других. Живу своим ремеслом, как всякий ремесленник, работаю честно. Кому не нужна, к тому не лезу. Сами за мною присылают, сами домой ко мне приходят и просят. Хорошо ли, дурно ли живу, один бог мне свидетель. И не вздумай на меня наброситься как бешеный, на всех найдется правосудие, перед ним все равны. И меня там выслушают не хуже, чем вас, франтов лощеных, хоть я и женщина! Оставьте меня в покое с моим добром. А ты, Пармено, не воображай, что я в твоих руках, если ты знаешь мои тайны, и мою прошлую жизнь, и все, что случилось со мной и с твоей несчастной матерью. Она-то меня уважала, слава богу!

П а р м е н о. Не беси меня этими намеками, не то я от­правлю тебя к покойнице в гости, там уж поплачешься вволю.

С е л е с т и н а. Элисия, Элисия! Вставай скорей с по­стели, давай сюда живо мой плащ! Клянусь всеми свя­тыми, я побегу за стражей, я буду кричать как оглашен­ная! Этого еще не хватало! Пришли незваные, да еще угро­жают! Ишь храбрецы! Набрасываться с кулаками на кроткую овечку! На связанную курицу! На шестидесяти­летнюю старуху! Вон отсюда, срывайте злость на мужчи­нах! На тех, у кого есть шпага, а не старая прялка! Под­лая трусость — нападать на слабых и беспомощных! На­возные мухи всегда жалят тощих и дряхлых быков, и дворняжки злее всего тявкают и накидываются на бедных путников. Кабы девка, что лежит вон там в постели, слу­шалась меня, никогда бы не оставались мы ночью без мужчины и спали бы спокойно. Элисия-то другого не искала, тебя дожидалась, вот мы и остались в одиночестве. А вы-то видите, что тут только женщины, и бог весть чего требуете! Кабы знали, что в доме есть мужчины, не­бось вели бы себя иначе! Как говорится: молодец против овец, а против молодца и сам овца!

С е м п р о н и о. Ах ты жадина, ненасытная твоя глотка! Мало тебе трети барыша?

С е л е с т и н а. Трети? Идите с богом из моего дома вы оба, не то закричу на всю округу. Берегитесь! Не изво­дите меня, а не то всплывут все делишки Калисто, да и ваши заодно!

С е м п р о н и о. Сколько ни вопи, а обещание сдер­жишь, или тебе конец.

Э л и с и я. Положи шпагу, бога ради! Держи его, Пар­мено, держи! Этот сумасшедший и впрямь прикончит ее.

С е л е с т и н а. Стража, эй, стража! Сеньоры соседи! Стража! Негодяи! Убивают меня в моем собственном доме.

С е м п р о н и о. Вот как, негодяи?! Погоди, ведьма, пошлю я с тобою весточку в ад!

С е л е с т и н а. Ай, убил! Горе мне, горе мне! Свя­щенника, священника!

П а р м е н о. Дай ей, дай ей еще! Прикончи, раз начал! Заткни ей глотку! Пусть подыхает, одним гадом меньше!

С е л е с т и н а. Священника!

Э л и с и я. О жестокие негодяи, чтоб вы пропали! На кого вы подняли руку? Умерла моя мать, мой единствен­ный друг!

С е м п р о н и о. Беги, беги, Пармено, народ собирается! Эй, берегись, сюда идет альгвасил!

П а р м е н о. Горе мне, грешному! Нам не удрать, вы­ход закрыт.

С е м п р о н и о. Лучше выпрыгнем из окна, а не да­димся им в руки!

П а р м е н о. Прыгай, я за тобой!