Семь женщин

Джулианна

Джулианна Штейн стояла обнаженная перед большим зеркалом в ванной. В мягком свете, лившемся в открытое окно, она выглядела великолепно для женщины, которой исполнился сорок один год. Розовые соски грушевидных грудей, подтянутый живот, крепкие, округлые бедра. Она повернулась и осмотрела себя со спины. Тут все было не так хорошо, как спереди. Ягодицы слишком большие и жирные, будто отдельное существо. Обычно они нравились Джулианне, но сегодня ей показалось, что полукружия немного обвисли.

Она подошла к зеркалу ближе, включила свет и осмотрела свое тело дюйм за дюймом.

Вблизи все выглядело иначе. Медленно, едва заметно тело Джулианны морщилось, будто персик, слишком долго пролежавший в холодильнике. Плоть начала истончаться. На краешках пигментных кружков у сосков появились складочки, сами груди выглядели более плоскими, нежная кожа на сгибах рук стала мятой, как рисовая бумага. Она представила, что настанет день, когда ее мышцы превратятся в маленькую фрикадельку где-то в самой середине тела, и тогда по миру будет бродить жалкая сморщенная шкурка.

Изменения собственного тела вызывали у Джулианны такое чувство, будто она отделяется от себя. Она гадала, что почувствует, когда женщина в зеркале покажется ей незнакомкой. Может быть, тогда она подстрижется и начнет носить юбки для гольфа.

Джулианна встала в мраморную ванну, включила душ и задумалась об ужине. К четырем часам ей нужно было запечь лосося и достать приготовленный соус из холодильника. Джордж и Мэгз принесут пирог. «Надо испечь хлеб», — подумала она, вытираясь полотенцем. И еще ей нужно было срезать цветы.

Надев пушистый халат из синели и укутав волосы толстым махровым полотенцем, Джулианна ощутила тепло и приятную тяжесть во всем теле. Она вошла в полутемную спальню, где пахло нарциссами, и легла на мягкую кровать. Стены были увешаны фотографиями. Джулианна и Джо в день свадьбы. Джулианна невероятно юная, соблазнительная и счастливая, Джо выглядит, как шахтер-здоровяк в выходной. Джо с крошечной Дейзи на руках в тот день, когда она родилась. Джулианна и Дейзи на рыбалке. Строгие родители Джо около шахты, где работал его отец, — единственный шахтер-еврей в Миксе, штат Пенсильвания. Полная, изнеженная мать Джулианны с ее братом Майклом на руках. «Все, все здесь», — подумала Джулианна, погружаясь в сон.

Ей приснилось, что она находится в приморской гостинице. Она была одна в номере. Она чувствовала, как теплы и мягки ее губы. Встав, она подошла к зеркалу, разжала губы… и не увидела зубов. Они исчезли. Остался только один осколок на покрытой кровавой слюной десне.

Джулианна проснулась, охваченная страхом, и провела кончиком языка по крепким зубам. Ей стало холодно. Она натянула брюки и свитер.

До нее донеслись торопливые шаги. Это была Дейзи, ее дочь. Дейзи всегда либо сидела неподвижно, либо бегала.

Девочка вбежала в комнату матери, обхватила руками ее ногу и прижалась к ней крепко, словно мидия.

— Мама, мне скучно, — сказала она.

— Поиграла бы со щенком.

— А он… он спит.

— Может быть, тебе стоит поспать?

— Я не хочу спать. Мне скучно.

— Глупышка. Пойдем-ка посмотрим, что делает папа.

Вот чего ей хотелось. Увидеть Джо.

— А можно?

— Скоро четыре. Значит, можно.

Дейзи с сомнением посмотрела на мать. Рабочий распорядок отца она чтила, как священное правило, а к матери всегда могла прибежать, чтобы показать сломанный ноготь.

Джулианна с Дейзи спустились с холма к мастерской Джо — небольшому однокомнатному домику с тремя окнами в одной стене. Противоположная стена была глухая. Пятна солнечного света под деревьями сияли, словно светящиеся листья. Дейзи бежала впереди, и Джулианна видела, как черные волосы ее дочери отсвечивают синевой. Дейзи не терпелось повидаться с отцом. Джулианна чувствовала, что она нужна Дейзи, но не была уверена в том, что дочь любит ее. Малышка бежала к матери, когда у нее болело ухо или живот, когда ей приснился плохой сон, но когда все было хорошо, она тянулась только к Джо, большому милому папочке. Она обожала его.

Когда Джулианна постучала в дверь мастерской, Джо был занят работой.

— Прошу, дамы. Все в порядке?

— Мы соскучились по тебе, — сказала Джулианна.

Дейзи забралась к отцу на колени.

Джо посмотрел на часы.

— Закончу через пятнадцать минут, — произнес он, не слишком весело улыбнувшись. Конечно, он был сердит из-за того, что его работу прервали, но появление дочери его всегда радовало.

— В журнале «Андромеда» опубликуют «Зимний сон», — сообщила Джулианна.

— Это просто великолепно, милая! — воскликнул Джо. — Замечательно.

— Это всего-навсего женский поэтический журнал. Ну, знаешь — объявления насчет кармической терапии, лесбийские статьи…

— Кажется, я что-то слышал об этом журнале. — На самом деле он понятия не имел, о чем говорит жена. — А когда ты узнала?

— Утром. Питер позвонил.

— Почему ты мне не сказала?

Джулианна чувствовала, что Джо не терпится вернуться к работе. Она пожала плечами и потупилась.

— Чаще всего мне не нравятся стихи, которые публикуются в этом журнале.

— Но твое стихотворение тебе нравится.

— Теперь уже и не знаю.

Стихи Джулианны были перезрелыми, отягощенными образами тычинок, пестиков и беременных коров. Она была подобна путешественнице, которая то и дело перепаковывает свой багаж, чтобы потом ругать себя на чем свет стоит, когда приходит время проходить таможенный досмотр. Однако из-за слезливости ее творения пользовались успехом в женских журналах. У нее даже вышел сборник. Это случилось в основном благодаря влиянию Джо. Для серьезных литературных журналов поэзия Джулианны была пышнотелой. Она постоянно пыталась написать аскетичное, настоящее стихотворение — что называется, кожа да кости. Но все стихи получались пухлыми и бесформенными.

— В чем дело, Джулианна? — спросил Джо со вздохом, повернувшись на вертящемся кресле, стоявшем напротив стола с пишущей машинкой. Дейзи прижалась к его груди.

— Мне приснился дурной сон.

— Расскажи какой.

Джо всегда был готов выслушать рассказы Джулианны о ее снах. Любопытство мужа начало вызывать у нее подозрения. Не раз образы, выплывавшие из ее подсознания, появились в стихах Джо. Взглянув на Дейзи, которая задумчиво накручивала прядку волос на палец, она покачала головой.

— Пойди поиграй, Мышка, — сказал Джо.

Дейзи спрыгнула с его колен и выбежала за дверь. Джулианна расплакалась.

— Мне приснилось, что у меня выпали все зубы, — сказала она. — Это было так ужасно.

— Сны про зубы? — сказал Джо. — Паршиво.

— Ты будешь меня любить, когда у меня выпадут все зубы? — спросила Джулианна сквозь слезы.

— Конечно, милая, но я почти уверен, что протезы тебе придется вставлять уже без меня.

— Тс-с-с, — проговорила Джулианна, садясь на колени к мужу. Она терпеть не могла, когда он говорил о смерти. Ему было шестьдесят девять лет. Когда они познакомились, ему было пятьдесят три. Ей только что исполнилось двадцать пять, она заканчивала учебу на факультете английской филологии, где Джо вел семинары по поэзии Китса. Великий Человек только что развелся со своей третьей женой, страдавшей гемофилией и маниакально-депрессивным психозом. Джо через многое прошел, многое пережил: алкоголизм, абстиненцию, рак, выздоровление от рака, провозглашение гением, безвестность, воскрешение из небытия и новые восхваления. Его лицо представляло собой массу глубоких, безумных линий, как будто кто-то сорвал с него кожу, скомкал, как бумагу, а потом снова приклеил на место. Трудно было представить, что у кого-то может быть столько морщин. Когда они познакомились, Джо хотелось спокойной жизни, домашних тапочек и ребенка. Джулианне на тот момент не хотелось ни первого, ни второго, ни третьего, но какая-то сила влекла ее тело и разум к Джо, и она сочла это притяжение судьбой. В двадцать Джулианна была просто картинкой. Когда они впервые разговаривали с Джо, он сказал: «Ты похожа на стакан молока». Она была полна сил, вся светилась, у нее были белоснежные зубы, пышная грудь и густые волосы — загляденье, словом. Джо говорил, что заниматься с ней любовью подобно падению в заросли гардений и приземлению на милую толстую сонную свинку. Она сочла это комплиментом. Их свадьба состоялась на поле. Он попросил ее о единственном: чтобы она никогда не употребляла в стихах слово «сочный».

Джо пошевелил коленями и вздохнул. Джулианна встала.

— Мне нужно запечь лосося, — сказала она.

Джо похлопал ее по бедру, повернул кресло к столу и устремил взгляд на страницу, над которой работал. Джулианна тоже взглянула и прочла:

«Острые черные глаза на лице загорелом, / чистые руки, как голуби белые, / лежат, утомленные, на столе».

На глаза Джулианны набежали слезы зависти. Она поняла, что стихотворение будет резким, грубоватым, оно будет честным.

В кухне она завернула тушку лосося целиком в марлю и аккуратно уложила в неглубокий керамический противень. Затем замесила тесто для хлеба, вкладывая в ладони весь вес своего тела. Ее шея покрылась испариной. Краешком глаза она словно бы увидела свою другую жизнь — жизнь, которая у нее была бы без Джо. Другая Джулианна сидела перед пишущей машинкой у окна в своей старой квартирке в Нью-Йорке, вглядывалась в сумерки за окном, зажав между пальцев сигарету. Нет, никаких сигарет. Только кофе! В машинке, изогнувшись, лежал лист бумаги с двумя напечатанными строфами. Две резкие, чистые, совершенные строфы, вколоченные в плоть бумаги… Джулианна перестала месить тесто, выпрямилась и несколько секунд стояла неподвижно. Не слишком ли глубоко она погрузилась в настоящую жизнь? Она никогда не напишет великого стихотворения. Она вышла замуж за Великого Человека. Она стала месительницей теста, запекательницей лосося. Она загнала себя в западню. Ничего из нее не получится, потому что у нее нет на это времени.

За ужином все шло своим чередом. Первое блюдо было почти доедено, и Джо рассказывал одну из своих любимых историй. Обычно эта история казалась Джулианне ужасно смешной. Насчет художника из Флориды, рисовавшего вывески. Его звали Ал Когалик, и он, естественно, был жутким пьяницей. Но сегодня Джулианна слушала голос мужа, не слыша его слов. Она наблюдала за дочерью. Дейзи сидела на руках у отца в ночной сорочке с рисунком в виде маленьких кроликов. Ее разбудил громкий хохот гостей, а как только она забиралась на руки к отцу — считай, прощай, вечер.

Джулианна разглядывала серьезное, бледное лицо дочери. Казалось, Дейзи никогда никого не слушает, но Джулианна знала: девочка впитывает каждое слово и копит эти слова внутри себя до того дня, когда из нее хлынет поэзия. Дейзи не станет красавицей, и хотя Джулианне было жаль ее из-за этого, она все равно завидовала дочери. Сама она была слишком хороша собой, и это все портило. Теперь, когда она начала стариться, даже ее прежние стихи словно стали хуже. Казалось, слова в них поддерживались ее былой красотой, вставали на цыпочках, устремлялись к лучшей судьбе — судьбе красивой женщины. А теперь эти слова будто бы начали увядать и морщиться, как грудь Джулианны. Она посмотрела на Джо, который был центром всеобщего внимания, поскольку подошел к кульминации своей истории. Джо оживился и немного покраснел от выпитого вина.

«Он женился на мне, как старики женятся на сиделках, — подумала Джулианна. — Мои стихи его всегда немного обескураживали. Он никогда не станет их ругать, но как на поэте он давно поставил на мне крест. Эти люди… — Она обвела взглядом компанию интеллектуалов — постаревших, близоруких, язвительных, блестяще талантливых. — Эти люди даже не замечают меня. Они видят красивую жену Джо, которая теперь уже не так хороша собой и которая пишет паршивые стишки».

Джулианна допила вино и, раздраженная, пошла в кухню, чтобы взбить крем для торта.

Она выпила несколько бокалов вина (вообще она выпивала редко) и, когда стала искать в выдвижном ящике насадку для миксера, почувствовала, что руки у нее как резиновые.

Начав смешивать крем, Джулианна услышала жуткий, животный визг. Сначала она решила, что собака попала под машину и каким-то образом, раненная, пробралась в кухню. Она резко обернулась и увидела домработницу, которую иногда нанимала на вечер. Домработница стояла в трех футах позади, схватившись за кухонную стойку, и кричала.

— Миссис Дойл? — проговорила Джулианна. — Миссис Дойл!

Миссис Дойл, очень высокая женщина с острыми коленками и торчащими рыжими волосами, была чем-то напугана. Она с такой силой вцепилась в стойку, будто ураганный ветер мог унести ее. Она смотрела в одну точку выпученными глазами. Джулианна обняла ее за плечи. Она не понимала, что еще может сделать. На пороге кухни появился Джо, готовый прийти на помощь. Джулианна знаком велела ему уйти. Она почувствовала, как мышцы миссис Дойл расслабляются. Женщина дала оторвать себя от стойки и усадить на стул.

— Миссис Дойл, — прошептала Джулианна ей на ухо. — Брайна… С вами рядом друзья, Брайна.

Миссис Дойл обмякла, она была обессилена случившимся с ней припадком. Она в упор посмотрела на Джулианну испуганными голубыми глазами. Ее кожа была очень бледной и мягкой, губы накрашены оранжевой помадой. Джулианна погладила ее по руке. Миссис Дойл работала у Штейнов семь лет, но Джулианна очень мало знала о ней. Брайна Дойл и ее молчаливый супруг трудились на маленькой молочной ферме поблизости. У них было двое взрослых детей. Брайна всегда была приветливой и веселой.

Неожиданно миссис Дойл разрыдалась и судорожно сжала руку Джулианны с такой силой, что той стало больно. Джулианна поморщилась, но руку освобождать не стала.

— Простите… Мне так стыдно, — всхлипывая, выговорила домработница.

— Вам нужно вернуться домой, — сказала Джулианна.

Джулианна повезла миссис Дойл домой на стареньком «ягуаре». Они молчали во время недолгой поездки по подъездной дорожке, затем вверх по склону холма и наконец по ровной долине, где стоял маленький дом фермеров — напротив покосившегося амбара. Когда они подъехали к дому, миссис Дойл не пошевелилась, не подумала выйти из машины. Сидела и смотрела в одну точку. Джулианна подумала, не позвать ли мистера Дойла, чтобы он помог жене выйти. Но это показалось ей предательством. В молчании миссис Дойл Джулианна чувствовала доверие. На верхнем этаже зажегся свет.

— У вас такой симпатичный амбар, — сказала Джулианна. — Я всегда сбавляю скорость, когда проезжаю мимо, чтобы посмотреть на него.

Эти слова ей самой показались абсолютно идиотскими. Наступила долгая пауза. Наконец миссис Дойл пошевелилась. Она качнулась вперед и стала искать рукой ручку двери.

— Если вам когда-нибудь захочется поговорить, — негромко произнесла Джулианна, — я… Ну, вы можете поговорить со мной.

— Спасибо, — отозвалась миссис Дойл, открыла дверцу, вышла из машины и скованной походкой направилась к дому.

Джулианна проводила ее взглядом. Миссис Дойл теперь стала для нее загадкой. Кто она такая, Брайна Дойл? Джулианна устремила взгляд на другую сторону дороги, на маленькую ферму Дойлов. В стогу, освещенном яркой луной, слегка шелестела старая солома. За амбаром начинался пологий склон, далее чернел лес.

Джулианна поймала себя на том, что смотрит на покосившийся амбар, окруженный бурой умирающей травой, с неожиданной нежностью. Уже месяц не было дождей. «Сколько еще продержатся Дойлы? — подумала она. — Долго ли ждать, пока в их маленьком доме поселятся новые жильцы, снимут двускатную крышу, заменят ее плоской, стеклянной, а амбар превратят в звукозаписывающую студию или в антикварный магазин?» А может, весь склон застроят коттеджами в колониальном стиле? Все меняется, все уходит… но почему все не может оставаться таким, как было? Сколько еще ей предстоит слушать историю про Ал Когалика? Может, сегодня эта история звучала для нее в последний раз, а она даже не слушала. А Дейзи… Дейзи… Ее теплые, нежные ручонки, ищущие в темноте лицо Джулианны, чтобы погладить щеки и лоб матери… Дейзи делала так, когда была совсем малюткой… Она, Джулианна, до сих пор нужна Дейзи. Но… Сколько еще раз Дейзи будет вбегать в комнату и обнимать ее ноги? Двадцать? Шестьдесят? Сто? Хрупкое изящество собственной жизни в это мгновение наполнило Джулианну изумлением и стыдом. Она увидела силуэт миссис Дойл в окне, а потом свет погас.

«Чудачка», — подумала Джулианна.

Развернув машину, она поспешно поехала домой.