Сэр Майкл и сэр Джордж

18

Только через неделю после их последнего разговора Кемп снова зашел к сэру Майклу. Старый хитрюга подогнал свой приход к перерыву на утренний кофе. Сэр Майкл был рад видеть Кемпа, хоть и недолюбливал его по-прежнему. Рад он был не только потому, что надеялся узнать о Шерли, но и просто от скуки. Перед приходом Кемпа он бесцельно смотрел в окно, в солнечное майское утро, мечтая очутиться где-нибудь в другом месте. Теперь, когда прекратились его галантные дневные развлечения — Элисон Дрейк так и осталась последней из этих дам, — сэр Майкл слишком много времени проводил в Комси. Об этом он и сказал Кемпу, когда они сели за кофе.

— Вся ирония в том, — сказал ему сэр Майкл, — что теперь я просиживаю тут куда дольше, чем раньше, когда я был сам собой. И я отлично знаю — в воздухе чувствуется, что это для меня погибель. Ну, Кемп, на этот раз вы не можете утверждать, что я сам звонил вам. Говорите, что вам нужно?

Кемп улыбнулся.

— Хочу заключить с вами сделку. Если вы поможете мне, я помогу вам. Услуга за услугу.

— Мне бы узнать, что это за услуга такая. Входят ли сведения о Шерли в нашу сделку?

— Еще бы. Ценнейшие сведения, Стратеррик.

Сэр Майкл мрачно взглянул на улыбающегося собеседника.

— Может быть, эти сведения у меня уже есть. После бесконечных телефонных звонков — а тут еще этот шпик из министерства, этот Джонс шныряет кругом целыми днями — я узнал, что Шерли работает от одного из агентств по найму секретарей в Западном районе.

— Правильно. И что же?

— Ничего! — с горечью сказал сэр Майкл. — Был там дважды у заведующей — такая утонченная дама, что кажется, будто и говорит она не по-английски, и она соблаговолила сказать только, что Шерли у них зарегистрирована и сейчас направлена на какую-то специальную работу. Второй раз — не далее как вчера — я так перед ней пресмыкался, что с меня чуть кожа не слезла. И ничего. Если хотите со мной договориться, можете вы мне сказать, где Шерли и что она делает?

— Конечно. У меня в руках именно эта ценная информация.

— Что же вы за нее просите?

— На мне висят шесть ирландских актеров, то есть все семейство О'Мор. Мои друзья из Западной Ирландии.

— Знаю. Вчера Джеф Берд что-то плел про них, но я не слушал.

— Я сам не могу слушать Джефа. Забудем о нем. Но я знаю театрального агента по имени Блегг, Тотси Блегг.

— Наверняка жулик. Тотси!

— Конечно, жулик. Но я знаю, как с ним обращаться. Сейчас он взял в аренду театр «Коронет» на целый месяц. Он виделся с О'Морами, и ему пришла мысль выпустить их в «Коронете» просто как дикую любительскую труппу из Ирландии, а они, конечно, такие и есть.

— Никогда не видел диких любительских трупп из Ирландии. А что эти О'Моры собой представляют?

— С одной стороны — это ужас. Но с другой стороны — чудо. Играют какие-то свои мелодрамы и фарсы. Из Шекспира сделали черт знает что. Шон-отец переигрывает втрое, Мэри, его супруга, — вдвое. Оба сына красавцы, нахалы и полные идиоты. Обе дочки играть вообще не умеют, но потрясающе хороши собой. Вся семья, при нескольких статистах, покажет в «Коронете» ту же традиционную программу, которую постоянно показывает у себя в Западной Ирландии. Костюмы они привезли с собой. Декораций им не нужно. Тотси Блегг говорит, что тысячи фунтов хватит, чтобы обеспечить выступление О'Моров в «Коронете». Он дает двести пятьдесят. Я — еще двести пятьдесят. Комси может получить половину пая за пятьсот фунтов.

Сэр Майкл задумался.

— Говорят, смелость города берет. Разумеется, это может пройти лишь как чистейшая шутка. Но вы понимаете, Кемп, что в таком случае вы сами выставляете своих ирландских друзей на посмешище?

— А я не взялся бы за этот план, если бы думал, что их можно чем-то обидеть, — сказал Кемп. — Но если все выйдет, они будут играть перед битком набитым залом, а уж на это такие О'Моры никогда не обижаются. Если публика будет смеяться, они припишут это глупости англичан. Так как же, есть у Комси лишние пятьсот фунтов?

— У Комси нет. Но у меня могут найтись.

— А вы можете позволить себе выбросить пятьсот фунтов?

— Нет. Кстати, я скоро могу оказаться безработным. И все же я, пожалуй, рискну. Пять сотен — скучная сумма. А вот пять тысяч — нет. И если эта ерундистика не провалится в первый же вечер, сезон может продлиться хоть год не в «Коронете», так в другом театре. Скажите, Кемп, где мне можно повидаться с этими О'Морами и с этим вашим Тотси?

— Сегодня в половине седьмого в «Солсбери». Знаете, где это? Отлично. А теперь я вам доверюсь, хотя никогда не думал, что решусь на это.

— А вам, Кемп, должно быть известно, что я всегда считал вас одним из самых ненадежных людей, с какими мне приходилось работать. Но сейчас вы мне расскажете про Шерли, правда?

— Вчера получил от нее открытку. Она в Канне. Она и еще одна барышня работают у мультимиллионера-нефтяника, принца Агамазара. Он взял их с собой в Канн, там у него яхта, но в любое время они могут вернуться в Лондон. Он — человек импульсивный, а при недельном доходе чуть ли не в миллион фунтов можно потакать любым своим прихотям.

Сэр Майкл угрюмо посмотрел на Кемпа.

— Видно, она попала прямо в сказку из тысячи одной ночи. Лучше бы этого не случилось. Ладно, значит, в шесть тридцать в «Солсбери». Если мы все обанкротимся, придется нам взяться за этого принца, как его там кличут. Конечно, если он вернется сюда и если Шерли не плывет сейчас в Персидский залив. Скажу вам одно, Кемп, — добавил он, провожая Кемпа до дверей и понизив голос. — Кажется, я влюбился в эту девочку. Я последний дурак, но ничего не попишешь. И я не уверен, что это не ваших рук дело. Надо было бы вас спустить с лестницы, вот что!

Но это оказался один из тех дней, когда после долгого затишья вдруг начинаются новые, интересные события, словно, как верил народ майя, другое божество взвалило на свои плечи бремя быстротекущих времен. В начале четвертого, когда сэр Майкл зевал над программой, подготовленной Эдит Фробишер, — эта программа опустошила бы концертный зал только чуть медленнее, чем бубонная чума, — ему доложили, что его желает хоть на минутку видеть некая миссис Эссекс. Он подумал, что в его жизни может быть только одна миссис Эссекс, и оказался прав. Вошла мать Шерли, гораздо более нарядная и веселая, чем тогда, на Уинстон-авеню. Так он ей и сказал.

— Да, верю вам. Но я и вправду чудесно провела время у моря. — Она села и улыбнулась ему. — И я выкурю сигаретку, если вы курите. Жаль, для виски рановато! Знаете, кто закрутил все это? Вы, вы сами, сэр Майкл.

— Да, я уже наслышан. Правда, не через Шерли. С того вечера я ее ни разу не видел.

— Ясно, не видели. Я же вас предупреждала, какая она упрямица, предупреждала? Вот я вам расскажу, что было. Когда вы ушли, началась настоящая семейная сцена, сначала ссорились мы все трое, потом, когда Шерли ушла спать, мы с Джевоном. На свет божий вышло все, что скрывалось годами. И в конце концов из-за того, что он так на меня напал, я против воли сказала ему то, что клялась не говорить.

Тут она сделала паузу, инстинктивно поддавшись драматизму ситуации.

— Ведь я — кельт, миссис Эссекс, — мягко сказал сэр Майкл, — человек с интуицией. Думаю, что я догадался, о чем вы сказали ему, бедняге. Вы сказали, что Шерли не его ребенок. Правда?

Она рассмеялась, прогоняя смущение.

— Вы — чистый демон, ей-богу. Не знаю, что вас ждет при Шерлином тихом упрямстве и при вашем знании женщин, тут стычек не оберешься, если вы только будете жить вместе. — Она помолчала. — Случилось это, конечно, в войну. Я всего года два как вышла замуж, но уже понимала, что сделала ошибку. Как-то Джевон уехал на месяц с лишним, а мы с подружкой пошли прогуляться в Вест-Энд. И два молодых летчика из истребительной авиации познакомились с нами. Все было очень прилично, мило. Три дня и три ночи я провела с Саймоном — так его звали, — а потом он вернулся на фронт, и, конечно, его убили. Шерли иногда так на него похожа, что у меня сердце болит.

Она снова помолчала.

— Я не собиралась рассказывать это Джевону. Он так ею гордился, так любил ее, по-своему, конечно. Но в тот вечер все выплыло на свет божий. И тут, понятно, пришел конец. Он добился, чтобы фирма перевела его далеко на север. Не знаю, будем ли мы разводиться или нет, да, по правде говоря, мне и дела мало. Я его не прошу содержать меня. Да и к чему? Тут мне подворачивается случай купить маленькую шляпную мастерскую, шляпки я делаю неплохо, мне моя невестка обещала устроить, она в Брайтоне живет, так что на жизнь мне хватит. Да и жить буду, как хочу. Если бы не Шерли, я бы за вас взялась, сэр Майкл!

Она рассмеялась, потом сделала серьезное лицо.

— Только мне до нее далеко, хотя в ее годы я тоже была куда какая хорошенькая.

— Вы и в свои годы хорошенькая!

— Нет, сэр Майкл, дайте мне объяснить вам все про Шерли, вам это необходимо знать. Видите ли, умной, в вашем смысле, ее не назовешь, да и меня тоже, но она удивительно умеет подлаживаться, чего во мне нет. Она очень быстро соображает, как надо одеваться, как себя вести, что говорить.

— Не сомневаюсь. Но можете ли вы себе представить, что она сумеет приспособиться к жизни с избалованным сорокавосьмилетним холостяком?

— Нет, если он останется холостым. Но если они поженятся, тогда несомненно. Вы глубоко ошибаетесь, считая себя неподходящим мужем для Шерли. Вы именно то, что ей нужно и о чем она мечтала еще до знакомства с вами.

— Кстати, не исключено, что эта ваша решительная дочь в данную минуту пьет шампанское с неким принцем Агамазаром, своим хозяином.

— Ах, вы и об этом знаете?

— И почем мы знаем, может быть, она не устоит, если этот сказочно богатый господин начнет оказывать ей знаки внимания?

Она рассмеялась.

— Я бы не устояла. Не зря я читала столько женских журналов, видела столько фильмов. Но Шерли — нет. Я ее хорошо знаю. Раз она влюблена в сэра Майкла Стратеррика и собирается за него замуж, так ее не соблазнить, даже если ей предложат всю Индию. Она мне прислала открытку.

— Она всем пишет, кроме меня.

— Так вам и надо, зачем вы сбежали в тот вечер? Наверно, кусали локти с тех пор? А она нарочно уехала. Вам придется за ней погоняться — не очень, самую чуточку. А теперь мне пора, надо дать вам сесть за работу.

Но, откровенно говоря, сэру Майклу все меньше и меньше хотелось браться за работу, даже если бы он ни о чем не думал. Однако он просидел за своим столом до половины шестого и уже глотнул старого виски, впервые за день, когда явился И. Б. К. Т. Н. Джонс.

— Считайте, что время уже неслужебное, Джонс. Вам хересу или виски? Херес так себе, а вот виски превосходное.

— Тогда мне разбавьте, как себе, — сказал Джонс хладнокровно.

— И давайте не будем играть в гляделки, — сказал сэр Майкл, когда они уселись со стаканами в руках. — Зря только будем тратить время. Поговорим, как мужчины, как братья.

— Значит, время, как вы говорите, неслужебное? Что ж, попробуем. — Он осторожно отпил немного виски. — Вы правы. Виски превосходное. А вам оно по средствам?

— Как будто да. Главным образом оттого, что я не завожу машины и всякое такое.

Джонс еще отпил виски.

— Это прямо к делу не относится, но я вам, кажется, говорил, что интересуюсь театром. Я беседовал с вашим заведующим театральным отделом, с Бердом. Он огорчен, что Комси упустило интересную возможность и не поддержало эту американскую пьесу «Куклы». Разве Комси не обязано этим заниматься?

— Да, в известных границах.

— Почему же упускать такую возможность, когда вам сейчас надо заботиться о том, чтобы оправдать свое существование?

— Потому что я отказываюсь участвовать в бессмысленной игре, милый мой Джонс. Я видел эту пьесу, и, по-моему, это претенциозная, скучная чепуха.

— Берд думает иначе.

— В театральных делах Берд вообще думать не умеет. У него нет ни малейшего вкуса. Просто любит сидеть в театре и смотреть, как зажигается и тушится свет рампы.

— Зачем же было выбирать такого для театрального отдела?

— Работает он много, а у нас выбора нет. Любой человек с настоящим театральным чутьем и вкусом может заработать куда больше, чем мы в состоянии платить. Если бы я считал, что у Комси есть будущее, я бы попытался найти кого-нибудь на его место, вероятно, женщину. Настоящие театралы в нашей стране именно женщины. А много ли у нас женщин, которые могут сказать другим женщинам, что им надо смотреть?

— Тоже верно, Стратеррик. Но почему вы думаете, что у Комси нет будущего?

— Бросьте! Иначе зачем бы вам сюда являться! Вы и есть письмена на стене!

Джонс отрывисто рассмеялся, словно залаял морской лев.

— Вас ничем не проймешь, как видно. Не то что бедного Джорджа Дрейка, который до того путается и теряется, что мне неловко.

— Чепуха! Вам это только приятно. А мне надо бы тревожиться гораздо больше, чем Дрейку: ведь он как-никак на государственной службе. А я — нет, и если Комси распадется, я останусь на мели. Правда, половину наших средств составляют частные пожертвования, но если прекратится дотация Министерства финансов, то Комси окажется несостоятельным. Но почему-то, не могу объяснить почему, мне решительно все равно. Я должен был бы огорчаться по многим причинам, а вот не огорчаюсь — и все. Так что вы, милый мой Джонс, можете рассказать мне все, что с нами будет. Обещаю не стонать и в обморок не падать.

— Можете не верить, — сказал Джонс, — но мне в вас больше всего нравится то, что вам на все плевать. Легче дышится.

Он опять попробовал виски, кивнул и улыбнулся.

— Говоря откровенно, и Дискус, и Комси будут ликвидированы, — сказал он негромко. — Это решено уже несколько месяцев назад. Мне было приказано проверить организационные методы, штаты и так далее. Создается большой новый отдел искусств при Министерстве просвещения. Глава будет считаться заместителем министра. Оклад как будто около четырех с половиной тысяч фунтов. Разумеется, я это место не держу в кармане. Но меня просили кого-то рекомендовать. Как насчет вас?

Сэр Майкл допил виски, медленно выдохнул воздух, словно тяжело вздыхая.

— Вы очень любезны, Джонс. Мне бы схватиться за ваше предложение руками и ногами. У меня впереди ничего нет. Буду, наверно, читать лекции по истории искусства в университете, где-нибудь у черта на рогах, сто двадцать пять миль от железной дороги. Но даже если и так, даже если в области искусства можно сделать очень многое, чего я и не пробовал, все же мне эта работа ни к чему. Мне ни к чему пост на уровне заместителя министра. Мне ни к чему сидеть там, где люди готовы наложить в штаны при мысли о запросе в парламенте. Я не тот человек, какой вам нужен, Джонс. Но за то, что я спас вашу шею от веревки, сделайте мне одолжение. Постарайтесь, чтобы никто из наших служащих, да, кстати и из служащих Дискуса, не вылетел на улицу с женой, тремя детьми и заложенным домом. Они делали, что могли, хотя работа по большей части была идиотская.

— Не могли бы вы вкратце написать для меня все это? И мне помощь, и всем им будет польза. Дрейк ничего написать не может, потому что он никогда не понимал до конца, чем именно он занимается. Придется вам потрудиться, Стратеррик.

— Хорошо, значит, написать вкратце. — Сэр Майкл посмотрел на часы. — В половине седьмого у меня свидание в баре. Вам будет интересно узнать, что тут дела театральные. С неким Кемном, вы его вряд ли знаете, он, наверно, единственный бродяга на государственной службе, и еще с каким-то жуликом-антрепренером, и наконец, что хуже всего — с семейкой из шести человек, по фамилии О'Мор, это какие-то бродячие актеры из Западной Ирландии. Речь идет о том, чтобы выпустить этих диких ирландцев на публику в театре «Коронет». Ну, конечно, мы там и выпьем.

Все знакомые И. Б. К. Т. Н. Джонса, наверно, поклялись бы, что такого выражения лица у него быть не может, но оно явно стало мечтательно-грустным.

— А мне никак нельзя туда с вами? — спросил Джонс.

— Почему же, конечно, можно, если будете хорошо себя вести, мой мальчик.

В такси, которое больше стояло, чем шло, Джонс сказал:

— Вот что я хочу у вас спросить. Взялись бы вы руководить частной организацией в помощь искусству, если бы дело было поставлено на широкую ногу, а вам в известных пределах предоставлена свобода?

— Конечно, взялся бы. Это единственная большая работа, на какую я гожусь, и по образованию, и по опыту, и по характеру. Но если речь идет об одной из этих американских организаций, ничего не выйдет. Я не умею ладить ни с американскими богачами, ни с американскими учеными. Они совершенно ошибочно считают меня легкомысленным, а я не выношу их напыщенного пустозвонства.

— Нет, тут средства идут со Среднего Востока, а не со Среднего Запада, — сказал Джонс и, помолчав, добавил: — Скажу вам под большим секретом, Стратеррик. Речь идет об одном из нефтяных магнатов, фантастическом богаче. Он учился здесь, кажется, в Харроу и Кингс-колледже, в Оксфорде, и очень хочет сделать что-нибудь для Великобритании. И ему приспичило создать огромнейшую организацию для процветания этого проклятого искусства. К нам уже обращались его юрисконсульты, поскольку тут вопрос финансовый. Я сам виделся с ним лично и думаю, что он серьезно отнесется к моей рекомендации. Может быть, вы о нем уже слышали — это принц Агамазар.

— Бог мой, опять тысяча и одна ночь! Какой он?

— Да как будто очень славный малый. Молодой, лет около тридцати, держится отлично, очень красив — такая броская, восточная красота, очень щедр, не то что другие богачи, женщины, конечно, сходят по нему с ума.

— Конечно, конечно, как же иначе! Алмаз чистейшей воды, а не мужчина! Значит, женщины по нему сходят с ума, так?

— Да, все, кого я знаю. Моя жена, например…

— Ваша жена не в счет. Нет, нет, я не хотел вас обидеть. Наверно, он всех вас, вместе с вашими женами, накормил сказочным обедом: черная икра — столовыми ложками, шампанское льется, как лимонад, прекрасные манеры, швыряется миллионами…

Сэр Майкл мрачно замолчал и задумался. Такси стояло у выезда на Пиккадилли. Они переехали площадь, но оба молчали.

— Принца Агамазара в Лондоне нет, — сказал наконец Джонс, — но он может вернуться в любой день, как мне сказали. Может быть, позвонить ему или попросить моего шефа послать ему письмо, а лучше и то, и другое? Сможете вы тогда зайти к нему в отель «Кларидж», поговорить про эту его организацию?

— Конечно, смогу. — Сэр Майкл помолчал. — Но возможно, что мы с ним не поладим, Джонс, имейте это в виду.

— Нет, поладите!

— Все зависит от… впрочем, не важно от чего. Давайте-ка лучше подумаем о возрождении примитивизма в театре, которое мы сейчас отпразднуем пивом и элем.