Серафим Саровский

Ранним утром, стоя на коленях перед святыми иконами в молитвенном подвиге, окончил свою земную жизнь великий старец Саровской пустыни — иеромонах Серафим. Великий подвижник умер, но не умерла память народа, не умерла вера в силу его молитв и покровительство всем страждущим помощи. Из уст в уста передавались богомольцами рассказы о чудотворениях, происходивших на намоленной Саровской земле. 11 декабря 1836 года дьякон города Шадринска Иоанн обращается к игумену Нифонту: «В октябре нынешней осени видел во сне о. Серафима, стоящего у утрени в вашей церкви за правым клиросом, за столбом, и некоторые из братии подходили к нему для принятия благословения. Причём он давал им какие-то полезные наставления... И как я радовался и благодарил Бога, что недостойный удостоился видеть такого Святого Старца. С сим проснувшись, я ощутил сердце своё несказанно радостным и почувствовал с тех пор особенное усердие к сему благочестивому отцу. А посему весьма бы желательно иметь в незабвенную память его начертание жизни. Я думаю, не остался о. Серафим без памяти в вашей обители, всем, я думаю, известны его благочестивые подвиги досточудные происшествия. У нас много в городе любителей и чтителей его памяти»¹.

Как бы в ответ на эти пожелания в 1841 году увидело свет первое жизнеописание старца Серафима, созданное иеромонахом Троице-Сергиевой лавры отцом Сергием. После этого последовала череда биографических очерков. 1844 год — анонимно опубликована работа иеромонаха Георгия, 1848-й — иеромонаха Авеля, 1849-й — иеромонаха Иоасафа. В 1863 году выходит значительное по объёму первое «Житие», открывшее новый, значительно более высокий уровень понимания личности преподобного Серафима.

До настоящего времени какого-либо исследования о первых биографах старца Серафима не предпринималось, и эта тема оставалась практически неизученной.

Иеромонах Сергий (Васильев; 1792—1861)

В 1841 году в Типографии Московского университета увидела свет книга под названием «Сказание о жизни и подвигах блаженныя памяти отца Серафима, Саровской пустыни иеромонаха и затворника». Автор подписал своё произведение двумя буквами «И. С. », но вскоре любознательный читатель уже знал, что за ними скрывается иеромонах Сергий — казначей Спасо-Вифанского монастыря, располагавшегося в трёх верстах от Троице-Сергиевой лавры и находившегося под её управлением².

Мирское имя отца Сергия — Степан Васильевич Васильев³, год рождения -1792-й. Отставной губернский секретарь вступил в Саровскую пустынь в 1818 году. Молодой послушник, хорошо знавший делопроизводство, пришёлся как нельзя кстати и сразу же отправился в Санкт-Петербург для помощи старшей братии в ведении спорных монастырских дел⁴. В 1826 году определён указом, а пострижение в мантию состоялось 17 декабря 1827 года с наречением нового имени — Сергий. Рукоположение в иеродиакона совершено 17 августа 1830 года. Спустя четыре года, 6 июня 1834-го, отец Сергий принят на должность казначея Спасо-Вифанского монастыря. Произошло это к большому неудовольствию игумена Нифонта. Но читая строки из письма митрополита Московского Филарета архимандриту Троице-Сергиевой лавры отцу Антонию от 17 ноября 1833 года: «Сергия для должности казначея в Вифанию принять согласен»⁵, становится ясным, что выбора у настоятеля Саровской пустыни не было. Занимать казначейскую должность можно только по достижении иеромонашеского чина, и отец Сергий 5 июля рукополагается в сан иеромонаха. В 1838-м по предписанию митрополита Филарета отец Сергий принимается в члены собора лавры — высшего руководящего органа монастыря.

Ещё живя в Саровской пустыни, отец Сергий занимался выпиской из Священного Писания и трудов Отцов Церкви различных наставлений и, «пользуясь примером благочестия подвижников саровских», подготовил к изданию свой труд, посвящённый старцам Марку и Серафиму. Появлению первого биографического очерка способствовало наличие целой плеяды мудрых мужей церкви — истинных почитателей талантов саровских иноков. Митрополит Филарет оставил после себя большое эпистолярное наследие, среди которого встречаются отдельные высказывания, проливающие свет на давние события. Так, в письме от 7 января 1834 года преосвященный Филарет пишет: «Прекрасен совет отца Серафима — не бранить порок, а только показывать его срам и последствия. Молитвы старца да помогут нам научиться исполнению»⁶. Видимо, уже с момента кончины отца Серафима проводилась какая-то подготовительная работа по составлению его духовного наследия в письменном виде. И действительно, к 1837 году была написана книга, содержавшая в себе жизнеописания схимонаха Марка и иеромонаха Серафима. К биографии последнего были приложены его духовные наставления. В правке рукописи деятельное участие принял митрополит Филарет, он же сделал первую попытку на получение от Святейшего синода разрешения на печатание. Процесс прохождения этого труда через цензуру очень интересен и поучителен, кроме того, прослеживается процесс постоянной работы над текстом, не останавливавшийся вплоть до опубликования.

В прошении от 9 сентября 1838 года, направленном в Московский комитет по цензуре духовных книг, отец Сергий так сказал о своём труде: «Из уважения к памяти добродетелям Саровской пустыни Старца Серафима собрал я некоторые черты из его жизни частию из уст самого старца, частию из сказаний благочестивых и достойных доверия иноков Саровской пустыни, знавших его лично, частию из собственных наблюдений, так как живши в Саровской пустыне и пользовавшись в продолжение 15 лет его наставлениями, я сам многое, относящееся к его жизни, видел и слышал. Изложив всё это в представляемой при сем рукописи: Сказание о жизни и подвигах блаженныя памяти Отца Серафима, Саровской пустыни иеромонаха и затворника, я желаю оную напечатать, и получивши благословение Высокопреосвященнейшего Митрополита Московского и Коломенского Филарета на представление оной в Цензуру, покорнейше прошу Цензурный Комитет оную рассмотреть и одобрить к напечатанию»⁷.

В прошении нет и намёка на использование данных монастырского архива, находившегося под пристальным вниманием игумена Нифонта, и поэтому в книге поражает конкретность некоторых дат —12 сентября, 9 мая и так далее. Память человеческая не всегда является достоверным источником. Тем не менее авторитет первого издания, увидевшего свет под покровительством митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова) и архимандрита Антония (Медведева), оказался неоспоримым. Труд стал впоследствии эталоном при датировании основных этапов биографии отца Серафима. Именно это первое «Сказание» брали за основу все последующие биографы старца, расширяя в основном богословский раздел жизнеописания. Все даты перекочёвывали из одного издания в другое даже без каких-либо попыток их тщательного анализа.

Более подробно о перипетиях прохождения через цензуру этого «Сказания» можно узнать из книги Николая Субботина «Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима».

Только 30 сентября 1841 года цензор Агапит сделал долгожданную запись: «Печатать дозволяется». Сколько пришлось претерпеть многострадальному жизнеописанию отца Серафима, можно судить по тексту этого издания. 32 страницы представляют собой прерывистое повествование, с явно видными большими и малыми изъятиями. В деловой переписке тех лет говорится, что в издание не вошёл эпизод с описанием случая с онемевшим дьяконом (смотри письмо митрополита Филарета от 20 ноября 1838 года)⁸. Именно этот эпизод был удалён из текста на самом раннем этапе прохождения «Сказания» через цензуру. До настоящего времени рукопись-первоисточник не найдена, и судить в полной мере о степени изъятий не представляется возможным.

В 1844 году вышло второе издание биографии о. Серафима. Она была дополнена духовными поучениями старца и биографией схимонаха Марка⁹. Книга выдержала четыре издания.

Дальнейшая судьба отца Сергия была такова. В 1839 году он вступил в должность казначея Троице-Сергиевой лавры и стал постоянным членом собора.

8 марта 1841 года умирает настоятель Саровской пустыни игумен Нифонт.

Из переписки митрополита Филарета явствует, что на эту должность претендовал и отец Сергий. Но «...против него уже готово противоборство»¹⁰. Довольно длительное пребывание за стенами Саровского монастыря не способствовало возвращению отца Сергия со славой. Выскажу предположение, что назначение настоятелем иеромонаха Сергия могло несколько изменить историю Саровской пустыни: пустынножительство и старчество продолжило своё развитие, реликвии — свидетели жизни старца Серафима, не розданы направо и налево. Но история не терпит сослагательного наклонения.

Судьба связала имя отца Сергия с другой обителью. 30 сентября 1852 года он переведён в Серпуховской Высоцкий монастырь на должность настоятеля, с возведением в сан архимандрита. «Здесь у нас очень тихое место, красивое. Монастырь обнесён каменною стеною с башнями. В нём шесть церквей... Холодный собор очень хорош как по строению, так и по украшению св. иконами... В городе граждане вида благочестивого, так что нет ни одного — раскольника»¹¹.

Единственное, что нарушило размеренный ход времени в монастыре, это Крымская война. 20 ноября 1853 года к театру военных действий из города отправились военные чины. С напутствием и благословением иконой Святой Троицы к ним обратился архимандрит Сергий. Этот случай дошёл до императора, и отцу Сергию была выражена монаршая благодарность¹².

Кроме литературных дарований отец Сергий обладал и некоторой коммерческой смекалкой. «Я без всякого затруднения печатаю книги на свой щет»¹³. К концу жизни он обладал обширной библиотекой, состоявшей из 937 томов. Всё это богатство составляли редкие рукописные книги, сочинения Святых Отцов, литографии с изображением подвижников и отца Серафима. В перечне также упоминались книги о Саровском старце различных изданий. Можно было здесь найти и труды отца Сергия о Пресвятой Богородице. Кроме этого, 27172 книги предназначались для продажи. По завещанию все книги оставлены в Троице-Сергиевой лавре¹⁴.

29 июля 1861 года отец Сергий ушёл на покой, 20 ноября этого же года он скончался в Троице-Сергиевой лавре и там погребён рядом со Смоленской церковью¹⁵.

Иеромонах Георгий (Вырапаев; 1797—1866)

Более загадочной личностью оказался автор второго повествования о жизни старца Серафима, долгое время остававшегося неизвестным. В 1844 году в санкт-петербургском журнале «Маяк» анонимно издаётся творение под названием: «Сказание о жизни и подвигах старца Серафима, иеромонаха Саровской пустыни и затворника, извлечённые из записок ученика его». Отсутствие имени автора под этим произведением заставило поломать головы многим серафимоведам. Только после публикации писем митрополита Филарета архимандриту Антонию появилась некоторая ясность. «Что касается до жизнеописания о. Серафима, напечатанного в “Маяке”, Георгий, я думаю, не много в сем виноват. Он дал кому-нибудь списать своё творение, а не думаю, чтобы домогался напечатания. Спросите его о сём и скажите мне. Напечатание же книги не так, как решено Святейшим Синодом, в нынешнее время, говорят, не диво»¹⁶.

Архимандрит Антоний, являясь наместником Троице-Сергиевой лавры, мог обо всём осведомиться у автора, который, видимо, являлся насельником этой обители. Так ли это?

Предполагаемый автор тоже был выходец из Саровской пустыни. Мирское имя его Гурий Иванович Вырапаев, 1797 года рождения. Из вольноотпущенных крестьян графа Шереметева, проживал в селе Павлове. Вступил в Саровскую пустынь 15 ноября 1827 года. Первоначально проходил послушание келаря, затем гостиника. По указу от 29 июля 1833 года Гурий переведён в Нижегородскую епархию в Островоезерский Троицкий монастырь¹⁷. Через год с лишним, 22 декабря 1834 года, послушник Гурий пострижен в монашество с наречением имени Георгий. Уже на следующий день он рукоположен в сан иеродиакона, а спустя ещё три недели —16 января 1835-го — посвящён в сан иеромонаха¹⁸. В этом году иеромонах Георгий предпринимает первую попытку перейти в число братства Спасо-Вифанского монастыря. Но Нижегородская духовная консистория не удовлетворила это прошение по причине недостатка монашествующих в епархии¹⁹. Только 9 апреля 1841 года отец Георгий осуществил своё желание «препроводить остатки дней»²⁰ своих в Спасо-Вифанском монастыре. С этого момента два воспитанника Саровской пустыни выполняют свой иноческий долг бок о бок (монастырь и лавра находились в трёх верстах друг от друга) под мудрым руководством наместника лавры архимандрита Антония. Вновь прибывший иеромонах был «жития смиренного, монашеского». Именно в этот период и состоялись, вероятно, те взаимоотношения, которые позволили отцу Георгию занять достойное место одного из первых биографов старца Серафима, вслед за отцом Сергием.

Дополнительным подтверждением авторства отца Георгия является находка петербургской исследовательницы Татьяны Робертовны Руди. В Рукописном отделе Библиотеки Академии наук, в собрании Тихвинского Богородицкого Успенского Большого монастыря Новгородской губернии, обнаружена рукопись, повествующая о жизни старца Серафима. На первом листе рукописи присутствует следующая надпись: «Получено в день Пасхи 1842-го года от сочинителя Вифаниевского монастыря иеромонаха Георгия»²¹.

Основной текст рукописи идентичен тексту издания 1841 года иеромонаха Сергия. В рукописи присутствует дополнительная правка на полях другой рукой. Текст с учётом правки почти полностью соответствует «Сказанию», изданному в журнале «Маяк». Так же как в «Маяке», Тихвинская рукопись содержит ошибку в написании фамилии семьи Прохора. Фамилия «Мошнин» записана как «Мошкин».

В письме митрополита Филарета архимандриту Антонию от 22 июля 1838 года говорится о трудностях распространения «Сказания» отца Сергия о жизни старца Серафима и высказывается пожелание. «Вот что было бы хорошо. Способные и охотные в обители писали бы сие житие для себя и для желающих, и было бы благословение пишущим и польза читающим»²². Видимо, способные переписчики нашлись. Только, как это часто бывает, в один из списков закралась эта досадная ошибка в написании мирской фамилии старца. Татьяна Робертовна высказала предположение, что публикация в журнале «Маяк» «является не самостоятельным текстом, а особой, “Георгиевской”, редакцией первоначального, полного варианта Жития, составленного иеромонахом Сергием... Полный же текст Жития, составленного игуменом Сергием, сохранился в одном из списков в рукописи БАН»²³.

К сожалению, следует сказать (и повторить ещё раз), что до настоящего времени первоначальный и полный текст рукописи отца Сергия не обнаружен.

Вариант «Сказания», приписываемый отцу Георгию, вышел отдельным изданием в 1845 году и переиздан ещё три раза, но уже после смерти отца Георгия. Издание 1845 года было дополнено некоторыми подробностями из биографии преподобного. Наставления выделены отдельным блоком.

В этом году «Сказание» впервые отмечено читателями журнала «Маяк». В опубликованном письме Льва Кавелина к издателю читаем: «С неизреченным удовольствием прочёл я Сказание. Душевное русское спасибо вам, что вы даёте в вашем журнале место подобным назидательным статьям...

Наслаждаясь чтением Сказания о жизни и подвигах старца Серафима, который каждою чертой своей неземной жизни напоминает нам грешным, что вся возможна суть у Бога, вся возможна верующему, я с умилением принял это новое доказательство тому, что, по изволению Отца Щедрот, в недрах нашей Православной Церкви не оскудевают Преподобные в прямом смысле»²⁴.

Какова же дальнейшая судьба иеромонаха Георгия? В 1843 году в Стефано-Махрищском Свято-Троицком монастыре настоятель отец Тихон уходит на покой. Этот монастырь, территориально располагавшийся на Владимирской земле, подчинялся наместнику Троице-Сергиевой лавры. Указом от 3 июня настоятелем Махрищского монастыря, состоявшего всего из четырёх иеромонахов, четырёх иеродиаконов, шести монахов и двадцати девяти послушников, назначен отец Георгий²⁵. Монастырь маленький, но заботы большие. В июне 1850-го по оговору отец Георгий снят с занимаемой должности и переведён в число братства Спасо-Вифанского монастыря²⁶. После снятия с должности он просит о разрешении совершить паломничество к Киевским святыням и посетить Саровскую пустынь. Паспорт для совершения паломничества, сроком на шесть месяцев, был выписан только 24 августа. Выполнил отец Георгий своё желание или нет, сказать трудно — малое количество документов не позволяет ответить на этот вопрос однозначно. Возможно, оно состоялось в октябре—ноябре. А пока, 15 сентября, в соборе Троице-Сергиевой лавры рассматривался вопрос о переводе отца Георгия, по его просьбе, в Богородице-Рождественскую Свято-Лукианову пустынь Владимирской епархии. Документы, разрешающие перевод, не были выданы, так как дополнительное разбирательство по делу «строителя Георгия» выявило недостачу в 110 рублей. Объяснения отца Георгия, что он в период руководства монастырём истратил много собственных средств, приняты не были. 28 декабря долг погашен по расписке, а 18 января 1851 года отец Георгий принят в Успенскую Золотниковскую пустынь Владимирской епархии²⁷. Вся дальнейшая его судьба связана с этой епархией. В 1853-м он назначен игуменом в Борковскую Николаевскую пустынь. «Вводя богослужение по правилам и уставу Саровской пустыни, не мало ему стоило труда... для чего он вынужденным находился принимать и даже сманивать и вызывать хороших послушников из Саровской пустыни»²⁸.

На поприще укрепления монастыря отец Георгий весьма преуспел и удостоился занесения в «Полный православный богословский энциклопедический словарь». Умер 12 июня 1866 года и похоронен в Борковской пустыни²⁹.

Иеромонах Авель (Ванюков; 1810—1869)

Третьим по времени опубликования своего жизнеописания старца Серафима можно назвать иеромонаха Авеля. В 1848 году увидела свет книга под названием «Краткая духовная лествица, возводящая христианина к любви Божией», в которой рассказывалось о старцах Саровской пустыни, в том числе и о преподобном Серафиме.

Мирское имя отца Авеля — Андрей Степанович Ванюков. Родился в 1810 году, происходил из мещанской семьи города Кунгура Пермской губернии. В Саровскую пустынь вступил в 1830 году и знал отца Серафима не понаслышке³⁰.

Жизнь будущего инока проходила через множество испытаний. Самым сложным из них было наличие дефекта речи, «косноязычие», как сказано в одном из документов.

В 1835 году Андрей Ванюков накрыт рясофором, но спустя три года лишён рясофора «по доносу настоятеля оной пустыни игумена Нифонта за несоблюдением им Ванюковым общежительных правил. По резолюции Его Преосвященства, как неблагонадёжный для монашеской жизни, уволен он из сей пустыни и из здешней епархии вовсе, для чего и возвращён ему... увольнительный его вид»³¹. Вот такой крутой поворот в жизни. Но...

15 ноября 1838 года собор Троице-Сергиевой лавры рассматривает прошение с просьбой о зачислении его в число братства. Возникшее следствие выявило, что Ванюков обвинён «в мнимой переписке, которой будто бы он содействовал к выходу из Сарова теперешнему казначею Вифанскому Сергию и прочей перешедшей оттуда братии в лавру и Вифанию; отчего отец Игумен возымел на него негодование, и вместо паспорта, по желанию его выйти из Сарова, вытребовал из Консистории... свидетельство, с коим он и явился в лавру». 7 июля 1839 года, по резолюции митрополита Филарета, Ванюков принят в обитель преподобного Сергия.

Уже через год, в 1840-м, он пострижен в монашество с именем Авель. В 1852 году происходит рукоположение в иеродиаконский и иеромонашеский сан³². К этому моменту отец Авель подготовил к изданию рукопись под названием «Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки, в ней подвизавшиеся». На стол цензора рукопись легла 8 января 1853 года. В докладной записке цензора читаем: «В состав сей рукописи вошла изданная прежде иеромонахом Авелем книжица “Духовная лествица”, содержащая краткое воспоминание о некоторых подвижниках, в Саровской пустыни скончавшихся, и духовные их наставления. Теперь сочинитель предлагает о каждом из них, исключая Серафима и Марка, более подробные сведения»³³. Исследователи биографии старца Серафима до настоящего времени имели мало информации о работе иеромонаха Авеля. В основном была известна и принималась во внимание статья Николая Субботина «Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима», в которой говорилось о том, что краткое сказана о жизни старца Серафима было включено только в третье (1865) издание книги о достопамятных иноках³⁴. По мнению Субботина, получалось, что Авель не считал отца Серафима «достопамятным» иноком и включил его биографию в свою книгу, как бы уже подчиняясь тому, что имя старца становится широко известным. В действительности это не так. Во-первых, биография отца Серафима опубликована во втором издании «Общежительной Саровской пустыни» в 1860 году. И, во-вторых, вероятно, при написании книги в планах отца Авеля уже существовал замысел издать биографию преподобного отдельной книгой. И тому подтверждением является то, что в 1862 году в московской Типографии А. Семёна опубликовано «Сказание о жизни и подвигах старца Саровской пустыни иеромонаха Серафима с приложением его наставлений. Второе издание, исправленное и дополненное, — иеромонаха Авеля». Первое издание пока не обнаружено...

В октябре 1843 года монах Авель на свои средства издаёт литографическое изображение о. Серафима³⁵. И это можно назвать событием в серафимоведении, наряду с выходом первого «Сказания» иеромонаха Сергия.

Сравнивая тексты первых жизнеописаний старца Серафима, принадлежащих руке отцов Сергия, Георгия и Авеля, невольно задумываешься о том, что права автора в данном случае не учитывались никоим образом. И как тут не вспомнить слова известного итальянского слависта Рикардо Пиккио о древнерусских рукописях, в которых «далека была древнерусская цивилизация от концепции индивидуального литературного творчества. Каждый текст... постоянно переделывался, резался, сливался с другими произведениями»³⁶.

Например:

Отец Сергий: «Во время строения сего храма однажды Агафия пошла на церковное здание, взявши с собою и сына своего, которому было тогда около семи лет».

Отец Георгий: «Однажды во время строения сего храма Агафия пошла на самый верх здания, взяв и сына своего, бывшего тогда семи лет».

Отец Авель: «Однажды во время строения сего храма Агафия пошла на верх здания, взяв и сына своего, бывшаго тогда семи лет».

И так по многим эпизодам. Что ещё обращает на себя внимание, так это повторение ошибки в написании мирской фамилии отца Серафима, как и в первом издании отца Георгия, где она читается как Мошкин. Вероятно, за основу своего труда отец Авель взял один из тех ошибочных списков, что и издатель журнала «Маяк». Плагиат при написании такой литературы, по-видимому, не учитывался. В первую очередь принималась в расчёт возможность более лёгкого прохождения в цензурном комитете. Несмотря на наличие многих совпадений, вплоть до запятых, книга отца Авеля занимает своё достойное место в житийной литературе о преподобном Серафиме.

В ноябре 1854 года иеромонах Авель обращается с просьбой о переводе его в Саровскую пустынь (игумен Нифонт к этому времени уже умер). Летописец Саровского монастыря отец Иаков (Невельской) отмечает его приезд в своих записках: «Ноября 20 прибыл из Лавры иеромонах Авель на жительство»³⁷. На обустройство архива и библиотеки монастыря отец Авель пожертвовал 100 рублей серебром и сразу приступил к изучению архивных материалов, в чём очень преуспел. В архиве Саровской пустыни, хранящемся в Саранске, можно познакомиться с работой отца Авеля, состоящей из трёх томов³⁸. Видимо, основной целью жительства иеромонаха Авеля в Саровской пустыни было поклонение могиле старца Серафима и собирание материала для новой задуманной им книги.

В 1856 году 29 сентября подписан указ о принятии отца Авеля обратно в лавру³⁹. В этом же году выходит новая книга под названием «Описание Сатисо-Градо-Саровской пустыни, выбранное из разных записей и указов, в оной пустыни хранящихся».

В 1865 году иеромонах Авель принимает великую схиму и спустя четыре года, 24 мая 1869 года, умирает.

Иеромонах Иосаф (Толстошеев, в схиме Серафим; 1802—1884)

В 1849 году в Санкт-Петербурге издано «Сказание о подвигах и событиях жизни старца Серафима иеромонаха, пустынника и затворника Саровской пустыни. С присовокуплением очерка жизни первоначальницы Дивеевской женской обители Агафии Симеоновны Мельгуновой», «переданные» иеромонахом Иоасафом (Толстошеевым).

С биографией Ивана Тихоновича Толстошеева от рождения до 1849 года читатель мог ознакомиться в главе «И свеча бы не угасла».

После выхода в свет работ отцов Сергия, Георгия и Авеля Иоасаф наконец нашёл способ заявить о себе, высказав в одном из писем, что печатная продукция его предшественников до сих пор «неудовлетворительна»⁴⁰. Действительно, отец Иоасаф предпринял большое старание в деле сбора информации о старце Серафиме, записывая все воспоминания очевидцев его подвигов. И занимался этим на протяжении всей своей жизни. Труд Иоасафа выдержал пять изданий, пополняясь каждый раз новыми материалами. Только последнее издание 1913 года воспроизводило предыдущее без изменений. Все последующие биографы при своём отрицательном отношении к Иоасафу как к личности не могли не использовать его находки в своих работах. Следует сказать, что в книгах Иоасафа присутствует и определённая доля литературного вымысла. Дальнейшие исследования расставят всё по своим местам.

Перебравшись в более отдалённый от Дивеева Вознесенский Печерский монастырь, Иоасаф не оставлял мысли о подчинении себе Дивеевской обители. «По Указу Духовной Консистории от 18 апреля сего 1850 года, уволенный на два месяца в женскую Дивеевскую общину иеромонах Иоасаф 7 числа сего июля возвратился»⁴¹, записано в материалах нижегородского Печерского монастыря.

В декабре 1850 года отец Иоасаф переведён в Высокогорскую пустынь, что находилась под Арзамасом — поближе к Дивееву. Однако уже спустя два месяца его обязывают подпиской «не принимать на дух», то есть не брать на себя обязанности духовника, а в сентябре 1851-го он возвращён обратно в Печерский монастырь⁴².

Следующие десять лет также были насыщены событиями. 13 января 1855 года отец Иоасаф определён благочинным монастырей. 2 марта 1857 года назначен настоятелем Оранского Богородицкого монастыря. Но не успел новый настоятель принять хозяйство, как 25 марта указом обер-прокурора Святейшего синода графа Александра Петровича Толстого, покровителя иеромонаха Иоасафа, он срочно вызван в Санкт-Петербург. Для каких целей потребовалась эта поездка, сказать трудно, но через полгода, когда отец Иоасаф вернулся в родную епархию, обязанности настоятеля исполнял другой человек. Иоасаф был зачислен в штат на правах обычного иеромонаха⁴³.

8 февраля 1858 года иеромонах Иоасаф, по его просьбе, переведён в Феодоровский Городецкий монастырь, 14 января 1860-го — перемещён в Архиерейский дом и определён духовником. При этом Иоасаф предпринял попытку переложить на плечи Нижегородской духовной консистории заботы по содержанию яблоневого сада, высаженного им в Городецком монастыре и состоявшего более чем из тысячи плодовых деревьев. И это при отсутствии удобрений для обогащения плохой почвы и воды для полива, и при малом числе послушников, способных ухаживать за садом. Причём требующий колоссальных затрат сад передавался в аренду всего на десять лет, то есть при достижении наиболее продуктивного возраста он возвращался монастырю. Конечно, это предложение было отвергнуто⁴⁴. Но свои фантастические опыты иеромонах Иоасаф не оставил и продолжил в Троицком Обнорском монастыре Вологодской губернии, куда его перевели 5 марта 1861 года. В это время происходит расследование событий вокруг Дивеевской общины. За допущенные беспорядки в Дивеевской обители «учреждён за ним (Иоасафом. — В. С.) по Указу Святейшего Синода от 5 февраля 1862 г. бдительный надзор»⁴⁵. Дивеевская обитель наконец освободилась от посягательств упорного «благодетеля», а сам он занялся разведением садов в зоне рискованного земледелия и перепланировкой естественного ландшафта провинциального монастыря по своей прихоти.

10 ноября 1877 года игумен Иоасаф «за болезнию и Старостин)» уволен на покой, к этому моменту он пострижен в схиму с именем Серафим. В этом же году Иоасаф-Серафим предпринял попытку при помощи обер-прокурора Святейшего синода графа Толстого получить разрешение на жительство на покое в Саровской пустыни. Но монашествующие Сарова этого не допустили⁴⁶. И 24 мая 1879 года игумен Серафим перемещён на покой в Вознесенский Высокогорский монастырь в Арзамасе, где и скончался 20 ноября 1884 года и был похоронен в Серафимо-Понетаевеком монастыре.

Игумен Серафим оставил после себя довольно большое наследие собственных воспоминаний и свидетельств современников о преподобном Серафиме Саровском, записанные многочисленными добровольными помощниками Иоасафа-Серафима. Некоторые из таких записей всё ещё продолжают появляться для всеобщего ознакомления.

Так, в 1990 году в журнале «Литературная учёба» (№ 5) опубликована рукопись под названием «Жизнь, подвиги и кончина Саровской пустыни иеромонаха и пустынножителя отца Серафима». По мнению составителя публикации, авторство этого жизнеописания первоначально приписывалось кому-то из саровских монахов, затем, при второй публикации в сборнике «Угодник Божий Серафим», составителем назван Н. А. Мотовилов. Но эпистолярное и литературное наследие Мотовилова не даёт оснований так считать.

Рукопись явно составлена со слов другого человека, который был знаком со старцем Серафимом. «Я знал его и верю, что он велик пред Господом, почему и решил, благоговея к памяти просветлённого благодатию Старца, по возможности собрать некоторые черты его жизни, переданные многими учениками его и некоторыми лицами». То есть имеются в виду уже опубликованные труды отцов Сергия, Георгия, Авеля и свидетельства «некоторых лиц», которые записал Иоасаф. По своему содержанию рукопись представляет собой как бы один из вариантов рассказа послушника Иоанна (иеромонаха Иоасафа), записанный очередным и, судя по всему, обладающим литературными наклонностями почитателем старца Серафима и его «ученика». Все основные эпизоды взяты из книги Иоасафа различных годов издания. Так, рассказ о встрече Агафьи Машинной и Прохора с юродивым появился в печати только в третьем издании 1877 года (ранее этот случай приводился в «Житии» 1863 года). А вот эпизод с побегом тринадцатилетнего Прохора в Саровскую пустынь так и остался невостребованным из-за своей фантастичности.

Конечно, не имея возможности изучить данную рукопись, сложно судить и об авторстве, и о датировке, но, вероятнее всего, это один из вариантов записи рассказа Иоасафа Андреевским, либо Синьковским, либо другим помощником. Самая ранняя возможная датировка рукописи — 1863 год — время, когда в свет вышло сочинение саровских монахов.

Сочинение саровской братии

15 января 1863 года было получено разрешение на издание первого «Жития старца Серафима, Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника», автором которой вот уже на протяжении 150 лет считается Николай Елагин.

Николай Васильевич Елагин родился в 1817 году в семье помещика Луганского уезда Санкт-Петербургской губернии. Обучение получил в Первом кадетском корпусе, по окончании которого проходил военную службу в гусарском полку. Служение оказалось недолгим, и по выходе в отставку был принят в штат Императорской археографической комиссии. В 1848 году Елагин назначен цензором Санкт-Петербургского цензурного комитета. С 1857 года — он чиновник особых поручений при Главном управлении цензуры. Цензуровал «Русское слово», «Биржевые ведомости». Работа на этом поприще закончилась в конце 1850-х годов. С этого момента действительный статский советник посвящает себя писательской работе. В справочнике Августы Мезьер «Словарь русских цензоров: Материалы к библиографии по истории русской цензуры» главным трудом Н. В. Елагина назван сборник «Искандер Герцен» (Берлин: Типография К. Шультце, 1859)⁴⁷. В энциклопедии Южакова о Елагине говорится как о религиозном писателе и цензоре, оставившем после себя печальную память в истории русской литературы и отличавшемся «самой бесцеремонной и придирчивой деятельностью, дававшей повод ко многим анекдотам»⁴⁸. По воспоминаниям современников, если в романе, который цензурировал Елагин, барышня целовалась с кавалером, то книга обязательно должна заканчиваться свадьбой, и «необходимые» правки цензор делал своей рукой. Основательного исследования этой личности до настоящего времени не проводилось, а вопросов при изучении архива только Саровского монастыря возникает много.

В конце 1850-х годов Елагин несколько раз посещает Саровскую пустынь, где знакомится с игуменом Серафимом, иноками Иаковом, Владимиром, Феодосием и Петром. По крайней мере в письмах на имя отца Иакова вышеперечисленным лицам передавалось свидетельство «глубокого почтения».

Для наиболее полного представления о написании и ходе дела по изданию «Жития» следует познакомиться ещё с одним действующим лицом — библиотекарем Саровской пустыни отцом Иаковом (мирское имя Иоанн Егорович Невельской). Родился 4 августа 1821 года в селе Острецове Нерехтинского уезда Костромской епархии в семье причетника Егора Григорьевича. Десяти лет от роду отдан для обучения в Костромское духовное училище. В личном дневнике 25 июля 1844 года записано: «Окончил курс Богословия в... Духовной семинарии». После прохождения обучения им было предпринято большое паломничество по святым местам России. Саровская пустынь произвела на молодого богослова неизгладимое впечатление. После возвращения на родину он оформил увольнительный билет и 30 августа 1845 года вступил в Саровскую пустынь. Спустя несколько лет на него было возложено послушание письмоводителя и библиотекаря. Пострижение в монашество состоялось 4 августа 1856 года, рукоположение в сан иеродиакона — 18 августа 1857 года⁴⁹.

Именно в это время, то есть в середине 1850-х годов, в недрах монастырской библиотеки рождалось новое «Житие» старца Серафима. И непосредственное участие в нём принимал послушник Иоанн (в иночестве Иаков). Подтверждение тому эпистолярное наследие Саровской пустыни. По делам пустыни отец Иаков (будем называть его так) часто выезжал за пределы обители и имел большую деловую и дружескую переписку со многими представителями как духовного сословия, так и мирского. Первое письмо, приводимое в качестве примера, принадлежит Пензенскому помещику Леониду Александровичу Михайловскому-Данилевскому от 6 августа 1858 года: «Исполнен радостию известием, что Вы составляете с братиею верное и правдивое описание жизни отцов Серафима, Марка и с нетерпением жду получения сего... Любопытно прочитать Саровское описание»⁵⁰. Из письма видно, что к лету 1858 года рукопись была уже готова, и в первоначальном варианте отводилось некоторое место жизнеописанию отца Марка. Следующий пример показывает, на каком этапе написания «Жития» появляется фигура Н. В. Елагина.

«Любезный о Христе брат, отец Иаков!

Благодарю Вас за письмо и за пересылку бумаг; последние не доставлены ещё ко мне... С удовольствием принимаю на себя доставление в СПб Духовную цензуру полезное сочинение Ваше о жизни отца Серафима. Не мешает прислать его ко мне при прошении в СПб комитет Духовной цензуры, в котором упомянуть, что получить обратно рукопись поручили мне. От себя отдам прошение и рукопись знакомому мне цензору и буду наблюдать за успешным ходом дела...

С искреннею любовию к Вам остаюсь покорным слугою

Н. Елагин.

22 августа 1858. С. Петербург.

Форма:

В Комит. СПб. Дух. Цен-ры.

Саровской пустыни игумена __________

Доставляя при сем составленное по верным источникам сочинение иеродиакона Саровской пустыни отца Иакова (фамилию) о жизни иеросхимонаха данной обители отца Серафима, покорнейше прошу разрешить оное к печатанию. Получить означенное сочинение из комитета, по одобрении оного к печати, просим проживающего в Петербурге Статского Советника Елагина, на что он изъявил согласие»⁵¹.

Из приведённого письма видно, что в тот момент, когда рукопись уже была написана саровскими монахами, Елагин о рукописи не имел ни малейшего понятия и мало знал о жизни «иеросхимонаха» Серафима. Действительно, тот информационный массив, который был заложен в эту книгу, подразумевает знание описываемого предмета не по рассказам и присланным документам, а изнутри. Участие Елагина предполагалось только в качестве посредника, взявшего на себя труд по доставке и продвижению рукописи через Цензурный комитет.

Далее в ходе переписки и переговоров, по всей видимости, Елагин сумел убедить саровских иноков в необходимости его участия в некоторой правке текста.

Михайловский-Данилевский 10 сентября 1858 года пишет отцу Иакову: «С нетерпением жду присылки от Вас описания жизни Отцов Серафима и Марка — жду не дождусь — и Вы право скорей бы прислали ко мне сии манускрипты... Напрасно Вы дали Елагину переправить слог в рукописаниях и напрасно просили его по цензуре, что он может сделать то и я могу и уверен, что цензура не сделает препятствия»⁵². Не искушённые в интригах монашествующие Саровской пустыни пошли на исполнение условий столичного паломника.

12 ноября этого года Михайловский-Данилевский в очередном письме выражает благодарность за присланные рукописи с описанием жизни отца Серафима и Марка и «до земли кланяюсь»⁵³.

А вот Елагин 4 января 1859 года сообщает отцу Иакову: «...рукописи вашей после Сарова не видал»⁵⁴.

Дальнейший ход событий вокруг рукописи прерывист. Вот документ, датированный январём 1861 года. В Цензурный комитет поступило прошение настоятеля Саровской пустыни иеромонаха Серафима: «Доставляя при сем, составленное по верным источникам, сочинение о жизни Иеромонаха здешней обители Отца Серафима, покорно прошу разрешить оное к напечатанию. Получить означенное сочинение у Комитета, по одобрении онаго к печати, просил я проживающего в Санкт-Петербурге Г. Статского Советника Елагина; на что он изъявил согласие, к сему прошению Саровской пустыни Строитель иеромонах Серафим»⁵⁵. То есть на январь 1861 года ситуация с рукописью не меняется, Елагину отведена всё та же роль.

Проходит ещё два года, и только 15 января 1863 года цензор архимандрит Сергий в отношении этой рукописи делает разрешающую надпись: «Печатать позволяется». Итак, рукопись подготовлена к печати саровскими монахами уже к 1858 году, только в начале 1861-го рукопись передана в Цензурный комитет, и, вероятно, в это время биография старца попадает в руки Елагина. После этого ещё два года неопределённости из-за отсутствия документов. Хотя есть документы косвенные, и они могут пролить некоторый свет на суть дела.

Иеромонах Серафим (Пестов) определён настоятелем Саровской пустыни 17 мая 1858 года. Вот как он описывает положение, в котором оказался после избрания на эту должность, в письме отцу Моисею (Путилову): «Послушание, возложенное на мою худость, весьма тягостно мне и по недостатку предусмотрительности и по слабости сил. Обитель наша многолюдна и обширна по занятиям, людей способных и по должности и по благосоветию весьма мало у нас, так что не с кем сказать слова по расположению, а непременно требуются советы. Сам же я мало опытен и недостаточен знанием в делах, и это весьма затрудняет и обременяет меня... Общежитие требует и деятельности и большой предосторожности и опытности, ибо истинных помощников то мало, а судей и надзирателей много. И со всеми дружись, и всех берегись»⁵⁶.

Действительно, игумену Серафиму было кого опасаться. В Дивеевской обители в это время не оставлял свои интриги иеромонах Иоасаф (Толстошеев). Даже после направления его в далёкую Вологодскую епархию он публично говорил о том, что «удаляясь... не удаляется от Дивеева, а паче приближается, ибо когда по Высочайшему повелению будет сделан Архимандритом и послан на начальство в Саров, то посмотрит, как саровские встречать его будут»⁵⁷.

В это время в Дивеевском монастыре из-за козней Иоасафа проводится следствие. В ходе разбирательства к ответу были привлечены и настоятель Саровского монастыря, и его делопроизводитель отец Иаков, активно помогавшие дивеевским сёстрам в обустройстве⁵⁸. После завершения следствия все обвинения с саровских монахов были сняты, Дивеевский монастырь временно переведён в Тамбовскую епархию, и отец Серафим продолжил о нём своё попечение. В этот период заниматься рукописью просто не было ни сил, ни возможности.

Тем не менее в начале 1861 года рукопись попала в руки Елагина. Договорённость того, что он поправит слог, была. И что же? В архивах Саранска и Пензы сохранился разрозненный экземпляр рукописи под названием «Жизнь старца Серафима, Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника». Она представляет собой цензорский экземпляр опубликованного в 1863 году «Жития». На страницах этого манускрипта сохранились записи цензора, архимандрита Сергия, и правка, сделанная собственноручно Елагиным. Предисловие полностью написано Николаем Васильевичем⁵⁹. В первой главе он забраковал вступление под названием «Общий характер жизни старца Серафима»⁶⁰. Оно очень интересно исследователю своей первозданностью.

«Жизнь христианина слагается из трёх начал, кои суть: требования и дух Церкви, отношения к обществу, среди которого поставлен он, и, наконец, собственная его природа со всеми её естественными потребностями, горними и земними, добрыми и худыми, духовными и чувственными. Соединяясь вместе, эти начала переплетаются одно с другим в удивительно разнообразных отношениях. Но на самой высокой степени христианин, отрицаясь всего личного, греховного, чувственного, земного, посвящает себя всецело душою и телом духу и правилам Веры и Церкви, работая им всю жизнь свою, руководствуя и ближних своих к благополучию и спасению. На сем-то, в христианском смысле, царственном пути, доступном лишь для малого числа избранных, всю жизнь непоколебимо стоял, горел и светил старец отец Серафим Саровский».

Затем в этой главе Елагиным сделана вставка объёмом в две страницы. Во второй главе написаны сокращённые варианты четырёх абзацев. Затем в девятой главе «Последние годы жизни» вставлено предсказание строителю Высокогорской пустыни отцу Антонию (Медведеву) о его перемещении в Троице-Сергиеву лавру⁶¹ и выдержка из жизнеописания затворника Задонского монастыря отца Георгия. Десятая глава, имевшая подзаголовок «Приготовление к смерти, кончина и погребение», содержала переписанные на свой лад события 1 января и скорбного утра 2 января 1833 года⁶². По всей книге Елагин делал отдельные правки, как то: вместо написанной фамилии оставлял только инициалы; фраза «восприемными отцами его от Евангелия» заменялась на «восприемными отцами его при пострижении» И т. д.

Отец Иаков оставил после себя много записок. Среди записей о событиях в жизни обители встречаются многочисленные вкрапления его стихотворных опытов:

В «Житии» настоящий автор скромно говорит о том, что «какой-то неизвестный нам, стихотворец... воспел его жизнь (отца Серафима. — В. С.)... не замечательных по форме»⁶⁵.

Как уже говорилось в главе «Могилу тихую кропим слезою...», в стихотворении, посвящённом преподобному Серафиму, цензор архимандрит Сергий заменил семнадцатую авторскую строку «Он сам, казалось, с неба сшёл лишь погостить», и до недавнего времени она читалась так: «Он сам, казалось, жил, чтоб только погостить». Как видим, судьба книги оказалась довольно непростой.

И, кажется, наступило время опубликовать первоначальный вариант этой замечательной книги без купюр и изъятий в авторской редакции. Рукопись хотя и разрознена, но вполне доступна для работы и издания.

В июле 1863 года, когда жизнеописание старца Серафима уже увидело свет, в Санкт-Петербурге состоялась встреча Елагина и представителя Саровской пустыни. То, как она проходила, зафиксировано на одной из страниц рукописного варианта «Жития», где рукой отца Иакова написано:

«На первом листе одного печатного экземпляра подписано так:

“Право на издание сей книги передано навсегда Саровской пустыне.

Действительный Статский Советник Николай Елагин.

23 июля 1863-го года. С-Петербург.

Вознаграждение за передачу сей книги от Саровской пустыни, вполне получил.

Дейст. Стат. Сов. Елагин.

23 июля 1863 года”.

Тут же печать саровской библиотеки и архивный номер: “Отд. XIII. № 21. № 347. № 572/591”»⁶⁶.

Взаимоотношения завершились по-деловому и с подписанием секретных обязательств, в которых ни слова не говорится об авторском вознаграждении Николая Васильевича Елагина. Основная его заслуга, выскажу своё предположение, состояла в том, что книга увидела свет под заглавием «Житие преподобного отца нашего Серафима Саровского». Обычно житие составляется к моменту осуществления процедуры причисления человека к лику святых. В отношении старца Серафима, скончавшегося всего 30 лет назад, такая публикация — это большая заявка на будущее. Видимо, для прохождения книги через цензуру Елагин убедил саровского настоятеля разрешить ему называть книгу своей.

И последнее — в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» Чичагова читаем характеристику Ивана Тихонова (Толстошеева), и тут же дана оценка «Жития» 1863 года: «Каждая печатная или рукописная строка, касающаяся памяти, подвигов и чудес великого праведника отца Серафима, составляет ныне драгоценный вклад в историю Дивеевской обители и Саровской пустыни, но, несмотря на это, авторы жизнеописаний батюшки Серафима, между которыми первое место занимают г. Елагин и Саровские иноки ... не поместили в своём труде многих показаний послушника Ивана Тихонова...»⁶⁷

Отец Леонид Чичагов (архимандрит Серафим; 1856—1937)

В 1896 году Серафимо-Дивеевский монастырь осуществил издание книги под пространным названием «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губернии Ардатовского уезда. С жизнеописанием основателей её схимонахини Александры, урождённой А. С. Мельгуновой, и блаженного старца иеромонаха Серафима и его сотрудников: М. Мантурова, протоиерея о. Садовского, блаженной Пелагеи Ивановны Серебренниковой, Н. А. Мотовилова, сподвижниц обители и других». Автором-составителем был священник Леонид Михайлович Чичагов. Выходец из древней аристократической семьи, родился 9 января 1856 года. Обучение проходил в Первой Санкт-Петербургской военной гимназии, затем с 1870 года — в Пажеском Его Императорского Величества корпусе с зачислением в пажи к Высочайшему двору. По окончании обучения в 1875 году был произведён в подпоручики и направлен в Конно-артиллерийскую бригаду. Уже через год он принимает активное участие в боевых действиях Русско-турецкой кампании, проявляя при этом истинный героизм.

По возвращении в столицу в 1878 году молодой офицер знакомится с праведным Иоанном Кронштадтским, ставшим его истинно духовным отцом.

В апреле 1879 года Леонид Михайлович заключил брак с дочерью камергера императорского двора Натальей Николаевной Дохтуровой. Спустя два года, получив чин гвардии штабс-капитана, Чичагов направлен на манёвры французской армии, где показал себя как большой специалист в артиллерийском деле. За эту миссию Леонид Михайлович к своим многочисленным наградам прибавил высший орден Франции — Кавалерийский крест ордена Почётного легиона. Весной 1890 года заслуженный офицер уходит в отставку, и уже находясь на отдыхе от ратных дел, произведён в чин полковника.

Всё это время Леонид Михайлович не оставлял мысли о принятии священнического сана. И вот в феврале 1893 года в Московском синодальном храме Двунадесято апостолов происходит его рукоположение, давшее начало его служению в должности приходского священника, обременённого дополнительно и заботами о восстановлении своего храма. На этом новом поприще отец Леонид весьма преуспел и к десяти боевым орденам и медалям прибавил награду из духовного ведомства.

Первые годы священнического служения омрачила тяжёлая болезнь и безвременная кончина жены Натальи Николаевны в 1895 году. Её похоронили в Серафимо-Дивеевском монастыре. На этот момент Леонид Михайлович уже был знаком с Саровской пустынью, местом духовных подвигов старца Серафима и Дивеевской обителью — хранилищем памяти о великом подвижнике. К 1896 году Леонид Михайлович подготовил свою знаменитую «Летопись». Основу её составили рукописные материалы о старце Серафиме, его времени и о становлении Дивеевского монастыря, хранившиеся в женской обители. Биография отца Серафима переписана в основном из «Жития» 1863 года. Для характеристики Саровского монастыря автор использовал и книгу отца Авеля «Достопамятные иноки». Очень объёмную по содержанию «Летопись» Леонид Михайлович подготовил за довольно короткий срок. Это оказалось возможным благодаря наличию опыта литературного труда и тому, что автор использовал в своей работе метод компиляции. До настоящего времени рукописный архив Дивеевского монастыря не найден, и тем ценнее эта книга. Сравнивая приведённые в книге различные указы и рапорты с находками в архиве, можно сказать, что они приведены буквально дословно. Вероятно, таким же образом Л. М. Чичагов работал и с архивом Дивеева. А вот работа с архивом Саровской пустыни не прослеживается.

Тем не менее выход в свет этого труда имел огромное значение в деле причисления старца Серафима к лику святых Русской православной церкви. В 1903 году, когда полным ходом шли приготовления к торжествам прославления, книга вышла вторым изданием.

К этому моменту Леонид Михайлович уже стал иеромонахом, приняв дорогое для себя монашеское имя Серафим. И неудивительно, что основная забота по организации торжеств по прославлению старца Серафима легла на его плечи. Как мы знаем, этот праздник был проведён на самом высоком уровне.

В 1905 году настоятель Спасо-Евфимиева монастыря архимандрит Серафим возведён в сан епископа Сухумского. Затем владыка возглавил епархии в Орле, Кишинёве. В 1912 году он уже архиепископ Тверской и Кашинский. Все эти годы, до самой революции, были посвящены укреплению православия на местах его служения. Возводились больницы, школы, библиотеки и столовые для малоимущих слоёв населения. Но слишком глубоко вошли в народную среду революционные метастазы, и во время Февральской революции владыку как человека, не отступившего от присяги, отлучили от служения в своей епархии.

Несмотря на это, благодаря своим незаурядным качествам характера и духовным свойствам, владыка Серафим в 1917—1918 годах избран членом Московского поместного церковного собора. На Поместном соборе было восстановлено патриаршество во главе со святителем Тихоном. Владыку Серафима возводят в сан митрополита Варшавского и всея Польши, но из-за перипетий Гражданской войны к месту своего служения он не попал.

А в 1922 году его впервые подвергают аресту и высылке в Архангельск на четыре года. После возвращения из ссылки и временного проживания в городе Шуе в 1928 году митрополит Серафим назначен управляющим Ленинградской епархией. Как всегда, самым активным образом он подключился к духовной и общественной жизни своей епархии. Спустя пять лет, под давлением советской власти, владыка отправлен на покой. В конце 1937 года его вновь арестовывают, и только более пятидесяти лет спустя родственникам владыки было сообщено, что 11 декабря 1937 года на полигоне в Бутове под Москвой митрополит Серафим (Чичагов) расстрелян.

Имя владыки Серафима стараниями внучки Варвары Васильевны Чёрной (в монашестве игуменьи Серафимы)[89] было реабилитировано 10 ноября 1988 года, а 23 февраля 1997 года⁶⁸ священномученик Серафим (Чичагов) причислен к лику святых Русской православной церкви⁶⁹.

Потихоньку, полегоньку и не вдруг...

70 лет — такой срок отвело время на выяснение значимости личности отца Серафима для Саровской пустыни и для России. История Саровской пустыни с момента её образования, события 1903 года позволяют утверждать, что до прихода в неё Прохора Мошнина — это становление духовной колыбели, с приходом — возвышение монастыря как духовного центра.

70 лет — срок довольно большой для испытания народной памяти о старце Серафиме. Каким образом старец Саровского монастыря достиг зенита народного почитания и как было принято решение о причислении его к лику святых Русской православной церкви — вопрос непростой и до сих пор до конца не выясненный.

После 1903 года архимандрит Серафим (Чичагов) написал второй том «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», где он якобы описал все события, происходившие в Синоде в связи с прославлением старца Серафима: кто был «против», кто «за». И если изначально книга не увидела свет из-за цензуры, то вскоре наступившие годы лихолетья, кажется, совсем похоронили этот труд. Архивные хранилища таят в себе ещё очень много интересного и неведомого для исследователя, и отчаиваться не стоит — все самые удивительные открытия впереди. А пока попробуем воссоздать события тех далёких лет по тем документам, которые удалось разыскать.

Когда отец Серафим закончил свой земной путь, руководство монастыря, видимо, недопонимало значимость личности отца Серафима. Во всей этой истории удивляет позиция казначея, а затем игумена Исайи (Путилова), родные братья которого, Моисей и Антоний, стояли у зарождения старчества в Оптиной пустыни. В своих письмах брату они неоднократно высказывали огромное уважение к отцу Серафиму. Но, как говорит поэт: «Лицом к лицу / Лица не увидать. / Большое видится на расстояньи». Несмотря на такое пренебрежительное отношение игумена Исайи к имени и памяти отца Серафима, простой богомолец шёл к его неприметной могилке, ухоженной Дивеевскими сёстрами, истинными почитателями своего духовного наставника, многое сделавшие в деле его прославления.

Духовные подвиги старца становились предметом изучения и почитания среди столичных иерархов, вот только два имени: митрополит Филарет (Дроздов) и архимандрит Антоний (Медведев).

В мае 1858 года во главе Саровской обители становится человек, первый за многие годы взявший на себя труд по восстановлению памяти о старце Серафиме. Его имя — иеромонах Серафим (Пестов), девять лет живший бок о бок с великим подвижником. Саровская пустынь как бы сбросила пелену со своих глаз, и Серафим вступился за Серафима. Именно при этом настоятеле работа над «Житием» отца Серафима вступила в свою заключительную стадию, и оно было опубликовано в 1863 году. Именно при этом настоятеле активно возобновилась помощь Дивеевской общине, которая в 1861 году получила статус монастыря. Наконец, самое знаменательное событие — 15 января 1864 года умирает монах Феодосий[90], занимавший келью отца Серафима, и в этот момент настоятель принимает решение о создании в келье Музея монашеской жизни отца Серафима. Теперь богомольцы могли беспрепятственно заглянуть в келью старца, прикоснуться к стенам, слышавшим его молитву, увидеть под стёклами витрин немногочисленные личные вещи батюшки, сохранившиеся у его почитателей. Правда, с организацией этого своеобразного музея остались нерешёнными проблемы, связанные с тем, что в общем коридоре келейного корпуса рядом с кельей отца Серафима проживали ещё три монаха, и это, конечно, доставляло монашествующим неудобства. Идея строительства храма над кельей подвижника, кажется, начинает витать в воздухе.

К сожалению, настоятелю Серафиму досталась тоже по-своему нелёгкая доля: только через девять лет после определения на руководящую должность он был возведён в сан игумена. Затем в связи с происками Иоасафа (Толстошеева) был оклеветан и находился под следствием, но оправдан, и, наконец, в начале 1870-х годов на него вновь поступает донос, за которым следует отстранение от должности.

Конечно, игумен Серафим многого не успел сделать, но почитание старца-пустынника, освободившееся от вольных или невольных пут, уже укоренилось не только среди монашествующих Сарова и сестёр Дивеева. Иеромонах Саровской пустыни Паисий[91], впоследствии ставший игуменом Михаило-Архангельского Черемисского монастыря в Казанской губернии, вернувшись в 1867 году из путешествия в Иерусалим, прибыл «в родную обитель... в 9 часов вечера, и тотчас пошёл прямо на гроб о. Серафима для поклонения». Мы видим, что посещение могилы старца становится обязательным и необходимым, как получение благословения своего духовного отца. Во время путешествия отец Паисий посетил Афон и в одном из затерянных скитов, разбросанных по горным кручам вокруг местечка Кирашах, встретил старца Феофана, который, узнав о том, что в гости к нему пришёл паломник из Сарова, рассказал, как его молодой келейник-схимонах пересказывал ему житие отца Серафима. Старец Феофан «удивился, что я из Сарова, выразился так (через переводчика. — В. С.)... что, если бы он имел крылья, то желал бы слетать и поклониться подвижническому месту отца Серафима»⁷⁰.

Следующим знаменательным событием в истории прославления старца Серафима стало посещение в августе 1886 года Саровского монастыря недавно назначенного на Тамбовскую кафедру преосвященного Виталия (Иосифова)[92]. Находясь в Сарове с 13 по 18августа, владыка каждодневно вспоминал о старце Серафиме. В день приезда преосвященный, обходя территорию монастыря, посетил могилу и келью подвижника. Причём, осматривая келью, с сожалением заметил о скудости вещественных предметов, хранящихся в обители и сопутствовавших старцу при жизни. «Поскорбел, что и кельи его пустынные не уцелели в Сарове, а перешли вместе с прочим в Дивеев»⁷¹. На следующий день владыка после литургии совершил соборную панихиду по отцу Серафиму, с литией у надгробного памятника. 15 августа — престольный праздник Саровской пустыни, состоящий из большого количества обязательных мероприятий: богослужения, водосвятие, крестный ход, пострижение в монашество и т. д. и т. п. Несмотря на такой плотный график, владыка после всенощной посетил источник отца Серафима. 17 августа после ознакомления с хозяйством Протяжного и Филиппова дворов владыка осмотрел Дальнюю пустынку и камень отца Серафима. «Здесь владыка выразил желание видеть на местах подвигов отца Серафима восстановленными здания пустынных его келий в том виде, как они существовали при нём, а над камнем устроить часовню, из монастырской же келии сделать церковь»⁷². 18 августа (в день отъезда) владыка, выйдя «из своих покоев, направился к могиле о. Серафима, где выслушав литию, прибыл в Успенский собор». При прощании с братией монастыря преосвященный выразил пожелание о восстановлении в Саровской пустыни старческого руководства по примеру древних и современных обителей, «что было когда-то и в Сарове».

После этого посещения монастырское начальство во главе с игуменом Иосифом[93] всерьёз задумалось над восстановлением памятных мест, связанных с именем старца Серафима, на что было получено благословение владыки. Предпринята попытка возрождения старчества — на одной из пустынок поселился монах Анатолий (Петров)[94].

Восстановительные работы начались весной 1889 года. Игумен Иосиф по итогам года докладывает начальству: «В течение 1889 года во вверенной мне Саровской пустыне вновь построены:

1. на ближней пустынке старца отца Серафима (при роднике) жилая келия с сенями на каменном фундаменте и у родника купальня на два отделения — мужское и женское. Над самым же родником начата постройка часовни, но в настоящее время она ещё не окончена;

2. на дальней пустынке, его же о. Серафима, срублена деревянная келия в том размере, в каком таковая же существовала при жизни старца. Отделкою эта келия тоже ещё не окончена»⁷³.

К сожалению, состояние здоровья игумена Иосифа не позволило ему активно заниматься воплощением задуманного. В декабре 1889 года Саровскую пустынь, по предписанию Синода, возглавил иеромонах Рафаил (Трухин), бывший до этого настоятелем главного собора Русского монастыря Святого Пантелеймона на Афоне. При передаче монастыря под начало игумена Рафаила от прежнего настоятеля им были приняты и собранные от разных благотворителей на построение храма на месте кельи старца Серафима денежные средства в ценных бумагах на сумму 25 тысяч рублей⁷⁴.

Игумен Рафаил активно включился в работу, конечной целью которой было прославление старца Серафима. Уже спустя несколько дней после приезда в монастырь нового настоятеля в канцелярии заведён журнал под названием «Сборник чудес Иеромонаха Серафима»⁷⁵, в котором вскоре были записаны исцеления и спасения «числом до 94», бережно и кропотливо собранные сёстрами Дивеевского монастыря и братией Сарова. В 1891 году тамбовскому владыке Иерониму (Экземплярскому)[95] при рапорте направляется «Сборник чудес и исцелений, полученных по молитвам старца о. Серафима», а через месяц более расширенный список⁷⁶. В течение двух лет (с февраля 1892-го по август 1894 года) специальная комиссия Тамбовской духовной консистории изучала собранные случаи исцеления. 25 августа 1894 года в итоговом протоколе записано: «Обследовано 80 событий в 27 епархиях и отметили их как доступные точному и обстоятельному установлению факта, всё в достаточной мере подтвердилось». Результаты обследования были представлены в Святейший синод, который после изучения доклада предложил Тамбовской духовной консистории продолжить поиски чудесных событий и записывать их при свидетелях:

«1. Собрать и записать сведения о наиболее замечательных случаях благодатной помощи по молитвам старца Серафима, не бывших доселе записанными, и 2. Тщательно вести на будущее время запись всех могущих быть новых чудесных знамений по молитвам помянутого подвижника»⁷⁷.

В 1897 году в Святейший синод направлены дополнительные сведения, собранные саровскими монахами и опять последовала отписка, датированная 9 января 1898 года: «...приняв означенные заявления к сведению, поручить Преосвященному Тамбовскому предписать настоятелю Саровской пустыни продолжать, на прежних основаниях, запись могущих быть новых чудесных знамений»⁷⁸.

Так бы и продолжалась до бесконечности эта переписка, если бы к делу прославления старца Серафима не подключился священник Леонид Чичагов — составитель «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губернии Ардатовского уезда. С жизнеописанием основателей её схимонахини Александры, урождённой А. С. Мельгуновой, и блаженного старца иеромонаха Серафима и его сотрудников: М. Мантурова, протоиерея о. Садовского, блаженной Пелагеи Ивановны Серебренниковой, Н. А. Мотовилова, сподвижниц обители и других». Изданную в 1896 году книгу отец Леонид преподнёс императору Николаю II, чем очень заинтересовал царскую фамилию.

Следует отметить, что о старце Серафиме члены императорской семьи знали давно. В 1854 году Николай Мотовилов предпринимал безуспешную попытку попасть на приём к императору Николаю I и направил в подарок 28 камней (для всех высочайших особ) с изображением старца Серафима. Аудиенция не состоялась, но старец Серафим напомнил о себе сам, когда в сентябре 1860 года от его мантии получила выздоровление от тяжёлой болезни великая княгиня Мария Александровна. Описание этого чудесного исцеления хранится в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки и интересно своими подробностями

случившееся 1860 года Сентября 21 дня в Санкт-Петербурге.

Начало исцеления было так.

Дивеевской общины от Настоятельницы и с общего согласия опытных и искусных стариц, были присланы за святое послушание седмь сестр в С. Петербург, из коих две обучались мозаичному, а 5 Масляными красками живописному художеству, для изображения Св. Икон.

Продолжая оный святый труд в Славу Божию, и в пользу единодушной и единомудренной о Господе своей общины.

Одна из них художница масляными красками Марья Ивановна, смертельно заболела, так что при рачительном старании, лучших, и опытнейших докторов, ей лучше не было, но час от часу ей стало хуже и труднее, так что она находилась в самом болезненном и сострадательном положении. При отсутствии же врачей, сестра ея по духу Гликерия Васильевна вздумала положить на больную мантию отца Серафима (которая при жизни ещё покойнаго Отца Серафима назначена была в благословение и в память Дивеевской общины сёстрам его духовным детям) и как положили на неё оную, то в ту же минуту она заснула, и сделалось по ней ужасная испарина, от которой произошёл сильный пот, после непродолжительного сна она проснулась, и с умилительною и благоговейною сердечною радостию, и с благодарением ко Господу сказала окружающим ея, единодушным сёстрам, “Слава Богу, я чувствую себя здоровою, кроме одной слабости. Как положили на меня мантию батюшки отца Серафима и я в ту же минуту почувствовала себя легче”; и так далее день от дня ей стало лучше и лучше, и теперь совершенно выздоровела.

Сия благоговейнейшая сестра Мария Ивановна, как по художеству своему, так и по благоговейной жизни ея, известна Ея Величеству Государыне Императрице Марии Александровне, и Боголюбивейшей и благочестивейшей наставнице Анне Фёдоровне Чутчевой[96], и Великой княжне Марии Александровне. На вопрос фрелины, если лучше Марье Ивановне? Сестра Гликерия Васильевна отвечала; что, Слава Богу! Ей за святыми молитвами батюшки отца Серафима стало лучше, и теперь она день ото дня стала выздоравливать. Наставница же с удивлением спросила: отчего она так скоро выздоровела? Гликерия же Васильевна убоясь Бога, и благоговея к Наставнику своему преподобному отцу Серафиму, она сочла за тяжкий грех скрыть это радостное событие, и истинное во славу Божию, и в тот час все подробно вышесказанное о исцелении объяснила ей. Наставница же Великой Княжны с верою и благоговением выслушивала и по видимому осталось у нея в душе и сердце вера и любовь к Преподобному Отцу Серафиму.

По прошествии некоторого времени т. е. в Сентябре месяце пред самыми родами Ея Величества Государыни Императрицы Марии Александровны. По желанию Ея Величества княжны Марии Александровны, Его Величество Государь Император изволил взять её с собою гулять, и довольно гулявши она весьма вспотела, и пришедши в комнату она тотчас почувствовала в горле простудную боль, и во всём теле сильный жар, и час от часу всё почувствовала хуже и тяжелее, а особенно в горле, Его Императорское Величество Государь, как причиною Ея простуды, грустно о ней скорбел, и как видно было по замечанию некоторых, даже и заметила Ея Величество Государыня, что Он от жалости и сердечнаго сострадания весьма изменился в лице, потому что это самыя минуты наступили Ея Величеству Государыне Императрице к разрешению, в сии самыя минуты он беспрестанно то, подойдя к Государыне постоит несколько минут, то отходил к Великой Княжне, и находил Ея более и более слабее и труднее, и поэтому приняты были крайние меры лучшими Докторами, но при всех их Теоретических и практических знаниях и старании остались тщетными.

Наставница княжны Анна Фёдоровна, видя Ея в таком тяжком болезненном и томительном и отчаянном положении, вспомнила исцелевшую прежде сказанную сестру Марию Ивановну, спросила у Государя дозволения послать за мантией отца Серафима, к прежде реченной сестре Гликерии Васильевне. Его Величество Государь с радушным желанием дозволил за оною, и в ту же минуту было исполнено сердечное желание, благочестивой наставницы и воля Государя. Сестра же Гликерия Васильевна в скором времени принесла мантию отца Серафима, и отдала её Наставнице, т. е. фрелине Анне Фёдоровне Чутчевой. Его Величество Государь самую эту минуту с душевною скорбию стоял уже казалось умирающею княжною на коленях, и смотрел на неё со слезами. Наставница же принёсшую мантию показала Его Величеству Государю с словами: “Вот Ваше Величество мантия Отца Серафима!” Он взявши оную в руки, и перекрестился, и приказал ту же минуту положить на больную княжну уже близь смерти томившуюся, и лишь только положили на неё мантию, и Она в ту же минуту заснула, и перестала томится, Его Величество Государь видя Ея успокоившуюся в ту же минуту отошёл к Государыне.

Княжна же после довольно продолжительнаго сна проснулась — и встала в сильном поту, и вдруг чихнула! И в ту же минуту выскакивает у нея из ноздрей запекшияся материя, Материя с кровью как две пробки, а из горлушка выскочила на подобие ореха — тугой жевлак с кровию же, и в ту же минуту проговорила: Что Она теперь Слава Богу здорова, и чувствует себя много легче, и перекрестясь целовала с Ангельскою радостию мантию отца Серафима. И тут же с радостным лицом просила позвать к себе Гликерию Васильевну, которая с радостными слезами поздравляла Ея с дивным Исцелением!!! Княжна же сказывала окружающим Ея, говоря: “Что я хотя и не могла ничего говорить, но всё помнила как на меня положили мантию отца Серафима, и я сейчас почувствовала себя легче, и мне очень захотелось спать, и проснувшись как вы видите, и я чувствую мне легче”.

После сего радостного и чудесного исцеления доложили Их Императорским Величествам Государю и Государыне о исцелении княжны. Они же выслушавшие о сём с радостными слезами, благодарили Бога, Ея Величество Государыня тотчас пожелала видеть мантию отца Серафима, и взявши в руки лобызала оную с благоговейным удивлением! С словами: “Боже мой, Боже мой! Какая убогая и нищетная сия мантия творит чудеса! Она истинно освящена праведника молитвою и многолетними трудами!!!”

И эта мантия теперь со благоволением хранится во дворце, и в комнате у Ея Высочества Княжны Марии Александровны и сделан для нея особый шкаф, и теплится в лампадке неугасимое масло, и вся комната Княжны увешана изображениями разными отца Серафима»⁷⁹.

Упоминавшийся несколько ранее саровский путешественник иеромонах Паисий во время остановки в Санкт-Петербурге был приглашён к великому князю Сергею Александровичу. После длительной беседы Сергей Александрович изъявил желание получить книги по истории монастыря и «о жизни старца нашего отца Серафима» (желание его исполнено; книги из Саровской пустыни ему были высланы).

В 1896 году получил книгу и Николай II, и эта книга («Летопись» Леонида Чичагова) пробудила у императора желание причислить старца Серафима к лику святых Русской православной церкви. Это видно из письма обер-прокурора Святейшего синода Константина Петровича Победоносцева дворцовому коменданту Петру Павловичу Гессе от 18 сентября 1902 года: «По известному делу о прославлении старца Серафима, особливо интересующему Государя Императора, Его Величеству угодно иметь объяснение с архимандритом Суздальского монастыря Серафимом (Чичаговым), подавшим Государю несколько лет назад первую мысль о сём предмете»⁸⁰ (курсив мой. — В. С.).

Видимо, эти события послужили толчком к возобновлению переписки между Синодом, Духовной консисторией и монастырём о записи новых «чудесных знамений по молитвам подвижника». Несмотря на огромное количество чудесных событий, вопрос о прославлении вновь утонул в бюрократической трясине.

В январе 1898 года из Синода последовал очередной указ с предписанием настоятелю Саровской пустыни продолжать запись «могущих быть новых чудесных знамений», и всё замерло на четыре года. Эти слова не относятся к монашествующим Сарова и Дивеева — здесь, на местах, всё как раз кипело и бурлило, и, самое главное, продолжалось строительство храма над кельей старца Серафима, заложенного в 1897 году. Но, видимо, так было предопределено свыше, что торжества прославления должны состояться в 1903-м — не ранее и не позже срока, когда будет закончено строительство храма, застраивавшегося в честь Святой Троицы, но освящённого в итоге во имя нового святого — Серафима Саровского.

Только летом 1902 года вопрос о прославлении старца был вновь затронут, и затронут на самом высоком уровне. Вот как это описывает Сергей Юльевич Витте:

«По-видимому, там (на даче великого князя Петра Николаевича около Петергофа. — В. С.) и родилась мысль о провозглашении старца Серафима Саровского святым. Об этом эпизоде мне рассказывал К. П. Победоносцев так.

Неожиданно он получил приглашение на завтрак к Их Величествам. Это было неожиданно потому, что К. П. в последнее время пользовался очень холодным отношением Их Величеств, хотя он был один из преподавателей Государя и Его Августейшего батюшки. К. П. завтракал один с Их Величествами, и после завтрака Государь в присутствии Императрицы заявил, что он просил бы К. П. представить ему ко дню празднования Серафима, что должно было последовать через несколько недель, указ о провозглашении Серафима Саровского святым. К. П. доложил, что святыми провозглашает Святейший Синод и после ряда исследований, главным образом основанных на изучении лица, которое обратило на себя внимание святою жизнью, и на основании мнений по сему предмету населения, основанных на преданиях. На это Императрица соизволила заметить, что “Государь всё может”. Государь соизволил принять в резон доводы К. П., и последний при таком положении вопроса покинул Петергоф и вернулся в Царское Село, но уже вечером того же дня получил от Государя любезную записку, в которой он соглашался с доводами К. П., что этого сразу сделать нельзя, но одновременно повелевал, чтобы к празднованию Серафима в будущем году саровский старец был сделан святым. Так и было исполнено».

В июле 1902 года в «Церковном вестнике», издаваемом Санкт-Петербургской духовной академией, опубликовано официальное заявление:

В православном русском народе с глубоким благоговением чтится память скончавшегося 2 января 1833 года подвижника Саровской пустыни иеромонаха Серафима. К месту иноческих подвигов его и вечного упокоения непрестанно во множестве стекаются из разных мест России богомольцы, прося предстательства и молитв его пред Господом и по вере своей получая или исцеление от болезней, или чудесную помощь в нуждах житейских. Более ста случаев благодатной помощи по молитвам старца Серафима внесено уже по бывшим с 1895 г. предписаниям Святейшего Синода в особые ведущиеся при Саровской обители записи. Веру народную в святость старца Серафима и его предстательство пред Богом за притекающих к нему с молитвою разделяет и венценосный вождь русского народа благочестивейший Государь Император Николай Александрович. Ныне, в день рождения старца Серафима, 19 июля, Его Величеству благоугодно было воспомянуть и молитвенные подвиги почившего, и всенародное к памяти его усердие и выразить желание, дабы доведено было до конца начатое уже в Святейшем Синоде дело о прославлении благоговейного старца. Святейший Синод признал ныне благовременным приступить к потребным для сего распоряжениям, каковые употреблялись прежде сего в подобных случаях».

Итак, сухой строкой официального заявления наконец подведён итог деятельности не одного поколения почитателей великого старца. До объявленного праздника причисления отца Серафима к лику святых Русской православной церкви оставался один год. За этот год произошло много событий, но ничто уже не могло помешать свершению пожеланий народа. Вот так: «Потихоньку, полегоньку и не вдруг...» — как говорил старец в своих наставлениях — всё и свершилось.