Так гном говорил. Эмонн покачал головой и вытянул руку. Он стоял спиной к Циану, на груди и лице было больше всего ущерба.
— Плащ, — процедил он.
— Я тебя уже видел. Не нужно прятаться.
— Плащ, Циан.
Он знал, что все они видели его. Эмонн случайно забредал от башни много раз. Пикси замечали, как он мылся в водопадах. Брауни находили его на тренировочных полях. Они все были на одном острове, у него тут не было толком укрытий.
Но ему было неловко рядом с ними. Его безобразный вид позорил род короля. Правда была в его разуме после того, как он провисел семь дней. Старые раны такие редко заживали.
Холодная ткань попала на его протянутую руку. Эмонн закрыл глаза на миг, радуясь, что гном послушался. Он бы не сказал этого. Не было смысла благодарить за послушание.
Он взмахнул плащом и накинул его на плечи. Жар окутал его неприятными руками. Эмонн ненавидел плащ. Ему не нравилось прятаться, но это стало его существованием. Он уже не был красивым, как раньше.
— Будет буря, — сказал Циан, встав рядом с Эмонном. — А вы все стоите на вершине замка у края, что может вот-вот обрушиться.
— Это будет потерей?
— Нет. Мы и без вас справимся, но мне придется копать яму в саду, а я не хотел делать этого до весны.
— Ты так нежен, Циан.
— Я не должен нежничать с вами. Принц Благих фейри должен быть крепче.
Эмонн сжал плащ только что испорченной рукой.
— Это было давно.
— Отойдите на шаг, и я скажу, кем был, пока не попал сюда.
— Я знаю, кем ты был, — он сжал пальцы ног на краю. — Гномы всегда были хорошими ворами. Ты украл не у того, платишь за это здесь. Гибразил был и будет тюрьмой. И все.
Циан прижал ладонь к спине Эмонна. От прикосновения он напрягся, чтобы не раскрыть шок, бегущий по венам. Гном не толкал и не тащил. Он прижимал ладонь к спине Эмонна расслабленно, но с угрозой.
— Я не был обычным вором. Я воровал, чтобы жить и кормить семью. Твой народ видит гномов как рабов. Мы работаем в садах, кормим ваш народ, пока мы голодаем. Мои дети ложились спать с болью в животах, и моя жена увяла. Я украл кусочек хлеба с кухни низкого лорда Благих. За это меня изгнали сюда, и я больше не увижу семью.
Эмонн молчал. Он знал, Благой двор был испорчен. Он хотел это изменить, даже когда воевал. Он не был королем, так что не мог ничего изменить. Теперь — тем более.
Его тишина подогнала Циана.
— Мне не нравятся Туата де Дананн. Не из-за того, что вы сделали здесь, не из-за сущности, а из-за ваших взглядов.
Ладонь на спине Эмонна сжалась. Он сам медленно сжал кулаки под плащом. Если Циан толкнет, Эмонн схватится на стену. Он будет верить, что замок не разрушится от его веса.
— Я потерял все, потому что твой народ считает себя выше всех. Чертов кусок хлеба, а меня изгнали, словно я убил кого-то. Я хотел накормить голодные рты, получить плату за работу. И вот, что стало со мной!
Эмонн ощутил слабый толчок в спину.
— Ничего не скажешь? — прорычал Циан.
— Я вряд ли заставлю тебя передумать.
— Точно. Не заставишь.
Ладонь пропала с его спины, гном отошел. Эмонн выпрямился и расправил плечи. Он не поклонится. Не поддастся. Хоть он был изгнанным принцем, он мог быть королем этих существ.
Он не сломается.
Ноги Циана громко топали, он пошел к двери, ведущей в замок. Половицы скрипели от грома.
— Знаешь, — слова гнома были острыми ножами в ночи. — Не будь ты такой занозой, я бы тебя уважал. Ты даже не дрогнул.
— Я никого и ничего не боюсь. Уйди, гном, или я сброшу тебя с башни.
Дверь захлопнулась. Молния пронзила воздух, ударила по башне. Гром был таким громким, что пикси в садах закричали в ужасе убежали.
Эмонн стоял тихий и неподвижный.
Он давно был опорой народа. Они звали его, когда он ехал по улицам. Они бросали лепестки под его ноги, надеясь, что он посмотрит на них. А теперь убегали от страха.
Он отклонил голову и заревел на бурю. Он изливал весь гнев, страх, тоску и ненависть к себе в звуке. Он открывал свою почерневшую душу.
Эмонн отвернулся от края и упал на колени. Глядя на свои испорченные руки, он решил жить. Он приступит к работе, направит разум и страсть на спасение народа. Такие бури часто прибивали корабли. Он посмотрит, что народ найдет на камнях берега.
Смерть подождет.
* * *
Меньше недели в море, Сорча была готова убить себя. Она держалась за перила и дышала носом. Вдох и выдох. Медленно, иначе снова стошнит.
Манус старался заставить ее поесть, но она не могла. Даже эль был как желчь на вкус. Он вылетал из ее тела, стоило сделать глоток.
Корабль взобрался на большую волну и обрушился с нее. Сорча позеленела, застонала и снова склонилась за борт. Вид волн не помогал, но что еще тут было? Волны на волнах.
Все расплывалось. Мышцы живота сжались, чтобы выгнать то, чего там не было. Она уже часы назад опустошила желудок. И сухие позывы грозили убить ее.
Часть разума, целитель в ней, кричал, что ей нужна вода. Не эль. Не виски. Вода. Чистая вода поможет телу. Вокруг было много воды, но не питьевой. Она облизнула сухие губы и желала смерти.
— Сорча! Уйди от борта!
Она подняла голову и старалась не дрожать.
— Не могу, капитан.
— Живо!
— Не могу, — прошептала она. — Не могу пошевелиться.
Загорелая кожа и волосы с бусинами прошли к ней.
— Приказы исполняются, девочка. Вставай.
— Нет.
— Встань!
Сорча склонилась за борт, молилась, чтобы боги слышали ее. Забрали ее. Как-то покончили с этим. Если бы ее перестало тошнить хоть на пару минут, она посчитала бы себя счастливой.
Манус схватил ее за юбку и потянул. Колени дрожали, мышцы скрипели, тело склонилось, ее тошнило.
— Хватит! — кричал он. — Мы плывем в ту бурю, что я тебе показал, и я не хочу, чтобы ты была у борта! Фейри хотели тебя в Гибразиле, туда ты и плывешь. В каюту!
Он отпустил, и Сорча упала на четвереньки.
— Я не буду в одной комнате с тем жутким вороном!
— Ворон? — Манус покачал головой. — Один он не уйдет. Мне плевать, кто в комнате с тобой. Ты уйдешь туда, пока мы не попали в бурю.
— Почему нельзя быть на палубе? — она посмотрела на него большими глазами, лицо было бледным. — Я не буду мешать. Свежий воздух помогает.
— Уверен, милая. Но буря ударит с силой. Волны будут заливать палубу. В каюте ты хоть сможешь держаться за кровать. Крепко сжимай столбики. Не отпускай, пока я не приду за тобой.
Он протянул руку. Сорча смотрела на его ладонь, как на змею, что могла укусить. В каюте ее будет тошнить еще сильнее.
Но она не хотела уплыть в океан в бурю. Она вздохнула и шлепнула рукой по его ладони.
— Ненавижу океан.
Манус рассмеялся.
— Многие ненавидят. Он жесток. Но может и соблазнять.
— Вы про бурю? — спросила она, шагая к каюте.
— И это, но тут мы ее не увидим.
— Как тогда назвать тот шторм?
Он открыл дверь и втолкнул ее.
— Я зову его создателем вдов. Береги себя.
Манус захлопнул дверь, пол сотрясся. Ворон хлопнул крыльями по столу в гневе.
— Да, — шепнула она. — Согласна. Он очарователен, но и груб.
Корабль резко накренился. Он сотрясся от удара носом об воду. Ругаясь, Сорча споткнулась и снова упала на четвереньки.
— Он не шутил, — пробормотала она.
Встать не удавалось, корабль качало. Она стонала от страха и тошноты, ползла к кровати. Ее ладони сжали темные покрывала, что сползали, пока она подтягивалась.
Сорча сжала столбик и подняла себя. Желудок снова сжался. Было нечем тошнить, но она все же склонилась с края кровати.
Волна бросила корабль на стены океана. Мешок Сорчи стукнул о стену, стол капитана упал на пол с гулом.
Она зажмурилась и обняла подушку. Она могла лишь ждать. Она не могла помочь на палубе, она не умела. Им не требовалось пока что исцеление. Она могла лишь выполнять приказы и не мешаться.
Это было против ее характера, но она оставалась на месте.
Она услышала крики, и корабль встал, как дерево. Она сжала столбики кровати и шептала молитвы.
— Прошу, — вопила она. — Я не хочу умереть так далеко от дома, от семьи, от земли. Фейри воды и неба, помогите нам.
Ворон взлетел, недовольно каркая. Корабль двигался снова, рухнул на волны, что словно стали камнем. Сорча кричала.
Столбик треснул с хрустом. Кусок взлетел в воздух из-за качки корабля. Кто-то ударился о дверь каюты, что задрожала от веса мужчины.
Сорча вытянула руки.
— Если мы умрем вместе, я хоть дам тебе имя. Бран!
Ворон вскинул голову, словно узнал имя.
— Иди сюда!
Корабль содрогнулся, мужчина у двери закричал, вода смыла его. Сорча смотрела, как гремит ручка, и шептала молитву, чтобы мужчина остался на корабле. Лишь бы они уцелели.
Бран бросился к ней, корабль взобрался на волну. Сорча обхватила его руками и прижала к груди. Ладонь гладила перья на его груди, другая сжимала столбик.
— Я не думала, что так умру, — шептала она, признаваясь ворону. — Я думала, что буду на шесте. Мою мать звали ведьмой. Она говорила с фейри, верила в старые истории. Потому ее сожгли заживо. Я помню это.
Она прижала лицо к его спине. Бран спрятал клюв у ее горла.
— Я не ведьма. Я не странная, не пугающая, у меня нет знаний, что нельзя выучить. Ничто не мешает мне верить в фейри или оставлять им дары, потому что так было раньше. Нам нужно заботиться о них, ведь они тогда заботятся о нас. Не за плату, а потому что они добрые, они такие, какими перестали быть люди.
Корабль содрогнулся и замер. Сорча слушала стон дерева, вода лилась с боков, дождь стучал по палубе. Они перестали двигаться.
Раздался оглушительный рев, сотряс корабль. Высокие крики людей присоединились к нему, и Сорча с ужасом поняла, что опекун схватил корабль руками. Она представила тот рот, раскрытый в крике, бледные тонкие руки, сжимающие корабль, как детскую игрушку.
Они умрут.
Сорча закрыла глаза, медленно дышала. Она провалилась сразу же. Но задание изначально было невозможным. Фейри не хотели, чтобы она нашла лекарство. Они хотели посмотреть на попытку глупого человека, что так легко им поверил.
Ладони шлепнули по бокам корабля. Скрежет был слишком тихим для пальцев опекуна.
Сорча открыла глаз, прижала ворона к груди и выглянула в окошко.
Зеленые волосы змеились там, темные глаза смотрели на нее. Радуга плясала на пальцах мерроу, она протянула руку. Их взгляды пересеклись, мерроу замерла и склонила голову.
Ворон боролся, зло каркал, пока не вырвался. Он щелкнул клювом и полетел к мерроу.
— Что? — пробормотала Сорча.
Они не умрут? Бран ворчал на мерроу, что склонила голову на другой бок. Она задела длинным пальцем клюв ворона и отпустила край окошка. Ее зеленый хвост мерцал, она забралась выше.
— Мы спасены? — она едва верила этим словам.
Злой взгляд Брана на нее был ответом. Они были спасены существом, которого она боялась. Она поняла, почему опекун был важен в водах фейри.
Сорча прижала ладонь к столбику и поднялась на негнущихся ногах. Она едва ходила по кораблю до шторма, а теперь не доверяла себе вообще. Ее ладони дрожали, она боялась, что опекун бросит их. Она не хотела оказаться в воде после этого.
Она осторожно прошла к двери. Голос Мануса звучал в голове. Не выходить. Не открывать. Оставаться в безопасности каюты.
Но она слышала крики мужчин. Она слышала стук тел, падающих на дерево и шум воды на палубе. Там были люди, что нуждались в лечении.
Не важно, что она боялась. Страх она могла одолеть, если могла спасти жизнь. Это она родилась делать.
Сорча потянула за дверь, что мешала ей двигаться. Она отклонилась всем весом, дверь понемногу открывалась.
Мужчины лежали на палубе. Некоторые — кучей, стонали и потирали раны. Кровь была на ее двери, красный отпечаток руки привлек внимание.
Мерроу забрались на палубу. Некоторые свернулись вокруг моряков и нежно хлопали их по щекам. Они не говорили, а напевали в тревоге. Их голоса были низкими и успокаивающими.
Сорча шагнула к ближайшему моряку и упала на колени.
— Где болит?
— Везде, — простонал он.
— Где сильнее?
Он указал на грудь. Сорча порвала рубашку. Там уже был лиловый синяк.
Она ощупала его ребра, следила за реакцией. Он кривился, но не отвечал толком на нажатия на кости. Он постанывал, когда она щупала его живот. Сорча надавила еще раз. Она не ощущала внутреннего кровотечения, но число синяков пугало.
— Тяжело дышать?
— Оставь меня, девочка.
— Отвечай, моряк. Ты можешь дышать?
Ее руки коснулась ладонь. Пальцы с перепонками легли на синяк на груди мужчины, нежно отодвинули руки Сорчи.
Сорча потрясенно смотрела, как мерроу обвила собой моряка. Длинный хвост обвил его ноги, ее грудь прижалась к спине моряка, а перепонки мерцали, задевая его кожу. Она прижала подбородок к его плечу, напевая низкую песню мерроу.
— Сорча, — сказал Манус. — Идем со мной.
Она посмотрела на протянутую руку.
— Что такое?
— Я говорил, фейри позаботятся о нас. Идем.
Ладонь Мануса была холодной, как ее. Он поднял ее и впился в ее локоть, когда она пошатнулась.
— Ты поранилась?
— Нет.
— Хорошо.
Он повел ее к носу корабля. Она оглянулась, русалок приплывало все больше. Две вытащили мужчину из океана. Они бросили его на палубу с силой, и Сорча скривилась, но от удара он стал откашливать воду из легких.
Они не только спасали выживших. Еще три мерроу вытянули мужчину и уложили на палубу нежно. Они покачивались над его телом в горе.
— Они скорбят по мертвым? — спросила она.
— Конечно. Мы работаем с ними, мы скорбим по ним перед отплытием.
— У них бывают смерти? — Сорча огляделась, пытаясь увидеть тела мерроу.
— Ты их не увидишь на корабле. Мерроу становятся пеной, умирая. Это жестокая смерть, но лучше, чем быть съеденными акулами.
Сорча сглотнула.
— Мне жаль слышать, что они теряют любимых.
— И я теряю хороших людей. Жалей многих из нас.
Она моргнула и посмотрела на него. Его щеки были в красных пятнах, он поглядывал на нее, пока вел к краю корабля.
— Вы злитесь на меня? — спросила она.
— Не стоило брать эту глупую миссию. Путь в Гибразил опасен, и я знал это.
— Я виновата?
— Ты попросила, веснушка.
Сорча отдернула руку, что он держал.
— Как вы смеете меня винить? Я не сделала ничего неверного!
— Ты заключила сделку не с теми фейри! — он толкнул ее к носу корабля и деревянной фейри, смотрящей на горизонт. — Я потерял хороших людей из-за тебя. Я не буду винить тебя за их смерти, но я уберу тебя с корабля!
Она споткнулась, врезалась в борт. Шторм утихал, хоть волны еще бурлили с гневом. Она не видела ничего в волнах, вода была темной и жуткой.
Остров было видно. Высокие скалы с одной стороны, каменистый берег. Замок возвышался на островке, башни рушились, дерево гнило, и земля выглядела жутко и заброшено. Словно там жили призраки. Не люди и не фейри.
— Гибразил? — спросила она.
— Ты хотела на остров. Вот он, — он топнул по палубе и ушел.
— Стойте! — Сорча развернулась. — Как мне туда попасть?
— На это мы не договаривались. Как видишь, у меня тревог тут хватает.
— Я могу одолжить лодку? — она побежала к нему и впилась в рукав.
— Одолжить? Как ты ее вернешь? Плыви, если так сильно туда надо, веснушка, или оставайся с нами и возвращайся. Мне плевать.
— Плыть на остров? — Сорча указала на Гибразил. — Вы хоть знаете, что в тех водах? Вы сказали, что это был проход между Другим миром и нашим. Сколько там фейри? Точно не только мерроу!
— Оставайся, и я отвезу тебя домой!
Он повернулся к ней. Его грудь вздымалась и опадала, ладони сжимались и разжимались. Сорча прищурилась. Он не просто злился, он боялся. Шторм многого стоил, и он жалел, что отправился сюда.
Они должны вернуться через шторм. Дело было в том, что это будет снова. Может, в мир людей вернуться было проще, но она сомневалась в этом.
Он потеряет еще людей. Больше русалок умрет. И она ругала, что он не доставил ее на остров, хотя была причиной этой беды.
Сорча выдохнула.
— Понимаю, Манус. Да. Но мне нужно взять с собой вещи, а их нельзя мочить.
— Я не говорил, что вещи будут в безопасности.
— Там книги матери, — крикнула она, он снова отвернулся. — Только они остались от нее, и я не оставлю их.
Он замер. Она смотрела, как его плечи гневно поднялись и опустились в поражении.
— Ты все равно пойдешь туда?
— Выбора нет, вы это тоже знаете. Наказание фейри за нарушение сделки хуже быстрой смерти в море.
— У меня есть подарок селки, что поможет твоему мешку быть сухим, но я жду, что он вернется ко мне.
Сорча сцепила пальцы.
— Я постараюсь вернуть его, когда все кончится.
— Я запомню.
Манус махнул моряку, самому подвижному среди всех на палубе, лежащих, как осенние листья. Ворон вылетел из каюты капитана с воплем в воздухе. Сорча смотрела, как он летит к острову.
Ворон тоже хотел туда, куда и Сорча. Она посмотрела на остров и подавила трепет. Что-то в этом месте ощущалось неправильно.
Воздух был неподвижным. Океан не бил о камни, а избегал прикосновений к земле. Даже стихии бросили Гибразил. В острове было нечто больше, чем говорилось в легендах, и Сорча боялась узнать, что.
Она держалась, пока опекун отпускала их. Корабль покачивался, словно бури и не было. Сорча хотела бы забыть это так же просто, как «Сирша».
Шаги сообщили, что моряк с ее мешком в вытянутой руке вернулся. Он держал его перед собой, мешок качался с его пальцев, словно он не хотел ее трогать.
Сорча узнала это выражение. Так же смотрели на маму месяцами, а потом сожгли ее. Они винили ее во всех неудачах. Корова соседа умерла, ребенок простыл, колодец высох — виновата ведьма, проклявшая город. Они решили сжечь мать Сорчи.
Она забрала мешок с тихим ругательством.
— Я не призывала бурю, дурак. Отдай.
Моряк отпрянул от нее.
Неплохо. Он боялся ее, может, так было проще смириться со штормом, но она не хотела, чтобы к ней относились, как к ведьме. Сорча была хорошей. Она бы их исцелила, если бы не прибыли русалки.
Она забросила мешок на плечо и протянула руку Манусу.
— Амулет?
Он вытащил мешочек из кармана. Он был сухим. Ни капли воды на пятнистой поверхности.
— Вот. Сунь в мешок и плыви как можно быстрее.
— Чары выветрятся? — она сунула мешочек среди самых ценных книг.
— Вряд ли. Веснушка? Где русалки, там и их мужчины. Они любят красивое, и чтобы такие, как ты, остались с ними, многие их жены тут с нами. Никто их не остановит.
— Спасибо, — процедила она.
Он не смотрел. Манус ушел к своим, а она стояла на грани решения. Вода была опасной частью пути. Океан не был добрым, а его обитатели — тем более.
Она смотрела на остров из кошмаров. Гибразил, призрак-остров, был в легендах и мифах веками. Многие верили, что его придумали, или что это утопия, куда отправляются самые умные.
Выглядело как развалины.
Она осторожно забралась на борт, сжала веревку. Вот. Стоит прыгнуть, и возврата не будет, она окажется в воде внизу.
Она вспомнила глаза папы. Его ужасно худое тело, кашель, что будил ночью, опасность, что будет, если она провалится, и он умрет. Жуки заразят ее сестер, ведь они были ближе всех. Семьи неподалеку тоже могли пострадать. И она не спасет их.
Сорча подняла ногу в соленый воздух, глубоко вдохнула и прыгнула.
Она ударилась об воду. Юбки закрыли лицо, запутались с волосами. Мешок тянул ее вниз, ко дну океана, удивительно легко.
Пузыри летели из ее рта, она била руками. Ткань запуталась в ногах, они не двигались. Она не могла оттолкнуться. Не могла дышать.
Хмурясь, она едва заметила движение в глубинах. Успокойся. Только спокойно можно было иметь дело с фейри, чтобы они помогли. Паника вела к плохим решениям.
Она расслабилась, хотя легкие пылали. Соленая вода жалила глаза, когда она открыла их. Сорча посмотрела вниз и чуть не закричала, увидев красные глаза.
На дне океана ждали мужчины мерроу. У них не было хвостов, как у женщин. У них были ноги, как у людей. Зеленая чешуя покрывала их тела, полные мышц. Жабра и плавники придавали им жуткий вид. Но их лица пугали сильнее.
Большие рты, как у рыб, открывались, они вдыхали ее запах в воде. Острые губы были на деснах. Их глаза выпучились, они поняли, что в их царстве человек. Плавники окружили их лица. Они широко и зло улыбались.
Один сжал трезубец и оттолкнулся от дна. Он плыл к ней. Его ноги с перепонками помогали ему быстро плыть, ее мешок все тянул ее ко дну.
Сорча не могла это допустить. Она решительно сжала низ юбки. Два рывка, и ткань была разорвана по бокам. Этого должно было хватить.
Ее ноги были свободны, и она поплыла изо всех сил. Мышцы горели, легкие кричали, глаза слезились, но она вырвалась на воздух.
Она вдыхала с хрипом. Воздуха не хватало, чтобы утолить ее жажду, каждый вдох был с привкусом металла. Она легла на спину, вдыхая, и поплыла к острову.
Мужчины-мерроу плыли. Она не могла отдыхать из-за воздуха. Пора плыть. На острове она отдохнет.
Только там.
Она перевела дыхание, легла на живот и подняла руки над головой. По руке за раз, толчок за раз, она считала движения с дыханием, была все ближе к Гибразилу.
Она не останавливалась ни на миг, иначе мешок утянул бы ее под воду. Ее желудок сжимался от движения под волнами. От соли тошнило, но не осталось даже желчи.
Она не видела акул, но, судя по историям, она увидит их, когда будет поздно.
Над головой кружил ворон. Он каркал, она открыла глаза и замерла, чтобы дышать.
— Бран? — прошептала она.
Его карканье сотрясло ее тело.
— Да. Я должна плыть.
Остров был все ближе, солнце садилось, океан краснел. Она доберется, если проплывет… еще… немного.
Ее ноги коснулись земли.
От всхлипа тело дернулось вперед. Она нырнула под волну, но не важно, что она не видела. Она ощущала соль, но под ногами были камни. Ей не нужно было больше плыть, она не потеряет записи матери.
— Спасибо, — прошептала она, выбравшись на берег. — Большое спасибо.
Она сжала пальцами песок и грязь. Они забились под ногти, и слезы все сильнее лились по щекам. Она смогла. Она добралась до острова сквозь бури, жутких существ и мужчин-мерроу.
Сорча сделала это.
Она смеялась сквозь слезы, легла на спину. Звезды мерцали на ночном небе. Они были такими красивыми. Земля была такой красивой.
Не важно, что дальше возвышался загадочный замок. Не важно, что призраки могли быть вокруг нее. Она уже не плыла, земля не двигалась.
Хрипло выдохнув, она закрыла глаза. На минутку. Она отдохнет миг, а потом пойдет искать фейри, что был нужен близнецам Макнара.
Звезды плясали, и она улеглась удобнее на песке.
Глава пятая
Чудовище
Холодный воздух задел ее кожу. Сорча легла на бок, бормоча во сне. Песок коснулся ее лица и попал в легкие, когда она всхрапнула.
Она резко вскочила, почесала быстро нос. Она откашляла песок и стерла засохшую соль со щек. Ее кожа пылала, ободранная и сухая. Ее губа потрескались, и когда она вдохнула, в рот попала кровь, жаля опухший язык вкусом железа.
Где она была? Ее взгляд плясал по потертым камням и обломкам дерева.
— Точно, — прошептала она. — Лодка, буря, вода.
Сорча притянула колени к груди, обняла их. Больше слез не будет. Она не могла позволить себе сорваться, оставалось еще много дел.
Она взяла себя в руки и огляделась. Что ее разбудило?
Что-то фыркнуло слева от нее. Ее спина напряглась, она медленно повернула голову.
Гладкое лицо с усами снова подуло на нее. Глаза морского котика были большими и темными, удивительно дружелюбными. Теплый воздух пах рыбой и гнилыми водорослями, смешанными с мускусным запахом ее нового друга.
От ее движения котик шлепнул плавником по брюху и рассмеялся.
— О, — удивленно сказала она. — Здравствуй.
Он склонился и фыркнул на нее. Когда она отпрянула, он снова издал кашляющий смех и перекатился на спину. От каждого хлопка по боку подкожный жир дрожал.
— Разве ты не забавная кроха? — Сорча не была уверена насчет крохи. Морской котик уже был крупнее, чем она, а она была уверена, что он еще не вырос полностью. Его длинные усы поднялись от ее слов.
Он фыркнул на нее еще раз и развернулся. Его тело дрожало, двигаясь по земле, он скользнул в воду грациознее, чем вел себя на суше.
Вспыхнула мысль.
— Ты — селки?
Ответом был тихий смех, котик погрузился под воду.
Ее мышцы болели, пока она вставала на ноги. Длинные мышцы бедер сдавило, ее ноги сводило.
Сорча заскулила. Боль была ужасной, но она не могла оставаться на песке. Солнечные ожоги уже покалывали ее кожу, покрывая щеки и руки. Если она задержится еще немного, появятся волдыри.
Вода. Ей нужна была вода. Ее губы потрескались, когда она открыла рот и с хрипом выдохнула.
Она тихо постанывала, поднимаясь. Она взмахнула руками для равновесия и замерла. Кашляя, Сорча кивнула.
— Шаг первый: встать. Выполнен.
Ее ноги казались далекими. Она нахмурилась и посмотрела на пальцы ног. Куда делся ее левый ботинок?
И тут мерроу направил на нее трезубец с опасным блеском глаз. Она застонала и прижала руку к голове. От боли, пульсирующей за глазами, она чуть не упала на колени.
— Кто это? — спросил женский голос.
— Не знаю. Наверное, ее прибило с обломками корабля.
— Такого не бывает.
— Тогда откуда мне знать? Сюда можно попасть только через изгнание, но фейри не могут изгнать людей!
Второй голос был мужским. Гнусавым и резким, и от этого боль за ее глазами усилилась.
— Прошу, — прошептала Сорча, — у вас есть вода?
— Она нас слышит, Циан?
— Люди не могут нас слышать, когда мы в мороке. У нее галлюцинации.
Сорча шагнула к звуку, искала взглядом владельцев голосов.
— Я вас слышу. Я прибыла в Гибразил, чтобы поговорить с фейри, что живет тут.
Фырканье разнеслось над камнями.
— Тут много фейри, человеческое дитя. Но редкие заговорят с тобой.
— Простите? — она моргнула. — Мне нужно поговорить с Туата де Дананн, что живет тут. Меня послали близнецы Макнара.
— Это многое меняет, — сказал женский голос. — Мы поможем тебе с этим.
— Нет! — другой голос, Циан, был против. — Хозяин лишит нас голов, а я уже много раз был на волоске. Я в этом участвовать не буду.
— Прошу, — Сорча шагнула вперед и споткнулась о камень. Она упала на колени, закричала, когда острые камни впились в ее уже пострадавшую плоть.
— Посмотри на нее, Циан! Нельзя бросить ее тут.
— Не говори мое имя! Нам нужно оставить это тут. Мы не помогаем людям. Не трогай! Женщина, ты меня погубишь. Она может быть больна!
— Но…
— Без но! Перестань помогать людям и подумай о себе! Люди не отсюда. Пусть вернется в воду, а мы забудем об этом.
Сорча коснулась раны на колене. Кровь текла из разорванной плоти, уже засыхала с солью и песком.
— О ней, — прошептала она. — Я женщина, а не «это».
— Меня не обмануть, — буркнул Циан. — Ты выглядишь так, как то, что я выбрасываю в океане. Удачи на пути в замок.
Шаги застучали по камням. Они уходили. Она охнула и вскочила на ноги, широко расставила ноги для равновесия. Они не могли пока что уйти.
— Стойте! — крикнула она. — Прошу, стойте!
Порыв ветра возвестил о приближении фейри. Теплые губы прижались к ее уху, женский голос прошептал:
— Я о тебе позабочусь, если ты дойдешь до дома. Одну ногу за другой, милая.
Сорча подняла ногу и опустила перед другой. Она шаталась, была слабой, обессиленной, но решительной. Каждое движение пронзало ее тело ледяными иглами боли.
— Мое тело меня не остановит, — прошептала она.
Чем дольше она двигалась, тем больше мышцы расслаблялись. Боль притупилась, сменилась усталостью. Она расслабилась, из головы пропал туман.
Она замечала на острове мелкие красивые детали, которые она не видела с корабля. Каменистый берег был опасным, да, но на камнях виднелись маленькие сверкающие моллюски. Тропа в склоне утеса вела к изумрудным полям, похожим на ее дом.
А почему им не быть похожими? Это был Уи-Нейлл, зеркальное отражение, но с той же структурой земли. Другой мир не сильно отличался от ее мира.
Она забралась на первый камень и перевела дыхание. Лиловые цветочки виднелись между ее пальцев. Солнце достигло пика, из-за жара над полями поднялся туман. Было странно видеть его в такое время дня, но он был здесь.
Сорча взбиралась по камням, пока не достигла вершины холма.
Зелень заполнила все перед глазами. Такой красивый пейзаж потрясал. Ее сердце заболело, пальцы поджались. Холмы покрывала яркая трава, сколько было видно. Белые точки овец усеивали их вершины, комочки шерсти прыгали среди тумана.
А дальше возвышался замок. Высокие башни напоминали мечи, пронзающие богов.
Сверху летали вороны. Их крики напомнили ей, почему она здесь, и как далеко она зашла. Она замерла, уперев руки в бока, тяжело дыша.
— Еще немного, Сорча, — сказала она себе. — И начнется настоящая работа.
Гравий хрустел под ногами, она шагала к замку. Ее кожа зудела, словно за ней следили сотни глаз. Так могло быть. Фейри были невидимы для людей, а на этом острове их было много.
Она не могла поверить, что это — тюрьма. Тут было слишком красиво, слишком… по-человечески.
Мимо нее пронесся быстрый топот ножек. Сорча покачнулась, ее юбки закоченели от песка и соли. Ее спутанные волосы прилипли к лицу, когда она развернулась.
Никого. Рядом с ней никто не стоял, но она ощущала толпу. Ладошки тянули за ее одежду, задевали руки и сумку.
Она сглотнула.
— Благодарю за гостеприимство. Мне нужно дойти до замка. Вы поможете?
Она действовала наугад. Фейри вокруг нее могли не пустить ее туда. Они могли захотеть сбросить ее с утеса и убрать все следы человека. Сорча не винила их. Люди редко бывали добрыми к фейри.
Вместо этого нежные ладошки обхватили ее локти и позволили прильнуть к ним. Ее пятки так болели, что она, не мешкая, приняла невидимую помощь. Слезы выступили на глазах от их доброты.
— Спасибо, — прошептала она. — Я не могу выразить всю благодарность.
Они помогали ей лететь. Ее ноги едва задевали землю, пока они несли ее к замку. Дверь когда-то была красной. Краска облетела с верхней части, золотые украшения потемнели от времени, бронзовый лев держал колотушку.
Свет проникал в трещины двери. Она замерла и заглянула туда. За дверью была пустая комната. Белые простыни покрывали мебель, паутина тянулась от пола до потолка.
Сорча толкнула дверь ногой. Скрип петель разнесся по комнате и отразился от большой лестницы, ведущей на второй этаж. Паутина развевалась там, где она порвала ее, открыв дверь.
— Это замок Гибразил, — прошептала она. Сорча поймала паука и паутину и прикрепила к стене. — Прости.
Она подвинула юбки, прошла в замок, широко раскрыв глаза. Тусклый свет попадал на клочки пыли в воздухе, и комнату будто наполнял звездный свет.
— Она пришла, — буркнул знакомый голос.
— Да, — ответила Сорча. — Ты — Циан, да?
— Люди не должны знать наши имена. Я тебе его не давал, неблагодарная.
— Но оно у меня, и я пришла в замок.
— С помощью.
Она пожала плечами.
— Это важно? Я все равно здесь, и теперь я хочу поговорить с Туата не Дананн.
— Хозяин не принимает гостей.
На лестнице мелькнул низкий силуэт в тенях. Пыль оседала на его плечи, слишком круглый для человеческих, трясущиеся от злости. Сорча прищурилась и вспомнила мелкие детали.
— Боюсь, я не могу предоставить ему выбор. Веди меня к нему.
— Я тебе не слуга.
— Тогда опиши путь, — Сорча добавила твердости голосу. Слова должны были звучать резко, чтобы он послушался.
Фейри проворчал:
— Если думаешь, что это запугает меня…
— Должно, — перебила она. — Ты не знаешь меня, гном. Ты рискуешь, недооценивая меня.
Она бросалась этими словами, надеясь, что память не подвела ее. Гномы были низкими и пухлыми существами с круглыми телами и жиром. Пыль оседала на похожее тело.
Циан поежился, пыль взлетела в воздух.
— Неплохо.
— Расскажи, как пройти к твоему господину.
— Что ты дашь мне взамен?
— Я больше не буду заключать сделки с фейри! — ее крик резал уши. — Живо!
— Вверх по лестнице, девочка. Иди прямо к тронному залу. Не пропустишь.
— Тронный зал? — она от удивления закашлялась.
— А ты думала, господин будет в приемной? Тронный зал, девочка. Так сильно хочешь увидеть господина? Может, стоит приготовиться к тому, что встретишь.
Она не смотрела на него. Ткань огрубела, тело болело, лицо пылало от солнца и соли, но она поднималась по лестнице, высоко подняв голову. Она не сломается.
Сорча решила быть сильнее, чем была раньше. Сильнее, чем когда впервые помогла родиться ребенку. Способнее, чем когда заболел ее отец, и сестры нуждались в ее поддержке. Смелее, чем когда она впервые разрезала тело незнакомца и вытащила из него жуков, надеясь, что они не нападут на нее.
Фейри не посмотрят на нее с жалостью. Господин точно не будет добр с ней. Ей нужно быть остроумной. Сорча знала, что убедить фейри покинуть этот остров будет почти невозможно.
Но она должна попробовать.
Лестница вела к древним камням. Одна стена рассыпалась, став пылью, открыв комнату, полную потрепанных картин. Она не замерла, хотя интерес усилился.
В конце замка лестница вела вниз. Паутина покрывала люстры, с них свисали пауки вместо кристаллов. Белый мраморный пол когда-то впечатлял. Теперь трещины проходили реками по когда-то красивой поверхности.
Ступени в поеденной молью ткани вели к возвышению. Трон нависал во тьме, обрамленный рогами, торчащими в стороны. Сорча видела тяжелые сапоги, что вели к толстым мускулистым ногам. Тени скрывали остальное тело.
Туата де Дананн был мужчиной.
— Я пересекла море, вынесла трудности и шторм, чтобы поговорить с вами, милорд, — она замешкалась перед троном, не зная, стоит ли продолжать.
Его сапоги подвинулись. Стало видно идеальный отпечаток ноги в пыли. Как давно он сидел там? Он ждал ее?
— Я уже не заключаю сделки с людьми.
Что-то не так было с его голосом. Камень скрежетал о кости. Голос словно царапал ее спину и вызывал покалывание ладоней. Она охнула.
— Меня отправили близнецы Макнара, и они сказали, что вы…
— Близнецы Макнара?
— Да, милорд. Они сказали, что вы поможете.
— Вот как? Наверное, они меня с кем-то спутали.
— Я… — она запиналась. — В-вы связаны с миром людей? Знаете, что там происходит?
— Меня не беспокоят страдания людей.
Она сжала окоченевшую юбку кулаками.
— Мы страдаем от кровавых жуков. Мы не выживем без лекарства, и близнецы Макнара сказали, что помогут, если я приведу вас к ним. Умоляю…
— Мольбы я не вижу, — прорычал он.
Сорча закипала. Он не дал ей закончить! Как она могла умолять, если он не давал ей заговорить?
— Кровавые жуки едят людей изнутри. Мы не можем остановить их сами, и мне нужно, чтобы вы…
— Нужно?
— Да! — воскликнула она. — Нужно. По-другому лекарство не найти! Близнецы обещали, что мне нужно лишь вернуть вас…
— Они соврали, — тени двигались.
— Фейри не могут врать.
— Тогда они исказили правду. Пойми, девочка, у близнецов Макнара нет лекарства от жуков. А теперь — уходи.
Ее грудь сдавил ужас. У них было лекарство! Она не могла пройти столько и обнаружить, что фейри перехитрили ее.
— Уйти? — отозвалась она. — Куда мне уйти? Это остров!
— Мне все равно, куда ты пойдешь. Гибразил — не место для такой, как ты.
Она не справилась? Он оставался в тени, едва двигался, и только нога добавляла загадок, а не ответов. Его голос играл на нервах Сорчи, его властная натура вызывала желание ударить его, а его отказ показывал, что он бессердечный, не думал о других.
Как он смел?
— Моя семья умрет, если я не найду лекарство.
— Ты так переживаешь из-за смерти, что вряд ли думаешь о чем-то другом.
Рот Сорчи раскрылся, ее щеки вспыхнули от гнева.
— Вы хоть немного переживаете за состояние других?
— Не за тех, кто угрожает моим слугам.
— Гном у двери? — она дико махнула рукой в сторону, откуда пришла. — Это одно из грубейших созданий, что я когда-либо встречала! Я не буду извиняться ни за тон, ни за свои слова.
— Люди редко сочувствуют фейри. Но ты думаешь, что я в долгу перед тобой за… что? Существование?
— Вы такой жестокий, что не ощущаете ни капли сострадания к моему народу?
Сапог, на который она смотрела, снова подвинулся. Она ощутила прилив триумфа.
— Я известен жестокостью. Как и ты, похоже, — прорычал он.
— Вы быстро судите как для мужчины, скрывающего лицо!
— Мое лицо не для слабых сердцем.
— Вы признаете, что вы — трус?
— Трус? — его голос стал ниже, пронзал тьму и трещал на камне. Ее ребра и все тело дрожали. — Ты смеешь меня обвинять?
— Я на многое готова ради благополучия семьи! — голос Сорчи дрожал от праведного гнева, но сама она тряслась от страха.
Тени задрожали, шторы вокруг трона развевались, а он понимался все выше… и выше… и выше.
Она нахмурилась в тревоге, глядя на его огромный рост. Боги, как он велик?
Плащ скрывал почти всю фигуру. Темная ткань развевалась, как большие кожистые крылья, когда он пошел по ступеням к ней. Каждый шаг громыхал, и мрамор трескался еще сильнее.
Ему не нужно было спешить к ней, чтобы запугать. От одного его размера ей стало не по себе. Широкие плечи, подтянутая талия и капюшон на голове — все, что она разобрала, хоть и вблизи. Сорча задержала дыхание и не отступала.
Она не покажет страх.
Он замер, когда пальцы его ног почти коснулись ее. Сорча смотрела во тьму его капюшона, ее голова едва доставала до его бицепсов. Она стиснула зубы и расправила плечи. Его слова уже не могли быть хуже предыдущих.
— Ты мало обо мне знаешь, человек, — его дыхание задевало ее волосы, пахло мятой и цитрусом.
— Могу с уверенностью сказать, что ваши взгляды, а потому и характер, ужасны!
— На каком основании такие обвинения?
— Вы заставили ваших слуг звать вас господином. Вы прячете лицо и запугиваете гостя, что пришел за помощью. И ы отказываетесь предоставлять помощь нуждающимся. Это факты против вас, сэр.
— Ты не переживаешь за свое выживание? Ты ругаешь существо, что превосходит тебя силой!
— Превосходит? Сэр, этот термин не подходит.
Его агрессия в споре заставила ее подумать, что она пробила его шкуру, но она ошибалась.
Его спина выпрямилась, он расправил плечи. Плащ натянулся на его груди, он отошел от нее. Он забрал с собой воздух, украл его из ее легких, а порыв холодного воздуха толкнул ее, ведь он гневался.
— Уходи, — сказал он.
— Мне некуда идти, — повторила Сорча. — И если вы перестанете упрямиться…
Она не думала. Она схватилась за его плащ и потянула.
Ткань съехала с плеч и открыла его жуткое лицо.
Свет упал на бесформенный облик. Множество следов было на его щеках, лбу и челюсти. Она могла простить шрамы от геройских поступков. Могла не замечать родимое пятно или искажение с рождения. Но это?
Открытые раны стали бороздами на камне его лица. Из них выросли кристаллы, фиолетовые, драгоценные, меняющие цвет опалы. Камни торчали из его плоти и лишали его облика, схожего с людским. Они тянулись и торчали над его головой, бритой, кроме клочка волос на макушке.
Когда-то он был красивым. Его челюсть была квадратной, губы — полными, глаза — пронзительно-голубыми, смотрели в ее душу.
Сорча охнула, встретившись с ним взглядом. Лед застыл в ее венах, от страха застучали зубы. Но в ее животе расцвело тепло. Его глаза были красивыми, выразительными и полными боли.
— Что с вами случилось? — прошептала она.
Он бросился к ней. Охнув, она закрыла руками лицо. Она знала тот взгляд. Сорча росла в борделе. Желание ударить женщину было легко распознать на лице мужчины.
Он не ударил ее. Его рука до боли сжала ее запястье. Камень впился в нежную плоть, и Сорча заскулила.
— Это ты хотела увидеть? — прорычал он, их носы соприкоснулись, так близко он склонился.
— Я не хотела оскорбить!
Он не дал ей ни мгновения. Он потащил ее из тронного зала так быстро, что она поехала по полу, пока не пришла в себя. И тогда она побежала, чтобы догнать его.
Сорча дернула рукой.
— Пустите!
— Нет.
— Пустите, я сказала!
— Я слышал, — прогудел его голос, послышался топот.
— Куда вы меня ведете?
— Ты возмущаешься, что не можешь покинуть этот проклятый остров, а потом сразу оскорбляешь меня. Принцесса, я веду тебя в твою комнату.
— Комнату? — она уперлась пятками, заставляя его тащить ее. — В этой руине с пауками есть приличная комната?
Его пальцы сжали хрупкие кости ее запястья, и она охнула от боли.
— Боишься пауков?
— Я почти ничего не боюсь.
— Хорошо.
Сорча скривилась, его плечо ударилось о разбитую дверь. Конечно, она разбилась почти пополам. Он вел себя как таран.
Камни впивались в ее пятки, он тащил ее наружу, но Сорча отказывалась кричать. Он не получит радости от осознания, что путь причинял ей боль так же, как и его каменная хватка.
— Я могу идти и сама! — закричала она.
— Я могу слышать тебя и без твоих криков!
Он ускорился, и она уже не могла говорить. Дыхание ощущалось на вкус как кровь, ее легкие пытались поддерживать ее. Лямки сумки впились в ее плечи и руки. Ее ноги онемели, кожа была содрана, а он все тащил ее к другому концу острова.
Когда они добрались до места, что он выбрал, она почти падала. Жажда и голод ослабили ее тело и разум.
Он указал на маленькую хижину в болоте недалеко от океана. Туман кружил надо мхом и трясиной.
— Твое новое жилище, — прорычал он.
Сорча заставила глаза прищуриться, принять детали, которые ее разум хотел игнорировать. Хижина стояла на столбиках над водой, тянулась в сторону бухты. Вереск рос у соленой воды, умирая по краям.
Облик хижины трепетал, словно он смотрел сквозь жаркий воздух. Руны появились на деревянных стенах и вдоль мостика к хижине. Сорча вдруг заметила мигающие огни в воздухе вокруг домика.
— Это хижина ведьмы, — сказала она.
— Проницательно.
— Эти места опасны для тех, кто не практикует магию. Я не могу остаться там.
— Можешь. И останешься.
Он схватил ее за руку, поднял на мостик и подтолкнул. Он взмахнул рукой в воздухе. Сияющий свет поднялся с земли к небу.
Сорча дернулась и ударилась о невидимую стену.
— Что ты сделал? — прохрипела она, ударяя кулаками по воздуху. — Что ты сделал!
— Я запираю тебя здесь. Выживи, человек. Может, со временем я тебя выслушаю.
Он развернулся и пошел прочь.
Сорча чуть не подавилась своим языком. Он ушел? Он оставил ее с самой опасной из злой магии и просто ушел?
— Как ты смеешь? — завизжала она. — Не бросай меня здесь! Ты не можешь!
Он мог и сделал это.
Она прижала ладони и предплечья к щиту, что он поставил на краю болота, и вздохнула. Она не могла даже попытаться остаться в той хижине.
Сорча повернулась и взглянула на руны, которые то появлялись, то пропадали.
— Думай. Что еще остается, Сорча? Как это исправить?
Она озиралась, шагнула к краю мостика и посмотрела на воду. Белые сияющие глаза моргнули ей.
— И вода не подходит, — пробормотала она. — Тогда… хм…
Руны на двери засияли красным, а потом стали пятнами куриной крови, разбрызганной по дереву узорами, которые она слабо узнавала.
— Это сложный способ.
Она закрепила сумку на плечах и пошла по мостику. Камень на ее груди выскользнул из одежды. Она поцеловала его и прижала дыркой к глазу, смотрела, как тают чары.
Защитное проклятие было относительно простым. В книгах матери были части о языческих ритуалах. Это заклинание было со страниц черной книги, которую ей не стоило читать.
Ее пальцы чесались от желания попробовать изученное, разорвать круги, нарисованные ведьмами прошлого. Но такие старые проклятия были полезны. Так она могла быть уверена, что хоть одно место на острове было безопасным для нее.
Сорча провела пальцем вниз по прямой первый раз. Она принялась обводить круги и линии, не мешкая. А потом она повернула руку в воздухе, словно открывала дверь.
Раздался треск, и дверь открылась.
Без камня у глаза интерьер ужасал ее. Разрезанные курицы висели под потолком в разных стадиях гниения, их кровь покрывала пол, и он сиял, как отполированный, тут и там из перьев получились островки среди крови. Черепа людей украшали стены со свечами в них, и глазницы сияли. Ножи и косы висели на стенах, над ними покачивались цепи.
Сквозь камень комната выглядела иначе. Хоть комната была маленькой, но это был дом, пусть и пыльный. Стол с одним стулом стоял в углу. Сушеный фрукт в центре уже стал мумией от времени. Стол в другом углу был полон бумаг и клякс. Маленькая кровать была у дальней стены, под окном, куда лился лунный свет.
Сорча сглотнула и взяла себя в руки.
— Фейри этого дома, я не хочу оскорбить. Я — уставшая путница, которая ищет место, чтобы отдохнуть. Этот дом безопасен, теплый, и я клянусь, что не трону чужое. Если вы подарите еду и воду, я помогу убрать в доме.
Она не слышала ничего мгновение. Тишина звенела. Она могла лишь надеяться, что не обидела оставшихся брауни или красных колпаков.
Она сцепила пальцы и слушала. Ее терпение было вознаграждено. Тихий шорох сообщил о движении фейри. Тихие шаги приближались, и она ощутила прикосновения к ногам.
Она опустила взгляд, увидела полосу на полу.
— Соль? — прошептала она. Или что-то похожее. Белый порошок был с отпечатком пальца, портящим гладкую линию.
Она подняла голову, и комната уже не пугала. Это была просто комната.
— Спасибо, — сказала она. — Ваша доброта не знает границ. Я буду чтить слова, что сказала при входе.
Она прошла к кровати и бросила сумку на пол. Ее спина болела, голова кружилась. Она не закончила.
Ее ладони знали, где найти склянку сахара, хоть разум уже засыпал. Сорча порылась в сумке и нашла глиняную баночку. Всегда полезно было носить с собой подарок для фейри. Она научилась этому уроку, и ее карманы всегда были полными.
Она вытащила и монетку. Тусклый свет луны сиял на краях, она много раз натирала ее. Сорча звала монетку счастливой, и казалось уместным отдать ее сейчас.
— Я поделюсь тем, что у меня есть, — прошептала она. — Этого мало, но, думаю, завтра я найду больше. Не как оплату, я знаю ваши обычаи.
Стулья заскрипели, покачиваясь. Сорча моргнула, а стол оказался чистым, без пыли, и грязные тарелки пропали.
— Не стоило так утруждаться.
Кружка появилась из воздуха и опустилась на стол.
Сорча была потрясена. Она хотела прижать камень к глазу, чтобы увидеть скрытых фейри. Они не могли пугать сильнее их господина.
— Вы так добры, — выдохнула она. — Я оставлю вещи у камина. Прошу, наслаждайтесь ими. Простите, что так мало.
Пять шагов донесли ее до другого конца хижины. Она склонилась, сдула пыль с камина и опустила вещицы. Брауни в ее комнате в борделе любили лазать. Она всегда оставляла подарки повыше, устраивая им приключения.
Они были любопытными созданиями, и за это она их уважала. Брауни порой мешали, но чащу помогали. Они хотели сделать все, что могли, а когда не могли — сходили с ума.
Она нахмурилась. Она надеялась, что не столкнулась с этим. Домашние брауни легко становились боггартами, если не были заняты. А комната была пыльной…
Она повернулась.
— Тут брауни?
Ответа не было.
— Я не буду плохо о вас думать. Просто мне будет проще, если я буду знать, что вы любите. Брауни моего дома любили мед, но я как-то раз встречала боггарта, и он любил свежий хлеб.
Чашка на столе склонилась.
Сорча улыбнулась.
— Боггарт. Я постараюсь стащить что-нибудь с кухни жуткого Туаты де Дананн. Это место будет сиять, и я испеку свежий хлеб, если не будешь срывать с меня одеяло.
Кружка плясала. Она явно заговорила с ним правильно.
Тихий шелест ее юбок вводил в ступор. Сорча прошла к кровати и упала лицом вниз. Не важно, что в ее волосах была паутина, а слой пыли был таким толстым, что подпрыгнул с ней и вернулся на матрас. Она так устала, что могла спать, даже если боггарт будет прижимать к ее щекам потные ладони, проверяя, жива ли она.
Она проспала остаток дня, ночь и утро. А казалось, что через пару секунд она открыла глаза от солнца, сияющего в окно.
Моргая, она сонно поняла, что ее разбудил тихий звук. Стук, будто ложкой по тарелке, хоть так не могло быть. Она помнила, что была в хижине ведьмы, в старом домике. Даже боггарт не мог сделать чай за такое короткое время.
Сорча села на кровати, спутанные рыжие волосы торчали в стороны. Комната изменилась за ночь. Пыль и грязь были собраны в углу, пол оказался теплым деревом. Мебель сияла, камин был вычищен от грязи и сажи.
Что-то звякнуло снова, привлекая внимание к кухонному столу у окна. Два стула обрамляли его, на одном сидела низкая женщина с белыми волосами. Старый, но чистый киртл касался пола. Бледную ткань украшали мелкие розовые цветы. Ее белые волосы были собраны в большой пучок, но кудрявые пряди выбились из него.
Женщина опустила ложку на блюдце и пила чай.
Сорча моргнула.
— Я еще в Гибразиле?
— Полагаю. Если я в Гибразиле, то и ты тоже, — незнакомка была с приятным голосом. Успокаивающим, как теплое одеяло в прохладный осенний день. Это было знакомо, хоть Сорча не могла понять, почему.
Большие карие глаза смотрели за ее движениями, пока Сорча выбиралась из одеяла.
— Я не помню, чтобы укутывалась в одеяло перед сном.
— О, наверное, это был боггарт, дорогуша. Но она уже на пути к брауни, благодаря тебе.
— Мне?
— Ты дала ей дело, этого хотят все брауни.
Сорча усиленно размышляла, а потом ее осенило.
— Я слышала ваш голос на берегу. Вы были с тем гномом!
— У тебя хорошая память, — женщина опустила чашку и улыбнулась. — Можешь звать меня Пикси.
— Вы — пикси?
— Да. Удивлена?
— Я еще не встречала пикси, — Сорча собрала одеяло у груди. — Это честь, мэм.
Пикси рассмеялась, и от смеха задрожала ее грудь и стол.
— О, ты милая кроха! Такая вежливая. Боггарт, ты была права. Она — отрада в этом жутком месте.
— Боггарт? Она здесь?
— Конечно, дорогуша. Она пока не хочет показываться тебе. Она пришла в замок, что большая редкость, и сказала, как приятно ты себя вела. Ты обрадовала ее, дав ей работу, дав место, что нужно убрать. Потеря ведьмы была для нее жутким ударом.
— Я… — ее голова кружилась. Сорча не поспевала за словами Пикси, не осознавала странный поворот ситуации. — Простите, если это покажется грубым, Пикси, но что вы тут делаете?
Пикси села прямо, опустила чашку так, что блюдце надкололось.
— Как дерзко с моей стороны! Дорогуша, если я тебя напугала, позволь извиниться. Я пришла отвести тебя в замок, приготовить чай и… — она сморщила нос. — Может, ты не против помыться?
— Я была бы рада.
Сорча убрала одеяла и потянула ноющую спину. Боль пути притупилась, стало намного лучше, чем раньше. Ее кожу словно покрывал тонкий слой грязи, ее волосы не двигались, когда шевелилась она. Сорча скривилась, ей нужна была ванна как можно скорее.
Она опустила взгляд и нахмурилась.
— Кто оставил меня в нижнем платье?
— Боггарт, дорогуша. И ей было сложно. Ты крупнее, чем она.
— Еще раз спасибо, боггарт! Я приготовлю нам две буханки хлеба ночью.
Тихий писк из угла источал радость.
Сорча прошла к сумке. Мышцы болели, когда она склонилась, чтобы найти одежду, и с губ сорвалось тихое скуление.
— О, хватит, — буркнула Пикси. — Мы укутаем тебя в плащ, и все будет прилично. У нас нет тех глупых ограничений, как у людей. Тело — это тело.
— И тело мерзнет, — отметила Сорча. Мысль о пути без платья звучала мило. Обычно сестры помогали ей застегнуть платье, и ей не приходилось переодеваться на корабле, полном мужчин. Тут ей помощь потребуется.
— Тело подождет, пока не побывает в ванне.
— Вы правы, наверное, — она встала со стоном. — Но мне все-таки нужна одежда.
— У нас этого много, дорогуша, — Пикси встала и прыгнула к ней, удивительно ловкая для женщины старой на вид. — Я помогу тебе надеть плащ. Он застегивается на горле, да? Вот. Мило. Через миг ты согреешься и поешь!
Пикси прижала ладони к лопаткам Сорчи и толкнула. Для существа в мороке ее сила поражала. Сорча не успела моргнуть, а они уже вышли и шагали по мостику.
Почему фейри ее таскали? Глаза Сорчи слезились от яркого света.
— Который час?
— Полдень, дорогуша. Ты долго спала.
— Путь был долгим, — сказала она.
— Представляю! Прийти из мира людей сюда. Ты смелая и вежливая.
— Не храбрее остальных, — Сорча пыталась думать о словах, пока разглядывала новые виды. Всюду были мужчины и женщины в одежде старинного стиля. Они ухаживали за полями, вели стада овец, лежали в траве и показывали друг другу на облака. — Это все фейри?
— Конечно!
— Почему я не видела их вчера? — мужчина прошел мимо них и приподнял шляпу пастуха. Сорча вежливо кивнула в ответ и укуталась в плащ плотнее.
— Мы робеем при людях. Никто не знает, как они отреагируют. Боггарт заявила, что ты была доброй, и остальные решили показаться.
— Вести тут расходятся быстро, — отметила Сорча.
— Точно.
Еще один мужчина прошел мимо, долго смотрел на низ плаща, где было видно ее изящные лодыжки. Сорча покраснела, Пикси стукнула мужчину по голове, и он ушел.
— Кретин, — буркнула Пикси. — Никакого уважения к женщинам. Этих селки нужно отправлять на задания.
— То был селки? — Сорча оглянулась. Он посмотрел поверх плеча и подмигнул ей.
— Мы не гуляем. Прошу, смотри на замок.
— Но…
— Никаких но! Ты не встретишь селки сегодня или потом, я так сказала.
Сорча нахмурилась.
— Они опасны?
— Для разума.
— Он не казался таким плохим.
— Как и все они! — Пикси вела ее к замку, толкала, а потом открыла маленькую деревянную калитку сзади. — Фейри интересуются людьми. Больше, чем стоит. Держись подальше от фейри-мужчин, и будешь счастливее.
Сорча прошла в сад за калиткой, вдохнула сладкий аромат растущих трав. Было еще рано, чтобы растения плодоносили, но помидоры висели, налитые и красные. От базилика разносился сильный запах, верхушки моркови щекотали ее ноги.
— Сад прекрасен, — прошептала она.
— Уверена. Циан будет рад это услышать.
— Гном? — Сорча обошла грядку редиса. — Циан — садовник?
— Как и многие гномы. Они хороши в этом. Земля их слушается, и это все упрощает. Идем!
Сорча подняла взгляд и поняла, что отстала. Пикси открыла простую коричневую дверь, обрамленную серым камнем. Оттуда волнами валил пар.
— Куда она ведет?
— На кухни, дорогуша.
— Я не видела кухни раньше.
Каменный пол был холодным под ее босыми ногами. Она поджала пальцы ног и прошла за дверь. От запаха выпечки, бульканья еды в котелке и аромата чая голова кружилась. Желудок сдавил голод.
Три женщины возились на кухне. Одна склонялась над большим котлом, пробовала суп, другая месила тесто, а третья ушла за шторку. Стало слышно журчание воды о чашу.
— Идем, дорогуша, — сказала Пикси. — Мы помоем тебя и накормим.
Сорча прошла за шторку, ее рот раскрылся от большой металлической ванны за ней.
— Это слишком для меня.
— Ерунда! Нет ничего лучше купания в горячей воде. Залезай.
— Мне хватит и ручья…
— Лезь.
Приказ, и Сорча расстегнула плащ. Ткань упала на пол со стуком, за ней — белое нижнее платье.
— Я должна быть здесь? — спросила она. Горячая вода жалила порезы на коленях, но мышцы расслаблялись. Она зашипела от удовольствия, пар окутал ее лицо.
— А почему нет? Склонись, я потру тебе спину.
Давно Сорче не помогали мыться. Она помнила, как мама тщательно оттирала ее кожу. Она всегда была красной несколько дней после купаний. Сестры Сорчи были не такими, когда она стала жить с ними.
— Ваш господин не хотел, чтобы я задерживалась, — сказала она, губка двигалась по ее коже.
— Да. Я слышала он был… резким с тобой.
Она фыркнула.
— Не то слово.
— Он хороший, но с характером.
— А что с его характером? Я думала, он просто грубиян, он и не старался вести себя иначе.
Пикси схватила ведро воды.
— Господин бывает сложным, но не давай первым впечатлениям сбить тебя. Если ты судишь его жестоко, он поступит так и с тобой. Задержи дыхание.
Вода полилась на ее голову и плечи. Сорча смотрела на грязную воду, кусочки земли уплывали с ней. Пузыри лопались, пахло лимоном.
— Вы давно его знаете? — спросила Сорча. Она вспомнила его искаженное лицо и голубые глаза.
— Сколько он живет. Господин был красивым ребенком, — Пикси замолчала. — И все еще красивый мужчина.
Она хотела возразить. Слова были на языке, слова, что он не красивый, и что внешность соответствует его характеру, но замерла. Сорча всегда быстро судила об остальных. Может, теперь пора было выработать терпение.
— Даже не знаю, — сказала она. — Он не проявил интереса помочь мне. Это не добавляет очарования.
— Помочь? С чем мог господин тебе помочь, дорогуша?
Пикси встала за ванной и потянула Сорчу назад. Ее спина легла на теплый металл, и с ее губ сорвался тихий выдох. Ее волосы выскользнули из воды и повисли до пола. Пикси потянула за них, собираясь распутать их и сделать снова гладкими.
— Мой народ умирает, — сказала Сорча. — Чума захватывает наши земли, и ее не удается вылечить. Наши доктора и травники в тупике, и даже мистики пожимают плечами и говорят, что боги злятся. Ничего не получается.
— А наш господин?
— Меня прислали сюда другие Туата де Дананн. Они сказали, если я верну его, они отдадут лекарство. Мой отец умирает, мои сестры могут заболеть. Я должна что-то сделать.
Движение гребня успокаивало ее. Ее глаза закрылись, приятный ритм после тяжелого путешествия.
— Уверена, если бы ты все рассказала господину, он бы помог.
— Он уже отказался, но не знает, как я решительна.
— Это хорошее качество.
— Да? — Сорча рассмеялась. — Может, мне стоит взять вас с собой домой, чтобы вы так сказали моим соседям. Они терпят меня только потому, что я — целитель.
— Целитель? — голос Пикси стал бодрее. — У нас таких нет.
Она хотела ответить, но так расслабилась, что могла лишь тихо шептать. Она нуждалась в ванне, хоть и не знала об этом раньше. Все боли пропали, тревоги развеялись. Она сосредоточилась на движении гребня и дала мыслям утихнуть.
Все хорошее заканчивалось. Вода остыла, а Пикси добралась до макушки головы Сорчи.
Выступили слезы, все расплывалось по краям для Сорчи. Она не ожидала найти искреннюю доброту. Это ее разбивало.
— Спасибо, — прошептала она и встала. Вода стекала с ее тела, лилась водопадами с ее груди, задерживаясь на ее бедрах.
Пикси спросила:
— Тебе нужно набрать вес, милая. Ты очень худая!
— Я не из королевичей. Я из рабочего класса.
— Для меня разницы нет. Иди сюда.
Пикси хлопнула полотенцем, расправляя его. Еще одна странность. Сорча сама вытиралась после купания. Даже мама позволяла Сорче укутаться в полотенце самой, а потом вытирала ее волосы.
Мягкое полотенце задевало все дюймы тела Сорчи, тщательно вытирая. Пикси не мешкала, будто всю жизнь так делала.
— Пикси? — спросила Сорча. — Что вы делали перед попаданием на Гибразил?
Женщина замешкалась на миг.
— Я была служанкой у самой красивой благой женщины.
— У кого?
— Королевы Нивы, конечно.
— Королевы? — Сорча выдохнула. — Это высокое место.
— Королева — конечно.
— Нет, служанка королевы. Это невероятный опыт. Я тебе завидую.
Пикси потрясенно посмотрела на нее и рассмеялась.
— Дорогуша, ты — чудо! Я и не думала, что мне могут позавидовать! — она рассмеялась и отдала полотенце Сорче. — Высокое место служанки королевы. Прелесть!
Сорча с улыбкой закончила вытирать себя.
— Но это важное положение.
Тени плясали за шторами и между служанок в комнате. Сорча склонила голову и наблюдала за крыльями, перьями и силуэтами из теней. Наверное, они не подозревали, что она видела их истинные облики.
Она надеялась, что когда-то они смогут ходить без морока. Их страх был понятен. Люди плохо реагировали на странных существ. Сорча не верила, что отпрянет от их обликов.
Ей придется остаться. Она отругала себя. Она не планировала оставаться, и она должна была верить, что Туата де Дананн выслушает. Ее путешествие было важным. Он должен был понимать.
— Пикси? — обратилась она. — Где сегодня ваш господин?
— Полагаю, тренируется во дворе. Обычно он там.
— Тренируется?
— О, да, — Пикси вернулась. В ее руках было бледно-зеленое платье, ткань почти касалась пола. — Он — поразительный воин, но те истории пусть поведает он. А это будет хорошо смотреться с твоими волосами.
Сорча провела пальцем по ткани. Бархат, ткань аристократов.
— Я не могу это надеть, — сказала Сорча. — Я его испорчу.
— Его больше никто не носит. Или ты его испортишь, или моль.
Желание наполнило ее, покалывало на кончиках пальцев, и она потянулась к платью. Она еще не носила такую ткань. Хоть бордель хвалился женщинами высокого класса, бархат доставался ее сестрам, когда приходили важные клиенты. Сорча всегда носила шерсть и хлопок.
Она погладила ткань.
— Спасибо.
— Мне нравится украшать красивые вещи, милая. Надевай, и тебе нужно будет поесть.
Сорча натянула платье через голову, обмотала волосы полотенцем. Кто-то устроил пир на столе. Свежие фрукты, овощи, листья салата и хлеб наполняли миски. Рядом стоял графин холодной воды.
Она упала на стул и смотрела в потрясении.
— Это мне?
— Этого мало, — фыркнула Пикси. — Но сейчас больше не получится.
— Это больше, чем я когда-либо просила! Вы должны были отпустить меня с яблоком.
— Мы куда гостеприимнее. Ешь.
Сорча запихивала еду в рот и выпивала стакан за стаканом воды. Ее желудок взбунтуется потом, не важно. Она неделями не видела столько еды, а вода на вкус была как первый снег.
Когда живот заболел, а горло сдавило, она отодвинула тарелку и вздохнула.
— Мне не нравится быть попрошайкой, — начала она, — но у вас нет муки и масла? Я бы хотела сделать хлеб боггарту, но нет продуктов.
— Боггарту? — повторила Пикси. — Брауни любят мед, милая.
— Она уже не брауни, и ей понравилась идея с хлебом.
— В той хижине есть кухня… Хорошо. Мы обеспечим твою кухню припасами, и тебе не придется больше просить.
Фейри наполнили ее руки всем, в чем она нуждалась. Еды было столько, что понадобился мешок, и его быстро наполнили доверху.
Они были добрыми настолько, что вызывали подозрения. Сорча хмурилась и качала головой, покидая кухню. В такой быстрой перемене не было смысла. Один день они были невидимыми, а в другой — друзьями? Это казалось странным.
— Что ты тут делаешь? — ворчливый голос был знакомым.
Сорча повернулась и встретилась взглядом с Цианом, гномом. Он был не в мороке человека, не невидимым голосом, а низким и толстым гномом. Жир свисал с его нечеткого лица. Два глаза, нос и широкий рот на бледной коже, и все под коричневой широкополой шляпой. Он втиснулся в одежду, пуговицы грозили оторваться от натяжения. Он был без обуви, потому что ногти на ногах были длинными, опускались к земле.
— Циан, — она робко кивнула.
— У тебя не хватает разума, чтобы убегать с криками?
— У меня твое имя. Зачем мне кричать?
— номы страшные. Мы, бывало, ели людей.
— Бывало — главное слово, — сказала она, толкая калитку бедром. — Спасибо, что напомнил, что не все тут так добры, как фейри на кухне.
— Брауни. Они всегда хотят заботиться о ком-то. Они доведут заботой до смерти, если их не остановить!
Она догадывалась о таком. Калитка хлопнула за ней, и она пошла к хижине ведьмы.
Фейри были добрыми, но почти чересчур. Она не помнила истории про брауни, но собиралась использовать боггарта. Было просто подкупить хлебом и выведать информацию.
Им стоило завести долгие отношения. Ей нужно было много информации, а боггарт была идеальным собеседником в этом.
Глава шестая
Ужин
— Что она попросила? — голос Эмонна разнесся эхом по комнате.
— Ингредиенты для хлеба, господин.
— Она не попросила сам хлеб?
— Нет. Она сказала, что хотела сама испечь его для боггарта.
Он отклонился на высоком стуле. Сцепив пальцы, он прижал их к губам.
— зачем ей это? Боггарт почти не стоит траты времени.
— Может, для нее боггарт стоит траты времени, господин.
Он не подумал об этом. Боггарты и низшие фейри были традиционно далеко от Туата де Дананн. Их работа была понятной. Слуги, лакеи, порой — красивые служанки приходились кстати. Но он еще не видел, чтобы кто-то тратил время, обходясь с ними с уважением.
Потрясало такое от человека. Она так злилась, ворвавшись в тронный зал, будто замок принадлежал ей. Ее глаза пылали огнем, а слова жалили его гордость. Он отказывался верить, что она была такой, как думала Уна.
В ней был дух воина.
Уна суетилась за ним, убирая каждый дюйм его комнат. Она была хороша в этом. Он еще не видел, чтобы пикси так хотела выполнять работу служанки. Она была лучшей, и только ее из служанок он смог взять на проклятый остров.
Он предпочитал пикси без морока. Ее облик старушки раздражал его. Пикси были худыми, лепестки цветов были у них вместо волос. У нее они были бледно-лавандовыми, сочетались с мерцающими крыльями, которыми она окутывала плечи.
— Где она сейчас? — спросил он.
— Там же, где и прошлой ночью, в хижине ведьмы.
— Она вернулась?
— Даже не жаловалась.
Эмонн склонился и уперся локтями в стол.
— Зачем?
— Печь хлеб для Бронаг.
— Да, но почему еще? Должна быть другая причина.
Уна вздохнула. Она прошла к его столу и опустилась на колени перед ним.
— Вы навредите себе, пытаясь понять людей. Вы знаете, что это невозможно.
— Я не могу принять это за правду.
— Тогда вы сойдете с ума. Оставьте это, мастер. Не все можно понять.
Он не мог оставить. Он закрывал глаза и видел ее пылающие зеленые глаза. Изумруды и леса прятались в ее взгляде, опасные и острые. Странно, что он запомнил ее глаза, будто остальное в ней не было примечательным.
Уважающие себя фейри не ходили к королевичам, выглядя так, будто валялись в свинарнике. Женщина была отвратительна. Водоросли торчали в ее волосах, одежда смялась и была в грязи. Одна нога была босой, а другая — в почти порванной туфле.
Но она держалась с грацией королевы.
Может, так она его очаровала. Она была загадкой, странностью, созданием почти без смысла. Она не могла существовать, но была тут.
— Люди ведь никогда не попадали в Гибразил, да? — спросил он.
— Насколько я знаю, это так, господин.
— Тогда как она сюда попала?
— Не знаю. Я не допрашиваю попавших сюда, а забочусь о них.
Он фыркнул.
— Циан произвел впечатление.
— Я виновата, — скривилась Уна. — Я назвала его имя при девушке. Я не думала, что она услышит нас, пока мы в мороке, но она смогла.
— Он злится на тебя?
— А когда было иначе? — она встала из-за стола и нахмурилась. — Вы уходите от ответа. Что вы будете с ней делать?
— С кем? — Эмонн вскинул бровь и отклонился на стуле. На всякий случай, он поднял ноги в сапогах на стол.
— Хватит издеваться! Это плохо для моего здоровья. Вы знаете, о ком я! Она милая, и ваша грубость меня не радует.
— Я спрашивал мнения?
— Нет, но я его озвучу. Она — милейшее создание, которое приносило нам море за две сотни лет! Вам нужно извиниться перед ней… — Уна подняла руку, когда он открыл рот, — извиниться и пригласить остаться здесь. В той хижине небезопасно.
Эмонн хотел перемахнуть через стол и задушить ее. Извиниться? Перед той, которой даже на острове быть не должно? Его не заботили чувства глупой девочки.
Воспоминания о брате вспыхнули в его голове. Его горло сжалось, будто его душили удавкой. Камни на шее отбрасывали тусклый свет на его пальцы.
Уна отвела взгляд с расстроенным звуком.
— Я не хотела оскорбить, господин.
— Я в этом уверен. Ты всегда была одной из моих любимых слуг, и за это я баловал тебя. Не заставляй пожалеть об этом.
Она поклонилась и повернулась уходить. Он встретил ее взгляд, когда она замешкалась у двери.
— Господин, позвольте попросить вас больше не думать о нас как о слугах. Мы видим в вас семью, дорогой, и надеемся, что однажды и вы нас такими увидите.
Ее юбки шуршали, когда она выходила из комнаты.
Он нахмурился. Так его видел его народ? Как загадочную фигуру, что мало думала о них?
Давным-давно, когда он был юным и опьяненным мыслями о власти, он так и думал. Эмонн встал, сцепил руки за спиной, побрел к портрету матери. Ее золотые волосы ниспадали прямо, ни одна прядка не выбивалась.
Он помнил ее такой. Идеальной в любой ситуации. Даже когда они бросили его.
— Что делать, мама? — прошептал он. — Девушка — проблема. Отвлечение.
Только ее не хватало. Оставалось несколько месяцев на подготовку, но даже так он не был уверен, что справится. Путь Эмонна вел только к смерти.
Но девушка с рыжими волосами не давала ему покоя. Она пробыла тут всего ночь, а он уже не спал. Что еще она сделает?
— Может, она ведьма, — сказал он. — И ее послал мой брат, чтобы я не вернулся домой.
Такое могло быть. Фионн пойдет на все, чтобы уберечь Благой трон.
Рыча, Эмонн развернулся. Длинные ноги понесли его к стене, где была вырезана большая птица. Он прижал ладонь к выступающему камню, нажал, пока стена не подалась и не открыла кристалл в структуре. Кристалл коснулся кристалла, и стена изменилась.
За ней сияли артефакты фейри, заполняющие комнатку. Магия кружилась в воздухе. Она плясала на его коже, сверкала на кристаллах на его лице и шее. Он не был проклят. Эмонн сразу ощутил это, как только появился этот недуг. Но магии все равно нравилось касаться его.
Он отогнал клочки пыли в воздухе и потянулся к ручному зеркальцу. Вырезанные розы переплетались на ручке и расцветали на вершине. Вещь была вычурной, как почти все магические предметы.
— Покажи рыжую девицу, — он склонился и подышал на стекло. Туман закружился в зеркальце и рассеялся. Оно уже не отражало комнату, а показало ему хижину ведьмы. — Что? — зарычал он. — Это какая-то шутка.
Там была не девушка, что вошла в его тронный зал с пылающими от гнева щеками, а красавица кружилась по комнате, напоминая леди-фейри.
Ее волосы, которые он помнил тусклыми и жирными, разлетались вокруг нее широкой дугой. Кудри подпрыгивали от ее движений, она прыгала в стороны, держала руки так, словно ее кружил партнер. Зеленое бархатное платье облегало ее изгибы и кружилось с ней.
Он узнал танец. Люди танцевали его при Белтейне. Женщины покачивались и гнулись под бодрую музыку.
Она танцевала одна. Ее ладони отбивали такт, хоть музыка не играла, и она радостно улыбалась.
Губы Эмонна дрогнули. Она ужасно танцевала. Не управляла конечностями, выражением лица, не обученная. Но было в ее радости что-то манящее.
— Это не грязное создание с характером землеройки, — пробормотал он. — Что еще за секреты ты таишь, человечек?
Зеркало услышало его просьбу, картинка приблизилась. Женщина перестала танцевать. Он понял, что ее уши были чуть заострены.
— Любопытнее и любопытнее.
Пылающее желание в его животе разгоралось до красного тумана вожделения. Ему нужно было узнать о ней больше. Откуда она, почему она здесь, какие ее планы.
Эмонн отогнал вопросы, как ее растили, кто научил ее тайнам фейри, и почему ее уши были заострены. Это были мелочи. Они не были важны.
Она не была важной.
Но… он поднял голову и закричал:
— Уна!
Пикси не ушла далеко. Он услышал, как открылась дверь, ее голос отозвался:
— Да, господин?
— Пригласи ее на ужин.
— Господин, она попросила сегодня уединения.
— Что? — он бросил зеркало и прошел в свою комнату. — Что она сказала?
— Она попросила, чтобы они с Бронаг остались одни тихим вечером и узнали друг друга.
— Зачем?
Уна пожала плечами.
— Наверное, она хочет отдохнуть после долгого пути.
— Нет, она слишком умна для этого, — Эмонн подозревал, что у нее есть какой-то план. Она была слишком решительной. Может, он думал как воин, а не мужчина. — Сколько Бронаг знает о замке?
— Столько, сколько и все, полагаю. Она тут жила.
— Она помнит много его тайн?
— Возможно? — Уна моргнула и заломила руки. — Вы думаете, у девушки есть скрытые мотивы? Господин, она была очень добра.
— Даже добрейшие люди могут быть хитрыми. Я бы хотел убедиться, что она не задумала ничего зловещего.
Уна вскинула руки.
— Она наименее зловещая из всех, кого я знаю!
— И это делает ее отличным шпионом, да?
Он вскинул бровь и потянулся за плащом. Он узнает, насколько опасной может быть эта женщина. Хоть его народ мог считать его безразличным, у него были только они.
Он взмахнул плащом и опустил его на плечи, а потом пошел по коридорам.
* * *
— Видишь, Боггарт, хлеб печь просто! — сказала Сорча, пока месила тесто.
Пикси в ответ вызвал ее улыбку. Писк звучал не очень весело, но и не звучал так, будто фейри не верила ей. Не важно, хлеб будет чудесным на вкус.
Тоска по дому заполнила ее, когда в хижине запахло мукой и пекущимся хлебом. Ее сестры любили свежий хлеб, и Сорча всегда подавала его им в конце ночи. Они не тратили ни монеты зря. Запах борделя был запахом дома, а не работы, и смех поднимал их настроение по ночам.
Она сильно скучала по ним. Она посмотрела на луну за окном, пожелала родне спокойной ночи.
Все ее надежды и желания улетели к морю. Она молилась, чтобы они были здоровыми и счастливыми. Она надеялась, что Розалин вышла за того аристократа и теперь жила в достатке, а Бриана не забывала расслабляться. Сорча начертила на груди крест и выдохнула тревогу в свет луны.
— Прошу, пусть папа будет жив.
Она не могла влиять отсюда. Оставались лишь желания и мечты. Может, Туата де Дананн услышит ее и поможет ее семье.
Писк перебил ее мысли.
— О? — Сорча повернулась и уперла руку в бок. — И что это значит?
Боггарт отказывалась говорить, но Сорча была уверена, что фейри умела. А пока она тихо пищала, оставаясь в мороке.
Сорча разглядывала хижину, пытаясь понять, что заставило Боггарта заговорить. Хлеб был на огне, но еще пекся. Жуки в открытое окно не залетали. Огонь ревел, был хорошей температуры.
Все было на месте. Сорча пожала плечами и покачала головой.
— Прости, я не знаю, что ты пытаешься сказать. Было бы проще, если бы ты заговорила словами.
Еще писк, уже громче, чем первый. Он эхом разнесся по комнате.
— Я не знаю, чего ты хочешь, Боггарт!
Существо много раз пискнуло, стало видимым. Боггарт сбросила морок, открыла свой истинный облик. Худая, морщинистая, с тонким покровом белой шерстки на груди, она напоминала крысу-альбиноса. Ее голова едва возвышалась над кроватью.
Она указала узловатой рукой на дверь. Сорча отметила, что у Боггарта были раздутые кончики пальцев, а потом посмотрела, куда она указывала.
— Дверь?
Гул сотряс деревянную раму, и доски выгнулись. Сорча вздрогнула. Она задела бедром горшок с мукой, и он разбился об пол. Белое облако поднялось в воздух, мука покрыла пол.
Она выругалась, представляла уже, что нужно собрать руками всю муку в горшок. Сорча опустилась на колени и притянула горшок к себе, но попытки убраться были тщетными.
Грохот не прекращался.
— Кто там? — крикнула она.
Может, лучше было убрать все метлой. Она посмотрела на солому в паутине. Этим она испортит муку. Нужно что-то чище.
Боггарт завизжала, подпрыгивая и указывая на дверь. Грохот стал еще громче, что казалось невозможным.
Сорча отклонилась, уперла ладони в муке в бока и посмотрела на потолок. С каких пор она стала нянчиться и попадать в ужасные моменты? Она не собиралась бояться того, кто не мог войти в хижину ведьмы, защищенную чарами, написанными куриной кровью.
— Боггарт, хватит кричать.
Она не послушала Сорчу. Боггарт заголосила еще громче. Высокий вой впивался в уши Сорчи, голова раскалывалась.
— Прошу, перестаньте стучать! — закричала она. — Я иду! Мне просто нужно тут разобраться и…
Стук прекратился.
Сорча выдохнула с облегчением. Грохот она убрала, осталось уговорить Боггарта замолчать.
Оставив муку на потом, она поспешила к паникующей фейри. Сорча знала, как успокоить детей, это был один из ее лучших талантов. Боггарт не могла от них отличаться. Она была одного с ними размера.
Сорча просунула руки под подмышки фейри и подняла ее. Как ребенок, Боггарт тут же обвила ногами талию Сорчи. Она тяжело дышала ей на ухо, но хоть перестала кричать.
— Шш, — шептала Сорча, раскачивая ее. — Все хорошо. Уже не нужно кричать, малышка.
Хоть ее мех казался жестким, Боггарт оказалась мягкой, как кролик. В отличие от Циана, Боггарт была без одежды. Ее нога постоянно двигалась у живота Сорчи. У нее было три пальца. Три толстых пальца, которые заканчивались черными тупыми ноготками.
Стук зазвучал снова. Боггарт пискнула и прижалась острым носом в шею Сорчи.
— Шш, все хорошо, — повторила Сорча и пошла к двери. — С тобой ничего не случится. Наверное, Пикси принесла еще еды.
Она надеялась.
Фейри прилипла к ней, как вторая кожа, Сорча переступила муку и схватила кольцо на двери. Она помолилась богам, что слушали. Если это был блуждающий огонек или что-то еще ужасное, Сорча сразу потеряет сознание.
— Лучше бы было хорошее, — прошептала она.
Она приоткрыла дверь на трещину, чтобы увидеть, кто за ней, но не впустить.
Тусклые сумерки мешали разглядеть хоть что-то. За дверью было пусто. Ни мостика, ни луны. Чернота.
Сорча вскинула бровь. Это было необычно.
Что-то пошевелилось во тьме, и она сосредоточилась. Это была не тьма, а такая темная ткань, что напомнила ночь.
Только один на острове носил бы такое.
Сорча открыла дверь и посмотрела наверх. В свете луны на нее смотрел хозяин острова. Его плащ мешал понять, куда он смотрел, но она ощущала жар его взгляда, как физическое прикосновение.
— Добрый вечер, — сказала она. Ее слова были быстрыми. Она не хотела его сегодня видеть.
— Что это?
Сорча моргнула.
— Лучше бы вам уточнить.
— В руках.
— О, — она посмотрела на Боггарт, сжавшую крепче шею Сорчи. — Это Боггарт.
— Я знаю, кто это, но почему она не в мороке?
— Вы напугали ее.
— Я напугал? — прорычал он.
— Этот стук напугал бы даже самых смелых.
Огонь затрещал, уголек пролетел по комнате. Его свет озарил на миг его черты, сверкнул в его глазах, и Сорча поежилась.
— Но не тебя, — его голос был физической лаской, плясал по ее спине, пока она не поджала пальцы ног.
— Я не мужчина и не зверь, сэр. Женщин напугать куда сложнее.
Она отвернулась от него. Он портил ее планы! Теперь Боггарт боялась, и Сорче долго придется вытаскивать из нее информацию. Крохотное существо было хрупким.
Гнев растекался по ее венам, пока щеки не загорелись. Она хотела броситься на него, впиться в кристаллы, уродующие его лицо, и кричать, что он не имел права. Он был напыщенным глупцом.
Хоть эмоции бушевали, руки нежно придерживали Боггарт. Она гладила существо, а потом уложила ее в кровать.
— Вот так, — прошептала она. — Побудь здесь, а я прогоню его. Это поможет?
Боггарт кивнула.
— Хорошо. Спрячься под одеялом, а я приду, когда он уйдет.
Это будет просто. Этого Сорча и хотела, а теперь у нее был повод прогнать его. Она надеялась, что Боггарт успокоится, и Сорча сможет разговорить ее на информацию о мужчине, которого она собиралась прогнать.
Она вытерла руки о юбку и прошла к двери с новой решимостью.
— Боюсь, я должна попросить вас уйти, — сказала она.
— Нет.
Он сказал так, будто закончил спор. Словно властно ворвался в ее жизнь и мог диктовать, что хотел.
Она моргнула.
— Простите?
— Нет.
— Я могу узнать, почему вы отказываетесь покинуть мой порог, хоть я попросила, чтобы вы не затемняли его своим присутствием?
— Этот остров и все на нем под моим управлением. Я делаю, как пожелаю.
Он собирался перешагнуть порог. Сорча стиснула зубы, мышцы челюсти свело от гнева.
— Если сделаешь еще шаг, я активирую защитные чары этой проклятой хижины и прогоню тебя из комнаты.
Его нога зависла над порогом.
— Ты не посмеешь.
— Посмею, сэр, против мужчины, что не понимает границ. Ты должны спросить у женщины, можно ли пройти в ее жилище, и заходить, получив разрешение. Если вас просят уйти, то нужно уходить. И раз вы правите всем островом, хочу узнать, кто назвал вас королем. У них точно было туго с головой!
Если он продолжит, она придумает, как активировать чары. Она не была ведьмой, но он не знал, что она блефовала.
Он склонил голову.
— Ты права. Прошу прощения, миледи. Я перешел рамки.
Сорча лишилась слов. Этот мужчина не переставал удивлять ее. Он был жестоким, но она не ожидала извинения. Еще и признания вины. Он умел размышлять?
Она склонила голову, окинула его взглядом.
— Что вы сказали?
— Я не был при дворе много лет. Мои манеры уже не такие, как раньше, — он убрал плащ в сторону, скрестил руку у пояса и склонился. — Приглашаю вас на ужин этим вечером.
— Я поем тут.
— В замке ужин лучше.
— Пускай, — Сорча указала на огонь, — мой ужин уже готовится.
— Тогда я прошу впустить меня. Еды не нужно, только составить компанию.
Сорча запаниковала. Она не хотела, чтобы он оставался! Как ей разговорить Боггарта? Она пролепетала, указывая на кровать:
— Боюсь, Боггарт напугана из-за вас. Будет невежливо позволить вам остаться, когда…
— Боггарт не боится меня, — он покачал головой под плащом. — Она боится, что я хочу забрать тебя у нее, как сделал с ее старухой. Я могу войти?
— Я… зачем вы убрали ведьму?
— Она была опасна. Ее чары достигали замка и устраивали хаос среди моего народа.
— Вы защищали фейри?
— Это моя работа. Они заботятся обо мне, а я защищаю их.
Сорча медленно вдохнула и выдохнула. Она не могла спорить и дальше, стен не осталось. Он был вежливым. Было бы грубо прогнать его, и он уже думал, что она была не просто крестьянкой.
Ничего не поделать.
Она указала на стол.
— Хорошо. Проходите и присаживайтесь. Нам должно хватить на троих.
Он пригнулся и вошел в хижину как буря. Он был слишком большим. Сорча раскрыла рот, когда его голова почти задела потолок, а широкие плечи пришлось наклонить, чтобы пролезть в дверь.
Конечно, двери в его замке были двойными. Он не прошел бы в узкие проемы!
— Боюсь, я не могу предложить удобное место или полный ужин, — сказала она, проходя к кровати. — Но два стула найдутся.
— Я ел и в худших условиях.
— Да? Я думала, что «господа» редко едят вне своих роскошных замков, — она склонилась над кроватью и подняла одеяла с головы Боггарт. — Он поест с нами. Он пообещал, что я могу остаться.
— Я не король, и я не всегда жил тут.
Сорча подняла Боггарт на руки и пошла к столу. Фейри сжала ее платье, коготки впились в ткань и кожу.
— Я не хочу сейчас поддаваться любопытству. И я не буду вас жалеть, сэр, если это ваша цель.
— Я прошу не сожаления, а терпения. Я пересек черту. Я помню манеры, но они мне уже не близки. Боюсь, я потерял их раньше, чем пришел на остров, — он сел на ее стул, дерево зловеще заскрипело, но притихло.
Она подцепила стул ногой и подтащила к столу. Она выглядела, наверное, жутко, пока шла к нему со скрипящим деревом, придерживая Боггарт, похожую на монстра, а не зверя. Он не дрогнул, и Сорча расстроилась.
Боггарт села на стул и неохотно отпустила платье Сорчи. Она фыркнула, когда Сорча отошла от нее, и посмотрела на господина глазками-бусинками.
— Я не буду звать вас «господин», — сказала Сорча, снимая хлеб с огня. — У вас есть другое имя.
— Некоторые зовут меня Клох Ри.
— Каменный король? — Сорча вскинула бровь.
Он протянул руку, опустил ее на стол. Кристаллы были на костяшках, пугали, как в первый раз. Фиолетовые и с острыми краями, они превращали его ладонь в камень.
— Ах, — прошептала она. — Тогда подходит.
Она опустила хлеб, подложив под него ткань. Пар поднялся в воздух, теплый успокаивающий запах, ослабивший напряжение ее шеи. Она добавила сыр и свежую клубнику.
— У Циана потрясающий сад, — сказала она, когда села. Хижина показалась теперь маленькой, а воздуха не хватало.
Плащ все еще скрывал его лицо, но она ощущала его взгляд. Он задержался на ее волосах, спустился по спиралям кудрей на плечи и руки. Неприлично. Он сказал, что не был джентльменом, и она верила.
— Он не обрадовался бы, услышав, как свободно ты произносишь его имя.
— Конечно. Может, потому я его и использую, — она отломила кусок хлеба, пар поднялся завитками в воздух.
— Ты так делаешь, потому что это может его злить?
— Раздражать. Я не собираюсь использовать его имя против него.
— Многие люди так говорят, но всегда используют имя.
— Думаешь, я такая, как многие люди?
— Я еще не встречал тех, кто разбивают мое мнение о твоем виде.
Сорча сунула хлеб в рот и жевала, чтобы дать себе время подумать.
— Вы плохо думаете о людях.
— У меня не было повода думать иначе.
— Я могу так сказать о вашем народе.
Боггарт взяла буханку, сунула под руку. Она посмотрела на них с подозрением, спрыгнула со стула и ушла к кровати. Ее чирикающее ворчание показывало, что ей не нравился напряженный разговор, когда она хотела насладиться ужином.
Сорча была с ней согласна. Прием еды должен быть мирным, в это время семья встречалась после долгого дня работы. Но что-то в этом мужчине задевало ее, и она невольно спорила.
— Какие у тебя претензии к фейри?
— Начну с того, что нас бросили. Вы пришли в мир, намереваясь изменить его под себя, а потом пропали.
— Пропали? — он сжал кулак на столе. — Твой народ нас выгнал!
— Сомнительно. Вы сами сказали, что фейри куда сильнее людей.
Она смотрела, как его кулак сжимается сильнее, камни и кристаллы хрустели. Он медленно ослабил хватку. Когда его ладонь снова ровно легла на стол, капюшон его плаща склонился на бок.
— Ты быстро соображаешь, как для человека. Это… интригует.
— Это звучит как комплимент, — она взяла клубнику и откусила большой кусок. Она считала это успешной битвой в их войне. Он победил в первой, выгнав ее в кошмарный дом, но она неплохо ответила.
Клубника лопнула во рту. Сладость окутала ее язык, заполнила чувства вкусом солнца и лета в поле. Сотни лет семья Сорчи боролась за выживание. Ее мама шептала истории на ухо, когда они ели эти красные ягоды.
Сок клубники переполнил ее рот, покатился сиропом по ее подбородку. Сорча не видела, как он двигался, но ощутила его ладонь, словно он клеймил ее. Его шершавый большой палец провел по линии сока на ее подбородке. Он задел ее чувствительную губу, поймав последние капли сока.
Один из кристаллов на его ладони задел ее челюсть. Холодный камень вызвал вспышку ощущений, призвал жар на ее щеки.
Она беззвучно приоткрыла рот. Его гладкий ноготь коснулся ее верхней губы, поймал ее теплое дыхание, которое она выпустила, а потом отодвинулась.
Она была разбита, переродилась. Ее ладони сжались на коленях, она потрясенно смотрела на фейри, который дотронулся ее без спросу, разрезал ее стальную решимость и вышил на ее душе начало влечения.
Они смотрели друг на друга, застыв во времени. Свет луны проникал в ее окно и пронзал тень на его лице. Он плясал на глубоких трещинах с кристаллами, напоминая камень, который она как-то разбила и нашла жеод внутри.
Его глаза опасно блестели, и она не могла дышать. Синие, как ясное небо, как волны океана, они видели ее насквозь.
Он хотел ее. Он не играл. Его эмоции были голодными. Сорча видела такое у мужчин в бордели, даже на нее порой так смотрели, но она никогда не ощущала в себе ответные эмоции.
Ее желудок сжался. Она впилась ногтями в ладони, заставила себя проглотить клубнику.
Сорча смотрела, как он поднял ладонь к своему рту.
Стул заскрипел, она поднялась на ноги.
— Боггарт, ты доела?
Писк из угла сообщил, что фейри еще не закончила, но Сорче хватило этой ночи. Она оглянулась на тень за столом.
— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, сэр. Мой путь сюда был тяжелым. Я еще слаба.
— Из-за пути, — повторил он, встав.
Она снова поразилась его размеру. Ее голова едва доходила до центра его груди. Она знала, что его ладони огромны, и она могла бы обвить руками его плечи, только если бы сильно постаралась.
Сорча выдохнула.
— Да. Я плыла неделю на корабле, а потом сама. Мерроу злы, когда преследуют добычу, так что позвольте, — она указала на дверь, не закончив под весом его взгляда.
— Меня уже отругали за неуважение желаний женщины. Я не хочу испытывать это снова, — он низко поклонился, плащ повис, будто крылья.
— Да, землеройка молчать не будет.
Он рассмеялся.
— В этой хижине из землероек только боггарт.
Сорча ждала злой визг, но Боггарт молчала. Может, соглашалась.
А ее щеки пылали. Она поспешила к двери и открыла ее.
— Спасибо за интересную беседу.
Он двигался как тень, тихий, замер перед ней. Она вдохнула запах мяты и воска.
— Был интересный, но короткий вечер, — сказал он и ушел.
Сорча прижалась к двери. Он унес энергию с собой, и ее тело опустело. Разговор был коротким, но ее ноги и ладони дрожали.
Дрожь пробежала по спине. Она развернулась и крикнула, высунувшись из двери:
— Камень!
Он замер с одной ногой на мостике, а другой на проклятом острове.
— Что, прости?
— Ты сказал, что некоторые зовут тебя Клох Ри. Я буду звать тебя Камень, пока ты не назовешь мне свое настоящее имя.
— Думаешь, я дам тебе такую власть над собой? — его голос дрогнул от веселья.
— Я готова поклясться, Камень.
— Буду ждать твоих попыток, Солнышко.
Она надеялась, что он улыбнулся, хотя вряд ли он мог изогнуть губы от счастья. Было что-то приятное в вызванной у мужчины улыбке. Она забыла, что это такое. Заигрывания и все, от чего бабочки порхали в животе.
Он пошел по холму к своему замку. Луна поднялась за величавым строением, озаряя острые шпили и обломанные башни. Замок был развалиной, реликвией времени, когда остров еще поражал видом.
Было что-то пугающе красивое в этом месте. Изумрудные холмы сияли в свете луны. Светлячки плясали над полями пшеницы, будто магия целовала землю. И король острова, бесформенный монстр, был тенью, идущей к своему дому.
— Ты перегибаешь, — сказала она. — Хватит, Сорча. Иди в постель.
Она не могла. Она осталась на пороге, смотрела, как он уходит от нее.
Ладошка потянула ее за юбку. Сорча оглянулась на странное вытянутое лицо Боггарт. Хлеб еще был у нее во рту, мешал ей пищать.
Боггарт повернулась и указала на кровать.
— Да, пора спать. Где ты спишь, кроха?
Фейри указала на комок поеденных молью одеял в углу.
— Разве ты хочешь там спать? На кровати мы уместимся и вдвоем.
Боггарт забралась в свой угол под одеяла. Ее длинный усатый нос выглянул из кучи, понюхал и пропал. Сорча слышала тихое чавканье.
Она забрала с собой весь хлеб. Сорча улыбнулась. Качая головой, она разделась и повесила бархатное платье на окно. Было жалко оставлять его на полу или убирать в сундук в углу.
Она пообещала себе, ложась спать, что завтра осмотрит остров, поговорит с его обитателями. Ее не отвлечет красивый король. Ей нужно было убедить его вернуться с ней на материк, и она не собиралась проигрывать.
Воздух дрожал от крыльев, ветер задевал ее лицо, пока она зарывалась в подушки. Ворон каркнул, опустившись на подоконник.
— Вот ты где, Бран, — тихо прошептала она, чтобы не потревожить Боггарт. — Я-то думала, где ты пропал.
Он каркнул.
— Конечно, я переживала. Мы вместе чуть не погибли. И я не могу уснуть.
Ворон склонил голову и посмотрел на нее темным глазом.
— Это не связано с ним!
Он тряхнул крыльями, устроился спать на подоконнике и повернулся к ней спиной.
— Это грубо, — буркнула она. — Я тебе не вру. Я проспала весь день, когда только прибыла сюда. Я не устала ни капли!
Может, это все же было из-за хозяина острова. Его ледяной взгляд был с жаром в глубинах.
Она поежилась и укутала плечи одеялом. Фыркнув, она смирилась с долгой ночью почти без сна.
Глава седьмая
Целитель
Сорча пересекла холм. Она тяжело дышала, от пота пряди прилипли ко лбу. Она укутала плечи простыней вместо мешка. Ее мешок был слишком большим для путешествия по маленькому острову.
Белая простыня резко контрастировала со старым платьем. Она нашла его в сундуке ведьмы. Моль проела дыры в ткани и сделала края неровными, но его еще можно было носить. Она не могла испортить его еще сильнее, а кто наряжался каждый день? Бархат был милым, но не практичным.
Она гордилась, что была практичной женщиной.
Она поправила ткань на плече и выдохнула. Прядь выбилась из повязки.
Сорча застонала. Так все волосы выбьются, когда она пересечет небольшую гору! Кудри требовали свободы.
Гравий хрустел под одолженными ботинками. Тут была тропа, ноги веками топтали ее. Земля пригладила тропу за годы, покрыла ее камешками.
Она забралась на четвереньках на вершину. Воздух ранил ее легкие, колени дрожали, но она сделала это. Сев у груды камней, она поправила волосы.
Бран каркнул сверху, его голос был криком в воздухе.
— Да, да, — буркнула она, затягивая повязку. — Ты бы сделал это быстрее. Мне напомнить, что твои перья быстрее плоти?
Он кружил над ней, пикируя и взлетая, словно дразня ее.
— Легко быть вороном. Нам приходится с трудом лезть на гору, а ты летаешь над ней.
Она выдохнула, развязав узел на груди. Еда весила мало, но все равно мешала. Ее мышцы просили движения, чтобы прогнать напряжение, сковывающее ее.
Может, она переоценила свои силы.
Потирая плечо, Сорча вытащила флягу воды и кусок сыра. Этого было мало, но ничего страшного.
Для таких мгновений с ней был сгиан дуб, нож, пристегнутый к лодыжке. Отрезав кусочек мягкого сыра, она подняла его ко рту и посмотрела с горы.
Все отсюда казалось маленьким. Земля тянулась перед ней, усеянная звездами овец, как ночное небо. Слуги послушно работали на земле. Отсюда она видела, что они сбросили морок. Крылья сверкали на солнце, разные формы склонялись над полями. Она знала, что если подойдет к ним, они вернут морок так быстро, что она даже не узнает, какими они были на самом деле.
Это была единственная гора на острове, и она была наравне с вершиной замка. Тихое и одинокое место давало ей подумать вдали ото всех.
Никто не хотел говорить с ней о господине. Они были уклончивыми, как он сам, отвечали размыто, ведь не могли врать. Может, он приказал им не говорить с ней. Может, они были верны загадочному мужчине.
Сорча хмуро смотрела на них. Они не выдавали информацию. Все были вежливыми, добрыми, дающими, но не доверяли ей.
Они оставляли морок. Они не давали ей помочь им. Они шептались за ее спиной, думая, что она не слышит, пока уходит. Их господин, Камень, избегал ее. Она видела, как он проходил мимо, но не ощущала вес взгляда. Он не повторял жаркий опыт, от которого она была не в себе днями.
Ее нож соскользнул и порезал большой палец. Зло зашипев, она вонзила нож в землю.
— Сорча, хватит витать в облаках, — ругала она себя. — Он не стоит времени и усилий. Просто уведи его с острова. Хватит вредить себе мечтами!
Она оторвала кусок ткани от края платья, бормоча о глупостях. Перевязав палец, она затянула его сильнее в наказание.
Сорча хотела провести день на утесе. Она ничего не добьётся с местными. Они не расскажут о господине, так что ей нужно было идти к источнику.
Источник был опасным. Он обжигал как огонь, ледяные глаза заставляли ее мысли замереть в его хватке. Ей нужно было следить за ним. Нельзя повторять случай с клубникой.
Голос шептал в ее голове, что она хотела повторения. И больше. Чтобы палец стал ладонью, и кристаллы задели ее кожу.
— Глупая, — пробормотала она.
Она не могла потакать таким мыслям. Так она доведет себя до беды, потеряет цель и, что хуже, себя.
Камни загремели за ней, катились по горе с бурей звука. Она легла на бок и посмотрела в сторону звука.
Белоснежные волосы развевались на ветру. Тяжелые юбки путались между ног Пикси, мешали ей подняться. Ее обычно спокойное лицо раскраснелось от усилий.
— Пикси! — позвала Сорча, вскочила на ноги и побежала к фее. — Что ты тут делаешь?
— О, милая, зачем было убегать от нас сюда? Это ужасно далеко, мои старые кости такое не выдержат!
— Вряд ли вы так стары, как себя изображаете, — улыбнулась Сорча.
— Ты не знаешь, — Пикси скривилась, — Дорогуша, не нравится просить тебя об одолжении, но порой случается ужасное.
Улыбка Сорчи увяла из-за тревоги в голосе Пикси.
— Что случилось?
— Это кроха Ду… то есть, — Пикси спохватилась и покачала головой. — Пука! Кроха Пука. Он упал с дерева и сломал руку. Ужасный перелом, а он — единственный ребенок на острове. Кожу порвало от перелома, и мы не знаем, как ему помочь. Он истекает кровью.
— Вы приложили компресс к ране? — Сорча схватила свои вещи и забросила на плечо. — Насколько плох перелом? Положение руки сильно смещено?
— Н-не знаю! Я не смотрела пристально. Это было ужасно, и ему так больно…
— Идем, — кровь гудела от восторга. Сорча знала, что это было ужасно, но она так ощущала себя всегда перед операцией. Ее ладони хотели коснуться раненой плоти. Ее разум был полон идей, как убрать боль.
Странный разум Сорчи был благословением и проклятием. Она знала много способов вправить кость, но работали редкие. Если кость пробила кожу, ей понадобится вернуть кость на место, а потом перевязать руку, чтобы внутри началось исцеление.
Она шла за Пикси по горе быстрее, чем поднималась. Женщины спешили из-за тревоги. Если крови вытечет много, мальчик может умереть раньше, чем Сорча придет к нему.
Она надеялась, что все не так плохо.
На холмах они побежали. Пикси уже не казалась старой, она летела над травой.
— Должна попросить, — сказала Пикси у замка. — Мальчик юн и неопытен. Его не выйдет исцелить, не увидев его истинный облик.
— Так тому и быть, — ответила Сорча, тяжело дыша от бега. — Открывай дверь, Пикси.
— Юноши не терпят презрения от красивой женщины. Молю скрыть реакцию на его внешность.
— Я уже видела Циана и Боггарта, Пикси. Не переживай, дай увидеть мальчика.
Пикси вздохнула и открыла дверь кухни.
В комнате воцарился хаос. С центрального стола убрали еду и утварь. Тела фейри суетились у маленького тела на деревянной поверхности. Сорча увидела шесть, крылья и чешую, и все скрылись за мороком.
Все, кроме мальчика.
Он сжимался на столе и скулил, лицо было то зайцем, то собакой, то лошадью. Пуки изображали зверей, но она не видела, чтобы облик меняли так много раз.
Сорча скрывала эмоции, пока шла к нему. Он открыл рот с рычанием, клыки сверкнули в свете свечей. Она видела зверей до этого, когда им было больно.
Она протянула руку.
— Тише, маленький господин. Я тебя не обижу.
Он зарычал снова, но сомкнул губы. Его черты изменились. Его нос опустился, зрачки стали щелками, на щеках выросли усы.
— Ты можешь управлять этим? — спросила она. — Нужно выбрать облик, чтобы я смогла исцелить твою руку.
Он отвернулся от нее, подвинулся к другому краю стола.
Времени было мало. Кровь была на нем, на столе. Красная, как у нее. Как у человека.
Она бросилась и сжала рукой его лодыжку. Другие фейри зашипели на нее, напоминая Сорче, как опасна ситуация. Она им нравилась, но они не доверяли ей. Это был единственный ребенок на острове. Они не потерпят ошибки.
— Тише, — прошептала она. — Покажи руку. Я помогу.
Мальчик смотрел на нее с недоверием. Она его понимала. Сорча не успела завоевать его доверие.
— Знаю, я чужая, — выдохнула она, воркуя. — Бояться — правильно. Тебе лучше опасаться тех, кого не знаешь. Но я уберу боль, если позволишь.
Он подвинулся к ней. Немного, но все же.
Сорча выдохнула с облегчением.
— Да, иди ко мне. Какой храбрый мальчик! Чтобы сломать руку вот так, нужно было совершать геройский поступок.
— Нет, — буркнул он. — Я лез на дерево.
— О, это поступок героя! Многие герои лезли на дерево. Знаешь про них?
Пука покачал головой и подвинулся к ней. Она осторожно усадила его, чтобы его ноги свисали с края стола. Он убрал ладонь со сломанной руки, белое торчало среди крови.
— Очень болит, — проскулил он.
— Да, да. Но я помогу. Пока я буду работать, я расскажу тебе историю, — она махнула у плеча, и Пикси склонилась к ней. — Тысячелистник, побольше ткани и жидкую смелость. Тела фейри чем-то отличаются?
— Вроде бы нет. Он выживет?
— Конечно, — Сорча отклонилась в шоке. — Я же здесь.
Вздох толпы потряс Сорчу. Почему они думали, что мальчик умрет? Он мог лишиться руки, но умереть? Крови вытекло не так много, она могла все исправить.
Она замешкалась и спросила:
— Что вы делали раньше?
— Ну, — Пикси взглянула на мальчика и понизила голос. — Обычно оставляли, надеясь, что заживет само. Такая рана начинала гнить. Мы старались помочь компрессами с медом, но чаще всего теряли их.
— Больше не переживайте. Я здесь.
Сорче не стоило так говорить, но она сказала. Им нужна была ее сила, ее смелость, ее понимание. Им не нужно было знать, что она хотела уйти как можно скорее. Или что она вообще уходит.
Она повернулась к мальчику, изобразив улыбку.
— Ты слышал историю о Маке?
— Да, — шмыгнул он. Две большие слезы скатились с его лица на штаны в крови.
— Ты слышал, как она прокляла род Ульстер?
— Нет.
— Хорошо. Слушай только мой голос, хорошо? Будет больно, но нужно слушать историю и не думать о боли.
Они долго ждали, а потом пошли к ней. Мышцы обвили кость в новом положении и не хотели отпускать ее.
К счастью, перелом был чистым. Она была нежной с костью и краями плоти.
Сорча осмотрела рану и решила, что нужно растянуть мышцы, чтобы они отпустили кость на место. В теории, это было просто. Для нее.
Она переживала за мальчика.
Она старалась помочь. Все время она рассказывала о Маке. Как она вышла за смертного, понесла его ребенка. Как глупый мужчина рассказал о жене королю, который устроил гонки. Когда она победила его и лежала при смерти на финише, она прокляла девять поколений его семьи на боль при родах.
Хоть боль была жуткой, он слушал. Мальчик повторял историю, пока она разминала мышцы. Он задавал вопросы, пока она с хрустом вправляла кость на место. Он глотал слезы, пока она прикладывала к ране тысячелистник и перевязывала ее.
Они были в крови и устали, когда она закончила. Она завязала ткань и кивнула.
— Вот так. Ты был смелым, так что ты — маленький герой, юный Пука. Это честь для меня.
Он шмыгнул, но выпрямил спину.
— Больно не было, мэм.
Она на импульсе склонилась и обвила рукой его плечи.
— У меня еще не было пациента лучше, милый. Попроси маму уложить тебя в постель с банкой меда.
— Мне так много нельзя!
— В этом случае ты заслужил.
Его мама шагнула вперед, высокая женщина, худая, как береза. Сорча пропустила ее и посмотрела в глаза.
Морок женщины пропал. Взрослая Пука отличалась от сына. Она была смесью всех млекопитающих. Темная и светлая шерсть слились, и она напоминала лоскутное одеяло. Ее длинный нос и лицо смутно походили на лошадь.
— Спасибо, — сказала она низким голосом. — Не знаю, как отблагодарить.
— Если дойдет до этого, ответьте мне тем же.
— Вам всегда рады в моем доме.
Сорча кивнула. Она дождалась, пока кухня опустеет, и прижалась к столу. От усталости было сложно даже дышать, легкие с трудом раздувались. Ладони болели.
Она вытянула их и разминала пальцы.
— Ты — молодец, — сказала Пикси.
— Мне нужно проверять его каждую неделю хотя бы месяц. Рана еще может загноиться.
— Уверена, его мама оценит это.
Кусок хлеба с полоской мяса появился рядом с Сорчей. Она испуганно подняла голову.
— Спасибо, — она протянула руки. — Может, сначала чашу воды?
— Идем со мной.
Сорча встала на дрожащих ногах и пошла за Пикси в сад. Циана не было на посту, и она была этому рада. Споры с гномом сейчас были ей не по силам.
Они пересекли деревянный мостик в сад и попали в часть земель замка, которую Сорча еще не видела.
Тут было мирно. Вода журчала в старом фонтане. Каменная женщина в нем выливала воду из раны на груди. Она сжимала меч, пронзивший ее меж ребер, поднимала свой меч, чтобы дальше биться. Цветы дико росли в этой части сада. Они спутались, став стенами роз и шипов.
— Я не знала, что в это время года растут розы, — пробормотала она.
— Остров не такой, как ты привыкла. Земли фейри плодоносят в странные времена. Иначе откуда у нас клубника в это время года?
— Точно.
— Можешь помыться в этом фонтане.
— В этом? — указала Сорча. — Он слишком хорош для умывания.
— Тут давно было место поклонений, — Пикси помрачнела. — Но уже нет.
Сорча видела тут священное место. Вокруг было буйство красок. Дико росли розы, лозы тянулись вокруг них. И женщина казалась зловеще знакомой.
Она посмотрела на лицо статуи.
— Это Мака?
— Да. Я подумала, что тебе стоит помыться в ее водах.
— Я не буду пачкать священную землю.
— Ты смываешь кровь невинного с рук. Ты спасла его, рассказывая ее истории. Мака это оценит.
Сорча подозревала, что она права. Рыжеволосая женщина была яростной. Может, она оценит кровь в своих водах больше вина или золотых монет.
Она склонилась и окунула руки в холодный ручей. Он тек по ее ладоням, тихо журча, прогоняя боли из ее костей. Она увидела в ряби другое лицо. Заостренное лицо с дикими волосами и неестественно зелеными глазами.
Мака следила за ней. Туата де Дананн подмигнула ей, пропала, когда Сорча выпустила воду, накопившуюся в ладонях.
Ее цель ярко пылала в ее голове. Этот народ был добрым, но не должен был отвлечь ее. Папа нуждался в ней. Розалин, Бриана и все ее сестры нуждались в ее сосредоточенности на деле. Мальчик со сломанной рукой не должен был переубедить ее.
Но смог. Они все смогли. Их дарами, их простотой и волшебством дар пленил ее. Сорча всегда была чужаком вне своей семьи. Ведьма, что знала слишком много. Тут? Она была просто девушкой, человеком, что не понимал все чудеса вокруг себя.
Если бы у нее был выбор, она бы жила тут, а не старой жизнью. Это не было возможным вариантом, но было забавно подумать об этом. Она вздохнула и повернулась к Пикси.
— Я устала, и мне хотелось бы в постель. Если вы не против, я приму еду.
— Конечно, милочка, — Пикси передала ей бутерброд, завернутый в ткань.
Откуда у нее взялась ткань? Сорча смотрела на сверток в руках. Она упускала такие большие детали?
Она покачала головой, чтобы прояснить разум.
— Может, хороший сон прочистит голову.
— Вряд ли. Это место путает людей. Я впечатлена, что ты протянула так долго, не потеряв головы.
— А остальные?
— Ты — первый человек на нашем берегу, — сказала Пикси с улыбкой. — Ты — нечто новое для нас, хотя некоторые сталкивались с людьми. Все мы учимся.
— Я ценю ваше терпение, — иронично, но такие слова вырвались из ее рта. Разве некий король не просил ее о таком? И она посмеялась над ним.
— Тебе стоит обойти замок, чтобы попасть в хижину.
Сорча выгнула бровь.
— Почему? Через сад Циана идти быстрее.
— Ходьба полезна для здоровья.
— Я уже забралась на гору сегодня.
— Да, но на другой стороне замка редкий вид. Этого не увидеть с высоты горы. Поешь по пути, обещаю, тебе станет лучше после долгой прогулки.
От странной улыбки Пикси Сорча нервничала. Фейри пока что были добрыми, но еще могла обмануть. Она кивнула, щуря глаза.
— Хорошо. Это ведь не игра?
— До Дикой охоты еще месяц, милочка. Ты в безопасности.
Сорча забрала хлеб с мясом и пошла вокруг замка. Розовый сад тянулся не далеко. Ее пальцам хотелось вырвать сорняки, бросить им вызов. Но она знала, что усталость и розы плохо вязались. Она скорее истечет кровью, чем преуспеет.
Вырвавшись из пут цветов и шипов, она увидела перед собой изумрудные холмы. Замок сросся с природой. Мох покрывал дно многих камней, сливаясь с травой, и не удавалось различить их.
Она прошла мимо овцы, а та подняла голову и заблеяла.
— Здравствуй, — кивнула Сорча. — Всегда рада встрече, шерстяная госпожа!
Та без эмоций посмотрела на Сорчу, жуя. Ей всегда нравились овцы. Их странные зрачки и прочее. Они любили, когда им чесали щеки, и Сорча была не против с ними пообщаться.
Хлеб пропал на половине пути. Пикси была права, свежий воздух творил чудеса с усталостью в ее теле. Каждый шаг подавлял сонливость и дрожь пальцев.
Раздался треск. Слишком далеко, что испугать, но достаточно близко, чтобы вызвать интерес.
— Что? — пробормотала она, ускоряясь
Звук был удивительно знакомым. Не то, что она слышала часто, но звон металла о металл было сложно забыть.
как-то двое мужчин устроили дуэль перед борделем. Бриана наблюдала, закатывала глаза и игнорировала двух мужчин, бьющихся за проститутку. Она назвала их глупцами, захлопнула дверь и сказала девочкам не обращать на них внимания.
Сорча никогда не была хороша в этом. Она взбежала по лестнице, высунула голову в окно и увидела сражение мужчин. Они были пьяными и неуклюжими, не могли стоять прямо. Два удара мечом по мечу, и они сдались.
Звуки были не от такого боя.
Чем ближе она подходила, тем чаще звенел металл. Каждый удар разносился по воздуху, напоминая гонг. Она насчитала пятнадцать, когда добралась до вершины холма и застыла, глядя с открытым ртом.
Это была новая часть замка. Деревянная ограда отмечала границы поля, полного топчущих ног. Соломенные куклы свисали с палок, внутренности вываливались от множества ударов. На одной стороне границы были мишени, красные круги для стрел.
Ее внимание привлекли мужчины. Темный мужчина стоял в центре поля. Половина его головы была бритой, темные волосы ниспадали до его пояса с другой стороны. Черная полоса была на бритой стороне головы. На нем были штаны. Он был длинным и худым, на смуглой коже блестел пот. Длинное жуткое копье мерцало в свете солнца, сильная рука легко сжимала его.