Сердце метели

13

В театре началась елочная кампания, весь мужской состав вовсю «дедморозил», и у Наташи образовались настоящие каникулы.

К ее удивлению, Карел действительно успел оформить все необходимые для отъезда документы и сообщил ей по телефону, что двадцать третьего декабря они должны улететь. Мама была так рада за нее и даже не расстроилась, что день рождения дочери они отпразднуют порознь. Таким образом, через день Наташа уже сидела в кресле самолета, все еще не веря в происходящее. Англия приветствовала их дождем и немыслимо зеленой травой.

Приятель Карела встречал их в аэропорту. Он оказался маленьким, загорелым, усатым и очень подвижным. Он окинул ее восхищенным взглядом и одобрительно покачал головой.

— Я думала, он сейчас заглянет мне в зубы, — сказала Наташа на ухо Карелу, когда они мчались по шоссе в красном «ягуаре».

— По-моему, он остался доволен. Решил, что ты еще можешь выиграть десяток заездов, — шепнул Карел.

На ферму Фрэнка они прибыли уже довольно поздно, переполненные впечатлениями, уставшие от долгой поездки.

Жена Фрэнка была миловидной, миниатюрной француженкой. «Изабель», — представилась она Наташе, расцеловалась с Карелом. Дом был украшен к Сочельнику, всюду висели колокольчики и веночки из зеленых веток, посмотреть на гостей прибежали дети — девочка лет восьми и мальчик помладше, повторявший все за сестрой. Они с любопытством рассматривали Наташу — им сказали, что она русская.

Хозяева были так радушны и непринужденны, что Наташа внутренне расслабилась. Все так устали, что легли спать пораньше.

Утром Наташа, умывшись и одевшись для прогулки, спустилась вниз. Улыбающаяся Изабель спросила:

— Карел спит?

— Да, я решила его не будить.

— Пусть отдыхает. Сейчас мы позавтракаем, и я покажу тебе свою мастерскую, если хочешь.

— Конечно.

Картины Изабель оказались яркими, пронизанными светом, фантастическими по сюжету. Было очевидно, что обыденная реальность ее совершенно не устраивает.

— Ты не станешь возражать, если я сделаю с тебя набросок? Карел все равно еще спит, я тебя не утомлю.

— Кем же я предстану на твоем рисунке?

— Кем предстанешь? Но ты же валькирия, это совершенно очевидно, — засмеялась Изабель, принимаясь за карандашный рисунок. — Если мне все удастся, я потом напишу тебя красками и подарю картину вам на свадьбу. Когда ваша свадьба?

— Мы еще не думали об этом.

— Тогда мне следует поторопиться. Вдруг в следующее воскресенье? — снова засмеялась Изабель.

Через полчаса она жестом пригласила Наташу взглянуть на рисунок. Голову вылетавшей из снежного вихря девы с лицом Наташи украшал скандинавский шлем, выбивавшиеся из-под него волосы сливались с метелью. Экстаз полета, на губах — улыбка утоленной страсти.

— Ты мне польстила, Изабель… Я тут гораздо красивее, чем в жизни.

— Нет. У тебя такое лицо, когда ты смотришь на Карела… Блондинка и темный шатен, и при этом неуловимо похожи — идеальное сочетание. У вас будут изумительные дети.

В мастерскую поднялся Карел. Увидев рисунок, схватил его и помчался к факсу снять копию.

— Эй, а мои авторские права? — окликнула его Изабель. — Давай подпишу. Оригинал мне действительно нужен, это будет картина. Твою девушку надо писать акварелью — такие чистые, полупрозрачные тона. Русские женщины очень красивы, но ты выбрал самую лучшую…

— Да, я знаю, — скромно кивнул Карел, целуя Наташу в щеку.

Они любовались великолепными лошадьми в конюшнях Фрэнка, глаза которого горели гордостью и фанатизмом. Он приказал оседлать для них кобыл посмирнее и одобрительно кивнул, когда Наташа вспорхнула на мышастую четырехлетку. Она почувствовала под собой плотное тело лошади и поняла, что ничего не забыла. Прогулка доставила ей огромное удовольствие.

— Тебе понравился мой подарок? — шепнул Карел по дороге домой.

Она молча сжала его руку. После обеда они уединились на два часа в комнате, предоставленной Наташе, и, когда спустились вниз, их лица хранили печать такого глубокого удовлетворения, что хозяева только молча переглянулись, и Фрэнк погладил Изабель по щеке.

Горели свечи, блестел золотистой корочкой гусь, запеченный с яблоками, сияло синее пламя над грогом. Дети отправились спать пораньше, чтобы быстрее наступило утро Рождества. Наташе было так уютно, все были так милы, дети так трогательно шептались, гадая, что им подарят, что ей захотелось плакать. Она тихо вышла за дверь. На зеленую траву падал снег. За спиной Наташи бесшумно возник Карел.

— Я люблю тебя, милый мой, я тебя так люблю. Я, как во сне, все не верю, что это правда. Ты, Рождество в Англии, эта чудесная прогулка. Мне кажется, все это происходит не со мной. Я так хочу, чтобы это продлилось еще хоть немного…

— Всю жизнь. — Он поцеловал ее. — Будь моей женой, любимая, не разбивай мне сердце. — Он протянул ей маленькую коробочку.

— Ты хочешь на мне жениться?

— Ну конечно, Господи.

— Я очень тебя люблю, Карел. Конечно, я хочу, чтобы мы всегда были вместе.

— Ответь мне просто да или нет.

— Да.

Он сжал ее в объятиях, крепко поцеловал.

— Открой же.

В коробочке лежало золотое кольцо с бриллиантом.

— Пойдем скажем моим друзьям, что мы обручены.

Карел распахнул перед ней дверь и объявил:

— Фрэнк, Изабель! Наташа только что согласилась стать пани Новак. Это тост!

Изабель ахнула:

— Я не успею.

— Успеешь, — улыбнулась Наташа. — Я хочу выйти замуж, как положено, на Красную горку, и вообще без суеты.

— Суеты не будет, я тебе обещаю. Если хочешь дождаться весны, давай дождемся.

Когда они уже лежали в постели, он спросил:

— А почему все-таки на Красную горку? Ты так религиозна?

— Нет, к сожалению. Просто первый раз я вышла замуж во время Великого поста, и вот чем это кончилось. Теперь я хочу обезопасить себя хотя бы с этой стороны.

— У нас все будет иначе.

— Конечно. Карел, у тебя вообще есть недостатки?

— А как же. Я занудлив, педантичен, как машина, и при этом патологически ревнив. И еще, я алкоголик.

— Ты алкоголик? Да ты алкоголиков не видел, — засмеялась Наташа.

— Видел. Может, я поэтому и живу в России, что только там чувствую себя как свой среди своих, — засмеялся он в ответ.

— А что касается патологической ревности — нельзя ли поподробнее?

— Можно. Когда ты поцеловала Фрэнка, я почувствовал жгучее желание его придушить. И твоего голубого приятеля, и этого актера, который целует тебя на сцене, и остальных, которых я не знаю.

— И гримершу, и портных, и даже эту милую лошадь, да?

— Да! — Говоря все это, он сжал ее плечи, слегка потряс и закрыл поцелуем ее хохочущий рот.