Сердце полуночи

ГЛАВА 19

– Что ты делаешь? – прошипел Люкас, отшатываясь к стене.

Глаза Казимира сверкнули плотоядным оранжевым огнем.

– Превращаюсь, дорогой папаша. Всего-навсего превращаюсь, – ответил он, и его тело начало безумную пляску трансформации.

– Ты дурак! – отрезал Люкас, бросаясь к сыну и хватая его за камзол – Только не здесь! Что это на тебя нашло?

– Голод и жажда крови! – прорычал Казимир, и лицо его стало вытягиваться.

Не обращая внимания на спазмы в желудке, которые заставляли его всякий раз болезненно морщиться и сгибаться чуть не пополам, Люкас потащил Казимира к лестнице.

– Подави свой голод, Казимир! Справься с жаждой! Твоей добычи еще даже не видно!

Глаза Казимира вспыхнули как угли под густой шерстью на низком лбу.

– Кто это сказал? Мою добычу очень даже видно!

Ноги Люкаса, ставшие от мекульбрау словно ватными, замерли. Потрясенный, он уставился на своего сына.

На лице Казимира, наполовину человеческом, наполовину волчьем, появилось престранное выражение.

– Ты – моя добыча, отец.

Эти слова обдали Люкаса словно ледяной водой. В тревоге он встретился глазами с серьезным взглядом Казимира.

Ни милосердия, ни жалости, ни человечности…

Выпустив отвороты камзола Казимира, Люкас попятился. Кровь отхлынула от его лица, когда он попытался начать свою собственную трансформацию.

– Это… действительно так? – произнес он заплетающимся языком, продолжая отступать от юноши. Ледяной пот покатился по его лицу.

– Это правда… Ты хочешь убить меня!

– Я – сын своего отца! – парировал Казимир, демонстрируя прорастающие из десен клыки. Лицевая часть его черепа стала вытягиваться вперед, завершая превращение головы Казимира в волчью.

Люкас медленно пятился вдоль стены, гадая, отчего до сих пор не началась его собственная трансформация.

– И ты осмелился бросить мне вызов здесь? В моем логове?

На пальцах юноши появились длинные когти. Казимир шагнул вперед, срывая с себя рубашку и камзол одним быстрым движением. Грудная клетка его изменялась, становясь шире и мощнее, а кожа, под которой стремительно перемещались мышцы и натягивались сухожилия, пошла крупными волнами. Из каждой поры на теле прорастала густая, как молодая трава, шерсть.

– Прекрати, Казимир, – прорычал Люкас, с трудом сдерживая ярость. – Ты же знаешь, что я сильнее тебя.

Казимир гортанно взвыл, широко распахнув свою волчью пасть. За спиной его послышался шум, и из дверей таверны начали появляться какие-то темные фигуры. Не обращая на них внимания, Казимир прохрипел:

– Если ты сильнее – тогда превратись!

За несколько шагов до лестницы Люкас остановился и сосредоточился. Пытаясь вызвать трансформацию, он собрал все силы своего вялого, словно сонного тела, но ничего не произошло. Не было даже знакомого покалывания, с которого начинались все его превращения. Механизм метаморфозы бездействовал. Люкас снова попытался преобразиться, но тело его не слушалось, а руки и ноги были тяжелыми, словно сделанными из мокрого дерева.

– Не можешь? – рявкнул над ухом Казимир.

– Что ты со мной сделал? – проревел в ответ бард.

– Яд, – с чудовищной улыбкой отозвался Казимир.

– Яд? – эхом повторил Люкас, не веря своим ушам. Взгляд его остановился на толпе завсегдатаев таверны.

– Могу я или не могу – роли не играет, – заметил он почти спокойно. – У меня есть армия, которая сделает это за меня.

Не поворачиваясь, Казимир ответил:

– Я знаю о твоей армии. Я чую их – чую запах их пота и их страха. Даже десять таких воинов не справятся со мной.

– Посмотрим, – Люкас сделал своим слугам знак приблизиться.

Казимир взмахнул рукой и схватил отца за горло острейшими когтями.

– Останови их! Еще один шаг, и им достанется только твоя голова.

Глаза барда вылезли из орбит, а под кожей на шее словно синеватые змеи вспухли толстые вены. Тем не менее он не сделал никакой попытки остановить своих союзников, и когти на его горле сжались сильнее. Дыхательное горло его смялось и закрылось. Лицо Люкаса сначала стало красным, потом – багровым. Темные фигуры в коридоре приблизились еще на один шаг.

Негнущейся желтой рукой Люкас махнул своим палачам, и они остановились.

– Дальше назад! – прикрикнул Казимир, н его длинные когти безжалостно вонзились Люкасу под диафрагму. Шаркая но дощатому полу когтями люди-оборотни подчинились.

Казимир слегка отпустил горло отца, и Люкас принялся жадно дышать. Черная кровь, прилившая к его лицу, понемногу рассасывалась. Только некоторое время спустя он почувствовал боль от раны на животе. Глубокие царапины горели так, словно в них попали соль или кислота. Камзол и рубашка Люкаса повисли окровавленными лохмотьями, и он зажал страшные раны рукой.

Казимир взревел и швырнул Люкаса на пол словно тряпичную куклу. Бард упал у подножья лестницы, и Казимир наклонился над ним, изготовив страшные когти для смертельного удара. Продолжая сжимать рану на животе, Люкас вздохнул и сказал покорно:

– Мой меч не убил тебя. Мои слуги далеко… и я не могу воспользоваться своей волчьей силой… Ты победил, сынок. Убей меня.

Гнев, написанный на лице Казимира, превратился в жаркую ненависть.

– Посмотри на себя, Люкас! Как быстро ты сдаешься! Младенцы, которых я убивал, сопротивлялись куда дольше! Слова тебе не помогут. Ты… бумажный волк!

– Какой эффектный монолог ты произнес, сынок! – с усмешкой отвечал бард. – Честное слово, я горжусь тобой. Ты – еще более хитрая бестия, чем я. Ты достойно и по праву займешь мое место.

Быстро оглядевшись по сторонам, он крикнул:

– Ну?! Кончай же скорее!

– Не пытайся сбить меня! – прогремел Казимир, и его когти затряслись от бешенства. – Я знаю, что я такое! Я знаю, во что превратился – в жестокую тварь, алчного хищника, которого вечно будут ненавидеть люди, которого они будут вечно преследовать и в конце концов убьют. Я знаю это. Я стал тем, что хотел уничтожить. Убив тебя, отец, я не облегчу своей участи, но это будет единственное доброе дело, которое я совершу. Тебя ничто не спасет!

Туго натянутые мышцы на плече Казимира резко сократились, и острые когти взметнулись вверх словно хвост скорпиона.

На лестнице послышался какой-то шум – это были шаги спускающегося вниз человека.

– Эй там! Стоять! – крикнул Казимир.

Шаги продолжали приближаться.

– Стой, или ты умрешь!

На ступенях показались узкие туфли и худые икры гостиничного писца. Он продолжал спускаться.

Из груди Казимира вырвался вопль дикой ярости. Он взмахнул своими смертоносными когтями, целясь в горло Люкаса, однако в последнее мгновение бард резко повернулся и, схватив писца за ноги, дернул. Тощий клерк опрокинулся на него, и когти Казимира вонзились прямо в его спину.

Писец закричал, наверное, впервые в своей жизни, но Люкас уже вскочил и толкнул корчащееся от боли тело на Казимира. Клерк вскрикнул еще раз, и его костлявый локоть ударил юношу в горло.

Казимир швырнул злосчастного писца на пол и прикончил одним быстрым ударом когтей, но Люкаса на ступеньках уже не было. Он уже напряг мышцы ног, чтобы прыгнуть следом, но в это время на него обрушилась целая стая оборотней, лязгавших зубами и размахивавших когтями.

Это была армия Люкаса.

Потусторонний, сверхъестественный визг драки разносился по длинному и пустому коридору верхнего этажа. Люкас, шатаясь и держась за стену одной

Рукой, двинулся вдоль этого коридора. Так он дошел до известной ему двери и остановился. На мгновение он отнял вторую руку от раны на животе и выудил из кармана камзола кольцо со множеством ключей. Найдя подходящий, он вставил его в замочную скважину и вошел в комнату.

– Добрый вечер, любезный жрец, – сказал он в темноту.

Ответом ему был жалобный всхлип, донесшийся с койки, на которой лежало неподвижное забинтованное тело Ториса. Люкас улыбнулся и подошел ближе к столу, на котором стояла масляная лампа.

– Как ты поживаешь, дружок? – осведомился он почти ласково. – Лично я – неплохо. Во всяком случае, по сравнению с тобой.

Он взялся за кресало и, после нескольких неточных ударов, сумел высечь несколько искр, которые зажгли трут. Зажигая лампу, он подрегулировал фитиль и сказал:

– Не надо бояться. Сегодня я тебя не трону.

Сквозь открытую дверь донесся чей-то жуткий вопль. Невесело усмехнувшись,

Люкас водрузил фонарь на столик возле кровати Ториса и вернулся к двери.

– Чуть было не забыл запереть дверь, – пробормотал он себе под нос. – Казимир не должен мне помешать.

Поминутно морщась, он медленно закрыл дверь и запер на ключ.

– А теперь к делу, – сказал он, потирая испачканные кровью руки. – Где тот кинжал, который я принес тебе?

Торис не ответил. Его полуоткрытые глаза бессмысленно смотрели в потолок.

Бард снова прикрыл ладонью рану, из которой продолжала сочиться кровь, и приблизился к постели умирающего жреца. На этот раз его голос прозвучал более требовательно:

– Ты помнишь, куда дел кинжал? Тот самый, который ты не смог использовать? Торис не отвечал. Люкас вздохнул.

– Хорошо, давай по другому. Пока мы… пока я тут болтаю, Казимир пытается проложить себе дорогу наверх. Если ты не отдашь мне кинжал, он убьет нас обоих.

– У меня его нет… – пробормотал наконец Торис, морщась от боли.

– Где же он?

– У меня нет… – продолжал настаивать жрец.

Люкас машинально пригладил свою взлохмаченную бородку.

– Предположим, мне в руки попал стальной кинжал, который тем не менее является отличным оружием против оборотней благодаря своим особым свойствам. Предположим также, что мой лучший друг оказался этим самым оборотнем, имеющим намерение меня убить. И предположим также, не слишком выходя за границы возможного, что я – инвалид, жестоко пострадавший в последней схватке с упомянутым оборотнем. Получается, что я был круглым идиотом, умудрившись попа-сть в столь затруднительное положение, когда на руках у меня были все козыри. Однако, в сторону оскорбления! Куда бы я положил кинжал, чтобы он был под рукой?

Люкас медленно приблизился к ночному столику и выдвинул его единственный ящик.

– Ага! Именно сюда я бы его и положил. Благодарю за вашу любезную подсказку, дорогой мой жрец.

Торис молча смотрел на него, и Люкас повернулся к двери, ведшей в комнату Юлианны. Дверь была закрыта.

– Хорошо. Наши с вами дела закончены, добрый Торис. Спасибо за приятную и содержательную беседу, мой полумертвый Друг.

Люкас подошел к двери в спальню и, снова достав связку ключей, начал перебирать их по одному. Найдя подходящий, он вставил его в замок, повернул и широко распахнул дверь. В спальне было темно, и Люкас вынужден был вернуться к кровати Ториса за фонарем.

В спальне никого не было. Никого не было на кровати, на подоконнике, на стуле и в шкафу. Люкас убедился в этом довольно быстро. Вернувшись в первую комнату, он осведомился у Ториса вполне светским тоном:

– Кстати, а где Юлианна?

– Ушла, – просто ответил Торис.

– Это я понимаю, – кивнул бард, ставя лампу на столик.

В голове его все еще мутилось от яда, но он принялся прохаживаться из стороны в сторону. В наступившей тишине до слуха его снова донесся отдаленный шум битвы.

– Теперь мне остается что-то одно, – пробормотал Люкас. – Либо я должен спуститься вниз и вонзить в Казимира этот кинжал, либо должен подождать его тут. Он, конечно, перебьет всю мою стражу, но с другой стороны – он все-таки мой сын…

Он посмотрел на Ториса и сардонически улыбнулся. Затем взгляд его остановился на темной двери в спальню, а мысли вернулись к Юлианне, которая была такой уязвимой и хрупкой.

К Юлианне, которую любил Казимир.

В глазах оборотня вспыхнуло холодное голубоватое пламя. Он внимательно осмотрел кинжал и сказал, обращаясь в основном к самому себе:

– Смерть от этого кинжала будет слишком легким выходом для моего предателя-сына. Существует еще один путь, куда более приятный…

Повернувшись к Торису, он спросил:

– Она бежала в Гундарак, не правда ли? Губы жреца плотно сжались, а глаза закрылись.

– Этого ответа вполне достаточно, жрец, – рассмеялся Люкас. – Ты ведь хотел ехать с ней, не правда ли?

Торис продолжал молчать.

– Утешься, мой юный друг, она не доедет до Гундарака.

С неприятным смешком Люкас подошел к окну и, подняв раму, выбрался в туманную мглу, покряхтывая от боли.

Коридор на первом этаже гостиницы напоминал бойню. От пола до потолка он был залит кровью, и кровь стекала с рук и когтей Казимира. Для того чтобы сделать несколько шагов, ему приходилось довольно долго выбирать место, чтобы не наступить на тела.

Независимо от того, в каком обличье гибли слуги Люкаса, после смерти все они непременно превращались в волков. Бока их были изодраны в клочья, глотки растерзаны, кости переломаны. Несколько трупов свисали с кресел и даже с крючьев для одежды.

Казимир старался не смотреть на поверженных врагов. Он чувствовал, что победа над этими созданиями не делает ему чести, и не мог радоваться успеху. Старательно обходя трупы, он избегал попирать их ногами, хотя свидетелями этому были лишь молчаливые мертвецы.

Достигнув лестницы, он стал карабкаться наверх, оставляя на затоптанных ступеньках кровавые отпечатки когтистых лап. Он шел по кровавому следу – тонкой, но почти непрерывной цепочке темно-алых капель, – и губы его растягивались в улыбке, а черный влажный нос слегка шевелился.

– Геркон Люкас, – прошептал он, и его глаза снова лихорадочно заблестели.

Остаток лестницы он преодолел в три прыжка. Запах крови Люкаса манил его сильнее, чем благоухание райского сада. Очутившись в дымном коридоре, он снова принюхался, без труда вычленив среди обычных запахов кухни и нечистот единственный, который интересовал его больше всего остального. Запах крови всегда казался ему сродни тому, как пахнет страх, опьяняя его и кружа ему голову.

Между тем предательские следы совершенно определенно вели его дальше, безошибочно указывая на дверь, в которую вошел Люкас. Это была дверь комнаты Ториса, и Казимир почувствовал в животе болезненную пустоту.

"Они вместе планировали заговор против меня!” – понял Казимир, и гнев в его груди вспыхнул с новой силой.

– Люкас! – вскричал он, вонзая когти глубоко в твердое дерево, из которого была сделана дверь. Острые щепки посыпались на пол, несколько длинных заноз вонзились в подушечки на его лапах, но Казимир не чувствовал боли. Он снова атаковал дверь, и несколько досок вдруг провалились внутрь, давая ему возможность разглядеть слабо освещенную комнату.

Казимир просунул руку в пролом и, зацепившись за край, рванул изо всех сил. Тяжелая дверь треснула во всю длину, застонали петли, вылезая из косяков вместе с гвоздями. Наконец дверь сорвалась и вывалилась в коридор.

Казимир ворвался внутр как ураган. Одним прыжком он приблизился к кровати, на которой лежал Торис. Схватив его за плечи, он приподнял искалеченное тело в воздух и встряхнул. Голова Ториса безвольно мотнулась, зубы лязгнули, а глаза побелели от ужаса, как у снулой рыбы.

Казимир смотрел на бывшего друга сверху вниз, не скрывая своего злобного торжества. Выпустив плечи жреца, он отступил на шаг назад и издал громовой рык, от которого испуганно задребезжали стекла в окне. Жаркое, звериное дыхание Казимира коснулось лица Ториса, и он заметно вздрогнул.

– Так ты в заговоре с моим врагом, Торис? – проскрежетал Казимир, роняя с губ капли тягучей слюны. – Где Люкас?

Глаза Ториса по-прежнему оставались мутными и невыразительными. Даже если он и понял, о чем спрашивал Казимир, по нему это никак не было заметно.

Не дождавшись ответа, Казимир яростно затряс забинтованное тело.

– Где он?!

Только теперь Казимир заметил, что дверь в спальню открыта и что в комнате темно. Оторвавшись от молчавшего жреца, Казимир пошел туда и остановился на пороге. Обоняние подсказало ему, что Юлианны здесь нет.

Он вернулся к кровати Ториса и схватил его за горло.

– Что с ней? Что с ней сделал Люкас? – прорычал он свирепо.

Отекшие бледные веки Ториса медленно опустились и поднялись. Губы его почти не шевелились, и Казимир едва разобрал ответ:

– Что… он сделал с тобой?

– Отвечай мне! – требовательно закричал Казимир.

– Сначала ты… ответь, – едва слышным эхом донесся невнятный шепот.

– Отвечай или умрешь, клянусь богами! – Казимир взмахнул когтистой лапой.

– Ты… уже… – ответил ему Торис. – Целых десять лет… ты отравлял меня своим ядом… Даже… в “Красном Крылечке”. Даже самые счастливые воспоминания… все ложь и грязь…

Не в силах справиться с отвращением Казимир отвернулся от Ториса и стал расхаживать по комнате из стороны в сторону.

– Что с тобой стало, Казимир? – задыхаясь прошептал Торис.

Казимир снова исчез в бывшей спальне Юлианны. На этот раз он задержался там дольше, тщательно обнюхивая кровать, стул и диван.

– Запах довольно старый, – пробормотал он, отворяя шкаф и выдвигая ящички комода. – Запах старый, повторил он, возвращаясь в комнату Ториса.

– Ты ищешь Юлианну… Но где ты сам, Казимир? – спросил Торис, изо всех сил напрягая голосовые связки. – Где Казимир?

Казимир резко повернулся к его кровати и, вцепившись когтями в спинку, яростно тряхнул.

– Казимир мертв, Торис! Он умер. Ты, ты убил Казимира прошлой ночью! Он все еще верил тебе, верил, что ему удастся спасти если не себя самого, то хотя бы своего старого друга. Но ты ударил его в спину! Ты убил Казимира, а я – это все, что от него осталось!

Торис всхлипнул, и на глазах у него показались слезы. Казимир хлестнул его по лицу своей лапой с когтями.

– Не надо оплакивать меня, маленький жрец. Побереги свои слезы для себя.

С этими словами он отступил в сторону, глядя, как слезы и кровь смешиваются на лице Ториса.

Казимир стоял у открытого окна и размышлял. “Запах старый, значит Юлианна бежала не с Люкасом, а гораздо раньше. Но куда?”

И тут он вспомнил дорогу на Гундарак.

Его кости и мускулы мгновенно начали перестройку, превращая Казимира в волка. Когда трансформация закончилась, огромный зверь метнулся в окно и исчез в ночи.

Юлианна сидела на краю кровати в фургоне мадам Дачии, который небыстро катился по дороге на Гундарак. С самого отъезда из Скульда прошло довольно много времени, но она не произнесла ни единого слова, хотя рядом с ней в фургоне была попутчица – маленькая цыганская девочка по имени Делани. Она сидела прямо напротив Юлианны на низенькой скамеечке и тоже молчала, но вовсе не потому, что ей нечего было сказать. Она следила за тем, чтобы по дороге из фургона ничего не пропало. Кибитка действительно была битком набита золотыми цепочками, жемчугом, драгоценными камнями, стопками книг и связками перьев экзотических птиц. Глаза Делани были зоркими и внимательными, от нее не укрылось бы ни малейшее движение Юлианны. Впрочем, Юлианна не собиралась ничего красть. Она просто улыбалась, глядя на девочку, – она сама была в детстве точно такой же.

Делани, впрочем, не заметила ее улыбки. Наклонив голову, она внимательно к чему-то прислушивалась.

– Всадник, – прошептала она, широко раскрывая глаза. – У лошади не хватает одной подковы…

В следующее мгновение она была уже у окна, просунув голову между занавесками.

Юлианна внезапно почувствовала сильнейший страх.

– Может быть, это просто гонец скачет на север с каким-нибудь известием? – с надеждой спросила она.

– Нет, он впереди каравана.

– Приближается к нам? – спросила Юлианна, в тревоге соскальзывая с кровати и опускаясь на колени рядом с девочкой, чтобы выглянуть в окно. Словно в ответ на ее вопрос фургон резко остановился, и она схватилась руками за подоконник, чтобы не упасть. Пальцы ее слегка дрожали. За окном она не увидела ничего интересного, кроме темного ночного леса.

– Что ему нужно? – спросила она вслух и только тут обратила внимание, что Делани рядом с ней нет.

Юлианна резко повернулась, щурясь от яркого света, и увидела девочку сидящей на полу. На коленях у нее лежал тяжелый мужской арбалет.

– Что ты собираешься делать с этой штукой? – спросила Юлианна потрясение.

– Стрелять, конечно, – с поистине цыганским высокомерием ответила девчушка.

Упершись ногами в рога арбалета, она натянула тетиву и ловко поставила ее на боевой взвод. В следующее мгновение она вставила на место стрелу и задумчиво посмотрела на Юлианну.

– У тебя есть оружие? – спросила она.

– Нет, – просто ответила Юлианна. Делани досадливо прищелкнула языком и пробормотала себе под нос:

– Вечно эти горожанки отправляются в дорогу без всего!

Затем она встала с пола и подкралась к окну, волоча тяжелое оружие за собой. Осторожно пристроив его на подоконнике, она отодвинула занавеску и стала вглядываться в темноту.

– Он идет сюда вместе с мадам Дачией.

Сердце Юлианны упало, и она стиснула пальцы на коленях. Шаги приближались, и смуглый пальчик Делани лег на спусковой крючок арбалета. Дверная ручка стала медленно поворачиваться, и палец чуть напрягся.

– Положи пожалуйста мой арбалет! – раздался сердитый голос мадам Дачии.

Хрупкие плечи Делани ссутулились под тяжестью оружия, и она опустила непослушный арбалет на пол. Дверь в фургон распахнулась, и в фургон проник высокий человек, темный, словно ожившая тень.

Только тень не может истекать кровью.

– Геркон Люкас! – ахнула Юлианна, отодвигаясь на дальний край кровати.

Лицо барда было пепельно-серым от усталости и потери крови. Тонкая рука, покрытая пятнами засохшей крови, прижималась к животу, словно Люкас пытался скрыть красные пятна на разорванной рубашке. При виде испуганного лица девушки бард слегка поклонился:

– Юлианна… Как хорошо, что я вас встретил.

Юлианна поднялась во весь рост, не желая, чтобы Люкас смотрел на нее сверху вниз.

– Прошу вас, мастер Лкжас… Я очень тороплюсь…

На его губах появилась вежливая улыбка.

– Я знаю, моя дорогая. Бежите от чудовища, которого ни разу не видели. Обычное дело, смею вас заверить.

Юлианна шагнула вперед, пытаясь жестом заставить его покинуть кибитку.

– Прошу вас… Вашими ранами должны заниматься цирюльник или жрец. Я должна ехать дальше.

В глазах Люкаса сверкнул огонек предостережения:

– Ну давайте, сразитесь с монстром! Сверхъестественные чудовища стали столь редки, что никто не может пройти мимо них спокойно.

С отчаянно бьющимся сердцем Юлианна вытолкнул Люкаса из дверей.

– Мадам Дачия! Я требую безопасного проезда!

Люкас успел схватить ее за руку и вы тащил из фургона вслед за собой. Холодный ночной ветер хлестнул ее по лицу. Люкас заставил ее повернуться лицом к себе и заговорил, продолжая удерживать Юлианну перед собой:

– Мадам Дачия обеспечит тебе безопасность! Но прежде ты узнаешь, что такое твой Казимир на самом деле! Я хочу, чтобы ты узнала, что он за чудовище! Я хочу, чтобы ты научилась ненавидеть его!

– Отпустите меня немедленно! – выкрикнула Юлианна, пытаясь вырваться.

– Нет! – сердито прокричал в ответ Люкас. – Слишком поздно бежать, моя дорогая. Казимир уже близко!

Юлианна посмотрела назад, на дорогу, и ахнула. Неровные каменные плиты, которыми она была вымощена, были освещены прямыми как стрелы лучами луны, пробивающимися сквозь кружево листвы. По сторонам дороги возвышались стройные деревья, напоминающие мраморные колонны, и темнота между ними, в которой без устали трудились цикады и сверчки, казалась еще гуще из-за ослепительного сияния серебристой луны.

На дороге, на пригорке, появилась огромная черная тень.

Она двигалась с ужасающей быстротой, клацая по камням твердыми когтями. Она неистово мчалась сквозь лунный свет, и густой мех развивался на ветру. Даже на этом расстоянии Юлианне показалось, что серебристые глаза зверя уставились прямо на нее, и с губ девушки сорвался негромкий возглас отвращения и ужаса. Она сделала отчаянное движение в сторону фургона, но Люкас крепко обхватил ее рукой за талию. Он держал ее перед собой словно щит, и когда Юлианна сделала попытку освободиться, в угрожающей близости от ее горла сверкнул кинжал.

– Прошу прощения за грубое обращение, моя дорогая. Это в твоих же интересах, – прошипел Люкас ей на ухо. – Гляди! Вот твой любовник!

Зверь приблизился на расстояние меньше сотни ярдов и скрылся в густой тени, предусмотрительно сойдя с освещенной части дороги. Затем он снова появился, совсем близко, молча и решительно наступая на Люкаса и Юлианну. Бард сделал несколько шагов назад, таща девушку за собой. Одновременно он выразительно взмахнул кинжалом.

– Остановись, или я убью ее! Серебристо-серый волк остановился в десяти ярдах.

– Хорошо, Казимир, хвалю! – крикнул Люкас насмешливо, хотя по его властному лицу катился пот. – Кинжал у горла твоей возлюбленной все еще способен остановить тебя? Я потрясен!

Казимир зарычал в ответ, и его глубоко посаженные волчьи глаза сверкнули красным огнем. Повернувшись, он начал обходить их по широкой дуге.

Люкас медленно поворачивался вокруг своей оси, удерживая Юлианну между собой и зверем.

– Видишь, Юлианна? Видишь, что он такое? Казимир – чудовище! Взгляни на его окровавленную пасть! Взгляни на его когти!

Не отрывая глаз от волка, продолжавшего двигаться вокруг них по кругу, Юлианна сказала:

– Торис рассказал мне все, Люкас. Ты тоже оборотень.

– Нет, моя крошка, – ответил Люкас. – Тебя не правильно информировали. Если бы я был оборотнем, разве стал бы я прятаться от Казимира подобным образом? Я сам превратился бы в волка и сразился бы с ним.

– Сдается мне, что сражение ты уже проиграл и теперь спасаешь свою шкуру, – насмешливо сказала Юлианна. – Какая она у тебя? Должно быть, твоя шкура – шкура трусливого кролика!

– Я не могу доказать свою невиновность сейчас, – Люкас заметил, что Казимир понемногу сужает свои круги и прикрикнул:

– Отойди дальше, или она умрет!

При звуке его голоса шерсть на загривке волка встала дыбом, но он отпрянул.

– Нет можешь, – возразила Юлиан-на. – Отпусти меня.

Казимир снова начал осторожно приближаться. Его глаза мрачно мерцали, выискивая возможность для нападения.

– Если я не могу убедить тебя никаким иным способом, что же… пусть будет так, – промолвил Люкас с необъяснимой печалью.

Кинжал выпал из его руки и загремел по камням мостовой. Выпустив Юлианну, он оттолкнул ее подальше от себя. Волк прекратил свое движение по спирали и собрался в комок, готовясь прыгнуть.

– Я человек, и ничего больше! – крикнул Люкас Юлианне. – Убей меня, Казимир!

Волк был уже в воздухе. Расстояние между ними сокращалось стремительно, но Люкас не дрогнул. Влажно сверкнули жуткие клыки…

Удар.

Бард попятился назад, потерял равновесие и упал на камни. Послышался хруст костей. В тот же миг Казимир навалился на него всей тяжестью. Бард схватил зверя за глотку, но могучие челюсти продолжали приближаться. Острые клыки словно лемех плуга вспороли мышцы его груди, и Люкас вскрикнул от боли. Невероятным усилием ему удалось оттолкнуть зверя от себя, но локти его дрогнули и согнулись под неистовым напором. Когтистая лапа попала в раненый живот, проводя по нему еще несколько полос. Люкас лягнул зверя в брюхо и попытался отползти назад, но могучие клыки снова сомкнулись и снова обагрились кровью. Волк свирепо зарычал, и из ноздрей его сморщенного носа полетели кровавые брызги.

Люкас снова вскрикнул, колотя волка кулаками по голове.

Горячая пасть распахнулась и атаковала. Клыки вонзились в шею барда и стали медленно сжиматься, словно ножницы рассекая плоть и жилы. Люкас открыл рот, чтобы закричать, но из горла его выплеснулась и потекла на бороду кровь. Слабеющими пальцами бард вцепился в челюсти волка, стараясь разжать зубы, но перед его глазами внезапно начала меркнуть яркая луна…

Неожиданно страшные челюсти разжались.

Казимир поднял огромную морду и взвыл от боли. Прокатившись по лесу, этот протяжный и тоскливый звук заставил умолкнуть цикад и сверчков. Потом в волчьей утробе Казимира что-то странно забулькало, и вой оборвался. В глазах его погас красный огонь, а могучие лапы подогнулись. Огромный зверь повалился на бок и вытянулся на камнях.

Зажимая руками свое истерзанное горло, Люкас отполз от вздрагивающего хищника и только теперь заметил между его ребер блестящую рукоять кинжала. Юлианна стояла неподалеку и дрожала словно в ознобе. Ее правая рука была в крови. Напрягая последние силы, Люкас подобрался к фургону и привалился к колесу. Руки его тряслись от напряжения, а дыхание было неровным и судорожным. Несмотря на это, по губам его скользнула едва заметная победная улыбка. Его план сработал.

Мадам Дачия неслышно приблизилась к Юлианне и набросила ей на плечи шерстяное одеяло. По щекам девушки потекли слезы. Посмотрев на окровавленную ладонь, она вытерла ее о свое красное платье. Цыганка обняла ее за плечи и прижала к себе. Так они стояли довольно долго.

Наконец Юлианна немного пришла в себя и вырвалась из рук Дачии. Сорвав с плеч одеяло, она укрыла им неподвижное тело волка и, отступив назад, молча смотрела на последнее превращение Казимира Волчья морда медленно превращалась в человеческое лицо, грубая шерсть на лбу и на щеках пропала, холодеющие мускулы и кости постепенно возвращались на свои места. Массивное волчье тело под одеялом приобрело очертания худощавой человеческой фигуры.

Люкас изумленно взирал на эту метаморфозу.

– Он не должен был превращаться в человека! – едва слышно прошептал он. – Он же был вульвером! Все человеческое в нем было только маской!

Юлианна медленно подошла к Казимиру.

– Вы так думали и ошиблись, мастер Люкас, – печально сказала она, опускаясь на колени. – Некоторые из тех, кто рождаются людьми, сами превращают себя в зверей. Может быть, и те, что рождены зверьми, со временем становятся людьми…

Она с любовью провела рукой по гладкой щеке Казимира. Подбородок ее задрожал, и она отвернулась от трупа, запрокинув голову лицом к небу и к вершинам неподвижных деревьев. Глаза Юлианны заволокло слезами, а из груди вырвалось глухое, безутешное рыдание. Взяв Казимира за израненную руку, она заплакала навзрыд.

Когда рыдания ее стихли, Юлианна наклонилась над Казимиром и поцеловала его.

– Твои губы еще теплы, – сказала она печально. – Прощай, Казимир, мой возлюбленный. Если в этом мире есть боги, то пусть они судят тебя, глядя моими глазами.

Судорожно всхлипнув, она выпрямилась и долго стояла, глядя куда-то вдаль, словно видела за лесом что-то такое чего, никто другой не мог рассмотреть. Наконец она отряхнула платье и подошла к Геркону Люкасу.

– Мадам Дачия, – обратилась она к стоявшей тут же цыганке. – Могу я купить у вас немного полотна?

– Для чего? – цыганка испытующе уставилась на нее.

– На бинты, – ответила Юлианна, опускаясь на колени рядом с бардом.

– На бинты? Для него? – цыганка фыркнула. – Лучше прикончить его, да и дело с концом.

– Мне нужны бинты, – твердо повторила Юлианна несмотря на усталость.

– Хорошо, у меня есть одна простыня. Для тебя – всего четыре золотых, – Дачия направилась к фургону.

– Вот и хорошо, – Юлианна поправила волосы дрожащей рукой.

– Ты будешь перевязывать меня? – переспросил Люкас со злобной и горькой улыбкой.

– Да, – немного раздраженно ответила Юлианна.

– А что если я солгал тебе? Что если я тоже – чудовище? – спросил он пожирая ее глазами.

– Если бы я узнала, что это так, я убила бы тебя тем же ножом, которым убила Казимира. Но сейчас передо мной только человек, раненый человек. Хороший он или плохой, раненый человек нуждается в заботе.

– А что, если я сейчас признаюсь тебе, что я – чудовище?

– Не надо, – просто ответила Юлианна.

Подошла мадам Дачия с простыней. Она была порвана и связана в узел так, словно цыганка сняла ее со своей постели. Улыбаясь, она протянула узелок Юлианне.

– Я подумала, что не стоит тратить на него чистую простыню, – сказала она неуверенно.

– Это подойдет, – негромко ответила Юлианна.

Развернув простыню, она стала отрывать от нее узкие полоски ткани.

– Еще одно, мадам Дачия… Я хочу отвезти тело моего любимого человека в Гундарак для захоронения. Сколько вы возьмете с меня?

Цыганка положила ей на плечо свою смуглую руку:

– Нисколько. Деньги тебе понадобятся на обряд и на камень.

Ее лицо вдруг потемнело, и она добавила:

– Но никакие золотые горы не заставят меня везти в Гундарак вот этого негодяя… ни живого, ни мертвого.

– Что? – запротестовал Люкас. – Сначала меня перевязывают, а потом бросают на верную смерть?

Бинтуя его шею, Юлианна сказала:

– Мы оставим здесь вашу лошадь, хотя у нее и не достает одной подковы… – она невольно улыбнулась. – Скоро рассветет. Если вы действительно человек, как вы утверждаете, может быть, боги сохранят вам жизнь.

– Оставить его в живых – значит вынести ему суровый приговор! – мадам Дачия хрипло рассмеялась. – Ладно, я закончу. Иди, позаботься о своем… Казимире.

Услышав любимое имя, Юлианна оцепенела, и полоска бинта выпала из ее руки. Мадам Дачия присела перед Люкасом, заслонив его от глаз девушки. Юлианна села на пятки и, собрав все свое мужество, повернулась к Казимиру.

Он лежал под одеялом совершенно неподвижно, свернувшись калачиком, будто спал. Лицо его белело в темноте в траурном обрамлении черных волос.

Никогда больше волк не проснется в его теле.

Никогда больше он не помчится по лесу при свете полной луны.

Никогда больше не запоет Раненое Сердце о своей любви.

– Да, я должна позаботиться о нем…