Каланта отвела меня назад, в зал Санктума. При виде моего драного платья-мешка раздались сдавленные смешки. Комизар сорвал с меня пояс из веревки, заявив, что такую роскошь еще надо заслужить. Да, всегда найдется, что отнять. Я не сомневалась – он докопается до всего, чем я дорожу, даже до такого, о чем я и сама пока не догадываюсь, что это мне дорого. Докопается и отберет, одно за другим. Мне надлежит играть ту роль, которую он мне отвел, – жалкой особы королевской крови, получающей по заслугам.
Я поняла, что Комизар добился своей цели – это было видно по выражению окруживших меня рож. Он сделал меня совершенно заурядной в их глазах. Сквозь толпу наместников протиснулся Каден. Мы переглянулись, и сердце мое сжалось еще сильнее. Как мог он так поступить? Ведь понимал, что я стану объектом издевательств, и все же приволок сюда? Неужели преданность стране – любой стране – стоит того, чтобы унижать человека, которому ты клялся в любви? Я подтянула мешковину, пытаясь прикрыть плечи. Вырвав меня из хватки Каланты, Каден отвел меня в сторону от похотливых взоров наместников, в тень за колонной. Я прислонилась к ней, радуясь, что могу опереться на что-то прочное. Каден всматривался в мои глаза, он приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать. Беспокойство исказило его лицо. Я поняла, что он совсем не хотел этого, но все случилось как случилось – и произошло это по его вине. Я не хотела снимать с него груз вины. И не стала.
– Так вот, значит, какую жизнь ты мне сулил? Все просто восхитительно, Каден.
Вокруг глаз у него залегли морщины, неизменная выдержка, которой он славился, готова была дать трещину.
– Завтра будет лучше, – прошептал он. – Обещаю тебе.
За нашими спинами сновали прислужники, разнося тяжело груженные подносы с кусками темного жареного мяса. Я слышала, как оживленно переговариваются наместники и голодная братия, как грохотали массивные стулья по камням пола, когда их подтаскивали ближе к столу. Мы с Каденом остались стоять у колонны, будто приросли к ней. В глазах у него я видела раскаяние, а сама ощутила сочувствие – правда, совсем другого рода. Он заплатит за это, как и все остальные, – просто пока он об этом еще не знает.
– Еда на столе, – прошептал он наконец.
– Оставь меня хоть на минуту, Каден. Одну. Мне просто нужно…
Он затряс головой.
– Нет, Лия. Я не могу…
– Пожалуйста, – у меня задрожал голос. Я закусила нижнюю губу, из последних сил пытаясь казаться спокойной. – Иначе я не смогу поправить на себе платье. Пощади мое достоинство.
Я подтянула спадающую мешковину, пытаясь прикрыть плечо.
Каден смущенно смотрел, как я, собрав материю в кулак, сжимаю ее на груди.
– Не натвори глупостей, Лия, – предостерег он. – Как только закончишь, подходи к столу.
Я кивнула, и он неохотно отошел.
Нагнувшись, я оторвала подол – теперь мешок стал мне по колено – и подвязалась оторванной полоской. Другой узел, поменьше, я завязала на груди, так что плечи теперь были прикрыты. Оставалось надеяться, что Комизар не сочтет и узлы излишней роскошью.
Достоинство. Грубая ткань колола и раздражала кожу. Пальцы ног свело от холода. От голода кружилась голова. Какое там достоинство – вздор. Его у меня давно отняли. Но мне было необходимо хоть на миг остаться одной, без надзора. Это не было ложью. Да и можно ли здесь вообще говорить о лжи?
Дар – это тонкий путь познания. Благодаря ему и выжили несколько оставшихся Древних. Учись пребывать в покое и знать.
Голос Дихары настиг, захлестнул меня. Мне необходимо было найти тихое место. Прислонившись к колонне, я пыталась нащупать то умиротворение, которое я обрела тогда на лугу. Я закрыла глаза. Но ничего не получалось. Много ли проку от дара, если ты не можешь вызвать его по своей воле? Мне не нужно было спокойное познание. Я нуждалась в чем-то резком, смертельном.
Мысли в голове путались, злые и горькие, мешанина из воспоминаний, прошлое и настоящее – найти виновных, чтобы ни один не ушел от возмездия. Мысленно я угостила ядом каждого из тех, по чьей вине сюда попала. Канцлера, книжника – даже собственную мать, которая намеренно подавляла и заглушала во мне дар. Это из-за них я провела годы, мучаясь чувством вины за то, что недостаточно соответствую ожиданиям.
Я открыла глаза. Дрожа всем телом, я смотрела на грязную каменную стену перед собой, не в силах шевельнуться. Тысячи и тысячи миль отделяли меня от той, кем я была, кем хотела быть. Вжимаясь в колонну спиной, я понимала, что держусь только благодаря этой единственной опоре – и тут я что-то почувствовала. Дрожь. Биение. Что-то передавалось мне сквозь камень, едва заметное, откуда-то издалека. Касаясь спины, согревая ее, еле слышно звеня, повторяясь. Будто песня. Я прижала к камню ладони, пытаясь уловить, впитать слабый ритм, и в грудь устремилось тепло, расходясь оттуда к рукам и ногам. Песнь стихла, но тепло осталось.
Я отделилась от колонны, смутно осознавая, что все головы повернулись ко мне, слышался шепот, окрики, но меня словно заворожила тонкая, окутанная дымкой фигура в дальнем углу зала. Прячась в тенях, она ждала. Ждала меня. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть лицо, но безуспешно.
Резкий рывок заставил меня отвести взгляд, а когда я снова посмотрела в тот угол, фигура уже исчезла. Я моргнула. Ульрикс – это он только что дернул меня в сторону – с силой подтолкнул меня к столу.
– Комизар велел садиться!
На меня таращились и наместники, и слуги. Кто-то озабоченно хмурился, другие перешептывались, а кое-кто, как я заметила, опасливо потирал висящие на шее амулеты. Мой взгляд скользнул вдоль стола и наконец уперся в Комизара. Неудивительно, что он смотрел на меня мрачно, на неподвижном лице явственно читалось предостережение. Не испытывай меня. Может, это мой рассеянный вид привлек их внимание? Или то, как я, щурясь, вглядывалась в другой конец зала, стараясь разглядеть того, кто прятался в тенях? Однако все это произошло в считаные секунды. Комизар мог относиться к моему дару с полным безразличием, но по крайней мере некоторые из присутствующих были другого мнения и жадно ловили малейшие знаки его проявления.
Внимание этих нескольких подхлестнуло меня. Я прошествовала к столу непринужденно, с гордо поднятой головой, словно вместо рваного мешка на мне была королевская мантия, представляя, что Рина и Натия идут со мной рядом. Я переводила взгляд с одного сидящего на другого, стараясь заглянуть прямо в глаза как можно большему числу присутствующих. Изучить их. Привлечь на свою сторону. Не только этот Дракон способен похищать. Сейчас, пусть на миг, я завладела его народом, которым он так дорожил. Все же, проходя мимо него, я снова ощутила холод. Он похищал тепло, не только мечты. В шею мне будто воткнулось ледяное жало – этот человек словно знал истинную причину каждого моего шага и уже просчитал ответные действия. В нем чувствовались мощь и твердость, что-то уродливое, основательное и древнее, старше стен этого Санктума, окружающих нас. Неспроста он сумел сделаться Комизаром.
Я заняла единственное остававшееся свободным место, рядом с Каденом, и мгновенно осознала, что это место худшее из всех. Точно напротив сидел Рейф. Он так и поедал меня глазами – пронзительно синими и мрачными, полными гнева и тревоги. Он весь обратился в зрение, а ведь должен был демонстрировать безразличие. Я ответила ему умоляющим взглядом, надеясь, что он поймет, затем равнодушно отвернулась, моля всех богов, чтобы Комизар ничего не заметил.
Рядом с Рейфом сидела Каланта, ее бисерное голубое око тоже вперилось в меня, а другой глаз, мутно-голубой, смотрел в стол. Женщина подняла стоящее перед ней блюдо с костями, черепами и зубами и запела по-вендански. Некоторые слова мне не доводилось слышать раньше.
– E cristav unter quiannad.
Гул голосов. Пауза.
– Meunter ijotande.
Она воздела кости над головой.
– Yaveen hal an ziadre.
Каланта опустила поднос на стол и добавила тихо.
– Paviamma.
На это, к моему удивлению, братия ответила тем же, и торжественное paviamma вернулось к ней эхом.
Meunter. Никогда. Ziadre. Жизнь. Я не понимала, что происходит, но голос Каланты звучал весомо и строго. Какое-то песнопение. Затверженное, как мне показалось, наизусть. Уж не начало ли какого-то темного варварского обряда? В памяти мгновенно всплыли все слышанные в детстве жуткие истории о безжалостных варварах. Что они собираются делать?
– Что это? – шепотом спросила я, нагнувшись к Кадену.
Каланта поставила блюдо на стол, и братья один за другим стали брать кости или черепа.
– Просто благословение жертвоприношения, – так же шепотом ответил Каден. – Кости напоминают о том, что всякая трапеза – это дар, который обходится высокой ценой жизни какого-то существа. Его нельзя принимать без благодарности.
Молитва поминовения? Я следила за тем, как передавалось блюдо, как грозные воины брали с него побелевшие кости и добавляли их к связкам у себя на поясах. Всякая трапеза – это дар. Я мотнула головой, стряхивая наваждение, гоня от себя объяснение, которое совсем не сочеталось с уже составленным мной представлением. Мне вспомнились исхудавшие люди с запавшими глазами, которые всматривались в мое лицо, когда я входила в ворота, вспомнился страх, охвативший меня от перестука свисающих с их поясов костей. Первое мое впечатление было основано на сумрачных мыслях о кровожадных дикарях, бахвалящихся своей свирепостью.
Сама того не замечая, я хмурилась, пока не заметила, что на меня поглядывает Комизар, кривя рот в самодовольной ухмылке. Разумеется, от него не утаилось мое непонимание, но кроме того я заметила, что он тайком наблюдает за Каденом. Ненароком, будто случайно, но внимательно. Каден последовал моему распоряжению, а не его приказу, и теперь это грызло Комизара изнутри.
Когда блюдо с костями в обход меня передавали какому-то наместнику, я протянула руку и взяла кость. Это оказалась часть челюсти с зубом, на которой давно не осталось ни следа плоти. Я чувствовала, как Рейф глядит на меня, но была осторожна и даже не поворачивала головы в его сторону. Встав, я вытянула нитку из своего подола, обвязала ею кость и повесила себе на шею.
– Тогда уж повторите и слова, принцесса Арабелла, – обратился ко мне Комизар, – или вы можете скопировать только движения?
Приглашение говорить на их родном языке? Сам того не зная, Комизар сыграл мне на руку. Я могла не понимать значения каждого слова, зато смогла их в точности повторить. Такое не всякому под силу.
– Meunter ijotande. Enade nay, sher Komizar, te mias wei etor azen urato chokabre.
Я произнесла это без запинки, без намека на акцент. В зале повисла полная тишина.
Рейф уставился на меня с открытым ртом. Не знаю, понял он сказанное или нет, но к нему наклонилась Каланта и шепотом перевела: «Вы, дорогой Комизар, не единственные, кому знаком голод». Комизар сердито сверкнул на нее глазами, давая понять, чтобы она замолчала.
Я оглядела длинный ряд сидящих – в числе братии были Гриз, Эбен, Финч и Малик. Они, как и Рейф, сидели с открытыми ртами. Я повернулась к Комизару.
– И если уж вы намерены титуловать меня по этикету, – добавила я, – я бы просила по крайней мере обращаться ко мне правильно. Джезелия. Мое имя Джезелия.
Я ждала в надежде, что это имя будет узнано, но ничего не произошло – ни Комизар, ни остальные никак не отреагировали на него. Вся моя храбрость испарилась. Никто ничего не понял. Я потупила глаза и села на место.
– Ах, я и забыл, вы, короли, так богаты, что у вас и имен в избытке, прямо как меховых шуб. Джезелия! Что ж, пусть будет Джезелия, – подал голос Комизар и с шутливой гримасой поднял вверх кружку, будто бы в мою честь. Смех развязал языки, которые всего несколько секунд назад я заставила замолчать. Со всех сторон посыпались насмешки и издевательские тосты. Комизар сумел выкрутиться из неприятной ситуации. Он ловко переключил общее внимание, заставив варваров думать о богатстве королей, касавшемся даже количества имен.
Трапеза началась. Каден уговаривал меня поесть. Я с трудом проглотила несколько кусочков, но, хоть и понимала, что истощена, голода не чувствовала – слишком много всего на меня навалилось за эти дни. Комизар распорядился расковать Рейфу руки, чтобы он мог есть, сам же пустился в велеречивые рассуждения о том, что другие королевства оценили наконец Венду по достоинству – поэтому отужинать с ними даже прислали особу королевской крови и придворного советника. Хотя его тон был беззаботен и шутлив, я наблюдала, как он несколько раз склонялся к Рейфу и принимался расспрашивать его о дворе Дальбрека. Рейф отвечал, тщательно подбирая слова. Я ошеломленно наблюдала за мгновенной переменой в нем от узника в кандалах до блестящего посланца.
Затем я заметила, как Каланта подливает ему эль, хотя он и не просил об этом. Пытается развязать ему язык? Или ее внимание к нему объясняется другими причинами? Каланта была красива необычной, жутковатой красотой. Красотой не от мира сего. Ее длинные бесцветные волосы волнами падали на обнаженные плечи. В ее внешности не было ни одной заурядной черты, чего стоили хотя бы неестественно длинные тонкие пальцы с накрашенными ногтями. Я гадала, какое положение она занимает здесь, в Санктуме. В зале были и другие женщины, одни сидели с военными, другие прислуживали – да еще та неясная фигура, которую я видела в тени, если только это была женщина. Но Каланта излучала уверенность, она выделялась среди прочих всем, от необычной повязки на глазу до изящных цепочек, которые позвякивали у нее на талии.
Мне было странно видеть, как Рейф легко улыбается, играя роль пресыщенного царедворца, которого интересует лишь собственная выгода. Комизар повелся на это, хотя и старался соблюдать дистанцию. Рейф точно знал, какие подобрать слова и когда бросить неопределенную реплику, чтобы удерживать интерес Комизара, не давая ему затухнуть. Как вышло, с удивлением думала я, что в крестьянине, батраке, в которого я влюбилась, открываются все новые, не знакомые мне до сих пор грани. Я следила, как двигаются его губы, всматривалась в еле заметные морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз, когда он улыбался, любовалась широкими плечами. Принц. Ну как же получилось, что я ничего даже не заподозрила? Я припомнила его хмурое лицо в тот первый вечер, когда я обслуживала его в таверне, – язвительность в каждом слове, обращенном ко мне. Я сбежала из-под венца. Какую же досаду, какой гнев он должен был испытывать, пока шел по следу, приведшему его в таверну, – кстати, то, что он меня отыскал, тоже многое говорит о его умениях. Сколько же мне еще предстоит о нем узнать…
Я искоса взглянула на Комизара, который как раз замолчал, и обнаружила, что он пристально смотрит на меня. У меня перехватило дыхание. Давно ли он так за мной наблюдает? Заметил ли, что я любуюсь Рейфом?
Вдруг он зевнул и лениво положил руку на кожаную перевязь на груди.
– Я думаю, наши гости устали, но где же мне их разместить?
Комизар пустился в долгие объяснения по поводу того, что в Венде отродясь не было пленных, а значит, нет у них и тюрем, так как правосудие здесь вершится быстро, даже для своих подданных. Он взвешивал разные возможности, но я почувствовала: Комизар ведет нас по пути, который давно уже предначертал. Сначала он заметил, что мог бы разместить нас обоих в «покоях для ожидания», но там слишком сыро и промозгло, а единственный соломенный тюфяк слишком мал, чтобы мы поместились на нем вдвоем. Глянув на Кадена, Комизар продолжил:
– Впрочем, есть пустая комната недалеко от моей собственной – там безопасно, – он откинулся на спинку стула. – Я помещу туда эмиссара. Но куда же поселить принцессу, чтобы и она тоже чувствовала себя в безопасности?
С дальнего конца стола откликнулся Малик.
– Она может жить со мной. От меня не сбежит, к тому же нам с ней есть о чем поболтать.
Солдаты встретили его слова дружным смехом.
Каден отпихнул стул и поднялся, сверля Малика взглядом.
– Она поселится со мной, – сказал он твердо.
Комизар улыбнулся. Мне не нравилась игра, которую он вел. Он потер подбородок.
– А может, просто запереть ее вместе с эмиссаром? Пожалуй, так будет лучше всего – держать пленных вместе? Скажите нам, Джезелия, а что вы предпочитаете? Я поступлю так, как скажете вы.
Его взгляд остановился на мне, холодный и испытующий. Заметил ли он, как я смотрела на эмиссара, или он лишь проверяет свои догадки? Всегда найдется, что отнять. И Комизар искал что-то еще помимо куска веревки.
Хорошо, что я положила руки себе на колени, так они дрожали под столом. Я сжала кулаки и снова разжала, заставляя пальцы слушаться – и убеждать. Я оттолкнула стул и встала рядом с Каденом. Подняла руку, провела ладонью по его щеке, потянулась к его лицу и поцеловала. Поцелуй был долгим и страстным. Он обнял меня за талию, прижал к себе. Зал огласился свистом и одобрительными криками. Я медленно отстранилась, не отрывая взгляда от изумленных глаз Кадена.
– Я привыкла к Убийце за долгое путешествие по Кам-Ланто, – обратилась я к Комизару. – Лучше уж останусь с ним, чем с этим подлым паразитом.
С этими словами я в последний раз смерила Рейфа презрительным взглядом. В его глазах плескалась холодная ненависть. Но он был жив. Самое главное – никто не заподозрил, что он – то, что можно у меня отнять.