Время тянулось медленно, но неуклонно. День казался мне невероятно длинным, я маялась то от жары, то от скуки, то от переживаний.
Тишка спал прямо рядом со мной на столе. Он развалился на спине, животом вверх и забавно поджал лапки. Морда у него была до безобразия довольная. Он же служил и главным экспонатом в моём шатре — если ко мне кто-то и заглядывал, то взгляд посетителя неизменно падал на Тишкино круглое дымчато-серое пузо. Его так и норовили погладить, а я пользовалась моментом, чтобы попытаться соблазнить пришедшего на разговор.
Меня здесь не ждали. Как оказалось, многие из тех, кто приехал на ярмарку ради предсказания, понятия не имели, что ведьмочка в этом году будет новая. Кто-то спрашивал напрямую, удивлялся, оставался или уходил. Кто-то и вовсе стремился сбежать сразу, когда не заставал мою бабку на положенном месте. Сначала я терялась и удивлялась, потом злилась, а после сытного обеда Лискиными пирожками, которые она сберегла специально для меня под прилавком, и вовсе — смирилась. Только руки складывать не собиралась. Никто известным-то сразу не рождался, и у бабки моей слава не сразу появилась. Вот и я смогу, надо только хорошенько подумать.
Анка то и дело заглядывала в гости, проверить, насколько я приуныла. Пару раз мне даже захотелось выгнать её насовсем, но я сдержалась.
— Надо что-то делать! — жизнерадостно заявила она, в очередной раз просунув голову внутрь шатра.
— Что тут сделаешь? — кисло уточнила я.
— Бросать эту ерунду и домой идти? Зимой за настойками придут.
Я помотала головой.
— Нет, на настойках не проживёшь. Да и не обязательно ко мне пойдут. Плохо всё это.
Анка протиснулась в шатёр целиком и упёрла руки в бока.
— Да подумаешь, велика потеря. Отцу помогай, следующим летом ещё раз попробуешь.
Знала я, конечно, глубоко в душе, что Анка это не со зла говорила, по-доброму. Помочь хотела, да и была в её словах правда. В другой раз я бы, может, так и поступила. Только теперь раза этого другого могло и не случиться.
— Не всё так просто, — призналась я.
Тишка повернулся набок, приоткрыл один глаз и посмотрел на меня. Неужто мои откровения не одобрил. Не сказал ничего, словно сразу снова заснул, предатель.
Анка уселась напротив меня. У входа зашуршали, на шатре появилась тень, и подруга громко крикнула:
— Занято.
— Ты чего, с ума сошла? — в ужасе зашипела на неё я. — А вдруг там заказчик был хороший?
— Подождёт, — отмахнулась она.
Я нервно поёрзала на подстилке. В душе всё словно оборвалось и трепетало, то ли от ужаса, то ли от негодования.
— Рассказывай, — потребовала она.
Смотрела я на неё и думала, как же сказать-то. Никак мысль не складывалась, всё только болью отдавалась. Не выдержала я и выпалила прям как на языке было:
— Не будет у меня следующего раза. Замуж меня выдадут, если на зиму не смогу себя и отца обеспечить.
Анка открыла рот. Моргнула. Снова закрыла.
— Как замуж? А дар?
Уж кто-кто, а Анка с Лиской хорошо меня знали, много я им рассказывала, и что дар семейный без любви не держится — тем более.
Я развела руками.
— Отец приказал. Голод-то страшнее, чем дар потерять, который замужем и не сильно нужен. Какой мужик свою жену пустит по ярмаркам гадать, — грустно опустила голову я. Рука сжимала медальон на груди, поглаживала его краешек большим пальцем.
— За кого? — расстроилась Анка. Лицо у неё всегда такое живое было, все чувства на нём вмиг отражались. Вот и сейчас за меня она переживала, а в глазах так и сияли интерес да любопытство.
Ком застрял у меня в горле. Не могла я ей никак сказать про барина. Показалось, что если вслух произнесу, то оно обязательно сбудется. Но ещё хуже — Анка во мне разочаруется. Или надумает чего, что я ведьма специально решила выше всех в селе стать, а теперь тут дурочку из себя строю.
— Не знаю, — отозвалась я, уставившись в стол. — К отцу кто-то приходил, незнакомый.
Анка всплеснула руками.
— Вот дикость-то какая. Богатый небось?
— Богатый.
— Молодой?
— Молодой, — протянула я. Перед взором так и стояло лицо. — Высокий, статный, красивый. Волосы чёрные, а глаза карие, глубокие, как озёра медовые. Руки такие крепкие. Анка, а голос у него какой, прямо до сердца добирается. И смотрит он так, смотрит, словно не ведьмочка я бедная, а царица…
Я вдруг поняла, что разговариваю сама с собой, а на меня внимательно смотрят две пары глаз.
— Сонька, — хитро прищурилась подруга, даже на Тишку похожа стала, — скажи-ка мне, а ты точно замуж-то за него не хочешь?
— Чего? — опешила я и с жаром возразила: — Конечно, не хочу! Нельзя мне, я ведьмочкой хочу быть…
Запнулась, растеряла слова. Покраснела вся, прям почувствовала, как по шее и к щекам жар приливает. Молчать надо было, никого в свои проблемы не втягивать. Сама рот открыла, теперь самой и расплачиваться.
Анка покачала головой, а я по лицу её поняла — ни слову не поверила. Только не зря она была моей хорошей подругой, промолчать всегда умела вовремя. В глаза ей смотреть всё равно неудобно было. Анка почесала затылок, потом — пузо Тишки, которое снова услужливо оказалось сверху.
— А он помочь не может? — кивнула Анка на кота.
— Да чем он поможет? — вздохнула я. — Его дело дар мой усиливать и непрошеные советы давать.
Тишка громко фыркнул, прямо как человек.
— Притворяется, что спит, а сам подслушивает, — пробурчала я ему.
— Значит, сами справимся.
С минуту она думала, а потом вдруг разулыбалась, засияла прямо.
— Так, подожди, сейчас мы всё поправим, — вскочила на ноги боевая Анка, радостно хлопнула в ладоши. — Ты тут сиди, а я пойду народ зазывать и тебя расхваливать.
— Да стой ты, — ужаснулась я. — Люди ж засмеют.
— Я им засмею, — пообещала Анка и сбежала из шатра.
Снаружи послышался её весёлый громкий голос.
А мне стыдно так стало. Завралась, совсем завралась. И чего я ей такого сейчас несла, надо же, какую историю рассказала, всё вместе переплела.