Сердце вне игры

Эшер

Пронзительный звук повторяется не меньше четырех раз, после чего я не выдерживаю и подхожу к окну. В этом районе никого не удивишь внезапной громкой музыкой или странным шумом. То кудахтанье куриц, и это при том, что в округе нет ни единой фермы, то вдруг рок на максималках, то полицейские сирены машин, спешащих расследовать какие-то странные происшествия… В общем, это одна из фишек и удовольствий жизни на улице Хазард-стрит города Санта-Хасинта.

И основная причина того, что здешнее жилье расходится по бросовым ценам.

Натягиваю чистую майку и, толкнув раму вверх, открываю окно. Горячий, напоенный ароматами воздух врывается в простоявшую взаперти десять с лишним месяцев комнату. Черт, как же приятно ощутить вечерний бриз на влажных волосах! Добравшись сюда, я первым делом встал под душ, чтобы смыть с себя пот после нескольких часов в автобусе, аэропорту и самолете… и сделал серию упражнений, решив размяться: колени вконец онемели после долгой неподвижности в чертовой тесноте. Любой разумный человек скажет, что авиакомпании в XXI веке уже давно должны задуматься о людях роста выше среднего, но не тут-то было. А я и не слишком высокий. Всего-то метр девяносто.

На самом деле чудики из моей команды официально окрестили меня Пеке[3].

Опираюсь руками о рассохшееся дерево и жадно втягиваю в себя воздух. Я мог бы, наверное, даже сказать, что скучал по этому дому, где жил мальчишкой целых десять лет, по городу, который, как я думал, никогда не полюблю – уж слишком ярко он напоминал мне обо всем, что я так рано утратил.

В носу неожиданно засвербило, словно змейка поползла снизу вверх, и вот через пару секунд я чихаю, и с такой силой, что прикладываюсь лбом к верхней части рамы. Стекло дребезжит, голова взрывается болью.

– Вот дерьмо!

Как минимум шесть чихов подряд, после чего ко мне возвращается способность дышать. Схватившись одной рукой за лоб, другой – за нос, испепеляю взглядом оранжевый луч, бьющий в окно. Как же я мог забыть? Ведь есть веская причина, почему моя комната проветривается нерегулярно и почему этот городок на Восточном побережье, хотя и казался мне почти родным, но так и не стал для меня тихой гаванью.

В открытое окно, словно задавшись целью привести меня в чувство, вливаются высокие женские голоса.

Обреченно закрываю глаза.

Клируотеры.

Иду в ванную ополоснуть лицо в тщетной надежде смыть с себя всю пыльцу, что уже наверняка успела осесть на моей коже. Ожесточенно растирая себя мочалкой, вспоминаю, как некогда кто-то просветил меня относительно легендарной «дружбы» между Клируотерами и Стоунами, моей семьей. Этим кем-то оказался директор школы, и случилось это в тот день, когда Лювия Клируотер упала, оступившись на лестнице, после чего заявила, что столкнул ее я.

Я, кто только что выбрался из сущего ада и весил вдвое меньше нормы для мальчика соответствующего возраста. Я, вечно отстававший в развитии, такой маленький, что, когда я сидел за партой, ноги у меня не доставали до пола и болтались. Я, у кого от одного ее вида, стоило ей появиться в этом ее цветастом платье и с двумя косичками по бокам, перехватывало дыхание, так что начинало казаться, будто невидимая рука сжимает мне сердце. Потому что это была она. Девочка с озера в самом начале лета. Странная такая девочка, девочка, которая рисовала, не умолкая ни на секунду, которая развлекала меня нескончаемой болтовней и которую я больше не видел, потому что мы с бабушкой провели долгое время в Техасе, разбираясь там… с бумагами.

Ну да, я готов признать: тот факт, что я стоял как столб и не сдвинулся с места ни на сантиметр, чтобы помочь ей, явно не свидетельствовал в мою пользу. Но мне было всего девять, и я тогда впервые за последние месяцы хоть что-то почувствовал. Говорить ни о чем таком директору я не стал. Во-первых, я никогда не был человеком, готовым поделиться с кем бы то ни было своими чувствами или мыслями. А во-вторых, то, как смотрела на меня Лювия, пылая гневом, без тени сомнения в том, что я это нарочно, что я хотел ей навредить, окончательно склеило мне губы. Я не признал, что толкнул ее, но и не отрицал этого.

Вот тогда-то директор Каллаган тяжело вздохнул и горестно покачал головой.

– Мальчик Стоун и девочка Клируотер, разумеется. Вы либо прикончите друг друга, либо поженитесь – кто знает.

Мы с Лювией в ужасе уставились друг на друга, она – не переставая поглаживать ушибленный бок. Мы – да поженимся? Еще чего. В тот же день я рассказал об этом происшествии бабушке: был вынужден это сделать, потому что директор немедленно ей позвонил и объяснил, почему я заслуживаю двухнедельного наказания. Однако единственной ее реакцией стал громкий смех.

Хохотала она так долго и заливисто, что потом до самой ночи мучилась кашлем. Тот же смех разбирал ее и позже, при каждом воспоминании об этой истории. Нечего и говорить, что наказывать меня она не стала. Бабушка хорошо меня знала. Знала, что я попросту не способен толкнуть девочку на лестнице; особенно девочку едва знакомую, которая ничего мне не сделала.

– Не переживай, малыш, – сказала она мне в тот день, вытирая уголки глаз. – Это только начало.

Смысл сказанного дошел до меня только спустя сутки, когда, лежа на больничной койке, я вспоминал бабушкины слова. Я стоически глядел в потолок, не позволяя себе ни единого стона. Даже когда симпатичная медсестра разрезала на мне брюки и трусы и принялась светить на меня фонариком. И, естественно, даже когда доктор прошел за занавеску приемного отделения скорой помощи и шумно выдохнул – так он был впечатлен.

Он сказал, что никогда в жизни не видел таких переломов у столь маленького пациента.

На память о том случае у меня остался шрам, и он выглядит куда хуже, чем есть на самом деле. Я уже так к нему привык, что в прошлом сентябре далеко не сразу сообразил, с какой такой стати парни, мои новые товарищи по команде, так пялятся на меня в раздевалке.

Нет, пялились они совсем не потому, что между ног у меня имеется нечто впечатляющее. Об этом я мог бы только мечтать.

Пялились они на мой шрам. Такой огромный и блестящий, что просто невозможно поверить, что он у меня не болит; что я могу бегать не только не хуже других, но почти всех быстрее; что я попал в одну из лучших университетских футбольных команд и побил уже несколько рекордов.

Даже наш тренер, Тим, затребовал копию моих медицинских документов, где говорится, что кость находится на своем месте и что все функционирует ровно так, как положено. После чего обязал врача команды провести тщательнейшее обследование моего организма. Меня это слегка ошарашило, но, в принципе, я его понимаю. «УКЛА[4] Брюинз» – офигительно престижная команда с невероятным списком достижений. Кого попало в нее не берут. Ты не только должен подойти им по всем параметрам и продемонстрировать классную игру при отборе; они должны быть уверены, что у тебя есть будущее, личная траектория успеха. Естественно, им не нужен парень с травмами, которые рано или поздно, но скорее рано, заставят его уйти с поля.

«Мне – да жениться на Лювии Клируотер», – вновь промелькнула мысль, и я только фыркнул. На девчонке, которая почти что угробила свою карьеру и даже не думает о реализации своего потенциала. На девчонке, что загубила мое отрочество, заставив меня, как придурка, вздыхать о ней по углам.

Да я скорее яйца себе отстрелю.