Глава 5

Мистер By Смит блаженно зевал, идя по проходу своей стотонной моторной яхты «Ночная красавица», стоявшей у причала в гавани Тайпы. Он посмотрел на красно-зеленый португальский флаг, полоскавшийся на ветру под луной, и улыбнулся.

Мистер By Смит только что выиграл тысячу долларов в том единственном виде азартных игр, который себе позволял. Его сверчок Серебряный Дракон одержал победу над фаворитом, сверчком его приятеля Чуна в результате изнурительного двадцатиминутного боя. By Смит остановился и облокотился о полированный медный поручень, не боясь запачкать свой белый костюм. Он с удовольствием прокручивал в памяти детали поединка.

Победа пришла после серьезной подготовки. Как и большинство бойцовых сверчков, Серебряный Дракон родился на кладбище. Но появился он на свет не на обычном погосте, но на английском кладбище Гонконга, где, как полагал By Смит, покоились кости и его британских предков. By Смит кормил сверчка по особому методу — семена лотоса с рисом, вымоченным в молоке с лягушачьими лапками. Кроме того, раз в неделю By Смит позволял своему любимцу вступать в соитие с самочкой — для поддержания истинного мужского духа. Сегодня Серебряный Дракон одержал победу, хотя Чун перед схваткой и щекотал усики своего сверчка конским волосом, чтобы как следует его раззадорить.

Вечер выдался удачным, размышлял By Смит. Да и год в целом выдался неплохим, и все его начинания приносили прибыль. By Смит в очередной раз с благодарностью вспомнил того китайского мандарина, который четыреста лет назад подарил португальцам этот клочок суши в награду за их усилия по борьбе с пиратами.

By Смиту было приятно ощущать себя гражданином этой европейской провинции, устроившейся на гиганте Китае, словно блоха на слоне. Он был рад, что является одним из двухсот пятидесяти тысяч жителей колонии, разместившейся на материке и двух островах, Тайпа и Коулун. Эта колония по своим размерам уступала аэропорту Кеннеди, где ему однажды довелось побывать, но в малых размерах имелись свои преимущества.

Поскольку Макао не отличалось просторами, красный Китай не мечтал прибрать его к рукам. Как и Гонконг, до которого от этой самой пристани было час езды на судне с подводными крыльями, это были те поры, которые позволяли континентальному гиганту дышать.

Мистер By Смит одобрял методы управления колонией. Лица, отвечавшие за порядок перед Лиссабоном, не допускали, чтобы Макао превратилось в выгребную яму порока и преступности, хотя именно так многие на Западе думали об этом далеком месте. Вместе с тем те, кто распоряжался в Макао, понимали ценность и необходимость невидимого экспорта. А именно — свободной торговли золотом. Ежегодно импортировались двадцать две тонны благородного металла. И ничего не шло на экспорт. Золото потихоньку расползалось по Дальнему Востоку маленькими порциями, приобреталось теми, кто не верил бумажкам и был готов платить премиальные лицам, обеспечивавшим приток этого полезного металла. «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао» процветал, равно как и те, кто сплел вокруг него золотую паутину. С помощью мастера By Смита можно было купить женщину в сирийском Алеппо и продать ее в столицу Уругвая Монтевидео. Через Марсель шли упаковки с героином, который делали из опия-сырца, произраставшего в так называемом Золотом Треугольнике, где сходились границы Бирмы, Таиланда и Лаоса. С этого By Смит получал свои проценты, хотя от Макао до ближайших плантаций мака было, по меньшей мере, пятьсот миль.

Процветала и торговля с коммунистами по ту сторону границы. Дети председателя Мао нуждались в товарах, которые всегда мог им поставить By Смит. Его отношения с генералом Чжан Бо из Гуаньдуна, судя по донесению агентов, были отличными, но сам By Смит ни за что не пересек бы границу КНР, даже если бы китайцы это разрешили. Дела с ними можно было делать, но они отличались жуткой подозрительностью в смысле политических интриг. Это превращало их в опасных и непредсказуемых партнеров. Но не беда. By Смит отлично вел дела с коммунистами, не подвергая себя никакому риску.

Вообще By Смит большую часть жизни старался не подвергать свою персону никакому риску. Он знал, что у него есть враги как среди тех, кто поддерживал правопорядок так и среди тех, кто его постоянно нарушал. Он нигде не появлялся без своего личного телохранителя, молчаливого тайца, который и сейчас стоял в двух шагах от него. Дом его являл собой подлинную крепость, но когда позволяла погода, By Смит проводил ночи на своей моторной яхте, всегда стоявшей на якоре в полумиле от берега. На борту находилось пять охранников, и двое из них поочередно дежурили у радара, который по ночам предупреждал о любых передвижениях по морю в этом районе.

By Смит подумал, не послать ли за девушкой, чтобы достойно завершить удачный вечер, но решил, что этого делать не следует. Сверчок и так доставил ему большое удовольствие, и лишь глупец громоздит одно наслаждение на другое.

Обернувшись к телохранителю, он сказал по-китайски:

— Отчаливайте и идите на рейд. А я хочу спать.

Он вошел в каюту, и двигатели тихо заработали, унося яхту в открытое море.

Внизу под корпусом яхты, там, где уходил вниз киль, две фигуры — два аквалангиста — крепко держались за магнитные диски, впившиеся в металлическую обшивку корпуса. Это были сильные магниты, и если бы яхта резко увеличила скорость, то скорее не выдержали бы руки аквалангистов, чем эти диски с рукоятками. Но яхта никуда не торопилась и медленно двигалась к своей якорной стоянке.

Десять минут спустя вахтенный включил радар и начал свою четырехчасовую вахту. Модести Блейз и Вилли Гарвин всплыли на поверхность под кормой. Они уже отстегнули акваланги, а также пояса, отправив их на дно. К ноге Вилли был прикреплен водонепроницаемый мешок, из которого он извлек надувной резиновый круг, который позволил им спокойно дрейфовать, не окунаясь в воду, и прикрепил его к корме яхты с помощью большой присоски на конце троса. Затем они стали ждать. Вода была прохладной, хотя и не холодной, да и костюмы все-таки неплохо согревали, но через определенные промежутки времени Модести и Вилли молча и тихо устраивали небольшие сеансы индейской борьбы, чтобы не закоченели мускулы.

В час ночи дежуривший у радара охранник вдруг почувствовал, как его обдало холодом, хотя дверь и не открывалась. Когда он повернулся, погас свет. Это было последнее, что он запомнил. Двое дежуривших на палубе испытали нечто подобное чуть раньше. Один получил шишку над ухом, у другого что-то произошло с шеей, но ни один из них не запомнил момент удара.

Затем трое свободных от вахты людей By Смита, в том числе и его личный телохранитель, перешли из сна в бессознательное состояние, надышавшись эфиром, которым злоумышленники угостили их в виде аэрозоля. Затем настала очередь и By Смита, безмятежно спавшего в своей роскошной каюте.

Десять минут спустя с палубы яхты дважды мигнул фонарик, ц тотчас же двое в весельной лодке стали грести к «Ночной красавице» из бухточки в полумиле от судна, где они укрывались. За рулем был Венг.

Лодка поравнялась с яхтой и тотчас же пустилась в путь, приняв на борт троих пассажиров, один из которых был в бессознательном состоянии закутан в одеяло.

Когда мистер By Смит пришел в себя, то понял, что лежит на парусиновой койке в комнате с облупленными стенами. С потолка свисал провод, на котором болталась яркая лампочка, отчего By Смит болезненно поморщился. Единственное окно было завешено одеялом.

By Смит приподнялся на локте. Что произошло? Он заснул в своей каюте под надежной охраной, а проснулся в этом незнакомом месте. Голые доски пола, стол на козлах, шкаф-картотека, дешевые деревянные стулья. Словно в казарме.

Когда он присмотрелся к фигуре, сидевшей за столом, у него неприятно екнуло в животе. Китаец. Лет сорока. Или пятидесяти. Черные, коротко стриженные волосы. Зеленовато-коричневая форма с красными нашивками на воротнике. На столе фуражка с пятиконечной звездой. Сидевший склонился над открытым досье. Рядом в стопке высилось еще несколько папок.

By Смит медленно сел на кровати, и тотчас же его чуть не стошнило: он увидел у двери часового с автоматической винтовкой «Тип-56» — китайский вариант советского АК-47. Еще один солдат в наушниках сидел у радиоприемника и что-то писал в блокноте. By Смит снова посмотрел на человека за столом. Да, никаких знаков различия… После 1965 года КПК постановила ликвидировать такие буржуазные пережитки, как воинские звания, — китайская армия состояла отныне из двух категорий — командиры и бойцы. Форма сидевшего за столом была лучшего качества, чем у двоих других, впрочем, By Смит и так сразу понял, кто тут главный.

— Значит, проснулись, — ворчливо произнес по-китайски человек за столом и закурил сигарету. By Смит заметил, что сигареты из Гуанчжоу.

— Что случилось? — срывающимся голосом спросил By Смит. — Где я?

Человек за столом выпустил струю дыма и посмотрел холодными равнодушными глазами.

— Я генерал Ван Шичжан, — сказал он. — Вы проникли в Китайскую Народную Республику тайно, без разрешения и будете допрошены.

By Смит поперхнулся и поднял руку в знак протеста. Голова болела, мозги решительно отказывались работать.

— Я не проникал тайно в Китайскую Народную Республику, — забормотал он. — И вообще я никуда не проникал.

Генерал закрыл папку и, обернувшись к солдату с автоматом, распорядился:

— Увести. Приведете через неделю, когда он сделается немного сговорчивей.

— Нет, нет! — отчаянно закричал By Смит. — Генерал!.. Я просто хотел сказать, что попал сюда по недоразумению. Я был бы вам признателен, если бы вы связались по телефону с генералом Чжан Бо. Он, несомненно, подтвердит мою лояльность Китайской Народной Республике.

— Чжан Бо арестован, — коротко бросил человек за столом, и в глазах его загорелась ярость. — Председатель нашей партии лично разоблачил его как предателя, империалистического шпиона и врага.

By Смиту показалось, что его ударили по голове кувалдой. После долгой паузы он сказал с жалкой улыбкой:

— Слава небесам, что ваш председатель так проницателен. Меня генерал Бо ввел в заблуждение.

— Способности председателя нашей партии не имеют никакого отношения к несуществующим небесам, — отчеканил человек за столом.

— Разумеется, разумеется, я сказал глупость. — By Смит лихорадочно пытался найти подходящие слова, и они появились. — Я готов ответить на все ваши вопросы, генерал.

Генерал Ван Шичжан затушил сигарету и придвинул к себе блокнот, говоря:

— Учтите, By Смит, что мы знаем о ваших грязных делишках очень много. Если то, что вы сейчас расскажете, будет противоречить тому, что нам известно, вы горько пожалеете.

By Смит почувствовал, что покрывается потом.

— Я все расскажу, генерал.

— Сядьте, — карандашом генерал указал на деревянный стул, и By Смит на негнущихся ногах заковылял туда.

Человек за столом посмотрел на свои часы и сказал:

— Для начала расскажите о ваших торговых махинациях с предателем Чжан Бо.

Час спустя горло By Смита, пересохшее от страха, заболело оттого, что он не переставая говорил. Кошмарно было сознавать, что он выбалтывает один за другим секреты его профессии, которые он так долго хранил как зеницу ока, но теперь ему было все равно. Кто знает, вдруг эти маньяки в награду за полное содействие сжалятся и отпустят его на свободу. Теперь только это имело значение для By Смита. Он всегда свято берег тайны своих клиентов, даже если это приносило ему убытки, но теперь, когда его горячо любимая шкура оказалась в смертельной опасности, он уже не следовал этому благородному принципу.

Он заговорил о золоте и наркотиках, о сделках с бриллиантами и пшеницей, о спекуляциях с валютой и игорном бизнесе. Он называл имена чиновников, берущих взятки, и тех, кто помогал беженцам переправиться через канал у острова Лапа. Он с негодованием отверг даже мысль о том, что мог содействовать побегам изменников или что передавал военные и прочие секреты миролюбивых вооруженных сил народного Китая империалистам.

Первый час допроса был на исходе, когда генерал Ван Шичжан перевернул страницу блокнота и продолжил:

— Ваш банк… — последовало название банка, — кажется, имеет счет… — он сверился с пометками в толстой записной книжке, — Фонда помощи детям беженцев Юго-Восточной Азии.

— Нет, — покачал головой By Смит.

Черные глаза генерала впились в By Смита, и карандаш угрожающе постучал по столу:

— Подумайте, By Смит. Мы хорошо знаем то, что мы знаем…

By Смит заволновался, руки его задрожали, но он ответил:

— Верьте слову чести, генерал, такого счета у меня не было и нет.

— Еще раз подумайте. Это фальшивый счет. Псевдоблаготворительная организация.

— А! — с облегчением воскликнул By Смит. — У нас есть только один подобный счет. Наверно, вы имеете в виду Восточное общество помощи инвалидам…

— Может быть, может быть. — В голосе генерала звучал скепсис. — Кто же доверитель?

— Я не встречал его лично. Я вел дела через посредника — это человек по имени Да Круз. Белый, португалец. Почти белый.

— Еще раз спрашиваю, кто доверитель? — Ван Шичжан посмотрел в записную книжку, затем поднял голову, ожидая подтверждения того, что ему и так уже хорошо известно.

— На всех чеках, ордерах, платежных поручениях должна стоять подпись «Дж. Страйк».

— Как пишется? — Генерал записал имя. — Иностранец? Англичанин? Из Гонконга?

— Нет, еще недавно адрес был нью-йоркский. Я… не могу сейчас вспомнить детали. Но потом наш банк получил новый адрес. Во Франции. — By Смит стал судорожно тереть лоб, чтобы сосредоточиться. — Замок. Замок Лансье. Не помню, какой там поблизости город или деревня. Но это департамент Арьеж. Я могу, конечно, проверить и переслать вам все точные данные.

— Необязательно, By Смит. — Человек за столом вырвал страницу из блокнота и скомкал ее. — Ряд моих вопросов имеет целью установить лишь меру вашей искренности.

— Я говорю чистую правду. Поверьте…

— Пытаюсь… Теперь о другом. Вы вложили средства в фирму, которая распространяет похабные фильмы…

— Похабные, генерал? — удивленно воскликнул By Смит. — Меня уверяли, что это учебные фильмы. Я, правда, лично не видел ни одного…

By Смит уже не помнил, когда его мучитель положил карандаш, откинулся на спинку стула и коротко кивнул солдату у двери, который подошел со стаканом воды. By Смит схватил стакан дрожащими руками и начал жадно пить.

— Спасибо, генерал, — прохрипел он, тряся головой и изо всех сил стараясь изобразить на лице улыбку. — Вы очень добры. Надеюсь, я оказал вам содействие… — Тут у него забрали стакан. — И еще я полагаю, мое появление в Китайской Народной Республике будет оставлено без последствий…

Генерал позволил себе пожать плечами, впрочем, не без снисходительности.

— Это мы еще будем решать. Но в вашу пользу говорит то, что во время допроса вы вели себя разумно и…

By Смит не расслышал конца фразы. У него вдруг поплыло все перед глазами, а затем наступила чернота, и он чуть было не свалился со стула, но солдат вовремя его подхватил, кивнув радисту. Вдвоем они перенесли By Смита на койку.

Генерал встал и, тяжело вздохнув, сказал на очень неплохом английской языке:

— Господи, сейчас я устал куда сильнее, чем когда в последний раз играл Гамлета.

Открылась дверь. Вошли Модести Блейз и Вилли Гарвин. Оба были в брюках и свитерах. За ними следовал ухмыляющийся Венг. Модести подошла к генералу, обняла его, прислонилась щекой к щеке и весело сказала:

— Тебе надо бы присудить за это Оскара, Чарли. Мы все записали на магнитофон. Ты был поистине великолепен. И это при том, что на все репетиции у тебя было только двадцать четыре часа.

Чарли Ван, который шестнадцать лет назад окончил Пембрук-колледж в Кембридже, улыбнулся.

— Вы мне дали хороший инструктаж, а кроме того, я люблю импровизации.

— Ты уверен, что он тебя потом не узнает?

— Без прокладок за щеками и с отросшими волосами? Ни за что! И вообще он редко бывает в Гонконге, а я слишком занят режиссурой в университетском театре, чтобы самому появляться на сцене. Вы поняли самое главное? Фамилия — Страйк.

— Да, замок Лансье. Ты отлично закопал это в куче прочих вопросов.

— Сузи велела мне пригласить вас к нам на обед. Ну и юного Венга с его друзьями тоже…

— Надеюсь, нам удастся выкроить время до отлета сегодня вечером. А ребята Венга смогут быстро привести в порядок помещение Ли Фена?

— Конечно. — Чарли Ван, президент Драматического общества университета Гонконга, посмотрел на безжизненное тело By Смита и спросил: — А что с этим делать?

— Он проснется вечером в лодке у пристани катеров на подводных крыльях в Макао.

— Интересно, как он все это себе объяснит, — задумчиво проговорил Вилли.

— Наверно, решит, что все это и правда имело место — пока не узнает, что генерал Чжан Бо живет и здравствует в Гуаньдуне. — В глазах Модести загорелись лукавые искорки. — Ну а потом… Потом он несколько месяцев поломает голову над тем, кто же заставил его запеть и почему?

Вилли ухмыльнулся и провозгласил:

— «Там пленившие нас требовали от нас слов песней». Псалом сто тридцать седьмой, стих третий.


Таррант улегся на кровать и вытянул ноги. Во рту был привкус желчи, а нервные окончания во всем теле подавали отчаянные сигналы боли. Одежда помялась, а пиджак к тому же был порван. Таррант решил, что, наверно, похож сейчас на огородное пугало.

Теперь у него в голове заметно прояснилось по сравнению с тем, что было, когда с ним беседовали Меллиш и полковник Джим. Что и говорить, методика мистера Секстона быстро привела Тарранта к столь необходимой после этих наркотиков встряске.

Таррант посмотрел на полосы, проведенные его ногтем на деревянном изголовье кровати. Шесть дней, если он не сбился со счета. Слава Богу, эти мерзавцы не торопились. И разумеется, знали, что делали. Пыткой можно сломать человека за несколько часов, но это, скорее всего, сильно повлияет на его сознание. Память станет работать хуже процентов на пятьдесят, а потому информация, выбитая таким способом, не будет отличаться достоверностью.

Они не пользовались слишком большими дозами стимуляторов. И опять-таки правильно делали. Все эти так называемые сыворотки правды вовсе не гарантировали получение правдивой информации. Они расслабляли организм, делали человека словоохотливым, но и быстро усыпляли. Поэтому нужно было подмешивать к этим средствам и стимуляторы вроде амфетамина придававшего человеку ощущение раскованности и безопасности. Человек начинал говорить, говорить… Но если проявить силу воли, то можно было все же держать под контролем свои словоизлияния и превращать откровения в сочетание полуправд, выдумок или в чепуху.

Таррант прикрыл глаза и попытался приказать своему уставшему организму расслабиться. Пора имитировать капитуляцию и начать скармливать им те самые внешне достоверные небылицы, на сочинение которых он потратил столько сил. Это может дать ему несколько дней отсрочки.

Вопреки его первоначальным ожиданиям, они интересовались совсем другой информацией. Это выяснилось при первом же допросе, когда за ним пришел бородач и забрал его из камеры. Его звали мистер Секстон. Таррант уже знал почти все имена этих людей. Кроме того, ему было известно, что его держат в замке Лансье, стоящем в гордом уединении в предгорьях Пиренеев. Замок был построен в шестнадцатом, а переделан в девятнадцатом веке. Теперь он мог заинтересовать только отшельника — или такого человека, как полковник Джим.

Таррант вспомнил свою первую встречу с этим самым «полковником». Он сидел в комнате, которая предназначалась для рукоделия, а затем была переделана в кабинет. Когда мистер Секстон ввел его туда, Таррант увидел не только полковника Джима за столом, но и идиотического вида блондинку в кресле рядом. Судя по всему, это была его жена, которая беззаботно полировала ногти. Еще одна женщина, шотландка, которую все, кроме мистера Секстона, звали Кларой, собиралась уходить. Мистер Секстон обращался к ней исключительно «миссис Мактурк».

Полковник Джим ласково смотрел на свою супругу, но когда дверь открылась, повернулся в кресле в сторону вошедших. Мистер Секстон провозгласил:

— Сэр Джеральд Таррант. Полковник Джим.

Полковник кивнул большой головой, и его внушительных размеров рука указала на стул.

— Присаживайтесь, мистер Таррант. Мы тут в общем обходимся без титулов. А ты, Клара, беги.

Таррант сел на указанный стул и, быстро произведя оценку американца, пришел к грустному заключению, что это серьезный я опасный соперник. Мистер Секстон подошел к стене и оперся да нее. Полковник Джим кисло осклабился:

— Перейдем к делу, мистер Таррант. Вы возглавляете отдел разведки в британском министерстве иностранных дел. У вас наверняка было время поразмыслить, почему вы тут оказались, и вы, похоже, понимаете, что попали в руки человека, который намерен получить от вас массу полезных сведений.

— Секретные формулы, — хихикнула блондинка, — и схемы новых карбюраторов для подводных лодок. Наверно, он думает, папочка, что тебя интересует все такое…

— Помолчи, мамочка, — ласково прервал ее полковник Джим. — С этим человеком у нас деловой разговор. — Он посмотрел на Тарранта и продолжил: — Я лучше расскажу вам о своем деле. — Он открыл шкатулку с сигарами на столе и предложил: — Не желаете?

— Нет, спасибо, — сухо отозвался Таррант.

Полковник Джим взял себе сигару, зажег и уставился на рдеющий кончик.

— Мой бизнес — шантаж. И скажу прямо, я и шантаж — это то же самое, что Форд и автомобили. Позвольте задать вам вопрос, мистер Таррант, где в наши дни, по-вашему, находятся деньги? Большие, свободные от налогов деньжищи?

— Наверно, вам лучше знать, — отозвался Таррант.

— В мире организованной преступности, мистер Таррант. Но там жуткая конкуренция. Наркотики, проститутки, валюта, золото, драгоценности — нужно бороться и с полицией, и со своими же собратьями. Иное дело шантаж. — Он подался вперед и ткнул сигарой в невидимого конкурента. — Шантаж — это единственный вид преступной деятельности, где проигрывающая сторона сотрудничает с победителями. Верно я говорю? И полиция им, как и нам, все равно что кость в горле. Верно?

— Верно, папочка, — отозвалась супруга. Она помахала перед его носом рукой с растопыренными пальцами и спросила: — Ну, как тебе цвет?

— Очень тебе идет, мамочка. Прелесть. Я люблю кроваво-красные ноготки. Вы что-нибудь смыслите в этом деле, мистер Таррант?

Таррант подавил ощущение призрачности происходящего и ответил:

— Не очень, если честно. Но больше, чем вы, если вы всерьез видите во мне выгодного клиента.

Полковник Джим хмыкнул, и в его черных глазах появились зловещие огоньки.

— Вы не клиент, мистер Таррант. Вы скорее плодородная почва. Вы поставщик или, если угодно, источник ценного сырья, которое, будучи правильно обработанным, может принести приличную прибыль. В нашем деле очень нужны исходные материалы. Там, в Штатах, я имею долю в шести престижных частных лечебницах. Все абсолютно законно. Только у меня есть доступ к историям болезни, ясно? У многих бывают нервные срывы, у многих случаются проблемы на почве секса, алкоголя и все такое прочее. Мы им помогаем. С помощью глубинного анализа, современных лекарств и прочих штучек. Чтобы выяснить, что же им мешает жить. Ну, понимаете, что я имею в виду, мистер Таррант?

— Насколько я могу себе представить, многое из того, что вы узнаете, — произнес Таррант со сдержанной неприязнью, — позволяет вам успешно проводить ваши преступные вымогательства.

— Сущая правда. Теперь я переехал в Европу и хочу развернуться здесь. Мне нужны новые источники информации. Я не могу работать как в Америке. Местные власти не дают мне открыть лечебницу. То же самое в Испании, Португалии, Германии и в чертовом Соединенном Королевстве.

— Они сказали, что мы иностранцы, — недовольно протянула его супруга. — Они просто спятили, папочка. Это мы-то иностранцы?

— Ну, если посмотреть на это под их углом, то мы, пожалуй, действительно для них иностранцы, мамочка, — примирительно сказал полковник Джим. Обернувшись к Тарранту, он продолжил: — Итак, вам теперь должно быть все ясно. Мы начнем с Англии, а стало быть, вы должны будете поставить нам необходимое сырье.

— Не совсем вас понял, — солгал Таррант.

— Я попросил эксперта оценить досье, которые проходят через вас лично. Выходит, что вы получаете много всякого компромата. А потому, если хорошенько поднапряжетесь, то вспомните пятьдесят-шестьдесят фамилий, которые мне очень даже пригодятся.

— Это абсурд…

— Человек в вашем положении, на самой верхушке, должен обладать хорошей памятью, мистер Таррант. Он должен представлять себе общую картину. Вы видите одну мелочь тут, другую там, потом у вас в голове что-то щелкает, вы вспоминаете, что когда-то читали еще кое о чем в этом роде, и посылаете ваших ребят проверить. Верно? Так вот, это нам и нужно. Вы вспомните весь компромат, а также имена — и нам расскажете. — Полковник Джим снова улыбнулся до ушей. — И совесть у вас будет чиста. Потому как мне не нужны государственные секреты — про бомбы и торпеды. Только компромат. Грязь.

Таррант попытался что-то сказать, но полковник Джим поднял руку:

— Еще одно. Очень богатый клиент — это хорошо, но мы не брезгуем и рыбешкой поменьше. Мы ведь как поступаем — сначала просчитываем возможности клиента, потом начинаем оказывать давление, но не так, чтобы брызнули семечки. — Он сделал движение, словно сжимал в руке апельсин. — Мы останавливаемся задолго до красной черты. И за это клиент платит нам установленную сумму. Регулярно. И еще говорит спасибо за проявленное понимание.

— Регулярно? Они соглашаются платить?

— Девяносто восемь процентов. На сегодняшний момент. Только трое клиентов остались недовольны условиями и обратились в полицию. Но все полицейские расследования неминуемо замыкаются на нашем агентстве, получающем деньги. И мы сразу узнаем о неприятностях… Тогда за дело берется мистер Секстон.

— Он предает огласке компромат?

— Он убивает недовольных. Причем так, что со стороны это похоже на несчастный случай. Тут он собаку съел. Да вы, наверно, уже и сами убедились.

— Но ведь ваше агентство могут вычислить…

— Оно за границей. И не так-то легко под него подкопаться. Кроме того, у нас есть неплохой метод защиты. К примеру, ФБР или Интерпол начинают разнюхивать, наводить справки. Наш агент удивляется: о чем вы говорите?! Он вспоминает, что действительно некий клиент в течение определенного времени вносил определенные суммы в благотворительный фонд. Значит, теперь этот тип передумал и хочет забрать деньги обратно? Он рассказывает какие-то безумные истории? Ну, что ж, вот чек на его деньги. Пусть забирает. И мы отказываемся впредь иметь дело с этим человеком…

Полковник Джим махнул рукой, потом опять осклабился.

— Но пока суд да дело, этот клиент отдает Богу душу. Так? И полицейские начинают думать, а не пытался ли им заморочить голову какой-нибудь псих. Какой шантажист пожелает расстаться с деньгами? Какой шантажист не обольет грязью заупрямившегося клиента? — Он затянулся сигарой и рассудительно покачал головой. — Полицейских легко сбить с толку. Конечно, если бы такое случилось раз десять-пятнадцать, они всерьез заинтересовались бы. Но подобного я не допускаю. Я неплохо провожу маркетинг и назначаю разумные цены, посильные для клиентов.

Таррант понадеялся, что он сумел скрыть свои чувства. Главная опасность таилась в кажущемся успокоении, что, дескать, если из него и вырвут какие-то секреты, это не будет иметь отношения к государственной тайне, и безопасность его страны не пострадает. Нет, стоит только начать говорить, как уже трудно остановиться. Кроме того, следовало критически отнестись к заверениям полковника Джима насчет узкой специализации его шантажа. А вдруг это лишь тонкий психологический ход, уловка, суть которой состоит в том, чтобы усыпить бдительность, а затем уже двинуться в том направлении, которое больше всего устраивает полковника? Кроме того, стоит им вытрясти необходимые сведения, ему конец. Это столь же верно, как дважды два…

— У меня нет никакой информации, которой я мог бы с вами поделиться, — сухо ответил Таррант.

— Я так и знал, — кивнул полковник Джим. — Что ж, не будем торопить вас, мистер Таррант. Подумайте несколько дней. — Он встал и подошел к своей супруге, приговаривая: — Ну-ка подними свою попку и посиди на коленках у папочки.

Блондинка хихикнула, и они оба устроились в кресле.

— Две минуты, мистер Секстон, — сказал полковник Джим. Человек в черном, походивший на викинга или крестоносца, подошел к Тарранту и взял его за руку. Таррант ахнул от удивления, поскольку не подозревал, что в человеке может таиться такая жуткая сила. Мистер Секстон рывком поднял его на ноги, а затем ткнул пальцем дважды — в плечо и в бедро. Это, скорее, походило на удар стальным прутом, и каждый выпад точно поражал нервный центр. В руке и ноге вспыхнула страшная парализующая боль. Таррант упал на пол, а мистер Секстон махнул ногой, ударив его носком по колену.

Это было сочетание боли и унижения. Мистер Секстон действовал уверенно, споро, с заученной точностью, словно работал на хорошо известном ему станке. Он прекрасно понимал, как причинить боль, не нанеся при этом непоправимого ущерба беспомощной жертве. Он был мастером своего мрачного дела.

Таррант оказывался то на полу, то на коленях, то, на какое-то короткое время, на ногах. Однажды он очутился на четвереньках, и пока мистер Секстон готовился к новому ходу, Таррант вдруг с удивительной четкостью увидел мордочку супруги полковника Джима, которая масляными глазками следила за происходящим и ерзала от наслаждения.

Физическая боль могла сравниться только с душевными муками, которые вызывало чувство полной беспомощности, неспособности помешать этой экзекуции на глазах вульгарной блондинки… Когда же мистер Секстон закончил и отступил от своей жертвы на несколько шагов, Таррант услышал собственное тяжелое дыхание, напоминавшее, скорее, стоны, обратил внимание, что по щекам его непроизвольно текут слезы. Это был такой позор, хуже которого уже ничего нельзя было вообразить.

Снова оказавшись в темнице, Таррант попытался как-то возродить поруганное достоинство. Он призывал на помощь гнев, ненависть, надежду — словом, все, что могло восстановить его "я".

Теперь-то ты понимаешь, с презрением обращался он к себе, чем кончается порой то путешествие, в которое ты постоянно отправлял и отправляешь своих сотрудников. Он вспомнил Пири. Его в конце концов удалось обменять на того венгра. Они сломали Пири, но для этого им потребовалось шесть недель. Вот, бери пример с тех, чьей жизнью ты так легко распоряжался. Неужели ты сразу же запоешь на радость этим сволочам? Господи, какая кошмарная баба — сидит на коленях у этой гориллы и исходит слюной от удовольствия. А этот живодер, мистер Секстон! Ничего, Модести Влез живо согнала бы с его самодовольного лица улыбку. Она или Вилли. Но им понадобится время, чтобы отыскать тебя, так что пока придется держать оборону в одиночку. Как оборонялся Пири. Он держался шесть недель. Расслабься. Физическая боль — это всего лишь физическая боль. Не надо с ней бороться. Пусть она нахлынет на тебя — а потом снова схлынет. Следи за собой. Не упускай инициативу…

В этот момент в камеру вошла Клара. Таррант вдруг подумал, а не попробовать ли оглушить ее, но тотчас же отказался от затеи. Его руки и ноги были как ватные, а Клара отличалась заметной физической силой. Кроме того, наверняка за дверью находился кто-нибудь, может, сам мистер Секстон.

Клара села на принесенный ею складной стульчик, достала вязанье и начала работать, тараторя без умолку. Смысл ее речей был тем более ужасен, что говорила она весело и жизнерадостно. Она болтала о пытках, как говорят о пироге на чаепитии у викария.

— Думаю, что до самого худшего дело не дойдет, — радостно щебетала Клара, — зачем им так обходиться с джентльменом вроде вас, сэр Джеральд. Кстати, я помню, как мистер Секстон занимался с другим джентльменом. Это было в сентябре… Нет, что это я… в октябре. Конечно, в октябре, потому что тогда сделалось уже довольно холодно. Так вот, в конце мистеру Секстону пришлось прибегнуть к электричеству. Включил то ли трансформатор, то ли что-то в этом роде. Я плохо разбираюсь в технике… В общем, бедняге не поздоровилось. Его гениталии… Я, помню, еще тогда сказала Ангелу… Вы ведь не знакомы с Ангелом? Очаровательная молодая особа, хотя слишком уж добросердечная… Так вот, я тогда ей сказала: «Этот несчастный теперь уже никогда не сможет совокупиться с женщиной, ты уж мне поверь». Ну конечно, ни о каких совокуплениях и речи не могло быть, потому что бедняга совсем потерял рассудок. Я даже подумала, что, может, все это к лучшему, когда мистер Секстон стал ломать ему кости одну за другой, и он умер.

Клара и дальше продолжала в том же духе — страшные намеки под видом безобидной болтовни. Таррант понимал, что это результат тщательного расчета — как и все то, что ему еще предстояло испытать. Задача приема — ослабить его волю, и то, что он разгадал их замысел, утешало мало. У него почти не было оснований полагать, что угрозы эти — только блеф.

На следующий день его отвели в ту же комнату, и человек с золотым пухом волос сделал ему укол и начал допрос. При этом присутствовали полковник Джим и Люси. Время от времени он вкладывал ей в уста очередную шоколадку, которая исчезала во рту, и челюсти принимались мерно жевать.

Таррант остался доволен собой во время этого допроса. Он не мог совсем удержаться от высказываний, коль скоро находился под действием наркотика, но тем не менее ему удалось контролировать свою словоохотливость и так видоизменять истину, что она делалась либо бесполезной, либо бессмысленной. Уже потом, снова оказавшись в камере и по-прежнему испытывая возбуждение, он напомнил себе, что торжествовать еще не время, что чувство эйфории опасно — это признак надвигающегося упадка сил и воли.

Вечером того же дня он снова попал в руки к мистеру Секстону, и снова боль и унижение смешались воедино. На сей раз пытку устроили в большом зале с галереей. Помещение было переделано в подобие спортзала и чем-то напоминало Тарранту то низкое здание без окон, где Вилли и Модести оттачивали свои боевые навыки.

Ни до, ни после пытки не было никакого допроса. Это скорее напоминало спектакль для зрителей, наблюдавших с галереи: полковника Джима и его компании. С ними был еще один человек, которого Таррант до этого не видел, — европеец с примесью китайской крови. Его звали Да Круз. На сей раз мистер Секстон работал дольше, чем в первый раз, под аккомпанемент поощрительных возгласов Люси: «Так, так его! А ну-ка, еще раз! Здорово!.. А теперь пальцем его, пальцем. Во дает! Молодчина!»

К своему немалому удивлению, Таррант на этот раз выдержал испытание гораздо лучше. Возможно, думал он впоследствии, он уже не застигнут врасплох, как первый раз… А может, человек привыкает и к унижению, и даже к боли. И уж во всяком случае сегодня ему было наплевать на эту кошмарную блондинку. Он не пытался сопротивляться, а превратился в податливый материал в руках мучителя. Он сумел как-то отъединяться от своего тела и даже не пытался подавить в себе голос боли.

Вечером к нему в камеру пробралась Ангел и, пугливо озираясь на дверь, стала шептать, какие тут все негодяи, и затем даже сделала попытку прилечь рядом и предложить ему свое тело в виде единственного утешения, на какое она была способна. Таррант не обманывался насчет ее намерений, но тем не менее, к собственному смущению, на какое-то мгновение вдруг почувствовал приступ желания. Это было примитивной реакцией организма на перенесенные боль и страдания, подсознательное желание измученной плоти и оскорбленного духа обрести хоть какое-то утешение и опору, но Таррант быстро подавил в себе голос инстинкта, отвернувшись от полуголой девицы с порочными мутновато-карими глазами.

На следующий день ему принесли хлеб и холодный суп и оставили в покое. Сегодня, как он полагал, на шестые сутки его заточения, вновь был мистер Меллиш со своими уколами. Затем мистер Секстон отвел его в хорошо оборудованную ванную комнату, снабдил электробритвой и разрешил полностью привести себя в порядок. Таррант был несказанно рад вымыться и побриться и с немалым отвращением снова облачился в грязную одежду.

Затем его препроводили в столовую, где полковника Джима и компанию обслуживали два молчаливых широкоплечих и довольно высоких японца, двигавшихся легко и бесшумно. Заметив, как загрубела кожа на ребрах их ладоней, Таррант понял, что это опытные каратисты.

Обед сам по себе был довольно странным. Тон за столом задавала в основном Люси Страйк, охотно и без видимой последовательности распространявшаяся на темы, которые поднимали ее муж или мистер Секстон. Таррант сидел за столом, окружив себя коконом безмолвия. Он ел все, что ему предлагали, но ограничился лишь двумя стаканами довольно скверного вина.

Когда обед закончился, собравшиеся перешли в спортивный зал — так гости на званом обеде переходят в гостиную, — где Таррант снова подвергся обработке мистером Секстаном, что на сей раз он перенес с большим трудом, скорее всего, по причине резкого контраста с тем, что тому предшествовало.

Теперь он лежал в своей камере, пытаясь добиться внутреннего спокойствия. Завтра, конечно, ему предстоит сеанс с Меллишем. Или беседа с полковником Джимом. Или общение сначала с Кларой, а потом и с Ангелом. А может, для него припасен какой-то сюрприз? Но если он сочтет необходимым выдать им безобидную информацию, лучше делать это на свежую голову — под воздействием наркотика легко оступиться и наговорить лишнего. Может быть, стоит рассказать хоть что-нибудь самому полковнику Джиму. Показать, что он начал колебаться.

Таррант произвел оценку понесенного им физического ущерба. Один глаз заплыл. Тело в синяках. Распухли колено и локоть. Но пока никаких переломов, ничего непоправимого. Секстон знал свое дело. Они надеялись сломать его, не нанеся вреда его рассудку. Это непросто: уничтожить волю, но не затронуть смежные области сознания.

Итак, он продержался шесть дней. Кажется, ему удастся выстоять еще немного. Пока не подоспеет Модести. Господи, что ты за глупец! Она вообще не появится, и лучше даже об этом не мечтать… Нет, он сумеет выдержать до появления Модести. Но когда она появится? Через несколько дней? Через неделю? Или через месяц?

Таррант с трудом перевернулся на другой бок. Словно алкоголик, ежечасно сражающийся с искушением, он решил, что обязательно продержится еще один день. А там видно будет.

Загрузка...