Серебряная заря

Глава 1

Лоренцо подумал, что у нее необыкновенные глаза — цвета лаванды.

— Ты слышал хоть слово из того, что я сказала?

Лоренцо де Люка нехотя оторвал завороженный взгляд от лица женщины, которая подала ему суп, и снова повернулся к своей спутнице. Несмотря на растущий интерес к очаровательной молодой женщине, которая обслуживала их, он не мог постичь того, зачем его помощница, возглавлявшая в его компании отдел по связям с общественностью, притащила его в этот старый английский дом. В такую развалюху!

Амелия Вэйтон забарабанила искусно накрашенными ноготками по полированной поверхности антикварного обеденного стола.

— Я нахожу, что это отличное место.

Удивленный, Лоренцо снова перевел взгляд на очаровательную хозяйку.

— Да, — пробормотал он. — Согласен.

Он взглянул на тарелку супа, аппетитно пахнущего розмарином, и погрузил в него ложку.

Амелия снова забарабанила ногтями. Крошечные царапины в форме полумесяца появились на блестящей поверхности стола. Боковым зрением Лоренцо увидел, как женщина вздрогнула, но тут же приняла тот же делано невозмутимый вид, как и час назад, когда он только что приехал в поместье Мэддок-Манор.

Он еще тогда заметил, как прищурилась эта леди Мэддок и как раздувались ее ноздри, хотя она приветливо улыбалась. Сейчас она быстро скользнула по нему своим фиалковым взглядом, и Лоренцо почувствовал, что не произвел на нее никакого впечатления. Это удивило его.

— Ты еще не видел, какой здесь парк, — продолжала Амелия, осторожно попробовав суп.

Лоренцо знал, что она едва притронется к обеду из трех блюд, который приготовила для них леди Мэддок, то есть Эллери Данант, которая была одновременно поваром, официанткой и хозяйкой Мэддок-Манора. «Этой аристократке, должно быть, ужасно неприятно обслуживать гостей», — подумал Лоренцо с циничным удовольствием. Конечно, им с Амелией удалось приобрести кое-какой лоск, но они все еще оставались нетитулованными нуворишами. Никакие деньги не в состоянии были отбить зловонного запаха трущоб, откуда они родом. Лоренцо прекрасно знал это.

— Парк? — повторил он, подняв бровь. — Он что, действительно такой выдающийся? — спросил он с насмешливым недоверием в голосе и краешком глаза увидел, как вздрогнула Эллери.

Амелия хихикнула:

— Не знаю, уместно ли здесь слово «выдающийся», но этот парк прекрасно бы… — Забыв про суп, Амелия водрузила оба локтя на стол и, отчаянно жестикулируя, опрокинула бокал с вином на старинный, а потому довольно потертый восточный ковер.

Лоренцо равнодушно взглянул на упавший бокал — тот, по крайней мере, не разбился — и расползающееся алое пятно. Тихо ахнув, Эллери прямо перед ним опустилась на колени и, схватив кухонное полотенце, попыталась промокнуть пятно. Тщетно…

Лоренцо пристально смотрел на ее наклоненную голову и светлые волосы, собранные на затылке в трогательный тугой пучок. Прическа была малопривлекательная, но открывала нежную кожу на шее Эллери, и Лоренцо вдруг захотелось дотронуться до этой сливочной кожи и проверить, действительно ли она такая мягкая…

— Кажется, разведенным уксусом можно удалить винное пятно с ткани, — вежливо произнес он.

Эллери быстро взглянула на него прищуренными глазами. Лоренцо подумал, что теперь они были не лавандового цвета, а скорее темно-фиалковыми, цвета грозовых туч, что вполне понятно, потому что Эллери явно пришла в ярость.

— Спасибо, — произнесла она с ледяной вежливостью — тоном, принятым в английском высшем обществе.

Эту манеру нельзя было подделать. Видит бог, Лоренцо однажды пытался это сделать, когда его отправили учиться в Итон на целый кошмарный год. Его сразу подвергли насмешкам, посчитав позером. Он ушел из университета еще до экзаменов, не дожидаясь исключения. И с тех пор никуда больше не поступал. Жизнь дала ему самое высшее образование.

Когда Эллери поднималась с пола, Лоренцо уловил легкий аромат ее духов. А может, это был запах приправ: розмарина и чего-то еще — тмина, например?

Восхитительный запах.

— Ну, раз такое дело, — протянула Амелия скучающим тоном, — может, принесете мне еще один бокал вина?

Она подняла безукоризненно выщипанную бровь, растянув щедро накачанные коллагеном губы в улыбку, которая не смогла скрыть ее ехидства. Лоренцо еле сдержал возмущение. Временами Амелия ведет себя слишком… неприкрыто. Он знал ее еще с тех пор, как в шестнадцатилетнем возрасте стал рассыльным в одном из лондонских универмагов. Амелия работала тогда в магазине, в котором Лоренцо покупал сэндвичи для бизнесменов, чтобы те могли подкрепиться во время заседаний совета директоров. С тех пор она значительно изменилась в лучшую сторону, но только внешне…

— Тебе не следовало бы, — проговорил он, когда Эллери поспешно вышла из столовой, тихо закрыв за собой дверь, обитую зеленым сукном, — так грубить.

Амелия пожала плечами:

— Она ведет себя надменно с момента моего приезда. Дама с необоснованными претензиями, но ты только взгляни на эту лачугу! — Она обвела презрительным взглядом столовую с изношенными занавесками на окнах и пятнами на стенах, где когда-то явно висели дорогие полотна. — Может, ее отец и был бароном, но этот дом теперь просто развалина!

— А ты говорила, что это выдающееся место, — сухо проговорил Лоренцо и отпил вина. Несмотря на то, что имение действительно оказалось развалиной, вино здесь было, несомненно, высшего качества. — Зачем ты притащила меня сюда, Амелия?

— Слово «выдающееся» произнес ты, а не я! — тут же парировала Амелия. — Это рассыпающаяся развалина. — Она наклонилась вперед: — В этом-то и смысл, Лоренцо. В контрасте. Прекрасное место, чтобы запустить здесь «Марину».

Теперь Лоренцо удивленно поднял бровь. Он не понимал, как обветшалое поместье может стать подходящим местом для того, чтобы запустить новую линию одежды от-кутюр, которую готовил его фешенебельный универмаг «Де Люка». Но не напрасно же он назначил Амелию руководителем отдела по связям с общественностью! Она обладала даром предвидения. Ему оставалось лишь принять решение.

— Только представь себе, как роскошные наряды в цветах драгоценных камней заиграют на фоне этого затхлого уныния! Это будет великолепной декорацией. Противопоставление нового и старого, прошлого и будущего…

— Довольно живописная картина, — пробормотал Лоренцо.

— Это будет великолепно! — пообещала Амелия, и на ее накачанном ботоксом лице появились признаки оживления. — Поверь мне.

— Думаю, что придется, — ответил Лоренцо. — Но неужели мы вынуждены будем спать здесь?

Амелия засмеялась:

— Бедняжке Лоренцо придется пережить трудную ночь. И как тебе это удастся? — Она улыбнулась с напускной скромностью. — Разумеется, мне известен один способ, при котором нам обоим стало бы гораздо комфортнее…

— Это исключено, Амелия! — сухо ответил Лоренцо.

Время от времени она предпринимала попытку затащить его в постель, но Лоренцо никогда не смешивал дело и удовольствие, и нынешняя попытка, насколько он понимал, была предпринята ею без особого энтузиазма. Амелия была одной из тех, кто знал его во времена, когда он еще ничего собою не представлял. И это была одна из причин, по которым он позволял ей так много вольностей. Но даже Амелия понимала, что не должна чересчур навязываться или сильно давить. Ночь, максимум неделю — больше времени Лоренцо не отводил своим любовницам.

Он снова устремил взгляд на леди Мэддок, которая вернулась в столовую с бесстрастным выражением на хорошеньком личике, не тронутом косметикой. В одной руке она держала бокал вина, в другой — бутылку с уксусом. Она осторожно поставила бокал перед Амелией, а потом, бормоча извинения, опустилась на колени и начала тереть пятно. Резкий запах уксуса ударил в нос Лоренцо, лишив его возможности доесть суп с удовольствием.

— Вы не могли бы сделать это немного позже? — прошипела Амелия, демонстративно поджимая ноги. — Мы пытаемся есть.

Эллери подняла глаза. От энергичных движений она раскраснелась, а в ее глазах появился стальной блеск.

— Сожалею, мисс Вэйтон, — сказала она ровным голосом, в котором не слышалось ни нотки сожаления, — но если пятно въестся, мне никогда его не удалить.

Амелия сделала вид, что рассматривает потертый ковер.

— Трудно представить, чтобы такая старая вещь стоила того, чтобы ее сохранять, — сухо заметила она. — Это практически ветошь.

Эллери вспыхнула еще больше.

— Этому ковру, — с ледяной вежливостью возразила она, — почти три сотни лет. Это подлинный абиссинский ковер, и он определенно заслуживает того, чтобы его сохраняли.

— В отличие от некоторых других вещей здесь, как я предполагаю? — произнесла Амелия, демонстративно устремив взгляд на те места на стене, где обои были значительно темнее, чем везде.

Если бы это было возможно, Эллери покраснела бы еще больше. Она выглядела, по мнению Лоренцо, просто восхитительно. И если сначала он принял хозяйку поместья за робкую маленькую мышку, то сейчас мнение его изменилось. Эта женщина явно не лишена мужества и гордости, к тому же она, безусловно, красива.

Эллери грациозно поднялась с колен, держа в руке бутылку с уксусом, и убрала тряпку в карман своего передника.

— Извините, — произнесла она натянуто и поспешно вышла из комнаты.

— Стерва, — лениво произнесла Амелия, и Лоренцо неожиданно почувствовал легкое сожаление оттого, что Эллери ушла.

У Эллери дрожали руки, пока она споласкивала тряпку и убирала бутылку с уксусом обратно в кухонный шкаф. Сжав кулаки и глубоко дыша, она несколько раз прошлась по громадной кухне, пытаясь подавить чувство ярости.

Успокоиться ей было совершенно необходимо. Эти двое были ее гостями. Но как трудно терпеть их ехидные насмешки! Они полагали, что, заплатив несколько сотен фунтов, получили такое право. А Эллери так не считала. Они отдали только деньги, а она отдавала всю свою жизнь этому дому. Ей было невыносимо слышать то, что говорила о ее доме эта бесчувственная жердь, воротившая нос от старинных ковров и занавесей. Эллери и сама знала, что они потрепанные, но это не делало их менее дорогими для нее.

…Она невзлюбила Амелию Вэйтон с того самого момента, как та сегодня днем въехала на длинную широкую подъездную дорогу к поместью, развив такую скорость на своем маленьком автомобиле с откидным верхом, что всю траву вокруг буквально усыпало гравием, а на мягкой, влажной от дождя земле образовались глубокие рытвины. Эллери ничего не сказала ей, понимая, что не может позволить себе потерять клиентку, снявшую дом на уик-энд. Пятьсот фунтов были ей жизненно необходимы.

Не далее как сегодня утром рабочий сказал ей, что кухонный водонагреватель дышит на ладан, а новый будет стоить три тысячи фунтов. Эллери чертыхнулась в ужасе. Три тысячи фунтов! Она не заработает таких денег даже за несколько месяцев работы учительницей в близлежащей деревне. Впрочем, с того момента, как она полгода назад взяла на себя управление своим родовым поместьем, катастрофы случались одна за другой. Поместье Мэддок-Манор было не более чем развалиной, которой грозила скорая гибель.

Единственное, что могла сделать Эллери, — это замедлить неизбежный закат.

— Дом находится просто в катастрофическом состоянии, — изрекла Амелия, бросая свою шубу из искусственного меха на один из стульев. Шуба сползла на пол, и Амелия устремила многозначительный взгляд на Эллери в ожидании того, что та ее поднимет. Эллери закусила губу, но сделала это. — Лоренцо придется выдержать, — добавила Амелия себе под нос. От внимания Эллери не ускользнуло то, как ласково эта женщина произнесла имя Лоренцо. — Это будет настоящим испытанием для него. — Гостья, саркастически улыбнувшись, взглянула на Эллери: — Тем не менее думаю, что мы сможем выдержать здесь пару ночек. Ведь вряд ли поблизости найдется какой-то другой ночлег, не так ли?

Эллери заставила себя вежливо улыбнуться.

— А ваш спутник скоро прибудет? — спросила она, все еще держа в руках шубу этой ужасной женщины. Когда Амелия бронировала по электронной почте комнату на свое имя, она добавила «и гость». Эллери поняла, что этим гостем и будет вышеупомянутый Лоренцо.

— Он приедет к ужину, — лениво произнесла Амелия и медленно повернулась, разглядывая гостиную. — Господи, да тут все даже хуже, чем на снимке в Интернете!

Сдавать поместье отдыхающим Эллери стала недавно. По правде говоря, Амелия была всего лишь второй гостьей, останавливающейся здесь. До нее сюда приезжали милые пожилые супруги, которые остались абсолютно всем довольны. Эти люди оценили красоту и историю дома, которым почти пять столетий владела одна и та же семья.

Амелия и ее итальянский любовник были неспособны на это…

— Да еще всякие отдыхающие добавляют, — пробормотала Эллери. Она снова вспомнила об алом винном пятне на абиссинском ковре и громко застонала.

— С вами все в порядке?

Эллери резко повернулась. Она была так погружена в свои мысли, что не услышала, как этот мужчина — Лоренцо — вошел на кухню. Он приехал всего за несколько минут до ужина, и у Эллери не было времени не только на то, чтобы поздороваться с ним, но даже на то, чтобы хорошенько его рассмотреть.

Эллери натянуто кивнула Лоренцо. Он стоял на пороге, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, с удивлением глядя на нее синими глазами. Его глаза светились веселым изумлением.

Он смеялся над ней! Эллери почувствовала это еще раньше, когда оттирала пятно.

— Я в полном порядке, спасибо, — сказала она. — Могу чем-нибудь помочь?

— Да, можете, — ответил он с очень легким итальянским акцентом. — Мы уже доели суп и ждем следующего блюда.

— Да, конечно. — Она почувствовала, что краснеет. Как долго она витала в облаках на кухне, в то время как ее гости ждали свою еду? — Сейчас приду.

Лоренцо кивнул, но не сдвинулся с места. Его взгляд лениво скользил по ней, оценивающий и одновременно пренебрежительный. Эллери вряд ли могла бы осудить его за это. На ней была удобная для работы черная юбка и белая блузка с пятном от соуса на плече, и она взмокла от жары на кухне…

— Хорошо, — наконец сказал он и, оторвавшись от дверного косяка, снова исчез в столовой, не произнеся больше ни слова.

Эллери поспешно проверила цыпленка, тушившегося на медленном огне в духовке. К счастью, сметанный соус с эстрагоном не свернулся.

Амелия и Лоренцо молча ждали в столовой. Он сидел в свободной позе, в то время как она с напряженным видом снова барабанила ногтями, и их легкий стук эхом отзывался в тихой комнате.

Амелия едва притронулась к своему супу, а Лоренцо, как с удовлетворением заметила Эллери, все доел. Когда она потянулась за его пустой тарелкой, он положил ладонь на ее запястье, напугав неожиданным прикосновением.

— Суп был очень вкусный, — пробормотал он, и Эллери слегка кивнула ему:

— Спасибо. Сейчас будет готово ваше основное блюдо.

У нее от волнения задрожали руки, и тарелка звякнула, ударившись о его бокал. Эллери покраснела, а Лоренцо лениво улыбнулся:

— Осторожно! Вы же не хотите опрокинуть еще один бокал вина?

— Ваш бокал пуст, — колко возразила Эллери. Ей было ненавистно то, что он видел, какое впечатление производит на нее… Да, он невероятно привлекателен, но при этом высокомерен. — Я сейчас налью вам еще, — добавила она и направилась на кухню.

Поставив тарелки в раковину, Эллери торопливо выложила на блюдо аппетитного цыпленка, политого соусом, и жареную молодую картошку. Неожиданно она вдруг почувствовала себя совершенно вымотанной. Весь уик-энд ей предстояло готовить и терпеть высокомерные замечания Амелии и испытующие взгляды Лоренцо, а ей хотелось только одного — подняться наверх в свою спальню и залезть под одеяло.

За ее спиной скорбно лязгнул водонагреватель, и Эллери стиснула зубы. Ей необходимо было вынести все это! Единственной альтернативой могла быть продажа Мэддок-Манора, но это уже на крайний случай. Поместье — единственное, что у нее осталось от ее семьи, от ее отца…

Часа через два Лоренцо и Амелия наконец отправились наверх отдыхать.

Эллери выбросила остатки их ужина (в отличие от Лоренцо, Амелия едва притронулась к нему) в мусорное ведро, чувствуя назойливую боль в пояснице. Единственным ее желанием было не спеша принять горячую ванну, но такое удовольствие окончательно вывело бы из строя водонагреватель. Придется ей вместо этого ограничиться грелкой, которая и без того уже стала ее почти постоянной спутницей по ночам. Теперь, в конце октября, холод пробирался во все уголки дома и ждал, притаившись, особенно в насквозь продуваемой, неотапливаемой комнате, в которой спала Эллери.

Вздохнув, она поставила тарелки в посудомоечную машину и мысленно прикинула, что будет готовить утром. В пакет предоставляемых ею на уик-энд услуг входил горячий английский завтрак, однако Эллери была уверена, что Амелия Вэйтон по утрам ограничивается только черным кофе.

А вот Лоренцо наверняка привык к плотному завтраку. Неожиданно мысли Эллери устремились наверх, в лучшую спальню, где стояла старинная кровать под балдахином (новый шелковый балдахин съел основную часть ее бюджета, когда она обновляла интерьер этой комнаты), а в камине лежали березовые поленья, которые были сложены там сегодня утром. Станет ли Лоренцо разжигать огонь, чтобы им с Амелией было уютно в постели, огонь, который отбросит пляшущие тени на кровать и их сплетенные тела?

Она представила их там, среди подушек и одеял, и почувствовала неожиданный укол совершенно необоснованной ревности.

Господи, но чему тут завидовать? Ей была противна эта пара. Но едва задав себе этот вопрос, Эллери уже знала ответ на него. Она завидовала тому, что у Амелии был мужчина, да еще такой привлекательный и сексуальный, как Лоренцо де Люка. Она завидовала им обоим и тому, что они не будут одиноки сегодня. В отличие от нее…

Эллери вздохнула. Она жила в Мэддок-Маноре, стараясь хоть как-то свести концы с концами, уже шесть долгих одиноких месяцев. Она обзавелась несколькими друзьями в деревне, но ее жизнь тут нисколько не напоминала ту, которой она когда-то жила. И совершенно не была похожа на жизнь, о которой она мечтала.

Все ее университетские друзья были в Лондоне и жили той жизнью, которой жила вся городская молодежь и которая когда-то, смешно сказать, ей нравилась, а теперь казалась каким-то туманным сном. Лучшая подруга, Лил, постоянно уговаривала ее вернуться обратно в Лондон, хотя бы приехать ненадолго. И Эллери однажды удалось сделать это. Однако один уик-энд, проведенный в городе, не помог ей полностью побороть одиночество монотонной жизни в заброшенном помещичьем доме.

Эллери тряхнула головой, стараясь отогнать бесплодные мысли. Она впала в сентиментальность, и это раздражало ее. Она не могла поехать в Лондон в данный момент, но могла, по крайней мере, позвонить своей подруге. Она представила, как расскажет Лил об этих ужасных Амелии и Лоренцо…

Улыбнувшись, Эллери принялась вытирать столешницу. Закончив, она уже собиралась выключить свет, когда раздавшийся голос заставил ее подпрыгнуть чуть ли не до потолка:

— Извините…

Эллери круто повернулась, прижав руку к груди. Лоренцо де Люка стоял на пороге кухни, прислонившись к двери. Как это она опять не услышала его? Видимо, он ходит тихо, как кот. Он сонно улыбался, и Эллери заметила, каким приятно взъерошенным он был… Темные волосы, блестевшие при свете, вились надо лбом. Он был сейчас без пиджака и без галстука. Две верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, и Эллери мельком увидела полоску золотистой кожи у основания его шеи. Она неожиданно сглотнула.

— Я вас напугал? — спросил он, и ей показалось, что его акцент стал сильнее. Он знал, что итальянский акцент очень сексуален!

— Это было неожиданно, — ответила она сухим тоном застегнутой на все пуговицы школьной учительницы — старой девы, какой она была в глазах детей этой деревни. Она бросила на него свой строгий учительский взгляд и с удовлетворением увидела, что он невольно выпрямился. — Вам что-то нужно, мистер де Люка?

Лоренцо склонил голову набок и обвел ее внимательным взглядом из-под тяжелых век.

— Да, нужно, — сказал он своим сонным голосом. — Мне бы, если можно, стакан воды.

— В вашей комнате есть стаканы и графин, — ответила Эллери со скрытым укором в голосе.

— Возможно, но я бы предпочел воду со льдом.

Она натянуто кивнула:

— Конечно. Одну минутку.

Эллери чувствовала на себе взгляд Лоренцо, пока шла к морозильному шкафу и искала лед среди упаковок зеленого горошка и куриных котлет.

— Вы живете здесь одна? — спросил он теперь предельно вежливым тоном.

Эллери наконец обнаружила пакет со льдом и извлекла его.

— Да.

Она увидела, как он обвел взглядом огромную пустую кухню:

— И вам никто не помогает?

Это, безусловно, было и так очевидно, раз она сама готовила и встречала их сегодня.

— Один парнишка из деревни подстригает лужайки время от времени.

Ей не хотелось признаваться в том, какой одинокой она была в действительности, как иногда в тоскливой пустоте дома чувствовала себя крошечной и ничтожной, словно пылинка, кружащаяся в этом застойном воздухе.

Лоренцо опять поднял брови, и Эллери поняла, о чем он подумал. Лужайки были довольно запущенные и заросшие. В последнее время у нее не нашлось денег на то, чтобы заплатить за стрижку травы. Ну и что? Все равно уже приближалась зима.

Она бросила лед в два стакана и протянула их Лоренцо, вздернув подбородок:

— Еще что-нибудь?

Его губы дрогнули, и Эллери поняла, что ошибочно решила, будто Амелии тоже нужен лед. Беря стаканы, он слегка прикоснулся к ее пальцам, и Эллери отпрянула, словно обжегшись. Ей было неприятно, что она так открыто отреагировала на его прикосновение. Наверняка он сделал это преднамеренно, чтобы видеть, как она вздрогнет, чтобы насладиться тем, как действует на нее.

Губы Лоренцо растянулись в улыбке, превратившей его синие глаза в сверкающий сапфир.

— Доброй ночи, леди Мэддок.

Эллери застыла. Она никогда не пользовалась своим титулом (фактически совершенно бесполезным!), и он прозвучал слегка насмешливо в устах Лоренцо. Ее отец был бароном, и этот титул умер вместе с ним. То, что Лоренцо именно так назвал ее, было не более чем данью вежливости.

Она коротко кивнула, а Лоренцо, снова сонно улыбнувшись, повернулся и вышел.

Неожиданно для себя, несмотря на свое намерение не сказать ему больше ни слова, Эллери громко окликнула его:

— В какое время вы завтракаете?

Лоренцо остановился и бросил на нее взгляд через плечо.

— Обычно я завтракаю рано, но поскольку это уикэнд… в девять будет нормально? — Его губы дрогнули. — Мне хотелось бы дать вам возможность встать попозже.

Эллери строго взглянула на него. Она совершенно не нуждалась в его предупредительности!

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я ранняя пташка.

— Тогда, может, мы будем встречать рассвет вместе? — пробормотал Лоренцо и озорно улыбнулся. Дверь тихо закрылась за ним.

Лоренцо взял два стакана, в которых звенели кубики льда, и пошел, минуя дверь Амелии. Разумеется, она выбрала для себя лучшую комнату и лучшую кровать, и единственным способом насладиться таким комфортом было разделить эту постель с ней. Когда они поднимались вместе наверх, Амелия без умолку болтала о том, каким идеальным этот разваливающийся дом был бы для презентации «Марины», а Лоренцо утомленно думал, что решающий момент приближается.

Так и было. Амелия остановилась на пороге лучшей спальни, улыбнувшись ему своей кошачьей улыбкой, которая когда-то нравилась ему, а сейчас только раздражала.

— Ты знаешь, в этих старых домах всегда так холодно, — хриплым голосом промурлыкала она.

— Ты могла бы попросить у леди Мэддок грелку, — сухо ответил он, многозначительно отступая от открытой двери.

Она сразу все поняла и улыбнулась. Одним из достоинств Амелии было то, что она все схватывала быстро.

— Я уверена, что эта аристократка держит грелку для себя, — ответила она. — Должно быть, это единственный объект, с которым она когда-либо делила свою постель, — добавила она с тем легким ехидством, которого Лоренцо терпеть не мог.

— У тебя, по крайней мере, есть теплое одеяло, — ответил он и бросил через открытую дверь взгляд на кровать с балдахином, кучей подушек и атласным стеганым одеялом. Тут было намного комфортнее, чем в спартанской комнате, в которой предстояло ночевать ему.

Однако он так и не поддался искушению, вспоминая, как блестели фиалковые глаза Эллери Данант, как она вздрогнула при его легком прикосновении… Ее влекло к нему. Она не хотела этого, но так было.

Он снова повернулся к Амелии и уже не столь приветливо окончательно подвел черту:

— Спокойной ночи, Амелия.

Лоренцо отвернулся и не оглядываясь направился к своей спальне.

Теперь, вернувшись в свою комнату, он с гримасой взглянул на выцветшие обои и ветхое одеяло. Леди Мэддок явно не заботилась об обновлении других спален.

Он отставил в сторону стакан со льдом — лед был не более чем предлогом для того, чтобы опять увидеть Эллери Данант — и откинул одеяло. Порыв ветра сотрясал оконные рамы, и Лоренцо почувствовал ледяной холод. Он снова скорчил гримасу. Что, черт побери, Эллери Данант делает в таком месте? Ее семья явно переживала тяжелые времена, но Лоренцо не мог постичь, почему она не продаст этот дом и не переедет в какое-то более уютное для жизни место? Она была молодая, хорошенькая и явно в какой-то степени талантливая. Почему она пропадает в этом захолустье графства Суффолк и заботится о доме, который того и гляди рухнет?

Отогнав эту мысль, Лоренцо начал раздеваться. Обычно он спал в одних трусах, но тут было так чертовски холодно, что он решил не снимать рубашку и носки, хотя выглядел в этом наряде, как он подозревал, весьма нелепо.

Вряд ли комната самой Эллери Данант хорошо отапливалась. Он представил, как она, в белой хлопчатобумажной ночной рубашке, застегнутой до горла, и в пушистых тапочках, прижимает к себе грелку. От этой картины губы его дрогнули, а мысли скакнули вперед, к тому моменту, как он расстегивает эту крахмальную рубашку и обнаруживает под ней восхитительное нижнее белье…

Лоренцо вытянулся в постели, поежившись на холодных простынях, и снова обнаружил, что представляет Эллери здесь, с ним, согревающей простыни, согревающей его… И он тоже мог бы согреть ее… Он бы получил огромное удовольствие, согрев эту Снежную королеву. Так думал Лоренцо, закинув руки за голову.