Серебряное зеркало

9.

Когда Альфред посылал Барбаре это сообщение, он хотел извиниться за то, что не обхаживает ее, как положено томящемуся от любви обожателю. Действительно, он собирался пообедать вместе с ней или хотя бы поужинать. Но он и понятия не имел, что почти стал королевским доверенным лицом, когда Эдуард поприветствовал его с необычайной теплотой.

— Я рад видеть вас снова, — заявил Эдуард, поднимаясь со своего стула и протягивая Альфреду руку. — Ваш предыдущий визит был для меня очень полезен. Я чувствую, что могу всегда положиться на ваш здравый совет без привкуса лести.

— Так как я искренне уважаю и люблю вас, милорд, и у меня нет причин бояться вас или надеться получить что-то, вы можете полностью рассчитывать на мое бескорыстие. Я пришел побеседовать с вами и хоть как-то облегчить ваше положение. Прежде всего у меня есть две новости, которые мне позволено вам сообщить. — Альфред поколебался, затем проговорил медленно и твердо, глядя в глаза Эдуарда: — Одну вы сочтете хорошей, другую — дурной, но я прошу вас очень осторожно все обдумать, прежде чем прийти к какому-либо решению.

— Вот как? Давай сначала дурную.

События последних трех месяцев сильно изменили внешность принца. Он похудел, и его глаза казались немного запавшими; однако слабое веко левого глаза было не ниже, чем обычно, не так, как в их первую встречу. В самом деле, накануне его глаз казался просто щелкой. Альфред знал, это — верный признак того, что принц очень устал и находился в грустном расположении духа. Теперь разница между глазами была едва заметна, и, кроме того, они были голубого цвета — обычно это означало, что принц замышляет какую-то проказу. Но в данное время и в данном месте игры были совершенно невозможны. Значит, Эдуард что-то планировал.

Альфред мог легко отбросить укоры совести. Он несколько раз пытался предупредить Генриха: что бы ни изменило плохое настроение Эдуарда — это опасно для планов Монфорта. Генрих не прислушался к его предупреждению.

Альфред как бы случайно подвинулся, чтобы луч света из бойницы высоко в стене падал на его лицо, а не на лицо принца, а Эдуард повернулся так, что стражники могли видеть его лицо только в профиль. Затем Альфред точно повторил все, что сказал ему Клермон, включая источник слуха о том, что друзья Эдуарда с уэльсских равнин побеждены. Он видел квадратный подбородок принца, но подумал, что Эдуард выглядит скорее погруженным в раздумья, чем огорченным.

В заключение Альфред рассказал ему о заявлении посла Папы о том, что Оксфордские соглашения должны быть объявлены недействительными, и лишь тогда глава Церкви ступит на землю Англии. Когда он закончил, Эдуард смотрел на него с таким напряжением, что Альфред молил Бога, чтобы стражники не заметили этого. Оба глаза принца были широко раскрыты и просто сияли. Однако когда он заговорил, его голос звучал вяло и безразлично.

— Я не думаю, что Лестер согласится на предложенные послом условия, поскольку форма правления, определенная в условиях Кентерберийского мира, основывается на Оксфордском соглашении.

— Мое предположение было таким же, милорд.

После затянувшейся паузы принц заметил:

— Вы — хороший друг, Альфред.

— Благодарю вас, милорд, — ответил Альфред, — но надеюсь, что вы не забудете, что Генрих де Монфорт настаивал, чтобы я сообщил вам о распоряжении посла Папы отменить Оксфордское соглашение.

Последовало продолжительное молчание, прежде чем Эдуард промолвил:

— Не забуду. — Затем он на мгновение сжал руку Альфреда у плеча и протянул ему другую, которую Альфред поцеловал, в то время как принц кивнул, добавив: — Теперь вы можете идти.

Ничто в лице или голосе Эдуарда не выдавало хорошего настроения, кроме поднятого левого века и сияния глаз, но Альфред почувствовал, что принц воодушевлен, готов проявить безрассудную смелость или перенести любую боль. Его поведение так обеспокоило Альфреда, что он решил отложить свой визит к Барбаре. Это оказалось очень кстати, потому что один из пажей Генриха де Мон-форта, запыхавшись, бросился к нему и попросил его подняться наверх и пообедать с лордом.

Пока слуги приносили блюда, Генрих вел себя как обычный хозяин. Он усадил гостя, попросил его выбрать нарезанные куски дичи и тушеное мясо, которое ему понравилось, приказал налить вино в серебряные бокалы. После того как слуги положили куски мяса на их тарелки и принесли чаши с тушеным мясом и похлебкой, Генрих отослал их и начал благодарить гостя.

В то время как Альфред искал вежливую причину, чтобы сразу после свадьбы вернуться во Францию, Генрих спросил:

— Как я могу перестать благодарить тебя? Я уверен, что твое влияние убедило Эдуарда подписать условия мирного договора.

— Подписать… — откликнулся Альфред, но Генрих оборвал его:

— Эдуард сам сообщил мне об этом, прислав записку с просьбой прийти к нему. Он был доволен. Он даже улыбнулся мне и сказал, что знает — я сделал для него все, что было в моих силах. Как я могу перестать тебя благодарить? Стража сообщила, что ты рассказал ему обо мне, упомянув о моей доброй воле.

— Я принимаю твою благодарность, — сказал Альфред, — так как знаю, что Эдуард не обращался бы с тобой доброжелательно, если бы мои слова не имели значения, но я, конечно, не советовал принцу подписать этот договор.

— Советовал ты принять мир или нет, но вывод из твоего рассказа был именно таков. — Генрих улыбнулся в ответ на сердитый протест Альфреда. — Возможно, это просто было результатом твоего напоминания о радостях свободы. Возможно, это вообще не имеет к тебе никакого отношения, а Эдуард принял во внимание желание своего отца. Я не знаю, и мне все равно, почему Эдуард решил Дать клятву поддержать мир, но он сделал это и не просил меня ни о каком одолжении. А ты — один из людей, которых принц выбрал служить ему.

— Я? Но я женюсь через два дня!

Генрих расхохотался:

— Тебе позволят выполнить твой долг ночью, я обещаю.

Альфред не улыбнулся в ответ.

— Генрих, это невозможно. Ты сам говорил мне, что один из пунктов соглашений Кентерберийского мира гласит о том, что иностранцам не позволено занимать места в королевском доме.

— Но дом Эдуарда — не королевский дом, — возразил Генрих, улыбаясь.

— Многие полагают, что ты возражаешь против иностранцев, которых любит король, а назначаешь тех, кого любишь сам.

— Ты слишком честен, чтобы извлечь пользу для себя, — сказал Генрих и, когда Альфред нетерпеливо покачал головой, продолжил: — Прошу тебя! Это не займет много времени — только до тех пор, пока мой отец не приедет в Кентербери и не будут согласованы с этикетом формальные детали дома Эдуарда. Альфред, это единственное, о чем он меня просил. Он получил горькую пилюлю. Неужели ты не позволишь мне подсластить ее?

Протестовать дальше Альфред побоялся — это могло бы вызвать у Генриха несправедливые подозрения по отношению к Эдуарду, который, Альфред был уверен в этом, не нуждался в «сладостях». С большим нежеланием Альфред согласился служить, но только без официального назначения. Это все, что он мог сделать, чтобы в какой-то степени сохранить свою свободу и отвести от себя гнев, который вызовет назначение француза, «искателя приключений», приятеля Генриха де Монфорта по турнирам, на должность, которую следовало бы отдать родовитому соотечественнику.

* * *

Приход Шалье удивил Барбару и заставил ее непроизвольно спрятать в складках юбки зеркало, в которое она смотрелась. Она не осознавала, что ее удивление и быстрое движение могли породить подозрения. Сообщение Шалье вызвало у нее улыбку, ее глаза расширились и превратились из серых и холодных в голубые и сияющие. Утром Клотильда принесла новость о прибытии двора, и Барбара помедлила некоторое время, ожидая, что Альфред придет, чтобы позавтракать с ней и проводить ее в замок. Когда же он не появился, она почувствовала болезненное разочарование, испугавшись, что это знаменует начало ее семейной жизни, в которой ради светских удовольствий и развлечений муж отодвинет ее на задний план.

Теперь она поняла, что Альфред не был обуян обычным возбуждением и не отправился искать развлечений на стороне. На самом деле он не забыл ее, хотя все время был занят. Ответы Шалье на ее вопросы пробудили в ней живое любопытство. Итак, эмиссары короля Людовика вызвали его, едва рассвело, а затем Генрих де Монфорт, даже не позволив закончить завтрак, потребовал к себе. Поблагодарив Шалье и попросив его привести ее кобылу, Барбара спрятала серебряное зеркало в свою корзинку, даже не. взглянув в него. Она не нуждалась больше в этом утешении. После короткого колебания она отложила свою работу — недошитое свадебное платье. При необходимости она просидит всю ночь, чтобы закончить его. А если по кромке подола птицы на ветвях будут вышиты не так тщательно, этого никто не заметит. Теперь же самое главное — узнать, что происходит.

Надежда Барбары на то, что она увидит Альфреда в замке, оказалась напрасной: когда она пришла, он находился у принца Эдуарда. В одном ей все же повезло: она застала своего отца до его отъезда. Он погладил ее по голове и сказал, что совершенно забыл, как она выглядит. Потом в течение минуты он рассматривал ее, улыбаясь, и заметил, что лучше сразу представить ее королю, страстно желавшему услышать о королеве Элинор. Слуга поспешил сообщить королю о прибытии Барбары и узнать, не хочет ли Генрих поговорить с ней.

Барбара поджала губы. Ее обидело, что отец пренебрегает ею и вспоминает только тогда, когда она может оказаться ему полезна. Она усмехнулась: пока Альфред помнил о ней, казалось неважным, если забывал кто-то другой. Затем она подумала, что отец собрался уезжать как раз в то время, когда возникло государственное дело, которое необходимо было выполнить. Это выглядело очень необычно, и она догадалась, что прием, оказанный ему королем, оказался весьма прохладным, а Питером де Монфортом — ненамного лучше.

Ожидая приглашения короля, Барбара повторила отцу сообщение Альфреда о том, что французские эмиссары и Генрих де Монфорт задержали его и, по-видимому, человека, который выполнял ее поручения и сопровождал. Норфолк удивленно приподнял бровь.

— Так Альфред думает, что его будут держать на коротком поводке? — поинтересовался он и через минуту рассеянно добавил: — Я могу выделить тебе пять человек, если хочешь…

— Нет, — сказала Барбара, — двоих будет достаточно. Если они здесь, мне хотелось бы Беви и Льюиса.

Норфолк сурово посмотрел на дочь. В следующий момент она осознала, что отец смотрит сквозь нее. Через мгновение он кивнул, но, прежде чем он начал говорить, королевский паж грациозно поклонился и пригласил их следовать за ним.

Король находился в саду замка, куда Барбару и ее отца сопроводили два вооруженных стражника. Один взглянул на меч у бедра Норфолка, но ничего не сказал, и Барбара, у которой едва не перехватило дыхание, облегченно вздохнула. Она увидела, что здесь были и другие вооруженные люди, спокойно стоявшие около стены. Она подумала, что король меньше похож на заключенного, чем Эдуард. Потом она увидела и его самого, сидящего в тени маленького фруктового дерева с Питером де Монфортом и Хемфри де Боуэном. Здесь также присутствовали семь дам: одна сидела на скамье, а шесть — на мантиях, постланных на траве.

Барбара сразу не заметила их, так ошеломило ее выражение лица Генриха. После визита к принцу Эдуарду накануне она ожидала и у короля увидеть выражение бессильной ярости, беспомощного отчаяния или своего рода унылой безнадежности. Однако Генрих ослепительно улыбнулся и нетерпеливо протянул ей руку. Когда Барбара наклонялась, чтобы поцеловать ее, она чуть было не рассмеялась над собой. Ей казалось, что король должен был испытывать те же чувства, что и она, ее отец, Альфред и вообще любой человек в подобных обстоятельствах. То, что она увидела на самом деле, было характерно для короля Генриха, чей неизлечимый оптимизм и вызвал столь ужасающую ситуацию в Англии.

— Как там моя возлюбленная Элинор? — спросил Генрих, едва только Барбара подняла голову.

— Очень хорошо, милорд, за исключением того, что ее мучит беспокойство — все ли в порядке с вами, — ответила Барбара. — Король Людовик обращается с ней с величайшим достоинством и учтивостью, а королева Маргарита — с самой нежной привязанностью.

Это не было ложью. Как бы ни досаждала Людовику невестка, его благородство и ее положение иностранной королевы обеспечивали ей необходимое обращение. А своей сестре Маргарите королева Элинор была намного дороже в нужде и печали, чем в счастье и благоденствии. Теперь Маргарита могла чувствовать превосходство вместо негодования по поводу власти Элинор над своим мужем, власти, которой сама Маргарита никогда не имела.

Увидев в правом глазу короля слабое пробуждение надежды, в то время как левый был наполовину прикрыт дряблым веком, как у Эдуарда, Барбара испугалась, что Генрих спросит ее, не окажет ли король Людовик ему помощь. Но он не спросил, а вместо этого потребовал, чтобы на траве постелили еще одну меховую мантию, и пригласил ее сесть. Затем он начал задавать очень подробные и детальные вопросы о здоровье королевы и о том, как она выглядит. Когда Барбара наконец удовлетворила его любопытство, он кивнул и предложил ей присоединиться к остальным дамам, а сам повернулся к Норфолку. Он жестом пригласил отца Барбары сесть на скамью слева от него.

Барбара тактично удалилась. Она обошла почти полкруга сидящих женщин, когда кто-то дернул ее за юбку, и она, взглянув, радостно улыбнулась.

— Мой бог, ты меня потрясла, — прошептала Альва де Деспенсер. — Садись и расскажи мне обо всем. Я думала, ты будешь плакать и умолять короля найти способ освободить тебя, а не улыбаться во весь рот, рассказывая, что ты обручена.

После единственного взгляда, который убедил ее, что беседа отца с королем остается благожелательной и ей не нужно вмешиваться, чтобы переменить тему разговора, Барбара расстелила свою мантию позади Альвы. Перед тем как сесть, она наклонилась, чтобы поцеловать в щеку Алису де Вер и пожать руку Маргарет Бассет. Алиса, которой было всего шестнадцать, застенчиво улыбнулась. Маргарет, вдвое старше ее, приподняла бровь.

— Я думала, ты слишком умна, чтобы попасться в ловушку, — сказала Маргарет Бассет.

— Ты не расслышала, что сказал Норфолк? — весело ответила Барбара. — Как я могу противостоять воле короля Людовика?

— Барби, — предостерегающе заявила Альва, — я поймаю тебя в темном углу и придушу. Ты восстала бы против Бога, если бы Его власть была противна твоей воле. Действительно, почему ты согласилась на эту помолвку?

Наедине Барбара, может быть, рассказала бы Альве правду, но Алиса была очень молода, а Маргарет слишком остра на язык, чтобы позволить ей знать, что она любит Альфреда. Сочувствие Альвы она бы, наверное, вынесла, окажись Альфред недостойным доверия, но сочувствия Маргарет и Алисы она не хотела. Девушка пожала плечами.

— Кажется, это не так плохо. Сэр Альфред имеет особые родственные отношения с королевой Маргаритой, которая обеспечит уважение при дворе. Я уже не так молода и должна думать о будущем. Альфред сам сделал предложение, так что я уверена — его не принуждали. Поскольку мы знали друг друга в течение долгого времени и я не настолько богата для него, чтобы он взял меня замуж из корысти, должно быть, он желает меня. Если уж я должна выйти замуж, то он кажется мне лучше всех; это изысканный джентльмен, и он всегда будет добр ко мне. — Она улыбнулась и понизила голос: — Он просто гавань спасения по сравнению с Гаем де Монфортом. Я становлюсь слишком стара для того, чтобы все время убегать. Может случиться много бед, если убегать слишком быстро, тем более когда у меня есть причины, чтобы помед-. лить. Подождите, пока увидите Альфреда.

Пока Барбара говорила, она всматривалась в лица сидевших рядом женщин. Алиса — жена Питера де Мон-форта — сидела на скамье справа от короля; ее муж находился рядом с ней и без всякого выражения наблюдал за беседой ее отца с королем. На постланной на траве мантии позади Алисы сидела Элинор де Боуэн, жена Хемфри де Боуэна; ее худое лицо было кислым от недовольства. «Элинор завидует тому, — подумала Барбара, — что леди Алиса сидит на скамье, а ее саму усадили на землю — в ее возрасте трудно сидеть на траве». Далее, близко друг к другу, расположились две незнакомые ей женщины, тихо разговаривавшие между собой.

В ответ на заданный шепотом вопрос Барбары Альва сказала, что эти женщины — сестры Роберта де Феррар-са, графа Дерби, сражавшегося при Льюисе за Лестера. Поддерживает ли Ферраре Лестера на самом деле — особый вопрос. Барбаре граф Дерби показался скорее похожим на дикое животное, нападающее на любого, кто пытается обуздать его, чем на принципиального сторонника дела Лестера.

Как раз в этот момент вошел паж, одетый в цвета Генриха де Монфорта, и сказал что-то своему хозяину, который жестом отослал его к королю. Хотя Барбара навострила уши, она не смогла ничего расслышать из того, что он сказал, но король кивнул и поднялся, жестом указав придворным дамам оставаться сидеть. Барбара была довольна, когда он кивнул ее отцу, и то же сделали сопровождавшие его Питер де Монфорт и Хемфри де Боуэн.

— Д'Экс, — задумчиво произнесла Элинор де Боуэн, — это побочная линия, не так ли?

Барбара мило улыбнулась:

— Да, но он знатен с обеих сторон. Альфред очень горд своим происхождением. На его щите изображена правая часть герба в цветах Беренгера по выбору. Он мог выбрать другую эмблему после смерти своего отца. Это могущественная семья, очень могущественная. Его брат — вассал короля Людовика и пользуется очень большим уважением.

Алиса де Монфорт презрительно фыркнула:

— Я думаю, ты выходишь замуж в Эксе?

— О, нет, — ответила Барбара. — Отец не хочет, чтобы я уезжала так далеко, прежде чем кровные узы будут скреплены церковью. И он желает сам отдать меня моему мужу. Я венчаюсь послезавтра в Кентербери в кафедральном соборе. Оба епископа — Честерский и Лондонский — примут участие в службе.

— Послезавтра! — пронзительно вскрикнула Альва.

— Ты уже беременна? — ядовито спросила Элинор де Боуэн.

Барбара, смеясь, повернулась к Альве. При этом она оглянулась на Элинор и на мгновение пристально взглянула в ее холодные мутно-серые глаза под тяжелыми бровями. Тогда уголок ее рта презрительно приподнялся, а ноздри расширились и сжались, словно почувствовав скверный запах.

— Мне не нужно было уступать в чем-то, чтобы добиться замужества, — отрезала она. — Смею уверить вас, я до сих пор девушка. Я приглашаю леди Элинор посмотреть утром запачканную кровью простыню.

— Никогда не видела такой тупости, — язвительно вставила Маргарет Бассет. — Поскольку ты уже была замужем, то обсуждать вопрос девственности абсолютно неуместно. Вот что важно — кто будет присутствовать на церемонии? Кто будет организовывать торжество? Кто будет приглашен?

Барбара со смехом заметила, что все произошло так быстро, что у нее еще не было возможности обсудить с отцом приготовления, которые он сделал, если он вообще сделал что-либо. Это заставило Альву усмехнуться: не имеет ли Барбара в виду, что у нее не было возможности сказать Норфолку, чего она хочет. Маргарет подняла брови и заметила Альве, что ее легкомыслие в один прекрасный день доведет ее или еще кого-нибудь до беды. К удивлению Барбары, лучезарные глаза Альвы вмиг наполнились слезами, и она виновато потупилась, разглядывая свои руки.

Барбара подумала, что она была единственной, кто заметил это, потому что голос Маргарет остался спокойным, и теперь она спрашивала Алису де Монфорт, возможно ли как-то использовать эту свадьбу в связи с присутствующими здесь французскими эмиссарами. Алиса немедленно задумалась. Поскольку женитьбу племянника своей жены организовал король Людовик, то большое торжество могло бы стать непосредственным выражением союзнических чувств королю Людовику и лестью его эмиссарам.

— Я, пожалуй, упомяну об этой возможности Питеру перед обедом для того, чтобы он мог объявить о времени и дне проведения свадебной мессы и приглашении на торжество, если сочтет эту мысль хорошей. — Алиса одобрительно кивнула Маргарет Бассет, затем повернулась к Барбаре и спросила: — И вас не беспокоит, как все будет происходить, леди Барбара?

— Конечно, не по моему желанию, леди Алиса. Однако я должна оставить за собой право подчиниться воле отца, если он будет возражать против грандиозного торжества. Возможно, он больше нуждается в деньгах, чем я думаю…

— И он не получает помощи за побочную дочь, — вставила Элинор де Боуэн.

— Он ни в чем не нуждается, — колко парировала Алиса де Монфорт. — Во всяком случае, гости короля должны поесть. Норфолку дешевле будет добавить к празднеству немного деликатесов, чем платить за всю свадьбу, включая питание и проживание гостей за его счет.

У Барбары чуть не закружилась голова от бесконечных ловушек в замечаниях Алисы де Монфорт. Барбара ни на минуту не задумалась, вынесет ли казна стоимость ее свадьбы. Она была готова подняться и захлопать в ладоши, но затем сомнения прогнали удовлетворение, которое она испытала от того, что ее отец будет освобожден от расходов. Почему бы Питеру де Монфорту не воспользоваться случаем, чтобы ее отец оплатил стоимость содержания двора за один день? Польстить французским эмиссарам? Нет, это нелепо. Как Клермон и Питер Чемберлен узнали бы о том, кто платит за праздник? И почему это должно их беспокоить? Ее цель — предотвратить проведение свадебных торжеств на землях отца.

Барбара едва не начала протестовать против того, чтобы Питер де Монфорт занимался организацией ее свадьбы, но Маргарет протянула руку и больно ее ущипнула. Рука Маргарет невинно лежала у нее за спиной, когда Алиса де Монфорт встала и посмотрела вниз.

— Вы что-то хотели сказать? — спросила она Барбару.

— Только, пожалуйста, не назначайте свадебную мессу слишком рано, — улыбнулась Барбара. — Я все время носилась туда-сюда, так что мое свадебное платье еще не совсем готово.

— Ладно, только не мчитесь обратно к себе, пока я вас не отпустила, — властно сказала Алиса. — Возможно, вам нужно будет поддержать это решение или дать на него свое согласие.

— Если я попрошу разрешения уйти, то только у своего отца, Алиса, — парировала Барбара. — Здесь нет никого, кто имел бы право на меня, кроме моего жениха, а он уже позволил мне уходить и приходить, когда мне захочется, если он занят делом, не требующим моего присутствия.

— О, ради всех святых, Алиса, — поморщилась Маргарет, когда Алиса едва не задохнулась от негодования. — Ты еще не знаешь, как пагубно отдавать Барбаре распоряжения? Обещаю тебе, что она не уйдет, если ты придержишь свой язык, пока не обсудишь это со своим мужем и Норфолком.

— Ладно! — Элинор де Боуэн встала. — Я понятия не имею, почему поспешная и незначительная помолвка между двумя бастардами должна превратиться в торжественную свадьбу! По-моему, тебе следует передумать, Алиса. Я сомневаюсь, что мой муж одобрит это грандиозное празднование.

— Не будь так глупа, Элинор, — отрезала Алиса. — Хемфри будет восхищен. Почему бы тебе не пойти сейчас со мной и не спросить его об этом?

Когда две женщины ушли, тихий, почти дрожащий голос спросил:

— Как выглядит ваше платье?

Говорила светленькая из сестер Ферраре, отпрянувшая назад, когда Барбара довольно резко к ней повернулась. Барбара приветливо улыбнулась.

— Боюсь, недостаточно роскошно, но я никогда не думала, что моя свадьба превратится в государственное дело. Шелковая туника темно-кремового цвета, почти такого же оттенка, как некрашеная шерсть, только блестящая — подарок королевы Элинор. А платье голубое — широкое, с глубоким вырезом и очень глубокими проймами рукавов. Вышивка проймы еще не закончена.

— Мы очень хорошо вышиваем, — нетерпеливо вмешалась темненькая сестра. — Пошлите за работой. Мы с удовольствием поможем вам. Извините, мы не представились. Я — Агнесс, а моя сестра — Изабелл.

Барбара поблагодарила их. Послали служанку с указанием Клотильде принести платье; до ее прихода женщины были заняты ленивой болтовней. Барбара немного разочаровала придворных дам: они надеялись узнать от нее новые сплетни о французском дворе, которых она не знала, поскольку была оторвана от мира последние два месяца. Зато она была хорошей слушательницей. Вскоре она заметила, что Альва держалась странно, молчаливо и лишь иногда отвечала на поддразнивания Маргарет.

Когда пришла Клотильда, Маргарет поднялась, тряхнула головой и сказала, что хотела бы уйти, потому что вышивание — не самое большое удовольствие для нее.

— Увидимся позднее, Барби, — заметила Маргарет, многозначительно взглянув на нее. К изумлению Барбары, Альва покраснела.

Вскоре Агнесс и Изабелл, вышивая свадебное платье Барбары, восторженно обсуждали с Алисой свои собственные наряды. Барбара и Альва сели отдельно от остальных и молчали, пока не удостоверились, что молодые женщины полностью заняты разговором.

— Что случилось, Альва? — спросила Барбара. — Я вижу, произошло что-то очень нехорошее. О, мне так жаль, что я не могу больше предложить тебе убежище в доме моего отца.

— Я бы не пришла, даже если бы ты все еще жила дома и не была замужем, — сказала Альва. — Беда в том, что Роджер…

— Отец?.. — Барбара открыла рот от изумления.

Насколько знала Барбара, с тех пор как умерла ее мать, Норфолк ограничивался проститутками, служанками и крестьянскими девушками. Несмотря на то что Альва была необыкновенно красива — блондинка, с губами цвета спелой земляники, молочно-белой кожей и карими глазами, — Барбара не могла поверить, что отец мог сделать недостойное предложение ее подруге. В следующий момент Норфолк был оправдан.

— Нет-нет, — Альва улыбнулась сквозь слезы. — Твой отец ласково гладит меня по голове, так же, как и тебя, когда он вообще меня замечает.

— Мой двоюродный брат? — Барбара ужаснулась, подумав, что молодой Роджер Бигод мог поступить так с порядочной женщиной.

Одиннадцать лет назад она испытала бы совсем другие чувства: тогда она была рада слышать только плохое о молодом Роджере Бигоде. В то время Барбара ненавидела старшего брата, который был тезкой и наследником ее отца. Молодой Роджер жил в их доме с тех пор, как ей исполнилось восемь лет, и служил у графа пажом. Сама еще ребенок, она чувствовала, как он занимает ее место, становясь привязанностью отца. Приехал Роджер, и ее сослали во Францию. К тому времени, как Барбара вернулась в Англию в 1257 году, она начала понимать, что ее пребывание во Франции не имеет никакого отношения к Роджеру, и чувства, которые испытывает к ней отец, принадлежат только ей, и никто никогда не сможет отнять их у нее. Потом, узнав своего двоюродного брата лучше, Барбара полюбила Роджера, который был очень похож как на ее отца, так и на любимого дядю.

— Роджер пытался помочь мне, — робко пояснила Альва. — Саймон де Монфорт всегда хотел поймать меня одну и распускал руки. Он не мог поверить, что я никогда не наставляла рога своему мужу, несмотря на то что так мало люблю его. А Роджер действительно понимает и знает, что Хью не приложит ни малейшего усилия, чтобы защитить меня. Отчасти потому, что он доверяет мне, а отчасти… — она горько усмехнулась, — потому что ему все равно. Хью был бы рад объявить меня шлюхой и отдалить от себя.

Барбара взяла Альву за руку, но ничего не сказала. Хью ле Деспенсер не был злым человеком, но для него женщина, даже очень красивая и умная, значила меньше, чем лошадь или хорошая собака. Всегда можно было получить новую жену, а вместе с ней ее собственность и имущество, в то время как за лошадь или собаку необходимо платить.

После недолгого молчания Альва продолжила:

— Не сердись, пожалуйста, на Роджера. Я думаю, он просто чувствовал, что нельзя подпускать ко мне Гая и Саймона. Во всяком случае, Роджер стал сопровождать меня. Когда он был со мной, Саймон мог только делать намеки, но не прикасался ко мне и не пытался затащить меня в темные углы. Только… только мы начали получать Удовольствие от общения друг с другом. — Ее дрожащий голос умолк.

— О, как это ужасно… — единственное, что смогла ответить Барбара. Смысл этих слов настолько не вязался с насмешливой интонацией, которой сопроводила их Барбара, что обе женщины рассмеялись. Будь Роджер просто поражен красотой Альвы, его привязанность могла бы стать лишь мимолетным увлечением. Но если их чувства друг к другу были больше, чем простое влечение, Роджер мог отказаться от женитьбы, а это имело бы ужасные последствия, так как он был наследником состояния ее отца и должен был сам произвести наследника.

Алиса повернулась к ним и спросила, над какой шуткой они смеются. Не растерявшись, Барбара сказала, что кобыла уладила ее замужество, и поведала, как вела себя Фриволь во дворе конюшни в Булони. Девушки искренне рассмеялись, а Альва пожала ей руку. Затем разговор стал общим, и, несмотря на беспокойство об Альве и отце, Барбара должна была следить за легкой беседой, чтобы не возбудить подозрений своих приятельниц. Она почувствовала облегчение, когда пришел паж, чтобы пригласить их на обед.

Войдя в большой зал, Барбара увидела Альфреда, но, прежде чем она успела извиниться перед спутницами и направиться к нему, паж Монфорта потянул его за рукав, и Альфред последовал за мальчиком к лестнице. Барбара не спешила занять место за обеденным столом, ожидая, что Генрих де Монфорт и Альфред спустятся вниз и она сможет присоединиться к своему жениху. Однако Маргарет Бассет увела ее, отказавшись выслушивать ее объяснения и едко заметив, что она, если захочет, сможет сидеть около своего мужчины всю оставшуюся жизнь, а сейчас важнее обсудить церемонию свадьбы, и усадила ее рядом с Алисой де Монфорт.

Алиса получила одобрение своего мужа и согласие отца Барбары уладить все, что касается свадьбы. С этого момента и до тех пор, пока они не закончили есть, Барбара была полностью поглощена обсуждением деталей венчания и свадебного торжества. Она не была безразлична или неблагодарна Алисе за все хлопоты, но ни на минуту не забывала, что помощь Алисы означает лишь одно — ее отцу недостаточно доверяют.

Поглощенная обсуждением, Барбара не заметила, как Норфолк поднялся со своего места. Его рев заставил ее подскочить, но достиг своей цели — зал затих. Норфолк пригласил всех присутствующих на свадьбу. Барбара просто оцепенела: она закончила есть и встала из-за стола, не замечая того, что делает и где находится. Все еще ошеломленная тем, что весь двор, а не избранная группа близких друзей будет на ее свадьбе, она позволила Маргарет вывести себя в сад, где Клотильда и сестры Ферраре уже занимались ее свадебным платьем.

Примерно за час до вечерних звезд, когда платье было закончено, Барбара послала Клотильду найти Беви и Льюиса. Один должен был привести ее кобылу, а другой проводить служанку домой. Она праздно стояла у двери, ведущей во двор замка, когда чья-то рука сжала ее плечо и она услышала голос Альфреда:

— Барби, благодари Марию и всех святых. У меня нет времени, но я должен поговорить с тобой.

Он оглянулся вокруг, потом отвел ее к боковой двери, сказав, что они найдут спокойное место в саду. Барбара схватила его за руку и потянула назад, объяснив, что в саду она оставила целую компанию болтающих женщин. В конце концов она потащила его через зал, заглядывая то в один, то в другой уголок, пока не нашла отделенную стеной комнату, где стоял щит ее отца, прислоненный к скамье.

Альфред проворно поцеловал ее — слишком быстро, чтобы вызвать у нее немедленную ответную реакцию, и назвал кладезем мудрости. Это встревожило ее так сильно, что она перестала чувствовать тепло его поцелуя. Но, кажется, Альфред больше боялся вмешательства в их разговор, чем того, что его новости настолько опасны, что необходимо полное уединение. Объяснив результат утреннего визита к Генриху де Монфорту и принцу Эдуарду, он покачал головой.

— Я вернулся к Эдуарду после обеда, чтобы согласовать с ним условия моей службы. Единственное, что ему не понравилось, — мой отказ от официального назначения, но он засмеялся и сказал, что не подумал о том, что я не позволил бы Генриху де Монфорту попасться в ловушку, назначив друга-иностранца на должность, на которую королем запрещено назначать чужеземцев. Он едва не поцеловал меня, когда я сказал, что в награду за подписание мирного соглашения из его комнаты заберут стражников. Но он даже глазом не моргнул, узнав, что в обмен на это я дал обещание не обсуждать с ним возможность побега. Я знаю принца, Барби: он что-то замышляет, а я ввязался в это.

— Нет, — сразу откликнулась Барбара. — С тобой одним он может плакать и неистовствовать, не стыдясь или не страшась разоблачения. Он может быть просто человеком, отягощенным горестями, а не принцем, гордым и негодующим. Вот почему он так радуется освобождению от тех, кто наблюдал за ним. Вероятно, он и в самом деле намерен избежать подписания условий мирного договора, но не позволит, чтобы в этом обвинили тебя. Должна сказать, к чести Эдуарда, что он сам несет свое бремя и не переложит этот груз на тебя.

— Ты права, моя любовь. Барби, ты простишь меня, если я похожу тут и там и послушаю разговоры придворных?

— Прощу? Я буду благодарна тебе.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Бог наградил тебя здравым смыслом так же, как и очарованием. Если я услышу что-нибудь, что тебе следует знать, я пришлю Шалье.

— Или можешь осведомиться о Беви и Льюисе среди людей моего отца. Они отданы в мое распоряжение.

Он снова поцеловал ее, на этот раз более продолжительно, и она вынуждена была оттолкнуть его, чтобы сдержать страстное желание откликнуться. Он выглядел огорченным, но она снова коснулась его лица и сказала со смехом:

— Осталось всего два дня. А теперь иди!

* * *

Барбара опустилась на скамью, ее мысли путались. С одной стороны, она очень беспокоилась об отце, а с другой — ей становилось все труднее прятать свою страсть. Она безрезультатно пыталась сообразить, как можно скрыть свои чувства и не обидеть Альфреда еще больше. Голос Норфолка заставил ее вздрогнуть и поднять глаза, затаив дыхание.

— Что ты здесь делаешь, дитя? — спросил он, подходя ближе. — Беви до смерти перепуган, он искал тебя повсюду.

— О боже, я забыла о нем, — воскликнула Барбара, — но Альфред велел мне предупредить тебя. Папский посол…

Губы Норфолка стали тоньше.

— Я слышал об этом. Но я поблагодарю Альфреда при встрече. Я думаю, он узнал эту новость от людей Людовика. Не возражай. Скажи мне лучше, как тебе удалось Уговорить Алису де Монфорт заставить мужа заплатить за твою свадьбу?

Барбара встала и уцепилась за руку отца.

— Я ничего не делала, — покачала головой она и объяснила, как Маргарет Бассет предложила эту идею, чтобы польстить французским эмиссарам, и как горячо Алиса ухватилась за предложение Маргарет.

Норфолк прямо затрясся от смеха.

— Клянусь, я верну тебе серебром каждый пенни, который ты сохранила для меня!

— Отец, это совсем не шуточное дело. — Она сжала его руку. — Не выглядит ли это так, что они пытаются подкупить тебя, чтобы ты остался лояльным к Лестеру? Значит, тебе не доверяют или, еще хуже, боятся, что возникнут подозрения на твой счет, так как свадебный праздник в поместье…

— Не принимай меня за дурака, — резко оборвал он. — И не надо обо мне беспокоиться.