Сержант без промаха

НА СЛЕТЕ СНАЙПЕРОВ АРМИИ

Для человека, долго пробывшего в боях, слет как праздник. Людей видишь, их рассказы слышишь, узнаешь много полезного и, конечно же, заодно отдыхаешь. Но спрос с тебя все тот же. Перед отъезжающими ставили конкретную задачу — занять на слете первое место.

Начальник штаба дивизии подполковник Волынский после короткого вступительного слова зачитал приказ командира 179-й стрелковой дивизии от 6 января 1943 года. Из приказа Федор понял, что на слет едет восемь человек: из 259-го полка — старший сержант Тихонов, сержант Квачантирадзе, красноармеец Остриков, из 215-го полка — старший сержант Никитин, младший сержант Тарасов, от лыжного и учебного батальонов Сухов с Мирошниченко, а из 234-го полка — он, Охлопков. Слет будет открыт 10 января. И его участники 9-го января, то есть сегодня, в 8 часов вечера должны быть на месте. Как указано в приказе, снайперы с собой берут: свои винтовки, бинокли, маскхалаты. Лыжники едут с лыжами. Каждому дается сухой паек и продаттестат на одни сутки.

Подполковник пожелал снайперам успехов и указал на четыре бинокля, лежащие на столе: "У кого нет, берите". Федору достался четырехкратный трофейный. Такой бинокль как нельзя лучше подходит для прибора Цейса.

Скоро участники слета стали садиться в кузов грузовой машины. Чувствовалось, мороз крепчает. Квачантирадзе, надев единственный тулуп, лег вдоль кабины. Четверо сели на подол его тулупа, а остальные плотно присели к ним. Машина ехала по сосновой роще. Верхушки сосен, покрытые снегом и инеем, так и мелькали в глазах. Видеть бы этот бор летом, в полном его убранстве! Почти по такому же бору Федор, призванный в армию, ехал в августе 1941 годаJ из своего районного центра Ытык-Кюеля через Майю в Якутск. Пять машин, таких же грузовых, шли одна за другой. Прижавшихся друг к другу людей, их потные лица Федор будто и сейчас видит сквозь дремоту. Вдруг послышался оглушительный взрыв, и машина резко затормозила. Вскочив на ноги, Федор увидел на обочине человека с поднятыми вверх руками.

— Иди сюда! Иначе прикончу на месте! Быстрей! — Повинуясь повелительному голосу Тихонова, тот поплелся к машине. Когда человека подняли за шкирку на машину, он оказался мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати. Глядя на сопляка, тут же переменили тон. Пацан итак еле сдерживался, чтоб не расплакаться. Он объяснил, что едет в ремесленное училище и, порывшись в кармане, достал направление. Тихонов документ признал липовым и по его предложению пришлось ехать обратно и сдать подозрительного малого в штаб дивизии. Поэтому снайперы 179-й в пункт сбора — Рудню — прибыли с небольшим опозданием.

— Хлопчики, где же так задержались? Чуть дом не прозевали. Полувсерьез, полушутя встретил их полный пожилой старшина.

Верх мечты солдата — переход из окопа в землянку. А дом для него — это уже рай. Участники слета помылись в бане, поели из своего пайка, прослушали программу слета, затем их тот же полный старшина стал разводить по домам. Представители двух дивизий остались в большом доме. Дверь дальнего домика старшина открыл снайперам 179-й. Действительно рай: светит электрическая лампочка, кровати заправлены по-домашнему, белоснежные наволочки, одеяльце, простыня… — просто роскошь. На кухне — бачок с водой.

— Н-да_

— Ребята, мы же домой приехали! Смотрите!!!

— Лучше не придумаешь!

Каждый по-своему высказывал восторг. Федор не спал в постели уже полтора года. При виде чистой постели глаза сами собой стали закрываться, как загипнотизированные. Лишь помнит, как начал раздеваться, и проснулся от сильного дергания за плечо. Вскочил на ноги и увидел Тихонова, тоже поднимающегося с постели, а остальные сладко спали. Одеваясь, с досадой посмотрел на свои валенки, оставшиеся на том же месте, где скинул вчера. Но, взяв их в руки, обнаружил, что в тепле они просохли. Федор сладко потянулся. На улице чувствовалось, что мороз смягчился. С неба, затянутого облаком, нехотя падают снежинки. Федор сильно вдохнул, затем, отгоняя немоту тела, резко подпрыгнул. Затем обернулся в сторону большого дома. Кругом такая глухая тишина, что в ушах звенит.

— Эй, друг, и здесь уши навострил? Обернувшись на голос, узнал Острикова — коренастого мужика с походкой вразвалку.

— Да нет, просто так_

— Тишина-то какая, а?

— Тихо_ Очень

"Оказывается, в тишине и шагов не слышно", — подумал Федор, взявшись за ручку двери, и вдруг вспомнил о винтовке. Обычно он ставил винтовку у входа справа, чтобы не запотевала, когда ее вынесешь на мороз. И сейчас первым делом схватился за правую сторону. Точно, стоит! А прибора нет… Вечером выронил что ли? Когда выходили из столовой, точно был. Где же мог выпасть? Хотел было сказать Тихонову, но воздержался. Молча пошел заправлять койку и с досады дернул подушку. Ой-ка, вот он, прибор, под подушкой! Что это, голову начал терять?.. Нет уж, впредь надо строже следить за собой. Федор быстро вставил прибор к винтовке и, умывшись, стал завтракать из пайка.

— Почему мы так рано встали? — Спросил у Тихонова.

— Старшина приходил, велел нас с тобой разбудить. Майор Попель должен придти.

В половине девятого майор Попель уже был в группе снайперов 179-й дивизии.

— Здравствуйте! Рад встретиться со старыми знакомыми. — Приветствовал майор Тихонова и Охлопкова, широко улыбаясь и здороваясь с ними за руку. Рас сказывайте, как живем, как воюем? Что нового в тактике и методах снайперского дела?

Трудно что-либо сказать. Например, что расскажет Федор? Декабрьское наступление шло двадцать дней, но заметного продвижения не было. 25 ноября минут 20 грохотала наша артиллерия. Затем поднялись с криком "ура!" и внезапным ударом отбросили врага на три километра. На большее не хватило сил. Конечно, кое-какие изменения в снайперских делах есть. Об этом майор, видимо, и сам знает. А он все спрашивает. Тихонов рассказывал майору, как четверо снайперов, ведя групповой огонь с фланга, остановили атаку целого взвода противника. Попель дотошно расспрашивал и Охлопкова. Особенно интересовался взаимодействием двух снайперов — Охлопкова и Ганьшина — в общей цепи пехоты, ведущей наступление.

— Подожди, Охлопков, значит, вы идете обычными перебежками: один встает и бежит, а другой его прикрывает. Так?

— Да.

— Тут есть какая-нибудь особенность от привычной перебежки?

— Да нет. Просто мы оба лучше знаем, на каком от резке чего больше всего остерегаться. Так, Ганьшин без ошибочно чувствует опасность. С ним легко.

— Как это чувствует?

— Как сказать-то? Ну, каждый из нас страхует друга, как себя лично. Мы не прячемся друг за друга. Вот и предугадываем.

— Снайпера можете узнать?

— Можно. У хорошего стрелка пуля летит не так, как у простого. Например, только соскочил с места, а пули пролетели, чуть не задев тебя, с одинаковым свистом. Тогда считай — перед тобой снайпер.

— А Ганьшин тоже по свисту определяет снайпера?

— Ага. Он говорит, что у всякой пули свой голос. Это верно. Если пуля летит издалека, то она свистит иначе, чем пущенная сблизи. Она птичкой поет. От дерева отскочила — взвизгнет, от камня — завоет. У пули винтовки один голос, из автомата — другой. Из тысячи пуль две-три пронеслись с одинаковым свистом, значит, кто-то за тобой охотится.

— Ну хорошо. Допустим, вы узнали, где снайпер. А как убрать его?

— Когда идешь в атаку, думать некогда. Так я, куда подозреваю, туда и бью. Сквозь ствол дерева, в угол сарая. Короче, очищаю путь. У фашиста свой сектор, и когда идет наша атака, он бьет не по сторонам, а прямо.

— Бывает ли так, чтоб ты бил наугад сквозь дерево, а там фашист убитый лежит?

— Бывает.

— Да_ Товарищ Тихонов, а ты как думаешь? Такое может быть?

— Что я думаю? Чтобы действовать, как Федя, мало быть метким. Тут, видимо, нужна особая сноровка, чего, признаюсь, у меня нет.

— Выходит, то, что он рассказывал, для обычного снайпера недостижимо?

— У Охлопкова и Ганьшина безупречная совместимость, которая не у всякой пары будет. И то, что рас сказал Федя, это скорей, искусство. Этому вряд ли можно научить. Нужна особая сноровка, особая интуиция.

— Николай Алексеевич, простите, вы до войны не учителем работали?

— Точно, учитель математики и физики.

— Может быть то, что вы говорили, имеет основание. Но опыт складывается по крупинкам. Эти крупинки, накопившись, превращаются в уменье. Уменье же — это сливки опыта. А сноровка — это и есть уменье. Так, по чему же снайпер не должен стремиться превратить хороший опыт в уменье?

— Товарищ майор, я хотел сказать, что у Охлопкова иные данные, чем у нас. Я, например, до войны имел дело только с малокалиберкой.

— Конечно, я вас понимаю. Вы хотите сказать, немца надо бить так, как умеешь. Но кому-кому, а снайперу следует дольше всех в живых оставаться…

— Не совсем понятно, товарищ майор.

— Вы постарайтесь уловить в рассказе момент самой защиты. Чем пасть смертью храбрых во время атаки, ведь лучше же развить в себе и интуицию, и искусство быстрой стрельбы. Николай Алексеевич, это очень нужно. Я обязательно побываю у Охлопкова и Ганьшина. И не раз.

Майор посмотрел на часы и сообщил, что он назначен представителем от 179-й. Проверив снаряжение снайперов, велел поднять группу и вести в помещение на десять минут раньше до открытия слета.

В школе группу встретил тот же пожилой старшина. Он сегодня уже не улыбается и голос звучит куда четче и тверже, чем вчера:

— Идите в ту дверь! Зайдете в правую комнату. Быстрей!

Когда зашли в комнату, другие две группы уже стояли в две шеренги. Тут же вошел майор Попель и встал во главе группы 179-й.

— Равняйсь! Смирно! — Раздалась команда. — На право! В одну колонну шагом марш!

В коридоре на скамейках уже сидели приглашенные и курсанты. Колонна участников двинулась между скамейками. Перед сценой, где за столом, накрытым красным кумачом, сидели генерал и несколько старших офицеров, фронтовики повернули направо, а курсанты налево. Как только повернулись лицом к сцене, из узкого коридора, ведущего к выходу, появился полковник и отработанным голосом отдал команду:

— Смирно! Равнение на середину!

Строевой шаг полковника, его рапорт о том, что сводный взвод снайперов 43-й армии готов к слету, солидный голос генерала, вставшего из-за стола, заставили всех подтянуться. Федор вытянулся, подобно тетиве лука. Этот настрой не прошел и тогда, когда участники слета сели на скамейки: два доклада в течение полутора часов Федор выслушал, затаив дыхание.

— Снайперы — наша гордость, — начал первым майор Анохин. — В этом зале собрались самые лучшие из них. Старшина Кузьма Филиппович Вакула. Он истребил 138 фашистов.

Зал встретил имя знатного снайпера дружными рукоплесканиями.

— Донской казак младший сержант Гурий Алексеевич Борисов и якутский колхозник Федор Матвеевич Охлопков. Они уничтожили по 133 фашиста.

Федор, когда услышал свою фамилию, от волнения слегка кашлянул.

— Грузин, младший сержант Василий Шалвович Квачантирадзе. Он истребил 128 фашистов.

Квачантирадзе сидит, хлопает вместе со всеми, будто и не о нем говорят.

— Ефрейтор Николай Иванович Карама. Его боевой счет дошел до 114.

Молодой человек слыл не по летам спокойным, сдержанным, а тут явно заволновался: щеки зарделись, сам застенчиво улыбается.

За Карамой последовали фамилии старших сержантов Чирикова, Подольского, Ташева, Тихонова. Каждый из них имел также внушительный счет по 70–80 уничтоженных фашистов.

После чествования воинов "с зорким глазом" и "с твердыми руками", показавших образцы верного служения народу и Родине, майор Антошин и капитан Федоров подробно, до мельчайших деталей рассказали об опыте снайперов армии, о тактике немецких мастеров меткого огня, о том, какими приборами и оружием они пользуются.

От фронтовых снайперов первым выступил Гурий Борисов. Этот пожилой человек с рано поседевшими волосами и внушительной внешностью вышел на трибуну неторопливым, уверенным шагом.

— Фашисты долго оскверняли своим присутствием мою родную станицу. Начал он свое выступление. — Недавно мою станицу освободили части Красной Армии. Но я еще не знаю о судьбе своей семьи.

Борисов — донской казак из Цимлянска — до войны работал заведующим коневодческой фермой. С немцами воевал еще в первую империалистическую. Имеет два ранения, но в госпиталях не был.

— Когда воюешь с немчурой, и раны быстрее заживают, — говорил Борисов. — Я буду мстить им, покуда на нашей земле не будет уничтожен последний фашист!

Гурий Алексеевич в подтверждение своей клятвы призвал всех снайперов каждый день уничтожать не менее одного фашиста.

Затем выступили сержант Чириков, сержант Ташев, капитан Соловьев, старшие сержанты Тихонов, Колосов, сержант Никитин. Чириков, оказывается, предпочитает действовать в засаде с напарником. Он сначала с Гусевым, потом с Рабковским в течение трех месяцев уничтожил 140 фашистов. С напарником хорошо: быстро делается маскировка и самое главное, легко обмануть противника. Чириков своего 95-го фашиста уничтожил, приманив того на чучело. Чучело «приподняло» винтовку и, как дернули за веревку, оно «произвело» выстрел. Тут же с той стороны ответил пулемет, храбро «сражаясь» с чучелом. Вражескому наблюдателю, видимо, надо было удостовериться, как ловко он уничтожил русского сверхметкого стрелка высунулся с биноклем из траншеи и был сражен пулей Чирикова. Тихонов же в обороне предпочитает находиться на флангах. Он никогда не действует напрямик. Везде и всюду осторожность, в то же время работа без осечек — вот золотое правило снайпера. Нарзулахан Ташев рассказал, за что получил орден Боевого Красного Знамени, и заверил, что он, сын узбекского народа, готов бить врага покуда "глаза видят фашиста" и "руки держат винтовку".

— Был случай, который никак не могу забыть, — с грустью продолжал Нарзулахан. — Теперь, наверняка, так бы не поступил…

Генерал-майор Соколов Н.А.Николай Александрович в 1941–1942 годах командовал 375-й стрелковой дивизией. Умер в госпитале от раны, полученной в боях под Ржевом. Похоронен на одной из площадей г. Твери.

Номер фронтовой газеты "Защитник Отечества", выпущенный в январе 1943 года перед слетом снайперов 43-й армии.

Старший батальонный комиссар, начальник политотдела 375-й стрелковой дивизии Сагит Хусаинович Айнутдинов.

Номер фронтовой газеты "Защитник Отечества", выпущенный в дни слета снайперов 43-й армии вянваре 1943 года. Плакат-колонка, посвященный снайперу сержанту Федору Охлопкову.

Ф. М. Охлопков во время слета снайперов 43-й армии, состоявшегося в январе 1943 года. Снимок нам отправлен в 1973 году военным фотокорреспондентом тех лет Калестином Степановичем Коробициным из г. Архангельска. По его воспоминаниям была опубликована статья В. Коряева о Ф. М. Охлопкове в газете "Социалистическая Якутия" за 11 октября 1973 года.

Боевой друг Ф. М. Охлопкова известный снайпер и прославленный минометчик, кавалер трех орденов Боевого Красного Знамени Борис Васильевич Сухов. В 1966 году управляющий в одном из совхозов Башкирии.

Ф. М. Охлопков выступает перед бойцами, идущими в очередную атаку во время сражений в районе шоссе Сураж — Витебск. Ноябрь 1943года. Снимок майора Д. Ф. Попеля

Ф. М. Охлопков. Этот снимок с фронта его семья получила в начале 1944 года.

Эту фотографию Ф. М. Охлопкову дал один из его боевых командиров с надписью: "На долгую память об Отечественной войне. Федору Охлопкову от майора Власова С. Я. 4.11.44 г". Справа от командира батальона майора Власова стоит командир роты капитан Ровное Павел Трофимович.

Плакат, выпущенный издательством газеты "Защитник Отечества" в апреле 1944 года. Автор стихотворения "Слава снайперу!" — Сергей Кузьмич Баренц, советский поэт, в годы войны служивший корреспондентом армейской газеты.

Герои Советского Союза Ф.М.Охлопков и В.Ш.Квачантирадзе. Лето 1944 года. 7 июня 1944 года они оба были представлены к присвоению звания Героя Советского Союза. Снимок майора Д. Ф. Пепеля.

Депутат Верховного Совета СССР второго созыва Ф.М.Охлопков. Москва. 1946 год.

Во время поездки по местам былых боев в 1966 году Ф.М.Охлопков в Белоруссии встретился с командиром соседнего 1-го батальона капитаном Иваном Егоровичем Барановым, который в 1944 году 23 января на него написал боевую характеристику. Фото М. Шмерлин

Встреча с Героем Советского Союза Туснолобовой-Марченко Зинаидой Михайловной состоялась также в 1966 году в ее родном городе Полоцке. Она в 1944 году обратилась к воинам отомстить за ее муки и страдания. В движении "За девушку из Полоцка" приняли участие и снайперы группы Ф. М. Охлопкова;

Федор Матвеевич и Анна Николаевна Охлопковы со своими детьми. Анне Николаевне звание матери-героини было присвоено в 1964 году.

Ф.М.Охлопков умер 28 мая 1968 года в своем родном селе Крест — Хальджай. Там на могиле установлен этот памятник.

Они шли с разведки. Наткнувшись на невесть откуда взявшуюся зондеркоманду и вынужденно ввязавшись в перестрелку, рассыпались кто куда. Нарзулахан тогда с непривычки боялся один ходить по лесу. И он, не углубляясь в лес, шел вдоль тихой, чистенькой речки. Вдруг на повороте, где она расширялась, увидел немецкого офицера, приближающегося к берегу с дамой. Куда тут денешься — мгновенно бросился в кусты. А офицер стал раздеваться. То ли у него была привычка купаться в холодной воде, то ли просто хотел показать свою удаль, он, резко помахав руками и ногами, с берега прыгнул в воду. Тут Нарзулахана зло взяло: "Ишь, как свободно себя ведет на нашей земле". И он, недолго думая, взял нахала "на мушку"… Тогда впервые Нарзулахан шел один по глухому лесу, пока не вышел к своим. В расположении разведроты пришел последним. Один из разведчиков так и не вернулся. И Нарзулахан долго мучился: может, это его опрометчивый поступок стал причиной гибели товарища?

Из выступления капитана Соловьева, инструктора снайперских курсов Федор уловил очень интересный для него момент взаимодействия снайперов с минометчиками и артиллеристами. В учебном батальоне артиллеристы и минометчики бьют по блиндажам противника, а снайперы щелкают фашистов, выскочивших от взрывов… Здорово!

На трибуну выходит член военного совета 43-й армии генерал С. И. Шабалов.

— Правильно говорят товарищи, что снайперы — наша гордость, наш щит, наша надежда, — начал генерал. — Но их нельзя называть людьми из сказки, людьми, родившимися в счастливой сорочке.

Насчет "счастливой сорочки" Федор не знает. Что касается мнения, дескать, снайперами могут стать лишь стрелки-спортсмены или одаренные от природы люди — неверно. Генерал точно говорит: фронт не такое место, где люди упражняются бить пули об острие ножа, или пробивать спичечную коробку, или разбить одним выстрелом горлышко бутылки.

Фронт — это огненный полигон, где решается вопрос жизни и смерти каждого человека, всего советского народа. Здесь нужны тысячи и тысячи мастеров меткой стрельбы. Стрелок-спортсмен еще не снайпер. Снайпер — тот, кто умеет бить врага. Снайпером может и должен стать любой, кто с лютой ненавистью, не считаясь ни с усталостью, ни с зимней стужей и летним зноем, бьет врага много и наповал.

Это тоже верно. Снайперское движение должно стать массовым. Если ты сам хорошо стреляешь, этого мало. Надо, чтобы каждый, кто рядом с тобой, умел стрелять так же метко, как и ты. Словом, ты учишь других, а твои ученики свое умение, в свою очередь, передают третьим. Это и есть массовость снайперского движения. Таких инструкторов, как капитан Соловьев, единицы. Поэтому основное место обучения метких стрелков — это окоп, засада. Их учителями должны стать сами снайперы. Таким путем, говорит генерал, в осажденном Ленинграде обучено четыре с лишним тысяч снайперов. Из них десять человек за особые заслуги в распространении снайперского движения удостоены звания Героя Советского Союза. Они не были стрелками-спортсменами. Все они рабочие, студенты, служащие и не проходили специального военного обучения. Вдобавок они действуют в трудных условиях блокады.

— Вы сегодня, наверняка, читали в газетах указ, — продолжал генерал. Так вот, все они снайперами ста ли на фронте и каждый из них обучил меткой стрельбе десятки бойцов. Это очень важно. Вы должны следовать их примеру: что умеешь, не держи в себе, а передай. Это будет распространением вашего опыта.

Что такое опыт снайпера? И тут, оказывается, все просто. Все, что помогает быстро и верно уничтожить врага, и есть новое в снайперском деле. Это верно. А тут по привычке норовят говорить: бить фашиста в глаз, лоб, сердце… Генерал же это называл краснобайством. Такая меткость, оказывается, вовсе не нужна. Как можно больше уничтожать врага — вот что важно.

— Смерть фашистским оккупантам!

Как показалось Федору, даже эти слова, так часто употребляемые на фронте, прозвучали в устах генерала с особым смыслом.

Федор с одобрением слушал текст обращения слета ко всем бойцам 43-й армии. Ясно и понятно: кто с винтовкой, тот может и должен бить врага метко и вести свой счет мести. Как можно больше уничтожать врага! Как можно больше снайперов!

После обеда снайперам показали выставку стрелкового оружия. На скамейках и на стенах они увидели снайперские винтовки, оптические приборы, патроны самого различного назначения. Федор долго простоял перед новой моделью оптики марки «ZF-41» и универсальным пулеметом, который дается пехоте или устанавливается на танке. Прибор «ZF-41» — восьмикратный, рота может иметь всего 1–2 штуки. Стрельба с помощью перископа показалась тоже диковинкой. Винтовку, оказывается, ставят на бруствер с помощью двух треножек. Стрелок, лежа в окопе или траншее, должен прицеливаться с помощью этого перископа. Федор так и не уловил сути этого хитроумного приема. Из представленных патронов его заинтересовали патроны с трассирующими и разрывными пулями. Немецкий снайпер разрывными пулями обычно стреляет, чтобы скрыть свое местонахождение. Разрывная, как ударится об мерзлый грунт, камень или любой твердый предмет, издает такой треск, что и не поймешь откуда стреляют.

После выставки снайперов повели на вечер знакомств. Молодые, собравшись небольшими кучками вокруг своих старших товарищей, все спрашивали. У Федора допытывались, что за у него оружие, какой прибор, долго ли ходит в снайперах? Кто-то проронил неодобрительные слова про его винтовку и прибор, на что другой ответил шуткой, мол, охотник даже из ружья с кривым стволом не промахивается. Третий поразился тому, что Охлопков находится на фронте больше года:

— А я-то пробыл месяц и два дня. И то кажется, что целая вечность. Сколько раз ранены? Пять раз? Понят но. Так, не вылезал, значит, из госпиталей? Всего дней двадцать? Н-да!_

Так ребята что-то спрашивали у Федора и тут же начинали спорить меж собой.

— Слыхал? За три месяца у него счет перевалил за 130! Он почти догнал Вежливцева и Пчелинцева!

— Тогда ему дадут?

— Вряд ли. Те-то в блокаде, у каждого учеников уйма.

— Точно, у него же, говорят, всего один…

— Ну и что? Откуда вам знать?! Вот увидите, скоро из нашей армии выйдет три-четыре Героя! Вот увидите!

Федор понял, что вокруг него стоят почти одни курсанты. Многие из них, видимо, еще и не нюхали пороха. Кто-то даже спросил, знает ли он порошок, оберегающий от мороза. Правда ли, что снайперам нельзя есть ничего соленого. Говорят, у немцев снайперы не едят даже копченой колбасы. Обо всем этом Федор слышит впервые и, к неудовольствию своих молодых собеседников, лишь пожал плечами.

Молодые люди вскоре исчезли также быстро, как собрались. Федор тоже собрался было уходить, но тут увидел, как к нему приближается мужчина средних лет. Плотный и степенный такой.

— Кузьмой зовут, — улыбаясь, подал руку. — Фамилия Вакула, по отчеству Филиппыч. Если будешь звать Кузьмой Филиппычем, не ошибешься. — Когда Охлопков тоже назвал себя, он пожал руку еще крепче. — Вот какой ты! А я-то думал, встречу богатыря. Ха-ха-ха! Давай-ка сядем, — Вакула взял Федора под руку и по вел к скамейке. — Ну, рассказывай. Откуда ты? Есть ли семья?

Вакула и Охлопков сели на скамейку, каждый достал свой кисет, свою трубку и, затягиваясь табачным дымом, начали обстоятельный, неторопливый разговор. Вакула, оказывается, с Урала. У него сын и дочка. Жена, Ирина Наумовна, работает на военном заводе. Стахановка. Кузьма не без гордости достал письмо жены и зачитал то место, где говорилось о том, что она, его Ирина, сменную норму выполняет на 170–200 процентов.

— Да, брат, вот какие дела. — Вакула положил письмо жены обратно в карман гимнастерки. — Когда дома все в порядке и мне легче здесь.

— Это точно. Я тоже так.

— Да, Федор, далеко ты забрался. Ой, далеко…

— Сказал тоже. До твоего Урала близко что ли?

— Так то оно так. Но я сегодня впервые узнал, что есть такой народ якуты. Русский, узбек, татарин, казах, якут — они все здесь! Не в этом ли сила России, а?! — Вакула опять разразился своим переливчатым смехом.

Второй день слета для Охлопкова начался сразу с двух сюрпризов. Проснувшись, увидел на одеяле газету. На первой же странице крупными буквами было написано о нем: "Слава сержанту Охлопкову!" Как только умылся, зашел майор Попель и, достав из шубы новенький оптический прибор, протянул ему.

Когда группа снайперов 179-й пришла на полигон, все были в сборе. Федору показалось, что все о нем и говорят. Кто кивком, кто, поднимая руку, приветствуют его. Из вчерашних курсантов капитана Соловьева трое приветствовали под козырек: "Здравствуйте, Федор Матвеевич!" Фотокорреспондент — небольшого роста, юркий человек — успел заснять его.

— Скажите, вы колхозник или рабочий? — Спросил фотокорреспондент, щелкая своей «лейкой».

— Колхозник.

— А в газете сказано, что у тебя твердая шахтерская рука. Как понять это?

— Года полтора я и на самом деле работал в шахте.

— Понятно. Ну, будь здоров. Еще приду. Сниму тебя на огневой позиции.

Вакула, Борисов, Карама поздоровались за руку и поздравили. Когда майор Попель объяснял порядок соревнований, еще кто-то пришел, но старшина не пропустил его.

— Федор, ты только не волнуйся, — говорит Попель и улыбается. Смотри, угодишь в "молочные братья".

Здесь так называют тех курсантов, которые попадают вне черного круга мишени, то есть в «молоко». Все курсанты сегодня должны быть здесь. Иначе кому же обслуживать стрельбище, как не им?

Соревнование началось со стрельбы на 200 метров по головной мишени. Все три команды на огневой рубеж вышли одновременно. Федор дважды попал в 8-ку, раз в 9-ку и в своей группе занял первое место. Но в тех двух группах у Климачева, худощавого молодого бойца и у сержанта Никитина сумма очков была больше — 27. За фронтовиками стали стрелять две команды курсантов. Капитан Соловьев набрал 29, по 27 набрали сразу два курсанта, третий — 26. Таким образом результат Федора оказался шестым. В следующем упражнении, заключавшемся в том, чтоб за 1 минуту произвести 5 выстрелов с того же расстояния по тем же мишеням, он занял пятое место. Затем стали соревноваться по движущимся мишеням. Бюст фашиста, которого высовывали с разных мест из траншеи на 10 секунд, нащелкал все пять раз без промаха. В этом упражнении фронтовики Иван Карама и Федор, набрав одинаковое количество очков разделили с капитаном Соловьевым первое — третье места. Затем над траншеями показались профили бегущих фашистов. Стрелок за 1 минуту с расстояния 200 метров должен был поразить все 4 фигуры. По четыре попаданий было у Никитина, Карамы, Охлопкова и у того же капитана-инструктора Соловьева. Квачантирадзе и трое из двух дивизий попали по три раза.

Курсанты в этом упражнении сильно отстали. По итогам четырех упражнений капитан Соловьев занял первое место. Федор с Никитиным разделили второе-третье места.

Призы и подарки роздал сам генерал. Капитан Соловьев удостоился премии пять раз. В числе наград ему вручили и золотые часы. Караме и Никитину дали восьмикратный оптический прибор. Охлопкову достались жилет из овчины и две коробки молотого табака. Генерал, вручая подарки и грамоты, приговаривал: "Молодцы, фронтовики, не подкачали!" Когда подошел черед Федора, генерал из своего кармана достал ореховую трубку:

— На, это тебе мой личный подарок! Пусть он поможет тебе исправно нести службу!

То хорошее настроение, появившееся еще на полигоне, не покидало Федора и вечером, когда вернулись на передовую. Федор с еле заметной улыбкой натопил с товарищами печку в землянке, поставил на печку бак с водой, при свете коптилки прочитал письмо от жены и родных, среди веселого гомона поужинал. Когда друзья уже ложились спать, он достал из кармана газету, оставленную ему майором Попелем и стал вырезать кинжалом тот кусок газеты, где крупным черным шрифтом было набрано: "Слава снайперу — сержанту Федору Охлопкову!" Затем приблизил листок к керосинке и стал читать:

"У него острый глаз охотника, твердая рука шахтера и большое горячее сердце. Он горячо любит жизнь, свою Якутию, советскую Родину и потому не страшится смерти в борьбе с врагом.

Федор Матвеевич Охлопков был в самых жестоких боях. Всюду выходил победителем. Разбил врага пулей и прикладом. В огне сражений стал снайпером…

Немец, взятый им на прицел, — мертвый немец!"

Федор положил вырезку на стол и почесал затылок. Все сказанное верно и неверно. Он года полтора был шахтером, но при чем тут его «крепкая» рука? Он любит Родину, жизнь, но зачем такие слова, как "не боится смерти"? Ох, эти корреспонденты… Вот почему так почтительно здоровались с ним сегодня и приветствовали на каждом шагу… Может, это для других надо, как пример что ли… Тогда еще ладно. А так, зачем?..

В землянке от натопленной печи стало тепло, запахло глиной и сыростью, с потолка закапало. Не обращая внимания на все это, Федор вынул из кармана огрызок карандаша, старательно наточил тем же кинжалом, и стал выводить не очень стройные буквы на листке ученической тетради:

"Дорогие мои — старший брат Федор, жена моя Анна, сестры Уля и Саша, сыновья мои Федька и Ванька, примите от меня фронтовой привет!"

Письмо свое начал обыденно, будто пишет он в родное село из Якутска или Алдана: "Как прежде я здоров и у меня по-прежнему дела идут хорошо".

Вокруг — чмоканье капель, падающих с потолка землянки, и храп спящих. Это он и не слышит. Он пишет, старательно выводя букву за буквой. Время от времени останавливается и от напряжения морщит лоб. Так он сидел долго. Наконец, складки на лбу разгладились и от того лицо его как бы помолодело. Письмо родным уже готово. Хотел вложить в письмо ту вырезку из газеты, но почему-то сдержался. Посидел, держа в руках листок — единственное имеющееся у него свидетельство того, как он бился с фашистами в течение целого года затем достал партийный билет и вложил туда.