Северное буги

Глава 5

Дверь мне открыла лиса. Девушка в маске лисы, закрывающей половину лица, широко и искренне улыбнулась, и я узнал жену Краснова Дашу.

«Не обманул Краснов по поводу бала-маскарада», — мелькнула у меня мысль, а нос мой учуял далекий запах жареной курочки и близкий — нежных духов.

— Ну, наконец-то, наконец-то вы приехали! — радостно закричала Даша и бросилась мне на шею. — А Ванька где?!

— Ванька машину ставит! Привет, Даша, богатой будешь, едва узнал тебя.

— Ну, пойдем, пойдем, сто лет тебя не видела! — Она потянула меня за рукав, и я с елкой ввалился в огромный холл-гостиную.

— Ну, что у вас за говорок такой, Краснов нукает, и ты нукаешь, — смеялся я, — ну как же я по вас соскучился.

И вот тут я ощутил очень странное дежавю, словно все это уже было: и этот мраморный камин, и «евроремонт» с элементами кантри, и большие мягкие диваны, и улыбающиеся люди в джинсах и свитерах. Словно картинка эта пришла ко мне из молодежных reality-шоу и сериалов, реклам пива, сигарет и бульонных кубиков, картинок глянцевых журналов. Я смотрел, улыбался, а ко мне тянулись руки незнакомых парней, губы знакомых и незнакомых девушек, меня обнимали — Власенко, Семен, Петька, Пашка и Лешка Астаповы. За спиной смеялся Краснов и кричал:

— А курица, ой, как курицей-то пахнет!!

Мои щеки переливались всеми цветами губной помады. Когда ко мне подошла Надя, весь мой романтический пепел вдруг утрамбовался в такую холодную плиту, что этот последний чуть теплый приветственный поцелуй обжег мою щеку, как паяльная лампа. А она похорошела. Сколько ей сейчас? Двадцать шесть? Чуть тронувшая ее лицо взрослость немного округлила черты, взгляд стал более женственным, а может, все дело в макияже — она теперь жена. Жена унтер-офицера.

Забавно было видеть, как некто в джинсах цвета хаки и в очках-хамелеонах цепко заметил, как она скользнула ко мне, и это чуть затянутое прикосновение к щеке…

Кажется, он сразу намотал это на ус и, подавая мне руку, подчеркнуто официально представился:

— Александр Гайдуков.

Ну, Александр так Александр. Даже его штатское цвета хаки. Все равно унтер-офицер. Я поспешил отвести взгляд и от него, и от его жены. Надо же, моя Надя — жена вот этого унтер-офицера. Я сделал над собой усилие и стал им посторонним.

— Ну как? Как тебе дом?! — тормошила Поля Власенко. У нее на макушке была маска телепузика.

— О! Дом просто шикарный!! — имитируя веселье, засмеялся я.

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату!

— Да не тяни ты его, — перебил ее Женя Власенко, — пусть сначала с нами выпьет.

— Женя, не видишь, человек с дороги. Ну, пошли, Володя, пошли.

Я взял сумку, принесенную из машины Красновым, и пошел по лестнице за Полей, жестом показывая Женьке, что как только, так сразу. С лестничного пролета я увидел, как Астаповы вгоняют елку в крестовину и тащат ее к камину, и на душе у меня потеплело.

Второй этаж меня изумил: по углам квадратного холла стояли одинаковые бежевые кресла. В центре лежал огромный и тоже бежевый ковер с залихватским серым узором, лестница у одной стены отражалась в зеркальной стене напротив. Четыре похожие на плитки шоколада двери с одной стороны и четыре с другой. Казалось, тут все сделано специально, чтобы запутать даже очень трезвого человека.

— Так, — сказала, действительно замешкавшись, Поля, — значит, так, а вот, вот твоя комната. — Она подвела меня к крайней слева двери. — Ага, открываем. — Ключиком она открыла замок. — Вот!

Вслед за Полей я прошел в большую квадратную спальню.

— Нравится? — чуть торжественно спросила она.

Комната мне не нравилась. Обои трупного цвета с печальными пятнами в форме цветов, мебель слишком новая, не в меру роскошная. Нежилая какая-то комната. Снаружи в окно беззвучно бьет лапой лиственницы. Кажется, останься я один в этой тоскливой спальне — и через час у меня возникнет желание утащить сюда жену унтер-офицера. Я посмотрел на шикарную двуспальную кровать, затем на большое кресло под торшером.

— Очень уютная комната. Спасибо, — дипломатично ответил я Поле.

— Рада, что тебе понравилось! Обои я сама выбирала. В общем, если пойдешь в душ, полотенце в комоде. Через полчасика сядем ужинать. Молодец, что приехал. — И она упорхнула.

Когда Поля ушла, я прикрыл за ней дверь и защелкнул замок.

Раздевшись и бросив вещи в кресло, я прошел в душевую. Здесь мне понравилось все: и металлический миниатюрный умывальник, и скромный унитаз, и матовые двери душевой кабины, а особенно гель для душа, пахнущий ванилью. Очень уютное местечко. Постояв под душем, я пошарил в тумане рукой в поисках полотенца, но, вспомнив про комод, пошел в комнату, оставляя за собой мокрый след. И вот тут я увидел девушку, о которой говорил Краснов. Она, видимо, только что вошла, в руках у нее были ключи. Она уставилась на меня, расширив глаза и приоткрыв рот. Конечно, подобная реакция на мое обнаженное тело могла бы показаться очень даже лестной, но, признаться, я не испытываю нарциссических иллюзий. Оно, что называется, крепко сшито, да неладно скроено, покрыто шерстью и вообще имеет больше недостатков, чем достоинств. Впрочем, в шестнадцать лет я получил первый юношеский разряд по гиревому спорту, но то было давно, так что смотреть, в общем, было не на что. Но она просто вцепилась в меня взглядом, и эта ее реакция очень меня позабавила. Что мне оставалось делать? Не прикрывать же, в самом деле, причинное место рукой и не поворачиваться же к даме задом, хватая мокрыми руками одежду. Завести в этой ситуации светскую беседу тоже было глупо: «Здравствуй, нас не познакомили, но Краснов рассказывал о тебе…» или: «Девушка, отвернитесь сейчас же, как вам не стыдно входить без стука и во все глаза пялиться на голого мужчину». Я невозмутимо проследовал под ее взглядом к комоду, достал полотенце и скрылся с ним в душевой, словно ничего не произошло. Там я вытерся, обернул чресла полотенцем, глубоко вздохнул и вышел, приготовившись познакомиться по всем правилам. Однако девушки в комнате не оказалось.

Одевшись, я спустился в холл. Елку, что мы с Красновым срубили, теперь было не узнать, она блистала гирляндами и разноцветными крупными шарами. Особенно много было золотых, синих и вишневых, цветные огоньки гирлянд окрашивали их во все цвета радуги. На макушке ели сидел задумчивый серебряный ангел и смотрел в сторону входной двери. Были слышны веселый гомон, смех и, как фон, что-то разудалое, диджейское из колонок.

— Ну где ты там? — увидев меня, закричал Власенко. — Все, понимаешь, уже собрались, а ты там, значит, прихорашиваешься.

Холл оказался не только гостиной, но и столовой. Тут же была и кухня, на европейский манер сделанная открыто, как часть столовой, но ступенькой выше.

За длинным покрытым скатертью столом сидело человек шестнадцать или двадцать. Признаться, при первом знакомстве, на пороге, когда я стоял с елкой, пожимал руки и знакомился, я не всех запомнил в лицо, а тем более по именам. Забегая вперед, я скажу, что и в последующие дни я как-то не удосужился запомнить всех гостей, и в моей памяти они остались несколько смазанным, праздничным пятном — ведь не запоминаешь отдельно взятую новогоднюю игрушку на чужой елке. Да и внимание мое было притянуто моими старыми знакомыми — друзьями юности, женой унтер-офицера, да и самим Александром Гайдуковым.

Стол мне показался не то что богатым, а неприлично богатым. Меня посадили на единственный свободный стул, рядом с той девушкой, которая так не вовремя заглянула в комнату. В столовой было очень шумно, все что-то говорили, смеялись, на разных углах стола одновременно рассказывалось несколько анекдотов, то здесь, то там вспыхивали взрывы смеха и кто-то кому-то говорил: «Ну как же, ну как же ты не понимаешь простых вещей!!», и надо, надо уже было настраиваться на общую волну и подключаться к разговорам.

Власенко кричал мне через стол, указывая на мою соседку: «Знакомься, это Вика!», а я, улыбаясь, отвечал: «Да мы уже знакомы!» Затем Власенко кто-то отвлек, и я, обернувшись, сказал: «Ладно, Вика, с кем не бывает, ну зашла, ну и что, смешно ведь», а она вдруг неожиданно весело рассмеялась и сказала: «Да что-то на меня нашло, такой дурой себя чувствую, уж извини». — «Да чего уж там, — ответил я, — пустяки. Шампанского?» — а сам думал: «Какие же у нее глазки, задорные и одновременно пугливые, и она совсем еще не умеет ими стрелять». Вика тем временем рассказывала мне, что уже видела меня на какой-то давней вечеринке, и ей понравилось, когда я был выбрит наголо.

Так случилось, что место мое было напротив унтер-офицера и его жены, а рядом сидели Петька со своей девушкой и Семен. У нас сразу завязался перескакивающий с темы на тему разговор. Семен, поскольку оказался без дамского внимания, пил больше всех и рассказывал анекдоты, время от времени подбегал Власенко и чокался с нами и радовался, что «эх наконец-то мы все собрались!», я научил парней делать эмульсию из водки и красного перца на манер горилки, и это занятие вдруг перекинулось на весь стол. Жена унтер-офицера нашла общие темы с Викой. Наши с ней взгляды непроизвольно пересекались и замирали с холодно-любопытным выражением, так что унтер-офицер, фыркая, то и дело наливал дамам и себе шампанского. Вика сразу взяла меня в оборот, подкладывала мне салатики, я говорил ей комплименты. Жена унтер-офицера снисходительно улыбалась, глядя на все это. Потом мы танцевали, Вика клала голову и ладошки мне на грудь, мы целовались. Я чувствовал, как по нам скользят осторожные взгляды то Гайдукова, то его жены. Потом Надя улыбалась своему мужу, а тот смотрел с подозрением на стопку эмульсии, налитую ему Семеном. Глядя на унтер-офицера, я думал: почему, почему именно он? Что ей понравилось в нем? На мой взгляд, его можно отнести к тому типу молодых военных, в которых все выдает прогрессивного унтер-офицера: неплохо сложен, в чертах лица проглядывается несколько усеченная породистость, взгляд выдает честолюбивую, но меланхоличную натуру и недалекий ум. Очки-хамелеоны, намечающаяся бородка и чуть обозначенные, еще юношеские усы. Отличная выправка, наигранная любовь к шампанскому. Говорит, что работает при штабе, но так, что, мол, о сути работы он распространяться не может. Важничает, сразу видно. А ведь она могла выдернуть из толпы любого, могла бы найти себе нормального бандита или подающего надежды менеджера. Зачем ей эта выправка, эти усики? Чего ей захотелось? Основательности? Уверенности? Крепкого плеча? Но откуда все это может быть у этого унтер-офицера? Кроме крепкого плеча, разумеется. За столом я сделал три-четыре интеллектуальных пасса, он что-то браво ответил и даже не понял, что был убит. Он был расстрелян на глазах у всех, но даже не потерял осанки.

Только далеко за полночь мы стали расходиться по своим комнатам, «ведь завтра Новый год, и всем надо выспаться». Поля шутила, что красного перца в доме больше нет, а я отвечал, что не беда, есть еще коктейль «соленый пес», но о нем завтра.

Потом, в нашей спальне, Вика стаскивала с меня одежду. Вообще вся эта предновогодняя вечеринка запомнилась мне, как вязкий, с легким привкусом курева и шампанского поцелуй.