«Наступает время, когда волшебник должен уйти на покой и переложить мантию ответственности на более молодые плечи. Стало быть, нам пристало хорошо обучать своих наследников, чтобы они не запятнали нашего имени, обзавелись хорошей клиентурой и могли содержать дом в Вуште, где мы проведем оставшиеся годы в довольстве и покое».
Это был единорог. Он стоял за изгородью прямо напротив меня, а его золотой рог упирался мне в грудь.
– Ну наконец-то ты очнулся, – произнесло величественное животное. – Тебе, должно быть, снились странные сны. Расскажи мне о них. Часто ли тебе случается чирикать во сне?
Я сделал шаг назад, подальше от острого кончика рога. Так вот что разлучило меня с моей возлюбленной, как раз когда она собиралась сообщить мне самую главную новость!
– Что случилось? – кое-как выдавил я. Образ воробья еще не вполне покинул мое сознание. – Что тебе нужно?
Животное вздохнуло:
– Единорогам, как бы прекрасны мы ни были, тоже бывает одиноко.
– Так ты растолкал меня потому только, что соскучился? – не поверил я своим ушам.
– Да. – Ресницы его прекрасных, проникающих в душу глаз затрепетали. – Поэтому, а еще мне нужна была девственница или девственник, чтобы положить голову ему на колени.
– Отстань от меня! – завопил я. Это было уже слишком!
– Ну вот, – завел он плаксивым голосом. – Мало того что эти грубые скоты заперли меня здесь и не дают бродить по зеленым лугам, как мне и пристало, так еще и не восхищается никто. Знаешь, как тоскливо делается, когда никто тобой не восхищается?
Мне хотелось визжать. Неужели я расстался с Нори только потому, что какой-то твари приспичило, чтобы ею повосхищались? А моя любимая так и не передала мне свое сообщение! Я должен вернуться к ней. Изо всех сил попытался я вновь заставить себя думать о воробье.
Но все без толку. Я был слишком расстроен. Злость убила во мне всякую способность к концентрации. Кажется, хуже уже и быть не могло.
И тут пошел дождь.
Сарай перенес летний дождь очень просто: он протекал во всех местах разом. Теперь я наконец понял, как ему удалось продержаться так долго. Вода не могла причинить старой постройке никакого вреда, поскольку старая постройка просто пропускала ее сквозь себя прямо на нас.
Короче говоря, ночь мы провели не в самых комфортабельных условиях.
На заре кто-то начал колотить в дверь нашего пристанища:
– Подъем! Пора вставать! Мы вас ждем! Мы? Почему они нас ждут? Тут только до меня дошло, что накануне я довольно долго разговаривал с Гиппогрифом, но так и не выяснил ничего по существу. Что-то он там болтал про межвидовые связи, но к нашему нынешнему положению это вряд ли имело отношение. По крайней мере, я на это надеялся.
Дверь не выдержала напора и с омерзительным чавканьем рухнула на раскисший за ночь земляной пол сарая.
Эбенезум со стоном повернулся на другой бок. В дверном проеме возникла орлиная голова Гиппогрифа.
– Да уж, – прокомментировал он. – Ну ладно, дадим вам еще пару минут, чтобы собраться с мыслями. Как-никак, вы – почетные гости.
Эбенезум сел и чихнул.
– Я подожду снаружи, – закончил Гиппогриф и убрал голову из проема. – Мне известно, как вы, люди, дорожите своей частной жизнью.
– Вунтвор, – прохрипел Эбенезум после того, как тот вышел, – я не могу выйти к ним.
Я внимательно посмотрел на учителя. Это путешествие оказалось для него более чем утомительным. Он шутя преодолевал одну неприятность за другой, заклинаниями отводил от нас опасности, хотя и мог чихать после этого часами напролет, но в конце концов всех наших приключений оказалось слишком даже для него. За всю дорогу не больше пяти раз случалось такое, что после особенно тяжелых испытаний аура волшебства покидала его на некоторое время, и тогда нашим глазам представал всего лишь усталый старик.
И вот это случилось опять. Предыдущий день оказался слишком утомительным. Ему нужно было как следует отдохнуть. И прежде всего ему нужно было держаться как можно дальше от всего, что хотя бы отдаленно напоминает магию, иначе его носу конец.
Однако Гиппогриф собирался вести нас на собрание чудовищ. А для моего учителя при его болезни такая встреча – все равно что сезон цветения для аллергика. Если он выйдет к ним сегодня, то это будет его последний выход.
– Я сам справлюсь. – Прежде чем учитель успел что-либо возразить, я вышел из сарая и подошел к Гиппогрифу.
– А где второй? – задал вопрос тот.
– Я главный. – Это была чистой воды ложь. – Второй слишком стар да и болен к тому же, как ты видел. Если он нам понадобится, можно поговорить с ним позже.
Гиппогриф взвесил мои слова:
– Но разве не он – волшебник? То есть я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в человеческой одежде, но, по-моему, на нем мантия мага, не так ли?
Гиппогриф, разумеется, не ошибался. Надо было соображать, и быстро. Как же убедить этих тварей, что Эбенезум ничего собой не представляет, и тем самым дать волшебнику шанс отдохнуть и набраться сил?
– Ну да, старикан был когда-то волшебником, очень давно. Неплохим, кстати. Он и сейчас еще кое-что может, когда в форме. Мы позволили ему сохранить мантию. Это что-то вроде дани уважения. Но у него нет шляпы. Только волшебники в расцвете сил могут носить шляпу.
– А ты, значит, в расцвете? – спросило животное.
Я торжественно кивнул.
– А где же твоя шляпа?
Моя рука невольно потянулась к голове.
– Да, и правда нету. Неловко даже. Боюсь, я ее потерял по дороге сюда, когда нас несла птица Рух.
Гиппогриф пожал лошадиными плечами:
– Что ж, может, так оно и было. С ней всегда так, вечно все теряет. Даже пассажиров иногда… – Гиппогриф торжественно кивнул, точно продолжая обдумывать ситуацию. – Придется тебе объяснить это па. Предупреждаю, его надуть даже не пытайся. Грифоны чрезвычайно чувствительны ко лжи.
Я отреагировал на предупреждение Гиппогрифа небрежным жестом, желая показать, что настоящему волшебнику нет причин опасаться гнева какого-то Грифона. На самом же деле каждый шаг давался мне с большим трудом – так сильно у меня дрожали колени.
Но учитель должен поправиться. Иначе нам никогда не добраться до Вушты и весь мир окажется во власти демонов.
Вновь и вновь повторял я себе эти слова, пока мы приближались к месту сбора чудовищ.
– Тебе, разумеется, известно, что мы довольно долго наблюдали за вашим отрядом, прежде чем потребовали вашего присутствия на нашей ассамблее, – сообщил Гиппогриф.
– Да уж, – отреагировал я. Интересно, неужели они не успели понять, что я всего лишь ученик?
– Именно. Наша организация стремится произвести хорошее впечатление на человеческое сообщество. Мы хотим, чтобы за пределами Зачарованного Леса наши интересы представляли самые выдающиеся люди.
– Да уж! – отреагировал я как можно более решительно. Быть может, беспокоиться все-таки не о чем. Должно быть, мы произвели на них очень хорошее впечатление. Колени мои перестали подгибаться, ноги увереннее зашагали вперед. Если они обо мне такого высокого мнения, то я должен держаться как подобает волшебнику.
– Ну, разумеется, в Зачарованном Лесу не так-то просто отыскать вообще хоть каких-нибудь представителей. По некоторым причинам люди сторонятся таких мест, как это. Должно быть, это как-то связано с тем, что многие члены нашего сообщества любят полакомиться человечиной.
Колени мои вновь предательски задрожали. Я откашлялся.
– Вот как! – выдавил я наконец.
– Не беспокойся, сообщество принесло клятву воздерживаться от употребления человечины до конца нынешней кампании. Ну, по крайней мере, большинство поклялось, и я уверен, что если найдется какой-нибудь отщепенец, то мы успеем призвать его к порядку прежде, чем он успеет отгрызть хотя бы палец на ноге. Так что волноваться не о чем. Просто соблюдай свою часть соглашения, и все будет в порядке.
Я кивнул, изо всех сил стараясь не терять уверенного вида, хотя в душе был напуган до смерти. Какое еще соглашение, когда и где я успел его заключить? Что будет в порядке? У меня совершенно отнялся язык от страха, так что я даже не смог выдавить очередное «вот как».
– Так вот, – продолжал Гиппогриф, – искали мы, значит, достойных представителей, как вдруг откуда ни возьмись появляетесь вы пятеро. А так как Рух не может унести больше двоих за раз, то пришлось выбирать, кого пригласить. К счастью, долго думать не пришлось. Только старый волшебник да ты что-то делали во всей вашей компании.
Я на минуту задумался:
– Зато остальные хорошо говорят.
– Вот именно! – С этими словами Гиппогриф кивком указал на открывшуюся нашим взорам толпу чудовищ. – Погоди, через пару минут ты увидишь, что и мы тоже неплохие мастера риторики.
Гиппогриф повел меня прямо к помосту, который возвышался посреди собрания разнообразных зверей и монстров. На меня смотрели тысячи глаз: звериных, птичьих и человечьих, хотя тела, которым эти глаза принадлежали, зачастую относились к совершенно иному виду. Пока мы шли сквозь всю эту разношерстную компанию, я время от времени бросал взгляды по сторонам. Я – повидавший сотни и сотни демонов, каждый из которых ничем не напоминал предыдущего, бывший свидетелем несметного числа чудес на пути в Вушту – поражался количеству и разнообразию существ, подобных которым я не встречал еще нигде и никогда. Вокруг меня собрались твари, обросшие шерстью и перьями всех мыслимых и немыслимых цветов и оттенков; глаза одних исподтишка наблюдали за мной из-за свисающих косматых челок, другие, наоборот, не таясь следили за каждым моим движением, вращаясь на тонких стебельках. И разумеется, все до одного присутствующие были вооружены зубами, зубищами, когтями, клешнями или длинными, утыканными колючками хвостами. Однако я старался не задерживаться взглядом ни на одном из этих представителей диковинной фауны Зачарованного Леса, чтобы окончательно не растерять самообладание. Кроме того, глазеть, пусть даже и не на людей, невежливо.
– Только один? – Грифон уставился на меня с края помоста. – Лишь один удостоил своим присутствием наше собрание. Ну что ж, думаю, и одного хватит. – Грифон умолк и вдруг неожиданно добавил: – Если у тебя есть золото.
– Па! – Гиппогриф подхватил меня своим мощным клювом и подсадил на край помоста. – Разве гостей так встречают?
– Извините, – произнес Грифон, пока я поднимался на ноги и отряхивался. – Мой выскочка сын нет-нет да и скажет что-нибудь путное. А про золото это я так – у нас, мифологических животных, тоже есть свои инстинкты, подавить которые не так просто. Кроме того, у нас прежде было не слишком уж много возможностей непосредственного контакта с людьми. Но именно это мы и стремимся изменить.
– У меня были непосредственные контакты с людьми! – раздался голос из толпы. – Через пасть и прямо в желудок!
Раздались крики и смех. Одни пытались урезонить шутника и кричали что-то вроде: «Дайте человеку шанс!» Другие, напротив, оживленно обсуждали, сколько соли и чеснока понадобится, чтобы меня как следует приготовить. Что и говорить, собравшаяся на поляне толпа была, как выразился бы мой учитель, «тяжелой аудиторией». Тут я впервые пожалел, что Эбенезум не со мной и не может дать мне совет.
– Они немного увлеклись, – заметил Грифон. – Надо дать им успокоиться. Это всего лишь условность, не волнуйся.
– Да уж, – заметил я, с радостью обнаруживая, что могу дышать и даже сохранять видимость спокойствия.
– Да, – продолжал Грифон, – мы оказали тебе большую честь. Ты – первый смертный, когда-либо присутствовавший на собрании Ассоциации по Содействию Мифическим и Фантастическим Животным и Существам. Или, как мы себя обычно именуем, АСМИФЖИС. – Грифон обернулся и пронзил меня орлиным взором. – Но прежде чем обращаться к собранию, нам с тобой нужно потолковать.
– Вот как? – Инстинктивно я сделал шаг назад, в самый угол помоста. Потребовалось значительное усилие воли, чтобы не дать ногам унести меня значительно дальше.
Сейчас или никогда! Я откашлялся. Эбенезума рядом нет, и мне придется сыграть его роль. Ради него и Вушты – у меня должно получиться!
– Поосторожнее, сударь! – произнес я, стараясь насколько возможно говорить басом. – Вы имеете дело с волшебником!
– Вот именно! – Львиные когти Грифона царапнули меня по ноге. Он жарко дышал мне в лицо. Дыхание его отдавало мышами.
– Мы знаем, что имеем дело с волшебником, – продолжал он. – Но почему он не явился на собрание?
Так. Значит, придется повторять все сначала.
– О, – начал я небрежно, – ты имеешь в виду старика. Он действительно похож на волшебника, это верно, но… – И я сделал рукой жест, словно отмахивался от надоевшей мухи. – Я уже все объяснил твоему сыну!
– Да, па, он все мне рассказал! – подтвердил тот мои слова. – Парень говорит, что старикашка в свое время был великим волшебником, но теперь слегка тронулся, так?
– Однако, – возразил Грифон, – на нем мантия волшебника…
– Да, но у него нет шляпы! А волшебнику без шляпы нельзя!
Грифон повернулся ко мне:
– Ну а где же твоя шляпа, чародей?
– Ой, па, ну ты же знаешь – с этой птицей Рух всегда одно и то же. Она потеряла его шляпу по дороге сюда.
Грифон угрюмо кивнул:
– Придется с ней поговорить. Вечно все теряет. Ну что же, хорошо. У тебя будет возможность продемонстрировать нам свои способности немного погодя. Я все еще не уверен насчет старика. Неужели, уйдя на пенсию, человек продолжает цепляться за свою униформу?
– Ничего невероятного в этом нет, – вставил Гиппогриф. – Некоторые мифические животные к старости тоже становятся ужасно упрямы.
– Прошу прощения! – взревел отец. – Будь любезен, уважаемый сын, объясни-ка, на кого это ты намекаешь?
– Па… – Гипогриф мотнул головой в сторону собравшейся толпы, – собрание…
– А! Ну да. Я забыл о главном. – Грифон бросил на меня последний пронизывающий взгляд. – Сегодня самый главный день в твоей жизни. Будем надеяться, он не станет последним.
– Па!
– Извиняюсь. Привычка – вторая натура. Сегодня мы собрались здесь, чтобы переписать историю, и ты будешь принимать в этом участие. – Грифон дружелюбно протянул мне крыло. – Отныне ты уже не простой смертный, во прахе влачащий свои земные дни.
– Простой смертный? – Интересно, что сказал бы на это мой учитель? Я и так уже слишком долго слушал монстра. Чтобы заставить его поверить мне, я должен вести себя как подобает волшебнику. – Я предупреждал вас, сударь, что весьма сведущ в магической науке.
– Ну извини. Вид у тебя такой, будто ты больше сведущ в науке таскать воду да чистить коровники. А вот старый волшебник…
Я принялся было возражать, как вдруг почувствовал через рубашку прикосновение львиной лапы. Грифон очень тихо произнес:
– Ну ладно, золота у тебя нет, так и быть. Но лгать мне не надо. – И он повернулся к собранию. – Братья, сестры и неопределенные! Мы собрались сегодня здесь, чтобы вписать новую страницу в историю мифологии! Слишком долго уступали мы первые места драконам и единорогам, феям и великанам! Отныне и навсегда грифоны и кентавры, гарпии и сатиры будут у всех на устах и завоюют себе место в каждом сердце!
– А про химер забыли! И мы, химеры, тоже!
– И водяные!
– А русалки как же?
– Да! Да! – зычным голосом прокричал Грифон, перекрывая гомон толпы. – Химеры, водяные, русалки – все! Мы заставим их выучить мифологию!
Толпа совершенно обезумела. Снова и снова выкрикивали они одно и то же слово, но как я ни старался, а разобрать, что это было, не мог.
Тут с края поляны раздался голос, на миг заглушивший все остальные:
– А про кикимор болотных опять не вспомнили?
Грифон замер с раскрытым клювом:
– Кикимор болотных?
Огромная серая тварь, сидевшая на берегу реки, подняла неопределенной формы лапу:
– Да! Про кикимор всегда все забывают!
– Ну разумеется, – быстро нашелся Грифон. – Э-э-э, привидения, сфинксы и кикиморы, конечно!
Толпа снова впала в экстаз.
– Па! – тихонько окликнул Гиппогриф своего родителя.
Тот сердито оглянулся:
– Ну что тебе еще?
Кивком головы сын указал на дальний край поляны: там, неподалеку от сидевшей на бережку кикиморы, показалась целая группа почти совершенно голых женщин, кативших по направлению к собранию какие-то тележки.
– Я только хотел сказать, что закуски привезли.
– Разве уже пора? – Грифон сердито мотнул головой. – Я слишком много времени потратил на этого… человека! А ведь я только-только разговорился! – Тут он вновь повернулся к своим слушателям. – Мифические животные, товарищи! Я знаю, сколь глубоко наше обоюдное желание поскорее приступить к делу, ради которого мы все здесь собрались! Однако не даром говорится: «Голодное брюхо к учению глухо!»
Толпа дружными воплями приветствовала это замечание Грифона. Парочка тварей побольше ухмыльнулась, глядя в мою сторону. Мне даже показалось, что их полные зубов пасти и подвижные длинные языки, поминутно облизывавшие то, что заменяло им губы, мало свидетельствовали об искренней дружбе и симпатии.
– Нимфы, – позвал Грифон, – вносите закуски!
Я встрепенулся. Звери собирались прервать свой странный ритуал, чтобы немного перекусить. Нужно воспользоваться этим шансом и попытаться понять, что же тут все-таки происходит и чего они ждут от меня. Быть может, мне даже удастся сбежать и прихватить с собой Эбенезума. Я оглянулся по сторонам, но даже с возвышения, на котором мы стояли, не видно было ни единого свободного местечка, куда бы я мог протиснуться: зверья на поляне набилось как сельдей в бочке.
Грифон, неслышно шагая на мягких кошачьих лапах, приблизился ко мне:
– Человек, у тебя есть несколько минут отдыха. Можешь спуститься вниз и познакомиться с членами нашего братства поближе. Мы хотим, чтобы ты чувствовал себя как дома.
Как дома? Что ж, быть может, я и впрямь зря беспокоюсь? Что, если этот Грифон всего лишь обычный отец, немного, правда, властолюбивый, который хочет, чтобы я сообщил другим людям об этом их странном ритуале? Быть может, мне только показалось, будто половина собравшихся прикидывает, каков я буду на вкус под сметанным соусом? И я постарался как можно дружелюбнее улыбнуться Грифону.
– Да, – обронил тот, словно только что вспомнив, – после перерыва ты сможешь продемонстрировать собранию свои магические способности.