Шаг в небеса

Глава 1

Народная армия пришла спустя три дня после газовой атаки на Соловец. Фельдмаршал Брунике не спешил снова вести свои войска в атаку на крепость, которую считали проклятой. Причём считали не только блицкриговцы, но и сами бойцы крепостного гарнизона. Они встали лагерем на бывших позициях генерала Орверда, повернув его пушки в сторону линии фронта. А та отодвинулась на несколько десятков километров от Соловца. Теперь она проходила примерно посередине между Соловцом и Берестьем.

Несколько раз мы прилетали в лагерь Драгобрата – бывшего коменданта нашей крепости. И снова лететь туда мне совсем не хотелось. Слишком страшно было смотреть на людей в грязных гимнастёрках, с замотанными окровавленным тряпьём головами. Тряпки бойцы не снимали потому, что слишком уж страшно выглядели их лица под ними. Смотреть друг на друга в таком случае становилось, видимо, совсем уж жутко.

Заходить в крепость, где всё ещё было полно газа, никто не решался.

— А разве в Соловце противогазов нет? — поинтересовался я в первый прилёт из крепости Китобоев у Чудимира. Бывший комбат принял командование остатка гарнизонного полка после смерти Колывана.

— Есть конечно, — речь Чудимира была невнятной. То ли из-за тряпки на лице, то ли из-за сожжённой газами гортани. — На складе лежат, в ящиках. Несмотря на войны, никто их забирать не спешил.

— Как всегда, — кивнул я. — Пока жареный петух не клюнет… — Заканчивать фразу не имело смысла.

— Никто не хотел таскать с собой ещё и сумку с противогазом, — пожал плечами Чудимир. — И без того слишком много всего на себе тягать приходится.

— А нужного как раз и не оказалось.

Наш разговор тогда прервался кошмарным кашлем одного из бойцов. Умирающие, или кажущиеся такими, лежали в госпитальной палатке с красным крестом. При них сидели товарищи – ни врачей, ни фельдшеров не осталось. Не пережили они газовой атаки. Умирали и те, кто вышел из ворот Соловца, но с жизнью они расставались долго и страшно. К примеру, молодой боец, который прикончил штыком генерал-оберста, постоянно кашлял, сплёвывая тёмно-красные сгустки. И каждый раз из простреленной груди его били фонтанчики крови, пропитывая перевязку. Однако умирать он не спешил.

— А Народной армии всё нет, — невпопад заметил Чудимир.

Народная армия пришла через три дня. Первыми появились конные разъезды разведчиков. Они встретили выживших бойцов Соловца – и едва не открыли огонь по своим. Слишком уж страшно выглядели их товарищи. Однако разобрались и доложили о выживших бойцах гарнизона.

Когда я прилетел в крепость в четвёртый раз, там уже был разбит военный лагерь Народной армии. И части её всё прибывали. Постоянно подтягивались колонны пехоты. Ехали своим ходом танки. Катились бронеавтомобили. Рядом с ними гарцевали кавалеристы. Здоровенные першероны тащили орудия. Грузовики везли тонны боеприпасов.

В Прияворье пришла война.

Выживших бойцов соловецкого гарнизона, в каком бы состоянии они ни были, вывезли в глубокий тыл. Официально, в лазарет, но почему-то мне казалось, что совсем не туда. И дальнейшая судьба их будет далеко не простой.

Как только я приземлился, к моему «Шмелю» тут же подбежал аэродромный техник.

На основе нашего старого лётного поля здесь уже сделали нормальный передвижной аэродром. Выравняли покрытие. Разметили полосы. Поставили большие палатки, которые станут временными ангарами для аэропланов.

— Товарищ военлёт, — отдал мне честь техник, — вас ждут.

— Ясно, — кивнул я, выбираясь из кабины.

Ждал меня – точнее не меня, конечно, а любого летуна из крепости Китобоев – сам командующий армией. Товарищ Бессараб. Он воевал в этих местах ещё в гражданскую войну – и знал всё Прияворье, что называется, как свои пять пальцев.

Бравый командарм поразил меня в первого взгляда. Богатырского роста и телосложения. С начисто выбритой головой, но с карикатурно маленькими усиками. Такие, кажется, в Народном государстве называли как раз по его имени бессарабскими. Форма на нём сидела идеально, будто влитая.

— Кто такой? — спросил он у меня, не прибегая ни к чьей помощи.

— Военлёт Готлинд, — ответил я, отдавая честь.

— А, это дилеанский шпион, — кивнул командарм, и у меня по спине побежали струйки ледяного пота. Шутит ли он? Или может на самом деле считает меня шпионом.

— Дилеанская империя – союзник Народного государства, — ответил я.

— Правильно! — хлопнул меня по плечу командарм. От этого удара я едва не повалился на пол штабной палатки.

Находившиеся рядом с ним командиры только усмехнулись, хотя и поглядели на меня с уважением. Видимо, не все вставали после подобных хлопков.

— Вы с чем прилетели, товарищ дилеанский шпион? — спросил у меня Бессараб.

— Я из крепости Китобоев, — ответил я слегка невпопад. — Представляю сейчас всех летунов крепости Соловец. Мы были отправлены к китобоям по приказу коменданта Соловца.

— Знаю уже, — не слишком вежливо перебил меня Бессараб. — Значит так. Что с вами делать – я не знаю. Так что пока придётся вам посидеть в гостях у Бронда. Взять к себе не могу. Хотя и нужны мне летуны, а не имею права – насчёт всего соловецкого гарнизона есть отдельный приказ. За вами прибудут люди с особыми распоряжениями. Я доложил наверх, где именно находятся летуны крепости. У вас больше ничего нет, товарищ военлёт?

— Никак нет, — отчеканил я.

— Тогда свободен. Отправляйся в крепость Китобоев и сообщи новости остальным товарищам военлётам.

И уже когда я выходил из палатки, командарм остановил меня и сказал:

— Мне тоже это не нравится. Военлётов не хватает – они нужны как воздух. Есть приказ о тех, кто газовую атаку пережил. И вы под него подпадаете. Так что ничего я поделать не могу. Как бы ни хотелось.

Не то, чтобы я был так уж не рад тому факту, что не отправлюсь на фронт. Воевать мне не хотелось совсем. Я ведь от войны сбежал на Урдский север, но она нашла меня и там. Теперь же, когда я смирился с тем, что быть мне снова военлётом, из-за военной бюрократии оказываюсь в тылу неизвестно насколько долго. Судьба всё же любит играть с нами.

Оставаться в крепости Китобоев, когда родина ведёт войну, не хотелось никому, кроме меня. Я, конечно, тоже делал вид, что рвусь на фронт, стараясь не переиграть. Ведь Урд всё же был моим пристанищем, а не родиной. И имей я возможность – сбежал бы ещё дальше. Только б от войны подальше. Но пока я военлёт Народного государства, сделать этого я не могу. Слишком велик риск.

Больше всех возмущался, конечно же, комэск Всполох.

— Да плевать на все эти приказы! Есть только один приказ во время войны – вперёд на врага! И нет приказа сидеть в тылу! Нет, товарищи военлёты, вы как хотите, а я – сбегу. И Бронд меня не удержит.

Сидевший с нами командор Китобоев только рассмеялся. Он много времени проводил с нами. Мы сидели и часто пили ту самую казёнку, которую Бронд получил за пленение «Дерфлингера». За это время Бронд даже ухитрился худо-бедно выучить урдский язык, хотя говорил он намного хуже, чем я.

— Я никого из вас не держу, — сказал он Всполоху. — Летите, куда вам угодно. Хоть бы и сразу на фронт. Аэропланы ваши полностью отремонтированы – так что хоть сейчас в бой.

— Вот именно! А мы тут сидим и казёнку трескаем. Будто и нет войны. И враг нашу землю не топчет.

— Кстати, уже не топчет, — заметил я. — После атаки из Соловца Брунике отвёл свои войска почти к самому Берестью. А теперь товарищ Бессараб окончательно вытеснил блицкриговцев за границу. Теперь линия фронта проходит как раз по ней. Бои, кстати, почти затихли. Видимо, снова начинается окопная война.

— Да какая бы ни была, а это война, — упорствовал Всполох. — И мы должны быть там.

— Думаю, скоро будете, — Бронд разлил всем очередную бутылку казёнки. — Военлёты всегда нужны, значит, исправят приказ – в той части, которая вас касается – и отправитесь вы на фронт.

Пока же нам оставалось гостить у Бронда. И предаваться безделью. А от безделья тянуло пить. Делать-то всё равно нечего. Первое время ещё наблюдали за починкой наших аэропланов. Но когда их отремонтировали, делать стало нечего вообще.

Вот и сидели мы часами у Бронда, коротая время за разговорами и казёнкой.

Однако в эту спокойную и размеренную жизнь с казёнкой и длинными разговорами ворвался вихрем товарищ Гневомир.

Он примчался на «Народнике» – безразгоннике урдской модели, первом аэроплане, сделанном в Народном государстве. Это была двухместная машина. За рычагами её сидел опытный летун, а страж располагался у него за спиной.

Едва ли не все свободные от дел выбежали на лётное поле – поглядеть, кто же это прилетел. Конечно же, я и мои товарищи военлёты из Соловца, не были исключением. Особенно после того, как Баташ узнал в летящем к крепости безразгоннике именно двухместную модель «Народника».

Летун легко выбрался из кабины аэроплана. А вот пассажир вылезал долго. Он явно не был привычен к перелётам. Тем более, к долгим. Судя по скованным движениям пассажира, в небе ему пришлось провести не один час.

— Товарищи! — выкрикнул пассажир, которым был не кто иной, как Гневомир. — Мне нужно поговорить с вами и комендантом этой крепости. Немедленно.

Я понял, что хороших новостей ждать не приходится.

Мы собрались в привычной уже комнате Бронда. Командор даже вынул из ящика бутылку, но страж отрицательно замахал руками.

— Нет-нет-нет! — сказал он. — Разговор у нас будет коротким. И мне как можно скорее надо будет вылетать.

Воспользовавшись возможностью, Гневомир с удовольствием вытянул ноги. А затем неожиданно опёрся руками на стол и уронил голову в раскрытые ладони.

— Что стряслось, товарищ Гневомир? — обратился я к нему на правах человека, знающего его лучше остальных. Собственно, никто, кроме меня, Гневомира не видел в глаза до этого дня.

— Нам ударили в спину, товарищи, — сказал он. Голос стража Революции звучал несколько невнятно. Он не отрывал ладоней от лица. — В то время, как вы вели бои под Берестьем и Соловцом против фельдмаршала Брунике, на юге блицкриговцы перешли границу. Двумя корпусами при поддержке цириков князя Махсоджана. Собственно, наше нападение на Баджей и стало поводом для объявления войны. Блицкриг и Махсоджана поддержала Бейликская порта. Армия Гюрай-бея, которая насчитывает несколько сот тысяч солдат. Пограничные заставы и крепости не продержались и нескольких часов. Их просто завалили трупами бейликов. В Порте не привыкли считаться с потерями. Дешт захватили через три дня после начала войны. Как только стало известно о наших поражениях, многие князья Великой степи присоединились к Махсоджану, вспомнив о его религиозном титуле и «оскорблении веры», которые мы нанесли им, уничтожив Баджей.

— А товарищ Гамаюн? — я понимал, какой ответ услышу, но вопрос задать должен был.

— Погиб товарищ Гамаюн, — Гневомир отнял руки от лица и поглядел на меня. — Он был в Деште, и отказался покинуть город. Хотя отлично знал, что тот обречён. И не хуже того знал, как принято поступать с уполномоченными и стражами Революции.

— А мы сидим тут! — вскочил со своего места Всполох. — Нет! Дольше я сидеть у Китобоев не намерен. Довольно с меня. Пусть трибунал, но я ещё успею повоевать с Блицкригом.

— Не будет трибунала, — успокоил его Гневомир. — Бессарабу уже передан по телеграфу приказ принять вас в ряды воздушных сил его армии.

Вот передышка и закончилась. Я снова отправлялся на войну.

— Только к товарищу Готлинду у меня отдельное дело, — добавил страж. — Мне нужно поговорить с ним наедине.

— Моя комната в вашем распоряжении, — произнёс Бронд, вставая из-за стола. В руке он по-прежнему держал запечатанную бутылку казёнки. — Идёмте, товарищи военлёты. Отметим ваше возвращение на войну.

Летуны и командор Китобоев вышли из комнаты. Оставили нас с Гневомиром наедине.

— И что же вы приберегли для меня? — спросил я стража.

Тот выпрямился на стуле. Вынул из кармана очки, водрузил их на нос.

— Тебя хотят видеть в столице, — без предисловий начал он. — Точнее нас обоих. Объяснять что-либо здесь и сейчас слишком долго. К тому же, я и не имею права говорить многого. А ещё большего – просто не знаю.

— Ты можешь ответить мне на один вопрос, товарищ Гневомир, — вздохнул я, — почему именно я?

— Точно сказать не могу, — покачал головой страж Революции, — но мне почему-то кажется, что это как-то касается твоего баджейского приключения.

Только теперь я понял, что Гневомир обращается ко мне на «ты», и называет «товарищ», а не гражданин.

— Ты серьёзно настроен вылетать так быстро, как сказал? — спросил я у Гневомира.

— Летун мой останется в армии Бессараба, — ответил тот, — а я уж как-нибудь вытерплю перелёт до столицы.

— Тебе, конечно, виднее, — покачал я головой. — Однако я бы на твоём месте отдохнул бы немного сначала. Нам ведь не один день лететь. Даже на безразгоннике перелёт займёт не меньше недели.

— Потерплю, — отрезал Гневомир. — Сроки у нас весьма сжатые.

— Ну, раз так, — пожал плечами я, вставая со стула. — Тогда идём, товарищ Гневомир. «Народник», скорее всего, уже готов к вылету.

— Тем лучше, — кивнул Гневомир.

Мы вернулись к взлётно-посадочным полосам крепости. Механики, действительно, уже закончили с «Народником». Аэроплан стоял на полосе, готовый к взлёту. Там же находились и военлёты вместе с Брондом.

— Быстро вы улетаете, — произнёс командор Китобоев. — Совсем отдохнуть не желаете, товарищ?

— Времени нет, — бросил в ответ Гневомир на достаточно чистом имперском.

Коротко попрощавшись с товарищами, я сел за штурвал незнакомого аэроплана. Придётся осваивать его прямо в воздухе, как это было с «Носорогом». Но мне это не впервой.

— Устроился, товарищ Гневомир? — обернулся я к стражу, примащивающемуся сзади меня.

— Вполне, — ответил он. — Можно взлетать.

— Ну, значит, от винта!

«Народник» поднялся в воздух. Я развернул его – и, сверившись с картой, направил аэроплан к столице Народного государства.

Глава 2

«Народник» оказался отличной машиной. Шёл ровно. Не рыскал и не дёргался при длительном перелёте. А лететь нам пришлось не одни сутки. Лишь один раз мы приземлились на небольшом аэродроме близ военного городка. Прибыли точно по расписанию, а потому нас встретили техники и командир с уполномоченным воинской части.

Пока в нашем аэроплане меняли аккумуляторы, мы с Гневомиром могли хоть немного отдохнуть. Нам выделили топчаны, на которых, скорее всего, спали техники, дежурившие по ночам. Предложили консервы и горячий чай. Однако от еды мы с Гневомиром отказались. После полутора суток в небе хотелось только вытянуться на топчане, давая отдых уставшим ногам и спинам.

Несмотря на вынужденное долгое молчание, разговаривать тоже не тянуло. Мы улеглись на топчанах. Сон подкрался незаметно.

Казалось, мы не успели и глаз сомкнуть, как нас уже будят командир с уполномоченным. Нам в дорогу сунули термос и бумажный кулёк с бутербродами.

Распрощавшись с военлётами, даже имён которых не знали, мы с Гневомиром забрались в аэроплан. И я снова поднял его в небо.

Еда и горячий кофе из термоса пришлись очень кстати. Есть захотелось быстро. Особенно после короткого отдыха.

В общем, перелёт дался мне в чём-то легче, чем предыдущий, когда пришлось лететь на «Носороге» из-под Усть-Илима в Баджей. Но в чём-то и тяжелее. Короткий отдых и еда с горячим кофе, большая часть которого досталась мне, конечно, облегчили полёт. С другой стороны, в прошлый раз у меня был сменщик, можно было хоть ненадолго отпустить рычаги. Да и кабина «Носорога» заметно больше. Сейчас же у меня уже спустя несколько часов снова затекли ноги и заныла спина.

Приземлились мы уже не в самой столице Народного государства, а на ещё одном военном аэродроме за городом. Только этот аэродром был куда больше предыдущего. И отдохнуть в этот раз нам не дали.

Едва мы с Гневомиром, хрустя суставами, выбрались из «Народника», к нам уже шагала весьма внушительная делегация из пятерых человек. Возглавлял её высокий человек в чёрном кожаном плаще поверх формы. С бритой головой, как у товарища Бессараба и такими же усиками. Правда, не столь крупного телосложения, что видно было, несмотря на кожаный плащ.

— Здравствуйте, товарищи, — подал он нам с Гневомиром руку. — Вы пунктуальны. Это радует. Идёмте.

Он развернулся и зашагал к небольшому зданию. Четверо его сопровождающих направились следом, отрезав нас от бритоголового.

— И кто это такой? — спросил я у Гневомира.

— Большой человек, — ответил тот. — Товарищ Огнедар – начальник разведки Урда.

Пояснять дальше Гневомир ничего не стал. Да и не было особенной нужды в пояснениях.

Помощники проводили нас до входа в здание. Они остались на улице, пропустив нас следом за товарищем Огнедаром в дом.

Собственно, дом этот состоял из одной комнаты. Всю обстановку её составляли стол и пять стульев. Огнедар оседлал один из них, предложив нам присаживаться напротив него.

— Времени у нас почти под обрез, — без лишних предисловий начал он. — Так что пока слушайте меня и не перебивайте. Положение Народного государства крайне тяжёлое. Да, крепость Соловец продержалась намного дольше, чем должна была, и этим спасла весь Урд. Соединившись, армии Брунике и Онгемунда, должны были рассечь наши войска в Прияворье и в приграничных с Великой степью областях и окружить весьма значительную группировку. Именно поэтому Народная армия пришла на помощь Соловцу так поздно. Нам удалось остановить Онгемунда и Гюрай-бея, а Брунике даже выдавить за границу. Но положение всё ещё очень тяжёлое. И всё может решить вмешательство Котсуолда. Островитяне пока держатся в стороне от войны. Однако в Котсуолде объявился наш старый знакомый Адмирал. И вы сами понимаете, что нам это совсем не нравится. Котсуолд уже вооружал Адмирала и его армию. Слал винтовки, пулемёты, целые эшелоны боеприпасов. Блицкриг весьма успешно прикрылся князем Махсоджаном. Теперь Котсуолд вполне может поступить точно так же. Наша задача этого не допустить.

Он перевёл дух. Ни я, ни Гневомир не стали спрашивать, при чём тут мы. Были бы ни при чём, нас бы так срочно не выдёргивали с самых окраин Народного государства. Практически с линии фронта, где и я, и Гневомир могли принести определённую пользу.

— Вы, товарищ Готлинд, возможно, наш единственный ключ к Адмиралу. Вы ведь были представлены ему. Он допустил вас до сверхсекретных экспериментов с их чёртовым газом. И, главное, сам Адмирал вряд ли догадывается, что именно вы, товарищ Готлинд, послужили причиной гибели Баджея. Вашей основной задачей, товарищ Готлинд, будет каким угодно образом скомпрометировать Адмирала в глазах котсуолдского правительства. Или же наоборот. Делайте что угодно, Готлинд, но Котсуолд не должен поддержать Адмирала и вступить в войну на стороне Блицкрига. В этом случае нам конец. Это я говорю, чтобы вы понимали всю серьёзность возложенной на вас миссии.

— У меня только один вопрос, товарищ Огнедар, — сказал я. — Почему именно я? Ведь, как ни крути, а настоящим гражданином Народного государства я не являюсь. Всё время у вас на подозрении, хотя уже не под гласным надзором. Однако именно на меня вы возлагаете миссию такой важности.

— Я уже всё объяснил, — отмахнулся Огнедар. — А если проще сказать, товарищ Готлинд, то нет у нас выбора. Одного человека, даже такого профессионала, как товарищ Гневомир, недостаточно. Ваше присутствие придаст его появлению достоверности. Мы вынуждены рисковать. Тем более, — почти повторил шутку командарма Бессараба начальник разведки Народного государства, — что если вы и шпион, товарищ Готлинд, то дилеанский. А Империя – наш союзник в этой войне.

Мне снова стало как-то не по себе. Дальше всё шло в том же безумном ритме.

Огнедар встал из-за стола. Поглядел на наручные часы.

— До отлёта «Лузитании» осталось сорок минут. Места для вас уже забронированы и оплачены. Осталось только добраться до аэропорта. Авто ждёт вас. Одежда у вас не вполне подходящая. Но багаж на «Лузитании» тоже уже готов. Смените платье уже там. Оружие оставите в автомобиле. В ваших чемоданах лежат два котсуолдских револьвера и пара блицкриговских пистолетов. Патронов по пятьдесят штук на каждый ствол. Если что, в Котсуолде разрешено свободное ношение оружия, пока страна не вступила в войну. До начала войны с покупкой патронов проблем у вас возникнуть не должно.

Мы вышли из дома. Вместе с Огнедаром и его свитой прошли к большому чёрному автомобилю. Нас усадили на заднее сидение. Вперёд сел начальник разведки. Свита осталась на лётном поле.

— Значит так, — сказал водителю Огнедар, снова поглядев на часы, — гони во весь опор. Плевать на правила. Через двадцать минут мы должны быть в Чашниково.

— Плевать на правила, — как-то недобро усмехнулся шофёр, — это я люблю.

Двигатель автомобиля утробно зарычал. Плюнул клубом чёрного дыма. И рванул с места так, что нас вдавило с мягкие кожаные сидения.

На въезде в город водитель и не подумал снизить скорость. Он нёсся по вечерней столице Народного государства, действительно, не соблюдая никаких правил дорожного движения. Видимо, к подобному поведения авто представительского класса здесь привыкли, а потому уступали дорогу. Хотя, наверное, возмущались про себя очень сильно.

Странные это были ощущения. Сидеть в автомобиле, несущемся на невероятной скорости по городу. Вроде бы аэроплан летит намного быстрее, но там я всегда контролировал ситуацию. Пассажиром летать не приходилось. А тут я всякий раз удивлялся, как это удавалось шофёру вписываться в крутые повороты на такой скорости. Авто ведь довольно тяжёлое. Его должно заносить на каждом вираже. Но – нет. Колёса автомобиля ни разу даже не приблизились к бордюру.

— Тормози, — велел Огнедар. — До Чашникова доберётесь на трамвае. Время позволяет. Билеты заберёте прямо в кассе. Ступайте, товарищи. С богом.

Изогнувшись, Огнедар протянул нам руку. Мы по очереди пожали её и выбрались из автомобиля.

Давно мне не приходилось ездить на трамвае. Уже и забыл когда прыгал на его подножку в прошлый раз. Кажется, это было ещё в империи до моего отъезда на Урдский север.

До аэропорта Чашниково ехать было всего пару остановок. Названия их оглашала женщина-кондуктор. Купив билеты, мы не стали уходить от дверей – всё равно выходить скоро.

Мы выскочили на остановке аэропорт и быстрым шагом припустили к зданию.

— Ну что же вы так поздно, товарищи, — покачала головой женщина на кассе, выдавая нам билеты. — Заранее забронировали и оплатили, и являетесь в последний момент. А ведь знаете же, что после отхода воздушного судна деньги уже не возвращаются.

— Вы, гражданочка, вместо того, чтобы лекции нам читать, — ответил ей Гневомир, — лучше выдайте билеты поскорее, чтобы мы точно на корабль не опоздали.

— Конечно-конечно, — женщина в кассе умудрялась искать наши билеты и болтать. — Распишитесь в получении. Товарищ Готлинд, — она развернула ко мне книгу, поставила вечным пером галочку напротив моего имени и протянула перо мне. — Иностранец? — обратилась женщина к Гневомиру, наверное, думала, что я по-урдски не понимаю.

— Я гражданин Народного государства, — в который уже раз повторил ей я.

— Понятно-понятно, — покивала женщина, ничуть этому не удивившись, как будто граждане Урда с имперскими именами у неё тут едва не каждый день билету покупают. — Товарищ Гневомир, распишитесь тут, — она поставила галочку и протянула перо моему спутнику. — Ваши билеты, — убрав книгу, протянула нам билеты женщина. Сверилась с часами у нас за спиной. — «Лузитания» отправляется через три минуты. Поторопитесь.

Несмотря на свою профессию авиатора, кататься на роскошных воздушных лайнерах мне ещё ни разу не приходилось. Летал я всё больше за рычагами аэроплана или в каютах линкоров с авианосцами. И потому мне стоило известных усилий не крутить головой, когда мы с Гневомиром поднялись на борт воздушного судна.

Первым делом, прямо с трапа нас встретил помощник капитана в роскошном белом мундире, богато разукрашенном золотым галуном и фуражке с высокой тульей.

— Добро пожаловать на борт, — выпалил он заученную фразу. — Наш корабль отправляется через минуту. Разрешите взглянуть на ваши билеты?

Мы протянули билеты. Помощник сверился с ними. Кивнул.

— Ваш багаж уже доставлен в каюту. Юнга проводит вас, — он махнул рукой мальчику в белоснежной фланельке и бескозырке.

Оторвав контрольный талон, помощник вернул нам билеты. И мы с Гневомиром отправились вслед за мальчиком в бескозырке.

Воздушный корабль поражал. Иначе не скажешь. Роскошными коврами на полу. Они были такими толстыми, что шагов не слышно. Резными панелями на переборках. Деревянными перилами трапов. Широкими иллюминаторами с легкомысленными невесомыми занавесочками.

— Ваша каюта, — произнёс юнга, остановившись у деревянной двери. На щите перед ней висели три ключа. — По одному для каждого пассажира, — пояснил юнга, — а третий заберу я. Он будет храниться в особом шкафу у капитана. И только сам капитан имеет право отдать приказ открыть вашу каюту.

— Это радует, — усмехнулся Гневомир.

Юнга говорил на урдском вполне сносно, как и помощник капитана, встретивший нас. Однако в речи их был слышен весьма заметный котсуолдский акцент.

— Кстати, весьма советую после отлёта нашего корабля, — добавил юнга, снимая ключи со щита и отдавая нам два, а третий пряча в карман, — подняться на верхнюю палубу. Взлёт «Лузитании» – весьма впечатляющее зрелище. Но в этот раз нас из-за военного времени будут сопровождать два дредноута «Колосс» и «Отмщение». Они поднимутся в небо одновременно с «Лузитанией». На это стоит посмотреть!

Он попрощался с нами – и быстрым шагом отправился по коридору.

— Странное дело, — покачал головой Гневомир. — Котсуолдским броненосцам разрешено приземлиться рядом со столицей Урда. Не думал, что подобное может быть.

— Война, — только пожал плечами я. — Котсуолдцы боятся, что их пассажирский лайнер могут сбить. В небе идёт такая драка, что уничтожение «Лузитании» легко могут списать на превратности войны. Тем более, что Котсуолд пока государство нейтральное.

— А ведь взрыв «Лузитании», — задумчиво произнёс Гневомир, — может стать первоклассной провокацией. Котсуолд его ни за что не простит.

— Ты только взрывать его не вздумай, — усмехнулся я. — Котсуолд – королевство себе на уме. И как воспринимать такую вот провокацию, они уже будут решать сами.

— Ты, конечно, у нас заграничный спец, — в тон мне ответил страж, — но в международном положении я разбираюсь не хуже твоего.

Чемоданы наши были подписаны, чтобы мы не перепутали, кому какая одежда предназначена. Так что переоделись мы быстро. Вот только сама одежда, по крайней мере, для меня оказалась непривычной. Я такую не носил, наверное, ни разу в жизни. В чемодане были аккуратно уложены несколько котсуолдских костюмов из серой и чёрной шерсти. Под ними обнаружился десяток белоснежных рубашек и отдельно воротнички с манжетами – последний без счёта. Упакованные в коробки, тут же лежали два здоровенных пистолета. Своё оружие мы оставили в чёрном авто. При входе на «Лузитанию» нас не проверяли, однако лишний раз рисковать и в самом деле не стоило. Тут же нашлись и патроны с парой запасных магазинов на каждый пистолет.

— Славно нас экипировали, — протянул Гневомир.

В его чемодане, кроме отличных костюмов, лежал ещё и комплект урдской униформы старого образца. Такую мне не раз приходилось видеть в Баджее. Судя по качеству, форма офицерская, но без знаков различия.

— Вот те на, — усмехнулся он, — даже саблю не забыли. В своё время урдский офицер без сабли из дому не выходил. Но пока её доставать рано, — Гневомир бережно уложил саблю обратно в чемодан. — Вот пересечём урдскую границу – и мне можно будет перевоплощаться. А пока довольствуемся статским платьем.

Даже сама речь Гневомира изменилась, пока он перебирал одежду. Заговорил так, что сразу стало понятно, к какому именно классу он относится. В Урде про таких говорили «из бывших» – чаще всего с презрением. Быть таким вот «из бывших», в Народном государстве стало уже не столь опасно, как в первые годы после свержения царя, однако чуть что, именно они оказывались под подозрением первыми.

— Скажи, Гневомир, — обернулся я к нему, — ты ведь из аристократов, верно?

— Из служивых людей, если быть точным, — ответил Гневомир. — Знаю я, что ты хочешь узнать. Почему я вдруг оказался на стороне народной власти? А всё просто. Ещё в самом начале я хотел покинуть страну. Плевать я тогда хотел и на Адмирала с его идеями, и на конвент. Тем более что обе стороны стоили друг друга. Кровь лить не стеснялись. Но уже на границе меня перехватил товарищ Гамаюн. Он как раз там народную законность устанавливал. А я искал контрабандистов, которые согласились бы переправить меня в империю. Тогда и пересеклись наши дорожки.

Узилищем для Гневомира Милорадова стала крохотная камера, где едва помещался тонкий топчан. По сути это был разгороженный фанерными стенками склад. В других таких же камерах сидели и выжившие контрабандисты, и прочие враги новой власти Урда.

Гневомир был уверен, что после схватки в убежище контрабандистов, он уж точно обречён. Ведь когда ворвались стражи Революции, он без зазрения совести застрелил двоих. И отстреливался до последнего патрона, засев за прочным столом. Успел даже подхватить револьвер убитого контрабандиста. В барабане ещё оставалось три патрона, может, удастся пристрелить ещё хоть одного косорылого.

У Гневомира не было ненависти с новой власти и её представителям. Но тут уж как на фронте – либо ты их, либо они тебя. Бывший офицер царской армии думал, что его не сумеют взять живым. Вот только он не учёл, что руководит стражами сам товарищ Гамаюн.

Лихой матрос небесного флота ловко перепрыгнул стол, за которым сидел Гневомир. Он как будто из-под земли вырос прямо перед ним. Ударом ноги Гамаюн выбил револьвер. Тот отлетел к стене, звякнув о каменный пол. Второй удар отправил Гневомира во тьму.

Очнулся новоявленный враг Народного государства уже в этом узилище.

— На выход, — раздался голос, и фанерная дверь камеры отворилась. На пороге стоял боец в гимнастёрке и богатырке с косой, молотом и башенной короной. — Выходи, контра, — боец сделал приглашающий жест свободной рукой. Правой он придерживал винтовку. — Товарищ Гамаюн поговорить с тобой желает.

— Ну, раз сам товарищ Гамаюн, — протянул Гневомир, с нарочитой ленивостью поднимаясь с топчана.

— Ты давай пошевеливайся! — поторопил его боец. — А то штыком подгоню.

Угрозу Гневомир воспринял серьёзно. Он поднялся на ноги и поспешил за бойцом.

Гамаюн, одетый в ту же матросскую форму и бескозырку, сидел за столом в складской конторе. На столешнице перед ним лежал пистолет в деревянной кобуре.

— Свободен, — махнул страж Революции бойцу. — А ты присаживайся, гражданин Милорадов. Поговорить нам с тобой надо.

— Если полицмейстер предлагает садиться, как-то неудобно отказывать, — усмехнулся Гневомир. Но Гамаюн, кажется, шутки не понял.

— Я тебе не полицейский! — хлопнул кулаком по столу Гамаюн. — И замашки свои старорежимные брось. — От удара пистолет в кобуре подпрыгнул. — Садись, говорят тебе.

Гневомир, которому редко изменяла его вечная язвительность, внезапно устыдился своих слов. Этот матросик вполне мог прикончить его ещё на квартире контрабандистов. Однако взял живым. Мог бы расстрелять, а то и хуже того, повесить без суда и следствия. Но хочет поговорить. Вот только о чём? И для чего этому товарищу нужен этот разговор? Выяснить это Гневомир мог только одним образом.

— Контрабандисты, все как один, поют, что ты – не с ними, — начал Гамаюн. — Не хотят иметь ничего общего с бывшим. Правильное вот слово для вас придумали – бывшие. Кончилось ваше время. Вышло. Даже бандиты не хотят уже с вами дело иметь.

— Вот потому я хочу уехать из Народного государства, — всё же не удержался Гневомир.

— Так контрабандисты и говорили на допросах, — кивнул Гамаюн. — И вот что я хочу тебе сказать, гражданин Милорадов, со дня на день мы заключим мир с империей. Для Народного государства война закончится. И поедут через границу поезда. Подождать вам осталось несколько дней. Не надо было у контрабандистов отсиживаться. И ведь последним золотом заплатили им, так? — он вынул из стола знакомый Гневомиру мешочек. Толкнул по столешнице к арестованному. — Забери его, кстати. Нам вашего золота не надо.

Гневомир поглядел на мешочек. Очень захотелось воровато оглянуться. Однако увесистый мешочек в карман спрятал.

— Оружие тебе на входе вернут, — добавил Гамаюн.

— Я что же – свободен? — не понял Гневомир.

— Вот ответишь мне на один вопрос, гражданин Милорадов, и – свободен. Вот что ты мне скажи, гражданин Милорадов, почему ты уезжаешь из страны?

— Не хочу воевать ни на одной стороне, — ответил Гневомир. — Не хочу убивать урдцев ради каких-то химер и идей.

— Вот слушаю я тебя, а понять не могу. Мы дерёмся за новую власть. Такие как ты для нашей власти – самые опасные. Вовсе не те, кто ушёл воевать вместе с Адмиралом. А вот именно такие, как ты, гражданин Милорадов. Сначала уедете из страны, но не навсегда. Знаю я вас, считаете, что народной власти год-два – и конец придёт. А как всё на свои места встанет, сразу назад побежите. К Адмиралу под крыло! Вот только если наша возьмёт, тоже ведь обратно попроситесь. И ладно бы коммерсанты, дельцы-купцы разные. Они нам сейчас только помеха. Но ты-то боевой офицер. Я читал дело твоё. Ведь такие люди нужны Урду! Вот так, — Гамаюн провёл ребром ладони по горлу, — нужны. Как воздух. А ты – бежать думаешь.

Вот тогда-то Гневомир и испытал чувство, о котором, как ему казалось, он прочно позабыл с самого детства. Стыд. Жаркий, душный. Как будто в складской конторе мгновенно поднялась температура.

— А теперь иди отсюда, куда тебе угодно, гражданин Милорадов, — махнул ему рукой Гамаюн.

— Я вот только чего понять не могу, — спросил я у Гневомира, — как ты оказался среди стражей Революции? Как я понял, ты служить новой власти не хотел.

Гневомир в этот момент помогал мне управиться с галстуком. Куда лучше меня подкованный в подобных вещах, мой спутник уже помог мне с манжетами и воротничком. Теперь же примерял на меня галстук.

— Понял, что без меня этой власти с врагами бороться будет трудно, — ответил Гневомир.

Попался товарищ Гамаюн классически. На своей безмерной вере в себя. И не проболтайся один старинный фронтовой товарищ Гневомиру о том, что, мол, завтра будут кончать главного стража косорылой революции в городе, тот бы не сумел помочь.

А всё дело было в огромных ценах на еду и спиртное, которые ломили в здешних кабаках. Из-за них обыватели придумали очень простую штуку. Ели-пили вдвоём. Один брал еду, второй – выпивку. Запас золотых червонцев стремительно истощался, а переговоры между империей и Народным государством всё шли. И поезда пускать за границу не спешили. Каждый раз проверяя содержимое мешочка, Гневомир думал, что так скоро ему не на что будет жить за кордоном.

Именно с целью разделить еду и питьё подсел к Гневомиру фронтовой приятель. Выглядел бывший офицер достаточно неплохо. Явно не бедствовал. И вполне возможно, главной целью его был разговор с Гневомиром, а вовсе не обед с казёнкой.

Они выпили четверть бутылки, прежде чем товарищ решился-таки заговорить.

— Нам уже известно, что тебя взяла косорылая охранка, — сказал он. — И мы рады, что тебе удалось отвертеться. Скажи только честно – почему?

— Контрабандисты, по делу которых меня взяли, — сказал Гневомир, — сами активно заявляли, что я к ним никакого отношения не имею. Боятся связываться с бывшим.

— Уголовники, что с них взять, — усмехнулся бывший товарищ. — Но оно к лучшему. Мне поручено было проверить тебя, и я считаю, что ты нам подходишь.

— Подхожу для чего? — спросил у него Гневомир.

— Для нашего дела, — загадочно произнёс его собеседник. — И оно тебе, я считаю, очень понравится.

Бывший фронтовой товарищ ночью постучался в дверь снимаемой Гневомиром комнатки. И он был не один.

Их было пять человек. Вместе с Гневомиром шестеро. Они долго шагали по тёмным улицам приграничного города. Явно петляли. Видимо, бывший фронтовой товарищ плохо знал Гневомира. В отличие от товарища Гамаюна.

Дом, куда его привели, на самом деле, находился не так далеко от съёмной квартиры, где жил Гневомир. В закопченных окошках его горел свет. Все шестеро быстро вошли в дом. В единственной комнате его мгновенно стало тесно.

Внутри стоял недавний знакомец Гневомира. Товарищ Гамаюн. Гневомир понял, что его опасения оправдываются.

— Так это ты мне письмо прислал, гражданин Милорадов, — усмехнулся Гамаюн, снимая кобуру с пистолетом и бросая его Гневомиру. — Значит, выбрал себе сторону.

— Молчать! — выкрикнул предводитель их компании, державшийся с заносчивостью истинного аристократа. И не из служивых людей. — Говорить будешь, когда я разрешу.

— Вы же сами, граждане контрреволюционеры, решили поговорить со мной, — пожал плечами Гамаюн.

— Никто с тобой разговаривать не будет, быдло! — рявкнул предводитель.

— Значит, убивать пришли, — кивнул Гамаюн, не обращая на него никакого внимания. Он как будто сам с собой разговаривал, словно один он был тут в этом грязном домике с закопченными окошками и керосиновой лампой. — Вшестером на одного. Да ещё и дождались, когда я оружие отдам. А скоро разговоров о благородстве говорите.

— Благородство не для такого быдла, как ты!

Вот именно после этих слов предводителя Гневомир и принял для себя решение. Все его спутники смотрели только на отважного стража Революции. Товарищ Гамаюн пришёл по их вызову один. И даже отдал пистолет. А ведь понимал, что его убивать будут.

Пользуясь тем, что никто не смотрит на него, Гневомир расстегнул кобуру, которую всё ещё держал в руках. И кинул её Гамаюну. Страж Пролетарской революции ловко поймал её. Выхватил из неё пистолет раньше, чем пришедшие его убивать господа успели понять, что происходит.

Грянул первый выстрел. Предводитель упал, даже не успев схватиться за пробитую пулей грудь. Остальные четверо только потянулись за оружием, а у Гневомира оно уже было в руках. Он дважды выстрелил в спину стоящим впереди контрреволюционерам. Дважды рявкнул мощный котсуолдский револьвер. С такого расстояния его пули были смертельны. Красные пятна расплылись по серым пиджакам спутников Гневомира.

Дальше они с Гамаюном стреляли вместе. Оставшиеся двое контрреволюционеров упали, буквально изрешечённые пулями.

— Выходит, не ошибся я в тебе, товарищ Гневомир, — улыбаясь, произнёс Гамаюн, когда последний контрреволюционер был убит. Он шагнул к Гневомиру и протянул ему руку.

И тот понял, что его впервые за последние несколько лет назвали просто по имени. Да ещё и с добавлением этого набившего оскомину народнического обращения «товарищ». Но обращение это, которое Гневомир ещё вчера посчитал бы оскорблением, его ничуть не покоробило.

— Вот так я из бывшего офицера Гневомира Милорадова, стал товарищем Гневомиром, — усмехнулся мой спутник. — Правой рукой грозы контрреволюционеров товарища Гамаюна.

— Я только не понял, — решил всё же уточнить я, — как это обычный офицер-фронтовик так легко понял, что его водят по городу? И что такого интересного вычитал о тебе Гамаюн в том самом деле?

— Фронтовиком я себя называю, — был ответ, — из-за того, что служил во фронтовой контрразведке. Но когда дела пошли совсем плохо, даже нам пришлось взяться за винтовки. И тот самый знакомец фронтовой не знал, где я служу.

Глава 3

Воздушные дредноуты Котсуолда выглядели весьма впечатляюще. Конечно, я не раз за годы войны становился свидетелем подобного зрелища. И всё-таки меня поражали размеры этих невероятных судов. А уж когда они летят над таким большим городом, как столица Урда, это производит особенно сильное впечатление.

Переодевшись, мы с Гневомиром вышли-таки на верхнюю палубу. Не сидеть же в каюте всю дорогу. Скучно всё-таки. Мы любовались медленно проплывающим внизу городом. Местами он был правильной застройки – с квадратами кварталов, разделённых прямыми улицами. Но это ближе к центру, где строили по плану, уже в начале этого века. А вот на окраинах царил обычный хаос. С мешаниной кривых улочек и переулков. Кварталы уже перестают быть ровными квадратами, образуя самые причудливые геометрические фигуры.

По верхней палубе, кроме нас прогуливались другие пассажиры. И как будто мы покинули землю не Народного государства. Мелькали костюмы хорошего сукна. Дамы в платьях и с зонтиками. Мундиры народной армии тоже не были редкостью.

— Общество, — усмехнулся Гневомир. — И ведь как будто не было никакой революции, Готлинд. Люди-то те же и остались. Ничуть не изменились. Ведь ничем, наверное, не отличаются от такой же публики в империи или Нейстрии. Как ты считаешь, Готлинд?

В голосе его звучала какая-то горькая ирония.

— Ты-то революцию не делал, Гневомир, — пожал плечами я. — И не слишком-то обрадовался ей, верно?

— Может и так, — кивнул тот, признавая мою правоту. — Но был бы тут товарищ Гамаюн, он бы уже устроил такой разнос, что всем вокруг тесно стало. В отличие от меня, он революцию делал – и кровь за неё проливал.

Расписание на борту «Лузитании» царило по-настоящему флотское. Завтрак, обед и ужин по расписанию. Каждому выделено своё место за столиком на троих человек, согласно купленным билетам. Чем дороже билет, тем, соответственно, выше класс ресторана. И еда, наверное, приличнее. Хотя, конечно, спроси любого стюарда, он, естественно, ответит, что меню ничем не отличается. А, возможно, так оно и было. Не столь уж велики запасы приличной провизии на борту воздушного судна. Даже пассажиры первого класса съели бы всё достаточно быстро.

Нам повезло. А может это позаботился товарищ Огнедар. Мы с Гневомиром были за столиком одни. Хотя по корабельному расписанию нам полагался третий сосед. И мы вполне могли спокойно поговорить. В ресторане было достаточно чужих ушей, однако стоял такой гул от разговоров, что подслушать кого-либо практически невозможно.

— Скоро минуем границу Народного государства, — произнёс как-то Гневомир. — Скорость, наверное, упадёт. Ведь мы полетим над зоной боевых действий.

— Наоборот, — покачал головой я. — Несмотря на сопровождение из двух дредноутов, мы очень уязвимы. Но с другой стороны, никто не станет атаковать мирный корабль нейтральной страны. Тем более, котсуолдский. Слишком хорошо всем памятны сражения с участием их броненосцев.

— Мне-то больше по земле топать приходилось, — ответил Гневомир. — А в траншеях головы не задирали. Так можно и пулю в лоб схлопотать.

— Окопный юмор, — понимающе кивнул я.

— Он самый, — подтвердил страж Революции. — В общем, что творится в небе, мы не видели. Только раз видел битву воздушных кораблей. Мы тогда ловили шпиона в дивизии ПВО. При зенитчиках находился безотлучно. Но тогда всё где-то за облаками происходило. Почти ничего не видно. Только вспышки какие-то. Да обломки градом сыпались.

— Военные воспоминания это, конечно, хорошо, — оборвал Гневомир сам себе, — но у нас есть и более насущные проблемы. Нам ведь надо каким-то образом втереться в доверие к самому Адмиралу. Товарищу Огнедару, конечно, легко командовать. Выдал тебя. Выдал старую форму. Оружие. И вперёд! А нас, конечно, так и пустили к Адмиралу. Как узнают, что прибыли двое подозрительных граждан Народного государства, так с распростёртыми объятьями и приняли. И прямо к Адмиралу и проводили. Да его охраняют, наверное, как зеницу ока. И без самой тщательной проверки и на пушечный выстрел к нему не допустят.

— А у нас есть шансы пройти эту самую проверку? — поинтересовался я.

— Чёрт его знает, — развёл руками Гневомир. — Для самого Адмирала хватило бы и формы, которая лежит у меня на чемодане. Ну и твоего присутствия. Но я отчего-то сильно сомневаюсь, что котсуолдская контрразведка так легко поверит нам. Они слишком хорошо набили руку на имперских шпионах. Твоих бывших соотечественников, Готлинд, во время предыдущей войны вылавливали десятками. Теперь же кидаются на каждую тень. И особенно сильно опасаются людей из Урда. Слишком уж страшит их Народное государство.

— Но мы ведь представимся как враги Народного государства.

Наверное, мои слова прозвучали наивно, потому что Гневомиру стоило известных усилий не рассмеяться в голос.

— А надо было, конечно, представляться сотрудниками урдской разведки. И, естественно, доложить о нашем задании. Тогда нас, конечно, упекут в дурдом, а не отправят на каторгу.

— Из дурдома сбежать проще, — пожал плечами я.

Вот тут Гневомир не выдержал – и рассмеялся.

— Ладно, — вытерев слёзы, выступившие на глазах, произнёс он, — а теперь серьёзно. У нас не так много времени, чтобы продумать план действий.

— Знаешь, Гневомир, — снова пожал плечами я. — Тут на меня особенно не рассчитывай. Всё, чем могу помочь, это мои впечатления от самого Адмирала. Я ведь встречался с ним всего дважды. А что касается шпионских дел, здесь я тебе не помощник. Никогда ничем подобным не занимался.

— Об Адмирале ты мне, конечно, всё подробно расскажешь, — кивнул Гневомир. — Без этой информации нам к нему не подобраться близко. Но для начала надо миновать котсуолдскую контрразведку. И как это сделать, я не знаю. Пока не знаю.

Мы встали из-за стола. Обед был закончен. К столу тут же подошёл официант. Принялся собирать тарелки и приборы.

Мы медленно и размеренно шагали по коридору. Ноги бесшумно ступали по толстому ковру.

— Тут просто раздолье для убийц или диверсантов, — усмехнулся Гневомир, наверное, чтобы рассеять молчание. — Не слышно, как идешь. Вот так всадят тебе нож в спину. А ты и не поймёшь ничего, пока не почувствуешь сталь под лопаткой.

Но вместо ножа под лопатку был револьверный выстрел. Не успели мы с Гневомиром повернуть за угол, как он оглушил нас обоих. А следом прозвучали ещё два. Мы с Гневомиром рухнули ничком. Сработали фронтовые рефлексы, не раз спасавшие жизнь нам обоим. Мы растянулись на ковре раньше, чем прозвучали вторые два выстрела. А вот первая пуля ожгла мне плечо, разорвав отличную ткань котсуолдского костюма.

Перекатившись на спину, я, не обращая внимания на боль, вытащил из кобуры револьвер. Дважды выстрелил наудачу туда, откуда прозвучали выстрелы. Пули только выбили щепу из стен. Гневомир даже стрелять не стал. Смысла не было. Враг уже скрылся за углом.

А по коридору уже стучали башмаки матросов.

— Прячь оружие, Готлинд, — прошипел Гневомир. — И ходу отсюда.

Я сунул револьвер обратно. Вместе мы бросились прочь от ресторана. И хоть каждое движение отдавалось страшной болью в простреленном плече, я скрипел зубами, но бежал. Бежали мы с Гневомиром в ту же сторону, куда и таинственный стрелок. Если, конечно, я не ошибся.

Лишь краем глаза мне удалось заметить спину, затянутую в чёрную кожу. Быть может, это и был стрелок. А может, просто испугавшийся выстрелов пассажир.

Мы с Гневомиром счастливо миновали сбежавшихся к выходу из ресторана матросов и офицеров корабля. Уже в каюте страж Революции обратил внимание на то, что серая ткань моего пиджака на рукаве почернела от крови.

— Зацепило всё-таки, — сказал я. — Помоги снять пиджак. И, кстати, нам товарищ Огнедар не положил нам в чемоданы ещё и медикаментов с бинтами? Как-то не хочется обращаться в корабельный госпиталь.

— Вопросов будет слишком много, — кивнул Гневомир. — Медикаменты-то есть, но тут нужен хирургический набор, — Страж революции осматривал моё плечо. Мне оставалось только зубами от боли скрипеть. — Выходного отверстия нет. Скажу сразу, у меня опыта хирургических операций не имеется. Пули вынимать не умею.

— Давай снимем пиджак для начала, — сказал я. — Поглядим, что там с моей рукой. Может, всё не так страшно, как кажется.

— Или ещё страшней, — усмехнулся у меня за спиной Гневомир. — На счёт три снимаю пиджак. Раз, — сказал он, и тут же, без предупреждения, сорвал с меня пиджак.

Я задохнулся от боли, пронзившей плечо. Как будто мне снова выстрелили в него. Кровь хлынула с новой силой. Теперь её не сдерживала плотная ткань пиджака. Она струёй полилась на толстый ковёр на полу.

— Плохо дело, — покачал головой Гневомир, внимательно осматривая моё ранение.

Теперь я и сам отлично видел, что дело очень скверное. Пуля пробила бицепс. Кровь толчками выходила из раны. Она уже пропитала весь рукав рубашки, сделав его из белого багровым. Красной стала и кисть левой руки.

— Нет, Готлинд, — покачал головой Гневомир. — Тебе надо к врачу. С пулей в плече долго не проходишь. Я могу сделать тебе перевязку. Но до Котсуолда лететь не одни сутки. Если начнётся заражение…

— Не надо мне расписывать все прелести огнестрельных ранений, — я хотел махнуть правой рукой, но только сделал движение, как боль пронзила плечо и отдалась в груди. — Сам понимаю, что надо к врачу. Но не ты ли мне рассказывал о проверках котсуолдской контрразведки? Думаешь, её представителей не заинтересует огнестрельное ранение на борту «Лузитании»? Слишком много будет к нам вопросов. Кто в нас стрелял? Зачем? Откуда у нас оружие? Ведь каюту же перетряхнут, найдут и форму твою, и саблю, и револьверы с пистолетами, и патроны. И что мы им будем говорить?

— Это, конечно, можно и на пользу себе обратить, — в задумчивости потёр подбородок Гневомир. — Покушение кровавых стражей Революции на нас, истинных патриотов, стремящихся к Адмиралу. Тогда и оружие, и сабля, и мундир вполне оправданы. Как ты считаешь?

— Думай быстрее, Гневомир, — прохрипел я, опускаясь в кресло. Теперь кровь лилась на мягкий подлокотник. — Пока я тут кровью не истёк.

— В лазарет тебе надо – это не обсуждается. А уж думать, что станем объясняться, будет потом. Идём, Готлинд.

Он протянул мне руку. Помог мне подняться на ноги. Но тут в дверь каюты постучались.

Мы с Гневомиром тут же обернулись ко входу. В руках у обоих были револьверы. Я думал только о том, что мы не заперли дверь. Как-то не до того было.

— Я сейчас открою дверь, — раздалось с той стороны. — Не стреляйте.

Мы с Гневомиром переглянулись. Кивнули друг другу.

Дверь отворилась. И мне стоило очень больших усилий сразу не спустить курок. Потому что на пороге стоял Вадхильд. А ведь я считал его мёртвым. Я сам всадил ему две пули в грудь. И проверил ещё – мёртв ли тот. Имперский шпион был однозначно мёртв. И вот Вадхильд снова стоит передо мной. Живой, и как ни странно вполне здоровый.

Чтобы не выстрелить в него, я даже опустил револьвер.

— Это хорошо, что вы не стали стрелять в меня, — кивнул Вадхильд. В правой руке он держал саквояж. — Я могу помочь Готлинду с его ранением.

— А откуда ты знаешь, что Готлинд ранен? — быстро спросил у него Гневомир.

— Всё очень просто, — усмехнулся имперский шпион. — Это я в вас стрелял. Для чего, и почему решил теперь помочь, я сейчас рассказывать не буду. Слишком долго. У меня с собой имеется хирургический набор. И я могу извлечь пулю из плеча Готлинда. Вам не придётся обращаться в здешний лазарет. И лишних вопросов к вам не будет.

Я почувствовал, что теряю концентрацию. В глазах всё плыло. Ноги начали подрагивать. Револьвер вот-вот вывернется из пальцев. Понимая, что этого делать, вообще-то, не следует, я отступил на пару шагов. Рухнул обратно в кресло. Голова закружилась. Я машинально провёл левой рукой по лицу, чтобы стереть со лба испарину. Но только вымазал кровью всё лицо.

— Он же истекает кровью, — как сквозь вату услышал я. — Надо что-то делать. Иначе он умрёт…

Затем была короткая боль от укола. И я провалился в глубокую тьму морфийного забытья.

Проснулся я уже лежащим на кровати. Левое плечо туго перетянуто повязкой. Голова была такой тяжелой, что её не оторвать от подушки. Обычные последствия действия морфия.

Я слышал звон хирургических инструментов и звук льющейся воды. Сквозь него звучали два голоса. Уши у меня всё ещё были словно забиты ватой, но прислушавшись, я быстро стал разбирать, о чём говорят Вадхильд и Гневомир.

— Тебе не кажется, Вадхильд, что пора бы уже объясниться? — говорил страж Революции.

— Можно и объясниться, — отвечал тот. — Я никогда не верил, что Готлинд принял урдское гражданство. Думал, что он всё-таки работает на имперскую разведку. Никто ведь не станет искать шпионов так глубоко, как он засел. Ещё думал, что он очень хорошо внедрился для непрофессионала.

— Значит ты, Вадхильд, работаешь на другую разведку, — сделал вполне логичный вывод Гневомир. — Блицкриг?

— Давай оставим этот вопрос, — отмахнулся Вадхильд. — Сейчас важно, что я работаю не на Дилеанскую империю.

— Что ж в этом важного именно сейчас?

— Очень просто, — усмехнулся Вадхильд. — Имперские шпионы собираются взорвать «Лузитанию».

— Чтобы Котсуолд вступил в войну, — задумчиво произнёс Гневомир. Я живо представил, как он кивает и потирает подбородок. — Но где гарантия, что островитяне вступят в войну на стороне империи?

— Взрывать они будут через два дня, — пояснил Вадхильд, — когда в двух километрах от «Лузитании» будет находиться воздушный патруль Блицкрига. Шпионы подорвут двигатели нашего лайнера. И никто не станет разбираться, из-за чего они взорвались.

— «Колосс» и «Отмщение» вступят в бой с блицкриговским патрулём, — продолжил мысль Гневомир, — а это уже равносильно объявлению войны. Выходит, работаешь ты, Вадхильд, на Блицкриг.

Вадхильд ничего говорить не стал. Быть может, пожал плечами. Сознаваться на кого работает, шпион явно не собирался.

— А эти шпионы, что же, самоубийцы? — не дождавшись ответа, задал ещё один вопрос Гневомир.

— На нижней палубе, — ответил Вадхильд, — несколько эвакуационных планеров стоят уже подготовленные для экстренного выброса.

— Ну да, — я представил, что Гневомир снова потирает в задумчивости подбородок, — после взрывов начнётся неизбежная паника. И они вполне успеют сбежать до того, как команда восстановит хоть какое-то подобие порядка и начнёт эвакуацию.

— Как видите, план прост почти до гениальности, — согласился Вадхильд. — И мы должны их остановить.

— Ну почему же, — усмехнулся Гневомир. — Нам как раз выгодней, чтобы их миссия завершилась успехом. Мы вовремя эвакуируемся, например, на подготовленных дилеанцами планерах. Ведь диверсия как таковая играет на руку Урду.

— А о людях на «Лузитании» вы подумали?

— Всех не спасёшь. И намного больше наших граждан погибнет, если Котсуолд не вступит в войну. Жертвуем малым, чтобы спасти большее.

— Надеюсь, ты не станешь стрелять в меня? — даже через вату в ушах я услышал напряжённость в голосе Вадхильда.

— Мы даже поможем вам, — не знаю, как Вадхильд, а я был ошарашен этими словами Гневомира. — Не хочется высаживаться на планере посреди поля боя. Да и у нас есть своё задание, которое надо выполнять.

Вадхильд загремел хирургическими инструментами, складывая их в саквояж.

— Как ухаживать за раненым, думаю, вы знаете, Гневомир, — сказал напоследок Вадхильд. — Когда выясню что-то насчёт диверсии более подробно, снова загляну к вам.

— Буду ждать вашего визита, — ответил Гневомир.

Дверь нашей каюты хлопнула. Следом проскрежетал закрываемый замок. Ещё через пару минут я увидел Гневомира. Он наклонился надо мной.

— Ты слышал Вадхильда, — утвердительно произнёс страж Революции. — Мы поможем ему, но до определённого момента.

— Это как? — просипел я, подивившись, каким тихим и хриплым стал мой голос.

— Диверсия состоится, — пояснил Гневомир. — Только «Лузитания» не должна упасть. Один двигатель могут и вывести из строя. Да и то не сильно. Главное, чтобы было как можно больше огня и дыма.

— Провокация состоится, — понятливо кивнул я, — и мы останемся в воздухе.

— Так что, товарищ Готлинд, — коснулся моего здорового плеча Гневомир, — приходи в себя поскорее. Ты мне скоро будешь очень нужен.

— Постараюсь.

Отлёживался я недолго. Ведь моё отсутствие за столиком в ресторане могли заметить. А допустить этого было нельзя. К нам в каюту не то, что доктора, даже уборщицу пускать было нельзя. Раскисший ковёр хлюпал под ногами. На кресле ржавые пятна крови. Кровать тоже в ужасном состоянии. Пока я не мог толком подняться на ноги, приходилось спать на заскорузлых от крови простынях. Только на третий день я сумел добраться до кресла, чтобы Гневомир сменил их.

Стражу Революции вообще пришлось освоить профессию сиделки при мне. Ранение моё хоть и не было особенно серьёзным, я потерял очень много крови и сильно ослаб. Первые дни я на ноги подняться не мог. Не то что с кровати сползти. Гневомир кормил меня бутербродами, купленными в ресторане, и поил вином. Его мне надо было пить много – это даже я знал.

И всё-таки на третий день я с помощью Гневомира встал на ноги. И даже кое-как доплёлся до ресторана. Перед тем, как выходить из каюты, Гневомир принёс мне красивую резную трость.

— Купил у одного поиздержавшегося игрока в казино, — объяснил он.

Ходить с помощью трости было проще. Хоть я чувствовал себя дряхлым стариком. Но выбора у меня не было.

Дни нового визита Вадхильда тянулись медленно. Большую часть времени я проводил в сонном полузабытьи, валяясь на кровати. Сном это назвать было сложно. Скорее от слабости я впадал в некое сумеречное состояние, не отличая реальность от полусна. Только походы в ресторан трижды в день рассеивали эту одурь.

И всё-таки с каждым днём я набирался сил. Через два дня мне уже не нужна была трость. Я носил её только, что называется, для форсу. Очень уж нравилось мне ходить с этой тросточкой. Да и на роскошном воздушном корабле, летящем в столицу Котсуолда, она была весьма к месту.

Однако я сильно сомневался в том, что в схватке от меня будет хоть какой-то толк.

— Вот ты скажи мне, Готлинд, — Гневомир начал всё-таки разговор, которого я ждал с самого появления на пороге Вадхильда, — это тот самый человек, которого ты застрелил в Баджее?

— Именно тот, — кивнул я. — Я дважды выстрелил ему в грудь. После уложил его тело на кровать и накрыл одеялом. Утром он уже остыл.

— А теперь, значит, пришёл к нам с того света, — задумчиво произнёс Гневомир. — Но так не бывает. И в братьев-близнецов я не верю. Но что тогда?

— Хочешь, верь мне, товарищ Гневомир, — пожал плечами я, теперь мне этот жест давался без боли, — хочешь, не верь, но я тебе рассказал всё, как было.

— Да уж, это слишком нелепо, чтобы быть ложью. Я видел твоё лицо, когда ты понял, кто стоит на пороге. Ты не такой хороший актёр, чтобы настолько умело сыграть недоумение и страх.

Тут я с ним спорить не мог. Актёр из меня, действительно, никудышный. Что в этот раз сыграло мне на руку.

Вадхильд постучался в дверь нашей каюты почти через неделю.

Уже который день «Лузитания» летела на предельной высоте. И публика могла с верхней палубы полюбоваться на поле битвы, проплывающее под днищем воздушного корабля.

Меня как-то не тянуло глазеть на войну. Слишком уж часто мне приходилось видеть её сверху. Под нами гремела канонада. Кажущиеся крошечными игрушечными солдатиками шли в атаку бойцы. С такой высоты не понять, кто и на кого. Периодически метались аэропланы. Им, конечно, не подняться так высоко, как летели «Лузитания» с конвоем. Но, всё равно, на время воздушных боёв публику убирали с верхней палубы. На всякий случай.

Корабли блицкриговского патруля можно было уже разглядеть через иллюминатор невооружённым глазом. Они маячили на горизонте, похожие на поднявшиеся в небо мечи с чёрными клинками. Длинный флаг с орлом тянулся под днищем флагмана. Казематы ощетинились стволами орудий. Палубные надстройки грозили главным калибром.

Вадхильд был уже без саквояжа. Зато под свободным пиджаком явно скрывался столь любимый Вадхильдом пистолет. Точно такой же был и у меня. Гневомир же вооружился более привычным ему крупнокалиберным котсуолдским револьвером.

— Дилеанцы устроят диверсии сразу в обоих двигателях, — прямо с порога сказал Вадхильд. — Я беру на себя левый. Вы – правый. Как добраться до двигателей знаете?

— Примерно, — кивнул Гневомир.

— Действовать будем быстро, — без особой надобности напомнил нам Вадхильд. — Времени у нас в обрез.

Сказав это, Вадхильд быстрым шагом направился прочь от нашей каюты. Мы с Гневомиром поспешили вслед за ним. Наши дороги разошлись ближе к машинному отделению.

Здесь уже явно прошли до нас. Матросы, в обязанности которых входило не пускать пассажиров к машинам, лежали на полу. Все они были мертвы. И судя по тому, что их убийство даже не стали маскировать, времени у нас почти не осталось.

— Беги, Гневомир, — кивнул я стражу. — Мне за тобой не угнаться.

Хоть я и окреп после ранения, однако до прежней формы мне было ещё далеко. Пробежать расстояние до машинного отделения было для меня непосильной задачей.

Гневомир не стал ничего говорить. Он бросился вперёд со всех ног. Я тоже прибавил шагу, но угнаться за стражем Революции просто не мог.

Я не проделал и половины пути до машинного отделения, когда оттуда раздались выстрелы. Я припустил так быстро, как только мог, но всё равно пришёл уже к шапочному разбору.

По трупам можно было легко определить картину произошедшей схватки. Стоящего у самого входа диверсанта Гневомир снял одним выстрелом. Тот сполз по переборке, оставляя за собой кровавый след. Возившийся с взрывным устройством поднял голову – и тут же получил пулю между глаз. Повалился прямо на него. Третий диверсант успел вскинуть револьвер. Но Гневомир опередил и его. По ткани недорогого пиджака растекались тёмные пятна.

Сам страж Революции занимался взрывным устройством. Оно было предельно простым – несколько динамитных шашек с закреплённым на них часовым механизмом. Гневомир как раз занимался тем, что откладывал в сторону шашки, подтягивая ремни, связывающие остальные.

— Этого хватит, чтобы повредить один двигатель «Лузитании», — сказал он мне, — но корабль никуда не упадёт.

Несколькими быстрыми движениями Гневомир взвёл часовой механизм.

— Бегом отсюда, — махнул он мне. — У нас полторы минуты.

Мы поспешили прочь от машинного отделения, плотно закрыв за собой прочную дверь. Отошли не особенно далеко. Я ведь быстро шагать не мог, а уж бегать – тем более.

Взрыв встряхнул «Лузитанию». Она тут же дала крен на левый борт. Гневомир сумел удержаться на ногах. Мне же пришлось схватиться за переборку.

Гневомир бесцеремонно подхватил меня. Буквально потащил на себе в сторону нашей каюты.

Коммодор Хильдеан, капитан линкора «Колосс», был чрезвычайно доволен своей миссией. Он просто лучился собственной значимостью. Ведь он ведёт едва ли не лучший после королевского флагмана воздушный корабль над полем боя новой войны, охватившей континент. И снизу, из окопов, на него смотрят солдаты разных стран. Провожают взглядами громаду «Колосса», идущего первым в коротком кильватерном строю. С благоговением глядят на флаг Котсуолда под днищем линейного корабля. Как и положено он внушает страх всем. Будь то враги или временные союзники королевства. Все должны склонить голову перед Котсуолдом.

Взрыва на борту «Лузитании» коммодор, конечно, не слышал. Хотя взрыв этот стал для него судьбоносным. Именно этот взрыв лишит его звания. Навечно отдалит от столь вожделенного адмиральского чина. А ведь ему казалось, что вон они адмиральские эполеты – только руку протяни. Коммодору уже намекали друзья из Адмиралтейства, что ему нужно без происшествий провести «Лузитанию», и он может считать себя контр-адмиралом.

— Коммодор Хильдеан, сэр, — оторвал его от приятных мыслей старший связист «Колосса», — срочное сообщение с «Лузитании».

— Что там ещё? — с этакой покровительственной ноткой в голосе поинтересовался капитан линкора. — Туристы наложили в штаны при виде блицкриговских кораблей? — он рассмеялся. Некоторые офицеры на мостике «Колосса» подобострастно заулыбались. — Так передайте им, что они никогда не отважатся подойти к нам и на десяток миль.

— Всё намного серьёзней, сэр, — не разделил его весёлости старший связист. — Прочтите сообщение.

— Так давайте его мне скорее.

Однако прочтя первые же строчки, напечатанные на бланке радиотелеграммы с борта «Лузитании», коммодор Хильдеан сразу же переменился в лице. Он живо представил, как адмиральские погоны удаляются от него.

— Срочно связь с «Отмщением», — выпалил Хильдеан. — Объявить по кораблю боевую тревогу. Всем занять места по расписанию. Быть готовыми открыть огонь по моему приказу.

— Есть, сэр! Есть, сэр! Есть, сэр! — пронеслось по мостику. И началась обычная предбоевая суета. Хоть Котсуолд и не вступил ещё в войну, однако линкор летел над полем боя. И вся команда его была готова вступить в схватку в любой момент. Ведь война полна неожиданностей. И, как правило, весьма неприятных.

На борту лёгкого крейсера «Блитцен» заметили странные перестроения сопровождающих воздушный лайнер дредноутов Котсуолда. Однако не придали ему значения. Ничего страшного в том, что боевые корабли прикрывают сопровождаемую ими цель, в общем-то, нет. Идёт война. А на войне можно ожидать каких угодно сюрпризов.

Но когда оба котсуолдских дредноута начали разворачивать в сторону небольшой патрульной эскадры орудия главного калибра, капитан «Блитцена» понял, что совершил роковую ошибку.

— Связь с котсуолдскими кораблями! — закричал он. — Быстро!

Но было поздно.

Грянули орудия «Колосса». Им вторил главный калибр «Отмщения». Снаряды их буквально смели лёгкий крейсер «Блитцен». Капитан его погиб мгновенно. Вместе почти со всеми офицерами «Блитцена». Мостик разнесло прямым попаданием. С развороченным носом лёгкий крейсер начал падать на землю. Сопровождавшие его эсминцы были уничтожены в считанные минуты. Куда им тягаться с парой мощнейших дредноутов котсуолдского флота.

Вадхильд пришёл к нам почти сразу после уничтожения блицкриговской патрульной эскадры. Однако даже порога каюты не переступил. Так и остался стоять в коридоре. Как будто раздумывал, а не расстрелять ли нас прямо сейчас. Однако решил всё-таки поговорить.

— Вы отлично справились с поставленной перед вами задачей, — сказал он, изобразив ладонями пару хлопков. — И провокация состоялась. И «Лузитания» летит в Котсуолд. Великолепно, господа товарищи.

— Не такие уж мы любители, как вам казалось, господин Вадхильд, — ответил ему Гневомир.

— На острове сочтёмся, господа товарищи, — кивнул нам Вадхильд и ушёл.

— Теперь и ему, — закрывая дверь, сказал мне Гневомир, — и нам с тобой, Готлинд, придётся куда тяжелее выполнить своё задание в Котсуолде.

Я в ответ только плечами пожал. Что тут скажешь?

Глава 4

«Лузитания» медленно тащилась в Котсуолд. Починить повреждённый нами двигатель без посадки было невозможно. И потому скорость воздушного лайнера упала ещё сильнее. В связи со схваткой в воздухе больше никого не пускали на верхнюю палубу. Да и вообще, на корабле воцарилась какая-то нервозная обстановка. Пассажиры почти не разговаривали друг с другом, даже в ресторане. По коридорам, словно призраки минувшей беды сновали вооружённые матросы. Теперь каждый час весь корабль обходили патрули. В них входили два матроса с карабинами и офицер, держащий руку на кобуре с пистолетом.

Прошли недели, прежде чем мы прибыли-таки к берегам Котсуолдских островов. Когда мы садились в воздушном порту столицы Котсуолда, с неба падали хлопья мокрого снега. Однако долгое путешествие пошло мне на пользу. Ко дню прибытия я уже полностью оправился от раны.

Когда мы спускались по широкому трапу, я всё время пытался найти взглядом Вадхильда. Но так и не сумел увидеть его. То ли он воспользовался другим трапом. То ли просто блицкриговский – или чей он там ещё – шпион сошёл с трапа раньше нас.

Обойдясь без помощи носильщиков, мы с Гневомиром сами погрузили наши чемоданы в первый же кэб. Сидящий на козлах возница только флегматично поглядывал на это.

— Куда изволите? — спросил у нас, когда мы забрались в его кэб.

— Гостиница «Тависток», — махнул ему Гневомир. — Три гроута серебром.

— Нно! — смешно растянув согласный звук, выкрикнул кэбмен, щёлкнув кнутом. — Поехали, старушка!

Коняга бодро зацокала подковами по булыжной мостовой.

Гостиница, которую указал Гневомир, оказалась вполне сносной. Из недорогих, но приличных. Узнав, что мы заселяемся к ним, портье тут же отправил пару носильщиков за нашими чемоданами. Они же проводили нас до номера.

— Вот и начинается наш маскарад, Готлинд, — вздохнул страж Революции, доставая из чемодана мундир царского офицера. Рядом с ним на пол легла сабля и кобура. Затем последовал черёд кожаной портупеи.

Я же вынул самый лучший с моей точки зрения костюм. Надел его, пристроив кобуру с револьвером под длинный пиджак. Конечно, не слишком удобно, но крупнокалиберный револьвер в кармане не поносишь.

— По дороге надо будет купить тебе чёрную ленту, — напомнил как будто бы самому себе Гневомир.

— Для чего? — не понял я.

— Ты всё ещё бледен после ранения, — объяснил страж Революции, — и осторожно держишь руку. Надо только подчеркнуть твоё ранение. Это сыграет нам на руку.

— А будь у меня дыра во лбу, — усмехнулся я, — ты бы для достоверности ещё и затылок мне разбил молотком.

Гневомир поглядел на меня с непроницаемым видом.

— Тебе бы ведь было уже всё равно в таком случае, — без тени иронии в голосе ответил он.

И я так и не понял – шутит ли он. Хотя, если уж быть честным, я уверен – случись надобность, именно так Гневомир и поступит.

Из гостиницы вышли уже совсем не те два человека, что вошли в неё полутора часами раньше. И если я изменился не слишком сильно. В общем, только костюм надел самый приличный, да после долгих уговоров согласился повязать галстук. И, конечно, пальто потеплее. То Гневомир преобразился радикально. Рядом со мной шагал настоящий царский офицер. В серой шинели, перетянутой портупеей. С саблей на боку, которую он придерживал левой рукой. С застёгнутой кобурой, отнюдь не пустой. На голове – фуражка со старым гербом Урда.

— Ты уверен, что это хорошая маскировка? — спросил я перед тем, как мы покинули номер.

— Самая лучшая, — усмехнулся Гневомир. — С её помощью мы попадём к Адмиралу быстрее всего.

— Тебе виднее, — покачал я головой.

Конечно же, нас остановил первый же полисмен. В чёрном мундире и котелке с латунной бляхой в виде щита. Он поднял руку с дубинкой. Произнёс короткую реплику на котсуолдском. Я этого языка не знал, а потому мне оставалось только положиться на Гневомира. Тот, как оказалось, языком островитян владел неплохо. По крайней мере, с полисменом объясниться смог.

В финале их короткого диалога, страж закона указал стражу Революции направление. И, по всей видимости, дал несколько советов, как лучше всего добраться туда, куда он указал.

— Куда он нас послал? — спросил я у Гневомира, когда мы отошли на некоторое расстояние от полисмена. Тот продолжал, как ни в чём не бывало, прохаживаться по улице. Руки за спиной. Дубинка – в чехле на поясе.

— В приёмную Адмирала, — с улыбкой ответил страж Революции. — Тот принимает соотечественников в любое время. Вся столица Котсуолда знает адрес «мистера Адмирала». Некоторое время назад его фото не сходило с первых полос практически всех местных газет.

Мы снова взяли кэб. На этот раз дорога нам обошлась существенно дешевле. Дом, где теперь квартировал Адмирал, находился существенно ближе к нашей гостинице, чем аэровокзал.

У дверей дома дежурили двое часовых. Оба в форме котсуолдской армии, но с урдскими дореволюционными знаками различия. В руках у обоих винтовки с примкнутыми штыками. Увидев вышедшего из кэба офицера, они тут же подтянулись.

— Молодцы, — подойдя к ним, кивнул Гневомир. — Службу знаете.

Однако, когда мы попытались пройти мимо них, часовые быстро скрестили винтовки перед нами.

— Без доклада нельзя.

— Тогда позовите дневального, — спокойно произнёс, будто бы ни к кому конкретно не обращаясь, Гневомир. — Пускай передаст, что прибыл Гневомир Милорадов и привёл Адмиралу летуна Готлинда. А на случай, если Адмирал запамятовал, кто такой этот самый Готлинд, пускай напомнит, что Готлинд – это тот самый летун, что в Баджей привёз груз перед самым падением города.

— Слушаюсь, — ответил тот же часовой, который сообщил нам, что «без доклада нельзя». И уже через минуту дневальный, сидевший внутри за столиком, уже связывался с кем-то в здании по телефонному аппарату.

Пропустили нас достаточно быстро. И пяти минут не пришлось ждать у входа. Дневальному телефонировали. Он велел часовым пропустить нас.

— Второй этаж, — объяснил дорогу дневальный, — перед комнатой Адмирала дежурит ещё один часовой. Он пропустит вас.

Мы прошли через просторный холл. Я заметил нескольких человек в штатском, сидящих на диванах со скучающим видом. Один даже газету читал, шурша страницами. Однако даже я заметил, как напряглись они, когда мы проходили мимо. Вид вооружённого человека заставил их насторожиться.

На втором этаже было, собственно, всего две двери. И у одной, действительно, дежурил часовой. Только вооружён он был не винтовкой, от которой маловато толку в тесном помещении. На поясе у него висела расстёгнутая кобура.

Увидев нас, он вежливо постучался в дверь. Оттуда раздалось «Войдите». Тогда часовой сделал нам приглашающий жест. Даже оружие не попросил оставить. Неужели тут не опасаются за жизнь Адмирала.

Однако оказалось, что предусмотрительность у котсуолдцев на высоте. Комната, куда мы вошли, была достаточно велика. Её надвое разделял большой стол. Так что подобраться к Адмиралу не так уж просто. Кроме того, внутри дежурил не только офицер, как и Гневомир при сабле и револьвере. На стульях по углам комнаты сидела пара людей в костюмах. Похожих на тех, кто занимал мягкие диванчики внизу, словно братья близнецы.

В таких условиях покушаться на Адмирала было бы просто самоубийством. Да то без особых шансов на успех. Тут разве что бомбу кидать.

— Здравствуйте, господа, — кивнул нам Адмирал. — Простите, руки подать не могу. Мои церберы стерегут меня очень строго.

Он кивнул на сидящих на стульях штатских.

— И не зря, — ответил ему Гневомир. — На нас было совершено покушение, пока мы выбирались из Народного государства! В нас стреляли. Мой друг был ранен.

— Вижу, вижу, — покивал Адмирал. — Уж не на злосчастной ли «Лузитании» вы прилетели?

— Именно на ней. По дороге мы были атакованы блицкриговскими кораблями. Теперь нет сомнений, что Котсуолд вступит в войну.

— Возможно. Но в отношении островитян, давших мне приют после уничтожения Баджея, можно ожидать чего угодно.

Адмирал склонился над столом, приглядываясь ко мне.

— Так-так-так, — быстро произнёс он изменившимся голосом. — Я узнаю вас, Готлинд. Вы прибыли в Баджей за день до того, как он был уничтожен народниками. И вот что самое интересное. Не далее как полчаса назад, у меня был ваш спутник Вадхильд. Знаете, что он мне сказал?

Краем глаза я заметил, как приподнялись люди в костюмах. А офицер у входа как бы невзначай загородил нам выход. Рука его лежала на расстёгнутой кобуре.

— Знаю, — ответил я, точно также склоняясь над столом и кладя руки на его полированную поверхность. — Что это именно я навёл народников на Баджей, не так ли?

— Возможно.

— Вот только, как именно я это сделал? — поинтересовался я у Адмирала. Про себя я не знал какому богу молиться, чтобы он не знал о происшествии на лётном поле. — У нас собой не было переносного радиотелеграфа.

— Но ведь вы пропали как раз в день нападения на Баджей! — воскликнул обвиняющим тоном Адмирал.

— Точно также, как и Вадхильд! — столь же повышенным тоном ответил я.

— А вы подумайте, Адмирал, — поддержал меня Гневомир, — было ли на самом деле так уж выгодно нападение на Баджей для Урда? Его слишком хорошо сумели использовать в своих целях блицкриговцы. У них и армия целая рядом нашлась. И князь Махсоджан у них гостил. А может быть, это солдаты Блицкрига переоделись в форму народников и сожгли Баджей!

Адмирал выпрямился. Взялся за подбородок. В задумчивости потёр его пальцами.

— Разумно, весьма разумно, — произнёс он. — Но не менее разумно говорил и Вадхильд. Жаль, что вы не встретились. Очень жаль. Быть может, вы навестите меня завтра в полдень? В это же время обещался быть и Вадхильд со своим другом.

Мне очень хотелось спросить, что за друг оказался у Вадхильда в столице Котсуолда. Однако делать этого не стоило. Даже я мог понять это. Ведь никто из «церберов» Адмирала ничуть не расслабился. И офицер всё так же держит руку на кобуре.

— Можно и завтра в полдень, — кивнул Гневомир. — Будем рады нанести вам визит.

— Тогда до завтра, господа, — улыбнулся нам Адмирал.

Мы покинули его комнату. Офицер посторонился, пропуская нас. Отошёл в сторону и часовой. Он явно был настороже. Скорее всего, с тех пор, как мы зашли к Адмиралу. Всё-таки, охрана тут на высоте.

Когда мы спускались по лестнице, Гневомир шепнул мне, не поворачивая головы.

— Готовься. На улице нас будут убивать.

Мне стоило известных усилий сразу же не схватиться за кобуру.

Мы прошли через холл. Нас проводили взглядами сидящие на стульях люди. Часовые у входа отдали честь.

Рядом с нами сразу же остановился кэб. Однако Гневомир только отмахнулся от возницы. Мы пешком направились в сторону нашей гостиницы.

Вот только стоило нам пройти полквартала, как улицу за нашей спиной перекрыл кэб. Кажется, именно тот, который подъехал к нам у дома, занимаемого Адмиралом. Не сговариваясь, мы с Гневомиром выхватили револьверы. И вовремя!

С противоположного конца улицы к нам бросились три человека. Одеты они были в неприметные костюмы коричневого цвета. В руках все держали револьверы.

— К кэбу! — крикнул мне Гневомир.

Он выстрелил первым, свалив мужчину в сером костюме. Тот ухватился за стену ближайшего дома и сполз по ней.

Не оборачиваясь, я бросился к кэбу. За спиной услышал ещё выстрелы. Но, не оборачиваясь, бежал к кэбу. Оттуда уже высунулся возница с пистолетом в руке. Я опередил его, дважды выстрелив по кэбу. Первая пуля пробила чёрный короб повозки. А вот вторая угодила в кэбмена. Тот покачнулся. Выстрелил сам. Но пуля прошла мимо. Надеюсь, что не попала в Гневомира. Я упал на колено, пребольно ударившись с размаху. Выстрелил ещё дважды. Возница дёрнулся дважды. Кашлянул кровью. И свалился с козел своего кэба.

Я перепрыгнул через его тело. Сам вскочил на козлы. Но тут же свалился обратно на мостовую. Изнутри кэба по мне открыли огонь. Обе двери повозки открылись. Оттуда высунулись те же самые люди в серых костюмах. Без разговоров принялись палить в меня.

Спрыгнув с козел, я перекатился через плечо. В мостовую рядом со мной били пули, выбивая острые каменные осколки. Снова встал на колено. Выстрелил в бойца, сидящего с противоположной от перегороженной улицы стороны. Тот схватился за грудь и вывалился из кэба. Я перекатился ещё раз. Вражеский огонь стал слишком прицельным. Пуля разорвала ткань на плече. Но в этот раз обошлось без ранения. Пострадало только пальто. Ну да после всех моих кульбитов на мостовой, оно и так пришло в полную негодность.

Теперь меня от врага прикрывал короб кэба. Однако серый тут же высунулся с другой стороны. Принялся с удвоенной энергией палить в меня. Вот только, как будто бы попасть особенно не хотел. Он ведь мог бы, наверное, не один раз застрелить меня. Но пули летели мимо.

В чём дело, я понял слишком поздно. Когда серый сунулся обратно в кэб, чтобы перезарядить пистолет, я обернулся. Сработал рефлекс летуна. Оценивать обстановку вокруг. И всё равно, было слишком поздно. На меня кинулись сзади. Навалились сразу несколько человек. Придавили лицо к мостовой. Быстро и сноровисто вырвали из пальцев револьвер. Стянули руки ремнём. Следом накинули на голову мешок.

Бить правда не били. Просто не слишком церемонясь, запихнули, по всей видимости, в тот же кэб. С другой стороны притулился кто-то. Наверное, это был Гневомир. Или один из серых, схвативших меня. Кэб покатил куда-то по улицам котсуолдской столицы.

Везли меня долго. Кэб петлял по улицам, часто поворачивая. Нас внутри трясло немилосердно. Из-за связанных рук я то и дело заваливался на подпиравших меня с боков людей. Те ругались сквозь зубы. Но опять же никто и пальцем не тронул. Как-то непохоже на работу контрразведки. В подобных сердитых заведениях работать принято намного жёстче. И мне как-то не верится, что отличающиеся показной вежливостью котсуолдцы – и в этом следуют традициям своего острова.

Понятно, что я не знал, где меня высадили из кэба. Мешок с головы у меня не сняли. Так с мешком и завели в какой-то дом, где я, конечно же, споткнулся о порог. Затем был порог комнаты. Меня грубо усадили на стул. Быстро привязали к нему. При этом немного ослабили путы на запястьях. От притока крови тысячи иголочек впились в кисти рук. Только после этого с головы сняли мешок.

Комната была не такой мрачной и тёмной, как мне казалось. Наверное, это из-за мешка на голове. Она была как раз достаточно светлой. С большими окнами. В полуметре от меня на таком же стуле сидел Гневомир. Вид он имел достаточно помятый, однако было видно, что и его никто не бил.

Кроме Гневомира в комнате находился ещё Вадхильд. Всё в той же кожаной куртке, в которой он щеголял на «Лузитании». Рядом с ним, видимо, тот самый друг, сопровождавший его к Адмиралу. Он был одет в пальто хорошего сукна и шляпу. За открытой дверью маячили серые костюмы. Этих было не меньше пяти человек.

— Вот они, значит, наши возмутители спокойствия, — произнёс спутник Вадхильда. — Всё они тебе испортили. И на «Лузитании». И уже тут. Ты почему их не прикончил, хотя мог бы, и не один раз.

— Они мне были нужны, — только и ответил Вадхильд, хотя видно было, что он как будто оправдывается. Выходит, этот в пальто – его начальник или что-то вроде. — А после диверсии на корабле патрули ходили. Слишком опасно.

— Хватит, — махнул на него рукой человек в пальто и шляпе. — Мне твои оправдания не нужны. Важен результат. Ты и так провалил задание с газами. Знаешь, как используют наше вещество урдцы? После Соловца?

— Знаю, — буркнул Вадхильд. — Как средство наркоза. Если уже не додумались до большего…

…Доктор Коробуд внимательно смотрел на бойца Соловецкого гарнизона. Тот стоял в облаках зелёноватого газа, легко вдыхая его простреленными лёгкими. Даже привычному ко всему физиологу нелегко было глядеть на подобное.

— Это, так сказать, самый яркий экземпляр, — сказал ему профессор Бодень. — Он не может жить, в том смысле, в каком о нём можно сказать, что он живёт, без подпитки нашим веществом. С остальными проще. Их организм быстро восстановил повреждения, нанесённые газом. Теперь их можно назвать вполне здоровыми. Более того, испытания на прочих отравляющих веществах показали их полную нечувствительность к ним. Они дышат хлором и горчичным газом так же свободно, как мы с вами чистым воздухом.

— Невероятно, — поправил пенсне на носу Коробуд. — Просто невероятно.

— Самое невероятное другое, доктор, — улыбнулся пожилой профессор, всю свою жизнь положивший на алтарь медицины. Он повернулся к сопровождающему учёных командиру Народной армии. — Сейчас будет наглядная демонстрация.

Командир явно был недоволен тем, что придётся сейчас делать. Однако он был передан в подчинение профессору Боденю. И был вынужден подчиняться ему. Он сделал знак кому-то, кто находился по ту сторону стекла, отделяющего камеру с газом от остального помещения. За спиной бойца с простреленной грудью вырос другой – в противогазе и с винтовкой в руках. Простреленный успел обернуться. Закричал что-то. Но толстое стекло не пропускало звука. Народармеец в противогазе ударом сбил с ног простреленного. Упёр ствол винтовки тому в грудь. И выпустил в того весь магазин – патрон за патроном.

Доктор Коробуд был совсем не религиозен. Но в этот момент ему больше всего захотелось осенить себя каким-нибудь знаком, отгоняющим зло. Потому что как только боец в противогазе покинул комнату за стеклом, тот, кого он только что расстрелял, начал медленно и тяжело подниматься на ноги. Из груди его фонтаном хлестала кровь. Он кашлял и плевался ею. Но умирать явно не собирался. Боец опёрся о стекло руками, пачкая его кровью. Выкрикнул что-то. Слов Коробуд снова не расслышал, но тут всё было понятно и без них.

— …А теперь эти двое ещё вмешались в наше дело с их Адмиралом, — сказал человек в шляпе. — И могут нам в этом очень сильно помешать. Ты понимаешь, что в глазах Адмирала и его котсуолдских друзей мы и они, — он указал на нас с Гневомиром, — примерно одно и то же. А срок, отпущенный нам наверху, истекает.

— Может быть, не стоит? — осторожно спросил у него Вадхильд.

— Закрой дверь, — рявкнул на него человек в шляпе, и когда та захлопнулась, продолжил: – Ты же знаешь мою маленькую слабость. Мне просто физически необходимо рассказывать кому-то непосвящённому наши секреты. Я должен видеть их глаза.

— За это тебя и отправили сюда, — вполголоса буркнул Вадхильд.

— Да, да, да, да, да! — вскричал его товарищ. — Именно так! Это ссылка, которая может обернуться нашим триумфом, — он снова обернулся к нам с Гневомиром. Подошёл вплотную. Склонился надо мной. — Ты думаешь, кто мы? Блицкриговские шпионы? Ничуть! Я расскажу тебе, кто мы такие. А знаешь, почему ты никогда никому ничего не расскажешь? У тебя за спиной камин. Очень хороший камин. В него кладёшь человека. Дёргаешь за рычаг. И амба! Был человек – стала горстка пепла. Развеял над городом – и не найти следов ваших.

Он перевёл дыхание. Человек в шляпе так раздухарился, что теперь тяжело дышал мне прямо в лицо.

— Какие глаза, — протянул он охрипшим голосом, — очень хорошие глаза. Люблю такие глаза. Я вижу в них настоящий интерес. Ты хочешь знать, кто же мы такие, если не блицкриговские шпионы. Блицкриг только прикрытие для наших дел в вашем мире. Да, именно так! В вашем мире! Мы пришли из другого. И знаешь, для чего? Чтобы колонизировать его! Вы так поступаете с дикими народами. Для нас вы такие же дикари! Мы подкинули вам камушек на речку Катангу. Его начинают исследовать. Сначала это был частный прииск семьи Вепревых. Но после революции, перевернувшей всё в Урде, прииск перешёл в руки государства. И это нам только на руку. Вепревы слишком хорошо хранили тайну. А вот о Народном комитете и Конвенте сказать этого нельзя. Через верного сподвижника бандита Вепра, известного вам, как Избыгнев, нам удалось организовать утечку части вещества, хранящегося на бывшем прииске Вепревых. Из-за этого началась война. Чудесно, не правда ли? Из-за другого куска, который выкрали уже вы с Вадхильдом, в эту войну втянули Урд. Теперь остался только Котсуолд. Островитяне должны вступить в войну на стороне Блицкрига. Для этого нам и нужен Адмирал! После войны он станет идеальной марионеткой. Пусть Кабинет поначалу думает, что им управляют они. Но на самом деле, за ниточки будем дёргать мы. И вот тогда, когда в наших руках окажется крупнейшее государство этого мира. Когда остальные будут разорены двумя войнами. Когда народ будет одурманен подкинутым нами веществом. Тогда мы придём во всей силе и могуществе. Крупнейшая армия, Урдская, и уже не Народная, станет нашим авангардом. Миллион солдат, которые не раздумывая пойдут на смерть. Под пули и снаряды. В облака отравляющего газа. Не боящиеся смерти. Не умирающие от пуль. Ты ведь видел своими глазами эту «атаку мертвецов», летун. А теперь представь себе не десяток, а миллион таких солдат! Мы сокрушим все армии. В тылу будут работать миллионы бессловесных рабов, кующих победы для фронта. Идеальное общество под управление мудрых! И этими мудрецами станем мы! Ваш мир станет первой колонией нашей империи! А исполнение нашего плана вознесёт нас всех. Мы станем править вами. Станем божествами для вас. Приближённых сделаем нашими жрецами. И ваши дети станут молиться на нас!

Он снова перевёл дух.

Да уж, длинная была тирада. И казалась она бредом сумасшедшего. Особенно из-за сверкающих глаз человека в шляпе и пены у рта. Но слишком уж хорошо всё складывалось. Я отлично помнил Избыгнева, который выжил после очереди из пулемёта. Помнил и одурманенного человека в Баджее. И атаку мертвецов крепости Соловец.

А уж чудесное воскрешение Вадхильда дополняло систему. Я ведь сам застрелил его – и тело остывшее уложил на кровать. Кто же может пережить две пули в сердце? Если это, конечно, не сверхъестественное существо. Ещё один кусочек проклятой мозаики. Только слишком уж жуткий узор получается.

То ли я задумался слишком сильно. То ли меня как-то загипнотизировало чудовищное словоизлияние человека в шляпе. Но очнуться от размышлений мне помог болезненный пинок в щиколотку. Пнул меня, оказывается, Гневомир. На него никто не обращал внимания. Вадхильд глядел только на своего то ли начальника, то ли ещё кого. Взгляд же последнего был прикован ко мне. И никто, наверное, кроме меня, не заметил, что путы с рук Гневомира падают на пол.

Пора действовать! Я откинул голову – и врезал лбом в лицо человеку в шляпе. Удар вышел на редкость удачным. Схватившись за лицо, человек в шляпе буквально отпрыгнул от меня на пару шагов. Из-под пальцев его струилась кровь. Не удержавшись на ногах, он споткнулся и повалился на спину.

Вадхильд кинулся к нему. Злобно глянул на меня. О Гневомире он как будто вообще позабыл. А тот откинулся назад, упал на пол вместе со стулом. Перекатился через спину. Ударом локтя разбил стекло. На звон обернулся Вадхильд. Схватился за кобуру под пиджаком. Но было поздно. Гневомир уже держал в руке длинный осколок стекла. Он метнул его, словно нож. Кусок стекла погрузился в горло Вадхильда на всю длину. Тот закашлялся. Попытался выдернуть его. Но пальцы соскользнули со стекла. Вадхильд мешком повалился на пол.

Быть может, это и не убило его, но уж точно вывело из строя на какое-то время.

Человек в пальто уже поднимался на ноги. Он отошёл от шока – и превозмог боль. Но двигался всё ещё медленно. Гневомир опередил его. Прямой удар кулака прямо в перебитый мной нос отправил его обратно на пол. В этот раз он уже не поднялся.

Другим куском стекла Гневомир перерезал мои путы. Ни у Вадхильда, ни у человека в пальто не оказалось при себе даже перочинного ножа.

— Похоже, — усмехнулся я, потирая запястья, — тут толстые стены.

— Или те в сером привыкли к возни и крикам внутри.

Камин в комнате был, действительно, достаточно большой. Мы уложили внутрь сначала человека в пальто, предварительно раздев и разоружив его. Этот ведь мог прийти в себя в любой момент. Понять, как именно работает его проклятая печь, оказалось просто. Три кочерги можно было свободно вынуть из держаков. Четвёртая же стояла насмерть. Я дёрнул её на себя. В камине закрылась заслонка. Изнутри пыхнуло жаром.

— Думаю, это их убьёт точно, — произнёс Гневомир.

Мы с ним подтащили тело Вадхильда к камину. Вернув кочергу на место, я открыл его ненасытное жерло. Повторил короткую операцию, уничтожив и его.

— Это не две пули в сердце, — кивнул я, — и даже не очередь их пулемёта. На сей раз, они точно покойники.

— Будем надеяться.

Он вооружился пистолетом Вадхильда. Я же взял себе нейстрийский револьвер, что был у человека в пальто.

— Выходим – и ты сразу падаешь на колено. Открываем огонь одновременно. Серых там, — Гневомир кивнул на дверь, — человек пять – не больше. Сделаем всё быстро – сумеем перестрелять их в первые секунды.

Я накинул на плечи пальто сожжённого нами человека. Надел его шляпу. Это приведёт в замешательство врага в первые – самые важные секунды – схватки. Возможно, именно благодаря такой вот нехитрой маскировке нам и удастся перестрелять врагов.

Отворив дверь, я рывком распахнул её настежь. Все серые, а было их, и в самом деле, пятеро, уставились на нас. Я упал на колено. Вскинул револьвер. Выстрелил первым. Ближайший серый рухнул с простреленной грудью. Над головой загрохотал пистолет Гневомира. Я стрелял из револьвера.

В считанные мгновения со всеми серыми было покончено. Мы остались с Гневомиром одни среди трупов.

— И что теперь делать? — спросил я, без особой надежды на ответ.

— Для начала мы должны устранить Адмирала, — сказал Гневомир. — Только так мы можем быть уверены в том, что марионетка этих вот… — он не нашёл подходящего слова и просто махнул за спину. — Так вот, чтобы их марионетка не стала правителем Урда, мы должны покончить с Адмиралом. Раз и навсегда.

— Ты видел, как его охраняют? Туда только если бомбу кинуть, да и то не факт, что убьёшь… Нет, Гневомир, я не мастер политических убийств, но даже мне видно, что прикончить Адмирала нам не удастся.

— Насчёт бомбы, Готлинд, — усмехнулся Гневомир, — это ты очень верно подметил. Именно бомба. И здесь, в самой столице Котсуолда, мы найдём отличных бомбистов.

Я даже не стал спрашивать, где их искать. И уж подавно, откуда Гневомиру это известно. Слишком хорошо помнил картонные папки с бумагами, лежавшие в чемодане моего спутника. Почти всё свободное время на «Лузитании» Гневомир тратил на их изучение. Как будто хотел наизусть вызубрить содержимое. Мне же и ознакомиться с этими документами не давал.

— Чем меньше людей знает, — объяснял тогда он, — тем лучше. На допросе рассказать не сможешь. Просто потому, что не знаешь этого.

И с этим резоном я поспорить не мог.

Я оставил себе пальто сожжённого нами человека – моё окончательно пришло в негодность. А другого под рукой не нашлось. Даже шляпу, поразмыслив, снимать не стал.

Мы вышли из проклятого дома. Стены у того оказались, действительно, очень толстыми. Стрельбы на улице никто и не заметил. Кэб так и стоял у входа. На козлах никого не было. Мы обошли его и взяли себе другой, только отойдя на несколько кварталов.

Гневомир назвал какой-то адрес. И мы долго катили по темнеющим улицам Котсуолдской столицы. Деньги у нас не забрали, а потому Гневомир щедро расплатился с возницей. Тот высадил нас явно не в самом фешенебельном квартале большого города и поспешил убраться отсюда поскорее.

Мы с Гневомиром остались стоять перед большим, достаточно запущенным кирпичным зданием. Над трубой его курился сероватый дымок.

— И кого мы тут найдём? — поинтересовался я у Гневомира.

— Местных анархистов, — ответил тот. — Ты ведь говорил о бомбах, Готлинд, а кто лучше них разбирается в адских машинах.

— Они станут с нами сотрудничать? — развёл руками я.

— В организации Слекджова – главаря местных анархистов – есть и наши люди, — объяснил мне Гневомир. — Да и я основательно изучил его по нашим бумагам. Знаю, на чём его можно купить.

Гневомир сделал пару шагов – и уверенным пинком распахнул деревянную дверь.

Внутри здание оказалось пустым. Похоже, нам придётся ещё поискать этих анархистов. Оно ведь достаточно велико. Однако Гневомир уверенно шагал вперёд, распахивая все двери, попадающиеся на пути. И никуда не сворачивал. Минут через пять мы встретили первых людей.

Два человека в грязных рубашках, жилетках и мятых кепках сидели на перевёрнутых ящиках. У обоих на коленях лежали обрезы охотничьих ружей.

Тот, чьё лицо украшали роскошные усы, сказал что-то, обращаясь к нам. Гневомир ответил ему на более чистом котсуолдском. Усатый обернулся к товарищу. Отправил его куда-то внутрь. Тот вернулся достаточно быстро. И сопровождал его ещё один анархист. Только он, как выяснилось, говорил на урдском. Собственно, урдцем он и был.

— Что у вас за дело к Слекджову? — спросил он.

— Это только наше к нему дело, — отрезал Гневомир. — И говорить я буду только с самим Слекджовом.

— Ну идём тогда, — легко согласился урдский анархист. — Поговоришь, если Слекджов ещё в состоянии разговаривать. Поздновато вы приехали к нему.

Он повторил шутку для часовых. Те рассмеялись.

Урдец проводил через всё кирпичное здание. Оно оказалось винокурней, на которой делали виски. Из здоровенных перегонных аппаратов с чанами размером с небольшой аэроплан капала прозрачная или коричневая жидкость.

— Славная маскировка, — покивал Гневомир. — Здесь делают дешёвый виски. Пойло от Слекджова. А параллельно делают бомбы и боеприпасы. Хотя Слекджов уже почти отошёл от дел. Только продаёт адские машины и патроны более молодым и рьяным.

— Наш старина Слекджов уже не тот, что раньше был, — подтвердил наш провожатый. — Но его соратников и такое положение устраивает. Они ведь все не так уж молоды. Даже анархистам покоя хочется.

Он снова рассмеялся над своей неказистой шуткой.

Слекджов занимал отдельную комнату, отгороженную от остального помещения фанерными стенками. Он сидел на столе, заставленном бутылками – пустыми и полными. Стаканами он не пользовался, похоже, принципиально. Просто находил початую бутыль и прикладывался к ней.

Теперь стала понятна шутка насчёт того, что мы с Гневомиром прибыли слишком поздно. Слекджов был уже изрядно пьян.

Одет главный анархист был точно так же, как и его товарищи. Только на поясе красовался красный кушак, за который был заткнут револьвер. Почти всё лицо Слекджова скрывали роскошные бакенбарды. После каждого глотка он проводил по ним ладонью.

Он о чём-то спросил у нашего провожатого. Тот ответил – и вышел, предоставив разбираться нам самим.

Разговор Слекджова с Гневомиром я знаю только в пересказе стража Революции. А потому ручаться за его дословность не могу.

СЛЕКДЖОВ: И что у вас за дело ко мне?

ГНЕВОМИР: Большое дело. Таких ты не проворачивал даже в старые добрые времена.

СЛЕКДЖОВ: Да что ты говоришь?! Что ты можешь знать о наших старых добрых временах?

ГНЕВОМИР: Больше, чем ты думаешь. Я подробно изучил твои подвиги. Ещё довоенные. Те, что были до прошлой войны. И я знаю, о чём говорю.

СЛЕКДЖОВ: Ну, тогда удиви меня.

ГНЕВОМИР: Во-первых: покушение на одного из самых охраняемых людей в столице. И второе – уничтожение мощного комплекса на самом севере Урда.

СЛЕКДЖОВ: На кого покушаешься-то?

ГНЕВОМИР: На Адмирала, которого охраняют не только его люди, но и ваша контрразведка.

СЛЕКДЖОВ: Достойная цель. Но она будет нам дорого стоить.

ГНЕВОМИР: А не хватит ли уже виски гнать? Ты ведь на нём уже больше зарабатываешь, чем на бомбах. Убийство Адмирала всколыхнёт весь Котсуолд. О тебе снова вспомнят.

СЛЕКДЖОВ: И полиция в том числе.

ГНЕВОМИР: Когда ты боялся полиции, Слекджов? Тем более, сразу после этого я предлагаю тебе провернуть дельце на Урдском севере. С угоном воздушного корабля и уничтожением секретного объекта урдцев.

СЛЕКДЖОВ: Теперь понятно, кто ты такой, иностранец в старой форме. У меня есть люди, которые делали революцию у тебя на родине. Они будут рады насолить новой власти. Власти, от которой им пришлось бежать после революции.

ГНЕВОМИР: Тем более!

СЛЕКДЖОВ: Оставайтесь у меня до завтра. Утро, как правильно говорят в Урде, вечера мудренее.

Действительно, сразу после этого разговора нас проводили в примерно такую же комнатку с фанерными стенами. Прямо на полу лежала пара не слишком чистых топчанов, накрытых одеялами. Мы улеглись спать. В помещении этом было достаточно холодно, поэтому поверх тонких одеял я укрылся ещё и пальто. Но и так я всё равно мёрз. Хотя бы, потому что был голоден. Я ведь в тот день только позавтракал – и с утра у меня не было во рту маковой росинки. Однако делать нечего пришлось ложиться спать на голодный желудок.

На следующее утро поднялись мы рано. В винокурне стало совсем уж холодно. На пальто я обнаружил иней. Выбравшись из-под тонкого одеяла, я натянул на себя пальто, которое тоже было таким же холодным. Принялся притопывать, чтобы хоть немного согреться. Как-то невпопад вспомнился оплаченный на неделю вперёд номер в гостинице. Не самой лучшей, конечно, но уже всяко там теплее, чем в этой чёртовой винокурне.

Гневомир проснулся почти следом за мной. Точно так же натянув шинель, он танцевал рядом со мной.

Бродить по винокурне утром не хотелось ни мне, ни ему. Слишком уж много было тут вооруженных и не слишком трезвых анархистов. Такие могли сначала пальнуть из обреза – и только потом начать разбираться в кого же попали.

Зашли за нами минут через пять. Тот же самый урдец, что привёл нас к Слекджову. Он снова стал нашим провожатым. В этот раз на столе у лидера анархистов стояли не только бутылки с виски. Была там и кое-какая еда. Трапеза была рассчитана явно не на одного Слекджова.

Он жестом пригласил нас к столу. За едой ни о чём не говорили. Слекджов пил намного больше чем ел. Точнее закусывал, как говорили в Урде. Однако я был этому только рад. Еда помогала согреться куда лучше виски. Хотя и ему я отдавал должное.

После завтрака Слекджов объявил, что его люди ночью проверили дом, где живёт Адмирал. Взорвать его будет сложно. Но вот устроить налёт – вполне можно. И операцию готовят. Собирается группа для налёта.

— Говорит, что бомб сейчас у них маловато для такого дела, — переводил для меня Гневомир. — Но взрывчатка есть, надо только сами адские машины изготовить. К полудню всё будет готово.

Слекджов произнёс ещё одну реплику. Рассмеялся.

— Говорит, — перевёл мне Гневомир, — это будет налёт, как в старые добрые времена! Он ещё заставит Котсуолд вспомнить о Слекджове.

Ближе к полудню мы покинули винокурню. Анархисты ехали на дело в пяти кэбах. На козлах их стояли тоже анархисты. Не знаю, работали они кэбменами или просто угнали эти повозки. Меня это мало волновало.

Оказалось, что и на месте нас уже ждут не меньше десятка анархистов. Все они носили длиннополые пальто, под которыми удобно прятать обрезы. Как выяснилось вскоре, не только их.

Слекджов вскинул руку с зажатым в ней револьвером. Выстрелил в воздух. Громко выкрикнул что-то.

И его люди бросились в атаку. Часовых смели в считанные секунды. Ворвались в здание. Мы с Гневомиром не спешили за ними. В неразбериху боя лучше не лезть. Особенно если бой идёт внутри дома. Слекджов же был на острие атаки.

Через несколько минут грянул взрыв. Стекло второго этажа вылетело наружу. Из окна эффектно вылетело тело в белом адмиральском мундире. Только сейчас он был залит кровью и местами подпален. Следом из того же окна высунулся Слекджов. Помахал нам рукой.

Мы подошли к телу Адмирала. Он без сомнения был мёртв. Лежал распростёртый на мостовой. Глядел остекленевшими глазами в серое небо Котсуолда.

— А ведь он был в сущности неплохим человеком, — пожал плечами Гневомир. — Мог бы послужить Урду.

— Не видел ты его в той лаборатории, — зло ответил ему я. — Послушал, как он рассуждал о простом труде для простого народа. О том, что лучше всего довести своих же соотечественников до состояния довольных и сытых рабов.

Тем временем, из дома вышел Слекджов. О чём-то спросил Гневомира. Тот ответил.

Мы снова погрузились в кэбы и отправились обратно на винокурню. Теперь нам предстояло вернуться в Урд. Закончить начатое здесь – в столице Котсуолда.