Шах нефтяному королю

Глава 1

Искирхан Хорхоев тем временем продолжал чудить.

Старик неожиданно назначил новую дату переговоров с представителями «Халлибертон». Это стало известно лишь утром того дня, когда, согласно прежней договоренности, должна была состояться конфиденциальная беседа Ричарда Дж. Нормана, директора российского департамента этой фирмы, с новым руководством нефтегазового объединения «Альянс».

Хан перенес переговоры на два дня.

Одно из соображений, каким руководствовался при этом старейшина рода Хорхоевых, было следующим: если американцы действительно настроены на серьезное сотрудничество, то подобный поворот событий их не смутит.

Они воспримут сие как небольшую заминку в делах, как мелочь, на каковую не стоит обращать внимания.

Ну а если американцы вдруг решатся выказать свой супердержавный гонор или же, воспользовавшись предлогом, вообще надумают исчезнуть с горизонта… Ну что ж. Придется искать других, более компетентных и менее обидчивых деловых партнеров, благо выбирать в Штатах и в Европе есть из кого.

К удивлению Бекмарса, Фейгелевич, с которым он немедленно связался по телефону, воспринял данную новость хотя и без энтузиазма, но и без особого неудовольствия. Он лишь попросил не сдвигать переговоры на более поздний срок. Норман, сказал он, чертовски занятой человек. К тому же, в конце нынешней недели его ждут неотложные дела в Штатах.

Когда Бекмарс выбрался к отцу в его подмосковную резиденцию, он был не только взволнован, но и сильно раздражен. «Старик точно выжил из ума, – думал он, наблюдая за тем, как отец и живущий в его доме парень, преклонив колени, творят полуденную молитву. – «Халлибертон» в данной ситуации – спасительная соломинка…

А что, если бы из-за нелепой причуды Хана американцы хлопнули дверью, отказавшись от всяких переговоров?! Вот же старый шайтан… Лучше бы он продолжал молиться целыми днями своему Аллаху и не лез в дела сыновей, коих его стариковские советы давно не интересуют!» – Я тебя решительно не понимаю, отец, – сказал Бекмарс после того, как старик завершил очередной сеанс общения с небесными силами. – Наш бизнес на грани банкротства… К счастью, по воле Аллаха, на нас вышли серьезные люди, при помощи которых мы могли бы решить свои финансовые проблемы. В наших ли интересах затягивать переговоры, рискуя сорвать спасительную для нас сделку?

Хан посмотрел на сына спокойным ясным взглядом.

– Главная беда нынешнего поколения чеченцев заключается в том, Бекмарс, что вы хотите получитьмного и все сразу. К сожалению, вы забыли, о чем гласит мудрая поговорка наших предков: «Слишком быстро бегущая река никогда не доходила до моря…»

Желание прояснить для себя серьезность намерений потенциальных заокеанских партнеров было не единственной причиной тому, чтобы сдвинуть переговоры с представителями «Халлибертон» на более поздний срок. Как это уже случалось раньше, внутри семьи стали нарастать острые разногласия. Но если в прежние годы младшие братья конфликтовали со старшим, глава же семейства вынужден был выступать в этих спорах третейским судьей, то теперь, после гибели Руслана, Хану самому все чаще доводилось сталкиваться с непокорностью и своеволием своих давно выросших сыновей.

Прежде чем договариваться о чем-то с американцами, Хан хотел еще раз серьезно переговорить с Ильдасом. Похоже, его младшего сына жизнь так ничему и не научила. Если Ильдаса не остановить сейчас, он может наделать таких дел, что прямо беда… Младший сын, который своими наклонностями во многом напоминает покойного Зелимхана, принадлежит к той породе амбициозных и неуправляемых людей, что погубили Ичкерию, втянув свой народ в череду нынешних разрушительных войн.

Помимо этого, Хан с нетерпением ожидал возвращения из Лондона своего ближайшего помощника: Абдулла провел в Англии четверо суток, и у него, судя по телефонной беседе, состоявшейся этим утром, найдется что показать и о чем поведать своему Учителю…

Ильдас, выполняя требование отца, намеревался еще вчера вечером навестить Хана в его загородной резиденции. Когда он уже выехал из аэропорта, отец позвонил ему на сотовый. Выяснилось, что Хан в последнюю минуту все переиграл. Старик сказал, чтобы Ильдас ехал к себе домой, а к нему явился на следующий день, в два часа.

В самом тоне, каким были отданы эти распоряжения, было нечто такое, что Ильдас не осмелился нарушить предписания Хана, хотя странное, непоследовательное поведение старика вызвало в нем волну бешенства.

Как и было ему велено, Ильдас появился у ворот загородного дома Искирхана Хорхоева ровно в два пополудни. Его шестисотый «мерс» сопровождал джип с охраной. Хан распорядился, чтобы в дом впустили одного Ильдаса, прочих же оставили за закрытыми воротами.

Вид у Ильдаса был хмурый, как у грозовой тучи.

– Ассалам алейкум, отец! – угрюмо процедил он, найдя Хана в беседке. – Ты велел не пускать в свой дом моих людей?! Но двое из них мусульмане!

Где же твое хваленое горское гостеприимство?

Он все же заставил себя подойти к отцу и поцеловать его в плечо.

Старик внешне был спокоен и холоден, как лед. Ильдасу даже почудилось, что он только что облобызал не живого человека, а кусок выстуженной горной породы.

– Ты кого-то боишься, Ильдас? – Хан кивком головы велел сыну присаживаться на скамейку. – Зачем ты возишь за собой столько охраны?

Да еще заявился вместе с этими вооруженными людьми ко мне, своему отцу!

– Это всего лишь мера предосторожности.

– Может, ты меня опасаешься, Ильдас? Скажи мне правду, что у тебя на душе? И чем заняты сейчас твои мысли?

Ильдас, чтобы не смотреть старику в глаза, отвернул голову в сторону.

– Я тебя не понимаю, отец. Чего ты от меня хочешь?

– Для начала я хотел бы услышать от тебя правду.

Ильдас, как ни старался сдерживать себя, все же взорвался.

– Правды тебе захотелось?! – Он продемонстрировал отцу изувеченную руку. – Вот! Ты еще не забыл, кто это сделал?! Я однажды сказал тебе всю правду, и что? Ты отдал меня Руслану, а тот, вместе со своим головорезом Бадуевым, отхватил мне два пальца!

– Ты заслуживал даже большего наказания. Я с трудом упросил Руслана не лишать тебя жизни. Я не хотел терять сразу двух сыновей, хотя вы оба, ты и Зелимхан, заслуживали смерти. Я надеялся, что эта история послужит тебе уроком на всю оставшуюся жизнь.

Ильдас, не без труда справившись с приступом гнева, убрал с виду свою покалеченную руку.

– Ну, так зачем ты меня позвал, отец?

Хан бросил на сына проницательный взгляд.

– Расскажи мне, Ильдас, чем ты занимался последние двое суток в Осетии.

Проговорили они около получаса, но Ильдас, кажется, так ничего и не понял.

– Не знаю, отец, с чего ты взял, что эта девушка, которая предположительно является дочерью Руслана, находится у меня в руках…

– Не находится, а была…

– Что за глупости!

– Я знаю, что говорю, Ильдас.

Хорхоев-младший криво усмехнулся.

– Где доказательства, отец?

– Если понадобится, Ильдас, доказательства твоей лжи будут представлены, – заверил его старик. – Кстати… Где сейчас твой ближайший помощник Казбек?

Ильдас чуть заметно побледнел.

– Остался в Осетии. А что?

– Набери номер его сотового телефона.

– Зачем?

– Не спрашивай «зачем», а просто набери его номер. Если до тебя иногда бывает трудно дозвониться, то Казбек всегда «на связи».

Ильдас шумно процедил воздух сквозь стиснутые зубы.

– Откуда тебе стало известно о том, что случилось с Казбеком?

Хорхоев-старший поднял глаза к небу.

– Там, наверху, все про всех знают… Человека еще можно обмануть, но Всевышнего – никогда. «Сумасшедший старик! – выругался про себя Ильдас. – Иногда просто хочется взять… и убить!» – Мне не нравится наш разговор, отец, – сказал он, выдержав паузу. – Я вижу, ты не в духе. Встретимся позже, когда у тебя переменится настроение.

Ильдас Хорхоев поднялся со скамейки.

– Я еще не закончил, – сказал старик. – Ты кое о чем забыл, Ильдас…

Однажды я заставил тебя поклясться на Коране, что ты не будешь мстить Руслану, его близким и тем, кто связан с той памятной тебе историей.

Ильдас хмуро смотрел на отца.

– Если с головы девушки упадет хоть один волос… Если это случится по твоей вине, Ильдас… Я уже говорил тебе однажды, что бывает с теми, кто нарушает данные на Коране клятвы.

Хан удостоил сына долгим взглядом.

– У меня все, Ильдас. Теперь можешь идти.

Абдулла приехал из аэропорта, куда он прилетел самолетом компании «Бритиш аэровзйз», в восьмом часу вечера.

Адрес адвокатской конторы «Симпсон энд партнерс», чья штаб-квартира находится в британской столице, был прекрасно известен Искирхану Хорхоеву и его воспитаннику Абдулле. Юристы этой фирмы, специализирующиеся на решении правовых вопросов в международной нефтегазовой отрасли, уже десять лет обслуживали юридические интересы российской ОАО «Альянс» не только в Великобритании, но и в других странах Западной Европы. Хорошо знавшие президента компании Руслана Хорхоева, юристы теперь переключились на работу с его правонаследниками, хотя на первых порах обе стороны столкнулись с целым рядом трудноразрешимых проблем, возникших после внезапной кончины Руслана.

Адвокаты, как и следовало ожидать, зная технологии, которые применял Руслан, ничего не ведали о судьбе пятидесятимиллионного кредита; хотя о том, что такая сделка имела место быть, они были в свое время извещены. Точно так же лондонские юристы не ведали о местонахождении некоей девушки, предположительно являвшейся родной дочерью нефтяного магната.

В архиве Руслана, оставшемся после его смерти, обнаружились кое-какие любопытные сведения о двух юристах, занимающих высокие должности в этой известнейшей адвокатской фирме.

Иными словами, Руслан, верный своей методе – каждому свой «крючок», – подсобрал на этих двух британцев компромат. Для того, наверное, чтобы эти спецы, участвовавшие в оформлении многих важных сделок, вели себя покладисто и не пытались «слить» кому-либо информацию о его бизнесе.

Вот через этих двух, через их связи и возможности, удалось выйти на другую, более скромную адвокатскую контору в том же Лондоне, куда иногда захаживал по своим секретным делам Руслан Хорхоев, – в бумагах Руслана не было даже упоминания об этой фирме. Ну а затем, проведя кое-какую подготовительную работу, узнали о том, что клиентом конторы был не только Руслан Хорхоев, но и некая Тамара Истомина – фирма опекает девушку вот уже двенадцать лет.

В данном случае Бекмарс и Ильдас, проводившие собственное «независимое» расследование, прокрутились быстрее, чем Абдулла, причем братья, кажется, уговорились скрыть от отца многое из той информации, какую им удалось добыть в Англии.

Хан и его воспитанник переместились в библиотеку, которая использовалась ими как служебный кабинет.

Уяснив из рассказа своего воспитанника самое важное, старик жестом остановил Абдуллу – «все подробности потом, сейчас я хочу посмотреть фото».

Абдулла передал своему учителю объемистый пакет с фотографиями, сообщив, что он также привез с собой несколько видеокассет.

Несмотря на солидный возраст, зрение у Хана все еще было прекрасным.

Во всяком случае, очками он не пользовался. Разглядывая фотографии, на которых одна, либо на групповых снимках, была запечатлена дочь Руслана, – а следовательно, его, Искирхана, внучка, – он даже не заметил, как Абдулла вышел из библиотеки, оставив учителя наедине с его мыслями.

Некоторое время Хан сидел недвижимо, смежив тяжелые веки. Затем, на время оставив свое прежнее занятие, взял со стола письмо, адресованное главой лондонской адвокатской конторы «Симпсон энд партнерс» Искирхану Хорхоеву и переданное последнему через уполномоченное им лицо – то есть через того же Абдуллу.

Вскрыв послание, он пробежал глазами текст.

Из содержания этого письма он узнал, что его, Искирхана Хорхоева, либо уполномоченное им лицо, приглашают двадцать третьего августа сего года, то есть через неделю, посетить центральный офис адвокатской фирмы в Лондоне, где ему будут переданы документы, оставленные на хранение господином Русланом Хорхоевым.

Отложив письмо в сторону, Хан понимающе покивал головой.

Вот теперь, получив известие из Лондона, он может вступить в переговоры с людьми из «Халлибертон».

Глава 2

Переговоры с американцами проходили в московском офисе компании, в примыкающем к кабинету президента фирмы малом зале, приспособленном для совещаний в узком кругу.

Кресло во главе недлинного стола пустовало: в знак памяти о покойном основателе компании президентское место никто не занимал.

Позади президентского места, там, где обычно помещают эмблему компании либо, что стало входить в моду, вешают портрет главы государства, на стене висел увеличенный фотоснимок Руслана Хорхоева, заключенный в траурную рамку.

Чеченцы, номинальные пока владельцы более двух третей акций Объединения, но фактические владельцы компании, вместе с разрабатываемыми «Альянсом» нефтяными месторождениями и производственными мощностями унаследовавшие активы и долги своего родственника, сидели рядышком по одну сторону стола. Напротив них расположились американцы Норман и Фейгелевич. Поверхность стола была свободна от бумаг. По обоюдному согласию запись стенограммы переговоров не производилась. У Нормана, правда, имелась при себе маленькая записная книжица, с записями в которой он периодически сверялся, но это, понятно, не в счет.

Ричарду Норману, англосаксу с представительской внешностью и цепким, просвечивающим взглядом, было пятьдесят два года. Искирхан Хорхоев знал об этом человеке, занимающем второй по значимости пост в структурах «Халлибертон», если не все, то вполне достаточно, чтобы можно было вести с ним предварительные переговоры. Он не располагал компрометирующими материалами на Нормана, – собирать таковые, если их вообще можно добыть, не было необходимости, – но досье, собранное на него Русланом, было исчерпывающим.

Американец, заранее проинформированный Фейгелевичем об этих сидящих напротив него людях, в свою очередь ненавязчиво рассматривал главу клана Хорхоевых. С Бекмарсом ему было более или менее все ясно. Хотя внешне похож на старшего брата, в том, что касается деловой хватки, опыта масштабных сделок и глубоких специальных знаний, сильно проигрывает Руслану. Ключик к этому субъекту подобрать будет не так уж сложно.

Что же касается старика…

Искирхан Хорхоев одет в скромный костюм темных тонов. На голове серая папаха, которую он не снял даже в помещении. Седые кустистые брови, нависающие над прозрачными, с прищуром, глазами. Усы белые, как перо лебедя. К лацкану пиджака прикреплена Звезда Героя соцтруда. В узловатых пальцах перетекают бесконечной чередой темно-вишневые косточки янтарных четок.

Норман знал, что кроме Звезды Искирхан Хорхоев награжден еще множеством правительственных наград: двумя орденами Ленина, тремя Красного Знамени, орденами Знак Почета и Дружбы Народов, множеством медалей. Большую часть своих наград он получил в годы Второй мировой (русские называют эту войну Отечественной) и в первые послевоенные годы.

Нет, Хорхоев не воевал на фронте. Он добывал грозненскую нефть. В возрасте неполных двадцати четырех лет он обеспечивал ежесуточную поставку двух тысяч тонн нефти и продуктов ее переработки, направлявшихся прежде всего на нужды действующих фронтов. Над ним стоял русский начальник, не считая комиссаров и особистов. Но именно Хорхоев как специалист отвечал за добычу и переработку нефти на грозненских промыслах, до которых армия вермахта так и не смогла дотянуться в самую кризисную фазу войны.

Хорхоев был не единственным чеченцем, кто трудился или воевал на стороне извечного недруга горцев – России. Но большинство его соплеменников не только отказывались служить в Красной армии, но еще и устроили резню в тылу у воюющей армии, фактически подняв массовое восстание против Советов.

В то время, когда диверсанты из 804-го полка спецназначения «Бранденбург-800» свободно разгуливали по чеченским городам и селам, не снимая даже немецкой военной формы, грозненские промыслы были едва ли не единственным островком советской власти в республике.

В феврале 1944 года, по личному указанию «отца всех народов», органы НКВД СССР в ходе спецоперации «Чечевица» выслали горские народы, прежде всего чеченцев и ингушей, к черту на кулички.

Существовало очень небольшое количество людей чеченской национальности, кого эти репрессии не затронули.

Среди «неприкасаемых» – Искирхан Хорхоев.

Но и этого человека позднее, вопреки всем его многочисленным заслугам, выслали из Чечни в Казахстан, вместе с семьей переведя нефтяника в ранг «спецпереселенца» (за какие провинности был выслан Хорхоев, Норману и тем, кто собирал досье на Хана, в точности выяснить не удалось). Уже летом 48-го его с семьей доставили в Кустанайскую область, откуда он, спустя несколько месяцев, задействовав какие-то свои связи, сумел перебраться гораздо южнее, в почти граничащий с Узбекистаном Чимкент.

Хорхоев и его близкие провели в ссылке чуть более десяти лет. Хан занимался, в меру возможностей, преподавательской и научной деятельностью в провинциальных институтах – власти, учитывая глубокие знания и немалый практический опыт Хорхоева, закрывали глаза на его происхождение.

Осталось добавить, что Искирхан Хорхоев и по нынешнюю пору пользуется непререкаемым авторитетом в российской нефтегазовой отрасли, – многие, занимающие сейчас руководящие посты в различных фирмах, бывали на его лекциях и практических занятиях еще в студенческую пору. Безусловно, в том, что его сыну Руслану, вопреки «неправильному» происхождению, удалось выстроить в России свой перспективный бизнес, есть большая заслуга и этого почтенного, находящегося уже в преклонном возрасте человека…

Норман, хотя и мог изъясняться на русском (ломаном русском, надо уточнить), учитывая важность разговора, предпочел родной английский, используя Фейгелевича в качестве толмача.

– Господа Хорхоевы… Я уполномочен руководством моей компании еще раз принести вам соболезнования в связи с трагической гибелью многолетнего президента вашей компании господина Руслана Хорхоева.

Фейгелевич перевел слова своего шефа.

– Можете сразу переходить к делу, – бросил нетерпеливый Бекмарс. – Михаил заверил меня, мистер Норман, что у вашей фирмы есть к нам серьезное коммерческое предложение.

Норман кивнул ему, затем перевел взгляд на пожилого мужчину в серой папахе, занятого, казалось, лишь своими янтарными четками.

– Как вам должно быть известно, господа, – продолжил американец, в синхронном переводе Фейгелевича, – мы уже проводили конфиденциальные переговоры с Русланом Хорхоевым. В декабре прошлого и марте нынешнего года. Обе встречи, напомню, состоялись здесь, в этом офисе.

Бекмарс, который слышал о таком впервые, хотел было открыть рот, но, заметив кивок отца, решил не показывать свою неинформированность.

– На нашей мартовской встрече с мистером Хорхоевым была достигнута предварительная договоренность об участии компании «Халлибертон», оперирующей на российском рынке посредством совместных с Тюменской компанией структур, в освоении вновь открытых в регионе Южной Сибири перспективных нефтяных залежей… Мы договорились провести следующий тур переговоров 1 сентября текущего года, но уже в Соединенных Штатах…

– Но сегодня только пятнадцатое августа, – подал реплику Бекмарс.

– Совершенно верно, – сказал американец. – Действительно, мы сочли нужным выйти на вас раньше оговоренного срока. На то имеются веские причины, о которых, господа, я полагаю, вы и сами догадываетесь.

Сейчас, насколько нам известно, ваша компания испытывает… гм, некоторые трудности. И это, учитывая столь внезапный уход из жизни многолетнего руководителя фирмы, – вполне объяснимо. К тому же мы действуем четко в рамках прежних конфиденциальных соглашений. Мистер Хорхоев предупреждал нас, что при определенном раскладе вашей компании может понадобиться крупный кредит. Руководство моей фирмы, в свою очередь, пообещало, коль такая необходимость возникнет, предоставить через наши возможности и на определенных условиях кредит для нужд объединения «Альянс»… Имелось в виду, что необходимость в средствах может возникнуть еще до наступления даты финальной фазы переговоров, то есть до 1 сентября.

У Бекмарса, крайне заинтригованного таким поворотом событий, маслянисто заблестели глаза.

– Уточните, мистер Норман, о какой сумме идет речь?

– Да, конечно… В такого рода делах нужна сугубая точность.

Хотя Норман наверняка держал нужную цифирь в памяти, он заглянул в свою книжицу и лишь затем произнес:

– Верхний потолок кредита, о предоставлении которого через наши возможности договаривался мистер Хорхоев, составляет… двести пятьдесят миллионов долларов.

В воцарившейся ненадолго тишине было отчетливо слышно, как Бекмарс, потрясенный услышанным, шумно сглотнул.

– Порядок цифр, названный вами, мистер Норман, совпадает с нашими сведениями, – не поднимая голову, сказал Хорхоев-старший. – Теперь изложите, каким выхотелибы видеть участие «Халлибертон» в доразведке и освоении открытыхнамиместорождений в республике Т…

Расставив интонацией ударения в нужных местах, старейшина вновь предоставил инициативу заокеанским дельцам.

Несмотря на замкнутый, несколько отрешенный вид, Искирхан Хорхоев очень внимательно слушал речи одного из руководителей «Халлибертон».

Норман, чтобы избежать неясностей и возможных недоразумений, счел необходимым заново сообщить о тех предварительных договоренностях, каковые были достигнуты в ходе секретных контактов с прежним руководителем «Альянса».

Хан не стал торопить американца, подобно тому, как это попытался сделать Бекмарс. Хотя понимал, что в ближайшие несколько минут вряд ли услышит что-нибудь новое для себя.

Руслан постоянно держал его в курсе своих переговоров с людьми из «Халлибертон». Старший сын почти не общался в последние годы с братьями – Бекмарса он терпел в своей компании в роли некрупного акционера, но не более того. С отцом же, вопреки всем невзгодам, сотрясавшим их семью, он неизменно поддерживал ровные отношения.

Руслан, с младых ногтей привыкший к полной самостоятельности, обладал сильным, независимым характером. Он не всегда посвящал отца в свои замыслы, полагая, что у Хана и без того хлопотная жизнь, поэтому нечего его «грузить» какими-то проблемами. Но вместе с тем не гнушался обращаться к авторитетному родителю за советом, когда того требовали интересы бизнеса. Что же касается «южносибирского проекта», то Хан был в курсе всех перипетий – он только не знал до недавней поры о судьбе взятого Русланом пятидесятимиллионного кредита.

Осознавая, каковы будут результаты переговоров с американцами, глава семейства Хорхоевых испытывал сейчас двойное чувство: гордость за своего сына, умевшего мыслить масштабно, стратегическими категориями, и острую печаль из-за того, что сын немного не дожил до времени, когда его ждал настоящий триумф.

Руслан Хорхоев прекрасно понимал, что наличие богатейших залежей нефти в недрах захолустной республики Т. сколь-нибудь долго скрывать не удастся и уже в ближайшее время можно ожидать «наезда» на оперирующих в таежных окрестностях Кызыла «дочек» компании «Альянс», да и на руководство самой компании, – «наезда» как со стороны государственного Минтопэнерго и нефтегазовых лоббистов, так и самих нефтебаронов. И придумал поистине гроссмейстерский ход.

Он решил обзавестись «крышей».

Но само по себе желание обзавестись «крышей» еще не есть гениальное решение. Особенно в России, стране криминальных, чиновничьих, милицейских и гэбистских «крыш».

Фокус здесь заключался в другом. В том, чтобы обрести таких покровителей, которые окажутся не по зубам ни «Лукойлу» в паре с «ЮКОСом», ни Борису с его друзьями из московской «синагоги», ни даже первым лицам российского государства.

В качестве «крыши» Руслан Хорхоев надумал использовать не кого-нибудь, а второго по величине занимаемого поста человека в США, каковым является вице-президент Америки.

То есть фактически в лице этого самого высокопоставленного государственного деятеля он получил бы покровительство всего контролируемого республиканцами административного аппарата, управляющего мощью единственной в мире сверхдержавы.

Именно вице-президент США, многие годы умело совмещающий бюрократическую и коммерческую деятельность, является фактическим основателем и нынешним теневым руководителем растущей как на дрожжах компании «Халлибертон». Заняв нынешний высокий пост, этот человек передал свой пакет акций в «слепой траст». Но предполагать, что он полностью отстранился от дел, что он не уделяет более никакого внимания своему любимому детищу, было бы наивно.

Идея выйти на руководство «Халлибертон» на предмет совместного участия в реализации «южносибирского проекта» принадлежала самому Руслану. Предварительно он счел нужным проконсультироваться с отцом. Хан полностью одобрил его выбор. Потому что оба они, не сговариваясь, именно в лице этой американской компании видели надежного перспективного партнера, при помощи которого «Альянс» мог бы впредь решать и свои собственные задачи.

Дело не только в том, что стратегическое сотрудничество с «Халлибертон» могло бы обезопасить владельцев объединения «Альянс» от наездов нефтегазовых «баронов» или же, учитывая чеченские корни Хорхоевых, от недоброго внимания российских спецслужб. Не менее важно и то, что сам профиль американской компании как нельзя лучше подходит для участия в совместном проекте. «Халлибертон» специализируется на разведке нефтяных месторождений, на поставках соответствующего оборудования, а также на освоении нефтяных залежей в труднодоступных местах (в субарктических регионах, например, или на морском шельфе).

В России и странах СНГ эта фирма действует с начала девяностых годов.

Тот же Ричард Норман регулярно принимал участие в самых серьезных акциях, проводимых его компанией на территории бывшего СССР. На его счету разведка дальневосточного шельфа России. (Российские правительственные инстанции так и не дождались извлеченных в ходе этой работы данных. Сотрудники «Халлибертон» вывезли всю документацию в Штаты, а «совместное» предприятие «Полар Пасифик» скоренько растворилось в густом сахалинском тумане.) Этот же бизнесмен, наряду со своим шефом, нынешним вице-президентом Америки,продавилкрупнейший, в 489 миллионов долларов, кредит по совместному с российской ТНК контракту, под гарантии возврата самого респектабельного «Экспортно-импортного банка США».

Именно эти три обстоятельства – крепкие связи с власть имущими, умение держать язык за зубами и способность пробивать крупные кредиты для себя и своих партнеров из «криминальной, страны» России – и обусловили выбор, сделанный еще прежним президентом «Альянса» Русланом Хорхоевым.

Хан, внимательно следящий за происходящим, включился в разговор в нужном месте.

– Мистер Норман, вы человек чрезвычайно информированный, – сказал он.

– Зачем вы говорите, что удаленность вновь открытых в республике Т. месторождений и местные условия могут превратить добычунашейнефти в низкорентабельное, малодоходное дело?

Полагаю, вам известно о заключенном несколько месяцев назад десятимиллиардном российско-китайском контракте? Так вот…

Магистральный трубопровод, это тоже уже известно, пройдет рядом с административной границей республики Т. Не позднее, чем через два с половиной года, будет обеспечена «смычка» с китайской трубой «Восток – Запад». Да, придется дополнительно проложить полторы сотни километров трубопровода, чтобы подключиться к магистрали. По меркам той же Западной Сибири – пустяк… Уже вскоре для российской нефти откроются рынки «азиатских тигров», не говоря уже о таком гиганте, как Китай. Разве я неправильно обрисовал картину, мистер Норман?

– Кхм… – американец, хотя и был предупрежден, что старик этот не так прост, как кажется, бросил на него озадаченный взгляд. – Ну что ж…

Это уже деловой разговор, господа! Итак, каковы все же разведданные вашей компанией запасы нефти на юго-восток от Кызыла? Меня интересуютреальныецифры, а не те, что отражены в отчетах ваших поисковиков.

Бекмарс принялся чесать затылок, но прежде чем он проронил хоть слово, Хорхоев-старший окончательно взял инициативу в переговорах с американцами на себя.

– Полагаю, господа, – сказал он, – эти данные вам уже известны от моего сына.

– И все же, – Норман решил настоять на своем, – назовите данные, которые способны подтвердить точными, повторяю, скрупулезно точными результатами проведенных в республике Т. геолого-разведочных работ.

На какое-то мгновение янтарные бусинки приостановили свое круговое перемещение.

– Пожалуйста, – сказал Хан. – По предварительной оценке запасы разведанных нами месторождений составляют три целых и две десятых миллиарда тонн нефти.

Американцы прекрасно знали, что это не блеф. Эти люди, особенно Норман, ели свой хлеб не даром. В противном случае они не удостоили бы этого пожилого мужчину в папахе ни словом, ни даже взглядом.

Далее затеялся обычный в таких случаях торг. Пока на уровне устных договоренностей, от которых, впрочем, до заключения трехстороннего контракта рукой подать. «Халлибертон» предложил следующую схему. Дружественная американцам Тюменская компания берет на себя решение проблем с «горящим» кредитом, переводя необходимые для этого средства в «Суисс Агрикол бэнк». А также доплачивает компании «Альянс» еще пятьдесят миллионов долларов в качестве отступных.

Взамен руководство «Альянса» передает ТК – а фактически фирме «Халлибертон» – полный контроль над своими «дочками», оперирующими в республике Т. и располагающими легальными лицензиями на разработку недр в этой захолустной российской автономии. А также предоставляет непосредственно фирме «Халлибертон» исчерпывающие данные касательно всех без исключения разведанных там месторождений.

Эти предложения сильно отличались от тех, что обговаривались при жизни Руслана Хорхоева. Но это и не удивительно. После гибели президента компания находится не в лучшем состоянии. Если кредит не будет возвращен вовремя, то Хорхоевы вообще потеряют свой бизнес. С учетом вышесказанного, Норман объявил прежние требования Руслана Хорхоева «нереальными». И даже намекнул, что он пытается договориться с Хорхоевыми не в последнюю очередь потому, что в случае потери ими контрольного пакета акций ему будет уже гораздо сложнее договариваться с новыми владельцами компании.

Иными словами, Хорхоевы получали обратно свою же компанию, плюс пятьдесят миллионов сверху, но должны были расстаться с южносибирскими «дочками», а также с видами на разработку вновь открытых богатейших месторождений.

– Нет, – сказал Хан. – Ваше предложение нас не устраивает.

Бекмарс едва не взвился со своего кресла.

– Но… Отец?!.

– Гм… – Норман бросил на старика удивленный взгляд. – Я вас не понимаю… По существу, мы пытаемся спасти вашу компанию. Нам выгодно, чтобы вы оставались ее собственниками. Мы поможем вам вернуть кредит!

Само собой, в этой пиковой для вас ситуации вы получите меньшую прибыль, нежели рассчитывали. Это же элементарно, господа!

Сказав это, он переглянулся с Фейгелевичем. Как бы спросил того мысленно: «Это точно, что у чеченцев «горит» кредит и они не смогут сами вытащить «залог» из банка?» Тот едва заметно кивнул: «Точнее не бывает».

У Бекмарса в голове крутилась мысль, посещавшая его уже неоднократно: «Старик окончательно выжил из ума!» Что касается Хана, то он думал о письме из адвокатской конторы, которое привез ему из Лондона Абдулла. Он знал, какие документы намерен передать ему владелец этой конторы. А потому был уверен, что компания, основанная его сыном, сможет самостоятельно, без этой отягченной невыгодными условиями помощи предложенной американцами, решить все проблемы с возвратом кредита.

Он также думал о том, что Руслан несколько занизил данные, которые он конфиденциально сообщил людям из «Халлибертон». Разведанные запасы нефти составляли не 3,2 миллиарда тонн (Россия, кстати, добывает в год чуть более 300 миллионов тонн), а почти четыре. Руслан намеревался оставить за собой «озерное» месторождение, где по оценке Николая Рассадина, подтвержденной прикидками самого Хана, можно было добыть в ближайшие десять лет не менее пятисот миллионов тонн нефти. Все же остальные богатые нефтью и газом угодья должны были отойти американцам и их партнерам из Тюменской компании.

В любом случае, та информация, прежде всего данные многолетней нефтеразведки, которой располагают Хорхоевы, поможет их новым партнерам сэкономить как минимум четверть миллиарда долларов США.

– Предложение, сделанное Русланом вашей фирме, господа, остается неизменным, – твердо сказал Хан. – Свои проблемы мы решим самостоятельно. Благодарю вас за желание помочь нам, но это лишнее.

Дату окончательных переговоров предлагаем оставить прежней – первое сентября текущего года. Затягивать заключение сделки, полагаю, никто из нас не хочет. Если наше предложение целиком вас устроит, можете подключать к переговорам ваших партнеров из Тюменской компании…

– Отец, ты с ума сошел! – прошипел Бекмарс, когда американцы покинули офис. – А если все сорвется?!

– Не сорвется, – спокойно сказал Хан. – Сделка обязательно состоится, причем на наших условиях. Но меня очень беспокоят некоторые люди…

– Назови их имена, отец! – тут же встрепенулся Бекмарс. – Я с ними разберусь! Думаю, Ильдас тоже со своими вайнахами в стороне не останется!

Хан бросил на него задумчивый взгляд.

– Меня сильно тревожит твой брат Ильдас. А также возможная реакция Бориса, к которому ты ездил недавно в Париж… Я уверен, Борис и его московские друзья с некоторых пор положили глаз на нашу компанию. Они не будут сидеть сложа руки, Бекмарс. С этой стороны мы должны быть готовы к любым, даже самым неприятным сюрпризам…

Глава 3

Сергей Чертанов и двое его помощников появились в станице Слепцовской, что находится в Ингушетии, поздним жарким утром, незадолго до полудня.

Передвигались они по дорогам Северного Кавказа на джипе «Рэнджровер» с североосетинскими номерами, принадлежащем тому человеку, в чьем доме они провели последние несколько суток.

Так получилось, что им пришлось, поднявшись очень рано, сопровождать три грузовика «Вольво», нагруженных «гуманитаркой», от КПП Верхний Ларс и до самого места выгрузки…

Водители грузовиков о наличии еще одного, нештатного, транспорта сопровождения, понятно, не догадывались. Впереди небольшой колонны по трассе катила милицейская тачка. Но ментов, нанятых охранять грузы, о своем интересе к «тракам» Чертанов и его помощники тоже не стали оповещать – каждый должен заниматься своим бизнесом.

Чертанов знал изначально, что это глупая затея – ехать в Ингушетию за тремя грузовиками «Вольво». Ну так что из того? Других идей, сулящий нужный ему результат, попросту не существовало… А так есть шанс, правда, призрачный, что интересующая его особа, первоначально находившаяся при грузовиках с «гуманитаркой», может объявиться в пункте назначения, проставленном в путевых документах водителей «Вольво».

Если числить точкой отсчета ту ночь, когда неизвестные буквально из-под носа у него увели девушку, то пошел уже шестой день поисков.

Выйти на ее след удалось лишь на третьи сутки… В одном из селений Пригородного района, отстроенного ингушами, в ночное время состоялась какая-то крутая разборка. Давно прикормленный мент Бортко – свой последний гонорар, сволочь, так и не отработал – наутро сообщил Чертанову об этом ЧП. И подсказал, что именно в этом селении проживает некий Исса Яндиев, который, по предварительной информации, выступал в истории с доставкой «гуманитарки» в роли посредника.

Исса Яндиев, как выяснилось уже на месте, оказался здесь ни при чем.

Возможно, он и имел какое-то отношение к похищению девушки, кто знает.

Но если да, то косвенное. Потому что до сих пор этот посредник находится в Назрани, а его сотовый отключен.

Разборка произошла в доме одного из чеченцев. Чичик, на которого оказалось записанным сие домовладение, оказался бедным, как церковная мышь. Полтора года назад он перебрался с семьей в это селение из Чечни. Проживал он с женой и детьми у небогатых родственников, а отнюдь не в «своем» доме.

Стоило взглянуть на этого «собственника», как все стало понятно: у такого не только трехэтажной домины, но и трех рублей в кармане никогда не было. Хотя кто ему сделал такой «подарок», говорить бедный, но гордый чечен напрочь отказался – били его, пытали, все оказалось без толку.

Соседями оказались сплошь чечены. У этих тоже – рот на замке. Если бы местный патруль, объезжающий криминогенные точки, не обнаружил случайно настежь раскрытые ворота и троицу оприходованных кем-то вайнахов в самом доме, то данный криминал, не исключено, вообще не вылез бы наружу.

Эти трупы, кстати, кто-то быстренько прибрал. Еще до прибытия на место майора Бортко и его бригады сотрудников криминальной милиции.

Ингушские милиционеры, проворонившие это дело, лишь тупо разводили руками – сами, мол, не понимаем, как такое могло произойти…

Но следы крови в доме остались. Дохлая собачка во дворе обнаружилась, с разнесенной вдребезги башкой. И еще кое-что удалось отыскать при осмотре особняка – надо отдать должное Бортко, он тут же, подобно натасканному охотничьему псу, сделал «стойку».

В одной из комнат особняка, где минувшей ночью кто-то порешил трех вайнахов, возле кресла, на полу, отыскался томик стихов шотландского поэта Бернса.

Книга была не подписана, а на ее страницах отсутствовали какие-либо пометы. Но она была издана в Великобритании, и к тому же пахла изысканным женским парфюмом. Само собой, томик стихов был на английском языке.

Бортко, сообразив что к чему, передал находку Чертанову.

Действительно, трудно себе представить, что кто-то из чеченцев, перед тем как его грохнули, читал на ночь стихи Бернса в оригинале. Да еще предварительно надушившись дорогим парфюмом…

В местной библиотеке таких книжек тоже не держат.

А вот в багаже Тамары Истоминой томик стихов Бернса был бы на своем месте…

В два пополудни они приехали в лагерь беженцев «Северный».

Две машины, «Рэнджровер» и пятнистый «уазик», остановились на взгорке метрах в двухстах от границы палаточного лагеря. Проехав с полста метров дальше, застыл и «ПАЗ» – из автобуса наружу стали вытряхиваться распаренные духотой омоновцы. Два десятка бойцов удалось позаимствовать на расположенном неподалеку «блоке». Они неторопливо закуривали, вяло перебрасывались репликами, досадливо морщась в предчувствии того ора, той озлобленной ругани в свой адрес, что им вскоре предстоит услышать, – ичкерийских женщин, за их способность производить оглушительный шум, переходящий в истошный визг, не зря прозвали «чеченскими «катюшами»…

Из «уазика» вышли двое сотрудников Северо-Кавказского РУОП. Людей этих, как и майора Бортко, Чертанов знал немало лет. Конечно, в свои планы он ментов посвящать не стал, – то есть не стал рассказывать, кто такая Истомина и зачем она ему сдалась. Но попросил под видом паспортной проверки «пробить» тех, кто будет выступать в роли получателей «гуманитарки» – все три «Вольво» находились уже на территории лагеря, вот-вот должна была начаться выгрузка. А чтобы не вдаваться в долгие объяснения, отправил вместе с ментами и омоновцами двух своих помощников – мужики они глазастые и сообразительные.

Сам он остался на прежнем месте, в компании с одним из омоновцев, которого временно выделили для охраны транспорта.

Ваха Муталиев, появившийся в «Северном» в связи с прибытием туда грузовиков «Вольво» с гуманитарным грузом, был зол даже сильнее, чем обычно.

Ильдас, когда он сообщил ему по телефону о гибели Казбека и двух вайнахов, а главное, об исчезновении девушки, был вне себя от ярости.

А Муталиев, между прочим, не слишком-то виновен в случившемся. Он захватил девушку и предъявил ее самому Ильдасу. Кто ж виноват, что тот не захотел сам увезти девицу в Москву, а предоставил решение этой задачи Вахе и своему помощнику Казбеку…

К тому же Вахе удалось вынести из дома трупы, и тем же вечером, по мусульманскому обычаю, всех троих, включая Казбека, предали земле.

А все из-за того, что упустили из виду Бадуева. Кто ж еще мог подписаться на такое дело? Наверняка подсуетился этот проклятый Ахмад.

Девушка как под землю провалилась! Трое суток впустую занимались поисками. В аэропорту Владикавказа ни ее, ни Ахмада не видели.

Вернуться обратно на грузинскую сторону она тоже не могла – случись такое, Муталиев был бы об этом немедленно извещено. Ну и куда, спрашивается, она – или же они? – могла подеваться?!

Поэтому, получив весточку от Иссы Яндиева, – о том, что перед «Вольво» с «гуманитаркой» кто-то зажег зеленый свет, – Муталиев, от безысходности, отправился в станицу Слепцовскую.

Может, здесь ему удастся перехватить выскользнувшую у него из рук добычу?

Тут, в лагере, он переговорил кое с кем из вайнахов. Если в «Северном», или же в самой станице, вдруг объявится Тамара Истомина, «бизнес-вумен», снарядившая этот караван с продовольствием, одеждой и медикаментами, то он, Ваха, будет об этом немедленно извещен.

В палатку, где он дожидался докладов своих информаторов, а также посланных им к грузовикам с целью наблюдения людей, вошли двое – Саит и Беслан.

Вид у обоих был возбужденный до чрезвычайности.

– Ну что, нашли ее? – встрепенулся Муталиев. – Где она?

– Ваха, в лагере кяфиры! – торопливо произнес Саит. – Десятка два омоновцев и еще какие-то в штатском!

– Кажется, их тоже интересуют грузовики, – добавил Беслан.

Ваха, сокрушенно покачав головой, уселся обратно на скрипучую кровать, застеленную лоскутным одеялом.

– Что будем делать, амир? – сказал Саит. – Они и в палатки заглядывают тоже.

– У вас оружие есть? – хмуро спросил Ваха. – Нет. Документы у нас надежные. С местным начальством я немного знаком. Чего же нам бояться?

Когда эти двое вышли, успокоенные его заявлением, Муталиев задумчиво потеребил подбородок. С чего это вдруг менты полезли к машинам с «гуманитаркой»? Груз уже тщательно досматривался, им об этом должно быть известно… Хотят отломить от «гуманитарки» и себе кусочек? Но тогда они поздно спохватились: «посылка» уже доставлена в лагерь.

Здесь и без них найдется кому «отломить кусок». Свои же чеченцы из «крутых» наложат лапу на «гуманитарку». Хорошо, если хотя бы половину привезенного раздадут людям бесплатно…

Чертанов посмотрел на часы. «Шмон» в лагере длился уже два часа. Его глаза, защищенные от солнца притемненными линзами очков, в очередной раз вобрали в себя всю эту унылую, обожженную солнцем местность, с длинными рядами выцветших, обтерханных палаток. Весь этот людской бедлам, который он, будь его воля, сровнял бы с землей, убрав прежде под землю всю эту черножопую мразь.

Нельзя сказать, чтоб Чертанов ненавидел чеченцев. Ему было на всех них наплевать. Он знал, что с этой публикой желательно не иметь никаких дел. И этого знания, подкрепленного личным опытом, ему было вполне достаточно.

В принципе, он даже за людей их не считал.

Чеченцы рождаются, живут и умирают по каким-то своим, нечеловеческим, недоступным для рационального осмысления законам.

Вот здесь, например, в этом лагере, как и в других лагерях, как и в обгрызенных войной и зачистками родных селах и аулах, практически все чеченские бабы, находящиеся в детородном возрасте, ходят брюхатые. Он бы ни за что не поверил в такое, если бы не видел своими глазами – и неоднократно! – целые стаи щенят, вернее, волчат, которые, мал мала меньше, ползают в пыли или же носятся сломя голову подле любой из палаток. Про всходы все уже сейчас ясно, но откуда, спрашивается, семена? Мужиков у многих из них давно могильные черви съели, а они все рожают, рожают, рожают…

Просто уму непостижимо.

Нормальная женщина девять месяцев плод вынашивает. А эти, волчицы, кто через восемь месяцев рожает, а кто и через семь! Племя, вечно живущее по законам военного времени? Настроенное на то, чтобы на место каждой погубленной кяфирами души на свет появились сразу две? Нас, мол, не вытравишь и зачистками пополам с огненным «градом» не изведешь?!.

Имеющее своей целью расплодиться, как крысы, и уничтожать все человеческое вокруг себя?!

Нет, никому не понять чеченцев. Все они, разбойники и жертвы, герои и насильники, воины и их женщины – суть необъяснимый, с инфернальным запашком феномен, аномальное явление, не имеющее по всем законам права на существование, но все же существующее – вопреки всему…

Чертанов недовольно поморщился. Не о том он сейчас думает, не о том…

Косвенным подтверждением того, что Тамара Истомина не только жива, но и уже находится на свободе, служит появление здесь этих трех грузовиков «Вольво». О том, кому эта девушка позвонила или же отправила факс с инструкциями, Чертанову оставалось лишь гадать. У него здесь силенок маловато, чтобы «пробивать» подобные цепочки. Из Тбилиси кто-то нажимал, вроде даже как английское посольство подключалось. Не исключено, что кто-то из крутых таможенных или пограничных генералов счел нужным вмешаться… Так это или не так – не суть важно. Важно то, что не удалось отследить, откуда, из какого места пошел первый импульс. Иными словами, нынешнее местонахождение Истоминой – неизвестно.

Бойкая, однако, женщина: не успела от чеченов сбежать, как тут же разблокировала задержанные на границе грузы… И что характерно, вопреки случившемуся с нею, не отказалась от своей идеи оказывать помощь чеченским беженцам.

– Ну как результаты? – спросил он у возвратившихся из лагеря помощников. – Нашли хоть какую-нибудь зацепку?

Но еще не дождавшись подробных отчетов, по лицам сотрудников он понял: в Слепцовскую они приехали совершение напрасно.

Муталиев и его вайнахи вернулись в станицу с наступлением вечерних сумерек. Они остановились в доме, где жил один давний знакомый Вахи, посредничающий в поставках самопальных сортов бензина из Чечни.

Ничего полезного для себя в «Северном» они не почерпнули.

Ваха, не дожидаясь ужина, прошел в выделенную ему комнату, развернул портативный телефонный терминал и позвонил в Москву Ильдасу Хорхоеву.

Тот, по-видимому, уже успокоившись, воспринял все эти неутешительные новости без раздражения. После того, как Ильдас снабдил его новыми инструкциями, Ваха вышел к Саиту и Беслану, которые не начинали трапезу, дожидаясь возвращения амира.

– Отложите ножи, вайнахи, – распорядился Ваха. – Доставайте паспорта с подмосковной пропиской! Мой старый кунак просил меня, чтобы мы как можно скорее приехали в эту проклятую Аллахом Москву!

Чертанов и его помощники находились всего в нескольких домах от комфортабельного убежища вайнахов. И, по странному совпадению, экс-гэбист, решивший вместе со своими сотрудниками остаться здесь на ночевку, тоже в эти минуты звонил в Москву.

– Очень хорошо, – неожиданно сказали на другом конце линии. – Мы как раз собирались вас побеспокоить… При первой возможности вылетайте в Москву! Есть основания считать, что «объект» либо уже в столице, либо появится здесь в ближайшие часы…

Глава 4

Ахмад оказался далеко не прост. Поначалу Протасов думал, что их ночная акция, в ходе которой была освобождена Тамара, – чистой воды импровизация. Но это было не так. Вернее, не совсем так.

После того, как они втроем посреди ночи уехали из ингушского села на реквизированной у Казбека машине, им пришлось завернуть во Владикавказ.

Но не надолго.

Во дворе четырехэтажного дома, чей первый этаж целиком занимало контролируемое выходцами из Грузии кафе, их прибытия ожидал подержанный микроавтобус «Мерседес» с осетинскими номерами. А также двое мужчин, один из которых сильно смахивал на покойного кахетинца Григория.

Один из встречавших – судя по выговору, тоже грузин – взял у Ахмада ключи от угнанной машины. Он сказал, что этот джип возле кафе оставлять нельзя. Его нужно перегнать в другое место и оставить во дворе какой-нибудь жилой многоэтажки. Безусловно, то была разумная мысль.

Другой мужчина, тот, что внешне походил на Григория, жестом пригласил всю троицу занимать места в поджидавшем их микроавтобусе. Говорил он только по-грузински – вероятно, на кахетинском диалекте. Поэтому общался он в дороге лишь с Бадуевым – Ахмад до семнадцати лет проживал в одном из сел Панкисского ущелья, где чеченцам-кистинам и грузинам вот уже более полутора веков приходится существовать бок о бок.

Наверное, эти двое, грузин и Ахмад, все специально так придумали.

Чтобы пассажиры, то есть Тамара и Протасов, не вздумали приставать к водителю с расспросами. Достаточно того, что Бадуев хорошо знает людей, которые им сейчас помогают. Девушке же и приблудному экс-легионеру располагать такими сведениями совершенно ни к чему.

Но они могли бы и не играть в такие игры. Протасову было по фигу, кто их водитель. Главное, что он куда-то их везет. Что же касается Тамары, то она, кажется, больше всего на свете хотела спать.

Хотя в салоне было восемь кресел, кроме водительского, Тамара уселась рядом с Протасовым. Окунувшись в сладкую дрему, она привалилась к своему соседу, беспечно положив ему голову на плечо. Александр, испытывая неловкость, метнул взгляд на Ахмада, сидевшего впереди, рядом с водителем. Не возбухнет ли чечен? Не заставит ли он невольного попутчика пересесть в другое кресло, подальше от опекаемой им девушки?

Но нет… Ахмад лишь раз обернулся в их сторону, а затем целиком сосредоточился на дороге.

Протасов, как и другие двое мужчин, так и не смежил век. Давало знать о себе нервное перевозбуждение. К тому же, воспользовавшись гостеприимством осетинов Дзамболовых, он капитально выспался в их доме. Так что сна у него сейчас не было ни в одном глазу.

Зато «юная леди», притомившаяся и сильно напереживавшаяся за последние несколько суток, постепенно погрузилась в глубокий сон. Привалившись к соседу бочком, она вдобавок еще протиснула свою сухую горячую ладошку в его сильную мужскую ладонь.

Так и держал он ее за руку, как маленькую испуганную девочку, по дороге до самого Моздока…

В Моздоке они тоже не задержались надолго, проведя лишь чуть более двух часов в частном доме на окраине этого города, куда их привез немногословный грузин. Здесь они умылись, переоделись и плотно пообедали. Заодно Ахмад осмотрел рану Протасова и сам сделал, причем весьма умело, перевязку.

Только сейчас Тамара узнала, что Протасов был ранен той ночью и что он сбежал из больницы, где ему сделали несложную операцию. Ахмад, хотя и соорудил новую повязку на грудь, назвал полученную Протасовым рану царапиной. Александр был того же мнения. Но Тамара теперь и вовсе смотрела на него как на героя – Протасов даже стал опасаться, что такое отношение к нему молодой женщины может вызвать ревность у Бадуева.

Последний и вправду пригласил своего компаньона по завершившейся тройной мокрухой акции выйти на крылечко, «поговорить». Протасов думал, что чечен скажет: «Держись от девушки подальше!» И порекомендует идти своей дорогой…

Но разговор, затеявшийся между ними, принял неожиданный оборот.

– Ты, кажется, в Москву собрался ехать, Александр? – сказал чеченец, бросив на него странный взгляд. – Надеюсь, твои планы не переменились?

– Мои планы остаются прежними. А что?

– Нам по пути, Протасов. Как ты смотришь на то, чтобы продолжить путешествие вместе с нами?

Протасов как-то сразу не нашел, что ответить. Воспользовавшись этой заминкой, Бадуев вытащил из нагрудного кармана пачку зелененьких купюр. Александр бросил на него удивленный взгляд.

– Что это?

– Американские доллары. Здесь десять тысяч. У тебя, кажется, столько было при себе? Возьми эти деньги, Александр, они твои.

Но Протасов не торопился взять у него пачку «зеленых».

– Ахмад, ты что-то путаешь, – сказал он. – Мои деньги забрали бандиты.

Ты же сам нашел барсетку с документами. Значит, в курсе, что негодяи присвоили мои баксы.

– В любом случае я тебе должен.

– Ни черта ты мне не должен. Наоборот, это я должен тебе и Руслану Хорхоеву за то, что внесли за меня выкуп и не позволили чеченам отрезать мне голову. Гм… Ничего, что я твоих соплеменников так называю? Забываюсь, однако… Но мне вашего брата, Ахмад, особо любить не за что.

– Я знаю, Александр.

– Ни черта ты не знаешь… Убери деньги, Ахмад! Не ты их у меня забрал, не тебе и отдавать.

– Ты меня не понял, Александр. Так получилось, что ты пострадал как бы по нашей вине. Это всего лишь компенсация за понесенные тобою убытки.

Понимаешь?

– Компенсацию я буду спрашивать с других людей, – усмехнулся Протасов.

– Если, конечно, эти негодяи попадутся мне на глаза… Поэтому спрячь бабки! Вот так… Теперь можем продолжить разговор… В принципе, я не против того, чтобы ехать с вами до Москвы. Но что на это скажет Тамара?

– Она просила меня поговорить с тобой, Александр. Она тоже хочет, чтобы ты ехал с нами.

Протасов удивленно взглянул на него.

– Вот как? А почему сама мне не сказала?

Чеченец неопределенно пожал плечами.

– Стесняется…

Протасов удивился еще сильнее. «Юная леди», которая крыла отборным матом ватагу пьяных вэвэшников… и вдруг – стесняется? С какой стати она сделалась такой стеснительной?

– И вообще, Александр… – Бадуев задумчиво почесал кончик носа. – Не все в нашей истории так просто… Кстати, тут и твои предки каким-то боком припутаны.

– Не трогай моих предков, Ахмад!

– Ладно, не кипятись… Оставим этот разговор до Москвы.

Протасов недоумевающе покачал головой.

– Что-то я тебя не совсем понимаю, Бадуев… То ты меня гонишь, как тогда, у озера, то, наоборот, липнешь ко мне! Да еще намекаешь, что у тебя есть какая-то важная информация для меня.

– В Казбеги я не сразу сориентировался, – усмехнулся Бадуев. – Ты ж свалился, как снег на голову! Я не сразу сообразил, что твое появление там, в урочище – дело случая…

– Ну а когда сообразил?

– Послал Григория в Казбеги, – хитро посмотрев на него, сказал Бадуев.

– Чтобы он навел справки, где ты остановился. Ну и так далее…

– Что значит – «и так далее»?! – озадаченно спросил Протасов. – Ты хочешь сказать, что вы меня не случайно подобрали на границе?

Чеченец опять пожал плечами.

– Я здесь ни при чем… Как говорят у вас, русских? Судьбу не обманешь…

Протасов, малость ошарашенный такими речами, остался на крылечке перекурить. Бадуев же вернулся в дом, в ту его половину, что была выделена гостям. До отъезда – а их путь лежал в Ставрополь – осталось около получаса. Тамара успела помыться, переодеться, привести себя в относительный порядок. После беседы с Протасовым Ахмад решил переговорить также и с девушкой, потому что по дороге в Ставрополь возможности «посекретничать» может и не подвернуться.

– Как я выгляжу, Ахмад? – спросила Тамара, убрав в косметичку зеркальце.

– Отвратительно, – усмехнувшись, сказал чеченец. – Ни один мужчина на тебя, такую некрасивую, не посмотрит…

– Ладно тебе врать! – поняв, что он шутит, рассмеялась Тамара. – Ты уже поговорил с Александром? Ну?! Не тяни резину!

– Он поедет с нами.

Услышав эту новость, девушка почему-то покраснела. Наблюдательный Ахмад сразу отметил это. Он покачал головой. Что было замечено, в свою очередь, Тамарой.

– Что?! – спросила она. – Что качаешь головой?

– Раньше я не замечал, чтобы ты краснела.

– Тебе показалось!

– Неужели?!

Девушка подошла к нему вплотную и ущипнула за предплечье.

– Ты плохой, злой, коварный чечен!

– Я знаю. Но я – не слепой чеченец. Я все вижу…

– А вот этого не надо! – Тамара погрозила ему пальчиком. – Занимайся своими делами! Понял?!

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Бадуев. – Я как раз хотел поговорить с тобой о «делах».

– Если ты хочешь отговорить меня от поездки в Москву, то это – бесполезно. То, что произошло с нами, моих планов не меняет. Хотя, если честно, я немного побаиваюсь…

Бадуев вздохнул.

– Тамара, я звонил в Москву…

– Когда? – встрепенулась девушка. – А почему ты мне ничего не сказал?

– Ты была у этих… заложницей, – поморщившись, сказал Бадуев. – А звонил я не сегодня, а еще позавчера. Знаешь, кого я побеспокоил?

Тамара пожала плечами.

– Нет. Откуда мне знать, что у тебя на уме?

– Искирхана Хорхоева.

Девушка, переваривая это известие, несколько секунд стояла с открытым ртом. Потом, взяв себя в руки, внешне спокойным тоном поинтересовалась:

– О чем ты с ним разговаривал?

– Говорил в основном я. Сказал, что ты попала в беду. Что Ильдас приехал в то село, где держат тебя… Я подумал, что если Ильдас пошел на такое, то просто так он тебя не отпустит. И отцу будет врать, если он о тебе спросит. Я Ильдаса хорошо знаю…

– Тогда зачем звонил?

– Сказал Хану, чтобы он убрал оттуда своего сына под каким-нибудь предлогом… И еще попросил, чтобы он не передавал этого разговора никому, включая своих сыновей.

– Ты не хотел, чтобы Ильдас пострадал?

– Тамара, я к этому человеку отношусь плохо, и для тебя это не секрет.

Но я не хотел убивать родного сына Хана. Я ему об этом прямо не сказал, но он меня понял. Он пообещал сделать так, как я прошу. И еще спросил, нужна ли мне помощь… Но я сказал, что справлюсь сам.

– Еще о чем вы говорили?

– Больше ни о чем, Тамара. Как только я понял, что Хан отзовет своего сына, я тут же дал отбой.

Тамара несколько раз пересекла комнату из угла в угол, потом задумчиво произнесла:

– Вот видишь, Ахмад, мое «инкогнито» уже раскрылось… Похоже, за нами следили еще в Грузии. Это означает, что кто-то, тот же Ильдас, не только узнал о моем существовании, но и проследил наш маршрут из Англии, через Грузию, в Северную Осетию… Но зачем они это сделали, Ахмад? Зачем я понадобилась тому же Ильдасу?

– Пока не знаю, но постараюсь выяснить, – подумав немного, сказал Ахмад. – Думаю, это как-то связано с бизнесом твоего отца. Но выяснить все можно будет только в Москве.

– Вот видишь! – встрепенулась Тамара. – Я тоже говорю, что такая поездка необходима! Ты же не можешь прятать меня целую вечность?!

Особенно сейчас, когда с нами больше нет моего отца. В конце концов, мне надоело жить в маске! Пора поставить точку в той давней истории…

Чуть помрачнев, Бадуев покачал головой.

– Не все так просто, Тамара… Я не в курсе всех дел в компании твоего отца, но знаю, что там начались какие-то неурядицы. Есть сведения, что пару месяцев назад бесследно пропал Рассадин. Двое людей из службы безопасности тоже куда-то исчезли… Есть основания считать, что они уже мертвы… Я не знаю, какие мысли в голове у Хана. Про Ильдаса даже не говорю… А еще есть Бекмарс, реакцию которого на твое появление лично я просчитать не берусь.

– Так что ты предлагаешь, Ахмад?

– В Ставрополе переночуем в гостинице, потом сядем на поезд… Я знаю одно неплохое местечко в Подмосковье. Ты побудешь там какое-то время… Ну, а я кое с кем встречусь и постараюсь все хорошенько разузнать.

Глава 5

До поселка Мозжинка, что в Московской области, Тамара и двое сопровождавших ее мужчин добирались из Моздока около трех суток.

С поезда они сошли в Кашире, поэтому до места им пришлось ехать на такси. Дом, к которому они подъехали уже в сумерках, был деревянный, двухэтажный, возведенный не менее полувека назад. Хотя у Бадуева были при себе ключи от этого дома, он ненадолго зашел в соседний дом, выглядевший точно также. Там жила профессорская пара, приглядывавшая за пустующим домовладением. Ахмада, хотя тот и не был здесь почти год, они сразу же признали. В свое время этот человек, который почти не бывает в купленном им пару лет назад доме, присылал к ним рабочих, чтобы те отремонтировали мезонин и протекающую крышу – причем денег за это не взял.

Ранее в этом поселке, возведенном в сороковых годах, жили сплошь крупные ученые, включая таких знаменитостей, как Ландау, Лысенко и Кржижановский. Его строили еще немецкие пленные, быстро и аккуратно собравшие с полсотни домов, доставленных из Финляндии в счет погашения долгов СССР. Мозжинку поэтому так и называли – «поселок ученых». Но времена изменились, всемирно известные академики повымирали, как мамонты, а многие дома сменили своих владельцев – не говоря уже о новых особняках, появившихся здесь в последние годы.

Поэтому пожилые люди, осколок старого мира, не слишком удивлялись тому, что их сосед – кавказец. Вел он себя скромно, незаметно, а в последнее время вообще отсутствовал, лишь несколько раз позвонил откуда-то из-за границы.

Поблагодарив стариков за присмотр, а заодно оставив им объемистый пакет с деликатесными продуктами, – в его содержимое также входил конверт с двумя зелененькими сотенными купюрами, – Бадуев вышел к своим спутникам, дожидавшимся его на улице.

– Это твой дом? – спросил Протасов, когда они прошли на застекленную веранду. – Или кого-то из твоих знакомых?

– Мой, – сказал Ахмад. – Но ты не бойся, Александр, он оформлен не на меня, а на другого человека. Никто не знает, что это собственность Бадуева. Я тут вроде арендатора… «Никто, кроме Руслана, – подумал он. – Но его, к сожалению, уже нет в живых».

– А я и не боюсь, Ахмад. Мне-то чего бояться?

Они вдвоем сняли чехлы с мебели в гостиной. Поскольку окна были плотно закупорены, пыли в комнатах почти не собралось. Открыли воду и газ, проверили, все ли в порядке. Открыв щиток, Ахмад щелкнул рубильником – начало темнеть, пора включать свет.

– Хотел снести этот дом и построить кирпичный. Но все как-то недосуг…

– А мне здесь нравится! – сказала Тамара, которая уже успела обозреть окрестности с резного балкона второго этажа. – Просто прелесть, что за место! Старинная дача… подмосковный лес… даже не верится, что я здесь!

Спали они в разных местах: Тамара наверху, на широкой, массивной, антикварного вида кровати, Протасов в гостиной на диване, а Бадуев, подобно сторожевому псу, охранял их сон – устроился на раскладушке, которую он вынес на веранду.

Встали все рано и уже в восьмом часу утра уселись завтракать. Потом Протасов вышел на воздух покурить, а спустя минуту к нему присоединился Бадуев.

– Ну так что, Александр? Ты согласен?

– Согласен – на что? – усмехнувшись, спросил Протасов, который прекрасно понимал, куда клонит вайнах.

– Ты побудешь здесь пару-тройку дней? Надо, чтобы кто-то присмотрел за девушкой в мое отсутствие. Так получилось, что кроме тебя, Александр, возле меня сейчас нет крепких и надежных ребят.

– Благодарю за комплимент.

– Я подумал, что деньги тебе предлагать бесполезно… Еще драться полезешь.

– Точно. Сразу, Ахмад, получишь в торец!

– Вот видишь?! – Чеченец развел руками. – Резкий ты парень, Протасов, Но это – хорошо.

– Пойми меня правильно, Ахмад… Я хоть и служил в Легионе, по характеру – не наемник! Я не дурак и понимаю, что деньги вещь полезная. Но не все измеряется деньгами… Ладно, не о том говорим. Я бы и так остался, если бы ты… или Тамара… попросили… Ахмад, ты хочешь куда-то уехать?

– Да. Мне нужно кое с кем встретиться, навести справки. Но Тамару я одну не хочу оставлять.

– Тогда тебе придется рассказать мне, хотя бы вкратце, что за люди за вами охотятся. И каких действий, не дай бог, конечно, от них можно ожидать.

Через четверть часа они вернулись в дом. Ахмад показал Протасову, где у него припрятан «ствол» – это был старый добрый «стечкин». На всякий пожарный случай. «Надеюсь, оружие тебе не пригодится», – сказал Бадуев. «Я тоже на это крепко надеюсь», – ответил Александр.

Бадуев подключил к розетке телефонный аппарат. Пообещал вскоре позвонить из города и сообщить номер сотового, по которому с ним можно будет связаться. Больше никому отсюда звонить не следует, сказал он.

Перед тем как уйти, он подозвал к себе Тамару.

– Веди себя прилично, девушка, – сказал он. – Я видел, как ты целовалась в поезде с Протасовым…

– Ты опять за свое, Ахмад?! – грозно, но со смеющимися глазами произнесла Тамара. – Разве я должна спрашивать у тебя разрешения на такие вещи?

Она чмокнула чеченца в щеку.

– Ладно, проехали, – махнул тот рукой. – Взрослые люди, как-нибудь сами разберетесь.

Глава 6

После ухода Ахмада на некоторое время в доме воцарилась неловкая тишина. Тамара, высушив после душа волосы, вышла на балкон. Александр некоторое время бесцельно слонялся по гостиной, в которой пахло деревом и кожей. Вытащив пистолет из тайника, устроенного в кухне, проверил, в каком состоянии бадуевский «стечкин», снаряжена ли обойма.

Потом ополоснулся, вышел на крыльцо, покурил. Как вести себя в нынешней ситуации, он решительно не знал.

Но зато понимал, что между ним и Тамарой что-то происходит. Есть одна древняя как мир игра, в которой участвуют двое: мужчина и женщина…

Вернувшись в гостиную, он увидел, что девушка спускается к нему (сначала на виду показались босые ноги, а затем и стройная фигурка, облаченная в длинный халат из черного атласного шелка). Она посмотрела на него своими темно-ореховыми, чуть влажными глазами и неожиданно поинтересовалась:

– Как твоя рана, Саша? Не беспокоит?

– Absolutly no.

Она подошла к нему почти вплотную. Он тут же ощутил приятную волну запахов, смешанный аромат духов и молодого чистого женского тела.

– Ты знаешь английский?

– Довольно слабо. А вот французский мне так втемяшился в голову, что одно время я на нем даже думал…

– У тебя было прозвище в Легионе?

– Да.

– Какое?

– Руско́. С ударением на «о».

– Это означает «русский»?

– Да, Тамара. Так меня там многие звали.

– Ну-ка,Руско, дай я посмотрю на твою рану.

Повязку с груди Протасова сняли еще позавчера. В том месте, где пуля, отбитая «ладанкой», прочертила кожу, виднелся сейчас лишь багровый рубец. Александр в последние сутки даже не вспоминал об этой пустяковине.

Она сама расстегнула рубашку, затем провела пальчиком – осторожно, почти невесомым движением – по его груди чуть ниже заживающего рубца.

– Больно?

Протасов отрицательно качнул головой.

А про себя подумал: «Наверное, я веду себя неправильно. Я должен охранять эту девушку. Но голова моя забита совсем другим. Ахмад, если бы увидел нас сейчас, был бы сильно недоволен…» – А так?

Она коснулась губами этого рубца. «Глупенький… Если бы мне, действительно нужны были охранники, то вокруг бадуевской дачи уже отиралось бы с десяток «шкафов».

Александр вначале осторожно отстранил девушку, заглянул ей в глаза, затем крепко прижал к себе. Под тканью халата его пальцы ощутили гладкую, как мрамор, но и теплую, как солнечный луч, кожу… Ахмад, конечно, сейчас был бы не слишком доволен происходящим. Но какое им дело до Бадуева?

Не отрываясь от ее губ, Александр решительно потянул за поясок уже знакомого атласного халата.

Они оказались ненасытными любовниками. Оба. Нежные по отношению друг к другу, но сильные, страстные; умеющие отдавать всего себя, умеющие и взять свое…

Не заметили даже, как стало смеркаться.

– Тамара, у меня аппетит прорезался, – сообщил Протасов. Он поцеловал вначале одно полушарие с набухшим коническим соском, затем уделил такое же внимание и другой груди. – Ты же не хочешь, чтобы я съел тебя?

– Хочу! – Девушка гибко, по-кошачьи, выгнула спину. – Съешь, меня, ненасытный волчара! Я оч-чень вкусненькая…

Через полчаса они все же наведались на кухню – оба голодные, как черти.

– Ты, наверное, думаешь, Саша, – делая бутерброды, произнесла Тамара, – что я… Как бы это понятнее выразиться? Ну, что я, типа, такая вот… веселая девушка? Захотелось ей, думаешь, и р-раз! Затащила героя в постель!

– Не согласен! Это я затащил тебя в постель!

Протасов, улыбаясь, поставил перед ней чашку со свежезаваренным «Липтоном».

– А вот и нет! – Она выставила на стол блюдо с бутербродами, которые по привычке назвала «сандвичами». – По лестнице, на руках – да, тащил! Эх, мужчины… Вы хоть и умные, а все равно глупенькие.

– Ничего подобного! Я первый тебя заметил, между прочим! В Казбеги, когда ты купалась в озере…

– Саша, передай, пожалуйста, горчицу… Thanks! So… Итак, ты только что признался, что подсматривал тогда за мной.

Протасов, улыбнувшись, покачал головой.

– Не пытайся поймать меня на слове. Чтоб я подсматривал за кем-то? Еще чего! Я что, Тамара, похож на маньяка?

Он встал со своего места, подошел к ней сзади, изобразив, что собирается ее задушить. Но потом вроде как передумал и, приобняв за плечи, поцеловал ее в теплую пшеничного цвета макушку.

– Да, Протасов, – сказала она. – Ты самый настоящий сексуальный маньяк!

Проведя еще некоторое время в постели, они вернулись на кухню, к незаконченной трапезе. Разговор возобновился, причем с того самого места, где он по обоюдному желанию был приостановлен.

– Я оказался там случайно, – сказал Протасов. – Завернул в Казбеги по старой памяти… Когда-то, лет пятнадцать назад, я отдыхал с родителями на турбазе в урочище…

Не зная, что еще сказать, – начинать многословный рассказ не хотелось, – он махнул рукой.

– Короче, вспомнил о памятном для себя месте и решил сделать там по пути короткую остановку.

– А как ты вообще оказался в Грузии?

– Элементарно. Прилетел на самолете из Парижа с пересадкой в Стамбуле.

Тамара поцокала язычком.

– Нестыковочка выходит, Александр… Я так поняла, что ты, завершив службу в Легионе, решил перебраться на родину. Верно?

– Да.

– Кстати, сколько времени ты служил в Иностранном легионе?

– Пять месяцев учебки под Марселем, а затем два полных трехлетних контракта. Итого – почти шесть с половиной лет.

– Ты служил там… как это? Командиром, да?

Протасов невесело усмехнулся.

– Как бы не так, Тамара. Пришлось начинать рядовым-необученным… Это здесь, в России, я был офицером армейского спецназа. А там я – никто.

В лучшем случае, имя мне – Руско. Да и то такое прозвище еще нужно было заслужить.

– Пришлось начинать все сначала, – Тамара понимающе покивала головой.

– Представляю, через что тебе пришлось пройти…

– Да нет, ничего, – Протасов пожал плечами. – В принципе, в самом Легионе отношения более или менее нормальные. Правда, стоит покинуть часть, как сразу чувствуется, что местное население, в значительной своей части, относится к легионерам недоброжелательно. Хотя мы защищаем их гребаную… извини… республику Францию, относятся к нам многие как к отборным головорезам, которых не следует выпускать за пределы зверинца, то бишь военной части Легиона.

– Ахмад сказал мне, что у тебя в Легионе был офицерский чин.

– Протасов хмыкнул.

– Ох уж этот мне Ахмад… Отчасти мне повезло, Тамара. Если ты инородец, то тебе особо ничего там не светит. Карьерный рост минимален. Капрал, сержант… Да и то, капрала можно получить после пяти лет безупречной службы. А офицеры – сплошь одни французы.

Про себя Протасов усмехнулся. Он получил чин капрала менее чем за три года службы в Легионе. Еще спустя полгода – звание сержанта. Отметился Протасов, когда его 1-я рота 2-го парашютно-десантного полка (место постоянной дислокации – остров Корсика) была переброшена в Африку, где обеспечивала эвакуацию французских граждан в ходе заварушки в Банги и Браззавиле. Так получилось, что Протасов с несколькими волонтерами охранял особняк посла в Браззавиле, – впрочем, самого дипломата уже и след простыл. Зато в стенах посольства укрылись десятка два французских граждан, которых не успели эвакуировать. И когда какая-то банда черномазых ломанулась в посольство, пришлось открывать огонь на поражение…

Еще один случай, где Протасову довелось отличиться, произошел два года назад. В Косово, откуда только что заставили уйти югов. Двумя вертушками взвод Легиона должны были высадить на одном из перевалов, вблизи македонской границы. Но то ли напутали что-то, то ли не с теми полевыми командирами договаривались, то ли сами косовары так наширялись наркотой, что натовскую разведку за «своих» отказались принимать… Короче, только сели в указанную начальством точку, как тут же, едва стали выгружать снаряжение, угодили под шквальный огонь.

Одну вертушку, ту, что села ближе к «зеленке», косовары, или кто там были эти черти, спалили двумя попаданиями из гранатометов «муха».

Другой вертолет, на борту которого находился Протасов – он руководил выгрузкой снаряжения, – тут же взмыл в воздух. Пилоты явно намеревались дать деру, спасая собственную шкуру. Похоже, летунов мало интересовало, что будет со взводом волонтеров, который остался на земле, неожиданно угодив в мясорубку…

Протасов приставил к виску пилота ствол своего FAMAS (штурмовая винтовка, совершенное, кстати, говно). Тот понял все правильно, и пошел на посадку. Подобрали всех людей – снаряжение пришлось бросить, – и только затем дали оттуда деру…

После этого случая Протасов пошел на повышение: сам он предполагал, что его за эту выходку отдадут под суд, но ему вышел офицерский чин.

– И все же нестыковка получается, Александр, – опять взялась за свое девушка. – Если тебе пришла в голову идея вернуться обратно в Россию, то почему из Парижа ты не вылетел сразу в Москву? А избрал кружной путь, через Грузию.

Протасов невольно вздохнул.

– У меня мама похоронена в Абхазии, в Гудауте… Вернее, была там похоронена, на территории российской военной базы. Сейчас войска выводят… Моя мама и еще несколько жертв грузино-абхазского конфликта – члены семей российских военнослужащих, почти все погибшие в течение одних суток, в конце 92-го – по решению командования и с согласия родственников недавно были перезахоронены на территории православного Новоафонского монастыря. Вот я и решил посетить мамину могилу.

О том, что с базы в Гудауте вскоре выведут войска, Протасов узнал месяца четыре тому назад, в Косово, от российских миротворцев – некоторые из них ранее служили в 10-м парашютно-десантном полку. Кроме десантников и обеспечивающих служб авиаприкрытия в Гудауте еще базировался небольшой филиал ведомства военной контрразведки, который возглавлял подполковник Протасов Дмитрий Анатольевич (звание полковника отцу присвоили в 93-м, с одновременным переводом на военную базу Вазиани, что недалеко от грузинской столицы). Но было это – почти десять лет назад…

Мама Протасова преподавала в гудаутской школе русский язык и литературу. Одно из подразделений, воевавших на грузинской стороне, – по сути это была банда, занимавшаяся разбоем, грабежами, мародерством, – проникло глубоко на территорию Абхазии. Отряд этот состоял почти сплошь из чеченцев (хотя чеченцы, тот же Шамиль Басаев, в основном воевали на стороне абхазцев, какое-то количество их собратьев входило и в грузинское ополчение). Бандиты расстреляли из засады школьный автобус и спалили сопровождавший его на военную базу бронетранспортер… Одной из жертв этого подлого нападения и была мама Александра Протасова.

Отец два с лишним года вел свое расследование. Двое негодяев, верховодившие в этой банде, – они были братьями, – осели в Грузии.

Возмездие совершилось в феврале 95-го года, когда пятерых чеченцев, включая этих двух, в упор расстреляли в одном из тбилисских кафе…

Спустя всего несколько дней армейский «уазик», в котором находились полковник Протасов и водитель-сержант, был расстрелян неизвестными лицами, автоматным огнем из двух машин, по дороге из Тбилиси в Вазиани. …Когда Протасов приобрел в Новом Афоне «ладанку», поместил туда горсть земли с могилы матери и добавил горстку земли, которую он взял с могилы отца, он и предположить не мог, что «ладанка» эта с родительским прахом вскоре сыграет роль «оберега», отклонив в сторону пулю, направленную ему в сердце.

Все эти невеселые мысли Александр счел нужным оставить при себе. Но существовала все же одна деталь, о которой он не мог не сказать Тамаре.

– Тамара, я так понимаю, что твой бизнес – оказание помощи чеченским беженцам.

– Да. – Девушка тут же насторожилась. – А что в этом плохого?

– Плохого, полагаю, в этом нет ничего. Но… Наверное, я должен сказать тебе правду… Мою маму убили чеченские бандиты. В смерти моего отца, который все же сумел найти и наказать убийц, тоже, насколько мне известно, повинны чеченцы.

Девушка сильно побледнела.

– Мне искренне жаль, Саша… Я не знала, что твои родители погибли.

Тем более я не могла знать, что они погибли от рук чеченцев.

Протасов тяжело вздохнул.

– Черт меня дернул за язык… Сказал, а теперь сам жалею.

– Ты, наверное, ненавидишь чеченцев? – тихо произнесла она. – А как же Ахмад? Насколько я вижу, у тебя с ним нет никаких трений.

– Испытываю ли я жгучую ненависть к чеченцам? – Протасов задумался. – Гм… Даже не знаю, как сказать. Что же касается Ахмада… Мне сдается, он надежный, порядочный мужик. Тебе он вообще предан, как пес. Но Ахмад – это исключение из правила. Согласно которому для меня, как и для многих других, о чем тебе должно быть известно, хороший чечен – это мертвый чечен.

Теперь на лице девушки сквозь восковую бледность проступили красные пятна.

– Александр, я тоже должна тебе кое-что сообщить.

– Давно пора, – кивнул тот. – Я ведь толком о тебе ничего не знаю: ни кто твои родители, ни чем ты занималась в прошлом…

Но все же в тоне девушки было что-то такое, заставившее его насторожиться.

– Ты знаешь, Александр, кто мой отец?

– Откуда? Я только подозреваю, что твой папа человек довольно состоятельный.

– Моего отца зовут Руслан Хорхоев.

Протасов бросил на нее до крайности изумленный взгляд.

– Да, Александр, – сказала она спокойным тоном. – Я дочь чеченца. А это означает, что я сама наполовину чеченка…

В бадуевском доме уже около получаса царила тишина.

Протасов, который при этой новости даже в лице переменился, вышел покурить на балкон, да так там и остался. Тамара решила пока его не тревожить. Пусть успокоится, все хорошенько переварит, а уж потом они обсудят щекотливую ситуацию, в какой оказались. Если, конечно, после случившегося у них будет обоюдное желание продолжить их так хорошо начавшийся и казавшийся еще недавно безоблачным роман.

Хотя в доме, прогретом за день, было тепло, Тамару бил озноб. Мелкая нервная дрожь пронизывала ее всю от макушки до пальцев на ногах. Опять в душе у нее возникло это страшное чувство одиночества, которое обострилось после трагической гибели отца…

Сказать про Руслана Хорхоева, что он чеченец, или, если брать шире – пользуясь общеизвестной имперской терминологией – «инородец»… Это значит ничего о нем не сказать. Скорее уж здесь годится определение на английском – FOREING BODY. Чужие по крови воспринимали его как инородца, а свои, чеченцы, включая многих его родственников, какинородноетело.

Но захочет ли Протасов разбираться в этих отнюдь не лингвистических тонкостях? …Тамара вернулась на кухню, где установлен телефонный аппарат.

Ахмад, правда, предупреждал, чтобы она никому отсюда не звонила. Кроме самого Бадуева, естественно. А-а, плевать…

Тот номер, который она сейчас пыталась набрать, Тамара узнала от отца.

Его знают только члены Семьи. Она уже набирала как-то этот номер. Из Саутгемптона звонила раза два или три… Сразу после того, как Ахмад сообщил ей о гибели отца в южносибирской тайге… Ей отвечал мужской голос, говоривший на чеченском языке. У Тамары каждый раз перехватывало горло, и она, не в силах произнести хоть слово, тут же давала отбой.

Ждать пришлось недолго. Ей ответили. Произнесли какую-то фразу по-чеченски, смысл которой она не разобрала. Немудрено, что с ней пытаются говорить по-чеченски: по этому номеру могут звонить только чеченцы, и только члены рода Хорхоевых.

Она стояла босыми ногами на теплом деревянном полу, ее била нервная дрожь, а в телефонной трубке воцарилась тишина.

– Тамара, это ты? – наконец прозвучало в трубке. – С тобой все в порядке? Девочка моя, где ты находишься? Не молчи…

В мужском голосе, доносившемся из трубки, ощущалась и бездна прожитых лет, и нотки беспокойства, и еще что-то, чему трудно сразу найти название.

Всхлипнув, она положила трубку на место.

Нет… Не сейчас. Она очень боится Ильдаса. И еще она не знает, как отнесется к ее появлению старик Искирхан, родитель ее отца Руслана Хорхоева.

Глава 7

Искирхан Хорхоев, сохраняя задумчивый вид, положил трубку сотового телефона на стол. В просторном помещении библиотеки, на стеллажах и в застекленных шкафах, хранилось чуть более двух тысяч томов книг, а также несколько сотен компьютерных дисков с информацией научного и прикладного характера. Книги здесь были преимущественно технического склада, по нефтедобыче, нефтехимии и смежным отраслям. Но имелось также немало книг, изданных на чеченском и других горских языках.

Это была уже третья по счету библиотека, которую он собирал. Книги из первого собрания пропали в сорок восьмом году, вместе с большей частью нажитого к тому времени имущества. Несколько тысяч томов специальной литературы, которые он собирал более тридцати лет, были им подарены в восьмидесятых годах грозненскому Институту нефтегаза для пополнения научного и учебного фонда. Эти книги, вместе со всем библиотечным фондом, как и основное здание института, были уничтожены войной еще в конце декабря 1994 года.

Но он, несмотря ни на что, продолжал собирать книжный фонд. Он надеялся, что война когда-нибудь закончится. Тогда он, или же Абдулла, если его к тому времени не будет в живых, передаст эти полезные книги тем, кто захочет учить людей не войне, руководствуясь корыстью или всесжигающей ненавистью, а мирному ремеслу.

Телефонный звонок раздался в тот момент, когда он и Абдулла, уединившись в библиотеке, обсуждали один крайне важный вопрос.

– Вы полагаете, Учитель, это звонила Тамара?

Хорхоев, сидевший в кресле, утвердительно кивнул.

– Позвольте я возьму ваш сотовый… Я запишу номер, если он зафиксирован, и попытаюсь установить, откуда звонили.

Неожиданно для Абдуллы Хан отрицательно покачал головой.

– Дочь моего сына Руслана, – сказал он – должна сама для себя определить, хочет она меня видеть или нет.

– Ну что ж, мудрое решение, – кивнул его помощник. – Этот звонок прервал наш разговор. Мы говорили о том, Учитель, что следует отправить во Францию одному человеку «черную метку».

– Да, причем немедленно, – кивнул старик. – Потому что время не терпит…

– Разбирая архив Руслана, я нашел там много полезной информации. Он собирал досье на Бориса почти двадцать лет.

– Борис не сильно опасается компромата, – глухо сказал Хан. – Бестия не боится ни газет, ни телевидения, ни даже того, что могут всплыть документы о его прошлых аферах.

– Согласен, Учитель. Но у нас есть информация другого рода: адреса всех его жен, любовниц и шестерых детей. Известно местонахождение всех его близких. Мы знаем адрес школы в Швейцарии и колледжа в Англии, где учатся его отпрыски. Мы в курсе, в каких бутиках жены и любовницы Бориса транжирят его деньги… Руслан очень серьезно поработал в этом направлении. Нам осталось лишь отобрать нужные сведения и дополнить их самой свежей информацией. – «Посылка» должна попасть прямо к Борису, – распорядился Хан. – Обратный адрес указывать не следует. Кто является отправителем, он способен догадаться сам.

Абдулла направился к выходу, но Хан остановил его у двери.

– Послушай, Абдулла… Скоро нам могут понадобиться услуги надежных людей. Тех, кто не связан с моим сыном Ильдасом. И кто способен всю жизнь хранить тайну.

Выдержав приличествующую случаю паузу, верный помощник сказал:

– Вы многим помогли в этой жизни, Учитель. Теперь для некоторых настанет черед оказать ответную услугу.

Абдулла, получивший важное задание, уехал в Москву, в офис скромной консультационной фирмы, руководителем которой он сам же и являлся – совмещая эту работу с обязанностями помощника Искирхана Хорхоева.

Помимо прочего, Абдулла сообщил еще одну серьезную новость. Около полудня ему на сотовый телефон позвонил Ахмад Бадуев. Давний помощник Руслана, который на некоторое время исчез из поля зрения Семьи, сообщил, что с девушкой все в порядке. Он также сказал, что вскоре готов будет встретиться с Абдуллой или даже с самим Ханом – если только этого захочет глава семьи Хорхоевых. Звонил он Абдулле из Москвы. И хотя он прямо этого не сказал, из его слов можно сделать вывод, что и дочь Руслана сейчас находится где-то поблизости, в Москве или Подмосковье.

После отъезда Абдуллы в библиотеке воцарилась привычная тишина. Хан редко слушал радио или смотрел телевизор: ничего хорошего для себя и своего народа он из новостных сообщений почерпнуть не надеялся.

Женщины занимались своими извечными делами: готовка, стирка, глажка, уборка… Парень, которого он приютил вместе с матерью, возится, наверное, в гараже с машиной. Все, казалось бы, идет своим чередом…

И все же он, Искирхан Хорхоев, чувствует себя одиноким в этом просторном доме, возводя который он надеялся, что доживать свой век будет в окружении детей, внуков и правнуков, – никого из тех, в чьих венах течет его кровь, рядом с ним сейчас нет.

Сидя в кресле, он смежил тяжелые веки. Но пальцы его и на секунду не прерывали привычного занятия: нить воспоминаний вилась из его неослабевающей с годами памяти, четки лишь помогали читать причудливый рисунок собственной жизни, заново пересчитывать дни и годы, людей и события и даже целые эпохи, внутри которых ему довелось существовать…

Искирхан родился в чеченском селении Старый Юрт, переименованном впоследствии в Толстой-Юрт, в тяжелое, смутное, кровавое время, которое в самой России потом назовут гражданской войной.

Он был третьим по счету ребенком в семье временно безработного Асланбека Хорхоева, в недавнем совсем прошлом служащего бельгийской фирмы «Ахвердов и К«198» – одной из почти полусотни компаний, осуществлявших добычу и перепродажу грозненской нефти, пока бизнес не рухнул по причине Октябрьского переворота в России. Один из братьев Асланбека, работавший прежде помощником у нефтяного магната, знаменитого Талы Чермоева, был состоятельным вайнахом и помогал своим родственникам, пока его не ограбили и не убили бойцы из охраны Серго Орджоникидзе – Чрезвычайного комиссара, или же, как его прозвали на Северном Кавказе, Эржкинеза, «князя черных».

Когда Искирхан появился на свет, повитуха, принимавшая роды, сказала: «Третий мальчик подряд… Значит, быть большой войне».

Это не означало, что новорожденному были не рады. Просто люди тогда были проще, искреннее и свободно говорили то, что думали.

Женщина эта, что бы она ни имела в виду, оказалась провидицей: поколение, появившееся на свет в эти смутные времена, ждали новые испытания – мятежи и восстания, а также большая война, ближе к окончанию которой чеченский народ будет выслан за пределы своей древней родины.

Еще с дедовских времен в тейпе Хорхоевых повелось так, что в каждом поколении было от трех до пяти мальчиков; а затем, когда братья становились взрослыми, каждый из них оказывался на распутье. Перед Хорхоевыми всегда стоял выбор: либо заниматься созидательным трудом, копить имущество и растить детей, либо подаваться в лихие люди, а то и прямо в разбойники. Так и с детьми Искирхана получилось: Руслан и, с натяжкой, Бекмарс посвятили себя нефтяному бизнесу, а Зелимхан и Ильдас предпочитали добывать свое нахрапом, силой, зачастую переходя все дозволенные адатами границы, – точно так же вели себя некоторые из их предков.

Младший брат отца Искирхана принимал участие в одном из самых крупных восстаний против Советов, которые имели место между двумя войнами – в так называемом «бенойском» мятеже. Дядя, которого, кстати, также звали Зелимханом – не его ли беспокойная натура проявилась в сыне? – и ранее участвовал в подобных затеях, периодически примыкая к повстанцам со своим небольшим, до десятка вайнахов, отрядом. Но на этот раз все закончилось плачевно: он был казнен сотрудниками ОГПУ весной 1932 года, в районе аула Беной.

Это восстание было последним крупным мятежом. Вплоть до начала большой войны в Чечне сохранялось относительное спокойствие (насилие носило точечный, индивидуальный, но не массовидный характер).

Именно в этот период относительного затишья Искирхан закончил семилетку, потом, совмещая работу на промыслах с учебой, через рабфак поступил в нефтяной Институт.

Отец не раз говорил ему: «Хан, если ты не хочешь всю оставшуюся жизнь сжелонкойбегать, иди учиться!» Желонка – это кожаное ведро. Скважин раньше бурить не умели, а просто копали глубокие колодцы. А из них уже черпали нефть желонками – такая была у дедов метода.

Институт Искирхан закончил с отличием и с энтузиазмом взялся за работу на Старых промыслах – но уже не оператором буровой вышки, чьи обязанности он давно освоил, а начальником.

Однако уже через год началась война.

Военные годы он вспоминал редко. Сверхнапряженный, изматывающий труд. Упреки от некоторых чеченцев, горячих, но с бараньими мозгами – «предатель!». Бешеный напор и угрозы со стороны краснозвездных «особоуполномоченных»: «Учти, Хорхоев, не дашь для фронта в срок столько-то нефти, соляра, мазута, смазочных масел – пойдешь под трибунал!» Зато то, что происходило после войны, вернее сказать, с февраля 1944-го, постоянно всплывало в его воспоминаниях.

Когда его народ вывезли в теплушках, по сути вышвырнув из собственного дома, он – остался. И долгое время старался делать все возможное, чтобы как можно дольше оставаться на своей ответственной должности.

Искирхан Хорхоев повышал добычу нефти на грозненских и малгобекских промыслах, бурил новые скважины, среди них и самую мощную в Союзе, знаменитую «пятьдесят восьмую», курировал строительство ГрозНИИ нефти и новых перерабатывающих мощностей. Гигантские «этажерки» технологических установок в Заводском районе росли, как грибы после дождя…

Но это была лишь видимая сторона его деятельности в ту трагическую, тревожную пору.

Теневая же сторона была тем, что сейчас принято называть «контрабандой в особо крупных размерах». И приговор в то лихое время мог быть ему, да и его молодой жене, лишь один – ВМН, «высшая мера наказания через расстрел».

Искирхан Хорхоев, впрочем, был предельно осторожен.

В своих незаконных торговых операциях он имел дело лишь с армянами и евреями, имевшими многовековой опыт подобной строго конспиративной деятельности. Хан действовал через двух посредников. Он создавал «излишки» продукции, и, пользуясь прорехами в плановом хозяйстве, толкал их налево. Случалось, подобным образом растворялись бесследно сотни тонн дефицитного топлива, пустели емкости цистерн и целых «топливных» эшелонов…

Нет, деньги в дом ему не приносили. Хорхоев и на своей государственной службе имел все, что хотел. И в зарубежные банки на секретные счета никто ему миллионов не клал. Потому что, если бы даже такое было возможно, деньги нужны были в другом месте, где никаких банков не было и в помине.

Деньги нужны были в громадном, пустынном, холодном Казахстане. Там, куда Сталин и его клика сослали его народ, который, если бы не звериная живучесть и клановость, основанная на взаимовыручке, мог бы целиком вымереть в этих тоскливых стылых просторах. Причем даже не деньги нужны были, хотя и они тоже, а стройматериалы, продовольствие, теплая одежда и медикаменты… И не разово, не для одного своего тейпа, выброшенного с поезда на метровый снег в голой степи, а для как можно большего числа соплеменников, в как можно большем количестве их временных поселений.

Нефть и нефтепродукты уходили на Северном Кавказе, а оплата, зачастую в натуральной форме, совершалась в Казахстане. Сейчас это назвали бы крупным мошенничеством, осуществляемым под видом бартерных сделок. А при Сталине за такое полагалось – пуля в лоб самому виновному, расстрел либо большой срок членам семьи репрессированного, включая братьев, сестер, свояков и невесток; а для малолетних детей, в лучшем случае, спецприют, и с двенадцати лет – в зону.

В Казахстане эту «гуманитарку» распределяли избранные старейшины родов и тейпов. Но даже они не знали, от кого именно приходит помощь и кого им следует за это благодарить.

Каким-то чудом этот механизм исправно действовал четыре с половиной года. Потому что ни евреи своих не выдают, ни чеченцы. Да, когда-то было так. Людьми можно оставаться и в самые страшные времена.

Но летом сорок восьмого над головой Хорхоева уже был занесен меч.

В одну из теплых, но безлунных ночей в дом Искирхана Хорхоева на Катаяме пожаловали трое гостей. Один из них был в форме полковника госбезопасности, остальные двое – автоматчики.

– Даю вам полчаса на сборы, – заявил гэбист. – И ни минуты больше, Хорхоев!

Чекист, что нагрянул в дом Искирхана Хорхоева, был не кто иной, как заместитель начальника Управления МГБ по городу Грозный и области (республика Чечено-Ингушетия в то время была упразднена, название ЧИАССР – вымарано отовсюду). Именно он по роду службы курировал грозненские и иные близлежащие промыслы. В почти обезлюдевший после тотальной высылки аборигенов край этот человек был переведен летом сорок пятого года – из оккупированной советскими войсками Австрии.

Военный контрразведчик, на фронте с первых дней войны. После очередной сталинской реформы спецслужб, выразившейся в новой волне репрессий в стане самих чекистов, был переведен в ГУГБ НКВД СССР, трансформировавшийся вскоре в МГБ. И с переводом на Северный Кавказ назначен на свою нынешнюю должность.

– Скорее собирайтесь, Хорхоев! – нетерпеливо командовал гэбист, нервно наблюдая за сборами. – Оставьте свое барахло! Нет времени!!

Легко сказать – поторопитесь. У Искирхана и Зулеи Хорхоевых к этому времени уже было двое детей: Руслану не исполнилось и четырех годков, а Зелимхан вообще появился на свет весной, в дни праздника Курбан-Байрам. Отчасти выручило то, что часть вещей, включая детские пожитки, были собраны в два чемодана – Искирхан был готов к тому, что за ним и его семьей могут прийти в любой момент.

То, что гэбисты решили взять не одного его, а всю семью, могло быть как хорошим, так и плохим знаком. Они могли бы забрать ночью одного Искирхана. Или же их вдвоем, с Зулейкой, оставив детей под присмотр русских соседей. Это означало бы: допросы, жесточайшие пытки, и если бы не умерли от пыток, то – неминуемый расстрел. Если велели взять с собой детей, то маловероятно, что их повезут в здание грозненского Управления, где обычно «работают» с опасным преступным элементом.

Но то, что гэбэшный полковник приказал взять с собой и детей, могло быть также плохим знаком. Если ему удалось что-то пронюхать о тех «контрабандных операциях», при помощи которых Хорхоев и его тайные агенты переправляют немалые средства своим нуждающимся соплеменникам в Казахстан, то он должен задуматься о последствиях. Причем лично для себя. Ведь если вскроется эта «афера» и сведения просочатся в центральные органы, то по головке его, человека, курирующего по своему ведомству промыслы, не погладят.

Поэтому Хорхоев подозревал, что этот высокопоставленный сотрудник МГБ, если ему действительно стало что-то известно о хищениях топлива и ГСМ, не захочет допустить, чтобы его же коллеги, гэбэшные дознаватели, получили возможность допросить Хорхоева.

В сущности, кто они такие, эти четверо: двое взрослых и их малолетние дети? Всего-навсего – чеченцы. Их можно вывезти на городскую окраину и там расстрелять. Написав затем в докладной, что они пытались бежать и были застрелены конвоем. Все четверо, включая трехмесячного младенца.

Да, могло случиться и так.

Но в голове гэбэшного полковника, которая тоже могла слететь с плеч в любой момент, к этому времени созрел совсем другой план.

Возле их дома стоял «Студебеккер», приспособленный для перевозки людей, и две черные легковушки, включая трофейный «Опель-Адмирал», приписанный к грозненскому УМГБ.

Зулейку и двух детей отправили в кузов грузовика, оборудованный скамьями вдоль бортов, – там находилось уже десятка полтора людей, преимущественно чеченцев, тех, кто, как и Хорхоев, имел «бронь», кто был лоялен властям и кто по каким-то причинам избежал участи своих соплеменников, высланных в Казахстан.

Подчиняясь приказу гэбиста, Хорхоев направился вместе с ним к «Опелю».

Полковник сел за руль, указав Искирхану, чтобы тот занял переднее сиденье, рядом с ним. Его поведение показалось Хорхоеву странным. Если это арест, то почему они находятся в салоне черного «Опеля» только вдвоем? Почему рядом нет никого из охраны? А если это не арест, то куда и зачем они все едут на ночь глядя?

С гэбистом, который первые минуты, пока они не выехали из района Катаямы, вел машину молча, у Хорхоева сложились бесконфликтные отношения. Особой симпатии, конечно, они друг к другу не испытывали.

Но на протяжении почти четырех лет, пока они вынужденно контактировали, между этими двумя – крупным чеченским нефтяником и крупным гэбистским чином – существовало некое взаимопонимание.

Заместитель начальника грозненского УМГБ был человеком неглупым.

Местная нефтяная индустрия развивалась опережающими темпами, перекрывая даже те цифры, которые спускались из Москвы. Он не мог не понимать, поскольку видел ситуацию изнутри, что эти успехи в значительной степени связаны с фигурой такого блестящего специалиста, практика и организатора, каковым себя выказал за последние годы Искирхан Хорхоев, – за что, кстати, был удостоен множества правительственных наград.

Возможно, он догадывался, что в бухгалтерии Хорхоева не все чисто, хотя при проверках все сходилось до последней запятой. Наверняка подозревал, что имеются некие излишки, которые проходят мимо государственной казны. Но подозрения к делу не пришьешь, а поймать за руку Хорхоева не получалось.

Было и еще одно крайне важное обстоятельство, объяснявшее некоторую благосклонность местных чекистов к чеченцу Хорхоеву. Их служебная карьера, сама их жизнь, в силу понятных обстоятельств, зависела от результатов работы курируемых ими нефтепромыслов. Связан ли был нефтяник Хорхоев с «чеченским подпольем», и прежде всего, с засевшими в горах «повстанцами»? (Полностью очистить от местного «бандэлемента» горные районы органам так и не удалось.) Прямых доказательств такой связи не было. Но сам факт, что «партизаны», периодически спускающиеся с гор на равнину, вырезающие в селах активистов, учителей и простых колхозников, как-то обходили стороной нефтепромыслы, способен был навести такого неглупого человека, каковым выказал себя этот гэбэшный полковник, на вполне определенные мысли.

И хотя никакого сговора между двумя ехавшими сейчас в «Опеле» людьми не существовало, негласная договоренность, так никем и не озвученная, была: пока Искирхан Хорхоев занимает свой высокий пост, имея притом определенную свободу рук, местным гэбистам тревожиться не о чем. Но если с нефтяником произойдет что-то нехорошее, то чеченские партизаны, обходившие кое-какие объекты стороной, всенепременно туда наведаются.

Буровая скважина, да и любое предприятие по переработке нефти – очень уязвимы для пожаров. А тушить их в короткие сроки, с минимальным убытком, в то время еще не научились…

– То, что я вам сейчас скажу, Хорхоев, должно умереть вместе с вами, – произнес полковник, нарушив зыбкую тишину. – Даете слово?

– Я не болтун, гражданин начальник, – отозвался чеченец. – Если есть что сказать, говорите. Это останется между нами. «Студебеккер» и одна машина сопровождения свернули на шоссе Ростов – Баку. «Опель» же вначале притормозил, а затем и вовсе остановился на обочине дороги.

– Вчера во Владикавказе были арестованы двое людей, из числа крупных снабженцев, – сказал гэбист. – Мне этот факт стал известен из поступившего оттуда запроса.

Полковник назвал фамилии арестованных. Он не стал спрашивать, знает ли Хорхоев задержанных, потому что понимал – чеченец все равно не ответит. Искирхан, услышав фамилии арестованных госбезопасностью соседней республики людей, почувствовал сосущую пустоту в желудка.

Если любой из них даст показания, то тут же всплывет фигура Хорхоева, причем в качестве главного организатора «аферы».

– Есть и другие «звоночки», – продолжил полковник. – Складывается впечатление, что какое-то количество дефицитного топлива и горюче-смазочных материалов, выпускаемых нашей местной индустрией, уходило не по назначению…

Никаких других подробностей он не стал приводить. Но в этом не было необходимости. Хорхоеву и так было все понятно. Органы все-таки «пробили» один из каналов нелегальных поставок, и теперь за арестами дело не станет.

Он сейчас целиком находился в руках гэбиста. Но пока не мог понять, чего добивается от него этот человек.

– Сегодня в вашем управленческом здании найдены листовки, – сказал полковник. – Прокламации ушедших в подполье чеченских националистов найдены также в некоторых других районах города. Принято решение выслать в превентивном порядке, дабы другим был урок, для начала пять чеченских семей! Из числа тех, кто имел «бронь». В этот составленный нами список, Хорхоев, попали вы и ваша семья.

Он помолчал немного, затем добавил:

– Вас и других чеченцев доставят под конвоем в Моздок, где находится фильтрационный лагерь. И уже оттуда вы будете отправлены спецэтапом на поселение в Казахстан. Теперь вам все понятно, Хорхоев?

Хан, повернувшись к нему, попытался в темноте разглядеть выражение его лица. Только сейчас он осознал, что именно намеревается сделать этот гэбэшный полковник. Для него и его семьи.

Он понял, прокламации – лишь повод, чтобы убрать Хорхоева из Грозного в канун начинающегося расследования по факту обнаружившихся крупных хищений в местной нефтяной отрасли. Выслать одного только нефтяника с семьей было бы слишком подозрительно. Поэтому и придуман был этот ход с невесть откуда взявшимися листовками «чеченских националистов».

Значит, нужно выслать еще какое-то количество чеченцев, из числа заслуженных и лояльных. Увы, такова железная необходимость. Даже если бы их не отправили в ссылку сейчас, чтобы прикрыть тем самым персону Хорхоева, то после раскрытия «аферы», с ее явно чеченским происхождением, эти люди все равно были бы подвергнуты репрессиям со стороны Органов.

– Спасибо, полковник, – сказал Хорхоев, хотя произнести эти слова благодарности стоило ему немалых усилий. – Если смогу, когда-нибудь отплачу взаимностью.

– Не стоит меня благодарить! – отмахнулся тот. – К тому же, одного «спасибо» недостаточно. У меня есть два условия… Первое. Держите рот на замке! Не только здесь и сейчас, но и среди своих, когда окажетесь в Казахстане!

– Что еще?

– Самое главное. После вашего отъезда нефтепромыслы должны работать, как прежде. Намек понятен?

Хорхоев криво усмехнулся… Куда уж понятнее. Гэбист опасается, что промыслы после отъезда Хорхоева могут быть превращены в головешки.

Если это произойдет, то его нынешнему собеседнику, как и другим крупным начальникам, поотрывают головы.

Спустя четверть часа «Опель», миновав проходную, остановился у административного здания местного крекинг-завода. Производство функционировало круглосуточно, поэтому дежурные управленцы тоже были на местах. Понимая щекотливость ситуации, гэбист остался в машине. Он знал, что Хорхоев никуда не денется. Хотя бы потому, что в заложниках находится его семья.

Искирхан чиркнул записку по-чеченски и передал ее надежному человеку, который наутро должен будет доставить послание по указанному ему адресу.

Хотя записка была адресована тем людям, кто мог бы, при желании, устроить ряд крупных диверсий, о необходимости избегать таких действий там не было сказано и полслова.

Хорхоеву еще раньше удалось убедить тех чеченцев, кто остался в республике фактически на нелегальном положении, что диверсий на нефтепромыслах совершать не следует. Сталин, хотя его и изображают полубогом, все же человек. Значит, не вечен. Ссылка для чеченцев тоже не на века. Народ древних вайнахов непременно вернется на родину. И тогда нефть в недрах и то, что построено за последние годы на земле, будут способствовать богатству и процветанию чеченского народа.

В записке было написано, в переводе на русский, следующее: «Ищите новый канал поставок, прежний – закрыт… Я и моя семья в порядке, отправляемся в ссылку, в Казахстан».

Фамилию этого гэбэшного полковника, которого свои же расстреляют в пятьдесят четвертом году, в связи с затеянными новым руководством «зачистками» в Органах, отца двух детей, Ольги и Дмитрия, Искирхан Хорхоев запомнил на всю жизнь.

Фамилия этого человека была – Протасов.

…Мысли Хорхоева, миновав толстый, богатый событиями пласт времени, вернулись в настоящее.

Единственный раз он видел дочь Руслана примерно за месяц до того, как убили ее мать.

Да, он не хотел, чтобы его сын женился на русской. Но у него хватило ума предоставить самому Руслану решать, с кем он хочет связать свою жизнь.

Братья же, Зелимхан и Ильдас, отнеслись к выбору Руслана крайне негативно. Они утверждали, что, женившись на русской, он сам стал наполовину русским, и пока он не бросит свою Ларису, они имеют полное право смотреть на него как на «инородца».

Потом случилась эта ужасная трагедия…

Однажды Руслан сказал ему примерно следующее: «Отец, ты можешь ругать меня или считать кем угодно… Но пока жив Ильдас, которому я оставил жизнь по твоей просьбе, никто моей дочери из людей рода Хорхоевых не увидит…» Пока Руслан был жив, он твердо держал свое слово. Но теперь, после его гибели, все решения должна принимать за себя его взрослая дочь.

Глава 8

– Саша, я на тебя не обижаюсь.

– Правда? Ни капельки, на даже граммулечки?

Он обнял девушку за плечи. Тамара успела сменить халат, под которым у нее ничего не было, на джинсы и клетчатую рубаху. Это и понятно: после недавнего объяснения, коснувшегося их родословных, настроение продолжить любовные упражнения как-то поиссякло.

Впрочем, для первого раза полученного ими удовольствия было достаточно.

– Absolutly no, – процитировала одно из его прежних утверждений Тамара. – Я просто сидела и ждала, пока ты переваришь эту новость. Но ты, «бэд бой», мог бы переварить ее чуть быстрее…

Протасов усмехнулся краешком губ.

– Сам не знаю, что на меня нашло… Ты как выдала свою «новость», так на меня будто стена рухнула! Но… Да, переварил я все это дело. И стену, которая рухнула на меня и которая могла бы оказаться между нами, – тоже. И следа не осталось!

Она бросила на него серьезный взгляд.

– Что будем делать с моей чеченской половинкой? Распилить меня, Саша, не удастся…

– Как это «что будем делать»?! Любить будем! Обнимать!! Целовать будем «ичкерийскую волчицу»!!

Чуть приподняв девушку своими сильными руками, он приник к ее губам.

Поцелуй вышел долгим, страстным, как и все прежние. Но в нем присутствовало и нечто новое: пряная горчинка как полезная и даже необходимая приправа к их нарождающимся отношениям.

Когда он поставил ее обратно на ноги, Тамара сказала:

– Саша, ты на меня тоже не обижайся…

– За что? – удивился тот.

– Так получилось, что ты из-за меня пострадал. Ранили тебя, бедняжку…

– Забудь про эту царапину! Что касается остального… Знаешь, что мне твой чеченец Ахмад выдал? – Протасов усмехнулся. – От судьбы, говорит, не уйдешь… Кстати, раз уж я помянул Бадуева. Я тебе тоже могу сказать новость, от которой ты упадешь!

Тамара в шутку ухватилась двумя руками за кухонный стол.

– Давай, герой, жми на курок!

– Надежно зацепилась? Точно не свалишься?

– Не-а! Кончай интриговать, Саша! Ну?!

Протасов, глядя ей прямо в глаза, медленно и веско произнес:

– Твой отец, Тамара, однажды вызволил меня из чеченского плена!

Тамара от удивления сделала большие глаза.

– Ты шутишь?! Когда это было?

– В девяносто четвертом, осенью. Я даже больше тебе скажу… Руслан Хорхоев, твой папа, заплатил за меня выкуп – пятьдесят тысяч долларов.

Тамара даже присвистнула, словно она была мальчишкой, а не красивой молодой женщиной.

– То-то я смотрю, что мой Ахмад тебя откуда-то знает…

– Да, он там тоже был, – кивнул Протасов. – Но это еще не все, darling! Я твоего отца и прежде видел. Давно это, правда, было… Я должен был ехать в Рязань. Тем летом, кажется… Да, точно! Мама осталась в Гудауте, мы с отцом вдвоем поехали. Мне предстояло сдать документы в училище, в которое я потом благополучно был зачислен. Мы выехали пораньше, чтобы заехать к тетке, отцовой сестре – буквально на два или три дня. Она тоже живет в Подмосковье, кстати… Вот там я и увидел твоего папу: оказывается, они с моим отцом давние знакомые.

– М-да… Неожиданный поворот.

Девушка, усмехнувшись, покачала головой.

– Похоже на то, Саша, что в наших семейных шкафах полно скелетов… Мы только чуть приоткрыли дверцы, коснувшись своих предков, а на нас, видишь, сколько уже всего высыпалось!

В этот момент Протасов периферийным зрением засек чей-то силуэт, смутно промелькнувший на фоне приоткрытого окна кухни, – за стеклом уже синели вечерние сумерки.

– Ахмад, кажется, вернулся…

Но то был не Бадуев.

Протасов понял это, обнаружив опасность, надвигавшуюся сразу с трех сторон. На втором этаже – очевидно, один из нападавших проник в дом через балкон – раз и другой чуть слышно скрипнула половица, а затем этот некто, уже не соблюдая тишину, ринулся вниз по лестнице…

Открылась рывком дверь, ведущая на веранду – она находилась напротив кухонной двери, их разделял только коридор, – и на ее фоне разом проявился человеческий силуэт… Третий из нападавших, которого Протасов засек мгновением раньше, вероятно, оставался снаружи, контролируя окно помещения, где были экс-легионер и девушка.

Как-то мгновенно Протасов осознал, что эти незваные визитеры, пожаловавшие в вечернее время в «секретное» убежище Бадуева, – не менты и не приятели отсутствующего хозяина.

От окна, под которым был оборудован тайник для «стечкина», его отделяло всего три или четыре шага. Но времени на то, чтобы вооружиться, не оставалось.

– Пригнись, Тамара!!

Он одной рукой сгреб опешившую девушку и задвинул ее себе за спину.

Одновременно своей «рабочей» правой потянулся к деревянной колоде, использующейся как подставка для кухонных ножей…

Восемь темных рукоятей, расположенных попарно, от двух миниатюрных ножичков до солидных размеров тесака.

Протасов резким движением потянул за эту самую крупную с виду рукоять и, продолжая все то же движение, но придавая ему осмысленное направление, метнул нож в наплывающий на них со стороны веранды темный силуэт…

Годы тренировок были потрачены не зря: нож вошел в плоть с тугим характерным звуком, потом раздалось «хряск» и вслед за тем – чей-то полухрип, полустон. Все ж Бадуев настоящий чечен, даже кухонные ножи у него заточены как следует…

Протасов, не теряя времени, метнул еще один предмет. Но не нож, а табуретку, и не в дверь, а в окно… Послышался звон стекла… Хорошо, пусть думают, что он ломанулся в окно!

Протасов потянулся к колоде, чтобы прихватить еще парочку ножей, – до «стечкина» он в этой ситуации добраться даже не надеялся. Со стороны веранды он уже одного хмыря завалил, теперь Тамару в охапку, и дальше через ту же веранду, попутно прихватив «ствол» у хмыря, если таковой имеется, попытаться выбраться наружу.

Раздался хлопок, потом щелкнуло еще разочек. Боец, который сбежал по лестнице, как и Протасов, времени зря не терял…

Александр ощутил, как что-то раскаленное пробуравило воздух рядом с его кистью, потянувшейся к рукояти ножа. Он инстинктивно отдернул руку. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, ударила точно в колодку, отшвырнув в сторону подставку с ножами, которые он надеялся превратить в метательные оружия.

– Замри! – скомандовали с порога. – А то я убью тебя или девушку!

В кухню прошли двое в темных брюках и темных же не то рубашках, не то свитерах. Лица скрыты под масками. В руках пистолеты с навинченными глушителями.

Один из них направил ствол на девушку, другой, удерживающий под прицелом Протасова, подал новую команду:

– Лицом к стене! Вот так… А теперь руки на затылок!!

Протасов нехотя повиновался. Дергаться было бесполезно. К тому же не хотелось и дальше подвергать Тамару смертельному риску.

– Замри! – прозвучал теперь почти над ухом.

А следом у него что-то взорвалось в голове, и он вновь полетел спиной вниз в этот уже знакомый ему, проклятый овраг…

Абдулла привез Ахмада Бадуева в дом главы клана Хорхоевых – для важного разговора.

Но прежде чем приступить к делу, они все вместе сотворили вечерний намаз.

Они втроем, Хан, Абдулла и гость, прошли в просторное помещение библиотеки. Ахмад почтительно обнял старика, поцеловав его в плечо. И только после этого позволил себе заговорить о том, что привело его в дом Искирхана Хорхоева.

– Я чувствую себя виноватым перед тобой, отец, – сказал Бадуев, обращаясь к хозяину дома. – Не знаю, сможешь ли ты меня простить…

Хан прекрасно понял, что имеет в виду посетивший его вайнах.

– Тебе не в чем себя винить, Ахмад, – сказал он. – Ты выполнял волю моего сына Руслана, а потому мне не в чем тебя упрекнуть… Ты голоден? Абдулла, скажи женщинам, пусть принесут угощение.

Бадуев, не вдаваясь пока в подробности, рассказал о том, как свои же чеченцы похитили Тамару. И о другом рассказал, как они вдвоем, вместе с русским парнем по фамилии Протасов, освободили ее. К сожалению, пришлось убить охранявших ее людей, потому что иного выхода в той ситуации у них не было.

– Как, ты сказал, зовут того парня, что тебе помог? – переспросил Хан.

– Протасов? Знакомая фамилия…

– Он сын Дмитрия Протасова, отец.

Старик удивленно приподнял свои кустистые брови.

– Вот как? Только недавно вспоминал его деда, с которым я был… немного знаком. И сколько лет этому парню?

– Около тридцати. Наши пути с ним пересеклись еще в Грузии. Так получилось… Он нам очень помог, мне и Тамаре.

– Как девушка? – спросил Хан. – Надеюсь, с ней все в порядке?

Бадуев кивнул.

– Она очень красивая девушка, отец, – сказал он. – Дочь твоего сына Руслана – настоящая красавица.

– Да, я знаю, – кивнул Хан. – Я видел ее на фотографиях…

– Очень красивая, – повторил Бадуев. – Но еще и умная, начитанная… У нее диплом английского Кембриджа. Но еще и добрая. Даже слишком добрая. Но…

– Что? – посмотрел на него Хан.

– Иногда сильно ругается, – с доброй усмешкой сказал Бадуев. – Если попадешь к ней на язычок, то… ой, ой.

Старик тоже усмехнулся в седые усы.

– Неудивительно, Ахмад. У нас в роду все женщины такие. Красавицы, щедрые душой, но… Языки такие, что в один миг побреют! Да… Внешне, если судить по фото, – он посмотрел на Абдуллу, благодаря которому получил такую возможность, – девочка как две капли воды похожа на свою мать…

– Нос у нее с горбинкой, как у Руслана, – поправил его Бадуев. – Глаза отцовы… В остальном, что касается внешности, как утверждал сам Руслан, – она копия своя мать.

Некоторое время они говорили про Ильдаса, и этот разговор для них уже был не так приятен. Бадуев утверждал, что Ильдас прямо причастен к похищению родной дочери Руслана, к тому же его люди убили водителя Тамары, да и жизнь самой девушки постоянно подвергалась смертельной опасности.

Затем разговор вновь вернулся к Тамаре, дочери Руслана Хорхоева.

– Ахмад, Тамара тебя расспрашивала обо мне? – поинтересовался старик.

– Да, отец. Дочь Руслана часто спрашивала о тебе. Чаще, чем о других родственниках, которых она пока не видела… Кроме Ильдаса, с которым она уже познакомилась. К сожалению…

– Она здесь? Где-то в Москве?

– В Подмосковье. Тамара в надежном месте. С ней парень, о котором я тебе рассказывал, отец. У него в Москве свои дела, но я попросил его остаться и присмотреть за Тамарой.

Старик пристально взглянул на Бадуева.

– Как ты думаешь, Ахмад… Девочка хочет меня видеть?

– Да, отец. Очень. Но она боится Ильдаса. А ты, отец? Ты хочешь ее видеть в собственном доме?

Искирхан Хорхоев кивнул своей убеленной сединами головой.

– Да. Привезите дочь моего сына Руслана в мой дом. Здесь она будет в полной безопасности.

…Бадуев был растерян и в то же время сильно разгневан. Он не мог понять, что произошло за время отсутствия в его доме, расположенном в поселке Мозжинка, о котором никто, кроме Руслана, не знал.

Он сам сказал Абдулле, что охрану вызывать не стоит. Зачем? Девушка и так напугана последними событиями. С ней Протасов – он неглупый и, кажется, надежный человек. А о доме, где она сейчас находится, – точно никто не знает.

Поэтому он вначале глазам своим не поверил, когда увидел, как только они подкатили к дому, что одно из окон разбито…

Но это было лишь секундное замешательство. Вдвоем с Абдуллой они осмотрели дом, обратив внимание на пятна крови на полу веранды, а также на почти расколотую пулей подставку для ножей. После этого Абдулла стал звонить по мобильнику кому-то из своих знакомых, чья помощь сейчас могла бы понадобиться, – к услугам милиции, вайнахи, естественно, прибегать не собирались. А Бадуев переговорил, соблюдая осторожность, с соседями… Профессорша и вправду видела какие-то две «черные машины», сказала, что сама она не «шофэ-эр» и в машинах ничего не понимает. Короче, это могли быть джипы, «мерсы», «бээмвухи», все, что угодно, до катафалков включительно.

Какого-то грохота или шума схватки эта пожилая женщина не слышала. Да и вряд ли могла услышать, потому что в доме у нее постоянно орет телевизор.

Бадуеву пришлось сказать, что в поселок приезжали его друзья, но, к сожалению, дома его не застали.

Только в третьем часу ночи они вдвоем, Бадуев и Абдулла, предстали перед Искирханом Хорхоевым и поведали ему подробности случившегося.

– Сейчас главное – не делать резких неосторожных движений, – внимательно выслушав их, изрек мудрый старик. – Есть основания предполагать, что девочку они захватили не для того, чтобы убить. Во всяком случае, есть небольшой запас времени… Но кто бы за всем этим ни стоял, он понесет именем Всевышнего заслуженную кару.

Глава 9

Придя в себя, Протасов не сразу понял, где он находится и что творится вокруг.

Голова трещала еще сильнее, чем в те мгновения, когда он очнулся во владикавказской больнице. Тогда ему привиделось, – под действием наркоза, наверное, – что он не то парит, не то плавает в толще какой-то кровавого цвета субстанции. Сейчас же все обстояло несколько иначе… Ему казалось, что сверху на него уселся слон. Мало того, что давит на него своими центнерами, так еще и подпрыгивает, зараза!

Наконец он врубился, что лежит на полу какого-то автофургона. Трудно дышать, и ничего не видно. На голове какая-то штуковина… Скорее всего, полотняный мешок.

Руки вывернуты назад, запястья скованы шипастыми самозатягивающимися наручниками. Он лежит на полу плашмя, на животе, а сверху на спину, на плечи давит какая-то тяжесть. Определенно, кто-то сидит на нем верхом.

Впечатление такое, будто его оседлал массивный, весом под два центнера, борец сумо…

Протасов, поднатужившись, попытался рывком сбросить с себя эту невыносимую тяжесть. Но наездник удержался и болезненно ударил его по щиколотке – не фиг, мол, тут ерзать! И тут же огрели чем-то тяжелым по затылку, после чего в мозгу Протасова одновременно пропали и звук, и картинка – последняя, впрочем, отсутствовала и ранее по причине надвинутого на голову мешка…

Ему показалось, он пробыл без сознания лишь короткое мгновение. Что-то щелкнуло в мозгу, и тут же все вернулось на свои места: слоновья тяжесть, давившая на него сверху, негромкое урчание автомобильного движка и черная, как беспросветная ночь, картинка перед глазами.

Транспорт, в котором его везли, стал притормаживать… Все, приехали.

Протасова, схватив за вывернутые назад руки сразу с двух сторон, рывком приподняли с пола. Затем, протащив пару-тройку метров едва не волоком, сбросили на землю. Через задние дверцы фургона, так, словно он был не человеком, а мешком с картошкой…

Протасов, больно ударившись о землю плечом, коротко простонал. Теперь у него болело, кажется, все: голова, которой сильно досталось в последнее время, ушибленное плечо, грудь и щиколотка. В особенности же болели ребра, с которых, складывалось впечатление, содрали кожу и мышцы, а потом еще отрихтовали молотком. Это и немудрено: фургон ехал не по гладкому, как кожа младенца, полотну немецкого автобана, и не по американскому хайвэю. Даже не по Московской Кольцевой. А по каким-то подмосковным проселкам, с рытвинками, ухабчиками, колдобинками… Да еще на всем пути следования на нем сидел, как на скамейке, то ли слон, то ли борец сумо.

Последующие несколько минут он так и лежал на земле, перевернувшись на другой, неушибленный бок и приняв позу эмбриона. Он слышал звуки чьих-то шагов, а также приглушенные реплики, которыми эти люди перебрасывались меж собой…

Говорили они не по-русски.

Протасов ощутил сосущую пустоту в желудке.

Он терялся в догадках относительно того, как их с Тамарой смогли вычислить в «секретном» бадуевском убежище. Он пока не знал, кто эти люди и что им нужно от него и от этой девушки.

Но зато он ясно слышал чеченскую речь.

Судя по удаляющимся звукам работающего автомобильного движка, фургон, в котором его сюда доставили, отправился восвояси.

Кто-то подошел к нему и пнул носком под ребра. Затем прозвучала команда, отданная грубым мужским голосом, в котором, как показалось Протасову, проскользнули нотки кавказского акцента:

– Вставай, б…! Разлегся тут, как шлюха на панели!!

Насколько было известно Протасову, шлюхи, выходя на «панель», не ложатся, а стоят либо прохаживаются. На худой конец сидят на хате под присмотром «мамки» или же у телефона, если они девушки по вызову.

Впрочем, Протасову было сейчас не до таких тонкостей.

Он решил, что не станет подчиняться никаким командам. Неизвестные, кажется, это тоже поняли. Они сами подняли пленника на ноги. Затем, крепко поддерживая с двух сторон, куда-то поволокли.

Сначала они поднялись на несколько ступенек. Потом, как показалось Александру, миновали дверной проем – определенно, его ввели в какое-то строение. Затем последовал спуск… Он насчитал двенадцать ступеней.

Площадка… Поворот. Опять ступени вниз. На этот раз – девять.

Здесь с него сняли полотняный мешок.

Они находились в подвале, освещенном лишь одним тусклым светильником.

Протасов и двое каких-то субъектов. Лица их были скрыты под масками.

Один в два метра, широченный и здоровенный – даже в Легионе Протасов таких бугаев не видел. А вот в Осетии «батыра» подобной комплекции видел дважды: когда его вытаскивали из машины, при нападении на ночном шоссе, и немногим позднее, в ингушском селе, когда он подглядывал, взобравшись на дерево, за Вахой Муталиевым и парой его подручных.

Наверное, этот самый вайнах, весящий за центнер, и сидел всю дорогу у него на спине.

Другой был пониже и обладал обычной комплекцией. Но тоже выглядел опасным: его глаза через прорези в маске горели ненавистью.

– На этот раз, кяфир, ты не уйдешь! Я вырву тебе сердце и выброшу его на съедение псам!

Богатырь тоже не захотел отставать от своего напарника:

– Я намотаю твои кишки на руку! А потом отрежу голову! Ха-ха!! Я еще не слышал, чтобы кто-то без головы бегал… «Нервные, однако, ребятки, – мрачно подумал Протасов. – Жаль, что послушался Ахмада… Надо было еще в Осетии их в расход пустить, и Ваху, и этих двух чеченских волков».

Со стороны лестницы прозвучала какая-то громкая реплика на чеченском.

Причем с явственными нотками недовольства. «Сейчас будут кончать», – мелькнуло в голове.

Один из вайнахов, тот, что пониже ростом, обошел Протасова, оказавшись у него за спиной.

Раздался металлический скрежет.

Чеченский богатырь взял пленника за шиворот и втолкнул его в одиночную камеру подземной тюрьмы…

Глава 10

Тамара не помнила, на каком транспорте ее везли и сколько времени заняла их поездка. Какой-то верзила, из числа нападавших, сначала схватил ее в охапку, а затем зажал рот и нос какой-то пахучей тряпицей… Точно так же действовали те люди, что напали на них в пригороде Владикавказа, а затем увезли ее в ингушское село.

И на этот раз, как тогда, нападение застало их врасплох. Саша, правда, выказал себя настоящим героем. Он не побоялся того, что нападавших было много – она насчитала четверых, прежде чем вырубилась – и что все они имели огнестрельное оружие. Она видела, как он метнул в кого-то нож и как тот, со свистом пропоров воздух, вошел в горло одного из нападавших… А может, и не было этого вовсе? Может, это пары фторатана, которым ее попотчевали, вызвали в ее мозгу столь кошмарные видения?

Один из бандитов ударил Сашу по голове дубинкой, когда тот стоял лицом к стене. Она тогда, испугавшись, что Протасова могут убить, крикнула: «Если убьете его, ничего от меня не получите!» Она крикнула это, инстинктивно понимая, что им нужен не Протасов, а именно она, Тамара Истомина. Крик этот сам вырвался из ее груди. Она даже толком не понимала в тот момент, что она имела в виду, когда крикнула этим бандитам, что они от нее ничего не получат…

На этот раз с ней обходились уже не столь учтиво, как это было прежде. То ли она попала в руки других людей, не причастных к событиям в Осетии, то ли имела дело с прежним неприятелем, который, сменив тактику, решил более жестоко обращаться с заново плененной девушкой.

Но порция «наркоза» оказалась не столь лошадиной, что в прошлый раз, – и на том спасибо.

Когда Тамара малость пришла в себя, она поняла, что находится в каком-то помещении, где кроме нее есть еще двое людей. Один из них, заметив, что она очнулась, подошел к креслу, в котором она сидела, и, подцепив краешек ногтем, отодрал липучку, стягивавшую ее губы.

– Больно! – ойкнула Тамара. – Сволочи…

– Ты такая молодая, красивая, – с усмешкой сказал изверг. – Зачэ-эм ругаешься?!

Держа девушку за локоть, он помог ей подняться на ноги. Ей показалось, что она сравнительно недавно уже видела этого человека. И голос его знаком… Не он ли часом снимал ее на видеокамеру несколько суток назад, когда она тоже сидела в заточении? Тогда он был в маске, сейчас же свое лицо не считает нужным скрывать… Если он тот же человек, то это означает, что вся эта шайка, с которой ей пришлось иметь дело в Осетии, каким-то образом переместилась сюда, в Подмосковье. За вычетом Казбека и еще двух вайнахов, убитых при ее освобождении в ингушском селе.

Спустя всего несколько секунд, когда «изверг», он же «видеооператор», развернул девушку лицом ко второму находящемуся в помещении мужчине, подтвердились наихудшие ее предположения.

– Ассалам алейкум, племянница, – сказал мужчина, растянув губы в неискренней улыбке. – Ты не поверишь, но я очень рад опять видеть тебя…

Второй мужчина тут же деликатно вышел за дверь.

– Некрасиво поступаешь, Тамара, – сказал Ильдас. – Я к тебе, как к своей близкой родне, можно сказать, отнесся со всей душой…

– Родичи себя так не ведут! Сначала похитили меня…

– Не похитили, а спасли, – перебил ее Ильдас. – И поместили в комфортные условия, где тебе следовало переждать опасное время… Но вместо того, чтобы быть благодарной мне за спасение, ты сбежала, а какие-то твои дружки убили моих людей!

– Кончайте вешать мне эту лапшу… гребаный «дядя»! – вспыхнула Тамара. – Вы что, за идиотку меня держите?! Какого черта вам от меня нужно, негодяй?!

Ильдас нахмурил брови, но спустя секунду его губы вновь кривились в усмешке. Девчонка определенно хочет вывести его из себя. Ничего у нее не получится… Хотя выглядит она твердым орешком, но у Ильдаса крепкие зубы, он и не такие «орехи» своими волчьими клыками разгрызал.

– Успокойся, Тамара, – сказал он как можно мягче. – Это во-первых… Я вижу, ты не сводишь глаз с моей правой руки… Вот, даже побледнела…

Руслан, наверное, тебе что-то рассказывал обо мне. Может, даже сказал, что я виновен в гибели Ларисы, твоей мамы. Но это не так, Тамара… В любом случае, к тому давнему несчастью наш нынешний разговор не имеет никакого отношения. Поверь мне, здесь нет ничего личного. А есть только забота о семейном бизнесе, который пошатнулся после нелепого и трагического случая с твоим отцом.

– Не касайтесь памяти моей мамы своими грязными руками! – огрызнулась девушка. – Заодно и отца в покое оставьте! Лучше скажите, что вам от меня нужно. Я вижу, Ильдас, вы промышляете похищением людей с целью получения выкупа?! Вам нужны деньги? Сколько я должна заплатить, чтобы вы избавили меня от своего общества? Скажите! Назовите сумму! А потом я подумаю, смогу ли я удовлетворить материально ваши жлобские запросы!

Родственничек, мать вашу…

Ильдас покачал головой.

– Горячая девочка, темпераментная… Знаю, что ты при деньгах. Но такие большие деньги тебе еще рано иметь, потому что любое состояние, если нет опыта и мало мозгов, можно профукать в два счета… Беженцам, она, видите ли, помогает?! Нашла, на что наши деньги тратить… На всякую ерунду!

– Не ваши, а папины! И не на «ерунду», а на помощь людям!

– Ладно, пора кончать этот базар! – твердо сказал Ильдас. – У меня к тебе конкретный разговор, Тамара! Отец твой немного… начудил. Перед тем, как угробился на вертолете в Сибири, распихал куда-то деньги… большие средства. Руслан хотя и держал тебя зачем-то в Англии, но мы, Тамара, для тебя тоже люди не чужие. Тем более что сейчас «горит» компания твоего отца… Нужны деньги, чтобы спасти положение. Срочно!

Но ты не будешь ни в чем нуждаться, как и прежде… Захочешь, будешь и дальше жить в своей Англии, а надумаешь, переберешься поближе к нам…

Ну что? Устроит такой вариант?

– Надо же, какой вы добренький, – хмыкнула Тамара. – Я вам все денежки, а вы меня – на свободу? Так? Я правильно вас поняла, «дядя»?

– Немного денег сможешь оставить себе, – тот покивал головой. – Поллимона, думаю, будет достаточно. Остальные деньги придется перевести на те счета, в тех зарубежных банках, что тебе будут указаны.

– Как вы себе это представляете?

– Не прикидывайся глупенькой! У тебя диплом Кембриджа? Ты специалист по информационным ресурсам, но ты также изучала там залоговое и корпоративное право! Я все о тебе знаю, Тамара!

Девушка прерывисто вздохнула.

– Значит, так, Ильдас… Откуда вы, кстати, пронюхали про те вложения, что были внесены в мой фонд?

Хорхоев усмехнулся.

– Провели небольшое расследование. Потратиться пришлось изрядно…

Дошли даже до мистера Ньюмана, резидента одного из офшоров на острове Нью-Джерси. Он, конечно, чисто номинальная фигура, как и все эти адвокаты-дилеры-маклеры, через которых совершаются подобные сделки.

Право финансовой подписи и непосредственный доступ к деньгам имелся, естественно, только у Руслана и у тебя, Тамара. Но ты, хотя и с университетским образованием, не учла одну «фишку», как сейчас принято выражаться… Когда через офшоры Нью-Джерси проходят суммы выше «красной» линии, то есть выше одного миллиона фунтов стерлингов, резидент, в данном случае мистер Ньюман, формально поручившийся перед финансовыми структурами за вашу благонадежность, получает «маячок»…

Конечно, он не имеет возможности ни в ваш офшор залезть, ни узнать данные о ваших «секретных» счетах, ни узнать точной суммы банковского перевода. Известно лишь одно: через офшор, откуда потом поступают средства в твой, Тамара, но управляемый британским сотрудником фонд, прошли и осели где-то на счетах крупные денежные средства…

– Все-то вы разнюхали, – угрюмо сказала Тамара. – Так вот, Ильдас…

Сначала вы отпустите того парня, что был со мной!

– Так, так, так… – Хорхоев теперь уже с интересом посмотрел на племянницу. – Так ты, значит, влюблена в этого Протасова? А ты знаешь, что его дед участвовал в высылке нашего народа в Казахстан? И что твоего деда Искирхана Хорхоева, твою бабушку Зулею и, что самое главное, твоего отца Руслана, которому тогда было три годика, выслал именно дед твоего… русского!

Тамара несколько секунд стояла бледная, как полотно…

– Я допускаю, что сейчас вы не врете, Ильдас. Но это ничего не меняет.

Если с головы Саши упадет хоть волосок, вы ни черта от меня не получите!

– Вообще-то на нем кровь… – Хорхоев задумался. – Но если ты, Тамара, пойдешь мне навстречу, то я гарантирую, что твой парень уйдет отсюда живым и невредимым.

– Ну так какова сумма выкупа?

– Брось, Тамара, брось эти игры! Я тебе уже сказал… Ты лучше займись тем, что вместе с человеком, которого я к тебе пришлю, начинайте готовить факсы для отсылки, письма, распоряжения, а также продумайте схему банковских переводов. У меня есть грамотный спец по этим вопросам. Я знаю, в Англию, чтобы вывести из нью-джерсийских офшоров деньги, отправляться нет нужды. Такие операции сейчас можно делать, находясь в любой точке земного шара.

– Но эти деньги, к которым у меня есть доступ, предназначены были для помощи вашим… нашим же чеченцам! Как вам не стыдно, Ильдас!

– Опять ты за свое, Тамара?!

– Ну так сколько, Ильдас, вам нужно денег?

Хорхоев нахмурил брови.

– Прикидываешься, что не понимаешь, да?! Ладно, называю цифру:пятьдесятмиллионов долларов!

Он испытующе посмотрел на девушку, у которой сейчас был несколько изумленный вид. Наблюдая за ее реакцией, он даже восхитился про себя: у дочери Руслана незаурядное актерское дарование… Вот только кончит эта «актриса» очень плохо, причем при любом раскладе – уж Ильдас Хорхоев знал это наверняка.

– Знаете что, дядюшка? – неожиданно произнесла Тамара. – Шли-ка бы вы на!.. И даже еще дальше!

Ильдас Хорхоев скрипнул зубами, но все же смог удержать себя в руках.

– Не хочешь ты, я вижу, решить все вопросы по-хорошему? – Он говорил, медленно цедя слова. – Даю тебе сутки на размышления! Если не подпишешь нужные документы или начнешь химичить с банковскими переводами… ровно через сутки, в это же время, начнут пытать твоего Протасова! Не поможет? Прикажу казнить его у тебя на глазах! Если и тогда ты не одумаешься… Сама понимаешь, Тамара, что произойдет! Ты уже не девочка…

Открыв дверь, он высунул голову в коридор.

– Ваха, уведи девушку в ее «апартаменты»! И сразу возвращайся, есть разговор.

Когда Тамару вели в какой-то подвал, находящийся под домом, от охватившего ее чувства безысходности она едва могла передвигать ноги.

Ситуация для нее и для Александра, которого, кажется, также привезли в это ужасное место, сложилась – хуже некуда. «Похоже на то, – посетила ее безрадостная мысль, – что Ильдас не только редкий подонок и убийца, но еще и… законченный кретин».

Глава 11

Оставшись наедине с самим собой, Ильдас Хорхоев погрузился в размышления.

Он думал о том, что теперь события, благодаря его предусмотрительности и проявленной им решительности, вновь начинают складываться самым благоприятным для него образом. Бекмарс, человек по натуре недостаточно жесткий, в последние дни ведет себя как флюгер на ветру.

То он принимает сторону Ильдаса, соглашаясь, что ради спасения семейных миллионов не только можно, но и нужно идти на самые крайние меры, если того требует ситуация. То вдруг начинает вести себя как-то странно, уклончиво, явно прислушиваясь к рекомендациям, наставлениям и даже прямым требованиям уединившегося в своем подмосковном доме старика, их общего родителя… Все это не красит Бекмарса. Сделав ставки одновременно и на своего энергичного предприимчивого брата и на авторитетного в прошлом, но нынче нелюдимого и дряхлеющего Хана, он надеется остаться в выигрыше при любом раскладе.

Ну да ладно… Аллах с ним, с Бекмарсом. Ни он, ни их полусумасшедший отец не способны спасти положения. Первый – бледная тень Руслана. А второй всего лишь старик, бормочущий целыми днями молитвы и поручивший все серьезные дела даже не Ильдасу с Бекмарсом, а совершенно постороннему человеку по имени Абдулла, в жилах которого, хотя он и вайнах, течет чужая кровь. …Получив дурные новости из Осетии, Ильдас поначалу сильно осерчал на своего давнего подельника Ваху Муталиева. За то, что тот на пару с проявившим беспечность Казбеком проворонил девчонку, захапавшую руслановские миллионы – по крайней мере, те пятьдесят «лимонов», что были взяты в долг у швейцарцев под залог контрольного пакета акций хорхоевской нефтяной компании.

Он так разгневался на Муталиева, что не только не собирался выплатить остаток гонорара за похищение девушки, которая по неосторожности сунулась через Грузию в давно покинутую ею Россию, найдя свалившимся на нее отцовским миллионам не лучшее применение, но и намеревался потребовать назад уже выплаченные им Вахе и его бригаде восемьдесят с лишним тысяч долларов.

Но затем, пораскинув мозгами, решил, что не следует горячиться, не нужно, давая волю гневу, поспешно рвать давние полезные связи.

Муталиев и его вайнахи в прошлом оказали немало ценных услуг Ильдасу Хорхоеву. Немаловажно и то, что Муталиева и его людей почти не знают в московской чеченской общине, где у Хана и его помощника Абдуллы имеется, выражаясь современным языком, своя обширная агентура. Да и Бекмарсу не обязательно знать обо всем, чем занимается его младший брат, он может ненароком что-нибудь ненужное сболтнуть старику или Абдулле.

Вместе с Муталиевым в Центральный регион России прибыли еще пятеро вайнахов, каждый из них имел при себе комплект надежных документов.

Добирались поодиночке воздушным транспортом, рейсами из Кавминвод, Ставрополя, Назрани и Владикавказа. Воссоединились лишь под вечер прошедших суток и, не успев отдохнуть с дороги, тут же отправились на «дело», повязали в поселке Мозжинка Тамару и ее нового дружка.

Одного того, что сейчас под рукой у него имеется бригада вайнахов, о которой никто здесь, включая Хана и Бекмарса, пока не знает, для полного успеха задуманной Ильдасом комбинации было бы недостаточно.

Помогла его, Ильдаса Хорхоева, предусмотрительность.

Ильдас имел все основания полагать, что «племянницу» хотел бы видеть не только он, но и другие члены Семьи. Прежде всего это относится к Хану. Поэтому Ильдас распорядился поставить на прослушку номер домашнего телефона своего отца, а также номер «сотового», про который знали лишь близкие родственники Хана.

Когда некто позвонил прошлым вечером Хану из «поселка ученых», туда с целью проверки немедленно выехали Ваха и его вайнахи. Несмотря на потерю одного из членов бригады, им все же сопутствовала в этом деле удача.

Ход его мыслей был прерван появлением Муталиева.

– Ваха, у меня к тебе важный… денежный разговор, – сделав приветливое лицо, сказал Ильдас Хорхоев. – Ты меня знаешь, кунак… Я свои счета всегда оплачиваю исправно.

Он выложил на стол черный кейс. Щелкнув замками, открыл его, продемонстрировал Муталиеву его содержимое.

– Здесь двести «штук», Ваха. В сотенных купюрах…

Муталиев счел нужным сделать удивленное лицо. Наличность, хранящаяся в «дипломате», превышала «гонорар» в его суммарном исчислении почти на сорок тысяч долларов. Повезло, подумал он, что удалось быстро найти эту девушку и передать ее Ильдасу. Иначе бы ему, Вахе, не видать этих ласкающих взор зеленоватых купюр.

– Десять «штук» от меня родственникам погибшего вчера вечером вайнаха, – пояснил Ильдас. – Остальное, что пошло «сверху», премия за сделанную вчера работу.

Оскалив в улыбке зубы, он передал кейс с долларами Муталиеву, который принял его с благодарностью, но и с подобающим вайнаху достоинством.

Расставаясь со своими кровными, Ильдас ощутил на какое-то мгновение поднявшуюся в груди волну раздражения. Вся эта история с «племянницей» влетела ему в копеечку… Хорошо еще, что у него есть свой автономный бизнес. Не такой, конечно, доходный, как нефтяной бизнес, которым занимался покойный ныне старший брат. Но все же исправно приносящий Ильдасу десятки тысяч долларов ежемесячной прибыли… Хорхоев-младший, после того как его вытеснили из тольяттинского бизнеса, со середины девяностых годов сумел внедриться в химическую отрасль, занимающуюся производством специальных добавок – крайне вредных, кстати, для здоровья людей и экологии – к различным сортам бензина, повышающих его октановое число. У него имелись свои люди в руководстве «вредного» химкомбината в городе Дзержинске Нижегородской области. Производство это неоднократно пытались закрыть, и даже закрыли – но лишь на бумаге.

Ильдас отнюдь не контролировал целиком этот в сущности криминальный бизнес, но имел свою долю в нем. Помимо «этилового» бизнеса, он также принимал участие, разово либо на долговременной основе, в «водочном» бизнесе, в разруливании трудноразрешимых ситуаций с долгами в среде московских чеченцев, а также не гнушался – действуя, впрочем, исключительно через посредников – отщипывать понемногу от щедрот местного наркобизнеса.

То есть Ильдас Хорхоев был далеко не бедным человеком. Но до Руслана, который ворочал огромными деньжищами, такими, к примеру, как этот злополучный пятидесятимиллионный кредит, ему было рукой не достать…

Зато теперь у него появился шанс не только прибрать к рукам сверхприбыльный бизнес Руслана, но и как бы поквитаться с покойником за нанесенные им своему нелюбимому младшему брату обиды.

Поэтому, передавая Вахе Муталиеву кейс с двумя сотнями тысяч долларов, Ильдас хотя и расстраивался из-за немалых для себя затрат, но не очень сильно.

Он знал, что все его нынешние расходы вскоре многократно окупятся.

– Ваха, ты и твои люди останетесь пока здесь, – распорядился Ильдас. – Я рано утром отъеду; желательно, чтобы я в ближайшие два или три дня был в другом месте, на виду… Еще до обеда здесь появится Тимур, ты его должен знать.

– Бухгалтер?

– Да, он самый, – кивнул Ильдас. – Тимур, которого я лично проинструктирую, будет работать с девушкой. Кроме Бухгалтера, к Тамаре никого не допускай! На этот раз, Ваха, будь предельно внимателен.

Такого, как в Осетии, больше не должно повториться!

– Можешь на меня положиться, Ильдас. Все будет в лучшем виде.

Муталиев, давая такие заверения, нисколько не кривил душой. Он был уверен, что на этот раз все пройдет без малейшего сбоя. Местность, в которой они сейчас находятся, он знал как свои пять пальцев… Два месяца тому назад он уже наведывался в эти места вместе с Саитом и Бесланом. Выполняли здесь задание того же Ильдаса. Именно они втроембралиНиколая Рассадина – тот ненадолго приехал в Москву из Сибири и тут же, из-за каких-то неразрешенных им с братьями Хорхоевыми проблем, угодил в местную разновидность зиндана. Дом, где они сейчас находятся, расположен в недостроенном дачном поселке, в лесистой глухой местности, километрах в девяносто на восток от Москвы. Дом большой, в два с половинкой этажа, кирпичный, с блоком на два гаража, но внешне довольно непрезентабельный – больше смахивает не на частный коттедж, а на колхозную постройку… Соседние пара коттеджей вообще недостроены, имеются лишь коробки с пустыми глазницами дверных и оконных проемов. Ильдасу это хозяйство досталось от одного из местных бизнеров, который попал во время августовского кризиса девяносто восьмого года на бабки и, не сумев вовремя расплатиться по взятому у чеченцев кредиту, вынужден был расстаться с квартирой в Москве и с возводимым жильем в дальнем Подмосковье.

Чеченца Тимура по прозвищу Бухгалтер Муталиев тоже знал. Еще в прежние годы он слышал, что этот Тимур, наряду с другими смышлеными вайнахами, участвовал в обналичивании чеченских авизо. Но, видно, не разбогател особенно в ту пору, потому что в последнее время он является одним из помощников Ильдаса Хорхоева, помогая ему решать, в силу своей специализации, кое-какие финансовые вопросы.

Завершив этот важный для них разговор, они вдвоем вышли во двор. Ваха Муталиев, глядя на щеголевато одетого Хорхоева-младшего, усмехнулся…

Ильдас выглядит как респектабельный бизнесмен. Мало кому известно, какими делами он занимается. И лишь считанные единицы знают об этом доме, под фундаментом которого по указанию Хорхоева оборудована настоящая подземная тюрьма.

Прежде, чем Ильдас уселся в джип, – несмотря на увечную правую руку, он предпочитал сам водить машину, – Ваха успел задать важный для него вопрос:

– Ильдас, как быть с этим кяфиром? Мои вайнахи готовы в клочья его порвать…

– Пока Тимур или я сам не дадим «добро», убивать Протасова не следует, – сказал Ильдас. – Как только я добьюсь нужных мне результатов, можете делать с этим русским все, на что только достанет вашей фантазии. …По дороге Ильдас завернул в Реутово, где на окраине располагалась подконтрольная ему автомастерская. Здесь он сменил разъездной джип на приобретенную им недавно «БМВ» седьмой серии. После чего вместе с двумя охранниками, которые дожидались его возвращения в Реутово, он отправился в Москву, на свою городскую квартиру (жена и дети неотлучно находились в особняке на Истринском водохранилище).

Ильдас был готов к тому, что кто-то из родственников, если только они пронюхают об исчезновении приехавшей в Москву «племянницы», могут заподозрить в случившемся именно его.

Он также предполагал, что Ахмад Бадуев, если он тоже успел перебраться в Москву, может снестись с самим главой рода, попросив помощи в деле поисков Тамары непосредственно у Хана.

Но его, Ильдаса Хорхоева, в течение последующего дня по этому вопросу никто так и не побеспокоил.

Глава 12

Служба электронного мониторинга одного из крупнейших в Москве охранных агентств «Аркада» являлась не только одной из лучших в стране, но и тайно конкурировала с аналогичными государственными службами, включая ФАПСИ. Один из подотделов данной структуры, тщательно засекреченный, укомплектованный лучшими кадрами и самой передовой «спай-аппаратурой», работал исключительно на опального олигарха, производя выборочную либо тотальную прослушку телефонов тех персон, что по какой-то причине попали в поле зрения Бориса либо его ближайшего окружения.

Несмотря на довольно высокий в целом уровень компетенции данной службы, в ее работе тоже порой случались крупные проколы.

Именно с таким случаем «недогляда» пришлось иметь дело Чертанову по возвращении в столицу – впрочем, он сам вернулся с Северного Кавказа несолоно хлебавши.

Ротозейство вскрылось не сразу, а спустя несколько часов после получения важного, но ложно истолкованного одним из спецов службы ЭМ телефонного перехвата.

Из аэропорта, не заезжая домой, – Чертанов вместе с семьей жил в подмосковном поселке Апрелевка, – Сергей Иваныч отправился в центральный офис. Там его дожидался, несмотря на поздний час, сам глава конторы. После того, как Чертанов доложил о неудачном ходе поисков девицы Истоминой Тамары Александровны, гражданки Российской Федерации, имеющей законно оформленный вид на жительство в Великобритании, а также легальное разрешение на работу в Соединенном Королевстве, шеф, в свою очередь, проинформировал его о последних событиях в деле «Хорхоевы и К«198». Выяснилось, что третьего дня в Москву из Парижа на несколько часов прилетал Аркадий, один из доверенных сотрудников олигарха, курирующий от лица последнего данное направление. Аркадий привез последние новости, которые его люди добыли в Англии, где родная дочь Руслана Хорхоева жила уже двенадцать лет.

Ими были получены любопытные данные, в том числе и по фигуре Ахмада Бадуева. Да, именно любопытные, не более того… Сергей Чертанов, которому по-прежнему были поручены поиски девушки, чья персона, по мнению Аркадия, являлась ключевым звеном в некоей затеваемой их общим патроном комбинации, прекрасно понимал, что искать ее нужно сейчас не в Лондоне или Саутгемптоне, и не на Северном Кавказе, а в столице и окрестных местах.

С небольшим уточнением: если Истомина еще жива и невредима.

Из слов своего московского шефа Чертанов сделал вывод, что если Истоминой уже нет на свете, то сие обстоятельство полностью устроит тех, кто, находясь во Франции, дергает за ниточки. Но с существенной оговоркой: крайне желательно, чтобы дочь Руслана Хорхоева отправилась на тот свет до того, как родственники по чеченской линии заставят ее произвести некие кредитно-денежные операции.

О каких суммах в данном случае идет речь и о прочих денежных нюансах Аркадий, по обыкновению, говорить не стал, руководствуясь старым добрым правилом, практикуемом спецслужбами и крупными дельцами: информации своим сотрудникам следует выдавать ровно столько, сколько может потребоваться для дела.

Теперь что касается ротозейства, допущенного персоналом службы ЭМ агентства «Аркада».

В то самое время, когда Чертанов с помощниками отправился во Владикавказ, с возможным продлением маршрута служебной командировки в сторону Тбилиси, где тогда находилась Истомина Т. А., по прямому указанию Аркадия были взяты под контроль домашние, служебные и сотовые телефоны целого ряда лиц, прежде всего нового руководства ОАО «Альянс» и близких покойного президента нефтяной компании Руслана Хорхоева – большинство из них лица чеченской национальности.

Накануне возвращения Чертанова в столицу был сделан важный перехват.

Абдулле, помощнику Искирхана Хорхоева, на сотовый телефон позвонил некий Ахмад (последний был идентифицирован как Ахмад Бадуев, длительное время являвшийся телохранителем и одним из самых доверенных лиц Руслана Хорхоева). Говорили эти двое по-чеченски, пришлось воспользоваться услугами штатного переводчика. Из содержания их непродолжительной беседы можно было сделать сразу два важных вывода.

Первый. Тамара Истомина – жива и невредима. Как и предполагал Чертанов, девушке, не без чьей-то помощи, все же удалось после ЧП в Осетии вновь обрести свободу. Бадуев по телефону так и сообщил: «С девушкой все в порядке»… Второй. Бадуев сказал, что он вскоре будет готов встретиться с Абдуллой или же с самим Ханом. Это означает, что он либо уже находится в Москве, либо появится здесь в ближайшие часы.

Где-то рядом с ним должна обретаться и Тамара Истомина: если бы Ахмад не знал о ее нынешнем местонахождении, он бы не стал уверять, что с девушкой все о'кей.

Так вот, эти двое, Истомина и Ахмад, уже почти оказались в ловушке, сплетенной для них при помощи электронной паутины. Сотрудникам службы ЭМ следовало только быть внимательными, тщательно отслеживая малейший намек на эту парочку в прослушиваемых ими телефонных разговорах.

Но они, хотя сам перехват все же был осуществлен, откровенно прошляпили подвернувшийся шанс заполучить Истомину, а также напичканного ценной информацией многолетнего сотрудника президента ОАО «Альянс» Ахмада Бадуева.

Этот безрадостный факт был вскрыт лишь на следующее утро, когда один из помощников Чертанова заехал в центральный офис, чтобы забрать в подотделе ЭМ свежие распечатки телефонных переговоров. Он должен был привезти эти данные в небольшой, занимающий всего два кабинетика чертановский офис в Мневниках ко времени появления там самого Сергея Иваныча (Чертанов, хотя и подчинялся непосредственно руководителю «Аркады», базировался с небольшим штатом выделенных ему сотрудников в этой скромной конторе). Наскоро пробежав глазами текст распечаток, этот смышленый парень наткнулся на показавшуюся ему важной деталь. Он не поленился все узнать на месте, потревожив дежурного сотрудника, осуществившего этот «перехват». Тот сказал, что не придал перехвату особого значения по двум причинам. Во-первых, разговор фактически не состоялся: лицо, которое вчера около восьми вечера потревожило Искирхана Хорхоева, не произнесло ни единого слова. Во-вторых, звонили из «поселка ученых», – электронная программа-«определитель» четко вычислила, что неизвестное лицо звонило через коммутатор поселка Мозжинка. Учитывая, что Искирхан Хорхоев сам является профессором и имеет обширные связи в научном мире, многие представители которого до сих пор проживают в данном поселке, этот «полуперехват» не показался оператору ЭМ настолько важным, чтобы поднимать среди ночи руководство.

Помощник Сергея Иваныча, обратив внимание на зафиксированную перехватом реакцию Искирхана Хорхоева на этот звонок, счел по-другому.

Он немедленно связался по телефону со своим шефом, который, позавтракав и заглянув в спальню к детям, – у Чертанова были двенадцатилетний сын и дочь пяти с половиной лет, – уже готовился отбыть в Москву, чтобы продолжить охоту на потенциальных наследников хорхоевских миллионов.

Экс-гэбист, наделенный развитым инстинктом, сразу оценил полученное от помощника известие. Именно поэтому он отправился в девятом часу утра не в свой «секретный» офис в Мневниках, а в «поселок ученых», приказав подтянуться в Мозжинку и своим сотрудникам.

– Ничего им не рассказывай, дорогой! Ты же видишь, что они – комитэ-этчики…

Хотя пожилая дамочка, супруга профессора, доктора физико-математических наук, произнесла эти слова полушепотом, обращаясь к мужу, Чертанов прекрасно расслышал эту реплику.

Пришлось Сергею Иванычу объяснять этой дремучей, все еще диссидентствующей по старинке пожилой ученой парочке, что он и состоящие при нем сотрудники хотя и из Органов, – он продемонстрировал сохранившееся у него удостоверение сотрудника ФСБ, – но борются они не с «политическими», а с преступным бандитским элементом.

Постепенно он сумел расположить к себе жену профессора так, что та даже предложила «господину полковнику» выпить с ними чаю с вишневым вареньем. Отказавшись от угощения, Чертанов стал расспрашивать их о соседе, который являлся то ли владельцем, то ли арендатором домовладения в поселке Мозжинка. Выяснилось, что этот сосед – «лицо кавказской национальности». Что он почти не живет здесь, а лишь периодически названивает профессорской чете откуда-то из-за границы, поскольку именно их он просил присматривать за его домом. А также то, что «кавказец» наведался в поселок не один, а в компании с двумя молодыми людьми: рослым крепким парнем лет тридцати славянской наружности и симпатичной светловолосой девушкой.

Работающие на Бориса и его друзей охранные агентства, менявшие с годами свои названия, но неизменно, среди всего прочего, выполнявшие функции «деловой разведки», в одно время собирали информацию на Руслана Хорхоева и его ближнее окружение. Один из помощников Чертанова, отправляясь в Мозжинку, прихватил с собой несколько фотографий, на которых был запечатлен Ахмад Бадуев (последняя из них, правда, почти трехгодичной давности). Профессорша, сверившись с фото, уверенно опознала в своем странном соседе многолетнего помощника Руслана Хорхоева, заметив лишь, что сейчас у него отсутствуют усы.

И еще одну важную деталь сообщила им пожилая женщина. Она сказала, что вчера вечером к дому кавказца ненадолго подъезжали две «черные машины». Спустя час или полтора после этого – они с мужем уже собирались укладываться – к ней пожаловал сосед. Он расспрашивал про тех, кто приезжал к нему в его отсутствие. Она заметила, что Ахмад был чем-то встревожен. Но на ее вопрос, кто были эти люди, кавказец ответил: «Это были мои друзья»…

Чертанов про себя многозначительно хмыкнул. Он и его люди уже осмотрели соседний дом. Они нашли телефонный аппарат, с которого некто вчера позвонил Искирхану Хорхоеву. Обнаружили также разбитое стекло – в пустой проем кто-то успел вставить и прибить гвоздями лист фанеры, – а еще свыжевыскобленные половицы в застекленной веранде – не кровь ли пытались соскоблить?

Не удалось лишь обнаружить ни самого Ахмада Бадуева, ни двух молодых людей, которых тот привез в поселок Мозжинка, идентифицированных Чертановым как Истомина Т. А. и небезызвестный ему Протасов А. Д. – о последнем, с тех пор как тот сбежал из владикавказской больницы, вообще не было никаких сведений.

Когда разрозненная мозаика сложилась в более-менее стройную картинку, Сергей Иваныч чертыхнулся.

Если бы не эти ротозеи из службы ЭМ, оперативная бригада «Аркады» нагрянула бы в Мозжинку еще вчера вечером, наверняка опередив неких «друзей» Бадуева. Теперь же те увезли девушку и ее друга в неизвестном направлении, и, по сути, все приходится начинать сначала…

Чертанов приехал в свою скромную контору в Мневниках уже за полдень, поскольку после посещения «поселка ученых» ему пришлось наведаться в центральный офис, чтобы доложить о случившемся главе агентства «Аркада».

Запершись у себя в кабинете – кроме него в конторе находился лишь один его сотрудник, – Чертанов открыл кейс и выложил на стол добытые им еще во Владикавказе вещицы: томик стихов Бернса и увесистую, под килограмм, металлическую штуковину с эмблемой Новоафонского монастыря и вмятиной с одного боку – именно сюда угодила пуля, к счастью для владельца этого предмета.

Не зная некоторых важных подробностей финансового, а также юридического плана, он, как человек опытный, неплохо представлял себе, что за события сейчас происходят вокруг ОАО «Альянс». Похоже на то, что после трагической гибели Руслана Хорхоева, внесшей сумятицу в дела этой известной в нефтегазовой отрасли компании, Борис и его друзья надумали, воспользовавшись удобным моментом, прибрать к рукам хорхоевскую фирму. Уже сейчас ясно, что девушка, за которой они охотятся уже вторую неделю, как-то не вписывается в их замыслы.

Возможно, потому, что является родной дочерью Руслана Хорхоева, а следовательно, и наследницей его бизнеса, его немалых сбережений за рубежом. Не секрет, что сверхприбыльный нефтегазовый бизнес в России, чего больше нигде нет, принадлежит по сути офшорным зонам. Не исключено, что сейчас идет охота за активами ОАО «Альянс», которые Руслан держит в «офшорах», вернее, держал, потому что о Хорхоеве следует говорить уже в прошедшем времени.

Чертанов, криво усмехнувшись, подумал, что при таком раскладе дочери покойного нефтебарона, а также тем, кто пытается оказать ей помощь, не позавидуешь.

Он хорошо знал своих работодателей.

Если они просчитали, что у наследников дела и состояния Руслана Хорхоева нет мало-мальски серьезной «крыши», что такие, как эта Истомина, беззащитны перед той же «Аркадой», то их уже ничто не остановит на пути к цели…

Оставляя в Мозжинке одного из своих сотрудников, Абдулла ни на что особенно не рассчитывал. Но так получилось, что этот человек, своим обличаем совсем не смахивающий на кавказца, засек во время своего дежурства появление в «поселке ученых» небольшой компании мужчин…

Находясь на безопасном расстоянии от вновь прибывших, оставленный Абдуллой наблюдатель заснял визитеров на видеокамеру. Когда он привез пленку в офис на Полянке, ее внимательно просмотрели двое людей, побывавших в Мозжинке несколько ранее этой компашки, косившей под сотрудников правохранительных органов, а именно Бадуев и тот же Абдулла.

Они уверенно опознали в старшем псевдокомитетчиков Сергея Чертанова, в прошлом действительно офицера ФСБ, а ныне сотрудника частной охранной структуры. Оба они знали этого человека в лицо и хорошо представляли себе, на кого он работал последние несколько лет.

Абдулла в эти дни потревожил всю свою агентуру, способную доставить ему полезную информацию из различных регионов. Любопытно, что всего за час до просмотра добытой в Мозжинке видеопленки они уже говорили об этом человеке: надежный источник из Ингушетии сообщил по телефону о происходившем в лагере беженцев «Северный», где некто интересовался Тамарой Истоминой и ее бизнесом; и этот «некто», чьи люди, как и он сам, засветились в Слепцовске, – бывший гэбист Сергей Чертанов.

Кстати, касательно телефонных переговоров… Абдулла, сопоставив все детали, высказал предположение, что кто-то пытается наладить прослушку их разговоров. Прежде всего, сказал он, нужно исключить всякий «базар» с использованием обычных сотовых телефонов. И вообще… Одного того, что они общаются меж собой по-чеченски, как меры предосторожности, теперь явно недостаточно. Впредь им следует быть умней, хитрей и действовать с лисьей осторожностью.

Появление на горизонте фигуры Сергея Чертанова подтверждает опасения Хана: Борис и его люди ведут двойную игру, а сами готовятся к захвату хорхоевской компании. Ведь Чертанов и его сотрудники – из «Аркады». А на это агентство и на некоторых из работающих в его штате людей в свое время собирала подробное досье еще «деловая разведка» Руслана Хорхоева…

Что же касается Ильдаса и его помощников, – хотя доказательств пока не было, Ахмад считал новую акцию, направленную против Тамары, делом рук «дяди», – то с ними все было и проще, и сложнее.

Проще потому, что знали их как облупленных.

Но и сложнее, поскольку Ильдас и К«198» также располагали подробнейшими сведениями, и еще потому, что все они были чеченцами.

Глава 13

В последнюю секунду, когда перед ней открылся темный зев одиночной камеры, Тамара испугалась.

Впрочем, она не успела ни крикнуть протестующе, ни грохнуться в обморок… Здоровенный вертухай, достигающий головой потолка, просто схватил ее своими ручищами в охапку и силком запихнул в дверной проем.

В каменном мешке, где она очутилась, пахло сыростью, нечистотами, безнадегой…

Раздался лязг запираемых дверей. Уже через эту преграду, отделяющую ее от свободы, до нее долетел грубый голос амбала, подвизающегося здесь в роли охранника – в нападении, кстати, он также участвовал:

– Сиди там тихо! Только пикни, сразу заткну пасть вонючим кляпом!

Он сказал это по-чеченски, но Тамара все прекрасно поняла…

Послышались звуки удаляющихся шагов. Потом хлопнула еще одна дверь, но уже гораздо тише, где-то наверху… Все, теперь она осталась одна.

Но так ли это? Вероятно, Сашу Протасова они тоже где-то в этих казематах держат? Не зря этот широкоплечий гад предупредил ее, чтобы она сидела тихо? Наверное, если громко крикнуть, то кто-то из узников, тот же Александр, сможет не только услышать ее голос, но и отозваться?..

Тамара попыталась подать голос, но от охватившего ее всю ледяного ужаса смогла выдавить из себя лишь какой-то невнятный сипящий звук, не громче мышиного писка.

Она приказала себе – не бояться.

В камере было темно, но толика жиденького маслянистого света, исходящего от тусклого светильника в коридоре, все же проникала в каменный мешок через щель в дверном проеме: дверь, обшитая металлическим листом, была тяжелой, петли ослабли, и вверху образовалась щель, куда свободно пролез ее палец и откуда слегка сквозило…

В ее нынешних апартаментах мебель отсутствовала напрочь. Даже лежака никакого нет. Не считать же таковым деревянный поддон, брошенный на пол? На нем ни сидеть неудобно, ни лежать несподручно… И еще есть ведро, каковое, очевидно, должно служить заключенной для отправления естественных нужд.

Брезгливо сдвинув «парашу» носком туфли в дальний угол камеры, Тамара ступила на поддон – все ж не так холодно будет ногам.

Уже второй раз за короткое время она попадает в переплет, и вновь за этим стоит зловещий Ильдас. Ее родной дядя, которого она таковым не признает. Окружают его, кажется, сплошь одни чеченцы.

Тамара приказала себе не только не бояться, но и не позволить душе пропитаться глубочайшим отвращением к людям, говорящим по-чеченски.

Протасов, в силу трагической судьбы своих родителей, имеет право ненавидеть чеченцев. Другое дело, что он сам об этом думает. Склонен ли он мазать всех вайнахов черной краской? Или время притупило его ненависть, смягчило боль потери, и теперь он способен к объективной оценке, как это произошло в ходе его знакомства с Ахмадом Бадуевым?

У Протасова есть выбор.

А вот у нее, Тамары, дочери Руслана, такой возможности нет. Она может позволить себе ненавидеть Ильдаса. Или Ваху Муталиева, помогающего ему в самых неблаговидных делах. Или этого здоровенного вайнаха, готового убивать всякого по приказу любого из этих двух.

Но она не может позволить себе ненавидеть всех чеченцев. По естественной причине: она сама наполовину чеченка…

О своих чеченских корнях Тамара в детстве особо не задумывалась. Ксенофобия в ту пору не так явственно, не так нагло давала о себе знать, разве что на бытовой почве. Время нынешних кавказских войн еще не настало. В среде передовой российской интеллигенции многие даже сочувствовали представителям репрессированных Сталиным народов – чеченцам, ингушам, прочим горским народам…

Мама Тамары была моложе отца на семь лет. Родилась в Ленинграде в семье главного инженера одного крупного предприятия. В пятьдесят втором, когда Ларисе не исполнилось и года, его арестовали. Мама Ларисы, работавшая в ту пору в Публичной библиотеке, обивала пороги «дома на Литейном», пытаясь выяснить судьбу своего мужа. Но через полгода забрали и ее, отправили с «червонцем» скитаться по лагерным зонам далекого Казахстана. Ларису забрали в детский приют, но, к счастью, какая-то дальняя родственница отыскала ее там и уже в пятьдесят седьмом привезла в Казахстан, в небольшой райцентр в Карагандинской области, где мама Ларисы в то время жила на спецпоселении. О том, чтобы вернуться в Ленинград, на Моховую, где они жили раньше, не было и речи. Чуть позже, когда бабушка добилась для себя и своего мужа полной амнистии, можно было попытаться вернуться в Питер, хотя квартира их, конечно же, давно была кем-то занята. Но мама Ларисы в то время снова вышла замуж, и после этого они переехали в облцентр Караганду. Дедушки уже не было в живых. Согласно справке, которую бабушке как-то удалось выбить из Органов, отец Ларисы умер в «Крестах» от острого сердечного приступа в декабре 1953 года. Но спустя годы выяснилось, что это не так… Руслан в середине восьмидесятых через какие-то свои связи добыл точную информацию – у мамы даже хранилась папка с уголовным делом ее отца. Так вот, дедушку Тамары расстреляли спустя всего две недели после ареста, и проходил он одновременно по надуманному факту саботажа и как соучастник по «ленинградскому делу».

Что же касается бабушки, то она, подорвав здоровье в лагерях и ссылках, умерла от настоящего, а не выдуманного органами сердечного приступа, в пятьдесят два года – это случилось в середине семидесятых.

Так что Лариса, как и ее единственная дочь, в сущности, была сиротой.

Да, о том, что ее отец чеченец и что это для нее означает, Тамара как-то не задумывалась. В детстве она соприкасалась, в той же школе, со многими: русскими, евреями, армянами, украинцами и еще бог весть с кем. И уж ее-то никто не дразнил «чеченкой» или «черной», а то и «чернозадой» – такого никогда не было. Да и смешно было бы, если бы кому-то вдруг пришло в голову обзывать ее, светловолосую девочку, – «черной».

Иногда мама, когда дулась на отца, хотя такое случалось крайне редко, называла Руслана «злой чеченец». Или – «разбойник». А бывало так, что цитировала классические строки:

По камням струится Терек,

Плещет мутный вал…

Злой чечен ползет на берег,

Точит свой кинжал.

Руслан неизменно делал в этом месте «зверский облик» и обещал «зарэзать глюпый дэвушка», то бишь Ларису. Мама лишь смеялась, обнажая свои прелестные белые зубки. Тамара, еще будучи девочкой, понимала, что все это не всерьез. Какой же отец «разбойник»? Вот Витька Полуянов, второгодник из ее класса, – тот настоящий разбойник.

Учительница так и говорила в сердцах: «По тебе, Полуянов, тюрьма плачет…» К тому же отец ее был нефтяник. Тамара еще толком не знала, что это означает; но то, что ее отец, папин друг дядя Коля Рассадин и другие люди из той же среды – не разбойники, а совсем даже наоборот, это она понимала с младых лет.

Они жили в Москве, сначала в двух-, а затем и в просторной трехкомнатной квартире на Ленинградском проспекте, и все у них было хорошо. Отец занимал какие-то должности то в союзном министерстве нефтяной промышленности, то в объединении «Юганскнефтегаз»… Мотался по командировкам: Сургут, Ноябрьск, Новый Уренгой, Нягань, Нижневартовск… Частенько бывал и на своей родине, в Грозном, где также имелась в те годы развитая нефтяная индустрия.

Отец, правда, по какой-то причине почти не общался со своей чеченской родней. Не сразу, но Тамаре все же удалось выяснить, что у нее есть родственники по папиной линии: дед, бабушка, дяди, тети, и даже имеются двоюродные братья и сестры. Но когда она просила познакомить ее с ними, отец скупо отговаривался: «Моя родня живет очень далеко.

Когда ты подрастешь, я непременно тебя туда отвезу…»

Тамара, решив переменить позу, присела на корточки, обхватив колени руками. Но мысли ее текли все в том же направлении…

Первый «звоночек» для нее раздался, когда ей пошел одиннадцатый год.

Дома у них была хорошая библиотека, и мама, помимо обычного «детского» репертуара, стала понемногу приобщать дочь к чтению русской классики.

Нет, творениями Достоевского ее не грузили, но произведения Пушкина, и не только сказки, а также «избранное» из Лермонтова, Тютчева, Блока и Есенина постепенно входили в круг чтения Тамары.

Однажды она перепутала том из сочинений Пушкина. Перелистнула, чтобы посмотреть его содержание. Случайно попала на отрывок из дневников, где говорится о «черкесах». Она уже знала в то время, что «черкесами» в России называли горские народы, но чаще всего – чеченцев.

Прочла внимательно, а потом еще не раз перечитывала этот и другие отрывки из классиков, где упоминаются чеченцы и где дается характеристика народу, к которому принадлежит и ее папа Руслан Хорхоев.

Она и сейчас помнит наизусть поразивший ее восприятие отрывок из кавказского дневника А.С. Пушкина: «Черкесы нас ненавидят, и Русские в долгу не остаются. – Мы вытеснили их из привольных пастбищ – аулы их разрушены – целые племена уничтожены. – Они далее, далее уходят и стесняются в горах, и оттуда направляют свои набеги – дружба мирных черкесов ненадежна. Они всегда готовы помочь буйным своим одноплеменникам. Все меры, предпринимаемые к их укрощению, были тщетны. – Но меры жестокие более действительны. – Древний дух дикого их рыцарства заметно упал. Они редко нападают в равном числе на казаков – никогда на пехоту, и бегут, завидя пушки.

Зато никогда не пропустят случай напасть на слабый отряд или на беззащитного…

У них убийство – простое телодвижение. – Пленников они сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечием – заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом, бьют когда вздумается, – и приставляют к ним для стражи своих мальчишек, которые за одно слово вправе изрубить их своими детскими шашками. Что делать с таким народом?»

– Что делать с таким народом? – уже вслух прошептала она. – У них убийство – простое телодвижение…

Нет, она не верила, что чеченцы –все такие. Ни тогда, во времена оные, не были они всетакими, ни даже сейчас, когда для чеченцев настали едва ли не самые трудные за всю их историю времена.

Тамара знала, что отец ее, как принято сейчас выражаться, человек с «богатым прошлым». На те высоты, каких он достиг в том деле, которому посвятил всю сознательную жизнь, слабак ни за что не взберется. Да, Руслан Хорхоев, по отзывам знавших его людей, был где надо суров и крут. Но вместе с тем он был веселым, щедрым к окружающим, остроумным и благородным. А также красивым, мужественного облика, человеком, в которого была влюблена ее мама.

Да, именно благородным. Руслан Хорхоев не захотел бросить Ларису с дочерью, на чем упорно настаивали его братья…

Вторым «звоночком» была история, которую ей рассказала мама примерно за полгода до своей трагической гибели.

Мама познакомилась с отцом в Караганде, когда она уже училась на выпускном курсе местного института. Руслан приехал туда навестить двух своих братьев, Зелимхана и Бекмарса, которые, как проговорилась Лариса, занимались там «плохими делами». Намного позже, когда Тамара повзрослела и когда отец исподволь знакомил ее с хроникой своей чеченской семьи, он рассказал ей, что именно подразумевалось под определением «плохие дела». Зелимхан, сколотив бригаду из чеченцев, охранял бизнес карагандинских цеховиков, имевших миллионные навары на нелегальном швейном и меховом производстве. В восьмидесятых карагандинские цеховики попадут в поле зрения КГБ и Генпрокуратуры СССР (они обнаглели до того, что передвигались по Москве, когда приезжали в столицу по делам, на министерских «ЗИСах» и «Чайках», держали офис в «Метрополе», куда захаживали крупные госчиновники, снимали апартаменты с девочками, артистами и т. д.). Но в семидесятых подпольные фабрики работали на полную нагрузку. И за этим самым производством, чтобы занятые там люди не расхитили имущество, чтобы «не возбухали» и «не болтали что не надо», и присматривал за соответствующую плату от цеховиков Зелимхан со своими вайнахами.

Руслан сказал, что приехал в Караганду потому, что до него дошли кое-какие нехорошие слухи. О том, что Зелимхан обижает в Караганде многих людей и что даже сами цеховики побаиваются своего «чечена». А вдобавок ко всему тот еще и пытался втянуть в свой «бизнес» брата Бекмарса…

Самое любопытное, что знакомство мамы с отцом состоялось не без участия Зелимхана. Тот однажды наведался в институт, где училась Лариса, – как позже выяснилось, у него был разговор с проректором по поводу того, что одному из его «бригадных» все еще не выдали диплом об окончании вуза, хотя за все было «уплочено». В ректорате они и столкнулись нос к носу, Лариса и Зелимхан…

Мама, посмеиваясь, как-то рассказывала в папином присутствии о том, как Зелимхан пытался за ней приударить. Одно время он буквально преследовал Ларису: часами дожидался ее у дверей дома, где она жила с мамой и отчимом, пытался провожать ее в институт и обратно, увязывался за ней, когда она наведывалась к иногородним сокурсникам в студенческое общежитие…

Хотя до защиты диплома оставалось еще около полугода, Лариса часто допоздна засиживалась в институтской библиотеке. Зелимхан усаживался за соседний стол – тех, кто занимал место на момент его появления, чеченец вежливо, но твердо просил пересесть, – разворачивался к ней и замирал, как каменное изваяние, – причем сидеть так он мог сколь угодно долго. Если же она пыталась пересесть на другое место, то туда шел и Зелимхан, так, словно он был привязан к ней веревочкой.

Если Лариса, пытаясь скрыться от назойливого ухажера, скрывалась за дверью одной из учебных аудиторий, то Зелимхан оставался дожидаться ее в коридоре. Он, абсолютно игнорируя студентов и преподавателей, мог усесться у дверей аудитории на корточки – так, словно находился в чеченском ауле – и дожидаться «свою девушку» хоть до утра.

Лариса не раз пыталась поговорить с этим грозным, но и странным воздыхателем. На нее уже все косились в институте. До появления Зелимхана, который почти месяц тенью ходил за ней, у Ларисы отбоя от ухажеров не было. А тут вдруг растворились все ее ухажеры, и даже при встрече на улице, едва завидев ее, отворачивались либо перебегали дорогу, обходя ее стороной…

И это ее не удивляло. Кому охота, рискуя здоровьем, становиться на пути у чечена, у которого под началом шайка головорезов? Зелимхана многие в городе побаивались, а вот он никого не боялся. Да и чего ему было опасаться, если милицейское начальство области и города давно уже ело с рук его друзей-цеховиков?

Она просила Зелимхана оставить ее в покое. Тот уговаривал Ларису выйти за него замуж. Иногда просто молчал, глядя на нее, как тигр, голодным завораживающим взглядом… Не было дня, чтобы он не пытался всучить девушке какой-то подарок. Однажды, когда она вышла утром из дома, во дворе стояла новенькая «ГАЗ-24». Зелимхан хотел вручить ей ключи от машины, но Лариса не взяла. Он пытался дарить ей шубы, одна другой круче – такие меха можно было приобрести разве что в открытом для иностранцев спецотделе ГУМа. Само собой, драгоценности: кольца и перстни с камушками, сережки с крупными бриллиантами и даже целиком ювелирные гарнитуры…

Неизвестно, чем бы закончилась вея эта история с ухаживаниями Зелимхана, если бы в город вдруг не наведался его старший брат. А вот Зелимхан вынужден был спешно покинуть Караганду после того, как один из цеховиков был зверски убит в собственном доме, а деньги, которые он прятал вместе с золотишком и каменьями, куда-то исчезли…

Отец узнал о существовании Ларисы от Бекмарса. Руслану было любопытно взглянуть на русскую девушку, из-за которой его брат Зелимхан совершенно потерял голову.

Посмотрел…

Мама рассказывала, что папа буквально обаял ее. Такого искрометного веселья, такой энергии, душевной широты и щедрости она больше ни у кого не встречала. Для Руслана Хорхоева, казалось, не было ничего невозможного. Не прошло и двух недель со дня их знакомства, как между ними все уже было решено: Руслан пробил московскую прописку для Ларисы (мама и отчим решили остаться в Караганде), а также добился ее перевода в столичный вуз по сходному профилю, где она вскоре и получила диплом о высшем образовании. …Когда мама, улыбаясь, рассказывала о закончившихся полным провалом попытках Зелимхана ухаживать за ней, ни она, ни Руслан, ни их дочь еще не знали о будущей роковой роли в их жизни этого человека.

Как правы все же были мудрецы, открывшие эту истину: от любви до ненависти – один шаг…

– Саша, ты здесь? – позвала Тамара негромко. Затем, осмелев при звуках собственного голоса, крикнула уже гораздо громче:

– Эй, есть здесь еще кто-нибудь?!

И напрягла слух. Ей показалось, что она и вправду не одна в этой подземной тюрьме, – прильнув ухом к холодной влажной стене, она сумела расслышать какие-то невнятные звуки…

Повторно подать голос она не успела, потому что на ее крики мгновенно среагировала охрана.

В коридоре раздались тяжелые шаги. Уже знакомый ей верзила открыл камеру. Шагнув в тесный бетонированный бокс, он схватил девушку за руку и, не произнеся ни слова, силком увлек ее за собой.

Выведя ее из подвала, он втолкнул Тамару в помещение, где ранее происходил ее разговор с Ильдасом.

– Я должна подумать, – в десятый уже, наверное, раз произнесла Тамара. – С этими деньгами все не так просто, как вы себе с Ильдасом представляете…

Тимур, помощник Ильдаса, бился с этой строптивой девчонкой уже битый час. Определенно, она еще не созрела для серьезного делового разговора. Отойдя в угол комнаты, он принялся о чем-то шептаться с Вахой Муталиевым. Тот понимающе покивал головой, затем, выглянув в коридор, снабдил инструкциями одного из своих вайнахов.

Тамару, от которой пока ничего не удалось добиться, сопроводили обратно в подвал. Верзила втолкнул девушку в камеру. Другой вайнах, державший в руке какой-то сверток, прежде чем запереть дверь, бросил его, не раскрывая, ей под ноги.

– Это чтоб тебе не скучно было одной…

Дверь камеры с лязгом захлопнулась. Полоска тусклого света, проникавшего в помещение через щель в дверном проеме, падала как раз на этот сверток.

Тамара, встав на поддон и испуганно прижимаясь к холодной стене спиной, как загипнотизированная уставилась на подброшенный ей сверток – с виду это был обычный целлофановый пакет.

Определенно, там что-то было, в свертке – оншевелился.

Вначале оттуда показалась хищная мордочка, а потом из пакета выбралось на свободу и само это существо – мерзкое, ужасное…

Волосы на голове у Тамары встали дыбом.

– Эй, заберите ее!! – заорала она что есть мочи. – Саша, они подбросили мне… крысу!!!

Глава 14

Протасов все слышал. Он находился в бетонированном боксе, в том же подвале, где эти сволочи держат Тамару. Его камера – первая от входа.

Девушку же они, кажется, поместили в дальнюю одиночку, расположенную в конце подвального коридорчика.

Он слышал, как чеченцы привели в подвал Тамару. Как переговаривались меж собой Ваха Муталиев и чеченский богатырь. Не понимая содержания разговора, он смог разобрать только два слова: «амир» и «Беслан».

Имена Саит и Беслан Протасову были знакомы еще по тому случаю, когда эти двое вайнахов пытались отправить его на ночном шоссе на тот свет.

Здоровяк Беслан называет Муталиева «амиром». То есть командиром, своим начальником. Похоже на то, что даже здесь, в Подмосковье, Ваха поддерживает среди своих людей жесткую воинскую дисциплину.

Он слышал, как Тамара позвала его. Значит, девушка догадывается, что Протасов еще жив и что чеченские отморозки содержат его в этой же «секретной» подземной тюряге…

Он также слышал ее отчаянный крик, когда двуногие крысы подбросили девушке своего четвероногого собрата. Этот крик полоснул ему по нервам, как бритва…

Но что он может сделать? Губы ему заклеили куском пластыря, так что он не способен даже подать голос. Самого его приковали к стене, все равно как Прометея; руки подвешены на кандалах выше головы, на ногах тоже имеются оковы, закрепленные посредством коротких, в три звена, цепей к вмурованным в бетонный пол кольцам…

Вот только вместо орла, продолбившего мифическому герою всю печень, на его, Протасова, внутренности, точит клыки целая стая чеченских волков…

Он не в силах выручить из беды ни себя, ни эту молодую женщину, чья судьба в последнее время так странно переплелась с его собственной судьбой. Пока не в силах…

Какое-то время он прислушивался, надеясь, что Тамара вновь даст о себе знать. Но тщетно… В подземелье опять воцарилась зыбкая тишина.

Постепенно его мысли вернулись в прошлое, в те времена, когда он, порвав с прежним жизненным укладом, покинул страну, решив податься в Иностранный легион.

Пока был жив отец, он бы на такой шаг не решился. Но не только гибель Протасова-старшего подтолкнула Александра к столь неожиданному решению. Примерно в то же время, когда машину отца и его самого какие-то неизвестные расстреляли в Грузии, произошло еще одно событие, после которого он не хотел, да и не мог оставаться прежним. …Случай тот имел место спустя всего неделю после памятных «переговоров» в Алхан-Кале, где Протасову довелось в первый раз свидеться с Вахой Муталиевым. Эти закулисные дела, кстати, хотя он был лишь косвенным участником событий, оставили у него на душе неприятный осадок. Он чувствовал себя так же дерьмово, как за три месяца до этого, когда он и другие спецназовцы, осенью девяносто четвертого, осуществляли в Грозном какую-то странную акцию, по ходу которой были подставлены гэбистом Чертановым.

Начальство приказало посадить взвод спецназа на броню и выдвигаться в сторону освобожденного уже аэропорта «Северный». На задание с Протасовым в качестве старшего отправился штабной офицер в звании подполковника. На оставшийся неповрежденным участок «бетонки» приземлились два вертолета: обычный армейский «мишка» и «Ми-8МТ». Этот второй, более комфортабельный аппарат доставил в Чечню каких-то важных шишек, причем среди них, хотя все и были в камуфляже, имелись гражданские лица – из разряда крупных чиновников, курирующих по линии правительства «чеченский вопрос».

Протасов выставил своих бойцов в оцепление. Кроме того, важных персон охраняла прибывшая с ними группа спецназа.

Около часа продолжалась какая-то мышиная возня… Прямо на полосе, рядом с вертушками, понурившими свои лопасти, происходило некое толковище. В «Северный» подъехали несколько штабных машин. В толпе совещающихся старших офицеров и экипированных в необмятый камуфляж чиновников Протасов заметил и того генерала, которого он со своими спецназовцами охранял во время переговоров последнего с Масхадовым…

Все это время в холодном и грязном, как солдатская портянка, февральском небе барражировала пара «двадцать четвертых». Они водили своими хищными носами от Самашкинского леса и Бамута, где шли ожесточенные бои, до раздолбанных артогнем, бомбежками и подрывами окраин Грозного, откуда все еще доносились отзвуки спорадической пальбы. И готовы были разорвать своими мощными, смертоносными крокодильими челюстями любого супостата.

Но кто он, этот «супостат»?

Чеченцы? Их главари Дудаев и Масхадов? Ой ли…

Наконец поступила команда «по коням». Вот только пришлось пересаживаться с брони в вертолет: для Протасова и его бойцов подогнали еще один «Ми-8».

Высадились они в километре от окраины чеченского селения Гехи-Чу.

Протасов не знал, что село это называется именно так, как не ведал о том, что Гехи-Чу – родовое село Джохара Дудаева. Выяснилось это только на блокпосте, рядом с которым, выискивая нераскисшие участки почвы, приземлились военно-транспортные вертолеты. «Блок» этот занимало подразделение внутренних войск. Вэвэшники появились здесь лишь пару суток назад, толком еще не обустроились и по сути разбили свой бивак в голом поле. Все это Протасов узнал от их командира, вэвэвшного капитана – такой же примерно типаж, как тот офицер, с которым Протасову пришлось общаться в Верхнем Ларсе.

Прикомандированный штабник вел себя как псих, за которым вот-вот должны приехать санитары из «дурки». Остальные, впрочем, из числа добравшегося сюда начальства свободно могли бы составить ему компанию…

Происходила какая-то фантасмагория. Протасовских спецназовцев то пытались выставить в оцепление, загнав в поле, где ноги проваливались в жижу из мокрого снега и грязи по колено… То вернули назад, приказав охранять вертушки. Затем поступил приказ сгрузить боезапас в одну «бэпэху» и даже разрядить личное оружие, то бишь «калаши»…

Протасов, естественно, в виду немирного чеченского села такой приказ своим бойцам отдавать отказался. Не успел он оправиться от матерщины, которой его попотчевал какой-то хрен в полковничьем чине, как ему было приказано держать под контролем «блок». Но там же свои?! Бойцы подразделения внутренних войск! Что ж, теперь прикажете на мушку своих брать?!

Полный атас, короче.

Неизвестно, как долго продолжался бы этот дурдом, но тут на дороге, ведущей в Гехи-Чу, которую оседлал армейский спецназ и до роты внутренних войск, появилась кавалькада разнокалиберного легкового транспорта, числом до десяти единиц…

В одной из машин, следовавшей в середине кортежа, находился сам генерал Дудаев. Это выяснилось сразу же, как только кавалькада чеченских тачек остановилась на дороге у блокпоста. Потому что мятежный генерал и другие чеченцы, включая дюжих бородатых охранников, ничтоже сумнящеся выбрались наружу из своих машин в виду российского блокпоста. А чего им было бояться? Ведь это именно к нему, к Дудаеву, прилетели какие-то важные люди из Москвы, вокруг которых суетились те же военные… Отсюда они дружной компанией проследуют в родовое село Джохара, где о чем-то будут договариваться.

Протасов не знал, что здесь происходит и зачем это все. Мозг его отказывался верить в реальность того, что он видел своими глазами.

– Мать-перемать! – выругался стоящий рядом с ним вэвэшный капитан. – Что творят, бляди?! Напьюсь сегодня в лоскуты… А то по трезвяни хочется стреляться! Ты как, старлей? У меня в заначке спиртяга есть…

Но Протасов его не слушал. Его внимание привлекло еще одно действующее лицо, возникшей по ходу разворачивающейся под Гехи-Чу фантасмагории.

Этот человек, одетый в камуфляж без знаков отличия, хотя и не входил в свиту Дудаева, в его ближнее окружение, добрался сюда вместе с чеченцами, в одной из сопровождавших Джохара машин.

То был не кто иной, как действующий сотрудник ФСК Сергей Чертанов…

Наверное, то, что он засек среди чеченцев гэбиста Чертанова, того самого, что, отрабатывая свои тридцать сребреников, бросил его с другими ребятами посреди города Грозного, и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения старлея Протасова…

А дальше было так.

Протасов выплюнул недокуренную сигарету. Возможно, окурок сам выпал из его трясущихся губ; но у него в этот момент тряслись не только губы, но и руки, и даже, кажется, дергалась голова…

Он сдернул с плеча «АКСУ». И, шагая как робот на негнущихся ногах, направился к этой компании, от которой его отделяло не более полусотни его циркульно-негнущихся шагов.

Впрочем, он знал, что близко подойти – не дадут.

Он сделал, наверное, уже с десяток шагов, но из-за того, что руки у него тряслись, как у припадочного, а пальцы не гнулись, будто он их отморозил, ему никак не удавалось перевести флажок предохранителя в нужное положение.

На него обратили внимание.

Чечены что-то тревожно залопотали, а один из них, рыжий бородатый детина, развернул подвешенную за ремень к накачанной шее «ляльку» (пулемет ПК с обрезанным прикладом) так, чтобы в случае необходимости смести его с дороги одной свинцовой очередью.

К нему бросился командированный штабист, но Протасову не было до него никакого дела.

Обратили на него внимание и те, кто о чем-то совещались, окружив мятежного генерала, на котором было уже много российской кровушки. И сам Джохар, повернув голову, с интересом, казалось, смотрел на него черными блестящими бусинками глаз…

Кто-то прыгнул на Протасова, сзади, возможно, тот же вэвэшный капитан, который, чтобы не застрелиться от безнадеги, собирался пить всю ночь напролет заначенный спирт… А потом навалилась целая гурьба своих, родимых славянских людей, о чем свидетельствовал отборный мат. Его быстро скрутили, да он и не сопротивлялся… Уложили спиной на грязный асфальт. Потом кто-то догадался своим тесаком разжать ему стиснутые зубы, а еще кто-то стал поить его из фляжки разведенным спиртом…

Тогда, в феврале девяносто пятого, у чеченского селения Гехи-Чу, с Протасовым случился припадок.

Но не на почве бешенства, а из-за собственного бессилия.

Наверху, где вход в подвал, лязгнула металлическая дверь. На лестнице послышались шаги. Отперли дверь камеры… Хотя какая к черту это камера? Каменный гроб с кандалами, откуда никому нет выхода.

Прямо в глаза ему направили мощный фонарь. Явились, волки чеченские…

Верзила Беслан выключил фонарь и повесил его себе на пояс, рядом с кобурой. Подошел к подвешенному на цепях пленнику. Постоял немного, наслаждаясь тем, что кяфир у них в руках и теперь никуда не денется.

Затем коротко, почти без замаха, двинул пудовым кулачищем своей жертве под дых.

Протасов, хотя в глазах зароились цветные мушки, все же сознания не потерял. Он с протяжными всхлипами пытался втянуть в себя воздух – рот-то был заклеен. Двое чеченцев довольно загомонили; определенно, такие представления тешили их гадские души.

К пленнику подошел Саит. Плавно потянул тесак из ножен. Протасов ощутил в этот момент, как у него заледенело все внутри… Но нет, резать горло они ему пока, кажется, не собираются.

Саит, поддев ткань кончиком лезвия, располосовал рубаху на пленнике снизу доверху… Им опять понадобился фонарь. Увидев, куда угодила пуля, выпущенная им из «ТТ», – о рикошете он ничего не знал, – чеченец сокрушенно покачал головой: сам не понимаю, как такое могло случиться… Всегда убивал своих жертв наповал выстрелом в сердце, а тут произошла странная осечка.

Он ткнул острием ножа Протасову в грудь, чуть пониже левого соска. Не сильно, лишь малость оцарапав кожу.

– Вот сюда, кяфир, я загоню свой нож, – сказал он по-русски. – До самой рукояти!

Беслан, прежде чем они покинули камеру, еще раз проверил кулаком дыхалку у Протасова.

– Собирайся на тот свет, русский, – сказал кто-то из чеченцев. – Больше суток ты у нас здесь не задержишься…

Глава 15

Одного из охранников Ильдаса взяли в Балашихе, у дверей квартиры, в которой он был временно прописан. Силу к нему не применяли: одного из троих приехавших за ним вайнахов он знал как человека Абдуллы, верного помощника Искирхана Хорхоева, приходившегося отцом Ильдасу. Охранник намеревался позвонить самому Ильдасу, но ему было сказано, что этого делать пока не следует.

Охранника Ильдаса привезли в офис на Полянке, где им занялись Абдулла и Ахмад Бадуев. Вайнах пытался играть в молчанку, выжидая время и стараясь понять, чтобы все это значило. Тогда в помещение, где происходил допрос, пригласили его родного дядю, который уже лет тридцать проживал со своей семьей в Москве и находился в очень хороших отношениях с Искирханом Хорхоевым.

Дядя о чем-то потолковал с племянником минут пятнадцать наедине, после чего охранник Ильдаса согласился ответить на все поставленные ему вопросы.

Вайнах рассказал, что последние несколько суток он приглядывал за одним спецом, славянином и москвичом по имени Вадим. Тот работал на одной из явочных квартир Ильдаса, в доме, расположенном, кстати, именно в Балашихе. Под рукой у него имелся компьютерный терминал, состыкованный с комплексом специальной подслушивающей аппаратуры. Кто именно интересовал Ильдаса, нанявшего этого спеца, какие телефоны прослушивались, вайнах сказать затруднился.

Но зато он сообщил, среди прочего, одну вещь, которая сразу все расставила на места.

Выяснилось, что не далее как вчера вечером спец по прослушиванию чужих телефонов Вадим сделал важный перехват – вайнах был свидетелем этой сцены. Он, то есть Вадим, сразу же куда-то позвонил, называя в разговоре своего собеседника Вахой (кто такой этот Ваха, охранник не знал). Потом он перезвонил самому Ильдасу, произнеся примерно следующее: «Я их засек, Ильдас. Кажется, засек… Номер, с которого звонили Хану, через коммутатор, зарегистрирован в поселке Мозжинка. Сейчас я ищу через базу данных сведения о его владельце. Как ты и просил, я немедленно сообщил о перехвате твоему человеку по имени Ваха…» Когда вайнаха, едва не угодившего по вине Ильдаса в переплет, увели – какое-то время ему придется провести в полной изоляции, – Абдулла и Бадуев многозначительно переглянулись.

Еще несколько часов назад они могли только подозревать Ильдаса в содеянном, но у них не было на руках никаких доказательств. Теперь же, как выражаются юристы, идет процесс пополнения доказательной базы.

Все сведения, которые они добудут, понадобятся в ближайшее время Искирхану Хорхоеву, чтобы он мог принять взвешенное, справедливое решение, в том числе и по своему младшему сыну.

Уже удалось установить, что Ильдас не ночевал в своем загородном доме на Истринском водохранилище. И что в своей городской квартире он появился лишь в восьмом часу утра.

Ильдас провел там весь день, а ближе к вечеру отправился в свой офис, расположенный неподалеку от станции метро «Новогиреево». С ним один из его помощников, а также трое охранников. Ильдас заперся в офисе, на дверях которого вывеска риелторской фирмы. Единственный телефон в офисе поставлен на автоответчик. Пара сотовых, которыми он пользуется, включены, но дозвониться сейчас Ильдасу может только кто-то из своих.

Место, где предположительно содержат Тамару Истомину, по-прежнему остается неизвестным.

Чертанов физически ощущал, как стремительно стали развиваться события после его возвращения в столицу. Но так бывает почти всегда. Роешь носом землю неделями, месяцами, пыхтишь, собирая драгоценные крупицы информации, а затем, когда люди, события, добытая развединформация, сплавляясь воедино, вдруг превысят некую критическую массу, события в финале происходят очень быстро, так, что порой голова идет крутом… Он знал это по собственному богатому опыту.

В конторе кроме него и двух его сотрудников, тех, что ездили с ним на Северный Кавказ, больше никого не было. Часом ранее он провел инструктаж с двумя спецами, которые, если последует такое указание, будут работать по «мишени «186»1». Причем разговор с этими специально подготовленными людьми проходил не в самой его конторе в Мневниках, а на расположенной всего в пяти минутах езды отсюда «явке».

Сам Чертанов не занимался «мокрыми» делами. Зачем ему все эти напряги?

Не мальчик… Есть и без него кому «исполнить». Для того и существуют такие, как эти вызванные им к себе в кабинет парни, – исполнительные, немногословные, со спокойными, ничего не выражающими лицами.

Чертанов поморщился, потому что он всегда любил деловую конкретику и терпеть не мог, когда возникают какие-то неясности, когда приходится действовать едва ли не на ощупь.

Он сообщил своим людям адрес, где они должны будут осесть и, находясь в полной боевой готовности, ждать, когда подадут команду «фас».

– Как только удастся установить местонахождение девушки, выедете на место, осмотритесь и при первой же возможности –гаситеее. Выбор способа ликвидации – по ситуации.

– Задача по девушке ясна, шеф, – спокойным тоном сказал один из сотрудников. – В последнее время рядом с ней находился то Бадуев, то ее новый приятель.

– Что делать с Протасовым, если он окажется рядом? – уточнил другой. – Валить и его?

Чертанов задумался лишь на секунду. Протасов в заказе, присланном из Парижа, не числился. Но оставлять в живых такого свидетеля, который к тому же знал о кое-каких неприглядных фактах из прошлого самого Сергея Иваныча, – не следовало.

– Да, Протасова тоже валите, – сказал он.

Получив необходимые инструкции, эти двое ушли. «С мишенью «186»2 полная ясность, – подумал он. – Если Истомина появится на горизонте, в истории с ней будет поставлена точка… Но кого утвердят на роль главной мишени? Ответ на этот вопрос появится только завтра или даже послезавтра, когда из Парижа в Москву прибудет Аркадий…»

В загородном доме Искирхана Хорхоева в это вечернее время царила тишина. Даже женских голосов не было слышно, хотя обе женщины и парень находились в доме.

Уже несколько часов Хан не выходил из помещения библиотеки. Его никто не беспокоил. Если не считать Абдуллы и Бадуева, которые заезжали к нему, а затем, проведя здесь около часа, вновь отправились в Москву, в офис на Полянке.

Хан уже несколько раз брался за трубку домашнего телефона, но каждый раз клал ее на место. Он ведь сказал Абдулле, что не будет звонить Ильдасу и что согласится говорить с сыном лишь в одном случае: если тот немедленно освободит Тамару, а также других людей, которых, есть такое подозрение, он держит в неволе. А затем приедет с повинной головой к отцу, понимая, что его ждет суровый, но справедливый суд.

Хан не хотел сейчас звонить сыну, он понимал, что тот не скажет ему правды, обманет отца, как уже случалось прежде.

И еще он не хотел звонить Ильдасу и требовать у него объяснений по той причине, что тем самым он мог поставить под угрозу жизнь девушки, дочери Руслана. Если Тамара у него или у его людей, Ильдас, чтобы замести следы и уйти от ответственности, может приказать убить ее, а тело спрятать – чтобы его никогда не нашли. …Искирхан Хорхоев в своей жизни никого не учил таким вещам.

Сыновьям, и когда они были еще в юношеском возрасте, и когда повзрослели и пошли каждый своим путем, он не раз говорил истины, казалось бы, прописные, но которых следовало твердо придерживаться, чтобы избежать бед. Он говорил своим сыновьям, что люди из его рода, из семьи Искирхана Хорхоева, не должны участвовать в таких неблаговидных делах, как торговля оружием, наркотиками или живым товаром. Он предупреждал, что не потерпит, чтобы кто-либо из его рода занимался таким «доходным бизнесом», свойственным многим их соплеменникам, как захват заложников, работорговля. Он призывал сыновей жить цивилизованно и, оставаясь чеченцами, учиться пользоваться теми возможностями, какие предоставляет людям современная цивилизация.

Не все послушались его наставлений, не все…

Бекмарс не в курсе этой истории с похищением девушки. Он многого не знает, потому что Ильдас пытается и своего брата водить за нос.

Хан, сидя в одиночестве, ожидал новых вестей от Абдуллы и активно подключившегося к поискам Тамары Ахмада Бадуева.

И еще дожидался того момента, когда «посылка», которую он приказал отправить во Францию, найдет своего адресата.

Глава 16

Одно из помещений этой подземной тюрьмы было обставлено с несколько большим комфортом – если такое определение тут уместно, – нежели другие «одиночки».

Здесь имелся крепкий деревянный топчан, сверху на него был брошен матрац. В изголовье лежала набитая всяким рваньем наволочка, представлявшая из себя некое подобие подушки. Простыня, конечно, отсутствовала, зато имелось одеяло. Тонкое, солдатское, прожженное в нескольких местах. Тем не менее им можно было укрыться с головой, и это хоть немного спасало от всепроникающей подвальной сырости.

В дальнем от входа углу стояла колченогая табуретка, одновременно служившая содержащемуся здесь вот уже два месяца человеку неким подобием обеденного стола. На табуретке миска с остывшими остатками макарон, заправленных тушенкой, а также литровая кружка с питьевой водой, наполовину уже пустая – литр воды дается узнику на сутки, иногда на двое, а то и на трое суток.

В качестве параши используется оцинкованное ведро, прикрытое сверху крышкой, – место ему, как и положено, в углу у входа.

Мужчина, которого здесь содержат по приказу Ильдаса Хорхоева, выглядит лет на семьдесят: шелушащаяся кожа, мешки под глазами, клочковатая свалявшаяся борода, схваченная, как инеем, сединой… Одет в толстый свитер, лоснящийся от грязи и пропахший подземельем, и пятнисто-камуфляжного цвета брюки – такую одежку выдал ему один из тюремщиков в первый же день.

Но ему не семьдесят, а лишь немногим больше пятидесяти пяти – как и его ровеснику, ныне покойному Руслану Искирхановичу Хорхоеву…

Когда открылась дверь его камеры, узник тупо, словно робот, поднялся с топчана. За те два месяца, что его здесь содержат, он уже был приучен к некоему незамысловатому порядку. Поначалу его сильно избивали, и хотя побои с некоторых пор прекратились, особого желания нарушать этот порядок у него не возникало.

– Присаживайтесь, Николай Дмитрич, – прозвучал от порога знакомый голос. – Ну что, вспомнили наконец то, о чем вас спрашивал Ильдас?

Тимур разговаривал с пленником через открытую дверь, оставаясь в коридоре. Помощник Ильдаса появлялся здесь не чаще раза в неделю, а иногда приезжал и сам Хорхоев-младший.

Их интересовали, среди всего прочего, точное местонахождение Тамары, дочери Руслана, а также сведения о банковских проводках, включая сюда судьбу пятидесятимиллионного кредита.

– Девушку, дочь Руслана, мы и без вас нашли, Николай Дмитрич, – сообщил Тимур. – Мы все равно своего добьемся! И охота вам здесь сидеть, господин Рассадин?! Рассказали бы нам всю правду, сообщили, где припрятаны документики, и шли бы себе на все четыре стороны…

Рассадин, естественно, знал, что у Руслана Хорхоева есть взрослая дочь. Он был в курсе, что Тамара живет за границей, и даже знал страну, где она ныне обитает. Он видел ее не менее десяти раз, когда они с Русланом по делам бывали в Западной Европе, – Руслан встречался с Тамарой не только в Лондоне, но и в Париже, Каннах, Лозанне…

Руслан полностью доверял своему старинному другу Николаю. Но Рассадин никогда не злоупотреблял его дружбой, не пытался выпросить у него все его секреты, потому что существуют вещи, о которых не рассказывают даже самым близким друзьям.

Зная, что Тамара имеет вид на жительство в Великобритании, он никогда не интересовался ее домашним адресом. Девушка позвонила ему из Англии спустя несколько дней после того, как стало известно о гибели ее отца.

Рассадин рассказал ей все подробности, но лишь касательно этого трагического случая. Руслана и тех, кто погиб вместе с ним, похоронили в тот же день недалеко от места падения вертолета – все юридические формальности, сопутствующие гибели людей, были соблюдены уже задним числом, поскольку у Рассадина в Кызыле все было «схвачено», так что оформить нужные справки не составило труда.

Некоторое время после смерти президента ОАО «Альянс» Рассадин вынужден был провести в той же республике Т., где он тотчас же приостановил доразведку нефтяных полей. Бекмарс улетел в Москву почти сразу, не проявив особого желания вникать в детали «южносибирского проекта», – он, хотя и уважал профессионализм старшего брата, все же в душе считал последнюю затею Руслана блажью, которая может принести одни убытки.

Заморозив на время проект, Рассадин слетал на пару дней в Москву, повстречался там с Ханом и Абдуллой, а также провел в присутствии Бекмарса и Абдуллы совещание с менеджерами компании. Еще около месяца пробыл в Тюмени, на месторождениях и других объектах компании – после смерти Руслана на плечи Рассадина легла дополнительная нагрузка. А когда вернулся в Москву, Ильдас Хорхоев натравил на него своих подручных, после первого же знакомства с которыми Николай Дмитрич оказался в этой темнице.

Он уже говорил ранее Хану, как и его сыну Бекмарсу, что он чистой воды производственник и никогда не имел отношения к финансовой деятельности объединения. Определенной информацией в этом плане он, конечно, располагал. Например, он знал, что Руслан намерен инвестировать несколько десятков миллионов долларов в доразведку нефтяных полей в республике Т. И о том, что президент компании взял кредит у швейцарских банкиров под залог акций своей фирмы. Но конкретные детали этих финансовых операций, которыми занимался лично Руслан, Рассадину были неизвестны.

Николай Дмитрич пытался объяснить это Ильдасу и его бухгалтеру Тимуру, но они отказывались верить ему. Им втемяшилось в голову, что Рассадин что-то скрывает. Что даже если он не был наделен правом «второй» финансовой подписи, то ему все равно должны быть известны какие-то детали, которые позволили бы им напасть на след упрятанных в офшоры хорхоевских миллионов…

Он и сейчас не слушал, о чем его спрашивал Тимур. Ильдас пригрозил, что если Рассадин не «расколется», то его убьют еще до того, как настанет срок погашать взятый Русланом пятидесятимиллионный кредит.

– Какое сегодня число? – неожиданно спросил он.

– Не важно, какое сегодня число, – раздраженно процедил Тимур. – Если не расколетесь, жить вам осталось – ровно сутки!

Оставшись в одиночестве, Рассадин уселся на топчан и замер, понурив голову.

Был бы жив Руслан, он бы такого не допустил. Эх, Руслан, Руслан… Все же какую злую шутку сыграла с тобой, а заодно и твоим другом Рассадиным, злодейка-судьба…

Знакомство их началось с заурядной драки. Случилось это в шестидесятом или годом позже, когда Искирхан Хорхоев вместе со своими домочадцами вернулся из ссылки в Грозный. В районе Катаямы дрались русские с чеченцами, причем в свалке участвовало до полусотни подростков, которых бросились разнимать взрослые. Нет, Николай и Руслан не дрались меж собой, они были как раз среди тех, кто растаскивал в разные стороны драчунов, вооруженных цепями и кусками арматуры.

Выяснилось, что их родители знакомы и что они даже живут по соседству.

Рассадин-старший тоже был нефтяником и был наслышан о Хорхоеве еще с военной поры. Они прожили в Грозном лет восемь, и в середине шестидесятых старшего Рассадина вновь перевели в Москву, в Главк нефтеразведки, где он работал с сорок третьего по пятьдесят седьмой год. Сам он выходец из пролетарского Грозного, поэтому так и случилось, что его за провинность перевели из центра на Северный Кавказ, в знакомые ему с детства места…

Провинность была такая: неоправданный перерасход средств на нефтеразведку в неперспективных районах Южной Сибири. Корыстных побуждений в действиях Рассадина-старшего не обнаружили – иначе посадили бы, – в качестве же наказания за неоправданно большие траты на геологоразведку его отправили в почетную ссылку в богатую нефтью Чечено-Ингушетию.

Вообще вся эта история с обнаруженными в отдаленных окрестностях Кызыла богатейшими залежами нефти насчитывает почти шесть десятков лет, и развивалась она по странному, причудливому, похожему на детектив сценарию.

Первым наличие нефти в недрах республики Т. обнаружил Дмитрий Рассадин, отец Николая, в ту пору заместитель начальника крупной геологической партии. Автономия эта была включена в состав СССР лишь в октябре сорок четвертого года. Говорят, Сталин очень удивился, когда узнал в связи с каким-то поводом, что данная территорию хотя числится советской, но юридически не входит в состав Страны Советов. После чего в это южносибирское захолустье с его кочевьями и редкими староверскими скитами были направлены люди из других регионов страны, для пополнения и укрепления местных кадров. А также была направлена в Кызыл крупная поисковая партия, поскольку требовалось выяснить, какими ценными ископаемыми богаты недра этой свежеиспеченной автономии.

Навьючив лошадей продовольствием и нехитрым оборудованием, пробились так далеко, как только позволила приближающаяся зима, которая в этих местах довольно сурова. Тогда, летом и осенью сорок пятого, удалось лишь зафиксировать выход нефти на поверхность в районе нынешнего озерного месторождения. На этом, собственно, первый этап поисковых работ был завершен: не то что добывать здесь нефть, но даже произвести детальную разведку нефтяных полей по причине отсутствия всяких дорог и крайней удаленности региона не представлялось возможным.

Следующая экспедиция была снаряжена в пятьдесят шестом году. На этот раз использовались вездеходы и другая передовая по тем временам техника. Первое же бурение, как и последующие, оказалось более чем результативным – толщина полей составляла от пятидесяти до ста метров.

Но работы были приостановлены по приказу из Москвы. Ставка в то время была сделана на вновь открытые в Западной Сибири и на севере нефтегазовые месторождения, а добычу нефти в окрестностях Кызыла сочли делом слишком хлопотным и даже нерентабельным.

Была еще одна экспедиция, самая крупная – в восемьдесят четвертом году. Ее начальником был уже не Рассадин-старший, а его сын, который пошел по стезе отца и загорелся той же идеей – произвести доразведку месторождений и затем приступить к масштабному их освоению. Об этом проекте в то время уже знали как Искирхан Хорхоев, – Хан, впрочем, знал о возможном наличии большой нефти в республике Т. от Рассадина-старшего уже в шестидесятых годах, – так и его сын Руслан.

Но настало время перестройки, и опять все замыслы – на этот раз общие, Рассадиных и Хорхоевых – полетели к черту.

Реанимирован этот проект был лишь в девяностых годах, когда стали поговаривать о необходимости прокладки магистрального российско-китайского нефтепровода, который по всем прикидкам должен быть проложен в непосредственной близости от дожидающихся своего часа месторождений. Но заинтересованной стороной здесь выступило не государство, – соответствующих чиновников интересовали не далекие залежи, а суммы «откатов», получаемых ими в ходе дележки ставшего вдруг бесхозным народного добра, – а Руслан Хорхоев, которого всеми силами поддерживал Рассадин, знающий Южную Сибирь как свои пять пальцев.

Руслан, сам долгое время работавший в Министерстве нефтяной промышленности, через своих знакомых устроил так, что вся документация прежних экспедиций в Кызыл оказалась сосредоточенной у него в руках.

Государственные архивы вдобавок хорошенько почистили, чтобы еще кто-то не напал на след южносибирской нефти. Небольшая загвоздка случилась с документацией, датированной пятьдесят шестым годом, – Рассадин-старший при содействии Искирхана Хорхоева добился того, что архив той экспедиции, которой он командовал, был переведен в Грозный, где он затем хранился в архивах грозненского Института нефтегаза. Именно эту документацию, упакованную для перевозки в ящики, и вывезли из Грозного перед самой войной, осенью девяносто четвертого года: теперь вся информация, касающаяся истоков южносибирского нефтяного проекта, была целиком сосредоточена в руках Руслана Хорхоева.

…Рассадину показалось, что он услышал женский голос. Он прислушался… Наверное, это была слуховая галлюцинация. Такое уже случалось здесь с ним. Эти изверги, Ильдас и его подручные, воистину довели его до грани безумия.

Через сутки все будет кончено. «Эх, Руслан, Руслан… Что тебе стоило послушаться меня в тот роковой день и отказаться от полета на озера?..»

Глава 17

Тамара оцепенела от страха. Несколько долгих минут она простояла недвижимо, вжимаясь спиной в холодную бетонную стену. Боялась даже пальцем пошевелить, опасаясь, что тварь, которую ей подбросили вайнахи, замершая пока у противоположной стены, может броситься на нее и даже попытаться укусить…

Постепенно девушке все же удалось успокоиться, после чего она попыталась трезво взглянуть на ситуацию. «Это всего лишь крыса, – сказала она себе. – Не тигр, не волк и не ядовитая змея. Я человек, я здоровая молодая женщина, а значит, это не я должна бояться эту паскудную, но все же мелкую тварь, а она – меня».

Тамара решила, что надо попытаться прихлопнуть крысу сверху перевернутым ведром, которое она пока не использовала по назначению.

Но едва она сделала шаг в том направлении, как здоровенный пацюк неожиданно взмыл в воздух – скачок получился высотой с полметра.

Девушка, испуганно ойкнув, отпрянула назад, на прежнее место. А крыса юркнула в другой угол и замерла на полу в аккурат возле ведра. «Ну и черт с тобой, – подумала Тамара. – Вот и сиди там… Только не вздумай носиться по камере или, не дай бог, пытаться меня укусить!

Сразу убью…» Чтобы не думать о таких неприятных вещах, как крысы и их двуногие собратья – последние лишь в силу какого-то недоразумения носят человеческий облик, – она вновь погрузилась в воспоминания, выбрав тот период детства, когда ей удалось посетить папину родину.

Руслан и Лариса не раз бывали на Кавказе, в том числе и в тогдашней Чечено-Ингушетии. Когда они отправлялись в Сочи, Кисловодск, Пицунду и Сухуми, то непременно брали с собой дочь. А вот в Грозный и Толстой-Юрт ездили только вдвоем или с кем-то из своих друзей и знакомых.

Тамаре было одиннадцать лет, когда родители сочли дочь достаточно взрослой, чтобы взять с собой в поездку по городам и селам ЧИАССР – отец говорил проще: «Чечня».

Ей было чертовски интересно поглазеть на этот край и населяющих его людей. Но в то же время и немного боязно, потому что была она к тому времени девочкой начитанной и знала, что на Кавказе проживают «дикие горские племена».

Хотя отец наложил табу на всякие разговоры о своих чеченских корнях – запрет действовал лишь в отношении дочери и не касался, естественно, Ларисы, – она в душе все же надеялась, что именно сейчас, в ходе этой поездки, отец познакомит ее со своей многочисленной родней.

Но этого не случилось.

В папиной Чечне они провели две недели с хвостиком. Особенно ей запомнилась их поездка на высокогорное озеро, которое сами вайнахи называют по-разному: Айзен… Эйзень-Ам… Казеной-Ам… А на русском имя ему – Голубое озеро.

Запомнилась ей эта поездка еще и потому, что Тамара тогда познакомилась с интересными взрослыми людьми, которые затем, кто раньше, а кто попозже, вновь возникнут на ее жизненном горизонте.

Они выехали из Грозного утром, когда еще не ощущалась июньская жара. Первые двадцать километров папа, сидевший за рулем «двадцать четвертой», пробивался с трудом. Не потому, что мешали горы или реки. Мешал плотный поток транспорта на шоссе, по которому они двигались. Помнится, Тамара еще удивилась тогда: надо же, движение здесь как по Москве в часы «пик»…

К этому времени она уже перестала чего-либо опасаться. Поняла своим детским умом, что звероватые абреки и дикие обычаи остались в прошлом.

Ей казалось, и она в это поверила, что чеченцы столь же радушные и гостеприимные люди, как и прочие населяющие Кавказ народы. К тому же она провела в пионерлагере «Горный ключ», чьи разноцветные корпуса поднялись на берегу речушки со смешным названием Хулхулау, целых два дня и успела пообщаться с чеченской ребятней.

Откуда ей тогда было знать, что спустя каких-то пять лет этот и другие пионерлагеря в Сержень-Юрте будут превращены в лагеря подготовки боевиков и что там будет звучать громче прочих арабская речь? И что из прозрачно чистой речушки Хулхулау будут пить воду поочередно моджахеды Хаттаба и российские десантники?

Кому-то очень нужно было постараться, чтобы такое стало возможным.

Впрочем, ни она, ни взрослые в ту пору о чем-то плохом, что могло бы поджидать их в будущем, не задумывались. Чеченские мальчишки, которых она там видела, выглядели и вели себя совсем не так, как о них было написано в кавказском дневнике Пушкина. Невозможно было представить их с «детскими шашками», помыслить о том, что кто-то из этой детворы способен кого-то убить, «изрубить за одно слово»… Когда они ехали в плотном потоке по обсаженному с двух сторон тополями шоссе, смахивающему на уютную городскую аллею, Тамара улыбалась. Ей были смешны ее прошлые страхи. Когда они проезжали Аргун, с его заводскими корпусами и кварталами многоэтажек, – папа называл этот населенный пункт по-старинному Устар-Гардой, – навстречу им по шоссе ехали огромные панелевозы. Им даже пришлось приткнуться к обочине, чтобы пропустить этот крупногабаритный транспорт. Может, чеченцы используют эти бетонные конструкции для сооружения печально знаменитых зинданов, этих подземных тюрем? Конечно же, нет… Они предназначаются для строительства новых цехов и новых жилых крупнопанельных домов.

Когда они проехали Шали, дорогу на какое-то время перекрыла отара овец, которую гнали с предгорий на равнину (сейчас-то Тамара понимала, куда гнали бедных овечек – на мясокомбинат, – а тогдашней девчонке такое и в голову не пришло). «Ач! Эйт! Эйт!!» – весело покрикивали пастухи. Тамара, приникнув носом к стеклу, – с ее стороны оно было поднято, чтобы она не вывалилась из машины из-за своего любопытства и чтобы пыль в салон не летела, – старалась внимательно рассмотреть этих пастухов. Вдруг они – рабы? Вдруг их насильно заставляют работать, бьют и кормят исключительно сырым тестом? Но нет… Пастухи выглядели как чеченцы, и вид у них был жизнерадостный.

Шоссе, изгибаясь вдоль курчавых зеленых склонов, плавно поднимало их в горы. Въехали в Ведено. Отец, белозубо улыбаясь, часто сигналил каким-то людям, группками и поодиночке стоявшим у обочины. Они тоже приветствовали путников взмахом руки или просто дружелюбным кивком.

Небольшой горный аул Ведено вплоть до 1859 года был резиденцией знаменитого Шамиля, объявившего «газават» имперской России. Через Ведено шла «хлебная дорога» в Дагестан, и, перенеся сюда свою ставку, имам среди прочего контролировал поставки продовольствия. Не хотят слушаться его религиозных предписаний горные племена? Ну что ж… Не хотят внимать Аллаху – будут сидеть с пустым брюхом.

В девяностых же годах двадцатого века Ведено стало вотчиной другого Шамиля – Басаева. Люди, которых они встречали тогда по дороге к Айзену, которые приветствовали путников дружелюбными жестами, в большинстве своем взялись за оружие либо симпатизируют тем, кто оказывает вооруженное сопротивление пришедшему с севера извечному врагу.

Вновь выплыли из исторической тьмы описанные классиком чеченские мальчишки, но уже не с детскими шашками, а с автоматами и взрывными устройствами.

Кому, спрашивается, все это было нужно?

Миновав горный аул Харачой, оказались наконец на берегу Голубого озера, расположенного на двухкилометровой высоте. Очень своеобразный ландшафт, поразительно голубая, почти бирюзовая вода, красота неописуемая… Они остановились там на ночевку, делали шашлыки, угощались у местных вкуснейшей айзенской форелью…

Так вот ездили они к Айзену не втроем, а небольшой компанией – за ними ехал еще один легковой автомобиль. Рассадина Тамара хорошо знала и прежде, потому что Николай Дмитрич, друг отца, часто бывал у них в доме (некоторое время он был женат, потом развелся и лет с сорока пяти жил холостяком). А вот другого мужчину, который наведался в Грозный буквально на пару дней, чтобы повидаться с Русланом, ее отцом, и который, приняв приглашение папы, составил им компанию в этой поездке к Айзену, – она прежде никогда не видела.

Звали его дядей Димой – сам он, правда, просил называть его просто Дмитрием, и она так его и звала.

Она также запомнила, как они втроем, папа, Рассадин и Дмитрий, уже вечером, после шашлыков и легкого сухого вина, затянули старинную местную песню, причем отец пел по-чеченски, а остальные двое вторили ему по-русски.

Мы родились той ночью,

Когда щенилась волчица,

А имя нам дали утром

Под барса рев заревой,

А выросли мы на камне,

Где ветер в сердце стучится,

Где снег нависает смертью

Над бедною головой…

Тамара не знала фамилии этого человека, попросту не додумалась спросить. Как не ведала и того, кем приходится этот русский мужчина Дмитрий чеченцу Руслану Хорхоеву. Другом? Однокашником? Сослуживцем?

Или все обстоит гораздо сложней?

Нет у нее ответа на этот вопрос и сейчас.

Но она знает другое.

Когда случилась огромная беда, когда родные братья подослали к его жене Ларисе убийц, Руслан Хорхоев решил спрятать свою дочь. На то время, пока он не найдет для Тамары безопасное убежище и пока не разыщет и не покарает всех, кто повинен в смерти Ларисы.

Когда все это произошло, папа привез свою двенадцатилетнюю дочь не к близким родственникам и не к знакомым из числа чеченцев, его соплеменников. Он привез девочку к русской женщине, у которой тогда гостил приехавший ненадолго с Кавказа Дмитрий, – эта женщина, ее звали Ольгой, была его родной сестрой, – и попросил Дмитрия присмотреть за дочерью какое-то время, пока он не сможет ее забрать…

Только сейчас, заново прокрутив в мозгу многие факты, а также припомнив все ее прежние разговоры с Александром, она сообразила, что этот «мужчина с Айзена» не кто иной, как отец Александра Протасова.

Значит, Ильдас солгал… Или, что вероятнее всего, исказил правду. Она хорошо знала своего отца. Руслан Хорхоев ни за что не стал бы общаться с человеком, причинившим зло его семье.

Крысу она убила. Придавила ее деревянным поддоном… В подвале долгое время никто не появлялся. То ли от холода, то ли от нервного напряжения, а скорее от всего этого, вместе взятого, ее всю стало колотить, да так, что зуб на зуб не попадал.

Когда наконец послышались тяжелые шаги, а затем распахнулась дверь камеры, девушка, взяв дохлую окровавленную крысу за хвост, швырнула ее в лицо выросшему на пороге верзиле.

– Заберите своего дружка! – процедила Тамара. – С вами скоро произойдет то же самое.

Глава 18

Ее выходка нисколько не рассердила двух вайнахов, которые пришли за ней. Скорее даже рассмешила – хотя их волчьи оскалы мало походили на человеческую улыбку.

Беслан взял девушку за локоть и поволок ее в другой конец коридора, где возле открытой двери камеры ее дожидался спец по финансам Тимур.

Беслан что-то сказал ему по-чеченски, после чего ильдасовский бухгалтер тоже оскалил в ухмылке свои зубы.

– Мне сказали, Тамара, ты пролила кровь…

Она сунула руки под мышки, чтобы согреться, а ее зубы выбили такую звонкую дробь, что эти звуки, наверное, слышны были далеко за пределами превращенного в тюрьму подвала.

Ухмылка тем временем сползла с лица Тимура. А еще спустя мгновение он грозно нахмурил брови.

– Все, дорогая, уговоры закончены! Или ты начинаешь сотрудничать со мной и Ильдасом и мы быстро и грамотно оформляем перевод денег…

Он кивнул Беслану, и тот подтолкнул девушку к открытой двери одиночной камеры. – …или мы сейчас на глазах у тебя начнем потрошить твоего друга!

Протасов был прикован цепями к бетонной стене. От рубашки остались жалкие лоскуты, грудь целиком обнажена, с неглубоких порезов на груди к поясу тянутся две тонкие кровавые дорожки…

Теперь она поняла, почему Саша молчал все это время: рот у него был заклеен куском черного пластыря.

Взгляд Александра был направлен не на нее и не на их мучителей, а куда-то вдаль – он смотрел прямо перед собой, и взгляд его, Тамара ощутила это физически, был страшен.

Оттеснив ее плечом, в камеру вошел верзила Беслан, а потом другой чеченец, Саит. Первый ударил закованного в кандалы пленника кулаком по ребрам и тут же добавил локтем в лицо. Когда он отступил в сторонку, Саит вытащил почти полуметровый тесак из ножен и сделал на груди Протасова еще один надрез – пустив еще одну кровавую дорожку.

– Нет! – закричала Тамара, пытаясь вырваться из рук схватившего ее сзади Тимура. – Не трогайте его!! Не смейте к нему прикасаться!

Слышите вы, уродычеченские!!!

– Можем и не трогать, – почти миролюбиво прозвучал голос Тимура. – Мы не живодеры, Тамара. Но что поделаешь, если ты такая упрямая девушка…

Он рывком развернул ее лицом к себе.

– Ильдасу нужны деньги! – процедил он. – И мы выбьем из тебя все причитающиеся ему бабки, не по-хорошему, так по-плохому! Выбирай, какой вариант тебя устраивает!

Тимур опять крутанул ее за плечи, повернув заново лицом к пыточной камере.

– Ну что?! Все, Тамара, нет времени!! Саит, режь его на хер!!!

Тамара дернулась так сильно, что едва не вырвалась из его цепких объятий.

– Нет! – севшим голосом сказала она. – Я все сделаю, Тимур! Все, как вы хотите с Ильдасом…

В этот момент она увидела, как Протасов повернул к ней голову и медленно, но в то же время решительно качнул головой из стороны в сторону.

Она прекрасно поняла, что означает этот его жест. «Не соглашайся на их предложение, Тамара, – вот что читалось в его напряженном взгляде. – Даже если ты подпишешь нужные бумаги и сделаешь то, чего они добиваются, меня они все равно отсюда не выпустят».

Тамара, в свою очередь, кивнула, в отличие от Протасова – утвердительно. «Нужно выиграть время, Саша, – говорил ему ее взгляд. – Может быть, еще не все для нас потеряно…» – Да, Тимур, я все сделаю, – уже более решительно сказала Тамара. – Но у меня будут свои условия.

Тимур бросил на нее изучающий взгляд.

– Ну что ж… Это уже похоже на деловой разговор.

Чеченские головорезы, подчиняясь приказу Тимура, на время оставили Протасова в покое. Сам Тимур, прихватив с собой девушку, выбрался из подвала и заперся с ней в «кабинете».

Разговор действительно пошел у них конкретный.

Около часа они вдвоем обсуждали схему банковских операций, при помощи которых можно было перевести миллионы Руслана Хорхоева на счета, подконтрольные его брату Ильдасу. А также обговорили технологию, как осуществить все банковские переводы, принимая во внимание нынешний статус Тамары Истоминой.

– Какие условия ты хотела нам поставить, Тамара?

– Вы должны освободить Протасова. Это первое условие. Остальные касаются меня, и их я хотела бы обговорить со своим дядей Ильдасом.

– Не бойся, Тамара, тебя никто не обидит, – чуточку фальшивым тоном произнес Тимур. – Гм… Зачем тебе вообще сдался этот русский?

– А вам он зачем? – парировала Тамара. – Он же случайно в эту историю влип! Но дело в конечном итоге не в Протасове. Вернее, не только в нем…

– Не понял…

Тамара криво усмехнулась.

– А что тут непонятного? Если вы не выполните условие, касающееся освобождения Протасова, то я не смогу быть уверена до конца, что вы не обманете меня после того, как я переведу вам все деньги.

Глава 19

Как только Тамара принялась обсуждать с Бухгалтером технические детали предстоящего освобождения Протасова, тут же выяснилось, что у чеченца на сей счет есть собственное мнение. То есть Тимур был не против того, чтобы выпустить на волю приятеля Тамары, но это была единственная позиция, в чем их мнения полностью совпадали.

– Пусть твои вайнахи, Тимур, отвезут Протасова в один из близлежащих населенных пунктов, – сказала Тамара. – Или высадят на платформе, где ходят электропоезда…

– А где гарантия, что он не вернется сюда с бойцами ОМОНа?

Тамара покачала головой.

– Ну что ты такое говоришь, Тимур? Александр разве знает, где мы находимся?

Тимур задумчиво поскреб подбородок.

– Нет… Откуда ему знать?

– Вот видишь! Вы ведь нас сюда как-то привезли, верно? Так ловко все проделали, что ни он, ни я не знаем, в каком месте и как далеко от Москвы мы сейчас находимся… Это во-первых. Завяжете ему глаза или наденьте мешок на голову – это чтоб он не знал, как назад вернуться.

Да он и не станет обращаться в органы, я с ним на эту тему сама поговорю. Это во-вторых. Дадите ему сотовый телефон, чтобы он мог мне позвонить и сказать, что с ним все в порядке, что он на свободе и ему ничто не угрожает… Пойдем дальше. Сейчас… около пяти утра. Я попрошу Александра, чтобы он позвонил мне ровно в восемь. Как только я получу подтверждение тому, что вы намерены вести со мной честную игру, начнем осуществлять те операции, о которых мы только что договорились.

Вы же не собираетесь больше держать меня в этом ужасном доме?

– Нет, Тамара, конечно, нет. Перевезем тебя в другое место, более комфортное. Туда, где есть компьютер, факс и прочие нужные вещи и где ты будешь находиться все то время, что понадобится для осуществления банковских операций.

– Вот видишь, Тимур! Сам говоришь, что мы уедем отсюда… Да и не будет Александр обращаться к ментам, я вам это гарантирую! Кстати, Тимур… Раньше полудня мы все равно ничего не сможем сделать. Ты не забыл про разницу во времени? С Европой, с Великобританией? Когда там откроются адвокатские конторы и банковские офисы, в Москве уже будет полдень…

– Вот что, дорогая, – оборвал ее Тимур. – Не пытайся со мной играть! И кончай ты эти свои торги! Не на базаре…

– Я что-то тебя не понимаю, Тимур.

Тот бросил на нее хмурый взгляд.

– Ты все сказала? А теперь слушай меня!

– Сначала освободите Протасова! Это первый пункт намечаемой нами сделки. Если вы под этим не подписываетесь, значит, и я не подписываюсь под своими обязательствами!

– Я сказал, слушай сюда! Так вот… Я готов поверить тебе на слово, Тамара. Отпустим мы твоего приятеля, так и быть. Но никаких «мобильников»! Никаких проверочных звонков! Мне не нужны все эти напряги, понимаешь! Протасова вывезут отсюда и оставят где-нибудь в лесочке. Дальше пусть делает, что хочет: может идти на все четыре стороны! Но чтоб вы какие-то телефонные переговоры здесь устраивали, такого не будет.

Она посмотрела на чеченца. У того был донельзя рассерженный вид. Того и гляди, он возьмет свое обещание обратно и вообще откажется отпустить Протасова на свободу.

Тамара, хотя и испугалась такого поворота событий, изо всех сил старалась не выдать охватившую ее панику. Ну что ж… Она сделала все возможное, чтобы хоть немного продлить часы жизни Александра Протасова, этого мужественного, сильного, привлекательного человека, который так неожиданно оказался рядом с ней в трудные минуты. Сейчас каждому из них остается лишь надеяться на чудо.

– Ладно, Тимур, – сказала она. – Пусть будет по-твоему.

Медленно занимался рассвет. В серой волглой мгле человеческие фигуры походили на призраков. Тимур, набросив девушке на плечи куртку, вывел ее из дома. После вонючего затхлого подземелья свежий воздух подействовал на нее опьяняюще – у нее даже голова закружилась. Да и не ела ничего с тех пор, как они с Сашей перекусывали после занятий любовью в бадуевском доме. Почти полторы суток во рту у нее не было и маковой росинки.

Наконец Беслан и Саит вывели из дома заложника, крепко удерживая его за заведенные за спину руки. На голове у Протасова красовался мешок темно-синего цвета, непроницаемый для глаз. Он был одет в какой-то серый, растянутый, неопрятного вида свитер. А его руки были скованы сзади наручниками.

Двери одного из двух имеющихся здесь гаражных боксов были распахнуты настежь. Из гаража во двор выкатил подержанный, но в хорошем состоянии «Форд-Скорпио». За рулем сидел один из вайнахов Муталиева.

Беслан и Саит потащили Протасова к машине, но Тамара в этот момент резко сказала:

– Нет, так не пойдет! Снимите с него наручники! Тимур, мы так не договаривались!

Бухгалтер счел нужным пойти только на половинчатые уступки. Запястья Протасова оставались скованными наручниками, но не сзади, а спереди.

Тамара, добившись этой небольшой уступки, пошла дальше.

– Дай ему немного денег, Тимур! Как он доберется до безопасного места, если у него нет денег на проезд!

Бухгалтер раздраженно покачал головой. Но все же полез за портмоне и, вытащив пятисотрублевую купюру, передал ее Саиту. Ну а тот вложил купюру в задний карман брюк Протасова.

– Документы! – скомандовала Тамара. – Верните ему то, что вы у него взяли.

Ваха Муталиев, криво усмехнувшись, передал Саиту небольшой сверток.

– Ты все понял, Саит? – спросил он у вайнаха.

– Не сомневайся, амир, – сказал тот, оскалив зубы. – Он получит все, что ему причитается.

Ваха жестом приказал вайнаху, сидевшему за рулем, выйти на минутку наружу.

– Дорогу запомнил? Или еще раз объяснить?

– Ехать вдоль лесопосадки, так, чтобы дачный поселок остался по правую руку, – отрапортовал тот. – На развилке повернуть в сторону пруда, и через пару сотен метров еще один поворот – налево. Там, в смешанном лесу, рядом с проселком, заброшенное двухэтажное строение из белого силикатного кирпича…

– Верно, – кивнул Ваха. – Эти руины никто не охраняет. Милицейских постов здесь нет. В такую рань, думаю, вас никто там не увидит.

– Все ясно, амир.

Муталиев, хотя и говорил с ним по-чеченски, все же понизил голос до полушепота.

– Там и кончите его.

– Да, амир.

– Топор положил в багажник?

– Да. Наточил его как следует.

– Труп расчлените, упакуйте останки в брезент и прикопайте!

– Не сомневайся, амир, все будет сделано в точности.

– Все Тамара! – резко, как отрубил, сказал Тимур. – Некогда нам тут устраивать прощальные сцены! Тем более что ты с ним еще увидишься. «На том свете», – добавил он про себя.

Тимур жестом показал двум вайнахам, что им следует посадить Протасова на заднее сиденье «Форда» и самим составить ему компанию. Затем крепко взял девушку за руку, чтобы она не вздумала податься за этой троицей.

Прежде, чем Протасова втолкнули в машину, прозвучала еще одна негромкая реплика.

– Прощай, кяфир! – сказал Муталиев. – Помнишь Алхан-Калу?! Все будет так, как я тебе тогда обещал.

Машина, прощально мигнув подфарниками, скрылась в серой предрассветной мути. Тамара вытерла слезы, после чего, понукаемая оставшимися с ней чеченцами, поплелась обратно в дом.

Глава 20

Когда «Форд» немного отъехал от дома, Беслан, ухнув Протасову по ребрам локтем, поинтересовался:

– Как настроение, кяфир? Понравилась тебе наша «гостиница»? А может, у тебя есть какие-то претензии по обслуживанию? Так ты не молчи, скажи!

– Пошел ты на х…, чеченский козел!

За эту невежливую реплику Протасов еще раз схлопотал по ребрам, но уже с другого боку, от Саита.

– Тут, русская свинья, не кабак! – сказал Саит. – Попридержи свой язык, а то отрежу!

– Пусть говорит, – сказал Беслан. – Здесь недолго ехать. Скоро, кяфир, мы тебя… отпустим.

В салоне послышалось дружное ржание. Протасов поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, но куда там – так прижали с двух боков, что особо и не рыпнешься.

За те шесть с хвостиком лет, что Протасов провел вне пределов России, у него не было возможности смотреть отечественные фильмы. Но однажды, когда они в очередной раз оказались в Косово, в районе Приштины, ростовчанин Леха, единственный земеля в протасовской роте, выменял на что-то у российских миротворцев пяток кассет. Из всего просмотренного Александру запомнился михалковский фильм «Утомленные солнцем».

Особенно его финальные кадры: яростная драка в салоне машины, на которой арестованного чекистами комдива Котова везли на Лубянку, почти мгновенный переход от остервенения к ледяному спокойствию, и в особенности то, как поразительно точно сыграли Михалков и Меньшиков своих героев.

Никогда заранее не знаешь, о чем ты будешь думать в те мгновения, когда тебя поведут на смерть.

Беслан сидел слева от Протасова, подпирая его массивным корпусом. Помимо этого, он держал кяфира своей железной дланью за руку, чтобы тот не вздумал брыкаться. Саит – справа на на заднем сиденье, кресло пассажира, расположенное впереди, пустовало. Мешок с головы заложника так и не сняли, как и наручники.

Вайнах, сидящий за рулем, проложил маршрут, строго следуя инструкциям амира. «Форд», проехав километров около трех по грунтовой дороге вдоль лесопосадки, приближался к развилке, от которой до нужного им места рукой подать.

Дорога была хотя и грунтовой, но достаточно ровной. Поэтому вайнах давил на газ, чтобы побыстрее добраться до места, разделать там кяфира, как тушу, и, пока окончательно не рассвело, успеть вернуться обратно.

К плавному, как дуга, повороту, он подъезжал со скоростью около восьмидесяти. «Сейчас, – сказал себе Протасов, уловив начало этого гибельного виража. – Да, прямо сейчас!» Резко отклонившись назад, сколько позволяла спинка сиденья, Протасов тут же как пружина выстрелил вперед, разрывая цепкие объятия с двух сторон и одновременно метясь скованными браслетами руками в цель, каковой являлся затылок водителя.

Попал…

«Номер» получился даже покруче, чем тот, что продемонстрировал, улетев со своим «Шевроле» в овраг, Ахмад Бадуев.

Водитель, получив страшной силы удар по голове, ткнулся носом в баранку. Вместо того чтобы довернуть ее в том направлении, куда искривлялось дорожное полотно. Соответственно, убрать ногу с педали газа он тоже «забыл».

Протасова выручило то, что его инстинктивно дернул за шиворот Беслан – у этого массивного вайнаха оказалась поразительно быстрая реакция.

Но это единственное, что успел предпринять Беслан. «Форд-Скорпио», двигаясь на скорости под восемьдесят, не вписавшись в поворот, вылетел под острым углом с дорожного полотна, чуть накренившись на левую сторону, подскочил передними колесами на какой-то кочке, и, не успев приземлиться, с хряском врезался в ствол многолетней липы…

Протасов, хотя и сумел упереться скованными руками в спинку переднего сиденья, – спасибо Беслану, что дернул на себя, – ощутил мощный динамический удар, от которого у него громко лязгнули зубы.

Справа от себя, едва только он обрел способность соображать, там, где сидел Саит, он ощутил пустоту. Но ему следовало не только быстро соображать, но еще и очень быстро действовать…

Беслану, кажется, крепко досталось. Во всяком случае, в первые секунды после столкновения «Форда» с деревом он ничем себя не выказал…

Протасов, чуть отклонившись вправо, – куда это подевался Саит? – угостил своего соседа слева ударом с двух рук, сцепленных воедино.

Попал, сдается, в плечо… Беслан тут же захрипел, заводился…

Растормошил, блин, медведя!

Прохрипев короткое ругательство, Протасов еще раз двинул взятыми в замок кистями рук Беслана и на этот раз, как ему показалось, угодил в его медвежью башку.

Еще раз… Еще! До режущей боли в израненных запястьях! Еще!! Ожидая выстрела каждую секунду – от любого из этой троицы! Или смертельного удара ножом! Все…

Только сейчас Протасов, едва не рыча от возбуждения и ненависти, сдернул своими скованными окровавленными руками мешок с головы.

Но куда же подевался Саит?!

Вайнах, лучший приятель Беслана, выставил своим телом лобовое стекло «Форда». Но не до конца, а так, что его ноги до половины торчали из проема, а туловище лежало на деформированном капоте – машина врезалась в ствол в районе левой фары.

Водитель навалился всей массой на баранку. Голова свернута набок – сразу видно, что не жилец.

Беслан с разбитой головой тоже не подавал признаков жизни. Протасов, держа в поле зрения Саита, – сначала дернулась одна нога, затем вайнах заелозил, пытаясь выбраться наружу, – ткнулся двумя руками к поясной кобуре Беслана, откуда торчала ребристая рукоять пистолета. Завозился мокрыми и липкими от крови пальцами, пытаясь ее расстегнуть.

Получилось, наконец…

Саит тем временем сполз по капоту и… пропал из виду. Нет, опять появился! Все же встал на ноги, гад… Саита повело вначале влево, так, словно он был в дупель пьяный, потом, когда он попытался выровнять положение, резко бросило в противоположную сторону – но вайнах успел опереться о капот.

В боковой дверце что-то заело… Она чуть только приоткрылась, но дальше не шла. Протасов, отклонив корпус, саданул в дверцу ногой…

Вот теперь она нормально открылась!

Мешая русский и французский мат, Протасов вывалился из машины. Хотя в глазах у него плыли цветные пятна, он не выпускал из виду шаткий силуэт. Он направил на этот силуэт беслановский «ствол» и нажал на курок… Ничего?! Черт… Не снял с предохранителя, как тогда, в Гехи-Чу, когда с ним случился припадок…

Саит сделал несколько шатких шагов, но не к нему, а от него. Похоже, так сильно ударился при аварии, что напрочь забыл о том, что вооружен.

Протасов, прихрамывая на правую ногу, догнал его и свалил на землю.

Застрелить этого гада было мало.

– Ну и живучие же вы, твари! – прохрипел он, переворачивая зачумленного вайнаха на спину. – Посмотри на меня, Саит! Ну!! Раскрой глаза, мать твою!!!

Он отложил «ствол» в сторону. Двумя все еще скованными руками потянул из ножен Саитов клинок…

– Ты когда убивал людей, куда метил?! А?!

Лицо вайнаха было залито кровью. Саит сморгнул раз и другой, затем все же открыл глаза – но в них уже ничего нельзя было прочесть.

– Ты всегда целился в сердце?

Протасов, держа клинок двумя руками, занес его над головой, затем, коротко и яростно выдохнув, вогнал лезвие в левую грудину Саиту, по самую рукоять.

– Ну так подыхай…

Минуту, а может, и больше, он сидел, обессиленно привалившись спиной к стволу липы – с другой, неповрежденной стороны его спасительницы.

До смерти хотелось курить. Но вайнахи оказались некурящими…

Покопавшись в вещах Саита, он нашел ключи от наручников и наконец избавился от них. Затем, не теряя уже и секунды времени, протер рукоять Саитова тесака – зачем оставлять свои отпечатки? – и взял у него «ствол» – у вайнаха был при себе «ТТ», а в отдельном кармашке глушитель к нему.

Затем Протасов осмотрелся. Да, именно по этой грунтовой дороге везли его на казнь чеченцы…

Глава 21

Хан, крепко подумав, решил не посвящать Бекмарса в эту грязную историю с похищением девушки, организатором которой, судя по накапливаемым Абдуллой и Ахмадом сведениям, является его родной брат Ильдас.

Бекмарс после переговоров с людьми из «Халлибертон» воспрял духом и с головой ушел в дела компании, частично запущенные по вине нового руководства. Когда он узнал от Хана, что Ильдас не посвящен в ход переговоров с представителями «Халлибертон», он отнесся к этой новости спокойно. И даже дал слово отцу, что пока не завяжутся все кончики, пока не будет заключена масштабная сделка, он также ничего не будет рассказывать брату об этих делах.

Пожалуй, это было разумное решение – держать до поры Ильдаса подальше от «секретной» сделки. Он все равно мало что понимает в нефтегазовом бизнесе. Торговать ядовитыми веществами, которые применяется для повышения октанового числа бензина, – да, на это у него ума еще хватает. А вот когда имеешь дело с такими акулами бизнеса, как люди из «Халлибертон», и когда счет идет на сотни миллионов долларов, которые будут выплачены, как говорится, не за красивые глазки – в таких сложных вопросах Ильдас сущий профан.

Не зря ведь Руслан не подпускал его к своей компании и на пушечный выстрел. Понимал, значит, что от младшего брата Ильдаса, излишне горячего, авантюриста по натуре, да еще и склонного к принятию самых жестких решений, не то что толку для его бизнеса не будет, но и большой вред может быть нанесен.

Поэтому Бекмарс, ощутивший твердую почву под ногами и увидевший перед собой ослепительные горизонты, из-за своей нынешней занятости даже думать перестал про Ильдаса и про вынашиваемые им замыслы, которыми, кстати, тот с недавних пор почему-то перестал с ним делиться.

Что же касается Искирхана Хорхоева, то такое положение дел, когда Бекмарс оказался как бы вне всей этой дурно пахнущей истории с похищением дочери Руслана, его полностью устраивало.

Это означает следующее: всю ответственность в этой, мягко говоря, непростой ситуации, чем бы все ни завершилось, глава рода Хорхоевых брал на себя.

Абдулла и Бадуев, ставшие за последние часы неразлучной парой, подъехали около трех ночи. С ними приехали двое вайнахов, которые будут находиться в доме Искирхана Хорхоева с целью защиты его обитателей. Оружие поздним вечером привез еще один сотрудник Абдуллы, кроме того, в доме имелась коллекция охотничьих ружей, включая карабин «сайга» с оптическим прицелом. Хан, даже если и был недоволен этими приготовлениями, не подавал вида. Маловероятно, что кто-то решится напасть на дом и его обитателей, – прежде всего, конечно, опасность грозит самому Хану – но когда на кону стоят очень большие деньги, ожидать можно всякого.

– Учитель, мы «пробили» нынешнее местонахождение большинства людей, близко связанных с Ильдасом, – доложил Абдулла. – Не смогли пока «установить» Казбека…

– Он уже неделю как мертв, – вставил реплику Бадуев. – …и еще Тимура по прозвищу Бухгалтер, – закончил Абдулла.

Они поочередно стали рассказывать о ходе поисков. Хан, не упуская из виду и мельчайшей детали, исподволь разглядывал этих двух вайнахов.

Двужильные все же они люди. Две ночи кряду не спят, мало того, еще и действуют с бешеной энергией – а по их виду этого не скажешь.

На редкость верные, преданные вайнахи. С Абдуллой все ясно: Хан взял его к себе в дом мальчиком-сиротой и воспитывал так, как не воспитывал даже собственных сыновей и внуков. Что же касается Ахмада, то здесь отдельная история… Бадуев из кистинцев, проживающих в Панкисском ущелье Грузии. Уже в ту пору кое-кто из вайнахов промышлял недобрыми делами, да еще приобщал к таким занятиям, как захват заложников, молодых людей, только начинающих жить. Руслан разузнал всю эту историю доподлинно… Ахмаду, выходцу из семьи со скромным достатком, было семнадцать лет, когда один из сельчан с соответствующей репутацией предложил ему сходить на одно «дело». Бадуев, хотя в разных молодецких затеях был первым, предложение отклонил. Тот продолжал настаивать, а затем в присутствии других людей обозвал Ахмада Бадуева трусом, а также, перейдя на русский, заявил: «Ты, Ахмад, не наш вайнах, а русская баба!» Такие оскорбления по древнему, но действующему обычаю смываются только кровью.

Никто и ахнуть не успел, как чеченец, оскорбивший Бадуева, упал на землю, а из груди его торчала рукоять кинжала… Хотя все сделано было по обычаю, родственники убитого сочли себя кровниками. Спустя несколько дней Ахмаду пришлось убить еще двух вайнахов, иначе они убили бы его самого. Семья Бадуева переехала в Чечню, а сам Ахмад некоторое время вынужден был прятаться у кахетинцев (буквально за пару недель до событий Бадуев освободил парнишку, которого держали в яме, и доставил его в одно из соседних грузинских сел. После этого случая он стал для этих людей своим).

Спустя примерно полгода Бадуев объявился в Грозном. Он хотел устроиться на промыслы, на любую, самую черную работу, чтобы иметь возможность давать хоть немного денег своим родителям… Случай распорядился так, что Руслан Хорхоев, который часто наведывался в Грозный по разным делам, наткнулся на этого парня. Узнав, что тот ищет работу, Руслан забрал его с собой. Тогда, в середине восьмидесятых, жизнь уже пошла такая, что он предпочитал держать около себя пару-тройку крепких парней – к их числу примкнул и Ахмад.

Руслан редко ошибался в людях. Он смог что-то разглядеть в этом повстречавшемся ему в Грозном парнишке, а Бадуев за ту перемену, что случилась в его жизни, платил Руслану Хорхоеву преданностью и добром.

– Отсюда можно предположить, что Бухгалтер, который помогает Ильдасу решать денежные вопросы, находится в том месте, где они держат в заложницах Тамару, – сказал Абдулла. – Мы сейчас занимаемся выяснением еще одного любопытного момента. Вечером мы допросили парня, работающего в автомастерской в Реутове. Тот рассказал, что Ильдас, когда приезжал из Москвы или с Истры, каждый раз оставлял у них свою «БМВ» и брал разъездной джип, на владение которым у него тоже имеются документы. Охрану он отпускал или просил обождать его в Реутове. С собой он брал только Казбека или Тимура, иногда обоих. В последние дни – только Тимура. Кстати… Тем вечером, когда похитили Тамару и ее русского приятеля, Ильдас приехал в мастерскую и, пересев на джип, куда-то уехал на ночь глядя. Вернулся он только рано утром…

– Похоже, Ильдас обзавелся в Подмосковье какой-то собственностью, – высказал предположение Ахмад. – Оформил все не на себя, а на кого-то другого. Собственность эта, скорее всего, находится где-то восточнее Москвы, на горьковском или владимирском направлении. Абдулла говорит, что у него таких данных нет.

– Мне ничего об этом неизвестно, – кивнул тот. – А вам, Учитель?

– Мне тоже, – сказал Хан. – Постарайтесь срочно выяснить, где именно находится эта «неучтенная» собственность Ильдаса.

– Будет сделано, – заверил Абдулла.

– Как обстоят дела с противодействием людям из «Аркады»? – поинтересовался Хан. – Вы работаете в этом направлении?

– Да, Учитель, – сказал Абдулла. – Если не возражаете, мы вернемся в офис на Полянке… Что касается «Аркады», то начнем действовать, как только представится удобный случай.

Анна Тимофеевна имела привычку не оставлять мусор на ночь.

Но так случилось, что она изменила своему правилу, забыла вечером совершить короткую прогулку к мусоропроводу. Впрочем, ее забывчивость можно извинить тем, что вчера, ближе к концу рабочего дня – сама Анна Тимофеевна уже два года как на пенсии, – к ней, в двухкомнатную квартиру в Митине, приехала дочь Виктория. Да не одна, а с детьми, внуками Артемом и Полиной. Причем Викуля сразу объявила, что они останутся здесь ночевать.

У Вики и ее мужа Сергея есть свой добротный дом в Апрелевке. Дочь как-то проговорилась, что цена их дому – полмиллиона. И не рублей, а долларов. Анна Тимофеевна, конечно, часто бывает у дочери – почему лишний раз не увидеться с внуками? Но свое Митино, где у нее полно знакомых, и свою квартиру, из окон которой виден светлый корпус роддома, где она проработала много лет до пенсии, она тоже любит.

То, что Вика приезжает к ней иногда в Митино и остается ночевать вместе с детьми – иногда даже задерживается здесь на несколько дней, – у Анны Тимофеевны не вызывало никаких вопросов. Почему бы родной дочери не приехать к маме? И жить здесь столько, сколько она считает нужным. Что в этом необычного? Нормальные родственные отношения.

У Анны Тимофеевны, правда, были кое-какие подозрения на сей счет. Она хорошо изучила свою дочь, а потому не могла не замечать, что Викуля в такие дни, когда она с детьми остается в Митине, заметно нервничает.

Наверное, это как-то связано с работой Сережи. В прошлом Викин муж служил в госбезопасности, а сейчас работает в какой-то крупной фирме.

Получает там очень высокую зарплату. А в нынешней России, это знает и младенец, большие деньги, особенно специалистам по безопасности, просто так никто не платит.

Наверное, думала про себя Анна Тимофеевна, Викуля приезжает сюда с детьми в те дни, когда ее муж Сергей получает какие-то рискованные задания. Она как-то пыталась поговорить на эту тему с дочерью, но Вика лишь раздраженно отмахнулась: «Не говори глупости, мама…» Виктория нахваталась разных привычек от своего супруга, в том числе и нежелание говорить с близкими о сколь-нибудь серьезных делах.

Но это так, к слову.

Конечно же, Анна Тимофеевна рада была принимать у себя дочь и внуков.

Сразу же занялась выпечкой – дети любят, – потом смотрели телевизор, разговаривали…

А мусор вынести за всеми этими хлопотами – забыла.

Встала она рано. Даже раньше обычного, в начале шестого утра.

Умылась, поставила на плиту чайник. А потом вспомнила про полное мусорное ведро.

Она вышла на лестничную площадку, вытряхнула ведерко в мусоропровод, а когда подходила к двери своей квартиры, которую оставила прикрытой, но не запертой на ключ, увидела какого-то мужчину, спускавшегося по лестнице с верхних этажей.

Дальше произошло то, чего Анна Тимофеевна никак не ожидала.

Мужчина неожиданно набросился на нее. Женщина и охнуть не успела, как незнакомец одной рукой в перчатке закрыл ей рот, а другой толкнул незапертую дверь. Она была так напугана, что выронила пустое пластмассовое ведерко. Мужчина, продолжая удерживать ее, задвинул это ведерко ногой с лестничной площадки в прихожую. Втолкнув туда же Анну Тимофеевну, вошел вслед за ней в квартиру, не забыв закрыть за собой дверь.

Она попыталась было открыть рот, но мужская перчатка, залепившая уста, не давала вырваться из них ни звуку.

– Тссс! – произнес мужчина, на котором, как она уже заметила, была надета маска с прорезями для глаз и рта. – Будете вести себя разумно, никто не пострадает! Ни вы сами, ни ваша дочь, ни ваши внуки…

Перед ее глазами, распахнутыми от ужаса, появился пистолет с длинным набалдашником. Анна Тимофеевна, имея такого зятя, как Сережа, знала, что эта штуковина зовется «глушитель». И что из такого оружия можно убивать людей бесшумно, даже соседи по лестничной площадке не проснутся.

В этот момент из гостиной в коридор вышла Вика в ночной рубашке. Она сладко зевнула, потянулась с зажмуренными глазами, потом полушепотом произнесла:

– Мама, ну что ты скребешься с утра пораньше…

И только потом заметила присутствие в маминой квартире постороннего мужчины с пистолетом.

Человек в маске втолкнул обеих женщин в кухню. Чтобы не тревожить детей, которым в это раннее время положено видеть сладкие сны, он плотно прикрыл кухонную дверь. А потом негромким голосом, коротко, но энергично разъяснил женщинам, что от них требуется.

Виктория, хотя и была сильно напугана, да к тому же в квартире находились ее дети, все же попыталась качать права.

– Если у вас есть какие-то вопросы к моему мужу, то при чем здесь я, моя мама и мои дети? – нервным шепотком произнесла она. – Да и вообще вы представляете себе, вкакойконторе работает мой супруг?! Вы не боитесь, что если вы не уйдете отсюда немедленно, у вас могут возникнуть крупные неприятности?

– Нет, не боюсь, – донесся из-под маски спокойный голос. – Звоните мужу. Прямо сейчас! Номер я вам сам наберу… Если откажетесь, я убью вас и ваших детей.

Чертанов ночевал в своей конторе в Мневниках. Спецотдел службы ЭМ мог потревожить его в любой момент, особенно в этой ситуации. Если появятся данные о местонахождении Тамары Истоминой и ее друга, он немедленно отдаст своим людям, находящимся в полной боевой готовности, команду «фас».

Услышав мелодичные переливы сотового телефона, он встал с диванчика, на котором коротал эту тревожную ночь. Взял со стола трубку, тут же по высветившемуся номеру определил звонившего.

Звонила Вика, со своего сотового. Странно, что это ей в такую рань не спится на маминых пуховиках?

Разговор с женой получился короткий, но за эту минуту Чертанов так взмок, будто находился на палящем солнце…

Разговаривая с женой, а потом с тем, кто перехватил у нее трубку, Сергей Иванович одновременно, воспользовавшись еще одним мобильником, набирал номер старшего дежурной смены «Аркады». Определенно, ему сейчас нужна была помощь его крутой фирмы. Чертанов хотел было сыграть «тревогу» для дежурного звена «Аркады», но… решил пока с этим не торопиться.

– У вас есть минута, чтобы спуститься и выйти из подъезда, – послышался из трубки мужской голос. – Если опоздаете хоть на секунду, мы убьем… для начала вашу дочь.

Чертанов ощутил, как его горло перехватила удавка.

– Все, время пошло!

Не теряя ни секунды, Чертанов ринулся вон из кабинета. Шестое чувство подсказывало ему, что сэтимилюдьми шутить нельзя. Он хлопнул дверью, не зная даже, закрылся ли автоматический замок, запирающий дверь его офиса. Потом, перепрыгивая через две-три ступеньки, понесся с четвертого этажа на первый.

Затем мимо сонного вахтера, едва не вышибив перекладинку турникета.

Вылетел во двор, где в это раннее время никого не было…

Ан нет! К подъезду мягко подкатил серый, как занимающийся рассвет, микроавтобус. Почти бесшумно скользнул боковой люк. Без долгих раздумий Чертанов нырнул в него.

Люк тут же закрыли. В следующее мгновение водитель тронулся с места и взял курс в известном лишь этим людям направлении.

Не успел он толком отдышаться, как чей-то знакомый голос произнес:

– Я знал, господин Чертанов, что вы разумный человек…

Глава 22

Протасов шел по обратному следу, как матерая ищейка, наделенная острым безошибочным обонянием. Вернее сказать, не шел, а бежал, прихрамывая на правую ушибленную при аварии ногу. Он должен экономить время.

Неизвестно, о чем договаривался Муталиев со своими подручными.

Возможно, он приказал им пристрелить Протасова где-то в лесочке и в темпе возвращаться назад. И если их слишком долго не будет, Ваха и остальные, кто остались с Тамарой, могут встревожиться… Не исключено также, что кто-то из автомобилистов, кто будет проезжать развилку, сразу же позвонит в милицию. Это обязательно случится. Рано или поздно кто-то наткнется на разбитую машину, увидит трупы и сообщит «куда надо». Поэтому он, Протасов, прежде чем округу в районе развилки начнут прочесывать прибывшие по вызову сотрудники милиции, должен покинуть опасную зону.

Местность была ему незнакомой. Дорогу, по которой его везли чеченцы, он видеть не мог из-за надетого на голову полотняного мешка. Но, кроме зрения, у человека есть и другие органы чувств и пространственной ориентации. Когда Протасова везли на казнь, в памяти его отложились кое-какие очень важные детали. Когда и какие скорости переключал водитель, в какую сторону слегка кренилась машина на поворотах, спустя какое время после их старта под колесами тачки плеснула вода – они форсировали неглубокую лужицу – и так далее.

Да, всякому разному научили Протасова годы, проведенные им в армии. В российской и иностранной. Такому научили, о чем, слава богу, мирные граждане и не ведают.

Протасов решил сделать крюк, удлинив расстояние, которое ему нужно преодолеть, примерно на километр. Приблизиться к «объекту» с той же стороны, откуда они выехали на «Форде», было бы глупо и небезопасно. Кто-то из чеченцев, тот же Муталиев, может наблюдать за отрезком проселка, проложенного к лесопосадке, откуда по еще одной проселочной дороге можно попасть к роковой развилке. Для этого не обязательно торчать на улице, можно глазеть на окрестности в окно.

Поэтому он бежал по заросшему стерней полю, в мокрых до колен брюках от выпавшей росы, в направлении рощицы, которая, как он просчитал, своей юго-восточной опушкой должна соседствовать с «объектом». …Протасов наконец понял, как могло случиться, что Саит угодил в лобовое стекло «Форда», хотя в момент аварии находился, как и он сам, на заднем сиденьи машины. Очевидно, все произошло в те короткие мгновения, когда Протасов обрушился скованными руками на затылок ни о чем не подозревающего водителя. Беслан тогда дернул заложника за свитер сзади, чем, вероятно, спас ему жизнь… Что касается Саита, то он, вероятнее всего, тоже привстал со своего места. Для того, чтобы помочь Беслану вернуть кяфира в прежнее положение. Или воткнуть пленнику нож в спину, под левую лопатку. Не суть важно, о чем он тогда думал. Важно другое: в тот момент, когда Саит привстал с заднего сиденья, «Форд» врезался в дерево, и чеченца швырнуло в лобовое стекло…

Беслан и Саит лежат километрах в четырех от этой рощицы, вдоль опушки которой он сейчас бежит. Один с разбитой головой, другой с ножом в груди. А еще с дырочками, оставленными в черепах девятимиллиметровым калибром. Чтобы не случилось так, как произошло с ним самим, – когда ему удалось избежать гибели на ночном шоссе, – Протасов сделал по каждому из приговоренной им троицы чеченцев по контрольному выстрелу в голову.

Рощица перешла в кустарник. Сизый утренний туман с первыми лучами солнца быстро редел, распадаясь на отдельные бесформенные клубы. Маскируясь зелеными купами кустарника, Протасов подобрался вплотную к невысокой, метра в полтора, ограде. Справа от него, в полусотне метров, находился недостроенный коттедж, смахивающий на макет бункера для военного полигона. В нескольких метрах за оградой, тылом к опушке рощи, находились гаражные боксы, а из-за них выглядывала оцинкованная крыша двухэтажного коттеджа.

Осмотревшись, Протасов перемахнул через ограду. Слегка пригнувшись, держа чуть на отлете руку с пистолетом, на который был навернут «глушак», перебежал к тыльной кирпичной стенке гаража. Здесь на короткое время замер, прислушиваясь.

Сторожевого пса, судя по всему, они тут не держат. Это не могло не порадовать Протасова. Псина наверняка учуяла бы чужого и подала знак своим хозяевам. А у Протасова, чтобы успокоить полкана до того, как тот зайдется бешеным лаем, не было при себе ни снайперского «винтореза», ни даже «калаша» с оптикой и глушителем, который так пригодился ему в ходе осуществленной на пару с Бадуевым акции.

Определенно, кто-то возился в гараже… Протасов обошел угол гаража.

Двигался он сторожко, не выпуская также из поля зрения ту часть коттеджа, которая ему была сейчас видна. Пистолет с навернутым глушителем он теперь держал двумя руками. Еще один «ствол», отобранный им у Беслана, выглядывал своей ребристой рукоятью из-за пояса, так, чтобы его можно было выдернуть в случае необходимости и тут же пустить в дело.

В гараже возился какой-то чеченец, но не Ваха Муталиев. Присев на корточки, находясь спиной к распахнутым гаражным дверям, он шлифовал какой-то тряпицей и без того сияющий молдинг «Чероки». За неимением скакуна джигит решил почистить железную лошадку…

Почувствовав что-то, вайнах резко обернулся.

Раздался смачный хлопок. И еще один… Двумя выстрелами Протасов сбил вайнаха с корточек на землю. Подошел к нему и с близкого расстояния сделал контрольный выстрел.

Он хотел уже наклониться к своей жертве, чтобы проверить, есть ли у вайнаха при себе документы и оружие. Но в этот момент услышал, как хлопнула входная дверь коттеджа. А следом и звуки приближающихся шагов.

Ваха Муталиев, войдя в гараж, вдруг застыл у входа, увидев лежащего на боку подле «Чероки» вайнаха. И человеческий силуэт справа от себя, разросшийся вдруг до размеров огненного шара – который взорвался мгновением спустя у него в груди.

Протасов подошел к упавшему навзничь чеченцу.

– Напрасно, Муталиев, ты плохо говорил про моих родителей.

Меркнущий взор вайнаха был направлен на черный зрачок пистолета.

– Будет не так, как ты хотел, – сказал Протасов. – А по-другому, как ты заслуживаешь.

После чего добил Муталиева выстрелом в голову.

Тамара, скукожившись и обхватив плечи руками, сидела в кресле. Ее по-прежнему всю колотило. И от расшалившихся вконец нервов, и от пропитанного сыростью холода, который вошел в ее тело за те показавшиеся ей вечностью часы, что она провела в «одиночке»…

Тимур насыпал в чашку две ложки растворимого кофе и залил его кипятком из электрочайника. Тамара на этот раз не стала отказываться и выпила обжигающий нутро напиток. Но ее все равно продолжало колотить.

Бухгалтер, понимая, в каком состоянии находится девушка, оставил ее на время в покое. Чеченец выжидал, как и Ваха Муталиев, который пару раз заходил к ним в помещение, о чем-то коротко переговаривался с Тимуром и опять куда-то уходил. Что же касается девушки, то ничего хорошего для себя она уже не ждала.

Тамара все прекрасно осознавала. Она ясно видела край пропасти, разверзшейся у нее под ногами. Тимур и Ваха ожидают возвращения своих подручных, которые повезли куда-то Сашу Протасова. Как только они вернутся, Тимур прикажет перевести заложницу в другое место. А потом, рано или поздно, вскроется, что Тамара Истомина водила их за нос, что нет у нее на офшорных счетах этих пятидесяти миллионов долларов, а значит, она не сможет удовлетворить аппетиты Ильдаса Хорхоева.

Да, им кое-что удалось выяснить в Англии, Ильдасу и его людям. Но из всей добытой информации ими были сделаны ошибочные выводы. Вот же кретины… Откуда у нее может взятьсяпятьдесятмиллионов долларов?!

Одно время папа сам занимался благотворительными проектами. Он выделял на эти цели какие-то финансы, а назначенные им люди осуществляли конкретную адресную помощь – таковая оказывалась не только нуждающимся чеченским семьям, хотя отец, конечно, не мог не поддерживать материально свой страдающий от военных тягот народ…

Увидев, что дочь тоже горит желанием поучаствовать в столь благородных акциях, Руслан Хорхоев стал постепенно вводить ее в курс дела, а также доверять ей расходование на эти цели определенных, поначалу не слишком значительных денежных средств. С одним условием: никаких самостоятельных поездок в регион Северного Кавказа! Все операции организованный ею Фонд должен производить через британского менеджера, имеющего опыт подобной деятельности.

Постепенно отец увеличивал размер денежных средств, которые его дочь через свой Фонд и тбилисский филиал пускала на благотворительные цели.

Папа предупреждал ее, что в первое время у нее не все будет получаться и что некоторая часть этих денег попросту не дойдет до конкретных адресатов – в форме продовольствия, одежды, медикаментов…

Но это неизбежный этап в ее жизни. Он верит в способности своей дочери и знает, что в будущем, когда она многому научится на собственном опыте, у нее все будет получаться наилучшим образом.

За жизненный опыт, говорил папа, всегда приходится чем-то платить.

В начале этого года отец сказал, что будет переводить в ее Фонд до пяти процентов денежных средств от суммарной величины каждой заключаемой его компанией сделки. То есть каждый доллар из двадцати, проходящих по финансовой бухгалтерии Руслана Хорхоева, должен быть переведен, сколь бы ни велика сумма заключенного контракта, в гуманитарный Фонд дочери.

Таким образом, когда президент ОАО «Альянс» взял крупный кредит у швейцарских банкиров, он, осуществив известные только ему банковские операции, автоматически перевел на счета нью-джерсийского офшора, подпитывающего учрежденный Истоминой в Британии Фонд, пять процентов от суммы взятого им кредита, то есть два с половиной миллиона долларов.

Но отнюдь не все пятьдесят миллионов, как предполагает излишне горячий, чересчур жестокий и не слишком умный папин брат Ильдас.

Тамара от своего лондонского адвоката, которого ей нашел отец, знала, что двадцать третьего августа – папа продлял сроки каждые четыре месяца, но из-за его гибели они остались неизменными – ей будут вручены некие бумаги, каковые оставил в адвокатской конторе Руслан Хорхоев для своей дочери, оговорив для этой процедуры определенные условия.

Тамара предполагала, что отец включил ее в свое завещание. Папа не раз заявлял ей, что большие деньги портят людей. Не всех, конечно… Но опыт России показывает: многие быстро разбогатевшие люди находят своим деньгам не лучшее применение…

Но тот же папа как-то сказал ей, что если его вдруг не станет, то его дочь, и дети его дочери, никогда и ни в чем не будут нуждаться.

Но что толку сейчас об этом думать? Ее и раньше не cлишком интересовали папины капиталы и папина нефтяная компания. Ей нужен был Руслан Хорхоев, сильный, надежный, мудрый, любящий отец, а не его миллионы…

Так что пятьдесят миллионов долларов, чтобы заткнуть ими пасть этим ублюдкам, взять ей решительно негде.

Тимур стал выказывать некоторое беспокойство. Он уже несколько раз бросал взгляд на наручные часы, затем принялся о чем-то шептаться с Вахой. Муталиев, кивнув головой, ушел. Тамара из всего этого сделала вывод, что трое вайнахов, которые повезли куда-то Протасова, все еще не вернулись. И что Тимур начинает тревожиться по этому поводу.

Чеченец подошел к окну, снабженному жалюзи. Но звук открываемой двери заставил его обернуться. Тамара тоже посмотрела на дверь. И тихо сказала: «Ой!» На пороге стоял Протасов. В мокрых выше колен брюках, на которые налипли травинки. В бесформенном сером свитере. С разбитыми запекшимися губами и синяками под глазами.

Но с пистолетом в руке.

– Руки на затылок, Тимур! – скомандовал он. – Тамара, оставайся пока в кресле!

Тамара, даже если бы и захотела, вряд ли смогла бы сейчас подняться с кресла. Ее будто столбняк поразил. Она даже моргнула изумленно – не привиделся ли ей часом Протасов?

Тимур, налившись мертвенной бледностью, медленно поднял руки, затем заложил их, как ему было сказано, на затылок.

– Лицом к стене!

Тимур выполнил и эту команду.

Протасов подошел к чеченцу сзади и треснул его по затылку рукоятью пистолета. Тимур, оседая, стал заваливаться влево, но Протасов успел поймать его за руку и помог аккуратно опуститься на пол.

Отомстив последнему из оставшихся в живых чичиков за недавний удар дубинкой по голове, Протасов обернулся к застывшей в кресле девушке.

– Что будем делать с этой сволочью? Может, мне пришить его? Или он еще на что сгодится?

Тамара тихо произнесла: «Ши-ит!» Потом наконец вскочила с кресла и бросилась Протасову на шею…

Когда схлынули бурные эмоции, они занялись делом. Оставаться слишком долго на этом Ильдасовом объекте было рискованно. Но и бежать немедленно отсюда, полями и лесами, невесть куда – решение не самое разумное.

Тамара нашла аптечку и забинтовала Саше израненные запястья, сначала обработав ранки йодом. Затем Протасов связал Тимуру руки и ноги.

Отперев подвал, поволок чеченца вниз, в темницу, не особенно заботясь о сохранности его костей и шкуры. Закрыл его в той самой камере с кандалами, где недавно содержали его самого. Но заковывать в цепи не стал – не было времени.

Он запер дверь камеры, решив прихватить ключи от темницы, как вдруг услышал донесшийся откуда-то слабый мужской голос…

В доме нашлось кое-что из одежды, поэтому старика удалось приодеть. Тамара, правда, сообщила, что обнаруженный Протасовым в темнице человек никакой не старик, а ровесник и друг ее отца. И что зовут его Николай Дмитриевич Рассадин.

– Все это очень хорошо, – сказал Протасов, последние несколько минут выказывавший нетерпение. – Я очень рад! Но давайте, дорогие мои, делать отсюда ноги!

Протасов решил, что ноги им сподручнее всего будет делать на трофейном «Чероки». Затея, конечно, опасная – вдруг гаишники на шоссе тормознут? – но шататься такой компанией по окрестным полям и лесам да наводить справки у местных, как выйти к ближайшей станции, опасно вдвойне.

Какое-то расстояние можно будет покрыть на «Чероки», потому что им нужно как можно скорее и как можно дальше убраться от Ильдасова объекта. После того, как удастся определиться, где они сейчас находятся, – джип следует бросить. После чего…

Там будет видно.

Протасов сел за руль, Тамара в кресло пассажира, Рассадин устроился на заднем сиденье. Александр тоже успел переодеться: рубашку он нашел в доме, а кожанку отобрал у Тимура. На голову надвинул кепи.

На переносице – изъятые у того же Бухгалтера солнцезащитные очки. Но все равно заметно, что рожа – битая.

Рассадин выглядел не лучше со своей клочковатой бородой и землистого цвета лицом. Хотя они наспех умылись в доме, прежде чем оставить «объект», заперев на замки все двери, в салоне джипа все равно ощущался запашок подземных казематов.

Тамара внешне выглядела поприличней остальных. Хотя и тени под глазами, и сами глазки покраснели из-за двух бессонных ночей…

Девушка хотела сесть за руль, но Протасов не позволил. Во-первых, Тамара, пусть и выглядит приличнее, настолько возбуждена, что способна врезаться в первый же фонарный столб. Непременно врежется, поскольку – это во-вторых – она привыкла к британскому левостороннему движению. И в-третьих, командир здесь Протасов, а значит, ему и рулить.

Сотовый Ахмада Бадуева, номер которого был известен Тамаре, не отвечал (кроме всего прочего, Протасов отобрал у Тимура и его мобильник). Это можно было истолковать двояко. Либо Ахмад лишился своего сотового, либо он намеренно отключился, потому что существовали какие-то неизвестные Тамаре и Протасову обстоятельства, касающиеся этого телефонного номера.

Протасов позвонил своей тетке, предупредил, что приедет не к ней в дом, а на дачу, и что будет не один.

– А я была на той даче, – сказала Тамара, внимательно прислушивавшаяся к разговору. – Меня там мой папа и твой отец, Дмитрий Протасов, прятали…

– Послушайте, молодой человек, – донеслось сзади. – Александр, да?

Гм… Так ваш отец, значит, Дмитрий Протасов?

Протасов, зацепившись взглядом за дорожный указатель, свернул в направлении Фрязева.

– Блин! – сказал он несколько мгновений спустя. – Да закройте вы пока эти шкафы с семейными «скелетами»! Давайте для начала разберемся в текущих делах! А уже потом, в более подходящей обстановке, предадимся фамильным легендам…

Глава 23

Сотрудник спецотдела ЭМ фирмы «Аркада» осуществил важный перехват в 08.47 по московскому времени. Перехват телефонных переговоров велся по списку, составленному Сергеем Чертановым и утвержденному руководителем центрального московского офиса «Аркады». В этом списке значилась с недавнего времени некая Зарубина Ольга Анатольевна, завуч средней школы, проживающая ныне с семьей в подмосковном городе Орехово-Зуево.

Родная тетя Александра Дмитриевича Протасова.

Сотовый телефон, с которого звонили госпоже Зарубиной, был зарегистрирован на имя Тимура Аслановича Шерипова, имеющего временную прописку в г. Долгопрудный Московской области.

Но субъект, звонивший госпоже Зарубиной О.А., был идентифицирован службой ЭМ не как Шерипов, а как Александр Протасов, племянник этой женщины.

Из содержания перехвата можно было сделать уверенный вывод, что Истомина Т. А. в данное время находится с Протасовым и их путь лежит в Орехово-Зуево. Вернее, в небольшой дачный поселок, расположенный неподалеку от указанного населенное пункта, где семья Зарубиных с 1983 года имеет свой садовый участок с небольшим кирпичным домом.

Эту информацию следовало немедленно сообщить Чертанову. Сотрудник службы ЭМ, не дозвонившись в офис, расположенный в Мневниках, тут же позвонил Чертанову по сотовому телефону (у Сергея Иваныча, как и у других ответственных сотрудников, трубка была снабжена микрочипом, осуществляющим функции декодера).

Двое сотрудников «Аркады», ожидавшие на конспиративной квартире соответствующей команды от своего шефа Сергея Чертанова, были несколько удивлены, когда последний, вместо того чтобы позвонить, сам вдруг наведался на «явку».

Сотрудник, открывший ему дверь, был также озадачен тем, что шеф появился здесь не один, а с каким-то незнакомым мужиком. Но Чертанов – начальник, ему виднее…

Чертанов вошел в прихожую конспиративной квартиры первым, а чернявый незнакомец, которому с виду было лет тридцать пять, вслед за ним, прикрыв за собой дверь.

Сотрудник, отступив в гостиную, где находился его коллега, бросил на начальство вопросительный взгляд: «Что это за хрен пришел с вами? И почему без звонка?» Выступивший из-за спины Чертанова Бадуев, несколькими выстрелами из снабженной глушителем «беретты» разложив сотрудников «Аркады» по обе стороны стола, снял все имевшиеся у этих молодых подтянутых людей вопросы.

Именно в этот момент, когда Чертанов был на грани обморока, в его кармане запиликал сотовый телефон – получите экстренное сообщение о важном перехвате!

– Умница, Чертанов! Все ж Комитет неплохо учил свои кадры…

Молодец, говорил со своими четко, как по написанному!

Ахмад Бадуев, свесив ноги, сидел на столе, по обе стороны которого – один ничком, второй на спине – лежали подчиненные Чертанова. Разговору они уже не могли помешать. Ахмад сунул пистолет под куртку, предварительно отвинтив глушитель. Держать Чертанова постоянно на мушке не было необходимости. Потому что на мушке была его семья.

Бадуев не только похвалил своего визави, но еще и набрал номер сотового Абдуллы. Учитывая тот уже несомненный факт, что «Аркада» прослушивает телефонные номера фигурантов дела «Истомина, Хорхоевы и К«198» – Ильдасу такое было не по зубам, хотя и он суетился в плане прослушки, – приходилось пускаться на различные уловки. Свой новый сотовый, не попользовавшись им и сутки, Ахмад отключил. И теперь он, Абдулла и некоторые сотрудники Абдуллы использовали трубки, зарегистрированные на людей, о чьем существовании «Аркада» и не подозревала.

Когда Абдулла отозвался, Ахмад коротко рассказал ему о «перехвате» и спросил, может ли тот немедленно отправиться сам или отправить надежных людей в Орехово-Зуево, чтобы встретить там, а в случае необходимости и защитить двух молодых людей.

Абдулла сказал, что все организует.

Что касается Бадуева, то он не хотел прерывать эту затею с Чертановым.

У него с Сергеем Иванычем установился, кажется, «доверительный контакт». Если подключить для дальнейшей работы с гэбистом других людей, то это чувство «взаимопонимания» может убавиться в силе или вообще пропасть.

Да и времени на подобные маневры не осталось.

Чертанов ощущал себя сейчас как боксер на ринге, пропустивший нокаутирующий удар. Не хотелось верить своим глазам. Двое его сотрудников, с которыми он ездил в командировку на Северный Кавказ, убиты. И погибли они по его вине.

Но какое ему дело до этих парней из его новой фирмы, которые умерли с тем же тупо-серьезным выражением лиц, что и жили? Он понимал, что его пробили, вероятно, в ходе посещения лагеря «Северный» в станице Слепцовской. И что теперь им занимается один из самых крутых боевиков покойного Руслана Хорхоева, которого, в свою очередь, прикрывает команда, составленная сплошь из чеченцев.

На кону сейчас стоит жизнь жены и детей. И если для спасения родных потребуется сдать еще кого-нибудь, он это сделает, как проделывал, случалось, подобные вещи и в прошлом. Да кто они ему, все эти «тупо-серьезные»? Десятки таких деятелей прошли через его жизнь, иные уже далече… А вот семья у него – одна. И этот черт Бадуев все прекрасно просчитал…

Чеченцы – известные головорезы. Сами смерти не боятся и других с легкостью жизни лишают…

Ну ничего… Если удастся спасти семью и самому как-то отмазаться от Бадуева – придется ему крупную суммочку отвалить, никакой чеченец от выкупных денежек не откажется, – то потом «Аркада» так наедет на московских чеченов, а главное, на семейку Хорхоевых и их друзей, что мало этим чернозадым не покажется.

– Ну что, вспомнил адрес? – поинтересовался Бадуев. – Куда дальше путь держим?

Чертанов весь взмок: такое впечатление, что он час провел в сауне, не снимая костюма. Забыв про носовой платок, он вытер потный лоб ладонью.

Потом, тяжело вздохнув, отрицательно покачал головой.

– Нет никого больше, Ахмад. Поверь мне на слово…

Бадуев криво усмехнулся.

– Те, кто верили тебе на слово, Чертанов, давно гниют в земле…

Слушай сюда! Эти двое, как я понял, должны были ликвидировать Истомину…

– Не обязательно ликвидировать, – поморщившись, сказал гэбист. – Есть же разные варианты…

– Знаю я твои варианты! – хмыкнул Бадуев. – Еще должна быть как минимум одна «лежка»! Против кого собрались «работать»?! На кого у тебя «заказ»? Не слышу!

– Пока не определились, – выдавил из себя Чертанов.

– Но люди твои, я так понимаю, уже на «товсь»?

Чертанов, хмуро посмотрев на чеченца, промолчал. Бадуев укоризненно покачал головой. Затем взял в руку сотовый и начал набирать номер своего сообщника, контролирующего жену и детей Чертанова.

– Значит, так, – произнес он в трубку по-русски, чтобы и Чертанов понимал, о чем речь. – Придется казнить одного ребенка! Кого именно? А это мы сейчас у родного папы спросим…

Лицо Чертанова перекривила судорога ненависти.

– Поехали, нохча, – процедил он сквозь зубы.

– Куда?

– Город Железнодорожный.

Вторая «лежка» обнаружилась на окраине Желдора, в районе станции Кучино. Бадуев быстро оценил все преимущества избранного Чертановым для временной базы места. Стоило двум молодым людям, натренированным на подобные дела, перейти Носовихинское шоссе, далее перебраться через железнодорожную колею – и они в подмосковном лесу. С белыми березками и медноствольными соснами. И вписанными кое-где в лесистый ландшафт загородными особняками. Дом – рядышком, пешочком всего минут двадцать. Оружие можно захватить с собой, положив на дно спортивной сумки. Или вытащить из тайника, оборудованного в тех местах загодя. Это – не проблема.

Искирхан Хорхоев, верующий в Аллаха, молится, как и положено правоверному, по пять раз на дню. Чаще всего Хан творит молитву на специальном коврике возле беседки, с тыльной стороны особняка. По слухам, глава рода Хорхоевых намеревался устроить молельное помещение в самом доме, но из-за того, что его дети и внуки живут отдельно, своей жизнью, он отказался от этого замысла.

Убийцам не нужно было ждать удобного случая. К примеру, когда Хан покинет свой дом, отправившись по делам в Москву. Если будет отдан приказ на ликвидацию главы рода Хорхоевых, а к этому все и шло, то самое удобное – застрелить старика во время молитвы. Для подготовленного снайпера это пустяковое задание.

Когда можно заграбастатьоченьбольшие деньги, а завладеть чужой, ставшей после гибели хозяина едва ли не безхозной собственностью мешают лишь старик и девушка, то стоит ли экономить на патронах? Всего два выстрела, две смерти, и все проблемы будут решены…

События в Желдоре протекали точно по такому же сценарию, что и на прежней «лежке». Потенциальные убийцы стараниями Бадуева, а заодно и их начальника Чертанова, сами превратились в жертв.

В «адресе» Бадуев нашел чемоданчик, в котором хранился в разобранном виде ВСС «винторез», а также обнаружил два комплекта оптики, дневной и ночной. Таким образом, его предположение, что готовилась акция по устранению Искирхана Хорхоева (возможно, и его секретаря Абдуллы), обрело теперь вескую доказательную базу.

– Что теперь? – угрюмо спросил Чертанов.

Бадуев бросил на него задумчивый взгляд.

– Полагаю, чекист, пора посетить твой офис в Мневниках…

Спустя примерно час они вдвоем вошли в чертановскую контору.

Там все сохранилось в том же виде, как было ранним утром, когда Сергей Иваныч опрометью выскочил из своего офиса, стремясь вписаться в назначенный ему временной норматив.

Увидев, что Бадуев упаковывает в принесенную с собой сумку ноутбук, хозяин кабинета про себя чертыхнулся. Вот же олух царя небесного…

Прежде чем выскочить из конторы, мог хотя бы дискетку вытащить из компьютера! Хотя что уж теперь переживать? Снявши голову, по волосам не плачут.

Ахмад хозяйничал в гэбистской конторе, как у себя дома. Забрав у Чертанова ключи от сейфа, выгреб все его содержимое в ту же большую черную сумку. Взял фирменный бланк и сам себе выписал пропуск на вынос вещей, чтобы сидящий внизу вохровец, охраняющий вход в здание, где расположены офисы полутора десятков фирмочек и агентств, не прицепился к его поклаже.

Положив пропуск в карман, он проверил ящики стола. В одном из них обнаружил предмет, заставивший его удивленно поцокать языком.

– Так, так… Ты, я вижу, чекист, свой хлеб не зря в «Аркаде» жевал…

Недаром вам такие деньжищи платят… Где достал эту штуковину?

– Во Владикавказе, – выдавил из себя Чертанов. – Мент один тамошний преподнес.

Предмет, обнаруженный Ахмадом в ящике чертановского стола, был собственностью Протасова. Да, да, та самая «ладанка», которую однажды он уже держал в своих руках… Вот только пулевой отметины на ее поверхности тогда не было.

В том же ящике он обнаружил томик стихов Бернса на английском. Бадуев на секунду задумался. Кажется, он книжку видел у Тамары.

– Это Истоминой книжка, да? Оттуда же, из Осетии?

Чертанов лишь неопределенно пожал плечами.

– Ну, ну, – хмыкнул чеченец. – Глубоко, вижу, копаете… Работаете, как для себя. «Ладанку» и книгу он положил в сумку. Затем закрыл ее и поставил у входа.

– Надеюсь, все? – напряженным голосом спросил Чертанов. – Тогда прикажи, Ахмад, чтобы твой человек ушел из тещиной квартиры.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Бадуев. – Ты прав, чекист, пора закругляться.

Ахмад набрал нужный номер телефона и распорядился, чтобы вайнах покинул квартиру Анны Тимофеевны.

Сделав это, он положил трубку в карман.

– Как видишь, Чертанов, я держу свое слово.

Чертанов облегченно вздохнул. Вообще-то он не верил чеченцам. Никогда и ни при каких условиях. Но Бадуеву почему-то поверил.

– Спасибо, Ахмад… Слушай, дорогой… Давай поговорим с тобой, как деловые люди. Ты хочешь денег? Скажи, сколько? Кстати… Я могу быть полезен и твоему новому хозяину. Ну, ты понимаешь, о ком я говорю.

Бадуев, стоя спиной к нему и лицом к выходу, казалось, совершенно его не слушал.

– Ты уходишь, да? – обрадовался Чертанов. – Ну и то… Уговор есть уговор…

Ахмад обернулся к нему всем корпусом.

– Я обещал, чекист, отпустить твою семью…

Чертанов с ужасом уставился на зрачок пистолета, который зловеще смотрел прямо на него.

– Но насчет тебя, Чертанов, уговора не было. …Это был тот редкий случай, когда убийство человека доставило Бадуеву чувство глубочайшего удовлетворения.

Глава 24

Во Фрязеве они сели в электропоезд, следующий в Москву.

Протасов не очень хорошо представлял себе, что им делать дальше. К тому же давали знать о себе нервные и физические перегрузки, выпавшие на его долю в последнее время. Один только утренний эпизод, когда он счастливо спасся, устроив аварию на развилке, чего стоит…

Он решил, что какое-то время, пока мозги не встанут на место, он и его собратья по несчастью перекантуются на теткиной даче. Там есть кирпичный дом, в котором можно жить даже зимой. Никому и в голову не придет – тому же Ильясу, к примеру, – что они найдут там себе временное убежище. Папина сестра Ольга надежный человек, хотя и училка, но из семьи, где мужчины всегда служили в органах или спецслужбах. Она не проговорится и глупостей не наделает. К тому же дольше суток, максимум двух, они там не задержатся.

Николай Дмитрич четко косил под скромного пенсионера, высохшего и изнуренного из-за постоянного недоедания, поскольку на нынешнюю мизерную пенсию таким старикам приходится перебиваться с хлеба на воду.

Рассадин все ж таки крепкий мужик. Два месяца провел в Ильдасовой темнице! Если бы не суровая закалка, какую он получил еще в молодости, когда приходилось, скитаясь с партией по глухой тайге, экономить продукты, вряд ли он смог бы перенести такое испытание… А так, хотя и выглядит изможденным, ходит на своих двоих, без посторонней помощи.

В электричке, слава богу, оказались свободные места. «Дедок» вроде как не с ними ехал, усевшись у противоположного окна. И то дело: если бы они кучно сидели, с помятыми физиономиями, – а у Протасова еще и битая, – то их странная компашка наверняка обратила бы на себя внимание других пассажиров.

Протасов почти всю дорогу держал перед собой газету. На самом деле он прикрывался ею, не прочтя и строчки. Но на него, кажется, никто особо внимательно не смотрел.

Большинство людей именно так и устроены: увидев мужика с разбитой мордой, сразу отводят глаза в сторону, чтоб не случилось каких эксцессов из-за их любопытства.

Тамара безмятежно спала у Протасова на плече. Ей снилось, что они с Сашей в доме Бадуева занимаются любовью… Так вот, сон ее, в принципе, оказался не про «это». Хотя «это» составило львиную долю содержания ее сна, в действительности он оказался совсем про другое.

Выяснилось это уже в самом конце, в финальной части сновидений, когда электричка, сбавляя ход, вползала в межперронное пространство Курского вокзала.

– Саша, я звонила Хану.

– Да? – рассеянно произнес Протасов, помогая ей, а заодно и Николаю Дмитричу выбраться на перрон. – И что?

– Нет, ты меня не понял. Я звонила Хану в тот вечер, из поселка Мозжинка…

Они уже обогнули тот угол вокзала, где находятся кассы пригородных поездов, когда до Протасова наконец дошло.

Он встал как вкопанный. Остановились и двое его компаньонов. Чтобы на мешать людскому потоку, он взял их за руки, как детей, и отвел в сторонку.

На этот раз Протасов сказал не «блин!», а кое-что позабористей. Но тут же, спохватившись, извинился за свой лексикон.

– Я дура, да? – Тамара бросила на него виноватый взгляд. – Вылитая крэйзи. Ши-ит…

– Да при чем тут ты, Тамара?! Если и есть тут «крэйзи», то это я. – Протасов для убедительности постучал по своей прикрытой бейсболкой голове. – Ахмад велел мне стеречь тебя, а я…

Он в сердцах махнул рукой.

– Тамара, ты уверена, что Хан сам не организовал этот очередной наезд на тебя? И что он не в курсе всех действий Ильдаса?

Тамара бросила на него серьезный взгляд.

– Я в такое – не верю!

– Я тоже, – неожиданно подал голос Рассадин. – Ни за что не поверю, что Искирхан Хорхоев способен на такие вещи.

Протасов задумчиво дотронулся рукой до челюсти – она все еще побаливала, равно как ребра и подбрюшье.

– Что ж получается? Ильдас прослушивает своего отца?

Выдав эту реплику, он опять хлопнул себя по лбу.

– Вот же черт… Боюсь, к моей тетке сейчас нам опасно ехать. Если пошли такие крутые напряги, то могут и там вычислить. Надо будет перезвонить ей и сказать…

Он почесал в затылке, но ничего умного в голову ему не пришло.

– Ладно, потом что-нибудь придумаю… Так, так… Вот это поворот событий! А я-то думал, как это Ильдас с Вахой нас уже в Подмосковье вычислили…

– Надо ехать к Хану, – сказала Тамара. – Боюсь, кроме него нас никто не защитит. Тем более что мы не знаем, где сейчас Ахмад и как с ним можно связаться.

– Умная мысль, – негромко произнес Рассадин. – Я считаю это единственным возможным выходом в данной ситуации. Только Хан может остановить своего сына…

– Где живет Хан? – спросил Протасов.

– Недалеко от Желдора, в загородном доме, – сказал Рассадин. – Кстати, Александр… Можно, конечно, и на такси туда отправиться. Но раз уж мы на Курском, то проще махнуть туда электричкой.

– Да, я помню, – кивнул Протасов. – Мы проезжали Желдор… А вы не подумали о том, что дом самого Хана может оказаться под наблюдением?

Тамара, ты слышишь, что я говорю?

Но девушка его уже не слушала. Чуть раскрыв рот, она смотрела куда-то вдаль, словно увидела там нечто чрезвычайно интересное.

– Москва, – наконец сказала она. – Послушайте… Это же – Москва!

Протасов недоумевающе пожал плечами.

– Понятно, что не Париж или Лондон… Ну Москва… И что?! Нам, Тамара, сейчас не до московских красот!

Девушка задумчиво поцокала язычком.

– Это хорошо, что мы в Москве, – сказала она. – Я здесь не была с двенадцати лет… Надеюсь, за это время здесь открылось хоть одно интернет-кафе?

Сели в такси возле вокзала и поехали искать.

Протасов сначала не врубился, в чем тут дело, но когда понял, что придумала Тамара, удивленно покачал головой. Он успел как-то подзабыть, что госпожа Истомина – «бизнес-вумен». Умная и хитренькая… Хотя иногда попадает в крупные переделки.

Выяснилось, что заведений такого типа в столице – тьма-тьмущая.

Таксист косился то на Протасова, который сидел рядом, то на сидящего сзади странного вида старикана.

– Хулиганье, – пояснил Протасов, – Вчера вечером у самого дома отделали…

Он вручил нервничающему шоферу пятисотрублевую купюру.

– Бывает… – сказал тот, пряча деньги в карман. – А долго еще тут будем стоять?

Протасов подумал и добавил еще одну пятисотрублевку. Деньги ему достались от «Тимура и его команды». Причем их было столько, что он мог купить эту тачку вместе с шофером. Положив в багажник остаток денег.

– А что, тебе разве плохо, командир? – спросил он.

– Не-а, нормально, – сказал тот, пряча и эту купюру. – Я просто так спросил.

Тамара вышла из дверей, над которыми висела соответствующая вывеска, минут через сорок. Протасов вылез, открыл ей заднюю дверцу, усадил на сиденье, потом вернулся на свое место.

– Ну что? – спросил он.

– Я вышла на их сайт, – сказала Тамара, – Я от отца знала про эту фирму, а тут еще Николай Дмитрич внес окончательную ясность… Как только бросила им сообщение, почти сразу же отозвались!

– У Абдуллы офис на Полянке, – добавил Рассадин. – Он ближайший помощник Хана и очень надежный парень.

– Отлично! – Протасов возбужденно пощелкал пальцами, но тут же обернулся к Тамаре: – А что, собственно – «отлично»? О чем ты с ними договорилась, Тамара? Куда нам дальше ехать?

– Сказали – ждать здесь. Скоро за нами должны приехать…

Глава 25

Искирхан Хорхоев, как и многие другие участники этих событий, провел бессонную ночь. С течением времени, когда появлялись все новые сведения, касающиеся не только подлых действий Ильдаса, но и зловещих замыслов «Аркады», а также тех находящихся за рубежом дельцов, кто стоит за этой фирмой, постепенно все становилось на свои места.

Стало уже очевидным, что деловая разведка Бориса сделала тот же ошибочный вывод, что и Ильдас Хорхоев. Вывод же этот заключался в том, что Тамара Истомина, дочь президента ОАО «Альянс», якобы получила после смерти отца полный доступ к его банковским счетам. В том числе и к тому секретному счету, на который Руслан Хорхоев перевел пятьдесят миллионов долларов, взятых в кредит у швейцарских банкиров, со сроком погашения кредита и процентов по нему первого сентября текущего года.

Якобы средства эти находились в офшорной зоне острова Нью-Джерси, резидентом которой являлась в том числе и Тамара Истомина, имеющая британский вид на жительство.

Основываясь на этом ошибочном предположении, аналитики Бориса выстроили определенную стратегию захвата нефтяной компании «Альянс», которая, в силу возникших после гибели ее президента финансовых трудностей, казалась олигарху легкой добычей. Конкретное силовое осуществление разведывательных и прочих мероприятий было поручено московской фирме «Аркада», укомплектованной отборными кадрами, имеющими большой опыт работы в различных спецслужбах.

По ходу этой деятельности разведка «Аркады» добыла сведения, что Тамарой Истоминой интересуются также структуры, связанные с чеченским кланом Хорхоевых. Возникло опасение, что если Хорхоевы первыми доберутся до наследницы, то они крепко насядут на свою родственницу и заставят ее вернуть в семейную кассу эти злополучные пятьдесят миллионов долларов…

Представить дальнейшее развитие событий не составляло никакого труда.

Руководство «Альянса», те же Хорхоевы, отец и сыновья, аккуратно, в срок, погасят взятый у швейцарцев кредит и выплатят оставшиеся проценты. Следовательно, контрольный пакет акций, находящийся нынче в залоге у московских банкиров, известных своими деловыми связями с Борисом, вновь станет собственностью клана Хорхоевых. Если события будут протекать именно по такому сценарию, то хорхоевская нефтяная компания, этот лакомый кусочек стоимостью как минимум полмиллиарда долларов, может элементарно уплыть мимо алчущих ртов опального олигарха и его партнеров…

К тому же ОАО «Альянс», имеющее трех «дочек» в Южной Сибири, в республике Т., чьи недра переполнены «черным золотом», реально имеет намного большую суммарную стоимость, чем скалькулированные экспертами Бориса полмиллиарда долларов США. Тот факт, что в московский офис «Альянса» несколько дней назад наведались люди из «Халлибертон», сколь бы «секретными» ни были такого рода контакты, на самом деле секретом долго оставаться не может. Не исключено, что Борис и его партнеры пронюхали кое-что об интересе «Халлибертон» к республике Т. – по информации Абдуллы, полученной из Кызыла, в автономии недавно побывали «лазутчики» из ЛУКОЙЛа, ЮКОСа и Сибнефти.

Неудивительно поэтому, что в качестве одного из главных препятствий для захвата чужой собственности кое-кто склонен рассматривать также и восьмидесятидвухлетнего профессора Искирхана Хорхоева…

Пора, однако, было звонить во Францию, человеку, которому несколько часов назад доставили через одного его помощника «посылку» из Москвы.

Ждать соединения Искирхану Хорхоеву пришлось недолго: такое впечатление, что абонент в ожидании важного звонка держал трубку телефона под рукой.

Возможно, Хану показалось, но из трубки донесся не только легко узнаваемый голос, но и острый запах пота: Борис, когда его дела шли неважно, когда ему грозили серьезнейшие неприятности, всегда покрывался липкой испариной.

– Э-э… Хорошо, что вы позвонили, Искирхан… Извините, запамятовал ваше отчество.

– Можешь звать меня просто господин Хорхоев, – сказал Хан.

По первым же словам Бориса, по его встревоженной интонации Хан понял, что «посылка» дошла до адресата. И что последние несколько часов были не самыми лучшими в жизни его нынешнего собеседника.

– Как твоя семья, Борис? – поинтересовался Хорхоев. – Как твои дети?

Надеюсь, здоровы? Как твоя молодая жена? Как сам?

Хотя старейшина говорил негромким спокойным голосом, его слова были как раскаленные гвозди, которые он поочередно всаживал по шляпку в лысеющий гениальный череп своего собеседника – впрочем, гениальность Бориса была изрядно замешана на подлости, беспринципности и злодействе.

– Э-э… Спасибо, господин Хорхоев… Кстати… Недавно у меня в парижском офисе был ваш сын Бекмарс. Мы говорили о кредите, который взял у швейцарцев Руслан. Я тут навел через друзей справки… Можем договориться о дальнейшей пролонгации кредита…

Хорхоев про себя усмехнулся.

– Сейчас нет такой нужды, Борис. Мы сами решим… уже решили все свои проблемы. За желание помочь – спасибо. Ты знаешь нашу семью: мы всегда отвечаем добром на добро… И наоборот!

– Э-э… Да-да.

– Тут кое-кто пытается вставлять нам палки в колеса. Но это ведь не твои люди, Борис, верно?

– Нет… Конечно, нет. Э-э… У меня сейчас своих проблем хватает. Мы с Русланом были близкими друзьями, и я никогда бы не пошел против вашей семьи.

– Я рад, что ты все хорошо понимаешь, Борис.

– Да-да… Может, у вас еще какое дело есть ко мне, господин Хорхоев?

– Нет, Борис, никаких дел у меня к тебепоканет. Я позвонил с единственной целью: пожелать тебе и твоим близким крепкого здоровья и долгой… безопасной жизни.

Аркадий, помощник опального олигарха, направлялся из «Шереметьево-2», где приземлился парижский борт, в центральный московский офис фирмы «Аркада» – в аэропорт за ним прислали машину.

Но почти одновременно произошли два события, заставившие этого человека резко изменить свои планы.

Сначала ему дозвонился из Аннабы Борис. Патрон Аркадия, не вдаваясь в детали, дал своему помощнику команду «отбой». Это означало, что вплоть до новых распоряжений Бориса всякие мероприятия «Аркады» по делу «Истомина, Хорхоевы и компания» должны быть приостановлены.

Затем позвонил на сотовый глава фирмы «Аркада». Он сказал Аркадию всего несколько слов, попросив передать трубку шоферу, сотруднику той же фирмы. Тот выслушал инструкции шефа и… повез прибывшего из Франции господина в район Мневники.

На пару с шофером Аркадий поднялся в один из офисов, расположенный на четвертом этаже. Сотрудник, привезший его в Мневники, остался караулить в коридоре, а сам Аркадий прошел в дверь чертановского офиса.

Именно Сергею Чертанову он должен был передать устно инструкции, которые привез из Франции в Москву. Но теперь задание Аркадия теряло всякий смысл: Борис только что дал «отбой», а сам Чертанов был мертв.

Кроме покойника, убитого двумя выстрелами в грудь и одним в голову, в офисе, куда пока не вызывали милицию, находились глава московской фирмы и один из его заместителей.

Аркадий, превозмогая тошноту, подошел к распростертому на полу телу.

Из скрюченных пальцев Чертанова, полусжатых в кулак, выглядывали уголки трех зелененьких банкнот…

– Тридцать баксов, – зачем-то уточнил заместитель главы «Аркады». Хотя должен был бы сказать – «тридцать сребреников».

– Похоже, это не единственная наша сегодняшняя потеря, – сказал руководитель «Аркады», кивком указав на покойника. – Сразу несколько сотрудников почему-то не отвечают на телефонные звонки… Я послал людей, чтобы они проверили по «адресам», все ли там обстоит благополучно…

Помимо подступившей к горлу тошноты, Аркадий ощутил, как меж лопаток у него гуляет ледяной ветерок.

– Все намеченные нами мероприятия по компании «Альянс» отменяются, – сказал он внезапно севшим голосом. – Я вылетаю обратно в Париж… сегодня же, если получится. О том, что я здесь был, равно как и о наших прежних планах – никому ни полслова!

Глава 26

Троицу благополучно доставили в офис Абдуллы на Полянке. Здесь они находились около двух часов. Все трое получили возможность умыться, переодеться, привести себя в относительный порядок. Затем им предложили перекусить бутербродами, предупредив, что вскоре их ждет обильное угощение.

Все это время вокруг них хлопотали двое сотрудников Абдуллы. Самого помощника Хана на месте не было: он, как и Ахмад Бадуев, был занят какими-то важными делами.

Едва Протасов и Тамара поведали появившемуся в своем офисе Абдулле о том, что именно люди Ильдаса захватили их в поселке Мозжинка, а затем поместили в подземную тюрьму, тот извинился и сразу же отправился с кем-то из своих людей на этот Ильдасов объект. Причем Протасов не только объяснил помощнику Хана, где находится дом, в подвале которого их содержали, но и передал Абдулле связку ключей, в том числе и от той камеры, где он запер «бухгалтера» Тимура.

Спустя каких-то четверть часа после отъезда Абдуллы в офисе на Полянке объявился Ахмад Бадуев. Хотя Тамара бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки, Протасов свою девушку к этому чеченцу нисколько не ревновал…

Бадуев крепко пожал ему руку и сказал: «Я знал, Протасов, что ты не только резкий парень, но и надежный человек…» О том, что Протасов лопухнулся в Мозжинке, недоглядев за девушкой, которая по неосторожности воспользовалась телефоном, Бадуев не сказал и полслова.

Потом Ахмад обнял рослого, чуть сутуловатого, малость отощавшего на скудных тюремных харчах Рассадина. Внимательно оглядев «старика», он усмехнулся:

– Были бы кости, а мясо нарастет… Вот увидишь, Николай Дмитрич, мы с тобой еще сходим в тайгу поохотиться на медведя…

После этого Ахмад дал команду «по коням», не сообщив, куда он собирается их везти.

В том не было никакой нужды. Все трое, Тамара, Протасов и Рассадин, и без разъяснений Ахмада прекрасно понимали, куда их сейчас отвезут.

Из офиса выехали двумя машинами: впереди шестисотый «мерс», за ним следовал джип с охранниками.

Вся троица разместилась на заднем сиденье «шестисотого». За рулем был один из сотрудников Абдуллы, Бадуев сидел впереди, в кресле пассажира.

Глазом не успели моргнуть, как перемахнули за Кольцевую дорогу.

Реутово… Салтыковка… Носовихинское шоссе…

Тамара в эти мгновения, когда они приближались к загородной резиденции Искирхана Хорхоева, переживала сложную гамму ощущений… Прежде всего волнение, конечно, но и легкую тревогу – как-то встретит ее глава рода Хорхоевых? …Незадолго до смерти мамы выяснилось, что папины родители, Искирхан и Зулея, живут не где-то «очень-очень далеко», а рядышком, в той же Москве. Однажды они втроем, папа, мама Лариса и Тамара, приехали в гости к папиным родителям – те жили в ту пору в городской квартире, – где по такому случаю был накрыт обильный, по кавказской традиции, стол. Мама Лариса тогда тоже очень волновалась…

Принимали их тепло и радушно, особенно старалась бабушка Зулея.

Зелимхана и Ильдаса, а также их семей – последний, кажется, тогда еще не был женат – при этом не было…

Тамара не знала, о чем говорил с ее родителями глава рода Хорхоевых, которого папа называл – Хан. Но ей запомнилось, что мама была очень довольна этой поездкой. Что же касается самой Тамары, то двенадцатилетняя дочь Руслана воистину была в центре внимания… Хан посадил ее к себе на колени и, погладив по светлой головке, ласково сказал: «Когда ты вырастешь, Тамара, ты будешь очень красивой девушкой. Ты должна знать, девочка моя, что я, Искирхан Хорхоев, всегда буду рад видеть тебя, внучку, в своем доме…» Но Зелимхан и Ильдас убили ее маму, после чего в жизни Тамары, как и некоторых других людей, все пошло кувырком. …Тамара с нетерпением ждала этой встречи с Ханом. Но она опасалась Ильдаса, понимая, что «дядя» теперь ни за что не оставит ее в покое…

Прежде чем Искирхан Хорхоев покинул свою библиотеку, чтобы встретить у ворот дорогих гостей, его успели потревожить еще одним телефонным звонком.

Звонил Абдулла.

– Мы уже находимся на месте, – сказал он. – Нашли Тимура, сейчас он дает показания…

Хан молча ждал продолжения.

– Он только что побывал в мастерской в Реутове, – после паузы произнес Абдулла, не уточняя, о ком идет речь. – Поменял свою машину на разъездной джип. Сейчас движется в нашем направлении. Один…

В трубке повисла тишина. Дальнейшее теперь зависело от Искирхана Хорхоева, отца Ильдаса.

Капали мгновения, как тяжелый расплавленный свинец… Хан вспомнил, как Ильдас двенадцать лет назад поклялся на Коране, присягнув перед лицом Аллаха, что он не будет мстить ни Руслану, ни ближайшим родственникам… Всего за несколько минут до того, как произнести эти клятвенные заверения, Ильдас понес наказание за содеянный им в сговоре с братом Зелимханом поступок. Тяжелое наказание, но минимальное с учетом того, что они вдвоем сделали… «Ты этими пальцами пересчитывал те грязные деньги, что вы с Зелимханом передали убийцам?! – произнес тогда бледный, но спокойный Руслан. После этого он показал характерный жест, будто пересчитывал купюры. – Скажи спасибо отцу, если бы не Хан, я бы тебя убил…» Ахмад, двадцатитрехлетний крепкий парень, держал Ильдаса. Но тот и не вырывался… Он заставил того положить руку на разделочную доску.

Руслан взял нож и отхватил Ильдасу большой и указательный пальцы на правой руке… Хан сразу же перевязал сыну руку, а затем заставил его произнести соответствующую клятву на Священной Книге, ниспосланной Всевышним через своего пророка Мухаммеда…

Вся дальнейшая их жизнь доказала правоту Руслана. Ильдас не сделал выводов из той трагической истории, хотя у него был шанс измениться в лучшую сторону. «Надо ему не пальцы отрезать, – сказал тогда Руслан своему отцу, – а целиком отрезать Ильдаса от нас. Да, будет больно… Но если мы не сделаем этого, то потом будем жалеть».

– Сделай то, о чем я тебе говорил, – наконец произнес в трубку Хан. – И да свершится воля Аллаха…

Затем, смахнув навернувшуюся на глаза слезу, отправился встречать гостей.

«Шестисотый» миновал Кучино. Повернул налево, в сторону Балашихи, и тут же направо, двигаясь теперь по дороге, ведущей в подмосковный лес.

Бадуев вспомнил кое о чем и тут же полез в перчаточный ящик.

– Держи, Александр, – обернувшись, он передал Протасову «ладанку». – Это ведь твоя вещь, да?

Протасов, взяв у него дорогую ему «ладанку», сначала провел пальцем по бороздке, затем бросил на чеченца удивленный взгляд.

– Спасибо, Ахмад… Даже не знаю, как тебя благодарить… Откуда она у тебя?

Бадуев криво усмехнулся.

– Даже не спрашивай, друг. Все равно не скажу…

Затем он вытащил из перчаточного ящика томик стихов Бернса на английском и показал книгу Истоминой.

– Не ты часом потеряла, Тамара?

Девушка взяла книгу в руки, удивленно покачала головой:

– Кажется, я в Осетии ее где-то потеряла… Откуда она у тебя, Ахмад? «Шестисотый» стал мягко притормаживать.

– Приехали! – сказал Ахмад. – Взгляните-ка… Сам Хан встречает нас у ворот!

Тамара напрасно беспокоилась. Хан встретил ее так, будто она была его любимой дочерью, словно между ними всегда существовала родственная близость и полное взаимопонимание.

Но сначала Искирхан Хорхоев поприветствовал двух приехавших с ней мужчин, Рассадина и Протасова… Те, кто хорошо его знали, были бы сейчас удивлены: Хан не принимал с некоторых пор у себя в доме немусульман, но для этих двух мужчин он решил сделать исключение.

Обняв накоротке Рассадина, Хан повернулся к рослому крепкому мужчине, который из уважения к старшему снял с головы кепи и убрал в карман солнцезащитные очки.

– Судя по боевой раскраске, молодой человек, вы настоящий мужчина, – сказал старейшина, улыбнувшись в седые усы. – И воин… Меня зовут Искирхан Хорхоев. Ваш дедушка, Александр, много лет назад спас жизнь мне и моей семье. Я никогда этого не забуду, как никогда этого не забывал мой сын Руслан.

Он подал Протасову свою все еще крепкую руку.

– А за то, что вы оберегали жизнь моей внучки, я постараюсь отблагодарить вас так, как только смогу…

Наконец старейшина повернулся к девушке, которая, прижимая к груди томик Бернса, смотрела на него полными слез глазами.

Искирхан Хорхоев сам сделал к ней первый шаг, затем заключил девушку в объятия.

– Здравствуй, внучка, – сказал старик дрогнувшим голосом, с трудом сдерживая на людях свои слезы. – Если бы ты только знала, дорогая моя девочка, как я рад тебя видеть…