И смертные захватили его врасплох, и ангел в преклонных годах рассыпался листьями по ветру.
Для тех, кто знает, что обитатели ада и рая — не более чем политзаключенные, что закон так же не поддается прогнозам, как и погода на будущий год, зато бывшие смертные, наоборот, полностью предсказуемы, Южный Лондон всегда был площадкой для игр.
— Не думай так громко, а то он услышит — если ему это нужно.
Младший, мальчик, запрокинул голову, подставляя лицо под дождь с ароматом истлевших костей; в ночных вихрях он видел воздух, сочный и пряный.
— А ты?
— Он вообще не узнает, что я здесь была, — сказала девчонка из Франции. — Он меня не улавливает.
— Ты, наверное, сильная, — сказал мальчик.
Сильная, если способна закрыться от Аликса. Говорят, Аликс может войти в корпус гитары, не издав при этом ни звука. Мелоди однажды видела, как его тело распалось на миллионы частиц: он побледнел до прозрачности в гейзерах инфракрасного излучения, только на месте рта осталось смазанное пятно света, и порыв ветра при обратном ударе ангельского спектра смел со стола всю посуду. А когда он вернулся обратно из полосы смертных частот, он вытолкнул в дом глубину, и вся мебель разлетелась в щепки. Ему достаточно только подумать о перемещении — и он уже на другом срезе, в ином пространстве. Он смотрел в глаза преисподней, и та первая отвела взгляд. У себя в Цитадели Аликс пребывал в окружении толстенных томов, его иконописный лик терялся в цветастом китче, подобно индийскому фейерверку.
Она сказала, что они уже почти пришли, но мальчик не чувствовал в дорожных заторах структурных схем ничего необычного. Он провел рукой по парацетамоловым стенам пешеходного спуска в подземку, когда они поднялись на угловатый пустырь, где светофор висел, как сережка. Теперь Мелоди сбросила верхний телесный слой и стала невидимой для всех, кроме самых продвинутых шаманов, тех, кто работает на границах видимых изображений, — Сиг различал ее в виде мерцающих проблесков, затененных протеиновым преобразованием данных. Про него говорили, что у него есть дар, но нет ума. Никудышнее управление.
Мрачное настроение грохотало по гулкой улице, вырвавшись из-под контроля. Они остановились у металлической двери, покрытой кофейными зернами ржавчины. Дверь Аликса, и по-прежнему — никакого энергетического знака. Они прошли дверь насквозь, и мальчик вдруг понял, что поднимается по шаткой грохочущей лестнице один. Он оглянулся. Девушка печально уселась на нижней ступеньке — ждать.
Сиг осторожно вошел в сумрачную комнату. Холодная, как камень, она медленно проступила из темноты, обернувшись внятным пространством из огрубевших книг и амулетов с заклятиями. Повсюду стояли цветы, сухие и мертвые в полумраке. Аликс сидел у камина — холодного и тревожного, как и все в этом безжизненном храме, — одетый в выцветшие лохмотья, как в серый кокон. Сколько ему было лет? Двадцать семь? Но его волосы были белы, как снег, а лицо — пустое. Он не скрывался под защитной мантией — просто не излучал никакой энергии. Может быть, это был новый, самый надежный вид маскировки? Жить в самом низу, погрузившись в детали?
Его глаза были словно излучины жидкого золота, сияющие и невидящие.
— Это что, — сказала живая легенда, не поднимая глаз. Его голос был голосом старика. — Кипящий праведным гневом, молоденький неофит. Пополнение в рядах стопщиков-богоборцев.
— Мне нравится это определение, сэр.
Золото заплескалось в глазах, бессодержательное и бессмысленное.
— Хороший ответ. Мне только что снился сон. Начался сезон бомбардировок, и частицы материи в этом доме сплавились воедино, и тела, подхваченные ветром, летели в меня, как листья. А потом появился ты. У вас, вообще, что-нибудь получается, у любителей нейтротрэша? Делаете успехи? Учитесь проходить сквозь слои и вновь собирать себя воедино — уже в виде живого оружия? Будь осторожен. Если ты получил доступ, это еще не значит, что ты свободен. Или ты думаешь, это одно и то же? Кстати, можешь присесть.
Сиг пододвинул к себе деревянный стул и уселся, молча глядя поверх плеча Аликса на жука на стене.
— Ты любишь истории? Говорят, что враг обожает истории, и поэтому, собственно, мы здесь. Хотя в последнее время мы его ничем интересным не обеспечили, правда?
— Я слышал столько историй про тебя, Аликс.
— И решил, стало быть, забежать приобщиться. Испить моей ауры. Как будто мне есть, чем делиться, герою. И что ты ждал тут увидеть: как меня развлекает сотня-другая ангелов? Герой в лучезарном сиянии славы, сцена в духе Сикстинской капеллы, да?
— Сам не знаю, чего я ждал.
— Врешь. Или близко к тому. Ложь тоже приоткрывает правду, потому что они очень тесно взаимосвязаны, разве тебя этому не учили? Я сам был таким же — еще шесть лет назад. Думал, что правда — как камень в снежке. И это действительно было что-то.
— Расскажи мне.
— Это секрет, о котором все знают, но он все равно остается секретом. Наш враг прячется на виду. Но это, я думаю, ты уже знаешь.
— Но ты нашел его ядро.
— Я добыл координаты нечестным путем. И отправился прямо туда. Воткнул кинжал в небо. Думаешь, мне приятно об этом рассказывать? Думаешь, это как-то тебе поможет? Мы — всего лишь наброски, белые пятна, призраки одноразового использования, незначительные единицы великого множества. Мы — ничто.
Нежданные зоны сбоя сложились в геомантические фигуры и обрели выражение, скрутив мгновение через комнату. Он внезапно открыл свою боль. Сиг увидел, как Аликс распался в пространстве — электронная точка на электрической белизне.
— Да, важно знать схему запуска, — сказал Аликс. — Я серьезно. В каждое слово вплетаю я тернии.