Шарлотта

ПРОЛОГ. 1903г. ДОМ НА ХОЛЛАНД-ПАРК-РОУД

– Он такой странный, ма! – восклицал юный Джонатан Аддерли, округляя глаза и размахивая вилкой.

– Настолько странный, что вы позабыли хорошие манеры, сэр? – спокойно осведомилась миссис Аддерли. – Что вы изволите вытворять со столовыми приборами?

Анна и Шарлотта переглянулись. Первая покраснела, а вторая поджала губы и принялась изучать содержимое тарелки. Но обе девочки еле сдерживали смех. Джонатан положил вилку, а мистер Аддерли с интересом спросил:

– Что же в нем такого странного, в твоем Эдварде?

– Па, Тедди – это от Теодора, не от Эдварда. Полное имя у него именно такое – Теодор Гастингс.

– Гастингс? – воскликнул отец со смесью благоговения и ужаса. – Он что, родственник знаменитых графов Хантингдонов?

– Ха, родственник! – Джонатан хлопнул себя по коленке, весьма довольный произведенным эффектом. – Не просто родственник, а старший сын нынешнего графа.

– То есть будущий граф, – подытожил мистер Аддерли. – Уже одно это кажется странным. Что делает потомок старинного аристократического рода в академии святого Августина рядом с детьми нуворишей вроде нас?

– О, дорогой! – возмутилась миссис Аддерли. – В академии найдутся представители и других аристократических фамилий! И вообще, не хотите ли вы сказать, что мы отправили сына учиться во второсортное заведение?

– Очень солидное заведение, – возразил мистер Аддерли. – Но это не отменяет того, что путь в высшее общество нам заказан, а они не снизойдут до нас. Деньги деньгами, а происхождение по-прежнему ценится больше. И это правильно. Каждый старинный английский род – часть нашей великой истории…

Джонатан и девочки закатили глаза, предвидя лекцию о наследии Англии минимум на четверть часа.

Антикварные напольные часы пробили семь. Осторожно держа поднос с чаем и десертом, в столовую вошла экономка семейства Аддерли – миссис МакБрайд, которую семья звала просто Мейгрид, несмотря на возраст и занимаемую должность. Мейгрид, ее племянница Гленна и повариха Агнесс составляли всю женскую прислугу в доме. Мистер Аддерли, одержимый традициями и интересом к чистокровному дворянству, мечтал о целом штате прислуги, но супруга каждый раз остужала его пыл, когда он заговаривал о паре лакеев и дополнительных горничных.

Хэтти Аддерли (тогда еще Бенсон) выходила замуж не за богача, а за простого бакалейщика, поэтому их теперешнее положение до сих пор смущало ее. При всей природной доброте и душевности, она пыталась быть строгой с детьми и даже с мужем, когда это касалось поведения и манер.

Хотя отрицать преимущества такой жизни было бы в высшей степени неблагоразумно. Бакалейные лавки Аддерли теперь открылись по всей Англии, а семья перебралась из Ланкастера в Лондон. Они обзавелись небольшим викторианским особняком в западном квартале Кенсингтона. Особняк прекрасно обставили. Дети получали подобающее образование.

Старший сын, Джонатан, в этом году поступил в не так давно основанную академию святого Августина за городом. Это было поистине революционное учебное заведение со смешанными классами, где юные леди получали знания вместе и наравне с молодыми джентльменами.

Пятнадцатилетние двойняшки Шарлотта и Анна тоже готовились к поступлению в академию через два года. А пока что приходящие на дом учителя образовывали девочек по части традиционных дамских наук. Пение, музыка, живопись, этикет, танцы и французский – всему этому обе леди были обучены в достаточной степени.

Строго говоря, двойняшками девочек только называли. На деле же Анна Рейнвуд не была родной дочерью четы Аддерли. Мать ее умерла при родах в госпитале Ланкастера. Миссис Аддерли познакомилась с ней всего за несколько часов до этого, пока обе мучились схватками. Грустная черноволосая мисс Рейнвуд успела рассказать, что у нее никого нет в целом мире, а отец будущего ребенка бросил ее, едва узнав о беременности.

Спустя пару дней мистер Аддерли забрал домой добросердечную жену и двух девочек, родившихся в один день. Удочерив Анну, семья Аддерли не стала давать ей свою фамилию. У Анны хранилась шкатулка с вещами родной матери, найденными в комнатушке, которую та снимала. Ничего особенного: старое, не очень четкое фото и потускневшая брошь. Миссис Аддерли просто не хотела, чтобы та милая молодая женщина была забыта. Раз в год они с Анной отправлялись в Ланкастер, чтобы положить цветы на ее могилу.

Несмотря на то что от Анны никогда не скрывали правду, она не чувствовала себя в семье ни сиротой, ни приемышем. Ее растили так же, как и родную дочь. Когда Анне было около девяти лет, она, правда, перестала называть приемных родителей мамой и папой, но по-прежнему звала сестрой Шарлотту, с которой они всегда были неразлучны.

А став немного старше, Анна осознала, что есть огромное преимущество в том, что она Рейнвуд, а не Аддерли, потому что Джонатан стал ее первой любовью. Она следовала за названным братом тенью, ловила каждое слово и смеялась над всеми его шутками. Такая трепетная преданность не оставалась без внимания, и Джонатан симпатизировал Анне настолько, насколько можно этого ожидать от семнадцатилетнего джентльмена. Ведь, как известно, молодые люди в этом возрасте гораздо меньше предаются романтическим мечтам, чем девушки.

Именно возвращение Джонатана заставляло Анну сегодня за ужином краснеть, бледнеть и хихикать вместе с Шарлоттой, хотя обычно дисциплину нарушала именно вторая. Джонатан отсутствовал около месяца. Анна впервые пережила такую долгую разлуку. Дом без него казался другим. А теперь Джонатан сидел напротив нее, смеялся и откидывал рукой непослушные вьющиеся волосы, упрямо падающие на лоб. Каштановые, с рыжеватым отливом – как у Шарлотты.

Поток речей мистера Аддерли иссяк, завершившись воспоминаниями о похоронах королевы Виктории. Десерт был доеден, и семья переместилась в гостиную, чтобы в уютной атмосфере выпить еще по чашечке чая.

Миссис Аддерли решила, что неплохо было бы вернуться к начатой за столом теме. Ее интересовало все, что мог поведать сын, такой повзрослевший за это время.

– Так в чем же странность мистера Тедди, дорогой? – обратилась она к Джонатану, делая маленький глоточек чая из белой фарфоровой чашки с индийским орнаментом.

– А, точно! Па совсем заговорил нас, – молодой человек хлопнул себя по лбу. – Так вот. То, что ты считаешь странным, па, – это как раз понятно. Мачеха Гастингса – одна из попечителей академии. Вернее, президент попечительского совета.

– О, так это хитрый ход! – возопил мистер Аддерли. – Сын такой фамилии привлечет внимание и новых студентов!

– Ах, Гарольд, дайте же Джону досказать, – укоризненно сказала миссис Аддерли. – Вы думаете, Его Величество король Эдуард перебивает близких за чаем?

– Едва ли, дорогая, – промямлил провинившийся супруг.

Девочки прыснули. Шарлотта пролила немного чаю на блюдце, заслужив строгий взгляд матери.

– Теодор Гастингс – личность в академии весьма популярная, – в третий раз начал Джонатан. – От девушек, само собой, отбоя нет. Ну что за презрительная улыбочка, крошка Лотти? Думаешь, это все положение, деньги и будущий титул? Вот и нет. А может, представила эдакого отполированного денди? Опять не угадала. Никогда не замечал у него заносчивости или гордыни. О мужской красоте вам, дамам, лучше судить, но, полагаю, он хорош собой. Высокий, статный, умные глаза. Внешность самая что ни на есть породистая. Учится он далеко не прилежно. Уверен, над книжками за полночь не засиживается, как ваш покорный слуга. А вот запоминает все лекции просто феноменально. Если слушает, конечно…

– Если слушает? – с интересом переспросила Шарлотта.

– Да. С виду ему это все не больно-то интересно. Часто прогуливает занятия. Говорят, его не раз видели в парке академии на рассвете. Словно возвращается откуда-то. Ночью покидать общежитие, представляете! Иногда на него будто что-то находит. На прошлой неделе разбил окно в классной комнате, с учителями крайне непочтителен.

– Полагаю, ему все сходит с рук благодаря громкому имени? – возмущенно спросила миссис Аддерли.

– Ничуть, – засмеялся Джонатан. – Его постоянно наказывают. В кабинете директрисы Тедди частый гость, а изолятор – его вторая комната. Я видел мельком графа Хантингдона – серьезен крайне. Думаю, он велел поблажек сыну не давать.

– Не очень-то приятного человека ты нам описал, Джон, – тихо прокомментировала Анна, снова краснея.

– Вот и нет, – возразил Джонатан. – Тедди – бунтарь определенно, но он одарен умом, чудесно играет в поло и крикет и мог бы повести за собой армию, если надо. Только мне отчего-то кажется, что он самый одинокий и несчастный человек во всей Англии.

– Ты же сказал, он популярен, – вставила Шарлотта. – Как можно быть популярным и одиноким одновременно?

– Еще как можно, милая, – улыбнулся отец. – Значит, у юного Гастингса нет друзей?

– Ни единого, сэр, – кивнул Джонатан. – Команда по игре в поло, однокурсники, смеющиеся над его шутками и выходками, и стайка поклонниц. И ни одного закадычного друга.

– И ты хотел бы подружиться с этим типом, раз битый час нам его описываешь? – фыркнула Шарлотта.

– Непременно, крошка Лотти, – подтвердил брат.

– Что за лексикон вы используете, юная леди! – эхом раздался негодующий глас миссис Аддерли. – И не сутультесь, пожалуйста.

Шарлотта вздрогнула и выпрямила спину так, словно проглотила палку. Джонатан усмехнулся и тепло посмотрел на Анну, отчего та мгновенно залилась краской в сотый раз за вечер.

***

Перед сном девочки лежали в кровати Шарлотты. Они часто спали вместе с самого детства. Шарлотта знала, что застенчивой Анне проще о некоторых вещах говорить в темноте, поэтому накрыла их обеих с головой одеялом.

– Мне кажется, Джон рад меня видеть, – мечтательно сказала Анна.

– Конечно, он же месяц не был дома и рад нас всех видеть, – ответила Шарлотта и, стараясь оставаться серьезной, мгновенно добавила: – Но тебя больше всех.

– Ах, он уже настоящий взрослый мужчина, – прошептала Анна. – Как ты думаешь, в академии много хорошеньких девиц? Вдруг ему кто-нибудь понравится? Ну что за глупость эти смешанные классы! Воображаю, что там творится.

– Через пару лет узнаем, – улыбнулась Шарлотта.

– Не хочу туда, – вздохнула Анна. – Уехать из дома, жить в общежитии… Столько новых людей вокруг. Чужие мужчины…

– Мужчины, – передразнила Шарлотта. – Мальчишки скорее. Разгильдяи вроде этого Гастингса. Представляю, как он повлияет на нашего умницу Джона, если они все же станут друзьями.

Она вынырнула из-под одеяла и вдохнула ночной воздух из открытого окна.

– Ух, холодно!

Шарлотта прошлепала босыми ногами по остывшему полу и захлопнула раму.

– А я вот хочу в академию, – заявила она, прыгая на постель и едва не задавив подругу. – Я хочу быть страшно умной и образованной. А ты можешь остаться дома и нарожать Джону кучу детей.

Анна высунула мордочку наружу и изобразила притворное негодование. На самом деле ей были приятны постоянные шуточки Шарлотты по этому поводу. И вообще, девочка только о Джоне и говорила бы день и ночь, будь она уверена, что не замучает этим окружающих.

– Любовь – недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды!1 – нараспев продекламировала Шарлотта, стоя на коленях и раскачиваясь в такт.

Ее глаза были закрыты, а руки прижаты к груди в самой театральной позе, на какую она оказалась способна. Прилетевшая в актрису подушка образ явно нарушила, но зато комната наполнилась звонким девичьим смехом.

– Через два года ты поедешь со мной учиться, – отсмеявшись, твердо сказала Шарлотта, тряхнув накрученными на папильотки кудряшками. – А то мне некогда будет за твоим избранником приглядывать. Я собираюсь постигать прежде запретные для женщин науки, так что…

– Я поеду. Если нам дадут одну комнату на двоих.

– Если не дадут, будешь прятаться под моей кроватью, а я стану таскать для тебя еду из столовой, – пообещала Шарлотта и погасила лампу.

Девочки обнялись и уснули.