Шел ребятам в ту пору…

Не играйте в войну, мальчишки

Между возами, на которых громоздились узлы, чемоданы, сумки, корзины, а сверху и с боков сидели малолетние дети, женщины и старики, пробивался мальчишка лет пятнадцати. Он то и дело озирался по сторонам, будто прятался от кого. Иногда из-за какого-нибудь воза были видны его шелковистые русые волосы. Часто его зоркие серые глаза смотрели из-под темных, сдвинутых бровей в сторону Дома Советов, где были партизаны отряда «Мститель». Среди них мальчишечьи быстрые глаза искали отца, Федора Томашенко. У Васи были противоречивые желания: ему хотелось объявиться отцу и честно сказать, что по дороге в Зеленчукскую сбежал от матери, чтобы вместе бить захватчиков-фашистов, и в то же время боялся встречи с ним. Конечно, лупить он его не станет, да отец никогда его и не бил, потому что учился он прилежно, вел себя хорошо. Но знал Василий, что отец долго будет смотреть на него своими добрыми серыми глазами, смотреть с болью и укоризной за его ослушание.

Вася увидел сослуживца отца, конюха дядю Петю. Он сидел на возу и затягивался цигаркой. Обычно улыбчивое лицо старика было хмурым, кустистые брови насуплены.

— Ты почему здесь, Василь?

— Сбежал от мамы. — От волнения Вася глотнул слюну. — Мы на семейном совете решили, что я пойду с отцом. А потом он передумал, а я не передумал.

Дядя Петя молчал.

— Я же умею стрелять из винтовки и пистолета, дядя Петя!

— Ты, Василь, думаешь, что это как в кине: ни крови тебе, ни переживания за убитого? Это всамделишная война, будь она трижды проклята! — Старик свесил ноги в сапогах с брички. — А вот и твой батько идет.

Вася с тревогой повернул голову.

Отец остановился, удивленный.

— Ты как очутился здесь, Василий? Где мать, сестра? — В голосе тревога.

— Папа, не волнуйся, они уехали, а я сбежал к тебе. Ты же говорил, что я с тобой в отряде буду, — одним духом выпалил Василий и уже менее уверенно добавил: — Не прогоняй, пожалуйста.

— Да теперь куда ж тебя денешь? Будь с дядей Петром пока. За городом я тебя найду. Не волнуйся, если мы встретимся через два-три дня. — И Томашенко ушел.

Одиннадцатого августа партизаны и их семьи бесшумно двинулись из Микоян-Шахара по Тебердинскому ущелью.

Впереди всадники с оружием за плечами, две тачанки, на одной из них пулемет. За ними семьи военнослужащих и партизан. И замыкали эту необычную, на километр растянувшуюся колонну партизаны.

В Микоян-Шахаре стало тихо-тихо. Ни живой души на улицах. Лишь пепел от сожженных бумаг, поднимаемый легким ветром, носился в воздухе.

Группе саперов под командованием секретаря обкома партии инженера Позднякова было приказано взорвать чугунный мост через бурную реку. Михаилу Тарасенко, Федору Томашенко, его сыну и другим партизанам следовало прикрывать группу подрывников. Они засели на косогоре между деревьями с пулеметом и зорко следили за местностью.

— Папа, смотри, какой красивый цветок! Вот бы в школе на клумбе посадить!

Кто-то из партизан прыснул:

— Нашел время ботаникой заниматься, чудак!

— Папа, смотри, кто-то прячется за деревьями на той стороне, — Василий схватил отца за руку.

— Да это колхозники угоняют от фашистов колхозных коров, — ответил за Томашенко-старшего Геннадий Томилов, второй номер пулеметчика.

И снова начали следить за подрывниками, которые уже успели подложить под мост взрывчатку. Но на мост вошли коровы. Их гнали колхозные пастухи.

— Г-е! Г-е-е! — Пастухи подгоняли животных.

Людям хотелось скорее дойти до цели: перегнать скот через Клухорский перевал, чтобы не достался врагу.

— Г-е-е! Г-е-е!

А животные шли медленно и лениво.

Наконец стадо прошло. Подрывники побежали на середину моста, в трех местах зажгли бикфордов шнур.

Раздались взрывы: один, другой, третий. Они эхом прокатились по горам. Мост словно кто разрубил пополам.

В сторону аула Нижняя Теберда и курорта Теберда шли берегом реки. В районе хутора Дженгирик партизан обстреляла банда.

Их было немного, горных разбойников, князьков, не пожелавших строить новую социалистическую жизнь. Еще в 1920 и 1921 годах они подняли восстание, которое было подавлено войсками ЧОНа под командованием Якова Балахонова.

Когда в августе сорок второго года радио принесло страшную весть о приближении к Кавказским горам фашистов, недовольные советской властью ушли в горы. Это они обстреляли партизанский отряд.

По дороге ехал всадник. Ночь была вязкая и темная, как деготь. В двух шагах хоть глаз выколи — ничего не видно. Такие густые ночи бывают только в горах.

…Поздней ночью партизаны остановились в центре поселка Теберда и не досчитались одного ящика с взрывателями к гранатам «Ф-1» — потеряли в перестрелке. Надо за ним кому-то возвращаться. Под руку подвернулся Василий Томашенко, его и послали.

Гордый оказанным доверием, ехал Василий по дороге. Лишь цокот копыт нарушал тишину ночи. В одной руке поводья, в другой — пистолет. Его холодная сталь успокаивала. Да и лошадь всегда предупредит об опасности. Это Василий усвоил еще с раннего детства, когда отец работал в лесничестве.

Лошадь брела понуро и спокойно. Цокот копыт отдавался в ушах. Приглушить бы их, чтоб так громко не раздавались в ночи.

Время тянулось медленно. «Цок-цок» — стучали копыта. «Тук-тук» — гулко напоминало о себе сердце. Но что это? Животное вдруг тревожно захрапело, потянулось назад. Мальчик моментально положил голову на лошадиную шею, слился с лошадью. Вгляделся вперед.

Посреди дороги лежал белый предмет. Ящик! Василий легко спрыгнул с лошади. Подошел. «Так и есть — ящик». Ощупал его. Цел. Попробовал сдвинуть. Тяжелый, дьявол! Просунул руки вниз, приподнял и, осторожно ступая, понес. С трудом положил груз на спину лошади. Но то ли лошадь неосторожно ступила, то ли неудачно Вася поставил ящик, только тот упал. Пришлось поднатужиться еще разок. Забрался и сам в седло и, навалившись на ящик, чтобы еще раз не упал, поехал в Теберду.

Не знал Василий, какая страшная опасность угрожала ему, если бы ящик разбился.

У заповедника его встретили посланные навстречу два партизана. Василий передал им ящик, спешился и, идя рядом со взрослыми, рассказал о злополучной истории, приключившейся с ним.

— Как же он не взорвался? — ужаснулись мужчины.

Партизаны рассказали обо всем командиру Якову Герасимовичу Подосиновскому. Тот вызвал к себе мальчишку. При тусклом свете керосиновой лампы Яков Герасимович молча внимательно рассматривал вихрастого, взволнованного мальчугана. А тот стоял ни жив ни мертв.

— Ты как попал в отряд? — спросил командир.

Вася рассказал, как это получилось.

— Ну что ж, — подумав, сказал Подосиновский. — Оставайся пока в отряде. Дороги назад уже нет. Иди отдыхай, а отца позови ко мне.

Многие шли в горы впервые. Первый раз видели их величественную и грозную красоту. Справа и слева зубчатые пики гор уходили в заоблачные выси.

Отряд партизан двигался медленно — с ними были семьи.

Через день с альпинистом Вячеславом Никитиным семьи отправили в Домбай, а оттуда по трудной дороге через перевалы в Абхазию.

Началась суровая военная жизнь. Бойцам отряда выдали альпинистские ботинки с шипами, туристские брезентовые куртки и шаровары, хлопчатобумажные панамы цвета хаки.

Васе достались ботинки сорок второго размера.

— Только плавать в них — корабли! — смеялся мальчик.

Все пополнили запасы боеприпасов из обоза, оставленного войсками Красной Армии. Вася оказался предусмотрительным: во все карманы он насовал гранат, патронов.

Командиры строго вели учебные занятия. Положение отряда было не из легких. В горы двигались части гитлеровской горнострелковой дивизии «Эдельвейс», вооруженные артиллерией, минометами, пулеметами. Численностью они превосходили партизан в несколько раз.

Мстителям не положено было вступать в бой с регулярными частями врага. Партизаны должны нападать на отдельные группы, парализовывать вражеский тыл. Они не думали, что придется драться лоб в лоб с дивизией «Эдельвейс».

Расположился отряд на левом берегу реки Бу-Ульген, где она сливалась с Тебердой. От базы идут две дороги: одна незаметно поднимается к Клухорскому перевалу, другая — к Домбайской поляне. Кто владеет мостом и узким проходом через скалу, тот владеет и этими дорогами.

У заминированного моста через реку Бу-Ульген лежали в засаде лучшие бойцы отряда. Они тихо разговаривали между собой.

— Жалко Магомета. Мировой парень был! — говорил автоматчик Юрий Симоненко, бывший шофер военкома. — Гордо погиб. Наши уползали под огнем фашистов к лесу. Десять метров оставалось проползти. Вдруг Магомет вскочил во весь рост и заорал: «Не хочу ползать перед поганым фрицем!» — а сам из автомата по немцам. Фашисты из пулеметов как дали, так и конец.

— А Генку Томилова, говорят, тоже здорово покалечило, — сказал Якубов. — Привели под руки, а сейчас уже сам ходит.

— Если бой начнется, обязательно драться будет, — вмешался Юрий. — Майор хотел его на Домбай отправить, все равно нам туда придется отходить, так он такой хай поднял, что даже майор махнул рукой и оставил его здесь.

— Мальчишки наши хорошие, настоящие джигиты, — Якубов улыбался. — Видели, как упрямо объезжал своего Абрека Васька Томашенко? Конь его сбросит, а он только ушибленное место потрет и опять к коню. Настоящие джигиты.

Вася познакомился в отряде с радистом Григорием Ивановичем Буряком и очень привязался к нему. Радиста всегда можно было найти по антеннам, торчащим из-за камней. Вот Вася найдет его, сядет рядом и терпеливо ожидает, когда тот освободится, знал — радисту мешать нельзя. Дядя Гриша несколько дней назад засек вражескую радиостанцию, работавшую в районе Клухорского перевала. Об этом он сообщил командованию проходившей в сторону перевала воинской части. Как после стало известно, гитлеровцы были уничтожены нашими войсками все до единого.

Дядя Гриша узнавал новости первым, принимал сводки Совинформбюро. Васе казалось, что больше дяди Гриши в отряде никто ничего не знает. Таинство его общения с миром будоражило любознательность мальчишки.

Тогда же, в те тревожные горячие дни, Василий решил: «Буду радистом».

За Бу-Ульгеном послышались четыре взрыва. Один за другим. Василий вобрал голову в плечи. На взмыленных лошадях примчались на базу Поздняков, Володин и Ломакин, увешенные патронташами.

Володин схватил телефонную трубку:

— Штаб! Штаб! Товарищ командир! — Услышав ответ, он снова закричал — Товарищ майор, мы вернулись последними из разъезда… Немец прет сюда. Мы пропустили под горой около двух батальонов. Разрешите зажечь мост? Есть!

Около десяти часов утра пятнадцатого августа разведчики Харун Глоов и Петр Доценко донесли, что недалеко фашистские мотомехчасти.

Откуда-то издалека послышался гул моторов. Через час враг появился на правом берегу Бу-Ульгена и обстрелял наших патрулей на мосту. Начался массированный обстрел всего отряда, который узкой полосой занимал позицию на левом берегу.

По линии обороны быстро шли комиссар отряда Азизов и начальник штаба Такмаков. На ходу они давали краткие указания:

— Без приказа не отходить! Геройством не щеголять! Беречь боеприпасы! Бить только наверняка!

Подосиновский стоял за большим увалом и спокойно, твердо давал указания.

Пулеметный расчет Тарасенко, где вторым номером был Гена Томилов, расположился неподалеку от Гоначхирского моста, среди крупных камней, обросших кустарником. Подносчик патронов у них Вера Иванова.

Надежные позиции против моста за глыбами камней заняли заместитель начальника штаба Петр Алтуфьев с партизанами Владимиром Жаровым, Харуном Глоовым, Али Байкуловым.

Всю силу огня враг направил в центр расположения партизанского отряда, в район действия пулемета, вел непрестанный огонь и по стоявшим сзади партизанской цепи машинам.

Немцы пошли в наступление, но вынуждены, были откатиться назад.

Тогда враг усилил огонь.

— Вести прицельный огонь! — слышалась команда командиров.

От разрыва пуль летели осколки камней. В уши, рот, ноздри набивался песок. Уже погибло немало партизан, много было раненых. Девушки Таня Зорина, Валя Доценко, Оля Короткевич, Эльза Андрусова, рискуя жизнью, перетаскивали раненых в укрытие.

В минуты передышки Федора Томашенко беспокоила тревожная мысль: «Где Васька? Жив ли?» А Василий был в цепи и вместе со всеми стрелял по врагу.

По цепи от бойца к бойцу переползал комвзвода Жаров, подбадривал уставших партизан. За ним старшина отряда Василий Жигульский:

— Держитесь, ребята! Стойко держитесь, товарищи! Бейте гадов!

То тут, то там появлялся секретарь Карачаевского обкома партии Хамид Уразович Лайпанов.

Голос начштаба Такмакова:

— Товарищи! Ведите только прицельный огонь по врагу.

Васю Томашенко позвали к командиру.

— Будешь при мне связным.

В бинокль командир увидел, что фашисты прорываются к мосту: «Почему он не взорвался? Почему?»

— У кого есть гранаты?

Молчание. И вдруг звонкий мальчишечий голос:

— У меня, товарищ командир! Аж две!

— Томашенко, немедленно проберись к мосту и подорви его гранатами. Осторожнее, смотри. А то вот Симоненко пошел и не вернулся.

— Есть пробраться к мосту и подорвать его гранатами!

Где перебежками, где ползком Вася пересекал горящую поляну. Под непрерывный вой мин, треск автоматных очередей он полз, останавливался передохнуть и снова полз. Расстояние до моста метров четыреста.

Враги заметили маленькую фигурку Василия, сразу ударили по нему из крупнокалиберных пулеметов. Если бы не большие каменные глыбы, вряд ли Вася пересек бы поляну. Упал за камень отдышаться и вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за ноги. Оглянулся — никого. Что такое? Оказалось, у ботинка оторвана подошва. А вражеский пулемет, стоявший на горе, все строчил и строчил.

Вот она, война! Страшная, настоящая! Раньше он с мальчишками любил играть в войну. Мотались с самодельными винтовками, «убивали» друг друга. Было весело и интересно. А война-то на самом деле вот какая.

Если он останется живым, если вот сейчас его не убьют, то скажет всем ребятам: «Не играйте в войну, мальчишки! Лучше давайте по-настоящему дружить и играть в путешественников, в моряков, летчиков, ботаников. Давайте делать модели планеров, самолетов, кораблей, радиоприемники».

Но как сказать об этом, чтобы слышали все? Стать на вершину Эльбруса и закричать на весь мир? Нет, голос человека здесь слишком слаб, чтобы пробиться сквозь ледяную толщу гор и заглушить извечный шум бурных рек. Вот когда прогонят фашистов и кончится партизанская жизнь, он непременно напишет письмо в Москву самому главному диктору Левитану, что читает сводки Совинформбюро. Его слушают люди всей планеты. Он должен выполнить его просьбу, просьбу Василия Томашенко, партизана из отряда «Мститель». Должен!

…Командир видел, что огонь фашистов сосредоточен на мальчике. Понял, что по открытому месту ему не пройти, и послал лесом двух партизан на помощь. Но не добрались они до Васи…

Вася знал, что если он не выполнит задание, погибнет весь отряд. Разве можно допустить такое?

Только подтянул он к поясу правую ногу, собираясь ползти из-за укрытия, как увидел, что кто-то пробирается к мосту. «Кто это? Да Юра же! Симоненко! Жив!» Юра ползет быстро-быстро. Вот он у цели, а пулеметный и минометный грохот страшный. Юра опрокинул канистру с бензином, которую волок за собой, и через считанные минуты мост вспыхнул. Он выгнулся, середина его с треском и шумом приподнялась в воздух и рухнула в бурлящую реку. Получай, фашисты, мост!

Василий все ждал возвращения товарища, молча сцепив зубы. А потом понял, что Симоненко не вернется, он пошел на смерть ради жизни других. Под свист пуль, глотая слезы, Василий пополз к штабу, чтобы доложить о выполненном задании Юрием Симоненко, о его геройской гибели.

Солнце скрылось за горами. Как долго длился бой! В Гоначхирскую долину спускалась глубокая ночь. Враги поняли, что им не прорваться на противоположный берег, и прекратили атаки.

Они нахально орали:

— Рус, сдавайся!

— Рус капут!

— Сдавайся, рус!

Изредка как майские жуки пролетали в воздухе трассирующие пули, а внизу был слышен звонкий говор непокорной реки. Узкая долина стала наполняться сизой дымкой. Дохнуло холодом с гор.

Василий дополз до леса, встал, побежал. Ветки хлестали по лицу. Вон там, за грудой камней партизанский штаб. Но почему так тихо? Почему не видно ни одной живой души? Сделалось страшно-страшно. Мгновение стоял растерянный и напуганный обступившей его тишиной. Непроглядная ночь, фашисты за рекой и лес без конца и края, а он один, совсем один.

Отряд ушел в сторону Домбая. Скорее туда! Скорее! Спотыкаясь о камни, кусты, Василий пустился догонять партизан.

Мама, где ты? Ты и не знаешь, что твоему сыну плохо. Очень плохо. Если бы знала, увела бы от беды.

Рядом хрустнула ветка. Василий замер. Свой? Враг?

— Кто тут? — спросил твердо.

— Я, санинструктор Эльза Андрусова, — ответили тоненьким голоском.

— Эльза! — обрадовался Вася. — А почему одна?

— Замешкалась. Отстала.

— Оружие у тебя есть?

— Нет, у меня сумка с медикаментами.

— Держи пистолет. — Василий нащупал ее маленькую руку.

Оба воспрянули духом. Вдвоем веселее.

— Может, подождем рассвета? Ничего не видно, а дороги мы не знаем, — предложила Эльза.

— Нет, ждать нельзя. Я поведу тебя. Не бойся, мы найдем своих.

Взялись за руки и продолжали путь. Изредка останавливались передохнуть. И снова вдогонку отряду. Но что за оказия? Пришли к тому месту, откуда ушли. Внизу догорал мост. По воздуху, с другого берега, проносились трассирующие пули.

— Вася, мы заблудились. Не найти нам дороги, — упавшим голосом прошептала Эльза.

— Вот еще выдумала! Дороги не найти! Совсем мы не заблудились. Говорят, это принцип левой ноги, когда возвращаются на старое место. Вот увидишь, к утру мы догоним наших. Не падай духом.

И опять двинулись в путь. Темнота сменилась серой пеленой наступающего утра, и можно было среди высокой травы рассмотреть тропинку, проложенную партизанами.

— Здесь они, Эльза, близко.

Прошли еще немного.

— Кто такие? — хрипло спросили из кустов.

— Свои.

Оба несмело подошли к веткам, за которыми пряталась группа партизан — она прикрывала отход основного отряда.

Свободен ли путь через Алибекский перевал? Нет ли там немцев? Узнать об этом должны были разводчики. Их было шестеро. В их числе и Василий с отцом. Проводником был семидесятилетний чабан Хасанов из аула Каменномост.

С туристской базы «Верхний приют» разведчики поднимались по Алибекскому леднику. Они вели навьюченных лошадей с боеприпасами и продовольствием. Медленно, с большими предосторожностями пробирались через нагромождения гранитных глыб и льда, через буреломы в лесу.

Труден путь в снежных горах. На каждом шагу путника подстерегает опасность: можно ступить на чистый снег и, не найдя под ногами опоры, рухнуть в пропасть; может обвалиться карниз, скатиться камень.

Нашли укрытие, остановились немного передохнуть. Василий будто и не устал, всех донимал расспросами.

— Как спустить лошадь с горы с вьюком, если она некованная, а под ногами лед? Кто знает, а?

Отец, нахмуренный, молчал. Ведь это он научил сына повадкам в горах, но только не время сейчас для вопросов-ответов.

— Лошадь нельзя брать за длинный повод. Она непременно собьет вас, — выждав немного, пояснял Василий. — Нужно взять коротко под уздцы правой рукой, опереться на нее и смотреть только себе под ноги. Понимаете, получается одно целое — лошадь и человек. Если я, например, поскользнусь, то удержусь за лошадь. Если лошадь поскользнется, удержу я. — Василий посмотрел на отца. Тот, удовлетворенный его объяснением, одобрительно кивнул головой.

— Вот мы идем в гору, — продолжал Вася. — На наших лошадях груз. Он сползает назад. Как быть? А так: нужно надеть подхвостники…

Начальник разведки скомандовал подъем. Группа выбралась из укрытия и снова пошла по льду. Там, где было очень круто, перекладывали груз с коней на свои плечи. Нес груз и Василий. Ему не делалось скидок.

До Алибекского перевала не дошли. В пути застала ночь. Между гранитными глыбами расположились на отдых. Но в холоде не заснешь. Обессилевшие разведчики, прижавшись друг к другу, забывались в коротком, тревожном сне. Федор и Василий Томашенко спали под одной буркой. Через каждые пятнадцать-двадцать минут отец будил сына, чтобы мальчонка не замерз. А Василий сердился.

— Папа, ну что ты толкаешься? И пять минут не дашь уснуть.

— А если ноги отморозишь и оттяпают их тебе, лучше будет?

Томашенко будил всех разведчиков, заставлял их двигаться, разминаться. Те чертыхались, нехотя вставали и вытанцовывали на льду, усталые и сонные.

Стало светать.

Тихо, чтобы не разбудить отца и товарищей, Василий встал и остолбенел, пораженный увиденным. По горе стлался густой-прегустой туман. Даже собственных ног не было видно. Туман расползался понизу. Его высота была не больше метра. По этому туманному морю в каких-нибудь двадцати-тридцати метрах плыли громадные рога горных козлов-туров. Самих туров из-за тумана не было видно, а рога, освещенные восходящим солнцем, плыли и плыли. Василий даже дышать перестал, чтобы не спугнуть это чудо-юдо. Вспомнил: отец рассказывал, что такие чудеса бывают от преломления света, дифракции.

Рассвело. У склона горы увидели небольшое озерко. Глубина его метров пять, но оно просматривалось до самого дна, такая чистая здесь была вода.

Снова начался невероятно трудный, утомительный подъем. Оставалось каких-нибудь пятьсот метров до вершины. Но какие же они были трудные, эти пятьсот метров! Достигли вершины только через несколько часов. Немцев на перевале не было.

С Алибекской поляны партизаны отряда «Мститель» двинулись на Марухский перевал, чтобы соединиться с другими отрядами. Стали спускаться через седловину вниз, в лощину. А спуск труднейший. Только и слышалось в рядах, растянувшихся цепью:

— Камень! Камень! Камень!

И люди плотнее прижимались к скалам.

Командование опять послало разведчиков — Хамида Лайпанова, Никиту Касьянова и Николая Дзодзиева с группой партизан, — чтобы проложить наиболее удобный путь.

Шли лесом. Шли долго и очень устали. Мучила жажда.

— Командир, объявляй привал. Мочи нет идти дальше! — тихо попросили Лайпанова два партизана.

— При-и-ва-а-л! — дал негромкую команду Лайпанов. Он и сам дышал тяжело, устало.

Бойцы присели на крутом косогорье, в кустарнике. Одни сразу уснули, другие бодрствовали. Бодрствовали командир группы и его помощники. Им спать не полагалось.

Отдых разведчиков был нарушен подозрительным шорохом. Куда делся сон! Все мигом вскочили. Прислушались.

— Выдели двух бойцов с гранатами, пусть проверят, что там, — обратился к Лайпанову Никита Касьянов. — А мы пока займем удобную позицию.

У разведчиков напряжен каждый мускул. Дыхание задерживают, чтобы оно не помешало услышать приближение врага. Бегут минуты. Минуты кажутся вечностью. Да когда же вернутся двое?

Наконец разведчики вернулись:

— Товарищ командир, фашистов не обнаружили, а встретились с… медведем!

Раздался дружный смех.

— Вот оказывается, кто побеспокоил нас! Его величество медведь!

Об этом эпизоде рассказали в отряде. Больше всех смеялись мальчишки; на какое-то мгновение забыв о холоде, голоде и предстоящих тяжелейших спусках и подъемах в заснеженных горах.

— Дальше идти нельзя. Там обрыв метров в триста, — доложили вернувшиеся бойцы.

Лед надвинулся громадным карнизом. Малейшее сотрясение воздуха — и он не выдержит.

И он не выдержал. Серебристая громадина в несколько сотен тонн с шумом и грохотом пролетела вниз. От сотрясения начались еще обвалы. И снова страшенный грохот.

У Василия глаза расширились от страха.

В лощине подстерегала другая беда: начался дождь — частый и долгий. Спрятаться негде. Все промокли до нитки. С надеждой партизаны поглядывали на небо: не покажется ли солнце? Но небо оставалось серым и неприветливым.

Двадцатого августа отряд «Мститель» спустился в долину Морх и расположился в лесу, на берегу речки. По долине на поиски краевого штаба западной группы партизан отправились комиссар Азизов, начштаба Такмаков, Сеид и Али Глоовы, Али Байкулов, Петр Доценко, Вобленко и Лайпанов. Разведчики ехали по узкой горной тропе. Было тихо-тихо. Но едва спустились на тропу узкого скального прохода, как фашисты-десантники открыли пулеметный огонь. Кони испугались. Партизаны успели вовремя соскочить с них и укрыться за камнями. Лошади умчались в сторону отряда.

После жестокой перестрелки с фашистами ненадолго в долине воцарилась тишина. Вдруг в густом ельнике разведчики заметили немецких «кукушек» и открыли по ним огонь. «Кукушки» полетели с деревьев. Партизаны взяли курс к своему отряду. Вернулись они на рассвете.

— Товарищ командир, — докладывал Азизов, — Аксаутское ущелье, которое пересекает дорогу к перевалу, занято вражеским отрядом мотопехоты.

«Мститель» взял курс на Шеелитовый рудник. И снова разведка, в которой были оба Томашенки.

Опять на пути следования отряда обнаружены немцы. Снова отряд изменил маршрут. На этот раз погода была великолепной.

— Утро-то какое! — восторженно прошептал Федор Томашенко. — Эх, война, война…

Василий отошел шагов на сто в сторону и вдруг увидел белку. Она завтракала под деревом. Вася замер, любуясь маленьким пушистым зверьком. «Сейчас поймаю». И, стараясь не хрустнуть веткой, стал подкрадываться к ней. Да разве мог он соперничать с белочкой в проворстве?! Вася и моргнуть не успел, как зверек забрался на дерево, оттуда перелетел на другое.

Отряд подходил к Марухскому перевалу. Ночью, когда спускались к южному его склону, пришлось пробираться по узкому карнизу, держась за скалу. Василий проехал это место на своем Абреке. Когда днем увидел это место, — ужаснулся. Как мог пройти конь с грузом тропу, шириной не более метра? Слева бездонной глубиной пугала пропасть, справа высилась скала, уходившая в облака. Ах, Абрек, дорогой умный друг!

Фашисты начали беспорядочную стрельбу. Партизаны залегли за камнями и отстреливались.

— Папа, немцы сзади! — закричал Василий.

Федор Томашенко схватил бинокль.

— Вроде бы не похоже на немцев.

Оказалось, это группа наших солдат тоже вела бой с врагом. Несколько партизан поспешили к ним на помощь. С ними Вася. В пути он немного отстал.

Вдруг откуда ни возьмись солдат с пятиконечной звездой на пилотке.

— Ты кто такой?

От неожиданности Василий растерялся. Не успел он и глазом моргнуть, как солдат выхватил у него винтовку.

— Парень, я сейчас такого жару фашистским бандюгам дам!

— Отдай! Это моя!

Пока препирались мальчишка и солдат, Федор Самуилович заметил отсутствие сына. Вернулся. Еще издали услышал перебранку.

— Ты что? А ну-ка верни винтовку мальчишке.

Солдат отдал оружие, извинительно улыбнулся:

— А я думал…

Вскоре произошла встреча пятнадцати солдат и офицеров Красной Армии с группой партизан.

…На Марухский перевал прибыли в конце августа. Здесь собрали всех партизан-коммунистов на закрытое партийное собрание. На нем присутствовал от штаба 46-й армии Марухского направления товарищ Дацевич.

— Кто желает остаться на перевале и действовать по особому заданию штаба 46-й армии, оставайтесь, — сказал товарищ Дацевич. — Остальные пойдут в Абхазию.

Восемнадцать остались на перевале. Остальные восемь партизан решили пробираться в Абхазию. С ними и оба Томашенки: Василий обморозил-таки ноги, и теперь вся надежда была на теплые края.

Василий был тощий. Сказался многодневный голод. На продолговатом длинноносом лице выделялись одни глаза.

Итак, решено. Завтра они начинают спуск с перевала. Васе было и радостно, что, наконец, кончится тревожная, тяжелая жизнь, и жаль расставаться с товарищами. «Как Гена Томилов?» Василий пошел разыскивать его.

Геннадий чистил винтовку под деревом. Из-под пилотки выглядывала золотистая прядь волос. Руки проворно перетирали детали затвора.

— Гена, а ты идешь в Абхазию?

Гена пристально посмотрел на своего младшего товарища.

— Если все станут драпать от фашистов, то кто же будет бороться с ними? Я остаюсь.

Томашенко почувствовал, что Генка на него смотрит как на дезертира, и ему сделалось стыдно. Василий покраснел. Но Гена тут же улыбнулся.

— Я не осуждаю тебя. Ты ж совсем юнец. Учись хорошо, понял? Пока и за меня учись.

Товарищи пожали друг другу руки, крепко обнялись, и Василий ушел, унося с собой чувство тяжкой вины.

…Федор Самуилович еще раз проинструктировал, как спускаться с гор, как дышать, и восемь человек двинулись в путь.

Сентябрь в горах дождливый и холодный. Ночью температура минус двадцать. За ночь промерзают камни. А солнце взойдет, прогреет их, они начинают оттаивать и рваться так сильно, что эхо далеко-далеко разносит по горам гул канонады.

В Абхазии Вася долго лечился. Началось наступление Красной Армии. В январе освободили Микоян-Шахар, затем Черкесск, Пятигорск, Кисловодск, Железноводск, Ессентуки, Ставрополь.

Прошли годы. Страна наша праздновала двадцатилетие победы над фашистской Германией. Вспоминали партизаны Ставрополья о боях с гитлеровцами за свой родной край. За столом торжественного президиума — бывшие воины-герои Советской Армии, бывшие партизаны. Среди других и Федор Самуилович Томашенко. А Василия нет — не смог приехать. Он служит в рядах Советской Армии. Уже много лет. Начальник радиостанции.

…Написали тем, кто живет и трудится за пределами родного Ставрополья. Бывший боец партизанского отряда «Мститель» Владимир Дюков откликнулся из Москвы стихотворением «Они с нами»: