Шепчущий мрак

Глава 8

Это новое чувство уверенности, возникшее во мне, просуществовало недолго. Гуннар не стал входить в дом. Заручившись обещанием Лоры дать ему знать относительно возможной поездки на Ульрикен на следующий день — в субботу, — он поблагодарил нас за компанию и уехал. Лора проводила его взглядом, стоя на дороге у подножия лестницы.

— Будь я моложе лет на двадцать… — вздохнула она, бросив на меня лукавый взгляд.

— Насколько я могу судить, он не замечает никого, когда ты рядом, — безмятежно обронила я и побежала вверх по лестнице по направлению к дому. Не хватало еще, чтобы Лора разыгрывала роль свахи!

— Я должна рассказать тебе о его жене Астрид, — сказала Лора, поднимаясь следом за мной. — Это было милое, очаровательное создание! Она рано умерла. Смерть ее была трагедией, от которой Гуннар так и не оправился.

Но я не желала ничего больше слышать о Гуннаре, и тем более — о его жене.

— Ну что еще случилось? — со вздохом спросила Лора, когда Ирена Варос встретила нас у дверей.

Как только мы вошли в дом, я сразу же окунулась в его напряженную атмосферу. Произошло что-то непредвиденное — об этом можно было догадаться по лицу Ирены.

Миновав внутренний холл, Ирена остановилась у двери, за которой Лора хранила все свои сокровища.

— Вам лучше убедиться самим, — сказала она, обращаясь ко мне и Лоре.

— Боже мой! — Лора обратила тоскующие глаза к лестнице — привычному маршруту отступления. Наверху находилось убежище, где можно было бы укрыться. — Когда-то я любила этот дом, — сказала она с глубокой печалью. — Но теперь это чувство исчезло. Когда я прихожу сюда, я словно возвращаюсь в тюрьму.

— Может быть, вы сами устроили себе тюрьму, — вырвалось у Ирены.

Лора ничего не ответила и вошла в комнату. Немного помедлив, я вошла следом. Вчера, когда я впервые увидела эту комнату, в ней царил мрак, окна и двери были закрыты. Сейчас они были распахнуты настежь, открывая доступ свету и теплому воздуху. Даже свисавшая с потолка лампа под абажуром не горела. Посреди комнаты стоял Лорин сундук с открытой крышкой, все его содержимое было вывалено на пол. Кто-то основательно порылся в сундуке, выбросив оттуда вещи. Дорогие костюмы и платья висели на крышке и по бокам. Коробки, фотографии, пачки писем валялись на полу в беспорядке вперемешку с бижутерией.

Лора стояла, растерянно глядя по сторонам, в глазах ее появилось горькое выражение, но похоже, она не собиралась лишаться чувств.

— Кто это сделал? — тихо спросила она.

— Миссис Жаффе, — коротко ответила Ирена. — Я услышала какую-то возню внизу, а спустившись, увидела, что она выбрасывает из сундука вещи.

Лора подняла с пола голубое платье и, отряхнув его, протянула мне.

— Я надевала его в тот вечер в Стокгольме — сто лет назад, — сказала она. — Подними его к свету, и ты увидишь полосы, оставленные дождем, который лил тогда. Пятна от воды никогда не смываются. Я больше не могла его носить. Да мне и не хотелось.

Я выронила мягкую ткань, словно она обожгла мне руки, и платье упало на стул.

— А что сказала Дони, когда ты поймала ее за этим занятием? — строго спросила Лора. — Что ей было нужно? Что она искала?

Ирена поджала губы. Вопрос ей явно не понравился.

— Она сказала, что ищет улики, — выдавила наконец Ирена.

— Улики? Какие улики?

— Этого она не скажет.

— Придется поговорить с Майлзом. Ее поведение возмутительно. По крайней мере, она могла бы положить вещи на место.

— Это я велела ей оставить все, как есть, — сказала Ирена. — Хотела, чтобы вы увидели, на что она способна.

— Превосходно. Я увидела это. А теперь, пожалуйста, убери вещи. — В ее голосе прорвалась истерическая нотка.

Я кивнула Ирене:

— Я помогу вам уложить вещи.

— Вижу, ты тоже не прочь порыться в моем прошлом, — не без ехидства заметила Лора.

— Можно назвать и так, если угодно.

Она величественно наклонила голову:

— По крайней мере, ты не лукавишь. Когда удовлетворишь свое любопытство, поднимись наверх и мы начнем наши игры в вопросы-ответы.

— Не премину, — сухо ответила я. Мы снова вернулись к нашему антагонизму, и это было хорошо.

Лора направилась к двери, но потом медленно вернулась.

— Поверни, пожалуйста, этот портрет, — попросила она меня. — Ты рассказала мне, что с ним случилось, но я еще не видела.

Ирена тут же подскочила к ней, опасаясь ее реакции, а я повернула портрет и услышала, как Лора выдохнула, уставившись на изуродованное полотно. Протянув руку, она дотронулась до пустого квадрата, который ждал по диагонали третьего крестика.

— Чья очередь? — пробормотала она. Тем же вопросом задавалась и я: — Кто этот крестик?

— Если ты, сделала эти отметины, то только тебе это известно, — ответила я.

Выдержка начинала изменять ей. Она побледнела и воскликнула, содрогнувшись:

— Нет! Я бы никогда не сделала этого! Даже во сне. Ирена, скажи Ли, что я не способна на такое!

— Я всегда считала, что вы не могли этого сделать, — угрюмо ответила компаньонка. — Хотите, чтобы я помогла вам подняться наверх?

Отрицательно качнув головой, Лора подошла к сундуку и постояла там, разглядывая учиненный разгром.

— Если я нолик, то мне остается только сделать свою отметину в том квадрате и блокировать крестик навеки. Но боюсь, это не так легко, как кажется. Ли, когда закончишь здесь, ты поднимешься ко мне?

— Если хочешь, я сейчас пойду с тобой.

— Нет, дай мне побыть немного одной. Я должна немного подумать.

— Что толку думать? — рассерженно фыркнула Ирена. — Миссис Жаффе должна убраться отсюда!

Ничего не ответив, Лора вышла из комнаты.

Я встала на колени, подбирая с пола письма и фотографии. Ирена трудилась с какой-то яростной энергией и раза два уронила уже сложенные платья.

— Вы считаете, это могла быть миссис Жаффе? — спокойно осведомилась я.

— Ну конечно. Я же видела ее!

— Нет, я имею в виду портрет.

Она в этот момент складывала платье.

— Вы же говорили, что когда вошли сюда прошлой ночью, то обнаружили мисс Уорт, а вскоре появился доктор Флетчер.

— Да. Она держала ножницы, но кто-то мог вложить их ей в руку. Или, возможно, она подняла их с пола.

— А хватило бы времени для того, чтобы растерзать картину, пока вы отсутствовали?

— Хватило. Это было сделано быстро и грубо. И все же я сомневаюсь.

— А когда вы еще выходили из комнаты? И тут я вспомнила кое-что:

— Послушайте, когда я принимала ванну, кто-то здесь побывал. Этот кто-то закрыл окна и двери, а картину повернул лицом к стене.

— Это сделала я, — сказала Ирена. — Я готовила комнату на ночь. Только я заглянула всего на несколько секунд и больше не входила сюда.

— Тогда это могла быть миссис Жаффе. Вернувшись, я не смотрела на портрет. А что, если мы спросим ее, припрем к стенке?

Ирена презрительно хмыкнула:

— Наплетет что-нибудь, только и всего! От нее одни неприятности. Она ненавидит мисс Уорт. А сознавать, что ее брат женат на ней — выше ее сил. Психопатка!

— Но разве не Дони нянчилась с Лорой, ухаживала за ней, когда Та серьезно заболела двадцать лет тому назад?

— Ее брат — врач. Миссис Жаффе пришлось выполнять его распоряжения. Он наблюдал за лечением мисс Уорт. Теперь все по-другому. Миссис Жаффе постарела и чувствует себя несчастной. И, по правде говоря, трудно сказать, что объединяет доктора Флетчера и мисс Уорт. Почему они поженились — одному Богу известно.

— А на что намекала миссис Жаффе, когда говорила об уликах?

Подхватив карминного цвета платье, которое Лора носила в Шепчущем мраке, Ирена встряхнула его и поднесла к свету.

— Она просто пыталась припугнуть мисс Уорт, хотела ее расстроить. Эта миссис Жаффе очень любит рассуждать об уликах и доказательствах. Она ступает на опасный путь.

Теплый красный цвет в ее руках приковал мой взгляд.

— Что вы этим хотите сказать?

Она долго смотрела на меня. Затем, перебросив платье через руку, пересекла комнату и подошла к длинному столу, на котором были свалены в кучу большие альбомы с газетными вырезками. Наподобие тех, в которые Рут собирала хвалебные статьи о моем отце и рецензии на его фильмы.

Вырезки из газет, на которые указала Ирена, относились к Майлзу Флетчеру и его сестре. В них сообщалось о том, как их обоих допрашивали относительно подробностей той ночи, когда был убит Кэс Элрой. Отчеты были разные, но факты одни и те же. Во время убийства Майлз вместе с сестрой находился в театре. У него было железное алиби.

— Во всех этих отчетах говорится одно и то же, — сказала я. — А куда вы, собственно, клоните? Зачем вы мне их показали?

Ирена скривила губы, раздраженная моей тупостью:

— Я всегда с сомнением относилась к этим отчетам. Что-то в них не так. Я не верю показаниям миссис Жаффе.

— Но их видели вместе в театре в тот вечер. И были свидетели. В театре были их друзья и другие люди, которые подтвердили их показания.

— Ничего не стоит выскользнуть из театра, — возразила Ирена. — Смешаться с прохожими…

— Нет. В театре была какая-то женщина. Она утверждает, что видела их вместе в течение всего спектакля.

— Какая-нибудь пациентка доктора Флетчера, — пренебрежительно усмехнулась Ирена.

— Пусть так, но отсюда вовсе не следует, что она солгала. Лжесвидетельство — дело серьезное. А почему, собственно, у вас возникли такие подозрения?

— Мисс Уорт говорила со мной, — пояснила Ирена. — Когда я только что познакомилась с ней, она много рассказывала об этом. Ее это мучило, и она снова и снова возвращалась к одному и тому же: как это произошло? Что случилось в ту ночь на съемочной площадке?

— Она подозревает, что Майлз не весь спектакль просидел в театре? -

Быстрым, порывистым движением Ирена отобрала у меня альбом и, захлопнув его, отнесла на место.

— Вы журналистка, — бросила она через плечо. — Впрочем, зачем мне давать вам такие сведения? Все равно никто их не опубликует. Не о чем и толковать.

— Но ведь я как-никак прихожусь Лоре дочерью. Вы забываете об этом.

Она устремилась ко мне через всю комнату, пытливо всматриваясь в мое лицо и как бы подвергая сомнению увиденное.

— Но вы не из тех, как я полагаю, дочерей, кто любит свою мать и дорожит ею?

— А как я могла быть такой? — всплеснула я руками. — И разве она заслуживает такой преданности?

— Вы спрашивали меня о миссис Жаффе. Я сказала только, что она слишком явно ищет улики и слишком громко рассуждает о них. И я объяснила вам причину. Вот и все. Дело-то закончено.

— Кончено и забыто. И больше никто не вспоминает о нем?

— Мисс Уорт не может о нем забыть. Ее преследует прошлое. Правда освободит ее или убьет, но она все еще пытается разгадать эту тайну.

— Как странно вы говорите! — удивленно воскликнула я. — Правда освободит ее или убьет. Ведь это было так давно, прошло много лет.

Пожав плечами, Ирена вернулась к сундуку с карминным платьем, переброшенным через руку.

- Наверное, она считает себя виноватой. Я думаю, ее мучают угрызения совести. Она считает себя в какой-то мере ответственной за то, что тогда произошло. Может, потому, что двое мужчин поссорились из-за нее. Она говорила, что испытывает чувство вины. — Ирена указала на портрет. — Она делает такие дикие вещи, терзает свой портрет, возможно, потому, что казнит себя за свои прошлые поступки.

— Зачем вы поворачиваете этот портрет лицом к стене? — поинтересовалась я. — Давно он так висит?

— Со времени ее замужества, — ответила Ирена. — Она считает, что ее внешность не выдерживает сравнения с той дамой, что на портрете, и поэтому ее муж больше не любит ее так, как любил когда-то. Однажды вечером мы нашли ее плачущей у портрета. Доктор Флетчер сам повернул портрет к стене, и с тех пор я сохраняю его в том же положении.

Уложив в сундук часть вещей, моя строгая собеседница поднялась и прошла через комнату специально для того, чтобы повернуть портрет лицом к стене. Теперь, больше чем когда-либо, это полотно нуждалось в том, чтобы его укрыли от людских глаз.

— Я боялась… иногда, — тихо сказала Ирена, — что она сделает что-нибудь с собой. Вот почему я согласилась с мистером Торесеном, что вы должны приехать сюда. В некотором смысле ваш приезд пошел ей на пользу. В остальном — трудно сказать, я не уверена. У вас наверняка свои причины для того, чтобы находиться здесь.

Я промолчала, отдавая должное ее проницательности. А Ирена снова взяла в руки карминное платье и начала его укладывать. Неожиданно я остановила ее:

— Не надо. Не убирайте его. Это платье околдовало меня. Не могу забыть его с тех пор, как увидела этот фильм "Шепчущий мрак". Я смотрела его не один раз. Как вы думаете, мисс Уорт страшно рассердится, если я как-нибудь надену его?

Ирена посмотрела на меня с удивлением:

— А ей и не обязательно это знать. Я проветрю это платье для вас и поглажу его. Вы будете в нем очень хороши, я не сомневаюсь.

Я поблагодарила ее и снова принялась за работу, опустившись на колени возле сундука.

Погруженная в собственные мысли, я рассеянно подбирала письма, разбросанные по полу. Внезапно мой взгляд наткнулся на строчки: "Моя дорогая Лора", написанные рукой отца. Я поспешно отвела взгляд и принялась складывать письмо. Подняв глаза на Ирену, я обнаружила, что она наблюдает за мной. Ее обычно суровое лицо выражало сочувствие.

— Можете прочитать их, если хотите, — предложила она.

Торопливо собрав письма, я засунула пачку в сундук, поглубже.

— Не хочу, они не мне адресованы. Не мне их читать.

Но Ирена не согласилась со мной:

— Как это не вам? Письма писали ваши родители, значит, то, что в них написано, относится также и к вам.

Я, не ответив, подобрала с пола те немногие вещи, что лежали возле меня, и опустила их в сундук.

— Пойду наверх, — сказала я со вздохом. — Она, наверное, ждет меня.

— Да, конечно, — отозвалась Ирена. — Я здесь закончу. А попозже приведу в порядок это платье для вас.

Но я не сразу встала с колен. Что-то меня беспокоило. Что-то, связанное с, сундуком. Подспудно возникло странное ощущение: чего-то не хватает. Неожиданно меня осенило.

— А где подсвечник? — воскликнула я.

— Подсвечник?

— Ну да, подсвечник с драконом. Вчера он был завернут в карминное платье, когда я вынула его из сундука. И я видела сама, как Лора положила подсвечник назад, в сундук. Она, похоже, расстроилась, увидев его. Но теперь его здесь нет.

— Может, миссис Жаффе забрала его? — предположила Ирена. Она говорила сдержанно, как видно умалчивая о чем-то. Убрав оставшиеся вещи, закрыла крышку сундука.

— Но зачем миссис Жаффе забирать этот подсвечник? — не унималась я.

И снова небрежное пожатие плеч вместо ответа.

— Мисс Холлинз, не лучше ли вам подняться наверх? Мисс Уорт не любит, когда ее заставляют ждать слишком долго.

Я была уверена, что Ирена знала что-то об этом подсвечнике и о том, какая причина заставила Дони его забрать. Но она держала свои мысли при себе.

Лора ждала меня, вытянувшись в шезлонге и сбросив туфли. По ее оживленному виду можно было сразу догадаться, что она не станет давать волю своим чувствам и ворошить такие больные темы, как изувеченный портрет и наглый поступок Дони.

— Как ты планируешь построить очерк, который пишешь обо мне? — осведомилась Лора.

— План созреет позже. Мне хотелось бы сначала собрать материал, и тогда я увижу, в какой форме изложить его. И конечно, следует учесть настроение публики — что именно ее интересует.

— Ты действительно веришь, что кому-то это любопытно?

Я видела, что Лора не кокетничает, напуская на себя притворную скромность. Она, видимо, и не подозревала, что ее имя в Америке все еще пользуется признанием:

— Дома ты считаешься легендой, — уверенно заявила я. — Так же, как и Грета Гарбо. И если ты когда-нибудь решишься принять участие в съемках еще одного фильма, люди восторженно отнесутся к этой затее.

Эта идея, очевидно, позабавила ее, Лора тихо рассмеялась:

— Хотелось бы тебе поверить. А теперь скажи-ка, что, по-твоему, привлекает публику? Что людям интересно узнать обо мне?

— Им наверняка захочется узнать, как ты сейчас выглядишь и что представляет собою твоя жизнь. Актеров всегда спрашивают, тоскуют ли они по тем дням, когда были знаменитыми, популярными. Пожалуй, с этого мы и начнем. Ты вспоминаешь об этих днях, скучаешь по ним?

Она прикрыла глаза:

— Я давно перестала тосковать по той жизни. Работа в кино, как тебе известно, — труд изнурительный. И по большей части нудный и вызывающий разочарование. Готовишься к какой-нибудь сцене, тратишь столько сил и времени на костюм, макияж и прическу. Затем наступает бесконечное ожидание. Иногда столько приходится ждать, чтобы отсняли сцену! Большей частью бывает несколько дублей, пока постановщик не выжмет из актеров то, что ему нужно. И всегда в среде киношников много ревности, соперничества, мелких дрязг.

Она говорила так, словно пыталась убедить саму себя.

— Представляю себе, как трудно найти верную интонацию и войти в образ при таких обстоятельствах, с обилием людей и всей этой суетой на съемочной площадке, которая только раздражает.

— Я научилась отключаться. Но я видела хороших театральных актеров, у которых ничего не получалось в кино…

Она помолчала, вспоминая, без сомнения, самые горестные события в своей актерской жизни.

— А что случилось, когда ты снималась в "Шепчущем мраке"? Пресса сообщала, что Майлз днем приезжал в студию и поссорился с Кэсом Элроем.

— У него не было оснований симпатизировать Кэсу или доверять ему, — неосторожно вырвалось у Лоры. — Кэс просто измывался надо мной в тот день. Что бы я ни делала, его все не устраивало. Я никак не могла ему угодить. Когда мы просмотрели отснятый материал, сразу стало ясно, что сцену придется переснимать.

— А зачем Кэс приехал на студию, ты знаешь?

— Он приехал из-за меня. Он знал, что я буду там. Но здесь, мой юный и лукавый репортер, мы подведем черту. По этой дороге мы дальше не продвинемся ни на шаг.

Проворно переключившись на другую тему, я решила про себя, что на один шаг я все-таки продвинулась.

Ты можешь вспомнить какие-нибудь отдельные сцены, в которых ты играла, легенды, связанные с ними? Расскажи что-нибудь о других постановщиках и актерах, — предложила я.

Она начала рассказывать свободно и с удовольствием, и впервые нам было легко друг с другом.

Когда Лора умолкла, чтобы сделать передышку, я наклонилась к ней, восторженно глядя на нее:

— Ты должна вернуться в кино! Публика только этого и ждет. Подумай, как великолепно ты будешь выглядеть на экране. Все толпами помчатся смотреть на тебя — в Америке, в Европе, во всем мире! Кинотеатры будут переполнены.

Она посмотрела на меня темными, слегка запавшими глазами, губы ее разжались, дыхание участилось. Мысленно она представила себе свое возвращение в кино. Затем покачала головой:

— Это все позади. Я слишком стара, чтобы возвращаться.

Я пыталась убедить ее, что она выглядит всегда так, как ей захочется, — любой возраст ей по плечу. Она — Лора Уорт, и старость ей не грозит. Мой голос дрожал от возбуждения.

Она горестно улыбнулась, и я увидела, что страсть к актерскому ремеслу все еще жива в ней. Возможно, ни одна титулованная актриса не способна навсегда утратить эту страсть, а в случае с Лорой пламя просто загасили.

Ее глаза наполнились слезами.

— Ты заставляешь меня почувствовать, что я еще жива и могу вернуться в кино после всего, что было. Искусительница. Но я не должна тебя слушать. Я знаю, это несбыточная мечта.

Но я сама уже разошлась не на шутку. Расхаживая по комнате и разглагольствуя, я оживленно жестикулировала, отвергая ее возражения. Я убеждала ее, что возвращение Лоры Уорт в кино очень легко устроить. Обронить словечко в одном месте, в другом месте намекнуть, в третьем — напомнить. Результаты самые благоприятные — публика наэлектризована, отовсюду поступают предложения. Господи! Да Лора, без сомнения, сможет сама выбирать себе киностудию!

Случайно мой взгляд упал на картину, написанную Гуннаром Торесеном, — корабль, ныряющий В пучину между волнами. Глядя на нее, я уже в который раз задавала себе вопрос: выплывет ли корабль, измученный борьбой со стихией?

Лора внимательно посмотрела на меня и робко, с надеждой произнесла:

— Ты почти заставила меня поверить, что это возможно, Ли. Что за странные прихоти судьбы! Неужели именно ты вернешь меня в кино?

Отойдя от картины, я вернулась на свой стул. Ухватившись за блокнот, я деловито застрочила в нем. Однако на самом деле мысли мои были далеко. Передо мной открывались возможности, от которых меня бросало в дрожь. Если я смогу уговорить ее вернуться в кино и снова заняться своей карьерой, а у нее ничего не выйдет — интуиция подсказывала мне, что это вполне возможно, — тогда она будет наказана. И наказана гораздо беспощаднее, чем я представляла себе, покидая Нью-Йорк с одной мыслью о мести.

Но я не смогу так подло поступить с ней. Это немыслимо! Или смогу?

Дилемма оставалась для меня пока неразрешимой. Я постаралась на время забыть о ней, напомнив себе о необходимости собрать материал для очерка о Лоре Уорт.

— Расскажи мне о том времени, когда ты снималась в "Мэгги Торнтон", — предложила я Лоре.

Она оставила свою новую мечту и вернулась к старой. Лицо ее просияло, когда она стала рассказывать о том времени и отношениях с моим отцом. И снова любовь и ненависть принялись разрывать меня на части. Поэтому я даже обрадовалась, когда кто-то постучал в дверь и наш разговор прервался.

В комнату вошел Майлз Флетчер. Он слегка сутулился, его темные волосы были, как обычно, тщательно зачесаны назад. Пышные усы на верхней губе скрывали выражение рта.

Холодно поздоровавшись со мной, Майлз пересек комнату и прикоснулся губами к щеке жены:

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. И на лице появился румянец.

Лора с нежностью дотронулась до его руки:

— Спасибо моей дочери! Ты знаешь, она восхищается моими фильмами. Считает, что я еще могу вернуться в кино. Ли утверждает, что публика требует моего возвращения и найдутся режиссеры, которые с удовольствием будут работать со мной.

Даже по напряженной спине Флетчера было видно, как его одолевает гнев. Повернув голову, он смерил меня взглядом. В глазах его горела ненависть.

— Что это еще за идиотизм?

Вскинув голову, я бросилась защищать свою позицию.

— Никакого идиотизма, — резко возразила я. — По какой-то неясной для меня причине Лора отрезана от искусства, от любимого дела. А ведь в кино она была одной из лучших! И она все еще великая актриса. Этого у нее никто не может отнять. Тогда почему бы ей не вернуться?

С его губ готов был сорваться беспощадный ответ, но Лора, одним стремительным движением выбравшись из шезлонга, прислонилась к его плечу.

— Нет, пожалуйста, не спорь. — Она говорила очень мягко, с мольбой, которая резко отличалась от ее обычной манеры общения с людьми. — Это всего лишь мечта. Она знает это не хуже, чем я. Слишком поздно для меня снова заниматься своей карьерой.

Внезапно я почувствовала огромное облегчение. Словно гора свалилась с моих плеч. Лора оказалась способной трезво смотреть на вещи и к перспективе возвращения в Голливуд, какой бы заманчивой она ни выглядела на первый взгляд, отнеслась трезво. Обольщения сирены на нее не подействовали. Мои слова она уже выбросила из головы. Опасность, грозившая мне, равно как и ей, отступила.

Майлз обнял ее одной рукой, удержавшись от желания растерзать меня на части.

— Ты перевозбуждена, — ласково сказал он жене. — Этого нельзя допускать. Эмоциональное напряжение обычно чревато упадком сил. Сколько еще будут продолжаться эти интервью?

— О, очень долго, — безмятежно ответила она: — Разве это не так, Ли?

Я кивнула, полностью соглашаясь с ней:

— Это верно. Возможно, я не ограничусь одним-единственным очерком. Я подумываю о том, чтобы написать полную биографию Лоры Уорт. Такой книги никто пока не написал. Сейчас как раз подходящий момент для ее появления.

— Чудесная мысль! — с восторгом воскликнула она. Чего вовсе нельзя было сказать о Майлзе. Он абсолютно не разделял восторгов своей жены.

— Это невозможно! Ты думаешь, меня, обрадует, когда подробности жизни моей жены станут достоянием публики?

Она тотчас поникла, а я попыталась охладить страсти.

— Это будет биография актрисы, — объяснила я, — Меня не интересует частная жизнь Лоры Уорт.

— Каждая актриса — также и женщина, — холодно отрезал он. — Если у вас другие представления, то вряд ли вы сможете оценить Лору Уорт по достоинству.

Лора быстро переменила тему:

— Майлз, Гуннар Торесен пригласил нас всех — тебя, Дони, Ли и меня — подняться В его хижину, на вершину Ульрикен. Поездка планируется на завтра. Ты не против такой прогулки?

Против Гуннара, по крайней мере, он ничего не имел и, поворчав немного, согласился. Лора вздохнула с облегчением:

— Спасибо, дорогой. Ты не передашь Дони приглашение Гуннара?

— Почему бы тебе самой не передать его? Если приглашение будет исходить от тебя, Дони с большей охотой присоединится к нам.

Выражение лица Лоры изменилось, ее строптивая натура одерживала верх. Неожиданно она взбунтовалась:

— Я не хочу просить ее ни о чем. И мне нет дела до того, поедет она с нами или нет. Ты знаешь, что она выкинула?

Майлз отошел от нее с видом мужчины, которого осаждают женщины со своими проблемами, а он вовсе не желает в них разбираться.

— Я не знаю, но ты, без сомнения, расскажешь мне.

— Нет, не я, — быстро сказала Лора. — Пусть лучше расскажет Ли. Она не так предубеждена, как я.

Майлз подошел к небольшому письменному столу, отодвинул стул и уселся на него верхом, широко расставив ноги.

— Ладно. Послушаем, что вы мне расскажете. Все в этом человеке было мне ненавистно. Поэтому я наслаждалась своим повествованием о подвигах Дони, подробно описав, как Ирена обнаружила его милую сестренку роющейся в сундуке. Не упустила сказать и о том, что она унесла медный подсвечник с драконом.

Майлз так резко поднялся с хрупкого сиденья, что едва не сломал его. Он уже не выглядел скучающим и бесстрастным.

— Я сам с ней поговорю, — бросил он на ходу. Я должна была знать, что произойдет, поэтому без промедления последовала за ним.

Когда я вышла в холл, Майлз уже был в комнате Дони. Майлз вошел, резко распахнув дверь, и не закрыл ее. Я остановилась на пороге.

— Это что еще за фокусы? — набросился Майлз на сестру. — Зачем тебе потребовалось залезать в сундук и рыться в вещах Лоры?

— Я нашла то, что искала, — торжествующе объявила Дони, дотрагиваясь до подсвечника, стоявшего на столе. — Разве не это тебе было нужно? Ты давно хотел найти его.

— Если ты здесь для того, чтобы чинить неприятности, то я намерен отослать тебя домой, — произнес Майлз с угрозой. — Возьми этот подсвечник, отнеси вниз и положи там, где взяла.

Дони скорчила гримасу, отчего ее лицо стало еще безобразнее.

— Ты знаешь, зачем я это сделала, не так ли? — отгрызнулась она. — Во всяком случае, ты не отошлешь меня домой. Не посмеешь.

Неожиданно Майлз оглянулся и, заметив меня, двумя шагами пересек комнату, захлопнув дверь перед моим носом. Я вернулась к Лоре и нашла ее лежащей в шезлонге.

— Ну что?! — жадно спросила она при моем появлении.

Я рассказала ей о подсвечнике и о том, что видела и слышала.

Она закрыла лицо руками:

— Если они знают об этом подсвечнике, значит, Майлз был в студии в тот вечер. Мне следовало бы давно догадаться, что так оно и было, хотя я не хотела признаваться в этом даже самой себе. Не знаю, как они подстроили это алиби, но Дони, видимо, солгала ради него. Он мог заехать в студию, а затем вовремя попасть в театр и выйти вместе с сестрой после спектакля. Поэтому был изуродован мой портрет. Чтобы напугать меня, пригрозить… Если крестик займет свое место, игра будет кончена. А это будет означать конец всему — для меня!

— Ш-ш-ш, тихо!

Я опустилась на колени рядом с ней. От ее волос и кожи пахло духами. Я, обняла ее и, прижавшись к ней, держала в своих объятиях, пока она не успокоилась. Я опасалась, что она меня оттолкнет. Но она не оттолкнула. И движения навстречу тоже не сделала, но позволила мне обнять себя и терпела мое прикосновение, пока не унялась дрожь, которая била ее. Затем она высвободилась из моих рук, мягко и с достоинством. Но было видно, как она напугана.

Очевидно, мы достигли какого-то рубежа, вплотную приблизились к тайне, подошли к обрыву, за которым скрывалась тайна убийства. Страх был вполне осязаем, он был разлит в воздухе вокруг нас. Лора боялась чего-то, а я боялась за нее. Но она держалась по-прежнему отчужденно. Я встала и отошла от нее.

— Какое отношение имеет подсвечник к тому, что случилось в ту ночь? — спросила я.

Она ответила без колебаний, нисколько не остерегаясь, так как уже признала, что я достойна ее доверия.

— Этот подсвечник и есть орудие убийства. Им был убит Кэс Элрой.

Я недоверчиво смотрела на нее.

— Как это могло быть? Полиция и пресса всегда называли одно и то же орудие убийства: дверной упор в форме кошки. Тот самый дверной упор, который был использован в фильме "Шепчущий мрак", стал орудием преступления. Разве это не так?

Она в отчаянии замотала головой:

— Я не знаю! Не знаю!

— Но откуда же всплыл этот подсвечник? — добивалась я. — И куда он исчез?

— Я унесла его, — еле слышно проговорила она. — О, я была такой сильной в те дни! Всегда знала, — что делать. Я не боялась брать на себя ответственность, когда это было необходимо. Я унесла этот подсвечник в мою гримерную вместе со свечой, и никто его там не заметил, ни один человек. Даже полиция. Вероятно, не было нужды искать другое орудие убийства, ведь у них уже был дверной упор. Но я всегда хранила этот подсвечник как… возможную улику.

Я вспомнила, что и Дони Флетчер тоже искала улику. Что-то ускользало от меня. Картина никак не складывалась.

— Но я все-таки не понимаю, — настаивала я. — Мне непонятно, почему это так важно сейчас?

Она вдруг осознала мое присутствие, резко выпрямилась в своем шезлонге:

— Я совсем забыла, сколько тебе лет. Ты еще очень юное существо. И была совсем ребенком, когда все это произошло. Когда Майлз вернется, лучше сделай вид, что ты ничего не знаешь, ни о чем не догадываешься. Ты не должна ни единым словом обмолвиться о том, что я тебе сказала. Никому ни единого слова! Ни Дони, ни Майлзу, ни Ирене, даже Гуннару.

Я успокоила ее:

— Не волнуйся. Никому ничего не скажу.

Неожиданно Лора показалась мне такой хрупкой и ломкой, как кукла. Неведомая ранее потребность защищать ее, спасти от всего, что ей угрожало, вдруг пробудилась во мне.

Но в холле послышались шаги Майлза, и я отпрянула от нее. Когда он возник в дверях, я находилась уже на другом конце комнаты.

— Я поговорил с Дони, — сказал Майлз, обращаясь к жене. — И велел ей положить подсвечник на место. Когда-нибудь ты должна откровенно рассказать мне, почему существование этого подсвечника так тебя беспокоит. Но Дони, конечно, не имеет права рыться в твоих вещах. Боюсь, ее любопытство неистребимо. — Он бросил на меня неприязненный взгляд. — Нельзя ли нам освободиться от вашего присутствия, хотя бы ненадолго? Я хочу остаться со своей женой наедине.

Я повернулась к Лоре. Она смотрела на меня и, казалось, просила о чем-то. Но чего она хотела — чтобы я ушла или осталась — я не могла понять. Впрочем, у меня не было выбора. Я быстро вышла из комнаты, оставив их вдвоем.

В холле натолкнулась с Дони Жаффе. Эта дама направлялась к лестнице с подсвечником в руках. Вид у нее был такой, словно она одержала важную победу. Мы вместе спустились по лестнице и вошли в комнату Лоры. Дони невозмутимо открыла сундук, опустила туда подсвечник и повернула ключ в замке.

— Итак, мы все пойдем завтра на Ульрикен? — вдруг спросила она. — Премилая компания подбирается! Я сильно подозреваю, что Гуннар Торесен не имеет ни малейшего понятия, во что он впутался.

— Я думаю, Гуннар справится с любыми неожиданностями.

— Допустим. Мне нравятся эти сильные норвежские мужчины. Но и мы можем постараться, изобрести чего-нибудь, испытать его. — Ее лицо исказилось какой-то дьявольской усмешкой, и она вышла из комнаты.

Я чувствовала то же самое, что и Лора. Опасность надвигалась со всех сторон. Пространство вокруг меня сжималось. За сутки, которые я провела здесь, я лучше узнала Лору, а главное — гораздо лучше стала ее понимать. Ее страхи не имели ничего общего с галлюцинациями. Они были подлинными. И шепчущий призрак тоже был подлинным, из плоти и крови, хотя и явился из прошлого. Прошлое никуда не ушло, и с ним не было покончено. Оно нависало над ней, грозило… Нисколько не сомневаясь в реальности этой угрозы, я не знала только одного — где и в какой форме она воплотится.

Тут мой взгляд вновь упал на сундук. Донн основательно изучила его содержимое, чего, нельзя сказать обо мне. А там, между прочим, были пачки писем. Может, они могут что-то подсказать?

Я решительно направилась к туалетному столику и открыла шкатулку из сандалового дерева, где находились ключи от сундука. Вынимая ключи, заметила под ними кое-что любопытное: сложенный клочок бумаги. Я вытащила его и развернула.

Обычная оберточная бумага. И на ней наискосок красным карандашом были начертаны слова: "Разве тебе неизвестно, кто такой нолик? Не суй нос не в свое дело, а то будет худо".

Алые буквы пылали на светлой бумаге. Я заново перечитала эту странную записку с невнятной угрозой, и в голове моей возникли новые подозрения.

Этот портрет, что висел в моей комнате, говорил со мной, а не с Лорой. И это я должна была взглянуть на него, ужаснуться его уродству, а не Лора. Следовательно, я и. была тем самым ноликом, столкнувшимся со скрытой угрозой. Кто-то не хотел моего присутствия в этом доме — тот, кто ночью шептал у моей постели, тот, кто варварски обошелся с дивным портретом Лоры, изувечив его с целью напугать меня.

Сложив листок, я собиралась порвать его, но внезапно передумала. В мои руки, наконец, попала настоящая улика. Я убрала записку в сумочку, отложив на время решение того, как в дальнейшем с ней поступить.

На столе у окна лежали ножницы, которыми воспользовался злодей, превративший портрет в детскую головоломку. Я подняла их и осмотрела лезвия. Кусочки холста и краска так и остались на них. Невесело усмехнувшись, я подошла к портрету и перевернула его. Квадрат, отведенный для крестика, вес еще пустовал. На этой площадке я аккуратно вырезала нолик, практически блокировав крестик и радикально уменьшив его шансы на выигрыш. Пусть выкручивается, как знает, тот, кто затеял эту игру!

Больше я не помышляла о том, чтобы разворошить сундук.