Шёпот Зуверфов (СИ)

Глава 17

Представьте черепаху. Самую обыкновенную, с клетчатым панцирем и вытянутой мордой, с короткими неуклюжими лапами. А теперь мысленно увеличьте туловище черепахи, растягивая и её панцирь так, чтобы образовался овал, затем эллипс. Сотрите воображением лапы, а вместо них нарисуйте плавники. По два с каждой стороны. Форма у плавников гетероцеркальная, как у хвостового плавника акулы, и увеличенная многократно. И возьмите в руку воображаемый нож, разрежьте панцирь этого существа на три части и каждую вздыбьте, будто горб верблюда или пустынный бархан. И самое любопытное — морда. Она напоминает форму эфеса, из которого выдернули лезвие. Огромные глаза этого существа горят обычно жёлтым, из пасти торчат два тупых, но крепких титанических отростка, которые и клыками не назовёшь, потому что они не созданы для охоты или пережёвывания пищи. А в самой ротовой полости, насчитывающий миллионы острых осколков-зубов, располагается широкий и алый язык, подаваемый в качестве изысканного деликатеса на все столы севера. Таков гигант северных морей, о коем ходили легенды тысячи лет. Таков Олов — самый большой, величиной с двадцатиэтажный дом, и самый непредсказуемый обитатель Мирового океана. Из его панциря гибриоиды мастерят себе жилища, орудия и инструменты. А северные илейцы раз в пять лет устраивают охоту на монстра, чтобы накормить его мясом весь остров, закатив яркий праздник. Дань старым богам и традициям и одна из визитных карточек Олос-Марка. Потому, когда Инсар прибыл в столицу севера, всё вокруг пестрело красочными огнями гирлянд, народ развлекался, отовсюду доносились музыка, песни и беззаботный смех.

Крупный портовый центр севера Олос-Марк принимал тысячи туристов каждый год. Многие из них отправлялись в турне по пещерам и горным рекам, других интересовали сказочные фьорды, третьим не терпелось окунуться, пусть частично, в быт исиудских монахов, монастырь которых возвышался в горах на северо-западе острова. Добираться туда приходилось на самолёте, потому аэродром Олос-Марка практически не затихал. Разместившись неподалёку от города, он докучал чаще всего самим путешественникам, не давая, как следует, уснуть и отдохнуть после дороги. Местные давно привыкли к гулу двигателей и не жаловались. На севере недолюбливали гиропланы — эти «игрушечные висячие коробочки, которые вот-вот рухнут». Однажды гироплан угодил в здание ратуши, развалив одну из старых башен. Пилот был пьян, но гиропланы с тех пор посчитали нестабильными и ненадёжными. Северяне весьма консервативны и, что ещё хуже, суеверны. Поэтому, наверно, земля снегов и ледников так и кишит всевозможными историями о разного рода волшебных существах, событиях, где замешаны силы неясного, мистического порядка. Обогатившись инфраструктурой, новыми технологиями и преобразовавшись в цивилизованное общество, север всё же умудрялся оставаться местом скопления древних тайн и устных баек, от которых мороз по коже.

Инсар поставил точку, посмотрел в раскрытое окно. Тёплая летняя погода даже на севере иногда заставляла изнывать от зноя. Но не долго, всего пару-тройку недель. Сегодня выдались жаркий день и душный вечер. Инсар поморщился, мигрень нарастала, пульсируя настойчиво, почти агрессивно. Всему виной скопившаяся усталость и гудящий словно гигантский пчелиный рой аэропорт. Из открытого окна номера своей гостиницы он отлично видел громадные посудины, сменяющие друг друга на взлётной полосе. Захотелось выпить. Инсар открыл бар. В нём оказалась бутылка пятилетнего коньяка, который он открыл без лишних раздумий. Его номер не блистал изыском — пара стульев, кровать, кондиционер и ТВ-панель. Но бар в нём оказался приличный. Инсар налил на три пальца, залпом осушил содержимое и завалился на просторную кровать с книгой. Читал он купленный в киоске свежий роман некоего Реджино Бахрами «Путь необтёсанного булыжника», в котором рассказывалось о старом времени, о сыне палача, о его потери и о том, чего способен добиться человек, пусть и не самый образованный, если его помыслы чисты, а сердце стремится к знаниям. Инсар заснул почти мгновенно, не пролистав и до пятнадцатой страницы. Наутро его ждал крошечный винтокрыл и продолжительная дорога на запад к посёлку Рахни.

Утро выдалось пасмурным, моросил дождь, висели тучи. Инсар облачился в брезентовый плащ, спустился в вестибюль, расспросил дорогу до аэропорта малой авиации, изучил маршрут по карте, которую ему сунул старый седой метрдотель с гладко выбритым вытянутым, как у гончей, лицом.

— Ходьбы то минут десять всего, не заблудитесь, — крякнул он и улыбнулся во весь рот.

Пройдя всего пару кварталов, Инсар набрёл на закрытый ангар. Адрес совпадал, и Килоди зашёл внутрь. В огромном слабо освещённом помещении стояла пара лёгких «стрекоз» — винтокрылов, рассчитанных не больше, чем на компанию из пяти человек. Навстречу Килоди вышел высокий широкоплечий мужчина с рыжей бородой и отпущенными до плеч волосами. Одет он был в синий комбинезон, тяжёлые сапоги и огнеупорные варежки. Одну из них он стянул зубами, крупными и белыми от природы, и протянул свою ручищу гостю.

— Приветствую! — заявил рыжий великан. — Меня зовут Круз. Инвар Круз. Чем обязан вашей персоне?

— Инсар Килоди, — ответил Инсар, и его ладонь утонула в волосатой звериной лапе. — Какой из них мой?

— Вы о чём, господин? — удивился Инвар.

— На моё имя оформили самолёт и попросили выделить пилота, который должен переправить меня в деревню Рахни, что на западе острова. Кто может помочь мне с этим?

— Ах, вы тот важная шишка! — засмеялся Инвар так, будто ему разом затравили сотню анекдотов. — Тык, нету пока «стрекоз» то. Не дают. Отбирают. Приказ Флавио Зифта. Война ж зачинается! Все аппараты переправляют в Трезубец и дальше на юг. Вы не слыхали?

— Но одну машину можно было попридержать? Всего одну?

— Строго у нас с этим, — искренне озадачился Инвар Круз, — но вы приходите спустя час, быть может, что придумаю. Как рассчитываться станете?

— Статами. Пойдёт?

Инвар кивнул и удалился по своим делам. Килоди вышел из ангара сердитым, раздосадованным. Планы менялись. Даже мизерные отступления от задуманного коробили его, раздражали, делали язвительным, нетерпимым. Ныне север бесил его в каждом своём проявлении. Он отлично помнит адскую рутинную работу в Камштыле, когда ему сутки напролёт приходилось вколачивать гвозди в покрывшуюся ледяной коркой древесину, перенося жуткий мороз. Их отряд возводил поселения для учёных, исследователей. Инсар отлично помнил, как очутился на каторге — отбывал наказание за своё второе убийство. Зелёный худой парнишка, размозживший владельцу ресторана голову молотом для отбивания туши. Этому жирдяю не понравилось, что Инсар не слишком обходителен с клиентами его задрипанной забегаловки. Где это было? Инсар уже подзабыл, в каком городке Илейи его судили и вынесли не самый страшный приговор, признав, что подсудимый не отдавал себе отчёта, был запуган и пьян в стельку. В тот год ему исполнилось девятнадцать. И уже тогда он не чувствовал угрызения совести.

Прогуливаясь по пёстрым, раскрашенным улочкам Олос-Марка, Инсар подмечал, что людская праздность неестественна, напускная, будто пьют и гуляют они последний раз. Не заметив как, Инсар дошёл до набережной, наводнённой людьми. На взморье покоилась колоссальная туша убитого олова. Килоди впервые видел столь крупное и величественное зрелище воочию, без посредника-камеры или фото в газете. Олов лежал на боку, его брюхо вспороли двадцатиметровой циркулярной пилой и теперь раздавали мясо всем желающим. Первыми в очереди стояли отбросы общества: бомжи, тунеядцы, алкоголики. Следом шли одинокие матери, потом отцы, а дальше все, кому не лень. Брали мяса столько, сколько могли вынести за один раз. Толкотни не было, строй двигался ровно, чувствовалось, что подобный номер они выделывают уже не впервые. Один раз в пять лет? Какая глупость, решил Инсар. Неужели им кто-то верит? Неподалёку от очереди развернулась сцена с выступающими музыкантами. Композиции разбавляли этот праздник мертвечины, создавали правильный антураж. Но со временем вонь станет невыносимая. До тех пор нужно раздать большую часть убитого гиганта. Инсар вспомнил интервью. Видел он его лет пять назад. Спрашивали тогдашнего мэра Олос-Марка: «Сколько мяса остаётся после праздника?». «Съедобного?», — переспрашивал мэр. «Всякого». «Нисколько!», — заявлял избранник Конфорнума, — «всё сметают». Инсар поморщился и посмотрел на часы городской ратуши, висевшие над эркером. Минуло полчаса, но Инсар решил вернуться в ангар.

Инвар Круз ждал его на входе, блаженно смоля самокрутку.

— Херово всё, — сплюнув под ноги, заявил он, — не дают. Придётся по земле добираться.

— Дай мне поговорить с тем, кто запретил.

— Не положено.

— Ты вряд ли знаешь, с кем говоришь, — напрягся Килоди.

— А чего тут знать то? — хмыкнул Инвар. — Будь ты шишкой какой, давно б полетел куда захочешь и никого б ни о чём не упрашивал.

Лицо Инсара посерело.

— Ты это, не надобно пыжиться тут, — примирительно начал рыжий, — дай предложу кой чего?

— Ну, говори же! — выпалил Инсар.

— Довезу тебя, куда скажешь. Возьму недорого. Полёты давно запретили. Даже в Исиуды не пущают. А это самый популярный маршрут у туристов то. Так что давай договариваться?

— Сколько ехать до Рахни?

— Поганое место, если честно. Чего понесло туда?

— Ты поболтать хочешь или заработать?

— Лады, лады. — Прогудел Инвар и о чём-то задумался, загибал пальцы, считал. — День и полдня туда ехать. В горы, с горы. По серпантину всякому, вброд. Короче, путь трудный. Пять тысяч статов, и я берусь.

— Завтра утром чтоб всё было готово, — сказал Килоди. — Тащи картридж. Задаток оставлю сейчас, чтобы собирался веселей.

— Вот это дело! Вот это подход! — пробасил Инсар. — Жду рано. Часов в пять. И прикупи себе тёплых вещиц каких-нибудь. А то задубеешь.

— Обойдусь, — буркнул Килоди и поторопил Инвара за картриджем.

Ему нестерпимо захотелось спать. Зуверфы молчали, а значит это обычная реакция организма, без вмешательств извне. Не подцепил ли он простуду? Было бы забавно, решил Инсар и улыбнулся своим мыслям. А ещё сорваться с уступа или вылететь с дороги в каком-нибудь ущелье. И чем тогда помогут Зуверфы? Соорудят парашют или батут на месте падения? Что ж, решил Инсар, если однажды к нему придёт острое желание совершить суицид, он первым делом опробует свободное падение.

Однако дорога оказалась не такой уж страшной. Инвар, конечно, запугивал, набивая цену. Ехали они в комфортном внедорожнике с огромными колёсами, которые проходили любые вязи, болота и овраги. На поворотах машина чувствовала себя уверенно, а Инвар, на удивление, оказался не слишком болтлив. Ночью они остановились в придорожной гостинице, так что сон Инсар провёл в мягкой, чистой постели. А к обеду будущего дня шипованные покрышки машины Инвара Круза пересекли крошечный деревянный мост через ручей, влезли на холм, промчались по дубовой роще, старой и тёмной.

— Говорю ж, — оживился Инвар, — чем ближе этот Рахни, тем яйца меньше. Скукоживаются!

Инсар не поддержал смешка, который издал водитель, и осмотрелся. Горы по одну сторону, река с другой. А впереди непроходимый лес. Машина встала у рекламной вывески «Мёдоварня Рахни».

— Приехали. Дорога на медоварню, — Инвар протянул свою дубину в сторону узкой колеи, уходившей куда-то в чащу, — минут десять пешком. А от медоварни до Рахни рукой подать. Там мостовая камнем выложена, так что идти понятно куда.

— Отвези меня до самой деревни.

— Не могу, — помотал своей башкой Инвар, — машина не пройдёт, слишком узко. А другой дороги нет. Да и связываться с местными не хочу. Девчонку давеча провожал, так они на меня так смотрели, что я чуть в штаны не наложил.

— Какую девчонку? — блеснули глаза Инсара.

— Она не представилась. Тоже в Рахни рвалась. Ну, я её и отвёз так же, как тебя.

— Когда? Как она выглядела?

— С неделю назад или больше, точно не вспомню, — опять задумался Инвар.

— Выглядела как?!

— Беленькая такая, стройная. Худая я б даже сказал. С материка прибыла как и ты, — Инвар Круз закурил, — не её часом ищешь то?

— Пока не знаю, — проговорил Инсар, — что-нибудь рассказывала о себе?

— Неа, — отмахнулся Инвар, — не из разговорчивых. Лицо у неё такое было, напряжённое, что ли. Будто о чём-то всё время думала, как прям ты. Вежливая, но жёсткая баба. С такими шутки плохи.

— Дай картридж, — Инвар протянул ему чёрный футляр, Инсар расплатился и вылез на воздух, влажный, холодный и чистый — так пахнет озон.

— Ну, будь здоров! — махнул ему Инвар. — Соберёшься обратно если, то проси местных. Не смотри, что глушь, тут деньжата тоже любят.

Двигатель заревел, и громадный пикап Инвара задребезжал по ямам в обратном направлении. А Инсар зашагал по тропе, которая вела к медоварне, к Рахни. Точнее к Инхару или Иншару — его дому. Килоди убеждался в этом после каждого нового шага. Местность восстанавливалась в памяти сродни мозаике, забытая карта оживала на глазах.

Ступил на брусчатку он не скоро. Рыжий плут обманул его, сказав, что идти недолго. Начинало темнеть, во всяком случае, местная погода, бессолнечная и ненастная, заставляла думать, что близится ночь. Медоварня — длинная бревенчатая постройка с покатой крышей — казалась опустевшей, заброшенной. Но из трубы валил белый дым. Инсар поднялся на крыльцо, постучал в массивную дверь из сосны. Никто не открыл. Инсар хотел расспросить о местности у хозяина медоварни, у кого-то, кто живёт близ главных врат деревни. Но расчёт Инсара не оправдался, и он пошёл дальше. Брусчатка тянулась вдоль реки, не широкой, но бурной и полноводной. По правую руку шуршал густой листвой лес, а за ним начинались горы. Инсар подошёл к полуразрушенным оборонительным стенам деревни. Тут же он встретил первых местных — милую девушку с маленьким мальчонком. Они просто гуляли, шли к реке.

— Ребят, — окликнул их Инсар, — деревня тут?

— Ага, — кивнул ему пацан, — иди дальше, там значай наш.

— Как звать?

— Олнустр. Значай старый, его не трудно найти, — ответила девушка мягким, словно поролоновая губка, голоском.

За стенами былой крепости кипела жизнь. Инсар не сразу понял, как это случилось: в один момент на пустых улочках образовались телеги с рыбой, дети, снующие под ногами, сплетничающие женщины и мужики, коротающие вечер на завалинке. Такого оживления Инсар не ожидал, и ещё большей глупостью ему показались слова Инвара, в которых он неласково приложил весь Рахни и его обитателей.

— Как пройти к значаю? — спросил он у первого встречного паренька лет двадцати, нёсшего в руках монтировку.

— По главной пёхай, — обронил парень, ткнув разветвлённым концом инструмента в направлении, где улочки стекались в один проспект.

— Крупная у вас деревенька то, — заметил Килоди.

— Гм, — хмыкнул парень и продолжил свой ход.

Проспект состоял из вычурных, украшенных на фасадах разноцветными виньетками деревянных и роскошных каменных строений. Ещё лавок всякой всячины, книжного магазинчика с геранью на подоконнике, винного погреба, откуда разило кислятиной и в центре, там, где подразумевалась площадь, высокого и тонкого фонтана в форме ретивого коня, что пестрил серебряными струями, извергая их из ощетинившейся зубастой пасти. Инсару мерещилось, что пройдя по той узкоколейки, он отправился в прошлое, будто герой фильма или книги, но провисающие линии электропередач, оставленные у жилищ мотоциклы, самодельные полусгнившие трициклы с кузовом и перманентный гул генераторов тут же возвращали его в настоящее время.

— Вижу новый лик, — послышалось со стороны, — как вам наш городок?

Инсар измерил взглядом Олнустра, девяносто девятилетнего старца, чья седина была белее самых чистых облаков. Олнустр стоял, опёршись на трость. Одет он был в вязаный шерстяной свитер, мешковитые шаровары и сапоги.

— Скажи, где могу я переночевать и подкрепиться?

— Зачем пришёл? Сначала та девица, теперь ты, — Олнустр почесал затылок.

— Что за девица, старик?!

— Знать не знаю. Пришла к нам, рвалась к дрянной крепости. Раньше-то туда туристов водили, а нынче нет-нет, запрещено.

— Весело у вас, бодро, — решил сменить тему Инсар, — а сплетничают, будто местные совсем иноземцу не рады.

— Не рады! — отрезал Олнустр. — Я терпеть не могу вас, падальщики! Нам и без вас забот хватает.

Инсар всматривался в это старческое лицо, в морщины и седину, но никак не мог разобрать сути значая. Ладонь, на которой все были для Инсара как нагие, сжалась в немой кулак.

— Я докучать не стану, — примирительно проговорил Килоди. Мимо них промчались задорные подростки. Олнустр бросил снисходительный взгляд и мотнул своей пышной белой шевелюрой в сторону двухэтажного кирпичного строения:

— Тим Едвай приютит тебя. Там же ошивается и девка, что рвалась в Заентог.

Проговорив это, значай сгорбился и засеменил дальше, чуть прихрамывая на правую ногу.

Гостиница «Рахни» напоминала постоялый двор, обширная, богатая и умудрявшаяся вбирать в парадную столько народу, сколько и тронный зал Трезубца не стерпит. В углах холла висели ТВ-панели. Всего восемь штук, но работала только одна. Бренчала какая-то музыка. На креслах в зале сидели мужики, спорили и ругались. Напротив них сговаривались и о чём-то хихикали ребята. Инсару всё это напомнило клубы по интересам, которые, вроде как, собираются в частном доме, пусть даже и в библиотеке. Тим Едвай, похожий на таксу, выдал лучший, по его словам, номер на одну персону. Второй этаж, левое крыло, открывается «прекрасный вид на лес», где лежат обломки «проклятой, но чарующей» крепости.

— А вы не подскажите, где остановилась девушка?

— Какая девушка? — изобразил самую идиотскую мину Едвай.

— Она недавно прибыла к вам. Тоже интересовалась Заентогом.

— Ах, да, — поджал губы Тим, — напротив вас. В другом крыле. Но я вам не говорил, ага?

— Много у вас постояльцев?

— Сейчас или вообще?

— В данную минуту, — устало вздохнул Инсар.

— Человек пять. Могу глянуть в регистрационную книгу, хотите?

— Ты, правда, не знаешь, сколько людей у тебя остановилось?!

— Знаете ли, такое дело, всех не упомнишь…

Инсар не стал его дослушивать, внёс плату и поспешил на второй этаж. Поднимаясь по кривым деревянным ступеням, он ощутил волну, которую сознание пригнало из прошлого. Инсар остановился. Точно такие же половицы были в доме, где он учинил расправу над хозяйкой и влюблённой парой. У Инсара закружилась голова, ему захотелось пить и подташнивало. Зуверфы молчали, будто долгий переезд вымотал их, и они, словно какая-нибудь кошка, улеглись в привычном тёплом месте и набираются сил.

Килоди заварил чаю, снял верхнюю одежду и уселся у окна, за которым открывался прекрасный вид. Действительно, видно поляну, тропу, край реки и тёмный, густой лес. Ничего особенного, решил Инсар. Он сделал пару глотков горячего напитка, жидкость растеклась по всему телу, хотелось отдохнуть. Инсар завалился на жёсткую заправленную тахту и моментально провалился в сон, чёрный, крепкий, без снов.

Пробудился Инсар поздно, в ночном небе уже мерцали звёзды. Ему захотелось выпить чего-то крепкого, в висках шумело, всё тело гудело от усталости. «Теней» он не ощущал. Инсар вышел из номера, спустился по ступеням, окинул взором гостиный зал и замер. В углу помещения, рядом с большой печкой, устроившись в одиночестве, потягивала какой-то напиток Джулия Фокстрот, его давняя знакомая, которая никак не выходила из головы. Сердце Инсара учащённо забилось, пересохшее горло теперь казалось островком безжалостной сономитской пустыни. Инсар взял в баре бутылку сидра, прошёл через весь зал и присел за стол к Джулии.

— Не думаю, что это хорошая идея, — выдала Джулия, даже не удостоив бородатого незнакомца взглядом.

Она носила спортивную серо-синюю ветровку из болонки на широкой молнии, тёмно-синие джинсы и кроссовки на толстой подошве. Её светлые короткие волосы, какими их запомнил Инсар, приобрели грязно-пепельный оттенок, да и длина их значительно увеличилась, но вся она была убрана в простенький, но аккуратный хвост. Сев напротив, Килоди на миг почудилось, что он обознался. Худая милая мордашка мятежной мотопогонщицы, которая гордилась своим квадроциклом и не любила пафосные сборища, превратилась в осунувшееся, испещрённое шрамами и порезами лицо видавшей виды проститутки или экс-боксёра.

— Хочу составить компанию, — заговорил Инсар.

— Оглянись — тут полно желающих почесать языками. Я плохой собеседник, — Джулия наконец-таки взглянула на Инсара, но лишь брезгливо поморщилась.

— Что с тобой случилось, Джулия? — спросил Инсар.

— Повтори?! — девушка вспыхнула, будто керосиновая лампа. — Как ты меня назвал?!

— Джулия, — повторил Килоди, — и попридержи свой гнев, я буквально кожей его чувствую.

— Ты кто такой?! Отвечай, или я тебя зарежу прямо за этим столом! — Джулия схватилась за сервировочный нож, стоявший в подставке для приборов.

— Инсар Килоди. Мы виделись тогда, в парке, после запуска «Странника». Помнишь?

— Не может такого быть, — фыркнула Джулия, — что бы Ты! Здесь! Зачем?

— Ищу ответы?

— Какие ответы, убийца?! — Джулия крепче сжала нож. — Ублюдок! Ты должен гнить в РОМБе или на дне Шрама!

— За что ты меня так ненавидишь? Твой отец приказал мне убить нашего Лидера. — Килоди старался говорить как можно тише, но порой его голосовые связки подводили и слова вырывались за пределы их столика.

— Мой отец? — будто в тумане, переспросила Джулия.

— То, что ты взяла фамилию матери, не отменяет родства с Ван Дарвиком!

— Ты и Трезубец заодно! Вместе, рука об руку! Я знаю, что творится в «котле»! И после этого ты смеешь упрекать меня в кровном родстве с чудовищем?! Когда у самого руки по локоть в дерьме?! Паскуда!

Джулия выскочила из-за стола.

— Ты сгораешь изнутри, Джули, я вижу, — как бы между прочим обронил Килоди, когда Джулия поднималась по ступеням. — Что-то разрывает тебя, и мне это чертовски знакомо.

Она обернулась.

— Знакомо?! Действительно? Тогда скажи мне, зачем ты убиваешь?

Килоди промолчал. После непродолжительный паузы он тяжело вздохнул и спросил:

— Что ты здесь делаешь, Джули? Приехала полюбоваться руинами древней крепости? Или тоже ищешь ответы?

— Я не уверенна.

— Позволь, я буду твоим спутником? Пусть это мой дом, но у меня здесь тоже нет друзей.

Джулия спустилась вниз, вернулась за стол, наклонилась к Инсару и прошептала:

— В нашу сторону косятся местные. Прогуляемся?

Инсар кивнул, и они вышли на воздух.

Улицы померкли, даже два фонаря, что тускло посверкивали в начале сумерек, теперь слились с темнотой. В жилищах кое-где горели лампы, но иллюминацией это не назовёшь. Деревенский проспект пустовал. Под ногами изредка пробегали кошки. Инсар с Джулией вышли из поселения. Перед ними раскинулось поле, узкая тропинка, ведущая прямиком в лес, к месту, где когда-то начиналась первая линий оборонительных сооружений замка. По левую руку журчала горная река. В звёздном свете она напоминала гигантскую серебряную змею, которая заглотила жертву и бесконечно ускользала в своё логово. Воздух был морозным и влажным, но без ветра, и, наверно, потому хлад бодрил и освежал.

— Ты не ответил, — прорвала молчание Фосктрот.

— Я плохо помню детство, — прочистив горло, сказал Инсар, — но убил я рано, из-за чего — уже не существенно. Случайность. Но дальше становилось только хуже. Я не злой человек, скорее наоборот, и проливать кровь не доставляет мне удовольствия. Меня заставляют.

— Кто? Твои наниматели? — спросила Джулия.

— Можно сказать и так. Но твой отец тут не при чём, потому что чаще всего принуждают к убийству силы абсолютно иного порядка, коим я не волен противиться.

— Ты ведёшь статистику?

— Не лучшая тема для лёгкой беседы, правда?

Инсар, остановился, посмотрел в сторону начинающегося леса. Холодный воздух пропитывался влагой, намечался дождь.

— Предлагаю прогуляться к руинам крепости.

— Там охрана. Кордон выставили. Никого не впускают.

— Знаешь, почему?

— Говорят, что после недавнего «инцидента» вход на территорию архитектурного памятника закрыт. Вроде как восстановительные работы проводятся, — сообщила Фокстрот.

— Инцидента? — поморщился Инсар.

Джулия кивнула:

— Человек по фамилии Постолос проник в Заентог, заложил кучу взрывчатки и собирался превратить руины в пыль. Что-то не срослось, его повязали и отправили в Третий Сектор Нуттглехарта.

— Откуда знаешь?

— Мы с ним в коридорах сектора случайно пересеклись, — сказала Джулия и выразительно посмотрела на Килоди. — Поболтали, а потом я его зарезала. В оправдание скажу, что он не мучился.

Вдалеке двигалась чёрная точка, превращаясь постепенно в человека с собачьей мордой. Тим Едвай несся к ним со всех ног.

— Вам нужно бежать! Немедленно! — не на шутку запыхавшись, скороговоркой выдал Тим. — Они вам не рады! Все не рады, каждый! Почуяли широзайский дух.

— Чего почуяли? — скривилась в лице Джулия.

— И что нам делать? — спросил Инсар.

— Я покажу одно место, — сообразил Тим, — старая церквушка. Там можно укрыться, пока не рассветёт. Идите за мной!

— Что происходит? — недоумевала Джулия. — Почему мы ему верим?

— Выбора нет, — ответил Инсар и приблизился к лицу Джулии так близко, насколько это было возможно, чтобы не коснуться его, — к тому же это интригует.

Едвай привёл их к холму, на котором притулилась старая церквушка, с обвалившимися стенами, почти без крыши. По дубовым уцелевшим балкам до сих пор сновали коты — потомки тех самых, которых в детстве вылавливал Инсар со своим рыжим другом.

— Я бывал здесь, — произнёс Инсар, когда они вошли под бетонные своды.

— Стало быть, вы местный, что ли? О как! И куда дальше идти в курсе? — язвительно спросила морда таксы.

— Показывай, если взялся! — вспылил Инсар. Они подошли к заваленному разным хламом углу. Краска давно облупилась, скопилась грязь, наросла плесень.

— Ну, хоть крыс нет, — промямлил Едвай, когда расчищал выбранный угол. — Дамы боятся этих тварей.

— У меня нет проблем с грызунами, — вставила Джулия, — я к ним привыкла.

Едвай закряхтел, поднатужился и с треском выдернул проржавевший железный люк, вделанный в пол часовни. Повеяло смрадом и сыростью.

— Нам туда, — кивнул Тим на открывшуюся чёрную дыру и слегка усмехнулся. — Боитесь что ли?

— Куда ведёт этот лаз? — спросил Инсар.

— В катакомбы, куда же ещё, — отчего-то удивившись, ответил Едвай. — Спускайтесь. Здесь есть лестница. Внизу полялякаем.

Первым полез Тим, следом спускались Инсар и Джулия. Джулия захлопнула за собой люк, когда погрузилась в чёрную пучину. Коснувшись земли, Инсар ощутил странные вибрации по всему телу — Зуверфы просыпались, потягивались, приходили в чувство.

— Держите мою руку. Свет будет позже, когда доберёмся до первой лучины. Они тут понатыканы в стены изрядно, но к холму почему-то никто не догадался подвести.

— Кто построил катакомбы?

— Вы ж здешний, и не знаете?

— Рано уехал, — объяснил Инсар.

Вдруг Тим остановился, отпустил руку Инсара. Секунд десять было тихо. Инсар ждал, но ничего не происходило.

— Куда делся, гад?! — выкрикнул Килоди.

Снова тихо.

— Он бросил нас? — послышался голос Джулии.

Справа вспыхнул свет. Затем слева и, и снова справа — слева и так он зажигался повсеместно, пока не залил промозглый тоннель весёлым тёплым сиянием.

— Раскудахтались, — пробубнил Тим, убирая спички в карман своей телогрейки, — видали красота какая!

Катакомбы Рахни формировались по простому принципу: один длинный коридор или кишка, к которому примыкали комнатки, что-то вроде кельей, в которых когда-то жили люди. Некоторые были совсем мелкими, другие — больше. В кельях жизнь будто замерла, оставив всё нетронутым. Наспех сколоченные подобия кроватей имели матрасы, тоже самодельные, подушки. Некоторые сгнили, почернели. Столы — три доски, сбитые так, чтобы на третьей возможно было что-либо писать, — были втеснены в глиняные стены. На полках до сих пор стояли книги. Обложки померкли, на некоторых их вовсе не было.

— Рассказывай, где мы?

— Сначала пройдём в моё обиталище, — ухмыльнулась такса и повела за собой, в самый конец кишки. Они подошли к сосновой двери, Тим достал связку ключей, нашёл нужный и отпёр замок.

— Будьте моими гостями.

Он распахнул дверь, впуская Инсара и Джулию, и зажёг керосиновую лампу, висевшую под потолком.

Убранство комнаты Едвая отличалось от всех остальных. Во-первых, она была раза в три крупнее, во-вторых, имела апатиниумовый нагреватель, полноценный топчан на железном каркасе, матрас и шерстяной плед, и, в-третьих, была увешана картинами, на которых изображался гигантский зверь с ярким трезубцем в гигантской клешне и громадными щупальцами.

Едвай усадил гостей на скрипучие стулья.

— Это моя нора, — пояснил Тим, — тут я прячусь от надоедливых морализаторов. Как же они меня достали! Сплошные поучения и всё такое. Бесит! Говорят так, будто завтра ложатся под гильотину. Была б моя воля, умчался бы на все четыре стороны! Подался б, скажем, на Чёрную Улитку или ещё куда!

— Чего ж не уедешь? — спросила Джулия.

— Нельзя. Я хранитель входа. Или типа того, — крякнул Тим, — может, чаю?

— Выкладывай, что это за место! — спросил Инсар.

— Давайте так поступим. Вы говорите всё, что знаете о Заентоге, широзаях и Хсаре, а я дополню ваш рассказ, идёт?

— Ты ставишь мне условия, сукин сын! — взбеленился Инсар, подскочил с места и натянулся, словно тетива лука перед выстрелом.

— Прости, прости, — рухнул на колени Тим. По его щёкам покатились слёзы, на собачьей морде проступило выражение истинного раскаянья. — Я не знал, прости, Владыка!

Джулия видела то же самое, что и Тим. Над грозной фигурой Инсара выросла зловещая тень, окутавшая хозяина так, будто у него выросли гигантские когтистые крылья. Джулия вскрикнула и ухватилась за живот. Её «тени» взбунтовались, они чувствовали сильного сородича. Инсар взглянул на Джулию. Она обхватила себя, постанывала. Гнев Инсара улетучился, тени растворились.

— Что случилось?!

— Снова они, — процедила Джулия, — снова эти долбанные боли, вынуждающие кого-нибудь прикончить. Я не хочу никого убивать! Больше не хочу!

— О, вы истинные широзаи, — благоговейно проговорил Тим, — наместники Хсара!

Инсар коснулся руки Джулии, и боль ушла также быстро и неестественно, как появилась.

Джулия сжала его ладонь и мягко улыбнулась. Ей полегчало.

— Слушаю, — обратился к Тиму Килоди, — но не вздумай мямлить, иначе клянусь, я оторву тебе башку.

Тим Едвай присел на свой топчан, его била дрожь, но усилием воли он справился с ней и заговорил почти ровным голосом:

— Катакомбы вырыли лет сто пятьдесят назад. Это место носило название Иншар, в честь пика соседней горы. Откуда пришли первые культисты я не знаю, но именно они основали это поселение — рядом с развалинами Заентога. Культ Мятежной Материи. Их общество разрасталось, строились жилища, всегда был урожай, несмотря на бедную почву. Взамен они приносили жертвы богу Хсару — самому великому из богов! Говорят, он пришёл вместе с Глыбой и навсегда остался в нашем мире. Избранные, их называют жрецами, носят в себе дух Зуверфов — духов, которые оберегали и помогали правителю. Иншар славился своими мастерами: строителями, художниками, кузнецами. Однажды пришли враги. Они сожгли город, оставив его умирать под пеплом истории. С тех пор местные, которые сверху, — это потомки врагов — стерегут территорию от «выродков Хсара», в коих может вселиться его советник — трёхглавый Зуверф и привести за вечным артефактом.

— Что он несёт такое? — в недоумении спросила Джулия.

— В вас обоих есть Зуверфы — те, кто предан одному владыке. Они навечно неразделимы, если только, — Тим запнулся и замолк.

— Что?! — прикрикнул Инсар.

— Если только «найденный не изберёт сердцем своим оттум, в коем сможет продолжать великое наследие правителя». Так писано в книге Хсара.

— Это какая такая книга, Тим?! — надавил Инсар.

— Она хранится у гибриоидов — исконных слуг Хсара.

Джулия поморщился. Инсар заставил Тима продолжить.

— Мои предки молились Хсару и Зуверфам. Я верил в них, и теперь вижу, что жил не зря, — он снова поклонился Инсару. — Дальше вы должны идти одни. Я покажу вам вход в чертоги Заентога. Наверху всего лишь камни. В расцвет Иншара их использовали для ритуалов и обрядов. В том числе и кровавых. Заентог, который нужен вам, сокрыт глубже. Только прошу вас, будьте милосердны, когда вернётесь на поверхность.

— Инсар, о чём он говорит?

— Веди нас, Тим, — не ответив Джулии, приказал Инсар.

Они вышли из норы, прошли ещё немного по кишке пока не упёрлись в очередной тупик.

— Здесь — проход, — Тим касался глиняной влажной стены в разных местах, пока не напоролся на нужные выемки. Надавил на них, и под их ногами поплыла плита, появились крутые ступени длинной лестницы, открывшей путь куда-то вниз.

— Дальше — без меня, — попросил Тим, склонился в последний раз перед ликом Килоди и ретировался.

— Может и нам туда не надо? — с надеждой спросила Джулия.

— Идём, — Инсар взял её за руку.

Они сделали шаг в пустоту.

Глава 18

Подземное царство оказалось светлым, как будто где-то горел гигантский ночник. Инсар решил, что свет дают местные микроорганизмы, но был не уверен. Они спускались долго, в тишине. Когда достигли дна, очутились в коротком коридоре, в конце которого светло-голубой свет мерцал ярче. Они прошли по тоннелю, добравшись до пещеры колоссальных размеров, чьи своды уходили далеко ввысь и упирались в массивную скалистую породу. Почти под ногами текла горная речушка, через русло которой перебросили бревно. Они перешли по нему. Их глаза были прикованы к исполинской картине, которую неизвестный художник выбил в скале. То была дверь, проход в таинственное царство, в мир, где хозяйничают боги, мифы и предания. В камне запечатлели орнаменты и украшения, сцены из обыденной жизни — вот крестьянин толкает плуг или мать купает дитя, замысловатые круги, переходящие в хлёсткие гротескные плети, а потом снова в абстрактные, неясные и слегка жуткие символы.

— Словно фреска времён королей и значаев, — заворожено проговорила Джулия.

— Написанная кистью титанов, — добавил Килоди.

Инсар замешкался. Он облизывал придирчивым взглядом таинственные письмена полированной скалы. Почему поверхность такая ровная, словно её обтёсывали тысячи напильников? Инсар прикоснулся к скале пальцами, и по его телу прокатилась приятная, обволакивающая дрожь. Ему стало невообразимо комфортно, уютно и тепло. Инсар упал на колено, Джулия подскочила к нему:

— Ты в порядке?!

— Не волнуйся, мы здесь желанные гости, — подняв голову, с улыбкой ответил Килоди.

Из руки потянулись тени — теперь Зуверфы заново изучали каждый миллиметр родной поверхности. Сгустки растеклись по скале, принимая форму узоров, снова распадались и текли дальше словно ртуть. Немного левее, там, где сгустилась темнота, вдруг вспыхнул багровый огонь — и чёрно-красная линия заструилась, впадая во все углубления и зазоры монолитной стены. В гроте загудело, словно причалил огромный круизный лайнер и дал об этом знать.

— Что происходит?

— Нас здесь никто не тронет, — заверил Килоди и навалился на стену обеими руками. Огонь вспыхнул с новой силой, но Инсара не касался. Становилось жарко.

Загремел ирреальный бас, говорило Сверхсущество на незнакомом для илейцев языке, но Инсар и Джулия его понимали.

— Aw?n ori?a yoo gba?. Pin p?lu r??bЫn r?.(Святыня примет вас. Поделитесь с ней своими дарами.) — После этих слов пламя взвилось и коснулось изображения человека с короной. Картинка ожила. Правитель поднялся с трона, как в каком-нибудь чёрно-белом мультфильме, и тут же пал, проткнутый алебардой невидимого противника.

— ?ru jagunjagun t? ori r? ba, sugbon nu r?.(Грозный воин не склонил головы, но лишился оной.)

— Капитан Моллс, — догадался Инсар. На стене разыгралась баталия, и мрачный силуэт война с мечом, отбив нападки множества врагов, был ранен последним, и проткнут стрелой.

— Bully Ge Ruby ede tabi ejika (Задире отрежь язык или руби с плеч).

— Их было столько, что и не счесть, — ухмыльнулся Инсар. Зуверфы покинули его, но он знал, что они заняты важнейшим заданием — отпирают замок, оживляют громадного колосса.

— O bayi. Balay de savfan.(Теперь она. Балай-де-савфан).

— Твоя очередь, — кивнул Инсар Джулии.

— В каком смысле?

— Подойди к стене и коснись её.

— А если я не хочу?

— Хочешь поджариться? К тому же тогда ответов ты так и не получишь.

— Я всего лишь хотела узнать, кто такой Постополос и что за дрянь в меня вселилась! — взвинтилась Джулия, прокричав Инсару.

— Но теперь ты на пороге чего-то великого. Неужели отступишь?

— Хрен тебе! — отрезала Джулия, подошла к пылающей стене и робко дотронулась до неё кончиками пальцев. Тут же необъяснимая нега обволокла её, в животе образовалась пустота. Она не на шутку возбудилась. Внизу намокло, и Джулия закатила глаза. Алые струйки её «даров» потянулись к многочисленным фрескам, оживляя их.

— Meji?gbin ibeji san w?n ika (Два поганых близнеца оплатили свои зверства), — проговорил неестественный голос, который заполнял всё пространство грота. — Ohun alai?? njiya ni gbogbo юlЮуИ (Невинная жертва есть в каждом сказании).

— Поделись своими подвигами, Джули, — снова усмехнулся Инсар. — Чем же ты занималась после нашей короткой встречи?

— Отвали, — сплюнула Джулия, — и без тебя тошно.

— Выглядишь ты вполне удовлетворённой.

Джулия бросила на Килоди гневный взгляд, но очередная волна оргазма накрыла её, и Джулия опрокинула голову, тихо простонав.

— Ati aw?n ti o k?hin ebun — oluwadi ti o fi aye re ninu ibere lati ri aw?n itumo,?ugb?n kР ri. (И последний дар — искатель, который положил свою жизнь, чтобы отыскать смысл но так и не нашёл.)

Стена треснула, огонь затух, голос замолк. Скала распахнулась, наводнив пещеру белым сиянием. Она приглашала войти, манила мерцанием созвездий. Когда яркий свет стих, Инсару и Джулии предстал пейзаж: острые зубастые скалы и кармазиновое небо. Почва чёрная, как сами Зуверфы. Навстречу кто-то шёл. Два существа. Оба — карлики, закутанные в лохмотья дервиша. Когда они приблизились к гостям, Джули взвизгнула, вскочила и со всех ног бросилась бежать из проклятой пещеры. Зуверфы мгновенно отрастили крылья, догнали её, подхватили за руки и развернули лицом к карликам.

— Простите, владычица, — проговорил фальцетом один из карликов, — балай-де савфан, мы не хотели вас напугать.

Зуверф растворился, присоединившись к собратьям, питавшим Заентог. Карлики оказались у самого носа Килоди. Маленькие нелюди склонились перед ликом Инсара.

— Мы рады тебе, владыка, — проговорил второй так, будто полоскал рот и пытался издавать звуки одновременно.

Внешне карлики были одинаковыми. Лица уродливые, неясные, ускользающие из памяти, стоит только отвести взгляд.

— Грёбаные недомерки! Ненавижу! Где Атлас?! Сучьи отродья! Что вы сделали с Атласом?! — завопила Джулия, силясь вырваться из объятий Зуверфа, который принял силуэт человека и снова стал похож на маслянистого манекена, вырвавшегося из зазеркалья модного бутика.

— Он жив и, в общем-то, здоров, — ответил фальцет.

— Если вы готовы, то прошу не медлить и ступить на борт Заентога! — вмешался клокочущий карлик.

— Кто вы такие? — спросил Килоди.

— Смагоры — жрецы Зуверфов. Лучшие из шиверского рода.

— Вы гибриоиды?

— Мы — слуги Хсара. И мы — ваши проводники в новом мире.

«Глыба неслась сквозь вселенную, преодолевая тысячи световых лет. У Глыбы была конечная цель — то место, которое выбрали мудрейшие из Алокаев и Широзаев в качестве нового дома. Их родная планета погибала. Это случилось миллиарды лет назад. В галактике Коп-А-Сцайт процветал гигантский Тат-О-Зар — планета, на которой всего хватало вдосталь. Только космос знает, когда зародилась на ней жизнь, только Великое Создание ведает, какой она была в самом начале. Но те создания, что погрузились на Глыбу, произошли миллиарды земных лет назад, будто до них никого и не было».

— Кто с нами говорит? — шёпотом спросил Инсар у близнецов, которые вели их по узкой едва светящейся тропе, а вокруг царил хаос: космос, вселенная и вереницы далёких звёзд. Зрелище завораживало и пугало. Инсар, Джулия и смагоры гуляли в невесомости, но чувствовали холод под ногами. Справа, почти у самого их носа, выплыло огромное судно, напоминавшее придорожный булыжник. Глыба. Она замерцала.

— Сам Заентог, шаттл, оторвавшейся от Глыбы, в коем сохранились тайны Широзаев. По воле случая Заентог приземлился в этом месте, — ответил фальцет тоже шёпотом.

«Тат-О-Зар не слыхивал о бедах, — вокруг них сменилась картинка. Складывалось ощущение, будто они находятся на сеансе в масштабном кинозале. Появились изумрудные поля, холмы, кряжи клыкастых гор, алый океан и пунцовое небо. — На планете водилась разная живность. Долгие времена она служила пропитанием и средством передвижения. Появились Алокаи и были они прекрасны. Прототип вашей расы: высокие, сильные и бесцветные. Они источали истинное могущество внутреннего состояния, подпитывались не пищей, но благоговением, дарованным им Великим Началом. Алокаи — совершенные создания, в которых мудрость и просветлённость шли рука об руку, касаясь друг друга и принося пользу всему живому».

Цветные пейзажи Тат-О-Зара сменились, будто кадр диафильма, и появились первые поселения Алокаев, выстроенные где угодно, будь то земля, деревья, что доходили до неба или гигантские цветы размером с небоскрёб. Их жилищами были крупные бутоны неизвестных цветов. Добирались на самые вершины крон оранжевых деревьев Алокаи, воспаряя, будто нисколько не весили. Алокаи — красивые существа. У некоторых по пять-семь конечностей: две-три руки и три-четыре ноги. У них тонкая кожа, почти просвечивается, а внутри, словно голубая кровь, которая перетекает, бултыхается как сжиженный газ в газгольдере. Их тела вытянутые и массивные. И нет разницы, где живот, а где грудь. Шеи нет, а вместо головы деформированная тыква такого же синеватого оттенка. Сначала Килоди подумал, что смотрит на прародителей гибриоидов. Но вот кадры сменились вновь, и перед ними — эпоха будущего, новое для другой расы время, где небо исчерчено сине-фиолетовыми волнами, которые искрятся от лёгкого прикосновения лучей грандидьеритового Солнца. И теперь Алокаи другие. Высокие и стройные, с кобальтовой грубой кожей и крупным зауженным туловищем. Их головы имели каплевидную форму, словно гоночный шлем. У лба морда сплюснута, крупные затуманенные зрачки круглых глаз, на месте носа две точки. Нижняя часть морды вытянута вниз, с тонкой чёрной полоской вместо рта от уха до уха, уходящей вверх. По четыре конечности с кистями, чем-то вроде пальцев, которые вытягиваются и втягиваются при соприкосновении с окружающими предметами.

Вокруг всё иллюзорно. Алокаи молчаливы. Над их головами-шлемами проблёскивают безликие антрацитовые капсулы — предки современных виман решает Килоди. Алокаи самодостаточны в своём развитии. У них нет одежды — она им просто чужда. Алокаи просвещённые — им известны тайны космоса и секреты мироздания, но они мало говорят друг с другом. Их жизнь бесконечна. Живут до тех пор, пока благоговение не иссякнет. «Сосредоточением многовековой мудрости и памяти Алокаев всегда была Соляная Сфера, которая непременно увеличивается, если уважение и смирение не стихают в среде Алокаев и меж ними живущих. — Продолжал вещать Заентог, которого питали жилы Зуверфов. — У вас есть понятия, о которых неведомо Алокаем. Работа, брак, смерть. Всего этого Алокаи не знали, как не знали и алчности, власти и материальных ценностей. Живя в голубых кубах, они, просвечивались и сливались друг с другом, обретая общую плоть. Совет получали они от архаического из Алокаев — существа с четырьмя крыльями, титанических размеров, с бриллиантами вместо очей и таким же искрящимся камнем, что сиял в груди. Он парил в густых серо-седых облаках над красными мятежными водами. Древний мудрец давал советы, не издавая звуков — общаться им хватало лишь мыслями, но более ничем. Соляная Сфера росла, как и раса Алокаев, которая стала возводить громадных размеров дворцы из гринз-материи, вещества прочного, но прозрачного, ибо нет такого секрета, который не знал бы Алокай о своём собрате. Чем ближе они обитали к Соляной Сфере, тем прозрачней были их тела, тем активней бурлила их жизненное топливо. Общность мыслей породила меня, единый разум всех Алокаев, сосредоточенный в Сфере, но разбитый вскоре на два полюса. Отсюда начинается крах всех заветов и возвышенного бытия. Ваша планета почти идентична Тат-О-Зару, но слишком слабы здесь энергетические потоки, слишком безвольны и хлипки существа их источающие. И каждому духу нужен вектор — направление, которому он мог бы отдать свою так называемую душу».

— Если Глыба — это корабль, то где пришельцы? — встряла в рассказ Заентога Джулия.

— Это ещё не конец, — продолжая поход в декорациях чужой планеты, уверил смагор.

«Перемены начались. И становилось сумрачно на земле Алокаев, и раздался страшный треск. Алокаи бросились к источнику звука. То была битва на смерть. Древний мудрец пал, обвитый гадкими щупальцами ужасного монстра, который привёл с собой приспешников, что вышли из красных мятежных вод и бросились разрушать мир Алокаев».

Вокруг квартета разразился конец света: в красных водах барахтался «мудрец» — его громадное тело проткнули острые клешни чудовища. У Инсара перехватило дух, ноги подкосились, из глаз брызнули слёзы. Зуверфы возрадовались — они снова видели правителя, они снова встретили великого Хсара. Их Владыка был почти таким, каким его описывали в многочисленных легендах и страшных сказках: четыре огромных клешни, на которых он перемещался, держали тело, покрытое толстыми хитиновыми пластинами. Всё серое, будто сделано из гранита или скальной породы. Из его туловища разлетались, словно плети, четыре хлыста, хаотично уничтожая всё вокруг, привнося в мир хаос. Вежды, их было также четыре, устроились симметрично на плоском хитиновом панцире, который время от времени разверзался для истошного вопля. Четыре руки-клешни разорвали алокайского мудреца на части, выбрасывая голубоватые ломти мяса на сушу. Закончив с крылатым титаном, Хсар двинулся на берег вслед за армией, выходящей из алого океана. На сей раз Инсар не сомневался — он узнал предков гибриоидов. Низкорослые уродцы с большими головами, тяжёлыми лбами, сутулые, со сморщенной, как у старухи, кожей серо-зелёного цвета. Многотысячная армия отряхнулась от солёной воды и принялась убивать Алокаев вручную, разрывая их когтями и острейшими зубами, беря не силой, но количеством. Над Хсаром замаячило бордовое аморфное сияние. Инсар узнал его — это сплетение энергии умирающих душ. У Алокаев тени жирные, полные, словно взяли толстую кисточку, макнули в краску и провели по холсту, не отрывая руки.

«Война длилась триста тысяч тат-о-зарских лет. Алокаи научились возводить баррикады, строить крепости и мастерить оружие. Соляная Сфера таяла. Широзаи, что пришли из мятежных вод, выдавливали Алокаев из обжитых мест, заставляя обороняться и привыкать к абсолютно иным условиям.

Тат-О-Зар — планета невиданных размеров, которые вы себе и представить не можете. Поверхность её больше вашего шара в 724,5 раза. И Алокаям пришлось преодолеть немало горестей, чтобы найти точку опоры, из которой они дали отпор Широзаям. Священная Долина, где Соляная Сфера погрузилась в недра дабы породить новый вид Алокаев — сильных, выносливых и способных носить броню из гринз-материи, что легла в основу ведениума. Так появилась новая раса, смешавшаяся с мудрыми, но слабыми Алокаями. Их прозвали Калерами. Они сражались, держа орудие и плодились, принося потомство. Три Калера стали героями, когда отбили нашествие армии приспешников Хсара».

— Меня укачивает, — призналась Джулия, упала рядом с Килоди, скорчилась. Её хорошенько прочистило, но неприглядная масса тут же куда-то исчезла. Кино продолжалось, ирреальный голос даже не собирался утихать. Поведать всю историю, пусть и кратко, пусть и в спешке, но обязательно рассказать. Такова была миссия Заентога, и смагоры настойчиво тыкали в пустоту своими корявыми пальцами, где то и дело загоралась очередная сцена инопланетной баталии.

«Непобедимая троица Калеров прославилась своей неуязвимостью и сокрушительностью. Виртуозно орудуя четырьмя лапами и танцуя на двух ногах-столбах, они с лёгкостью разрубали широзаев сотнями. Когда потери Хсара стали превосходить все немыслимые пределы, Владыка лично вышел на поединок против непобедимой троицы. Они дрались несколько лун, пока не пал первый, обратившись в пепел. Спустя два солнца сдался второй. Хсар пронзил его остриём своего трезубца, приняв облик огненного змия. Третий познал свою смерть, стоя на коленях. Но Хсар смилостивился над воинами и предложил каждой энтро-материи, которую вы зовёте духом или душой, стать его сподвижником и жнецом. Павшие Калеры согласились и впредь сражались за своего господина, собирая уходящую из умирающих тел энтро-материю, которая вливалась в Хсара и делала его сильнее и мудрее. Спустя тысячелетия, когда вражда двух рас стала обыденностью, а технологии Алокаев без труда сдерживали бесхитростные нападки озлобленных карликов, в стане отцов планеты Тат-О-Зар вызрела уверенность в неуёмности своего величия. Биотехника, в основе которой лежала гринз-материя и изобретения умнейших из Алокаев, двинулись на Широзаев. Грандиозные башни, выстроенные по всей планете, подобно антеннам передавали сигнал, проводя жизненно важную энергию благоговения, любви и мира. Светло-голубое зарево окрашивало красное небо Тат-О-Зара, когда хаотичные, но дружные ряды Алокаев и Калеров проходили по страдавшей от войны земле».

— Инсар, когда это закончится? Мне худо, — Джулия держалась за живот, её рвало.

— Что с ней?! — прикрикнул на смагоров Инсар.

— Побочный эффект, — ответил фальцет, — укачало.

— Тебе нравится история? — спросил второй карлик.

— Как я могу верить в это кино?

— Это не просто кино. Соляная Сфера хранилась на борту Глыбы, передавая знания и воспоминания всему кораблю, в том числе и Заентогу. Считай, с тобой говорит великая сила жизни, Сфера, коей поклоняются миллиарды лет. — Смагор замолк, взирая на хмурое лицо Килоди, и фыркнул. — Тогда ничему не верь, владыка!

Они снова немного продвинулись вперёд, следуя за проводниками. В кадре показались боевые машины. Во всяком случае, Инсар решил так. Асимметричные, созданные из странного серо-зелёного материала. Какие-то крупнее, другие меньше. Гула не слышно, только мерное журчание. Плыла техника, за нею двигалась армия. Никаких рядов, нет порядка. Казалось, что в песочницу вывалили кучу муравьёв, которые совершенно обескуражены и не знают, что делать дальше. Однако, создавшееся впечатление было обманчивым. Калеры двигались к цели, размахивая двумя парами натренированных лап. В каждой шесты с искрящимися белым наконечниками. Ноги, точнее то, что отвечало за ноги — это два бугристых мощных ответвления по бокам, которые вросли в тело. Эволюция заставила приспособиться к продолжительной войне, но философия их мира, основы их существования не изменились.

«Сразились две армии, пали все Широзаи, но Хсар выстоял и неустанно сеял смерть. Тогда талантливый и опытный воин по имени Зохор, сын Алокая-Асмиллы и Калера-Зарбаха, вызвался на смертельный поединок. Зохор был силён и проворен. Он превосходил всех Калеров и тем паче Алокаев, что бились с ним плечом к плечу. И Хсар, поняв, что против него хитрый враг, сменил свой облик, став ровней Зохору, ибо сражаться в образе монстра супротив плута немыслимо».

Инсар и остальные видели знатного и сильного Зохора с искрящимися шестами в четырёх лапах. В самом деле, он был выше и крепче остальных. Огромное чудовище с клешнями взревело, и вокруг него тут же образовались бесчисленные вихри чёрно-алого торнадо. Монстр рассыпался, будто прах, слился с кружащим ураганом, взвился под пунцовые небеса и обрушился на устланную трупами обеих рас землю, представ в новом обличье. Инсар изумился. Из клубов дымящейся пыли вышла обнажённая девушка, с ровной идеальной кожей телесно-кровавого оттенка, с яркими переливающимися, как масляное пятно, тёмно-алыми волосами, которые развевались и путались на ветру. Черты её острого лица ускользали, размывались, будто краска на смоченной водой картине. Грудь крупная, высокая, длинные ноги и узкая талия. Девушка двигалась гордо, с презрением. Вокруг неё закружили Зуверфы и мигом опоясали тело чёрной поблёскивающей тканью. В правой руке она держала длинный серый трезубец, похожий на посох старого мудреца. Трезубец увенчивался тремя раскрытыми острыми лепестками, словно цветок, выкованный из самого прочного железа во Вселенной. В центре раскрытого бутона мерцала аспидовая сфера — сгусток умерших душ, убежище мятежной энергии, которую так старательно собирали жнецы Хсара за годы войны.

Завязался бой. Зохор делал отчаянные выпады, размахивая шестами с мерцающим голубым пламенем. Девушка — воплощение Хсара — уклонялась от ударов, умело, без труда, будто была создана для сражения. Танец двух совершенных существ продолжался бесконечно. До тех пор, пока Зохор не умудрился ухватить трезубец Хсара за один из бутонов и рвануть на себя так, что девушка повалилась на землю, выронив заветное оружие. Трезубец тут же заискрился и захлопнул лепестки, спрятав сферу. Зохор взглянул на свою руку — она расплавилась и напоминала растаявшую пластмассу. Зохор взревел, рванулся к Хсару и врезал девушке ногой в грудь. Та всхлипнула, издала гортанный звук, похожий на бульканье, и завалилась без сил. Зохор схватился за трезубец. Оружие запылало, обжигая руки. Издав оглушительный вопль, сын Асмиллы занёс трезубец над головой и вонзил его остриём от запахнувшихся лепестков в грудь великолепной девы. Могущественная волна сокрушительного шторма взвилась к небу, отбросив Зохора в сторону. Поднявшись, она начала таять и растворяться. Трезубец пылал ярко-красным пламенем, вбирая в себя остатки теней, оставшиеся от могучего завоевателя Хсара. Зуверфы завыли, оплакивая своего предводителя и кормильца, подхватили трезубец, окутали его дымкой и унесли прочь. Армия Хсара сдалась, сложив оружие. Тысячелетняя война закончилась.

«Широзаи стали служить Алокаям и Калерам, — продолжал Заентог, — их использовали как отменных строителей, добытчиков и естествоиспытателей. Прошли тысячи лет, но трезубец Хсара так нигде и не был найден. Вступив в следующую эру, Алокаи столкнулись с грандиозной угрозой. Их планета разрушалась, они были вынуждены искать новый дом».

— И нашли его у нас? — вмешался Инсар.

«Алокаи нашли планету, крупную и богатую, и почти незаселённую разумной формой жизни. — Проигнорировал реплику Инсара Заентог. — Но располагалась она далеко от Тат-О-Зара. Алокаи построили Глыбу — межгалактический колосс, которому нет равных во Вселенной! Алокаи сконструировали, шиверы — строили. И когда Глыба впервые покинула почву родной планеты, Тат-О-Зар содрогнулся. Я есть часть колонизатора. Я создан для жизни. Для новой жизни».

— Что пошло не так? — теперь спросила Джулия. Ей стало лучше, хоть яркие картинки до сих пор немного укачивали.

«Преодолев множество галактик и межгалактических мембран, мы вышли на вашу солнечную систему. И тогда Глыба стала стремительно терять высоту. Я падал вместе с ней, а со мной и Алокаи, и Калеры, и Широзаи. Последние были взяты в качестве рабов, выполнявших работу. Впрочем, среди них случались мудрецы, с которыми иногда совещались сами Алокаи».

— Почему вы стали падать? — снова спросила Джулия.

«На данный вопрос у меня нет ответа. Но Глыба рухнула на вашу планету, перед тем расплескав свои части по всему космическому пространству и в новой атмосфере. Я есть лишь часть её. Ваша планета сдержала удар, не расколовшись надвое».

— Осталась лишь трещина, — проговорила в пустоту Джулия.

Заентог замолчал, и картинка погасла. Темнота сменилась тусклыми аварийными синеватыми огнями. Будто в кинотеатре закончился показ, но ещё не зажгли свет.

— Он вам больше ничего не скажет, — пропел фальцетом смагор, — Зуверфы уверяют, что ему более ничего не известно.

— На самом интересном месте, — вздохнул Килоди.

Они шли по узким коридорам космического комплекса. Вокруг металл и какая-то невнятная коралловая субстанция с зелёными вкраплениями, которая была чем-то мягким, живым, но за годы утратила свой первоначальный вид и превратилась в окаменелости.

— Куда мы идём? — спросила Джулия.

— В сердце Заентога. Она принадлежала Широзаям, они здесь хозяйничали, — ответил смагор.

— И для чего нам туда?

— Обретёте то, зачем пришли.

Коридор закончился, и они вошли в зал. Не слишком просторный, но дышалось здесь легче. Инсар отметил, что воздух тут чистый, никаких неприятных запахов, даже сырости или гнили. Потолок усеян мириадами проводов и шлангов, стены из той же коралловой структуры, что и коридоры. Пол из металла, который Инсар видел только на ячейках Потусторонней Вязи — ведениум, добываемый в карьерах на востоке Детры. Зал уходил куполом вверх, а в центре возвышался обелиск, касающийся своим остриём самой верхушки.

— Я бывал здесь однажды, — проговорил Килоди.

— Здесь вы впитали Зуверфов, владыка. Мираж, способный стать материальным — талант великого Хсара и его последователей. Мы владеем материей, пропитанной мятежным духом. А пустыня сономитов соткана из подобной энергии.

— Перефразируя на примитивный илейский, — вмешался второй смагор, — когда вокруг всё плохо, и люди страдают или подчинены единому порыву и слепо верят в нечто незыблемое — мы способны управлять этим миром, созидая буквально из воздуха.

— О, растолковал он, глядите, — ткнул первого смагора фальцет, — всё равно ничего не ясно.

Под ногами завибрировало, и сотни мелких насекомых бросились врассыпную.

— И этих тварей помню.

— Жутковато тут, — заметила Джулия.

— Что дальше? — спросил Инсар.

— Подойди к этой громадине, — смагор указал на обелиск, — и коснись его.

— И только?

Смагор кивнул.

Инсар подошёл к обелиску, поднёс ладонь и дотронулся ею до ровной глади, на которой были высечены письмена. Монумент завибрировал и начал рушиться, превращаясь в белый пепел. Смагоры довольно улыбались. Когда от памятника почти ничего не осталось, на чёрном квадрате, напоминавшем алтарь, образовался длинный сверкающий артефакт — копьё Зохора или могущественный трезубец Хсара.

— Фантастика! Я видел нечто подобное во снах, в видениях. Но не понимал о чём они. Этим самым копьём Зохор в вашем кино проткнул Хсара?

— Повторяю, то было не кино! — возмутился смагор. — То была память миллиарда Алокаев и Шиверов, заключённая в разум Глыбы, а значит и Заентога.

— Типа искусственный интеллект? — спросила Джулия.

— Вроде того, — сдался карлик.

Бутон копья был закрыт. А на его конце угрожающе поблёскивала тонкая шпилька, проткнувшая грудь воплощения Хсара.

— Джулия, — обратился смагор и припал на одно колено, — мы просим тебя не злиться на нас, простить и более никогда не держать обиды за те страшные муки, которым тебя подвергли, соблюдая обряд инициации. Атлас жив, мы гарантируем. Но прими ваше расставание как дар, ибо взамен ты получишь куда больше.

— Где Атлас?

— Мы не знаем, — признался смагор, — но он жив. Ручаемся.

— И чем вы собираетесь откупиться?

— Возьми трезубец и не выпускай его из своих рук до тех пор, пока мы тебе не скажем.

— Почему я, а не Инсар?

— Балай-де-утран не может касаться трезубца. Таков завет Хсара.

— Что за бред?! — прикрикнул Инсар. — В чём тогда смысл?

— Просто слушайте нас. Мы ваши проводники. И знайте: Зуверфы покинули вас, чтобы оживить Заентог. Им необходимо время, чтобы восстановиться. Потому вам придётся справляться без них. Но мы будем рядом.

— Есть у меня один такой засранец, — Инсар не унимался, — так он прикидывался дурачком до тех пор, пока ему не захотели вспороть пузо! И только тогда он стал разговорчивее!

— Мы не просто гибриоиды-шиверы, Инсар Килоди! Мы — смагоры! И ты должен слушать нас! И верить нам!

— Зачем, если я ваш правитель?!

— Пока ты — никто! Пустое место! И Зуверфы считают также!

— Я ничего не понимаю.

— А тебе и не надо. — Снова фыркнул фальцет. — Джулия, умоляем твой непоколебимый оттум, возьми трезубец и храни его.

Джулия неуверенно приблизилась к оружию и, собравшись с духом, ухватилась за холодный металлический стержень. Ничего не произошло. Она подняла его. Лёгкий, почти невесомый.

— А чего он как пушинка?

— А с какой стати ему быть тяжёлым? Это ж не фортепьян! — сострил один из смагоров.

— Возвращайтесь через тот лаз, — фальцет указал на расщелину, которая была входом в очередной коридор Заентога, — выйдите наружу и ничего не бойтесь.

— Вы о чём?! — нахмурился Килоди, но смагоры испарились в дымке, будто иллюзионисты, бросившие под ноги пузырёк с чудесной смесью.

— Куда они подевались? — Джулия огляделась.

— Ерунда какая-то! — пробубнил Инсар. — Что они хотели сказать?

— Я-то откуда знаю? Расстроился, что не дали подержать крутую штуковину? — она издевательски покрутила копьё-трезубец в руках.

— А если я его возьму?

— Ну, может, расплавишься, как тот парень в кино? Рискни. — Она протянула копьё-трезубец Килоди.

Инсар оскалил зубы и молча направился в сторону прохода, проигнорировав заманчивое предложение. Шли они совсем недолго, пока не упёрлись в железный люк. Без особенного труда Килоди сковырнул крышку, и они выбрались в старую канализацию крепости. Килоди бросил взгляд на люк, но того уже не существовало. Испарился, как и смагоры. На месте люка образовалась жижа из грязи и сборища неразличимой гадкой живности. Воняло здесь страшно, и Джулию обязательно бы вывернуло ещё раз, если бы осталось чем. А так они шли на едва различимый свет, прикрывая нос и рот тканью одежды. Дубовая лестница, старая, едва живая, без нескольких перекладин, стояла у стены и смотрела вверх — откуда и струился спасительный свет.

— Мы на дне колодца, — сказала Джулия.

— Шутишь? Тут грязи больше, чем в водостоках Котлована.

— Ага, тебе ли не знать, — огрызнулась Джулия и поползла наверх. — Это старый колодец, из которого потом соорудили канализацию. Так бывает, я изучала на курсах древней истории. Меньше затрат. Можно и чистую воду подвезти. Три в одном.

— Не совсем понимаю, о чём ты, но вряд ли сейчас это важно, — сказал Килоди, карабкаясь по лестнице следом.

— Зануда же ты, — Джулия не торопилась. Ползти по ветхой лестнице и не выронить копьё удавалось с большим трудом.

— Чего ты первая поползла?

— Наверно устала нюхать прелестные ароматы. Ну а ты-то привык, ты ж предводитель Котлована. Как я уже сказала — тебе не привыкать.

— Мне нравится твоя ирония, — ухмыльнулся Инсар, — она вдохновляет.

Они вылезли из старого заброшенного колодца. Рассветало. Горный воздух показался им лучшим проявлением здешней природы.

— Куда теперь? — спросила Джулия.

Они оказались в лесу рядом с развалинами замка. Никакой охраны, будто все вымерли или экстренно эвакуировались.

— Сначала в деревню. Зайдём к Тиму Едваю, расспросим кое о чём.

— А с этой штуковиной как быть?

— Оберни, — Инсар снял пальто и протянул его Джулии, оставшись в тонком лиловом джемпере. Она кинула пальто на траву, положила на него трезубец, и тут же что-то зашипело. Трезубец прожигал ткань.

— Гадство! — Джулия схватила артефакт и виновато взглянула на Инсара.

— Не выпускай его из рук, хорошо?

Джулия кивнула. Инсар прислушался. В небе, где-то неподалёку гудел двигатель гироплана. Причём, судя по нарастающему гулу, Килоди решил, что это тяжёлый транспортировщик или, что намного хуже, военный штурмовик.

— Надо торопиться, — он поторопил Джулию, и они побежали в сторону Рахни.

Гул перерос в ровный рокот мощного двигателя. Инсар не сомневался — к ним летят крайне неприятные гости. Они вбежали в деревню, добрались до ратуши. Инсар вломился в зал, вызнал, где находится значай. В погребе.

— Жди здесь! — велел Инсар и слетел по мраморным ступеням вниз.

Значай склонился над стеллажом с бутылками вина и что-то бубнил под нос. Инсар ухватил его за свитер, рывком прижал к стене и сжал рукой горло. Всё давалось с трудом. Килоди остро ощущал отсутствие Зуверфов.

— Давай ключи от машины! — прорычал Инсар в лицо напуганному старику.

— Что происходит?

— Ключи от машины! Живо!

— Какие ключи? У меня нет машины!

— У кого есть?

— Тим Едвай. У него есть.

Инсар отпустил значая и понёсся вверх. Гироплан уже облетал окрестности деревни, теперь шум от лопастей двигателя слышал весь Рахни.

— Инсар, кто это? — Джулия тыкнула краем трезубца в окно ратуши, указывая на зависший в небе зелёный гироплан. Раньше он принадлежал военным, но знаки отличия были стёрты.

— Знать бы, — ответил Инсар и мысленно прикинул, как нужно двигаться, чтобы добежать до халупы Едвая и не превратиться в решето.

— Останься тут. Я быстро. — Инсар вылетел из ратуши и со всех ног помчался к старой гостинице. В небе что-то хрустнуло — заработали динамики гироплана.

— Инсар Килоди. Джулия Фокстрот. Мы не причиним вам вреда. Сдайтесь!

С разбега Килоди вышиб дверь хостела. Напуганные местные уткнулись по углам, ожидая, когда военная техника покинет их деревню.

— Где Едвай?!

Парнишка лет двенадцати тыкнул указательным пальцем вверх. Инсар вмиг оказался на втором этаже. Одышка и боль в мышцах бесили его. Эти симптомы, свойственные не слишком здоровому человеку, пробежавшему спринт, Инсару давно не докучали.

Едвай направил на Инсара ружьё. Ноги его тряслись, на лице застыла гримаса ужаса.

— Ты чего, Тим? — примирительно начал Инсар, вытянул обе руки ладонями вперёд.

— Вы предали наш народ, предали, — голос Едвая дрожал, — а потом он предложил нам плату, и мы согласились.

— О чём ты, Тим? Какую плату?

Над крышами звучал призыв сдаться. Всё время один и тот же, монотонный и хладнокровный.

— Зохор обманул нас. Мы стали его пешками. Он обещал нам процветание. Так и было. Но мы не понимали, что он задумал. Крах! — Тим громко выкрикнул последнее слово. — Крах и забвение! Он стал нами, но мы не в это верили, не в это!

— Тим, парень, — Килоди приближался к Едваю едва заметными шажками, — я не совсем понимаю тебя, но ты прав. Слышишь? Я — твой повелитель. И я обещаю, что твоя помощь не будет забыта. Я уготовлю для тебя лучшее место в чертогах Хсара. И лично попрошу его сопроводить тебя.

— Хсар меня проведёт дорогой смерти? Наш владыка? Честно? — в голосе Едвая послышались нотки надежды. Тогда Инсар понял, что и так странноватый Тим окончательно свихнулся.

— Но ты должен кое-что сделать. Последнее испытание.

— Какое, повелитель?

— Дай мне ключи от своей машины.

— Ключи?

— Да, чёрт возьми, дай мне их и скажи, где машина!

Тим порылся в карманах, достал связку здоровенных ключей и брелоков и бросил Килоди под ноги.

— Она в пристройке.

— Спасибо, Тим. Хсар не забудет твоей жертвы, — заметив, что Тим слегка опустил ружьё, Инсар попятился, и, оказавшись у перил, перемахнул над ними, полетев вниз. На счастье приземление удалось, и Килоди рванул к барменше, которая указала, где вход в пристройку.

«Инсар Килоди. Джулия Фокстрот. Сдавайтесь. Мы вас не тронем. В противном случае в деревню спуститься группа зачистки. Смерти будут на вашей совести».

Сообщение изменилось, и это совсем не понравилось Инсару. Огромный пикап местного значения протаранил ворота и запылил к ратуше. Поравнявшись с парадной, Инсар выкрикнул Джулию. Она запрыгнула назад — там хватало места для трезубца.

— Где ты раздобыл этот хлам? — первое, что спросила Джулия, устроившись на пыльном кресле.

— Благотворительное пожертвование фонду грозного Хсара, — съязвил Килоди и направил внедорожник вон из Рахни.

— Думаешь, удастся удрать на этой колымаге?

— Впереди небольшое поле. Лучшего момента поджарить нас у них просто не будет. Если выживем, въедем в лес. А потом горный серпантин и навесы скалистых пород. Там трудно маневрировать даже на самом лёгком гироплане, не говоря уж о тяжеловесе.

Пикап вырвался на открытый простор и двигался вдоль реки. Гироплан тащился следом. Динамик молчал. Джулия зажмурилась. Она тоже чувствовала, что её зловещие хранители ушли, и теперь ей казалось, будто она самая уязвимая женщина на планете. Наконец пикап спрятался под кронами деревьев, и Инсар выдохнул.

— Почему они ничего не делали?

— Хотят взять живьём, — ответил Килоди, — или нет? Может они охотятся за трезубцем?

— Даже мы узнали о его существовании час назад. Кому он нужен?!

— Что же ты всё время спрашиваешь, и спрашиваешь, — Инсар бросил машину в крутой поворот, заскрипели амортизаторы, — и ничего дельного не предлагаешь?

— Ты у нас звезда, забыл? — ответила Джулия.

Она, не отрываясь, смотрела на встревоженное лицо Инсара, на его отточенные движения. Сейчас он как никогда напоминал ей Атласа. Джулия забыла, что находится в одной упряжке с убийцей и манипулятором. Инсар для неё сейчас был тем самым плечом, на которое нужно опереться, чтобы идти дальше. С некоторых пор она считала себя сильной, независимой. Однако скоро Джулия поняла — она всегда будет нуждаться в ком-то, кто закроет собой ту невидимую брешь в её сердце, проделанную в несчастливом детстве.

Резкие повороты сменялись непродолжительными прямыми тоннелями. Инсар был прав, скалы буквально нависали над ними, а изгибы до безобразия узкой дороги были настолько непредсказуемы, что рассчитывать на удачное стечение обстоятельств, выпустив очередь из крупнокалиберного пулемёта, было бы слишком самонадеянно. Гироплан набрал обороты и улетел куда-то вперёд, будто бросил погоню.

— Сдались? — спросила Джулия.

— Шутишь?

— Засада?

Инсар кивнул. Местности он не знал, других дорог по ходу движения не замечал. Некуда свернуть — порой самый страшный враг. Прямая началась там же, где трасса уходила вверх, на пик серпантина, чтобы обрушится вниз. Завизжали тормоза пикапа. Джулия вскрикнула. Посередине дороги стоял человек-механизм. Внедорожник кинуло вправо-влево, колёса выбросили гравий у самого обрыва.

— Что ты делаешь?! — заорала Джулия. — Сбивай его нахер!

Но Килоди остановился, проскрежетав правым боком машины об острые камни. Когда мотор заглох, Инсар выпрыгнул из салона и двинулся к Асмару Мбалли.

— Сукин сын! Что ты здесь делаешь?! — он подошёл к старику и взял его за грудки.

— Убери руки, слякоть, — правый протез врезал Инсару под дых. Килоди скорчился. Затем та же рука сцепила искусственные пальцы на вороте джемпера и с лёгкостью промышленного робота подбросила Инсара вверх, швырнув на капот пикапа. Инсар с грохотом врезался в металл, треснуло стекло. Килоди схватился за рёбра и застонал от боли.

— Тяжеловато, когда тебя никто не страхует, — проговорил старик и захромал к Джулии, которая съёжилась, вцепившись в трезубец.

Старик открыл дверь и взялся протезом за металлическое древко орудия. Джулия ожидала, что его протез оплавиться, но ничего не случилось.

— Дай сюда, — прошипел Асмари Мбалли и выдернул трезубец-копьё из объятий Джулии. Затем он молча отвернулся и отдал команду пустоте. Над ним снова возник гироплан. На тросах спустились вооружённые люди.

— Вяжите их, — приказал Мбалли, ухватился за конец троса и поплыл вверх. Боевики сняли Инсара с капота, нацепили наручники, накинули непроницаемый мешок на голову. С Джулией проделали то же самое, молча и бесцеремонно. Когда они оказались на борту гироплана, возле уха каждого что-то щёлкнуло, обожгло шею. Транквилизатор подействовал мгновенно, и пробуждение Инсар и Джулия встретили только спустя восемнадцать часов. Их разделяли тонны оргстекла, железобетона и сотни кубометров живого пространства.

Глава 19

Джулия открыла глаза и решила, что ещё спит. Точно сон, не иначе. Она лежала на кровати. Своей кровати. На той самой, где умерла её мама, когда сама она была маленькой. С тех пор Джулия спала только в маминой спальне, отказавшись от своей комнаты. Разумеется, у них был свой дом и не один. Но отец много работал, и её мама придумала остаться в гостинице. Так ей было проще, даже радостней. Изменилось ли что-то после того дня, когда она, Джулия, разругавшись, простилась с отцом и ушла из дома? Ничего. Белоснежное бельё, пахнет цветами и чистотой. Шторы раздвинуты так, что видна взлётная полоса местного аэропорта. Пентхаус был предоставлен только Джулии и воспоминаниям. Сейчас белое убранство комнаты казалось ей явным перебором, будто находишься в стерильной палате. На самом деле так и было. Врачи не знали, что творилось с мамой, но Джулия теперь знает. Она поднялась с постели, сунула ноги в мягкие тапки. Кожа и волосы чистые. Её кто-то умыл, пока она была в отключке. От одной мысли, что чужие руки касались её тела, Джулию передёрнуло. На её плечах висела белая накрахмаленная майка, а на пуфике рядом с кроватью лежал шёлковый халат. Джулия встала с кровати, набросила халат и включила свет. Белый резал глаза. Она давно отвыкла от него. Похоже, ей это не снится. Она вышла на лоджию, просторную и уютную. В углу по-прежнему покоились никем не тронутый журнальный стол и пара кресел. Здесь мама читала ей книги, когда недуг отступал. Погода стояла чудная. Вечер подбирался к городу, но солнце ещё не село. Джулия посмотрела вниз. Всё тот же Сент-Вален как на ладони.

По ногам Джулии пробежался тёплый ветер — кто-то вошёл в комнату. Она обернулась и увидела всё тот же идеальный череп с острыми скулами. Оло Ван Дарвик смотрел на неё мягко, почти по-отечески. К слову, сам он выглядел на сей раз слегка уставшим, расшатанным. Бежевая сорочка выбивалась из брюк, а пиджак сидел как-то неуверенно.

— Если я сплю, этот кошмар затянулся, — проговорила Джулия громко, даже слишком громко. Ей почудилось, что слова эхом разнеслись по полупустой белой палате.

— Я бы мог сказать, что ты дома, но вряд ли ты считаешь так же, — ответил Оло Ван.

— Почему я здесь?

— Видишь ли, — Оло Ван замялся, — так вышло, что ты стала фигурой на шахматной доске. Само собой — случайно.

— Стало быть, я — пешка?

— Я бы так не сказал, — помотал головой Ван Дарвик.

— Ты в курсе, что я до сих пор ненавижу тебя?

— Честно говоря, я надеялся на снисхождение.

— С чего бы?

— Ну, может, потому что я твой отец?

— Не уверена, что это принципиально, — закатила глаза Джулия и уселась на кровать.

— Поверь, я всегда желал тебе счастья и всего лучшего.

— Потому ты позволил этой дряни занять место моей матери?!

— Ты о Магнолии?

— О твари, которая разрушила семью, и до сих пор ошивается у твоего плеча! И ты называешь меня своей дочерью?!

Оло Ван промолчал.

— Ты никогда не был мне отцом и уже поздно им становится. Я не люблю тебя. Я тебя ненавижу. И лучше давай-ка выкладывай, что происходит. Как я и Инсар оказались в Сент-Валене?

— Скучная политика. Она тебе не интересна.

— И всё же?

— В двух словах: ты примешь мою сторону, а твой знакомый умрёт.

— Есть альтернатива?

Ван Дарвик дал понять, что её нет. И добавил:

— Ты выросла и похорошела, но материнская наивность в тебе неискоренима. Она жалела всех подряд.

— В том числе и верного Маятника?

Ван Дарвик снова не ответил.

— Зачем ты пришёл?

— Поздороваться.

— Ну, привет. Легче стало? Если не собираешься посвящать меня в то дерьмо, которое ты в очередной раз навалил, то лучше проваливай!

Разговор закончился, толком не начавшись. Оло Ван пожелал доброй ночи и покинул номер. Джулия пошла за ним, но герметичная белая дверь комнаты, закрывшаяся за спиной Ван Дарвика, теперь оставалась недвижимой. Система защиты объявила о своей неспособности пропустить человека, не занесённого в протокол безопасности. Джулия психанула, швырнула в дверь вазу, затем стул, и на этом успокоилась. Оло Ван Дарвик был верен себе: скрытен, лаконичен и эгоистичен. Потому стоило ждать удобного случая и начать действовать самой. Что ж, не впервой. Чёрт возьми, дайте ей только шанс!

— Ку-ку, Инсар! Проснись, наше всё, — говорил знакомый металлический голос. Инсар узнал его. Асмар Мбалли. Поганый железный калека, который строил из себя мессию.

Инсар очнулся, открыл глаза. Холодная влажная земля. Он в клетке. Зуверфы снова далеко. Захотелось выть, будто битая брошенная собака, но Килоди сдержался.

— Не слишком комфортные нары? А у твоей подружки всё по первому разряду, — Асмар Мбалли сидел на маленьком деревянной стуле, облокотившись о решётку. На нём висел его старый потрёпанный синий плащ, который теперь напоминал необъёмную сутану.

— Объясняй, во что я ввязался?! — Инсар размял затёкшую шею, осмотрелся — кирпич и сталь. Однако вполне приличный сортир и умывальник. Инсар сел на своей койке и уставился на Мбалли. Горел тусклый свет, будто где-то теплилась лучина или на входе догорал факел.

— Ты, наверно, ужасно голоден?

Килоди хранил молчание, уставившись на хромированную морду.

— Чего желаешь на ужин? Время позднее, но ничего, успеем.

— Издеваешься надо мной? — заскрежетал зубами Килоди.

— Глумиться над голодным человеком — кощунственно. Так что не тяни и выбери жратву.

— Хватит! — рявкнул Килоди.

— Понял, понял, — отозвался Асмар, встал со стула, заполнив собой коридор, — а как насчёт сэндвича с сыром, говядиной и травами? В здешнем ресторане их готовят так, что пальчики оближешь. Говорят, лучшие в городе!

— Где мы?

— В Сент-Валене. Жаль, что вот-вот, и местный колорит схлынет. Война, знаешь ли, никого и ничего не красит, все забьются в норы, будут выжидать.

— Какого рожна я делаю в Сент-Валене?!

— Схожу, распоряжусь о твоём ужине. Потерпи немного, я мигом, — сказал Асмар Мбалли и исчез.

«Котятки мои! Привет! Я — ваша любимая Марта! Честность и непредвзятость в одном флаконе. Что творится с нашей любимой Илейей? Страсти, хочу вам признаться. Да вы и сами это прекрасно видите, но молчите или стараетесь не замечать. Введён семнадцатый артикул! Введён тихо, будто приняли закон о рыбной ловле. А кто его подписал? Вот здесь кошмар начинает становиться реальностью. Друзья мои и недруги! Пусть кто-то считает, что Марта — то есть я — плод какой-то пропаганды или происки сономитов/детрийцев/стердастоса/чёрной улитки или ещё чёрт знает кого! Мне плевать! Я говорю, что знаю, как считаю, и призываю вас шевелить мозгами. Кто верховодит в Трезубце, который за каких-то четырнадцать месяцев превратился из сияющего дворца в замок, населённый чудовищными приведениями? Исполняющий обязанности Лидера Оло Ван Дарвик захватил трон! Власть в его поганеньких ручках и это факт. Откуда, спросите вы, я знаю? Разумеется, мне об этом напела одна очень важная птица из застенок Трезубца. Имени, увы, назвать я не в силах. Итак, вопрос такой: какое право имеет хунта вводит столь радикальный закон, каким считается «Артикул 17»? Вся экономика будет перенаправлена на нужды армии. Никаких кастрюль, чайников, тостеров, ТВ-панелей и машин. Только ракеты, танки и прочая бронетехника! Вам нравится реальность, вырисовывающаяся в долгосрочной перспективе? И мне нет! Говорят, война должна закалить характер нашего брата, стать целью для триумфа и сплочению нации. Но у нас нет своей нации! Илейцы — пустое место, да простят меня миллионы. Вы знаете, кто ваши предки, как вы появились и от кого произошли? И мы не знаем. Никто не знает! И, стало быть, воюя с сономитами, вы станете убивать своего сородича, но даже не подумаете об этом, поддаваясь слепому гласу беспринципной пропаганды. Вы знаете, как Оло Ван Дарвик захватил власть в Трезубце? Неугодных он отправлял на тот свет или ссылал в психушку. Уверена, обратись мы к дирекции Нуттглехарта с дотошными расспросами, узнали бы много интересного и неожиданного о пациентах. Но, увы, об этом приходиться только мечтать, т. к. фонд Дарвика спонсирует психбольницу. Илейя, что ты позволяешь?! Ты втянута в войну! Столицей правит чокнутый миллиардер, а Котлованом — убийца! Не стоит ждать помощи со стороны, Детре не обязательно вмешиваться, а другие союзы здесь просто бессильны. Необходимо что-то менять своими руками, Илейя! Иначе будет поздно. Конец связи».

Сэндвич был что надо: жирный, свежий, сочащийся от соуса. Но Инсар к нему не притронулся.

— Не мешало бы побриться, что скажешь? — Асмар сидел на том же стуле и наблюдал за Инсаром, как за диким зверем в зоопарке.

— Еда, бритьё — будто готовишь меня к виселице.

— В общем, ты прав.

Инсар прильнул к решётке.

— Я жду твоих объяснений.

— Как тебе без друзей живётся? Не докучают? — Мбалли постучал себя в грудь. — Я про Зуверфов, если ты не понял.

— Ты их не чувствуешь?

— Нисколько. — Мбалли кашлянул, что-то лязгнуло в его чреве. — Я очень надеялся, что ты отринешь мой подарок, и не прогадал. Поражаюсь, насколько же адаптивен твой дух к этим мерзким тварям. И удивляюсь, что ты ещё жив. — Он немного помедлил, затем продолжил. — Но в целом, ты справился замечательно. Скажи, что ты видел там, в недрах Заентога?

Инсар качнул грязной косматой шевелюрой:

— Признаюсь, что не понимаю тебя, старик. Но ты ошибаешься, пологая, что всё кончено. Что я видел в Заентоге? Чудеса! Но хрена-с два я тебе о них расскажу!

— С чего ты взял, что тебе открылась истина?

— Истина знакома мессиям и шарлатанам. Я не отношусь ни к одним, ни к другим. Я — проводник. В это я верю, потому что отлично понимаю своё предназначение. А что важно для тебя, железный мудрец? И веришь ли ты хоть во что-нибудь?

— В сегодняшний день, Инсар. Он очень далёк от древних пророчеств и легенд. Всё теперь абсолютно неважно. — Пауза. — Кланяюсь тебе за трезубец, он мне серьёзно пригодится.

— Зачем ты меня приютил в Фесраме? Кого я должен был убить?

— Скажем так: я держал тебя на коротком поводке. Изучал. Не скрою, наши беседы приносили мне эстетическое удовлетворение. Ты отправился в свободное плаванье в самый подходящий для меня момент. Котлован нуждался в сильной руке, а ты должен был вкусить плоды власти. Кривая вывела тебя к ценному артефакту и сакраментальному знанию. — Мбалли привёл в движение механические приводы и снова загородил собою едва пробивавшийся за решётку свет. Вынул из кармана револьвер на шесть патронов (в барабане остался всего один) и бросил в камеру Килоди. — Инсар, мне известно, что тебе напел Зуверф в затхлом цехе завода. И я знаю, как ты должен умереть, чтобы среди обездоленных о тебе продолжили слагать легенды. Воспользуйся моим подарком по назначению, Инсар Килоди. Диктатор падёт непобеждённым, а твоё имя вскоре очиститься в народной молве. Уговор ещё в силе, и я свои условия выполнил. Напоследок: охрана тебя не станет обыскивать, но если ты не решишься, идя к парапету, передумать не позволят. Прощай.

— Увидимся, — ответил Килоди.

Асмар Мбалли ушёл без внятных ответов. Инсар улёгся на жёсткие нары, не думая ни о чём, кроме убийства. Только бы Они вернулись, только бы снова наделили его феноменальной силой и неуязвимостью. Невзирая на надвигающуюся опасность, Инсар легко уснул. Наутро ему принесли графин с водой, нехитрый завтрак, острую бритву и мелкое круглое зеркало. Инсар бросил револьвер обратно в коридор и с наслаждением выбрился, приведя своё морщинистое лицо в порядок.

— Готов? — по ту сторону камеры возвышался крупный мужчина с лысой головой. С плеча свисал автомат.

Инсар показал ему зубы в зверином оскале.

Конвоир ухмыльнулся, подобрал с пола оружие, открыл замок и вошёл внутрь. На запястьях невольника лязгнули наручники.

Оло Ван Дарвик вышел из своего кабинета на шестьдесят третьем этаже отеля «Фокстрот». Он торопился, быстро ступая по мягкому ковру, копии которого лежали во всех коридорах отеля. Он говорил по картриджу и казался предельно сосредоточенным.

— «Цирк» подготовлен? А все прибыли? Хорошо. Сколько зрителей? Пара тысяч? Сойдёт. Телевидение? Маятник, ты не виделся с Магнолией? Она пропадала, но чтобы настолько — ещё никогда. Нет? Тогда после сегодняшнего шоу разверни поиски. Свершается история, а она где-то пропадает.

Оло Ван вошёл в лифт, нажал кнопку с цифрой «1». Внизу его ожидала охрана — бойцы батальона «Гарваз» и некоторые политики, в том числе и Николас Арзор.

— Николас, как ваше настроение? Сегодня чудный день, — обратился Оло к Лидеру Штарбайна.

— Мне кажется, будет дождь, — отстранённо ответил Арзор.

— Машина подана, мистер Ван Дарвик, — отрапортовал один из бойцов.

— А что узник?

— В пути.

В просторных покоях Джулии становилось нестерпимо холодно. Она съёжилась и размышляла о своём, уткнувшись в выпуск новостного блока, который крутили на главном илейском канале. Анонсировали грядущий публичный суд, кое-где проскальзывало слово казнь. На экране говорили разные уважаемые люди. Они строили планы, приводили доводы и аргументы, касаясь новой власти и назревавшего силового конфликта с сономитами. Включили съёмки со спутника, запечатлевшего ужасные кадры. На них авиация наносила точечные удары по стратегическим объектам других соседей Илейи — гибриоидам. Джулия не вдумывалась в происходящее, потому она не осознала, что армия Ван Дарвика за двое суток взяла ключевые позиции «лесного народа», устранила их вождя и сожгла основные, пусть и не большие населённые пункты. Ван Дарвик никак не прокомментировал нападение на гибриоидов, заявив лишь, что «дикие соседи» давно находились в состоянии гражданской войны, и он, Ван Дарвик, поддержал одну, наиболее лояльную Трезубцу сторону.

— Моё почтение, принцесса! — раздался знакомый фальцет.

Джулия вздрогнула.

— Испугалась что ли? — с террасы вышел смагор. Его лицо по-прежнему ускользало из памяти. — Что показывают? — он ткнул в экран панели своим коротким уродливым пальцем.

— Ужасы, — резюмировала Джулия. — Собираются устроить показательную казнь. Заявляют, что поймали Мейхера Заволло и других террористов.

— Как тебе тут сидится?

— Что происходит? Почему мы оказались в Сент-Валене? Как во всём этом замешан мой отец?

— Сколько вопросов. А вот и мой напарник, — второй смагор показался на балконе и едва склонился, отдавая почести Джулии.

— Я привёл их, — пробасил он.

— Кого? — спросила Джулия.

— Верных союзников.

В белоснежном номере мгновенно потемнело. Сгустки теней облепили стены, пульсировали, игрались друг с другом, ожидая приглашения.

— Почему они здесь? Где Инсар?

— То где Атлас, то где Инсар? Ты определись, милашка, кто тебе нужен то? — хохотнул фальцет.

— Ублюдки!

— Но-но, не сквернословь, принцесса. Мы вообще-то в трауре, забыла? — смагор покосился на панель. — К тому же Инсару Зуверфы уже ни к чему. Но тебе они нужны как никогда.

— Что я могу?! Я в клетке!

— Позволь слугам Хсара проникнуть в тебя. Ты ощутишь ту силу, которой обладал Инсар.

— Зачем мне это?

— Инсар в опасности. С минуты на минуту начнётся кровавое шоу. Инсара казнят вместе с остальными приговорёнными. Пора его выручать!

— Почему я?

Фальцет тяжело вздохнул и заговорил быстро и сумбурно:

— Ты — балай де савфан. Он — балай де утран. Вы — неразделимы. Праведный Хсар невозможен без двух половин. Это самый прекрасный симбиоз, который возможен у сил могущественных и способных на разрушение и созидание. Потому я и весь мой народ всецело полагаемся на тебя. Мы долго и верно ждали возрождения титульного божества, мы заслужили награду. Хсар милостив и справедлив, и лишь тогда Он сеет смерть и разруху, когда мертва мудрая его половина.

— А такое возможно?

— Ещё как! Особенно в начале пути, когда будут сливаться воедино илейская плоть и дух демиурга. Настанет забытьё и нестабильность. — Ответил фальцет. — Но когда всё закончится, Инсар вспомнит обо всём, в том числе о тебе. И передаст частицу своей силы, возьмёт под защиту. Тогда то и начнётся Эра Хсара.

— А если меня всё устраивает, и я не хочу всего этого?!

— Ну, во-первых, ты лукавишь, — снова говорил фальцет, — во-вторых, мы могли бы загипнотизировать тебя, но это противоречит пророчеству. И в-третьих, мы сообщим, где Атлас, если ты поможешь.

— Разве это будет важно?

— Нет. Но ты ведь так не думаешь, правда?

Джулия опять кивнула.

— С чего начнём?

— Прими гостей.

Зуверфы сползли по стенам, коснулись пола, протекли тугой чёрной жижей, и, будто по сигналу, стремительно ворвались в Джулию, бесцеремонно проникая через рот, уши, нос и кожный покров. Она испытывала возвращение Зуверфов не раз, но теперь их трое и вместе они были сильнее и могущественнее. Джулия упала на кровать, забилась в конвульсиях. Это продлилось недолго. Даже самый ядрёный наркотик неспособен разом принести столько блаженства.

Джулия с трудом поднялась на ноги после череды одновременных оргазмов. Ещё около минуты её тело разбивала нега, но и она прекратилась, уступив ясному уму и потрясающему физическому состоянию.

— Как самочувствие? — спросил фальцет.

— Будто только что вылупилась на свет.

— Теперь понимаешь, как жил Килоди?

— Бедняга, — наигранно скривилась Джулия, — ему, должно быть, сейчас очень паршиво.

— Ты — прелесть. Мы не сомневались. А теперь слушай сюда, — смагор-фальцет подобрался ближе к Джулии, — иди в кабинет отца. За его спиной хранится трезубец. Возьми его и отправляйся на место казни. Сделай всё, чтобы за миг до своей смерти Килоди был рядом, буквально на расстоянии вытянутого копья.

Смагор затих.

— И что? Не томи!

— И пронзи трезубцем грудь Инсара, когда жизнь будет покидать его тело. Втыкай, не щадя, что есть сил!

— Что за бред?! Как я поймаю нужный момент?

— Поймёшь, прелесть. Доверься интуиции и Зуверфам. Ты — балай де савфан, ты мудра и решительна. Помни об этом.

— Но почему мы не могли сделать это раньше?

— Нет-нет-нет, — покачал головой смагор, — Хсар возродиться только вопреки насильственной смерти. В том суть мятежной энергии. Она не произрастает на почве благодетели.

— У нас мало времени, — раздался бас второго смагора, который стоял на террасе и смотрел вниз, — Инсара усадили в машину и повезли.

— Вот, надень, — словно из воздуха смагор-фальцет извлёк стопку одежды, — твой размер. Не в халате же тебе щеголять.

Джулия взяла одежду, рассмотрела её, подняла голову, чтобы отблагодарить, но смагоры уже испарились.

«Пора», — прошипело трио Зуверфов. — «Торопись».

Килоди выволокли на свежий воздух. Вокруг зашумели журналисты и зеваки, столпившиеся у «Фокстрота». Прямым включением по всем каналам Илейи прошла новость о «сюрпризе», который приготовил Оло Ван для зрителей. Инсара затолкали в квадратный броневик, приставили пятерых охранников и помчали по оживлённым улицам Сент-Валена.

Джулия колотила в дверь своего номера до тех пор, пока её караульному это не надоело. Высокий и сильный парень лет двадцати пяти выругался, разблокировал арку, дверь отъехала в сторону. Джулия не могла медлить, потому сразу же набросилась на здоровяка, повалила его и нанесла несколько сокрушительных ударов в кадык. Когда парень перестал дышать, она забрала его автомат, ключ-карту и портативный электрошокер. Джулия огляделась — никого. Она забежала в лифт, нажала кнопку с числом «63». Выбор смагоров Джулия посчитала удачным: джинсы совсем не жали, водолазка приятно прилипала к коже, а короткий кожаный плащ практически не сковывал движений. На «63» двери открылись. Два охранника что-то прокричали, вскинули оружие, но Джулия тут же выпустила в них по короткой очереди, в каждого. Теперь она даже не обращала внимания на то, как Зуверфы вытягивают последнее из будущих трупов и возвращаются к ней. Дверь в кабинет Дарвика была не заперта. Повсюду камеры, датчики движения и охрана. На секунду Джулии показалось, что она штурмует не фешенебельный отель в центре города, а военную базу. В аскетичном белоснежном, как и её недавняя палата, кабинете было совсем мало мебели и ещё меньше признаков жизни. Будто в нём жил монах или шизофреник, помешанный на чистоте и самолюбовании. Последний вывод Джулия сделала, посмотрев в огромные зеркала, развешанные на каждой стене. У четвёртого зеркала, самого высокого, стояло кресло Ван Дарвика, выполненное в футуристическом стиле: белая кожа, хромированная сталь. Она удивилась отсутствию стола, но времени на поиски бесполезной мебели не оставалось.

«За спиной», — прошипели Зуверфы.

Джулия взглянула на зеркало за креслом и произвела несколько выстрелов. Стекло разлетелось, украсив белый пол мириадами осколков. Потайной чулан или вроде того. Уже не такая, как основной кабинет. Здесь повсюду стеллажи с разными реликтовыми вещами, будь то осколок стены старого храма или антрацитовый куб неясного назначения. И фотографии. Джулия бегло просмотрела снимки — везде она и её мать. Радостные, улыбчивые. Джулия совсем крошечная, а отец ещё не последняя сволочь.

«Нет времени», — торопили Зуверфы.

Джулия быстро нашла трезубец — он лежал на подставке из ведениума. Схватив артефакт, она пулей бросилась из кабинета. Её уже ждал отряд боевиков, бойцы которого открыли огонь без предупреждения, как только Джулия показалась в коридоре. «Просто беги. Мы поможем», — приказали Зуверфы, и Джулия без раздумий заскочила в лифт, не замечая свистящих пуль, которые не достигали её, пропадая в густом тумане. Джулия залетела внутрь, ткнула кнопку, двери закрылись. Она спускалась в подземную парковку. Трезубец на сей раз показался ей короче и меньше в объёме. Возможно, только иллюзия, впрочем, управляться с ним ей стало намного проще. Отдышавшись и прикинув дальнейшие действия, Джулия решилась заговорить с Ними.

— А что внизу? Как я заведу машину?

— Выбирай любую. Поможем, — ответили зуверфы ясно и не медля.

— Отчего я не умею летать, а? Было бы здорово.

— Пока не умеешь, — прошипели «чернила». — Торопись!

«Цирк» заполнился за три часа до начала. Повод был крайне не радостный, но отчего-то народ шумел и веселился. Праздничная атмосфера большого шоу поддерживалась и всеми средствами массовой информации, прибывшими на казнь. «Начало новой эры», не иначе — твердили ведущие новостных каналов. И буквально каждый журналист отмечал символику мероприятия, а именно место, в котором пройдёт публичная казнь. Ночной игорный клуб «Цирк» считался самым респектабельным и модным местом во всей Илейе. Алчность и похоть процветали здесь всегда. Но до сегодняшнего дня. «Цирк», выглядящий снаружи как огромная пёстрая кастрюля, обычно сверкал зазывающими огнями. Сегодня все огни потухли. Внутри, в центре располагалась огромная сцена — манеж. А игровые и зрительские зоны уплывали вверх, сектор за сектором, откуда открывался прекрасный вид на происходящее внизу. Машины с пленниками остановилась у входа в «Цирк». Инсара вывели два конвоира, держа под руки и слегка склонив к земле, и быстро провели в ворота здания. Шоу начиналось.

Сотни камер сфокусировались на манеже. Всё замерло, когда прозвучал гонг. Появился Оло Ван Дарвик. Он вышел не торопясь, слегка покачиваясь, будто смертельно устал или был пьян. Остановившись в центре арены, он окинул присутствовавших ленивым, но придирчивым взглядом и заговорил:

— На ваших глазах будут казнены заклятые враги Илейи. Заявляю вам это в качестве Первого Лидера Илейского Конформатума — нового формирования, призванного объединить мегаполисы и провинции наших общих территорий. — Шум окончательно утих. Зрители внимали словам Ван Дарвика. — К тому же, я закрываю проект «Вечный Странник»! Пусть люди, отправившиеся в рискованное и авантюрное космическое путешествие, навсегда останутся в нашей памяти.

— Это связано с принятием 17 артикула?! — выкрикнул кто-то с сектора, перебив волну возмущения.

Оло Ван кивнул и поправил микрофон на лацкане пиджака:

— Семнадцатый артикул принят и введён в действие. Полагаю, и у этой реформы есть недоброжелатели. Что ж, всегда есть критики, которые не видят дальше своего носа. Желаю им смирения.

Оло сделал небольшой круг по манежу, заложив руки за спину и смотря под ноги. Затем он снова поднял голову, выпятив подбородок. Его глаза блестели, на губах играла улыбка.

— Хочу разъяснить, чего я добиваюсь. Забудьте о старой структуре, о старых богах и привычках! Теперь каждый, кто пересечёт границы Илейского Конформатума, будет обязан принять наши условия. Гражданин новой Илейи будет платить налоги, трудиться и носить миниботов, хочет он того или нет!

На ярусах «Цирка» нарастала волна тревожного возбуждения.

— Илейя на пороге войны, — уже громче продолжал Оло Ван, — и потому мы обязаны пристально смотреть по сторонам. Сономиты издавна создавали напряжение у наших границ, и пришло время покончить с ними, раз и навсегда выдрав корни надоедливого сорняка.

— Как быть с мирным населением? — снова спросили из зала.

— Суверенный Каганат, несущий ответственность за всё, что происходит на её территории, должен учитывать все риски. Если сономитской власти не жаль своих граждан, отчего нам их жалеть?! Каган Игбер Зонас плюнул нам в лицо. Предлагаете утереться и стерпеть хамство?

Суета нарастала, публика копошилась, что-то живо обсуждала. Охрана «Цирка», состоявшая из солдат личной армии Ван Дарвика, заняла позиции. Камеры в очередной раз выхватили морщинистое усталое лицо Оло Вана.

— Вы знаете «Цирк», вы отлично с ним знакомы. Многие из тех, кто сегодня получил лучшие места, не единожды захаживали ко мне в гости и спускали свои сбережения. И всё бы ничего, да вот только деньги эти зачастую зарабатывались не совсем честно! Не нужно хмурить лоб и удивляться! Я — новый гарант справедливости Территорий, и потому я должен вычистить ряды, в которых завелась паршивая моль. — Оло взял паузу, оглядел сектора. Народ негодовал: мужчины встали со своих мест, махали руками, бранились, кто-то попытался уйти, но охрана никого не выпускала.

— Итак, оглашаю фамилии, которые меня сейчас интересует больше всего: Бик, Франшель, Смейкор, Бресс, Валкор, Анатос, Пейхрами, Вашшенат, Аладус, Бройд, Самерсон, Влочкер, Шербешер, Крафт и Спайнс. Вышвырните этих людей на манеж!

Охрана засуетилась, выхватывая нужных персон из ярусов. Те, кто отказывался идти, соглашались под дулом автомата. Наконец все пятнадцать человек оказались на манеже. Каждый был одет с иголочки, приятно пах и в целом выглядел на миллион статов. Исключением стал только пожилой лидер Ригвольда Шербешер, который казался помятым, насупился, молчал и просто ждал, когда всё закончится. Оло покинул манеж и появился на первом ярусе, продолжая представление.

— Эти люди обвиняются в преступлениях против Илейи. Им не место у руля страны, которая нуждается в сильных и надёжных руках. Экономисты, юристы, лидеры! Вы награбили вдоволь! Скольких негодяев вы оправдали, господин Валкор? И сможете ли вы назвать самую крупную взятку? Отчего вы так рьяно избегали миниботов?

— Вы с ума сошли, Ван Дарвик! — прокричал снизу усатый судья Валкор. — Вам пора в психушку!

— Или вы, достопочтенная миссис Аладус, — он обратился к даме лет пятидесяти, полной, неповоротливой, крайне неприятной, — какова стоимость строительства нового энергетического комплекса близ Олос-Марка? Точнее, назовите настоящую сумму, а не ту, которую вы указали во всех отчётах.

— Пошёл нахер, придурок! — заявила мадам Аладус.

— Шербешер, расскажи о государственной измене, на которую тебя толкнул твой приятель Кин!

Старик молчал, уставившись в грязно-белый покров манежа.

— Устроить бы судебные разбирательства, разобраться бы во всём хорошенько, допросить, кого положено, да вкатать бы каждому по сто лет в РОМБе. Так правильно. Но времени у нас нет. Военное положение требует радикальных мер. — Расстрелять!

В «Цирке» занялась потасовка, вмешались солдаты «Гарваза», которые угрозами расправы сдерживали бунтующих. Камеры журналистов лихорадочно метались, выхватывая то Ван Дарвика, то беснующихся приговорённых, то бурлящую толпу. Появились вооружённые люди, которые равномерно рассредоточились по всему первому ярусу. Они изготовились для стрельбы.

— Повторяю приказ — открыть огонь на поражение!

Застрекотали автоматы, раздались вопли, крики и проклятья. Люди рыдали, молили прекратить террор. На манеже покоились мёртвые, натекли лужи крови. Когда трупы убрали, Оло продолжил:

— Если вы все ещё не поняли, что вас ждёт в будущем, если вам всё ещё кажется, что мы собрались бряцать оружием и играть в игры и если вы не понимаете, что настали мрачные очищающие времена — вон из Илейи! — Оло Ван ткнул указательным пальцем в зал. — Это касается каждого, кто неспособен бороться за право достойного гражданина Конформатума! Ваши очки кармы обнуляются, миниботы начинают счёт с нуля! Мы вычистим Илейю от паразитов! — Пауза. — Выведите остальных!

На залитом кровью манеже появилось шестеро раздетых смертников. Среди них был Инсар Килоди. Узников заковали в наручники, некоторых опоили наркотиками. На груди каждого висело небольшое металлическое устройство с индикатором, напоминавшее паука с четырьмя лапами. Огонёк перманентно мигал синим.

— Террористы и отъявленные ублюдки. Их мы умертвим иначе. Когда синяя лампочка устройства вспыхнет красным — они познают разряд в триста вольт. Если считаете эту смерть гуманной, прошу меня извинить.

Оло спустился вниз и вышел на манеж к смертникам.

— Хари Кин, — он подошёл к трясущемуся белобрысому парню, который закатывал зрачки и надувал щёки, — предатель, заговорщик, инициатор смерти прежнего Лидера — Самюэля Фрая. И это не голословные обвинения. Давайте спросим у него самого. Хари, ты заказал убийство Фрая?

Хари кивнул.

— Скажи нам это, Хари!

— Я… убил… Фрая, — промямлил Кин, — я… убил Фрая, я… убил Фрая.

Синий индикатор Кина сменился красным, Кин забился в судорогах, а затем рухнул на пол. Его волосы дымились, завоняло палёным. Оло подошёл к молчаливому гиганту — человеку натренированному, высокому и сильному. Рядом с ним обслуга положила груду покорёженного металла. Гигант молчал.

— Представляю вам несгибаемого Мейхера Заволло. Его схватили в окрестностях Фесрама. Мейхер отказывается говорить, но вот это, — Оло указал на груду металла, которая при детальном приближении оказалась экзоскелетом Заволло, — мы буквально содрали с его кожи.

Вспыхнул красный огонёк — и четыре человека, в том числе и гигант Заволло, упали, скошенные высоковольтным разрядом.

— Последний экземпляр, — Оло вплотную приблизился к Инсару.

— Одумайся, Дарвик, — зашептал Килоди, — карлики и пираты тебе этого не простят.

Оло поднёс руку к лацкану, выключил микрофон.

— Бестолковый исполнитель. Кем ты себя возомнил? — зашипел Инсару в лицо Ван Дарвик. — О твоих фокусах ходили легенды, я лично говорил с теми солдатами, которых ты помиловал. Слышал бы ты, как они описывали тебя. Неуязвим, смертоносен, могущественен. Где твоё величие, Инсар Килоди? О карликах и пиратах не волнуйся. Первым терять уже нечего, а со вторыми у меня мало общего.

Оло снова оживил микрофон:

— Инсар Килоди! — Оло снова вещал на трибуны. — Прославленный убийца, которого прежняя власть не могла поймать в течение года! Этот ублюдок вернулся в Котлован, укрывался там, и никто ничего не знал. Выставил нас всех дураками, орудовал с шайкой Заволло, выполнял приказы Кина! Смерть этого человека станет для нас всех знаковой!

— Зачем тебе трезубец, Дарвик?! — выкрикнул Килоди. По его телу уже прошёл слабый электрический ток. Четырёхлапый паук на груди пульсировал всё настойчивее, сердце колотилось в бешеном ритме.

Публика бесновалась, зрители желали покинуть здание, стремясь оказаться в относительной безопасности.

— Та чудо-палка, о которой говорил Мбалли? Мне она не нужна.

— Твою мать! — от души выразился Инсар. — Стало быть, ты совсем ничего не знаешь!

— О чём ты говоришь? — Оло приблизился к нему, снова прикрыв лацкан пиджака.

— Освободи меня, и тогда я тебе расскажу нечто занимательное!

На первом ярусе «Цирка» завязалась сутолока. Асмар Мбалли занял место одного из карателей, проткнув ему горло острым металлическим пальцем. Сослуживцы, участвовавшие в расстреле, прицелились в Мбалли, но чёткий приказ Маятника «не лезть» остудил их пыл.

— Старый плут Мбалли водит тебя за нос. Ты на пороге вселенского источника власти, но даже не подозреваешь об этом, — просипел Килоди.

— Я выслушаю тебя, — Ван Дарвик повернулся к трибуне, но тут же автоматная очередь прошила Инсара. Тот всхлипнул, что-то прохрипел. Заструилась кровь. Стрелял Асмар Мбалли.

— Что ты делаешь?! — вскрикнул Оло.

Ответом стал молниеносный полёт блестящего продолговатого предмета. Оло не понял, что именно, но нечто, выпущенное с рядов первого яруса, вонзилось в грудь Инсара. Трезубец пронзил его насквозь. Инсар открыл рот в недоумении, его тело поплыло вниз и остановилось, заблокированное древком трезубца. Оло растерялся. Подоспел Маятник:

— Патрон, нужно уходить. Трубите о завершении!

Народ разволновался не на шутку. Многие телеканалы прервали трансляцию. Бойцы батальона с трудом сдерживали рвавшихся наружу. Образовалась давка, «Цирк» захлестнула паника.

— Что произошло? — второпях спросил Оло.

— Не знаю. — Маятника прикрывал собой Дарвика, покидая здание. — Ваш железный приятель расстрелял пленника из автомата. Я не смог помешать. И кто-то добил его, метнув копьё. Разглядеть, кто именно не удалось.

— Копьё?!

Маятник пожал плечами. Через подвал они выбрались к запасной машине, уселись в салон и поторопили водителя. — Не успел внимательно рассмотреть. Могу лишь сказать, что оно странное. Перед остриём что-то вроде шара, понимаете?

Оло горько кивнул. Каким-то невероятным образом злополучный артефакт Мбалли, спрятанный в зазеркалье кабинета Дарвика, оказался в груди Инсара Килоди. Маятник принял сообщение по внутренней связи. Скупой на эмоции он недовольно наморщил лоб.

— Не тяни?! — рявкнул Дарвик.

— Ваша дочь сбежала, патрон.

— Кого ты набираешь себе в помощники, Маятник?! Дебил на имбециле! Как они упустили босую девчонку без штанов?!

Маятник воздержался от предположений.

— Перешерсти весь город, найди её! И приведи ко мне Мбалли!

«Цирк» опустел. Боевое подразделение «Гарваза» перегруппировалось, чтобы войти внутрь и осмотреть всё здание. Инсар лежал на трезубце без признаков жизни. Асмар подошёл к нему, приподнял его голову, задрал пальцами зрачки — мёртв. Джулия укрылась в технической зоне под лестницей. Сквозь узкое замусоленное окошко она наблюдала за тем, что случится дальше.

— Я жду тебя, Хсар, — проговорил Мбалли и присел рядом.

Трезубец, на котором держалось тело Инсара, начал дряхлеть и превращаться в труху. Бутон распахнулся, озарив весь «Цирк» кровавым заревом. Инсар выгнулся, глаза широко раскрылись, губы застыли в немом крике. Всё совершалось в тишине, будто вокруг них образовался вакуум. Асмар осмотрел сектора, манеж, купол — всё оказалось залитым багровой субстанцией, которая сгущалась и бурлила, пока не обрушилась на Инсара, поглотив его. Искрящие тени, уже не такие тонкие, как Зуверфы, но толстые, плотные, напоминавшие поток бурлящей лавы, резвились в хаотичном движении, норовя вырваться за пределы купола. К бушующей фантасмагории присоединись Зуверфы. Они покинули тело девушки, просочившись сквозь стены. Джулия ощутила дикую физическую боль от всех ушибов и ран, которые она получила по пути к «Цирку». Безмятежный ураган закружил свой танец над Инсаром и снова повергся на него, окутав алой склизкой материей. Затем она стала впитываться в его кожу, как неведомый паразит. И когда ничего не осталось, трезубец обратился в пыль. Килоди повалился на пол, и пепел, оставшийся после трезубца, впитался в его кожу. Пальцы Инсара зашевелились, перебирая по покрову сцены.

— Поднимайся, ублюдок, — проворчал Мбалли, — только и делаю, что бужу тебя.

Некоторое время мышцы Инсара безудержно сокращались — он лихорадочно лупил конечностями по полу, бубнил что-то нечленораздельное. И наконец, вскочил на ноги, словно по команде.

— Как себя чувствуешь, засранец? — спросил Асмар Мбалли.

Инсар не отвечал. Потрёпанный, взъерошенный, он стоял с закрытыми глазами, как восковая фигура.

— Ну, вот и всё, — проскрежетал челюстями Мбалли.

Он расстегнул пуговицы своей безразмерной сутаны, скинул её на пол. Нашпигованное протезами тело Мбалли напоминало будильник, вывернутый наизнанку. Приводы гуляли туда-сюда, издавая свист. Чернокожий громила размял металлическую шею, будто готовился к поединку. Но самое главное: из-за его спины вынырнула ещё одна пара конечностей. Эти руки, тонкие и сильные, напоминали скорее дубины, пронизанные сухожилиями. Пальцы разной длины, острые и плоские. Они сжались в кулаки, держась за эфесы кинжалов.

Килоди раскрыл тёмно-бордовые глаза, в которых по-прежнему бурлила воронка багровой бездны. Рана в его груди мгновенно затянулась. Инсар осмотрел «Цирк», взглянул на Мбалли.

— И Калер, и Алокай. Гибрид. Замордованный, ослабший, но всё такой же надменный, — проскрипел Килоди. — Что с тобой стало, Зохор?

Мбалли ухватился за остатки кожи на лице и с силой потянул. Спустя мгновенье он сорвал её, представ грязно-кобальтовым отродьем древней расы. Теперь эта огромная голова не казалась чем-то иррациональным, наоборот, сплав пришельца и машины смотрелся органично. Пугающе, дико, но вполне естественно.

— Изменился, — проговорил Мбалли, — это потому, что я слишком далёк от живительной Соляной Сферы.

— Тебя изгнали?

Мбалли кивнул.

— Алокаи давно собираются покинуть вашу планету и отправиться туда, где их, якобы, ждут. Я не разделяю надежды большинства. За то поплатился непониманием и порицанием. Я восстал с теми, кто мне верит, но мятеж задавили, а меня вышвырнули за пределы барьера. Однако и без меня Детра страшно изменилась. Живым божествам перестали поклоняться, радость и беспечность канули в бездну. Поток благодатной энергии истончился. Любовь и уважение, питающие Сферу, измельчали. И Соляная Сфера начала умирать. Потому «Вечного Странника» возводили у вас. Потому я так желал отыскать заветный трезубец. Только с его силой возможно разрушить барьер, воздвигнутой Соляной Сферой. Я хотел вернуться и забрать Сферу пока не поздно.

— Если Хсар помилует тебя, ты станешь служить ему?

Мбалли покачал головой.

— Союз Калера и Хсара невозможен. Ты — его воплощение, и скоро он заглотит тебя целиком.

— Но пока я — Инсар Килоди. Расскажи, что ты знаешь обо мне, Зохор?

— В раннем детстве тебя выкрали из колыбели. — Весьма буднично начал Зохор. — Твой отец был солдатом и звали его Кармен Де Вилья Постолос. После твоего исчезновения он долго горевал, и вроде бы смирился. Однако болезнь отобрала у него любимых жену и дочь. Потеряв смысл сущего, он взялся найти тебя, нисколько не уповая на успех.

— Джулия встретила его в психушке. И убила.

— Тебе исполнился год. — Продолжал Зохор. — На юге Илейи шли бои за независимость. Многие дезертировали. Прознав о новом культе, беглецы отправились на его поиски. Последователи Хсара предлагали еду, кров и работу. Взамен они просили принести младенца. Долгие годы сектанты пытались вернуть своего владыку к жизни. Веками они искали подходящие «капсулы», в которых могло бы созреть «алое семя». Ты оказался на ритуальном камне Заентога. Обитавшие в крепости Зуверфы тебя не тронули. Облизав от затылка до пят своими погаными языками, они ожидали, когда ты проявишь себя. И это случилось. Тебе стукнуло девятнадцать, и ты хладнокровно расправился с владельцем ресторана.

— Он не стал последним.

— Конечно же, — будто бы усмехнулся Зохор, — убив единожды, человек совершает преступление. Во второй раз он становится ремесленником.

— Мало ли кандидатов достойней меня? — спросил Инсар.

— Хсару не нужен убийца, ему важен баланс. Ты убиваешь, не сожалея, но не становишься пленником своих грехов. Мир открыт тебе, как и ты ему. Ты способен искренне любить. Поверь, я долго наблюдал за тобой, когда наконец нашёл после того знаменательного дня. Спалив Иншар, мои люди искали проворного клеймёного мальчишку в окрестностях сожжённой деревни, обошли лес. Но Заентог надёжно укрыл тебя.

Над куполом «Цирка» зарокотал гироплан. Боевая группа находился в готовности, и ожидала приказа Маятника. Журналисты пытались заснять начало боевой операции. По главным телеканалам твердили о возможном теракте, вновь и вновь прокручивали кадры расстрела известных деятелей.

Пройдёт совсем немного времени, и Илейю захлёстнут противоречивые настроения. Юг возмутится самозванцем и вознегодует. На улицы Ндлаха, Кореоса, Вермера выйдут люди, сономиты и даже гибриоиды. Север и центральная часть бывших Территорий поддержит нового Лидера. За несколько дней по всей Илейе вспыхнут митинги, демонстрации и восстания.

— В двадцать семь лет, бежав из плена сономитов, я пережил ретроградную амнезию.

— И впервые встретился с протекцией Заентога.

— Который рухнул вместе с Глыбой из-за бунта, — подхватил Килоди. — И его устроил ты. Твои сомнения начались ещё на Тат-О-Заре. Только так ты мог прервать полёт, длившийся сотни лет.

Послышались шаги солдат. Они вошли внутрь, исследуя каждый сантиметр здания. Пара бойцов засела на втором ярусе. Они спрятались за колонной и наблюдали. Разговора они не слышали. Зашипел динамик, встроенный в шлем. Маятника требовал доклада.

— Стало быть, жизнью мы все обязаны вашей незапланированной посадке? Ведь илейцы — это ваше детище? — спросил Инсар.

— Нет, — мотнул железной головой Зохор, — илейцы обязаны Широзаям. Да, все мы похожи, и даже плодимся сродными методами. Однако потерпев крушение, Алокаи забрали остов Глыбы с двигателем — Соляной Сферой — и уединились в будущей Детре. Соображая план исхода, они изменили планету, терраформируя её под свои нужды. А Широзаи — потомки Хсара — разбрелись по земле. Прошли тысячелетия, и некоторые из них эволюционировали: подросли, похорошели, обзавелись упругой и тонкой кожей. Ослабли — стали людьми. Эти же люди потом пришли к Алокаям в Детру, став поборниками живых богов, став источником чистой энергии благоговения. Но не все Широзаи переменились. Многие ветви застыли в первозданном виде.

— А сономиты?

— Результат эксперимента. Вы называете это генной инженерией. Чтобы построить Детру людей совершенствовали. Моя мать — дева Асмилла — руководила созданием новой расы. Сильные, неприхотливые, несгибаемые. Когда нужда в их надобности отпала — сономитов переправили через океан и отпустили на волю.

Инсар оставался невозмутимым. Новость о родстве с гибриоидами его нисколько не задела.

— Зачем ты помогал Дарвику? — неожиданно спросил Инсар.

— Я нуждался в его деньгах, связях и статусе. Пообещав ему Детру, я не лгал. Он не спрашивал как. Хотя в целом он был необходим для того, чтобы направлять тебя в нужном русле.

Поступил новый приказ. Брать живыми. Обоих. Инсар Килоди далёк от того света, а мех-мутант напоминает персонажа из детского мультфильма. Они беседуют, будто старые друзья. Маятник дословно передал слова солдата своему патрону.

— Я просчитался, не пристрелив тебя в подвале отеля. Всё сложилось бы иначе. Я возгордился, считая, что ты под контролем. Как видишь, расплата пришла незамедлительно. Но у тебя есть ещё время остановиться и вытолкнуть Хсара, отказавшись от его услуг. Я помогу тебе одолеть его и Зуверфов. Одумайся, Инсар.

— Что стряслось с вашей планетой?

Инсара не интересовали мотивы и промахи Зохора, он нуждался в заполнении пробелов, из которых соткано полотно прошлого.

— Тат-О-Зар умирал. В нашей солнечной системе Коп-А-Сцайт миллиарды лет сияло прекрасное солнце, которое однажды стало разрушаться и затухать. Климат нашей планеты менялся слишком быстро, и бессмертные Алокаи, Калеры и рабы Широзаи воздвигли Мерх-Ариоло-Гуурбант или Глыбу — межгалактический гигант, предназначенный для колонизаторства.

Солдат докладывал: «Подтверждаю. Ничего не меняется. Просто чешут языком. Слишком далеко, ничего не разобрать». Маятник приказал выжидать ответных действий. Солдаты вспотели, нервничая и находясь в нетерпении. «Обе цели догадываются о чужом присутствии, но попыток сбежать не предпринимают», — снова доложил боец. Ждать. И вязать при первой возможности.

— Апатиниум — часть Глыбы?

Зохор кивнул.

— Апатиниум — ресурс, который образовался в почве после крушения Глыбы. Детре апатиниум не нужен, её питает Сфера. Она же хранит историю миллионов космических эпох и вьёт узоры Потусторонней Вязи.

— Необходимо завладеть Сферой «пока не поздно». — Проговори Килоди. — Когда станет поздно?

— Если «Вечный Странник» достигнет конечного пункта экспедиции, то всем придётся несладко, вот увидишь. — Зохор лязгнул металлом. — На борту корабля послы Алокаев и часть Соляной Сферы. При определённых условиях Алокаи добьются своего.

— Чего?

— Откроют портал. У нас это явление называется иначе, но принцип действия точно такой, каким вы его рисуете в фантазиях. — Зохор подкинул светящиеся красным лезвия и поймал их верхними руками. Рассёк воздух у носа Килоди. — Поболтали и будет. Последний раз прошу тебя, Инсар, отрекись от Хсара, стань прежним.

Инсар промолчал и лишь коротко мотнул головой — никогда.

— Что ж, тогда я уповаю на все силы этого мира, которые рано или поздно остановят тебя. Моя мечта останется несбыточной, — Мбалли лязгнул железной челюстью, — пора достойно принять смерть.

«В его руках холодное оружие. Приём. Внимание! Захват! Срочно! Брать живьём!» — раздалось в наушниках бойцов.

Солдаты «Гарваза» хлынули на манеж, будто потревоженные тараканы. Бойцы что-то выкрикивали, требовали «упасть мордой в пол».

— Ты ведь не дашь им прервать нашу беседу? — спросил Зохор.

Из кожных пор Килоди заструился антрацитовый густой туман, который за доли секунды взвился вихрем над манежем, окружив Инсара и Зохора непроницаемым ураганом. Наёмники не могли пройти сквозь него. Поток ветра был слишком порывистым и стремительным, сбивал с ног, вырывал из рук оружие.

Мбалли проворно набросился на Килоди, посвистывая приводами. Инсар ловко изворачивался, не спешил отвечать. На его немом лице застыло высокомерное смирение. Раскалённые кинжалы, которых так испугались Зуверфы, абсолютно не волновали Хсара. Его сущность наполняла клетки Килоди своей мудростью, космической силой. Понемногу Хсар проникал в естество Килоди. И когда очередной выпад механического Калера удался, и лезвие вонзилось в плечо Инсара, Хсар сохранил сдержанность. Инсару передавалась эта уверенность, потому он резко отшатнулся в сторону, вырвал кинжал из плоти и выбросил в вихрящийся поток. Рана мгновенно затянулась. Зохор был отличным воином. Каждое молниеносное движение источало угрозу. Зохор орудовал парой сильных рук, несколько раз врезал Килоди своим сокрушительным правым протезом. Яркий рубин неистово мерцал, пытаясь угнаться за смертельным танцем. Кинжал пронёсся над головой Инсара, тот пригнулся, но тут же получил ощутимый удар ногой в живот, отлетел к урагану, но тот оставил его на импровизированном ринге. Зохор гремел железом, приближаясь к упавшему врагу. Килоди впервые почувствовал отдалённую боль. Частички Хсара взяли управление на себя. За спиной Инсара выросла огромная тень страшного чудовища, сошедшего с уст баснописцев. Зохор мысленно улыбнулся. Его потуги вознаградились — сам Хсар явился расквитаться с ним. Инсар подумал о цепях, и они тут же выросли из его ладоней. Склизкие и чёрные, как жидкий гудрон, кольца лязгнули о покров манежа, взметнулись в воздух и устремились в Зохора. От первой атаки воин-Калер избавился, нырнув в сторону, но второй заход смертельных колец настиг его правый протез, раздробив его и сжав плотным кольцом. Инсар дёрнул за цепь, и Зохор лишился руки. Зохор взревел бы, если мог. Вместо этого он предпринял отчаянный выпад, наскочив на Килоди в мощном прыжке. Хсар виртуозно увёл Инсара в сторону, дав противнику приземлиться. Цепь снова взвилась вверх и обрушилась на металлическую шею Зохора, сковав её мёртвой хваткой. Инсар оскалился и свирепо рванул цепь на себя, обезглавив древнего пришельца. Огромная голова сиротливо покатилась по манежу, из тела Зохора потекла густая прозрачная жидкость. Её было не много. Тень Хсара и цепь рассеялись, как и ураган, сдерживавший бойцов. Зуверфы высосали из павшего Алокая последние крохи энергии и вернулись к хозяину. Остатки плоти Зохора потрескались, словно выцветшая краска, и рассыпались, превратившись в прах, который хранят в урнах над камином.

Обескураженные солдаты «Гарваза», дождавшиеся конца внезапного бурана, набросились на Килоди. Другие с изумлением рассматривали Зохора: горстку песка и вмиг заржавевшие протезы. Инсара завалили на живот, врезали по лицу, связали руки за спиной.

Неприметный серый седан свернул на подземную парковку отеля «Фокстрот».

— Ребята повязали Инсара.

— А Мбалли?

Маятник нервничал.

— Доложили, что Инсар убил его. Только вот тела не осталось. Оно испарилось, рассыпалось.

— Что ты несёшь, Маятник?! Как такое возможно?!

— Не могу знать, патрон. Они ворковали, а затем набросились друг на друга.

Они покинули салон машины, оказавшись на парковке.

— На моих глазах Инсара прошили очередью из автомата, а после всадили это чёртово копьё! Как он выжил? И почему он сцепился с Мбалли?

— Может фокус? Какая-то игра, чтобы нас всех одурачить? — предположил Маятник.

— Обычно я устанавливаю правила любой игры! А здесь я даже не знаю, во что мы ввязались! И как прикажешь мне поступать?!

Маятник промолчал. В самом деле, он был крайне озадачен. Ему абсолютно не нравилось происходящее. Сама идея публичной казни сразу показалась явной блажью. И теперь он нутром ощущал неизбежность трудных перемен.

Инсара поставили на ноги, ещё раз от души приложились по лицу, дали под дых. Инсар насчитал семерых на манеже. По секторам шныряло ещё человек восемь — девять.

— Какой цирк без представления, — громко произнёс Инсар.

— Чего? — боец снова занёс для удара ботинок, но Килоди изящно проигнорировал его, увильнув в сторону.

— Вам нравятся лошади? — спросил Инсар и ухмыльнулся.

К нему возвращалось чувство реальности. Инсар снова ощущал себя, осознавал, где находится и что творится вокруг. Он только что разделался с Зохором, а теперь ему пора вернутся к пастве.

— Лежать! Быстро! — проорали солдаты, наставив на него дула автоматов.

Тем временем на манеже возникли самые настоящие лошади. Красивые, статные вороные кобылы с шикарной гривой. Ровно семь штук. Они кружили, задорно фыркали и будто подмигивали наёмникам.

— Вы хотите прокатиться, — сказал Инсар.

Лошади остановились, а бойцы, словно заворожённые, побрели к животным и медленно вскарабкались на них. Сверху что-то кричали, угрожали, но было поздно. Лошади возобновили свой бег, а гарвазовцы, прильнув к их спинам, блаженно улыбались, напоминая детей на весёлой карусели.

Инсар направился к парадному входу. На улице по-прежнему царила сутолока: толкались журналисты, зеваки и медики. Никто не имел право войти внутрь до конца работы спецназа. Инсар вышел наружу, осмотрелся. Толпа оживилась, журналисты, едва сдерживаемые оцеплением, сорвались к нему, надеясь урвать хотя бы пару слов. А лошади всё скакали, наращивая темп, переходя на галоп. Удары их копыт сотрясали «Цирк» и ясно слышались снаружи. Инсар высмотрел спуск в метрополитен. Сорвавшись с места, он добежал до лестницы и полетел по ней вниз, скрываясь в темноте подземки, будто загнанная в угол крыса, набредшая на спасительную лазейку. Топот копыт нарастал, пока не превратился в монотонный мерный гул. Наёмников тошнило, кого-то вывернуло. И когда казалось, что вот-вот, и кобылы встанут, они неясным образом вспыхнули. Лошади пылали, но не останавливались. Вместе с ними плавились люди, вцепившиеся в их гриву мёртвой хваткой. За пределами «Цирка» завоняло горелым мясом. Наконец животные дико заржали, встали на дыбы, почернели и рассыпались, оставив после себя пепел и дымящиеся человеческие трупы.

— Пойдём с нами, — в подсобке, где укрылась Джулия, возник смагор-фальцет. — Мы же обещали позаботиться о тебе. Ты — молодец! Большая умница!

— Там везде военные, — сказала Джулия, вылезая из-под стола.

— Ничего такого, что нам бы было не по плечу, — хохотнул смагор, взял Джулию за руку и повёл к выходу.

Джулия прошла сквозь дверной проём и ахнула. Вокруг неё был знакомый пейзаж. Заентог. Снова эта старая сырая крепость с полуразрушенным донжоном и стенами, сохранившими воспоминания о былых сражениях.

— Как?!

— А, не бери в голову, — ответил смагор, — всего лишь манипуляции с пространством и энергетическими полями. Мы можем быть где угодно, но всегда возвращаемся домой, в Заентог.

— Что дальше?

— Пойдём, — смагор нежно взял Джулию за руку, — под донжоном мой вечно кряхтящий братец соорудил тёплое гнёздышко. Тебе понравится. Там есть камин, книги, еда и вино. Я приготовлю глинтвейн, если хочешь. Самый вкусный глинтвейн на всём севере!

— Как насчёт нашего уговора?

— Мы держим своё слово. И обо всём подробно посудачим, когда ты переведёшь дух, наберёшься сил и отведаешь горячую, только пожаренную индейку. Нам некуда торопиться.

— У меня снова нет выбора, так что уговорили, — согласилась Джулия.

— Так и есть, прелестная госпожа. Ты — наш главный и единственный гость. Чувствуй себя как дома. Впрочем, это и есть твой дом.

Глава 20

В Перкасе отличная икра и выбор её огромен: пахучая, солёная, кисловатая — на любой вкус. Цвет её тоже весьма разнится. Иногда смешиваются несколько сортов, и получается диковинное ассорти. Самый восточный порт севера славился своей икрой. Её продавали здесь тоннами. Стоила она копейки, даже в трудные времена. Некоторые, особенно предприимчивые воротилы, доставляли горшочки с морским лакомством прямо на дом, будь то замшелый пригород или фешенебельный отель на центральной площади.

Курьер позвонил в номер 516. Открыла худая дама с чёрными растрёпанными волосами. Спальный халат висел на её острых плечах как на манекене.

— Мисс, ваш заказ, — пробормотал кучерявый парнишка и протянул горшок с икрой.

— Я ничего не заказывала.

— Но как же? Отсюда позвонили и оставили заказ. Номер 516. Ваш номер.

— Скорей всего это ошибка. До свидания.

— Всего пять статов. Ерунда. А икра такая — не оторваться, — весело уговаривал парень, не опуская протянутого горшочка.

— Пять статов? — недоверчиво переспросила женщина.

— Ага.

— Чёрт с тобой, давай сюда и проваливай, — она взяла посылку, сходила за картриджем и расплатилась.

— Вкуснота ещё та! — выпалил курьер и исчез.

Женщина закрыла дверь, принесла горшок на кухню, открыла его. Смесь чёрной, светло-коричневой, пунцовой и барбарисовой икры. Запахло морем. В дверь снова стучали. Женщина выругалась, щёлкнула замком и собралась гнать этого наглого засранца в шею, но на пороге стоял старый знакомый — Оло Ван Дарвик.

— Привет, Магнолия.

— Здравствуй, милый, — покраснев и слегка испугавшись, сказала Магнолия Эльверс.

— Я получил твоё письмо и прибыл так быстро, как только мог.

— Это ты прислал мне икру?

Оло кивнул.

— Уверен, пожив у моря ты её так и не пробовала, — Ван Дарвик усмехнулся, облизал взглядом откровенный наряд Магнолии и спросил разрешения войти.

Вскоре в комнату принесли бутылку игристого вина, свежий хрустящий хлеб и фрукты. Магнолия сидела на краю шикарной, обитой бахромой банкетки и крутила в руках золотой браслет, подаренный Ван Дарвиком в день её рождения пять лет назад. Оло открыл вино, разлил по бокалам и один из них подал Магнолии. Они чокнулись, Магнолия пригубила напиток, Оло залпом осушил весь бокал.

— Итак, — начал Оло Ван, — что тебя заставило спрятаться в провонявшей рыбой промысловой дыре? И отчего ты так яростно не доверяешь Маятнику?

Балкон был открыт. Морской ветер колыхал тюль. И даже на пятом этаже отлично слышались гудки подплывающих в порт рыболовецких посудин, гул машин и трёп местных жителей, которые в карман за словом не лезли и, при случае, могли обложить отборными ругательствами.

— Если говорить просто, я устала. От тебя, от политики, от дочурки твоей, которая тебя ненавидит. Но ты упрямо не забываешь её потому лишь, что она яркое напоминание о её матери… В общем, ты перестал быть моим. Вот я и сбежала.

— Не похоже на тебя, — сказал Оло и окинул номер беглым взглядом. — Давно ты тут живёшь?

— Всего пару дней. Путешествую, переезжаю с места на место. Вернулась из турне по Стердастосу.

— Видела редких птиц?

— Нет.

— И птиц не видела, и местных лакомств не пробовала. Бестолковый у тебя отпуск получается, — ухмыльнулся Оло Ван.

— Я редко бываю в номере. Много гуляю, хожу в море с туристами. И кстати я уже попробовала здешнюю икру. Гадость, если честно.

— А мне нравится, — Оло взял нож, почерпнул им икру и размазал по багету. — И вовсе переехал бы на север, будь на то моя воля. Но, увы, я нужен в Трезубце.

— С некоторых пор я перестала следить за политикой и всем, что творится в мире, — сказала Магнолия, — Илейя воюет с сономитами. Опять.

— И в последний раз, — сказал Оло и съел багет с икрой, — вкуснота, не то слово!

Магнолия робко засмеялась. Робость и сдержанность никогда не входили в ряд качеств Магнолии. Оло подошёл к ней, наклонился над лицом и резко ухватил рукой за шею. Магнолия пискнула и замерла, уставившись на раскрасневшееся лицо Оло Вана.

— Хватит ломать комедию! Говори, что на тебя нашло, сука! Или я перережу твою глотку!

— Пусти! Я всё расскажу. Пусти, говорю!

— Слушаю, — сказал Дарвик, отпустив раскрасневшуюся шею.

— Маятник — предатель! Вокруг тебя змеи! И не ровен час, когда они вонзят в твою спину клинок! Откуда знаю? Да потому что твой хвалёный калека запер меня в Нуттглехарте! Я наведалась в больницу с плановым визитом, спустилась в Третий сектор и могла там остаться навсегда.

— Чушь!

— Можешь сам у него спросить! Разве ты не чувствуешь? Не замечаешь, что он изменился? Что уже не столь лоялен и категоричен в выполнении приказов?

Оло задумался. Странный случай в «Цирке» расследовался, но получить мало-мальски дельные ответы так и не удалось. Маятник кормит его завтраками, курирует несколько архиважных направлений в военной области, но все они будто топчутся на месте.

— Возвращаемся в Трезубец. Расскажешь обо всём по дороге. Немедленно собирайся.

— Нет! — отрезала Магнолия. — Я никуда не поеду. Дорога долгая, а в Трезубце мне страшно. Я хочу, чтобы ты обо всём узнал здесь и сейчас. Но только после того как обнимешь меня.

С этими словами она развязала пояс халата и скинула одежду на ковёр. Оло изучил её исхудавшее бледное тело. Раньше оно было другим: сильным, загорелым, с гладкой, ровной кожей. Но теперь Магнолия перестала казаться хищницей, львицей, которая охотилась на больных, отставших от стада антилоп. Сейчас Магнолия походила скорее на ту самую антилопу, и, как не странно, Ван Дарвику это нравилось.

— Мы не можем здесь оставаться, — предпринял он сомнительную попытку настоять на своём, но тут же был обвит иссохшими, но по-прежнему крепкими руками. Оло обнял её в ответ. Они целовались, оказавшись в свежей мягкой постели.

— Доверься мне, — прошептала Магнолия, — ты же соскучился. Я всё расскажу тебе, всё до мельчайших подробностей. Потерпи чуть-чуть. Сначала я, а после всё остальное.

— Приехал ко мне. Самолично. Не испугавшись подставы или ловушки, — сказала Магнолия, положив голову на грудь Ван Дарвику. Они нежились в постели. — Как это мужественно. И глупо одновременно.

— Ты писала, что никому кроме меня не доверяешь. И тот немой парень, что принёс мне письмо, был настойчив и упрям. Охрана раз сто вышвыривала его из отеля, но он добился таки своего. И эта его табличка «Пустите к Ван Дарвику. Важное послание» изрядно взбесила всю обслугу, пока он ломился в мой кабинет, — Оло Ван сдавленно посмеялся.

— А что Маятник? Он хотел узнать, куда ты сорвался?

— Ещё бы. Врать пришлось недолго, но пришлось. Странное чувство — юлить перед подчинёнными.

— Он — начальник твоей охраны. И запросто мог увязаться за тобой.

— У него полно других забот. Сейчас в Трезубце неспокойно. Котлован собирает за своими стенами наёмников. Боимся получить удар в спину. Если Маятник предал меня, это вот-вот произойдёт.

— Вряд ли он станет действовать во время твоего отъезда. Тогда ты сможешь отправиться куда угодно и перегруппироваться, собрать новую армию. Нет, Маятник немногословен, но не глуп.

— Почему этот Гуденмайер отпустил тебя из Третьего Сектора? — вдруг спросил Оло Ван. — Ты же говоришь, что Маятник и Джулия купили его. Зачем ему подставляться? Ты могла бы просидеть там всю жизнь или дождаться кровавых игрищ.

— И сдохнуть, верно, — кивнула Магнолия. — Но я не собиралась там надолго задерживаться. Кончились стимуляторы, случился припадок. Меня отправили в лазарет. Я попыталась сбежать оттуда при первой возможности, но меня поймали и отправили к Гуденмайеру. Пришлось его соблазнить. К тому же он красив, так что было нетрудно. Знаю, что ты не станешь осуждать меня. Тебе ли не знать, насколько дорога жизнь? И тело не самая большая плата за свободу.

Оло ничего не ответил. Да, будь он на её месте, поступил бы также.

— Впрочем, опять эти разговоры о политике, о смерти, — приуныла Магнолия и потянулась как кошка, — просто скажи, что сильно тосковал по мне.

— Вроде того, — буркнул Ван Дарвик.

— Иногда я по-настоящему желала других мужчин. Мальчишек, с молодым загорелым телом. Но ни разу не дошла до конца, если не считать этого врача. Наверно, я старая. Прости меня, мне, правда, неприятно обо всём этом рассказывать, но иначе я не могу. Я должна быть честна с тобой, мой милый.

Оло погладил её волосы.

— Я прощаю тебя.

— За нами наблюдают? — подскочила на постели Магнолия и выглянула в окно.

— Разумеется. Не слишком пристально, но всё же.

— Уверена, целый взвод преданных тебе убийц видел, как мы трахаемся!

— Меры предосторожности превыше всего. Даже любовных утех. — Оло приподнялся, вынул бутылку с вином из ведра со льдом, плеснул немного в бокал и выпил.

— Я видела ту казнь. Ты выглядел ужасно. Как конферансье на дешёвом представлении в бродячем цирке.

— Было непривычно, — вздохнул Оло Ван, — но согласись, зрелище получилось запоминающимся.

— Если не считать накладки в финале. Что произошло?

— Честно говоря, я не знаю, — признался Ван Дарвик, — и, пожалуй, знать не желаю.

— Ты боишься Инсара Килоди?

— Бояться — значит преклонить колени и не смотреть в глаза. На подобное я никогда не пойду. Я опасаюсь его, это да. И лишь потому, что многого не понимаю.

Оло ненадолго замолчал. Тишину разбавляла шумливость прохожих на мостовой и рокот гиропланов, направлявшихся в Трезубец.

— Но, по крайней мере, теперь я знаю, что Маятник предал меня. Я лишился дочери, советника и чуть не потерял тебя.

— Зато ты получил, что хотел — Илейю, — прошептала Магнолия и поцеловала грудь Дарвика, шею, коснулась выбритой щеки, закинула на него ногу, оказавшись сверху.

— Мало обладать властью, — говорил Оло Ван, поддаваясь ласкам Эльверс, — я собираюсь переписать историю, где Илейа предстанет могущественной и несокрушимой.

Магнолия предпочла не отвечать. Она энергично двигала бёдрами, тихо постанывала, взяла руки Ван Дарвика в свои ладони, положила их себе на грудь.

— Раньше ты так не делала. Никогда. Страстная, дикая, я тебя не узнаю. Похоже, психушка пробудила таланты, о которых я и не подозревал, — он сладострастно улыбнулся и прикрыл глаза.

— Наслаждайся, милый, — с придыханием сказала Магнолия и распласталась на теле Оло. Её таз то возвышался, то опускался, голова оказалась на плече Оло Вана. — Запомни, я всегда буду рядом. Я твоя нимфа, муза, сладкоголосая сирена. Слушай меня, слушай, и никогда не узнаешь поражения.

Они занимались сексом ещё часа три. Стемнело, и Ван Дарвик попросил Магнолию поторопиться. Они всё-таки возвращались в Трезубец. Порой Магнолия казалась рассеянной, долго стояла в ванной перед зеркалом, смотрела в отражение и словно не узнавала себя в отражении. Складывая немногочисленные пожитки, она забывала, что куда положила, порой также отстранённо рассматривала какую-нибудь расчёску или предмет нижнего белья. Ван Дарвика это слегка настораживало, но он заключил, что общая рассеянность — это последствия пребывания в Нуттглехарте. Из холла они вышли глубокой ночью. К входу тут же подъехал бронированный седан Дарвика. Они уселись в салон, и машина направилась в аэропорт Перкаса.

Неподалёку от отеля, на берегу Монастырского моря, сидели два карлика, укутанные в серые лохмотья. Прохожие шли мимо и как будто их не замечали. Солнце давно село. Смагоры мочили свои уродливые коричнево-зелёные лапы в солёной воде и что-то синхронно нашёптывали. Закончив свой речитатив, смагоры нацепили затрёпанные древние башмаки и заковыляли в сторону небольшой яхты, на которой пару дней назад прибыли в Перкас вместе с капитаном — старым, глухим морским волком, пожизненно обязанным вождю гибриоидов — и одурманенной, заворожённой Магнолией Эльверс.

Стань спутницей Хсара. Будь проводником наследника. Да поставят ваши дети миры на колени.