Шерлок Холмс и уэльские тайны

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Мы обедали в маленькой таверне на Кинг-стрит. Немолодой официант, приземистый седой человек, очевидно, был знаком с Холмсом, потому что они горячо приветствовали друг друга. Официант сильно хромал на правую ногу. Приняв у нас заказ — Холмс говорил с ним по-валлийски, — он ушёл и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли три кружки пива.

— Есть одно дельце, Дилан, — обратился к нему Холмс, — в котором вы могли бы нам помочь. Портер, покажите мистеру Уильямсу рисунок коракла.

Я достал записную книжку и, раскрыв её на той странице, где был рисунок, передал официанту.

— Такие лодки делают на реке Ди, — сказал он, внимательно изучив рисунок.

— Я полагал, что эта лодка из другой местности, — возразил Холмс, — потому что у неё более вогнутые края, а корма…

— Нет-нет, — решительно мотнул головой Дилан Уильямс.

Мы поблагодарили его, и он ушёл.

— Мистер Уильямс, — сообщил Холмс, — в молодости рыбачил на таких вот лодках и хорошо знает, где какие делают кораклы. Ведь в зависимости от того, какая река, меняется форма лодки, не так ли. Портер?

— В таком случае для озера следовало бы смастерить лодку какой-то новой формы, — заметил я.

— Вы, безусловно, правы, — ответил Холмс, — но у того, кто её делал, не было времени, и он сработал такую, к каким привык. Итак, лодка сделана так, как их делают в районе, где протекает речка Ди. Какие у вас на этот счёт соображения, Портер? — Он повернулся к Мадрину. — У вас, Дафидд?

Мы смотрели на Холмса в растерянности.

— Не понимаю, что вас смущает, Портер, — продолжал Холмс. — Ведь вы уже располагаете всеми необходимыми фактами. Остаётся только сделать вывод. Что вам известно о Рисе Парри?

— Он родился в Бангоре. Этот город стоит на берегу моря, и там, конечно, на кораклах не плавают. Правда, Парри мог научиться делать такие лодки, когда уехал из Бангора.

— Вы упустили одну деталь, Портер. По вашим словам, Парри в самом пренебрежительном тоне говорил о городе и об университете. Отсюда следует, что Бангор не его родной город, потому что люди никогда не говорят презрительно о своей родине.

Между прочим, в Уэльсе есть и другие населённые пункты, названия которых начинаются со слова «Бангор». Рис Парри, сказав «Бангор», не стал продолжать, и вы все решили, будто он родился в Бангоре. Он родился на северо-востоке Уэльса, в небольшой деревушке Бангор-на-Ди, то есть на речке Ди.

— Значит, это он стрелял в Кайла Коннора?

— Весьма вероятно, Портер, но мы пока не имеем на этот счёт точных доказательств.

— И он носит такие же башмаки, какие были у одного из убийц Глина Хьюса.

— Да, это тоже весьма подозрительно и позволяет нам строить определённые предположения. Однако мы можем быть уверены, что Рис Парри не является руководителем разветвлённой тайной организации. Он только получает приказы и исполняет их.

— Руководитель, конечно, не Коннор, — заметил я. — Ведь его хотели убить.

— Здесь у нас также нет полной уверенности, — возразил Холмс. — Быть может, внутри организации произошёл раскол, и Коннор — один из лидеров отколовшейся партии. Как бы там ни было, я начинаю следующий этап расследования.

Как обычно, он не уточнил, что имеет в виду. Мы должны были продолжать слежку за Парри и Гриффитсом и стараться не попадать в объектив камеры-обскуры Кайла Коннора. На лекции Бентона Тромблея в университете Холмс рекомендовал нам быть как можно внимательнее и запомнить всё, что там будет происходить.

После обеда я предложил Мадрину отдохнуть и погулять по городу, а сам занялся слежкой за юношей и его неотлучным спутником.

Они опять были на набережной, потом пошли в Луна-парк и поднялись на вершину холма. В павильон, где была камера-обскура, они почему-то не пожелали войти. Посмотрели на море и город, а затем сели в вагончик канатной дороги. Им удалось найти место на заднем сиденье, и я вместе с ними спустился на набережную.

Я присоединился к Мадрину, который сидел в том же кафе, что и вчера, и мы видели, как Парри и Гриффитс прошли в свой отель.

Они не выходили из отеля до самого вечера, пока не направились в университет на лекцию Бентона Тромблея.

Здание бывшего отеля, которое теперь занимал университет, снаружи выглядело довольно уныло. В вестибюле же имелось множество арок, балюстрад и балкончиков. Высокие двери вели в актовый зал, окна которого выходили на залив.

Мы пришли, когда зал был уже полон, и устроились в последнем ряду. Гриффитс и Парри сидели недалеко от нас. В зале присутствовало человек триста, в основном студенты и преподаватели университета; были здесь и любопытные из числа отдыхающих. Кроме того, пришло какое-то число молодых работников с ферм, они явно чувствовали себя неловко в непривычной обстановке. Я не заметил в зале Холмса, хотя он сказал нам, что сам последит за Парри и Гриффитсом после лекции. Возможно, Шерлок Холмс и был здесь, но искусно загримированный и переодетый в чужое платье.

Наконец шум в зале стих, и на кафедру поднялись Бентон Тромблей и декан одного из факультетов. Оба были в университетских мантиях. Я подумал, что окончание Оксфордского университета не давало Бентону на это право — ведь у него не было учёной степени. Очевидно, он теперь считал себя учёным. Декан представил Бентона Тромблея аудитории и сказал, что тот прочтёт лекцию о пороках нынешней системы производства. Прозвучали аплодисменты, и Бентон Тромблей начал говорить.

Согласно учению Роберта Оуэна, главным источником национального богатства являлся труд рабочих, занятых непосредственно на производстве. Именно поэтому следовало взять за меру стоимости произведённого продукта количество затраченного на него труда, а не стоимость товара, выраженную в денежных единицах. Это привело бы к расширению производства, увеличению занятости и повышению зарплаты рабочих. В результате развития науки и техники труд рабочих был бы значительно облегчён и машины стали бы друзьями людей, а не врагами, как это происходит сейчас.

Я с любопытством оглядывал аудиторию: большинство присутствующих — а именно профессора, студенты и богатые туристы — понятия не имело, что такое труд на производстве. Это отвлекло меня, и я пропустил момент, когда Бентон Тромблей перешёл к новой организации сельскохозяйственного производства.

Вдруг работники с ферм — всего человек тридцать, — как по команде, вскочили с мест и заорали: «Twll dy din, у diawl bach!» Бентон Тромблей покраснел и замолчал.

— Что они кричат? — тихо спросил я Мадрина.

— Это грубое, неприличное выражение, — так же тихо ответил он.

Продолжая выкрикивать это ругательство, возмутители спокойствия начали бросать в лектора и присутствующих куски сырой картошки, в которые были воткнуты куриные перья. Один из таких картофельных дротиков угодил Бентону Тромблею в лоб, другой ударил по лысине одного из слушателей в первом ряду.

Скандал разразился так неожиданно, что я чуть не забыл, зачем здесь нахожусь. Я посмотрел на Гриффитса и Парри — те сидели не шелохнувшись.

Израсходовав свои дротики, молодые люди бросились к дверям, и вскоре в зале повисла гнетущая тишина. Бентон Тромблей вёл себя как истый джентльмен. Он спустился с кафедры, подошёл к одной из женщин, которой кусок картофеля попал прямо в лицо, и спросил, не нужна ли ей помощь; затем он снова взошёл на кафедру и попросил слушателей не обращать внимания на поступки грубых и невоспитанных молодых людей.

— В течение всей жизни Роберта Оуэна делались безуспешные попытки заставить его замолчать, — сказал он далее. — Теперь, как вы видите, невежи пытаются сорвать изложение его учения перед широкой публикой. Эти попытки, как и в прошлом, обречены на провал. Я благодарю вас за проявленное спокойствие и продолжу лекцию, с вашего позволения.

В аудитории прозвучали горячие аплодисменты.

В самом начале скандального происшествия один из слушателей вышел из зала, чтобы вызвать полицию для наведения порядка. И вот, когда Бентон Тромблей стал излагать теорию Мальтуса и отношение к ней Роберта Оуэна, в зале появился констебль. Он постоял несколько минут, растерянно слушая Бентона Тромблея, а потом, махнув рукой, удалился.

В заключение лектор остановился на проблеме заработной платы. По мнению Роберта Оуэна, низкая заработная плата вела к обострению социальных противоречий, поскольку большинство рабочих жило в нищете, тогда как повышение заработной платы увеличивало покупательную способность населения, что, в свою очередь, вело к расширению производства и к большей занятости.

Я видел, что лекция прошла с большим успехом, — аплодисменты не смолкали несколько минут. Рис Парри и Олбан Гриффитс встали и вышли из зала, едва лектор замолчал. Мы с Мадрином подождали, пока слушатели разойдутся, и подошли к кафедре, чтобы поблагодарить Бентона. Он дал нам пригласительные билеты на лекцию, которая должна была состояться завтра.

Вернувшись в отель «Королевский лев», мы стали ждать Шерлока Холмса. Он появился в первом часу ночи. Сев в кресло, он набил табаком трубку и закурил.

— И куда после лекции направились наши друзья? — осведомился я.

— Вернулись к себе в отель, — ответил он. — Вероятно, тайное собрание под прикрытием Лиги, на которое они приехали, проходит у них в номере. Я попытался подслушать, о чём они говорят, но не смог ничего разобрать. В отеле они зарегистрировались под чужими фамилиями. Вероятно, то же самое сделали и их единомышленники.

— Как вам удалось это установить? — спросил я.

— Ночные портье получают так мало за свою работу, что всегда рады помочь хорошему человеку за небольшую плату. От этого нет никому вреда, лишь бы те, кем я интересуюсь, ничего об этом не знали.

— Бентон Тромблей завтра опять читает лекцию, — сообщил я.

— Я знаю. Потом он поедет в Бармут, где прочтёт ещё две.

— Идти нам на завтрашнюю лекцию? Бентон дал нам пригласительные.

— Нет, займётесь другим делом. Пригласительные мне не нужны, я могу напечатать их сколько захочу.

— Так это вы раздали билеты работникам с ферм? — догадался я.

Холмс тихонько рассмеялся:

— Это совсем нетрудно. Большая буква «О» и инициалы Бентона Тромблея внутри буквы. Какова была реакция Парри и Гриффитса?

— Сделали вид, будто их это совершенно не касается.

— Вот как? Они не пытались заставить тех молодчиков замолчать?

— Нет. Вели себя так, словно ничего не случилось.

— Весьма примечательный факт, — подчеркнул, Холмс. — Совершенно ясно, что они посещают лекции для отвода глаз. Второй примечательный факт: Бентон Тромблей прочитает следующие лекции в Бармуте и Харлехе, курортных городах, где успех его весьма сомнителен, потому что там не будет студентов и университетских преподавателей. Интересно, как пройдёт его лекция в Бармуте?

Мне почему-то стало жаль Бентона Тромблея.

— Вы собираетесь опять устроить беспорядки во время лекции? — спросил я.

— Конечно нет. Полагаю, они возникнут сами собой.

— Почему вы считаете примечательным тот факт, что Бентон Тромблей читает лекции в курортных городах?

— Скажите мне, Портер, стали бы вы собирать людей со всех концов Уэльса на тайную сходку, избрав местом проведения её Пентредервидд?

— Конечно нет. В Пентредервидде любой приезжий вызывает любопытство.

— Вот именно. В Ньютауне один приезжий уже не вызовет подозрений, но десять-пятнадцать появившихся в городе неизвестных, конечно, могут обратить на себя внимание. Другое дело — Аберистуит. Сюда приезжают сотни отдыхающих, и если их вдруг окажется несколько больше, чем обычно, это всё равно не покажется странным. Всё очень хорошо спланировано, Портер.

— Я думал над этим, — сказал я, — и пришёл к выводу, что у Риса Парри вряд ли хватило бы на это ума.

— Вы правы, — кивнул Шерлок Холмс. — Человек, стоящий во главе организации, не стремится торопить события, даёт им возможность развиваться постепенно. Если бы не убийства, его организация со временем набрала бы такую силу, что это привело бы к катастрофическим последствиям для Уэльса и для Англии.

— Вы знаете, кто он?

Шерлок Холмс улыбнулся:

— Только предполагаю. Пока могу сказать лишь одно: это человек безгранично честолюбивый, поставивший на карту свою жизнь ради достижения цели.

Я достаточно давно знал Холмса, и меня не мог обмануть этот его уклончивый ответ.

— Вы не предполагаете, вам точно известно, — несколько обиженно сказал я.

— Известно, Портер. Но мне необходимы доказательства его причастности к двум убийствам. Всё дело теперь только в том, чтобы добыть эти доказательства, и тогда организованный им заговор распадётся сам собой. Однако он умён и осторожен, хладнокровен и безжалостен, как никакой другой преступник в моей практике. Я столкнулся с серьёзными трудностями, Портер.

Слова Шерлока Холмса подтвердили сложившееся у меня убеждение: Эмерик Тромблей, страстно желая брака с красавицей Мелери, пошёл на совершение или организацию — это ведь всё равно — двух убийств. Ведь только он выигрывал от смерти миссис Тромблей и отца Мелери. Немного смущало то, что в деле был замешан мелкий негодяй Рис Парри, но, вероятно, с ним держал связь кто-то из доверенных лиц Эмерика Тромблея. У меня мелькнула мысль, что это мог быть Уэйн Веллинг, но я тотчас отбросил её. Ведь Веллинг был патриотом Уэльса и другом Глина Хьюса. Он не мог принимать участие в его убийстве. И ещё одно вызывало сомнение: было непонятно, как Эмерик Тромблей связан с мощным заговором, о котором всё время упоминал Холмс.

— У меня есть для вас другое задание, Портер, — сказал, помолчав, Шерлок Холмс. — Это неприятная и трудная работа, но я всё больше убеждаюсь, что, не выполнив её, мы не продвинемся в нашем деле ни на йоту.

— Сделаю всё, что смогу, — ответил я.

— Знаю, что сделаете. Вы уже не раз прекрасно справлялись с порученной вам работой. Завтра утром поездом в семь пятнадцать вы с Мадрином вернётесь в Пентредервидд. Я пока останусь здесь. Буду жить в пансионе на набережной как мистер Гэтуорд. Мне надо обязательно разобраться, чем занимается Кайл Коннор. Вместе с вами в Пентредервидд едет геолог Карл Праус. Хочу напомнить вам один наш разговор. Помните, вы говорили мне в Лондоне, что Эмерик Тромблей хочет жениться на Мелери Хьюс, потому что ему нужна её ферма, а также потому, что ему нужна она сама? По-моему, есть ещё одна причина, третья.

— Вы мне о ней ничего не говорили.

— Так как полагал, что вы и сами о ней догадаетесь. Как известно, рудники закрываются, когда запасы полезных ископаемых исчерпаны. Поэтому мистер Тромблей должен всё время думать о разработке новых горнорудных месторождений. Представьте себе, что он получил сведения, будто в районе фермы Глина Хьюса существует богатейшее месторождение, и этому есть доказательства. Вот вам и третья причина.

Молчавший долгое время Мадрин сказал, покачав головой:

— Все запасы в наших местах давно выработаны.

— Такова официальная точка зрения. Но сравнительно недалеко от Пентредервидда, к северу от Лланидло, имеется рудник, на котором добывают руду с высоким содержанием свинца. Поэтому я попросил мистера Прауса провести тщательную геологическую разведку в районе фермы «Большие камни». Вы, Портер, будете работать вместе с ним. Вас, Мадрин, я прошу подыскать им жильё где-нибудь на отшибе — они должны спокойно заниматься своим делом, не привлекая ничьего внимания. Вы можете сказать Мелери Хьюс, если та, конечно, заинтересуется их деятельностью, что они ищут новые улики против убийц. Убедите её также говорить всем, что это якобы землемеры.

— Хорошо, — сказал Мадрин и поднялся, — я сделаю всё, о чём вы просите. Время уже позднее, и если мы хотим попасть на поезд в семь пятнадцать, то пора ложиться спать.

— Минуточку, Дафидд, — остановил его Шерлок Холмс. — У меня есть для вас особое задание. Вы должны выяснить, что пытается скрыть Мелери Хьюс. Она, без сомнения, могла бы сообщить нам весьма ценные сведения, касающиеся гибели её отца.

— Это совершенно невозможно, — упрямо покачал головой Мадрин.

— В разговоре с Портером она вдруг заявила, что ни за кого и никогда не выйдет замуж. Красивые девушки делают такие заявления, только если их постигло разочарование в любви. Это может быть каким-то образом связано с гибелью её отца. Прошу вас, попытайтесь расследовать это обстоятельство.

Мадрин опять покачал головой.

— Она так сильно любила отца и так ненавидит его убийцу, что не могла ничего утаить.

— Когда Портер нашёл следы, — мягко, но настойчиво проговорил Холмс, — она была очень этим взволнована. Верно?

— Можно также сказать, что она ликовала, — сказал я.

— Испытывала радостное возбуждение? — спросил Шерлок Холмс.

— И это тоже, — подтвердил я. — Возможно, все три чувства вместе.

— Вам это не кажется странным, Дафидд? — осведомился Холмс.

— Я тоже был сильно взволнован, — ответил Мадрин. — Ведь до вас не находили никаких улик, и вдруг обнаружены следы убийц.

— Но ведь вы не ликовали и не испытывали радостного возбуждения? — настаивал Холмс.

— Пожалуй, нет, — согласился Мадрин.

— Её реакцию можно объяснить лишь следующим образом: человек, которого она подозревала в убийстве, никогда не носил деревянных башмаков, и её охватила радость от того, что она ошибалась и он ни в чём не виноват. Она что-то знает, Дафидд.