Шестерни системы

Глава 3. Дела семейные

Катавасия, которая произошла вечером, не поддавалась никакому описанию. Закончился первый день Совета. Я не считал, что мое присутствие там требуется — к тому же оставался последний час работы.

Алексею Николаевичу я не стал ничего говорить — это работа Подбельского. Сам нарыл — пусть сам и сообщает его величеству неприятные новости. Я лишь перенаправил к нему императора со всеми вопросами и первым делом забрал Аню к себе домой. Мне срочно требовалось с кем-нибудь переговорить.

Девушка заскочила на несколько минут в комнату, чтобы привести себя в порядок. Из ее же комнаты на свой адрес мы заказали еды. Если раньше я еще бы мог добавить, что алкоголь тоже поможет: снимет напряжение, например, — то после утренних возлияний я даже о кефире думать не мог.

Поскольку освежиться можно было и у меня, принцесса лишь оперативно взяла пару вещей, и мы тут же выбрались на улицу. Вечерело, становилось зябко и теплый плащ поверх платья пришелся ей как нельзя кстати.

Аню я сразу же предупредил, что обо всем мы будем разговаривать исключительно у меня дома. Правда, кое какие шумы из кабинета императора мы все равно слышали — так громко Алексей Николаевич, кажется, еще никого на моей памяти не отчитывал.

Но едва захлопнулась дверь моего арендованного дома между дворцом и Дипломатическим Кварталом, Аня буквально засыпала меня вопросами. Словно перешагнула барьер. Скинула пальто и из терпеливой и молчаливой девушки превратилась в сплошную почемучку.

— Дядю тоже арестовали? — этот вопрос прозвучал у нее одним из первых.

— Вероятно, этот вопрос сейчас обсуждают с императором, — хмуро ответил я. — Но я тебя увел, чтобы поговорить наедине, а ты не слышала всей грязи, что может литься во дворце. Вряд ли бы ты смогла помочь дяде. Самое важное не в этом. Я знаю, кто главный в Третьем. И только тебе могу сказать об этом...

— А знаешь, — девушка вдруг решила отказаться от привычной сдержанности, — мне плевать! — с этими словами она уселась на диван в гостиной и отвернулась.

— Нет, я уверен, ты должна это знать, — продолжал настаивать я, искренне не понимая причин ее поведения.

— Единственное, в чем я уверена, что мне, да и тебе тоже, между прочим, следует быть сейчас во дворце, откуда ты меня увел! — почти прокричала девушка, и в глазах я заметил слезы.

— Так... — я едва не сказал «давай успокоимся», но одернул себя и решил больше не тянуть с секретами. — Подбельский — глава Третьего.

— Что?! — Аня быстро развернулась. — Как? Откуда?

— Это не слишком короткая история. Но он заявился лично. Вытащил меня из дома Волкова...

— Ты и там побывать успел? — ахнула девушка.

— Я же говорю, мне надо многое сообщить, Ань... И прежде всего — именно тебе. Потому что тебе я доверяю — и только тебе могу сказать о профессоре. И о том, что как раз ему — не верю.

— То есть, ты думаешь, что мой дядя все-таки невиновен? — девушка нахмурилась, пытаясь разобраться в моих словах.

— Не дам стопроцентной гарантии, но я чувствую, что здесь что-то не так. Слишком все легко получается со слов Подбельского, — я принялся ходить по гостиной, вышагивая напротив Ани. Нервничал я так, точно через пять минут должны были прийти и арестовать вдогонку еще и меня. — Он пытается представить, что твой дядя нарочно расшатывает кресло под твоим отцом, чтобы самому занять место.

— В этом нет никакой логики.

— Вот именно! — воскликнул я. — Потому что все, что делается наносит удар по семье целиком и нелогично крушить все целиком, если твой дядя сам собирается править. Не представляю каково тебе, когда твоих родственников пытаются обвинять в подобном.

— Я уверена, все наладится. Наверно, я пока еще не осознала, что профессор из Университета пытается обвинить моего дядю в попытке захвата власти. Но точно знаю, что па точно не допустит этой дикости.

— Я тоже надеюсь, — мрачно добавил я и присел рядом на диван. — Все притянуто за уши. По самое не могу. Никак это не может быть твой дядя!

— Поняла уже, — откликнулась Аня. — Ты не хочешь рассказать мне, что случилось у Волковых?

— Тоже ничего хорошего, — я покачал головой. — Дом горит. Юрий Волков застрелен. Его дети вроде бы как в порядке. Но там свои странности. Мне даже интересно, как попытаются доказать вину дяди в его смерти.

— Что, серьезно?!

— Григорий Авдеич прямым текстом так сказал. Голова кругом идет от всего происходящего, — я развернулся так, что смотреть на Аню. Та сидела с серьезным видом:

— У тебя что-то не так с лицом, — заметила она. Я рассказал про пожар, и Аня сразу же отправилась наполнять большую ванну на втором этаже: — И ты даже не подумал помыться!

Мне оставалось только гадать — напускное у нее спокойствие или настоящее. Тот краткий выплеск эмоций показал, что передо мной все-таки живой человек, а не какой-то робот с безразличным отношением ко всему окружающему. Вся этика, которой Аня регулярно прикрывалась, сегодня явно дала трещину.

Не хватало мне еще начать сомневаться в Ане, из-за которой я и оказался здесь. А, может быть, и не из-за нее вовсе я тут и оказался? Может, ей просто сыграли, так же как и всеми остальными?

Девушка положила ладонь мне на плечо и села рядом:

— Если ты будешь думать об этом слишком много, проблему не решишь, — сказала она. — Нужны факты, а не домыслы. Мы поговорим с отцом, когда тот сам обдумает всю ситуацию, а потом уже займемся поисками решениями.

Она говорила мягко и тихо, но вывела меня из оцепенения. Я вспомнил, как думал, еще совсем недавно, что ее чувства ко мне вызваны совсем не натуральной химией или это результат пичканья ее другими сильнодействующими веществами. Но, к счастью, все было не так. И в этом я ей верил. Верил я и сейчас.

— Теплая ванна — это именно то, что тебе сейчас нужно, — она продолжала меня успокаивать.

— Нам.

— Что?

— Не мне, а нам нужна теплая ванна. Не надейся отвертеться. Я пять дней торчал в этом несчастном лагере и жутко по тебе соскучился!

Ее улыбка заставила меня быстро забыть о проблемах и выкинуть из головы все, что произошло за этот день. За такую поддержку, когда, казалось бы, помогать девушке должен был я, требовалось что-то сделать взамен.

И, поскольку я ничуть не разбирался в системах отопления, а в доме было довольно прохладно, я нашел несколько больших толстых свечей, расставил их по полу вокруг большой жестяной ванны и зажег их.

Потрогал воду — теплая. Хоть здесь не придется ничего изобретать. Когда свечи разгорелись, стало заметно светлее, но воздух еще оставался прохладным. Я забрался в воду лицом к двери и прикрыл глаза.

Пора бы уже привыкнуть к тому, что каждый раз, когда я подхожу слишком близко к очередной разгадке, становится только хуже. Даже не знаю, что именно в этот раз окажется хуже: что Подбельский на самом деле руководит Третьим отделением или тот факт, что Сергея Николаевича обвиняют во всякой чепухе? И ведь при любом раскладе последствия — непредсказуемые.

Я попытался уложить в голове все старые и новые факты, но обнаружил массу нестыковок. И чем больше пытался найти объяснений происходящему, тем больше уходил в сторону невнятных рассуждений и бесполезных сравнений.

От очередной порции мозговыносительных додумок меня спасла Аня. Она легко впорхнула — только дуновение ветра заставило меня приоткрыть глаза — и остановилась рядом с ванной. Осторожно сняла с себя платье и белье. А я все еще притворялся, что не вижу ее, но на самом деле в очередной, должно быть, уже сотый раз рассматривал, как хороша она без одежды.

Аня, как нарочно, потянулась, сцепив руки высоко над головой. От этого ее грудь напряглась, а я смог полюбоваться крутым изгибом бедер, идеальной талией и... Вся она был прекрасна, от макушки до самых...

Затем она перекинула ногу, слегка наклонилась вперед, словно нарочно поворачиваясь ко мне спиной, опустилась в воду и сдвинулась чуть назад, прижавшись ко мне.

— А ты романтик, — промурлыкала она.

— М? — я притворился спящим.

— Я знаю, что ты все видел, можешь не прикидываться, — развеселилась девушка и положила мою ладонь себе под грудь, потом развернулась и поцеловала меня. — Красавчик! — добавила она, оценив спаленную почти начисто бровь.

— Отрастет, — фыркнул я и провел пальцами ниже по ее телу. Долго дразнить мне принцессу не пришлось.

Когда мы насытились, свечи уже порядочно прогорели, а в помещении стало настолько тепло, что оттуда не хотелось уходить. К тому же ощущение неотвратимо наступающего завтра с его новыми проблемами превратило жестяную ванну в маленькое укрытие.

Но остановить время мы были не в силах и потому следующим днем, нехотя и с самыми отвратительными предчувствиями мы вернулись во дворец. Утром идти не было смысла, потому что император продолжал присутствовать на заседании Большого Совета, а без его участия ни одна наша проблема не получила бы решения.

И все же дела пошли не совсем так, как мы это планировали. Похоже, что все решили до нас. И главным доказательством этого стал вызов Ани к отцу на разговор по душам. Я же, неприкаянный, бродил по дворцу.

Большой Совет подошел к концу, его участники разъехались и, поскольку я знал, что в зале еще наверняка осталась еда, направился туда. Прислуга шаталась без присмотра, когда Алексей Николаевич занялся делом своего брата. Его супруга тоже не следила за людьми во дворце, а всем остальным было не до них.

Когда я вошел, по залу бегали друг за дружкой две девицы, третья сидела на стуле неподалеку от подиума, а четвертая уплетала остатки закуски с блюда, насколько увлекшись процессом, что не заметила, как я подошел.

— Ой! — воскликнула она, — я не нарочно! — и тут же вытерла перепачканный рот большим полотенцем. — А вы... вы не собираетесь меня ругать? — вдруг просветлела она, когда я сам взял бутерброд с красной рыбой.

— Нет, — буркнул я в ответ, запрокинул скатерть повыше, развернулся и, упершись в стол, принялся жевать. — Не буду.

— Хорошо, а... а я вас знаю! Вы ведь тогда пришли, когда Анне-Марии нехорошо стало.

Я внимательно посмотрел на девицу рядом и на остальных. Точно, та же четверка. Но не успел я ответить, как в зал вошел Подбельский, звонко хлопнул в ладоши и отправил девиц подальше. А сам подошел ко мне, с любопытством взглянул на бутерброд в моей руке и присоединился, ограничившись, правда, небольшим пирожным без крема.

— Я рассчитывал побыть один, — все так же мрачно сказал я профессору.

— В компании четырех девиц из прислуги? Не лучшая компания для одиночества, — Подбельский откусил половину шоколадного пирожного и вздохнул. — Нет, надо заканчивать со сладостями. Не в моем состоянии...

— Зачем вы пришли? — перебил я его, недовольным тем, что мне не позволили побыть наедине с собственными мыслями.

— Поговорить и предупредить, — сразу же отозвался Григорий Авдеевич, ожидая моего вопроса. — Поговорить о том, что случилось вчера, а предупредить о том, что у Алексея Николаевича для тебя будет новое поручение.

— О котором, он, очевидно, разговаривает сейчас со своей дочерью?

— С Анной он разговаривает о своих семейных делах, Максим, — профессор посмотрел на меня укоризненно. — Скорее всего, сообщает ей неприятные новости, но я думаю, что ты уже успел это сделать и даже немного сгладил острые края.

— Я надеялся, что версия не подтвердится, на самом деле, — я затолкал остатки бутерброда и стряхнул крошки. — Потому что я думал об этом всю ночь и... — тут я столкнулся с выжидающим взглядом Подбельского: — если вы хотите что-то сказать, то говорите, пока я не потратил время на объяснение собственных версий.

— Зря ты так. Нет, я понимаю, по справедливости и по тому, что ты знаешь, — профессор усердно выделил слова «ты знаешь», — Сергей Николаевич не должен быть виноват. Но я знаю гораздо больше. И если бы ты вчера не ушел, то знал бы столько же, сколько и мы с императором. А то и больше.

— Очень интересно.

— Чрезвычайно. Мне думается, что это самый большой заговор со времен смерти Павла Первого.

— Серьезно? — я постарался сказать так, что это не прозвучало насмешкой.

— Абсолютно! — профессор как раз был очень серьезен. — Ты знаешь, кто был рядом с Сергеем Николаевичем там, на чердаке?

— Нет.

— Представитель дворянства Вологодской губернии, Хворостов. Он же сдал нам участника совета от Пензы, намекнув, что в Приуралье у нас еще порядочное количество диверсантов сидит.

Я слушал то, что говорил Подбельский и не мог поверить своим ушам. Получалось, что он мне нагло врал, когда говорил, что в Империи все спокойно и замечательно, о чем я сразу же и напомнил ему.

— Нет, юноша, во лжи меня обвинять не следует. Я сказал, что спокойные годы подходят к концу. А это значит, что как раз появляются всевозможные локальные неприятели, от которых надо избавляться по возможности тихо. И так, чтобы никто не догадался.

— При помощи инфарктов, которые совершенно неожиданно могут убить взрослого и совсем еще не старого человека? — предположил я, вспомнив историю, которую рассказывала мне Аня

— Необязательно. Способов для этого много. Если же ты хочешь выслушать меня до конца, то, пожалуйста, не перебивай, — попросил Подбельский. — Дело в том, что тот самый представитель был весьма словоохотлив и его слова со всем подписями и свидетельствами есть у императора на руках.

— Он мог оговорить Сергея Николаевича? — спросил я.

— Незачем оговаривать человека, у которого и без того полно проблем. Мы восстановили хронологию. Дело в том, что как только вы с Волковым покинули дворец, брат императора на пару с Хворостовым и другими покинули зал Большого Совета и ушли в его кабинет пить. Причем он не сразу смог сказать, что именно послужило поводом, потому что сам хотел остаться на Совете до вечера. А в итоге послушался своего неофициального руководителя.

— Неофициального руководителя? — уточнил я.

— Да, брат Алексея Николаевича возглавил маленькое объединение заговорщиков. Цель понятна, однако результат весьма сомнительный.

— Звучит так себе.

— Именно. А причиной тому послужили мы. И ты в частности. Это отвлечение, когда ты привел ему Аню, затем, когда пытался ее вызволить, ситуация в твоем поместье, куда ему пришлось мчаться, чтобы племянница не погибла от какой-нибудь дикой случайности. Тебя он тоже пытался устранить и не раз. Опоить тебя — было его личным решением, как и отправка потрошителя... с крюками, — профессор сделал несколько движений, как будто цеплял когтями.

— Но он же мог все сделать по-другому и тише.

— Да, мог, — подтвердил профессор. — Но в этом случае он сразу же привлек бы к себе внимание. А всеми этими действиями, суматохой, которую он создал, Сергей Николаевич старательно отводил вину от себя.

— Очень сложная схема, а он не похож на человека, который может реализовать что-то подобное, — я недоверчиво покачал головой.

— Охотно верю. Отсюда и обилие помощников. Хворостову было обещано место в новом Малом Совете, откуда сразу же убрали бы пособников прежнего императора. Общий план человека не изменился — расшатать все настолько, чтобы потом оказаться единственным оплотом стабильности. Понимаешь? Его игрушечная армия — это не один полк солдат, а куда больше. И они бы его послушались.

Я посмотрел на Подбельского без прежнего недоверия. Объяснения звучали логично и казалось, что ситуация сложилась в нашу пользу лишь по чистой случайности.

— Я же лишь оказался вовремя в нужном месте, а ты не погиб — и мы попали во дворец вовремя. Если бы убийца тебя застрелил, то я бы думал, что тебя тоже завербовали и сделали жертвой в угоду новому режиму

Жертвы, режимы — все это пахло совсем не так приятно, как сила имперского величия. Подбельский замолчал, дав мне время подумать. А потом добавил:

— Сейчас тебе стоит сходить к Алексею Николаевичу. Он объяснит, что тебе нужно сделать.

— Хорошо, — глухо откликнулся я и бессознательно потянулся еще за одним бутербродом только потому, что я хотел есть. — Но зачем вообще потребовалось убивать главного казначея?

— Он должен был стать последним элементов их головоломки, Максим. Казначей — это деньги. Не только ссуды, но и вся казна, вся сеть государственных долгов, расписок и прочего. И его смерть — это снова сильный удар по Алексею Николаевичу. Понимаешь, на что готов был пойти этот человек, лишь бы получить власть? Мы ведь явно стоим на пороге чего-то ужасного — разгребать еще очень и очень много. Ладно, — снова вздохнул Подбельский. — Иди. Быстрее уйдешь — быстрее справишься.